Фрагменты ЙЕТИ (эпизоды с 1 по 9)

                                                «А в чьих собственно шортах находится мудрость?»

                                                                                         Из возбуждений Мацууры.

                                                             «Шорты слишком коротки для мудрости»
                                                                                                                        Из Каи.
 


 ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ:


Если ваша жизнь целиком состоит из положительных привычек,
вам крайне трудно нарваться на приключение,
даже если приключение крадётся за вами по пятам.
Здоровье дороже долгов – считает кто-то.
А кто-то считает, что всё зависит от размера.?
Кто об этом знает достаточно, чтобы судить?
Мужчина или женщина?
Или мужчина с женщиной?
Одинаково?
Или это им только кажется? Каждому в отдельности и по своему?
Или обоим сразу? И одинаково?
А вдруг они просто пытаются друг друга делить?
А вдруг даже внутри себя!?..
и делают правильно?
– может быть в этом истина?
Но тогда чья?
Кто знает об этом достаточно точно? По половому признаку?
Да и приключение ли – такой делёж??
А вдруг искать ответы без приключений невозможно?
А может быть, ответы не стоят того, чтобы их искать?
А вдруг ответы не имеют смысла?
И в чём тогда смысл привычек?
какими бы они ни были?
Как и чем об этом судить?
и чем читать?....
Чем измерить долги?
И чем – здоровье?
И должны ли они находиться на разных чашах весов или в одной?
А может быть вообще не должны взвешиваться? А если - должны – то кем?
И что в этих случаях является размером?
Мужчина и женщина – это всё, что остаётся у каждого.
Как оказывается.
И кто тогда - единица измерения?
Или – что?



Эта  история  заставит  задуматься  над  тем,  кто  в  человеке  делает  выбор  в  пользу  того  или  иного  шага,  и возможно  обострит  ощущение того,  что  очень  многое  зависит  от  воли  самого  человека.









Эпизод 1




                                                            «Фабрицио, воду пить больно, тебе надо побриться.
                                                                                                           Самое главное, Фабрицио,
                                                                                                                   Это радость внутри
                                                                                                                                              Тебя».

                                                                                                    Из прощания Ольги.




      Впервые Анита держала в руке мёртвую мышь. Мышь была компьютерной и признаки жизни отказалась подавать полчаса назад. То, что дело было в мыши, Анита не сомневалась ни секунды и прихватила её с собой, чтобы определить, насколько реально оживить пластиковое животное. Именно так: пластиковым животным девушка уже неоднократно обозвала несчастный приборчик, почистив его и собрав.
     Оставалось выяснить, как повлияли эти манипуляции на работоспособность мыши. Для этого нужно было вернуться в интернет-комнату, присоединить мышь и проверить.
     Но пять минут назад заглянула Глазунья и сообщила, что с минуты на минуту к Аните подселят соседку, и необходимо оставаться на месте и ввести новенькую в курс порядков в санатории. Это обстоятельство и не позволяло Аните покинуть комнату прямо сейчас и убедиться в действенности лечебных процедур над мышью.
     Очень плохо было то, что отсутствие мыши могло быть обнаруженным и грозило неприятностями.
     Какими, Анита не знала, но опасалась, что ей могут продлить запрет на пользование компьютером и плакали её свидания с Призраком.
Хотя, назвать это свиданиями можно было лишь с натяжкой.
С чем Анита, в принципе, соглашалась, но свои визиты к монитору, через который она переписывалась с Призраком, были для неё настолько отдушиной от повседневности, что считать их чем-то меньшим, чем реальное рандеву, она также была не согласна.
Угораздило же эту новенькую селиться прямо сейчас, - размышляла Анита, вертя в пальцах мышь, - а если ещё Глазунья захочет присутствовать при знакомстве, тогда… а что тогда? Тогда я буду вынуждена часть инструктажа провести в интернет-комнате, и Глазунья не сможет этого запретить… потому что это законно и очень кстати…
Дверь открылась, и появилась голова Глазуньи; -- опять она без стука, - возмущенно подумала Анита.
- Принимай и жалуй, - проговорила Глазунья, входя и отступая в сторону.
Девушка за её спиной показалась Аните немногим старше её самой и очень очаровательной. Она спокойно и приветливо глядела на Аниту и не двигалась с места.
Глазунья осмотрела обеих, сделала шаг из комнаты, обошла по прежнему неподвижную гостью, и бесшумно скрылась в коридоре.
- Проходи, пожалуйста, - проговорила Анита и сделала приглашающий жест мышью в руке, - как тебя зовут?
Девушка вошла в комнату и остановилась, спокойно произнеся:
- Оксаной… Меня попросили так назваться…
- Кто? – насторожилась Анита.
- Человек,  предложивший мне здесь остаться, – девушка огляделась.
- Твоя кровать вот эта, - Анита убрала мышь в карман халатика. – А как зовут человека, попросившего тебя так называться?
- Бурбон, - ответила девушка и подошла к койке напротив Аниты.
Та изучающее оглядела гостью и проговорила:
- Он здесь самый главный. Есть ещё Глухарь с Глазуньей; они ко всему присматриваются и прислушиваются. Глухарь плохо слышит, но очень хорошо видит, а Глазунья очень хорошо слышит, но плохо видит. Они и ходят парой; Глухаря ты наверняка видела, раз тебя привела Глазунья.
- Да, видела, - новенькая присела на кровать.
- А почему ты согласилась, чтобы тебя называли Оксаной?
- А чем это имя плохо?
- Ничем не плохо, - пожала плечами Анита, - просто интересно, на сколько оно отлично от твоего настоящего имени… но, здесь не принято задавать вопросов о прошлом, поэтому извини, я отвлеклась и даже не назвала себя; Анита, - и Анита кивнула.
- Очень приятно, мне Глазунья говорила твоё имя.
- Замечательно. И так как нам предстоит соседствовать, меня она попросила проинструктировать тебя о правилах поведения в санатории.
- Я не против.
- Так вот, - Анита с интересом разглядывала гостью, - Есть постояльцы, которые отдыхают и поправляют здоровье, и есть постояльцы, которые обслуживают отдыхающих. К числу их относимся и мы с тобой. Кроме нас, - Анита сделала паузу и пошевелила в кармане мышью, - и Глазуньи с Глухарем, которым мы с тобой подчиняемся, есть ещё Елена Сергеевна. Ей и Бурбону подчиняются Глухарь с Глазуньей. В наши с тобой обязанности входит три раза в неделю делать влажную уборку в крыле, где живут отдыхающие постояльцы. Там десять комнат, две из которых заняты Глухарём и Глазуньей, шесть отдыхающими и две свободные. Вне зависимости от занятости комнат влажная уборка делается в них так же трижды в неделю. Запоминаешь, или запишешь?
- Я запоминаю, - кивнула Оксана.
- Хорошо, - Анита и вынула за провод из кармана мышь, - есть ещё интернет-комната, которую тоже необходимо мыть, но реже; два раза в неделю; и в этом мне понадобится твоя помощь, - Анита испытующе посмотрела на Оксану.
- Конечно, я помогу.
Анита какое-то мгновение молча осматривала мышку в руке  и вдруг решила выговориться:
- Во время наших с тобой визитов в интернет-комнату мне будет необходимо отвлекаться на работу с компом, и поэтому я хочу попросить тебя взять на себя целиком влажную уборку там; за это я обеспечиваю порядок в коридоре во все дни наших работ в крыле, а номера постояльцев убираем поровну; комнаты Глазуньи и Глухаря нужно убирать раз в неделю – об этом договоримся...
- Хорошо, договорились.
Анита ещё раз внимательно посмотрела на Оксану и спросила:
- Ты так быстро согласилась, потому что это действительно выгодно по трудозатратам?
- Нет, - Оксана улыбнулась, - я согласилась бы, даже если бы это было, - она замялась, - как ты сказала; -- не выгодно по трудозатратам.
- Почему?
Оксана пожала плечами:
- Я не умею так быстро считать трудозатраты.
- Извини, - Анита подалась вперёд и коснулась кончиками пальцев колен соседки:
- Я не просила бы тебя об этой услуге, если бы не была отлучена от компьютера.
- Отлучена!? Это как?
- Глазунья нажаловалась Бурбону, что я слишком много времени таращусь в монитор, и мне разрешили там появляться только для уборки. А это всего-то два дня в неделю.
- А раньше сколько было?
Анита мечтательно вздохнула:
- Раньше можно было каждый день не больше часа, а потом когда вспоминать стала больше, стало можно два.
- Два чего? Вспоминать что? – спросила Оксана.
Она спросила это ровным голосом, но в глазах и выражении её лица Аните показалась неподдельная заинтересованность.
- Вспоминать, как пользоваться компьютером… Английский язык… математику… … но сейчас не об этом, - Анита настороженно посмотрела на дверь, словно пытаясь определить, не стоит ли кто за ней. Затем заговорщицки подмигнула Оксане, и, подойдя к двери, выглянула в коридор.
- Ты кого-то опасаешься? – спросила Оксана.
- Глазунью… У здешних стен глазуньевские уши.
- Разве вспоминать английский и математику запрещено?.. Или ты делаешь это громко?
- Шутишь? – улыбнулась Анита,, - Это хорошо. Думаю, мы с тобой подружимся.
Она присела рядом с Оксаной и заглянула ей в глаза:
- Здесь действительно не принято расспрашивать о прошлом, но я готова рассказать тебе то, что помню о себе. Хочешь?
- Расскажи. Я о себе помню совсем не много; проснулась однажды утром с пьяным мужем, которого увидела будто впервые, и не узнаю ни дома, ни места, ни людей… Мама мужа печёт пироги, муж грузит их в тележку и говорит мне, что нужно идти их продавать…
- Кого продавать? – не поняла Анита.
- Пирожки… Возле дороги… Я их продаю; муж забирает деньги… напивается.. а вечерами…
Оксана замолчала и поёжилась.
- Он что?! Издевался над тобой? – спросила Анита.
- Не то, чтобы издевался,.. но если честно, это как раз и не хочется вспоминать…
- И как долго ты так жила? – Анита лихорадочно мучила колесо у мыши.
- Недели полторы, две.. наверно.. может, больше; дни были похожи друг на друга… Потом один человек, покупая у меня пирожки, заговорил со мной, как со знакомой.. Как будто с давно знакомой… Он обращался ко мне, называя Оксаной…
- Бурбон?
- Нет. Это был другой человек. Моложе… А на следующий день пришёл милиционер, поговорил о чём-то с мужем и привёз меня сюда.. По дороге он рассказал, что мой муж на самом деле не мой муж, а муж той женщины, которую он выдавал за свою мать. И что я потеряла память, а эти люди,  воспользовавшись этим, держали меня в рабстве, за что понесут ответственность..
- Ну и дела! – выдохнула Анита.
- А когда милиционер привез меня сюда, он передал меня Бурбону и женщине.. как же её?...
- Елена Сергеевна, - Анита грустно улыбнулась и встала, снова коснувшись пальцами колена соседки.
- Да-да.. Она пообещала, что сделает всё, чтобы вернуть мне память..
- Да-а.. Это она умеет; Бурбон говорит, что она очень хороший специалист.
- Специалист в чем? – спросила Оксана.
- В психотерапии.. Правда, методы её мне не очень нравятся…
- А что это за методы?
- Идём. Расскажу по пути, - сказала Анита. – Покажу тебе наше подопечное крыло и интернет-комнату.
Оксана последовала за ней, и девушки вышли в коридор.
- Как интересно получилось, - заговорила Анита, - я собиралась рассказать тебе о себе, а вышло наоборот.. Мы точно с тобой подружимся.. Скажи, а человек, называвший тебя Оксаной, знаком с Бурбоном?
- Не знаю… Возможно.. Именно после его появления приехал милиционер.. и поэтому, наверно, когда Бурбон предложил мне имя, которое я уже слышала, я согласилась… А как моё настоящее, честно говоря, не знаю.. Может, это оно и есть?.. Не знаю…
- А я, - Анита грустно улыбнулась, - помню себя только здесь… Уже год с лишним ничего кроме этих стен не вижу… Как-то услышала разговор Глухаря с Глазуньей; совсем случайно; Глазунья назвала меня выжившей из ума аспиранткой… Я спросила Бурбона, что такое аспирантка… да ещё выжившая из ума… Он потом такой нагоняй задал Глазунье, что та неделю ходила зелёная… С тех пор она меня ещё больше невзлюбила.. А Бурбон сказал, чтобы я меньше обращала внимания на прозвища, а больше на суть людей.. А в чём их суть?.. Ну вот, мы пришли.
Девушки остановились возле арки, ведущей в ответвление коридора, заканчивающееся тупиком. Номера на дверях комнат выглядели странно; они были не последовательны и всё что определенного о них можно было сказать, это то, что двузначные перемежались трёхзначными.
- Как странно пронумерованы комнаты, - сказала Оксана.
- Да-а. Это математическое безобразие устроено специально; Бурбон говорит, что гармония этих цифр всплывёт в моей голове, когда я вспомню больше.. и не только в моей голове; так он сказал.
- А здесь есть кто-то ещё, кто потерял память? – спросила Оксана.
- Не знаю. Я же говорю, здесь не принято задавать вопросов о прошлом.. Бурбон это строго пресекает.. Елена Сергеевна может себе позволить бестактность, да еще Глазунья никогда не стучится, когда заходит в комнату.. а все остальные обязаны соблюдать это правило…
- А что за постояльцы живут?
Анита пожала плечиками:
- Разные бывают… Когда собираются по вечерам в рекреации, то рассказывают истории.. То под игру в лото, то под покер.. С лото было не интересно, а вот в покере я даже начала потихоньку разбираться, да в него прекратили играть..
- Почему?
- Дело дошло до потасовки. Так здорово.. Глухарь чаще всех был крупье и во время потасовки задел пару постояльцев по лицу, ну Бурбон это и прекратил.. а жаль, весело было.
- Странно, - сказала Оксана, - такими методами здесь кому-нибудь вернули память?
Анита рассмеялась:
- Я же говорю тебе; люди здесь восстанавливают здоровье и психоэмоциональный тонус..
- Что-что?
- Память, возможно, восстанавливают только мне; теперь вот ещё и тебе; а остальные, скорее всего, здесь по другим поводам.. Не забивай себе голову терминологией. Постояльцы исправляют каждый свой недуг, а методы, используемые Бурбоном и Еленой Сергеевной на меня всё-таки действуют. Вспомнила же я компьютер и математику с английским … А вот что было в прошлом, так и не могу.. – Анита помолчала, задумавшись  посмотрела на Оксану и спросила:
- Как думаешь, почему меня никто не ищет?.. Ведь я же не всё время жила в санатории… Бурбон говорит, что меня привезла милиция, и откуда, он не знает.. Милиция, в смысле милицанер, как и тебя.. И знаешь, Оксана, этот милиционер живёт в этом номере, и здесь его все называют Ходок.
- Хот дог? – удивилась Оксана. – Интересно! Это – тот же самый милиционер!?
- И мне интересно, - сказала Анита, - только не Хот дог, а Ходок. – Да, с пирожками в памяти у тебя всё в порядке…
- А почему его называют Ходок?
- Не знаю. Он сам так представился… Напротив комната Глухаря, рядом с ней глазуньина. Здесь живет Учёный, напротив – Училка…
- Училка!? – переспросила Оксана.
- Это я её так называю; она представилась Педагогом… Здесь Бухгалтер, это финансист такой… А почему ты спросила про Училку? Ты что-то вспомнила?,
Анита остановилась.
- Н-не знаю, - неуверенно проговорила Оксана, - наверно странным показалось, что здесь – Учёный, а напротив… вроде должна быть Учёная, а там – Училка.. не знаю..
- Ладно, - махнула рукой Анита. – Здесь живёт очередной  Историк; он, насколько я поняла Елену Сергеевну в том, кто такие историки, кажется, не совсем историк; ну, да ладно.. Здесь  новый Спортсмен. Они оба, и Учёный с Ходоком какие-то давние знакомые Бурбона. А эти две комнаты свободны.. Но ухаживать за ними тоже надо, - Анита вздохнула, - идём, покажу интернет-комнату и заодно мышь опробуем.
С этими словами Анита направилась дальше по коридору.
- А почему «очередной»  и «новый»?..
- Потому что они меняются. Одни уходят из санатория, другие приходят на их место.
- Ты собиралась рассказать о методах Елены Сергеевны, - сказала Оксана, когда они подошли к двери с табличкой «архив».
- Да. Так вот; Елена Сергеевна очень хорошо может вызвать во мне негативную реакцию на себя; разозлить может так, что мне становится необходимым внеочередное включение…
- А это как?
- Это такой сеанс, - Анита открыла дверь, и они вошли в комнату, где на маленьких столах стояли мониторы с клавиатурами, - суть его в том, что необходимо лежать в кресле, а Елена Сергеевна или Бурбон вводят тебя в сон… Не совсем чтобы сон.. Ты видишь каких-то людей, события, иногда со стороны, а иногда как участник; Елена Сергеевна или Бурбон спрашивают об этих людях и событиях, я рассказываю то, что вижу; в общем-то, ничего интересного; но меня это успокаивает… Глухарь говорит, что Елена Сергеевна специально вызывает во мне эмоциональный всплеск, гребнем которого проще подмыть пласт памяти… Я уточняла у Бурбона – как это…
- И что?
- Он посмеялся и сказал, что Глухарь у нас, видимо, латентный поэт…
- Это как? – спросила Оксана, осматриваясь в комнате.
- Не поняла; я и об этом спросила, а Бурбон завернул что-то такое.. в смысле скрытности… да и фиг с ним, с Глухарём, - Анита приладила на место мышь и включила компьютер. – Вот это и есть интернет-комната… - она двинула мышью по столу и пробарабанив пальцами по клавиатуре, оглянулась на Оксану добавив:
- Через эти штуковины можно подключиться к глобальной информационной сети и общаться с другим подключившимся.
- Каким другим? Куда подключившимся?.. В смысле: с проходящим такое же включение? Сеанс? .. Да?.. Нет?..
   Анита с сомнением поглядела на свою новую подружку и с расстановкой проговорила:
- Другим человеком, подключившимся в сеть в другом месте.
- А этот человек - тоже потерявший память?
Анита нахмурилась и через мгновенье ответила:
- Я в сети таких не встречала… Хотя и не спрашивала об этом.. Но тот, с кем я переписываюсь, точно в здравом уме. Не малую часть из математики и английского языка я вспомнила благодаря ему…
- Это как? – удивилась Оксана.
- Понимаешь, - Анита двинула мышью, - после некоторых всплесков эмоций, которые мне устраивает Елена Сергеевна, Бурбону долго не удавалось заставить меня вспомнить хоть что-нибудь; он иногда даже Глухаря подключал зачем-то к сеансам; я имею в виду и знание иностранного, и компьютер… Вот…
Анита помолчала, поглядела на Оксану, шевельнула мышью, и на экране появился текст.
- А здесь, - Анита ткнула пальчиком в экран, - то, что не удавалось вскрыть Бурбону, у меня открывалось почти сразу..
- А что это? – Оксана нагнулась, всматриваясь в текст.
- Ты читать помнишь как? – спросила её Анита.
- Да.. Получается, - Оксана снизу вверх поглядела на неё и снова углубилась в текст, - здесь ещё, кажется, переписка.
- Правильно. Только ты переписку, не смотри. Ты обрати внимание выше.
Оксана выпрямилась и уставилась на Аниту:
- А выше не переписка? – в её голосе послышалось сомнение.
- Нет. Не переписка, - Анита вздохнула и с сожалением произнесла:
- Но, тебе, видимо, не интересно…
- Почему не интересно!? Я просто не поняла…  А что это, если не переписка?
- Это – стихо.
- Что?
- Стихотворение.
Оксана снова вгляделась в текст и вопросительно посмотрела на Аниту:
- А это что такое?
Анита вздохнула с ещё большим сожалением, шевельнула мышью текст на экране, и не глядя на Оксану, спросила:
- Скажи, я могу рассчитывать на тебя, когда будет уборка здесь?
- Конечно. Мы же договорились… Но, ты не расскажешь, что такое – стихо?
Анита какое-то время манипулировала изображениями на экране, а потом сказала:
- Слова и смысл уложенные в рифму.. Вот посмотри это..
Оксана наклонилась и старательно вникла в текст. Анита молча за ней наблюдала, иногда поглядывая на дверь, и когда Оксана дочитала и выпрямилась, спросила:
- Ну что скажешь?
- А что такое «алые паруса» ?
Анита ещё раз с опаской взглянула на дверь и ответила:
- Это такой праздник… Когда школьная молодежь празднует.., - она на время замялась, подбирая слова, - положение мира перед своими ногами.
- Это как? – спросила Оксана.
- Это когда все очень молоды и уверены в том, что мир принадлежит только им… Это – выпуск из школ..
- Школ чего?
- Школ всего…
- Какой интересный праздник.. А почему он так называется?
Анита подошла к двери, выглянула наружу и оглянулась:
- Видишь ли, Оксана, алые паруса двигают корабль мечты; так принято считать; поэтому праздник так и называется…
- А при чём здесь наливание стаканов поровну?
- Это уже другое стихо.
- Как другое!?..
Анита вернулась к компьютеру и раздосадовано проговорила:
- Мне кажется, что это – одно, как продолжение другого…, - не забивай себе пока этим голову… Это – пьяная любовь, хотя Призрак и назвал её мёртвой..
- Призрак?. – Оксана с сомнением посмотрела на Аниту, - а это кто?
Анита погасила монитор, выпрямилась и сунула руки в карманы халатика. Ответить она ничего не успела. Дверь открылась и в комнату вошла Глазунья.
Мельком бросив взгляд на мониторы, она лукаво посмотрела на девушек и произнесла:
- Ну, что? Познакомились? Пора на включение, голубушки.
- Ну вот. Я почти обо всём тебя предупредила, - сказала Анита и двинулась из комнаты.
- Познакомились и пообщались? – усмехнулась Глазунья, - я за вас рада… На включение идёте обе. – с каким-то воинственным задором добавила она.
- О как! – произнесла Анита, оглянувшись на замершую Оксану, - идём, подруга, мечты сбываются прямо сейчас..
- Подруга?.. – передразнила Глазунья, - двигайте булками энергичнее, подруги. Елена Сергеевна вас уже ждёт..
- А тебе когда-нибудь доводилось участвовать в таком празднике? – спросила Аниту Оксана, когда они покинули интернет-комнату и последовали за Глазуньей.
- В каком празднике?
- В Алых парусах.
- А ты как думаешь? – усмехнулась Анита.
- Н-не знаю…
- Вот и я не знаю… а точнее, не помню…









Эпизод 2

                                                                                         «Терять – это тебе не находить.
                                                                                                 Терять нужно осторожнее».

                                                  Из размышлений Мацууры, высказанных вслух.





   Елена Сергеевна шла по коридору. Он был знаком ей, казалось, вечно; до каждой двери по сторонам. Иногда ей казалось, что эти вояжи по коридору были запрограммированы ещё до её рождения. Она сбилась со счёту, сколько раз снились ей этот коридор и эти двери. Зачастую, во сне она видела себя в этом коридоре маленькой девочкой… Вот из под двери в интернет-комнату сочится мигающий свет. Такое и раньше бывало; одни лежебоки забудут выключить сервер, другие балбесы пилотов, и приходится делать это ей. Она даже перестала раздражаться по этому поводу… Почему они лезут в программу? Почему перенастраивают компы?.. Особенно перед уходом.. Ну не умалишенные ли?...
Елена Сергеевна нажала на ручку двери и вошла в помещение с компьютерами. Свет исходил от не выключенного экрана. Она подошла к нему и положила ладонь на мышь. Вот засранцы.. вот психи.. Опять забыли отключиться.. И ведь никто не признаётся!.. Пациенты-подонки!.. Иных убить не жалко…
Стоп! Станет темно, надо включить свет!.. Надо включить свет, - остановила она себя и усмехнулась, - уже боюсь не найти без света выход; дожила красавица… Когда-то он называл меня красавицей…
  Елена Сергеевна вернулась к двери и клацнула маникюром по выключателю. Лампы в светильниках на потолке, перемигиваясь, зажигались.
Под их неторопливое мигание она вернулась к монитору и увидела на нём текст…Кто-то опять работал на компе… Стоп!.. Да он же здесь… Этот кто-то… Она оглянулась и встретилась глазами с Анитой.
Девушка стояла буквально в шаге от неё, опустив руки и спокойно глядя в глаза.
Я с ней едва не столкнулась, - подумала Елена Сергеевна и обернулась к светящемуся экрану… Что она там изучает?... Пациент… ка…
- Анита, что это? – Елена Сергеевна взяла наставительный тон.
- Мы на включении? – спросила Анита.
- Нет. Ты просто попалась…
- Значит, мы не на включении… И я могу задавать вопросы… Да?..
- Не плохой аллюр, Анита… Перехватить инициативу в беседе – это по научному. Твоя память работает всё лучше.. Ты это сама замечаешь?
- Так мы, всё-таки, готовимся к включению?
Елена Сергеевна огляделась, словно ища кого-нибудь ещё в этом помещении, и убедившись в том, что они одни, отодвинула стул и села на него перед работающим компьютером.
- Успокойся, дорогая. Ты можешь спросить о чём угодно, - сказала она и присмотрелась к тексту на экране …
- Я вам не «дорогая»…
- Но, и не дешёвая ведь, не так ли?.. Или ты дешёвка?
Анита почувствовала, как неприязнь внутри неё превращается в ярость.
- Почему меня никто не ищет? – с трудом справляясь с гневом, спросила она.
- А кому ты нужна? – устало ответила Елена Сергеевна.
- Ответ не правильный! – взвизгнула Анита.
- тчщши-ы.. – опомнилась Елена Сергеевна, сообразив, что действительно устала…
- Скесса! – зашипела в тон собеседнице Анита, - почему у вас всегда одни и те же ответы?
- Ответы разные, Анита, разные… Ты почему здесь одна и без швабры?
В голосе Елены Сергеевны не было и тени иронии:
- Насколько я помню, тебе запрещено здесь появляться кроме как для уборки
Елена Сергеевна присмотрелась к тексту на мониторе.
- Это и есть причина твоего визита сюда? – оглянулась она к Аните. – Что это?.. Ты увлеклась поэзией?.. О-о… здесь, кажется ещё и переписка..
- Не смейте читать! – выдохнула Анита. – Это личное.
- Хорошо-хорошо, не волнуйся ты так… Я почитаю стихотворение.. Это ты написала?

     Дверь открылась и заглянул Глухарь. Он с сомнением посмотрел на Елену Сергеевну и уставился на Аниту.
- Витенька, тебе чего? – спросила Елена Сергеевна.
- Они приехали, - ответил Глухарь.
- Так пойди, встреть и проводи.
- Э-э… - Глухарь замялся, кивнув на Аниту.
- Не беспокойся. Она здесь со мной. Иди. Я сейчас спущусь.
- А… Ну хорошо, - Глухарь исчез за дверью.

- Так это ты настрочила? – спросила Елена Сергеевна, кивнув на экран.
- Какая вам разница – кто?
- Да не заводи ты себя так, - Елена Сергеевна поднялась со стула. – Просто мне показалось, что это - мужские стихи…
- Ну и что?
- Ничего особенного. Кроме того, что если это твой стих, то ты стала вспоминать нечто большее, чем сама ожидала… Не беспокойся… Это не плохо, - Елена Сергеевна сделала успокаивающий жест, заметив, что Анита собралась дерзить. – Скажи, что ты помнишь о своих отношениях с мужчинами?
Анита дёрнулась.
- Ладно, ладно. Успокойся, - Елена Сергеевна направилась к двери. – Можешь остаться здесь и продолжать… Если кто-нибудь из персонала тебя застанет, скажи, что я разрешила.
И с этими словами Елена Сергеевна покинула интернет-комнату.

   Спустившись этажом ниже и выйдя в коридор, она увидела в глубине его идущих навстречу двух молодых людей в сопровождении Глухаря-Витеньки. Ну вот, - подумала она, -- девчонка пишет мужские стихи, мужчины ходят парами… Надо бы у них уточнить ориентацию, вдруг удастся на помещениях сэкономить.







Эпизод3


                        Ходок  и  Бурбон
 
-  Как  я  могу  к  вам  обращаться?
-  Развяжите  меня  для  начала.
-  «Развяжите  меня» - не  имя. Тем  более  для  начала …  После  того  как  вас  развяжут,  скажете  имя?
-  Да…………..   …
……………………………..  ..
-  Глухарь,  развяжи  его.
     Глухарь  размотал  рукава  на  спине  подопечного  и  привязал  их  к  табуретке,  на  которой  тот  сидел.
-  Так  пойдёт?  –  спросил  Глухарь  и  вернулся  к  двери  спиной.
-  Пойдёт,  -  Бурбон  вынул  из-за  уха  папиросу,  стукнул  гильзой  её  о  ноготь  и  смял  мундштук  зубами,  -  так  как  мне  вас  называть?
     Человек  напротив,  привязанный  к  табуретке  рукавами  смирительной  рубашки,  улыбнулся:
-  Владыко.
-  Владыко?..   Хорошо,   Владыко,   чем   владеешь?
-  Всем! – заорал  человек  и  задёргался,  пытаясь  встать  с  привинченной  к  полу   табуретки.
-  Всем  ты  владеть  не  можешь,  -  Бурбон  чиркнул  спичкой,  -  ты  даже  собой  владеть  не  в  состоянии.
     Дым  от  папиросы  устремился  к  окну,  и  Глухарь  поморщился  -  он  не  курил.
-  Чем  вам  нравится  заниматься?  –  Бурбон  затянулся  и  выдохнул.
-  Всегда?
-  Да,  Владыко,  всегда.
-  Любовью.
-  Интересно.  И  всегда  получается?
-  Нет.  Не  всегда.  Прямо  сейчас  я  ненавижу.
-  Ну …  Это  бывает.  Прямо  сейчас  и  сразу  полюбить  кого-либо  крайне  трудно.  Расскажите  о  себе,  Владыко.  Пожалуйста.
     Человек  на  табурете снова  дёрнулся,  пробуя  прочность  одежд,  и  усмехнулся:
-  Дайте  покурить.
-  У  вас  же,  Владыко,  руки  заняты.
-  А  вы  прикурите  и  поднесите.  Пожалуйста.  Мне  подышать  необходимо  не  запахами  вашими…  Табаку  дайте  -  и  поговорим.
-  Дай  Владыке  прикурить,  -  Бурбон  подпалил  папиросу  и  протянул  её  в  сторону  Глухаря.
     Тот  взял,  наморщившись,  курево  и  горящей  стороной  поднёс  его  к  лицу  пациента.
-  Не  стесняйтесь,  Владыко,  курите,  -  произнёс  Бурбон  и  затянулся  дымом.
-  Он  неправильно  даёт  прикурить,   -  пациент  начал  уворачиваться  от  папиросы,  -  пусть  развернёт  или  сам  её  раскурит.  Она  сейчас  загаснет.
-  Разверни  её,  -  сказал  Бурбон  и  положил  свою  папиросу  в  пепельницу  на  полу.
     Глухарь  развернул  папиросу  в  пальцах,  и  табак,  пыля  и  пылая  посыпался  на  пол.
-  Не  везёт  вам,  Владыко,  с  куревом …  Уходи,  -  кивнул  Бурбон  Глухарю,  -  а  с  кем,  Владыко,  вы  любите  заниматься  любовью?
     Человек  на  табуретке  посмотрел  вслед  уходящему  Глухарю,  попытался  качнуться  и  глянул  на  дымящийся  табак  на  полу:
-  С  женщинами.  С  живыми.
-  Не  везёт  вам,  Владыко.  Ни  женщин,  ни  курева  под  рукой.
-  Бывает. …
-  Раз  бывает,  то …  вы  …  …  не  …  совсем  …  владыко?  …  так  получается?
-  Не  морочте  мне  голову!  Я  Владыко  и  владею  всем…
-  Нет!  Вы  ничем  не  владеете.  Даже  нелюбовью  вы не  владеете.  Вы,  Владыко,  не  в  силах  не  любить,  будь  то  женщины  или  табак,  ни  ненавидеть,  будь  то  одни  и  те  же  персонажи. …  Узбагойтезь. …
     Бурбон  взял  папиросу  из  пепельницы,  поднёс  к  ней  огонь,  раскурил,  встал  и  дал  затянуться  пациенту:
-  Что  любовь,  что  не  любовь – одно  и  то  же…  это – как мороз  с  жарой, –  продолжал  Бурбон, - всё  те  же  градусы  с  разным  знаком… Что  они  по  вашему,  Владыко? Есть  на  самом  деле?
-  Чего?
-  Любовь  и  ненависть?  А?
-  Идите  кА  в  жопу,  доктор!
-  Угу…  Именно  там,,  полагаете,  ответ  и  расположен? …  Угу … Вы  плохой  собеседник,  Владыко,  очень  плохой … придётся  скормить  вашу  голову  жопе… Хоть  какой-то  шанс,  что  мозги  попадут  на  место … вы  же  всё  равно   задницей  думаете …  а  она   у  вас  привязана  к   табуретке…  Думаю – это  будет  удобно.
-  Свободу!  -  заорал  Владыко,  -  дайте  свободу!
-  Свобода  будет.  Не  спешите.  Все  ошибки   совершаются  исключительно  впопыхах,  а  свободу  необходимо…
-  Обрести!  -  продолжал  протяжно   орать   Владыко.
-  Да!  Обрести!  А  вы  не  знаете  как…
-  Развяжите  меня …
-  Не-е…  так  нельзя … Свободу!  Не-об-хо-ди-мо   за-слу-жить!
-  Чем  мля!  Гад!  Тварь!!
-  Поведением …  Действиями …  А  не  словами …
-  Но  я  же  связан,  как  я  могу  действовать?! -  Владыко  попытался  свалиться  с  табуретки.
-  Именно  поэтому,  Владыко,  вы  должны  убедить  собеседника  в  том,  что  достойны  свободы  и  именно  словами … ми-ми-ми, -  Бурбон  гаденько  хохотнул  и  опустил  окурок  в  пепельницу,  -  Вот  когда  станете  богом,  вам  будет  по проще,  -  налив  в  стакан  воды,  он  протянул   его  Владыке,  -  радикально  проще…
-  Доктор,  вы  гоните,  я  не  могу  взять  стакан.
-  Тогда,  Владыко,  всё  сразу  станет  по  вашему, -  Бурбон  плеснул   из  стакана  в  лицо  собеседнику,  -  а  до тех  пор  извольте  искать  и  находить  компромисс…  Кстати,  ещё  предстоит  выяснить  какая  вы,  Владыко,  мисс…
-  Что!? -  человек  на  табуретке  задёргался  и  заизвивался.
     Бурбон  захохотал.
-  Прекрати  ржать,  сволочь,  -  слюна  с  шипеньем  и  скрежетом  зубов  полетела  в  Бурбона.
-  Вот  видите,  вы,  всё таки  не  свободны,  Владыко.  Давайте  успокоимся  и  поговорим  о  дамах.
-  Какие  нах…  дамы,  -  верещал  и  плевался  человек  на  табурете.
-  С  вагинами,  батенька,  с вагинами…   Вы  же  только  что  сказали,  что  вам  нравится  заниматься  с  ними  любовью.  При  том  с  живыми…  ну…  вспоминайте. …  вспоминайте… вспомните … на  гелендвагене… как  вы  сюда  приехали…
-  Меня  сюда  доставили…
-  Вот-вот,  вспоминайте…
-  Мне  трудно …
-  В  чём  трудность?
-  Без  этого  действительно  трудно … я  с  вами  соглашусь… сделайте  укол,  пожалуйста….  но… а  когда  они – маньяки…
-  Кто?  Дамы?
-  Да!  Обладатели  вагин.
-  Вы  что,  Владыко,  действительно  думаете,  что  дамы  могут  быть  маньяками?..
-  О-о…  голубчик.
-  Я  вам  не  голубчик.
-  Так  вы  и  не  представились,  доктор…  хотя …  вы,  скорее  всего   и  не  доктор….
-  Зовите  меня  Бурбоном.
-  А  если  я  не  хочу.
-  Меня  все  здесь  так  зовут.
-  Мне  не  нравятся  бурбоны…
-  А  вас  спрашивали  о  том,  что  вы  любите,  а  не  о  том,  что  вам  нравится.
-  Это  почти  одно  и  то  же… с  той  лишь  разницей  на  кого  обращена  симпатия… - Владыко  внезапно  успокоился.
-  Ну-ка,  ну-ка …  интересно… интересно,  Владыко,  продолжайте.  В  чём  разность  между  любить  и  нравиться?
    Человек  на  табуретке  поёрзал  на  месте  и  ещё  раз  опробовал  путы  на  прочность:
-  Это  например,  как  я  люблю  людей,  но  нравятся  мне  женщины,  или  как  пример,  человек  не  любит  людей,  а  нравятся  ему  женщины.
-  Так-так.
-  Что  так-так?  Вы  же  ни  хрена  не  понимаете  из  того,  что  я  говорю,  доктор.  Вы  когда-нибудь  сталкивались  с  людьми,  которые  любят  только  себя,  а  нравятся  им  все  остальные?
-  Это  как?
-  Это  так,  что  ты  можешь  причинять  боль  исключительно  не  себе…
-  Так-так.
-  Что  так-так? …  Вы  же  не  мазохист,  доктор…   себе  любимому  лишь  боль,  которая  нравится… разве  не  так?
-  А-а …
-  А  другим  боль  по  крупному.  Пусть  попробуют,  а  мы  посмотрим…
-  Да  вы  маньяк,  Владыко…
-  И  я  о  чём  говорю.  Ни хрена  вы,  Бурбон,  в  людях  не  разбираетесь…  В  людях  надо  разбираться… если  нет  возможности  разобраться  сразу,  необходимо  разобраться  до  состава  ингредиентов  туловища…
-  Вы  этим  занимались?
-  Нет.  Владыко  такими  вещами  не  занимается…   но  он  чувствует  людей, которые  на  это  способны…, - пациент  заговорил  о  себе  в  третьем  лице.
-  О  как!  И  что  он  тогда  делает?
-  Когда?
-  Когда  встречает  таких  людей?
-  Он  за  ними  следит  и  ждёт  их  ошибки.
-  И  в  чём  может  быть  их  ошибка?
-  Их  главная  ошибка  в  том,  что  они …  убивают …  после  того,  что  сделали…
-  Угу  …  А  вам-то  самим,  Владыко,  доводилось  убивать?
-  Да.  Любой  приличный  человек  должен …  хотя  нет … обязан  убить   хотя  бы  одного  неприличного  человека.
-  Это  как?!
-  Скинуть  с поезда,  например …  это  самое  простое …  из  тамбура  в  скором  удобно,  а  в  электричке  пропихнуть   в  окно  сложнее …
-  Так …  но  мы  отвлеклись  от  обладателей  вагин.
-  Не-ет.  Обладательниц   вагин  убивать  нельзя,  а  вот  тех,  кто  хочет  это  сделать,  убивать  необходимо … Их  не  убивать  преступно … разорительно … я  бы  вообще  отменил   уголовную   ответственность  за  убийство  дамой  джентльмена.
-  Обождите-обождите, Владыко!  Вы  заговариваетесь! Вы что?  Действительно  видели  людей,  необходимых  к  убийству  за  отношения   по  межполовому  признаку?  Гендерлог 
-  Я  как  их  сразу  вижу,  так  и  караулю,  когда  они  пойдут  на  охоту … а  потом  я  их  останавливаю …  не  всегда  вовремя …  за  всеми  не  уследишь … как  жаль,  доктор,  что  я  привязан  к  этому  стулу…
-  Это  табурет…
-  Да  я  про  посрать … отпустите  в  туалет.  Не  пижоньте.
-  Вы,  Владыко,  будете  развязаны  …  но  не  сейчас.
-  Типа  узбагойса.
-  Ну  да, -  Бурбон  подошёл  к  пациенту  и,  присев,  стал  раскручивать  на  нём  рубашку.
-  Ваш  Глухарь  профессионал,  доктор.
-  Вы  же  уже  согласились  с  тем,  что   я  не  доктор,  тем  более,  что  я  вам  представился.
-  Хорошо,  Бурбон.
-  Радуйтесь,  Владыко.
 
     Они  расселись  по  своим  местам;  в  том  смысле,  что  Владыко  размял   конечности  и  остался  на  табурете  уже  не  связанным,  а  Бурбон  напротив.
 
-  О  чём  вы  думаете?
-  В  таком  виде?
-  А  вам  не  всё  равно  в  каком  вы   виде,  если  вы  думаете?.. Хорошо!  Чем  вы  думаете?  Как   предполагаете?
-  Предположения  не  избавляют  от  истины.
-  Не  надо  цитат.  Задайте  ка  отсебятины.
-  Я  не  мог  пошевелиться;  вам  такой  собеседник  был  нужен?
-  Мне  нужен  спокойный  собеседник,  а  вы  не  спокойны...
-  Меня  бесит  всё...
-  Вы  наговариваете  на  всё.  Всё  не  может  бесить,  потому  что  - это  не  всё...  Как  вас  зовут?  Имя?  Ваше  имя?  Как,  Владыко,  ваше  имя?
-  Ходок.
-  Хот  дог?
-  Ходок.
-  Почему  Ходок?
-  Я  не  помню  своего    имени,  но  я  хожу...
- Вас  привезли  на  скорой  помощи... Облёванным...  И  в  дерьме...  Вас  отмыли  и  одели  в  рубашку.
-  В  смирительную.
- Ну  и  что,  как  ваше  имя?..  Вы  и  ходили-то   потому,  что  вас  поддерживали...
-  Рубашкой?
-  Да  и  ей  в  том  числе;  не  придуривайтесь...  Как  ваше  имя?
-  Я  не  знаю.
-  Тогда  расскажите  о  себе  то,  что  знаете...
-  Я  помню ,...  Что  неправильно  выбрал  проститутку...
-  И  ...  ?  ...
-  И  с  этого,  наверно,  всё  началось...
-  Так  уж  и  всё?  Прямо  с  этого  всё  и  началось?
-  Опять  всё ...  с  этого  началось...
-  Лось...
-  Что?
-  Как  вы  выбирали  проститутку?  Вспомните...  Пожалуйста.
-  Плохо  я  выбирал.
-  Почему  вы  решили,  что  плохо  выбирали?
-  Проститутка...  оказалась  не  та.
-  Чем?  Не  та?  она  оказалась?
-  Всем  не  та... и  вам  бы  в  том  числе?
-  То  есть,  вы  ошиблись?  И  вас  это  разозлило?.. и  меня  видимо  бы  тоже?
-  Не  передёргивайте,  Бурбон,  не то,  чтобы  сильно... но  я  вырезал  жопы   помидорам... и  клал  в  салат  не  только   лицо.  Мне  и  надо-то  было  от  них  всего  двоих...  кстати,  откуда  у  вас   это  имя?  Или  прозвище?
-  Каких  двоих?
-  Влагу  и  скорость...
-  Так...
-  И  красными  их  способность   жить...
-  Как  я  могу  к  вам  обращаться,  чудовище?
-  Развяжите  меня .
-  Вы  развязаны.  После  этого  разве  жизнь  ваша  не  сначала  ли  началась?...
-  Да!  Мне  нужен  выход. …  Мне  нужен  выход,  тварь …
-  Всегда?
-  Да,  Бурбон,  всегда?
-  Любовью? … 
-  Да.
-  И  всегда  получается?
-  Нет.  Не всегда.  Прямо  сейчас  я  вас  ненавижу... я  тебя,  тварь,  ненавижу.
-  Ну...  это  бывает... прямо  сейчас  и  сразу... и  вот  так  полюбить  кого-либо... …  В  таком  плане … в  таком  разрезе …  и  формате …  Расскажите  о  себе,  Ходок.  Пожалуйста.  Сейчас,  Ходок. 
-  Я…  я…
-  Чего?
-  Безвагинье…
-  Чего?
-  Нет  дам.
-  Ну  и  что?
-  Это – не  ну  и  что,  Бурбон;  и  в  плане,  и  в  ключе,  и  в  формате,  и  в  разрезе  юбки  системы  «фоллоу ми»  нам  с  ними  любовью  заниматься  нравится...
-  Развяжите  меня… -- передразнил  Бурбон  Ходока.
-  Чего?  Вы  же  доктор.  Зачем?  Вы  развязаны.  Женщин  всё  равно  нет...
-  Ну  и  что!
-  Кто  для  тебя  женщины,  тварь!? – Ходок  снова  засуетился  на  месте,  словно  сожалея,  что  не  связан.
-  А  для  тебя?
   Человек  на  табуретке  попытался  заметаться,  заплакал...  и  вдруг  опять  успокоился  и  замер.
-  Маньяки,  -  прошептал  он.
-  Что  вдруг?
-  Они  маньяки...
-  Вы  что,  Ходок,  действительно  думаете,  что  дамы  могут  быть  маньяками?
-  О-о,  голубчик..
-  Опять.  вы  за  своё!  Я  не  голубчик.
-  Но  вы  вяжите  меня...  тварь...




       Коридором вниз, мимо столовой и снова по коридору, они вышли на глухую лестницу и спустились к подвалу. Дверь на улицу была не заперта. Ходок выглянул наружу, осмотрелся и бросил через плечо Андрею:
- Не отставай, - и буквально рванул с места.
      Они добежали до какого-то сарая. Ходок остановился, оглянулся на поспевающего следом Андрея, и уже шагом двинулся дальше.
     Отдышавшись, Андрей только сейчас обратил внимание на погоду. Было не холодно. По крайней мере, ему так показалось. Деревья, росшие вдоль кирпичной стены, к которой был пристроен сарай, стояли голыми. Интересно, какой сегодня день, подумал Андрей. Он хотел было спросить об этом Ходока, но тот вдруг исчез из поля зрения, юркнув куда-то сквозь стену сарая. Андрей торопливо сделал несколько шагов и увидел, что то, что выглядело одним сараем, на самом деле было двумя; проход между ними упирался в кирпичную стену. Ходок в глубине этого прохода возился с ящиком, приделанным к одной из стен, щёлкая в маленьком навесном замке ключом.
- Сейчас что-нибудь на тебя примэрим, - сказал он, извлекая из ящика прозрачный полиэтиленовый чемодан, в каких обычно продаются подушки или пледы.
  Чемодан был набит различными свертками из тканей самых разных цветов.
- Вот, - сказал Ходок, недолго в них порывшись и протягивая Стечнику один. – Это должно тебе подойти.
   Он достал из кармана несколько бельевых прищепок, и, выбрав четыре, отдал их Андрею:
- Смотри и делай  как  я.
С этими словами Ходок развернул один из свёртков и встряхнул в руках длиннополый вполне приличного вида плащ. Быстро забравшись в него, он наглухо застегнул все пуговицы от подбородка до самого низу и вытащил из карманов плаща два куска джинсовой ткани, свёрнутые в трубки. Когда трубки развернулись, то оказались двумя брючинами, отрезанными от джинсов. Стечник, повторяя действия Ходока, роняя прищепки и судорожно застёгиваясь, спросил:
- Какой сегодня день?
- Какая тебе разница? Весна – и то ладно.
Ходок сунул одну ногу в брючину и закрепил её на пижамных штанах выше колена прищепками.
- Не знаю я, Андрюша, какой сегодня день, и знать не хочу. Ты лучше торопись, времени мало.
  Андрей залез в отрезанные штанины, задрав  полы  плаща, и стал цеплять прищепки так, как это только что сделал Ходок.
- Так. Теперь обувь, - осмотрев Андрея, сказал Ходок. Он запустил руку в ящик и начал выуживать оттуда кеды, туфли и кроссовки разных размеров и бросать их вниз. – Выбирай.
    Сам Ходок сменил тапочки на серые кроссовки наинеприметнейшего вида и убрал прозрачный чемодан в ящик.
   Андрею впору оказались кеды. Он отдал тапочки Ходоку и помялся с ноги на ногу, пробуя обувь.
- Теперь только ходим или стоим, - поучал Ходок. – не садимся, иначе прищепки могут отстегнуться. На всякий случай вот тебе ещё пара, - он протянул Андрею две штуки. На его руках вместо белых теперь были надеты вязаные перчатки, - положи по одной в карманы.
    Андрей не стал уточнять, почему прищепки должны лежать в карманах
порознь, и сделал, как сказал Ходок.
    Когда с переодеванием было покончено, Ходок приложив к стене ухо, стал всматриваться куда-то между сараем и оградой. Он простоял так с минуту; затем, отлепившись от стены, кинул короткое «идём», и быстро двинулся мимо Андрея из этого потаённого гардероба.
    Они обошли сарай, и с другой его стороны Андрей увидел в кирпичной стене стальную дверь. Ходок потянул её на себя, дверь открылась, и они выскользнули наружу. Жужжание и последовавший за ним щелчок в замке возвестили, что дверь за ними захлопнулась.
    Место, в котором они оказались, было глухими задворками какого-то гаражного комплекса. Пройдя мимо железных боксов гаражей, отделенных проволочным ограждением от едва заметной тропинки, и перескочив железнодорожное полотно, тянувшееся рядом, Андрей с Ходоком вышли на более натоптанную тропу, идущую вдоль глухой высокой стены какого-то промышленного здания.
- Где мы? – спросил Андрей, озираясь на ходу.
- В Коломягах, - не оборачиваясь, ответил Ходок, - сейчас дойдем до автобусного кольца и поедем.


     Они добрались до угла здания и очутились на краю огромного, открытого всем ветрам пространства. Железная дорога слева исчезла под воротами в стенах какого-то завода,  а справа  начинался  пустырь,  весь  перекопанный, со следами  начатого и брошенного строительства. Вдалеке маячил перелесок с ажурными опорами высоковольтки, ещё дальше виднелись дома новостроек с кранами, и краснели кирпичом и крышами коттеджи. Окраина. Андрей  остановился.
   За предприятием, упрятавшим в себя железную дорогу, обнаружилась площадь с контейнерами бензоколонки в одном конце и автобусной остановкой с толпящимися людьми в другом. Три автобуса, выстроившись друг за другом, стояли поодаль.
- Пойдем медленнее, - закуривая, сказал Ходок. – Сядем в автобус, когда грузиться будут последние.
  Люди на остановке переминались, и Андрей с Ходоком замедлили шаг. Они прошли ещё несколько метров, и Ходок остановился:
- Подождём. Нам глаза мозолить ни к чему…  
  Один из автобусов фыркнул и по кругу покатился к пассажирам.
  Когда забрались на заднюю площадку, Ходок встал у окна, повернувшись спиной к салону, и жестом предложил Андрею сделать то же.  Автобус тронулся, и за окном поплыли корпуса промзоны.
   Ехали долго. Петляя между заброшенными и действующими предприятиями, выбрались в жилые кварталы. Когда автобус встал возле железнодорожного переезда, Ходок тихо проговорил:
- Скоро выходим. Пересядем на трамвай, и ещё минут пятнадцать езды. Потом минут пятнадцать пешком, и мы на месте.
- А ближе водки нигде нет? – спросил Андрей.
- Есть. Но там, куда мы едем можно отдохнуть и спокойно подождать, когда Инженер будет готов открыть калитку… или ты торопишься вернуться?
- Далековато добираться, - с сомнением сказал Андрей.
- Всё учтено. Всего ходу от места до калитки не более полутора часов… Да ты не беспокойся, - усмехнулся Ходок. – Уж туда, откуда мы с тобой выбрались, мы всегда успеем.
     Сразу за переездом они вышли. Торговые лотки, обилие суетящегося народа; всё говорило о близости метро.
- Удельная, - пояснил Ходок.
- А на метро не быстрее будет? – спросил Андрей. Он начинал замерзать; плащ поверх пижамы и кеды на босу ногу были одеждой не по сезону.
- В метро менты, - Ходок вывел его к трамвайному кольцу. – Могут остановить, и хрен ты им докажешь, что ты их коллега..
  Проехав в трамвае до улицы имени красного героя гражданской войны, они вышли, спустились к железнодорожной насыпи, и пройдя вдоль неё, повернули на Ланское шоссе. В павильоне с перегруженными урнами у входа Ходок купил папирос и четыре бутылки водки.
  Андрей вспомнил, что Инженер рекомендовал покупать не больше трёх, и сказал об этом Ходоку.
- Мы три и принесём, - был ответ. – Одну сейчас потихоньку ухлопаем.
Погрузив бутылки и папиросы в полиэтиленовые пакеты, они вышли из павильона и углубились во дворы. Пересекли широкую с газоном посреди улицу и оказались среди домов, как капли воды похожих друг на друга. На углу одного из них Андрей прочёл название: «Матроса Железняка».
- Куда мы идём? – спросил он.
- Ко мне домой, - ответил Ходок и направился к подъезду дома, вдоль которого они в этот момент шли.
   Поднявшись на третий этаж, Ходок остановился возле ничем непримечательной двери, выкрашенной в коричневый цвет и не имевшей на себе ни ручки, ни номера. Он вынул из кармана ключи и отпер квартиру.
- Ну, вот мы и на месте, - сказал он, включая в прихожей свет.
  Андрей огляделся и стал расстегивать плащ. По всему было заметно, что он попал в жилище закоренелого холостяка.
- Можешь не разуваться, - сказал Ходок. – Тапочек только пара.
  Он снял кроссовки, сунул ноги в эту единственную пару тапочек и заметил, что Андрей в нерешительности осматривает две другие, по виду женские, стоящие рядом на полу под вешалкой.
- А это для дам, - улыбнувшись, пояснил Ходок. – Но если тебе подойдут, то надевай.
  Андрей всё-таки переобулся. Крупные ступни с трудом разместились в женских тапочках, и ногам, после кед, стало теплее.
  Направившись в кухню, Андрей остановился возле настежь открытой двери в ванную. Унитаз, табурет  напротив с деревянной расчёской на нём, металлическая полка с мыльно-пенными прибамбасами, и полное отсутствие следов женщины..     Мочалка, висевшая на штыре над ванной, имела довольно заброшенный вид.    Андрей подошёл к раковине и открыл кран, чтобы помыть руки. Оглядевшись в поисках полотенца, нашел его висящим за шторой над ванной рядом с сиротливыми женскими трусиками… Ага, подумал он, женщины здесь всё же бывают; вытер руки, глядя в зеркало над табуретом, и отметил, что чужой человек в его исполнении выглядит, в общем-то не плохо; вот только слишком худ, и выражение глаз не вяжется с обликом..
- Тётки от тебя, забыв трусы, убегают? – спросил он Ходока, войдя в кухню.
Тот, уже выставив одну из бутылок на стол, нарезал ломтями сало, лук и хлеб.
- От меня не убегают, - засмеялся Ходок. – От меня пытаются быстро уйти, оставив что-нибудь на память… Садись, погреемся, - показал он жестом на табурет у стола.
Андрей сел и взял протянутый ему Ходоком стакан, наполовину наполненный.
- Ну, - сказал Ходок, - за возвращение без приключений. – И резко выдохнув, осушил ёмкость.
  Андрей, привычно сделав то же, чуть не захлебнулся; водка пошла плохо. Гортань его не была приучена к такому напитку и с трудом протолкнула сквозь себя содержимое стакана.
   Ходок противно хохотнул, придурковато высунул язык и налил ёще по одной.
- Ты закусывай, закусывай, - приговаривал он, выводя жидкость в стаканах на один уровень.
- Я пока больше не буду, - еле отдышавшись, сказал Андрей и разжевал крошечный бутерброд из лука, сала и хлеба.
- А я ещё втерзаю. Входит хорошо. – и Ходок снова опрокинул в себя стакан.
Андрей проглотил закуску и ощутил, что кожа на щеках слегка онемела. В голове стало просторно и непривычно свежо. Откуда-то примчалась и забарахталась мысль: Он, похоже, выпивал впервые.
   Ходок снова налил, подвинул Андрею его стакан и взялся за бутерброд:
- Давай-ка выпьем за то, чтобы ты быстрее приходил в себя, - сказал он и приложил стакан к стакану.
- В себя? –Андрей погрустнел, – от меня презервативы прячут, чтобы я не поранился -- мне бы семью мою увидеть… девчонок, да Вику.
- Зачем? – спросил Ходок, выдыхая.
- Как зачем? – Андрей понюхал напиток и осторожно давясь, выпил.
- Я не понимаю, зачем тебе видеть людей, для которых ты – никто и звать тебя никак.
     Ходока пробрал аппетит. Он жевал бутерброд и внимательно глядел на собеседника:
- Что ты сможешь им дать?.. пятнадцатилетний милиционер?.. Они пошлют тебя подальше, и правильно сделают.
- Мне всё равно надо их увидеть, - Андрей, по примеру Ходока, набросал на хлеб сало вперемежку с луком и начал есть.
- Для чего? Объясни. – Ходок изобразил удивление.
- Как для чего?.. Это же мои дочери и моя жена.
- Забудь ты о своей жене и дочках, - Ходок засмеялся. – Тебе надо быстрее приходить в себя и школу заканчивать.
- Ты что? Не веришь мне? – Андрей даже растерялся. – Ты не веришь, что у меня есть жена и дочки?
- Верю, - невозмутимо ответил Ходок, - только кроме меня, Инженера и тех, кого ты видел сегодня в столовой, никому об этом не говори. Не имеет смысла.
Он взялся за бутылку и с расстановкой добавил:
- Ни к чему.
- Но ведь это не правильно, - чуть было не всхлипнул Андрей, - то, что со мной происходит… Так не бывает.
- Бывает, - невозмутимо молвил Ходок и налил водки.
- Что бывает!? – Андрей вдруг разозлился. – Ты-то откуда знаешь? Это ведь не моё тело, - он хлопнул по себе ладонями, - ты хоть это-то понимаешь?
- Бывает, - тон Ходока не изменился. Он протянул Андрею стакан и примирительно кивнул, - давай накатим.
   Андрей взорвался:
- Что значит бывает?!?!
Он вскочил, и, опершись руками о стол, навис над трапезой, слегка покачиваясь.
- С тобой же произошло, значит, бывает, - Ходок с сожалением поглядел ему в глаза и неторопливо выпил.
   Андрей сел, схватившись за голову руками, и услышал успокаивающий голос собутыльника:
- Чего ты мечешься, как обоссаный?.. Тебе представился уникальный случай начать всё заново. Тебя беспокоит судьба твоих девчонок? Так это совершенно напрасно… Закончишь школу, поступишь в свой милицейский ликбез, познакомишься с ними… да хотя бы как сын приятеля их отца, и женишься на какой-нибудь из них.. или хоть на обеих… Ещё и впечатление на них произведешь воспоминаниями об их детстве.
- Чего?! – ошарашено спросил Андрей.
- Да вот того, - сказал Ходок, закуривая, - кровосмешения в этом случае, как и инцеста, не будет. Тело у тебя другое… ещё и тёще присунешь при случае, по старой памяти. - Он засмеялся, навалившись на стол и весело глядя в очумелые глаза Андрея, - и будет у тебя любовь всего твоего семейства на все времена. Да об этом только мечтать можно.
Ходок затянулся папиросой:
- Мне ба так.
- Ну ты и дурак! – Андрей пошарил по столу глазами, ища чем запустить Ходоку в голову.
- Сам ты дурак, - выдохнул дым Ходок, - я тебе ситуацию моделирую, лучше которой у тебя всё равно нет. Освежись-ка на.
  Он взял стакан Андрея, отлил из него половину в свой и протянул обратно со словами:
- Никому ты не докажешь, что ты – мент со стажем, пока не выучишься на него снова. А уж о том, что ты – отец и муж забудь; мой тебе совет.
   Ходок ловко закинул в себя жидкость и поучительно заключил:
- Мы находимся за периметром, и твоя задача состоит в том, чтобы быстрее адаптироваться к жизни, которую тебе предстоит вести в будущем, а не к той, которая у тебя была.
- Я ничего не понимаю, - вяло проговорил Андрей. – Я не представляю, как из всего этого выбраться..
- А ты не представляй. Я тебе уже всё зарисовал. И выбираться тебе никуда не надо... ты молод, и при этом достаточно опытен, чтобы знать, что молодости противопоказано. Тебе не нравится твоё тело? Займись им и сделай его лучше. А помнить тебе сейчас надо только одно; в твоём возрасте нормальные люди не женятся, и тем более не плодятся.. И если ты нормальный, то значит, нет у тебя ни жены, ни детей.
  Ходок снисходительно посмотрел на собеседника.
- Прищепку не забудь. Отвалилась, - он указал на пол под табуретом Андрея, - а то уйдешь без штанов.
  Андрей выпил залпом водку; порция оказалась как раз для горла; и встал, глядя в пространство надуманно трезво.
   Ходок, почесав упрятанной в перчатку пятернёй затылок, с сомнением оглядел юного выпивоху, присел на корточки, подняв с полу прищепку, и пристроил её на место. Андрей посмотрел сверху на затылок Ходока. «Сейчас бы дать ему чем-нибудь по балде», подумал он, « и поехать домой... Домой...куда домой?..». Андрей вздохнул и снова сел на табурет.
- Пора, пора, - начал торопить его Ходок.
- Ходок, - вымученно заговорил Андрей, - помоги мне их увидеть.
- Кого?
- Девчонок моих и жену.
- Выкинь, Андрюша это из головы.
- Не могу.
- Ты старайся. Делай это сильнее и чаще.
Ходок недовольно засопел, прокладывая газетами в пакете бутылки.
- Ходок, - в голосе Андрея  слышалась мольба, - я просто взгляну на них.
- Тебе не полегчает.
- Полегчает.
Ходок бросил тоскливый взгляд на опустевшую бутылку и сел на табурет. Андрей смотрел на него глазами, в которых Ходок не увидел ничего милиционерского. Это был взгляд мальчишки, тоскующего по семье.
- Ладно, - Ходок хлопнул себя по колену, - я помогу тебе.., - он помолчал и
добавил:
- А ты поможешь мне.
- Когда? – в Андрее затрепыхалась надежда.
- Не сегодня.
- А когда?
- Я должен посоветоваться с Инженером... Возможно, и не завтра. Сейчас мы должны вернуться и проставиться.





Эпизод 4.


     Во весь путь обратно Андрей с Ходоком не перемолвились ни словом. Трамвай с автобусом довезли их каждый до своего кольца по сумеречному городу, который зажигал огни и шевелился народом на улицах. И никому не было дела до двоих беглых помешанных с пакетом водки и в одинаково наглухо застёгнутых плащах.
К калитке они добрались за долго до обозначенного Инженером времени и чтобы не мёрзнуть, перелезли через стену на крышу сараев, взобравшись сначала на металлический гараж; и не забывая при этом оберегать заветный пакет.
    Спрыгнув в проход между сараями, переоделись. Ходок свернул плащи и штанины, выдал Андрею  его тапки, и заперев ящик, направился по тропке между деревьями к светящемуся окнами корпусу санатория. Он не оглядывался, словно знал, что юный мент не отстает ни на шаг. Придя в комнату, Андрей лёг на кровать и почти сразу уснул. Ходок, сменив перчатки и спрятав пакет с бутылками за тумбочку, вышел, проворчав:
- Спи давай. Я скоро.
 
 
 


Эпизод 5



      Разбудили Андрея голоса. Голоса были пьяными и несли околесицу; при-слушавшись к которой, Андрей понял, что он всё ещё там, где живёт человек в перчатках и обитатели щеголяют в однообразных одеждах.
  Рядом с ним на кровати сидели Геолог и Хриплый, а напротив, на койке Ходока, который тоже лежал, прижавшись к стене и придавив локтем подушку, расположились Маршалл и Буля. Инженер в своей неизменной шапочке сидел на табуретке у двери. Другой табурет, застланный газетой, стоял между кроватями и был уставлен стаканами, парой консервных банок, в которых угадывалась закуска, хлебом и резаной луковицей.
- Ты пойми правильно, - вразумлял Ходок Геолога, - весь этот расклад лично мне напоминает спор о том, считать ли половым актом попадание в даму только головки члена, или этим может называться полное погружение подпупины на всю её длину туда же?.. Вот, собственно, и вся ваша терминология.
- Давай договоримся о терминологии… !
- Ты не врубаешься, - обернулся к Ходоку Буля. – Инженер, можно я ему объясню? Он ведь не просто не врубается; он не врубается, что не врубается.
   Инженер, будучи явно пьянее всех, разрешающе махнул ладонью. Он сидел, положив ногу под ногу и, поставив локоть на колено, подпирал рукой подбородок, всем своим видом демонстрируя, что вникает.
- Налей! Едрёна мать! – обратился к нему Буля и взялся за стакан.
Инженер посмотрел себе под ноги, соскользнув локтем с колена, сосредоточил взгляд на бутылке, стоявшей на полу; и старательно контролируя движения, осторожно её поднял, всматриваясь в кромку уровня жидкости..
Обведя горлышком стаканы, заблудившиеся среди лука на газете и плеснув в каждый не более чем на палец, он в последнюю очередь налил Буле, выжидающе держащему свою ёмкость на весу.
- Ну объясни-объясни, - насмешливо проговорил Ходок, поправляя подушку и устраиваясь поудобнее.
- Когда на заре жизни, - начал Буля. – Я имею в виду начало существования чего-то, что стало впоследствии нашей планетой... Так вот, когда на заре жизни появилось нечто; из чего и как оно появилось, будем считать неважным; сейчас нас интересует другое.. Так вот; когда на заре жизни появилось нечто с претензией на планету, оно стало развиваться и достигло того возраста, когда его можно стало назвать землёй; то есть с течением времени планета набрала вес, покрылась всевозможными  всевозможностями  и  заняла своё место в системе, которую принято называть солнечной;  и если сейчас  земля расположена на определенном расстоянии от светила, то можно заключить, что изменить своё положение на орбите без серьёзных причин, внешних или внутренних, мы, то есть – она, не можем. Наше положение в солнечной системе обусловлено не только массой планеты и углом наклона оси её вращения, но и тем, как она расположена во времени.. А это – немаловажно.. Покамест, - Буля, казалось, зашёлся в экстазе, - её размеры, масса, и то как она движется в каждый промежуток мгновений.. отвечают исключительно её сиюсекундным параметрам…
Маршалл недовольно покосился на Булю.
- Атмосфера, растительность, её поддерживающая; даже гравитация – все эти процессы направлены к тому, чтобы обезопасить планету от стрессового воздействия извне. Здесь экстра-процессы сильно влияют на то, как поведут себя их внутрипланетные родичи, то есть - интропроцессы; только посредством этого земля делает то, что она сейчас делает.
    Буля умиротворенно замолчал и вздохнул. Все вразнобой выпили, и посчитав, что речь окончена, начали закусывать.
   Инженер, словно только очнувшись, посмотрел на сгоревшую до фильтра сигарету в своих пальцах и махнул Буле рукой:
- Продолжай-продолжай. Мы все – внимание.
- Ну что ж.. хорошо, - Буля пожал плечами. – всем этим внешним и внутренним действиям существа с видом гомосапиенсов разгуливающие по планете, придумали название «природа»... Ну назвали маму мамой – не важно. Название не важно – это-то поняли? – он вопросительно оглядел заскучавших и закусывающих собутыльников. – Но странно то, что со временем, из-за неважности названия стали отказывать в важности носителю названия. Речь даже не об оружии.. Как знать, может  быть, обыкновенные теплицы и оранжереи, обманывая теплом живущие в них растения, обманывают Землю, убеждая её в том, что процессы на экваторе возможны  и  на полюсах.. Обманутые  внутренности  планеты  настраивают её в соответствие с вошедшей информацией, и получается так, что благодаря нашей опытной деятельности над природой, планета приходит в качественно новое состояние..  пусть  медленно, но приходит.. И нет никаких гарантий, - Буля возвысил голос, - в том, что мы необходимы или даже возможны в этом новом её состоянии.
- Ни  хрена  себе,  ты  загнул, - подал голос Геолог.
- Очень может быть, - безжалостно продолжил Буля, - что всеми своими экспериментами на земле мы сами себе роем могилу в море.
- Но мы же появились, - с сарказмом сказал Хриплый. – Значит ничего противопоказанного природе не представляли. А раз  так, то не могли не развиваться, как и все в той же природе. Значит она, так сказать, должна была рассчитывать на наше рождение, как минимум, и, как максимум,  не могла не знать, что её в связи с этим ждёт; если она наша база и мать наша, то, в конце концов, могла бы и приспособить нас к тому, чтобы мы ей не вредили….
- Стоп, - сказал  Геолог, -- вот здесь-то и настал момент смочить горло. Инженер, наливай!
Задремавший было Инженер шевельнулся на табуретке; поискал глазами бутылку; нашел и… начал искать её руками.
- Давай –ка мы сами, - опередил его Геолог.
- Угу, - промычал Инженер.
- Так ты считаешь, - снова заговорил Буля, обращаясь к Хриплому, - что мы должны были появиться?
  Маршалл, наблюдавший за тем, как Геолог распоряжается водкой, скривился при этих словах, как от зубной боли. Геолог же распоряжался напитком гораздо щедрее Инженера.
- Кроме того, - подал голос разливающий, - мы должны были возглавить всех земных тварей.
- Ага, - усмехнулся Буля, - потому как – вумные!?
- Ты смеешься напрасно, - Геолог отдал Ходоку пустую бутылку и взял у него полную, которую тот вытащил из-за тумбочки, - я, кстати, готов обосновать.
Он распечатал бутылку и прошелся бульками по стаканам.
- Конечно-конечно. Пожалуйста. – Буля начал рыться в карманах в поисках курева, - как истинный геолог ты просто обязан иметь свою точку зрения о нашей тверди.
- Опять издеваешься?
- Да ничуть! Я готов слушать… Давайте хлопнем.
Все чокнулись. Глянули на Инженера, пару раз всхрапнувшего, и одновременно крякнув, выпили.
- Давай, Геолог, - сказал Хриплый, - пора фон создавать, а то Инженер проснётся; замучает своими дозами.
   Закряхтел Маршалл. Он начинал потихоньку ненавидеть своих приятелей. Андрей, тоскливо лёжа слушавший выпивох, встретился с ним глазами и понял, что Маршалл не просто ненавидит сейчас всех, а ненавидит так, как наверно бездомный бродяга ненавидит зиму. Вояка ёжился от ненависти, как от холода, и только наличие водки удерживало его от ярости.
- Ну, хорошо, - начал Геолог под храп Инженера, - значит  так… возьмём  за отправную точку тот момент в развитии Земли, когда жизнь уже существовала, но разума ещё не было...
- В том виде, в котором его привыкли представлять люди, - сделал уточнение Буля.
- Ладно, - согласился Геолог, - на всякий случай прибегнем к аналогии... Представьте, что на плите стоит чайник с водой. Вода нагревается, и  достигнув температуры кипения, разумеется, закипает. Причём заметьте, вода закипает лишь тогда, когда для этого появляются предпосылки; в данном случае это температура кипения… Закипеть раньше, ни тем более позже вода не может. Условия для процесса возникли, следовательно, вода не может не закипеть..
- Короче можно? – осведомился Маршалл.
- И вот Земля в своём развитии достигла стабильности, - не обратив внимания на Маршалла, продолжил Геолог, - жизнь уже существовала; растительная, животная, а разума ещё нет..
- Его и сейчас здесь не видно, вне зависимости от жизни, - снова встрял Маршалл.
- Так вот, - Геолог пропустил мимо ушей возглас самого нетерпеливого и воинственного собутыльника. – Мне кажется, что здесь, как и в случае с чайником, разум возник лишь тогда, когда для этого появились предпосылки. Я хочу сказать, что за секунду до появления на Земле первой мыслящей субстанции, предпосылок для её появления не было; иначе, почему бы ей тогда не появиться именно на эту секунду раньше? Другой вопрос: где эти предпосылки возникли? Я этого не знаю. Но я знаю, что чайник не может закипеть раньше положенного времени, необходимого ему для накопления достаточной температуры. И также разум не мог возникнуть раньше того момента, в который всё способствовало его появлению. И позже возникнуть он тем более не имел права. Ну представьте себе как вода греется уже битый час; огонь жарок, температура достигнута, а кипения нет; не логично – согласитесь?
- Согласен, - пуская кольцами дым, молвил Буля. – Но ты, кажется, хотел обосновать то, что природа сама ответственна за творимое с нею нынешними разумными существами?
- Да-да, сейчас мы к этому подойдем. Просто необходимо было начать издалека, чтобы цепочка была прочнее….. Так вот, разум возник как следствие постепенного развития планеты…
- Ты точно знаешь, что не наоборот?..
- Маршалл, заткнись, пожалуйста. Дай послушать специалиста…
-..Где-то на Земле появились определенные условия, благоприятствующие зарождению первых мозгов, и эти мозги не замедлили возникнуть. Теперь подведём под это твою, Буля, версию о процессах и получим следующее: разумные существа есть не что иное, как часть всё тех же внешних процессов, посредством которых глубины Земли получают информацию о происходящем на поверхности. И если носители разума и языков творят что-то, значит это «что-т0» не может противоречить природе, частью которой они являются. Вся жизнь планеты изначально была обречена на появление людей. Случайность лишь в том, в какой части Земли наличие предпосылок для появления разума достигло нормы.
- А может быть случайностей нет вообще? – проговорил Хриплый, принимая от геолога Эстафету по разливу водки.
- Есть неопределенности и совпадения, - задумчиво сказал Ходок, глядя, как опустошается бутылка в руке Хриплого.
  Терпение Маршалла лопнуло.
- Ты говоришь: что для кипения чайника необходимы огонь и время? – сквозь зубы процедил он, в упор глядя на Геолога, - а кто же поставил чайник на огонь?
   Молчание зависло.
   Инженер качнулся и рухнул на пол.
   Все одновременно повернули головы в его сторону.
И по прежнему молча наблюдали, как он снова примостился на табурете, поискал в карманах сигареты; не нашел и осоловело уставился на своих подопечных.
- Почему молчим? – икнул он и водрузил на голову свалившуюся газетную шапку.
- От-ве-чать! – выдохнул Маршалл, сверля Геолога взглядом.
- Ты на что намекаешь? Хрен в папахе, - невозмутимо спросил Геолог.
Хриплый захохотал.
- Он намекает на то, - заулыбался Буля, - что чайники на плиты сами не взбираются...
- И если есть кто-то, кто ставит чайник, - сквозь смех проговорил Хриплый, - тогда придется признать, что не разум стал следствием развития Земли, а наоборот.
- Безмозглые солдафоны, - раскачиваясь, шептал Маршалл.
Дверь открылась, и появилась Сергеевна. Андрей впервые мог разглядеть её ближе. Похоже, она действительно не признавала лифчиков.
- О-О! – в один голос протянули собутыльники, - Ганоля пришла!
- Ганоля, тебе чего? – усмехнулся Сергеевне Ходок.
- Молодёжь уже спит, а пожилёжь все ещё водкой занимается, - Сергеевна поправила шапочку и положила руку на плечо Инженера, - выйдем-ка. Поговорить надо.
Инженер встал, качнулся, и за ним с Ганолей закрылась дверь.
- Сейчас она ему вставит, - предположил Геолог.
- Или он ей, - добавил Ходок.
- Не поймешь этих баб, - поморщился Буля, - чего они всегда хотят?
- Да уж, - молвил Ходок. – То они хотят… то не хотят… то не могут… то хотят так, что аж не могут..
- Да-а, они  всё видят.. И хотят видеть…
- Да-а, и рассчитывают…
- И готовятся…
- На что рассчитывают..? К чему готовятся?..
Питьё закончилось, и собутыльники разбрелись, оставив табурет с закуской на попечение Ходока с Андреем.
- Ты говорил с Инженером обо мне? – спросил Андрей Ходока, сортировавшего остатки застолья по принципу – это выбросить, а это – пригодится.
- Да.
- Что он сказал?
- Сказал, что может провернуть это хоть завтра... Только сначала придётся отвлечься на моё мероприятие, а потом займёмся твоим. Это – условие завтрашнего  выхода за  периметр... Моё условие.
- Хорошо. Что это за мероприятие?
- Ты всё увидишь. Вопросов не задавай. Поможешь мне – я помогу тебе.
 
 
 
Эпизод 6




     Трамвай испустил электрический дух и замер посреди  Светлановской площади.
Андрей  не помнил утра. Пробуждение с умыванием и заходом на унитаз возникли в памяти, как во сне. Весь день до вечера он жил ожиданием выхода за периметр.
     Они покинули с Ходоком вагон, и Андрей закурил. Сегодня важный день; в здравом уме и твёрдой памяти он собирался смотреть на семью. Свою семью, в которую, как он теперь понял окончательно и бесповоротно, ему дороги нет. По крайней мере, в том виде, в котором он сейчас курил. Курить не хотелось, но было нужно. Хранить спокойствие сейчас каким-то иным способом Андрей не мог.    Ходок пообещал переодевание в более подобающий вид, по сравнению с тем, в котором оба сейчас пребывали. Потом необходимо было помочь Ходоку в его предприятии, о котором он умалчивал до сих пор.
- Ты всё увидишь, - повторил он утром, - наберись терпения.
  Терпения-терпения, повторял про себя Андрей; сколько же его нужно, чтобы всё это терпеть.
   Они пришли в знакомый дом, открыли коричневую без номера дверь и вошли. Опорожнённая накануне бутылка так и стояла на столе. Сняли плащи, обрезки джинсов. Ходок строго проконтролировал, чтобы Андрей убрал штанины соответственно карманам плаща и так же разложил прищепки.
   В самой большой комнате этой холостяцкой берлоги, казавшейся Андрею теперь преддверием рая, он, улыбаясь, осматривался, пока Ходок копался в шкафу в поисках подходящей одежды.
  Над диваном, на котором уселся Андрей в ожидании облачения, на гвозде, вбитом в стену, висела кобура от маузера. Он коснулся пальцами её деревянного тела, и бросив взгляд на Ходока, сдернул ремень с гвоздя. Кобура была пуста. Из отверстия под рукоять ничего не торчало. Кнопка под крышкой плавно и туго, как новая, поддалась, и вскрылось деревянное чрево убежища одного из самых легендарных пистолетов.
- Это от маузера матроса Железняка, - заметив манипуляции новоиспечённого подростка, сказал Ходок, - он тут неподалеку в Пушкина пристреливался... Шутка… да машинку коллеги твои изъяли, как вещдок, а кобура осталась.
   Он хохотнул, разглядывая штаны, извлеченные из шкафа:
- … Держи.
    Штаны чудовищно малинового цвета в мельчайший рубчик повисли на плече Андрея. Он стряхнул их на диван, закрыл кобуру и только сейчас обратил внимание на деревянные вставки в её корпусе. Неведомый умелый мастер скрепил когда-то треснувшее дерево швами совершенно другой породы, вогнав их так, что кончика иглы не вставить в зазор. Швы затерлись и потемнели. Вот ведь мастак, подумал Андрей; с каким терпением надо было вытачивать все эти детали; чтобы не только комар носа не подточил, но и по башке можно было б ударить так, чтобы не испортить оружие...
- Под левшу кабура, - сказал Ходок и бросил в Андрея куртку с рубахой.
Напялив малиновые штаны и куртку из лоскутов темнокоричневой кожи поверх зеленой клетчатой рубахи, Андрей оглядел себя в зеркале и понял, что обувь при таком наряде может быть любая. Ходок нашёл для него в коробке на шкафу рыжие остроносые туфли, и критически окинув взглядом молодого мента-самозванца, заметил:
- В пижаме ты, конечно, выглядишь более здоровым, но в данной ситуации это значения не имеет.
  На себя Ходок надел армейский бушлат, прямо на голое тело, а поверх пижамных штанов флотские расклешенные брюки, заправив их в сапоги на молниях.









Эпизод 7





      По прежнему избегая метро, троллейбусами и трамваями они добрались до северных районов Щемиловки. Ходок, игнорируя вопросы Андрея, повёл его пешком от Пролетарки в направлении Купчино.
    Они упёрлись в насыпь, двинулись вдоль неё, и Ходок нашёл тропинку, крутую, под стать насыпи, и извивающуюся по ней. Перескакивая рельсы, стрелки и лужи, они миновали железнодорожное полотно и уткнулись в бетонный забор. Ходок осмотрелся.
- Подсади-ка меня, - попросил он.
  Андрей соорудил из рук замок и принял в него ступню Ходока. Сил хватило лишь на то, чтобы руки не расцепились, и Ходок по плечам, ругаясь, взобрался на изгородь.. Оседлав её, он склонился вниз, протягивая пятерню в вязанной перчатке и прохрипел:
- Заползай.
Андрей, схватившись за руку, вскарабкался на забор и сел рядом с Ходоком.
- Прыгай так, чтобы ступни были вместе, - сказал Ходок и соскользнул со стены.   Андрей то же. Оступился одной ногой, падая набок. Попытался сгруппироваться.   По привычке. Тело подчинилось плохо. Ушибся плечом..
    Так и ключица уйдет, подумал, вставая и глядя вслед уходящему Ходоку.
    Догнал его.
    Они оказались в месте до странности схожим с гаражным комплексом возле санатория; такие же металлические коробки, проволока вокруг; с той лишь разницей, что место было абсолютно нехоженое. Не было даже намека на фантики, занесенные ветром. Так было тихо. Андрей вдруг ощутил, что ещё ни разу не было так тихо. Вокруг. В нём самом; вплоть до карманов. И Ходок не издавал ни звука.
   Они подошли к одному из железных коробов, и Ходок снял обрезок пластиковой бутылки с замка на его воротах.
- Ты собираешься угнать машину? – спросил Андрей.
- Нет. Это машина моего приятеля, - Ходок возился с замком. – Ты же видишь – я ключом открываю… Минус только один: у нас нет документов. Ни на машину, ни на нас.
  Автомобиль оказался жигулёнком третьей модели.
- Запомни его номер и иди к воротам, - приказал Ходок. – Встань возле шлагбаума, и когда я подъеду, просто подними его. На охрану внимания не обращай. В будке сидит дедок; он не успеет даже выйти.
  Андрей отправился в сторону, указанную Ходоком, и через минуту, свернув за ряд однообразных стальных коробок, оказался возле будки охранника. Шлагбаум нависал над большей частью проезда. Андрей попробовал его поднять; полосатая рейка легко поддалась. Из будки не доносилось ни звука. Подъехал Ходок, и Андрей забрался на пассажирское сиденье.
  Они ехали какое-то время вдоль железобетонного забора, и Андрей осматривался, пытаясь определить, где они находятся.
- Выберемся на Витебский, а там совсем недалеко до места, - сказал Ходок.
  Проехав через площадь с круговым движением, они свернули в боковой  проезд, и Андрей оглянулся.
- Наши!.. – выдохнул он, посмотрев на Ходока.
  Тот глянул в зеркало и прибавил газу. Сзади действительно неведомо откуда взявшийся замаячил уазик с мигалкой на крыше. Он свернул за ними в карман; мигалка не горела, но уазик не отставал. Ходок вырулил на основную проезжую часть и добавил газу.
    Над уазиком заметался синий цвет.
Ходок выругался, и выжимая из двигателя последние обороты, погнал машину к показавшемуся впереди перекрестку. Он вложил жигуль в поворот, и они понеслись в сторону Благодатной. За спиной взвыла сирена.
   Свернув под железнодорожный мост, Ходок крутнул баранку вправо, и за окном понеслась платформа Воздухоплавательного Парка.
  Игнорируя сигналы светофора и выжимая из трёхи последние соки, Ходок гнал к Лиговке. Где-то далеко впереди раздался ещё один вой сирены. Видимо, из уазика сзади уже передали ближайшему патрулю о приближении торопливых автолюбителей.
   Вскоре и впереди замаячил синий свет над крышей оперативной машины. Ходок сбавил скорость, озираясь, и повернул налево в ближайшую улицу. Они проехали до маленькой круглой площади, засаженной в центре кустами, и Андрей с ужасом увидел, что дальше никакой улицы нет; ворота какого-то предприятия, наглухо закрытые, и вокруг голый железобетонный забор. Тупик.
 Ходок бросил педали, и машина, фыркая и пытаясь заглохнуть, поползла по кругу.
Патрульный экипаж в белых Жигулях остановился, свернув в улицу и не доехав до площади метров сто. Андрей видел, как из машины вышел человек, и поблескивая белыми полосками на униформе, неторопливо направился в их сторону.
  Тройка, дергаясь и неровно урча на первой передаче, замыкала круг. Ходок не трогал педали, наблюдая за приближающимся  блестящим силуэтом. Тот призывно помахал рукой, словно знал, что беглецы теперь никуда не денутся, и всё, что им остаётся – это максимум открыть окно и высунуть дурацкую голову.
  Ходок вывернул ему навстречу, воткнул третью и дал газу. Провернув колеса, машина полетела прямо в серый с белыми полосками силуэт в центре дороги.
Милиционер схватился за кобуру и отпрыгнул в сторону. Жигуль чиркнул правым зеркалом о ткань униформы, и Андрей увидел удивленное лицо опера, пытающегося устоять на ногах и вынуть пистолет. Водитель оперативной машины выскочил из-за руля и вытянул вдоль крыши руку, целясь в проносящихся мимо психов.
  Андрей зажмурился, ожидая услышать хлопок, но выстрела не последовало. Когда он открыл глаза, прямо на них в улицу свернул добравшийся, наконец-то, до места событий уазик.
- Ходок, врежемся! Сворачивай! – завизжал Андрей не своим голосом.
- Это их забота – сворачивать, - прохрипел Ходок, ведя машину на таран.
  Уазик шарахнулся в сторону, и чуть не опрокинувшись, остался сзади, став поперёк улицы. Тройка вылетела на Витебский проспект и с трудом вложилась в поворот. Сзади взвизгнули тормоза, и метнулся в сторону свет фар. Секунды Ходок вёл машину на всех оборотах, и вдруг оттормозившись, бросил жигуль в поворот на улицу, параллельную той, на которой остались их преследователи. Они пронеслись мимо жилых зданий, и вновь оказались в тупике. Сзади опять взвыла сирена… Так быстро!? Андрей обмяк на сиденье.
  Ходок оглянулся:
- Еще одни?!
  Он свернул во двор между двумя домами и загнал машину на детскую площадку.
- Бежим. Быстрее, - сказал он Андрею.
 Тот вывалился из двери и бросился за Ходоком, который с разбегу пролез  в дыру в заборе, ничего не огораживавшем. Буквально в двух метрах от дырки забор обрывался, и его можно было обежать, но дыра была ближе. Андрей проскочил в неё вслед за Ходоком и услышал, как сзади во двор въехал очередной патруль.
Добежав до пятиэтажки в глубине двора, Ходок заскочил в ближайший парадняк и бросился по лестнице вверх. Андрей, поспевая за ним, почувствовал, что начинает паниковать. Куда они бегут?! Это же ловушка, даже если чердак не заперт. Скакать по крышам? Куда?
   Между четвёртым и пятым этажами Ходок остановился и осторожно посмотрел сквозь окно во двор. Отпрянув от стекла, он глянул на Андрея и приложил палец в перчатке к губам.
  Андрей присел на корточки, прислонился к стене и бессильно положил на колени руки.
   Ходок обвёл взглядом двери на пятом этаже, затем на четвертом, и решительно направился к одной из них. Андрей проводил его взглядом и поднялся. Ходок нажал кнопку звонка, подождал немного, и ещё дважды настойчиво позвонил.  Щёлкнул замок, и дверь открылась. Ходок протиснулся в квартиру, отталкивая кого-то, стоявшего за дверью, и громким шепотом кинул:
- Сюда!
  Андрей быстро заскочил следом и увидел миниатюрную очкастую дурнушку, удивлённо открывшую рот, и с каким-то восторженным ужасом смотревшую на них.
- Веди себя тихо, и всё будет хорошо, - прошипел на неё Ходок, и быстро обернувшись, щёлкнул замком на дверях.
  Очкастая, неопределенного возраста дамочка в пёстром халатике, попятилась, и наткнувшись на стул сзади, села на него. Ходок стремительно приблизился к ней, и наклонив лицо почти вплотную к дернувшимся очёчкам, поднял палец, чуть ли не ткнув им в нос между окулярами:
- Мы – бандиты. Веди себя хорошо, и все будет нормательно.
Он выпрямился, осмотрелся, прислушиваясь, и уже более спокойно спросил:
- Кто-нибудь ещё в квартире есть?
- Муж, - шепотом ответила очкастая.
- Где он?
- Спит, - так же шепотом был ответ.
- Где кухня? – снова склонился над ней Ходок.
- Там, - она мотнула головой.
- Пошли, - Ходок взял её за руку и заставил подняться со стула.
Все трое прошли в кухню, и Ходок усадил хозяйку в углу возле окна.
- Мы немножко у тебя перекантуемся, а потом уйдём, - сказал он, быстро посмотрев в окно и довольно долго на очкастую.. – Свет включать не будем.
Ходок сел, женщина осторожно вздохнула.
- У тебя выпить есть? – спросил Ходок, продолжая её внимательно разглядывать.
- В другой комнате, - она судорожно шевельнулась под пёстреньким халатом, собираясь встать.
- Неси. – Ходок не спускал с неё глаз.
Женщина поднялась, и, осторожно ступая, двинулась мимо Андрея из кухни. Он сделал шаг в сторону, давая ей пройти, и вопросительно посмотрел на Ходока. Тот улыбнулся и проговорил, обращаясь к женщине:
- Если хочешь, можешь пригласить мужа.
- Она нас не сдаст? – спросил Андрей, когда хозяйка вышла.
- Ты когда-нибудь видел, как кошка попадает под трамвай? – спросил Ходок, расстегивая сапоги и расправляя над ними флотские клеша.
- При чем здесь кошка? – не понял Андрей.
- Она бежит рядом с крутящимся колесом, догоняет его и ныряет под реборду… для неё это – завораживающее действо… - Ходок привел-таки брюки в свободу над сапогами и стал похож на партизана в самоволке, - и кошечки нет… Отправляется на соскок.
  Андрей, не понимая, глядел на него. Тот перестал улыбаться:
- Нет у неё никакого мужа. Живёт одна и хочет приключений… Потому и дверь открыла. Ей всё равно: что в этот халат и очки наряжаться, что двери открывать кому ни попадя… И водка у неё наверняка будет непочатая.
   Появилась очкастая, держа в руках нераспечатанную бутылку коньяка.
   Ходок поманил её жестом к себе.
   Женщина подошла, протянула ему бутылку и села в уголке, снова осторожно вздохнув. Ходок осмотрел горлышко бутылки, глянул на свои руки в перчатках и вернул коньяк.
- Открывай, - насмешливо проговорил он.
Женщина довольно быстро и даже как-то изящно откупорила бутылку и вызывающе посмотрела на своих нежданных визитёров. Во мраке трудно было разглядеть, улыбается она или недовольно кривится.
  Андрей повертел головой, ища стаканы, и женщина махнула рукой в сторону ящика, висевшего над раковиной:
- Стаканы там, молодой человек, - шёпотом произнесла она, зажала бутылку между колен, сложила кисти вокруг горлышка и оттопырила мизинчик.
  Андрей, стараясь не шуметь, нашёл в сушилке три стакана, и, подойдя к столу, замер, прислушиваясь. С лестницы донеслись голоса.
- Вы не будете делать со мной ничего плохого? – настороженным шёпотом спросила очкастая.
- Мы будем делать с тобой только хорошее, - таким же шёпотом ответил Ходок, - наливай.
  Андрей поставил стаканы на стол.
Они хрустально звякнули, и хозяйка стала настраивать коньячную струю.
Налив одинаково всем, она посмотрела на Андрея и добавила в два стакана ещё на палец. Андрей собрался было взять один из них одновременно с Ходоком, но был опережён женщиной.
Ходок усмехнулся и чокнулся; сначала с хозяйкой, а затем с Андреем.
- Как тебя зовут? – спросил он очкастую.
- Нина.
- Будем знакомы, Нина, - Ходок поднял стакан. – Мы представляться не станем, извини.
- Я не в претензии, - тихо сказала та, пожав плечами, - я понимаю.
 Она залпом выпила, встала, и, подойдя к холодильнику, вынула из него тарелку с котлетами и колбасу.
Звуки на лестнице затихли. Ходок налил ещё, соблюдая порции, предложенные Ниной, и достал папиросы.
- Ты не против, если мы покурим? – спросил он нарезавшую колбасу Нину.
- Курите, - тихо ответила она и поставила рядом с бутылкой блюдце. – Это для пепла, - ткнула она в него пальчиком.
  Ходок задымил, навалившись на стол и подперев щёку рукой, наблюдая за движениями Нины.
- Домой поздно возвращаешься? – спросил он её.
- Бывает. – Нина поправила очки и сложила нарезанную колбасу на тарелке.
- И часто бывает?
Она пожала плечиками и села:
- Частенько.
- Будь осторожна, когда ходишь поздно одна, - Ходок стряхнул пепел и взялся за стакан, - город полон маньяков.
  Нина снова пожала плечиком, кивнув головой, пригубила коньяк, и взяв кусочек колбасы опять поморщилась:
- По моему, я не представляю для них интереса.
  Ходок откинулся назад, усмехнувшись, осушил свой стакан и весело глянул на Андрея. Тот тоже выпил, поискал глазами куда бы сесть, придвинул к столу табурет и шлёпнул на него почти уже привычный  худосочный зад.
- Для маньяка представляет интерес любая доступная женщина…  в пределах досягаемости рук… предпочтения лишь в нюансах, - промурлыкал Ходок.
- Возможно, - согласилась Нина, и  вынув из кармана халатика узенькую белую пачку, достала из неё тонкую сигарету.
  Ходок протянул в её сторону руку и щёлкнул зажигалкой. Нина слегка подалась вперёд, прикуривая, и Андрей  в свете огня разглядел, что лицо её – совсем-совсем никакое.
- Женщины, Нина, - заговорил Ходок, - потому и попадают в руки маньяков, что слишком их не до оценивают в ближайшем приближении… Ведь то, что перед ними маньяк, или даже за минуту до того, как это становится очевидным, почему-то им не ясно. .. Хотя в глазах у него всё написано. В темноте разглядеть это бывает сложно, но никто не мешает чувствовать другими местами.
   Нина молча курила, глядя куда-то в стол, а Ходок затушив папиросу в блюдце и закинув руки за голову, посмотрел в сумеречное окно и, как показалось Андрею, чуть ли не мечтательно проговорил:
- Бывает, смотришь на лицо женщины и понимаешь, что она никогда, никогда не согласится на анал... И что с ней происходит, когда она понимает, что извращение неизбежно… Ты бы видела…  А ведь бывает, что придя в себя, она может лишь кричать, и лучшим для неё становится лишь забытьё…
   Он положил руки в перчатках перед собой на стол, посмотрел на бутылку и добавил:
- Я это знаю по работе.
  Андрей покосился на него и поровну налил коньяк в стаканы. Все в молчании выпили...
- Он будет идти за тобой, подбирая шаг, и если зима, ты даже не услышишь скрипа снега под его ногами… В этой игре,  Нина, он – профессионал. Остальные – дилетанты… и ему не надо оправдывать свою охоту… Если ему и надо что-то оправдывать, то только необходимость этой охоты, и оправдывать только перед собой… Ведь награда для него – тёплая попа, Нина, а наградами своими он привык распоряжаться полностью.
  Ходок опять налил коньяка. Только себе. Выпил, и улыбнувшись очкам напротив, сказал очень спокойным голосом:
- Поэтому будь осторожной, Нина, и всегда носи в сумочке фонарик.
  Нина смяла в блюдце сигарету, плеснула себе в стакан, вздохнула, держа его на весу, и не на кого ни глядя, выпила.
- Может быть чаю попьём? – предложил нерешительно Андрей.
- Нет, - ответил Ходок, - пора идти. Осталось только снабдить Нину и её супруга инструкциями на случай появления каких-нибудь гостей… на всякий случай; и сразу двинем… Идём. – обратился он к хозяйке, вставая и протягивая ей руку.
  Она поднялась со своего места, проигнорировав жест Ходока, и направилась из кухни.
- На коньяк не налегай и с чаем не заморачивайся. Не греми посудой; я скоро, - проговорил Ходок, обходя притихшего Андрея  и следуя за хозяйкой.

   Андрей остался один. Сжавшись на табуретке, он уставился в зашторенное окно, словно сквозь ткань силясь увидеть что происходит снаружи. Ни звука не было нигде. Вдруг шторки замерцали мигающим светом, и с улицы донеслись звуки вразнобой заведённых двигателей. Звуки усилились, и мигающие огни как будто куда-то поплыли. Через минуту шторы погасли, и вновь наступила тишина. Андрей огляделся в сумерках кухни и поднялся, собравшись плеснуть себе из бутылки. Скорее для храбрости, чем от желания выпить. Он уже взял в руку ёмкость, как вдруг расслышал слабый стон, донёсшийся из глубины квартиры и заставивший его напрячься. Внутри желудка что-то противно дёрнулось вниз… Ходок убивает эту тётку с её мужем, -- мелькнуло в голове, - устраняет свидетелей, гад… Стон повторился. Андрею показалось, что он не женский. Вернув бутылку на стол, он схватил нож, которым Нина резала колбасу, и бросился из кухни полный решимости остановить злодейство.
 Влетев в комнату с ножом наперевес, Андрей остановился, остолбенев. Абсолютно голая  Нина сидела верхом на Ходоке, руки которого были прижаты к дивану её коленями. Перчатки Ходока лезли в глаза из-под матовых ног наездницы, а его носки были увенчаны прищепками. Андрей сглотнул слюну; только носки, или пальцы вместе с ними..? Нина сделала движение вперёд к ночному столику с тускло горящим ночником и, водрузив на нос очки, оглянулась на вошедшего, не возвращаясь в исходное положение и нависнув грудями над лицом Ходока. Тот издал слабый стон.
   Нина увидела нож в руке Андрея и выпрямилась. Прогнулась, и, поправив пальчиком очки на переносице, спросила ещё сильнее застонавшего Ходока:
- Рассказывая о маньяках, ты имел ввиду его?
  Она сделала неуловимое движение бёдрами, и Ходок под ней судорожно дёрнулся, выпучив на вошедшего Андрея ошалевшие глаза и с трудом выдавив из себя:
- Нн-нет…
  Андрей убрал нож за спину и смущённо огляделся, зачем-то открыв рот. В слабо освещённой комнате присутствия мужа не наблюдалось.
- Не надо срабатывать мои нервы, юноша, - раздался голос Нины, - снимайте штанишки и присовокупляйтесь.
  Она, улыбаясь глядела на Андрея поверх очков, прижав руками к дивану грудь Ходока, который конвульсивно дёргался и мотал из стороны в сторону головой…
- Ей надо чаще улыбаться, -- подумал  Андрей, -- совсем другое лицо…



Эпизод 8



  Они ушли, не попрощавшись с Ниной. Она так и осталась за столом с недопитой бутылкой и даже не пошла закрыть за ними дверь. Наверно было далеко за полночь. Ходок с Андреем выглянули из парадняка в ночную тишину. Никого... Пройдя вдоль дома, они свернули на улицу, ведущую к Витебскому проспекту, и Ходок, закуривая, сказал:
- Не оглядывайся и не смотри по сторонам. Все должны видеть двух человек, не имеющих к тому, что здесь недавно было, никакого отношения.
- А куда мы должны были приехать? – спросил Андрей.
- На Цветочную улицу, и там загнать машину за денежки.
- Без документов?
- Ну, так ведь и недорого.
- А как же твой приятель? Он не против продажи?
- Ему не до этого.
- Почему? – удивился Андрей.
- Он отсутствует.
- Занят? Или умер?
- Нет.
- Что ж с ним случилось? – вопрос прозвучал настолько полицейски, что Ходок аж скривился.
- Какая тебе разница?.. Что за вопросы? Хорошо!.? – Ходок остановился, пытаясь поймать такси. - Машины всё равно теперь нет и денег заработать не удалось. Она была, кстати, только оформлена на приятеля. Я на ней по доверенности катался.
- И где же теперь доверенность? – не унимался Андрей, обратив внимание на то, что Ходок пропускает частников и старательно вываживает жёлтых волг.
- Доверенность вместе со всеми документами сгорела нафиг.
- Как сгорела?.. А почему ты частника не ловишь?
- А вместе с ней сгорел ещё и дом, - добавил вдруг Ходок, останавливая, наконец, жёлтого извозчика. – А на такси, - он обернулся к Андрею, открывая заднюю дверь, - меньше шансов быть остановленным гибэдэдой… Правда, шеф? – окликнул он водителя.
- Не беспокойтесь, парни, - отозвался тот, - скажите куда ехать, и всё будет по чертежам.
Андрей с Ходоком разместились на задних сиденьях, таксист посмотрел на них в зеркало и оглянулся:
- Ну и видок у вас, ребята. Деньги-то есть?
- Есть, не беспокойся, - Ходок вынул из недр бушлата старинного фасона замшевый кошелек, щелкнул шариками на его чреве, и вытянув четыре сотенные купюры из толстого рулончика, свернутого внутри, протянул их таксисту.
- Куда вам? – осведомился тот, приняв деньги.
- На Петроградку к Горьковской, - сказал Ходок, - и сильно не гони. Нам приключения ни к чему.
  Пока ехали, Ходок дважды успел покурить. Андрей пытался расспросить его о работе, упомянутой в гостях у Нины, но Ходок, сказав:
- О прошлом ни слова, - попросил таксиста сделать радио громче.
- А Нину ты знал раньше?
- Нет.
- Точно?
- Да.
- Что да?
- Точно нет, - ухмыльнулся Ходок. – Интересно, какой ответ тебя устроит больше, школяр хренов.
- Интересно, чем она занимается?
- Преподаёт в лицее языкознание. Гы-ы… Шутка. И не срабатывай мои нервы, юноша.. Гы-ы… Ух, как она хохотала и злилась. Страшно приятно. Тебе хоть понравилось?
- А что будем делать  на Горьковской? – попытался возмутиться Андрей..
- Пока не знаю, - сказал Ходок, - посидим, осмотримся. Там видно будет.
  Время открытия калитки давно миновало, и Андрей предложил переночевать на квартире Ходока, а завтра утром отправиться на Наличную, чтобы застать жену, уходящую на работу, и дочерей, идущих в школу.
- Посмотрим, - ответил Ходок.
  Спустившись с моста, таксист проехал по Каменноостровскому, и свернув на Кронверкский, остановился. Путники покинули машину, перешли трамвайные пути, и углубившись в парк, оказались возле ряда стеклянных павильонов с игровыми автоматами. Тут же было кафе, над дверью которого светилась вывеска «24».
   Не смотря на позднее время, народу в кафе было много. Деревянные столы, вытянувшиеся от стен перпендикулярно проходу, были почти все заняты посетителями. Ближе к барной стойке за столом, уставленном водкой и обильной закуской, группа чернявых парней что-то громко и гортанно обсуждала. Сразу за ними сидел одинокий мужчина, уткнувшийся в развернутую газету. Перед ним стоял пластиковый стакан с едва пригубленным пивом. За следующим столом стайка девушек, по виду студенток, сидела в таком изобилии и так широко, что втиснуться напротив увлеченного газетой неспешного любителя пива не было никакой возможности. Девчонки смеялись, пиликали телефонами и шуму создавали не меньше гортанных парней.
   Пока Андрей осматривался, выбирая куда приткнуться, Ходок заказал выпивку, пельмени и шашлык. Народ в кафе был самый разный, и на новых посетителей никто не обратил внимания. Все были заняты разговорами  под закуску и без.
- Сейчас кого-нибудь вытурим, - проговорил Ходок, глянув на Андрея, так и не выбравшего, куда им сесть. – Пойдем ка к тому дядьке, - кивнул он в сторону детины, сосредоточенно поглощавшего пищу в одиночестве за самым дальним столом. Детина прихлебывал пиво из пластикового стакана, заливая им проглатываемые куски, и отвлечь его от этого занятия могло, по видимому, лишь другое пиво.
  Ходок с Андреем подошли и сели напротив него. Тот сделал огромный глоток и прервал пожирание, переводя дух.
- Не полегчало? – спросил его Ходок.
- Чего? – уставился на него детина.
- Не помешаем? Спрашиваю.
- Нет. – буркнул обжора и принялся вновь заправлять себя едой.

- Хорошо молчим, - через некоторое время проговорил Ходок, оглянувшись на стойку.
- Да-а... Ничего молчится, - с полным ртом пробурчал детина.
- А разве нам нечего друг другу сказать?
Детина не удостоил собеседников ни словом, ни взглядом.
- Всё молчите? – Ходок  явно решил навязать беседу, - неужели, говорю, нам нечего сказать друг другу?
- Ты всегда так навязываешься? – набычился детина, прикладываясь к пиву.
- Почему же «навязываюсь»? – Ходок сохранял невозмутимость. – Просто люблю поговорить… А что вопросы задаю; так это у меня голос такой, когда говорю…   Даже с самим собой когда говорю, всё стараюсь вопросы задавать, чтобы отучиться говорить. Вот знаю, что люблю говорить, и знаю, что это – вредная привычка. – Ходок доверительно посмотрел на детину, состроив приветливую улыбку, - и чтобы от этой привычки избавиться, стараюсь вопросик покаверзнее задать, так, чтобы ответа на него не знать… А то ведь, когда ответ знаешь, то начинаешь отвечать, и опять, получается, говоришь…
Ходок зажал руки в перчатках между колен, и навалившись на стол, улыбнулся ещё приветливее:
- А молчание – оно, ведь, золото… Язык один, а ушек двое. Значит, говорить надо вдвое меньше, чем слушать.
Детина отставил тарелку и внимательно глянул на Ходока. Затем перевел взгляд на куртку Андрея, из ворота которой выглядывала зеленая в клетку рубашка, и посмотрел ему в глаза. Андрей поднял брови и неопределенно пожал плечами.
- Я говорю, - продолжал Ходок спокойно и весело, - молчание – золото; а как заговариваешь, не прислушиваясь, получается, что перебиваешь и золота лишаешься…
- Да ты, часом, не того?.. – детина коснулся вилкой виска и ткнул ею в тарелку, продолжив есть. – С головой у тебя всё в порядке?
- Вот видите!.. – Ходок перестал улыбаться, - и вы разговорились!?. Вот уже и в беседе участвуете… и вопрос даже задали.. А у меня для вас новость.. Всё, что вам нужно, лежит в прежнем месте, - он приложил руку в перчатке рупором ко рту и зашептал:
- Со всеми вытекающими… Больше, наверняка, ничего не будет… И можно заканчивать.
Ходок глазами показал детине на его тарелку. Тот исподлобья бросил взгляд на руку в вязаной перчатке; Ходок вытащил вторую руку и приложил её с другой стороны рта, собираясь шептать дальше.
Детина встал, не допив пива, поморщился, и натянув на голову круглую шапочку с козырьком, не оглядываясь, направился к выходу.
- Ну, хоть денег дайте, - бросил ему вслед Ходок…
  Девушка принесла водку и шашлык с пельменями. Собрала оставшуюся после детины посуду. Не слишком аккуратно протёрла стол и удалилась за стаканами. Ходок пересел на место детины и посоветовал Стечнику сесть рядом. Теперь всё кафе со стойкой, выходом и посетителями было у них перед глазами. Обстановка не изменилась нисколько. Студентки так же щебетали, перемежая смех глотками. Чернявые парни рокотали гортанями, и даже мужчина с газетой в руках не сделал, похоже, ни одного глотка из своего стакана. Остальные пили и ели, и Андрей с Ходоком занялись тем же.


- Видишь мужика с газетой, делающего вид, что пьет пиво? – спросил Ходок, заедая шашлык пельменями.
  Андрей посмотрел на единственного в кафе читателя и приступил к трапезе.
- Ты думаешь, он читает? – Ходок поднял стакан, дожевывая пельмень, - зуб даю, что он уже поименно знает большинство веселящихся студенточек. – Ходок выпил, - и даже по голосам может определить, где Маша, где Наташа.
Одна из девчонок, смеясь, говорила по мобильнику, цыкая на своих юных подруг.
- Всё,! Поехали; нас ждут, - взвизгнула она, пряча мобильник в сумочку.
  Вся компания зашевелилась, задвигала бедрами, вставая и облачаясь в пальто и курточки. Смех и повизгивание при этом только усиливались.
Когда студентки, весело галдя, покинули кафе, мужчина с газетой одним глотком осушил свой стакан, встал, сложив чтиво в карман,  и не спеша вышел на улицу.
- Ого, - сказал Андрей, наливая по второй; себе поменьше, а Ходоку больше половины, - ты знаешь этого человека?
- Я этих людей, - Ходок помолчал, - можно сказать, чувствую… Ты думаешь, чем он сейчас займется?
  Андрей неопределенно хмыкнул  и продолжил есть.
- Все девки в одну тачку не влезут. Этот с газетой посмотрит, куда они пойдут и постарается поймать машину раньше. Попросит водилу постоять, будет развлекать его беседой, ездить по ушам о том, что его приятель вот-вот должен подойти, и тогда они, мол, поедут. А сам с девок не будет сводить глаз. И когда останутся две-три не поместившиеся в тачке, он скажет водиле, что пора ехать. Не исключено сымитирует звонок с мобильника не существующему приятелю; мол, тот задерживается, и ждать его не надо. Они тронутся, и он предложит водиле прихватить девок; мол лишняя пара сотен не помещает, мол, ты и так со мною время потерял в ожидании.
- А если девки не поедут? – жуя, спросил Андрей.
- А это, - Ходок многозначительно поднял вилку, - для газетного парня ещё и лучше. Он проедет мимо, оглядываясь и делая озабоченное лицо, и вдруг остановит водилу, вспомнив, что не подружка ли его дочери там была? Вот негодница; видимо узнала его, потому и в машину не сели? Они же должны были с его дочерью над конспектами сидеть, а не по тёмным улицам шаркаться. Подожди кА, подожди, - скажет он водиле, - давай кА посмотрим куда они поедут.
И денег пообещает нормальных; дочка, всё-таки где-то пропадает. Они проведут девок  до места, куда те приедут, и там он, рассчитавшись, водилу отпустит.
- Ну а дальше что? – усмехнулся Андрей.
- А дальше он будет терпеливо ждать, - не мигая уставившись в глаза собеседника, проговорил Ходок. – Такое сытное по количеству молодых девчонок место, не исключено, станет для него кормушкой на  долго… Может быть даже, не на один год. С перерывами…
- Страсти ты  какие рассказываешь, - Андрей поморщился. – Ты думаешь, что он – маньяк? Как же он будет их отлавливать?
- Ему не надо их отлавливать. Они будут сами идти к нему в руки… С таких тусовок, какую наметили эти студенточки, какая-нибудь из девок обязательно уйдет раньше. Если выйдут две или три; не беда; проводит по той же схеме. Пойдут пешком, если недалеко живут – очень хорошо. Поймают такси - тоже не плохо; схема-то отработана. В любом случае, - Ходок прикончил шашлык и уставился на оставшиеся пельмени, - он будет точно знать место тусовки, а так же и то, где живут как минимум две из них.. а то и третья-пятая… Причём, не исключено, что одна из них исчезнет уже этой ночью.
   Андрей прекратил есть.
- А если они сядут к нему в такси сразу? – спросил он голосом отца двух дочерей.
- Процесс пойдет стремительнее, - молвил Ходок, вонзая вилку в пельмень, - мясо совсем и внезапно рядом, но более непредсказуемо.
Он заправил пельмень в рот и ухватился за бутылку:
- Этот случай больше щекочет нервы, но из-за непредсказуемости заставит газетчика быть осторожнее и плавнее. Он всё равно станет обладателем одного из тел. Только в данном случае тел ему захочется более,  чем одного..
Ходок принюхался к водке:
- И тогда перед ним встанет нелёгкий выбор… А нахватил он их ещё в метро. Там человека водить проще пареной репы; народу много, все спешат в разных направлениях, и кто за кем следит... совсем не уследить.
  Ходок приложил к Андрюхиному стакану свой, затем коснулся им бутылки и проглотил напиток.
- Да ты не грусти, Андрей, - обратился он к задумавшемуся менту. – Как говорит Геолог: лучше лежать на газоне, чем под ним… Так что радуйся, что ты не баба.
- Скажи, - Андрей медленно положил вилку на стол, - то, что ты сейчас рассказал, ты сам когда-нибудь делал?
  Ходок усмехнулся, вынул из пачки папиросу и смял мундштук.
- Если я скажу «да», - он прикурил и, улыбаясь, затянулся, - ты сообщишь этой публике, - повел он рукой с папиросой в воздухе, - что пьёшь водку в обществе маньяка? Или сдашь меня своим коллегам? .. А если я скажу «нет», ты мне поверишь?
   Лукавое издевательство, сквозившее в тоне Ходока, начало раздражать Андрея.
- А сидя перед телевизором в кругу семьи, этот парень с газетой будет искренне возмущаться бездействию правоохранительных органов, - продолжал глумиться Ходок, - и если у него, как у тебя, растут дочки, он их старательно проинструктирует и пригрозит наказанием за позднее возвращение домой. И они будут его слушаться, и будут благодарны папе. И правильно сделают… И вырастут в нормальных мамок, которым никогда даже в голову не придет, как развлекается дедушка их детишек... А дедушка будет лишь посмеиваться над попавшими в руки правосудия собратьями по специальности… Но эту специальность, - Ходок снова поджег потухшую папиросу, - он никогда не бросит. Это – единственное, что заставляет его жить.. То есть: чувствовать себя двигающимся. Это, если хочешь, основная первопричина его внутреннего позыва к действию… Интенция, так сказать…

   Они доужинали и покинули кафе. Пересекли Каменоостровский, и дворами-колодцами, глухими улицами, переходя по диагонали пустые перекрестки, вышли к Аптекарской набережной, откуда Ходок взял курс на Кантемировский мост. Перейдя на Выборгскую сторону, он закоулками вывел их на Белоостровскую улицу, и снова дворами, через Торжковскую, на Ланское шоссе.
Шли долго.
Когда добрались до квартиры Ходока, на сон осталось не более трех часов.
Скинув куртку, Андрей упал под маузеровой   кобурой и мгновенно уснул.


     Проснулся он первым. Боясь опоздать к выходу домочадцев, и не обнаружив нигде часов, пошел будить Ходока, храпящего в соседней комнате. Войдя, увидел его, сложившим руки на груди, на раздвижном диване. Ходок выглядел как покойник, и если бы не его храп, можно было подумать, что это и впрямь мертвец; он лежал, вытянув ноги и выставив вверх подбородок. Андрей поймал себя на мысли, что впервые видит Ходока спящим и без перчаток. Обнаженные кисти лежали друг на друге.
     Он поискал глазами часы. Ничего похожего в комнате не было.
Ходок шевельнулся, и руки на его груди расползлись в стороны. Он повернул голову, свистнул ноздрями и снова захрапел. Андрей бросил взгляд на его руки, и что-то заставило его приглядеться к ним внимательнее. Словно мелькнула какая-то мысль, таща за собой догадку, и Андрей склонился над Ходоком, всматриваясь в его пальцы. Бросился в глаза темного цвета ноготь на указательном пальце. Это был даже не ноготь, а скорее коготь. Он венчал палец, и Андрей  вдруг вспомнил рассказ ботаника… Странно, но до сих пор ему и в голову не приходило, где сейчас могут находиться его приятель-физрук со своими коллегами по школе. Мысли о собственном положении и семье всё это время не позволяли Андрею даже вспомнить о ботанике, двоеборце и училке с подругой. Он пришёл в раздумье на кухню, взял телефонную трубку и набрал «060». Женский голос сообщил, что времени полшестого. Коготь на пальце Ходока не выходил из головы. Андрей положил трубку и прислушался к храпу, доносившемуся из-за стены... Да мало ли у кого может быть такой ноготь?. Он снова встряхнулся: не может быть, чтобы тот, о ком рассказывал ботаник, и Ходок, были – один и тот же человек. , . В мозгах назойливо завертелся вопрос: « А почему этого не может быть?».
Андрей сел на табуретку и снова взялся за телефонную трубку. Посмотрел на неё, взвесил в руке и положил на место... « Не может быть, чтобы это был Езерский..»
Он даже встал, и вопрос в голове повернулся другой стороной: «А ты уверен в этом?».
Андрей снова сел, беспомощно обводя кухню глазами, словно ответ был написан где-то на её стенах, и осторожно похлопал себя по карманам; в них по прежнему ничего не было.
  Похититель обезьян и младенцев, человек из-за которого с ним произошла вся эта история, храпит на диване за стенкой?.. Невероятно!?.
«Почему невероятно?» Неумолимый вопрос в голове Андрея повернулся своей последней гранью. Храп за стеной прекратился и стало слышно, как Ходок зашевелился, просыпаясь. «Так возился ботаник в купе, устраиваясь на ночлег», вспомнил почему-то Андрей. «Причем здесь ботаник?», Андрей шумно вздохнул, «Рядом в комнате совсем не ботаник – этот точно.. Да и была ли тогда ночь?.. Боже.. Что со мной происходит?». Он схватил голову руками и сжал виски.
- Будун  никак мучает? – входя на кухню, спросил Ходок. Он снова был в вязанных перчатках и бушлате.
Андрей посмотрел на него, и не уловив в его движениях ничего нового, словно это новое вдруг почему-то должно было появиться, спросил:
- Ходок, у тебя имя есть?
 Ходок попил из-под крана воды, вытер рот тыльной стороной перчатки и посмотрел на Андрея, как доктор на дебила:
- Видишь ли, юноша, я начинаю уставать от повторения одного и того же.
- И все-таки?..
Ходок скривился:
- Я уже говорил тебе: не напрягай прошлое, - он вдруг заметил, что Андрей не сводит глаз с его рук.
  Ходок тоже посмотрел на них. Повертел ладонями так и сяк, и с внимательной насмешливостью уставился на Андрея.
- Тебя случайно Васей не звали?
Ходок сел на табурет, продолжая глядеть так же насмешливо.
- А может быть даже Василием Николаевичем? – ещё медленнее и с угрозой спросил Андрей, - а фамилия Езерский тебе ни о чём не говорит?..
- Ты ещё рявкни, как Маршалл «отвечать!», и я с тобой никуда не поеду, - Ходок поднялся, хлопнув себя по коленям. Он выглядел выспавшимся и спокойным. – Вот что! Если ты всё ещё хочешь увидеть свою семью, то пора идти. Нам нужно по пути ещё кое с кем встретиться; это на Чкаловской, а времени уже в обрез. Поэтому давай без лишних вопросов  в дорогу…
- Какая в задницу встреча кое с кем? Ты обещал, что мы не будем отвлекаться.
- Я обещал, что помогу тебе, если ты поможешь мне; и обещал, что при этом мы не будем отвлекаться..
- Да..
- Я рассчитывал на твою помощь при продаже машины, ты помог мне в этом?. Мы вынуждены отвлечься сейчас, потому что машину мы не продали, а просрали.. Ты помогал мне в этом молчанием, и это уже не плохо.. Просто, рассчитывал на эту машину не я один.. Поэтому мне надо это как-то загладить. И успеть это необходимо до твоей встречи с семьей.. Собирался бы ты лучше.. Ничего, что для этого я беру такой короткий тайм-аут?
Ходок помолчал, и повернувшись к Андрею спиной, проговорил:
- У меня, как и у тебя, нет прошлого; только я это понял давно, а ты всё никак не хочешь взять в толк.
Он направился к выходу, и глянув через плечо на последовавшего за ним Андрея, добавил:
- Твои вопросы не имеют  смысла…  Я просто не помню, как попал в периметр.
- Врёшь ты всё, - сказал Андрей, выходя за Ходоком на лестницу и наблюдая как тот запирает дверь, - ты говорил, что у тебя была работа. О ней ты почему-то помнишь.
- Это работа, которую я иногда выполняю теперь, - как-то невесело сказал Ходок и направился вниз по лестнице.




Эпизод 9



  Они добрались до Чёрной Речки. Ходок купил жетоны на метро; почему-то сейчас его совершенно не беспокоило то, что их может остановить милиция. Прошли турникет и в полном молчании двинулись вниз, к платформе.
Потратив около получаса на поездку, они покинули вагон на Чкаловской, и Ходок, стоя на эскалаторе рядом с Андреем, сказал, что здесь ему надо будет позвонить по телефону и встретиться, буквально на пять минут, с одним человеком.
Эскалатор поднял их в вестибюль станции.
- Это насчёт машины, - пояснил Ходок, заметив нетерпение Андрея, - пять минут, не больше; можешь засечь время. Положи вот это к себе в карман, - протянул он увесистый пакет, вынув его из-за пазухи. – И подожди вон за тем ларьком, пока я буду звонить.
Андрей прошёл к указанному ларьку, зашёл за него, ощупывая в кармане тяжёлый пакет, и вдруг чуть не выронил его на пол, одергивая руку. В смятой бумаге он отчетливо узнал очертания.
   Опасливо оглянувшись, он осторожно сунул ладонь в карман и сжал пакет, прорывая его и не веря пальцам.. ПМ... На ощупь это мог быть только ПМ.
Андрей вынул пистолет, ободрал с него бумагу, осмотрел и тупо уставился  на до ужаса знакомый номер. Это был его пистолет. Он взвесил его в руке; оружие стало заметно и непривычно тяжелее; снял с предохранителя и двинул крышкой. Оглянувшись ещё раз, не смотрит ли кто, навел его на стекло перед собой и встретился взглядом с постовым милиционером, который что-то судорожно искал у себя на ягодице.
Андрей попытался ему улыбнуться и увидел, что глаза постового расширились; он, наконец-то нашёл то, что искал у себя за спиной и с грохотом выбросил руку вперёд. Андрея толкнуло на ларёк, и он судорожно нажал на спуск. Постовой, закрываясь от него рукой, выстрелил ещё раз.
Езерский! – пронеслось в голове Андрея. Пуля вынесла его пятнадцатилетнее тело из-за ларька, и он увидел, как Ходок возле телефона-автомата обернулся и спокойно встретился с ним глазами. Андрей попытался навести Макарова в этот спокойный взгляд, но постовой палил, не переставая.


 

© Copyright: Владимир Провиденский, 2015

Регистрационный номер №0318127

от 24 ноября 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0318127 выдан для произведения:                                                 «А в чьих собственно шортах находится мудрость?»

                                                                                         Из возбуждений Мацууры.

                                                             «Шорты слишком коротки для мудрости»
                                                                                                                        Из Каи.
 


 ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ:


Если ваша жизнь целиком состоит из положительных привычек,
вам крайне трудно нарваться на приключение,
даже если приключение крадётся за вами по пятам.
Здоровье дороже долгов – считает кто-то.
А кто-то считает, что всё зависит от размера.?
Кто об этом знает достаточно, чтобы судить?
Мужчина или женщина?
Или мужчина с женщиной?
Одинаково?
Или это им только кажется? Каждому в отдельности и по своему?
Или обоим сразу? И одинаково?
А вдруг они просто пытаются друг друга делить?
А вдруг даже внутри себя!?..
и делают правильно?
– может быть в этом истина?
Но тогда чья?
Кто знает об этом достаточно точно? По половому признаку?
Да и приключение ли – такой делёж??
А вдруг искать ответы без приключений невозможно?
А может быть, ответы не стоят того, чтобы их искать?
А вдруг ответы не имеют смысла?
И в чём тогда смысл привычек?
какими бы они ни были?
Как и чем об этом судить?
и чем читать?....
Чем измерить долги?
И чем – здоровье?
И должны ли они находиться на разных чашах весов или в одной?
А может быть вообще не должны взвешиваться? А если - должны – то кем?
И что в этих случаях является размером?
Мужчина и женщина – это всё, что остаётся у каждого.
Как оказывается.
И кто тогда - единица измерения?
Или – что?



Эта  история  заставит  задуматься  над  тем,  кто  в  человеке  делает  выбор  в  пользу  того  или  иного  шага,  и возможно  обострит  ощущение того,  что  очень  многое  зависит  от  воли  самого  человека.









Эпизод 1




                                                            «Фабрицио, воду пить больно, тебе надо побриться.
                                                                                                           Самое главное, Фабрицио,
                                                                                                                   Это радость внутри
                                                                                                                                              Тебя».

                                                                                                    Из прощания Ольги.




      Впервые Анита держала в руке мёртвую мышь. Мышь была компьютерной и признаки жизни отказалась подавать полчаса назад. То, что дело было в мыши, Анита не сомневалась ни секунды и прихватила её с собой, чтобы определить, насколько реально оживить пластиковое животное. Именно так: пластиковым животным девушка уже неоднократно обозвала несчастный приборчик, почистив его и собрав.
     Оставалось выяснить, как повлияли эти манипуляции на работоспособность мыши. Для этого нужно было вернуться в интернет-комнату, присоединить мышь и проверить.
     Но пять минут назад заглянула Глазунья и сообщила, что с минуты на минуту к Аните подселят соседку, и необходимо оставаться на месте и ввести новенькую в курс порядков в санатории. Это обстоятельство и не позволяло Аните покинуть комнату прямо сейчас и убедиться в действенности лечебных процедур над мышью.
     Очень плохо было то, что отсутствие мыши могло быть обнаруженным и грозило неприятностями.
     Какими, Анита не знала, но опасалась, что ей могут продлить запрет на пользование компьютером и плакали её свидания с Призраком.
Хотя, назвать это свиданиями можно было лишь с натяжкой.
С чем Анита, в принципе, соглашалась, но свои визиты к монитору, через который она переписывалась с Призраком, были для неё настолько отдушиной от повседневности, что считать их чем-то меньшим, чем реальное рандеву, она также была не согласна.
Угораздило же эту новенькую селиться прямо сейчас, - размышляла Анита, вертя в пальцах мышь, - а если ещё Глазунья захочет присутствовать при знакомстве, тогда… а что тогда? Тогда я буду вынуждена часть инструктажа провести в интернет-комнате, и Глазунья не сможет этого запретить… потому что это законно и очень кстати…
Дверь открылась, и появилась голова Глазуньи; -- опять она без стука, - возмущенно подумала Анита.
- Принимай и жалуй, - проговорила Глазунья, входя и отступая в сторону.
Девушка за её спиной показалась Аните немногим старше её самой и очень очаровательной. Она спокойно и приветливо глядела на Аниту и не двигалась с места.
Глазунья осмотрела обеих, сделала шаг из комнаты, обошла по прежнему неподвижную гостью, и бесшумно скрылась в коридоре.
- Проходи, пожалуйста, - проговорила Анита и сделала приглашающий жест мышью в руке, - как тебя зовут?
Девушка вошла в комнату и остановилась, спокойно произнеся:
- Оксаной… Меня попросили так назваться…
- Кто? – насторожилась Анита.
- Человек,  предложивший мне здесь остаться, – девушка огляделась.
- Твоя кровать вот эта, - Анита убрала мышь в карман халатика. – А как зовут человека, попросившего тебя так называться?
- Бурбон, - ответила девушка и подошла к койке напротив Аниты.
Та изучающее оглядела гостью и проговорила:
- Он здесь самый главный. Есть ещё Глухарь с Глазуньей; они ко всему присматриваются и прислушиваются. Глухарь плохо слышит, но очень хорошо видит, а Глазунья очень хорошо слышит, но плохо видит. Они и ходят парой; Глухаря ты наверняка видела, раз тебя привела Глазунья.
- Да, видела, - новенькая присела на кровать.
- А почему ты согласилась, чтобы тебя называли Оксаной?
- А чем это имя плохо?
- Ничем не плохо, - пожала плечами Анита, - просто интересно, на сколько оно отлично от твоего настоящего имени… но, здесь не принято задавать вопросов о прошлом, поэтому извини, я отвлеклась и даже не назвала себя; Анита, - и Анита кивнула.
- Очень приятно, мне Глазунья говорила твоё имя.
- Замечательно. И так как нам предстоит соседствовать, меня она попросила проинструктировать тебя о правилах поведения в санатории.
- Я не против.
- Так вот, - Анита с интересом разглядывала гостью, - Есть постояльцы, которые отдыхают и поправляют здоровье, и есть постояльцы, которые обслуживают отдыхающих. К числу их относимся и мы с тобой. Кроме нас, - Анита сделала паузу и пошевелила в кармане мышью, - и Глазуньи с Глухарем, которым мы с тобой подчиняемся, есть ещё Елена Сергеевна. Ей и Бурбону подчиняются Глухарь с Глазуньей. В наши с тобой обязанности входит три раза в неделю делать влажную уборку в крыле, где живут отдыхающие постояльцы. Там десять комнат, две из которых заняты Глухарём и Глазуньей, шесть отдыхающими и две свободные. Вне зависимости от занятости комнат влажная уборка делается в них так же трижды в неделю. Запоминаешь, или запишешь?
- Я запоминаю, - кивнула Оксана.
- Хорошо, - Анита и вынула за провод из кармана мышь, - есть ещё интернет-комната, которую тоже необходимо мыть, но реже; два раза в неделю; и в этом мне понадобится твоя помощь, - Анита испытующе посмотрела на Оксану.
- Конечно, я помогу.
Анита какое-то мгновение молча осматривала мышку в руке  и вдруг решила выговориться:
- Во время наших с тобой визитов в интернет-комнату мне будет необходимо отвлекаться на работу с компом, и поэтому я хочу попросить тебя взять на себя целиком влажную уборку там; за это я обеспечиваю порядок в коридоре во все дни наших работ в крыле, а номера постояльцев убираем поровну; комнаты Глазуньи и Глухаря нужно убирать раз в неделю – об этом договоримся...
- Хорошо, договорились.
Анита ещё раз внимательно посмотрела на Оксану и спросила:
- Ты так быстро согласилась, потому что это действительно выгодно по трудозатратам?
- Нет, - Оксана улыбнулась, - я согласилась бы, даже если бы это было, - она замялась, - как ты сказала; -- не выгодно по трудозатратам.
- Почему?
Оксана пожала плечами:
- Я не умею так быстро считать трудозатраты.
- Извини, - Анита подалась вперёд и коснулась кончиками пальцев колен соседки:
- Я не просила бы тебя об этой услуге, если бы не была отлучена от компьютера.
- Отлучена!? Это как?
- Глазунья нажаловалась Бурбону, что я слишком много времени таращусь в монитор, и мне разрешили там появляться только для уборки. А это всего-то два дня в неделю.
- А раньше сколько было?
Анита мечтательно вздохнула:
- Раньше можно было каждый день не больше часа, а потом когда вспоминать стала больше, стало можно два.
- Два чего? Вспоминать что? – спросила Оксана.
Она спросила это ровным голосом, но в глазах и выражении её лица Аните показалась неподдельная заинтересованность.
- Вспоминать, как пользоваться компьютером… Английский язык… математику… … но сейчас не об этом, - Анита настороженно посмотрела на дверь, словно пытаясь определить, не стоит ли кто за ней. Затем заговорщицки подмигнула Оксане, и, подойдя к двери, выглянула в коридор.
- Ты кого-то опасаешься? – спросила Оксана.
- Глазунью… У здешних стен глазуньевские уши.
- Разве вспоминать английский и математику запрещено?.. Или ты делаешь это громко?
- Шутишь? – улыбнулась Анита,, - Это хорошо. Думаю, мы с тобой подружимся.
Она присела рядом с Оксаной и заглянула ей в глаза:
- Здесь действительно не принято расспрашивать о прошлом, но я готова рассказать тебе то, что помню о себе. Хочешь?
- Расскажи. Я о себе помню совсем не много; проснулась однажды утром с пьяным мужем, которого увидела будто впервые, и не узнаю ни дома, ни места, ни людей… Мама мужа печёт пироги, муж грузит их в тележку и говорит мне, что нужно идти их продавать…
- Кого продавать? – не поняла Анита.
- Пирожки… Возле дороги… Я их продаю; муж забирает деньги… напивается.. а вечерами…
Оксана замолчала и поёжилась.
- Он что?! Издевался над тобой? – спросила Анита.
- Не то, чтобы издевался,.. но если честно, это как раз и не хочется вспоминать…
- И как долго ты так жила? – Анита лихорадочно мучила колесо у мыши.
- Недели полторы, две.. наверно.. может, больше; дни были похожи друг на друга… Потом один человек, покупая у меня пирожки, заговорил со мной, как со знакомой.. Как будто с давно знакомой… Он обращался ко мне, называя Оксаной…
- Бурбон?
- Нет. Это был другой человек. Моложе… А на следующий день пришёл милиционер, поговорил о чём-то с мужем и привёз меня сюда.. По дороге он рассказал, что мой муж на самом деле не мой муж, а муж той женщины, которую он выдавал за свою мать. И что я потеряла память, а эти люди,  воспользовавшись этим, держали меня в рабстве, за что понесут ответственность..
- Ну и дела! – выдохнула Анита.
- А когда милиционер привез меня сюда, он передал меня Бурбону и женщине.. как же её?...
- Елена Сергеевна, - Анита грустно улыбнулась и встала, снова коснувшись пальцами колена соседки.
- Да-да.. Она пообещала, что сделает всё, чтобы вернуть мне память..
- Да-а.. Это она умеет; Бурбон говорит, что она очень хороший специалист.
- Специалист в чем? – спросила Оксана.
- В психотерапии.. Правда, методы её мне не очень нравятся…
- А что это за методы?
- Идём. Расскажу по пути, - сказала Анита. – Покажу тебе наше подопечное крыло и интернет-комнату.
Оксана последовала за ней, и девушки вышли в коридор.
- Как интересно получилось, - заговорила Анита, - я собиралась рассказать тебе о себе, а вышло наоборот.. Мы точно с тобой подружимся.. Скажи, а человек, называвший тебя Оксаной, знаком с Бурбоном?
- Не знаю… Возможно.. Именно после его появления приехал милиционер.. и поэтому, наверно, когда Бурбон предложил мне имя, которое я уже слышала, я согласилась… А как моё настоящее, честно говоря, не знаю.. Может, это оно и есть?.. Не знаю…
- А я, - Анита грустно улыбнулась, - помню себя только здесь… Уже год с лишним ничего кроме этих стен не вижу… Как-то услышала разговор Глухаря с Глазуньей; совсем случайно; Глазунья назвала меня выжившей из ума аспиранткой… Я спросила Бурбона, что такое аспирантка… да ещё выжившая из ума… Он потом такой нагоняй задал Глазунье, что та неделю ходила зелёная… С тех пор она меня ещё больше невзлюбила.. А Бурбон сказал, чтобы я меньше обращала внимания на прозвища, а больше на суть людей.. А в чём их суть?.. Ну вот, мы пришли.
Девушки остановились возле арки, ведущей в ответвление коридора, заканчивающееся тупиком. Номера на дверях комнат выглядели странно; они были не последовательны и всё что определенного о них можно было сказать, это то, что двузначные перемежались трёхзначными.
- Как странно пронумерованы комнаты, - сказала Оксана.
- Да-а. Это математическое безобразие устроено специально; Бурбон говорит, что гармония этих цифр всплывёт в моей голове, когда я вспомню больше.. и не только в моей голове; так он сказал.
- А здесь есть кто-то ещё, кто потерял память? – спросила Оксана.
- Не знаю. Я же говорю, здесь не принято задавать вопросов о прошлом.. Бурбон это строго пресекает.. Елена Сергеевна может себе позволить бестактность, да еще Глазунья никогда не стучится, когда заходит в комнату.. а все остальные обязаны соблюдать это правило…
- А что за постояльцы живут?
Анита пожала плечиками:
- Разные бывают… Когда собираются по вечерам в рекреации, то рассказывают истории.. То под игру в лото, то под покер.. С лото было не интересно, а вот в покере я даже начала потихоньку разбираться, да в него прекратили играть..
- Почему?
- Дело дошло до потасовки. Так здорово.. Глухарь чаще всех был крупье и во время потасовки задел пару постояльцев по лицу, ну Бурбон это и прекратил.. а жаль, весело было.
- Странно, - сказала Оксана, - такими методами здесь кому-нибудь вернули память?
Анита рассмеялась:
- Я же говорю тебе; люди здесь восстанавливают здоровье и психоэмоциональный тонус..
- Что-что?
- Память, возможно, восстанавливают только мне; теперь вот ещё и тебе; а остальные, скорее всего, здесь по другим поводам.. Не забивай себе голову терминологией. Постояльцы исправляют каждый свой недуг, а методы, используемые Бурбоном и Еленой Сергеевной на меня всё-таки действуют. Вспомнила же я компьютер и математику с английским … А вот что было в прошлом, так и не могу.. – Анита помолчала, задумавшись  посмотрела на Оксану и спросила:
- Как думаешь, почему меня никто не ищет?.. Ведь я же не всё время жила в санатории… Бурбон говорит, что меня привезла милиция, и откуда, он не знает.. Милиция, в смысле милицанер, как и тебя.. И знаешь, Оксана, этот милиционер живёт в этом номере, и здесь его все называют Ходок.
- Хот дог? – удивилась Оксана. – Интересно! Это – тот же самый милиционер!?
- И мне интересно, - сказала Анита, - только не Хот дог, а Ходок. – Да, с пирожками в памяти у тебя всё в порядке…
- А почему его называют Ходок?
- Не знаю. Он сам так представился… Напротив комната Глухаря, рядом с ней глазуньина. Здесь живет Учёный, напротив – Училка…
- Училка!? – переспросила Оксана.
- Это я её так называю; она представилась Педагогом… Здесь Бухгалтер, это финансист такой… А почему ты спросила про Училку? Ты что-то вспомнила?,
Анита остановилась.
- Н-не знаю, - неуверенно проговорила Оксана, - наверно странным показалось, что здесь – Учёный, а напротив… вроде должна быть Учёная, а там – Училка.. не знаю..
- Ладно, - махнула рукой Анита. – Здесь живёт очередной  Историк; он, насколько я поняла Елену Сергеевну в том, кто такие историки, кажется, не совсем историк; ну, да ладно.. Здесь  новый Спортсмен. Они оба, и Учёный с Ходоком какие-то давние знакомые Бурбона. А эти две комнаты свободны.. Но ухаживать за ними тоже надо, - Анита вздохнула, - идём, покажу интернет-комнату и заодно мышь опробуем.
С этими словами Анита направилась дальше по коридору.
- А почему «очередной»  и «новый»?..
- Потому что они меняются. Одни уходят из санатория, другие приходят на их место.
- Ты собиралась рассказать о методах Елены Сергеевны, - сказала Оксана, когда они подошли к двери с табличкой «архив».
- Да. Так вот; Елена Сергеевна очень хорошо может вызвать во мне негативную реакцию на себя; разозлить может так, что мне становится необходимым внеочередное включение…
- А это как?
- Это такой сеанс, - Анита открыла дверь, и они вошли в комнату, где на маленьких столах стояли мониторы с клавиатурами, - суть его в том, что необходимо лежать в кресле, а Елена Сергеевна или Бурбон вводят тебя в сон… Не совсем чтобы сон.. Ты видишь каких-то людей, события, иногда со стороны, а иногда как участник; Елена Сергеевна или Бурбон спрашивают об этих людях и событиях, я рассказываю то, что вижу; в общем-то, ничего интересного; но меня это успокаивает… Глухарь говорит, что Елена Сергеевна специально вызывает во мне эмоциональный всплеск, гребнем которого проще подмыть пласт памяти… Я уточняла у Бурбона – как это…
- И что?
- Он посмеялся и сказал, что Глухарь у нас, видимо, латентный поэт…
- Это как? – спросила Оксана, осматриваясь в комнате.
- Не поняла; я и об этом спросила, а Бурбон завернул что-то такое.. в смысле скрытности… да и фиг с ним, с Глухарём, - Анита приладила на место мышь и включила компьютер. – Вот это и есть интернет-комната… - она двинула мышью по столу и пробарабанив пальцами по клавиатуре, оглянулась на Оксану добавив:
- Через эти штуковины можно подключиться к глобальной информационной сети и общаться с другим подключившимся.
- Каким другим? Куда подключившимся?.. В смысле: с проходящим такое же включение? Сеанс? .. Да?.. Нет?..
   Анита с сомнением поглядела на свою новую подружку и с расстановкой проговорила:
- Другим человеком, подключившимся в сеть в другом месте.
- А этот человек - тоже потерявший память?
Анита нахмурилась и через мгновенье ответила:
- Я в сети таких не встречала… Хотя и не спрашивала об этом.. Но тот, с кем я переписываюсь, точно в здравом уме. Не малую часть из математики и английского языка я вспомнила благодаря ему…
- Это как? – удивилась Оксана.
- Понимаешь, - Анита двинула мышью, - после некоторых всплесков эмоций, которые мне устраивает Елена Сергеевна, Бурбону долго не удавалось заставить меня вспомнить хоть что-нибудь; он иногда даже Глухаря подключал зачем-то к сеансам; я имею в виду и знание иностранного, и компьютер… Вот…
Анита помолчала, поглядела на Оксану, шевельнула мышью, и на экране появился текст.
- А здесь, - Анита ткнула пальчиком в экран, - то, что не удавалось вскрыть Бурбону, у меня открывалось почти сразу..
- А что это? – Оксана нагнулась, всматриваясь в текст.
- Ты читать помнишь как? – спросила её Анита.
- Да.. Получается, - Оксана снизу вверх поглядела на неё и снова углубилась в текст, - здесь ещё, кажется, переписка.
- Правильно. Только ты переписку, не смотри. Ты обрати внимание выше.
Оксана выпрямилась и уставилась на Аниту:
- А выше не переписка? – в её голосе послышалось сомнение.
- Нет. Не переписка, - Анита вздохнула и с сожалением произнесла:
- Но, тебе, видимо, не интересно…
- Почему не интересно!? Я просто не поняла…  А что это, если не переписка?
- Это – стихо.
- Что?
- Стихотворение.
Оксана снова вгляделась в текст и вопросительно посмотрела на Аниту:
- А это что такое?
Анита вздохнула с ещё большим сожалением, шевельнула мышью текст на экране, и не глядя на Оксану, спросила:
- Скажи, я могу рассчитывать на тебя, когда будет уборка здесь?
- Конечно. Мы же договорились… Но, ты не расскажешь, что такое – стихо?
Анита какое-то время манипулировала изображениями на экране, а потом сказала:
- Слова и смысл уложенные в рифму.. Вот посмотри это..
Оксана наклонилась и старательно вникла в текст. Анита молча за ней наблюдала, иногда поглядывая на дверь, и когда Оксана дочитала и выпрямилась, спросила:
- Ну что скажешь?
- А что такое «алые паруса» ?
Анита ещё раз с опаской взглянула на дверь и ответила:
- Это такой праздник… Когда школьная молодежь празднует.., - она на время замялась, подбирая слова, - положение мира перед своими ногами.
- Это как? – спросила Оксана.
- Это когда все очень молоды и уверены в том, что мир принадлежит только им… Это – выпуск из школ..
- Школ чего?
- Школ всего…
- Какой интересный праздник.. А почему он так называется?
Анита подошла к двери, выглянула наружу и оглянулась:
- Видишь ли, Оксана, алые паруса двигают корабль мечты; так принято считать; поэтому праздник так и называется…
- А при чём здесь наливание стаканов поровну?
- Это уже другое стихо.
- Как другое!?..
Анита вернулась к компьютеру и раздосадовано проговорила:
- Мне кажется, что это – одно, как продолжение другого…, - не забивай себе пока этим голову… Это – пьяная любовь, хотя Призрак и назвал её мёртвой..
- Призрак?. – Оксана с сомнением посмотрела на Аниту, - а это кто?
Анита погасила монитор, выпрямилась и сунула руки в карманы халатика. Ответить она ничего не успела. Дверь открылась и в комнату вошла Глазунья.
Мельком бросив взгляд на мониторы, она лукаво посмотрела на девушек и произнесла:
- Ну, что? Познакомились? Пора на включение, голубушки.
- Ну вот. Я почти обо всём тебя предупредила, - сказала Анита и двинулась из комнаты.
- Познакомились и пообщались? – усмехнулась Глазунья, - я за вас рада… На включение идёте обе. – с каким-то воинственным задором добавила она.
- О как! – произнесла Анита, оглянувшись на замершую Оксану, - идём, подруга, мечты сбываются прямо сейчас..
- Подруга?.. – передразнила Глазунья, - двигайте булками энергичнее, подруги. Елена Сергеевна вас уже ждёт..
- А тебе когда-нибудь доводилось участвовать в таком празднике? – спросила Аниту Оксана, когда они покинули интернет-комнату и последовали за Глазуньей.
- В каком празднике?
- В Алых парусах.
- А ты как думаешь? – усмехнулась Анита.
- Н-не знаю…
- Вот и я не знаю… а точнее, не помню…









Эпизод 2

                                                                                         «Терять – это тебе не находить.
                                                                                                 Терять нужно осторожнее».

                                                  Из размышлений Мацууры, высказанных вслух.





   Елена Сергеевна шла по коридору. Он был знаком ей, казалось, вечно; до каждой двери по сторонам. Иногда ей казалось, что эти вояжи по коридору были запрограммированы ещё до её рождения. Она сбилась со счёту, сколько раз снились ей этот коридор и эти двери. Зачастую, во сне она видела себя в этом коридоре маленькой девочкой… Вот из под двери в интернет-комнату сочится мигающий свет. Такое и раньше бывало; одни лежебоки забудут выключить сервер, другие балбесы пилотов, и приходится делать это ей. Она даже перестала раздражаться по этому поводу… Почему они лезут в программу? Почему перенастраивают компы?.. Особенно перед уходом.. Ну не умалишенные ли?...
Елена Сергеевна нажала на ручку двери и вошла в помещение с компьютерами. Свет исходил от не выключенного экрана. Она подошла к нему и положила ладонь на мышь. Вот засранцы.. вот психи.. Опять забыли отключиться.. И ведь никто не признаётся!.. Пациенты-подонки!.. Иных убить не жалко…
Стоп! Станет темно, надо включить свет!.. Надо включить свет, - остановила она себя и усмехнулась, - уже боюсь не найти без света выход; дожила красавица… Когда-то он называл меня красавицей…
  Елена Сергеевна вернулась к двери и клацнула маникюром по выключателю. Лампы в светильниках на потолке, перемигиваясь, зажигались.
Под их неторопливое мигание она вернулась к монитору и увидела на нём текст…Кто-то опять работал на компе… Стоп!.. Да он же здесь… Этот кто-то… Она оглянулась и встретилась глазами с Анитой.
Девушка стояла буквально в шаге от неё, опустив руки и спокойно глядя в глаза.
Я с ней едва не столкнулась, - подумала Елена Сергеевна и обернулась к светящемуся экрану… Что она там изучает?... Пациент… ка…
- Анита, что это? – Елена Сергеевна взяла наставительный тон.
- Мы на включении? – спросила Анита.
- Нет. Ты просто попалась…
- Значит, мы не на включении… И я могу задавать вопросы… Да?..
- Не плохой аллюр, Анита… Перехватить инициативу в беседе – это по научному. Твоя память работает всё лучше.. Ты это сама замечаешь?
- Так мы, всё-таки, готовимся к включению?
Елена Сергеевна огляделась, словно ища кого-нибудь ещё в этом помещении, и убедившись в том, что они одни, отодвинула стул и села на него перед работающим компьютером.
- Успокойся, дорогая. Ты можешь спросить о чём угодно, - сказала она и присмотрелась к тексту на экране …
- Я вам не «дорогая»…
- Но, и не дешёвая ведь, не так ли?.. Или ты дешёвка?
Анита почувствовала, как неприязнь внутри неё превращается в ярость.
- Почему меня никто не ищет? – с трудом справляясь с гневом, спросила она.
- А кому ты нужна? – устало ответила Елена Сергеевна.
- Ответ не правильный! – взвизгнула Анита.
- тчщши-ы.. – опомнилась Елена Сергеевна, сообразив, что действительно устала…
- Скесса! – зашипела в тон собеседнице Анита, - почему у вас всегда одни и те же ответы?
- Ответы разные, Анита, разные… Ты почему здесь одна и без швабры?
В голосе Елены Сергеевны не было и тени иронии:
- Насколько я помню, тебе запрещено здесь появляться кроме как для уборки
Елена Сергеевна присмотрелась к тексту на мониторе.
- Это и есть причина твоего визита сюда? – оглянулась она к Аните. – Что это?.. Ты увлеклась поэзией?.. О-о… здесь, кажется ещё и переписка..
- Не смейте читать! – выдохнула Анита. – Это личное.
- Хорошо-хорошо, не волнуйся ты так… Я почитаю стихотворение.. Это ты написала?

     Дверь открылась и заглянул Глухарь. Он с сомнением посмотрел на Елену Сергеевну и уставился на Аниту.
- Витенька, тебе чего? – спросила Елена Сергеевна.
- Они приехали, - ответил Глухарь.
- Так пойди, встреть и проводи.
- Э-э… - Глухарь замялся, кивнув на Аниту.
- Не беспокойся. Она здесь со мной. Иди. Я сейчас спущусь.
- А… Ну хорошо, - Глухарь исчез за дверью.

- Так это ты настрочила? – спросила Елена Сергеевна, кивнув на экран.
- Какая вам разница – кто?
- Да не заводи ты себя так, - Елена Сергеевна поднялась со стула. – Просто мне показалось, что это - мужские стихи…
- Ну и что?
- Ничего особенного. Кроме того, что если это твой стих, то ты стала вспоминать нечто большее, чем сама ожидала… Не беспокойся… Это не плохо, - Елена Сергеевна сделала успокаивающий жест, заметив, что Анита собралась дерзить. – Скажи, что ты помнишь о своих отношениях с мужчинами?
Анита дёрнулась.
- Ладно, ладно. Успокойся, - Елена Сергеевна направилась к двери. – Можешь остаться здесь и продолжать… Если кто-нибудь из персонала тебя застанет, скажи, что я разрешила.
И с этими словами Елена Сергеевна покинула интернет-комнату.

   Спустившись этажом ниже и выйдя в коридор, она увидела в глубине его идущих навстречу двух молодых людей в сопровождении Глухаря-Витеньки. Ну вот, - подумала она, -- девчонка пишет мужские стихи, мужчины ходят парами… Надо бы у них уточнить ориентацию, вдруг удастся на помещениях сэкономить.







Эпизод3


                        Ходок  и  Бурбон
 
-  Как  я  могу  к  вам  обращаться?
-  Развяжите  меня  для  начала.
-  «Развяжите  меня» - не  имя. Тем  более  для  начала …  После  того  как  вас  развяжут,  скажете  имя?
-  Да…………..   …
……………………………..  ..
-  Глухарь,  развяжи  его.
     Глухарь  размотал  рукава  на  спине  подопечного  и  привязал  их  к  табуретке,  на  которой  тот  сидел.
-  Так  пойдёт?  –  спросил  Глухарь  и  вернулся  к  двери  спиной.
-  Пойдёт,  -  Бурбон  вынул  из-за  уха  папиросу,  стукнул  гильзой  её  о  ноготь  и  смял  мундштук  зубами,  -  так  как  мне  вас  называть?
     Человек  напротив,  привязанный  к  табуретке  рукавами  смирительной  рубашки,  улыбнулся:
-  Владыко.
-  Владыко?..   Хорошо,   Владыко,   чем   владеешь?
-  Всем! – заорал  человек  и  задёргался,  пытаясь  встать  с  привинченной  к  полу   табуретки.
-  Всем  ты  владеть  не  можешь,  -  Бурбон  чиркнул  спичкой,  -  ты  даже  собой  владеть  не  в  состоянии.
     Дым  от  папиросы  устремился  к  окну,  и  Глухарь  поморщился  -  он  не  курил.
-  Чем  вам  нравится  заниматься?  –  Бурбон  затянулся  и  выдохнул.
-  Всегда?
-  Да,  Владыко,  всегда.
-  Любовью.
-  Интересно.  И  всегда  получается?
-  Нет.  Не  всегда.  Прямо  сейчас  я  ненавижу.
-  Ну …  Это  бывает.  Прямо  сейчас  и  сразу  полюбить  кого-либо  крайне  трудно.  Расскажите  о  себе,  Владыко.  Пожалуйста.
     Человек  на  табурете снова  дёрнулся,  пробуя  прочность  одежд,  и  усмехнулся:
-  Дайте  покурить.
-  У  вас  же,  Владыко,  руки  заняты.
-  А  вы  прикурите  и  поднесите.  Пожалуйста.  Мне  подышать  необходимо  не  запахами  вашими…  Табаку  дайте  -  и  поговорим.
-  Дай  Владыке  прикурить,  -  Бурбон  подпалил  папиросу  и  протянул  её  в  сторону  Глухаря.
     Тот  взял,  наморщившись,  курево  и  горящей  стороной  поднёс  его  к  лицу  пациента.
-  Не  стесняйтесь,  Владыко,  курите,  -  произнёс  Бурбон  и  затянулся  дымом.
-  Он  неправильно  даёт  прикурить,   -  пациент  начал  уворачиваться  от  папиросы,  -  пусть  развернёт  или  сам  её  раскурит.  Она  сейчас  загаснет.
-  Разверни  её,  -  сказал  Бурбон  и  положил  свою  папиросу  в  пепельницу  на  полу.
     Глухарь  развернул  папиросу  в  пальцах,  и  табак,  пыля  и  пылая  посыпался  на  пол.
-  Не  везёт  вам,  Владыко,  с  куревом …  Уходи,  -  кивнул  Бурбон  Глухарю,  -  а  с  кем,  Владыко,  вы  любите  заниматься  любовью?
     Человек  на  табуретке  посмотрел  вслед  уходящему  Глухарю,  попытался  качнуться  и  глянул  на  дымящийся  табак  на  полу:
-  С  женщинами.  С  живыми.
-  Не  везёт  вам,  Владыко.  Ни  женщин,  ни  курева  под  рукой.
-  Бывает. …
-  Раз  бывает,  то …  вы  …  …  не  …  совсем  …  владыко?  …  так  получается?
-  Не  морочте  мне  голову!  Я  Владыко  и  владею  всем…
-  Нет!  Вы  ничем  не  владеете.  Даже  нелюбовью  вы не  владеете.  Вы,  Владыко,  не  в  силах  не  любить,  будь  то  женщины  или  табак,  ни  ненавидеть,  будь  то  одни  и  те  же  персонажи. …  Узбагойтезь. …
     Бурбон  взял  папиросу  из  пепельницы,  поднёс  к  ней  огонь,  раскурил,  встал  и  дал  затянуться  пациенту:
-  Что  любовь,  что  не  любовь – одно  и  то  же…  это – как мороз  с  жарой, –  продолжал  Бурбон, - всё  те  же  градусы  с  разным  знаком… Что  они  по  вашему,  Владыко? Есть  на  самом  деле?
-  Чего?
-  Любовь  и  ненависть?  А?
-  Идите  кА  в  жопу,  доктор!
-  Угу…  Именно  там,,  полагаете,  ответ  и  расположен? …  Угу … Вы  плохой  собеседник,  Владыко,  очень  плохой … придётся  скормить  вашу  голову  жопе… Хоть  какой-то  шанс,  что  мозги  попадут  на  место … вы  же  всё  равно   задницей  думаете …  а  она   у  вас  привязана  к   табуретке…  Думаю – это  будет  удобно.
-  Свободу!  -  заорал  Владыко,  -  дайте  свободу!
-  Свобода  будет.  Не  спешите.  Все  ошибки   совершаются  исключительно  впопыхах,  а  свободу  необходимо…
-  Обрести!  -  продолжал  протяжно   орать   Владыко.
-  Да!  Обрести!  А  вы  не  знаете  как…
-  Развяжите  меня …
-  Не-е…  так  нельзя … Свободу!  Не-об-хо-ди-мо   за-слу-жить!
-  Чем  мля!  Гад!  Тварь!!
-  Поведением …  Действиями …  А  не  словами …
-  Но  я  же  связан,  как  я  могу  действовать?! -  Владыко  попытался  свалиться  с  табуретки.
-  Именно  поэтому,  Владыко,  вы  должны  убедить  собеседника  в  том,  что  достойны  свободы  и  именно  словами … ми-ми-ми, -  Бурбон  гаденько  хохотнул  и  опустил  окурок  в  пепельницу,  -  Вот  когда  станете  богом,  вам  будет  по проще,  -  налив  в  стакан  воды,  он  протянул   его  Владыке,  -  радикально  проще…
-  Доктор,  вы  гоните,  я  не  могу  взять  стакан.
-  Тогда,  Владыко,  всё  сразу  станет  по  вашему, -  Бурбон  плеснул   из  стакана  в  лицо  собеседнику,  -  а  до тех  пор  извольте  искать  и  находить  компромисс…  Кстати,  ещё  предстоит  выяснить  какая  вы,  Владыко,  мисс…
-  Что!? -  человек  на  табуретке  задёргался  и  заизвивался.
     Бурбон  захохотал.
-  Прекрати  ржать,  сволочь,  -  слюна  с  шипеньем  и  скрежетом  зубов  полетела  в  Бурбона.
-  Вот  видите,  вы,  всё таки  не  свободны,  Владыко.  Давайте  успокоимся  и  поговорим  о  дамах.
-  Какие  нах…  дамы,  -  верещал  и  плевался  человек  на  табурете.
-  С  вагинами,  батенька,  с вагинами…   Вы  же  только  что  сказали,  что  вам  нравится  заниматься  с  ними  любовью.  При  том  с  живыми…  ну…  вспоминайте. …  вспоминайте… вспомните … на  гелендвагене… как  вы  сюда  приехали…
-  Меня  сюда  доставили…
-  Вот-вот,  вспоминайте…
-  Мне  трудно …
-  В  чём  трудность?
-  Без  этого  действительно  трудно … я  с  вами  соглашусь… сделайте  укол,  пожалуйста….  но… а  когда  они – маньяки…
-  Кто?  Дамы?
-  Да!  Обладатели  вагин.
-  Вы  что,  Владыко,  действительно  думаете,  что  дамы  могут  быть  маньяками?..
-  О-о…  голубчик.
-  Я  вам  не  голубчик.
-  Так  вы  и  не  представились,  доктор…  хотя …  вы,  скорее  всего   и  не  доктор….
-  Зовите  меня  Бурбоном.
-  А  если  я  не  хочу.
-  Меня  все  здесь  так  зовут.
-  Мне  не  нравятся  бурбоны…
-  А  вас  спрашивали  о  том,  что  вы  любите,  а  не  о  том,  что  вам  нравится.
-  Это  почти  одно  и  то  же… с  той  лишь  разницей  на  кого  обращена  симпатия… - Владыко  внезапно  успокоился.
-  Ну-ка,  ну-ка …  интересно… интересно,  Владыко,  продолжайте.  В  чём  разность  между  любить  и  нравиться?
    Человек  на  табуретке  поёрзал  на  месте  и  ещё  раз  опробовал  путы  на  прочность:
-  Это  например,  как  я  люблю  людей,  но  нравятся  мне  женщины,  или  как  пример,  человек  не  любит  людей,  а  нравятся  ему  женщины.
-  Так-так.
-  Что  так-так?  Вы  же  ни  хрена  не  понимаете  из  того,  что  я  говорю,  доктор.  Вы  когда-нибудь  сталкивались  с  людьми,  которые  любят  только  себя,  а  нравятся  им  все  остальные?
-  Это  как?
-  Это  так,  что  ты  можешь  причинять  боль  исключительно  не  себе…
-  Так-так.
-  Что  так-так? …  Вы  же  не  мазохист,  доктор…   себе  любимому  лишь  боль,  которая  нравится… разве  не  так?
-  А-а …
-  А  другим  боль  по  крупному.  Пусть  попробуют,  а  мы  посмотрим…
-  Да  вы  маньяк,  Владыко…
-  И  я  о  чём  говорю.  Ни хрена  вы,  Бурбон,  в  людях  не  разбираетесь…  В  людях  надо  разбираться… если  нет  возможности  разобраться  сразу,  необходимо  разобраться  до  состава  ингредиентов  туловища…
-  Вы  этим  занимались?
-  Нет.  Владыко  такими  вещами  не  занимается…   но  он  чувствует  людей, которые  на  это  способны…, - пациент  заговорил  о  себе  в  третьем  лице.
-  О  как!  И  что  он  тогда  делает?
-  Когда?
-  Когда  встречает  таких  людей?
-  Он  за  ними  следит  и  ждёт  их  ошибки.
-  И  в  чём  может  быть  их  ошибка?
-  Их  главная  ошибка  в  том,  что  они …  убивают …  после  того,  что  сделали…
-  Угу  …  А  вам-то  самим,  Владыко,  доводилось  убивать?
-  Да.  Любой  приличный  человек  должен …  хотя  нет … обязан  убить   хотя  бы  одного  неприличного  человека.
-  Это  как?!
-  Скинуть  с поезда,  например …  это  самое  простое …  из  тамбура  в  скором  удобно,  а  в  электричке  пропихнуть   в  окно  сложнее …
-  Так …  но  мы  отвлеклись  от  обладателей  вагин.
-  Не-ет.  Обладательниц   вагин  убивать  нельзя,  а  вот  тех,  кто  хочет  это  сделать,  убивать  необходимо … Их  не  убивать  преступно … разорительно … я  бы  вообще  отменил   уголовную   ответственность  за  убийство  дамой  джентльмена.
-  Обождите-обождите, Владыко!  Вы  заговариваетесь! Вы что?  Действительно  видели  людей,  необходимых  к  убийству  за  отношения   по  межполовому  признаку?  Гендерлог 
-  Я  как  их  сразу  вижу,  так  и  караулю,  когда  они  пойдут  на  охоту … а  потом  я  их  останавливаю …  не  всегда  вовремя …  за  всеми  не  уследишь … как  жаль,  доктор,  что  я  привязан  к  этому  стулу…
-  Это  табурет…
-  Да  я  про  посрать … отпустите  в  туалет.  Не  пижоньте.
-  Вы,  Владыко,  будете  развязаны  …  но  не  сейчас.
-  Типа  узбагойса.
-  Ну  да, -  Бурбон  подошёл  к  пациенту  и,  присев,  стал  раскручивать  на  нём  рубашку.
-  Ваш  Глухарь  профессионал,  доктор.
-  Вы  же  уже  согласились  с  тем,  что   я  не  доктор,  тем  более,  что  я  вам  представился.
-  Хорошо,  Бурбон.
-  Радуйтесь,  Владыко.
 
     Они  расселись  по  своим  местам;  в  том  смысле,  что  Владыко  размял   конечности  и  остался  на  табурете  уже  не  связанным,  а  Бурбон  напротив.
 
-  О  чём  вы  думаете?
-  В  таком  виде?
-  А  вам  не  всё  равно  в  каком  вы   виде,  если  вы  думаете?.. Хорошо!  Чем  вы  думаете?  Как   предполагаете?
-  Предположения  не  избавляют  от  истины.
-  Не  надо  цитат.  Задайте  ка  отсебятины.
-  Я  не  мог  пошевелиться;  вам  такой  собеседник  был  нужен?
-  Мне  нужен  спокойный  собеседник,  а  вы  не  спокойны...
-  Меня  бесит  всё...
-  Вы  наговариваете  на  всё.  Всё  не  может  бесить,  потому  что  - это  не  всё...  Как  вас  зовут?  Имя?  Ваше  имя?  Как,  Владыко,  ваше  имя?
-  Ходок.
-  Хот  дог?
-  Ходок.
-  Почему  Ходок?
-  Я  не  помню  своего    имени,  но  я  хожу...
- Вас  привезли  на  скорой  помощи... Облёванным...  И  в  дерьме...  Вас  отмыли  и  одели  в  рубашку.
-  В  смирительную.
- Ну  и  что,  как  ваше  имя?..  Вы  и  ходили-то   потому,  что  вас  поддерживали...
-  Рубашкой?
-  Да  и  ей  в  том  числе;  не  придуривайтесь...  Как  ваше  имя?
-  Я  не  знаю.
-  Тогда  расскажите  о  себе  то,  что  знаете...
-  Я  помню ,...  Что  неправильно  выбрал  проститутку...
-  И  ...  ?  ...
-  И  с  этого,  наверно,  всё  началось...
-  Так  уж  и  всё?  Прямо  с  этого  всё  и  началось?
-  Опять  всё ...  с  этого  началось...
-  Лось...
-  Что?
-  Как  вы  выбирали  проститутку?  Вспомните...  Пожалуйста.
-  Плохо  я  выбирал.
-  Почему  вы  решили,  что  плохо  выбирали?
-  Проститутка...  оказалась  не  та.
-  Чем?  Не  та?  она  оказалась?
-  Всем  не  та... и  вам  бы  в  том  числе?
-  То  есть,  вы  ошиблись?  И  вас  это  разозлило?.. и  меня  видимо  бы  тоже?
-  Не  передёргивайте,  Бурбон,  не то,  чтобы  сильно... но  я  вырезал  жопы   помидорам... и  клал  в  салат  не  только   лицо.  Мне  и  надо-то  было  от  них  всего  двоих...  кстати,  откуда  у  вас   это  имя?  Или  прозвище?
-  Каких  двоих?
-  Влагу  и  скорость...
-  Так...
-  И  красными  их  способность   жить...
-  Как  я  могу  к  вам  обращаться,  чудовище?
-  Развяжите  меня .
-  Вы  развязаны.  После  этого  разве  жизнь  ваша  не  сначала  ли  началась?...
-  Да!  Мне  нужен  выход. …  Мне  нужен  выход,  тварь …
-  Всегда?
-  Да,  Бурбон,  всегда?
-  Любовью? … 
-  Да.
-  И  всегда  получается?
-  Нет.  Не всегда.  Прямо  сейчас  я  вас  ненавижу... я  тебя,  тварь,  ненавижу.
-  Ну...  это  бывает... прямо  сейчас  и  сразу... и  вот  так  полюбить  кого-либо... …  В  таком  плане … в  таком  разрезе …  и  формате …  Расскажите  о  себе,  Ходок.  Пожалуйста.  Сейчас,  Ходок. 
-  Я…  я…
-  Чего?
-  Безвагинье…
-  Чего?
-  Нет  дам.
-  Ну  и  что?
-  Это – не  ну  и  что,  Бурбон;  и  в  плане,  и  в  ключе,  и  в  формате,  и  в  разрезе  юбки  системы  «фоллоу ми»  нам  с  ними  любовью  заниматься  нравится...
-  Развяжите  меня… -- передразнил  Бурбон  Ходока.
-  Чего?  Вы  же  доктор.  Зачем?  Вы  развязаны.  Женщин  всё  равно  нет...
-  Ну  и  что!
-  Кто  для  тебя  женщины,  тварь!? – Ходок  снова  засуетился  на  месте,  словно  сожалея,  что  не  связан.
-  А  для  тебя?
   Человек  на  табуретке  попытался  заметаться,  заплакал...  и  вдруг  опять  успокоился  и  замер.
-  Маньяки,  -  прошептал  он.
-  Что  вдруг?
-  Они  маньяки...
-  Вы  что,  Ходок,  действительно  думаете,  что  дамы  могут  быть  маньяками?
-  О-о,  голубчик..
-  Опять.  вы  за  своё!  Я  не  голубчик.
-  Но  вы  вяжите  меня...  тварь...




       Коридором вниз, мимо столовой и снова по коридору, они вышли на глухую лестницу и спустились к подвалу. Дверь на улицу была не заперта. Ходок выглянул наружу, осмотрелся и бросил через плечо Андрею:
- Не отставай, - и буквально рванул с места.
      Они добежали до какого-то сарая. Ходок остановился, оглянулся на поспевающего следом Андрея, и уже шагом двинулся дальше.
     Отдышавшись, Андрей только сейчас обратил внимание на погоду. Было не холодно. По крайней мере, ему так показалось. Деревья, росшие вдоль кирпичной стены, к которой был пристроен сарай, стояли голыми. Интересно, какой сегодня день, подумал Андрей. Он хотел было спросить об этом Ходока, но тот вдруг исчез из поля зрения, юркнув куда-то сквозь стену сарая. Андрей торопливо сделал несколько шагов и увидел, что то, что выглядело одним сараем, на самом деле было двумя; проход между ними упирался в кирпичную стену. Ходок в глубине этого прохода возился с ящиком, приделанным к одной из стен, щёлкая в маленьком навесном замке ключом.
- Сейчас что-нибудь на тебя примэрим, - сказал он, извлекая из ящика прозрачный полиэтиленовый чемодан, в каких обычно продаются подушки или пледы.
  Чемодан был набит различными свертками из тканей самых разных цветов.
- Вот, - сказал Ходок, недолго в них порывшись и протягивая Стечнику один. – Это должно тебе подойти.
   Он достал из кармана несколько бельевых прищепок, и, выбрав четыре, отдал их Андрею:
- Смотри и делай  как  я.
С этими словами Ходок развернул один из свёртков и встряхнул в руках длиннополый вполне приличного вида плащ. Быстро забравшись в него, он наглухо застегнул все пуговицы от подбородка до самого низу и вытащил из карманов плаща два куска джинсовой ткани, свёрнутые в трубки. Когда трубки развернулись, то оказались двумя брючинами, отрезанными от джинсов. Стечник, повторяя действия Ходока, роняя прищепки и судорожно застёгиваясь, спросил:
- Какой сегодня день?
- Какая тебе разница? Весна – и то ладно.
Ходок сунул одну ногу в брючину и закрепил её на пижамных штанах выше колена прищепками.
- Не знаю я, Андрюша, какой сегодня день, и знать не хочу. Ты лучше торопись, времени мало.
  Андрей залез в отрезанные штанины, задрав  полы  плаща, и стал цеплять прищепки так, как это только что сделал Ходок.
- Так. Теперь обувь, - осмотрев Андрея, сказал Ходок. Он запустил руку в ящик и начал выуживать оттуда кеды, туфли и кроссовки разных размеров и бросать их вниз. – Выбирай.
    Сам Ходок сменил тапочки на серые кроссовки наинеприметнейшего вида и убрал прозрачный чемодан в ящик.
   Андрею впору оказались кеды. Он отдал тапочки Ходоку и помялся с ноги на ногу, пробуя обувь.
- Теперь только ходим или стоим, - поучал Ходок. – не садимся, иначе прищепки могут отстегнуться. На всякий случай вот тебе ещё пара, - он протянул Андрею две штуки. На его руках вместо белых теперь были надеты вязаные перчатки, - положи по одной в карманы.
    Андрей не стал уточнять, почему прищепки должны лежать в карманах
порознь, и сделал, как сказал Ходок.
    Когда с переодеванием было покончено, Ходок приложив к стене ухо, стал всматриваться куда-то между сараем и оградой. Он простоял так с минуту; затем, отлепившись от стены, кинул короткое «идём», и быстро двинулся мимо Андрея из этого потаённого гардероба.
    Они обошли сарай, и с другой его стороны Андрей увидел в кирпичной стене стальную дверь. Ходок потянул её на себя, дверь открылась, и они выскользнули наружу. Жужжание и последовавший за ним щелчок в замке возвестили, что дверь за ними захлопнулась.
    Место, в котором они оказались, было глухими задворками какого-то гаражного комплекса. Пройдя мимо железных боксов гаражей, отделенных проволочным ограждением от едва заметной тропинки, и перескочив железнодорожное полотно, тянувшееся рядом, Андрей с Ходоком вышли на более натоптанную тропу, идущую вдоль глухой высокой стены какого-то промышленного здания.
- Где мы? – спросил Андрей, озираясь на ходу.
- В Коломягах, - не оборачиваясь, ответил Ходок, - сейчас дойдем до автобусного кольца и поедем.


     Они добрались до угла здания и очутились на краю огромного, открытого всем ветрам пространства. Железная дорога слева исчезла под воротами в стенах какого-то завода,  а справа  начинался  пустырь,  весь  перекопанный, со следами  начатого и брошенного строительства. Вдалеке маячил перелесок с ажурными опорами высоковольтки, ещё дальше виднелись дома новостроек с кранами, и краснели кирпичом и крышами коттеджи. Окраина. Андрей  остановился.
   За предприятием, упрятавшим в себя железную дорогу, обнаружилась площадь с контейнерами бензоколонки в одном конце и автобусной остановкой с толпящимися людьми в другом. Три автобуса, выстроившись друг за другом, стояли поодаль.
- Пойдем медленнее, - закуривая, сказал Ходок. – Сядем в автобус, когда грузиться будут последние.
  Люди на остановке переминались, и Андрей с Ходоком замедлили шаг. Они прошли ещё несколько метров, и Ходок остановился:
- Подождём. Нам глаза мозолить ни к чему…  
  Один из автобусов фыркнул и по кругу покатился к пассажирам.
  Когда забрались на заднюю площадку, Ходок встал у окна, повернувшись спиной к салону, и жестом предложил Андрею сделать то же.  Автобус тронулся, и за окном поплыли корпуса промзоны.
   Ехали долго. Петляя между заброшенными и действующими предприятиями, выбрались в жилые кварталы. Когда автобус встал возле железнодорожного переезда, Ходок тихо проговорил:
- Скоро выходим. Пересядем на трамвай, и ещё минут пятнадцать езды. Потом минут пятнадцать пешком, и мы на месте.
- А ближе водки нигде нет? – спросил Андрей.
- Есть. Но там, куда мы едем можно отдохнуть и спокойно подождать, когда Инженер будет готов открыть калитку… или ты торопишься вернуться?
- Далековато добираться, - с сомнением сказал Андрей.
- Всё учтено. Всего ходу от места до калитки не более полутора часов… Да ты не беспокойся, - усмехнулся Ходок. – Уж туда, откуда мы с тобой выбрались, мы всегда успеем.
     Сразу за переездом они вышли. Торговые лотки, обилие суетящегося народа; всё говорило о близости метро.
- Удельная, - пояснил Ходок.
- А на метро не быстрее будет? – спросил Андрей. Он начинал замерзать; плащ поверх пижамы и кеды на босу ногу были одеждой не по сезону.
- В метро менты, - Ходок вывел его к трамвайному кольцу. – Могут остановить, и хрен ты им докажешь, что ты их коллега..
  Проехав в трамвае до улицы имени красного героя гражданской войны, они вышли, спустились к железнодорожной насыпи, и пройдя вдоль неё, повернули на Ланское шоссе. В павильоне с перегруженными урнами у входа Ходок купил папирос и четыре бутылки водки.
  Андрей вспомнил, что Инженер рекомендовал покупать не больше трёх, и сказал об этом Ходоку.
- Мы три и принесём, - был ответ. – Одну сейчас потихоньку ухлопаем.
Погрузив бутылки и папиросы в полиэтиленовые пакеты, они вышли из павильона и углубились во дворы. Пересекли широкую с газоном посреди улицу и оказались среди домов, как капли воды похожих друг на друга. На углу одного из них Андрей прочёл название: «Матроса Железняка».
- Куда мы идём? – спросил он.
- Ко мне домой, - ответил Ходок и направился к подъезду дома, вдоль которого они в этот момент шли.
   Поднявшись на третий этаж, Ходок остановился возле ничем непримечательной двери, выкрашенной в коричневый цвет и не имевшей на себе ни ручки, ни номера. Он вынул из кармана ключи и отпер квартиру.
- Ну, вот мы и на месте, - сказал он, включая в прихожей свет.
  Андрей огляделся и стал расстегивать плащ. По всему было заметно, что он попал в жилище закоренелого холостяка.
- Можешь не разуваться, - сказал Ходок. – Тапочек только пара.
  Он снял кроссовки, сунул ноги в эту единственную пару тапочек и заметил, что Андрей в нерешительности осматривает две другие, по виду женские, стоящие рядом на полу под вешалкой.
- А это для дам, - улыбнувшись, пояснил Ходок. – Но если тебе подойдут, то надевай.
  Андрей всё-таки переобулся. Крупные ступни с трудом разместились в женских тапочках, и ногам, после кед, стало теплее.
  Направившись в кухню, Андрей остановился возле настежь открытой двери в ванную. Унитаз, табурет  напротив с деревянной расчёской на нём, металлическая полка с мыльно-пенными прибамбасами, и полное отсутствие следов женщины..     Мочалка, висевшая на штыре над ванной, имела довольно заброшенный вид.    Андрей подошёл к раковине и открыл кран, чтобы помыть руки. Оглядевшись в поисках полотенца, нашел его висящим за шторой над ванной рядом с сиротливыми женскими трусиками… Ага, подумал он, женщины здесь всё же бывают; вытер руки, глядя в зеркало над табуретом, и отметил, что чужой человек в его исполнении выглядит, в общем-то не плохо; вот только слишком худ, и выражение глаз не вяжется с обликом..
- Тётки от тебя, забыв трусы, убегают? – спросил он Ходока, войдя в кухню.
Тот, уже выставив одну из бутылок на стол, нарезал ломтями сало, лук и хлеб.
- От меня не убегают, - засмеялся Ходок. – От меня пытаются быстро уйти, оставив что-нибудь на память… Садись, погреемся, - показал он жестом на табурет у стола.
Андрей сел и взял протянутый ему Ходоком стакан, наполовину наполненный.
- Ну, - сказал Ходок, - за возвращение без приключений. – И резко выдохнув, осушил ёмкость.
  Андрей, привычно сделав то же, чуть не захлебнулся; водка пошла плохо. Гортань его не была приучена к такому напитку и с трудом протолкнула сквозь себя содержимое стакана.
   Ходок противно хохотнул, придурковато высунул язык и налил ёще по одной.
- Ты закусывай, закусывай, - приговаривал он, выводя жидкость в стаканах на один уровень.
- Я пока больше не буду, - еле отдышавшись, сказал Андрей и разжевал крошечный бутерброд из лука, сала и хлеба.
- А я ещё втерзаю. Входит хорошо. – и Ходок снова опрокинул в себя стакан.
Андрей проглотил закуску и ощутил, что кожа на щеках слегка онемела. В голове стало просторно и непривычно свежо. Откуда-то примчалась и забарахталась мысль: Он, похоже, выпивал впервые.
   Ходок снова налил, подвинул Андрею его стакан и взялся за бутерброд:
- Давай-ка выпьем за то, чтобы ты быстрее приходил в себя, - сказал он и приложил стакан к стакану.
- В себя? –Андрей погрустнел, – от меня презервативы прячут, чтобы я не поранился -- мне бы семью мою увидеть… девчонок, да Вику.
- Зачем? – спросил Ходок, выдыхая.
- Как зачем? – Андрей понюхал напиток и осторожно давясь, выпил.
- Я не понимаю, зачем тебе видеть людей, для которых ты – никто и звать тебя никак.
     Ходока пробрал аппетит. Он жевал бутерброд и внимательно глядел на собеседника:
- Что ты сможешь им дать?.. пятнадцатилетний милиционер?.. Они пошлют тебя подальше, и правильно сделают.
- Мне всё равно надо их увидеть, - Андрей, по примеру Ходока, набросал на хлеб сало вперемежку с луком и начал есть.
- Для чего? Объясни. – Ходок изобразил удивление.
- Как для чего?.. Это же мои дочери и моя жена.
- Забудь ты о своей жене и дочках, - Ходок засмеялся. – Тебе надо быстрее приходить в себя и школу заканчивать.
- Ты что? Не веришь мне? – Андрей даже растерялся. – Ты не веришь, что у меня есть жена и дочки?
- Верю, - невозмутимо ответил Ходок, - только кроме меня, Инженера и тех, кого ты видел сегодня в столовой, никому об этом не говори. Не имеет смысла.
Он взялся за бутылку и с расстановкой добавил:
- Ни к чему.
- Но ведь это не правильно, - чуть было не всхлипнул Андрей, - то, что со мной происходит… Так не бывает.
- Бывает, - невозмутимо молвил Ходок и налил водки.
- Что бывает!? – Андрей вдруг разозлился. – Ты-то откуда знаешь? Это ведь не моё тело, - он хлопнул по себе ладонями, - ты хоть это-то понимаешь?
- Бывает, - тон Ходока не изменился. Он протянул Андрею стакан и примирительно кивнул, - давай накатим.
   Андрей взорвался:
- Что значит бывает?!?!
Он вскочил, и, опершись руками о стол, навис над трапезой, слегка покачиваясь.
- С тобой же произошло, значит, бывает, - Ходок с сожалением поглядел ему в глаза и неторопливо выпил.
   Андрей сел, схватившись за голову руками, и услышал успокаивающий голос собутыльника:
- Чего ты мечешься, как обоссаный?.. Тебе представился уникальный случай начать всё заново. Тебя беспокоит судьба твоих девчонок? Так это совершенно напрасно… Закончишь школу, поступишь в свой милицейский ликбез, познакомишься с ними… да хотя бы как сын приятеля их отца, и женишься на какой-нибудь из них.. или хоть на обеих… Ещё и впечатление на них произведешь воспоминаниями об их детстве.
- Чего?! – ошарашено спросил Андрей.
- Да вот того, - сказал Ходок, закуривая, - кровосмешения в этом случае, как и инцеста, не будет. Тело у тебя другое… ещё и тёще присунешь при случае, по старой памяти. - Он засмеялся, навалившись на стол и весело глядя в очумелые глаза Андрея, - и будет у тебя любовь всего твоего семейства на все времена. Да об этом только мечтать можно.
Ходок затянулся папиросой:
- Мне ба так.
- Ну ты и дурак! – Андрей пошарил по столу глазами, ища чем запустить Ходоку в голову.
- Сам ты дурак, - выдохнул дым Ходок, - я тебе ситуацию моделирую, лучше которой у тебя всё равно нет. Освежись-ка на.
  Он взял стакан Андрея, отлил из него половину в свой и протянул обратно со словами:
- Никому ты не докажешь, что ты – мент со стажем, пока не выучишься на него снова. А уж о том, что ты – отец и муж забудь; мой тебе совет.
   Ходок ловко закинул в себя жидкость и поучительно заключил:
- Мы находимся за периметром, и твоя задача состоит в том, чтобы быстрее адаптироваться к жизни, которую тебе предстоит вести в будущем, а не к той, которая у тебя была.
- Я ничего не понимаю, - вяло проговорил Андрей. – Я не представляю, как из всего этого выбраться..
- А ты не представляй. Я тебе уже всё зарисовал. И выбираться тебе никуда не надо... ты молод, и при этом достаточно опытен, чтобы знать, что молодости противопоказано. Тебе не нравится твоё тело? Займись им и сделай его лучше. А помнить тебе сейчас надо только одно; в твоём возрасте нормальные люди не женятся, и тем более не плодятся.. И если ты нормальный, то значит, нет у тебя ни жены, ни детей.
  Ходок снисходительно посмотрел на собеседника.
- Прищепку не забудь. Отвалилась, - он указал на пол под табуретом Андрея, - а то уйдешь без штанов.
  Андрей выпил залпом водку; порция оказалась как раз для горла; и встал, глядя в пространство надуманно трезво.
   Ходок, почесав упрятанной в перчатку пятернёй затылок, с сомнением оглядел юного выпивоху, присел на корточки, подняв с полу прищепку, и пристроил её на место. Андрей посмотрел сверху на затылок Ходока. «Сейчас бы дать ему чем-нибудь по балде», подумал он, « и поехать домой... Домой...куда домой?..». Андрей вздохнул и снова сел на табурет.
- Пора, пора, - начал торопить его Ходок.
- Ходок, - вымученно заговорил Андрей, - помоги мне их увидеть.
- Кого?
- Девчонок моих и жену.
- Выкинь, Андрюша это из головы.
- Не могу.
- Ты старайся. Делай это сильнее и чаще.
Ходок недовольно засопел, прокладывая газетами в пакете бутылки.
- Ходок, - в голосе Андрея  слышалась мольба, - я просто взгляну на них.
- Тебе не полегчает.
- Полегчает.
Ходок бросил тоскливый взгляд на опустевшую бутылку и сел на табурет. Андрей смотрел на него глазами, в которых Ходок не увидел ничего милиционерского. Это был взгляд мальчишки, тоскующего по семье.
- Ладно, - Ходок хлопнул себя по колену, - я помогу тебе.., - он помолчал и
добавил:
- А ты поможешь мне.
- Когда? – в Андрее затрепыхалась надежда.
- Не сегодня.
- А когда?
- Я должен посоветоваться с Инженером... Возможно, и не завтра. Сейчас мы должны вернуться и проставиться.





Эпизод 4.


     Во весь путь обратно Андрей с Ходоком не перемолвились ни словом. Трамвай с автобусом довезли их каждый до своего кольца по сумеречному городу, который зажигал огни и шевелился народом на улицах. И никому не было дела до двоих беглых помешанных с пакетом водки и в одинаково наглухо застёгнутых плащах.
К калитке они добрались за долго до обозначенного Инженером времени и чтобы не мёрзнуть, перелезли через стену на крышу сараев, взобравшись сначала на металлический гараж; и не забывая при этом оберегать заветный пакет.
    Спрыгнув в проход между сараями, переоделись. Ходок свернул плащи и штанины, выдал Андрею  его тапки, и заперев ящик, направился по тропке между деревьями к светящемуся окнами корпусу санатория. Он не оглядывался, словно знал, что юный мент не отстает ни на шаг. Придя в комнату, Андрей лёг на кровать и почти сразу уснул. Ходок, сменив перчатки и спрятав пакет с бутылками за тумбочку, вышел, проворчав:
- Спи давай. Я скоро.
 
 
 


Эпизод 5



      Разбудили Андрея голоса. Голоса были пьяными и несли околесицу; при-слушавшись к которой, Андрей понял, что он всё ещё там, где живёт человек в перчатках и обитатели щеголяют в однообразных одеждах.
  Рядом с ним на кровати сидели Геолог и Хриплый, а напротив, на койке Ходока, который тоже лежал, прижавшись к стене и придавив локтем подушку, расположились Маршалл и Буля. Инженер в своей неизменной шапочке сидел на табуретке у двери. Другой табурет, застланный газетой, стоял между кроватями и был уставлен стаканами, парой консервных банок, в которых угадывалась закуска, хлебом и резаной луковицей.
- Ты пойми правильно, - вразумлял Ходок Геолога, - весь этот расклад лично мне напоминает спор о том, считать ли половым актом попадание в даму только головки члена, или этим может называться полное погружение подпупины на всю её длину туда же?.. Вот, собственно, и вся ваша терминология.
- Давай договоримся о терминологии… !
- Ты не врубаешься, - обернулся к Ходоку Буля. – Инженер, можно я ему объясню? Он ведь не просто не врубается; он не врубается, что не врубается.
   Инженер, будучи явно пьянее всех, разрешающе махнул ладонью. Он сидел, положив ногу под ногу и, поставив локоть на колено, подпирал рукой подбородок, всем своим видом демонстрируя, что вникает.
- Налей! Едрёна мать! – обратился к нему Буля и взялся за стакан.
Инженер посмотрел себе под ноги, соскользнув локтем с колена, сосредоточил взгляд на бутылке, стоявшей на полу; и старательно контролируя движения, осторожно её поднял, всматриваясь в кромку уровня жидкости..
Обведя горлышком стаканы, заблудившиеся среди лука на газете и плеснув в каждый не более чем на палец, он в последнюю очередь налил Буле, выжидающе держащему свою ёмкость на весу.
- Ну объясни-объясни, - насмешливо проговорил Ходок, поправляя подушку и устраиваясь поудобнее.
- Когда на заре жизни, - начал Буля. – Я имею в виду начало существования чего-то, что стало впоследствии нашей планетой... Так вот, когда на заре жизни появилось нечто; из чего и как оно появилось, будем считать неважным; сейчас нас интересует другое.. Так вот; когда на заре жизни появилось нечто с претензией на планету, оно стало развиваться и достигло того возраста, когда его можно стало назвать землёй; то есть с течением времени планета набрала вес, покрылась всевозможными  всевозможностями  и  заняла своё место в системе, которую принято называть солнечной;  и если сейчас  земля расположена на определенном расстоянии от светила, то можно заключить, что изменить своё положение на орбите без серьёзных причин, внешних или внутренних, мы, то есть – она, не можем. Наше положение в солнечной системе обусловлено не только массой планеты и углом наклона оси её вращения, но и тем, как она расположена во времени.. А это – немаловажно.. Покамест, - Буля, казалось, зашёлся в экстазе, - её размеры, масса, и то как она движется в каждый промежуток мгновений.. отвечают исключительно её сиюсекундным параметрам…
Маршалл недовольно покосился на Булю.
- Атмосфера, растительность, её поддерживающая; даже гравитация – все эти процессы направлены к тому, чтобы обезопасить планету от стрессового воздействия извне. Здесь экстра-процессы сильно влияют на то, как поведут себя их внутрипланетные родичи, то есть - интропроцессы; только посредством этого земля делает то, что она сейчас делает.
    Буля умиротворенно замолчал и вздохнул. Все вразнобой выпили, и посчитав, что речь окончена, начали закусывать.
   Инженер, словно только очнувшись, посмотрел на сгоревшую до фильтра сигарету в своих пальцах и махнул Буле рукой:
- Продолжай-продолжай. Мы все – внимание.
- Ну что ж.. хорошо, - Буля пожал плечами. – всем этим внешним и внутренним действиям существа с видом гомосапиенсов разгуливающие по планете, придумали название «природа»... Ну назвали маму мамой – не важно. Название не важно – это-то поняли? – он вопросительно оглядел заскучавших и закусывающих собутыльников. – Но странно то, что со временем, из-за неважности названия стали отказывать в важности носителю названия. Речь даже не об оружии.. Как знать, может  быть, обыкновенные теплицы и оранжереи, обманывая теплом живущие в них растения, обманывают Землю, убеждая её в том, что процессы на экваторе возможны  и  на полюсах.. Обманутые  внутренности  планеты  настраивают её в соответствие с вошедшей информацией, и получается так, что благодаря нашей опытной деятельности над природой, планета приходит в качественно новое состояние..  пусть  медленно, но приходит.. И нет никаких гарантий, - Буля возвысил голос, - в том, что мы необходимы или даже возможны в этом новом её состоянии.
- Ни  хрена  себе,  ты  загнул, - подал голос Геолог.
- Очень может быть, - безжалостно продолжил Буля, - что всеми своими экспериментами на земле мы сами себе роем могилу в море.
- Но мы же появились, - с сарказмом сказал Хриплый. – Значит ничего противопоказанного природе не представляли. А раз  так, то не могли не развиваться, как и все в той же природе. Значит она, так сказать, должна была рассчитывать на наше рождение, как минимум, и, как максимум,  не могла не знать, что её в связи с этим ждёт; если она наша база и мать наша, то, в конце концов, могла бы и приспособить нас к тому, чтобы мы ей не вредили….
- Стоп, - сказал  Геолог, -- вот здесь-то и настал момент смочить горло. Инженер, наливай!
Задремавший было Инженер шевельнулся на табуретке; поискал глазами бутылку; нашел и… начал искать её руками.
- Давай –ка мы сами, - опередил его Геолог.
- Угу, - промычал Инженер.
- Так ты считаешь, - снова заговорил Буля, обращаясь к Хриплому, - что мы должны были появиться?
  Маршалл, наблюдавший за тем, как Геолог распоряжается водкой, скривился при этих словах, как от зубной боли. Геолог же распоряжался напитком гораздо щедрее Инженера.
- Кроме того, - подал голос разливающий, - мы должны были возглавить всех земных тварей.
- Ага, - усмехнулся Буля, - потому как – вумные!?
- Ты смеешься напрасно, - Геолог отдал Ходоку пустую бутылку и взял у него полную, которую тот вытащил из-за тумбочки, - я, кстати, готов обосновать.
Он распечатал бутылку и прошелся бульками по стаканам.
- Конечно-конечно. Пожалуйста. – Буля начал рыться в карманах в поисках курева, - как истинный геолог ты просто обязан иметь свою точку зрения о нашей тверди.
- Опять издеваешься?
- Да ничуть! Я готов слушать… Давайте хлопнем.
Все чокнулись. Глянули на Инженера, пару раз всхрапнувшего, и одновременно крякнув, выпили.
- Давай, Геолог, - сказал Хриплый, - пора фон создавать, а то Инженер проснётся; замучает своими дозами.
   Закряхтел Маршалл. Он начинал потихоньку ненавидеть своих приятелей. Андрей, тоскливо лёжа слушавший выпивох, встретился с ним глазами и понял, что Маршалл не просто ненавидит сейчас всех, а ненавидит так, как наверно бездомный бродяга ненавидит зиму. Вояка ёжился от ненависти, как от холода, и только наличие водки удерживало его от ярости.
- Ну, хорошо, - начал Геолог под храп Инженера, - значит  так… возьмём  за отправную точку тот момент в развитии Земли, когда жизнь уже существовала, но разума ещё не было...
- В том виде, в котором его привыкли представлять люди, - сделал уточнение Буля.
- Ладно, - согласился Геолог, - на всякий случай прибегнем к аналогии... Представьте, что на плите стоит чайник с водой. Вода нагревается, и  достигнув температуры кипения, разумеется, закипает. Причём заметьте, вода закипает лишь тогда, когда для этого появляются предпосылки; в данном случае это температура кипения… Закипеть раньше, ни тем более позже вода не может. Условия для процесса возникли, следовательно, вода не может не закипеть..
- Короче можно? – осведомился Маршалл.
- И вот Земля в своём развитии достигла стабильности, - не обратив внимания на Маршалла, продолжил Геолог, - жизнь уже существовала; растительная, животная, а разума ещё нет..
- Его и сейчас здесь не видно, вне зависимости от жизни, - снова встрял Маршалл.
- Так вот, - Геолог пропустил мимо ушей возглас самого нетерпеливого и воинственного собутыльника. – Мне кажется, что здесь, как и в случае с чайником, разум возник лишь тогда, когда для этого появились предпосылки. Я хочу сказать, что за секунду до появления на Земле первой мыслящей субстанции, предпосылок для её появления не было; иначе, почему бы ей тогда не появиться именно на эту секунду раньше? Другой вопрос: где эти предпосылки возникли? Я этого не знаю. Но я знаю, что чайник не может закипеть раньше положенного времени, необходимого ему для накопления достаточной температуры. И также разум не мог возникнуть раньше того момента, в который всё способствовало его появлению. И позже возникнуть он тем более не имел права. Ну представьте себе как вода греется уже битый час; огонь жарок, температура достигнута, а кипения нет; не логично – согласитесь?
- Согласен, - пуская кольцами дым, молвил Буля. – Но ты, кажется, хотел обосновать то, что природа сама ответственна за творимое с нею нынешними разумными существами?
- Да-да, сейчас мы к этому подойдем. Просто необходимо было начать издалека, чтобы цепочка была прочнее….. Так вот, разум возник как следствие постепенного развития планеты…
- Ты точно знаешь, что не наоборот?..
- Маршалл, заткнись, пожалуйста. Дай послушать специалиста…
-..Где-то на Земле появились определенные условия, благоприятствующие зарождению первых мозгов, и эти мозги не замедлили возникнуть. Теперь подведём под это твою, Буля, версию о процессах и получим следующее: разумные существа есть не что иное, как часть всё тех же внешних процессов, посредством которых глубины Земли получают информацию о происходящем на поверхности. И если носители разума и языков творят что-то, значит это «что-т0» не может противоречить природе, частью которой они являются. Вся жизнь планеты изначально была обречена на появление людей. Случайность лишь в том, в какой части Земли наличие предпосылок для появления разума достигло нормы.
- А может быть случайностей нет вообще? – проговорил Хриплый, принимая от геолога Эстафету по разливу водки.
- Есть неопределенности и совпадения, - задумчиво сказал Ходок, глядя, как опустошается бутылка в руке Хриплого.
  Терпение Маршалла лопнуло.
- Ты говоришь: что для кипения чайника необходимы огонь и время? – сквозь зубы процедил он, в упор глядя на Геолога, - а кто же поставил чайник на огонь?
   Молчание зависло.
   Инженер качнулся и рухнул на пол.
   Все одновременно повернули головы в его сторону.
И по прежнему молча наблюдали, как он снова примостился на табурете, поискал в карманах сигареты; не нашел и осоловело уставился на своих подопечных.
- Почему молчим? – икнул он и водрузил на голову свалившуюся газетную шапку.
- От-ве-чать! – выдохнул Маршалл, сверля Геолога взглядом.
- Ты на что намекаешь? Хрен в папахе, - невозмутимо спросил Геолог.
Хриплый захохотал.
- Он намекает на то, - заулыбался Буля, - что чайники на плиты сами не взбираются...
- И если есть кто-то, кто ставит чайник, - сквозь смех проговорил Хриплый, - тогда придется признать, что не разум стал следствием развития Земли, а наоборот.
- Безмозглые солдафоны, - раскачиваясь, шептал Маршалл.
Дверь открылась, и появилась Сергеевна. Андрей впервые мог разглядеть её ближе. Похоже, она действительно не признавала лифчиков.
- О-О! – в один голос протянули собутыльники, - Ганоля пришла!
- Ганоля, тебе чего? – усмехнулся Сергеевне Ходок.
- Молодёжь уже спит, а пожилёжь все ещё водкой занимается, - Сергеевна поправила шапочку и положила руку на плечо Инженера, - выйдем-ка. Поговорить надо.
Инженер встал, качнулся, и за ним с Ганолей закрылась дверь.
- Сейчас она ему вставит, - предположил Геолог.
- Или он ей, - добавил Ходок.
- Не поймешь этих баб, - поморщился Буля, - чего они всегда хотят?
- Да уж, - молвил Ходок. – То они хотят… то не хотят… то не могут… то хотят так, что аж не могут..
- Да-а, они  всё видят.. И хотят видеть…
- Да-а, и рассчитывают…
- И готовятся…
- На что рассчитывают..? К чему готовятся?..
Питьё закончилось, и собутыльники разбрелись, оставив табурет с закуской на попечение Ходока с Андреем.
- Ты говорил с Инженером обо мне? – спросил Андрей Ходока, сортировавшего остатки застолья по принципу – это выбросить, а это – пригодится.
- Да.
- Что он сказал?
- Сказал, что может провернуть это хоть завтра... Только сначала придётся отвлечься на моё мероприятие, а потом займёмся твоим. Это – условие завтрашнего  выхода за  периметр... Моё условие.
- Хорошо. Что это за мероприятие?
- Ты всё увидишь. Вопросов не задавай. Поможешь мне – я помогу тебе.
 
 
 
Эпизод 6




     Трамвай испустил электрический дух и замер посреди  Светлановской площади.
Андрей  не помнил утра. Пробуждение с умыванием и заходом на унитаз возникли в памяти, как во сне. Весь день до вечера он жил ожиданием выхода за периметр.
     Они покинули с Ходоком вагон, и Андрей закурил. Сегодня важный день; в здравом уме и твёрдой памяти он собирался смотреть на семью. Свою семью, в которую, как он теперь понял окончательно и бесповоротно, ему дороги нет. По крайней мере, в том виде, в котором он сейчас курил. Курить не хотелось, но было нужно. Хранить спокойствие сейчас каким-то иным способом Андрей не мог.    Ходок пообещал переодевание в более подобающий вид, по сравнению с тем, в котором оба сейчас пребывали. Потом необходимо было помочь Ходоку в его предприятии, о котором он умалчивал до сих пор.
- Ты всё увидишь, - повторил он утром, - наберись терпения.
  Терпения-терпения, повторял про себя Андрей; сколько же его нужно, чтобы всё это терпеть.
   Они пришли в знакомый дом, открыли коричневую без номера дверь и вошли. Опорожнённая накануне бутылка так и стояла на столе. Сняли плащи, обрезки джинсов. Ходок строго проконтролировал, чтобы Андрей убрал штанины соответственно карманам плаща и так же разложил прищепки.
   В самой большой комнате этой холостяцкой берлоги, казавшейся Андрею теперь преддверием рая, он, улыбаясь, осматривался, пока Ходок копался в шкафу в поисках подходящей одежды.
  Над диваном, на котором уселся Андрей в ожидании облачения, на гвозде, вбитом в стену, висела кобура от маузера. Он коснулся пальцами её деревянного тела, и бросив взгляд на Ходока, сдернул ремень с гвоздя. Кобура была пуста. Из отверстия под рукоять ничего не торчало. Кнопка под крышкой плавно и туго, как новая, поддалась, и вскрылось деревянное чрево убежища одного из самых легендарных пистолетов.
- Это от маузера матроса Железняка, - заметив манипуляции новоиспечённого подростка, сказал Ходок, - он тут неподалеку в Пушкина пристреливался... Шутка… да машинку коллеги твои изъяли, как вещдок, а кобура осталась.
   Он хохотнул, разглядывая штаны, извлеченные из шкафа:
- … Держи.
    Штаны чудовищно малинового цвета в мельчайший рубчик повисли на плече Андрея. Он стряхнул их на диван, закрыл кобуру и только сейчас обратил внимание на деревянные вставки в её корпусе. Неведомый умелый мастер скрепил когда-то треснувшее дерево швами совершенно другой породы, вогнав их так, что кончика иглы не вставить в зазор. Швы затерлись и потемнели. Вот ведь мастак, подумал Андрей; с каким терпением надо было вытачивать все эти детали; чтобы не только комар носа не подточил, но и по башке можно было б ударить так, чтобы не испортить оружие...
- Под левшу кабура, - сказал Ходок и бросил в Андрея куртку с рубахой.
Напялив малиновые штаны и куртку из лоскутов темнокоричневой кожи поверх зеленой клетчатой рубахи, Андрей оглядел себя в зеркале и понял, что обувь при таком наряде может быть любая. Ходок нашёл для него в коробке на шкафу рыжие остроносые туфли, и критически окинув взглядом молодого мента-самозванца, заметил:
- В пижаме ты, конечно, выглядишь более здоровым, но в данной ситуации это значения не имеет.
  На себя Ходок надел армейский бушлат, прямо на голое тело, а поверх пижамных штанов флотские расклешенные брюки, заправив их в сапоги на молниях.









Эпизод 7





      По прежнему избегая метро, троллейбусами и трамваями они добрались до северных районов Щемиловки. Ходок, игнорируя вопросы Андрея, повёл его пешком от Пролетарки в направлении Купчино.
    Они упёрлись в насыпь, двинулись вдоль неё, и Ходок нашёл тропинку, крутую, под стать насыпи, и извивающуюся по ней. Перескакивая рельсы, стрелки и лужи, они миновали железнодорожное полотно и уткнулись в бетонный забор. Ходок осмотрелся.
- Подсади-ка меня, - попросил он.
  Андрей соорудил из рук замок и принял в него ступню Ходока. Сил хватило лишь на то, чтобы руки не расцепились, и Ходок по плечам, ругаясь, взобрался на изгородь.. Оседлав её, он склонился вниз, протягивая пятерню в вязанной перчатке и прохрипел:
- Заползай.
Андрей, схватившись за руку, вскарабкался на забор и сел рядом с Ходоком.
- Прыгай так, чтобы ступни были вместе, - сказал Ходок и соскользнул со стены.   Андрей то же. Оступился одной ногой, падая набок. Попытался сгруппироваться.   По привычке. Тело подчинилось плохо. Ушибся плечом..
    Так и ключица уйдет, подумал, вставая и глядя вслед уходящему Ходоку.
    Догнал его.
    Они оказались в месте до странности схожим с гаражным комплексом возле санатория; такие же металлические коробки, проволока вокруг; с той лишь разницей, что место было абсолютно нехоженое. Не было даже намека на фантики, занесенные ветром. Так было тихо. Андрей вдруг ощутил, что ещё ни разу не было так тихо. Вокруг. В нём самом; вплоть до карманов. И Ходок не издавал ни звука.
   Они подошли к одному из железных коробов, и Ходок снял обрезок пластиковой бутылки с замка на его воротах.
- Ты собираешься угнать машину? – спросил Андрей.
- Нет. Это машина моего приятеля, - Ходок возился с замком. – Ты же видишь – я ключом открываю… Минус только один: у нас нет документов. Ни на машину, ни на нас.
  Автомобиль оказался жигулёнком третьей модели.
- Запомни его номер и иди к воротам, - приказал Ходок. – Встань возле шлагбаума, и когда я подъеду, просто подними его. На охрану внимания не обращай. В будке сидит дедок; он не успеет даже выйти.
  Андрей отправился в сторону, указанную Ходоком, и через минуту, свернув за ряд однообразных стальных коробок, оказался возле будки охранника. Шлагбаум нависал над большей частью проезда. Андрей попробовал его поднять; полосатая рейка легко поддалась. Из будки не доносилось ни звука. Подъехал Ходок, и Андрей забрался на пассажирское сиденье.
  Они ехали какое-то время вдоль железобетонного забора, и Андрей осматривался, пытаясь определить, где они находятся.
- Выберемся на Витебский, а там совсем недалеко до места, - сказал Ходок.
  Проехав через площадь с круговым движением, они свернули в боковой  проезд, и Андрей оглянулся.
- Наши!.. – выдохнул он, посмотрев на Ходока.
  Тот глянул в зеркало и прибавил газу. Сзади действительно неведомо откуда взявшийся замаячил уазик с мигалкой на крыше. Он свернул за ними в карман; мигалка не горела, но уазик не отставал. Ходок вырулил на основную проезжую часть и добавил газу.
    Над уазиком заметался синий цвет.
Ходок выругался, и выжимая из двигателя последние обороты, погнал машину к показавшемуся впереди перекрестку. Он вложил жигуль в поворот, и они понеслись в сторону Благодатной. За спиной взвыла сирена.
   Свернув под железнодорожный мост, Ходок крутнул баранку вправо, и за окном понеслась платформа Воздухоплавательного Парка.
  Игнорируя сигналы светофора и выжимая из трёхи последние соки, Ходок гнал к Лиговке. Где-то далеко впереди раздался ещё один вой сирены. Видимо, из уазика сзади уже передали ближайшему патрулю о приближении торопливых автолюбителей.
   Вскоре и впереди замаячил синий свет над крышей оперативной машины. Ходок сбавил скорость, озираясь, и повернул налево в ближайшую улицу. Они проехали до маленькой круглой площади, засаженной в центре кустами, и Андрей с ужасом увидел, что дальше никакой улицы нет; ворота какого-то предприятия, наглухо закрытые, и вокруг голый железобетонный забор. Тупик.
 Ходок бросил педали, и машина, фыркая и пытаясь заглохнуть, поползла по кругу.
Патрульный экипаж в белых Жигулях остановился, свернув в улицу и не доехав до площади метров сто. Андрей видел, как из машины вышел человек, и поблескивая белыми полосками на униформе, неторопливо направился в их сторону.
  Тройка, дергаясь и неровно урча на первой передаче, замыкала круг. Ходок не трогал педали, наблюдая за приближающимся  блестящим силуэтом. Тот призывно помахал рукой, словно знал, что беглецы теперь никуда не денутся, и всё, что им остаётся – это максимум открыть окно и высунуть дурацкую голову.
  Ходок вывернул ему навстречу, воткнул третью и дал газу. Провернув колеса, машина полетела прямо в серый с белыми полосками силуэт в центре дороги.
Милиционер схватился за кобуру и отпрыгнул в сторону. Жигуль чиркнул правым зеркалом о ткань униформы, и Андрей увидел удивленное лицо опера, пытающегося устоять на ногах и вынуть пистолет. Водитель оперативной машины выскочил из-за руля и вытянул вдоль крыши руку, целясь в проносящихся мимо психов.
  Андрей зажмурился, ожидая услышать хлопок, но выстрела не последовало. Когда он открыл глаза, прямо на них в улицу свернул добравшийся, наконец-то, до места событий уазик.
- Ходок, врежемся! Сворачивай! – завизжал Андрей не своим голосом.
- Это их забота – сворачивать, - прохрипел Ходок, ведя машину на таран.
  Уазик шарахнулся в сторону, и чуть не опрокинувшись, остался сзади, став поперёк улицы. Тройка вылетела на Витебский проспект и с трудом вложилась в поворот. Сзади взвизгнули тормоза, и метнулся в сторону свет фар. Секунды Ходок вёл машину на всех оборотах, и вдруг оттормозившись, бросил жигуль в поворот на улицу, параллельную той, на которой остались их преследователи. Они пронеслись мимо жилых зданий, и вновь оказались в тупике. Сзади опять взвыла сирена… Так быстро!? Андрей обмяк на сиденье.
  Ходок оглянулся:
- Еще одни?!
  Он свернул во двор между двумя домами и загнал машину на детскую площадку.
- Бежим. Быстрее, - сказал он Андрею.
 Тот вывалился из двери и бросился за Ходоком, который с разбегу пролез  в дыру в заборе, ничего не огораживавшем. Буквально в двух метрах от дырки забор обрывался, и его можно было обежать, но дыра была ближе. Андрей проскочил в неё вслед за Ходоком и услышал, как сзади во двор въехал очередной патруль.
Добежав до пятиэтажки в глубине двора, Ходок заскочил в ближайший парадняк и бросился по лестнице вверх. Андрей, поспевая за ним, почувствовал, что начинает паниковать. Куда они бегут?! Это же ловушка, даже если чердак не заперт. Скакать по крышам? Куда?
   Между четвёртым и пятым этажами Ходок остановился и осторожно посмотрел сквозь окно во двор. Отпрянув от стекла, он глянул на Андрея и приложил палец в перчатке к губам.
  Андрей присел на корточки, прислонился к стене и бессильно положил на колени руки.
   Ходок обвёл взглядом двери на пятом этаже, затем на четвертом, и решительно направился к одной из них. Андрей проводил его взглядом и поднялся. Ходок нажал кнопку звонка, подождал немного, и ещё дважды настойчиво позвонил.  Щёлкнул замок, и дверь открылась. Ходок протиснулся в квартиру, отталкивая кого-то, стоявшего за дверью, и громким шепотом кинул:
- Сюда!
  Андрей быстро заскочил следом и увидел миниатюрную очкастую дурнушку, удивлённо открывшую рот, и с каким-то восторженным ужасом смотревшую на них.
- Веди себя тихо, и всё будет хорошо, - прошипел на неё Ходок, и быстро обернувшись, щёлкнул замком на дверях.
  Очкастая, неопределенного возраста дамочка в пёстром халатике, попятилась, и наткнувшись на стул сзади, села на него. Ходок стремительно приблизился к ней, и наклонив лицо почти вплотную к дернувшимся очёчкам, поднял палец, чуть ли не ткнув им в нос между окулярами:
- Мы – бандиты. Веди себя хорошо, и все будет нормательно.
Он выпрямился, осмотрелся, прислушиваясь, и уже более спокойно спросил:
- Кто-нибудь ещё в квартире есть?
- Муж, - шепотом ответила очкастая.
- Где он?
- Спит, - так же шепотом был ответ.
- Где кухня? – снова склонился над ней Ходок.
- Там, - она мотнула головой.
- Пошли, - Ходок взял её за руку и заставил подняться со стула.
Все трое прошли в кухню, и Ходок усадил хозяйку в углу возле окна.
- Мы немножко у тебя перекантуемся, а потом уйдём, - сказал он, быстро посмотрев в окно и довольно долго на очкастую.. – Свет включать не будем.
Ходок сел, женщина осторожно вздохнула.
- У тебя выпить есть? – спросил Ходок, продолжая её внимательно разглядывать.
- В другой комнате, - она судорожно шевельнулась под пёстреньким халатом, собираясь встать.
- Неси. – Ходок не спускал с неё глаз.
Женщина поднялась, и, осторожно ступая, двинулась мимо Андрея из кухни. Он сделал шаг в сторону, давая ей пройти, и вопросительно посмотрел на Ходока. Тот улыбнулся и проговорил, обращаясь к женщине:
- Если хочешь, можешь пригласить мужа.
- Она нас не сдаст? – спросил Андрей, когда хозяйка вышла.
- Ты когда-нибудь видел, как кошка попадает под трамвай? – спросил Ходок, расстегивая сапоги и расправляя над ними флотские клеша.
- При чем здесь кошка? – не понял Андрей.
- Она бежит рядом с крутящимся колесом, догоняет его и ныряет под реборду… для неё это – завораживающее действо… - Ходок привел-таки брюки в свободу над сапогами и стал похож на партизана в самоволке, - и кошечки нет… Отправляется на соскок.
  Андрей, не понимая, глядел на него. Тот перестал улыбаться:
- Нет у неё никакого мужа. Живёт одна и хочет приключений… Потому и дверь открыла. Ей всё равно: что в этот халат и очки наряжаться, что двери открывать кому ни попадя… И водка у неё наверняка будет непочатая.
   Появилась очкастая, держа в руках нераспечатанную бутылку коньяка.
   Ходок поманил её жестом к себе.
   Женщина подошла, протянула ему бутылку и села в уголке, снова осторожно вздохнув. Ходок осмотрел горлышко бутылки, глянул на свои руки в перчатках и вернул коньяк.
- Открывай, - насмешливо проговорил он.
Женщина довольно быстро и даже как-то изящно откупорила бутылку и вызывающе посмотрела на своих нежданных визитёров. Во мраке трудно было разглядеть, улыбается она или недовольно кривится.
  Андрей повертел головой, ища стаканы, и женщина махнула рукой в сторону ящика, висевшего над раковиной:
- Стаканы там, молодой человек, - шёпотом произнесла она, зажала бутылку между колен, сложила кисти вокруг горлышка и оттопырила мизинчик.
  Андрей, стараясь не шуметь, нашёл в сушилке три стакана, и, подойдя к столу, замер, прислушиваясь. С лестницы донеслись голоса.
- Вы не будете делать со мной ничего плохого? – настороженным шёпотом спросила очкастая.
- Мы будем делать с тобой только хорошее, - таким же шёпотом ответил Ходок, - наливай.
  Андрей поставил стаканы на стол.
Они хрустально звякнули, и хозяйка стала настраивать коньячную струю.
Налив одинаково всем, она посмотрела на Андрея и добавила в два стакана ещё на палец. Андрей собрался было взять один из них одновременно с Ходоком, но был опережён женщиной.
Ходок усмехнулся и чокнулся; сначала с хозяйкой, а затем с Андреем.
- Как тебя зовут? – спросил он очкастую.
- Нина.
- Будем знакомы, Нина, - Ходок поднял стакан. – Мы представляться не станем, извини.
- Я не в претензии, - тихо сказала та, пожав плечами, - я понимаю.
 Она залпом выпила, встала, и, подойдя к холодильнику, вынула из него тарелку с котлетами и колбасу.
Звуки на лестнице затихли. Ходок налил ещё, соблюдая порции, предложенные Ниной, и достал папиросы.
- Ты не против, если мы покурим? – спросил он нарезавшую колбасу Нину.
- Курите, - тихо ответила она и поставила рядом с бутылкой блюдце. – Это для пепла, - ткнула она в него пальчиком.
  Ходок задымил, навалившись на стол и подперев щёку рукой, наблюдая за движениями Нины.
- Домой поздно возвращаешься? – спросил он её.
- Бывает. – Нина поправила очки и сложила нарезанную колбасу на тарелке.
- И часто бывает?
Она пожала плечиками и села:
- Частенько.
- Будь осторожна, когда ходишь поздно одна, - Ходок стряхнул пепел и взялся за стакан, - город полон маньяков.
  Нина снова пожала плечиком, кивнув головой, пригубила коньяк, и взяв кусочек колбасы опять поморщилась:
- По моему, я не представляю для них интереса.
  Ходок откинулся назад, усмехнувшись, осушил свой стакан и весело глянул на Андрея. Тот тоже выпил, поискал глазами куда бы сесть, придвинул к столу табурет и шлёпнул на него почти уже привычный  худосочный зад.
- Для маньяка представляет интерес любая доступная женщина…  в пределах досягаемости рук… предпочтения лишь в нюансах, - промурлыкал Ходок.
- Возможно, - согласилась Нина, и  вынув из кармана халатика узенькую белую пачку, достала из неё тонкую сигарету.
  Ходок протянул в её сторону руку и щёлкнул зажигалкой. Нина слегка подалась вперёд, прикуривая, и Андрей  в свете огня разглядел, что лицо её – совсем-совсем никакое.
- Женщины, Нина, - заговорил Ходок, - потому и попадают в руки маньяков, что слишком их не до оценивают в ближайшем приближении… Ведь то, что перед ними маньяк, или даже за минуту до того, как это становится очевидным, почему-то им не ясно. .. Хотя в глазах у него всё написано. В темноте разглядеть это бывает сложно, но никто не мешает чувствовать другими местами.
   Нина молча курила, глядя куда-то в стол, а Ходок затушив папиросу в блюдце и закинув руки за голову, посмотрел в сумеречное окно и, как показалось Андрею, чуть ли не мечтательно проговорил:
- Бывает, смотришь на лицо женщины и понимаешь, что она никогда, никогда не согласится на анал... И что с ней происходит, когда она понимает, что извращение неизбежно… Ты бы видела…  А ведь бывает, что придя в себя, она может лишь кричать, и лучшим для неё становится лишь забытьё…
   Он положил руки в перчатках перед собой на стол, посмотрел на бутылку и добавил:
- Я это знаю по работе.
  Андрей покосился на него и поровну налил коньяк в стаканы. Все в молчании выпили...
- Он будет идти за тобой, подбирая шаг, и если зима, ты даже не услышишь скрипа снега под его ногами… В этой игре,  Нина, он – профессионал. Остальные – дилетанты… и ему не надо оправдывать свою охоту… Если ему и надо что-то оправдывать, то только необходимость этой охоты, и оправдывать только перед собой… Ведь награда для него – тёплая попа, Нина, а наградами своими он привык распоряжаться полностью.
  Ходок опять налил коньяка. Только себе. Выпил, и улыбнувшись очкам напротив, сказал очень спокойным голосом:
- Поэтому будь осторожной, Нина, и всегда носи в сумочке фонарик.
  Нина смяла в блюдце сигарету, плеснула себе в стакан, вздохнула, держа его на весу, и не на кого ни глядя, выпила.
- Может быть чаю попьём? – предложил нерешительно Андрей.
- Нет, - ответил Ходок, - пора идти. Осталось только снабдить Нину и её супруга инструкциями на случай появления каких-нибудь гостей… на всякий случай; и сразу двинем… Идём. – обратился он к хозяйке, вставая и протягивая ей руку.
  Она поднялась со своего места, проигнорировав жест Ходока, и направилась из кухни.
- На коньяк не налегай и с чаем не заморачивайся. Не греми посудой; я скоро, - проговорил Ходок, обходя притихшего Андрея  и следуя за хозяйкой.

   Андрей остался один. Сжавшись на табуретке, он уставился в зашторенное окно, словно сквозь ткань силясь увидеть что происходит снаружи. Ни звука не было нигде. Вдруг шторки замерцали мигающим светом, и с улицы донеслись звуки вразнобой заведённых двигателей. Звуки усилились, и мигающие огни как будто куда-то поплыли. Через минуту шторы погасли, и вновь наступила тишина. Андрей огляделся в сумерках кухни и поднялся, собравшись плеснуть себе из бутылки. Скорее для храбрости, чем от желания выпить. Он уже взял в руку ёмкость, как вдруг расслышал слабый стон, донёсшийся из глубины квартиры и заставивший его напрячься. Внутри желудка что-то противно дёрнулось вниз… Ходок убивает эту тётку с её мужем, -- мелькнуло в голове, - устраняет свидетелей, гад… Стон повторился. Андрею показалось, что он не женский. Вернув бутылку на стол, он схватил нож, которым Нина резала колбасу, и бросился из кухни полный решимости остановить злодейство.
 Влетев в комнату с ножом наперевес, Андрей остановился, остолбенев. Абсолютно голая  Нина сидела верхом на Ходоке, руки которого были прижаты к дивану её коленями. Перчатки Ходока лезли в глаза из-под матовых ног наездницы, а его носки были увенчаны прищепками. Андрей сглотнул слюну; только носки, или пальцы вместе с ними..? Нина сделала движение вперёд к ночному столику с тускло горящим ночником и, водрузив на нос очки, оглянулась на вошедшего, не возвращаясь в исходное положение и нависнув грудями над лицом Ходока. Тот издал слабый стон.
   Нина увидела нож в руке Андрея и выпрямилась. Прогнулась, и, поправив пальчиком очки на переносице, спросила ещё сильнее застонавшего Ходока:
- Рассказывая о маньяках, ты имел ввиду его?
  Она сделала неуловимое движение бёдрами, и Ходок под ней судорожно дёрнулся, выпучив на вошедшего Андрея ошалевшие глаза и с трудом выдавив из себя:
- Нн-нет…
  Андрей убрал нож за спину и смущённо огляделся, зачем-то открыв рот. В слабо освещённой комнате присутствия мужа не наблюдалось.
- Не надо срабатывать мои нервы, юноша, - раздался голос Нины, - снимайте штанишки и присовокупляйтесь.
  Она, улыбаясь глядела на Андрея поверх очков, прижав руками к дивану грудь Ходока, который конвульсивно дёргался и мотал из стороны в сторону головой…
- Ей надо чаще улыбаться, -- подумал  Андрей, -- совсем другое лицо…



Эпизод 8



  Они ушли, не попрощавшись с Ниной. Она так и осталась за столом с недопитой бутылкой и даже не пошла закрыть за ними дверь. Наверно было далеко за полночь. Ходок с Андреем выглянули из парадняка в ночную тишину. Никого... Пройдя вдоль дома, они свернули на улицу, ведущую к Витебскому проспекту, и Ходок, закуривая, сказал:
- Не оглядывайся и не смотри по сторонам. Все должны видеть двух человек, не имеющих к тому, что здесь недавно было, никакого отношения.
- А куда мы должны были приехать? – спросил Андрей.
- На Цветочную улицу, и там загнать машину за денежки.
- Без документов?
- Ну, так ведь и недорого.
- А как же твой приятель? Он не против продажи?
- Ему не до этого.
- Почему? – удивился Андрей.
- Он отсутствует.
- Занят? Или умер?
- Нет.
- Что ж с ним случилось? – вопрос прозвучал настолько полицейски, что Ходок аж скривился.
- Какая тебе разница?.. Что за вопросы? Хорошо!.? – Ходок остановился, пытаясь поймать такси. - Машины всё равно теперь нет и денег заработать не удалось. Она была, кстати, только оформлена на приятеля. Я на ней по доверенности катался.
- И где же теперь доверенность? – не унимался Андрей, обратив внимание на то, что Ходок пропускает частников и старательно вываживает жёлтых волг.
- Доверенность вместе со всеми документами сгорела нафиг.
- Как сгорела?.. А почему ты частника не ловишь?
- А вместе с ней сгорел ещё и дом, - добавил вдруг Ходок, останавливая, наконец, жёлтого извозчика. – А на такси, - он обернулся к Андрею, открывая заднюю дверь, - меньше шансов быть остановленным гибэдэдой… Правда, шеф? – окликнул он водителя.
- Не беспокойтесь, парни, - отозвался тот, - скажите куда ехать, и всё будет по чертежам.
Андрей с Ходоком разместились на задних сиденьях, таксист посмотрел на них в зеркало и оглянулся:
- Ну и видок у вас, ребята. Деньги-то есть?
- Есть, не беспокойся, - Ходок вынул из недр бушлата старинного фасона замшевый кошелек, щелкнул шариками на его чреве, и вытянув четыре сотенные купюры из толстого рулончика, свернутого внутри, протянул их таксисту.
- Куда вам? – осведомился тот, приняв деньги.
- На Петроградку к Горьковской, - сказал Ходок, - и сильно не гони. Нам приключения ни к чему.
  Пока ехали, Ходок дважды успел покурить. Андрей пытался расспросить его о работе, упомянутой в гостях у Нины, но Ходок, сказав:
- О прошлом ни слова, - попросил таксиста сделать радио громче.
- А Нину ты знал раньше?
- Нет.
- Точно?
- Да.
- Что да?
- Точно нет, - ухмыльнулся Ходок. – Интересно, какой ответ тебя устроит больше, школяр хренов.
- Интересно, чем она занимается?
- Преподаёт в лицее языкознание. Гы-ы… Шутка. И не срабатывай мои нервы, юноша.. Гы-ы… Ух, как она хохотала и злилась. Страшно приятно. Тебе хоть понравилось?
- А что будем делать  на Горьковской? – попытался возмутиться Андрей..
- Пока не знаю, - сказал Ходок, - посидим, осмотримся. Там видно будет.
  Время открытия калитки давно миновало, и Андрей предложил переночевать на квартире Ходока, а завтра утром отправиться на Наличную, чтобы застать жену, уходящую на работу, и дочерей, идущих в школу.
- Посмотрим, - ответил Ходок.
  Спустившись с моста, таксист проехал по Каменноостровскому, и свернув на Кронверкский, остановился. Путники покинули машину, перешли трамвайные пути, и углубившись в парк, оказались возле ряда стеклянных павильонов с игровыми автоматами. Тут же было кафе, над дверью которого светилась вывеска «24».
   Не смотря на позднее время, народу в кафе было много. Деревянные столы, вытянувшиеся от стен перпендикулярно проходу, были почти все заняты посетителями. Ближе к барной стойке за столом, уставленном водкой и обильной закуской, группа чернявых парней что-то громко и гортанно обсуждала. Сразу за ними сидел одинокий мужчина, уткнувшийся в развернутую газету. Перед ним стоял пластиковый стакан с едва пригубленным пивом. За следующим столом стайка девушек, по виду студенток, сидела в таком изобилии и так широко, что втиснуться напротив увлеченного газетой неспешного любителя пива не было никакой возможности. Девчонки смеялись, пиликали телефонами и шуму создавали не меньше гортанных парней.
   Пока Андрей осматривался, выбирая куда приткнуться, Ходок заказал выпивку, пельмени и шашлык. Народ в кафе был самый разный, и на новых посетителей никто не обратил внимания. Все были заняты разговорами  под закуску и без.
- Сейчас кого-нибудь вытурим, - проговорил Ходок, глянув на Андрея, так и не выбравшего, куда им сесть. – Пойдем ка к тому дядьке, - кивнул он в сторону детины, сосредоточенно поглощавшего пищу в одиночестве за самым дальним столом. Детина прихлебывал пиво из пластикового стакана, заливая им проглатываемые куски, и отвлечь его от этого занятия могло, по видимому, лишь другое пиво.
  Ходок с Андреем подошли и сели напротив него. Тот сделал огромный глоток и прервал пожирание, переводя дух.
- Не полегчало? – спросил его Ходок.
- Чего? – уставился на него детина.
- Не помешаем? Спрашиваю.
- Нет. – буркнул обжора и принялся вновь заправлять себя едой.

- Хорошо молчим, - через некоторое время проговорил Ходок, оглянувшись на стойку.
- Да-а... Ничего молчится, - с полным ртом пробурчал детина.
- А разве нам нечего друг другу сказать?
Детина не удостоил собеседников ни словом, ни взглядом.
- Всё молчите? – Ходок  явно решил навязать беседу, - неужели, говорю, нам нечего сказать друг другу?
- Ты всегда так навязываешься? – набычился детина, прикладываясь к пиву.
- Почему же «навязываюсь»? – Ходок сохранял невозмутимость. – Просто люблю поговорить… А что вопросы задаю; так это у меня голос такой, когда говорю…   Даже с самим собой когда говорю, всё стараюсь вопросы задавать, чтобы отучиться говорить. Вот знаю, что люблю говорить, и знаю, что это – вредная привычка. – Ходок доверительно посмотрел на детину, состроив приветливую улыбку, - и чтобы от этой привычки избавиться, стараюсь вопросик покаверзнее задать, так, чтобы ответа на него не знать… А то ведь, когда ответ знаешь, то начинаешь отвечать, и опять, получается, говоришь…
Ходок зажал руки в перчатках между колен, и навалившись на стол, улыбнулся ещё приветливее:
- А молчание – оно, ведь, золото… Язык один, а ушек двое. Значит, говорить надо вдвое меньше, чем слушать.
Детина отставил тарелку и внимательно глянул на Ходока. Затем перевел взгляд на куртку Андрея, из ворота которой выглядывала зеленая в клетку рубашка, и посмотрел ему в глаза. Андрей поднял брови и неопределенно пожал плечами.
- Я говорю, - продолжал Ходок спокойно и весело, - молчание – золото; а как заговариваешь, не прислушиваясь, получается, что перебиваешь и золота лишаешься…
- Да ты, часом, не того?.. – детина коснулся вилкой виска и ткнул ею в тарелку, продолжив есть. – С головой у тебя всё в порядке?
- Вот видите!.. – Ходок перестал улыбаться, - и вы разговорились!?. Вот уже и в беседе участвуете… и вопрос даже задали.. А у меня для вас новость.. Всё, что вам нужно, лежит в прежнем месте, - он приложил руку в перчатке рупором ко рту и зашептал:
- Со всеми вытекающими… Больше, наверняка, ничего не будет… И можно заканчивать.
Ходок глазами показал детине на его тарелку. Тот исподлобья бросил взгляд на руку в вязаной перчатке; Ходок вытащил вторую руку и приложил её с другой стороны рта, собираясь шептать дальше.
Детина встал, не допив пива, поморщился, и натянув на голову круглую шапочку с козырьком, не оглядываясь, направился к выходу.
- Ну, хоть денег дайте, - бросил ему вслед Ходок…
  Девушка принесла водку и шашлык с пельменями. Собрала оставшуюся после детины посуду. Не слишком аккуратно протёрла стол и удалилась за стаканами. Ходок пересел на место детины и посоветовал Стечнику сесть рядом. Теперь всё кафе со стойкой, выходом и посетителями было у них перед глазами. Обстановка не изменилась нисколько. Студентки так же щебетали, перемежая смех глотками. Чернявые парни рокотали гортанями, и даже мужчина с газетой в руках не сделал, похоже, ни одного глотка из своего стакана. Остальные пили и ели, и Андрей с Ходоком занялись тем же.


- Видишь мужика с газетой, делающего вид, что пьет пиво? – спросил Ходок, заедая шашлык пельменями.
  Андрей посмотрел на единственного в кафе читателя и приступил к трапезе.
- Ты думаешь, он читает? – Ходок поднял стакан, дожевывая пельмень, - зуб даю, что он уже поименно знает большинство веселящихся студенточек. – Ходок выпил, - и даже по голосам может определить, где Маша, где Наташа.
Одна из девчонок, смеясь, говорила по мобильнику, цыкая на своих юных подруг.
- Всё,! Поехали; нас ждут, - взвизгнула она, пряча мобильник в сумочку.
  Вся компания зашевелилась, задвигала бедрами, вставая и облачаясь в пальто и курточки. Смех и повизгивание при этом только усиливались.
Когда студентки, весело галдя, покинули кафе, мужчина с газетой одним глотком осушил свой стакан, встал, сложив чтиво в карман,  и не спеша вышел на улицу.
- Ого, - сказал Андрей, наливая по второй; себе поменьше, а Ходоку больше половины, - ты знаешь этого человека?
- Я этих людей, - Ходок помолчал, - можно сказать, чувствую… Ты думаешь, чем он сейчас займется?
  Андрей неопределенно хмыкнул  и продолжил есть.
- Все девки в одну тачку не влезут. Этот с газетой посмотрит, куда они пойдут и постарается поймать машину раньше. Попросит водилу постоять, будет развлекать его беседой, ездить по ушам о том, что его приятель вот-вот должен подойти, и тогда они, мол, поедут. А сам с девок не будет сводить глаз. И когда останутся две-три не поместившиеся в тачке, он скажет водиле, что пора ехать. Не исключено сымитирует звонок с мобильника не существующему приятелю; мол, тот задерживается, и ждать его не надо. Они тронутся, и он предложит водиле прихватить девок; мол лишняя пара сотен не помещает, мол, ты и так со мною время потерял в ожидании.
- А если девки не поедут? – жуя, спросил Андрей.
- А это, - Ходок многозначительно поднял вилку, - для газетного парня ещё и лучше. Он проедет мимо, оглядываясь и делая озабоченное лицо, и вдруг остановит водилу, вспомнив, что не подружка ли его дочери там была? Вот негодница; видимо узнала его, потому и в машину не сели? Они же должны были с его дочерью над конспектами сидеть, а не по тёмным улицам шаркаться. Подожди кА, подожди, - скажет он водиле, - давай кА посмотрим куда они поедут.
И денег пообещает нормальных; дочка, всё-таки где-то пропадает. Они проведут девок  до места, куда те приедут, и там он, рассчитавшись, водилу отпустит.
- Ну а дальше что? – усмехнулся Андрей.
- А дальше он будет терпеливо ждать, - не мигая уставившись в глаза собеседника, проговорил Ходок. – Такое сытное по количеству молодых девчонок место, не исключено, станет для него кормушкой на  долго… Может быть даже, не на один год. С перерывами…
- Страсти ты  какие рассказываешь, - Андрей поморщился. – Ты думаешь, что он – маньяк? Как же он будет их отлавливать?
- Ему не надо их отлавливать. Они будут сами идти к нему в руки… С таких тусовок, какую наметили эти студенточки, какая-нибудь из девок обязательно уйдет раньше. Если выйдут две или три; не беда; проводит по той же схеме. Пойдут пешком, если недалеко живут – очень хорошо. Поймают такси - тоже не плохо; схема-то отработана. В любом случае, - Ходок прикончил шашлык и уставился на оставшиеся пельмени, - он будет точно знать место тусовки, а так же и то, где живут как минимум две из них.. а то и третья-пятая… Причём, не исключено, что одна из них исчезнет уже этой ночью.
   Андрей прекратил есть.
- А если они сядут к нему в такси сразу? – спросил он голосом отца двух дочерей.
- Процесс пойдет стремительнее, - молвил Ходок, вонзая вилку в пельмень, - мясо совсем и внезапно рядом, но более непредсказуемо.
Он заправил пельмень в рот и ухватился за бутылку:
- Этот случай больше щекочет нервы, но из-за непредсказуемости заставит газетчика быть осторожнее и плавнее. Он всё равно станет обладателем одного из тел. Только в данном случае тел ему захочется более,  чем одного..
Ходок принюхался к водке:
- И тогда перед ним встанет нелёгкий выбор… А нахватил он их ещё в метро. Там человека водить проще пареной репы; народу много, все спешат в разных направлениях, и кто за кем следит... совсем не уследить.
  Ходок приложил к Андрюхиному стакану свой, затем коснулся им бутылки и проглотил напиток.
- Да ты не грусти, Андрей, - обратился он к задумавшемуся менту. – Как говорит Геолог: лучше лежать на газоне, чем под ним… Так что радуйся, что ты не баба.
- Скажи, - Андрей медленно положил вилку на стол, - то, что ты сейчас рассказал, ты сам когда-нибудь делал?
  Ходок усмехнулся, вынул из пачки папиросу и смял мундштук.
- Если я скажу «да», - он прикурил и, улыбаясь, затянулся, - ты сообщишь этой публике, - повел он рукой с папиросой в воздухе, - что пьёшь водку в обществе маньяка? Или сдашь меня своим коллегам? .. А если я скажу «нет», ты мне поверишь?
   Лукавое издевательство, сквозившее в тоне Ходока, начало раздражать Андрея.
- А сидя перед телевизором в кругу семьи, этот парень с газетой будет искренне возмущаться бездействию правоохранительных органов, - продолжал глумиться Ходок, - и если у него, как у тебя, растут дочки, он их старательно проинструктирует и пригрозит наказанием за позднее возвращение домой. И они будут его слушаться, и будут благодарны папе. И правильно сделают… И вырастут в нормальных мамок, которым никогда даже в голову не придет, как развлекается дедушка их детишек... А дедушка будет лишь посмеиваться над попавшими в руки правосудия собратьями по специальности… Но эту специальность, - Ходок снова поджег потухшую папиросу, - он никогда не бросит. Это – единственное, что заставляет его жить.. То есть: чувствовать себя двигающимся. Это, если хочешь, основная первопричина его внутреннего позыва к действию… Интенция, так сказать…

   Они доужинали и покинули кафе. Пересекли Каменоостровский, и дворами-колодцами, глухими улицами, переходя по диагонали пустые перекрестки, вышли к Аптекарской набережной, откуда Ходок взял курс на Кантемировский мост. Перейдя на Выборгскую сторону, он закоулками вывел их на Белоостровскую улицу, и снова дворами, через Торжковскую, на Ланское шоссе.
Шли долго.
Когда добрались до квартиры Ходока, на сон осталось не более трех часов.
Скинув куртку, Андрей упал под маузеровой   кобурой и мгновенно уснул.


     Проснулся он первым. Боясь опоздать к выходу домочадцев, и не обнаружив нигде часов, пошел будить Ходока, храпящего в соседней комнате. Войдя, увидел его, сложившим руки на груди, на раздвижном диване. Ходок выглядел как покойник, и если бы не его храп, можно было подумать, что это и впрямь мертвец; он лежал, вытянув ноги и выставив вверх подбородок. Андрей поймал себя на мысли, что впервые видит Ходока спящим и без перчаток. Обнаженные кисти лежали друг на друге.
     Он поискал глазами часы. Ничего похожего в комнате не было.
Ходок шевельнулся, и руки на его груди расползлись в стороны. Он повернул голову, свистнул ноздрями и снова захрапел. Андрей бросил взгляд на его руки, и что-то заставило его приглядеться к ним внимательнее. Словно мелькнула какая-то мысль, таща за собой догадку, и Андрей склонился над Ходоком, всматриваясь в его пальцы. Бросился в глаза темного цвета ноготь на указательном пальце. Это был даже не ноготь, а скорее коготь. Он венчал палец, и Андрей  вдруг вспомнил рассказ ботаника… Странно, но до сих пор ему и в голову не приходило, где сейчас могут находиться его приятель-физрук со своими коллегами по школе. Мысли о собственном положении и семье всё это время не позволяли Андрею даже вспомнить о ботанике, двоеборце и училке с подругой. Он пришёл в раздумье на кухню, взял телефонную трубку и набрал «060». Женский голос сообщил, что времени полшестого. Коготь на пальце Ходока не выходил из головы. Андрей положил трубку и прислушался к храпу, доносившемуся из-за стены... Да мало ли у кого может быть такой ноготь?. Он снова встряхнулся: не может быть, чтобы тот, о ком рассказывал ботаник, и Ходок, были – один и тот же человек. , . В мозгах назойливо завертелся вопрос: « А почему этого не может быть?».
Андрей сел на табуретку и снова взялся за телефонную трубку. Посмотрел на неё, взвесил в руке и положил на место... « Не может быть, чтобы это был Езерский..»
Он даже встал, и вопрос в голове повернулся другой стороной: «А ты уверен в этом?».
Андрей снова сел, беспомощно обводя кухню глазами, словно ответ был написан где-то на её стенах, и осторожно похлопал себя по карманам; в них по прежнему ничего не было.
  Похититель обезьян и младенцев, человек из-за которого с ним произошла вся эта история, храпит на диване за стенкой?.. Невероятно!?.
«Почему невероятно?» Неумолимый вопрос в голове Андрея повернулся своей последней гранью. Храп за стеной прекратился и стало слышно, как Ходок зашевелился, просыпаясь. «Так возился ботаник в купе, устраиваясь на ночлег», вспомнил почему-то Андрей. «Причем здесь ботаник?», Андрей шумно вздохнул, «Рядом в комнате совсем не ботаник – этот точно.. Да и была ли тогда ночь?.. Боже.. Что со мной происходит?». Он схватил голову руками и сжал виски.
- Будун  никак мучает? – входя на кухню, спросил Ходок. Он снова был в вязанных перчатках и бушлате.
Андрей посмотрел на него, и не уловив в его движениях ничего нового, словно это новое вдруг почему-то должно было появиться, спросил:
- Ходок, у тебя имя есть?
 Ходок попил из-под крана воды, вытер рот тыльной стороной перчатки и посмотрел на Андрея, как доктор на дебила:
- Видишь ли, юноша, я начинаю уставать от повторения одного и того же.
- И все-таки?..
Ходок скривился:
- Я уже говорил тебе: не напрягай прошлое, - он вдруг заметил, что Андрей не сводит глаз с его рук.
  Ходок тоже посмотрел на них. Повертел ладонями так и сяк, и с внимательной насмешливостью уставился на Андрея.
- Тебя случайно Васей не звали?
Ходок сел на табурет, продолжая глядеть так же насмешливо.
- А может быть даже Василием Николаевичем? – ещё медленнее и с угрозой спросил Андрей, - а фамилия Езерский тебе ни о чём не говорит?..
- Ты ещё рявкни, как Маршалл «отвечать!», и я с тобой никуда не поеду, - Ходок поднялся, хлопнув себя по коленям. Он выглядел выспавшимся и спокойным. – Вот что! Если ты всё ещё хочешь увидеть свою семью, то пора идти. Нам нужно по пути ещё кое с кем встретиться; это на Чкаловской, а времени уже в обрез. Поэтому давай без лишних вопросов  в дорогу…
- Какая в задницу встреча кое с кем? Ты обещал, что мы не будем отвлекаться.
- Я обещал, что помогу тебе, если ты поможешь мне; и обещал, что при этом мы не будем отвлекаться..
- Да..
- Я рассчитывал на твою помощь при продаже машины, ты помог мне в этом?. Мы вынуждены отвлечься сейчас, потому что машину мы не продали, а просрали.. Ты помогал мне в этом молчанием, и это уже не плохо.. Просто, рассчитывал на эту машину не я один.. Поэтому мне надо это как-то загладить. И успеть это необходимо до твоей встречи с семьей.. Собирался бы ты лучше.. Ничего, что для этого я беру такой короткий тайм-аут?
Ходок помолчал, и повернувшись к Андрею спиной, проговорил:
- У меня, как и у тебя, нет прошлого; только я это понял давно, а ты всё никак не хочешь взять в толк.
Он направился к выходу, и глянув через плечо на последовавшего за ним Андрея, добавил:
- Твои вопросы не имеют  смысла…  Я просто не помню, как попал в периметр.
- Врёшь ты всё, - сказал Андрей, выходя за Ходоком на лестницу и наблюдая как тот запирает дверь, - ты говорил, что у тебя была работа. О ней ты почему-то помнишь.
- Это работа, которую я иногда выполняю теперь, - как-то невесело сказал Ходок и направился вниз по лестнице.




Эпизод 9



  Они добрались до Чёрной Речки. Ходок купил жетоны на метро; почему-то сейчас его совершенно не беспокоило то, что их может остановить милиция. Прошли турникет и в полном молчании двинулись вниз, к платформе.
Потратив около получаса на поездку, они покинули вагон на Чкаловской, и Ходок, стоя на эскалаторе рядом с Андреем, сказал, что здесь ему надо будет позвонить по телефону и встретиться, буквально на пять минут, с одним человеком.
Эскалатор поднял их в вестибюль станции.
- Это насчёт машины, - пояснил Ходок, заметив нетерпение Андрея, - пять минут, не больше; можешь засечь время. Положи вот это к себе в карман, - протянул он увесистый пакет, вынув его из-за пазухи. – И подожди вон за тем ларьком, пока я буду звонить.
Андрей прошёл к указанному ларьку, зашёл за него, ощупывая в кармане тяжёлый пакет, и вдруг чуть не выронил его на пол, одергивая руку. В смятой бумаге он отчетливо узнал очертания.
   Опасливо оглянувшись, он осторожно сунул ладонь в карман и сжал пакет, прорывая его и не веря пальцам.. ПМ... На ощупь это мог быть только ПМ.
Андрей вынул пистолет, ободрал с него бумагу, осмотрел и тупо уставился  на до ужаса знакомый номер. Это был его пистолет. Он взвесил его в руке; оружие стало заметно и непривычно тяжелее; снял с предохранителя и двинул крышкой. Оглянувшись ещё раз, не смотрит ли кто, навел его на стекло перед собой и встретился взглядом с постовым милиционером, который что-то судорожно искал у себя на ягодице.
Андрей попытался ему улыбнуться и увидел, что глаза постового расширились; он, наконец-то нашёл то, что искал у себя за спиной и с грохотом выбросил руку вперёд. Андрея толкнуло на ларёк, и он судорожно нажал на спуск. Постовой, закрываясь от него рукой, выстрелил ещё раз.
Езерский! – пронеслось в голове Андрея. Пуля вынесла его пятнадцатилетнее тело из-за ларька, и он увидел, как Ходок возле телефона-автомата обернулся и спокойно встретился с ним глазами. Андрей попытался навести Макарова в этот спокойный взгляд, но постовой палил, не переставая.


 

 

Фрагменты ЙЕТИ (эпизоды с 46 по 59)

Фрагменты ЙЕТИ (эпизоды с 10 по 24)