Гетера-11
НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
ГЕТЕРА
Роман
Продолжение романа
«Распятая»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«РУССКАЯ АНЖЕЛИКА»
IV
«ЗДРАВСТВУЙ, ДЯДЯ ИНТЕРПОЛ!»
ГЛАВА 5
- Профессионалки есть? – спросил зашедший в нашу комнату, нагло ухмыляющийся детина. Сколько я их здесь, уродов этих, уже перевидала! Все накаченные, со зверскими рожами, постоянно потеющие, с неизменным запахом перегара изо рта. Как из инкубатора! Однако времени на раздумье у меня не было, и я первой подняла вверх руку. Моему примеру опасливо последовали еще три девчонки.
Детина внимательно оглядел каждую из нас, и удовлетворенно кивнул:
- Хорошо.
Все это время я следовала за его похотливым, ощупывающим взглядом, и мысленно с ним согласилась: самозванок среди нас не было.
Не дожидаясь приказа, мы сбились в сиротливую кучку в наиболее освещенном, уютном углу комнаты, бросили вещи на кровати.
Помещение было приблизительно такое же, как и в прошлый раз, постельное белье ничем не лучше. Однако когда я выглянула в окно, меня ожидал сюрприз: я увидела солидный особняк в три этажа с ухоженным парком вокруг, высокую ограду с колючей проволокой, но не поверху, как обычно, а на уровне не менее колючего, чем металл, кустарника. Не исключено, что через эту проволоку на ночь, или даже круглосуточно, пропускался электрический ток. Свирепые собаки и не менее устрашающего вида держиморды-охранники. Из разряда тех, о которых я уже говорила. Было от чего прийти в шок.
- Сабрина. Из Украины, - представилась одна из нашей четверки, хотя никто ее об этом не просил.
«Хочет взять вышку», - моментально догадалась я, но даже не обернулась. Мне было смешно видеть, с каким высокомерием эти три «дивы» посматривали на остальных. Более уверенно даже, чем на «бельгийской ферме». Мне бы их грезы, которые скоро, очень скоро, превратятся в слезы! То, что нас выделили, ровным счетом ничего не значило для нас. Во всяком случае, хорошего. Я уже поняла, где мы находимся – на испытательном полигоне. Страна? Раньше и гадать было нечего: сначала Сербия или другой какой-нибудь лоскуток бывшей Югославии, затем широко известный боснийский рынок Аризона, где можно было купить все: овощи, тряпье, контрабандные сигареты, а вдобавок еще и нашу «сестру» в вечное владение. Сейчас косоварам пришлось даже переключиться на торговлю человеческими органами-запчастями. Сексуальных рабынь куда проще стало и обучать, и продавать прямо на месте, под надежным прикрытием местных полицейских. Так что вряд ли мы куда-нибудь уезжали за пределы центральной Европы. И тут, не дай Бог Германия, хорошо бы Швейцария, но опять же, какой кантон? Везде были свои тонкости, но самым печально известным местом, пожалуй, был Цюрих.
Как я уже упоминала, парламентское или правительственное лобби успешно преодолевали все барьеры: традиционная проституция даже в самых развитых странах стремительно отступала перед сексуальным рабством. Конечно, предварительно ему расчищали путь в законодательстве: сначала отменяли обязательную регистрацию проституток, вроде как в гуманных целях, права, права, права, а на самом деле для того, чтобы дать широкий доступ в страну нелегалок. Еще большее иезуитство: отмена для лиц, занимающихся проституцией, подоходного налога, и вот уже налоговая служба, самая страшная для криминала, самая эффективная, успешно устранена.
Политика? Невозможно иначе. Ну а дальше: «твори, выдумывай, пробуй» - «девочек» гоняли из одного борделя в другой, из города в город, из страны в страну, благо границы внутри Европушки все открыты, чтобы искусно запутать, а порой, и замести, следы, причем не только места обитания, а, порой, и места уничтожения; чтобы оперативно менять быстро надоедавшие клиентам составы; чтобы не дать девчоночкам обзавестись постоянной клиентурой, что в обычной проституции как раз всячески поощрялось, являлось основой процветания, как «жриц любви», так и самого заведения. А здесь… устойчивые связи были слишком опасны, даже самое жестокое, очерствевшее сердце клиента могло дрогнуть, и он вполне мог донести о той или иной «малышке», по ее просьбе, в полицию.
Сабрина! Хорошая кличка, вот только ума у «гарной дивчины» было явно маловато. Для меня не было секретом, для чего нас отсеяли. Обученная «девочка» во всех случаях стоила гораздо дороже, чем «сырой» материал. Прошли те времена, когда бандюганы с удовольствием и смаком насиловали «юных дев», обучая их «азам» профессии, и в таком сыром виде отправляли их дальше по этапу. Все изменилось, когда пошел вал, тогда обучение из удовольствия превратилось в работу, где оргазм порой симулировался с обеих сторон. Я не сомневалась в том, что все охранники не покидают ограды особняка, и активно, быть может, за дополнительную плату, участвуют в процессе.
Как он проходит? Да очень просто. Сначала бьют и насилуют, потом снова насилуют и бьют, до тех пор, пока «девочка» не сломается. Бывает, хоть и крайне редко, что не ломается до конца, печального конца. Как работают «утилизаторы» я не знаю, однако не только Россия, Европа тоже с некоторого времени обильно унавожена останками молодых девичьих тел.
Второй этап: доводка. Бывают случаи, когда здесь подключают «мамок» или матерых «девиц» со стажем. Те обучают, как завлекать клиента, раскручивать, возбуждать его; специфической «боевой раскраске», то есть, правилам продажного любовного макияжа; особой, вызывающей, манере одеваться. Сгоняют лишний вес, если нужно, или наоборот, раскармливают.
Сабрина. Два-три дня, не больше, дадут нам расслабиться. Как только количество достигнет критической массы: семь, восемь, десять человек, либо «купцы» сами приедут, либо нас отвезут на какой-нибудь подпольный «невольничий рынок». Ну а там элементарно, как рабочую скотину, продадут. Предсказать, «куда, куда» мы потом попадем, совершенно невозможно. Ну а заодно, за эти два-три дня дополнительная задача: нагнать на всех нас побольше страху.
Ад начался тут же, задержки не последовало. Девчонки стонали, плакали, валясь от стыда, ужаса и усталости на свои кровати после «занятий», им никто в этом не мешал. Бейся в истерике, кричи, хоть лопни, все равно ни в Кремле, ни в Бундестаге, даже в местном, продажном до мозга костей, отделении полиции никто тебя не услышит.
Я хорошо знала, что их дальше ожидает.
Сначала они будут настраиваться на побег и мечтать о том, как они вернутся на Родину и отомстят тем людям, которые обрекли их на подобное скотское существование.
Через какое-то время произойдет отрезвление и придет осознание того, насколько их мечты смешны и беспочвенны. Они неожиданно обнаружат себя внутри Системы, гибкой, сплоченной, безжалостной. Куда более сильной, чем государство, которое палец о палец не ударило, чтобы обеспечить их работой, более или менее сносным существованием в той глубинке, где их угораздило родиться, которому было наплевать, когда они уезжали в никуда, а еще больше – где они после отъезда окажутся и суждено ли им вернуться обратно.
Что дальше? Обычно, в результате превосходящих всякие возможности воображения насилий, извращений, избиений, происходит самое страшное – человек теряет связь с собственной личностью. Он как бы отгораживается от себя настоящего, живет только прошлым и будущим. Первым впоследствии исчезает будущее, затем прошлое кажется уже не своим, а принадлежащим какому-то совершенно другому человеку. Дальше возвращается настоящее, но уже в ином, замещенном, виде. Суженном до размеров борделя, в котором девушки-бедолаги обитают. Лица мужчин настолько перемешиваются, что они перестают их запоминать, их самосознание все более скукоживается, доходя до самой элементарной физиологии.
Но если даже кому-нибудь из них удастся бежать, вернуться, что их на родине ожидает? В каком-нибудь маленьком городишке, из которого они с такой радостью вырвались? Пьяницы мать или отец, или оба сразу, и опять, как и до отъезда-приезда – никакой работы. Просто добавятся усмешки, презрение или даже прямые угрозы со стороны односельчан или соседей. Снова насилие, избиения, но теперь уже на своей собственной Родине. Да еще постоянный страх, что их настигнет кара со стороны преступного синдиката, и даже такую, испоганенную, никчемную жизнь у них, в конце концов, отнимут.
Конечно, всегда можно, как вариант, вернуться с шиком, купить на деньги мафии дом или квартиру, машину, хорошо приодеться. И рассказывать потом хвастливые сказки всем дурам на свете о необыкновенной заграничной жизни, местных принцах, которые не слишком-то жалуют своих аборигенок за их, усвоенный еще с пеленок феминизм, а от русских девушек, покладистых, веселых, верных, просто без ума. И вербовать, отсылать в тот кромешный ад, в котором они сами побывали, наивных и невинных овечек сотнями, тысячами.
Только сейчас я поняла: даже то немногое, что мы делали в своем Центре, по сути, обрекая недавних рабынь вновь на продажу своего тела, было счастьем, подарком судьбы для многих из этих несчастных, единственным выходом.
Надежда все больше таяла и во мне самой. Во всяком случае, от моей прежней самоуверенности и следа не осталось. Конечно, я могла выторговать себе какие-то привилегии в обмен на предательство. Утешать окончательно сломленных, уговаривать сдаться, смириться тех, кто еще сопротивлялся, передавать разговоры, любую информацию бандитам, да мало ли что еще, лишь бы меня не продали албанцам, лишь бы не отправили в Израиль, Саудовскую Аравию или Арабские Эмираты.
В конце концов, произошло самое страшное: я поддалась общей панике, была на грани истерики, все больше тонула в депрессии. Первое время я перебирала в памяти истории тех девчонок, которых мне здесь, в Европе, удалось вызволить. И что? Кто-нибудь собирался наградить меня за мои подвиги? Чествовать, как героиню, когда я вернусь на Родину?
Лишь через некоторое время я собрала последние силы и постепенно начала приходить в себя. До этого я искала точки опоры, но никак их не находила, хотя они, конечно, у меня были. Первое – знание языков. Второе – паспорт, который мне, надеюсь, сохранили. Третье: телефоны, по которым практически в каждой стране можно было за помощью обратиться. Четвертое – Немальцына, не может быть, чтобы я была первым провалом в ее практике. И что же, она вот так, запросто, способна отдать меня на растерзание?
Сабрине «повезло». Когда нас выстроили вдоль стены в какой-то комнатушке, я поняла, что торг начался. Выбрали только одну девушку, «гарну дивчину», которая буквально светилась от счастья, поглядывая на нас свысока.
Дура. Что ее могло ожидать теперь? Потешится кто-нибудь на полную катушку с ней, затем перепродаст с выгодой. Хороший бизнес! Особенно в кризис. Доступен практически каждому. Даже самые бедные могут устроить складчину, взять деньги в долг, и через какое-то время их возвратить.
Если это маньяк, то он может сделать с ней что угодно, и где угодно «утилизировать», искать потом будет просто некого, да и незачем.
Здоровье отменное? Прекрасно, значит, тело можно будет продать, опять же, предварительно изрядно натешившись им, уже не оптом, а в розницу, по частям, на органы.
Или какой-нибудь еще более длинный, извилистый путь, который закончится в итоге все тем же грязным подпольным борделем.
Но, собственно, с любой из нас то же самое могло произойти.
В первую партию меня, почему-то, не включили. Во второй передышка закончилась, погрузили в фургон вместе с остальными. Настроение у «сабринянок» было подавленное, я тоже молчала. Все эти дни я пыталась докопаться до сути: где я совершила прокол? Но как ни просеивала ситуацию, в осадок выпадал только злополучный майор Самылкин, других вариантов не было. Как раз тот Его Величество Случай, который предусмотреть невозможно.
Но и на месте меня не пустили с остальными, отделили, затем повели в какой-то кабинет. Парень, который там сидел, разительно отличался от тех дебилов, с которыми я до этого имела дело. Прекрасно одетый, воспитанный, приветливый. Красивый блондинчик, ну просто вылитый Сергей Есенин. Несомненно, знал несколько языков. Он долго внимательно меня разглядывал, и только потом предложил сесть.
Ехали мы недолго по русским меркам: километров сто, сто пятьдесят, но мне мучительно хотелось пить. «Сережа» моментально догадался об этом, достал бутылку минералки без газа из холодильника, поставил ее на стол рядом со стоявшей наготове стопкой одноразовых стаканчиков. Меня подобная предупредительность отнюдь не порадовала. Противник ожидался не простой, вряд ли мне по силам.
- Олег, - представился парень, как только я немного утолила жажду. – Не возражаешь, если мы перейдем сразу на «ты»?
- Нет, конечно, - охотно поддержала разговор я. – Аня.
- Да, Анна Леонидовна Леднева, - кивнул Олег и кинул на стол несколько газет с моей фотографией на первой полосе.
У меня аж захолонуло на сердце. «Греки, - моментально догадалась я. – Не струсили все-таки, ринулись на мою защиту».
- Да, да, ты не ошиблась, пидоры твои, они самые, - холодно кивнул Олег. – Они первыми шумиху подняли, ну а потом и «Ангел», и «Фонд против торговли женщинами» подключились. Так что же нам с тобой делать, Аннушка? Какая-никакая, моделька все-таки, никак они, сволочи-журналюги эти проклятые, разнесчастную Свету Котову не могут забыть. Но если бы только моделька… мы бы не посмотрели. Однако, невероятный в нашей практике случай, надавили на нас какие-то люди из Москвы, терки начались непонятные. И из-за кого, собственно? Из-за дешевой проституточки! Не было у нас такого, мамой клянусь, никогда не было! Слушай, предлагаю нам сэкономить время друг другу, оно, как известно, дорого. Кого знаешь, конкретно? Так, пару-троечку имен навскидку.
- Нет ничего проще, - спокойно ответила я. – Мистер, Короткий, Люпен. Достаточно будет?
Олег, при всем его умении владеть собой, не выдержал, вздрогнул. Я поняла, что стрельнув вот так, наугад, пробила основательную брешь в его обороне. Это было все равно, как выиграть джек-пот, совершенно невероятный вариант.
- Люпен? Ты знаешь Люпена? Как он выглядит?
- О «людях» не говорят, - ответила я коронной фразой, которая не раз меня выручала. И застыла, как изваяние. Соответственно, как ни пытался дальше Олег проникнуть сквозь эту глухую защиту, ничего у него получалось.
«Людьми» называют только авторитетов, о них не принято особо распространяться всяческой, вроде меня, мелкоте, достаточно лишь один раз назвать кличку. Конечно, если уличат, что блефуешь, по крупному придется потом за «базар» отвечать. Но в моем положении выбирать не приходилось. Я рискнула, как рисковала всегда, хоть и не всегда выигрывала.
Олег на какое-то время задумался. По тому, как неожиданно, стремительно (с места в карьер) начал развиваться наш разговор, я поняла, что вопрос обо мне и моей дальнейшей судьбе уже обсуждался, может быть, даже не один раз, однако информация, «херувимчиком» сейчас полученная, многое могла изменить в, казалось, принятых уже решениях.
- Ладно, - Олег поморщился, что ему явно не шло при его смазливом личике, - посиди здесь, я мигом обернусь.
Ясно, пошел к начальству. Позвонить или переговорить? Лучше бы, сначала пошептаться, а затем наверх доложить. Я сидела спокойно, и ничего не загадывала: в моем положении терять было особенно нечего. Ну как тому «пролетариату» с его «цепями». «А обрести он может весь мир». Мне столько не надо было, вполне хватило бы и маленького кусочка, буквально, крошки с барского стола.
Херувимчик пришел лишь через час, и сразу объявил мне решение:
- Ладно, «там», наверху, - он указал пальцем в потолок, - решили тебя отпустить. Но правила знаешь: рот на замке о том, что видела; сведешь к минимуму контакты с прессой; греков успокоишь, домой отправишь, ну и сама сразу потом обратно в Москву. В Европе чтобы больше не появлялась, предупреждать не станем, сразу албанцам продадим. Кстати, ты оказалась права насчет своего отмороженного майора, этот придурок не придумал ничего лучшего, как завиться к боснийцам, перестрелять всю охрану борделя, в котором его дочь находилась, и преспокойненько увезти ее домой. Вот только он еще пожалеет о том, что так сделал, боснийцы подобных «шуток» не понимают, они его и в Москве найдут.
Я равнодушно пожала плечами: зачем, мол, мне бесполезная информация, раньше надо было думать. И предпочла вернуться к прерванной линии разговора.
- Невыездная моделька, очень оригинально! – весь показной лоск тут же слетел с меня, как «с яблонь белый пух». Олеженька, золотко, о чем ты? Люпену такие фокусы не понравятся, у меня здесь своя «сверхзадача». Да и «люди» подобным образом вопрос решить не могли. Так что, боюсь, тут чисто твоя, шавочная, самодеятельность.
«Олеженьку» чуть удар не хватил. Он встал, уперся кулаками в стол, ну прямо, как секретарь парткома в одном старом фильме, и злобно прошипел:
- Ладно, поступай, как хочешь, но помни, я тебя предупредил!
Я тут же вскочила, полностью скопировала его позу, да еще изогнула спину, как дикая кошка:
- Я тебя тоже!
На том мы и расстались, как нельзя более довольные знакомством друг с другом.
НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
ГЕТЕРА
Роман
Продолжение романа
«Распятая»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«РУССКАЯ АНЖЕЛИКА»
IV
«ЗДРАВСТВУЙ, ДЯДЯ ИНТЕРПОЛ!»
ГЛАВА 5
- Профессионалки есть? – спросил зашедший в нашу комнату, нагло ухмыляющийся детина. Сколько я их здесь, уродов этих, уже перевидала! Все накаченные, со зверскими рожами, постоянно потеющие, с неизменным запахом перегара изо рта. Как из инкубатора! Однако времени на раздумье у меня не было, и я первой подняла вверх руку. Моему примеру опасливо последовали еще три девчонки.
Детина внимательно оглядел каждую из нас, и удовлетворенно кивнул:
- Хорошо.
Все это время я следовала за его похотливым, ощупывающим взглядом, и мысленно с ним согласилась: самозванок среди нас не было.
Не дожидаясь приказа, мы сбились в сиротливую кучку в наиболее освещенном, уютном углу комнаты, бросили вещи на кровати.
Помещение было приблизительно такое же, как и в прошлый раз, постельное белье ничем не лучше. Однако когда я выглянула в окно, меня ожидал сюрприз: я увидела солидный особняк в три этажа с ухоженным парком вокруг, высокую ограду с колючей проволокой, но не поверху, как обычно, а на уровне не менее колючего, чем металл, кустарника. Не исключено, что через эту проволоку на ночь, или даже круглосуточно, пропускался электрический ток. Свирепые собаки и не менее устрашающего вида держиморды-охранники. Из разряда тех, о которых я уже говорила. Было от чего прийти в шок.
- Сабрина. Из Украины, - представилась одна из нашей четверки, хотя никто ее об этом не просил.
«Хочет взять вышку», - моментально догадалась я, но даже не обернулась. Мне было смешно видеть, с каким высокомерием эти три «дивы» посматривали на остальных. Более уверенно даже, чем на «бельгийской ферме». Мне бы их грезы, которые скоро, очень скоро, превратятся в слезы! То, что нас выделили, ровным счетом ничего не значило для нас. Во всяком случае, хорошего. Я уже поняла, где мы находимся – на испытательном полигоне. Страна? Раньше и гадать было нечего: сначала Сербия или другой какой-нибудь лоскуток бывшей Югославии, затем широко известный боснийский рынок Аризона, где можно было купить все: овощи, тряпье, контрабандные сигареты, а вдобавок еще и нашу «сестру» в вечное владение. Сейчас косоварам пришлось даже переключиться на торговлю человеческими органами-запчастями. Сексуальных рабынь куда проще стало и обучать, и продавать прямо на месте, под надежным прикрытием местных полицейских. Так что вряд ли мы куда-нибудь уезжали за пределы центральной Европы. И тут, не дай Бог Германия, хорошо бы Швейцария, но опять же, какой кантон? Везде были свои тонкости, но самым печально известным местом, пожалуй, был Цюрих.
Как я уже упоминала, парламентское или правительственное лобби успешно преодолевали все барьеры: традиционная проституция даже в самых развитых странах стремительно отступала перед сексуальным рабством. Конечно, предварительно ему расчищали путь в законодательстве: сначала отменяли обязательную регистрацию проституток, вроде как в гуманных целях, права, права, права, а на самом деле для того, чтобы дать широкий доступ в страну нелегалок. Еще большее иезуитство: отмена для лиц, занимающихся проституцией, подоходного налога, и вот уже налоговая служба, самая страшная для криминала, самая эффективная, успешно устранена.
Политика? Невозможно иначе. Ну а дальше: «твори, выдумывай, пробуй» - «девочек» гоняли из одного борделя в другой, из города в город, из страны в страну, благо границы внутри Европушки все открыты, чтобы искусно запутать, а порой, и замести, следы, причем не только места обитания, а, порой, и места уничтожения; чтобы оперативно менять быстро надоедавшие клиентам составы; чтобы не дать девчоночкам обзавестись постоянной клиентурой, что в обычной проституции как раз всячески поощрялось, являлось основой процветания, как «жриц любви», так и самого заведения. А здесь… устойчивые связи были слишком опасны, даже самое жестокое, очерствевшее сердце клиента могло дрогнуть, и он вполне мог донести о той или иной «малышке», по ее просьбе, в полицию.
Сабрина! Хорошая кличка, вот только ума у «гарной дивчины» было явно маловато. Для меня не было секретом, для чего нас отсеяли. Обученная «девочка» во всех случаях стоила гораздо дороже, чем «сырой» материал. Прошли те времена, когда бандюганы с удовольствием и смаком насиловали «юных дев», обучая их «азам» профессии, и в таком сыром виде отправляли их дальше по этапу. Все изменилось, когда пошел вал, тогда обучение из удовольствия превратилось в работу, где оргазм порой симулировался с обеих сторон. Я не сомневалась в том, что все охранники не покидают ограды особняка, и активно, быть может, за дополнительную плату, участвуют в процессе.
Как он проходит? Да очень просто. Сначала бьют и насилуют, потом снова насилуют и бьют, до тех пор, пока «девочка» не сломается. Бывает, хоть и крайне редко, что не ломается до конца, печального конца. Как работают «утилизаторы» я не знаю, однако не только Россия, Европа тоже с некоторого времени обильно унавожена останками молодых девичьих тел.
Второй этап: доводка. Бывают случаи, когда здесь подключают «мамок» или матерых «девиц» со стажем. Те обучают, как завлекать клиента, раскручивать, возбуждать его; специфической «боевой раскраске», то есть, правилам продажного любовного макияжа; особой, вызывающей, манере одеваться. Сгоняют лишний вес, если нужно, или наоборот, раскармливают.
Сабрина. Два-три дня, не больше, дадут нам расслабиться. Как только количество достигнет критической массы: семь, восемь, десять человек, либо «купцы» сами приедут, либо нас отвезут на какой-нибудь подпольный «невольничий рынок». Ну а там элементарно, как рабочую скотину, продадут. Предсказать, «куда, куда» мы потом попадем, совершенно невозможно. Ну а заодно, за эти два-три дня дополнительная задача: нагнать на всех нас побольше страху.
Ад начался тут же, задержки не последовало. Девчонки стонали, плакали, валясь от стыда, ужаса и усталости на свои кровати после «занятий», им никто в этом не мешал. Бейся в истерике, кричи, хоть лопни, все равно ни в Кремле, ни в Бундестаге, даже в местном, продажном до мозга костей, отделении полиции никто тебя не услышит.
Я хорошо знала, что их дальше ожидает.
Сначала они будут настраиваться на побег и мечтать о том, как они вернутся на Родину и отомстят тем людям, которые обрекли их на подобное скотское существование.
Через какое-то время произойдет отрезвление и придет осознание того, насколько их мечты смешны и беспочвенны. Они неожиданно обнаружат себя внутри Системы, гибкой, сплоченной, безжалостной. Куда более сильной, чем государство, которое палец о палец не ударило, чтобы обеспечить их работой, более или менее сносным существованием в той глубинке, где их угораздило родиться, которому было наплевать, когда они уезжали в никуда, а еще больше – где они после отъезда окажутся и суждено ли им вернуться обратно.
Что дальше? Обычно, в результате превосходящих всякие возможности воображения насилий, извращений, избиений, происходит самое страшное – человек теряет связь с собственной личностью. Он как бы отгораживается от себя настоящего, живет только прошлым и будущим. Первым впоследствии исчезает будущее, затем прошлое кажется уже не своим, а принадлежащим какому-то совершенно другому человеку. Дальше возвращается настоящее, но уже в ином, замещенном, виде. Суженном до размеров борделя, в котором девушки-бедолаги обитают. Лица мужчин настолько перемешиваются, что они перестают их запоминать, их самосознание все более скукоживается, доходя до самой элементарной физиологии.
Но если даже кому-нибудь из них удастся бежать, вернуться, что их на родине ожидает? В каком-нибудь маленьком городишке, из которого они с такой радостью вырвались? Пьяницы мать или отец, или оба сразу, и опять, как и до отъезда-приезда – никакой работы. Просто добавятся усмешки, презрение или даже прямые угрозы со стороны односельчан или соседей. Снова насилие, избиения, но теперь уже на своей собственной Родине. Да еще постоянный страх, что их настигнет кара со стороны преступного синдиката, и даже такую, испоганенную, никчемную жизнь у них, в конце концов, отнимут.
Конечно, всегда можно, как вариант, вернуться с шиком, купить на деньги мафии дом или квартиру, машину, хорошо приодеться. И рассказывать потом хвастливые сказки всем дурам на свете о необыкновенной заграничной жизни, местных принцах, которые не слишком-то жалуют своих аборигенок за их, усвоенный еще с пеленок феминизм, а от русских девушек, покладистых, веселых, верных, просто без ума. И вербовать, отсылать в тот кромешный ад, в котором они сами побывали, наивных и невинных овечек сотнями, тысячами.
Только сейчас я поняла: даже то немногое, что мы делали в своем Центре, по сути, обрекая недавних рабынь вновь на продажу своего тела, было счастьем, подарком судьбы для многих из этих несчастных, единственным выходом.
Надежда все больше таяла и во мне самой. Во всяком случае, от моей прежней самоуверенности и следа не осталось. Конечно, я могла выторговать себе какие-то привилегии в обмен на предательство. Утешать окончательно сломленных, уговаривать сдаться, смириться тех, кто еще сопротивлялся, передавать разговоры, любую информацию бандитам, да мало ли что еще, лишь бы меня не продали албанцам, лишь бы не отправили в Израиль, Саудовскую Аравию или Арабские Эмираты.
В конце концов, произошло самое страшное: я поддалась общей панике, была на грани истерики, все больше тонула в депрессии. Первое время я перебирала в памяти истории тех девчонок, которых мне здесь, в Европе, удалось вызволить. И что? Кто-нибудь собирался наградить меня за мои подвиги? Чествовать, как героиню, когда я вернусь на Родину?
Лишь через некоторое время я собрала последние силы и постепенно начала приходить в себя. До этого я искала точки опоры, но никак их не находила, хотя они, конечно, у меня были. Первое – знание языков. Второе – паспорт, который мне, надеюсь, сохранили. Третье: телефоны, по которым практически в каждой стране можно было за помощью обратиться. Четвертое – Немальцына, не может быть, чтобы я была первым провалом в ее практике. И что же, она вот так, запросто, способна отдать меня на растерзание?
Сабрине «повезло». Когда нас выстроили вдоль стены в какой-то комнатушке, я поняла, что торг начался. Выбрали только одну девушку, «гарну дивчину», которая буквально светилась от счастья, поглядывая на нас свысока.
Дура. Что ее могло ожидать теперь? Потешится кто-нибудь на полную катушку с ней, затем перепродаст с выгодой. Хороший бизнес! Особенно в кризис. Доступен практически каждому. Даже самые бедные могут устроить складчину, взять деньги в долг, и через какое-то время их возвратить.
Если это маньяк, то он может сделать с ней что угодно, и где угодно «утилизировать», искать потом будет просто некого, да и незачем.
Здоровье отменное? Прекрасно, значит, тело можно будет продать, опять же, предварительно изрядно натешившись им, уже не оптом, а в розницу, по частям, на органы.
Или какой-нибудь еще более длинный, извилистый путь, который закончится в итоге все тем же грязным подпольным борделем.
Но, собственно, с любой из нас то же самое могло произойти.
В первую партию меня, почему-то, не включили. Во второй передышка закончилась, погрузили в фургон вместе с остальными. Настроение у «сабринянок» было подавленное, я тоже молчала. Все эти дни я пыталась докопаться до сути: где я совершила прокол? Но как ни просеивала ситуацию, в осадок выпадал только злополучный майор Самылкин, других вариантов не было. Как раз тот Его Величество Случай, который предусмотреть невозможно.
Но и на месте меня не пустили с остальными, отделили, затем повели в какой-то кабинет. Парень, который там сидел, разительно отличался от тех дебилов, с которыми я до этого имела дело. Прекрасно одетый, воспитанный, приветливый. Красивый блондинчик, ну просто вылитый Сергей Есенин. Несомненно, знал несколько языков. Он долго внимательно меня разглядывал, и только потом предложил сесть.
Ехали мы недолго по русским меркам: километров сто, сто пятьдесят, но мне мучительно хотелось пить. «Сережа» моментально догадался об этом, достал бутылку минералки без газа из холодильника, поставил ее на стол рядом со стоявшей наготове стопкой одноразовых стаканчиков. Меня подобная предупредительность отнюдь не порадовала. Противник ожидался не простой, вряд ли мне по силам.
- Олег, - представился парень, как только я немного утолила жажду. – Не возражаешь, если мы перейдем сразу на «ты»?
- Нет, конечно, - охотно поддержала разговор я. – Аня.
- Да, Анна Леонидовна Леднева, - кивнул Олег и кинул на стол несколько газет с моей фотографией на первой полосе.
У меня аж захолонуло на сердце. «Греки, - моментально догадалась я. – Не струсили все-таки, ринулись на мою защиту».
- Да, да, ты не ошиблась, пидоры твои, они самые, - холодно кивнул Олег. – Они первыми шумиху подняли, ну а потом и «Ангел», и «Фонд против торговли женщинами» подключились. Так что же нам с тобой делать, Аннушка? Какая-никакая, моделька все-таки, никак они, сволочи-журналюги эти проклятые, разнесчастную Свету Котову не могут забыть. Но если бы только моделька… мы бы не посмотрели. Однако, невероятный в нашей практике случай, надавили на нас какие-то люди из Москвы, терки начались непонятные. И из-за кого, собственно? Из-за дешевой проституточки! Не было у нас такого, мамой клянусь, никогда не было! Слушай, предлагаю нам сэкономить время друг другу, оно, как известно, дорого. Кого знаешь, конкретно? Так, пару-троечку имен навскидку.
- Нет ничего проще, - спокойно ответила я. – Мистер, Короткий, Люпен. Достаточно будет?
Олег, при всем его умении владеть собой, не выдержал, вздрогнул. Я поняла, что стрельнув вот так, наугад, пробила основательную брешь в его обороне. Это было все равно, как выиграть джек-пот, совершенно невероятный вариант.
- Люпен? Ты знаешь Люпена? Как он выглядит?
- О «людях» не говорят, - ответила я коронной фразой, которая не раз меня выручала. И застыла, как изваяние. Соответственно, как ни пытался дальше Олег проникнуть сквозь эту глухую защиту, ничего у него получалось.
«Людьми» называют только авторитетов, о них не принято особо распространяться всяческой, вроде меня, мелкоте, достаточно лишь один раз назвать кличку. Конечно, если уличат, что блефуешь, по крупному придется потом за «базар» отвечать. Но в моем положении выбирать не приходилось. Я рискнула, как рисковала всегда, хоть и не всегда выигрывала.
Олег на какое-то время задумался. По тому, как неожиданно, стремительно (с места в карьер) начал развиваться наш разговор, я поняла, что вопрос обо мне и моей дальнейшей судьбе уже обсуждался, может быть, даже не один раз, однако информация, «херувимчиком» сейчас полученная, многое могла изменить в, казалось, принятых уже решениях.
- Ладно, - Олег поморщился, что ему явно не шло при его смазливом личике, - посиди здесь, я мигом обернусь.
Ясно, пошел к начальству. Позвонить или переговорить? Лучше бы, сначала пошептаться, а затем наверх доложить. Я сидела спокойно, и ничего не загадывала: в моем положении терять было особенно нечего. Ну как тому «пролетариату» с его «цепями». «А обрести он может весь мир». Мне столько не надо было, вполне хватило бы и маленького кусочка, буквально, крошки с барского стола.
Херувимчик пришел лишь через час, и сразу объявил мне решение:
- Ладно, «там», наверху, - он указал пальцем в потолок, - решили тебя отпустить. Но правила знаешь: рот на замке о том, что видела; сведешь к минимуму контакты с прессой; греков успокоишь, домой отправишь, ну и сама сразу потом обратно в Москву. В Европе чтобы больше не появлялась, предупреждать не станем, сразу албанцам продадим. Кстати, ты оказалась права насчет своего отмороженного майора, этот придурок не придумал ничего лучшего, как завиться к боснийцам, перестрелять всю охрану борделя, в котором его дочь находилась, и преспокойненько увезти ее домой. Вот только он еще пожалеет о том, что так сделал, боснийцы подобных «шуток» не понимают, они его и в Москве найдут.
Я равнодушно пожала плечами: зачем, мол, мне бесполезная информация, раньше надо было думать. И предпочла вернуться к прерванной линии разговора.
- Невыездная моделька, очень оригинально! – весь показной лоск тут же слетел с меня, как «с яблонь белый пух». Олеженька, золотко, о чем ты? Люпену такие фокусы не понравятся, у меня здесь своя «сверхзадача». Да и «люди» подобным образом вопрос решить не могли. Так что, боюсь, тут чисто твоя, шавочная, самодеятельность.
«Олеженьку» чуть удар не хватил. Он встал, уперся кулаками в стол, ну прямо, как секретарь парткома в одном старом фильме, и злобно прошипел:
- Ладно, поступай, как хочешь, но помни, я тебя предупредил!
Я тут же вскочила, полностью скопировала его позу, да еще изогнула спину, как дикая кошка:
- Я тебя тоже!
На том мы и расстались, как нельзя более довольные знакомством друг с другом.
Нет комментариев. Ваш будет первым!