ФЕЯ или Бумеранг ещё летит... глава 1

ГЛАВА 1
1

Запылённый вишнёвый "Москвич" резко свернул с дороги и, вихляя, влетел в свободный промежуток между двумя домишками, утопавшими в кустах сирени, тормознул, едва не боднув гору берёзово-осиновых чурок.
Машину тотчас облепили с десяток малышей, что играли поодаль на куче песка. Из машины вышел высокий крепкий мужчина лет сорока. На нём был в обтяжку джинсовый костюм, великолепно подчёркивающий по-юношески спортивную фигуру. Под курткой виднелась тельняшка.
Мужчину слегка штормило.

Малыши, перебивая друг друга, разноголосо завопили:
- Здрасте, дяденька!
- Здравия желаю, племя молодое, незнакомое.
Девочка лет восьми, - кукольное личико всё в конопушках, - вслух прочла надпись на кузове автомобиля, выведенную кем-то пальцем:
- "Юра, вымой меня!"
- Угу, - мотнул головой мужчина. - Рад бы, да некогда.
- А хотите, мы вам помоем? - предложила девочка.
- Что ж, доставьте себе удовольствие. Только сначала ответьте мне: где дядя Боря?
- Там, за домом стирает, - указали несколько малышей на дом, стоящий обособленно, в полста метрах впереди.

- Проводите-ка меня,- мужчина достал из машины сумку, захлопнул дверцу, и в сопровождении шумной ватаги проследовал"за дом", мимо рвущихся с цепи двух псов.
Во дворе шумела стиральная машина, рядом стоял худощавый низкорослый дядя Боря в вельветовых шортах, ноги его и тело выше пояса были почти кирпичного цвета от загара. Чуть в стороне, плотная, на полголовы выше дяди Бори девушка лет восемнадцати полоскала светлое бельё в глубокой оцинкованной ванне; отжав, развешивала на многочисленных верёвках, перечеркнувших двор из конца в конец.

- ДяБоря, дяБоря, к вам приехали! - заголосила малышня.
- Бог в помощь. Здравствуйте, - кивнул мужчина девушке. - Здорово, Боб!
- Юраха?! Ты? Каким ветром?
- Попутным.
- Свет, это прополощешь и перекури. Пошли в дом. Ну, порадовал, чертяка! Долго жить будешь: вчера вспоминал тебя. Не икалось?
- Икалось. А в связи с чем вспоминал?
- Да слушал радионовости. Не помню где, твой тёзка и однофамилец, правда, шкет, пошёл червячков для рыбалки накопать. Копнул и... клад старинный.
- Вроде слышал.
- Ты один?
- Как перст.
- Бухой и за баранкой? Рисковый парень.
- Пять грамм для разрядки. Тут такое дело, думал от напруги рвану, как противотанковая...

Прошли внутренним двором, как сквозь туннель, из под ног разноцветными брызгами сигали цыплята. Вышли в коридор, где в прохладном полумраке сытым котом урчал холодильник.
- Проходи. Правда, у нас маленький бедлам, сам видел, постирушный день.
Вошли в комнату, которая одновременно и кухня и столовая. На столе батарея банок и баночек с вареньем, рядом большой эмалированный таз, в котором оно варилось. Воздух буквально пропитан этой сладостью.
В следующей комнате приглушённо плакалась Таня Буланова об утерянной любви.

- Папуля, это ты? - Скрипнули пружины дивана, что-то стукнуло, будто разом вбили гвоздь.
- Лежи, лежи, - бросил Борис в сторону занавески на проёме двери.
В следующую секунду занавеска раздвинулась, и появилась рыхлая женщина лет тридцати. У неё была забинтована голова и левая нога в гипсе; женщина опиралась на костыль.
- Здравствуйте.
- Привет, хозяйка.
- Женя, это Юрий, мой бывший сослуживец.
Пожали, как принято, руки, после чего Женя сказала:
- Шли бы на ту сторону, там прохладней, да и мешать никто не будет.
- Ито верно.
- Закусь возьми, - шепнул Юрий.
- Само собой.

Вскоре они сидели в комнате, где стояли стол, старенькое кресло и две кровати, одна заправлена, другая нет. На заправленной небрежно разбросаны кассеты вокруг магнитолы, к стене приставлена гитара. На стене траурное фото Виктора Цоя.
- Засранец, для себя убраться не может. Фанат по части рыбалки, неделями торчит на Луге. Комары, сухомятка, холодные ночи - всё нипочём.
- Сын?
- Племяш. Мои ещё мелюзга. Ну, вздрогнем?

Выпили, закусили малосольными огурчиками.
- Надо думать, ты не просто так проведать меня.
- Эх, Боря, знал бы ты как мне хреново... Вот ехал к тебе, думал, поможешь. А теперь вижу: у самого заморочки выше крыши. Что с женой?
- Малолетка на мопеде сбил, шла к колодцу... У тебя-то, что за беда? Может и смогу. Не физически, так в порядке консультации.
- Разве что, - Юрий помолчал, тупо уставившись в стол.
Борис терпеливо ждал, пощипывая кусок хлеба.

- Давай ещё по соточке, - наконец, встрепенулся Юрий.
- Давай.
- За усопшую... рабу божью... Катеньку... - Юрий резко опрокинул стакан, зажмурился, выдавив сквозь ресницы скупые слёзы. - Ты сеструху мою помнишь, Зинку? Была у неё... была... Катенька. Любил её как свою... жизнь бы отдал к чёрту в пекло... только бы жила... и вот уже моя жизнь ей ни к чему... Замучили девчушку... поганцы... Так бы и загрыз!.. - помолчал, по-мальчишечьи шмыгнул носом, нервно плеснул в стакан, выпил. Закурив, продолжил чуть спокойнее: - В прошлые выходные с приятелем поехали за черникой... А в понедельник на станции нашли... мёртвую... Поиздевались по-полной... Судя по следам на спине, собакой травили... И не только травили...
- А приятель?
- Как в воду канул... В областной оформили "глухарём".Ты ж знаешь нашу кухню...Просто им не хочется возиться. Зацепиться не за что. В воскресенье ночью прошёл дождь, и как в том фильме, смыл все следы... я вырвался на денёк, на коленях, ползком вокруг станции... Есть там одно место, чутьё подсказывает: там всё случилось... По тем крохам, что собрал, было несколько человек... И собака, крупная, возможно, дог. Кровь на дереве... предположительно, приятеля Катеньки. Марат - наш человек! как к старшему брату ко мне относился... В областном угро считают, что его тоже... Зарыли там же в лесу. А Катенька, видимо, вырвалась, до станции добежала... Сердечко не выдержало... Такая вся лёгкая была... воздушная... карамелькой пахла... - слёзы, наконец, прорвались и хлынули потоком. - Боря, веришь... как нутро живьём рванули...

Борис пересел поближе, Юрий вжался лицом в его плечо и, уже рыдая взахлёб, пытался ещё что-то говорить. Вскоре Юрий настолько ослаб, что сон буквально свалил его на пол. Борис с трудом перетащил его на кровать, снял обувь, укрыл одеялом. Постоял в раздумье, вглядываясь в мокрое, враз постаревшее лицо Юрия. Да, сдал ты, товарищ, за эти пять лет, что не виделись. Если при мне бедлам был, то, что сейчас там творится... Тут не то, что постареешь, умом тронешься. Долбанная демократия...

Борис допил водку, закурил, чем не баловался с того дня, как ушёл из милиции. Тихо приоткрыв дверь, вышел.
- ДяБорь, это бросать? - Cвета замерла с расправленной, как крылья, курткой. - У вас такое лицо... и курите! Что-то случилось?
- Что? - глянул непонимающе на племянницу.
- ДяБорь, вы идите, полежите, я закончу.

Кивнул, соглашаясь, но пошёл не в дом, а к речке, где присел на мостик, опустив ноги в воду. Издали он походил на убитого горем мальчика. У Светы незнакомо защемило в груди, захотелось броситься, прижать к груди, отнять бОльшую часть горечи.
Бросив куртку, Света рванулась, было к речке, но что-то заставило её остановиться на полпути. С трудом проглотив образовавшийся в горле колючий ком, она вернулась к стиральной машине.

2
Вечером, в седьмом часу, когда Борис вошёл, чтобы разбудить Юрия к ужину, тот уже не спал. Сидел за столом, курил, перед ним стояла нераспечатанная бутылка водки.
- Боря, я ничего лишнего?
- Ничего, не бери в голову.
- Мне надо ехать. Извини.
- Нет, это ты меня извини, но в ближайшие два часа ты никуда не поедешь. Счас сходим в баньку, похлестаемся. Я тебе выскажу свои соображения по делу. Потом поужинаем, и поедешь.
- Ладно, Боб, быть, по-твоему.

В предбаннике, отдыхая, после добротного хлестанья вениками друг друга, Борис решился заговорить о деле:
- Я понял так: ты по ноздри в своих делах и это взять просто нет возможности.
- Так, Боря, так. Да если б хоть малый продых. Мне машину некогда помыть... Бабу, в конце концов, завести...
- Ушёл бы. Другие...
- Другие, Боря, это другие. Ты вот приспособился и в ус не дуешь. Я не смогу. Это как из болота взять живность и поместить в аквариум с чистой водой. Подохнет. Я рождён в дерьме и могу жить, только плавая в дерьме.
- Не согласен. Женись, и мысля твоя разом поменяет направление...
- Когда, Боря, когда? Я в убойном, если ты не забыл. Включи ящик, загляни в газетку: одних "заказняков" в день по вязанке. Не-мо-гу!

- Хорошо, с этим ясно. Я, как ты видел, тоже не могу с головой уйти, а наскоком тут не возьмешь. Но это не значит, что я просто развёл ручки. По мере сил окажу помощь. Есть у меня один человечек.
- Я знаю?
- Должон. Фея. Тебе что-нибудь говорит?
- Фея? Направь.
- Дело Головастика...
- Елизавета Яковлевна Февральская? Так бы и говорил. Разве она ещё жива? Ей поди...
- 77 в ноябре будет. Бабушка, я тебе скажу, классная. Ртуть!
- Ты что, поддерживаешь с ней отношения?
- Ещё бы. Мировая тёща!
- Чья? Твоя?! Ну, ты и фрукт! Да я тебе все твои шмотки в доме перестираю, чтобы только рядом с ней постоять! Я ж по этому делу Головастика курсовую писал. Да я элементарно влюблён был в неё заочно. Хотел встретиться, но в отделе кадров МВД огорошили: молодой человек, эта тётя сто лет в обед как ушла из органов, где проживает, неведомо, скорее всего, служит у архангелов... Где же она, тащи меня туда!
- Тебе же ехать надо...
- К чёрту! Есть 20 выговорешников, будет 21. Очко! Куда ехать?
- На Лугу. С Генкой они рыбачат. Два сапога-пара.
- Знаешь где? - Юрий лихорадочно стал одеваться.
- Приблизительно. Был разок.
- Тогда по коням. Кусок в зубы - и вперёд!