Светало. Солнце готовилось подняться с родной восточной стороны, но там, куда так спешил этот ненавистный автомобиль, ещё расстилалась глубокая тьма.
Инна не рассчитывала на такое скорое освобождение. Она сидела в помещении стационарного поста и, словно заморенная лошадь, пила горячий чай из термосной кружки. Добросердечные гаишники прикрыли её наготу, и Инне показалось, что она была обычной сказочной королевной чьи золотые одежды и волосы превратил в прах злой и вредный колдун.
Ей не совсем верили. Обнаженная бритвою голова, выпущенные на свободу груди и лобок. А ещё странный слегка нагловатый взгляд тёмных глаз – всё это вкупе давало особый колорит этой сцене.
Незнайка с Пьеро хранили молчание. Они не спешили возмущаться, вели себя, как глухонемые, реагируя не на слова, но на жесты.
Среди людей в форме выделялся одетый в штатское Таловеров. Он был словно чёрная ворона в голубиной стае. И от одного его вида у голенькой уставшей Крамер начинались чесаться лопатки и ягодицы.
Она предвкушала серьёзную порку. И пусть сначала её станут хлестать словами, зато потом, когда слова кончатся в ход пойдёт брючный ремень, который оставит на половинках её зада свою особую роспись.
Таловеров не хотел неожиданностей.
Он догадывался, что арест этих двух будет ошибкой. Не получив свою игрушку, тот странный заигравшийся малыш может впасть в истерику и начать крушить всё вокруг себя. И эта странная молчаливая девушка должна была пожертвовать собой.
Имя Инны Крамер фигурировало в собранных им материалах. Она последняя, кто видела этих двух живыми. Точнее, видимо, она и подготовила для них ловушку.
«Что ж теперь решили расправиться и с ней. Хотя этот орешек вряд ли будет им по зубам…»
Инна научилась читать чужие мысли по лицам, тех, кому они приходят. Она догадывалась, что её вновь посадят в этот автомобиль и повезут туда, куда ей предстояло попасть. Люди в форме возились около задрипанного «Москвича». Они явно устанавливали что-то вроде радиомаячка, чтобы знать куда эти кретины направятся.
Похитители Нелли понимали, что сопротивляться судьбе бесполезно. Мысленно они смирились с предательством Мустафы. В конце концов этот урод сам напрашивался на срок…
Мустафа облизывался, словно кот. Он уже так живо представлял падение редакторской дочки, что был похож на большого, нервного младенца, готового рыдать из-за любой мелочи.
Клим был также в восторге. Он вдруг захотел вновь попробовать чужое съежившееся от стыда тело, попробовать, ощущая себя бесстрастным до жестокости властелином.
Девушки, что весь день развлекали его, теперь крепко спали. Вся картина заставляла вспомнить о Бахчисарае, а сам он – был европейским послом, описывающим жизнь татарского владыки.
Но быть сторонним наблюдателем было скучно. Он старался не пропускать ни одну из служанок. А те, словно послушные куклы, давали ему возможность играть ими.
Оксана понимала, что этот урод сама напрашивается на смерть. Что его хочется прихлопнуть, словно наглого, напитавшегося кровью комара или клопа. Что он пользуется их бессилием и наготой. Вместе они смогли бы лишить его мужской гордости. Кастрировать пришельца, заставить его вопить от боли, а затем медленно убивать – всё это было так сладко, что Оксана едва не задохнулась от восторга.
Но подмешенное в питьё снотворное сделало своё дело. Они уснули. А Клим, словно начинающий живописец смотрел на их тела, отмечая все достоинства и недочеты композиции…
Таловеров не был уверен в своей правоте. Он надеялся, что эти двое будут согласны сотрудничать. После показаний Лоры Синявской им нечего было крыть, и теперь оставалось только признать себя виновными.
Однако судьба Инны. Она, как не крути, была несовершеннолетней. А вдруг ей всё-таки не удастся быть смелой и решительной в этом доме?
Начинался еще один день. Солнце всё сильнее заявляло о себе, прогоняя злую и мерзкую ночь. Трасса постепенно оживала, появлялись личные легковушки. Люди ехали по своим делам и даже не догадывались о том, что было этой ночью на этом посту.
Таловеров решил идти ва-банк. Теперь эти двое приведут его туда. Куда он так хотел попасть. Да и Инна была готова почти ко всему. Эта девушка, действительно, чем-то была похожа на пантеру.
Оставалось только найти и спасти банкирскую дочь. И хотя, по словам задержанной Руфины Ростиславовны, её муженёк не имел привычки трогать наложниц жены, но Таловеров знал, как парней тянет к сестриным куклам.
Он наверняка попытается, попытается…
* * *
Сидящий за рулём Паук морщился. Он устал быть козлом отпущения. И теперь, когда сидящий по правую руку Боксёр-Незнайка нагло подпорчивал воздух, он был готов на всё.
На несчастного Незнайку кроме пердежа напала икота. Он тщетно боролся с нею. Но проклятый недуг заставлял его поминутно вздрагивать и едва не поднимал над сиденьем, как ветер поднимает воздушный шар над праздничной толпой.
Теперь было поздно играть в героев. Паук думал, как вывернуться из этого морока, как окреститься от ещё недавно любимого хозяина и стать вновь белым и пушистым, словно бы его романтичный персонаж. В душе он и был тем самым Пьеро. На память приходили первые школьные обиды, желание стать сильным и отплатить обидчикам той же монетой.
Он был рад научиться драться. Драться как-то особенно. Не так, как другие мальчишки. Ему нравилось быть сильным, но он не представлял для чего ему эта сила. Гораздо проще было винить во всём этот дурацкий мир, где таким, как он были заказаны все дороги к счастью.
Особенно его раздражали франтоватые и капризные девчонки. Они строили из себя сказочных принцесс или редких, занесенных в Красную книгу чешуекрылых.
И он решил превращать их в склизких испуганных гусениц. Это было не сложно. Девчонкам хватало их собственного страха, чтобы стать розовыми и потными. Словно бы свинки перед забоем. Они мерзко улыбались и соглашались с их правилами после второй или третьей пощечины.
Их лица напоминали клоунские маски. Слёзы очень быстро портили девичий макияж. Он походил на неумело наложенный грим. А обладательницы этих масок взрослости расплачивались за свою свободу своими готовыми к предательству телами.
Перед лобовым стеклом расстилались знакомые пейзажи. Паук решил ехать к усадьбе коротким путём, грунтовая дорога не была размыта дождём, а запах поспевающих колосьев заставлял думать о хорошем.
Инна никак не могла уснуть. Она была рада бессоннице. Впереди был экзамен. Очень серьёзный экзамен.
Ей никогда раньше не приходилось сдавать такого. Этот экзамен был на её гражданскую зрелость. Он совсем не был похож на экзамен по алгебре или физике. К нему нельзя было подготовиться, прочитав книгу. Он был единственный и неповторимый, и для каждого человека свой.
Запах автомобиля въелся в её кожу. Инна старалась забыть о своей наготе, та совсем не была гламурной. В таком виде, она походила на жертву, и только на жертву.
Машина подпрыгивала на неровностях дороги. Она мчалась, словно заяц от настигающей его охотничьей собаки. Мчалась, собираясь привезти в срок очередную игрушку для так и не повзрослевшего мальчика.
Помочь сайту
Поздравления
