ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → Глава IV. Ловец эмоций

Глава IV. Ловец эмоций

4 июня 2015 - Денис Кравец
   Через неделю А;нжи перезвонил. Под видом работника социальной службы он проник в дом и передал моё послание. 
       По три раза на день я проверял почту, но желанного ответа всё не было.  Неужели моё второе напоминание о себе, о моей любви, о моей страсти, неужели всё это бессмысленно? Может она не хочет больше меня видеть? Но её сосед говорил о плаче по ночам. Он уверен, что её слезы из-за нашей разлуки. Я ничего не могу понять. Стоит ли съездить в Ниццу самому? А что это даст? По крайней мере, я смогу объясниться. И всё же ответа до сих пор нет. А значит, и нет её решения. 
       Самое сложное в жизни - ждать. Пословица гласит, что труднее всего ждать и догонять. Но я замечаю на своём опыте, что лишь ожидание забирает у тебя столько сил и нервов. Лишь ожидание сестра бездействия. Погоня это действие, рождающая азарт. Движение одно из важнейших составляющих нашей жизни. Мы движемся, значит живём. Совсем другое дело ожидание. Мы люди западной цивилизации не можем постичь силу бездействия. На Востоке ожидание считается величайшим искусством владения собой. На западе, а точнее на Севере во времена викингов умение ждать было неотъемлемой способностью воина, воспитывающего свой дух. Ожидание - проверка твоих нервов. Но самое важное то, что ожидание заставляет тебя ещё раз взвесить все за и против. Другими словами, ожидание – путь к мудрости. 

*   *   *

       Подходила к окончанию очередная неделя. Я стал дико уставать, но не от работы, хотя и там проблем хватало, а от ожидания вестей. Мне нужно было хоть как-то развеяться. А лучшего места, нежели южный берег придумать сложно, по крайней мере, для меня. С честью и достоинством выдержав трудовую неделю, с наступлением выходных, я отправился в путь. Поездка на берег всегда вызывала во мне ощущения лёгкой, почти незаметной, радости. Я нёсся по шоссе тонкой нитью прорезающей великолепный крымский, горный лес. Я ощущал себя частью могучего потока великой доисторической реки Герр, нёсшей с невообразимой скоростью свои воды к Ангарскому перевалу. Сейчас даже представить сложно насколько был красив и могуществен Ангарский водопад, сбрасывающий тонны бурлящих вод и создавший красивейшую алуштинскую долину.   
       Дорога располагала к мыслям и приятным воспоминаниям, связанным с чувствами рождёнными ею когда-то. Для меня самые удивительные ощущения вызывает этот путь ранней весной. Когда умирающая зима ещё держит в своих холодных объятиях практически весь полуостров и лишь южный берег накрывает возвращение жизни с приходом весны. Удивительно, но в это время года ты так остро можешь почувствовать эту разницу, так наглядно можешь воочию увидеть эту борьбу времён года. Настолько разительна эта смена. И дорога, ведущая в этот оживающий мир, как путь твоего возрождения. Как глоток горного, чистейшего воздуха после смога мегаполиса. Как восход солнца, прорезающего своими лучами пелену ночного небосвода. 
       На южный берег ведут несколько дорог. Все они совершенно разные. Все они потрясают своей красотой. И возможна эта, трасса Е-105, самая живописная. Ты плывёшь по ней, практически не замечая подъёма к перевалу и, достигнув самой высокой отметки, срываешься стремительно вниз. С каждым километром в душе расцветает ощущение эйфории, той самой, с детства. Эйфории приближения моря. С каждым поворотом ты всматриваешься в горизонт в предвкушении ещё раз увидеть залитое лазурью ЧУДО! Природное чудо света! Один раз подарившее тебе восторг, который ты проносишь через всю жизнь. И как ребёнок, веришь, что и оно, море, ждёт с таким же нетерпением и любовью именно вашей встречи. И оно, действительно, ждёт именно вашей встречи. Ты его дитя и ты возвращаешься к нему. Домой! 
       Поглощённый своими мыслями, я прошёл последний поворот, и моему взору открылась ещё одна жемчужина южного берега – Алушта. Удивительно насколько же разные города расположенные всего в тридцати километрах друг от друга. Алушта и Ялта. Как первая и последняя буква в русском алфавите, так и полярны ощущения от этих городов. Открытость Алустона (греческое название Алушты) и интимность Ялоса. Очень напоминает путь зарождения и развития любви между двумя людьми. 
       Алустон - излюбленный курорт молодёжи. В сезон здесь царит безумство открытых чувств. По этому поводу, шутят островитяне: «Тридцати километров вполне достаточно, чтобы влюбиться в Алуште, а, добравшись до Ялты - жениться. И проделать этот путь нужно пешком, чтобы не ошибиться в выборе». 
       Даже топографически Алустон открыт. Горы создают огромный природный амфитеатр. Но они не нависают над ним, а создают ощущения полной свободы. Пологий рельеф. Почти полное исчезновение архитектурных святынь былых зодчих, позволили нынешним архитекторам раскрыть свой потенциал, воплотив самые смелые свои идеи из стекла, металла и бетона. Тем самым не только изменив до неузнаваемости лицо города, но и так ловко сыграв на любви молодёжи ко всему новому. 
       Я ловил себя на мысли, находясь в Алустоне, каждый раз, в твоей душе распускается чистый букет чувств далёкой и практически уже забытой первой любви. Открытых, как бескрайние просторы океана! Чистых, как свежий морозный воздух! Светлых, как полуденное, майское солнце, заполняющее своим светом твою комнату подростка. Твою святая-святых, в которую вход для остальных закрыт. Свободных, как твои мысли, способные перенести тебя к той хрупкой девчонке, растерянно улыбаясь, каждый раз, когда встречаются ваши взгляды. К тем чувствам, когда тебе приходит новое неизвестное доселе ОТКРОВЕНИЕ. Когда ты ещё не знаешь боли, разлуки, отчаяния, слез ушедшего, как тебе кажется навсегда, огромного СЧАСТЬЯ. К тем временам, когда в твоей душе зарождалось и выбрасывало первые побеги чувство любви. Когда ты ощущаешь, но ещё не понимаешь, что с этих минут ты начинаешь расти. Расти духовно. Что перед тобой открывается твой тернистый, но прекрасный путь наверх. К счастью! К любви! К Богу!
       Кажется, что этими ощущениями пропитан весь город и даже начинает мерещиться такой чистый и сладкий запах. Странно. Очень странно. Но такие ощущения преследуют меня не только, когда я нахожусь в этом городе, но даже когда я лишь краешком касаюсь его, облизывая мягкие повороты по объездной трассе. А аромат продолжает преследовать меня уносящегося от Алустона. Вот так и сейчас выворачивая с вокзального кольца и уходя на подъем, я соприкоснулся с чарами этого молодого города. Я уносился по «дороге любви» к Ялосу – городу, вернувшему мне надежду и укравшему мой покой. 
       Вспомнив о Ялосе, меня опять уколола моя тоска. Тоска и ненавистная беспомощность. Хотя и говорится, что безвыходных ситуаций не бывает, но в первые минуты возникшей проблемы кажется, что кто-то там, на верху, забыл оставить приоткрытой дверь и ты чувствуешь себя взаперти да ещё в совершенно темной комнате. Образно, конечно. Но спустя время, присмотревшись, ты замечаешь тусклый, но всё же свет. Ладно, если бы только безвыходность была проблемой. Усугубляет положение и то, что беспомощность танцует свой танец отчаяния вместе с ненавистным ожиданием. И надо сказать неплохо у них это получается. Проблема... Интересно, как там сейчас в Ницце? Думаю, что так же, только почище, наверное, и… тут я заметил, как стремительно приближаюсь к ползущей передо мной, во втором ряду шоссе, малолитражке. Такое впечатление, что это прогулочный катер, медленно плывущий вдоль берега, а не легковес на скоростном шоссе! Я практически машинально бросил взгляд на задний номер машины. Каюсь! Каюсь пред всем белым светом, но мысль о том, что передо мной приезжий, успевает обогнать все остальные мысли и первой всплыть в мозгу. Так оно и есть. Турист! Простите меня, великодушно, простите. Мы, живущие на острове, любим и готовы радужно принимать отдыхающих. Всех гостей нашего прекрасного уголка мира, но вот такие субъекты, первыми омрачают наши расплывающиеся в голливудских улыбках лица. Но мысли нельзя остановить и поэтому буду откровенен. Вы знаете самое страшное проклятье островитян? Звучит оно следующим образом: «Пускай в сезон к тебе приедут все твои родственники и в один день». Это проклятье обосновалось в этих местах ещё с тех самых, советских, времён. А в те времена семьи были побольше, чем нынешние. Большинство жило скромно, но в достатке. И представить себе картину, когда в двух-, да хотя бы в трёхкомнатную «хрущевку» съезжаются все вышеперечисленные родственники…. со своими семьями…. Это просто тихий ужас! Каково себе заполучить подобный подарок? 
       Я резко рванул в сторону, пересекая сплошную линию, иначе точно бы не вписался, и, посылая много очень «дружелюбных» слов в сторону водителя малолитражки, повернул голову, чтобы разглядеть это «милое» лицо. А лицо, действительно, оказалось милым. За рулём, напряжённо всматриваясь в дорогу, сидела девушка. Она даже не заметила меня, выскочившего с визгом резины и поравнявшегося с ней. Заметив меня позже, она  испугалась и машинально дёрнула руль в сторону того самого, прописанного ей ещё с той поры, когда получила права, ряда. Я улыбнулся ей, пытаясь тем самым показать, что не стоит пугаться за рулём. Это до добра не доведёт. Но моя улыбка ещё больше проявилась на лице, когда я вернул свой взгляд на дорогу. Впереди замаячил знакомый, полосатенький такой, жезл. Догадаться в чью сторону он обернулся, думаю, будет не сложно. 
С той же чеширской улыбкой я  проплыл мимо стража дорог, которых я ласково называю «демоны» и, остановившись у обочины. Почему «демоны»? Это пошло от чудесного советского фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Вот как там, так и здесь нежданно-негаданно появляются эти самые «демоны». Я вышел из машины и медленно направился в сторону сержанта, который, насупившись, будто бульдог, нёсся ко мне, готовясь к решительному и принципиальному разговору. Подлетев ко мне, он уже готов был обрушить на меня свой «праведный гнев», но я, всё с той же улыбкой, опередил его. 
- Пройдёмте в машину? – предложил я.
Сержант тут же потерялся. Ситуация стремительно уплывала из-под его контроля. Прокручивая в своей голове различные жуткие сценки с моей демонстрацией различных корочек, он задал самый нелепейший вопрос:
- В какую? – вытаращив на меня глаза и сморщив при этом лоб, выпалил он.
- Разуметься в Вашу – продолжая дружелюбно улыбаться, отреагировал я.
И тут его как будто осенило. Он также изменился в лице. Отзеркалил мне такой же улыбкой, при этом, тяжело выдохнув, будто «гора свалилась с его плеч».
- Пройдёмте – ответил он и мы, обогнув спецмашину с разных сторон, миролюбиво присели на сиденья для обсуждения правил дорожного движения. 
Я, конечно же, мог выпалить триаду по поводу моей безысходности при совершении столь опасного нарушения и прибавить к этому приехавшую в наш дивный край туристку на малолитражки, но за рулём того «прогулочного катера» сидела молоденькая женщина, а раз так, то не в моей части хаять юное создание. Поэтому я даже не помышлял о крамоле. 
- Вы знайте, что на недопустимой скорости… - начал он, сам неверное не понимая зачем, завёл он свой заученный до зубов монолог.
- Сколько? – перебил его я.
- Как обычно. По тарифу – немного смущаясь, ответил он. 
Я достал сумму и, как положено, бросил её на газетку, аккуратно лежавшую между нами. Рука сержанта моментально прикрыла, знакомую купюру второй половиной газеты. После чего сержант продолжит свою сцену до логического и знакомого конца.
- Будьте осторожны. Впереди, в паре километрах, стоят гаишники.
Блестяще! А он уже себя таковым не считает? И какая же забота проявляется у «стражей дорог» после получения небольшой компенсации за нахождения здесь, под палящим солнцем, без еды и питья. Это НАШЕ! Неискоренима забота о водителе! Желание предупредить о возможной опасности, тем самым, лишив «хлеба насущного» обосновавших неподалёку свой форпост менее «удачливых» коллег. Браво!
       Я поблагодарил за предупреждение и направился в свою машину. Медленно отчалив от обочины, облегчив немного свой бумажник, я решил больше не гневить Бога. Хотя первой мыслью было догнать миловидное создание малолитражки и предложить своё посильное участие в непринуждённом путешествии по Крыму. И до встречи с Анастасией я так бы и поступил, но теперь я переключил своё внимание на «страшных демонов», скрывающихся за ближайшим поворотом и решил проехать оставшийся путь по всем правилам. Это было поучительно. Меня хватило ровно до того самого соседнего форпоста. Я не знаю того гения, который распорядился установить такие знаки вдоль дороги, но, не рассуждая слишком много, могу сказать только то, что при соблюдении этих знаков можно добраться в пункт назначения лишь к утру. На прямом участке дороги установлены знаки, снижающие предельно-допустимую скорость и через пятьдесят метров, наоборот, разрешающих ускоряться. Возможно, во времена ледникового периода, здесь был оползень или ещё что-нибудь, но ближайшие десять лет я в этих местах ничего не замечал. А знаки так и остались с того периода. Наверное, для острастки. В общем, плюнув на раздражители, я набрал крейсерскую скорость и через двадцать минут уже спустился на главную артерию Ялоса. Пунктом назначения была, как будто мёдом намазанная, набережная.

*   *   *

       Припарковав машину параллельно набережной, я мог спуститься прямо здесь, но, как мазохист, отправился именно к тому переулку, на котором я повстречал Анастасию.
 Странные мы люди. Более самостоятельные и амбициозные из нас, не любят, когда их жалеют. Кроме того, чтобы побыть под «крылышком матери», мы понимаем, что в глазах жалеющего нас, мы выглядим слабыми. А в нашем мире слабость – отрицательное качество. Нас учат совершенно противоположным чертам. Но при этом пожалеть себя самим, без посторонних глаз, проще простого. Почему каждый раз мы не упускаем возможность причинить себе душевные страдания? Это же так неестественно – печаль души. Просто с помощью вот такого неестественного способа мы тешим своё самолюбие. Утишая себя, мы как бы смотрим на себя со стороны и поднимаем себя в собственных глазах. В «своём мире» мы не слабые, мы сильные личности, проходящие через страдания. 
       Я же могу пройти не через тот самый переулок, принёсший мне радость, но в данном случае несущий мне боль. Боль от безысходности. Но так хочется получить порцию боли для того, чтобы потом потратить битый час на занятия аутотренингом, и в конечном счёте,  доказать себе, что ты очень сильная личность, способная пройти через боль, невзгоды и пепел и возродиться, как Феникс. 
Но приятно же, когда любимый человек просто гладит тебя, проявляя нежность и любовь. При этом ты не ощущаешь себя слабым, и тихонько мурлычешь от удовольствия. И невдомёк тебе, что находящийся рядом с тобой человек испытывает те же самые эмоции, тоже самое тепло, туже самую высоту ноты души. Чувства его в том и другом случае не одинаковы, а одни и те же. Слабость – одно из сослагательных любви. 
       Так и не дойдя до переулка, я свернул, решив, что мне совершенно незачем испытывать очередную порцию мазохизма. Я направился вдоль набережной к недавно возведённому архитектурному шедевру - ялтинскому вернисажу. Совершенно прозрачную конструкцию нельзя назвать зданием из-за того, что она не имеет внешних стен, как таковых. Над стеклянным лабиринтом возвышается низкий, достаточно сложной формы, прозрачный купол. Всю эту конструкцию сдерживают многочисленные ванты и стропы. Поражает удивительная лёгкость конструкции. Кажется, что она просто невесома. Дополнительный эффект вызывает морской бриз, беспрепятственно проникающий в каждую точку этого сооружения. А при сильном ветре какие-то архитектурные изыски гасят поток воздуха, и внутри лабиринта всё так же гуляет лёгкий ветерок. Этот же непостижимый эффект действует при кондиционировании лабиринта. Даже когда вокруг сорокоградусная жара внутри лабиринта, не скажу что прохладно, но достаточно комфортно. Здесь не стоят торговцы картинами и всевозможные помощники. Сами художники с гордостью выставляют свои работы. В сезон сюда съезжаются не только крымские мастера, хотя крымская школа считается очень сильной. Здесь можно встретить творцов со всех соседних стран. Выставляться здесь очень престижно, и сам вернисаж уже стал неким фестивалем представителей холста и кисти. Работы мастеров меняются достаточно часто и поэтому я, попадая в Ялос, стараюсь обязательно заглянуть в лабиринт. 
       Находясь здесь, ощущаешь себя «ловцом эмоций». Картины это не просто изображения на холсте, это окна в иные миры. От них исходит энергетика положительная или отрицательная. И когда ты начинаешь чувствовать эту энергетику, ты начинаешь осознавать, что перед тобою живой мир. Удивительно, но чтобы не было изображено на холсте, каждый из нас всматриваясь в предметы, изображённые на полотне, эмоционально воспринимает эти таинственные мир совершенно по-разному. Не существует в мире одинаковых людей и также не существует в мире одинаковых эмоций. Палитра человеческих эмоций количественно во много раз превосходит палитру цветов. Каждому из нас требуется потратить некоторое время, прежде чем назвать тот или иной цвет, хотя сам цвет и эмоция, вызванная им, всплывает в голове практически мгновенно. И лишь спустя время мы способны классифицировать его. И даже в простой цвет, к примеру, синий каждый из нас вкладывает свой, неповторимый оттенок. Что же можно сказать, когда мы воспринимаем целую гамму цветов, к которым прибавляются ещё и образы. Мозг безошибочно складывает многогранный коктейль эмоций и восприятий. И на поверхность выдаёт нам ощущения, разложить которые до деталей ты уже не в состоянии. Это просто невозможно. И этого от нас никто не требует. Наша задача сводиться к минимуму. Определить нравиться нам это или нет. И убить это ощущение может только самый дурацкий вопрос: «Почему?». Тогда нам приходиться оценивать, а значит раскладывать по полочкам. Но ощущения это чувства. Эта часть неподвластна логике. Всё что создано эмоциями, и должно восприниматься эмоционально. Другого пути, нет. И самое худшее, что может быть, это желание подчиниться общему мнению. Приятно глотать то, что уже пожевали другие? 
       Добравшись до лабиринта, я вошёл в галерею с окнами в параллельные реальности. Я ловил эмоции, передаваемые через холсты. Я нырял в один мир и выныривал в другом. Вот поэтому я и называю это действо - ловлей эмоций. Не замечая людей, я плавно плыл от одного творения к другому. Пока не замер перед великолепным пейзажем. Странно, но в последнее время замечаю, что пейзажи появляются всё реже и реже. Толи из-за прихода высококлассной фотоаппаратуры, толи из-за того, что «ценителям живописи» стоит «подавать на обед» что-то этакое, не знаю, но высококлассные пейзажи исчезают и на их законную территорию стали пробиваться низкопробные работы. Я стоял, разинув рот, всматриваясь в мельчайшие детали, в непередаваемые цвета красок, в эмоции вложенные в эту работу мастером. Картина несла для меня явно целебные свойства. Пропали проблемы, заботы, преследующая весь день тоска. Я весь погрузился в изображённый передо мной мир. Как глаза питаются светом солнца на закате, так и я жадно впитывал эмоции подаренные творцом. Я наслаждался поразительной глубиной цвета, казалось бы, совершенно знакомых вещей. Знакомых, да не совсем. Складывалось впечатление, что я заново открываю для себя мир. 
Впитав всё до остатка, наевшись, я повернулся, желая взглянуть на того, кто смог создать такой «новый» мир. Рядом с картинами, спиной ко мне, стоял худощавый молодой человек с длинными, по лопатки, черными, распущенными волосами. Он что-то живо обсуждал, активно жестикулируя руками. Его собеседница, женщина средних лет, явно не соглашалась и подчёркнуто качала головой из стороны в сторону. Я даже со спины узнал своего давнего приятеля. Человек он крайне эмоциональный и его темпераментная жестикуляция не раз приводила людей в некоторое замешательство. Особо это сказывалось на приезжих, так как для местных такое активное общение почти что норма. Надо было снять накал страстей, витающий вокруг этой словесной дуэли, и я окликнул его.
- Лёша! Лёша! Алексей! – крикнул я, практически над ухом.   
Я встретился лицом к лицу с разъярённым львом. У которого при этом ещё и забрали кусок мяса, в виде эмоциональной дискуссии. Но как только он меня узнал, его свирепая гримаса превратилась в самую дружелюбную улыбку кота, объевшегося до отвала сметаной. Вот они мгновенные смены эмоций холерика. 
- Митя! Дружище! Рад тебя снова видеть! Куда ты пропал?! Сколько мы не виделись?! – с детским восторгом выплёскивал порциями он.
- Да, наверное, полгода не виделись – ответил я, улыбаясь во весь рот. – Это твоё творение? – кивнул я в сторону картины.
- Да! Моё! Но ты же знаешь сейчас пейзажи не… - с разочарованием пожаловался он.
- Великолепная работа! Это лучшее, что я у тебя видел – не желая выслушивать беспочвенные жалобы.
- Ты, правда, так считаешь – не веря своим ушам, взмолился он.
- А что тебя так удивляет. Она передаёт твой глубокий эмоциональный мир. И как тебе удалось добиться таких красок?
- Красок? - слегка потерялся он, так как продолжал анализировать дивные для него в эту минуту слова. 
– Тебе действительно нравиться?
- Очень – чётко отчеканил я, стараясь внести в него полную уверенность в его таланте.  
- Спасибо тебе. Ты вселяешь в меня надежду, что стоит продолжать писать пейзажи. Я уже совершенно разуверился, что стоит этим заниматься. Да и в Крыму остаётся всё меньше мест с девственной природой. Застроили практически весь берег – и его опять понесло с жалобами на всех и на всё. А может я ошибаюсь, и Лёша не холерик, а меланхолик? Но при таком количестве воображаемых минусов, сотворить такую красоту…
- Где ты это писал? – перебив его, поинтересовался я.
- Это рядом с Коктебелем. Добраться до этих мест было совсем не просто – с гордостью за себя и свой «трофей» сказал Алексей.
Не бывает людей состоящих из одной только добродетели или наоборот. Хваля Алексея, в моей голове уже зрел маленький и хитрый план. 
- Я ещё знаю пару таких мест с девственной, как ты выражаешься, природой – начал лукавить я, разжигая интерес у Алексея.
И где же? Туда можно легко попасть? Такое ощущение, что уже весь берег в частных владениях – предупредительно отреагировал он. 
Частные владения… в своё время берег раздавали направо-налево и большинство «яйцеголовых» не преминули огородить не только свои участки, но и береговую линию. И теперь берег больше напоминает укрепрайоны, чем место отдыха всех желающих. 
- На мысе Айя был? – поинтересовался я и лукаво улыбнулся.
- О, это красивейшие места! Но туда можно добраться разве что на лодке. Я, правда, как-то раз заметил там дом на скале. Интересно, как туда добираются хозяева? Но больше никаких строений я не замечал – недоумевал проводник в иные миры.
-  Вот в этот дом я тебя приглашаю – продолжал улыбаться я.
- Это твой дом?! Это просто потрясающе! Ну, Вы и жулик, господин буржуа – восхищённый такой возможностью поработать в заповеднике, да ещё с комфортом, ответил он.  
- Вот и прекрасно. Доберёшься до церкви над Ласпи? В следующую субботу буду тебя там ждать.
- Конечно, без проблем. А в котором часу? – его глаза хитро щурились, и на лице появилась лукавая улыбка.
- Ох уж эти творцы, ночные жители. Рано вставать нелюбящие – по-дружески укорял его я. – Когда тебя ждать?
- Туда-сюда – прикидывал он в голове, при этом рассуждая вслух. – В полдень, как штык, буду стаять около церкви – с восторгом выпалил он. 
- Договорились – я закрепил наше соглашение крепким рукопожатием и двинулся дальше по лабиринту, ловя эмоции.

*   *   *

       В следующую субботу я, как и договаривался с Алёшей, подъехал к назначенному месту, в назначенное время. Припарковавшись на широкой площадке возле церкви, я выбрался из машины, и оглянулся, выискивая мастера кисти. Я совершенно не удивился не найдя его, наоборот, был бы потрясён, если бы Алексей бродил вдоль парапета и всматривался вдаль дороги с надеждой о моем скорейшем появлении. Какую бы конфету я не бросил, какой бы не была блестяща обёртка, ничто не способно заставить ночного творца встать ранним утром. Это просто выше сил и сознания. И поэтому я направился в сторону смотровой площадки полюбоваться видом маленького, живописного посёлка с высоты птичьего полёта. 
       Я направился мимо церкви к смотровой площадке. Проговорив про себя слово «Ласпи», я очередной раз поймал себя на мысли, что по крупинкам весь берег покрывается словами, знаками, местами связанными с ней. Это какое-то наваждение! Я вспомнил тот вечер. И вспомнил мельчайшую деталь, которая могла связывать посёлок, втиснутый меж горами, внизу и Русалочку. Тогда мельком я подумал, что дочь морской пены могла жить в Ласпи. Я уже нашёл её дом, который не имеет никакого отношения к этому посёлку, но почему-то они в моем, опьянённом любовью мозгу, сливаются в один образ. Наверное, любовь это всё же вирус, незаметно вселяющийся в тебя и постепенно отвоёвывающий твоё тело и сознание? Хотя я не прав, это был вихрь, ворвавшийся в мою душу и сердце, вырвавший меня у бытия и сделавший из меня приведение, раба чувств. Как искусный хирург ловко, мастерски, вырезавший логику и трезвость мысли. Обкурив моё сознание сладкими, дурманящими парами и бросив медленно сходить с ума. Ловко. Я грыз по ночам подушку, напивался, пускался в полнейший блуд и разврат, искал, где только возможно адреналин только ради того, чтобы забыть её. Это ломка, которую я вспоминаю со страхом. Да, со страхом. Я не хочу ещё раз проходить через это! И лишь время смогло затянуть эти раны. Но после той мимолётной встречи у магазина в Ялосе, кровь с такой же силой хлынула из всех слегка затянувшихся ран.
       Так для меня и осталось загадкой, но, находясь в жёстком капкане моих мыслей, я остановился возле входа в церковь. Повернулся лицом к ней и, перекрестившись, поклонился. Я сделал очень медленно и поклонился так низко, как только мог. Со стороны, наверное, это выглядело, будто я на показ совершал столь привычный ритуал. Но после этого мне стало легче. Будто холодная вода омыла раскалённое сердце и остудило душу. 
       Выпрямившись, я увидел перед собой пожилую женщину. Миловидное лицо старушки было красивое, исходя из её возраста. Волосы  аккуратно собраны в гульку на затылке. Её белоснежное платье вышло из моды лет тридцать назад, но она настолько выглядела, как говориться, чистенько и опрятно, что я не смог сдержаться и мило ей улыбнулся. Она улыбалась мне в ответ, а в глазах её светилось солнце. 
       Я не люблю давать милостыню. Почему-то каждый раз, когда я подаю, я испытываю неловкость. Не знаю с чем это связано, но у меня ощущение, будто я делаю что-то унизительное и неприятное для того, кому подаю. И каждый раз я стараюсь избежать этой церемонии. Но эта женщина стаяла возле церкви, в выходной день, и уж явно не с целью полюбоваться красотами. 
       Я полез в карман и немного смущаясь, протянул ей горсть мелочи. Она приняла деньги как дар. Слегка, поклоном, поблагодарила, не переставая улыбаться. Мне казалось, что она смотрит на меня и любуется мной так, как любуются своими внуками с гордостью и любовью.
- Я вижу в твоих глазах влюблённость и печаль – заговорила она со мной. Голос её был тёплый и добрый.
Не знаю, что меня дёрнуло, но я решил ей соврать.
- Мои глаза любящие и радостные оттого, что вернулась ко мне любовь – произнёс я, смотря ей прямо в глаза. Она ещё шире улыбнулась, но её глаза стали предельно серьёзными, будто что-то важное я должен был услышать и понять в эту минуту.
- Лишь аромат прекрасных роз, оставит в прошлом горечь слез – спокойным и уверенным голосом произнесла она.
       В эту минуту я услышал за своей спиной:
- Митя, прости друг, я спешил изо всех сил, но немного опоздал из-за транспорта. 
Я обернулся, в пяти шагах стоял Алексей и с ним ещё три девушки. Все взмокшие после прогулки в общественном транспорте. Да и полуденная жара давала о себе знать. Я взглянул на них слегка отрешённым взглядом, одновременно почувствовав, что действительно жарко и душно и тут в мозгу проявился образ этой старушки, явно одетой не по сезону. Я повернулся к ней, но передо мной никого не было. Галлюцинация? Странно? Может от жары привиделось? Я немного опешил. Но сзади опять раздался голос Алёши, приводя меня в сознание:
- Митя, ну прости. Мы все тебя просим.
Я обернулся и подошёл к гостям, уже понимая, что девушки явно направлялись за своим поводырём - Алексеем. Не люблю, когда меня ставят в неловкую ситуацию, но этому балбесу, ради моего маленького плана, я готов был простить маленькую шалость. Стряхнув с себя рассеивающуюся пелену потусторонности, я улыбнулся компании.
- Знакомься – замурлыкал «Айвазовский». – Света, Анжела и Марина. 
- А это, повернувшись к нимфам – господин буржуа, скупивший чудеснейший заповедник, расположенный справа от нас, пан Дмытро – с украинским акцентом, соригинальничал он.
 – Митя, девушки никогда в своей жизни не видели той красоты, которую доводиться тебе лицезреть по первому же твоему желанию. Не будешь ли ты так любезен, позволить им также насладиться прекрасными видами девственной крымской природы? – начал ёрничать худощавый засранец.
- С удовольствием – улыбаясь, ответил я. Ну не оставлять же их здесь на пыльной дороге. 
- Жара стоит жуткая. Ну, что ж поехали – предложил я, а про себя подумал: «Как же тебе повезло интриган Лёша, что мой «монстрик» в ремонте, и я взял машину компании. Я бы посмотрел, как ты улаживал бы дело, если бы не…». Мы всей компанией сели в прокаченную кондиционером машину и тронулись к берегу души и иллюзий.

*   *   *
                     
       Мы плыли по дороге прорезавшей великолепный хвойный лес. Я размышлял о своём недавнем мираже, а Алексей болтал без умолку, устроившись на переднем сидении, изображая из себя экскурсовода, знающего эти места как свои пять пальцев. Он нёс полнейшую ахинею, из которой я понимал, что в этих местах он ни разу не был. Я посмотрел в зеркало заднего вида, разглядывая наших попутчиц. Молодые! Пышущие здоровьем! Красивые! Гордые и уверенные в себе и своей уникальности. Такая уверенность присуща нам всем в восемнадцатилетнем возрасте. Мы индивидуумы, способные свернуть горы, берущиеся за любое дело, исход которого, мягко скажем, малореален. Мы заносчивы. Мы готовы к любому вызову. К первым неудачам, от которых отмахнёмся, как от назойливой мухи, даже не предавая этому факту никакого значения. Мы реальны! Мы свободны! Мы открыты миру! Этот возраст творит с нами чудеса. Он даёт нам возможность поверить в себя и остаться «живыми» на всю жизнь. Но, путешествуя по пути жизни, мы с каждым поворотом, почему-то теряем частички этой нашей уверенности, неповторимости, индивидуальности. И постепенно всё больше прогибаем позвоночник. Тянем подбородок поближе к земле. Всё реже говорим «могу» и всё чаще в нашем лексиконе слышно «хочу». Мы же дети социума. А социум может существовать только при установленных правилах. Странная метаморфоза: рождается «дитя природы», становится «человеком социума» и умирает «иждивенцем государства». Печально? Да не уже ли? Мы сами направляем себя к такому завершению. Судьба преподносит нам разные трудности, а мы стараемся, как меньше утруждать себя борьбой, и направляем свою жизнь к такому концу. Когда проходит этот удивительный возраст «атлантов» мы вступаем, так сказать, во «взрослую жизнь». Мы выучиваем все правила социума наизусть. Не замечая, как постепенно, слово «жить» преображается в слово «выжить». И также незаметно к нам подкрадывается страх. Страх перед будущим. Страх перед тем, что будущее не желает быть спрогнозированным, а нам этого так хочется. Мы лезем из кожи, дабы спрогнозировать хотя бы следующий день. Невозможность разложить будущее по полочкам, просчитать эту шахматную партию, заставляет нас копить. Оставлять всё про запас. Деньги – величайший материальный предмет про запас. Лучшее, что может быть для накопления. Если сполна ощутить настоящее, данную минуту, нужны ли нам деньги в данную минуту? Прямо сейчас? Но они нам могут понадобиться через полчаса, час, завтра, в будущем. Таким образом, мы пытаемся спрогнозировать будущее. Иначе на горизонте замаячит страх. А страх, издревле, самый лучший стимул к послушанию, к покорности, к следованию правилам. И когда мы уверены в своём завтрашнем дне, именно в этот момент спокойствия и безмятежности, будущее вмиг напоминает о своей непредсказуемости. 
       Я вспоминал вечер, когда держал в своих объятиях возлюбленную, когда был на седьмом небе от счастья, когда, казалось, что мы вместе навсегда. И, в момент наивысшего счастья, будущее дало о себе знать шумом моторной лодки. Оно жёстко наказало меня за  уверенность в завтрашнем дне. И вот теперь, я приближаюсь к «Берегу…», я воплощаю задуманный план, не для того, чтобы запрограммировать будущее, а для того, чтобы связать оборвавшуюся нить с настоящим. Может всего на пять минут. Но это того стоит. Ради того чтобы жить.
      В полглаза я пытался составить хотя бы какое-то представление о трёх дивах, уютно расположившихся на заднем сидении машины. Мне не составило большого труда вычислить, поддавшуюся чарам Алексея, девушку. Это была Светлана, сидевшая как раз за нашим экскурсоводом. Приоткрыв рот, она ловила каждое слова Алексея и заливалась звонким смехом при каждой, даже совершенно дурацкой, шутке брызнувшей из его уст. Она держалась руками за переднее сиденье и легонько поглаживала большим пальцем спину мастера холста и красок, тем самым, поощряя его на очередные словесные подвиги. А так же намекая своим спутницам, что впереди сидящий «трофей» принадлежит именно ей. Я улыбнулся. Это чисто женское. Нежное еле заметное напоминание. Мужчины, вероятнее, более слепы и поэтому мы прибегаем к более очевидным жестам. Более близоруким. Мы обнимаем покрепче, целуем позаметнее. Стараемся не отходить, а если и приходится на время покинуть, стараемся быстрее вернуться, дабы за время нашего отсутствия какой-нибудь слабовидящий не посягнул на то, что по нашему разумению принадлежит нам. Да и женщины от этого приобретают только плюсы, ощущая себя любимыми и желанными. 
       Прямо за мной сидела Марина. Она так умело «смазала уши маслом», что вся «лапша» посылаемая Лёшей в сторону нимф совершенно не способна была осесть на её ушках. Хотя, наш артист разговорного жанра метил именно в неё. Он не раз небрежно оборачивался и бросал мимолётный взгляд в её сторону. «Любовный треугольник?» - подумал я. Да нет. Это уже наше, мужское. Покорив одно сердце, почему бы не попробовать расположить к себе следующее. Каждый из нас прекрасно помнит теорию уважаемых господ психологов, сексологов и прочих, гласящую о том, что ещё с первобытнообщинного строя, когда была высокая детская смертность, каждый мужчина старался оставить после себя потомство, и поэтому мужская природа заставляла его в каждой женщине видеть возможность продолжения своего рода. Железобетонная теория, надо сказать. И я, как и все, слепо верил в неё. Логично и просто. Но на удивление, некоторые очень немногочисленные народности, наверное, мало общающиеся с остальным миром и уж совершенно не знающие дедушку Фрейда, используют своё, уникальное, учение. В определённом возрасте мальчики и девочки этих народов перестают жить под крышей своих родителей. Они начинают жить под общей крышей со своими сверстниками. Девочки познают разных мальчиков, а мальчики девочек. И таким образам познав многих, они находят свою пару, человека который лучше остальных подходит им. Когда пара образуется, их женят. Нельзя вроде сказать, что это цивилизованный способ, который поддержит наш «просвещённый» социум и религия, хотя в сущности, наша подростковая жизнь – это тоже самое, но без общей крыши. Интересно то, что людям этих народов не приходится с раннего возраста держать под подушкой журналы а-ля «Playboy», с вожделением наслаждаться порнографией и по ночам рисовать в своей голове эротические сценки со страстно желаемыми образами, насладится которыми в реальной жизни невозможно. Наверное, наше сексуальное образование намного выше и поэтому мы, однажды узнав вкус «запретного плода», до последнего стараемся прыгать от одного цветка к другому, чтобы найти именно тот самый вкусный и сладкий нектар. У тех «обездоленных» народов не было «запретного плода» и им даже невдомёк, что их лишили такой сладости.  Наш «Айвазовский» человек образованный, знающий дедушку Фрейда, и поэтому он со всем знанием дела пытается «опылить» ещё не покорённый им «цветок». А «цветок», тем временем, поглощён видом из окна и совершенно невосприимчив к потокам флюидов направленных в её сторону.
       Я ещё раз улыбнулся этой сцене разворачивающейся в авто и перевёл взгляд на, сидящую посередине, Анжелу. Я невольно дёрнулся, как ошпаренный, и мгновенно перевёл свой взор на дорогу. Расслабленный, производя свои несложные умозаключения о девушках, созерцая простые житейские сценки, я совершенно не ожидал встретить столь страстный, прорезающий насквозь взгляд-скальпель. Взгляд-молнию. Взгляд-ураган. Анжела неотрывно смотрела в тоже зеркало заднего вида. Она наблюдала за мной, и её взгляд был столь красноречив. Даже сложно с ходу передать этот взгляд словами. Каким-то непостижимым образом её взгляд нёс в себе одновременно и обжигающий огонь и холод кристального горного ручья. Великолепное, данное от природы, умение женщин сказать «хочу» взглядом. Это «хочу» как фильтр отделяющий страстных мужчин от прочих. Мужчины говорят своё «хочу» постоянно и часто не к месту. Мы прекрасно знаем о женской слабости воспринимать всё ушами и пользуемся этим без стыда и совести. Но женское «хочу» - явление и мало кто из мужчин может устоять перед женским «хочу». Даже не смотря в зеркало, я ощущал почти физически её взгляд. Желание взглянуть в эти бездонные карие глаза было слишком велико. О небо! Я был рождён человеком способным принимать такой вызов. Это мой мир. Мир страсти, пылающего сердца, туманного сознания, инстинкта, секса, необузданности, поглощения себя и растворения в возлюбленной. Адреналин – властелин этого состояния. Он мгновенно заполняет тебя, не давая возможности дышать и трезво мыслить. Учёные с пеной у рта доказывают, что всё это чистейшая химия. Тогда стоит спеть хвалу этой химии способной поднять нас над землёй и научить летать. Чем дольше я оттягивал встречу наших взглядов тем приятнее и ценнее было томление. В такие минуты у нас всего два способа поведения: мы либо недоумевая, сдаёмся на волю победителя, не контролируя ничего, оставаясь почётными зрителями главной ложи, либо принимаем вызов и начинаем виртуозно играть. Играть на полутонах, на полувзглядах, на прерывистом дыхании, на пике нервных окончаний, на грани разума и безумства. Как и в театре большинство зрители, так и в жизни актёров меньше, значительно меньше. Но желание играть, отдавать себя за звук оваций, за крики признания и восхищения, каждый раз заставляет нас избирать второй путь. Путь актёра. Это маленький секрет актёрского мастерства, желание отдать себя, свои эмоции и получить взамен всё это же, но усиленное многократно. 
       Ощущая затылком пылкий взгляд, вызов, страсть, я мгновенно преобразился в актёра. Я перевёл взгляд на зеркало и выпустил свою энергию. Глаза в глаза. Наши взгляды встретились. Было такое ощущение, что воздух между нашими взглядами превратился в плазму. Я заметил на её лице улыбку, больше напоминающую оскал хищника. Она была довольна моей неуступчивостью. Моим принятием, брошенного ею вызова. Вероятно, что на моем лице появился такой же оскал, который не преминул заметить наш «сводник».
-  Да перестань ты улыбаться! Я совершенно серьёзно говорю. Ещё чуть-чуть и Крым потеряет свою уникальную природу. Застроят всё – с возмущением и беспокойством выпалил Алексей.
- Лёша, это я улыбаюсь от гордости, что у нас ещё остались, в твоём лице, люди ценящие нашу природу, нашу самую главную достопримечательность – быстро нашёлся я. И оторвал взгляд от магического зеркала. 

*   *   *

       Мы прошли последний подъем, и я остановил машину возле дома. Я вылез из машины и оглянулся вокруг. Поляна, лес, скалы и дом, казалось, весь окружающий нас мир решил предстать перед моими гостями во всей своей красе. Лето в Крыму очень жаркое, и уже в июне палящее солнце успевает выжечь траву и разбросать опалённые блеклые краски на всю флору полуострова. Но как будто Солнце устроило сговор с этими местами. Трава и деревья в этих местах оставались сочно-зелёного цвета почти до конца августа. Этакий маленький Эдем. Заповедник Солнца. На небе ни тучки и в глаза бросалась многокрасочная палитра цветов и оттенков. Даже ветер, не редко гуляющий здесь в полную силу, даже он в тот день нежно гладил наши лица, тем самым ставя последний утончённый штрих всей этой идиллии.
       Я наблюдал за гостями, и в меня вселялась такая гордость за то удовольствие, которое смог доставить им. Их лица выражали такой восторг, который можно наблюдать на лицах маленьких детей, когда они открывают для себя всё великолепие нашего мира. В одночасье вернуться в мир детских эмоций, сказки, ярких впечатлений, восторга и радости. Волшебство? Да. Мы его можем испытать в любом возрасте и для этого нужно лишь открыться миру. Взглянуть на него не через призму проблем, а через чистоту детских желаний. Надо просто вспомнить себя. Вспомнить кем ты был. 
       Восторг переполнял нас. Избыток чувств должен был найти выход. Алексей не выдержал первым и, задрав голову, заорал. Крик счастья и перерождения подхватили все мы. Мы ничего не можем с собой поделать, когда нас переполняют чувства эйфории. Мы орём, выпуская всю энергию. Тем самым подтверждая, что мы есть, мы существуем, здесь и сейчас, на Земле. 
- Митя, это просто непостижимо! Такие краски! Я боюсь, что не смогу это всё передать! Это невозможно передать! Какие насыщенные цвета! – выкрикивал он с видом человека прибитого счастьем. Теперь-то я знаю, как выглядят такие люди.
– Мне надо прийти в себя и перевести дух. Иначе я буду орать здесь ещё очень долго – с тяжёлой отдышкой, выплеснул он.
- Распугаешь всю живность вокруг – смеясь, ответил я. – Давайте в дом, там есть место «с источником для перевода духа». И я пригласил всех в мою холостяцкую обитель. 
       Немного переживая за эмоциональное состояние моего друга, я постарался предупредить, что из зала через огромное окно открывается вид на берег и что эмоции стоит поберечь. Но мои слова как в воду канули, войдя в дом и увидев открывающиеся красоты берега и моря, вся компания вывалилась на террасу, продолжая кричать, смеяться и улюлюкать. «Неплохие выходные ждут нас» - подумал я, направляясь к барной стойке, и подыскивая напитки для «перевода духа». 
Постепенно компания, выплеснув энергию, перебесившись от души,  плавно перетекла в прохладный зал, и лишь  Алексей оставался на террасе. На него нашёл какой-то ступор. Он стоял без движений и смотрел в море. 
- Что с ним – обернувшись к Светлане спросил я немного недоумевая.
- Не обращай внимание. На него такое частенько находит после выплёскивания разнообразных эмоций – отвечая, она улыбнулась такой загадочной улыбкой Моны Лизы, что все без слов поняли, на что намекала спутница художника. В этот момент я почувствовал на своём плече тёплую руку. Естественно, обладательница нежной руки была Анжела. Легонько опираясь, немножко прижимаясь, она смотрела через моё плечо на алкогольные трофеи в баре. Так ненавязчиво. Я тут же вспомнил, как похожее движение, присутствующей здесь дамы, заметил по дороге сюда, в машине, столь же ненавязчиво ласкающее плечо Алексея. «Надо же какое совпадение? А они же не сговаривались. Маленький женский инстинкт» - подумал я и еле заметно улыбнулся. 
- О, у нас есть Asti Martini? – выхватила глазами из обоймы спиртного искусительница и одарила меня всё тем же острым взглядом огня и воды, но только с совсем уж близкого расстояния.
 Martini! Наверное, мне не стоит сильно уж высказываться по этому поводу. У каждого свои вкусы, на которые никакая «незаметная» реклама не оказывает никакого влияния. Скажу только то, что в той же Италии этот напиток «для женщин» не столь популярен, как у нас. Но как в рекламе «напиток вечеринок», хотя ещё далеко не вечер, уже разлит по бокалам и на нежных женских губах оседают капли белого искушения, утоляя жажду страсти и наслаждения. 
       Мы немного поболтали, о первых впечатлениях подаренных «берегом души и иллюзий» и, желая окончательно стряхнуть с себя полуденную жару, очаровательные гостьи сбежали по ступеням на берег. Лишь женский заразительный смех вернул реальному миру нашего «созерцателя природы». Я вышел сразу же за девушками на террасу, неся в руках два бокала с коньяком для себя и «очнувшегося». 
- Знаешь, сколько бы я не смотрел на море, я всё равно каждый раз восхищаюсь им. Шум прибоя и плавные перекаты волн уносят меня в какое-то другое измерение. Море меня никогда не отпускает. Оно действует на меня гипнотически. Я забываю где я, и что со мной. Я стою и про себя разговариваю с ним. Мне всегда кажется, что оно мой родитель. Что на земле я временно и в конце жизни обязательно вернусь в «родной дом». Я возвращаюсь к нему с радостью и болью и оно всегда меня может выслушать, понять и успокоить. Оно живое, как и мы. Оно дышит, страдает и любит. Живой организм! У тебя никогда не было такого ощущения? – он произносил эти слова спокойным, размеренным тоном. И это тот, кто пару минут назад бился в эйфории восторга. Он и сейчас был в состоянии восторга. Но этот восторг был гораздо глубже. Он исходил из души. Он был более глобален. Он питал его. Он аккумулировал эмоции внутри, а не выбрасывал их в мир. И тогда я задумался о том, что восторг бывает не просто разным, а противоположным по сути. Если первый заставляет кричать оттого, что может разорвать изнутри, то этот, второй, наоборот,  усиливает ощущения до колоссальных пределов и вдохновляет нас. Если после первого мы слабеем физически, то второй нас питает и мы становимся сильными.
- Я знал всё это с детства. Море живой организм и наш прародитель. И я не представляю своей жизни без связи с ним. Я заряжаюсь от него и с благодарностью плачу ему тем же.
- Тем же? Чем именно? – поинтересовался философ, всё так же отрешённо смотря вдаль.
- Любовью – улыбнулся я, смотря в горизонт. Я чувствовал, что и Алёша сейчас думает о том же и так же. Я протянул ему коньяк и мы теперь уже как две статуи на короткое время выпали из реальности. 
       Я раньше думал, что лишь со мной эти места могут проделывать такие нереальные вещи. Что это моя ментальность и воображение находит грани двух миров. Но теперь, видя те же самые симптомы на лице моего визави, я понял, мир в этих местах преломляется и открывает каждому свои тайны, раскрывает личное, потаённое зазеркалье.
- Мальчики, может вы перестанете наслаждаться видами, захватите Martini и присоединитесь к нам? Вода просто чудо! – раздался голос с берега.
Я посмотрел вниз. Да, на берегу виды не уступали своим красотам и гармонии. Наши спутницы сбрасывали с себя последние части одежды, открывая взору обнажённые, стройные, грациозные фигуры и с криками бросались в воду.
- Они нас дразнят, провоцируют на «подвиги»? – спросил я, немного поддавшись в сторону Алексея. 
- Нет. Они отдыхают в стиле «ню» - немного отрешённо промолвил мой друг. 
- В смысле, нудистки? 
- Более благозвучно сказать натуристки. И я из их числа – моментально придя в себя, он предательски похлопал меня по плечу и залился наигранным хрипловатым смехом. 
-  Захвати ещё коньяк –  наклонившись над моим ухом, добавил он полушёпотом: «Мы тебя будем ждать в море, мой мальчик». Какая же сволочь! Зараза! Скотина! Он продолжал меня удивлять и вводить каждый раз в ступор, лишь только я вывернусь из очередной его западни. Хорош друг?! Но, надо признаться, мне эта непредсказуемость импонирует. Черт возьми! Я остался с теми же двумя бокалами наверху, пытаясь разобраться в сложившейся ситуации и наскоро обдумать свои действия. А он рванул по лестнице вниз, сбрасывая на ходу всю свою одежду и с разбега нырнул в воду под общий восторг девушек. 
       Я бы мог последовать его примеру, но мне как назло нужно было захватить выпивку и, естественно, с такой ношей я не мог с разгона взять водный барьер. Как я не люблю идиотских ситуаций, своей скованности, которая нет-нет, а периодически напоминает о себе, и ненавижу плестись в хвосте, отставая от новых взглядов. Хотя натуризм уж давно «с бородой», но это я не испытывал, а моя натура не допускает даже мысли, что я чего-то не пробовал, в разумных, конечно, пределах. Странно, но мои взгляды на отношения человека и природы лежат в этой же плоскости, частью которой является натуризм. Я об этом раньше размышлял, но к практике так и не перешёл. И вот, пожалуйста, такой шанс! Я поймал себя на мысли, что и в этот раз выношу позитив и пользу из данной ситуации. Оптимизм не покидал меня никогда и я, недолго раздумывая, вернулся в дом за выпивкой.
        Захватив с собой всё необходимое, я никак не мог решиться на последний шаг. Я подгонял себя, говоря о том, что упускать шанс познать что-то новое недопустимая роскошь и при этом мялся, стоя у барной стойки. Поняв, что моё сознание меня так не отпустит, я прибегнул к самому банальному и действенному способу. Я откупорил новую бутылку коньяка и с горла опрокинул содержимое в приличном количестве. Подарок Диониса достаточно быстро сбросит с меня путы стеснения, раскрепостил и воодушевил на очередной «подвиг». Мои мысли стали «кристально ясными» и я решил, что буду самым свободным. Знай наших! Я сбросил с себя всю одежду прямо в доме, дабы лишить себя возможности по пути к морю где-либо засомневаться и передумать. 
       Не знаю, испытывают ли другие подобные чувства, но сбросив с себя всё, я ощутил полнейшую свободу, лёгкость и эмоциональный подъем. Мало сказать лёгкость. Я, здоровый мужик, под сто килограммов, почувствовал себя частью воздуха, порыва ветра, парящего пуха. Часто, выходя из душа в таком же костюме Адама, тебя мимолётно касается это ощущение лёгкости, но оно столь мимолётно, что ты просто не успеваешь сосредоточиться на нем. Ты занят столь привычными манёврами с полотенцем и одеждой. Но попробуй остановиться, не вытирая капли воды на твоём теле, дай возможность воздуху окутать тебя своей невесомостью. Сделай глубокий вдох. Впусти в себя чистоту, свободу и радость. Представь себя парящим над землёй с облаками. Впусти в себя целый мир. Этот ежедневный ритуал способен творить чудеса, заряжая тебя энергией и силой. 
Всё это я ощутил в те минуты, и как не странно, мне захотелось вырваться. На меня давили стены. Я ощутил тяжесть. Мне не хватало воздуха. До этих минут комната с окном на всю стену была для меня светлой и просторной. По утрам я следил за лучами подымающегося солнца мягко ласкающие воздух внутри комнаты. Я подходил к окну и умывался утренней зарей. Более чистого и светлого места я не знал. Но сейчас, ловя новые, ранее неведомые мне эмоции, меня сжимал невидимый панцирь. Я пытался растянуть тугие прутья воображаемой клетки. Я ощущал себя овитым постоянно растущей лианой, всё сильнее сжимающей моё горло. Я не мог больше терпеть и выскочил на террасу. Вылетел, как свободолюбивая птица, выскользнул, как рыба жаждущая жить, выпрыгнул, как дельфин из воды. Страх, неудобство, смущение оказались столь призрачными и блеклыми по сравнению с ощущениями давящих стен. 
       Меня встречал КИСЛОРОД!!! Я как будто с последними силами подымался с морских глубин. Как будто воздух в моих лёгких стремительно испарялся, улетучивался. Я учащённо глотал, представляя, что поглощаю кислород, ожидая, что пустых глотков мне хватит до заветного чистого воздуха. Мгновение и меня встретило открытое пространство. Свет! Мир! Вселенная! Первый раз в жизни, я ощутил воздух как физическую среду. Не как, что-то саморазумеющееся, в котором мы находимся ежеминутно, а именно как новую, непознанную среду, такую же, как и водную. Наверное, похожие ощущения испытывает младенец первый раз соприкоснувшийся с этим воздушным миром. 
       Я повторял недавний путь Алёши. Я нёсся по ступеням вниз и каждым сантиметром кожи ощущал воздух. В те минуты мне казалось, что морской бриз нежно гладит, облизывает меня, моё тело, и заполняя мои лёгкие пробирается в душу, неся с собой свободу. Я был кентавром во весь опор разрезающим воздух. Я был Прометеем бежавшим с огнём в груди. Я был Фениксом рождённым заново. 
       Едва ступив на берег, я буквально выронил свою ношу в песок и не снижая темпа влетел в воду. Я даже не успел прочувствовать соприкосновение с водой, как будто невидимые руки воздуха бережно передали меня воде. Море с шумом свело свои воды над головой и тишина окутала меня. Я без движений падал на дно. Медленно, как во сне, но в тоже время чувствовал, как моё обнажённое тело благодарит за подарок. За то, что никакая ткань, никакие резинки не сдерживают свободные потоки крови, с лёгкостью бегущие по венам. За то, что всю мою кожу ласкает вода. За то, что прохлада моря остужает раскалённое тело. Я опускался на дно, а в голове, в ритме пульса стучало «Свобода!», «Свобода!», «Свобода!». 
       Я распластался на гладком песчаном дне. Казалось, я так насыщен кислородом, что мне его хватит чтобы пролежать здесь целую вечность. Я слышал шум моря и ощущал, как по спине мягко перекатываются волны. «Море, здравствуй! Я в тебе!». Меня переполняло чувство влюблённости в бытие, эйфории блаженства и вселенского восторга. Я готов был превратиться в песок и камни. Лежать на морском дне и больше даже не помышлять о возвращении на поверхность. Петь песню моря и наслаждаться проникающими лучами солнца, преломляемыми водой и рисующими удивительные узоры на мне, морском дне. Я растворился в ласках воды, но воздух звал к себе. Познав силу воздуха я не мог не вернуться. И одним движением я рванул наверх и криком выплеснул всё, что скопил, иначе можно было лишиться рассудка. 
       Я вырвался на поверхность под овации и крики моих гостей. Это был потрясающий подъем. Руки взмыли к небу, ладонями ловя солнце, кровь стучала в висках, как барабанная дробь, а воздух врывался и раздувал лёгкие до боли в рёбрах. Я захлёбывался от восторга, толи от эйфории, толи от состояния кислородного перенасыщения. Мой разум выбрасывал предложения, которым я не мог дать тогда объяснения: «Скажи, когда ты будешь счастлив, и я стану твоим другом». «Родись заново и я приду в этот мир с тобой». «У меня нет ничего, но я могу сделать тебя сказочно богатым, когда отдам тебе любовь». Чуть позже я узнал значения этих слов, но в тот момент это были какие-то сгустки подсознания, которые просто были, пульсировали, извергались.
       Я подплыл к компании. Хотя мой восторг заглушал все другие эмоции, но в самой глубине, в самом отдалённом уголке сознания, как укус комара, пряталась неуверенность. Я был обнажён перед людьми, которых вижу первый раз. Я побаивался поймать на себе оценивающий взгляд именно в момент моей полной открытости и незащищённости. Ни это ли ощущение мешает нам жить, мешает быть самими собой, мешает познавать мир. Ни этот ли страх заставляет нас играть чужие, не свойственные нам, роли. Ни эта ли неуверенность мастерит нам изощрённые маски. Мы боимся оценки. Мы боимся упасть в глазах других. Обнажаясь мы частично открываем себя, свою душу. Мы рискуем и просим риск взамен. Мы торгуемся, но торг идёт не с другими людьми. Мы торгуемся с собой. Со своим эго. С любимым человеком мы обнажаемся. И мы не боимся быть открытыми. Тогда торжествуют другие силы, способные нас раскрыть. Тогда наш разум отступает. Значит разум, а не боязнь оценки несёт этот страх. 
       На меня опять нахлынуло ощущение испытанное ранее, наверху, в комнате. Я опять ощутил панцирь. Но это уже не рукотворные стены, это стены сознания и они также должны быть разрушены. Я незаметно, в полглаза поглядывал на лица окружающих меня людей. Сейчас только эти, незнакомые, кроме Алексея, люди способны были сломать последние бастионы, сковавшие меня, взращённые нашим любимым социумом. И эти люди смотрели на меня чистым, открытым взглядом. Меня не оценивали. Не искали в своих потаённых углах новые маски. Они становились моими друзьями, когда я был счастлив. Они пришли со мной, когда я родился. Они дарили мне …. 
       Я взглянул на Анжелу. Я провоцировал её, но она как будто отзеркалила взгляды своих друзей. И с меня вмиг свалился тяжёлый камень, довивший меня с рождения. Я освободился изнутри. Удивительно, но натуризм, поклонниками которого были мои гости,  смог снять с меня последнюю преграду к полной свободе. К свободе души и сердца.  Я был счастлив. Выскочив на берег, я схватил Martini и коньяк. Это надо было отметить. Отметить моё перерождение. И я подозревал, что мои гости знали, чувствовали что произошло. Это не заметить было невозможно. 
Мы провели на берегу весь день. Первый день моего рождения. Мы купались, загорали, бегали и вели себя как дети, если не считать подарки Диониса. Но хмель уже неспособен был одурманить наши сознания. Это было уже ненужно. Барьеры пали. И только аромат радости и веселья, как облако растянулся над берегом. А когда солнце нам послало свой последний поцелуй перед сном, мы собрались. Некоторые, в число которых я не мог войти, оделись и все поднялись наверх, в дом.

*   *   *

       В доме я принял облик соответствующий общему dress code, но я светился. На лице оставалась, не прикрытая ничем улыбка. Меня переполняло чувство лёгкости. Я парил над своим сознанием. Я чувствовал, как во мне каждая клеточка меняет свой ДНК. Мельчайшие протоки моего организма, которые уже давно пересохли под палящими лучами «ударов судьбы» сейчас наполнялись полноводными соками жизни. Также как и солнцелюбивое растение впитывает влагу, так же и я ощущал, как подымается «живительная вода» от пят, постепенно оживляя отмершие клетки. Я ожил. Выбывши из жизни где-то в подростковом возрасте, я вернулся к ней, будучи уже совсем взрослым мужчиной. Но лучше так, чем продолжать оставаться зомби до гробовой доски. Хотя мои гости лишь косвенно повлияли на моё перерождение, но стоит их благодарить за вклад в мои метаморфозы. 
       Присмотревшись к жизни, ты можешь заметить, как маленькие, вроде незначительные, события, встречи, знакомства, могут резко поменять твою жизнь. И надо поблагодарить Бога, что перемены эти в лучшую сторону.
Изрядно проголодавшись, потративши массу энергии на берегу, нам не хватало только одного, закончить столь прекрасный день банкетом. Девушки вызвались помочь мне.
- Ты с нами не идёшь? – удивилась Света, смотря вопросительным взглядом на Анжелу. Та расположилась на мягком диване с бокалом Martini.
- Две женщины на кухне это кошмар. А три уже катастрофа – отрезала Анжела уставившись отрешённым взглядом в окно даже не посмотрев на подругу. 
Вовремя заявить о своей уникальности... Когда взять нечем, мы прибегаем к таким простым, детским способам. Мы уникальны тем, что не делаем того, что делают остальные. Мы ведём себя обособленно и тем выделяемся. А если напустить ещё на себя отрешённость и молчаливость, то такое действо практически всегда беспроигрышно. Анжела тем самым обозначила свою стратегию. А я принял её игру, хотя сам не понимал зачем, заводить с ней роман у меня совершенно не было желания. Я был под властью своей любви и другая мне не была нужна. Возможно, просто аромат азарта коснулся меня и я поддался на его сильнейшую энергетику. Моя рука, как тело удава, обвило стройную талию Марины, которая тоже не была против такого развития сюжета, немного подыграв мне, мы втроём удалились в кухню, оставив Анжелу с Алексеем наслаждаться подарками Диониса и видами засыпающего моря за окном.
       Мы втроём приготовили поистине королевский ужин. Терпкий вкус тоника с джином очень даже неплохо нам помог и, спустя полчаса, стол был накрыт.  
       Мой эмоциональный день подходил к концу в прекрасной, дружеской компании. И если не считать периодических колких взглядов Анжелы, то общая атмосфера была просто потрясающа. Беззаботность, лёгкость и непринуждённость витали над нашим весельем. Алексей рассказывал о своём путешествии в какой-то рай натуристов под названием Фоноль. За время нашего ужина, я узнал от него подробнейшую историю развития и становления натуризма, его философию. В голове я отмечал, с какими идеями я согласен, а с какими  нет. Хотя признавшись честно, после произошедшего со мной перерождения я соглашался почти со всем, о чем говорил  наш свободный художник. Натуризм сумел сломать стены моего стыда и закомплексованности и я был благодарен ему и людям, ярым приверженцам его идей, сидящих за столом. 
       Ночь давно уже вступила в свои права. Усталость давала о себе знать. Всем сладко на ухо напевал свои песни Морфей, постепенно уводя в своё царство спокойствия и сна и лишь с Алексеем он не мог никак справиться. Лёшу как будто прорвало. Его понесло. Он не мог остановиться. Он выглядел как пастырь на проповеди. Его побуждало на новые словесные и мозговые изыскания под всеобщее молчание. В молчании остальных он находил согласие и понимание его теорий. Это кто-то должен был прекратить иначе сон застал бы нас в таком неудобном положении тел. 
- Я очень устала и пойду спать. Глаза просто слипаются, – с этими словами Света вопросительно посмотрела на нашего оратора.
- Ты ложись, а мы ещё с Митей поболтаем. Не часто нам удаётся поговорить, - улыбаясь Лёша посмотрел на меня, ожидая моего согласия.
Ну, и куда я мог деться? Я стал единственным заложником. Все с чистой совестью, могли отправляться спать и лишь я, как истинный, гостеприимный хозяин, должен был оставаться на посту. Надо было хоть как-то установить лимит времени, иначе вот так в кресле можно было бы встретить рассвет.
- Я обещаю, что через полчаса Лёша уже будет в постели, - попытался я установить временные рамки.
Девушки отправились спать, а я периодически поглядывал на настенные часы, следя за временем. Благо, я сидел как раз напротив них. И ровно через полчаса я заныл о том, что дал слово отправить Алексея к своей возлюбленной. Мы, пожелав спокойной ночи друг другу, разбрелись по комнатам.

*   *   *

       Я вошёл в свою спальню расположенную прямо над залом, в котором несколько минут назад, я боролся со сном, слушая Алёшу. Полная луна уже давно взошла и купалась в ночном небе, накрывая предметы в моей комнате бледно-белым, матовым покрывалом своего магического света. Атмосфера в комнате была пропитана таинственностью, сказочностью. Время тишины, иллюзорности и призрачности. И всё это во время полнолуния! 
       Я разделся и «рыбкой» прыгнул в кровать, уже сладко предвкушая незамедлительное наступление сна. Но так часто бывает. Пару минут назад я боролся со сном, представляя, как доберусь до постели и рухну лицом в подушку. Как сон накроет меня своим туманом. Как тело нальётся тяжестью. Как закрыв глаза, в голове пролетят пару ярких картин из жизни и желание опять окунуться в то благодатное время унесёт меня в лабиринты сознания. Всё это я представлял сидя, на тот момент, в таком неудобном кресле. Я молил стрелку часов бежать по циферблату как можно быстрее. Боровшись так отчаянно, я переборол и себя и Алёшу и самое неприятное, что сон я тоже похоже переборол. И вот теперь, лёжа в постели, я полностью лишился его. В довершении ко всему, полнолунье было настолько ярким, что больше напоминало не тёмную, южную ночь, а солнечное затмение. Я даже уверен, что Алексей сейчас мирно посапывает и во сне видит свой рай натуристов и прекрасные пейзажи Крыма. А я крутился в кровати перекатываясь с одного бока на другой. Я, как «нормальный» человек, сразу же нашёл причины моей возбуждённости. События дня настолько меня взбудоражили и перевозбудили, думал я, что теперь о сне и речи быть не может. Нет, такие мысли мне сейчас незачем. Как-то надо же настроиться на сон. Чем больше себя уговариваешь, тем больше сопротивляется организм. Ну что за напасть! Странно, но в такие моменты все звуки наполняющие ночь слышишь более отчётливо. Меня уже раздражал шум моря под окном и уже мерещились какие-то шорохи за дверью. Стало невыносимо жарко и я отбросив в сердцах простынь вскочил на ноги, схватил с полки сигареты и вышел на балкон, подышать свежим воздухом с ароматом едкого дыма. В ту ночь море действительно было неспокойное. Волны с яростью накатывали на берег и шум заглушал все остальные звуки. Ветер обдувал моё обнажённое тело, а я нервно затягивался, пытаясь как-то совладать с нервами и решить проблему бессонницы. И в этот момент накала и раздражённости, я почувствовал лёгкое, нежное прикосновение чей-то ладони к моей пояснице. Не совсем, конечно, пояснице, ну да ладно. От неожиданности и испуга я выронил сигарету и резко повернул голову, пытаясь разглядеть осмелившегося на столь радикальный шаг. Мой вид похоже выражал гнев и ярость. Так как на лице «нарушителя моего спокойствия» выступил неподдельный ужас. Не трудно было догадаться, что этим «нарушителем» оказалась Анжела. Она моментально отпрянула от меня пытаясь подобрать какие-либо слова в своё оправдание, но опешив, она никак не могла из себя что-либо выдавить. Честно я и сам испугался такой её реакции и постарался быстро перевести весь инцидент в шутку.
- Замри! Я сейчас возьму фотоаппарат. Это лучшее выражение испуга для фильма ужасов – улыбаясь, немного театрально произнёс я.
- Ты не видел своего – переводя дыхание вырвалось из неё – твоё подошло бы для роли оборотня. Я хотела немного тебя напугать, но сама испугалась не на шутку. 
Я скривил зловещее лицо: «А чего нас бояться? Хотя сейчас полнолуние…». И я задрав голову вверх завыл на луну.
- Перестань! – завопила она, как маленький, перепуганный ребёнок, - Мне правда страшно.
Из меня вырвался хохот.
- Я к тебе за помощью пришла, а ты меня пугаешь.
- Ах, значит это я тебя пугаю?
- Да – жалобно, с лёгкой наигранностью произнесла она.
- А что тебя привело в обитель вампира в столь прекрасное, ночное время? – и я заскрипел зубами.
- Фу, ты какой – злясь уже не на шутку произнесла она – я жутко боюсь всех этих вещей. Честно!
- Хорошо, хорошо я больше не буду – улыбаясь успокаивал её я.
- Я сегодня, когда прыгала с камней в воду, похоже повредила спину. Теперь болит, и я не могу уснуть. Может у тебя есть обезболивающее в аптечке – выпалила она, постепенно переходя от возмущения к тону просящей.
- И где болит? – поинтересовался я.
Она повернулась ко мне спиной и большим пальцем руки указала место на позвоночнике в пол ладони выше области крестца. – Вот здесь.
- Наверное, лучше сделать массаж. А то обезболить таблетками сможем, а проблема останется.
- Массаж! – заулыбалась она – Как мне давно не делали массаж.
- Это только в оздоровительных целях – смеясь парировал я.
- Конечно, конечно. Только в оздоровительных… – и на её лице проступило предвкушение.
- Пойдём в комнату – предложил я.
Я почувствовал, как внутри меня опять разгорался азарт. Болит у неё спина или нет, сказать так, навскидку, сложно, но всё это очень уж напоминало прелюдию любовной игры. 
Мы вошли в полумрак комнаты и я с профессиональной деловитостью выбросил руку по направлению к постели:
- Ложись – чуть ли не в приказном тоне произнёс я. – Я сейчас возьму какое-нибудь масло для массажа и … - тут я растянулся в слащавой улыбке – не кричать.
- Будет больно? – с удивлением вопросила она.
- А как же! Сейчас будем вставлять позвонки. Неприятная процедура, надо сказать, но необходимая – опять начал я проявлять свой словесный садизм.
- А мне уже лучше. Точно, точно. Я это чувствую – произнесла Анжела, занимая оборонительную позицию.
- Прости. Это я дразню тебя. Если бы не мой словесный садизм, я бы мог стать врачом. Но, представь, если бы я так пошутил с какой-нибудь бабушкой. Мог бы случиться инфаркт. 
Всё это я произносил стоя спиной к ней и выбирая с полки подходящую смесь масел. 
- Я шучу. Не бойся. Снимай одежду и ложись.
- Всю снимать? – с кокетством произнесла она.
Ну, вот! Видит Бог, я не хотел, но она, как специально, во мне разжигала пламя азарта. Сама спровоцировала.
- Мне нужна твоя спина – сказал я, а моя рука потянулась к флакону с сандаловым маслом. 
Не надо было будить во мне зверя! Я взял за основу масло кокоса. Немного сандала, пачули, розы, иланг-иланга, жасмина, корицы и, в довершении, лимона. Получилась самая что не на есть гремучая смесь истинных ферамонов Эроса. Это уже ни я смешивал зелье. Рецепт явно нашёптанный с левого плеча.
       Приготовив, я развернулся к своей «жертве». Она лежала полностью обнажённая, грациозно изогнув спину.
Не могу сказать почему, но когда смотришь на красивую, обнажённую женщину, да ещё с хорошей фигурой, то глаза действительно отдыхают. Обладать такой женщиной… да, что греха таить, хочется. Но намного большее удовольствие вызывает желание использовать глаза вместо рук. Как наблюдая за гранями цветка, так же приятно гладить глазами каждый участок вожделенного тела, медленно изучая каждый изгиб, каждую впадину и выпуклость. Думаю, что для мужчин с фантазией это должно доставлять фантастическое удовольствие. Интересно, доставляет ли женщине удовольствие быть поглощённой этим взглядом?
       Я подошёл и, зачерпнув немного масла, тёплыми ладонями прикоснулся к её спине. Она слегка дёрнулась, будто мои руки несли с собой лёгкие покалывания электрического разряда. Но первое же скольжение моих пальцев расслабили её мышцы. Она медленно погружалась в состояние полусна. Я положил руку на её шею и медленно, перебирая пальцами диски, спустился вдоль позвоночника. Идеальный! Все позвонки как влитые. Один к одному. В голове уже всплыло подтверждение моих крамольных догадок. Сомнения по поводу страшных болей в районе её спины улетучились вместе с её слегка взбалмошным поведением. Казалось, будто мои руки покорили её с первых же прикосновений. Её тело подстраивалось под движения моих ладоней. Как бы тянулось за ними, боясь на секунду потерять контакт. В голове промелькнула странная мысль. Насколько же похожи движения скульптора и массажиста. Влажная глина и кожа человека увлажнённая маслом. Руки. Крепкие руки, как инструмент Бога. В такие минуты ощущаешь подмастерьем Творца. Ты тоже творишь, создаёшь, ваяешь, с той лишь разницей, что глина намного податливей. Человеческое тело совершенно или почти совершенно. Ты не можешь кардинально его изменить. Ты только можешь слегка отточить форму. Но это слегка – титанический труд. На весах семь потов и лишь лёгкие изменения. Каково?!  
       Наверно нельзя в полной мере назвать массажем то, что происходило в тот вечер. Мои руки не слушались меня. Мне совершенно не удавалось придать усилие. Я прикасался к ней, но прикасался нежно, даже как-то трепетно, лишь слегка сжимая кожу. Как скульптор наносит последние штрихи на своё творение, так и я ощущал под руками сотворённое Богом совершенство. Я наслаждался упругостью мышц. Слегка прикоснувшись тыльной стороной ладони к сухой руке, на которую ещё не попало масло, я удивился бархату её кожи, как будто она была слегка припудрена, и даже пожалел о том, что вообще затеялся идеей с маслом. Но с другой стороны, масло помогало мне добиваться отточенных движений. Плавных, лёгких, но предельно чётких. Возможно, спустя время, я идеализирую ту ночь и тело, которым мне довелось наслаждаться, но не хочу врать самому себе, я был полон нежнейших эмоций. Я был впечатлён, как лунный свет мягко освещал её фигуру, подчёркивая все достоинства и, наверное, сглаживая недостатки. Я поймал себя на мысли, что днём совершенно не сконцентрировал своё внимание на ней. Толи из-за чувств переполнивших меня, толи ночь и лунный свет накрывает пеленой таинственности, придавая совершенство и загадочность происходящему действу. Мне дико захотелось сохранить в памяти плавность линий её фигуры и я просто закрыл глаза. Мои ладони заменили мне зрение. Чувствительность возросла до невероятных пределов. Мне казалось, что я ощущаю каждую родинку на её теле. Ощущаю, как кровь струится по её венам. Как дышит, дышит ночным, морским воздухом, её тело. В какой-то момент, я наверное застыл, провалился в летаргический сон моих ощущений, ведений, переживаний. Я так глубоко ушёл в себя, что даже слух ко мне возвращался с вязкостью, из полусна. Она что-то мне говорила, но разобрал я только последнее:
- … я хочу перевернуться и очень не хочу, чтобы твои руки останавливались. Я никогда не испытывала такого чувства. Через моё тело проходят такие приятные волны. И создают их твои руки.
Я даже не мог ей ничего ответить. Я был в таком расслабленном состоянии, что мои губы не в силах были разомкнуться. Мне лишь с большим трудом удалось расплющить веки. Она лежала на спине, закрыв глаза и слегка приоткрыв рот. Дыхание было настолько ровным и глубоким, что даже в слабом лунном свете было видно, как вздымается её грудь. Хотя и всё её тело говорило о полной расслабленности, но когда мои пальцы прикоснулись к её шее,  я почувствовал с какой бешённой скоростью бежит кровь по сонным артериям. Тут же мой нос почувствовал насколько же сильно пропитана комната запахами моей гремучей смеси. Она была заполнена, нет, поглощена в ажурные арабские переплетения запахов ночи, эротики, вожделения, интимности  и страсти. Мои руки спустились на её плечи, и пульс участился. Я чувствовал, как сам стремительно попадаю в свои же расставленные силки. Благо что руки продолжали двигаться и хоть какая-то моторика у меня присутствовала. Это с одной стороны спасало меня от окутывающих дурманящих запахов, а с другой стороны всё больше распаляло во мне азарт, который на какое-то время улетучился, но в тот момент с новой силой заиграл внутри. Мои пальцы обогнули с внешних сторон упругую грудь и плавно, проплыв по бокам, остановившись на её животе. Чем ближе я приближался к её лону, тем отчётливей слышал учащённое, прерывистое дыхание моей непрошенной, ночной гостьи. Вспоминая сейчас, я поражаюсь себе, насколько же бесцеремонно я себя вёл, но тогда во мне играл эротический садизм. Я старался как можно искусней возбудить её. Я наслаждался периодической дрожью, выдававшей её возбуждение, еле заметными сжатиями её кистей в кулачки. Я ждал и старался завести её так, что бы получить от неё главный подарок – услышать капитулирующий стон наслаждения. Это была главная цель. Я прикасался тыльной стороной ладоней к её соскам. Я нежно гладил её бедра. Я всё ближе и ближе проводил пальцами около её лона. Но как будто она прочла мои мысли и как у последней черты держалась изо всех сил. Меня это заводило ещё больше. Я нежно руками обхватил её ноги и медленно стал разводить их в стороны. Настолько медленно, насколько мог, давая возможность ей основательно прочувствовать как рушится её последний бастион. В тот момент я главного своего подарка не получил, но до моих ушей донёсся резкий, шипящий, глубокий вдох и мгновенное замирание. Она затаила дыхание, а я почувствовал момент, когда надо выпустить своё главное оружие. Удивительно, но я его не готовил, оно само всплыло из сознания. Как бы из ниоткуда. Я медленно вёл руками по внутренней стороне её ног от ступней к месту пикового наслаждения. Медленно проведя по икрам, я ускорился на бёдрах и мои пальцы остановились буквально в сантиметре от… Я замер. Сейчас я уверенно могу сказать, что выдержать паузу важно не только на сцене, но и в постели это театральное правило играет практически главенствующую роль. Хорошо, что я в тот момент не переборщил с паузой. Она была эффектна, но кто знает, чуть дольше и милое создание могла задохнуться от нехватки воздуха. Я нежно положил пальцы на её нижние губы и развёл их в стороны. Тут же наклонился и легонько подул… Из её груди вырвался нарастающий по громкости стон. Конвульсии, как разряды тока, пробили насквозь её тело. Её пальцы с неистовой силой вцепились в мои волосы, да так, что боль пронзила мою голову, но вырваться я никак не мог. Поделом тебе, искуситель, досталось. Нельзя доводить хрупкую девушку до такого состояния. Как только её хватка ослабела, я моментально вырвался, потеряв при этом немного волос. 
- Я хочу тебя! Очень хочу! – задыхаясь произнесла она.
Но я уже добился задуманного. Я уже получил тот подарок, на который рассчитывал изначально. Мне не нужен был от неё секс. Я был зол всего лишь на маленькую деталь не произошедшую между нами. Её интерес ко мне был не прикрыт ничем. Он был дерзкий. Такое ощущение, что она даже не сомневалась в успехе «своего предприятия». Она была уверенна, что мужчины не способны отказать ей. Отказать её желанию. Она умела пользоваться мужчинами. И это было заметно сразу. После встречи с такими женщинами наивные мужики тешат себя мыслями о том, что это они «сильная половина человечества» желали и получили желаемое. И невдомёк им, что время меняется и в данном случае пользовались ими. Бесцеремонно! Если бы за тот день или вечер она хоть на минутку поинтересовалась моими личными делами, делами моего сердца, я бы смог дать её понять, что в моем сердце живёт другая и что у нас с ней не может ничего быть. Но её уверенность в безотказности, меня, честно говоря, бесило. И в итоге из меня вырвалось:
- А я тебя не хочу – совершенно спокойным тоном, полушёпотом произнёс я.
Секундное замешательство сковало её лицо. 
- Мне никто никогда не отказывает – резко, со злобой вырвалось из неё.
Я ещё раз убедился, что был прав в своих заключениях.
- У меня есть другая, которую я люблю – продолжил я в спокойном тоне.
-  Ну и что? Её же сейчас здесь нет? Это просто секс! Я не собираюсь тебя любить. Но отказывать мне ты не имеешь никакого права! 
- Имею. Имею полное право. Я не люблю, когда мною пользуются. И постараюсь этого не допускать никогда.
Не добившись своего, она взвилась. Гнев сковал её и доселе такое приятное личико моментально превратилось в ядовитую гримасу.
- Какая же ты скотина! Ты думаешь, что ты чем-то лучше других?! Да ты… и дальше пошла тирада всех недостатков рода мужского, из которых какая-то часть явно ко мне не относилась. Она вскочила, даже не вспомнив о своей одежде и, в привычном уже для моего дома «костюме», выбежала в коридор с силой хлопнув дверью. И тут же из коридора донеслось:
- Не советую идти к нему. Он полный импотент! Хочешь убедиться? Попробуй!
- Да я вообще проходила мимо – донёсся до меня голос Марины.
Жаль, конечно, что у кого-то я прослыву импотентом, но доказывать обратное…
       Я лёг на живот и накрыл голову подушкой. Завтра, с утра я уеду и оставлю Алексея разбираться со своими женщинами самостоятельно. Немного пожалев Алёшу, я чудно уснул. 
       С утра я быстро собрался, пока ещё все спали. Оставил Лёше записку с просьбой написать мне на память картину моего Берега. И, сославшись на придуманные важные дела, извинился за своё дальнейшее отсутствие.     

© Copyright: Денис Кравец, 2015

Регистрационный номер №0291910

от 4 июня 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0291910 выдан для произведения:    Через неделю А;нжи перезвонил. Под видом работника социальной службы он проник в дом и передал моё послание. 
       По три раза на день я проверял почту, но желанного ответа всё не было.  Неужели моё второе напоминание о себе, о моей любви, о моей страсти, неужели всё это бессмысленно? Может она не хочет больше меня видеть? Но её сосед говорил о плаче по ночам. Он уверен, что её слезы из-за нашей разлуки. Я ничего не могу понять. Стоит ли съездить в Ниццу самому? А что это даст? По крайней мере, я смогу объясниться. И всё же ответа до сих пор нет. А значит, и нет её решения. 
       Самое сложное в жизни - ждать. Пословица гласит, что труднее всего ждать и догонять. Но я замечаю на своём опыте, что лишь ожидание забирает у тебя столько сил и нервов. Лишь ожидание сестра бездействия. Погоня это действие, рождающая азарт. Движение одно из важнейших составляющих нашей жизни. Мы движемся, значит живём. Совсем другое дело ожидание. Мы люди западной цивилизации не можем постичь силу бездействия. На Востоке ожидание считается величайшим искусством владения собой. На западе, а точнее на Севере во времена викингов умение ждать было неотъемлемой способностью воина, воспитывающего свой дух. Ожидание - проверка твоих нервов. Но самое важное то, что ожидание заставляет тебя ещё раз взвесить все за и против. Другими словами, ожидание – путь к мудрости. 

*   *   *

       Подходила к окончанию очередная неделя. Я стал дико уставать, но не от работы, хотя и там проблем хватало, а от ожидания вестей. Мне нужно было хоть как-то развеяться. А лучшего места, нежели южный берег придумать сложно, по крайней мере, для меня. С честью и достоинством выдержав трудовую неделю, с наступлением выходных, я отправился в путь. Поездка на берег всегда вызывала во мне ощущения лёгкой, почти незаметной, радости. Я нёсся по шоссе тонкой нитью прорезающей великолепный крымский, горный лес. Я ощущал себя частью могучего потока великой доисторической реки Герр, нёсшей с невообразимой скоростью свои воды к Ангарскому перевалу. Сейчас даже представить сложно насколько был красив и могуществен Ангарский водопад, сбрасывающий тонны бурлящих вод и создавший красивейшую алуштинскую долину.   
       Дорога располагала к мыслям и приятным воспоминаниям, связанным с чувствами рождёнными ею когда-то. Для меня самые удивительные ощущения вызывает этот путь ранней весной. Когда умирающая зима ещё держит в своих холодных объятиях практически весь полуостров и лишь южный берег накрывает возвращение жизни с приходом весны. Удивительно, но в это время года ты так остро можешь почувствовать эту разницу, так наглядно можешь воочию увидеть эту борьбу времён года. Настолько разительна эта смена. И дорога, ведущая в этот оживающий мир, как путь твоего возрождения. Как глоток горного, чистейшего воздуха после смога мегаполиса. Как восход солнца, прорезающего своими лучами пелену ночного небосвода. 
       На южный берег ведут несколько дорог. Все они совершенно разные. Все они потрясают своей красотой. И возможна эта, трасса Е-105, самая живописная. Ты плывёшь по ней, практически не замечая подъёма к перевалу и, достигнув самой высокой отметки, срываешься стремительно вниз. С каждым километром в душе расцветает ощущение эйфории, той самой, с детства. Эйфории приближения моря. С каждым поворотом ты всматриваешься в горизонт в предвкушении ещё раз увидеть залитое лазурью ЧУДО! Природное чудо света! Один раз подарившее тебе восторг, который ты проносишь через всю жизнь. И как ребёнок, веришь, что и оно, море, ждёт с таким же нетерпением и любовью именно вашей встречи. И оно, действительно, ждёт именно вашей встречи. Ты его дитя и ты возвращаешься к нему. Домой! 
       Поглощённый своими мыслями, я прошёл последний поворот, и моему взору открылась ещё одна жемчужина южного берега – Алушта. Удивительно насколько же разные города расположенные всего в тридцати километрах друг от друга. Алушта и Ялта. Как первая и последняя буква в русском алфавите, так и полярны ощущения от этих городов. Открытость Алустона (греческое название Алушты) и интимность Ялоса. Очень напоминает путь зарождения и развития любви между двумя людьми. 
       Алустон - излюбленный курорт молодёжи. В сезон здесь царит безумство открытых чувств. По этому поводу, шутят островитяне: «Тридцати километров вполне достаточно, чтобы влюбиться в Алуште, а, добравшись до Ялты - жениться. И проделать этот путь нужно пешком, чтобы не ошибиться в выборе». 
       Даже топографически Алустон открыт. Горы создают огромный природный амфитеатр. Но они не нависают над ним, а создают ощущения полной свободы. Пологий рельеф. Почти полное исчезновение архитектурных святынь былых зодчих, позволили нынешним архитекторам раскрыть свой потенциал, воплотив самые смелые свои идеи из стекла, металла и бетона. Тем самым не только изменив до неузнаваемости лицо города, но и так ловко сыграв на любви молодёжи ко всему новому. 
       Я ловил себя на мысли, находясь в Алустоне, каждый раз, в твоей душе распускается чистый букет чувств далёкой и практически уже забытой первой любви. Открытых, как бескрайние просторы океана! Чистых, как свежий морозный воздух! Светлых, как полуденное, майское солнце, заполняющее своим светом твою комнату подростка. Твою святая-святых, в которую вход для остальных закрыт. Свободных, как твои мысли, способные перенести тебя к той хрупкой девчонке, растерянно улыбаясь, каждый раз, когда встречаются ваши взгляды. К тем чувствам, когда тебе приходит новое неизвестное доселе ОТКРОВЕНИЕ. Когда ты ещё не знаешь боли, разлуки, отчаяния, слез ушедшего, как тебе кажется навсегда, огромного СЧАСТЬЯ. К тем временам, когда в твоей душе зарождалось и выбрасывало первые побеги чувство любви. Когда ты ощущаешь, но ещё не понимаешь, что с этих минут ты начинаешь расти. Расти духовно. Что перед тобой открывается твой тернистый, но прекрасный путь наверх. К счастью! К любви! К Богу!
       Кажется, что этими ощущениями пропитан весь город и даже начинает мерещиться такой чистый и сладкий запах. Странно. Очень странно. Но такие ощущения преследуют меня не только, когда я нахожусь в этом городе, но даже когда я лишь краешком касаюсь его, облизывая мягкие повороты по объездной трассе. А аромат продолжает преследовать меня уносящегося от Алустона. Вот так и сейчас выворачивая с вокзального кольца и уходя на подъем, я соприкоснулся с чарами этого молодого города. Я уносился по «дороге любви» к Ялосу – городу, вернувшему мне надежду и укравшему мой покой. 
       Вспомнив о Ялосе, меня опять уколола моя тоска. Тоска и ненавистная беспомощность. Хотя и говорится, что безвыходных ситуаций не бывает, но в первые минуты возникшей проблемы кажется, что кто-то там, на верху, забыл оставить приоткрытой дверь и ты чувствуешь себя взаперти да ещё в совершенно темной комнате. Образно, конечно. Но спустя время, присмотревшись, ты замечаешь тусклый, но всё же свет. Ладно, если бы только безвыходность была проблемой. Усугубляет положение и то, что беспомощность танцует свой танец отчаяния вместе с ненавистным ожиданием. И надо сказать неплохо у них это получается. Проблема... Интересно, как там сейчас в Ницце? Думаю, что так же, только почище, наверное, и… тут я заметил, как стремительно приближаюсь к ползущей передо мной, во втором ряду шоссе, малолитражке. Такое впечатление, что это прогулочный катер, медленно плывущий вдоль берега, а не легковес на скоростном шоссе! Я практически машинально бросил взгляд на задний номер машины. Каюсь! Каюсь пред всем белым светом, но мысль о том, что передо мной приезжий, успевает обогнать все остальные мысли и первой всплыть в мозгу. Так оно и есть. Турист! Простите меня, великодушно, простите. Мы, живущие на острове, любим и готовы радужно принимать отдыхающих. Всех гостей нашего прекрасного уголка мира, но вот такие субъекты, первыми омрачают наши расплывающиеся в голливудских улыбках лица. Но мысли нельзя остановить и поэтому буду откровенен. Вы знаете самое страшное проклятье островитян? Звучит оно следующим образом: «Пускай в сезон к тебе приедут все твои родственники и в один день». Это проклятье обосновалось в этих местах ещё с тех самых, советских, времён. А в те времена семьи были побольше, чем нынешние. Большинство жило скромно, но в достатке. И представить себе картину, когда в двух-, да хотя бы в трёхкомнатную «хрущевку» съезжаются все вышеперечисленные родственники…. со своими семьями…. Это просто тихий ужас! Каково себе заполучить подобный подарок? 
       Я резко рванул в сторону, пересекая сплошную линию, иначе точно бы не вписался, и, посылая много очень «дружелюбных» слов в сторону водителя малолитражки, повернул голову, чтобы разглядеть это «милое» лицо. А лицо, действительно, оказалось милым. За рулём, напряжённо всматриваясь в дорогу, сидела девушка. Она даже не заметила меня, выскочившего с визгом резины и поравнявшегося с ней. Заметив меня позже, она  испугалась и машинально дёрнула руль в сторону того самого, прописанного ей ещё с той поры, когда получила права, ряда. Я улыбнулся ей, пытаясь тем самым показать, что не стоит пугаться за рулём. Это до добра не доведёт. Но моя улыбка ещё больше проявилась на лице, когда я вернул свой взгляд на дорогу. Впереди замаячил знакомый, полосатенький такой, жезл. Догадаться в чью сторону он обернулся, думаю, будет не сложно. 
С той же чеширской улыбкой я  проплыл мимо стража дорог, которых я ласково называю «демоны» и, остановившись у обочины. Почему «демоны»? Это пошло от чудесного советского фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Вот как там, так и здесь нежданно-негаданно появляются эти самые «демоны». Я вышел из машины и медленно направился в сторону сержанта, который, насупившись, будто бульдог, нёсся ко мне, готовясь к решительному и принципиальному разговору. Подлетев ко мне, он уже готов был обрушить на меня свой «праведный гнев», но я, всё с той же улыбкой, опередил его. 
- Пройдёмте в машину? – предложил я.
Сержант тут же потерялся. Ситуация стремительно уплывала из-под его контроля. Прокручивая в своей голове различные жуткие сценки с моей демонстрацией различных корочек, он задал самый нелепейший вопрос:
- В какую? – вытаращив на меня глаза и сморщив при этом лоб, выпалил он.
- Разуметься в Вашу – продолжая дружелюбно улыбаться, отреагировал я.
И тут его как будто осенило. Он также изменился в лице. Отзеркалил мне такой же улыбкой, при этом, тяжело выдохнув, будто «гора свалилась с его плеч».
- Пройдёмте – ответил он и мы, обогнув спецмашину с разных сторон, миролюбиво присели на сиденья для обсуждения правил дорожного движения. 
Я, конечно же, мог выпалить триаду по поводу моей безысходности при совершении столь опасного нарушения и прибавить к этому приехавшую в наш дивный край туристку на малолитражки, но за рулём того «прогулочного катера» сидела молоденькая женщина, а раз так, то не в моей части хаять юное создание. Поэтому я даже не помышлял о крамоле. 
- Вы знайте, что на недопустимой скорости… - начал он, сам неверное не понимая зачем, завёл он свой заученный до зубов монолог.
- Сколько? – перебил его я.
- Как обычно. По тарифу – немного смущаясь, ответил он. 
Я достал сумму и, как положено, бросил её на газетку, аккуратно лежавшую между нами. Рука сержанта моментально прикрыла, знакомую купюру второй половиной газеты. После чего сержант продолжит свою сцену до логического и знакомого конца.
- Будьте осторожны. Впереди, в паре километрах, стоят гаишники.
Блестяще! А он уже себя таковым не считает? И какая же забота проявляется у «стражей дорог» после получения небольшой компенсации за нахождения здесь, под палящим солнцем, без еды и питья. Это НАШЕ! Неискоренима забота о водителе! Желание предупредить о возможной опасности, тем самым, лишив «хлеба насущного» обосновавших неподалёку свой форпост менее «удачливых» коллег. Браво!
       Я поблагодарил за предупреждение и направился в свою машину. Медленно отчалив от обочины, облегчив немного свой бумажник, я решил больше не гневить Бога. Хотя первой мыслью было догнать миловидное создание малолитражки и предложить своё посильное участие в непринуждённом путешествии по Крыму. И до встречи с Анастасией я так бы и поступил, но теперь я переключил своё внимание на «страшных демонов», скрывающихся за ближайшим поворотом и решил проехать оставшийся путь по всем правилам. Это было поучительно. Меня хватило ровно до того самого соседнего форпоста. Я не знаю того гения, который распорядился установить такие знаки вдоль дороги, но, не рассуждая слишком много, могу сказать только то, что при соблюдении этих знаков можно добраться в пункт назначения лишь к утру. На прямом участке дороги установлены знаки, снижающие предельно-допустимую скорость и через пятьдесят метров, наоборот, разрешающих ускоряться. Возможно, во времена ледникового периода, здесь был оползень или ещё что-нибудь, но ближайшие десять лет я в этих местах ничего не замечал. А знаки так и остались с того периода. Наверное, для острастки. В общем, плюнув на раздражители, я набрал крейсерскую скорость и через двадцать минут уже спустился на главную артерию Ялоса. Пунктом назначения была, как будто мёдом намазанная, набережная.

*   *   *

       Припарковав машину параллельно набережной, я мог спуститься прямо здесь, но, как мазохист, отправился именно к тому переулку, на котором я повстречал Анастасию.
 Странные мы люди. Более самостоятельные и амбициозные из нас, не любят, когда их жалеют. Кроме того, чтобы побыть под «крылышком матери», мы понимаем, что в глазах жалеющего нас, мы выглядим слабыми. А в нашем мире слабость – отрицательное качество. Нас учат совершенно противоположным чертам. Но при этом пожалеть себя самим, без посторонних глаз, проще простого. Почему каждый раз мы не упускаем возможность причинить себе душевные страдания? Это же так неестественно – печаль души. Просто с помощью вот такого неестественного способа мы тешим своё самолюбие. Утишая себя, мы как бы смотрим на себя со стороны и поднимаем себя в собственных глазах. В «своём мире» мы не слабые, мы сильные личности, проходящие через страдания. 
       Я же могу пройти не через тот самый переулок, принёсший мне радость, но в данном случае несущий мне боль. Боль от безысходности. Но так хочется получить порцию боли для того, чтобы потом потратить битый час на занятия аутотренингом, и в конечном счёте,  доказать себе, что ты очень сильная личность, способная пройти через боль, невзгоды и пепел и возродиться, как Феникс. 
Но приятно же, когда любимый человек просто гладит тебя, проявляя нежность и любовь. При этом ты не ощущаешь себя слабым, и тихонько мурлычешь от удовольствия. И невдомёк тебе, что находящийся рядом с тобой человек испытывает те же самые эмоции, тоже самое тепло, туже самую высоту ноты души. Чувства его в том и другом случае не одинаковы, а одни и те же. Слабость – одно из сослагательных любви. 
       Так и не дойдя до переулка, я свернул, решив, что мне совершенно незачем испытывать очередную порцию мазохизма. Я направился вдоль набережной к недавно возведённому архитектурному шедевру - ялтинскому вернисажу. Совершенно прозрачную конструкцию нельзя назвать зданием из-за того, что она не имеет внешних стен, как таковых. Над стеклянным лабиринтом возвышается низкий, достаточно сложной формы, прозрачный купол. Всю эту конструкцию сдерживают многочисленные ванты и стропы. Поражает удивительная лёгкость конструкции. Кажется, что она просто невесома. Дополнительный эффект вызывает морской бриз, беспрепятственно проникающий в каждую точку этого сооружения. А при сильном ветре какие-то архитектурные изыски гасят поток воздуха, и внутри лабиринта всё так же гуляет лёгкий ветерок. Этот же непостижимый эффект действует при кондиционировании лабиринта. Даже когда вокруг сорокоградусная жара внутри лабиринта, не скажу что прохладно, но достаточно комфортно. Здесь не стоят торговцы картинами и всевозможные помощники. Сами художники с гордостью выставляют свои работы. В сезон сюда съезжаются не только крымские мастера, хотя крымская школа считается очень сильной. Здесь можно встретить творцов со всех соседних стран. Выставляться здесь очень престижно, и сам вернисаж уже стал неким фестивалем представителей холста и кисти. Работы мастеров меняются достаточно часто и поэтому я, попадая в Ялос, стараюсь обязательно заглянуть в лабиринт. 
       Находясь здесь, ощущаешь себя «ловцом эмоций». Картины это не просто изображения на холсте, это окна в иные миры. От них исходит энергетика положительная или отрицательная. И когда ты начинаешь чувствовать эту энергетику, ты начинаешь осознавать, что перед тобою живой мир. Удивительно, но чтобы не было изображено на холсте, каждый из нас всматриваясь в предметы, изображённые на полотне, эмоционально воспринимает эти таинственные мир совершенно по-разному. Не существует в мире одинаковых людей и также не существует в мире одинаковых эмоций. Палитра человеческих эмоций количественно во много раз превосходит палитру цветов. Каждому из нас требуется потратить некоторое время, прежде чем назвать тот или иной цвет, хотя сам цвет и эмоция, вызванная им, всплывает в голове практически мгновенно. И лишь спустя время мы способны классифицировать его. И даже в простой цвет, к примеру, синий каждый из нас вкладывает свой, неповторимый оттенок. Что же можно сказать, когда мы воспринимаем целую гамму цветов, к которым прибавляются ещё и образы. Мозг безошибочно складывает многогранный коктейль эмоций и восприятий. И на поверхность выдаёт нам ощущения, разложить которые до деталей ты уже не в состоянии. Это просто невозможно. И этого от нас никто не требует. Наша задача сводиться к минимуму. Определить нравиться нам это или нет. И убить это ощущение может только самый дурацкий вопрос: «Почему?». Тогда нам приходиться оценивать, а значит раскладывать по полочкам. Но ощущения это чувства. Эта часть неподвластна логике. Всё что создано эмоциями, и должно восприниматься эмоционально. Другого пути, нет. И самое худшее, что может быть, это желание подчиниться общему мнению. Приятно глотать то, что уже пожевали другие? 
       Добравшись до лабиринта, я вошёл в галерею с окнами в параллельные реальности. Я ловил эмоции, передаваемые через холсты. Я нырял в один мир и выныривал в другом. Вот поэтому я и называю это действо - ловлей эмоций. Не замечая людей, я плавно плыл от одного творения к другому. Пока не замер перед великолепным пейзажем. Странно, но в последнее время замечаю, что пейзажи появляются всё реже и реже. Толи из-за прихода высококлассной фотоаппаратуры, толи из-за того, что «ценителям живописи» стоит «подавать на обед» что-то этакое, не знаю, но высококлассные пейзажи исчезают и на их законную территорию стали пробиваться низкопробные работы. Я стоял, разинув рот, всматриваясь в мельчайшие детали, в непередаваемые цвета красок, в эмоции вложенные в эту работу мастером. Картина несла для меня явно целебные свойства. Пропали проблемы, заботы, преследующая весь день тоска. Я весь погрузился в изображённый передо мной мир. Как глаза питаются светом солнца на закате, так и я жадно впитывал эмоции подаренные творцом. Я наслаждался поразительной глубиной цвета, казалось бы, совершенно знакомых вещей. Знакомых, да не совсем. Складывалось впечатление, что я заново открываю для себя мир. 
Впитав всё до остатка, наевшись, я повернулся, желая взглянуть на того, кто смог создать такой «новый» мир. Рядом с картинами, спиной ко мне, стоял худощавый молодой человек с длинными, по лопатки, черными, распущенными волосами. Он что-то живо обсуждал, активно жестикулируя руками. Его собеседница, женщина средних лет, явно не соглашалась и подчёркнуто качала головой из стороны в сторону. Я даже со спины узнал своего давнего приятеля. Человек он крайне эмоциональный и его темпераментная жестикуляция не раз приводила людей в некоторое замешательство. Особо это сказывалось на приезжих, так как для местных такое активное общение почти что норма. Надо было снять накал страстей, витающий вокруг этой словесной дуэли, и я окликнул его.
- Лёша! Лёша! Алексей! – крикнул я, практически над ухом.   
Я встретился лицом к лицу с разъярённым львом. У которого при этом ещё и забрали кусок мяса, в виде эмоциональной дискуссии. Но как только он меня узнал, его свирепая гримаса превратилась в самую дружелюбную улыбку кота, объевшегося до отвала сметаной. Вот они мгновенные смены эмоций холерика. 
- Митя! Дружище! Рад тебя снова видеть! Куда ты пропал?! Сколько мы не виделись?! – с детским восторгом выплёскивал порциями он.
- Да, наверное, полгода не виделись – ответил я, улыбаясь во весь рот. – Это твоё творение? – кивнул я в сторону картины.
- Да! Моё! Но ты же знаешь сейчас пейзажи не… - с разочарованием пожаловался он.
- Великолепная работа! Это лучшее, что я у тебя видел – не желая выслушивать беспочвенные жалобы.
- Ты, правда, так считаешь – не веря своим ушам, взмолился он.
- А что тебя так удивляет. Она передаёт твой глубокий эмоциональный мир. И как тебе удалось добиться таких красок?
- Красок? - слегка потерялся он, так как продолжал анализировать дивные для него в эту минуту слова. 
– Тебе действительно нравиться?
- Очень – чётко отчеканил я, стараясь внести в него полную уверенность в его таланте.  
- Спасибо тебе. Ты вселяешь в меня надежду, что стоит продолжать писать пейзажи. Я уже совершенно разуверился, что стоит этим заниматься. Да и в Крыму остаётся всё меньше мест с девственной природой. Застроили практически весь берег – и его опять понесло с жалобами на всех и на всё. А может я ошибаюсь, и Лёша не холерик, а меланхолик? Но при таком количестве воображаемых минусов, сотворить такую красоту…
- Где ты это писал? – перебив его, поинтересовался я.
- Это рядом с Коктебелем. Добраться до этих мест было совсем не просто – с гордостью за себя и свой «трофей» сказал Алексей.
Не бывает людей состоящих из одной только добродетели или наоборот. Хваля Алексея, в моей голове уже зрел маленький и хитрый план. 
- Я ещё знаю пару таких мест с девственной, как ты выражаешься, природой – начал лукавить я, разжигая интерес у Алексея.
И где же? Туда можно легко попасть? Такое ощущение, что уже весь берег в частных владениях – предупредительно отреагировал он. 
Частные владения… в своё время берег раздавали направо-налево и большинство «яйцеголовых» не преминули огородить не только свои участки, но и береговую линию. И теперь берег больше напоминает укрепрайоны, чем место отдыха всех желающих. 
- На мысе Айя был? – поинтересовался я и лукаво улыбнулся.
- О, это красивейшие места! Но туда можно добраться разве что на лодке. Я, правда, как-то раз заметил там дом на скале. Интересно, как туда добираются хозяева? Но больше никаких строений я не замечал – недоумевал проводник в иные миры.
-  Вот в этот дом я тебя приглашаю – продолжал улыбаться я.
- Это твой дом?! Это просто потрясающе! Ну, Вы и жулик, господин буржуа – восхищённый такой возможностью поработать в заповеднике, да ещё с комфортом, ответил он.  
- Вот и прекрасно. Доберёшься до церкви над Ласпи? В следующую субботу буду тебя там ждать.
- Конечно, без проблем. А в котором часу? – его глаза хитро щурились, и на лице появилась лукавая улыбка.
- Ох уж эти творцы, ночные жители. Рано вставать нелюбящие – по-дружески укорял его я. – Когда тебя ждать?
- Туда-сюда – прикидывал он в голове, при этом рассуждая вслух. – В полдень, как штык, буду стаять около церкви – с восторгом выпалил он. 
- Договорились – я закрепил наше соглашение крепким рукопожатием и двинулся дальше по лабиринту, ловя эмоции.

*   *   *

       В следующую субботу я, как и договаривался с Алёшей, подъехал к назначенному месту, в назначенное время. Припарковавшись на широкой площадке возле церкви, я выбрался из машины, и оглянулся, выискивая мастера кисти. Я совершенно не удивился не найдя его, наоборот, был бы потрясён, если бы Алексей бродил вдоль парапета и всматривался вдаль дороги с надеждой о моем скорейшем появлении. Какую бы конфету я не бросил, какой бы не была блестяща обёртка, ничто не способно заставить ночного творца встать ранним утром. Это просто выше сил и сознания. И поэтому я направился в сторону смотровой площадки полюбоваться видом маленького, живописного посёлка с высоты птичьего полёта. 
       Я направился мимо церкви к смотровой площадке. Проговорив про себя слово «Ласпи», я очередной раз поймал себя на мысли, что по крупинкам весь берег покрывается словами, знаками, местами связанными с ней. Это какое-то наваждение! Я вспомнил тот вечер. И вспомнил мельчайшую деталь, которая могла связывать посёлок, втиснутый меж горами, внизу и Русалочку. Тогда мельком я подумал, что дочь морской пены могла жить в Ласпи. Я уже нашёл её дом, который не имеет никакого отношения к этому посёлку, но почему-то они в моем, опьянённом любовью мозгу, сливаются в один образ. Наверное, любовь это всё же вирус, незаметно вселяющийся в тебя и постепенно отвоёвывающий твоё тело и сознание? Хотя я не прав, это был вихрь, ворвавшийся в мою душу и сердце, вырвавший меня у бытия и сделавший из меня приведение, раба чувств. Как искусный хирург ловко, мастерски, вырезавший логику и трезвость мысли. Обкурив моё сознание сладкими, дурманящими парами и бросив медленно сходить с ума. Ловко. Я грыз по ночам подушку, напивался, пускался в полнейший блуд и разврат, искал, где только возможно адреналин только ради того, чтобы забыть её. Это ломка, которую я вспоминаю со страхом. Да, со страхом. Я не хочу ещё раз проходить через это! И лишь время смогло затянуть эти раны. Но после той мимолётной встречи у магазина в Ялосе, кровь с такой же силой хлынула из всех слегка затянувшихся ран.
       Так для меня и осталось загадкой, но, находясь в жёстком капкане моих мыслей, я остановился возле входа в церковь. Повернулся лицом к ней и, перекрестившись, поклонился. Я сделал очень медленно и поклонился так низко, как только мог. Со стороны, наверное, это выглядело, будто я на показ совершал столь привычный ритуал. Но после этого мне стало легче. Будто холодная вода омыла раскалённое сердце и остудило душу. 
       Выпрямившись, я увидел перед собой пожилую женщину. Миловидное лицо старушки было красивое, исходя из её возраста. Волосы  аккуратно собраны в гульку на затылке. Её белоснежное платье вышло из моды лет тридцать назад, но она настолько выглядела, как говориться, чистенько и опрятно, что я не смог сдержаться и мило ей улыбнулся. Она улыбалась мне в ответ, а в глазах её светилось солнце. 
       Я не люблю давать милостыню. Почему-то каждый раз, когда я подаю, я испытываю неловкость. Не знаю с чем это связано, но у меня ощущение, будто я делаю что-то унизительное и неприятное для того, кому подаю. И каждый раз я стараюсь избежать этой церемонии. Но эта женщина стаяла возле церкви, в выходной день, и уж явно не с целью полюбоваться красотами. 
       Я полез в карман и немного смущаясь, протянул ей горсть мелочи. Она приняла деньги как дар. Слегка, поклоном, поблагодарила, не переставая улыбаться. Мне казалось, что она смотрит на меня и любуется мной так, как любуются своими внуками с гордостью и любовью.
- Я вижу в твоих глазах влюблённость и печаль – заговорила она со мной. Голос её был тёплый и добрый.
Не знаю, что меня дёрнуло, но я решил ей соврать.
- Мои глаза любящие и радостные оттого, что вернулась ко мне любовь – произнёс я, смотря ей прямо в глаза. Она ещё шире улыбнулась, но её глаза стали предельно серьёзными, будто что-то важное я должен был услышать и понять в эту минуту.
- Лишь аромат прекрасных роз, оставит в прошлом горечь слез – спокойным и уверенным голосом произнесла она.
       В эту минуту я услышал за своей спиной:
- Митя, прости друг, я спешил изо всех сил, но немного опоздал из-за транспорта. 
Я обернулся, в пяти шагах стоял Алексей и с ним ещё три девушки. Все взмокшие после прогулки в общественном транспорте. Да и полуденная жара давала о себе знать. Я взглянул на них слегка отрешённым взглядом, одновременно почувствовав, что действительно жарко и душно и тут в мозгу проявился образ этой старушки, явно одетой не по сезону. Я повернулся к ней, но передо мной никого не было. Галлюцинация? Странно? Может от жары привиделось? Я немного опешил. Но сзади опять раздался голос Алёши, приводя меня в сознание:
- Митя, ну прости. Мы все тебя просим.
Я обернулся и подошёл к гостям, уже понимая, что девушки явно направлялись за своим поводырём - Алексеем. Не люблю, когда меня ставят в неловкую ситуацию, но этому балбесу, ради моего маленького плана, я готов был простить маленькую шалость. Стряхнув с себя рассеивающуюся пелену потусторонности, я улыбнулся компании.
- Знакомься – замурлыкал «Айвазовский». – Света, Анжела и Марина. 
- А это, повернувшись к нимфам – господин буржуа, скупивший чудеснейший заповедник, расположенный справа от нас, пан Дмытро – с украинским акцентом, соригинальничал он.
 – Митя, девушки никогда в своей жизни не видели той красоты, которую доводиться тебе лицезреть по первому же твоему желанию. Не будешь ли ты так любезен, позволить им также насладиться прекрасными видами девственной крымской природы? – начал ёрничать худощавый засранец.
- С удовольствием – улыбаясь, ответил я. Ну не оставлять же их здесь на пыльной дороге. 
- Жара стоит жуткая. Ну, что ж поехали – предложил я, а про себя подумал: «Как же тебе повезло интриган Лёша, что мой «монстрик» в ремонте, и я взял машину компании. Я бы посмотрел, как ты улаживал бы дело, если бы не…». Мы всей компанией сели в прокаченную кондиционером машину и тронулись к берегу души и иллюзий.

*   *   *
                     
       Мы плыли по дороге прорезавшей великолепный хвойный лес. Я размышлял о своём недавнем мираже, а Алексей болтал без умолку, устроившись на переднем сидении, изображая из себя экскурсовода, знающего эти места как свои пять пальцев. Он нёс полнейшую ахинею, из которой я понимал, что в этих местах он ни разу не был. Я посмотрел в зеркало заднего вида, разглядывая наших попутчиц. Молодые! Пышущие здоровьем! Красивые! Гордые и уверенные в себе и своей уникальности. Такая уверенность присуща нам всем в восемнадцатилетнем возрасте. Мы индивидуумы, способные свернуть горы, берущиеся за любое дело, исход которого, мягко скажем, малореален. Мы заносчивы. Мы готовы к любому вызову. К первым неудачам, от которых отмахнёмся, как от назойливой мухи, даже не предавая этому факту никакого значения. Мы реальны! Мы свободны! Мы открыты миру! Этот возраст творит с нами чудеса. Он даёт нам возможность поверить в себя и остаться «живыми» на всю жизнь. Но, путешествуя по пути жизни, мы с каждым поворотом, почему-то теряем частички этой нашей уверенности, неповторимости, индивидуальности. И постепенно всё больше прогибаем позвоночник. Тянем подбородок поближе к земле. Всё реже говорим «могу» и всё чаще в нашем лексиконе слышно «хочу». Мы же дети социума. А социум может существовать только при установленных правилах. Странная метаморфоза: рождается «дитя природы», становится «человеком социума» и умирает «иждивенцем государства». Печально? Да не уже ли? Мы сами направляем себя к такому завершению. Судьба преподносит нам разные трудности, а мы стараемся, как меньше утруждать себя борьбой, и направляем свою жизнь к такому концу. Когда проходит этот удивительный возраст «атлантов» мы вступаем, так сказать, во «взрослую жизнь». Мы выучиваем все правила социума наизусть. Не замечая, как постепенно, слово «жить» преображается в слово «выжить». И также незаметно к нам подкрадывается страх. Страх перед будущим. Страх перед тем, что будущее не желает быть спрогнозированным, а нам этого так хочется. Мы лезем из кожи, дабы спрогнозировать хотя бы следующий день. Невозможность разложить будущее по полочкам, просчитать эту шахматную партию, заставляет нас копить. Оставлять всё про запас. Деньги – величайший материальный предмет про запас. Лучшее, что может быть для накопления. Если сполна ощутить настоящее, данную минуту, нужны ли нам деньги в данную минуту? Прямо сейчас? Но они нам могут понадобиться через полчаса, час, завтра, в будущем. Таким образом, мы пытаемся спрогнозировать будущее. Иначе на горизонте замаячит страх. А страх, издревле, самый лучший стимул к послушанию, к покорности, к следованию правилам. И когда мы уверены в своём завтрашнем дне, именно в этот момент спокойствия и безмятежности, будущее вмиг напоминает о своей непредсказуемости. 
       Я вспоминал вечер, когда держал в своих объятиях возлюбленную, когда был на седьмом небе от счастья, когда, казалось, что мы вместе навсегда. И, в момент наивысшего счастья, будущее дало о себе знать шумом моторной лодки. Оно жёстко наказало меня за  уверенность в завтрашнем дне. И вот теперь, я приближаюсь к «Берегу…», я воплощаю задуманный план, не для того, чтобы запрограммировать будущее, а для того, чтобы связать оборвавшуюся нить с настоящим. Может всего на пять минут. Но это того стоит. Ради того чтобы жить.
      В полглаза я пытался составить хотя бы какое-то представление о трёх дивах, уютно расположившихся на заднем сидении машины. Мне не составило большого труда вычислить, поддавшуюся чарам Алексея, девушку. Это была Светлана, сидевшая как раз за нашим экскурсоводом. Приоткрыв рот, она ловила каждое слова Алексея и заливалась звонким смехом при каждой, даже совершенно дурацкой, шутке брызнувшей из его уст. Она держалась руками за переднее сиденье и легонько поглаживала большим пальцем спину мастера холста и красок, тем самым, поощряя его на очередные словесные подвиги. А так же намекая своим спутницам, что впереди сидящий «трофей» принадлежит именно ей. Я улыбнулся. Это чисто женское. Нежное еле заметное напоминание. Мужчины, вероятнее, более слепы и поэтому мы прибегаем к более очевидным жестам. Более близоруким. Мы обнимаем покрепче, целуем позаметнее. Стараемся не отходить, а если и приходится на время покинуть, стараемся быстрее вернуться, дабы за время нашего отсутствия какой-нибудь слабовидящий не посягнул на то, что по нашему разумению принадлежит нам. Да и женщины от этого приобретают только плюсы, ощущая себя любимыми и желанными. 
       Прямо за мной сидела Марина. Она так умело «смазала уши маслом», что вся «лапша» посылаемая Лёшей в сторону нимф совершенно не способна была осесть на её ушках. Хотя, наш артист разговорного жанра метил именно в неё. Он не раз небрежно оборачивался и бросал мимолётный взгляд в её сторону. «Любовный треугольник?» - подумал я. Да нет. Это уже наше, мужское. Покорив одно сердце, почему бы не попробовать расположить к себе следующее. Каждый из нас прекрасно помнит теорию уважаемых господ психологов, сексологов и прочих, гласящую о том, что ещё с первобытнообщинного строя, когда была высокая детская смертность, каждый мужчина старался оставить после себя потомство, и поэтому мужская природа заставляла его в каждой женщине видеть возможность продолжения своего рода. Железобетонная теория, надо сказать. И я, как и все, слепо верил в неё. Логично и просто. Но на удивление, некоторые очень немногочисленные народности, наверное, мало общающиеся с остальным миром и уж совершенно не знающие дедушку Фрейда, используют своё, уникальное, учение. В определённом возрасте мальчики и девочки этих народов перестают жить под крышей своих родителей. Они начинают жить под общей крышей со своими сверстниками. Девочки познают разных мальчиков, а мальчики девочек. И таким образам познав многих, они находят свою пару, человека который лучше остальных подходит им. Когда пара образуется, их женят. Нельзя вроде сказать, что это цивилизованный способ, который поддержит наш «просвещённый» социум и религия, хотя в сущности, наша подростковая жизнь – это тоже самое, но без общей крыши. Интересно то, что людям этих народов не приходится с раннего возраста держать под подушкой журналы а-ля «Playboy», с вожделением наслаждаться порнографией и по ночам рисовать в своей голове эротические сценки со страстно желаемыми образами, насладится которыми в реальной жизни невозможно. Наверное, наше сексуальное образование намного выше и поэтому мы, однажды узнав вкус «запретного плода», до последнего стараемся прыгать от одного цветка к другому, чтобы найти именно тот самый вкусный и сладкий нектар. У тех «обездоленных» народов не было «запретного плода» и им даже невдомёк, что их лишили такой сладости.  Наш «Айвазовский» человек образованный, знающий дедушку Фрейда, и поэтому он со всем знанием дела пытается «опылить» ещё не покорённый им «цветок». А «цветок», тем временем, поглощён видом из окна и совершенно невосприимчив к потокам флюидов направленных в её сторону.
       Я ещё раз улыбнулся этой сцене разворачивающейся в авто и перевёл взгляд на, сидящую посередине, Анжелу. Я невольно дёрнулся, как ошпаренный, и мгновенно перевёл свой взор на дорогу. Расслабленный, производя свои несложные умозаключения о девушках, созерцая простые житейские сценки, я совершенно не ожидал встретить столь страстный, прорезающий насквозь взгляд-скальпель. Взгляд-молнию. Взгляд-ураган. Анжела неотрывно смотрела в тоже зеркало заднего вида. Она наблюдала за мной, и её взгляд был столь красноречив. Даже сложно с ходу передать этот взгляд словами. Каким-то непостижимым образом её взгляд нёс в себе одновременно и обжигающий огонь и холод кристального горного ручья. Великолепное, данное от природы, умение женщин сказать «хочу» взглядом. Это «хочу» как фильтр отделяющий страстных мужчин от прочих. Мужчины говорят своё «хочу» постоянно и часто не к месту. Мы прекрасно знаем о женской слабости воспринимать всё ушами и пользуемся этим без стыда и совести. Но женское «хочу» - явление и мало кто из мужчин может устоять перед женским «хочу». Даже не смотря в зеркало, я ощущал почти физически её взгляд. Желание взглянуть в эти бездонные карие глаза было слишком велико. О небо! Я был рождён человеком способным принимать такой вызов. Это мой мир. Мир страсти, пылающего сердца, туманного сознания, инстинкта, секса, необузданности, поглощения себя и растворения в возлюбленной. Адреналин – властелин этого состояния. Он мгновенно заполняет тебя, не давая возможности дышать и трезво мыслить. Учёные с пеной у рта доказывают, что всё это чистейшая химия. Тогда стоит спеть хвалу этой химии способной поднять нас над землёй и научить летать. Чем дольше я оттягивал встречу наших взглядов тем приятнее и ценнее было томление. В такие минуты у нас всего два способа поведения: мы либо недоумевая, сдаёмся на волю победителя, не контролируя ничего, оставаясь почётными зрителями главной ложи, либо принимаем вызов и начинаем виртуозно играть. Играть на полутонах, на полувзглядах, на прерывистом дыхании, на пике нервных окончаний, на грани разума и безумства. Как и в театре большинство зрители, так и в жизни актёров меньше, значительно меньше. Но желание играть, отдавать себя за звук оваций, за крики признания и восхищения, каждый раз заставляет нас избирать второй путь. Путь актёра. Это маленький секрет актёрского мастерства, желание отдать себя, свои эмоции и получить взамен всё это же, но усиленное многократно. 
       Ощущая затылком пылкий взгляд, вызов, страсть, я мгновенно преобразился в актёра. Я перевёл взгляд на зеркало и выпустил свою энергию. Глаза в глаза. Наши взгляды встретились. Было такое ощущение, что воздух между нашими взглядами превратился в плазму. Я заметил на её лице улыбку, больше напоминающую оскал хищника. Она была довольна моей неуступчивостью. Моим принятием, брошенного ею вызова. Вероятно, что на моем лице появился такой же оскал, который не преминул заметить наш «сводник».
-  Да перестань ты улыбаться! Я совершенно серьёзно говорю. Ещё чуть-чуть и Крым потеряет свою уникальную природу. Застроят всё – с возмущением и беспокойством выпалил Алексей.
- Лёша, это я улыбаюсь от гордости, что у нас ещё остались, в твоём лице, люди ценящие нашу природу, нашу самую главную достопримечательность – быстро нашёлся я. И оторвал взгляд от магического зеркала. 

*   *   *

       Мы прошли последний подъем, и я остановил машину возле дома. Я вылез из машины и оглянулся вокруг. Поляна, лес, скалы и дом, казалось, весь окружающий нас мир решил предстать перед моими гостями во всей своей красе. Лето в Крыму очень жаркое, и уже в июне палящее солнце успевает выжечь траву и разбросать опалённые блеклые краски на всю флору полуострова. Но как будто Солнце устроило сговор с этими местами. Трава и деревья в этих местах оставались сочно-зелёного цвета почти до конца августа. Этакий маленький Эдем. Заповедник Солнца. На небе ни тучки и в глаза бросалась многокрасочная палитра цветов и оттенков. Даже ветер, не редко гуляющий здесь в полную силу, даже он в тот день нежно гладил наши лица, тем самым ставя последний утончённый штрих всей этой идиллии.
       Я наблюдал за гостями, и в меня вселялась такая гордость за то удовольствие, которое смог доставить им. Их лица выражали такой восторг, который можно наблюдать на лицах маленьких детей, когда они открывают для себя всё великолепие нашего мира. В одночасье вернуться в мир детских эмоций, сказки, ярких впечатлений, восторга и радости. Волшебство? Да. Мы его можем испытать в любом возрасте и для этого нужно лишь открыться миру. Взглянуть на него не через призму проблем, а через чистоту детских желаний. Надо просто вспомнить себя. Вспомнить кем ты был. 
       Восторг переполнял нас. Избыток чувств должен был найти выход. Алексей не выдержал первым и, задрав голову, заорал. Крик счастья и перерождения подхватили все мы. Мы ничего не можем с собой поделать, когда нас переполняют чувства эйфории. Мы орём, выпуская всю энергию. Тем самым подтверждая, что мы есть, мы существуем, здесь и сейчас, на Земле. 
- Митя, это просто непостижимо! Такие краски! Я боюсь, что не смогу это всё передать! Это невозможно передать! Какие насыщенные цвета! – выкрикивал он с видом человека прибитого счастьем. Теперь-то я знаю, как выглядят такие люди.
– Мне надо прийти в себя и перевести дух. Иначе я буду орать здесь ещё очень долго – с тяжёлой отдышкой, выплеснул он.
- Распугаешь всю живность вокруг – смеясь, ответил я. – Давайте в дом, там есть место «с источником для перевода духа». И я пригласил всех в мою холостяцкую обитель. 
       Немного переживая за эмоциональное состояние моего друга, я постарался предупредить, что из зала через огромное окно открывается вид на берег и что эмоции стоит поберечь. Но мои слова как в воду канули, войдя в дом и увидев открывающиеся красоты берега и моря, вся компания вывалилась на террасу, продолжая кричать, смеяться и улюлюкать. «Неплохие выходные ждут нас» - подумал я, направляясь к барной стойке, и подыскивая напитки для «перевода духа». 
Постепенно компания, выплеснув энергию, перебесившись от души,  плавно перетекла в прохладный зал, и лишь  Алексей оставался на террасе. На него нашёл какой-то ступор. Он стоял без движений и смотрел в море. 
- Что с ним – обернувшись к Светлане спросил я немного недоумевая.
- Не обращай внимание. На него такое частенько находит после выплёскивания разнообразных эмоций – отвечая, она улыбнулась такой загадочной улыбкой Моны Лизы, что все без слов поняли, на что намекала спутница художника. В этот момент я почувствовал на своём плече тёплую руку. Естественно, обладательница нежной руки была Анжела. Легонько опираясь, немножко прижимаясь, она смотрела через моё плечо на алкогольные трофеи в баре. Так ненавязчиво. Я тут же вспомнил, как похожее движение, присутствующей здесь дамы, заметил по дороге сюда, в машине, столь же ненавязчиво ласкающее плечо Алексея. «Надо же какое совпадение? А они же не сговаривались. Маленький женский инстинкт» - подумал я и еле заметно улыбнулся. 
- О, у нас есть Asti Martini? – выхватила глазами из обоймы спиртного искусительница и одарила меня всё тем же острым взглядом огня и воды, но только с совсем уж близкого расстояния.
 Martini! Наверное, мне не стоит сильно уж высказываться по этому поводу. У каждого свои вкусы, на которые никакая «незаметная» реклама не оказывает никакого влияния. Скажу только то, что в той же Италии этот напиток «для женщин» не столь популярен, как у нас. Но как в рекламе «напиток вечеринок», хотя ещё далеко не вечер, уже разлит по бокалам и на нежных женских губах оседают капли белого искушения, утоляя жажду страсти и наслаждения. 
       Мы немного поболтали, о первых впечатлениях подаренных «берегом души и иллюзий» и, желая окончательно стряхнуть с себя полуденную жару, очаровательные гостьи сбежали по ступеням на берег. Лишь женский заразительный смех вернул реальному миру нашего «созерцателя природы». Я вышел сразу же за девушками на террасу, неся в руках два бокала с коньяком для себя и «очнувшегося». 
- Знаешь, сколько бы я не смотрел на море, я всё равно каждый раз восхищаюсь им. Шум прибоя и плавные перекаты волн уносят меня в какое-то другое измерение. Море меня никогда не отпускает. Оно действует на меня гипнотически. Я забываю где я, и что со мной. Я стою и про себя разговариваю с ним. Мне всегда кажется, что оно мой родитель. Что на земле я временно и в конце жизни обязательно вернусь в «родной дом». Я возвращаюсь к нему с радостью и болью и оно всегда меня может выслушать, понять и успокоить. Оно живое, как и мы. Оно дышит, страдает и любит. Живой организм! У тебя никогда не было такого ощущения? – он произносил эти слова спокойным, размеренным тоном. И это тот, кто пару минут назад бился в эйфории восторга. Он и сейчас был в состоянии восторга. Но этот восторг был гораздо глубже. Он исходил из души. Он был более глобален. Он питал его. Он аккумулировал эмоции внутри, а не выбрасывал их в мир. И тогда я задумался о том, что восторг бывает не просто разным, а противоположным по сути. Если первый заставляет кричать оттого, что может разорвать изнутри, то этот, второй, наоборот,  усиливает ощущения до колоссальных пределов и вдохновляет нас. Если после первого мы слабеем физически, то второй нас питает и мы становимся сильными.
- Я знал всё это с детства. Море живой организм и наш прародитель. И я не представляю своей жизни без связи с ним. Я заряжаюсь от него и с благодарностью плачу ему тем же.
- Тем же? Чем именно? – поинтересовался философ, всё так же отрешённо смотря вдаль.
- Любовью – улыбнулся я, смотря в горизонт. Я чувствовал, что и Алёша сейчас думает о том же и так же. Я протянул ему коньяк и мы теперь уже как две статуи на короткое время выпали из реальности. 
       Я раньше думал, что лишь со мной эти места могут проделывать такие нереальные вещи. Что это моя ментальность и воображение находит грани двух миров. Но теперь, видя те же самые симптомы на лице моего визави, я понял, мир в этих местах преломляется и открывает каждому свои тайны, раскрывает личное, потаённое зазеркалье.
- Мальчики, может вы перестанете наслаждаться видами, захватите Martini и присоединитесь к нам? Вода просто чудо! – раздался голос с берега.
Я посмотрел вниз. Да, на берегу виды не уступали своим красотам и гармонии. Наши спутницы сбрасывали с себя последние части одежды, открывая взору обнажённые, стройные, грациозные фигуры и с криками бросались в воду.
- Они нас дразнят, провоцируют на «подвиги»? – спросил я, немного поддавшись в сторону Алексея. 
- Нет. Они отдыхают в стиле «ню» - немного отрешённо промолвил мой друг. 
- В смысле, нудистки? 
- Более благозвучно сказать натуристки. И я из их числа – моментально придя в себя, он предательски похлопал меня по плечу и залился наигранным хрипловатым смехом. 
-  Захвати ещё коньяк –  наклонившись над моим ухом, добавил он полушёпотом: «Мы тебя будем ждать в море, мой мальчик». Какая же сволочь! Зараза! Скотина! Он продолжал меня удивлять и вводить каждый раз в ступор, лишь только я вывернусь из очередной его западни. Хорош друг?! Но, надо признаться, мне эта непредсказуемость импонирует. Черт возьми! Я остался с теми же двумя бокалами наверху, пытаясь разобраться в сложившейся ситуации и наскоро обдумать свои действия. А он рванул по лестнице вниз, сбрасывая на ходу всю свою одежду и с разбега нырнул в воду под общий восторг девушек. 
       Я бы мог последовать его примеру, но мне как назло нужно было захватить выпивку и, естественно, с такой ношей я не мог с разгона взять водный барьер. Как я не люблю идиотских ситуаций, своей скованности, которая нет-нет, а периодически напоминает о себе, и ненавижу плестись в хвосте, отставая от новых взглядов. Хотя натуризм уж давно «с бородой», но это я не испытывал, а моя натура не допускает даже мысли, что я чего-то не пробовал, в разумных, конечно, пределах. Странно, но мои взгляды на отношения человека и природы лежат в этой же плоскости, частью которой является натуризм. Я об этом раньше размышлял, но к практике так и не перешёл. И вот, пожалуйста, такой шанс! Я поймал себя на мысли, что и в этот раз выношу позитив и пользу из данной ситуации. Оптимизм не покидал меня никогда и я, недолго раздумывая, вернулся в дом за выпивкой.
        Захватив с собой всё необходимое, я никак не мог решиться на последний шаг. Я подгонял себя, говоря о том, что упускать шанс познать что-то новое недопустимая роскошь и при этом мялся, стоя у барной стойки. Поняв, что моё сознание меня так не отпустит, я прибегнул к самому банальному и действенному способу. Я откупорил новую бутылку коньяка и с горла опрокинул содержимое в приличном количестве. Подарок Диониса достаточно быстро сбросит с меня путы стеснения, раскрепостил и воодушевил на очередной «подвиг». Мои мысли стали «кристально ясными» и я решил, что буду самым свободным. Знай наших! Я сбросил с себя всю одежду прямо в доме, дабы лишить себя возможности по пути к морю где-либо засомневаться и передумать. 
       Не знаю, испытывают ли другие подобные чувства, но сбросив с себя всё, я ощутил полнейшую свободу, лёгкость и эмоциональный подъем. Мало сказать лёгкость. Я, здоровый мужик, под сто килограммов, почувствовал себя частью воздуха, порыва ветра, парящего пуха. Часто, выходя из душа в таком же костюме Адама, тебя мимолётно касается это ощущение лёгкости, но оно столь мимолётно, что ты просто не успеваешь сосредоточиться на нем. Ты занят столь привычными манёврами с полотенцем и одеждой. Но попробуй остановиться, не вытирая капли воды на твоём теле, дай возможность воздуху окутать тебя своей невесомостью. Сделай глубокий вдох. Впусти в себя чистоту, свободу и радость. Представь себя парящим над землёй с облаками. Впусти в себя целый мир. Этот ежедневный ритуал способен творить чудеса, заряжая тебя энергией и силой. 
Всё это я ощутил в те минуты, и как не странно, мне захотелось вырваться. На меня давили стены. Я ощутил тяжесть. Мне не хватало воздуха. До этих минут комната с окном на всю стену была для меня светлой и просторной. По утрам я следил за лучами подымающегося солнца мягко ласкающие воздух внутри комнаты. Я подходил к окну и умывался утренней зарей. Более чистого и светлого места я не знал. Но сейчас, ловя новые, ранее неведомые мне эмоции, меня сжимал невидимый панцирь. Я пытался растянуть тугие прутья воображаемой клетки. Я ощущал себя овитым постоянно растущей лианой, всё сильнее сжимающей моё горло. Я не мог больше терпеть и выскочил на террасу. Вылетел, как свободолюбивая птица, выскользнул, как рыба жаждущая жить, выпрыгнул, как дельфин из воды. Страх, неудобство, смущение оказались столь призрачными и блеклыми по сравнению с ощущениями давящих стен. 
       Меня встречал КИСЛОРОД!!! Я как будто с последними силами подымался с морских глубин. Как будто воздух в моих лёгких стремительно испарялся, улетучивался. Я учащённо глотал, представляя, что поглощаю кислород, ожидая, что пустых глотков мне хватит до заветного чистого воздуха. Мгновение и меня встретило открытое пространство. Свет! Мир! Вселенная! Первый раз в жизни, я ощутил воздух как физическую среду. Не как, что-то саморазумеющееся, в котором мы находимся ежеминутно, а именно как новую, непознанную среду, такую же, как и водную. Наверное, похожие ощущения испытывает младенец первый раз соприкоснувшийся с этим воздушным миром. 
       Я повторял недавний путь Алёши. Я нёсся по ступеням вниз и каждым сантиметром кожи ощущал воздух. В те минуты мне казалось, что морской бриз нежно гладит, облизывает меня, моё тело, и заполняя мои лёгкие пробирается в душу, неся с собой свободу. Я был кентавром во весь опор разрезающим воздух. Я был Прометеем бежавшим с огнём в груди. Я был Фениксом рождённым заново. 
       Едва ступив на берег, я буквально выронил свою ношу в песок и не снижая темпа влетел в воду. Я даже не успел прочувствовать соприкосновение с водой, как будто невидимые руки воздуха бережно передали меня воде. Море с шумом свело свои воды над головой и тишина окутала меня. Я без движений падал на дно. Медленно, как во сне, но в тоже время чувствовал, как моё обнажённое тело благодарит за подарок. За то, что никакая ткань, никакие резинки не сдерживают свободные потоки крови, с лёгкостью бегущие по венам. За то, что всю мою кожу ласкает вода. За то, что прохлада моря остужает раскалённое тело. Я опускался на дно, а в голове, в ритме пульса стучало «Свобода!», «Свобода!», «Свобода!». 
       Я распластался на гладком песчаном дне. Казалось, я так насыщен кислородом, что мне его хватит чтобы пролежать здесь целую вечность. Я слышал шум моря и ощущал, как по спине мягко перекатываются волны. «Море, здравствуй! Я в тебе!». Меня переполняло чувство влюблённости в бытие, эйфории блаженства и вселенского восторга. Я готов был превратиться в песок и камни. Лежать на морском дне и больше даже не помышлять о возвращении на поверхность. Петь песню моря и наслаждаться проникающими лучами солнца, преломляемыми водой и рисующими удивительные узоры на мне, морском дне. Я растворился в ласках воды, но воздух звал к себе. Познав силу воздуха я не мог не вернуться. И одним движением я рванул наверх и криком выплеснул всё, что скопил, иначе можно было лишиться рассудка. 
       Я вырвался на поверхность под овации и крики моих гостей. Это был потрясающий подъем. Руки взмыли к небу, ладонями ловя солнце, кровь стучала в висках, как барабанная дробь, а воздух врывался и раздувал лёгкие до боли в рёбрах. Я захлёбывался от восторга, толи от эйфории, толи от состояния кислородного перенасыщения. Мой разум выбрасывал предложения, которым я не мог дать тогда объяснения: «Скажи, когда ты будешь счастлив, и я стану твоим другом». «Родись заново и я приду в этот мир с тобой». «У меня нет ничего, но я могу сделать тебя сказочно богатым, когда отдам тебе любовь». Чуть позже я узнал значения этих слов, но в тот момент это были какие-то сгустки подсознания, которые просто были, пульсировали, извергались.
       Я подплыл к компании. Хотя мой восторг заглушал все другие эмоции, но в самой глубине, в самом отдалённом уголке сознания, как укус комара, пряталась неуверенность. Я был обнажён перед людьми, которых вижу первый раз. Я побаивался поймать на себе оценивающий взгляд именно в момент моей полной открытости и незащищённости. Ни это ли ощущение мешает нам жить, мешает быть самими собой, мешает познавать мир. Ни этот ли страх заставляет нас играть чужие, не свойственные нам, роли. Ни эта ли неуверенность мастерит нам изощрённые маски. Мы боимся оценки. Мы боимся упасть в глазах других. Обнажаясь мы частично открываем себя, свою душу. Мы рискуем и просим риск взамен. Мы торгуемся, но торг идёт не с другими людьми. Мы торгуемся с собой. Со своим эго. С любимым человеком мы обнажаемся. И мы не боимся быть открытыми. Тогда торжествуют другие силы, способные нас раскрыть. Тогда наш разум отступает. Значит разум, а не боязнь оценки несёт этот страх. 
       На меня опять нахлынуло ощущение испытанное ранее, наверху, в комнате. Я опять ощутил панцирь. Но это уже не рукотворные стены, это стены сознания и они также должны быть разрушены. Я незаметно, в полглаза поглядывал на лица окружающих меня людей. Сейчас только эти, незнакомые, кроме Алексея, люди способны были сломать последние бастионы, сковавшие меня, взращённые нашим любимым социумом. И эти люди смотрели на меня чистым, открытым взглядом. Меня не оценивали. Не искали в своих потаённых углах новые маски. Они становились моими друзьями, когда я был счастлив. Они пришли со мной, когда я родился. Они дарили мне …. 
       Я взглянул на Анжелу. Я провоцировал её, но она как будто отзеркалила взгляды своих друзей. И с меня вмиг свалился тяжёлый камень, довивший меня с рождения. Я освободился изнутри. Удивительно, но натуризм, поклонниками которого были мои гости,  смог снять с меня последнюю преграду к полной свободе. К свободе души и сердца.  Я был счастлив. Выскочив на берег, я схватил Martini и коньяк. Это надо было отметить. Отметить моё перерождение. И я подозревал, что мои гости знали, чувствовали что произошло. Это не заметить было невозможно. 
Мы провели на берегу весь день. Первый день моего рождения. Мы купались, загорали, бегали и вели себя как дети, если не считать подарки Диониса. Но хмель уже неспособен был одурманить наши сознания. Это было уже ненужно. Барьеры пали. И только аромат радости и веселья, как облако растянулся над берегом. А когда солнце нам послало свой последний поцелуй перед сном, мы собрались. Некоторые, в число которых я не мог войти, оделись и все поднялись наверх, в дом.

*   *   *

       В доме я принял облик соответствующий общему dress code, но я светился. На лице оставалась, не прикрытая ничем улыбка. Меня переполняло чувство лёгкости. Я парил над своим сознанием. Я чувствовал, как во мне каждая клеточка меняет свой ДНК. Мельчайшие протоки моего организма, которые уже давно пересохли под палящими лучами «ударов судьбы» сейчас наполнялись полноводными соками жизни. Также как и солнцелюбивое растение впитывает влагу, так же и я ощущал, как подымается «живительная вода» от пят, постепенно оживляя отмершие клетки. Я ожил. Выбывши из жизни где-то в подростковом возрасте, я вернулся к ней, будучи уже совсем взрослым мужчиной. Но лучше так, чем продолжать оставаться зомби до гробовой доски. Хотя мои гости лишь косвенно повлияли на моё перерождение, но стоит их благодарить за вклад в мои метаморфозы. 
       Присмотревшись к жизни, ты можешь заметить, как маленькие, вроде незначительные, события, встречи, знакомства, могут резко поменять твою жизнь. И надо поблагодарить Бога, что перемены эти в лучшую сторону.
Изрядно проголодавшись, потративши массу энергии на берегу, нам не хватало только одного, закончить столь прекрасный день банкетом. Девушки вызвались помочь мне.
- Ты с нами не идёшь? – удивилась Света, смотря вопросительным взглядом на Анжелу. Та расположилась на мягком диване с бокалом Martini.
- Две женщины на кухне это кошмар. А три уже катастрофа – отрезала Анжела уставившись отрешённым взглядом в окно даже не посмотрев на подругу. 
Вовремя заявить о своей уникальности... Когда взять нечем, мы прибегаем к таким простым, детским способам. Мы уникальны тем, что не делаем того, что делают остальные. Мы ведём себя обособленно и тем выделяемся. А если напустить ещё на себя отрешённость и молчаливость, то такое действо практически всегда беспроигрышно. Анжела тем самым обозначила свою стратегию. А я принял её игру, хотя сам не понимал зачем, заводить с ней роман у меня совершенно не было желания. Я был под властью своей любви и другая мне не была нужна. Возможно, просто аромат азарта коснулся меня и я поддался на его сильнейшую энергетику. Моя рука, как тело удава, обвило стройную талию Марины, которая тоже не была против такого развития сюжета, немного подыграв мне, мы втроём удалились в кухню, оставив Анжелу с Алексеем наслаждаться подарками Диониса и видами засыпающего моря за окном.
       Мы втроём приготовили поистине королевский ужин. Терпкий вкус тоника с джином очень даже неплохо нам помог и, спустя полчаса, стол был накрыт.  
       Мой эмоциональный день подходил к концу в прекрасной, дружеской компании. И если не считать периодических колких взглядов Анжелы, то общая атмосфера была просто потрясающа. Беззаботность, лёгкость и непринуждённость витали над нашим весельем. Алексей рассказывал о своём путешествии в какой-то рай натуристов под названием Фоноль. За время нашего ужина, я узнал от него подробнейшую историю развития и становления натуризма, его философию. В голове я отмечал, с какими идеями я согласен, а с какими  нет. Хотя признавшись честно, после произошедшего со мной перерождения я соглашался почти со всем, о чем говорил  наш свободный художник. Натуризм сумел сломать стены моего стыда и закомплексованности и я был благодарен ему и людям, ярым приверженцам его идей, сидящих за столом. 
       Ночь давно уже вступила в свои права. Усталость давала о себе знать. Всем сладко на ухо напевал свои песни Морфей, постепенно уводя в своё царство спокойствия и сна и лишь с Алексеем он не мог никак справиться. Лёшу как будто прорвало. Его понесло. Он не мог остановиться. Он выглядел как пастырь на проповеди. Его побуждало на новые словесные и мозговые изыскания под всеобщее молчание. В молчании остальных он находил согласие и понимание его теорий. Это кто-то должен был прекратить иначе сон застал бы нас в таком неудобном положении тел. 
- Я очень устала и пойду спать. Глаза просто слипаются, – с этими словами Света вопросительно посмотрела на нашего оратора.
- Ты ложись, а мы ещё с Митей поболтаем. Не часто нам удаётся поговорить, - улыбаясь Лёша посмотрел на меня, ожидая моего согласия.
Ну, и куда я мог деться? Я стал единственным заложником. Все с чистой совестью, могли отправляться спать и лишь я, как истинный, гостеприимный хозяин, должен был оставаться на посту. Надо было хоть как-то установить лимит времени, иначе вот так в кресле можно было бы встретить рассвет.
- Я обещаю, что через полчаса Лёша уже будет в постели, - попытался я установить временные рамки.
Девушки отправились спать, а я периодически поглядывал на настенные часы, следя за временем. Благо, я сидел как раз напротив них. И ровно через полчаса я заныл о том, что дал слово отправить Алексея к своей возлюбленной. Мы, пожелав спокойной ночи друг другу, разбрелись по комнатам.

*   *   *

       Я вошёл в свою спальню расположенную прямо над залом, в котором несколько минут назад, я боролся со сном, слушая Алёшу. Полная луна уже давно взошла и купалась в ночном небе, накрывая предметы в моей комнате бледно-белым, матовым покрывалом своего магического света. Атмосфера в комнате была пропитана таинственностью, сказочностью. Время тишины, иллюзорности и призрачности. И всё это во время полнолуния! 
       Я разделся и «рыбкой» прыгнул в кровать, уже сладко предвкушая незамедлительное наступление сна. Но так часто бывает. Пару минут назад я боролся со сном, представляя, как доберусь до постели и рухну лицом в подушку. Как сон накроет меня своим туманом. Как тело нальётся тяжестью. Как закрыв глаза, в голове пролетят пару ярких картин из жизни и желание опять окунуться в то благодатное время унесёт меня в лабиринты сознания. Всё это я представлял сидя, на тот момент, в таком неудобном кресле. Я молил стрелку часов бежать по циферблату как можно быстрее. Боровшись так отчаянно, я переборол и себя и Алёшу и самое неприятное, что сон я тоже похоже переборол. И вот теперь, лёжа в постели, я полностью лишился его. В довершении ко всему, полнолунье было настолько ярким, что больше напоминало не тёмную, южную ночь, а солнечное затмение. Я даже уверен, что Алексей сейчас мирно посапывает и во сне видит свой рай натуристов и прекрасные пейзажи Крыма. А я крутился в кровати перекатываясь с одного бока на другой. Я, как «нормальный» человек, сразу же нашёл причины моей возбуждённости. События дня настолько меня взбудоражили и перевозбудили, думал я, что теперь о сне и речи быть не может. Нет, такие мысли мне сейчас незачем. Как-то надо же настроиться на сон. Чем больше себя уговариваешь, тем больше сопротивляется организм. Ну что за напасть! Странно, но в такие моменты все звуки наполняющие ночь слышишь более отчётливо. Меня уже раздражал шум моря под окном и уже мерещились какие-то шорохи за дверью. Стало невыносимо жарко и я отбросив в сердцах простынь вскочил на ноги, схватил с полки сигареты и вышел на балкон, подышать свежим воздухом с ароматом едкого дыма. В ту ночь море действительно было неспокойное. Волны с яростью накатывали на берег и шум заглушал все остальные звуки. Ветер обдувал моё обнажённое тело, а я нервно затягивался, пытаясь как-то совладать с нервами и решить проблему бессонницы. И в этот момент накала и раздражённости, я почувствовал лёгкое, нежное прикосновение чей-то ладони к моей пояснице. Не совсем, конечно, пояснице, ну да ладно. От неожиданности и испуга я выронил сигарету и резко повернул голову, пытаясь разглядеть осмелившегося на столь радикальный шаг. Мой вид похоже выражал гнев и ярость. Так как на лице «нарушителя моего спокойствия» выступил неподдельный ужас. Не трудно было догадаться, что этим «нарушителем» оказалась Анжела. Она моментально отпрянула от меня пытаясь подобрать какие-либо слова в своё оправдание, но опешив, она никак не могла из себя что-либо выдавить. Честно я и сам испугался такой её реакции и постарался быстро перевести весь инцидент в шутку.
- Замри! Я сейчас возьму фотоаппарат. Это лучшее выражение испуга для фильма ужасов – улыбаясь, немного театрально произнёс я.
- Ты не видел своего – переводя дыхание вырвалось из неё – твоё подошло бы для роли оборотня. Я хотела немного тебя напугать, но сама испугалась не на шутку. 
Я скривил зловещее лицо: «А чего нас бояться? Хотя сейчас полнолуние…». И я задрав голову вверх завыл на луну.
- Перестань! – завопила она, как маленький, перепуганный ребёнок, - Мне правда страшно.
Из меня вырвался хохот.
- Я к тебе за помощью пришла, а ты меня пугаешь.
- Ах, значит это я тебя пугаю?
- Да – жалобно, с лёгкой наигранностью произнесла она.
- А что тебя привело в обитель вампира в столь прекрасное, ночное время? – и я заскрипел зубами.
- Фу, ты какой – злясь уже не на шутку произнесла она – я жутко боюсь всех этих вещей. Честно!
- Хорошо, хорошо я больше не буду – улыбаясь успокаивал её я.
- Я сегодня, когда прыгала с камней в воду, похоже повредила спину. Теперь болит, и я не могу уснуть. Может у тебя есть обезболивающее в аптечке – выпалила она, постепенно переходя от возмущения к тону просящей.
- И где болит? – поинтересовался я.
Она повернулась ко мне спиной и большим пальцем руки указала место на позвоночнике в пол ладони выше области крестца. – Вот здесь.
- Наверное, лучше сделать массаж. А то обезболить таблетками сможем, а проблема останется.
- Массаж! – заулыбалась она – Как мне давно не делали массаж.
- Это только в оздоровительных целях – смеясь парировал я.
- Конечно, конечно. Только в оздоровительных… – и на её лице проступило предвкушение.
- Пойдём в комнату – предложил я.
Я почувствовал, как внутри меня опять разгорался азарт. Болит у неё спина или нет, сказать так, навскидку, сложно, но всё это очень уж напоминало прелюдию любовной игры. 
Мы вошли в полумрак комнаты и я с профессиональной деловитостью выбросил руку по направлению к постели:
- Ложись – чуть ли не в приказном тоне произнёс я. – Я сейчас возьму какое-нибудь масло для массажа и … - тут я растянулся в слащавой улыбке – не кричать.
- Будет больно? – с удивлением вопросила она.
- А как же! Сейчас будем вставлять позвонки. Неприятная процедура, надо сказать, но необходимая – опять начал я проявлять свой словесный садизм.
- А мне уже лучше. Точно, точно. Я это чувствую – произнесла Анжела, занимая оборонительную позицию.
- Прости. Это я дразню тебя. Если бы не мой словесный садизм, я бы мог стать врачом. Но, представь, если бы я так пошутил с какой-нибудь бабушкой. Мог бы случиться инфаркт. 
Всё это я произносил стоя спиной к ней и выбирая с полки подходящую смесь масел. 
- Я шучу. Не бойся. Снимай одежду и ложись.
- Всю снимать? – с кокетством произнесла она.
Ну, вот! Видит Бог, я не хотел, но она, как специально, во мне разжигала пламя азарта. Сама спровоцировала.
- Мне нужна твоя спина – сказал я, а моя рука потянулась к флакону с сандаловым маслом. 
Не надо было будить во мне зверя! Я взял за основу масло кокоса. Немного сандала, пачули, розы, иланг-иланга, жасмина, корицы и, в довершении, лимона. Получилась самая что не на есть гремучая смесь истинных ферамонов Эроса. Это уже ни я смешивал зелье. Рецепт явно нашёптанный с левого плеча.
       Приготовив, я развернулся к своей «жертве». Она лежала полностью обнажённая, грациозно изогнув спину.
Не могу сказать почему, но когда смотришь на красивую, обнажённую женщину, да ещё с хорошей фигурой, то глаза действительно отдыхают. Обладать такой женщиной… да, что греха таить, хочется. Но намного большее удовольствие вызывает желание использовать глаза вместо рук. Как наблюдая за гранями цветка, так же приятно гладить глазами каждый участок вожделенного тела, медленно изучая каждый изгиб, каждую впадину и выпуклость. Думаю, что для мужчин с фантазией это должно доставлять фантастическое удовольствие. Интересно, доставляет ли женщине удовольствие быть поглощённой этим взглядом?
       Я подошёл и, зачерпнув немного масла, тёплыми ладонями прикоснулся к её спине. Она слегка дёрнулась, будто мои руки несли с собой лёгкие покалывания электрического разряда. Но первое же скольжение моих пальцев расслабили её мышцы. Она медленно погружалась в состояние полусна. Я положил руку на её шею и медленно, перебирая пальцами диски, спустился вдоль позвоночника. Идеальный! Все позвонки как влитые. Один к одному. В голове уже всплыло подтверждение моих крамольных догадок. Сомнения по поводу страшных болей в районе её спины улетучились вместе с её слегка взбалмошным поведением. Казалось, будто мои руки покорили её с первых же прикосновений. Её тело подстраивалось под движения моих ладоней. Как бы тянулось за ними, боясь на секунду потерять контакт. В голове промелькнула странная мысль. Насколько же похожи движения скульптора и массажиста. Влажная глина и кожа человека увлажнённая маслом. Руки. Крепкие руки, как инструмент Бога. В такие минуты ощущаешь подмастерьем Творца. Ты тоже творишь, создаёшь, ваяешь, с той лишь разницей, что глина намного податливей. Человеческое тело совершенно или почти совершенно. Ты не можешь кардинально его изменить. Ты только можешь слегка отточить форму. Но это слегка – титанический труд. На весах семь потов и лишь лёгкие изменения. Каково?!  
       Наверно нельзя в полной мере назвать массажем то, что происходило в тот вечер. Мои руки не слушались меня. Мне совершенно не удавалось придать усилие. Я прикасался к ней, но прикасался нежно, даже как-то трепетно, лишь слегка сжимая кожу. Как скульптор наносит последние штрихи на своё творение, так и я ощущал под руками сотворённое Богом совершенство. Я наслаждался упругостью мышц. Слегка прикоснувшись тыльной стороной ладони к сухой руке, на которую ещё не попало масло, я удивился бархату её кожи, как будто она была слегка припудрена, и даже пожалел о том, что вообще затеялся идеей с маслом. Но с другой стороны, масло помогало мне добиваться отточенных движений. Плавных, лёгких, но предельно чётких. Возможно, спустя время, я идеализирую ту ночь и тело, которым мне довелось наслаждаться, но не хочу врать самому себе, я был полон нежнейших эмоций. Я был впечатлён, как лунный свет мягко освещал её фигуру, подчёркивая все достоинства и, наверное, сглаживая недостатки. Я поймал себя на мысли, что днём совершенно не сконцентрировал своё внимание на ней. Толи из-за чувств переполнивших меня, толи ночь и лунный свет накрывает пеленой таинственности, придавая совершенство и загадочность происходящему действу. Мне дико захотелось сохранить в памяти плавность линий её фигуры и я просто закрыл глаза. Мои ладони заменили мне зрение. Чувствительность возросла до невероятных пределов. Мне казалось, что я ощущаю каждую родинку на её теле. Ощущаю, как кровь струится по её венам. Как дышит, дышит ночным, морским воздухом, её тело. В какой-то момент, я наверное застыл, провалился в летаргический сон моих ощущений, ведений, переживаний. Я так глубоко ушёл в себя, что даже слух ко мне возвращался с вязкостью, из полусна. Она что-то мне говорила, но разобрал я только последнее:
- … я хочу перевернуться и очень не хочу, чтобы твои руки останавливались. Я никогда не испытывала такого чувства. Через моё тело проходят такие приятные волны. И создают их твои руки.
Я даже не мог ей ничего ответить. Я был в таком расслабленном состоянии, что мои губы не в силах были разомкнуться. Мне лишь с большим трудом удалось расплющить веки. Она лежала на спине, закрыв глаза и слегка приоткрыв рот. Дыхание было настолько ровным и глубоким, что даже в слабом лунном свете было видно, как вздымается её грудь. Хотя и всё её тело говорило о полной расслабленности, но когда мои пальцы прикоснулись к её шее,  я почувствовал с какой бешённой скоростью бежит кровь по сонным артериям. Тут же мой нос почувствовал насколько же сильно пропитана комната запахами моей гремучей смеси. Она была заполнена, нет, поглощена в ажурные арабские переплетения запахов ночи, эротики, вожделения, интимности  и страсти. Мои руки спустились на её плечи, и пульс участился. Я чувствовал, как сам стремительно попадаю в свои же расставленные силки. Благо что руки продолжали двигаться и хоть какая-то моторика у меня присутствовала. Это с одной стороны спасало меня от окутывающих дурманящих запахов, а с другой стороны всё больше распаляло во мне азарт, который на какое-то время улетучился, но в тот момент с новой силой заиграл внутри. Мои пальцы обогнули с внешних сторон упругую грудь и плавно, проплыв по бокам, остановившись на её животе. Чем ближе я приближался к её лону, тем отчётливей слышал учащённое, прерывистое дыхание моей непрошенной, ночной гостьи. Вспоминая сейчас, я поражаюсь себе, насколько же бесцеремонно я себя вёл, но тогда во мне играл эротический садизм. Я старался как можно искусней возбудить её. Я наслаждался периодической дрожью, выдававшей её возбуждение, еле заметными сжатиями её кистей в кулачки. Я ждал и старался завести её так, что бы получить от неё главный подарок – услышать капитулирующий стон наслаждения. Это была главная цель. Я прикасался тыльной стороной ладоней к её соскам. Я нежно гладил её бедра. Я всё ближе и ближе проводил пальцами около её лона. Но как будто она прочла мои мысли и как у последней черты держалась изо всех сил. Меня это заводило ещё больше. Я нежно руками обхватил её ноги и медленно стал разводить их в стороны. Настолько медленно, насколько мог, давая возможность ей основательно прочувствовать как рушится её последний бастион. В тот момент я главного своего подарка не получил, но до моих ушей донёсся резкий, шипящий, глубокий вдох и мгновенное замирание. Она затаила дыхание, а я почувствовал момент, когда надо выпустить своё главное оружие. Удивительно, но я его не готовил, оно само всплыло из сознания. Как бы из ниоткуда. Я медленно вёл руками по внутренней стороне её ног от ступней к месту пикового наслаждения. Медленно проведя по икрам, я ускорился на бёдрах и мои пальцы остановились буквально в сантиметре от… Я замер. Сейчас я уверенно могу сказать, что выдержать паузу важно не только на сцене, но и в постели это театральное правило играет практически главенствующую роль. Хорошо, что я в тот момент не переборщил с паузой. Она была эффектна, но кто знает, чуть дольше и милое создание могла задохнуться от нехватки воздуха. Я нежно положил пальцы на её нижние губы и развёл их в стороны. Тут же наклонился и легонько подул… Из её груди вырвался нарастающий по громкости стон. Конвульсии, как разряды тока, пробили насквозь её тело. Её пальцы с неистовой силой вцепились в мои волосы, да так, что боль пронзила мою голову, но вырваться я никак не мог. Поделом тебе, искуситель, досталось. Нельзя доводить хрупкую девушку до такого состояния. Как только её хватка ослабела, я моментально вырвался, потеряв при этом немного волос. 
- Я хочу тебя! Очень хочу! – задыхаясь произнесла она.
Но я уже добился задуманного. Я уже получил тот подарок, на который рассчитывал изначально. Мне не нужен был от неё секс. Я был зол всего лишь на маленькую деталь не произошедшую между нами. Её интерес ко мне был не прикрыт ничем. Он был дерзкий. Такое ощущение, что она даже не сомневалась в успехе «своего предприятия». Она была уверенна, что мужчины не способны отказать ей. Отказать её желанию. Она умела пользоваться мужчинами. И это было заметно сразу. После встречи с такими женщинами наивные мужики тешат себя мыслями о том, что это они «сильная половина человечества» желали и получили желаемое. И невдомёк им, что время меняется и в данном случае пользовались ими. Бесцеремонно! Если бы за тот день или вечер она хоть на минутку поинтересовалась моими личными делами, делами моего сердца, я бы смог дать её понять, что в моем сердце живёт другая и что у нас с ней не может ничего быть. Но её уверенность в безотказности, меня, честно говоря, бесило. И в итоге из меня вырвалось:
- А я тебя не хочу – совершенно спокойным тоном, полушёпотом произнёс я.
Секундное замешательство сковало её лицо. 
- Мне никто никогда не отказывает – резко, со злобой вырвалось из неё.
Я ещё раз убедился, что был прав в своих заключениях.
- У меня есть другая, которую я люблю – продолжил я в спокойном тоне.
-  Ну и что? Её же сейчас здесь нет? Это просто секс! Я не собираюсь тебя любить. Но отказывать мне ты не имеешь никакого права! 
- Имею. Имею полное право. Я не люблю, когда мною пользуются. И постараюсь этого не допускать никогда.
Не добившись своего, она взвилась. Гнев сковал её и доселе такое приятное личико моментально превратилось в ядовитую гримасу.
- Какая же ты скотина! Ты думаешь, что ты чем-то лучше других?! Да ты… и дальше пошла тирада всех недостатков рода мужского, из которых какая-то часть явно ко мне не относилась. Она вскочила, даже не вспомнив о своей одежде и, в привычном уже для моего дома «костюме», выбежала в коридор с силой хлопнув дверью. И тут же из коридора донеслось:
- Не советую идти к нему. Он полный импотент! Хочешь убедиться? Попробуй!
- Да я вообще проходила мимо – донёсся до меня голос Марины.
Жаль, конечно, что у кого-то я прослыву импотентом, но доказывать обратное…
       Я лёг на живот и накрыл голову подушкой. Завтра, с утра я уеду и оставлю Алексея разбираться со своими женщинами самостоятельно. Немного пожалев Алёшу, я чудно уснул. 
       С утра я быстро собрался, пока ещё все спали. Оставил Лёше записку с просьбой написать мне на память картину моего Берега. И, сославшись на придуманные важные дела, извинился за своё дальнейшее отсутствие.     
 
Рейтинг: 0 431 просмотр
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!