Гибель Принцессы. Глава первая
21 июня 2020 -
Денис Маркелов
Глава первая
Уже осенний (по календарю) воздух был ещё по-летнему тёплым.Нелли неожиданно для себя пробудилась раньше обычного. Она вдруг подумала, что сейчас ей немного тревожно, точно также как было и тогда, когда она пошла учиться в первый класс. Тогда она была обычной советской первоклассницей – милой красивой и такой же глупой, как и все девочки в её возрасте.
Тогда ей и впрямь показалось, что она по-настоящему повзрослела. Что теперь может важничать и задирать нос, что теперь её ни за какие коврижки не затянуть в песочницу к глупым и мерзким девчонкам.
Отец в то время был всего-навсего комсомольским работником. Он как-то задержался на этом этаже власти и не двигался ни вверх, ни вниз.
Нелли всегда было интересно встречать отца вечером. Он возвращался домой, гладил её по голове, и после ужина показывал на большой простыне диафильмы. Нелли нравилось смотреть на забавные картинки и слушать, как папа читает то, что написано белыми буквами на чёрном фоне.
Она уже могла читать и сама. Буквы сами просились на язык. Им не терпелось превратиться в звуки. Так, наверное, мерзкие гусеницы мечтают обрести крылья и полететь.
Тогда в том сентябре она была даже рада соседству Людочки. Из всех детей в классе она знала только её одну. Другие девочки и мальчики были ей совсем незнакомы.
Сейчас ей приходилось всё начинать с самого начала. Их дружный класс наверняка слили с другим. И почему это нужно делать, кого-то отсеивать, словно бы мусор, оставляя лишь самых послушных и откровенно глупых!
Людочка была именно такой. Она, конечно же, важничала, постоянно задирала нос и старалась выглядеть более глупой, чем была на самом деле.
В первом классе она была наиболее нелепой. Родители не стали заплетать ей привычную косу. Длинные волосы были наспех скреплены заколкой – и Людочка и впрямь походила на глуповатую сказочную принцессу.
Нелли тоже выбрала себе героиню. Ей ужасно хотелось быть похожей на ту английскую девочку, которая побежала за Белым Кроликом. У неё было белое платье и яркие полосатые чулки. А ещё она ужасно, до невозможного сходства была похожа на Нелли.
В том сентябре они быстро нашли общий язык. Нелли внимательно наблюдала за Людочкой. Та же старательно выписывала крючок за крючком, в особенно трудных местах непременно высовывая язык. У Людочки была какая-то странная фамилия Головина, а сама Нелли стеснялась когда её называли по фамилии.
- Оболенская, - радостно гудела толстая вся пропахшая тальком учительница.
Нелли немедленно поднималась и аккуратно шла к доске писать по слогам слово мама или решать глупый арифметический пример.
Тогда ей было интересно и весело. Никто от неё ничего не требовал, напротив, мир, казалось, плясал вокруг неё, словно бы мальчишка вокруг праздничной ёлки.
Сейчас она была иной. Она выросла, обзавелась весьма красивыми грудями и перестала думать о чём-то кроме своего будущего. То было овеяно туманом – родители уверяли её, что лучше всего оказаться в Англии, что именно там ей будет и безопасно, и уютно.
Нелли выбралась из-под постели и словно бы милое привидение отправилась в свой персональный санузел.
Тут всё было так уютно сделано. Небольшая ванна, раковина, унитаз.
Нелли поспешила избавиться от сорочки. Она всегда надевала её на голое тело, упорно манкируя трусами. Её руки ещё были вполне невинны – тело растущее тело жаждало пьянящей ласки, но она ещё не знала, как правильно ублажить его.
Собственная невинность испугала Нелли. Она вдруг подумала, что похожа на забавного птенца, который бездумно фланирует перед хищником, надеясь на благосклонность небес и любовь своей опытной матери.
Ей было немного стыдно. В конце концов, детство уходило прочь. Его нельзя было задержать, ухватить руками, словно бы такой вездесущий и одновременно невидимый воздух.
Она почистила зубы, сделала всё то, что привыкла делать по утрам, стараясь всё делать как обычно, не особенно торопясь.
Всё лишнее тотчас было спущено в канализацию. Нелли не особенно жалела о съеденной еде, в её организме та распадалась на химические элементы и, в конце концов, превращалась в небольшие и весьма неаппетитные колбаски.
Людочка напротив отчаянно нервничала.
Ей так не хватало милых и умелых фрейлин. Те бы охотно помогли ей принарядиться. Не то, что вечно торопящийся и всегда виноватый отец.
Он всегда был в чём-то виноват. Например, в том, что слишком мало делал для Зинаиды Васильевны. Та требовала то поездку на море, то новое платье или шубу. Она в душе была такой же девочкой, как и Людмила, только притворялась взрослой.
Белоснежный «Мерседес был чем-то схож с волшебными санями Снежной Королевы.
Людмила царственно села в салон, прижимая к животу свою учебную сумку.
Автомобиль покатил к довольно заметному четырёхэтажному зданию. Его построили ещё тогда, когда город назывался Рубелштадт, а открылась она в тот самый день, когда войска нацистской Германии перешли границу с Польшей.
Людочка догадывалась. Что ей будут рассказывать об этом на особом уроке – тот назывался Урок Мира. Хотя о мире тут почти не говорили. Говорили только о войне и о таких ужасах, от которых у неё сердце начинало отчаянно биться, а трусики становились слегка влажными.
Сейчас её сердце билось сильнее обычного. Людмила предвкушала встречу с подругой. Нелли уехала из Рублёвска на всё лето, дабы не мешать отцу руководить окончанием строительства большого дома.
Людочка слышала, как страстно и довольно завистливо вздыхала Зинаида Васильевна – эта женщина не терпела обращения «мама» - и Людочка была уверена, что той просто хочется быть молодой и красивой.
Сама она боялась даже думать о беременности и родах. Всё страшное и слишком взрослое пугало её. Оно заставляло оглядываться на себя – и видеть не всевластную Принцессу, а после испуганную, хотя и чересчур горделивую школьницу.
На этот раз автомобиль вёл нанятый отцом шофёр. Он работал в Рублёвскинвестбанке – и возил попеременно - то Оболенского, то кого-нибудь из членов правления.
Людочке ужасно хотелось пошептаться отцом о привычных пустяках, но присутствие в салоне малознакомого человека было явной помехой её планам.
В её красивой головке заметались тревожные мысли. Сейчас, когда она балансировала на самом краю детства, жизнь казалось особенно опасной. Людочка не решалась ни окончательно повзрослеть, ни остаться в своём сладком почти карамельном детстве.
Отец попросту не давал ей шанса перешагнуть через этот Рубикон. Для одних он кажется милым ручейком, но для неё этот ручеёк давным-давно превратился в бурную реку.
Зинаида Васильевна пугала Людочку. Она редко повышала на неё голос – просто как-то слишком безумно молчала, заставляя Людочку содрогаться от самых нездоровых предчувствий.
В школе Людмила была красивой безделкой, вроде дорогой, но слишком хрупкой вазы. Она дичилась мальчишек, но на губах у девчонок вызывала лишь снисходительные улыбки, словно бы её и впрямь считали полоумной фантазёркой.
Только Нелли удавалось быть всегда рядом. Она была кем-то вроде наёмной прислуги. Людмила стыдилась своих фантазий, но за глаза охотно называла Нелли своей самой любимой фрейлиной.
Довольно аляповато выкрашенное здание гимназии собирало вокруг себя толпы детей.
Никто не удивился тому, что у парадного входа остановилась пара иномарок – тёмного цвета Вольво и белоснежный, так похожий на фигурно вырезанный кусок пломбира, Мерседес. Эти машины частенько тут появлялись – им позволяли даже заезжать на школьный двор.
Оболенский с какой-то грустью взирал на банковского юрисконсульта. Головин был явно утомлён жизнью. Он походил на актёра в сотый раз играющего благородного отца – кем он сейчас был – глуповатым фразёром Гаевым или ещё кем-то было неясно.
- Вот и лето прошло, - проговорил он, невольно цитируя всем известную песню.
- Да, лето прошло. Как поживает Зинаида?
Головин вздохнул.
- Ей так трудно ладить с Людочкой. Я право не знаю.
Оболенский посмотрел в сторону своей дочери. Та внимала лёгкой болтовне светловолосой подруги, словно бы примерная драмкружковка, готовая в любой момент подать нужную реплику.
- Когда-нибудь тебе надо ей сказать.
- И всё разрушить... Осталось какие-то два года – и всё будет кончено. Людмила будет взрослой, а Зинаида...
- сойдёт с ума... Она и так слишком часто молчит.
Головин испустил наиболее долгий вздох.
Он вдруг подумал, что сам виноват в своём безнадёжном горе.
Никто особенно не смотрел на довольно красивую темноволосую девушку с длинными тёмными волосами. Её лицо было скорее восточным, чем западным, несмотря на западную фамилию.
Инна Крамер оглядывала будущих одноклассниц. Ей всё тут было внове. Особенно эти две прелестницы, которые глуповато ворковали, словно бы две особо наивных красивых голубки.
В душе девушки зашевелилась сонная зависть. Она ужасно хотелось быть такой красивой, милой и глупой. Но это было , увы, невозможно. Она уже стала взрослой, по-настоящему взрослой, она была женщиной, а эти двое – всего-навсего двумя глуповатыми девчонками.
Всё лето она провалялась в постели с очередным ухажёром. Рахман был таким же темноволосым и смуглокожим – он был похож на героя индийской мелодрамы.
Их дурацкая возня вряд ли могла быть для кого-то интересной, но Инне всегда хотелось играть с огнём. Нравилось играть роль умудрённой жизнью секс-бомбы – её красивое тело тщетно молило о пощаде, его атаковали снова и снова, то покрывая множеством поцелуем, то заставляя содрогаться в пьянящих и одновременно пугающих судорогах.
Инна мысленно раздела догола обоих болтушек. Те словно бы не чувствовали своей мнимой наготы. Светловолосая вела себя, словно бы какая-то чересчур избалованная капризуля. Она явно напрашивалась на ругань, а вот серьёзная и молчаливая шатенка была явно опасным противником.
Шатенка походила на маленького, но весьма умелого рыцаря. «Почти, как Жанна Д, Арк!», - усмехнулась Инна.
В шеренгах с трудом установилась хрупкая тишина.
Перед всеми появилась темноволосая и решительная женщина в короткой кожаной куртке. Она кивнула, сидящему за пультом человеку и в динамиках зазвучал какой-то странный тягучий мотив.
Под эту мелодию могли петь разве что коровы. Нелли, конечно же знала, что это тягучее пение и есть нынешний Государственный гимн. Без слов...
Она была рада. что смогла достоять на ногах до конца этого дурацкого спектакля. Здесь в небольшом дворе всё было таким привычным. Кирпичное здание, спортивная площадка, а главное учителя – в меру постаревшие и такие добрые.
Людочка как всегда была рядом. Нелли поморщилась, она не собиралась вечно играть роль поводыря. Людочка чем-то напоминала ей оперную Иоланту – красивая, наивная и такая же скучная.
От скуки Нелли стала скользить глазами по лицам своих новых одноклассников. В их дружные ряды просочились опасные новички. Мальчишки её волновали мало, но вот девчонки. Темноволосая темноглазая девушка чем-то напоминала Шахерезаду. Она тоже слишком нагло улыбалась, то ли своим мыслям, то ли чему-то особенно смешному.
Она вдруг вспомнила, как была на этом же самом асфальтированном пятачке. Тогда её мама, вооружясь узкопленочной кинокамерой порхала, собираясь поспеть разом всюду. Она выглядела довольно забавно – молодая женщина, больше похожая на героиню ТЮЗовского спектакля, чем на взрослую женщину.
Тогда Нелли особо дерзко врывала свою потную ладошку из её ладони и, слегка смущаясь, зашагала к своим новым друзьям.
На этот раз мать осталась дома. И Нелли была ей за это благодарна. Никогда раньше она так не стыдилась этой женщины – конечно приятно, когда твоя мать художница. Но Нелли вздрагивала, отчаянно стыдясь того, что ей приходится переносить, по первому желанию матери становясь послушной и на всё согласной куклой...
[Скрыть]
Регистрационный номер 0475683 выдан для произведения:
Нелли неожиданно для себя пробудилась раньше обычного. Она вдруг подумала, что сейчас ей немного тревожно, точно также как было и тогда, когда она пошла учиться в первый класс. Тогда она была обычной советской первоклассницей – милой красивой и такой же глупой, как и все девочки в её возрасте.
Тогда ей и впрямь показалось, что она по-настоящему повзрослела. Что теперь может важничать и задирать нос, что теперь её ни за какие коврижки не затянуть в песочницу к глупым и мерзким девчонкам.
Отец в то время был всего-навсего комсомольским работником. Он как-то задержался на этом этаже власти и не двигался ни вверх, ни вниз.
Нелли всегда было интересно встречать отца вечером. Он возвращался домой, гладил её по голове, и после ужина показывал на большой простыне диафильмы. Нелли нравилось смотреть на забавные картинки и слушать, как папа читает то, что написано белыми буквами на чёрном фоне.
Она уже могла читать и сама. Буквы сами просились на язык. Им не терпелось превратиться в звуки. Так, наверное, мерзкие гусеницы мечтают обрести крылья и полететь.
Тогда в том сентябре она была даже рада соседству Людочки. Из всех детей в классе она знала только её одну. Другие девочки и мальчики были ей совсем незнакомы.
Сейчас ей приходилось всё начинать с самого начала. Их дружный класс наверняка слили с другим. И почему это нужно делать, кого-то отсеивать, словно бы мусор, оставляя лишь самых послушных и откровенно глупых!
Людочка была именно такой. Она, конечно же, важничала, постоянно задирала нос и старалась выглядеть более глупой, чем была на самом деле.
В первом классе она была наиболее нелепой. Родители не стали заплетать ей привычную косу. Длинные волосы были наспех скреплены заколкой – и Людочка и впрямь походила на глуповатую сказочную принцессу.
Нелли тоже выбрала себе героиню. Ей ужасно хотелось быть похожей на ту английскую девочку, которая побежала за Белым Кроликом. У неё было белое платье и яркие полосатые чулки. А ещё она ужасно, до невозможного сходства была похожа на Нелли.
В том сентябре они быстро нашли общий язык. Нелли внимательно наблюдала за Людочкой. Та же старательно выписывала крючок за крючком, в особенно трудных местах непременно высовывая язык. У Людочки была какая-то странная фамилия Головина, а сама Нелли стеснялась когда её называли по фамилии.
- Оболенская, - радостно гудела толстая вся пропахшая тальком учительница.
Нелли немедленно поднималась и аккуратно шла к доске писать по слогам слово мама или решать глупый арифметический пример.
Тогда ей было интересно и весело. Никто от неё ничего не требовал, напротив, мир, казалось, плясал вокруг неё, словно бы мальчишка вокруг праздничной ёлки.
Сейчас она была иной. Она выросла, обзавелась весьма красивыми грудями и перестала думать о чём-то кроме своего будущего. То было овеяно туманом – родители уверяли её, что лучше всего оказаться в Англии, что именно там ей будет и безопасно, и уютно.
Нелли выбралась из-под постели и словно бы милое привидение отправилась в свой персональный санузел.
Тут всё было так уютно сделано. Небольшая ванна, раковина, унитаз.
Нелли поспешила избавиться от сорочки. Она всегда надевала её на голое тело, упорно манкируя трусами. Её руки ещё были вполне невинны – тело растущее тело жаждало пьянящей ласки, но она ещё не знала, как правильно ублажить его.
Собственная невинность испугала Нелли. Она вдруг подумала, что похожа на забавного птенца, который бездумно фланирует перед хищником, надеясь на благосклонность небес и любовь своей опытной матери.
Ей было немного стыдно. В конце концов, детство уходило прочь. Его нельзя было задержать, ухватить руками, словно бы такой вездесущий и одновременно невидимый воздух.
Она почистила зубы, сделала всё то, что привыкла делать по утрам, стараясь всё делать как обычно, не особенно торопясь.
Всё лишнее тотчас было спущено в канализацию. Нелли не особенно жалела о съеденной еде, в её организме та распадалась на химические элементы и, в конце концов, превращалась в небольшие и весьма неаппетитные колбаски.
Людочка напротив отчаянно нервничала.
Ей так не хватало милых и умелых фрейлин. Те бы охотно помогли ей принарядиться. Не то, что вечно торопящийся и всегда виноватый отец.
Он всегда был в чём-то виноват. Например, в том, что слишком мало делал для Зинаиды Васильевны. Та требовала то поездку на море, то новое платье или шубу. Она в душе была такой же девочкой, как и Людмила, только притворялась взрослой.
Белоснежный «Мерседес был чем-то схож с волшебными санями Снежной Королевы.
Людмила царственно села в салон, прижимая к животу свою учебную сумку.
Автомобиль покатил к довольно заметному четырёхэтажному зданию. Его построили ещё тогда, когда город назывался Рубелштадт, а открылась она в тот самый день, когда войска нацистской Германии перешли границу с Польшей.
Людочка догадывалась. Что ей будут рассказывать об этом на особом уроке – тот назывался Урок Мира. Хотя о мире тут почти не говорили. Говорили только о войне и о таких ужасах, от которых у неё сердце начинало отчаянно биться, а трусики становились слегка влажными.
Сейчас её сердце билось сильнее обычного. Людмила предвкушала встречу с подругой. Нелли уехала из Рублёвска на всё лето, дабы не мешать отцу руководить окончанием строительства большого дома.
Людочка слышала, как страстно и довольно завистливо вздыхала Зинаида Васильевна – эта женщина не терпела обращения «мама» - и Людочка была уверена, что той просто хочется быть молодой и красивой.
Сама она боялась даже думать о беременности и родах. Всё страшное и слишком взрослое пугало её. Оно заставляло оглядываться на себя – и видеть не всевластную Принцессу, а после испуганную, хотя и чересчур горделивую школьницу.
На этот раз автомобиль вёл нанятый отцом шофёр. Он работал в Рублёвскинвестбанке – и возил попеременно - то Оболенского, то кого-нибудь из членов правления.
Людочке ужасно хотелось пошептаться отцом о привычных пустяках, но присутствие в салоне малознакомого человека было явной помехой её планам.
В её красивой головке заметались тревожные мысли. Сейчас, когда она балансировала на самом краю детства, жизнь казалось особенно опасной. Людочка не решалась ни окончательно повзрослеть, ни остаться в своём сладком почти карамельном детстве.
Отец попросту не давал ей шанса перешагнуть через этот Рубикон. Для одних он кажется милым ручейком, но для неё этот ручеёк давным-давно превратился в бурную реку.
Зинаида Васильевна пугала Людочку. Она редко повышала на неё голос – просто как-то слишком безумно молчала, заставляя Людочку содрогаться от самых нездоровых предчувствий.
В школе Людмила была красивой безделкой, вроде дорогой, но слишком хрупкой вазы. Она дичилась мальчишек, но на губах у девчонок вызывала лишь снисходительные улыбки, словно бы её и впрямь считали полоумной фантазёркой.
Только Нелли удавалось быть всегда рядом. Она была кем-то вроде наёмной прислуги. Людмила стыдилась своих фантазий, но за глаза охотно называла Нелли своей самой любимой фрейлиной.
Довольно аляповато выкрашенное здание гимназии собирало вокруг себя толпы детей.
Никто не удивился тому, что у парадного входа остановилась пара иномарок – тёмного цвета Вольво и белоснежный, так похожий на фигурно вырезанный кусок пломбира, Мерседес. Эти машины частенько тут появлялись – им позволяли даже заезжать на школьный двор.
Оболенский с какой-то грустью взирал на банковского юрисконсульта. Головин был явно утомлён жизнью. Он походил на актёра в сотый раз играющего благородного отца – кем он сейчас был – глуповатым фразёром Гаевым или ещё кем-то было неясно.
- Вот и лето прошло, - проговорил он, невольно цитируя всем известную песню.
- Да, лето прошло. Как поживает Зинаида?
Головин вздохнул.
- Ей так трудно ладить с Людочкой. Я право не знаю.
Оболенский посмотрел в сторону своей дочери. Та внимала лёгкой болтовне светловолосой подруги, словно бы примерная драмкружковка, готовая в любой момент подать нужную реплику.
- Когда-нибудь тебе надо ей сказать.
- И всё разрушить... Осталось какие-то два года – и всё будет кончено. Людмила будет взрослой, а Зинаида...
- сойдёт с ума... Она и так слишком часто молчит.
Головин испустил наиболее долгий вздох.
Он вдруг подумал, что сам виноват в своём безнадёжном горе.
Никто особенно не смотрел на довольно красивую темноволосую девушку с длинными тёмными волосами. Её лицо было скорее восточным, чем западным, несмотря на западную фамилию.
Инна Крамер оглядывала будущих одноклассниц. Ей всё тут было внове. Особенно эти две прелестницы, которые глуповато ворковали, словно бы две особо наивных красивых голубки.
В душе девушки зашевелилась сонная зависть. Она ужасно хотелось быть такой красивой, милой и глупой. Но это было , увы, невозможно. Она уже стала взрослой, по-настоящему взрослой, она была женщиной, а эти двое – всего-навсего двумя глуповатыми девчонками.
Всё лето она провалялась в постели с очередным ухажёром. Рахман был таким же темноволосым и смуглокожим – он был похож на героя индийской мелодрамы.
Их дурацкая возня вряд ли могла быть для кого-то интересной, но Инне всегда хотелось играть с огнём. Нравилось играть роль умудрённой жизнью секс-бомбы – её красивое тело тщетно молило о пощаде, его атаковали снова и снова, то покрывая множеством поцелуем, то заставляя содрогаться в пьянящих и одновременно пугающих судорогах.
Инна мысленно раздела догола обоих болтушек. Те словно бы не чувствовали своей мнимой наготы. Светловолосая вела себя, словно бы какая-то чересчур избалованная капризуля. Она явно напрашивалась на ругань, а вот серьёзная и молчаливая шатенка была явно опасным противником.
Шатенка походила на маленького, но весьма умелого рыцаря. «Почти, как Жанна Д, Арк!», - усмехнулась Инна.
В шеренгах с трудом установилась хрупкая тишина.
Перед всеми появилась темноволосая и решительная женщина в короткой кожаной куртке. Она кивнула, сидящему за пультом человеку и в динамиках зазвучал какой-то странный тягучий мотив.
Под эту мелодию могли петь разве что коровы. Нелли, конечно же знала, что это тягучее пение и есть нынешний Государственный гимн. Без слов...
Она была рада. что смогла достоять на ногах до конца этого дурацкого спектакля. Здесь в небольшом дворе всё было таким привычным. Кирпичное здание, спортивная площадка, а главное учителя – в меру постаревшие и такие добрые.
Людочка как всегда была рядом. Нелли поморщилась, она не собиралась вечно играть роль поводыря. Людочка чем-то напоминала ей оперную Иоланту – красивая, наивная и такая же скучная.
От скуки Нелли стала скользить глазами по лицам своих новых одноклассников. В их дружные ряды просочились опасные новички. Мальчишки её волновали мало, но вот девчонки. Темноволосая темноглазая девушка чем-то напоминала Шахерезаду. Она тоже слишком нагло улыбалась, то ли своим мыслям, то ли чему-то особенно смешному.
Она вдруг вспомнила, как была на этом же самом асфальтированном пятачке. Тогда её мама, вооружясь узкопленочной кинокамерой порхала, собираясь поспеть разом всюду. Она выглядела довольно забавно – молодая женщина, больше похожая на героиню ТЮЗовского спектакля, чем на взрослую женщину.
Тогда Нелли особо дерзко врывала свою потную ладошку из её ладони и, слегка смущаясь, зашагала к своим новым друзьям.
На этот раз мать осталась дома. И Нелли была ей за это благодарна. Никогда раньше она так не стыдилась этой женщины – конечно приятно, когда твоя мать художница. Но Нелли вздрагивала, отчаянно стыдясь того, что ей приходится переносить, по первому желанию матери становясь послушной и на всё согласной куклой...
Глава первая
Уже осенний (по календарю) воздух был ещё по-летнему тёплым.Нелли неожиданно для себя пробудилась раньше обычного. Она вдруг подумала, что сейчас ей немного тревожно, точно также как было и тогда, когда она пошла учиться в первый класс. Тогда она была обычной советской первоклассницей – милой красивой и такой же глупой, как и все девочки в её возрасте.
Тогда ей и впрямь показалось, что она по-настоящему повзрослела. Что теперь может важничать и задирать нос, что теперь её ни за какие коврижки не затянуть в песочницу к глупым и мерзким девчонкам.
Отец в то время был всего-навсего комсомольским работником. Он как-то задержался на этом этаже власти и не двигался ни вверх, ни вниз.
Нелли всегда было интересно встречать отца вечером. Он возвращался домой, гладил её по голове, и после ужина показывал на большой простыне диафильмы. Нелли нравилось смотреть на забавные картинки и слушать, как папа читает то, что написано белыми буквами на чёрном фоне.
Она уже могла читать и сама. Буквы сами просились на язык. Им не терпелось превратиться в звуки. Так, наверное, мерзкие гусеницы мечтают обрести крылья и полететь.
Тогда в том сентябре она была даже рада соседству Людочки. Из всех детей в классе она знала только её одну. Другие девочки и мальчики были ей совсем незнакомы.
Сейчас ей приходилось всё начинать с самого начала. Их дружный класс наверняка слили с другим. И почему это нужно делать, кого-то отсеивать, словно бы мусор, оставляя лишь самых послушных и откровенно глупых!
Людочка была именно такой. Она, конечно же, важничала, постоянно задирала нос и старалась выглядеть более глупой, чем была на самом деле.
В первом классе она была наиболее нелепой. Родители не стали заплетать ей привычную косу. Длинные волосы были наспех скреплены заколкой – и Людочка и впрямь походила на глуповатую сказочную принцессу.
Нелли тоже выбрала себе героиню. Ей ужасно хотелось быть похожей на ту английскую девочку, которая побежала за Белым Кроликом. У неё было белое платье и яркие полосатые чулки. А ещё она ужасно, до невозможного сходства была похожа на Нелли.
В том сентябре они быстро нашли общий язык. Нелли внимательно наблюдала за Людочкой. Та же старательно выписывала крючок за крючком, в особенно трудных местах непременно высовывая язык. У Людочки была какая-то странная фамилия Головина, а сама Нелли стеснялась когда её называли по фамилии.
- Оболенская, - радостно гудела толстая вся пропахшая тальком учительница.
Нелли немедленно поднималась и аккуратно шла к доске писать по слогам слово мама или решать глупый арифметический пример.
Тогда ей было интересно и весело. Никто от неё ничего не требовал, напротив, мир, казалось, плясал вокруг неё, словно бы мальчишка вокруг праздничной ёлки.
Сейчас она была иной. Она выросла, обзавелась весьма красивыми грудями и перестала думать о чём-то кроме своего будущего. То было овеяно туманом – родители уверяли её, что лучше всего оказаться в Англии, что именно там ей будет и безопасно, и уютно.
Нелли выбралась из-под постели и словно бы милое привидение отправилась в свой персональный санузел.
Тут всё было так уютно сделано. Небольшая ванна, раковина, унитаз.
Нелли поспешила избавиться от сорочки. Она всегда надевала её на голое тело, упорно манкируя трусами. Её руки ещё были вполне невинны – тело растущее тело жаждало пьянящей ласки, но она ещё не знала, как правильно ублажить его.
Собственная невинность испугала Нелли. Она вдруг подумала, что похожа на забавного птенца, который бездумно фланирует перед хищником, надеясь на благосклонность небес и любовь своей опытной матери.
Ей было немного стыдно. В конце концов, детство уходило прочь. Его нельзя было задержать, ухватить руками, словно бы такой вездесущий и одновременно невидимый воздух.
Она почистила зубы, сделала всё то, что привыкла делать по утрам, стараясь всё делать как обычно, не особенно торопясь.
Всё лишнее тотчас было спущено в канализацию. Нелли не особенно жалела о съеденной еде, в её организме та распадалась на химические элементы и, в конце концов, превращалась в небольшие и весьма неаппетитные колбаски.
Людочка напротив отчаянно нервничала.
Ей так не хватало милых и умелых фрейлин. Те бы охотно помогли ей принарядиться. Не то, что вечно торопящийся и всегда виноватый отец.
Он всегда был в чём-то виноват. Например, в том, что слишком мало делал для Зинаиды Васильевны. Та требовала то поездку на море, то новое платье или шубу. Она в душе была такой же девочкой, как и Людмила, только притворялась взрослой.
Белоснежный «Мерседес был чем-то схож с волшебными санями Снежной Королевы.
Людмила царственно села в салон, прижимая к животу свою учебную сумку.
Автомобиль покатил к довольно заметному четырёхэтажному зданию. Его построили ещё тогда, когда город назывался Рубелштадт, а открылась она в тот самый день, когда войска нацистской Германии перешли границу с Польшей.
Людочка догадывалась. Что ей будут рассказывать об этом на особом уроке – тот назывался Урок Мира. Хотя о мире тут почти не говорили. Говорили только о войне и о таких ужасах, от которых у неё сердце начинало отчаянно биться, а трусики становились слегка влажными.
Сейчас её сердце билось сильнее обычного. Людмила предвкушала встречу с подругой. Нелли уехала из Рублёвска на всё лето, дабы не мешать отцу руководить окончанием строительства большого дома.
Людочка слышала, как страстно и довольно завистливо вздыхала Зинаида Васильевна – эта женщина не терпела обращения «мама» - и Людочка была уверена, что той просто хочется быть молодой и красивой.
Сама она боялась даже думать о беременности и родах. Всё страшное и слишком взрослое пугало её. Оно заставляло оглядываться на себя – и видеть не всевластную Принцессу, а после испуганную, хотя и чересчур горделивую школьницу.
На этот раз автомобиль вёл нанятый отцом шофёр. Он работал в Рублёвскинвестбанке – и возил попеременно - то Оболенского, то кого-нибудь из членов правления.
Людочке ужасно хотелось пошептаться отцом о привычных пустяках, но присутствие в салоне малознакомого человека было явной помехой её планам.
В её красивой головке заметались тревожные мысли. Сейчас, когда она балансировала на самом краю детства, жизнь казалось особенно опасной. Людочка не решалась ни окончательно повзрослеть, ни остаться в своём сладком почти карамельном детстве.
Отец попросту не давал ей шанса перешагнуть через этот Рубикон. Для одних он кажется милым ручейком, но для неё этот ручеёк давным-давно превратился в бурную реку.
Зинаида Васильевна пугала Людочку. Она редко повышала на неё голос – просто как-то слишком безумно молчала, заставляя Людочку содрогаться от самых нездоровых предчувствий.
В школе Людмила была красивой безделкой, вроде дорогой, но слишком хрупкой вазы. Она дичилась мальчишек, но на губах у девчонок вызывала лишь снисходительные улыбки, словно бы её и впрямь считали полоумной фантазёркой.
Только Нелли удавалось быть всегда рядом. Она была кем-то вроде наёмной прислуги. Людмила стыдилась своих фантазий, но за глаза охотно называла Нелли своей самой любимой фрейлиной.
Довольно аляповато выкрашенное здание гимназии собирало вокруг себя толпы детей.
Никто не удивился тому, что у парадного входа остановилась пара иномарок – тёмного цвета Вольво и белоснежный, так похожий на фигурно вырезанный кусок пломбира, Мерседес. Эти машины частенько тут появлялись – им позволяли даже заезжать на школьный двор.
Оболенский с какой-то грустью взирал на банковского юрисконсульта. Головин был явно утомлён жизнью. Он походил на актёра в сотый раз играющего благородного отца – кем он сейчас был – глуповатым фразёром Гаевым или ещё кем-то было неясно.
- Вот и лето прошло, - проговорил он, невольно цитируя всем известную песню.
- Да, лето прошло. Как поживает Зинаида?
Головин вздохнул.
- Ей так трудно ладить с Людочкой. Я право не знаю.
Оболенский посмотрел в сторону своей дочери. Та внимала лёгкой болтовне светловолосой подруги, словно бы примерная драмкружковка, готовая в любой момент подать нужную реплику.
- Когда-нибудь тебе надо ей сказать.
- И всё разрушить... Осталось какие-то два года – и всё будет кончено. Людмила будет взрослой, а Зинаида...
- сойдёт с ума... Она и так слишком часто молчит.
Головин испустил наиболее долгий вздох.
Он вдруг подумал, что сам виноват в своём безнадёжном горе.
Никто особенно не смотрел на довольно красивую темноволосую девушку с длинными тёмными волосами. Её лицо было скорее восточным, чем западным, несмотря на западную фамилию.
Инна Крамер оглядывала будущих одноклассниц. Ей всё тут было внове. Особенно эти две прелестницы, которые глуповато ворковали, словно бы две особо наивных красивых голубки.
В душе девушки зашевелилась сонная зависть. Она ужасно хотелось быть такой красивой, милой и глупой. Но это было , увы, невозможно. Она уже стала взрослой, по-настоящему взрослой, она была женщиной, а эти двое – всего-навсего двумя глуповатыми девчонками.
Всё лето она провалялась в постели с очередным ухажёром. Рахман был таким же темноволосым и смуглокожим – он был похож на героя индийской мелодрамы.
Их дурацкая возня вряд ли могла быть для кого-то интересной, но Инне всегда хотелось играть с огнём. Нравилось играть роль умудрённой жизнью секс-бомбы – её красивое тело тщетно молило о пощаде, его атаковали снова и снова, то покрывая множеством поцелуем, то заставляя содрогаться в пьянящих и одновременно пугающих судорогах.
Инна мысленно раздела догола обоих болтушек. Те словно бы не чувствовали своей мнимой наготы. Светловолосая вела себя, словно бы какая-то чересчур избалованная капризуля. Она явно напрашивалась на ругань, а вот серьёзная и молчаливая шатенка была явно опасным противником.
Шатенка походила на маленького, но весьма умелого рыцаря. «Почти, как Жанна Д, Арк!», - усмехнулась Инна.
В шеренгах с трудом установилась хрупкая тишина.
Перед всеми появилась темноволосая и решительная женщина в короткой кожаной куртке. Она кивнула, сидящему за пультом человеку и в динамиках зазвучал какой-то странный тягучий мотив.
Под эту мелодию могли петь разве что коровы. Нелли, конечно же знала, что это тягучее пение и есть нынешний Государственный гимн. Без слов...
Она была рада. что смогла достоять на ногах до конца этого дурацкого спектакля. Здесь в небольшом дворе всё было таким привычным. Кирпичное здание, спортивная площадка, а главное учителя – в меру постаревшие и такие добрые.
Людочка как всегда была рядом. Нелли поморщилась, она не собиралась вечно играть роль поводыря. Людочка чем-то напоминала ей оперную Иоланту – красивая, наивная и такая же скучная.
От скуки Нелли стала скользить глазами по лицам своих новых одноклассников. В их дружные ряды просочились опасные новички. Мальчишки её волновали мало, но вот девчонки. Темноволосая темноглазая девушка чем-то напоминала Шахерезаду. Она тоже слишком нагло улыбалась, то ли своим мыслям, то ли чему-то особенно смешному.
Она вдруг вспомнила, как была на этом же самом асфальтированном пятачке. Тогда её мама, вооружясь узкопленочной кинокамерой порхала, собираясь поспеть разом всюду. Она выглядела довольно забавно – молодая женщина, больше похожая на героиню ТЮЗовского спектакля, чем на взрослую женщину.
Тогда Нелли особо дерзко врывала свою потную ладошку из её ладони и, слегка смущаясь, зашагала к своим новым друзьям.
На этот раз мать осталась дома. И Нелли была ей за это благодарна. Никогда раньше она так не стыдилась этой женщины – конечно приятно, когда твоя мать художница. Но Нелли вздрагивала, отчаянно стыдясь того, что ей приходится переносить, по первому желанию матери становясь послушной и на всё согласной куклой...
Рейтинг: +1
250 просмотров
Комментарии (1)
Марта Шаула # 16 сентября 2020 в 17:36 +1 |
Новые произведения