АПЛОЙ (фантастический роман), глава 15

Глава пятнадцатая
        
         В ту ночь никому из нас так и не суждено было нормально выспаться. Мы с Тэнни молча сидели на скамейке у крыльца под цветущей яблоней, когда вдруг откуда-то из темноты донесся вкрадчивый шорох шин подкрадывающегося автомобиля, затем прямо перед калиткой громоздкой черной тенью мягко затормозил огромный джип и из его кабины, по-стариковски покряхтывая, выбрался консул Эвердик.
         – Прошу прощения за неожиданный и поздний визит, – сказал он, приближаясь к нам по тропинке и неся в руках какой-то довольно большой сверток. – Нужно было, конечно, заявиться пораньше, но, сами понимаете, дела, дела… Ну, да ничего. Я думаю, наша именинница не обидится, если я поздравлю ее чуть позже, чем положено, тем более что я приготовил такой подарок, который ты, моя девочка, сможешь оценить по его полному достоинству.
         С этими словами он протянул Тэнни сверток. Та удивленно пробормотала «спасибо» и вопросительно уставилась на него.
         – Разверни, разверни, – улыбнулся Эвердик. – Это действительно очень хороший и дорогой подарок.
         Тэнни осторожно потянула ленточки на свертке, развернула хрустящую бумагу и замерла. Глаза ее расширились от изумления и восхищения, она тихо ахнула: «Вау!» и уронила руки. Перед ней на коленях лежал великолепный самурайский меч-катана в черных, с позолотой, ножнах.
         – Господи! – при виде этого чуда я тоже не удержался от возгласа. – Это что, настоящий?!
         – Самый настоящий, – кивнул Эвердик. – Можно сказать, единственный в своем роде. Ручная работа прославленного японского мастера Такеды Мадзуоки.
         – Как?! – опять ахнула Тэнни. – Его держал в руках сам Такеда-сенсей?!
         – Я же сказал, что ты сможешь оценить его по достоинству! – Эвердик был явно очень доволен.
         – Но сколько же это стоит? Это же целое состояние!
         – Хорошее оружие, девочка моя, и должно стоить дорого, – скромно потупился консул.
         Дрожащими от волнения руками Тэнни бережно выдвинула меч из ножен. Голубовато блеснула сталь.
         – Это мне? – от счастья потеряв голос, одними губами шепнула девочка.
         – А кто у нас главный специалист по мечам? – хмыкнул Эвердик. – Тебе, конечно, тебе. С днем рождения, милая. Думаю, тебе не нужно объяснять, что значит хороший меч для настоящего воина. Я подарил тебе надежное и безотказное оружие. Обнажай его без колебаний, если нужно будет защитить твою семью и твоих близких. Поняла?
         Я с тревогой поднял на Эвердика глаза:
         – Неужели все так плохо, шеф?
         – Тэнни, малыш, пожалуйста, пойди в дом, нам с твоим отцом посекретничать надо, – ласково попросил консул, почему-то назвав меня отцом, хотя о нашем, только что состоявшемся с Тэнни разговоре он точно еще знать не мог. – Без обид, хорошо?
         Тэнни кивнула, встала и пошла в дом, бережно неся свой драгоценный подарок.
         Эвердик сел рядом со мной на скамейку и тяжело вздохнул.
         – Что все это значит, шеф? – спросил я уже совсем встревожено.
         – Ведь ты же обещал ничего не предпринимать, предварительно не посоветовавшись с дядюшкой Эвердиком… – сказал шеф с грустной укоризной, словно и не услышав моего вопроса.
         – А вы обещали снять с меня наблюдение, – проворчал я хмуро.
         – Честно говоря, я не думал, что ты так легко купишься на такую простую уловку, – тоном мудрого учителя проговорил Эвердик. – Как-никак, ты второй заместитель консула и должен был бы проявить чуть большую сообразительность. Разумеется, я не переставал следить за тобой, иначе почему же я появился здесь почти в ту самую минуту, когда у тебя, грубо говоря, возникло желание рвать когти? Спроси себя об этом.
         – Но Тэнни не обнаружила жучки ни в доме, ни во дворе, ни в моей машине, поэтому я был уверен…
         – Видишь ли, друг мой, – покачал головой шеф, – когда я хочу за кем-то проследить по-настоящему, я обычно избираю более прогрессивные методы, чем банальные жучки, которые легко обнаружит любой сколь-нибудь опытный в этом деле человек. Мы знакомы с тобой столько лет, и ты этого не знал?
         – Я совершенно ничего не понимаю, шеф! – взмолился я. – Признаю, что я балбес. Объясните мне все, прошу вас.
         – А все не так сложно, как ты думаешь, – отвечал Эвердик с иезуитской улыбкой. – Понадобилось всего лишь немного смекалки, гениальная голова Виллиталлена и волшебные руки доктора Рубинцева.
         – Вы хотите сказать?.. – ужаснулся я, начиная понимать, в чем дело.
         – Конечно, – продолжал улыбаться Эвердик, – именно это я и хочу сказать. В телах девочек не было никаких изотопных меток. Или ты полагаешь, что в противном случае их преследователи из «Аплоя», если таковые вообще имеются,  не накрыли бы вас в первый же день? Нет, мой милый, метки в их тела вставил я. Зато теперь я могу видеть и слышать Айку и Тэнни, где бы они ни находились. Ну, и тех, кто с ними разговаривает, разумеется, тоже.
         У меня внутри все захолонуло.
         – Вы подвергли жизнь девочек опасности, хотя в этом совсем не было необходимости! – вскричал я, еле сдерживая вскипевшую во мне злость.
         – Что значит «не было необходимости»? Необходимость-то как раз была, да еще какая!
         – Да вы знаете, как это называется?
         – А ты зубами-то на меня не скрипи, мальчишка! – холодно оборвал меня Эвердик. – Как это называется, я, будь спокоен, знаю. Это называется обеспечением безопасности землян, что, между прочим, является и твоей обязанностью. Ты не забыл об этом? Я сварливый и нудный старик, у меня целая куча недостатков, но лишь в одном меня нельзя упрекнуть – в отсутствии патриотизма. Да, я землянин и патриот своей планеты, и когда речь заходит о ее безопасности, я готов на очень многие жертвы. На войне как на войне, черт побери! Или мы врага, или враг – нас.
         – Кто ваш враг, консул? Эти дети?
         – Боже милосердный, какой же ты дурак, Уральцев!
         – Перестаньте! Я ваш подчиненный, но оскорблять меня вам никто не давал права!
         – Да нет, это ты перестань! – Эвердик пронзил меня испепеляющим взглядом. – Проснись, разуй глаза, опомнись, странный ты человек! Кем ты восхищаешься, кого боготворишь и называешь дочерью? Дурак, трижды дурак! Ты ведь даже не знаешь, человек она или нет!
         – А мне плевать, – не отводя взгляда, ответил я. – Знавал я чистокровных людей, значительно менее человечных, чем эта девочка. Так что давайте впредь не будем сравнивать.
         – Смотри, не разочаруйся потом. Ты ведь почти ничего еще не знаешь.
         – А почему вы меня в этом упрекаете? Да, я действительно многого не знаю и не понимаю в этой истории, но разве не вы сами отказывались информировать меня, когда я вас об этом просил? Я знал бы больше, если бы вы с самого начала не вели двойную игру.
         – Может, мне и не пришлось бы вести двойную игру, если бы я был уверен, что имею дело с настоящим профессионалом, а не с сентиментальным слюнтяем.
         – На каком же основании вы отказываете мне в профессионализме?
         – И ты еще смеешь доискиваться оснований? Сынок, если бы ты был настоящим профессионалом, ты бы, прежде всего, попытался найти правильные ответы на три очевидных вопроса. Во-первых, почему, явившись к тебе неизвестно откуда с более чем сомнительной запиской в руках, девчонки не рассказали тебе ничего ни о себе, ни о Ларисе, ни об «Аплое» и до сих пор всячески уклоняются от разговоров на эту тему? Во-вторых, почему, когда ты трижды предлагал им бежать, они всякий раз отказывались? И, наконец, почему им так важно было попасть именно к сотруднику Консулата, а не Совета Согласия?
         – Поверьте, шеф, я задавал себе эти вопросы и, если мне не изменяет память, даже излагал вам свое мнение по этому поводу в отчетах.
         – То, что ты мне присылал, – это бред восхищенного папеньки, а не отчеты второго заместителя консула по безопасности.
         – Я писал то, что видел.
         – Нет. Ты писал то, что хотел видеть. А между тем, если кто-то не желает говорить о своем прошлом, разве это естественным образом не наводит на мысль, что в прошлом этом что-то не чисто? Или, если человек, имея возможность бежать, не делает этого даже перед лицом смертельной угрозы, разве такое поведение не заставляет предположить, что здесь преследуется какая-то высшая цель, намного более важная, чем даже сама жизнь?  И разве эта цель не намечается хотя бы контурно тем фактом, что человек из «Аплоя» стремится попасть в руки сотрудников Консулата, то есть ведомства, знающего об «Аплое» больше, чем кто бы то ни было? Ты в этом направлении не пытался размышлять, профессионал?
         Я действительно не пытался и был несколько сбит с толку.
         – Почему Рубинцев согласился с вами сотрудничать? – спросил я. – На него это, вроде бы, не похоже.
         – А он и не соглашался, – пожал плечами Эвердик. – Видишь ли, у старика принципы – целая куча. Они, несомненно, мешают ему жить, но ни одним из них он не согласится поступиться ни за какие деньги. Убеждать или доказывать что-либо  в данном случае совершенно бесполезно, поэтому пришлось действовать окольными путями. Так что не волнуйся, он честный и неподкупный врач и действительно хотел помочь девочкам свести их страдания к минимуму. Он понятия не имел, чем заряжен его лучевой скальпель. Программирование и установка частоты – заслуга исключительно Виллиталлена.
         – Я так и думал. Вы обманули Рубинцева.
         – Да, обманул, – спокойно согласился Эвердик. – По долгу моей службы мне нередко приходится и обманывать. Ничего не поделаешь.
         – Ну, а сюда-то вы зачем приехали?
         – Чтобы вы не наделали глупостей. Понимаешь, Уральцев, отчеты твои и в самом деле самый дурацкий бред, какой мне только доводилось читать в жизни, и все же с одной точки зрения они совершенно бесценны.
         – С какой же, интересно знать?
         – С точки зрения эмоционального контакта с детьми. Я ведь тебе уже говорил, что ни Тэнни, ни Айка даже не подозревают, ради каких целей они созданы. Они даже всех своих возможностей до конца не знают.
         – А вы знаете?
         – Я только догадываюсь. Лариса знала.
         – Вот как?
         – Да, именно так.
         – Почему вы так считаете?
         – Да потому что это я, лично я послал ее на задание и четыре года поддерживал с ней регулярную связь, – ответил Эвердик и ссутулился, уставившись на свои башмаки.
         На минуту я онемел от изумления.
         – Вам удалось внедрить Ларису в «Аплой»?! – спросил я, наконец, с трудом пережевав информацию.
         – Ну, что-то в этом роде… – пробормотал Эвердик.
         – А Рубинцев знает?
         – Нет. Для него Лариса умерла.
         – А на самом деле? – спросил я с замиранием сердца.
         – Понятия не имею. Честное слово, Уральцев. Не пялься на меня так. Связь с ней оборвалась за два месяца до появления девочек.
         – Послушайте, шеф, – взмолился я, еле справляясь с эмоциями, – расскажите мне всё. Я должен знать. По-моему, вы достаточно долго скрывали…
         – Всё не всё, а кое-что расскажу, за этим и приехал, – ответил консул, вставая со скамейки. – Пошли в дом. Сыро здесь. Да и кофе что-то хочется. Угостишь?
         Тэнни и Айка в стереоочках сидели в гостиной на диване перед телевизором и смотрели что-то объемное. Заметив, что мы вошли, они приподняли очки и вопросительно взглянули на нас.
         – Девчата, не в службу, а в дружбу, сварите кофе дедушке Эвердику, – весело попросил консул. – И если осталось что-нибудь от ужина, я бы тоже не отказался.
         Тэнни и Айка молча переглянулись, выключили телевизор и подались на кухню, а мы с шефом не торопясь отправились в мой кабинет. Проходя по лестнице на второй этаж, мы услышали из боковой комнаты богатырский храп и, мельком заглянув туда,  увидели Рогнеда, дрыхнувшего в кресле.
         – Не буди спящего бегемота, да избежишь несчастий, – порекомендовал Эвердик. – Пусть храпит. Потом расскажешь ему, что сочтешь нужным.
         В кабинете я усадил консула за свой стол, а сам устроился на кожаном диванчике возле торшера. Явилась Айка с кофейником и чашками. Поставила их перед гостем и воспитанно кивнула рыжей головой:
         – Сэр!
         – Спасибо, малыш, – поблагодарил Эвердик и потрепал девочку по плечику.
         Следом за Айкой Тэнни внесла поднос с едой. Поблагодарив и ее, консул дал понять, чтобы девочки уходили, и, когда те молча вышли, с удовольствием подвинул к себе салат:
         – Ты извини, Уральцев, я буду жевать. С утра на одной минералке.
         – Жуйте на здоровье, мне спешить некуда, все время ваше, – сказал я гостеприимно.
         – Тогда, может, я и правда спокойно поем? – предложил Эвердик. – А уж потом начнем о серьезном.
         Я развел руками, понимая, что меня тоже выставляют из собственного кабинета, и вышел. Порою эта напускная простота консула просто выбивала меня из колеи. Я вообще не понимал, зачем ему передо мною кривляться. Ведь не настолько же он, в самом деле, голоден! А если хочет порыться в моем ноут-буке, то почему бы не сказать мне об этом напрямик? Я бы его понял.
         Снова спустившись в гостиную, я увидел там одну Тэнни. Она стояла у окна спиной ко мне и бесцельно смотрела в темноту.
         – О чем задумалась, Тигренок? – я приблизился и осторожно положил руки ей на плечи.
         – Папа, зачем он подарил мне этот меч? – спросила девочка, не оборачиваясь. – Кого я должна буду им убить?
         – Ну, зачем же обязательно?.. – опешил я. Она впервые назвала меня папой, и это коротенькое слово погладило меня по сердцу так нежно, что я даже задохнулся.
         – Ты не понимаешь… – сказала Тэнни тихо. – В моих руках это действительно очень страшное оружие. Страшнее, чем в руках самурая. Ты ведь не знаешь, как я умею управляться с таким мечом.
         – И не хочу знать. Это подарок. Если угодно, сувенир. Относись к нему именно так.
         Она медленно повернулась ко мне лицом, посмотрела на меня своими немыслимыми малахитовыми глазами Медной Горы Хозяйки и вдруг обняла меня и ткнулась лбом мне в грудь:
         – Я убью любого, кто посмеет поднять на тебя руку!
         – Да что ты, Тигренок, что ты!.. – совсем растерялся я, тоже обняв ее и почувствовав, как нервно вздрагивает под моими ладонями ее напряженная спина. – Девочка моя, солнышко… Красивая, добрая моя Тэнни…
         Конечно же, она ждала от меня совсем не этого лепета, но это было всё, что я сумел произнести.
         – Я не добрая… – сказала девочка тихо. – Я умею быть очень жестокой… Ты просто еще не знаешь…
         – Перестань, – ответил я, гладя ее по голове. – Я знаю достаточно.
         – Меня специально тренировали, чтобы воевать и убивать.
         – Может быть. Но это в прошлом. Зачем сейчас вспоминать?
         – По-твоему, не надо?
         – Конечно. Тем более, что я абсолютно уверен, что ожесточить тебя по-настоящему им все равно не удалось.
         – Ты мне настолько доверяешь, папа?
         – Без малейших оговорок, Тигренок. И никто никогда не убедит меня в том, что ты плохая.
         – А уже пробовали? Эвердик, да?
         – Ну, ты же знаешь дедушку Эвердика. У него характер такой… гаденький. Если не помотает кому-нибудь нервы, то спать плохо будет.
         – Я не верю ему, – сказала Тэнни, глядя на меня почти жалобно. – Он очень страшный человек. Обычно я сразу чувствую, кто за меня, а кто против. Но про него я ничего сказать не могу и поэтому не знаю, чего от него ждать.
         – Он великий человек, – сказал я совершенно искренне. – При всех его невыносимых недостатках, это один из самых выдающихся людей на планете. Я не знаю никого, кто бы его по-настоящему любил. Даже его родные внучки, насколько я понимаю, относятся к нему достаточно прохладно. Но то, что свою работу он выполняет с гениальной виртуозностью, – это признают все. Такие, как он, всегда одиночки, у них не может быть друзей, хотя, в общем-то, он со всеми в неплохих отношениях, потому что умеет манипулировать людьми, располагать к себе, убеждать. Он почти всегда может заставить человека выполнить любое его желание, причем так, что человек даже не заметит, что его заставляют. Эвердик чертовски умен, хитер и опасен, и, если честно, я тоже до сих пор не уверен, за нас он или против.
         – Как ты думаешь, он не слышит тебя сейчас?
         – Конечно, слышит. Пусть себе, – улыбнулся я и бережно снял пальцем с ее щеки одинокую, случайную слезинку. – Ты сегодня устала, Тигренок. Иди спать.
         – Думаешь, Эвердик позволит нам уснуть?
         – Ну, кто его знает… Вот поговорю с ним, тогда видно будет. А ты все равно ложись. Если не уснешь, то отдохни, хотя бы. Айка-то где?
         Тэнни пожала плечами.
         – Вот найди ее, и идите отдыхать, – настоятельно сказал я. – А я поднимусь к Эвердику. Он уже, наверное, поужинал.
         Мне не хотелось ждать, пока его величество шеф сам соизволит меня к себе пригласить. В последнее время я, может быть, впервые за много лет, наслаждался настоящим домашним уютом, и мне, откровенно говоря,  все больше не нравилось, что этот уют кто-нибудь постоянно и бесцеремонно старается нарушить. Даже Рогнед, хотя мне и совестно было в этом признаться,  подчас казался мне на даче шумным излишеством, а что уж говорить о Виллиталлене и, тем более, об Эвердике! Эти двое особенно мешали мне чувствовать себя хозяином положения, и хотя я, конечно же, понимал, что служба есть служба, в моей душе уже давно поселилась стойкая уверенность, что, если бы меня и девочек согласились оставить в покое,  я бы без колебаний отказался и от своего высокого поста в Консулате, и от прочих удобств пражской жизни и с удовольствием переехал бы на постоянное жительство куда-нибудь поглубже в сибирскую тайгу, где меня уж точно никто не смог бы достать.
         Когда я открыл двери кабинета, Эвердик действительно закончил ужин. Пустые тарелки стояли перед ним на столе стопочкой, а на них сверху красовалась кофейная чашка с ложечкой, а сам шеф, откинувшись на спинку стула, казалось, дремал. Однако, как только я вошел, он тут же открыл глаза.
         – А, это ты? Садись, – указал он мне на диванчик. – Ты знаешь, девчонки исключительно вкусно готовят.
         – Знаю, – сказал я, садясь. – Вы хотели мне что-то рассказать?
         – Разве? – приподнял брови Эвердик. – А впрочем, верно, хотел. Вот только понимаешь ли, какая штука получается: пока ты не знаешь всех подробностей, с тебя взятки гладки. Ты можешь просто бросить все, остаться в стороне, уволиться или что угодно, и никаких к тебе претензий. Но если я тебе все расскажу, пути к отступлению у тебя не будет. Ты станешь носителем совершенно секретной информации и уже не сможешь отвертеться. Говорю напрямик: если в таком случае ты начнешь выкрутасничать, мне придется тебя нейтрализовать. Похороны будут пышными, со всеми почестями, обещаю.
         – А если за меня вдруг Тэнни вступится? – нахмурился я. – С подаренным-то мечом, а?
         – Вот ты уже и выкрутасничаешь… – расстроился Эвердик. – Мне это не нравится.
         – А на кой черт, извините за выражение, вы тогда его ей подарили? Для красоты, что ли? Меч – плохая игрушка, шеф. Девочка уверена, что ей придется его применить.
         – Кто знает, может, и придется. Не дай Бог, конечно, но если до этого дойдет, я хочу, чтобы она достойно защитила и тебя, и этого увальня Рогнеда.
         – Но, шеф… Зачем вы пытаетесь меня запугать?
         – Нужен ты мне больно, чтоб тебя пугать… – пробормотал консул утомленно. – Сынок, ты поверь, я тебе не враг. Если бы все зависело только от меня, я бы давно и с удовольствием позволил тебе с девчонками жить долго и счастливо, но не получается, черт побери, не получается! У меня проклятая работа, Уральцев. Я занимаюсь ею сорок лет и все это время ее ненавижу. Я не имею права на личные чувства, потому что на другой чашке весов всегда лежит безопасность планеты, за которую я однажды по глупости взвалил на себя ответственность. Да, да, именно по глупости. Были люди и старше, и умнее, и опытнее меня, но я был молодой, амбициозный, считал, что все мне по плечу, а ведь меня предупреждали. Ты не думай, что я тут решил поплакаться тебе в жилетку. На черта мне твоя жилетка! Если уж на то пошло, то судьба сводила меня, и не раз,  с гораздо более выдающимися людьми, чем ты, которые имели гораздо большее право на мою откровенность, и то я практически никогда не бывал с ними откровенен до конца, и уж тем более никогда не позволял себе жаловаться на трудности и неудачи. Можешь обижаться, но это так.
         – Зачем же мне обижаться? – пожал я плечами. – Вы совершенно правы, шеф, и я вовсе не собирался претендовать на какие-либо отношения с вашей стороны, кроме служебных. И все же позвольте задать вам один личный вопрос.
         – Что ж, валяй, куда от тебя денешься… – вздохнул консул.
         – Есть ли на свете хотя бы один человек, с которым вы бываете до конца откровенны?
         – Не твое свинячье дело, – буркнул Эвердик, сразу помрачнев. – Нашел, о чем спросить… Неужели только это и интересует тебя в моей личности?
         – Да, меня это очень интересует, шеф. Потому что мне очень хочется вам верить.
         – А ты, значит, не веришь? Это зря. Ведь у тебя выбора-то нет. Верить мне все равно придется. Тут уж, как говорится, вертись не вертись, а от занозы в одном месте все равно больно.
         – Но ведь вы сами всегда учили меня быть скептиком. Всё подвергай сомнению – разве это не ваша любимая фраза?
         – Вполне возможно, – кивнул Эвердик, – но если ты хочешь, чтобы я тебе все рассказал, засунь свой скепсис куда подальше, потому что я собираюсь говорить о вещах совершенно невероятных. Я не прошу тебя об этом, я требую, потому что не хочу начинать разговор, заранее зная, что собеседник не поверит ни одному моему слову.
         – Ну, почему же ни одному?
         – Да потому что мне и самому гадко чувствовать себя в столь идиотском положении. И тем не менее, все, о чем я буду говорить, – это факты. К сожалению, но факты. И от этого уже не отвертеться. Видишь ли, пока вы с Рогнедом наслаждались спокойной жизнью на даче и писали мне слюнявые отчеты о том, какие замечательные у вас девочки, я иногда заставлял себя работать и, отчасти неожиданно для самого себя, кое-что накопал.
         – Это касается «Аплоя»?
         – В определенном смысле. Ты помнишь, какими словами заканчивается предсмертная записка доброго доктора Марио?
         – Если честно, навскидку не припоминаю, шеф.
         – Напрасно. А еще говорят, что это у стариков память дырявая. Напряги-ка извилины. Неужели не помнишь?  А ведь тогда эти последние слова многих удивили: «Простите, если сможете, я не виноват!».
         – Ах, да, точно, именно так. Вот только в чем, собственно, не виноват?
         – Как ни странно, в самом главном грехе, который ему приписывали. Он не виноват в создании «Аплоя».
         Я одурело затряс головой:
         – Как не виноват?!
         – Да вот так: не виноват, да и шабаш! Доктор Марио был честный ученый, гений в своей области, который сам стал жертвой людей, грезящих о мировом господстве.
         – Постойте, постойте! Как же так? Разве это не он через Интернет без устали проповедовал экстремистскую идеологию и сыпал угрозами в адрес всех правительств мира?
         – Ну, Уральцев, ты прямо как дитя! – развел руками Эвердик. – Вот, смотри, – он вынул из кармана свой мобильник, – сейчас я тебя сфотографирую, а еще лучше сниму клип минуты на две-три. Завтра я передам эту запись компьютерным гениям из нашего спецотдела, они пошаманят над нею часок-другой, а послезавтра в Интернете появится твое видеообращение, в котором ты лично будешь хвалить Гитлера и призывать к установлению нового мирового порядка. Ты разве не знаешь, как стряпаются подобные фальшивки?
         – Да, но не в таких же масштабах!
         – Именно в таких, мой мальчик, учитывая технические и любые другие возможности нашего противника.
         – Но почему вы так уверены, шеф, что Марио не создавал «Аплоя»? Откуда такие сведения?
         – Невиновность Марио была неопровержимо доказана.
         – Кем?
         – Ларисой. Она очень хотела вернуть доктору его доброе имя в глазах мировой общественности. Но вот, не успела… Хотя что я говорю! Не успела!.. За четыре года работы Лариса успела потрясающе много. Эта девушка была талантливейшим разведчиком. Таких я на своей памяти по пальцам могу пересчитать.
         – Никогда бы не подумал, что в характере Ларисы была склонность к разведывательной деятельности… – пробормотал я.
         – Именно потому, что она была прирожденный разведчик, ты и не догадывался ни о чем, – улыбнулся Эвердик.
         – Вы хотите сказать, что все наши отношения, ее любовь ко мне были только игрой в шпионов? – спросил я, почти физически ощущая во рту горечь этих слов. – А на самом деле она не испытывала ко мне никаких чувств и всего лишь действовала в рамках легенды?
         – Я начал разрабатывать Ларису еще в ее студенческие годы, – сказал Эвердик раздумчиво. – Для особо важной миссии мне нужны были молодые талантливые люди, и она подходила по всем статьям. Лариса прекрасно училась, затем блестяще прошла стажировку на разведывательной базе – как раз тогда, когда все подумали, что она сбежала из института на войну спасать людей. Ну, а дальше она уже напрямую попала в мои руки. Что же до ее чувств – не знаю, брат Уральцев, ничего не могу сказать. Вполне возможно, что она все-таки искренне любила тебя.
         – Ее родители знают, что вы готовили из нее шпионку?
         – Нет. Впрочем, Рубинцев, возможно, догадывался.
         – Но как же вам удалось?..
         – Давай не будем вникать в технические детали. Главное, что моя затея выгорела: Лариса отправилась на задание, четыре года вела сложнейшую работу и, в конце концов, предоставила в наше распоряжение двух очаровательных девочек – настолько очаровательных, что ты даже удочерил одну из них пару часов назад. Вторую, насколько я понял, ты собираешься уступить Рогнеду?
         – Шеф, прошу вас, не надо злословить на эту тему, – настоятельно попросил я. – Что значит уступить? Айка не собачка и не котенок. Как она сама решит, так и будет. Вы лучше объясните мне, дураку: если не Марио создал «Аплой», то кто тогда это сделал?
         – К сожалению, пока это доподлинно неизвестно, – развел руками Эвердик. – Выяснить это и есть наша с тобой первейшая задача на ближайшую перспективу. Здесь, видишь ли, как раз кончается присказка и начинается сама сказка. Правда, окончания у нее пока нет, но сюжет вытанцовывается очень интересный. Желаешь послушать?
         – А вы как думаете!
         – Смотри, не пожалей только… – Эвердик как-то странно поморщился, погладил ладонью у себя под пиджаком и взглянул на меня печальными глазами больного старика: – Слушай, Уральцев, у тебя чисто случайно не найдется чего-нибудь сладенького? Пирожное там, печенье или, на худой конец, просто варенье какое-нибудь. Похоже, у меня на нервной почве снова сахар понизился.
         – Должно найтись, – отозвался я, встал, забрал грязные тарелки и вышел из кабинета. Кажется, в этот раз шеф не притворялся, ему действительно поплохело, и надо было его выручать.
         Дом стоял тихий и полутемный – видно, девочки все же и впрямь отправились отдыхать. Я спустился по лестнице, зашел на кухню, не зажигая света, поставил тарелки в раковину, открыл холодильник и разыскал в нем забытый Тэнни и Айкой пакетик шоколадных конфет. В незашторенное окно кухни смотрела яркая желтоватая  луна, на ноготок не доросшая до полнолуния, от нее на полу лежали голубые квадраты, от чего все вокруг делалось таинственным и нездешним. Я захлопнул холодильник, и тут за ним что-то зашуршало. Из темного угла явственно послышалось чье-то сопение.
         – Вылезай, – сказал я, хотев было рассердиться, но потом решил, что, пожалуй, не за что. – Ну, что за прятки по ночам?
         Из мрака в лунный квадрат виновато выступило маленькое полупрозрачное привиденьице. Это была Айка – вся какая-то взъерошенная, в белой ночной рубашке и босая.
         – Па-а… – протянула она печальным шепотом.
         – Что, малыш? – я положил конфеты на стол и сел на табурет. – Я-то думал, ты спишь давно, а ты бродишь…
         Она без комментариев забралась ко мне на колени, обняла руками за шею и тепло засопела мне в ухо.
         – Ну, что случилось? – спросил я ласково, поерошив ее и без того взъерошенные волосы. – Не спится?
         – Не-а, – ответила она и поинтересовалась: – А ты чего в холодильнике делал?
         – Конфеты искал, которые в с Тэнни не дожевали. У шефа сахар понизился, и он меня с нетерпением ждет.
         – А-а… – ответила Айка понимающе. – Он про нас говорит, да?
         – Нет. С чего ты взяла?
         – Знаешь, Тэнни очень беспокоится. И я тоже. Эвердик ведь так просто не приедет. Чего ему надо?
         – Пока я еще и сам не понял, – вздохнул я. – Кажется, он собирается рассказать мне про что-то важное.
         – Ты только не обманывай, – почти жалобно попросила девочка. – Если вдруг что-то, то ты скажи, ладно?
         – Белка, – произнес я, отстранив ее немного и посмотрев в ее влажные, до самого дна честные и отчаянные глаза, – девочка моя, я могу соврать любому, кроме тебя и Тэнни. Вам двоим врать у меня что-то не получается.
         – Правда?! – искренне обрадовалась Айка. – А дяде Рогнеду ты тоже врешь?
         – Ему-то? Сколько угодно! Я даже папе и маме врал в детстве, вот я какой нехороший!
         – Мы с Тэнни тебе тоже никогда не врем, – заверила меня девочка. Она, кажется, успокоилась, заулыбалась. У меня тоже как-то полегчало на душе.
         – Иди-ка ты спать, чудо мое рыжее, – сказал я, поцеловав Айку в теплую бархатистую щечку и ссадив на пол. – А я пойду ублажать шефа. Он, наверное, уже заждался и нервничает.
         Айка потопталась на месте, опустила глаза и вдруг тихонько спросила:
         – Па, а ведь получается, что я и Тэнни теперь сестры, да?
         Я немного растерялся, не сразу поняв, что она имеет в виду, а когда до меня дошло, то растерялся еще больше, уразумев, что у меня только что появилась вторая дочь.
         – Да, вроде бы, так и получается, – ответил я.
         – Это хорошо, – вздохнула девочка. – Я давно так хотела…
         Из кухни я вышел с печальной мыслью о том, как расстроится Рогнед, когда проснется и узнает, что ему снова не обломилось. Но разве я виноват, что не захотела Айка признать его своим отцом? Тэнни думала, что захочет, а она не захотела. Мне было искренне жаль моего невезучего друга. Он-то надеялся, что я с ним поделюсь, а вышло вон как… Ах, Айка, белка ты, попрыгунья, умеешь же ты разбивать сердца!..
         Упрекнув меня измученным взглядом за долгое отсутствие, Эвердик съел шесть конфет подряд и сразу повеселел.
         – Не помнишь, на чем я остановился? – спросил он, жестом распорядившись, чтобы я снова сел.
         – На невиновности доктора Марио, – отозвался я, садясь.
         – Да, верно, – вспомнил шеф, – ты спросил, кто же этим всем занимался, если не он.
         – А вы сказали, что здесь кончается присказка и начинается сама сказка.
         – Тоже верно. Только сказку эту надобно начать несколько издалека. Жили-были когда-то давно в небольшом городке на западе Чехии три очень милых мальчика. Все они учились в одном классе, все числились в лучших учениках школы, но только один из них был на три года младше остальных, потому что первые двое были просто заурядные отличники, а этот – настоящий вундеркинд, который учился так успешно, что его несколько раз переводили из класса в класс досрочно. Мальчики наши не были друзьями – между ними нашлось бы очень мало общего. Первый, помимо всего прочего,  был спортсмен, радовал школу постоянными успехами на этом поприще и очень мечтал стать астронавтом и полететь в далекий космос. Второй не блистал в спорте, зато был неимоверно хитер, изобретателен, любил читать и смотреть детективы и намеревался во взрослой жизни стать политиком не последней величины. Ну, а вундеркинд, как и положено всем вундеркиндам, был крошечным, очкастым, болезненным существом, совершенно не приспособленным к жизни и потому вечно служащим объектом издевок и помыкательств со стороны остальной школьной братии. И мечты у него были соответствующие, вундеркиндские, над которыми только ленивый не смеялся: он, видите ли, хотел стать ученым-генетиком и вывести, ни больше ни меньше, новую расу людей – сильных, выносливых, не подверженных никаким болезням. Итак, три мальчика-одноклассника шли к намеченным целям каждый своим путем и фактически достигли того, чего желали. Все они закончили лучшие университеты мира, первый дважды слетал в космос и стал главой национального космического ведомства одной из стран, второй действительно выбился в очень влиятельные политики, а третий…
         – А третий был доктор Марио, – без труда догадался я.
         – Умница, – похвалил меня Эвердик, – на лету схватываешь. Так вот, доктор Марио, как тебе известно, тоже добился колоссальных успехов в своей сфере деятельности, получил научные степени, награды и премии,  сделал несколько фундаментальных открытий в генетике, но все же осуществить свою детскую мечту так и не сумел – слишком уж утопической казалась затея, никто не хотел вкладывать в нее средства. А средства нужны были немалые. И тут вдруг ему позвонил его бывший одноклассник – тот, который стал шефом космического ведомства. Оказалось, что недавно вернувшаяся с Ганимеда экспедиция привезла интереснейшие материалы, заняться которыми и приглашался доктор Марио.
         – Так значит, все-таки существовал инопланетный биологический материал! – воскликнул я.
         – Да погоди ты, не лезь поперек батьки… – проворчал Эвердик. – Куда торопишься? Конечно же, никакого материала не было. Все это – фуфло для отвода глаз таким, как ты, простакам. Тут дело гораздо более земное, если не сказать приземленное. Научные разработки доктора Марио очень заинтересовали третьего мальчика – того, что стал влиятельным политиком. Естественно, он усмотрел в открытиях своего бывшего одноклассника замечательные перспективы для военных целей и решил во что бы то ни стало заполучить гениального генетика в свои нечистые руки. Договориться с начальником космического ведомства ему не составило никакого труда, и вот наивный, как дитя, доктор Марио приехал, в полной уверенности, что будет изучать инопланетную живность, а угодил… м-м-м… как бы это сказать?..
         – В западню, – подсказал я.
         – Да, именно так, – согласился Эвердик. – Его фактически похитили. Правда, понял он это не сразу. Он ведь был стопроцентным гением, а значит, не видел и не понимал ничего, кроме своей науки. А условия для работы ему создали замечательные: почти год он безвылазно просидел в одной секретной подземной лаборатории и был абсолютно счастлив, ежечасно благодаря небо и своих бывших одноклассников за то, что они дали ему возможность беспрепятственно и безоглядно творить. Ну, а когда до него, наконец, дошел весь ужас того, что он натворил, «Аплой» уже начал полнокровно и методично работать. И напрасно несчастный Марио вопил, что эксперименты еще не закончены, что надо еще тысячу раз проверить и перепроверить полученные результаты, а уж потом думать о том, внедрять ли их в жизнь и, если да, то в каких масштабах и под чьим контролем, – его, разумеется, уже никто не слушал. Результатов было с лихвой достаточно для использования в военных целях, а об этической стороне дела в таких случаях, как правило, заботятся в последнюю очередь.
         – Получается, «Аплой» первоначально имел лишь оборонное значение? – спросил я.
         – Получается, что так, – кивнул Эвердик, – но потом, как это часто бывает, эксперимент оказался в других руках и вышел из-под контроля.
         – Почему же в других?
         – Потому что как раз тогда при очень странных обстоятельствах скончался наш начальник космического ведомства, и руководство экспериментом взял на себя влиятельный политик. Ясное дело, у него тут же, как только он почувствовал себя хозяином положения, разыгрались аппетиты, он быстренько и бесшумно ушел в тень и продолжил разрабатывать «Аплой», во всем и везде вместо своей физиономии подставляя физиономию бедного доктора Марио, который по-прежнему работал в подземной лаборатории и делал все новые открытия, в то время как по всему миру множились спецшколы и тренировочные базы «Аплоя». Такая вот получилась ирония судьбы.
         – Вы говорили, что имена создателей «Аплоя» неизвестны, – напомнил я, – а теперь рассказываете обо всем так, словно точно знаете, кто виноват.
         – Имя покойного начальника космического ведомства мне удалось узнать, – ответил Эвердик. – Это достаточно известное имя, поэтому не стоит его особо афишировать, тем более что к созданию «Аплоя» этот человек имеет лишь косвенное отношение и никак не может считаться террористом. А вот имя влиятельного политика мне узнать не посчастливилось. И знаешь почему? Потому что, скорее всего, он и по сей день остается очень влиятельным политиком.
         – Вы так думаете?!
         – Почти уверен. И боюсь, что, если мы начнем копать в этом направлении, наши раскопки могут завести нас на самые верхи, что будет, естественно, равняться поражению, потому что доказать что-либо на таком уровне практически невозможно.
         – Но что заставляет вас думать именно о самых верхах?
         – А почему иначе «Аплой» так стремительно и бесследно исчез после смерти Марио? Куда делись сотни, а может, и тысячи его солдат? В воздухе растворились? Нет, сынок, «Аплой» ушел в подполье и выжидает подходящего момента, чтобы вновь проявить себя со всем размахом. Да и вообще неизвестно, действительно ли человек, найденный мертвым на той яхте, был доктором Марио.
         – Как неизвестно? Ведь была же экспертиза!
         – Сынок, доктор Марио был болезненным и тщедушным человеком, а труп на яхте принадлежал цветущему здоровяку, выглядевшему значительно моложе своих лет. И даже если ДНК покойного на все сто совпадает с ДНК Марио, это еще ничего не значит, ведь мы имеем дело с гениальными генетическими изысками, а тут возможно практически все.
         – Но разве государственный переворот на Островах организовал не «Аплой»?
         – Поначалу все так думали, в том числе и я. Уж больно сценарий был похож. Но потом все оказалось совсем иначе. Чужого вмешательства на Островах не было. Там просто местные не поделили власть между собой. Банально, но факт. Миф об участии «Аплоя» в этой буче был выгоден пришедшим к власти путчистам. Они надеялись, что это придаст им авторитет и внушит недовольным мысль о непобедимости тех, кого поддерживает «Аплой».
         – И вы это уже давно знаете?
         – Достаточно давно. Кстати, это был первый случай, когда название «Аплой» использовалось именно таким образом.
         – Тогда зачем вы отправили Ларису на Острова?
         – Вообще-то, Лариса поехала совсем не на Острова, – сказал Эвердик и проникновенно посмотрел в мое вытянувшееся от изумления лицо.
         – А… куда? – икнул я обалдело.
         – В Латинскую Америку, – ответил шеф, и в его глазах я, в который уже раз, прочел удовольствие от произведенного на меня впечатления. – События на Островах произошли очень вовремя в том смысле, что я смог сделать их надежной легендой для поездки Ларисы. Сами же по себе они меня ничуть не интересовали.
         – А что было в Латинской Америке?
         – По дошедшим до нас обрывочным сведениям, там в горах располагалась одна из крупнейших баз «Аплоя». Заданием Ларисы было проникнуть на нее и постараться раздобыть хотя бы кусочек исходного биологического материала, из которого террористы выращивают своих солдат. Тогда я еще понятия не имел, что во льдах Патагонских Анд скрыта не просто база, а самое сердце «Аплоя», его центральные лаборатории, где содержался и работал сам доктор Марио.
         – Вот это я понимаю! – ахнул я. – Да это же просто редкая удача!
         – Еще какая удача! – усмехнулся Эвердик. – И Лариса не только проникла на объект. Ей удалось закрепиться там на четыре года, подружиться с доктором Марио и, в конце концов, переправить нам не кусочек материала, а двух живых и настоящих солдат «Аплоя». Вот это я называю гением разведки!
         – Но почему же тогда девочки постоянно твердят, что Лариса участвовала в боях на Островах, а они ее защищали?
         – Потому что ничего другого они просто не помнят. Эту информацию записали в их мозг перед отправкой, стерев две трети остальной памяти. Именно поэтому они до сих пор не могут рассказать ничего внятного о жизни в «Аплое» и понятия не имеют о своем предназначении. Сделав это, Лариса и Марио поступили очень мудро. Получился своего рода предохранитель от всяких неожиданностей, ведь если бы девочки знали о себе правду, кто бы взялся предсказать, как бы они себя повели? А предназначение у девочек должно быть воистину великое, не будь я консул Эвердик! Лариса не просто выполнила, а даже многократно перевыполнила свое задание. Вспомни, ведь о солдатах «Аплоя» идет слава, как о жестоких и бездушных исполнителях чужой воли, этаких полуроботах, автоматах для убийства. Но разве Тэнни и Айка похожи на подобных тупых болванов, способных только нажимать на курок и крушить стены? Нет, братец ты мой, это очень интеллектуальные, здравомыслящие и, что самое главное, добрые девочки. Настоящий аплоевец никогда не может быть добрым – в него такие эмоции просто не закладываются. Отсюда сам собой напрашивается вывод: перед нами не просто солдаты, а, если угодно, опытные образцы новой человеческой расы, которые Лариса передала нам в надежде, что мы сами разберемся, для чего они и как их использовать. Но мы, дураки, пока ни в чем не разобрались и блуждаем впотьмах. Это обидно, но признать приходится.
         Эвердик умолк, неторопливо развернул еще одну конфетку, положил в рот и устало подытожил:
         – Ладно, хватит вам на даче прохлаждаться. Собирайтесь, поедем в Прагу.
         – Зачем? – удивился я, не ожидав такого окончания разговора.
         – Хочу, чтобы вы всегда у меня под рукой были, – проворчал шеф, – и чтобы я всегда мог вас выпороть, если вам опять вздумается дурить.
         – Но разве Рогнед и без этого не?..
         – Его пороть не так интересно, он толстокожий, – перебил меня консул. Снова внимательно посмотрел мне в лицо и добавил: – Ну нельзя таких хороших девчонок целый век в лесной глуши держать! Они должны жить в столице, иметь все, что имеют их ровесницы. Они учиться должны, в конце-то концов! Короче, собирайся, поехали. Завтра же оформим их удочерение, и станешь ты их официальным и законным отцом со всеми правами и обязанностями. Не доволен, что ли?
         – А как же «Аплой»? – пробормотал я, совсем растерявшись. – Разве их не преследуют солдаты «Аплоя»?
         – Об «Аплое» я больше ничего не знаю, – махнул рукой шеф, – и никто их, к счастью, не преследует. Скорее всего, информация о преследователях тоже была записана в их мозг, чтобы, добираясь до тебя, они прятались, не лезли на глаза полиции и не наделали по дороге лишнего шума. Нет, я, конечно же, не говорю, что опасность миновала. «Аплой», несомненно, еще объявится. Оправится от удара, который мы ему нанесли, и снова выйдет из подполья. Но когда это будет, никто не может знать. Поэтому на сегодняшний день я объявляю дело об «Аплое» замороженным на неопределенный срок, до возникновения новых обстоятельств, а тем временем девочки будут жить, как обычные дети, в обычной семье, с хорошим папой и добрыми друзьями. Лариса просила, чтобы я помог им наладить обычную жизнь. Похоже, мне это удалось. Можешь не благодарить, я сам заинтересован. Ну, а сейчас буди нашего спящего бегемота, собирай девчонок, и поехали. Сидеть тут с вами до утра я вовсе не намерен.
 

© Copyright: Алесь Черкасов, 2018

Регистрационный номер №0426626

от 1 октября 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0426626 выдан для произведения: Глава пятнадцатая
        
         В ту ночь никому из нас так и не суждено было нормально выспаться. Мы с Тэнни молча сидели на скамейке у крыльца под цветущей яблоней, когда вдруг откуда-то из темноты донесся вкрадчивый шорох шин подкрадывающегося автомобиля, затем прямо перед калиткой громоздкой черной тенью мягко затормозил огромный джип и из его кабины, по-стариковски покряхтывая, выбрался консул Эвердик.
         – Прошу прощения за неожиданный и поздний визит, – сказал он, приближаясь к нам по тропинке и неся в руках какой-то довольно большой сверток. – Нужно было, конечно, заявиться пораньше, но, сами понимаете, дела, дела… Ну, да ничего. Я думаю, наша именинница не обидится, если я поздравлю ее чуть позже, чем положено, тем более что я приготовил такой подарок, который ты, моя девочка, сможешь оценить по его полному достоинству.
         С этими словами он протянул Тэнни сверток. Та удивленно пробормотала «спасибо» и вопросительно уставилась на него.
         – Разверни, разверни, – улыбнулся Эвердик. – Это действительно очень хороший и дорогой подарок.
         Тэнни осторожно потянула ленточки на свертке, развернула хрустящую бумагу и замерла. Глаза ее расширились от изумления и восхищения, она тихо ахнула: «Вау!» и уронила руки. Перед ней на коленях лежал великолепный самурайский меч-катана в черных, с позолотой, ножнах.
         – Господи! – при виде этого чуда я тоже не удержался от возгласа. – Это что, настоящий?!
         – Самый настоящий, – кивнул Эвердик. – Можно сказать, единственный в своем роде. Ручная работа прославленного японского мастера Такеды Мадзуоки.
         – Как?! – опять ахнула Тэнни. – Его держал в руках сам Такеда-сенсей?!
         – Я же сказал, что ты сможешь оценить его по достоинству! – Эвердик был явно очень доволен.
         – Но сколько же это стоит? Это же целое состояние!
         – Хорошее оружие, девочка моя, и должно стоить дорого, – скромно потупился консул.
         Дрожащими от волнения руками Тэнни бережно выдвинула меч из ножен. Голубовато блеснула сталь.
         – Это мне? – от счастья потеряв голос, одними губами шепнула девочка.
         – А кто у нас главный специалист по мечам? – хмыкнул Эвердик. – Тебе, конечно, тебе. С днем рождения, милая. Думаю, тебе не нужно объяснять, что значит хороший меч для настоящего воина. Я подарил тебе надежное и безотказное оружие. Обнажай его без колебаний, если нужно будет защитить твою семью и твоих близких. Поняла?
         Я с тревогой поднял на Эвердика глаза:
         – Неужели все так плохо, шеф?
         – Тэнни, малыш, пожалуйста, пойди в дом, нам с твоим отцом посекретничать надо, – ласково попросил консул, почему-то назвав меня отцом, хотя о нашем, только что состоявшемся с Тэнни разговоре он точно еще знать не мог. – Без обид, хорошо?
         Тэнни кивнула, встала и пошла в дом, бережно неся свой драгоценный подарок.
         Эвердик сел рядом со мной на скамейку и тяжело вздохнул.
         – Что все это значит, шеф? – спросил я уже совсем встревожено.
         – Ведь ты же обещал ничего не предпринимать, предварительно не посоветовавшись с дядюшкой Эвердиком… – сказал шеф с грустной укоризной, словно и не услышав моего вопроса.
         – А вы обещали снять с меня наблюдение, – проворчал я хмуро.
         – Честно говоря, я не думал, что ты так легко купишься на такую простую уловку, – тоном мудрого учителя проговорил Эвердик. – Как-никак, ты второй заместитель консула и должен был бы проявить чуть большую сообразительность. Разумеется, я не переставал следить за тобой, иначе почему же я появился здесь почти в ту самую минуту, когда у тебя, грубо говоря, возникло желание рвать когти? Спроси себя об этом.
         – Но Тэнни не обнаружила жучки ни в доме, ни во дворе, ни в моей машине, поэтому я был уверен…
         – Видишь ли, друг мой, – покачал головой шеф, – когда я хочу за кем-то проследить по-настоящему, я обычно избираю более прогрессивные методы, чем банальные жучки, которые легко обнаружит любой сколь-нибудь опытный в этом деле человек. Мы знакомы с тобой столько лет, и ты этого не знал?
         – Я совершенно ничего не понимаю, шеф! – взмолился я. – Признаю, что я балбес. Объясните мне все, прошу вас.
         – А все не так сложно, как ты думаешь, – отвечал Эвердик с иезуитской улыбкой. – Понадобилось всего лишь немного смекалки, гениальная голова Виллиталлена и волшебные руки доктора Рубинцева.
         – Вы хотите сказать?.. – ужаснулся я, начиная понимать, в чем дело.
         – Конечно, – продолжал улыбаться Эвердик, – именно это я и хочу сказать. В телах девочек не было никаких изотопных меток. Или ты полагаешь, что в противном случае их преследователи из «Аплоя», если таковые вообще имеются,  не накрыли бы вас в первый же день? Нет, мой милый, метки в их тела вставил я. Зато теперь я могу видеть и слышать Айку и Тэнни, где бы они ни находились. Ну, и тех, кто с ними разговаривает, разумеется, тоже.
         У меня внутри все захолонуло.
         – Вы подвергли жизнь девочек опасности, хотя в этом совсем не было необходимости! – вскричал я, еле сдерживая вскипевшую во мне злость.
         – Что значит «не было необходимости»? Необходимость-то как раз была, да еще какая!
         – Да вы знаете, как это называется?
         – А ты зубами-то на меня не скрипи, мальчишка! – холодно оборвал меня Эвердик. – Как это называется, я, будь спокоен, знаю. Это называется обеспечением безопасности землян, что, между прочим, является и твоей обязанностью. Ты не забыл об этом? Я сварливый и нудный старик, у меня целая куча недостатков, но лишь в одном меня нельзя упрекнуть – в отсутствии патриотизма. Да, я землянин и патриот своей планеты, и когда речь заходит о ее безопасности, я готов на очень многие жертвы. На войне как на войне, черт побери! Или мы врага, или враг – нас.
         – Кто ваш враг, консул? Эти дети?
         – Боже милосердный, какой же ты дурак, Уральцев!
         – Перестаньте! Я ваш подчиненный, но оскорблять меня вам никто не давал права!
         – Да нет, это ты перестань! – Эвердик пронзил меня испепеляющим взглядом. – Проснись, разуй глаза, опомнись, странный ты человек! Кем ты восхищаешься, кого боготворишь и называешь дочерью? Дурак, трижды дурак! Ты ведь даже не знаешь, человек она или нет!
         – А мне плевать, – не отводя взгляда, ответил я. – Знавал я чистокровных людей, значительно менее человечных, чем эта девочка. Так что давайте впредь не будем сравнивать.
         – Смотри, не разочаруйся потом. Ты ведь почти ничего еще не знаешь.
         – А почему вы меня в этом упрекаете? Да, я действительно многого не знаю и не понимаю в этой истории, но разве не вы сами отказывались информировать меня, когда я вас об этом просил? Я знал бы больше, если бы вы с самого начала не вели двойную игру.
         – Может, мне и не пришлось бы вести двойную игру, если бы я был уверен, что имею дело с настоящим профессионалом, а не с сентиментальным слюнтяем.
         – На каком же основании вы отказываете мне в профессионализме?
         – И ты еще смеешь доискиваться оснований? Сынок, если бы ты был настоящим профессионалом, ты бы, прежде всего, попытался найти правильные ответы на три очевидных вопроса. Во-первых, почему, явившись к тебе неизвестно откуда с более чем сомнительной запиской в руках, девчонки не рассказали тебе ничего ни о себе, ни о Ларисе, ни об «Аплое» и до сих пор всячески уклоняются от разговоров на эту тему? Во-вторых, почему, когда ты трижды предлагал им бежать, они всякий раз отказывались? И, наконец, почему им так важно было попасть именно к сотруднику Консулата, а не Совета Согласия?
         – Поверьте, шеф, я задавал себе эти вопросы и, если мне не изменяет память, даже излагал вам свое мнение по этому поводу в отчетах.
         – То, что ты мне присылал, – это бред восхищенного папеньки, а не отчеты второго заместителя консула по безопасности.
         – Я писал то, что видел.
         – Нет. Ты писал то, что хотел видеть. А между тем, если кто-то не желает говорить о своем прошлом, разве это естественным образом не наводит на мысль, что в прошлом этом что-то не чисто? Или, если человек, имея возможность бежать, не делает этого даже перед лицом смертельной угрозы, разве такое поведение не заставляет предположить, что здесь преследуется какая-то высшая цель, намного более важная, чем даже сама жизнь?  И разве эта цель не намечается хотя бы контурно тем фактом, что человек из «Аплоя» стремится попасть в руки сотрудников Консулата, то есть ведомства, знающего об «Аплое» больше, чем кто бы то ни было? Ты в этом направлении не пытался размышлять, профессионал?
         Я действительно не пытался и был несколько сбит с толку.
         – Почему Рубинцев согласился с вами сотрудничать? – спросил я. – На него это, вроде бы, не похоже.
         – А он и не соглашался, – пожал плечами Эвердик. – Видишь ли, у старика принципы – целая куча. Они, несомненно, мешают ему жить, но ни одним из них он не согласится поступиться ни за какие деньги. Убеждать или доказывать что-либо  в данном случае совершенно бесполезно, поэтому пришлось действовать окольными путями. Так что не волнуйся, он честный и неподкупный врач и действительно хотел помочь девочкам свести их страдания к минимуму. Он понятия не имел, чем заряжен его лучевой скальпель. Программирование и установка частоты – заслуга исключительно Виллиталлена.
         – Я так и думал. Вы обманули Рубинцева.
         – Да, обманул, – спокойно согласился Эвердик. – По долгу моей службы мне нередко приходится и обманывать. Ничего не поделаешь.
         – Ну, а сюда-то вы зачем приехали?
         – Чтобы вы не наделали глупостей. Понимаешь, Уральцев, отчеты твои и в самом деле самый дурацкий бред, какой мне только доводилось читать в жизни, и все же с одной точки зрения они совершенно бесценны.
         – С какой же, интересно знать?
         – С точки зрения эмоционального контакта с детьми. Я ведь тебе уже говорил, что ни Тэнни, ни Айка даже не подозревают, ради каких целей они созданы. Они даже всех своих возможностей до конца не знают.
         – А вы знаете?
         – Я только догадываюсь. Лариса знала.
         – Вот как?
         – Да, именно так.
         – Почему вы так считаете?
         – Да потому что это я, лично я послал ее на задание и четыре года поддерживал с ней регулярную связь, – ответил Эвердик и ссутулился, уставившись на свои башмаки.
         На минуту я онемел от изумления.
         – Вам удалось внедрить Ларису в «Аплой»?! – спросил я, наконец, с трудом пережевав информацию.
         – Ну, что-то в этом роде… – пробормотал Эвердик.
         – А Рубинцев знает?
         – Нет. Для него Лариса умерла.
         – А на самом деле? – спросил я с замиранием сердца.
         – Понятия не имею. Честное слово, Уральцев. Не пялься на меня так. Связь с ней оборвалась за два месяца до появления девочек.
         – Послушайте, шеф, – взмолился я, еле справляясь с эмоциями, – расскажите мне всё. Я должен знать. По-моему, вы достаточно долго скрывали…
         – Всё не всё, а кое-что расскажу, за этим и приехал, – ответил консул, вставая со скамейки. – Пошли в дом. Сыро здесь. Да и кофе что-то хочется. Угостишь?
         Тэнни и Айка в стереоочках сидели в гостиной на диване перед телевизором и смотрели что-то объемное. Заметив, что мы вошли, они приподняли очки и вопросительно взглянули на нас.
         – Девчата, не в службу, а в дружбу, сварите кофе дедушке Эвердику, – весело попросил консул. – И если осталось что-нибудь от ужина, я бы тоже не отказался.
         Тэнни и Айка молча переглянулись, выключили телевизор и подались на кухню, а мы с шефом не торопясь отправились в мой кабинет. Проходя по лестнице на второй этаж, мы услышали из боковой комнаты богатырский храп и, мельком заглянув туда,  увидели Рогнеда, дрыхнувшего в кресле.
         – Не буди спящего бегемота, да избежишь несчастий, – порекомендовал Эвердик. – Пусть храпит. Потом расскажешь ему, что сочтешь нужным.
         В кабинете я усадил консула за свой стол, а сам устроился на кожаном диванчике возле торшера. Явилась Айка с кофейником и чашками. Поставила их перед гостем и воспитанно кивнула рыжей головой:
         – Сэр!
         – Спасибо, малыш, – поблагодарил Эвердик и потрепал девочку по плечику.
         Следом за Айкой Тэнни внесла поднос с едой. Поблагодарив и ее, консул дал понять, чтобы девочки уходили, и, когда те молча вышли, с удовольствием подвинул к себе салат:
         – Ты извини, Уральцев, я буду жевать. С утра на одной минералке.
         – Жуйте на здоровье, мне спешить некуда, все время ваше, – сказал я гостеприимно.
         – Тогда, может, я и правда спокойно поем? – предложил Эвердик. – А уж потом начнем о серьезном.
         Я развел руками, понимая, что меня тоже выставляют из собственного кабинета, и вышел. Порою эта напускная простота консула просто выбивала меня из колеи. Я вообще не понимал, зачем ему передо мною кривляться. Ведь не настолько же он, в самом деле, голоден! А если хочет порыться в моем ноут-буке, то почему бы не сказать мне об этом напрямик? Я бы его понял.
         Снова спустившись в гостиную, я увидел там одну Тэнни. Она стояла у окна спиной ко мне и бесцельно смотрела в темноту.
         – О чем задумалась, Тигренок? – я приблизился и осторожно положил руки ей на плечи.
         – Папа, зачем он подарил мне этот меч? – спросила девочка, не оборачиваясь. – Кого я должна буду им убить?
         – Ну, зачем же обязательно?.. – опешил я. Она впервые назвала меня папой, и это коротенькое слово погладило меня по сердцу так нежно, что я даже задохнулся.
         – Ты не понимаешь… – сказала Тэнни тихо. – В моих руках это действительно очень страшное оружие. Страшнее, чем в руках самурая. Ты ведь не знаешь, как я умею управляться с таким мечом.
         – И не хочу знать. Это подарок. Если угодно, сувенир. Относись к нему именно так.
         Она медленно повернулась ко мне лицом, посмотрела на меня своими немыслимыми малахитовыми глазами Медной Горы Хозяйки и вдруг обняла меня и ткнулась лбом мне в грудь:
         – Я убью любого, кто посмеет поднять на тебя руку!
         – Да что ты, Тигренок, что ты!.. – совсем растерялся я, тоже обняв ее и почувствовав, как нервно вздрагивает под моими ладонями ее напряженная спина. – Девочка моя, солнышко… Красивая, добрая моя Тэнни…
         Конечно же, она ждала от меня совсем не этого лепета, но это было всё, что я сумел произнести.
         – Я не добрая… – сказала девочка тихо. – Я умею быть очень жестокой… Ты просто еще не знаешь…
         – Перестань, – ответил я, гладя ее по голове. – Я знаю достаточно.
         – Меня специально тренировали, чтобы воевать и убивать.
         – Может быть. Но это в прошлом. Зачем сейчас вспоминать?
         – По-твоему, не надо?
         – Конечно. Тем более, что я абсолютно уверен, что ожесточить тебя по-настоящему им все равно не удалось.
         – Ты мне настолько доверяешь, папа?
         – Без малейших оговорок, Тигренок. И никто никогда не убедит меня в том, что ты плохая.
         – А уже пробовали? Эвердик, да?
         – Ну, ты же знаешь дедушку Эвердика. У него характер такой… гаденький. Если не помотает кому-нибудь нервы, то спать плохо будет.
         – Я не верю ему, – сказала Тэнни, глядя на меня почти жалобно. – Он очень страшный человек. Обычно я сразу чувствую, кто за меня, а кто против. Но про него я ничего сказать не могу и поэтому не знаю, чего от него ждать.
         – Он великий человек, – сказал я совершенно искренне. – При всех его невыносимых недостатках, это один из самых выдающихся людей на планете. Я не знаю никого, кто бы его по-настоящему любил. Даже его родные внучки, насколько я понимаю, относятся к нему достаточно прохладно. Но то, что свою работу он выполняет с гениальной виртуозностью, – это признают все. Такие, как он, всегда одиночки, у них не может быть друзей, хотя, в общем-то, он со всеми в неплохих отношениях, потому что умеет манипулировать людьми, располагать к себе, убеждать. Он почти всегда может заставить человека выполнить любое его желание, причем так, что человек даже не заметит, что его заставляют. Эвердик чертовски умен, хитер и опасен, и, если честно, я тоже до сих пор не уверен, за нас он или против.
         – Как ты думаешь, он не слышит тебя сейчас?
         – Конечно, слышит. Пусть себе, – улыбнулся я и бережно снял пальцем с ее щеки одинокую, случайную слезинку. – Ты сегодня устала, Тигренок. Иди спать.
         – Думаешь, Эвердик позволит нам уснуть?
         – Ну, кто его знает… Вот поговорю с ним, тогда видно будет. А ты все равно ложись. Если не уснешь, то отдохни, хотя бы. Айка-то где?
         Тэнни пожала плечами.
         – Вот найди ее, и идите отдыхать, – настоятельно сказал я. – А я поднимусь к Эвердику. Он уже, наверное, поужинал.
         Мне не хотелось ждать, пока его величество шеф сам соизволит меня к себе пригласить. В последнее время я, может быть, впервые за много лет, наслаждался настоящим домашним уютом, и мне, откровенно говоря,  все больше не нравилось, что этот уют кто-нибудь постоянно и бесцеремонно старается нарушить. Даже Рогнед, хотя мне и совестно было в этом признаться,  подчас казался мне на даче шумным излишеством, а что уж говорить о Виллиталлене и, тем более, об Эвердике! Эти двое особенно мешали мне чувствовать себя хозяином положения, и хотя я, конечно же, понимал, что служба есть служба, в моей душе уже давно поселилась стойкая уверенность, что, если бы меня и девочек согласились оставить в покое,  я бы без колебаний отказался и от своего высокого поста в Консулате, и от прочих удобств пражской жизни и с удовольствием переехал бы на постоянное жительство куда-нибудь поглубже в сибирскую тайгу, где меня уж точно никто не смог бы достать.
         Когда я открыл двери кабинета, Эвердик действительно закончил ужин. Пустые тарелки стояли перед ним на столе стопочкой, а на них сверху красовалась кофейная чашка с ложечкой, а сам шеф, откинувшись на спинку стула, казалось, дремал. Однако, как только я вошел, он тут же открыл глаза.
         – А, это ты? Садись, – указал он мне на диванчик. – Ты знаешь, девчонки исключительно вкусно готовят.
         – Знаю, – сказал я, садясь. – Вы хотели мне что-то рассказать?
         – Разве? – приподнял брови Эвердик. – А впрочем, верно, хотел. Вот только понимаешь ли, какая штука получается: пока ты не знаешь всех подробностей, с тебя взятки гладки. Ты можешь просто бросить все, остаться в стороне, уволиться или что угодно, и никаких к тебе претензий. Но если я тебе все расскажу, пути к отступлению у тебя не будет. Ты станешь носителем совершенно секретной информации и уже не сможешь отвертеться. Говорю напрямик: если в таком случае ты начнешь выкрутасничать, мне придется тебя нейтрализовать. Похороны будут пышными, со всеми почестями, обещаю.
         – А если за меня вдруг Тэнни вступится? – нахмурился я. – С подаренным-то мечом, а?
         – Вот ты уже и выкрутасничаешь… – расстроился Эвердик. – Мне это не нравится.
         – А на кой черт, извините за выражение, вы тогда его ей подарили? Для красоты, что ли? Меч – плохая игрушка, шеф. Девочка уверена, что ей придется его применить.
         – Кто знает, может, и придется. Не дай Бог, конечно, но если до этого дойдет, я хочу, чтобы она достойно защитила и тебя, и этого увальня Рогнеда.
         – Но, шеф… Зачем вы пытаетесь меня запугать?
         – Нужен ты мне больно, чтоб тебя пугать… – пробормотал консул утомленно. – Сынок, ты поверь, я тебе не враг. Если бы все зависело только от меня, я бы давно и с удовольствием позволил тебе с девчонками жить долго и счастливо, но не получается, черт побери, не получается! У меня проклятая работа, Уральцев. Я занимаюсь ею сорок лет и все это время ее ненавижу. Я не имею права на личные чувства, потому что на другой чашке весов всегда лежит безопасность планеты, за которую я однажды по глупости взвалил на себя ответственность. Да, да, именно по глупости. Были люди и старше, и умнее, и опытнее меня, но я был молодой, амбициозный, считал, что все мне по плечу, а ведь меня предупреждали. Ты не думай, что я тут решил поплакаться тебе в жилетку. На черта мне твоя жилетка! Если уж на то пошло, то судьба сводила меня, и не раз,  с гораздо более выдающимися людьми, чем ты, которые имели гораздо большее право на мою откровенность, и то я практически никогда не бывал с ними откровенен до конца, и уж тем более никогда не позволял себе жаловаться на трудности и неудачи. Можешь обижаться, но это так.
         – Зачем же мне обижаться? – пожал я плечами. – Вы совершенно правы, шеф, и я вовсе не собирался претендовать на какие-либо отношения с вашей стороны, кроме служебных. И все же позвольте задать вам один личный вопрос.
         – Что ж, валяй, куда от тебя денешься… – вздохнул консул.
         – Есть ли на свете хотя бы один человек, с которым вы бываете до конца откровенны?
         – Не твое свинячье дело, – буркнул Эвердик, сразу помрачнев. – Нашел, о чем спросить… Неужели только это и интересует тебя в моей личности?
         – Да, меня это очень интересует, шеф. Потому что мне очень хочется вам верить.
         – А ты, значит, не веришь? Это зря. Ведь у тебя выбора-то нет. Верить мне все равно придется. Тут уж, как говорится, вертись не вертись, а от занозы в одном месте все равно больно.
         – Но ведь вы сами всегда учили меня быть скептиком. Всё подвергай сомнению – разве это не ваша любимая фраза?
         – Вполне возможно, – кивнул Эвердик, – но если ты хочешь, чтобы я тебе все рассказал, засунь свой скепсис куда подальше, потому что я собираюсь говорить о вещах совершенно невероятных. Я не прошу тебя об этом, я требую, потому что не хочу начинать разговор, заранее зная, что собеседник не поверит ни одному моему слову.
         – Ну, почему же ни одному?
         – Да потому что мне и самому гадко чувствовать себя в столь идиотском положении. И тем не менее, все, о чем я буду говорить, – это факты. К сожалению, но факты. И от этого уже не отвертеться. Видишь ли, пока вы с Рогнедом наслаждались спокойной жизнью на даче и писали мне слюнявые отчеты о том, какие замечательные у вас девочки, я иногда заставлял себя работать и, отчасти неожиданно для самого себя, кое-что накопал.
         – Это касается «Аплоя»?
         – В определенном смысле. Ты помнишь, какими словами заканчивается предсмертная записка доброго доктора Марио?
         – Если честно, навскидку не припоминаю, шеф.
         – Напрасно. А еще говорят, что это у стариков память дырявая. Напряги-ка извилины. Неужели не помнишь?  А ведь тогда эти последние слова многих удивили: «Простите, если сможете, я не виноват!».
         – Ах, да, точно, именно так. Вот только в чем, собственно, не виноват?
         – Как ни странно, в самом главном грехе, который ему приписывали. Он не виноват в создании «Аплоя».
         Я одурело затряс головой:
         – Как не виноват?!
         – Да вот так: не виноват, да и шабаш! Доктор Марио был честный ученый, гений в своей области, который сам стал жертвой людей, грезящих о мировом господстве.
         – Постойте, постойте! Как же так? Разве это не он через Интернет без устали проповедовал экстремистскую идеологию и сыпал угрозами в адрес всех правительств мира?
         – Ну, Уральцев, ты прямо как дитя! – развел руками Эвердик. – Вот, смотри, – он вынул из кармана свой мобильник, – сейчас я тебя сфотографирую, а еще лучше сниму клип минуты на две-три. Завтра я передам эту запись компьютерным гениям из нашего спецотдела, они пошаманят над нею часок-другой, а послезавтра в Интернете появится твое видеообращение, в котором ты лично будешь хвалить Гитлера и призывать к установлению нового мирового порядка. Ты разве не знаешь, как стряпаются подобные фальшивки?
         – Да, но не в таких же масштабах!
         – Именно в таких, мой мальчик, учитывая технические и любые другие возможности нашего противника.
         – Но почему вы так уверены, шеф, что Марио не создавал «Аплоя»? Откуда такие сведения?
         – Невиновность Марио была неопровержимо доказана.
         – Кем?
         – Ларисой. Она очень хотела вернуть доктору его доброе имя в глазах мировой общественности. Но вот, не успела… Хотя что я говорю! Не успела!.. За четыре года работы Лариса успела потрясающе много. Эта девушка была талантливейшим разведчиком. Таких я на своей памяти по пальцам могу пересчитать.
         – Никогда бы не подумал, что в характере Ларисы была склонность к разведывательной деятельности… – пробормотал я.
         – Именно потому, что она была прирожденный разведчик, ты и не догадывался ни о чем, – улыбнулся Эвердик.
         – Вы хотите сказать, что все наши отношения, ее любовь ко мне были только игрой в шпионов? – спросил я, почти физически ощущая во рту горечь этих слов. – А на самом деле она не испытывала ко мне никаких чувств и всего лишь действовала в рамках легенды?
         – Я начал разрабатывать Ларису еще в ее студенческие годы, – сказал Эвердик раздумчиво. – Для особо важной миссии мне нужны были молодые талантливые люди, и она подходила по всем статьям. Лариса прекрасно училась, затем блестяще прошла стажировку на разведывательной базе – как раз тогда, когда все подумали, что она сбежала из института на войну спасать людей. Ну, а дальше она уже напрямую попала в мои руки. Что же до ее чувств – не знаю, брат Уральцев, ничего не могу сказать. Вполне возможно, что она все-таки искренне любила тебя.
         – Ее родители знают, что вы готовили из нее шпионку?
         – Нет. Впрочем, Рубинцев, возможно, догадывался.
         – Но как же вам удалось?..
         – Давай не будем вникать в технические детали. Главное, что моя затея выгорела: Лариса отправилась на задание, четыре года вела сложнейшую работу и, в конце концов, предоставила в наше распоряжение двух очаровательных девочек – настолько очаровательных, что ты даже удочерил одну из них пару часов назад. Вторую, насколько я понял, ты собираешься уступить Рогнеду?
         – Шеф, прошу вас, не надо злословить на эту тему, – настоятельно попросил я. – Что значит уступить? Айка не собачка и не котенок. Как она сама решит, так и будет. Вы лучше объясните мне, дураку: если не Марио создал «Аплой», то кто тогда это сделал?
         – К сожалению, пока это доподлинно неизвестно, – развел руками Эвердик. – Выяснить это и есть наша с тобой первейшая задача на ближайшую перспективу. Здесь, видишь ли, как раз кончается присказка и начинается сама сказка. Правда, окончания у нее пока нет, но сюжет вытанцовывается очень интересный. Желаешь послушать?
         – А вы как думаете!
         – Смотри, не пожалей только… – Эвердик как-то странно поморщился, погладил ладонью у себя под пиджаком и взглянул на меня печальными глазами больного старика: – Слушай, Уральцев, у тебя чисто случайно не найдется чего-нибудь сладенького? Пирожное там, печенье или, на худой конец, просто варенье какое-нибудь. Похоже, у меня на нервной почве снова сахар понизился.
         – Должно найтись, – отозвался я, встал, забрал грязные тарелки и вышел из кабинета. Кажется, в этот раз шеф не притворялся, ему действительно поплохело, и надо было его выручать.
         Дом стоял тихий и полутемный – видно, девочки все же и впрямь отправились отдыхать. Я спустился по лестнице, зашел на кухню, не зажигая света, поставил тарелки в раковину, открыл холодильник и разыскал в нем забытый Тэнни и Айкой пакетик шоколадных конфет. В незашторенное окно кухни смотрела яркая желтоватая  луна, на ноготок не доросшая до полнолуния, от нее на полу лежали голубые квадраты, от чего все вокруг делалось таинственным и нездешним. Я захлопнул холодильник, и тут за ним что-то зашуршало. Из темного угла явственно послышалось чье-то сопение.
         – Вылезай, – сказал я, хотев было рассердиться, но потом решил, что, пожалуй, не за что. – Ну, что за прятки по ночам?
         Из мрака в лунный квадрат виновато выступило маленькое полупрозрачное привиденьице. Это была Айка – вся какая-то взъерошенная, в белой ночной рубашке и босая.
         – Па-а… – протянула она печальным шепотом.
         – Что, малыш? – я положил конфеты на стол и сел на табурет. – Я-то думал, ты спишь давно, а ты бродишь…
         Она без комментариев забралась ко мне на колени, обняла руками за шею и тепло засопела мне в ухо.
         – Ну, что случилось? – спросил я ласково, поерошив ее и без того взъерошенные волосы. – Не спится?
         – Не-а, – ответила она и поинтересовалась: – А ты чего в холодильнике делал?
         – Конфеты искал, которые в с Тэнни не дожевали. У шефа сахар понизился, и он меня с нетерпением ждет.
         – А-а… – ответила Айка понимающе. – Он про нас говорит, да?
         – Нет. С чего ты взяла?
         – Знаешь, Тэнни очень беспокоится. И я тоже. Эвердик ведь так просто не приедет. Чего ему надо?
         – Пока я еще и сам не понял, – вздохнул я. – Кажется, он собирается рассказать мне про что-то важное.
         – Ты только не обманывай, – почти жалобно попросила девочка. – Если вдруг что-то, то ты скажи, ладно?
         – Белка, – произнес я, отстранив ее немного и посмотрев в ее влажные, до самого дна честные и отчаянные глаза, – девочка моя, я могу соврать любому, кроме тебя и Тэнни. Вам двоим врать у меня что-то не получается.
         – Правда?! – искренне обрадовалась Айка. – А дяде Рогнеду ты тоже врешь?
         – Ему-то? Сколько угодно! Я даже папе и маме врал в детстве, вот я какой нехороший!
         – Мы с Тэнни тебе тоже никогда не врем, – заверила меня девочка. Она, кажется, успокоилась, заулыбалась. У меня тоже как-то полегчало на душе.
         – Иди-ка ты спать, чудо мое рыжее, – сказал я, поцеловав Айку в теплую бархатистую щечку и ссадив на пол. – А я пойду ублажать шефа. Он, наверное, уже заждался и нервничает.
         Айка потопталась на месте, опустила глаза и вдруг тихонько спросила:
         – Па, а ведь получается, что я и Тэнни теперь сестры, да?
         Я немного растерялся, не сразу поняв, что она имеет в виду, а когда до меня дошло, то растерялся еще больше, уразумев, что у меня только что появилась вторая дочь.
         – Да, вроде бы, так и получается, – ответил я.
         – Это хорошо, – вздохнула девочка. – Я давно так хотела…
         Из кухни я вышел с печальной мыслью о том, как расстроится Рогнед, когда проснется и узнает, что ему снова не обломилось. Но разве я виноват, что не захотела Айка признать его своим отцом? Тэнни думала, что захочет, а она не захотела. Мне было искренне жаль моего невезучего друга. Он-то надеялся, что я с ним поделюсь, а вышло вон как… Ах, Айка, белка ты, попрыгунья, умеешь же ты разбивать сердца!..
         Упрекнув меня измученным взглядом за долгое отсутствие, Эвердик съел шесть конфет подряд и сразу повеселел.
         – Не помнишь, на чем я остановился? – спросил он, жестом распорядившись, чтобы я снова сел.
         – На невиновности доктора Марио, – отозвался я, садясь.
         – Да, верно, – вспомнил шеф, – ты спросил, кто же этим всем занимался, если не он.
         – А вы сказали, что здесь кончается присказка и начинается сама сказка.
         – Тоже верно. Только сказку эту надобно начать несколько издалека. Жили-были когда-то давно в небольшом городке на западе Чехии три очень милых мальчика. Все они учились в одном классе, все числились в лучших учениках школы, но только один из них был на три года младше остальных, потому что первые двое были просто заурядные отличники, а этот – настоящий вундеркинд, который учился так успешно, что его несколько раз переводили из класса в класс досрочно. Мальчики наши не были друзьями – между ними нашлось бы очень мало общего. Первый, помимо всего прочего,  был спортсмен, радовал школу постоянными успехами на этом поприще и очень мечтал стать астронавтом и полететь в далекий космос. Второй не блистал в спорте, зато был неимоверно хитер, изобретателен, любил читать и смотреть детективы и намеревался во взрослой жизни стать политиком не последней величины. Ну, а вундеркинд, как и положено всем вундеркиндам, был крошечным, очкастым, болезненным существом, совершенно не приспособленным к жизни и потому вечно служащим объектом издевок и помыкательств со стороны остальной школьной братии. И мечты у него были соответствующие, вундеркиндские, над которыми только ленивый не смеялся: он, видите ли, хотел стать ученым-генетиком и вывести, ни больше ни меньше, новую расу людей – сильных, выносливых, не подверженных никаким болезням. Итак, три мальчика-одноклассника шли к намеченным целям каждый своим путем и фактически достигли того, чего желали. Все они закончили лучшие университеты мира, первый дважды слетал в космос и стал главой национального космического ведомства одной из стран, второй действительно выбился в очень влиятельные политики, а третий…
         – А третий был доктор Марио, – без труда догадался я.
         – Умница, – похвалил меня Эвердик, – на лету схватываешь. Так вот, доктор Марио, как тебе известно, тоже добился колоссальных успехов в своей сфере деятельности, получил научные степени, награды и премии,  сделал несколько фундаментальных открытий в генетике, но все же осуществить свою детскую мечту так и не сумел – слишком уж утопической казалась затея, никто не хотел вкладывать в нее средства. А средства нужны были немалые. И тут вдруг ему позвонил его бывший одноклассник – тот, который стал шефом космического ведомства. Оказалось, что недавно вернувшаяся с Ганимеда экспедиция привезла интереснейшие материалы, заняться которыми и приглашался доктор Марио.
         – Так значит, все-таки существовал инопланетный биологический материал! – воскликнул я.
         – Да погоди ты, не лезь поперек батьки… – проворчал Эвердик. – Куда торопишься? Конечно же, никакого материала не было. Все это – фуфло для отвода глаз таким, как ты, простакам. Тут дело гораздо более земное, если не сказать приземленное. Научные разработки доктора Марио очень заинтересовали третьего мальчика – того, что стал влиятельным политиком. Естественно, он усмотрел в открытиях своего бывшего одноклассника замечательные перспективы для военных целей и решил во что бы то ни стало заполучить гениального генетика в свои нечистые руки. Договориться с начальником космического ведомства ему не составило никакого труда, и вот наивный, как дитя, доктор Марио приехал, в полной уверенности, что будет изучать инопланетную живность, а угодил… м-м-м… как бы это сказать?..
         – В западню, – подсказал я.
         – Да, именно так, – согласился Эвердик. – Его фактически похитили. Правда, понял он это не сразу. Он ведь был стопроцентным гением, а значит, не видел и не понимал ничего, кроме своей науки. А условия для работы ему создали замечательные: почти год он безвылазно просидел в одной секретной подземной лаборатории и был абсолютно счастлив, ежечасно благодаря небо и своих бывших одноклассников за то, что они дали ему возможность беспрепятственно и безоглядно творить. Ну, а когда до него, наконец, дошел весь ужас того, что он натворил, «Аплой» уже начал полнокровно и методично работать. И напрасно несчастный Марио вопил, что эксперименты еще не закончены, что надо еще тысячу раз проверить и перепроверить полученные результаты, а уж потом думать о том, внедрять ли их в жизнь и, если да, то в каких масштабах и под чьим контролем, – его, разумеется, уже никто не слушал. Результатов было с лихвой достаточно для использования в военных целях, а об этической стороне дела в таких случаях, как правило, заботятся в последнюю очередь.
         – Получается, «Аплой» первоначально имел лишь оборонное значение? – спросил я.
         – Получается, что так, – кивнул Эвердик, – но потом, как это часто бывает, эксперимент оказался в других руках и вышел из-под контроля.
         – Почему же в других?
         – Потому что как раз тогда при очень странных обстоятельствах скончался наш начальник космического ведомства, и руководство экспериментом взял на себя влиятельный политик. Ясное дело, у него тут же, как только он почувствовал себя хозяином положения, разыгрались аппетиты, он быстренько и бесшумно ушел в тень и продолжил разрабатывать «Аплой», во всем и везде вместо своей физиономии подставляя физиономию бедного доктора Марио, который по-прежнему работал в подземной лаборатории и делал все новые открытия, в то время как по всему миру множились спецшколы и тренировочные базы «Аплоя». Такая вот получилась ирония судьбы.
         – Вы говорили, что имена создателей «Аплоя» неизвестны, – напомнил я, – а теперь рассказываете обо всем так, словно точно знаете, кто виноват.
         – Имя покойного начальника космического ведомства мне удалось узнать, – ответил Эвердик. – Это достаточно известное имя, поэтому не стоит его особо афишировать, тем более что к созданию «Аплоя» этот человек имеет лишь косвенное отношение и никак не может считаться террористом. А вот имя влиятельного политика мне узнать не посчастливилось. И знаешь почему? Потому что, скорее всего, он и по сей день остается очень влиятельным политиком.
         – Вы так думаете?!
         – Почти уверен. И боюсь, что, если мы начнем копать в этом направлении, наши раскопки могут завести нас на самые верхи, что будет, естественно, равняться поражению, потому что доказать что-либо на таком уровне практически невозможно.
         – Но что заставляет вас думать именно о самых верхах?
         – А почему иначе «Аплой» так стремительно и бесследно исчез после смерти Марио? Куда делись сотни, а может, и тысячи его солдат? В воздухе растворились? Нет, сынок, «Аплой» ушел в подполье и выжидает подходящего момента, чтобы вновь проявить себя со всем размахом. Да и вообще неизвестно, действительно ли человек, найденный мертвым на той яхте, был доктором Марио.
         – Как неизвестно? Ведь была же экспертиза!
         – Сынок, доктор Марио был болезненным и тщедушным человеком, а труп на яхте принадлежал цветущему здоровяку, выглядевшему значительно моложе своих лет. И даже если ДНК покойного на все сто совпадает с ДНК Марио, это еще ничего не значит, ведь мы имеем дело с гениальными генетическими изысками, а тут возможно практически все.
         – Но разве государственный переворот на Островах организовал не «Аплой»?
         – Поначалу все так думали, в том числе и я. Уж больно сценарий был похож. Но потом все оказалось совсем иначе. Чужого вмешательства на Островах не было. Там просто местные не поделили власть между собой. Банально, но факт. Миф об участии «Аплоя» в этой буче был выгоден пришедшим к власти путчистам. Они надеялись, что это придаст им авторитет и внушит недовольным мысль о непобедимости тех, кого поддерживает «Аплой».
         – И вы это уже давно знаете?
         – Достаточно давно. Кстати, это был первый случай, когда название «Аплой» использовалось именно таким образом.
         – Тогда зачем вы отправили Ларису на Острова?
         – Вообще-то, Лариса поехала совсем не на Острова, – сказал Эвердик и проникновенно посмотрел в мое вытянувшееся от изумления лицо.
         – А… куда? – икнул я обалдело.
         – В Латинскую Америку, – ответил шеф, и в его глазах я, в который уже раз, прочел удовольствие от произведенного на меня впечатления. – События на Островах произошли очень вовремя в том смысле, что я смог сделать их надежной легендой для поездки Ларисы. Сами же по себе они меня ничуть не интересовали.
         – А что было в Латинской Америке?
         – По дошедшим до нас обрывочным сведениям, там в горах располагалась одна из крупнейших баз «Аплоя». Заданием Ларисы было проникнуть на нее и постараться раздобыть хотя бы кусочек исходного биологического материала, из которого террористы выращивают своих солдат. Тогда я еще понятия не имел, что во льдах Патагонских Анд скрыта не просто база, а самое сердце «Аплоя», его центральные лаборатории, где содержался и работал сам доктор Марио.
         – Вот это я понимаю! – ахнул я. – Да это же просто редкая удача!
         – Еще какая удача! – усмехнулся Эвердик. – И Лариса не только проникла на объект. Ей удалось закрепиться там на четыре года, подружиться с доктором Марио и, в конце концов, переправить нам не кусочек материала, а двух живых и настоящих солдат «Аплоя». Вот это я называю гением разведки!
         – Но почему же тогда девочки постоянно твердят, что Лариса участвовала в боях на Островах, а они ее защищали?
         – Потому что ничего другого они просто не помнят. Эту информацию записали в их мозг перед отправкой, стерев две трети остальной памяти. Именно поэтому они до сих пор не могут рассказать ничего внятного о жизни в «Аплое» и понятия не имеют о своем предназначении. Сделав это, Лариса и Марио поступили очень мудро. Получился своего рода предохранитель от всяких неожиданностей, ведь если бы девочки знали о себе правду, кто бы взялся предсказать, как бы они себя повели? А предназначение у девочек должно быть воистину великое, не будь я консул Эвердик! Лариса не просто выполнила, а даже многократно перевыполнила свое задание. Вспомни, ведь о солдатах «Аплоя» идет слава, как о жестоких и бездушных исполнителях чужой воли, этаких полуроботах, автоматах для убийства. Но разве Тэнни и Айка похожи на подобных тупых болванов, способных только нажимать на курок и крушить стены? Нет, братец ты мой, это очень интеллектуальные, здравомыслящие и, что самое главное, добрые девочки. Настоящий аплоевец никогда не может быть добрым – в него такие эмоции просто не закладываются. Отсюда сам собой напрашивается вывод: перед нами не просто солдаты, а, если угодно, опытные образцы новой человеческой расы, которые Лариса передала нам в надежде, что мы сами разберемся, для чего они и как их использовать. Но мы, дураки, пока ни в чем не разобрались и блуждаем впотьмах. Это обидно, но признать приходится.
         Эвердик умолк, неторопливо развернул еще одну конфетку, положил в рот и устало подытожил:
         – Ладно, хватит вам на даче прохлаждаться. Собирайтесь, поедем в Прагу.
         – Зачем? – удивился я, не ожидав такого окончания разговора.
         – Хочу, чтобы вы всегда у меня под рукой были, – проворчал шеф, – и чтобы я всегда мог вас выпороть, если вам опять вздумается дурить.
         – Но разве Рогнед и без этого не?..
         – Его пороть не так интересно, он толстокожий, – перебил меня консул. Снова внимательно посмотрел мне в лицо и добавил: – Ну нельзя таких хороших девчонок целый век в лесной глуши держать! Они должны жить в столице, иметь все, что имеют их ровесницы. Они учиться должны, в конце-то концов! Короче, собирайся, поехали. Завтра же оформим их удочерение, и станешь ты их официальным и законным отцом со всеми правами и обязанностями. Не доволен, что ли?
         – А как же «Аплой»? – пробормотал я, совсем растерявшись. – Разве их не преследуют солдаты «Аплоя»?
         – Об «Аплое» я больше ничего не знаю, – махнул рукой шеф, – и никто их, к счастью, не преследует. Скорее всего, информация о преследователях тоже была записана в их мозг, чтобы, добираясь до тебя, они прятались, не лезли на глаза полиции и не наделали по дороге лишнего шума. Нет, я, конечно же, не говорю, что опасность миновала. «Аплой», несомненно, еще объявится. Оправится от удара, который мы ему нанесли, и снова выйдет из подполья. Но когда это будет, никто не может знать. Поэтому на сегодняшний день я объявляю дело об «Аплое» замороженным на неопределенный срок, до возникновения новых обстоятельств, а тем временем девочки будут жить, как обычные дети, в обычной семье, с хорошим папой и добрыми друзьями. Лариса просила, чтобы я помог им наладить обычную жизнь. Похоже, мне это удалось. Можешь не благодарить, я сам заинтересован. Ну, а сейчас буди нашего спящего бегемота, собирай девчонок, и поехали. Сидеть тут с вами до утра я вовсе не намерен.
 

 

АПЛОЙ (фантастический роман), глава 14

АПЛОЙ (фантастический роман), глава 16