Чудеса в решете 21
(продолжение)
ДОБЫЧА СПРЯТАНА НАДЁЖНО
Генка с Димкой под покровом ночи в два приёма перенесли добычу по частям в дупло старого, но ещё могучего дуба. По преданиям, под этим дубом некогда отдыхал Емельян Пугачёв, сам великий разбойник.
Уложив добычу на самое дно, приятели присыпали её землёй, лесной трухой и листьями.
Вернулись они домой уже заполночь.
Генку ждала Алька. Она играла своими голыми литаврами с торчащими пирамидками сосков, сгорая от нетерпеливой страсти.
- Дура, сперва дай мужику пожрать, потом тряси перед ним сиськами, - грубо проговорил Генка. - Моему мотороллеру нужно подзаправиться прежде, чем катать тебя...
Алька, обиженная его нехорошими словами и невниманием, поставила на стол бутылку, плеснула в миску щей и ответила:
- Сам дурак. В твоём мотороллере, я вижу, шариков больше, чем в мозгах.
Генка мог бы ответить ей, но ему не хотелось ругаться.
СОЛЬЁМСЯ ДУХОМ
Авдей не предложил Елизавете Ниловне сесть. Она продолжала стоять, белея стеариновой свечкой в полумраке избы. Колдун обошёл вокруг неё несколько раз, издавая непонятное:
- К-р-ра... к-р-ра...
Он касался её грудей, спины, попы, погладил низ живота. Потом остановился напротив неё и стянул чёрную рубашку, обнажив крепкий мускулистый торс, стал снимать штаны.
- Что вы хотите?.. Зачем вы раздеваетесь? - пролепетала Елизавета Ниловна.
- Будем делать наговор, - ответил Авдей. - Тебе нужно, не мне. Ты ж давно уже не девка. Сама понимашь. Или передумала? Тады одевайся и...
- Нет, нет, я не передумала, - испугалась Елизавета Ниловна.
Да, ходила по селу глухая молва о том, что Авдей некоторых баб не только лечил, но пользовал по их прямому назначению, и что некоторые бабы, считающиеся бесплодными, даже понесли от него.
Авдей разделся и приблизился к Елизавете Ниловне, уже готовой на всё, взял её за руки и... Нет, он не повалил её ни на широкую лаву, ни на пол, он принялся выделывать кренделя, крикнув ей:
- Пляши, Лизка!.. Сольёмся духом!..
Авдей плясал под какую-то, слышимую только им, музыку. Елизавета Ниловна тоже начала прыгать, стараясь попасть в его ритм. Вскоре и у неё зазвучала в голове какая-то незнакомая плясовая мелодия...
ПЕМАДОРОВ СЧАСТЛИВ
- А ты мужик очень даже ничего. Горазд е*стись, - сказала Зинаида. - Надо же, менее, чем за час трижды отхарил бабу. Я не могла и подумать, что ты на такое способен. Ну, право, уёб ты меня, Пемадоров...
Пемадоров тоже был доволен. На некоторое время он даже позабыл о папке Рваного и о чёрте в ней. Однако настало время расставания. Он поднялся с койки.
- При случае, я не против повторить с тобой, - улыбнулась Зинаида.
- Я тоже, - ответил Пемадоров и, прихватив одежду, на глазах изумлённой Зинаиды, прошёл сквозь стену.
- Чёрт, чего только ни вытворяют эти чекисты, - подумала она. - Надо же до чего дошли: проходить сквозь стены научились.
А Пемадоров вошёл в комнату, бросил одежду на койку и сел за стол, на котором остался лежать снятый с предохранителя его "ТТ". На душе Пемадорова снова сделалось муторно, ещё муторней, чем до любви с Зайонц. Так бывает, когда после ясного тёплого дня резко наступает похолодание с дождями.
- Всё-таки придётся... - подумал Пемадоров, беря в правую руку пистолет, при этом левой он открыл папку и, о Боже, в ней не было той знакомой рыжей морды с рожками, а на листе были напечатаны обычные буквы. Пемадоров прочитал:
"Секретарям сельских парткомов и сельских первичных парторганизаций.
Учитывая сложившиеся погодные условия, грозящие в этом году нашим совхозам и колхозам неурожаем, Затраханский райком КПСС обращается ко всем коммунистам усилить работу по поддержанию трудовой дисциплины в трудовых коллективах и использовать все возможности по поднятию трудового энтузиазма масс и спасению урожая вопреки стихии. Мы должны достойно встретить 60-ю годовщину Великой октябрьской социалистической революции.
Первый секретарь Затраханского райкома КПСС Охламонов".
Пемадоров понял, что закончилось наваждение, из-за которого он чуть не убил себя, и непередаваемое словами счастье охватило его.
НОЧЬ. ЖЕНЩИНА. СТРАСТЬ.
Освободился Шубайс в начале второго ночи, только после того, как определил супругов Лаптевых под охрану Красикова и одного из своих милиционеров. За неимением в селе камеры для содержания арестованных, он оставил Ефрема Акимовича и Юльку под домашним арестом.
Дверь Дома колхозника была заперта. Шубайсу пришлось несколько раз дёрнуть за шнурок звонка, прежде, чем дверь отворилась. Он увидел стоящую на пороге женщину в белой сорочке. От женщины исходил волнующий запах сна и покоя. Её округлое с ямочками на щеках лицо светилось тёплой сонной улыбкой. Она, ещё погружённая в полусон, даже не взглянула на вошедшего, повернулась боком, чтобы пропустить в тесном тамбуре запоздавшего постояльца и задвинуть щеколду.
Шубайс, протискиваясь мимо женщины, вдохнул её запах. Руки их нечаянно встретились и майор схватил её за запястья.
Женщина не вырывалась. Она приподняла лицо и посмотрела на Шубайса, всё ещё будучи в дурмане сна. Шубайс, не разжимая рук, увлёк женщину в комнату, где увидел постель с откинутым тонким покрывалом всё ещё хранящую тепло лежавшего на ней тела, сдёрнул с неё сорочку и легко овладел ею. Она лежала под ним безгласно, послушно подчиняясь требованиям его тела. Лишь на пике блаженства она, запрокинув голову, издала негромкий стон.
...Они лежали друг подле друга. Женщина гладила Шубайсу грудь, покрытую густым жёстким волосом. Её ласки подняли в майоре новую волну страстного желания, но женщина отклонила его поползновения.
- Идёмте, я покажу вам вашу комнату, - сказала она, поднимаясь с постели.
Шубайс нехотя последовал за нею.
- Только не шумите, - шепотом женщина предупредила его. - Ваши соседи уже спят.
Они прошли мимо приоткрытой двери комнаты, в которой горел свет. Шубайс бросил взгляд в неё и увидел лежащую на кровати Зинаиду Зайонц, полуприкрытую простынёй.
Женщина отомкнула дверь комнаты и включила свет. Шубайс попытался удержать её, но она снова покачала головой и сказала:
- В следующий раз.
- Скажи хоть как тебя зовут? - спросил Шубайс.
- Ульяна, - ответила женщина и вышла.
Шубайс разделся и лёг на койку, но неутолённое его естество не желало успокаиваться. Перед его глазами всплыла комната Зинаиды и она сама, лежащая на койке, чуть прикрытая простынёй.
СЛИЯНИЕ
Авдей замедлил движения и от дикой пляски, смеси гопака и рок-н-ролла, обняв Елизавету Ниловну и плотно прижав её к разгорячённому телу, перешёл к плавному покачиванию. Девушка почувствовала, как в ней воспламеняется желание. Она едва сдерживала себя, чтобы не крикнуть:
- Ну, бери меня!
Авдей, словно прочитав мысли Елизаветы Ниловны, подвёл её к лаве, осторожно уложил на спину, раздвинул её ноги и вошёл в неё. Необычайное блаженство охватило Елизавету Ниловну, тело её сделалось лёгким и стало возноситься в неведомые высоты, в которых она никогда не бывала. От наслаждения и счастья она закричала...
...- Вот мы и слились с тобой духом, - сказал Авдей, поднимаясь с Елизаветы Ниловны. - Этим духом наполнилось приготовленное для тебя зелье. Мужчина, выпивший хотя бы глоток его, проникнится твоим духом до самой смерти. Но и ты будешь с ним связана по гроб жизни. Если ты уйдёшь, потеряешь свой дух, то есть, жизнь покинет тебя. Готова ли ты к этому?
Елизавета Ниловна, всё ещё оставаясь в блаженном состоянии, ответила:
- Готова. Никто мне не нужен, кроме моего Никиты...
- Тогда приступим, - сказал Авдей, поднимая Елизавету Ниловну с лавы и поворачивая лицом на восток, и заговорил нараспев:
- Встала Лизавета на запад хребтом, на восток лицом. Прилетела огненная стрела. Лети огненная стрела к Никите, ударь его в ретивое сердце, во горячу кровь, в станову жилу, во сахарны уста, чтобы он тосковал, горевал по Лизавете при солнце, при утренней заре, при младом месяце, при ветре-холоде, на прибылых днях и убылых днях, чтобы он целовал Лизавету,
обнимал, чтобы втыкал в неё елдак свой. Мои слова полны и наговорны, как велико море-окиян, крепки и лепки, крепчая клею БФ, твержая и плотняя булату и камню. Во веки веков. Аминь!
Елизавета Ниловна невольно перекрестилась, как умела. Авдей легонько шлёпнул её по попе, сказал:
- Одевайся, срамница. Неча перед мужиком своими голыми дыньками трясти.
Смутилась Елизавета Ниловна.
- Как он тебя проткнёт, принесёшь Авдею "красненькую", не то... - сказал Авдей и протянул маленькую бутылочку.
- Принесу, Авдей Игнатьич. Сразу же и принесу, - пообещала Елизавета Ниловна и спросила, глядя на "мерзавчик" с какой-то бурдой. - А что я с ним должна делать?
- Добавь своему желанному в чай, в воду, в суп ли. Чайной ложечки внутрь будет дотаточно. Остальное вылей под яблоньку, под грушу или ягодный куст. Не то кто выпьет, от тебя не отстнет... - ответил Авдей и замахал рукой: - Поди, поди, поди... Мне спать уж пора... Смаялся я с тобою...
(продолжение следует)
(продолжение)
ДОБЫЧА СПРЯТАНА НАДЁЖНО
Генка с Димкой под покровом ночи в два приёма перенесли добычу по частям в дупло старого, но ещё могучего дуба. По преданиям, под этим дубом некогда отдыхал Емельян Пугачёв, сам великий разбойник.
Уложив добычу на самое дно, приятели присыпали её землёй, лесной трухой и листьями.
Вернулись они домой уже заполночь.
Генку ждала Алька. Она играла своими голыми литаврами с торчащими пирамидками сосков, сгорая от нетерпеливой страсти.
- Дура, сперва дай мужику пожрать, потом тряси перед ним сиськами, - грубо проговорил Генка. - Моему мотороллеру нужно подзаправиться прежде, чем катать тебя...
Алька, обиженная его нехорошими словами и невниманием, поставила на стол бутылку, плеснула в миску щей и ответила:
- Сам дурак. В твоём мотороллере, я вижу, шариков больше, чем в мозгах.
Генка мог бы ответить ей, но ему не хотелось ругаться.
СОЛЬЁМСЯ ДУХОМ
Авдей не предложил Елизавете Ниловне сесть. Она продолжала стоять, белея стеариновой свечкой в полумраке избы. Колдун обошёл вокруг неё несколько раз, издавая непонятное:
- К-р-ра... к-р-ра...
Он касался её грудей, спины, попы, погладил низ живота. Потом остановился напротив неё и стянул чёрную рубашку, обнажив крепкий мускулистый торс, стал снимать штаны.
- Что вы хотите?.. Зачем вы раздеваетесь? - пролепетала Елизавета Ниловна.
- Будем делать наговор, - ответил Авдей. - Тебе нужно, не мне. Ты ж давно уже не девка. Сама понимашь. Или передумала? Тады одевайся и...
- Нет, нет, я не передумала, - испугалась Елизавета Ниловна.
Да, ходила по селу глухая молва о том, что Авдей некоторых баб не только лечил, но пользовал по их прямому назначению, и что некоторые бабы, считающиеся бесплодными, даже понесли от него.
Авдей разделся и приблизился к Елизавете Ниловне, уже готовой на всё, взял её за руки и... Нет, он не повалил её ни на широкую лаву, ни на пол, он принялся выделывать кренделя, крикнув ей:
- Пляши, Лизка!.. Сольёмся духом!..
Авдей плясал под какую-то, слышимую только им, музыку. Елизавета Ниловна тоже начала прыгать, стараясь попасть в его ритм. Вскоре и у неё зазвучала в голове какая-то незнакомая плясовая мелодия...
ПЕМАДОРОВ СЧАСТЛИВ
- А ты мужик очень даже ничего. Горазд е*стись, - сказала Зинаида. - Надо же, менее, чем за час трижды отхарил бабу. Я не могла и подумать, что ты на такое способен. Ну, право, уёб ты меня, Пемадоров...
Пемадоров тоже был доволен. На некоторое время он даже позабыл о папке Рваного и о чёрте в ней. Однако настало время расставания. Он поднялся с койки.
- При случае, я не против повторить с тобой, - улыбнулась Зинаида.
- Я тоже, - ответил Пемадоров и, прихватив одежду, на глазах изумлённой Зинаиды, прошёл сквозь стену.
- Чёрт, чего только ни вытворяют эти чекисты, - подумала она. - Надо же до чего дошли: проходить сквозь стены научились.
А Пемадоров вошёл в комнату, бросил одежду на койку и сел за стол, на котором остался лежать снятый с предохранителя его "ТТ". На душе Пемадорова снова сделалось муторно, ещё муторней, чем до любви с Зайонц. Так бывает, когда после ясного тёплого дня резко наступает похолодание с дождями.
- Всё-таки придётся... - подумал Пемадоров, беря в правую руку пистолет, при этом левой он открыл папку и, о Боже, в ней не было той знакомой рыжей морды с рожками, а на листе были напечатаны обычные буквы. Пемадоров прочитал:
"Секретарям сельских парткомов и сельских первичных парторганизаций.
Учитывая сложившиеся погодные условия, грозящие в этом году нашим совхозам и колхозам неурожаем, Затраханский райком КПСС обращается ко всем коммунистам усилить работу по поддержанию трудовой дисциплины в трудовых коллективах и использовать все возможности по поднятию трудового энтузиазма масс и спасению урожая вопреки стихии. Мы должны достойно встретить 60-ю годовщину Великой октябрьской социалистической революции.
Первый секретарь Затраханского райкома КПСС Охламонов".
Пемадоров понял, что закончилось наваждение, из-за которого он чуть не убил себя, и непередаваемое словами счастье охватило его.
НОЧЬ. ЖЕНЩИНА. СТРАСТЬ.
Освободился Шубайс в начале второго ночи, только после того, как определил супругов Лаптевых под охрану Красикова и одного из своих милиционеров. За неимением в селе камеры для содержания арестованных, он оставил Ефрема Акимовича и Юльку под домашним арестом.
Дверь Дома колхозника была заперта. Шубайсу пришлось несколько раз дёрнуть за шнурок звонка, прежде, чем дверь отворилась. Он увидел стоящую на пороге женщину в белой сорочке. От женщины исходил волнующий запах сна и покоя. Её округлое с ямочками на щеках лицо светилось тёплой сонной улыбкой. Она, ещё погружённая в полусон, даже не взглянула на вошедшего, повернулась боком, чтобы пропустить в тесном тамбуре запоздавшего постояльца и задвинуть щеколду.
Шубайс, протискиваясь мимо женщины, вдохнул её запах. Руки их нечаянно встретились и майор схватил её за запястья.
Женщина не вырывалась. Она приподняла лицо и посмотрела на Шубайса, всё ещё будучи в дурмане сна. Шубайс, не разжимая рук, увлёк женщину в комнату, где увидел постель с откинутым тонким покрывалом всё ещё хранящую тепло лежавшего на ней тела, сдёрнул с неё сорочку и легко овладел ею. Она лежала под ним безгласно, послушно подчиняясь требованиям его тела. Лишь на пике блаженства она, запрокинув голову, издала негромкий стон.
...Они лежали друг подле друга. Женщина гладила Шубайсу грудь, покрытую густым жёстким волосом. Её ласки подняли в майоре новую волну страстного желания, но женщина отклонила его поползновения.
- Идёмте, я покажу вам вашу комнату, - сказала она, поднимаясь с постели.
Шубайс нехотя последовал за нею.
- Только не шумите, - шепотом женщина предупредила его. - Ваши соседи уже спят.
Они прошли мимо приоткрытой двери комнаты, в которой горел свет. Шубайс бросил взгляд в неё и увидел лежащую на кровати Зинаиду Зайонц, полуприкрытую простынёй.
Женщина отомкнула дверь комнаты и включила свет. Шубайс попытался удержать её, но она снова покачала головой и сказала:
- В следующий раз.
- Скажи хоть как тебя зовут? - спросил Шубайс.
- Ульяна, - ответила женщина и вышла.
Шубайс разделся и лёг на койку, но неутолённое его естество не желало успокаиваться. Перед его глазами всплыла комната Зинаиды и она сама, лежащая на койке, чуть прикрытая простынёй.
СЛИЯНИЕ
Авдей замедлил движения и от дикой пляски, смеси гопака и рок-н-ролла, обняв Елизавету Ниловну и плотно прижав её к разгорячённому телу, перешёл к плавному покачиванию. Девушка почувствовала, как в ней воспламеняется желание. Она едва сдерживала себя, чтобы не крикнуть:
- Ну, бери меня!
Авдей, словно прочитав мысли Елизаветы Ниловны, подвёл её к лаве, осторожно уложил на спину, раздвинул её ноги и вошёл в неё. Необычайное блаженство охватило Елизавету Ниловну, тело её сделалось лёгким и стало возноситься в неведомые высоты, в которых она никогда не бывала. От наслаждения и счастья она закричала...
...- Вот мы и слились с тобой духом, - сказал Авдей, поднимаясь с Елизаветы Ниловны. - Этим духом наполнилось приготовленное для тебя зелье. Мужчина, выпивший хотя бы глоток его, проникнится твоим духом до самой смерти. Но и ты будешь с ним связана по гроб жизни. Если ты уйдёшь, потеряешь свой дух, то есть, жизнь покинет тебя. Готова ли ты к этому?
Елизавета Ниловна, всё ещё оставаясь в блаженном состоянии, ответила:
- Готова. Никто мне не нужен, кроме моего Никиты...
- Тогда приступим, - сказал Авдей, поднимая Елизавету Ниловну с лавы и поворачивая лицом на восток, и заговорил нараспев:
- Встала Лизавета на запад хребтом, на восток лицом. Прилетела огненная стрела. Лети огненная стрела к Никите, ударь его в ретивое сердце, во горячу кровь, в станову жилу, во сахарны уста, чтобы он тосковал, горевал по Лизавете при солнце, при утренней заре, при младом месяце, при ветре-холоде, на прибылых днях и убылых днях, чтобы он целовал Лизавету,
обнимал, чтобы втыкал в неё елдак свой. Мои слова полны и наговорны, как велико море-окиян, крепки и лепки, крепчая клею БФ, твержая и плотняя булату и камню. Во веки веков. Аминь!
Елизавета Ниловна невольно перекрестилась, как умела. Авдей легонько шлёпнул её по попе, сказал:
- Одевайся, срамница. Неча перед мужиком своими голыми дыньками трясти.
Смутилась Елизавета Ниловна.
- Как он тебя проткнёт, принесёшь Авдею "красненькую", не то... - сказал Авдей и протянул маленькую бутылочку.
- Принесу, Авдей Игнатьич. Сразу же и принесу, - пообещала Елизавета Ниловна и спросила, глядя на "мерзавчик" с какой-то бурдой. - А что я с ним должна делать?
- Добавь своему желанному в чай, в воду, в суп ли. Чайной ложечки внутрь будет дотаточно. Остальное вылей под яблоньку, под грушу или ягодный куст. Не то кто выпьет, от тебя не отстнет... - ответил Авдей и замахал рукой: - Поди, поди, поди... Мне спать уж пора... Смаялся я с тобою...
(продолжение следует)
Нет комментариев. Ваш будет первым!