Я понимал, конечно, что Витька далеко не тот человек, перед которым стоило бы исповедоваться. Надо было наоборот что-нибудь с надутым видом вещать о наших совместных с отцом творческих планах, с какими известными на всю страну людьми мы поддерживаем сейчас знакомство, то есть, сделать все, чтобы вызвать в Козле чернейшую зависть, но мне надо было выговориться в тот момент. Неважно, перед кем.
Надо сказать, что Козел внимательно меня выслушал, у него и в мыслях не было смеяться надо мной.
–Хочешь, я помогу тебе? – спросил он в заключение нашего разговора.
–Да это бесполезно, – махнул я рукой, полагая, что он хочет замолвить за меня словечко перед начальством на моей прежней работе.
Это и в самом деле было исключено, абсолютно дохлый вариант.
–Я не о том, – покачал головой Козел, пододвигая ко мне, как само собой разумеющееся, счет, который нам принес официант в ресторанчике, где мы сидели. – Знаешь, куда я исчезаю каждое лето?
–Краем уха что-то слышал, – пожал плечами я. – Вроде как ездишь за границу, подрабатываешь там. Удивляюсь только, как начальство тебя всякий раз отпускает.
–Да плевать я на них хотел, – ухмыльнулся Витька. – Ну, уволят, что я работу себе не найду?
Как раз в этом я нисколько не сомневался, но я-то тут при чем?
–Я летаю в Штаты, и работаю там вовсе не программистом, а уборщиком в двух супермаркетах сразу. Работа ночная, через день, но у меня получается каждый день. Днем отсыпаюсь, телек смотрю. На большее сил не хватает. Зато трешку за лето намываю.
–Три тысячи долларов? – удивился я.
–Ну не рублей же! – вяло пожал плечами Витька. – Конечно, подворовываю немного, другие разные фишки есть. Но это детали. Так вот, если хочешь, могу тебя взять с собой. Вдвоем было бы сподручнее. Но, естественно, за комиссионные.
–Не могу, – с грустью покачал головой я. – Билеты на самолет, оформление – у меня просто нет таких денег.
–Займи.
–Нереально. Мы и так с отцом в долгах, как в шелках.
–Ладно, – подумав, рассудил Витька. – Ну а если я оплачу все расходы, а ты отдашь там, на месте, тогда как? Вот только комиссионные возрастут с двадцати пяти до тридцати процентов. Пойдет?
А какой у меня был выбор? Я, естественно, согласился. И вот сейчас с грустью смотрел на наш хилый контингент. Представитель той фирмы, в которой я оформлялся в Москве, посадил нас в автобус, и скоро аэропорт остался далеко позади. Двое ребят каким-то образом ухитрились «заторчать» почти сразу же после прилета: то ли провезли что-то с собой, то ли здесь уже по прибытии чем-то разжились. Как вы, наверное, догадались, Витька обманул меня. То ли с самого начала захотелось надо мной поиздеваться, и бизнес у него был совсем другой, то ли просто в последний момент передумал. С отчаяния я готов был согласиться на любую работу, лишь бы не раскрывать родителям, как легко я дал себя провести, вот так я и принял совсем уж дурацкий вариант, который Козел мне взамен предложил: Испания, уборка апельсинов. Сначала я не поверил своим ушам: какая Испания, там же кризис, безработица рекордная. Но, оказывается, чудеса возможны. Естественно, мне сулили золотые горы, естественно, я не очень-то верил этим словам, но апельсины так апельсины.
По прибытии на место мы подписали какой-то договор, затем хозяин щедро расплатился с агентом. Готово, бараны были острижены. Хозяин взял не всех, долго присматривался к каждому, остальных агент повез в какое-то другое место. К моему удивлению, наркоманы без всякого труда прошли этот своеобразный фейс-контроль.
Нас расположили в каком-то бараке, где кроме тумбочки и кровати никакого индивидуального имущества не полагалось. Женщин сразу же отселили в соседний барак. Естественно, все удобства во дворе. Там же умывальник и душ, в которые приходилось выстраиваться в очередь. Никаких занавесочек в этих душах предусмотрено не было, вода нагревалась в больших бочках наверху солнцем, так что в плохую погоду, что под дождем, что под душем стоять – было одинаково. В общем, Европой здесь определенно не пахло.
После ужина нам рассказали о том, как мы будем работать: все, в основном, сводилось к штрафам. Норму не выполнил – штраф, проспал – штраф, шлялся после отбоя, мешал другим спать – штраф, грубо ответил надсмотрщику – тоже штраф.
После «обильного завтрака» на следующий день: стакан кислющего вина, кусок козьего сыра, миска кукурузной каши, нас повезли на место работы. Это было, конечно, потрясающее зрелище: нескончаемые ряды апельсиновых деревьев, густо обвешанных плодами: как я узнал впоследствии, свой приятный оранжевый цвет они приобретают потом, уже в процессе лежки, а на момент созревания цвет у них светло-желтый.
Так начался мой кошмар. Я никогда не считал себя слабаком, но здесь уставал настолько, что вырубался при каждом удобном и неудобном случае. Штрафы так и сыпались на меня, но я не придавал этому особого значения до тех пор, пока одна из «соотечественниц» как-то сказала мне, покачав головой:
–Парень, ты не уедешь отсюда, ты работаешь в минус, даже денег на самолет не соберешь. Так нельзя. Откуда ты хоть такой взялся? Ах, москвич, ну тогда понятно.
Я не знал, что ей понятно, но стал присматриваться к окружающим. До этого мне представлялось, что я ничем среди других не выделяюсь. Но все оказалось не так. Даже «торчки» – удивляюсь, зачем они приезжали сюда ( их здесь, оказывается, чуть ли не считали за «своих»), ведь в России такого зелья сейчас, как грязи, и то после дозы работали как сумасшедшие, к обеду уже выполняли норму, зато потом куда-то напрочь исчезали. Что говорить о женщинах? Сильна русская глубинка, они делали норму втрое-вчетверо больше меня, да еще шутили, смеялись по любому поводу, песни пели.
Постепенно, я – «Москва», так меня все прозвали (как будто я один был из Москвы, а может, и один, точно не знаю) сделался предметом насмешек для всей нашей небольшой колонии. Но я ничего не мог поделать, как я ни старался, ничего у меня не получалось: к вечеру мышцы, особенно спины, совершенно деревенели, я не мог ни рукой, ни ногой шевельнуть.
«Интересно, – думалось мне, – а что здесь делают с такими, как я, неудачниками? Сажают в тюрьму? Берут в заложники, чтобы родные денег прислали на обратный путь?»
Постепенно эта тема меня всерьез заинтересовала, сделалась даже навязчивой идеей. Настолько, что я однажды решился спросить ту женщину, которая проявила ко мне неожиданное участие:
–Слушай, а что с такими, как я, здесь делают? У меня столько штрафов, впору свои приплачивать. Точно на обратный билет не наберу.
–Не знаю, – ответила та с кривой усмешечкой.
–Как не знаешь? – удивился я, – Ты же не первый год здесь.
–А таких чудаков, как ты, здесь еще не бывало. Вот и решать в первый раз придется. Может, на кол посадят, а может одно место оттяпают, в залог возьмут.
Я промолчал. Зачем она так? Ну понятно, здесь все конкуренты, но могла бы просто не отвечать. После долгих размышлений я пришел к выводу, что беспокоиться на сей счет мне особо нечего – вернусь со всеми в Москву, ясно, что никто здесь держать меня не станет, но вот по возвращении, уже в Москве, фирмачи сначала предьявят мне счет, а если заартачусь, то могут и на счетчик поставить. Штрафы мне спишут, ясное дело, а вот за обратную дорогу так и так нужно будет заплатить.
Перспектива была не из радужных, и я подумал, раз уж черт привел меня сюда, зачем мне так скоро уезжать? Ведь я могу сбежать отсюда куда угодно, а документы – ну и черт с ними, пусть так и лежат у моих «благодетелей-работодателей». Готовясь к поездке, я в Сети много встречал материалов о нелегалах, некоторые крутились здесь, в Европе, годами и даже ухитрялись, в конце концов, вид на жительство в какой-нибудь из стран получить. Ну а уж выслать-то, как раз то, что нужно – пусть сами и высылают. Тюрьмой европейской меня испугали? Даже и не смешно.
Не знаю почему, но такая идея показалась мне вполне здравой, вот только нужна была хоть крохотная сумма, чтобы добраться куда-нибудь в страну поприличнее, Испания меня почему-то совсем не воодушевляла. Лишь один человек мог одолжить мне деньги, но Валентина, а именно так звали мою новую знакомую, только руками развела.
–Я бы дала, конечно, хотя обычно никому не верю, но здесь ни у кого нет наличных денег. Деньги в конце работы, при окончательном расчете, у хозяина. Мы просто расписываемся каждый месяц в ведомости, что кому причитается, и больше ничего. Ты ведь расписывался? Слушай, я одно не пойму, зачем ты вообще сюда приехал?
–Заработать.
–Ну так и работай.
–Ты же видишь, не получается.
–Все получится, втянешься. В первый раз со всеми так. С пустыми карманами не приедешь, хотя олигархом, ясно, не станешь.
Тут она вдруг оживилась.
–Ладно, хочешь, я тебе помогу? Только не бесплатно. За секс.
–Какой секс? – я ничего не понял.
–Обыкновенный, – без всякой тени стеснения ответила Валентина. – Как тебе объяснить? Обычно у людей, когда они заняты тяжелой работой, это чувство притупляется, а у меня все наоборот. Нужна разгрузка. Я уже чувствую, как меня начинает глючить на этой почве, еще хуже, чем «этих», – она показала в сторону «торчков».
–Слушай, а они-то где деньги на «дурь» находят? – спросил я. – Значит, деньги все-таки можно попросить авансом?
–У них свой расчет, – раздраженно ответила Валентина. – Не влезай в это дело. Они приезжают без копейки, и уезжают тоже, но и сами довольны, и у хозяина к ним претензий нет – норму делают, чего еще надо? Насколько я знаю, у них здесь какие-то друзья, то ли по несчастью, то ли, наоборот, по кайфу. Во всяком случае, они не скучают, оттягиваются по полной программе. Но ты не увиливай, я тебе вполне конкретное предложение сделала.
Я не знал, что ответить.
–Ну а обычно, что ты в таких случаях делаешь? – спросил я просто ради интереса.
–Нахожу мужика! – ответила Валентина уже со злостью. – У тебя что, такой потребности нет, или я тебя совсем не «цепляю»?
–Надо подумать, – ответил я уклончиво.
–Ну, думай, думай!
Вообще-то мне подобное предложение вот так в упор впервые в жизни делали. Но я не осуждал Валентину. В конце концов, у каждого свои потребности, особенно, если «глючит». Мой опыт по этой части был невелик, а уж потребностей при такой неимоверной физической нагрузке даже отдаленно в мыслях не возникало. И в то же время на своих планах удрать мне, по всей вероятности, следовало поставить крест. Я мог удрать перед самым отлетом, там деньги Валентина вполне могла мне дать. Во всех случаях ссориться с ней явно не стоило, она была единственным человеком в этой части суши, который проявил ко мне хоть какое-то участие.
–Ладно, я согласен, – сказал я ей, пару дней промаявшись.
Самым удивительным было то, что я оказался способным учеником: то, что мне никак не удавалось схватывать на расстоянии, при обстоятельном показе и некоторой тренировке сразу же начало приносить плоды, точнее рвать их с неведомой мне ранее скоростью. Я уже не так уставал, Валентина своей опекой и неусыпным вниманием резко сократила число моих штрафов. Вот только с сексом была полная гибель. Трех-пяти минут моей «возлюбленной» вполне хватало, чтобы насытиться, а потом она терпеливо ждала, когда я доведу дело до победного финала, а если я не укладывался в срок, просто элементарно подо мной засыпала. У меня никогда, естественно, не было секса со спящей женщиной, и, надеюсь, никогда не будет впредь, хотя что-то в этом было, как я сейчас понимаю. Так или иначе, в конце концов, мне это надоело, и я решил прекратить наши отношения.
Валентина была в шоке от моих вывертов. Но я был неумолим.
–Нет, это не секс, – упрямо твердил я. – Может, для кошек, для собак это секс, но не между мужчиной и женщиной. Ничего страшного, найдешь себе другого мужика, настоящего «мачо», на мне свет клином не сошелся.
–Проблема не в «мачо», – Валентина взъярилась как кошка, – но ты выставил меня сейчас какой-то уродиной, тоже мне гурман нашелся. До тебя никто не обижался, всех я устраивала. Скажи уж, просто хочешь обмануть бедную девочку. Я свою часть обязательств выполнила, а ты решил увильнуть в сторону. Конечно, зачем я теперь тебе нужна?
–Нет, это не секс, – стоял я на своем. Меня было не переубедить.
Какое-то время мы были в размолвке. Валентина с обидой посматривала иногда в мою сторону, но мне было наплевать, что она обо мне думает. Я не стал рекордсменом, естественно, но что-то у меня начало получаться, работал не хуже других, никто больше не дразнил меня «Москвой», и перспектива впереди была близкой и ясной: дождаться конца сезона и благополучно (то есть, по нулям) смотаться отсюда.
Однако Валентину мое поведение почему-то задело. Сначала она настойчиво на моих глазах кокетничала с надсмотрщиком, но видя, что на меня это не производит никакого впечатления, однажды пришла за мной в барак совершенно преображенная: без обычного старушечьего платка, в модной кофточке, короткой юбке, даже косметику где-то нашла. Я был настолько удивлен происшедшей переменой, что даже не сразу ответил на ее: «Ну что, пошли?»
–Куда?
–Ты секса хотел? Я тут поговорила с подружками, кое-какими штучками они со мной поделились. Попробуем,а нужно, что-нибудь и сами изобретем.
Мы отошли уже достаточно далеко от бараков, когда я решился спросить:
–Слушай, ты ведь, оказывается, симпатичная девчонка, а выглядишь как старуха. Зачем?
–Ясно, – усмехнулась Валентина. – Ты, наверное, думал, что мне далеко за тридцать, а я, наоборот, на год моложе тебя. Просто маскируюсь. Они здесь такие козлы, «симпатичной девчонке», как ты выразился, прохода не дадут. Не мытьем, так катаньем, но непременно добьются своего. А так я, как все – обыкновенная сборщица-уборщица. Между прочим, знаешь, как я апельсины-мандарины люблю – просто жуть. Но здесь прекрасно без них обхожусь. Вот когда они вылежатся, оранжевыми станут, тогда другое дело. Но я ем только марокканские, Испания – совсем не то. Такой сорт – «Вашингтон Нэвил» знаешь?
Теперь знаю, тогда не знал. Опыта в сексе у нас было маловато, но что-то нам такое открылось, что мы просто не могли отлипнуть друг от друга. Тащились от всего буквально: от угольно-черного звездного неба, от стрекотания цикад в ночи, от запаха трав, от нежной кожи друг друга. Иногда, снимая желтые шарики с дерева, я ловил на себе ревнивый взгляд моей «возлюбленной», не смотрю ли я в чью-либо, другую, сторону, и мне становилось так смешно, что моя улыбка в конце концов и ей передавалась.
Но главное: мы говорили. И в этом было непередаваемое наслаждение. Я ничего не скрывал, ничего не приукрашивал: и о своих отношениях с родителями, что у меня до сих пор нет нормальной девчонки, что я решил разбогатеть и наслаждаться жизнью, а раньше жил неправильно, потому что копировал своих «предков», а у каждого поколения свои задачи. Валентина рассказывала мне в какой дремучей глубинке она живет, какие там дешевые цены, что за те полторы тысячи евро, которые она привозит отсюда, она может купить какую-нибудь халупу. Но дом у нее уже есть, полностью обставленный. Что у нее много родни, друзей, подруг. Что если я хочу разбогатеть, то надо просто в Москве взять кредит в банке, а потом приехать к ним и скупить половину их городишки. И делать деньги, а все бандиты у нее знакомые, никто меня пальцем не тронет. Ну а потом можно и опять в Москву вернуться. Уже с деньгами. А богатым, правда, быть хорошо. Лучше, чем бедным. Вообще, в бедности нет ничего хорошего.
Однажды Валентина-Клементина принесла мне карточку какого-то негритенка.
–Красивый, правда? – спросила она.
Не знаю уж, что она находила в нем красивого, но я кивнул:
–Да, чувствуется, бедовый пацан.
–Мой, – гордо похвасталась она. – Я его Сережей назвала. Смешно, правда? Такой черненький, и Сережа.
Я как-то спокойно на это прореагировал, только уточнил.
–Здесь залетела?
Валентина кивнула, вздохнув.
–Он был не такой, как другие «мараки». Стройный, ласковый, образованный. Даже по-русски немного говорил. Ты не ревнуешь?
С какой стати мне было ревновать? Испанец, марокканец, какая мне разница?
–А ничего там, в вашем городке, пацана твоего не притесняют?
–Нет, – улыбнулась она. – У нас ваших бритоголовых нет.
Когда дело дошло до рассказа о реалити-шоу (как я мог о нем промолчать?), Валентина слушала меня с неподдельным интересом, но молча. Долгое время этот участок моего мозга был как бы заблокирован: уж слишком резким выглядел контраст между тем, что я представлял собой тогда и кем ухитрился стать сейчас, да и не покидало меня некое сознание предательства в отношении отца. Сейчас я мог выговориться на полную катушку, лишь изредка спрашивая Валентину, не наскучил ли я ей своими рассказами. «Нет, нисколько», – отвечала она, но я чувствовал, что она либо не верит мне ни на грош, либо сама эта тема ей совершенно не интересна.
И лишь когда я иссяк, она вдруг стала припоминать такие подробности, о которых я давно забыл. Даже призналась мне, что болела тогда за нас с отцом всеми фибрами души и чуть телевизор не выбросила в окно, когда нас «остригли». А еще она написала нам письмо, на которое мы ей, естественно, не ответили. Нам просто ни времени, ни денег не хватило бы, чтобы на подобные послания отвечать. Может, Ма все-таки хотя бы просмотрела их, но на день моего отъезда, точно знаю, два мешка в углу так и оставались нетронутыми.
–Так ты меня узнала здесь, поэтому и решила помочь?
–Нет, – отпиралась Валентина, – как я могла предположить, что такой благополучный, «упакованный», как у вас говорят, человек вдруг на уборке апельсинов окажется, по-моему, ниже пасть уже некуда. Ты даже не показался мне похожим, просто ты из того типа парней, которые мне нравятся, на которых я западаю. Понял?
–Что, я похож на марокканца? – с сомнением спросил я.
–Нет, но я тебе говорила, что он был необычный марокканец.
–Ну да, вроде как инопланетянин, приземлился на летающей тарелке?
–Нет, он просто был лучшим, работящим, никто его не мог обогнать. А я таких мужиков очень уважаю, они самые надежные, все сделают ради семьи.
Конечно, я видел, как работают марокканцы – никакого сравнения с нами. Набрасываются на дерево, как саранча, и уже через мгновение на нем ничего не остается. Ну а уж если этот был лучшим!
Я расхохотался.
–И что, я кажусь тебе надежным? Да я безработный придурок, к тому же еще потомственный неудачник.
Она покачала головой.
–Нет, просто ты ничего не понимаешь. В жизни. И не ценишь. Например, какие у тебя потрясающие родители, а ты их всех издергал. Знал бы ты моих родителей! Вот кто действительно неудачник, так это я. Но я свое место знаю и не рвусь в небеса. Ты, тот марокканец – просто побыть с вами, и то счастье, а замуж я выйду за самого обыкновенного русского мужика – выпивоху, балабола, но буду твердо держать его в руках, потому что и дом, и дача, и машина – все будет мое, все будет приобретено до свадьбы, и пусть он только вздумает уйти от меня – уйдет с чем пришел, а уж богатенькая я одна в нашей Тьмутаракани никогда не останусь.
Мне ничего не оставалось, как только согласиться, что в ее рассуждениях есть резон. В доказательство своего «фанатства» она предъявила мне вырезку из какого-то журнала, который я не видел: Па был на нем в своих знаменитых семейных трусах с цыплятками и белой майке, я в драных джинсах и черной футболке с надписью по-английски: «Очень злой». Мир тесен!
Валентина пристрастно расспрашивала меня, можно ли в Москве так устроиться, чтобы заработать хорошие деньги, затем долго укладывала на бумажке в цифры, сколько стоят продукты, жилье, какие «отстежки» алчным «ментам» нужно делать, и пришла к выводу, что овчинка выделки не стоит. Испания все равно лучше. Говорят, еще в Греции неплохо, но здесь она полностью освоилась, а там ко всему пришлось бы заново приспосабливаться. Да и риск большой: можно нарваться на бандитов и вместо греческих апельсинов в бордель какой-нибудь турецкий угодить. Еще она поучала меня, что надо было не связываться с грабителями-фирмачами, а договариваться с работодателем напрямую. Что вообще все зависит от квалификации: знать бы испанский, уже был бы совсем другой уровень и другие деньги. Хотя Испания, конечно, в Европе далеко не самая богатая страна и возможности здесь не самые лучшие, зато вполне терпимо относятся к нелегалам – если заплатить кругленькую сумму, пять лет вполне можно дуриком проболтаться, только, опять же, без всяких видов на будущее. Еще рассказывала всякие смешные подробности: что выше всего испанцы ценят свое удовольствие, обожают заниматься сексом, очень необязательны, гулять готовы хоть до утра по малейшему поводу, худышки среди женщин совсем не в моде. Но я слушал ее вполуха, я все делал теперь машинально, просто пережидал, когда же, наконец, все это кончится – апельсиновый рай. Я вспоминал дом, своих родителей, шоу на телевидении и никак не мог понять, как я здесь очутился. Но, наверное, не было другого выхода, чтобы понять, насколько у меня раньше все было в жизни хорошо и каким я дураком был, что вздумал повыпендриваться.
Наконец нам выдали деньги в отдельных конвертах. Каждый уединился со своим богатством и реагировал по-своему на сумму, которую там обнаружил. Я был просто счастлив, что оказался не только не в минусе, но даже и заработал 437 евро, чуть меньше половины моего месячного заработка на прежнем месте работы. Валентина была расстроена: у нее оказалось на три сотни меньше, чем она предполагала при самом неудачном варианте. Конечно, из-за меня. Но она быстро успокоилась.
Опять появился тот агент, по всему было видно, что жилось ему здесь совсем неплохо, он быстро доставил нас на том же стареньком автобусе в аэропорт и стал дожидаться очередной какой-то группы, может, это были просто туристы, а может, еще какие-нибудь любители «подзаработать».
В самолете мы сидели с Валентиной далеко друг от друга: я с «торчками», у которых был свой праздник, она с девчонками подливала потихоньку в минералку водку и обливалась, как и все они, горючими слезами, что вот приходится им расставаться, и как-то дальше жизнь сложится, соберутся ли они еще раз в такую поездку. Затем, совсем уж по-русски, затянули песню. «Гренада, Гренада, Гренада моя!» Как видно, это был их своеобразный гимн. Иностранцы не прерывали их, даже благожелательно улыбались. Но ясно было, что второй песни они бы уже не выдержали.
«Откуда у хлопца испанская грусть?» Мне вдруг подумалось, а существует ли грусть марокканская? Как бы то ни было, стоило мне чуть-чуть задремать, как я тут же превратился в того стройного марокканца, которого мне описывала Валентина. Мы сидели чинно за столом у нее дома, марокканец(я, только ну о-очень черный!) лепил какие-то фигурки из глины на продажу, Валентина вязала, а маленький «Сережа» почему-то бегал по стенам, прыгал по комнате со шкафа на диван, с дивана на сервант, и никакой возможности не было его утихомирить. Тогда я пошел на кухню, достал из шкафчика под замком банан и показал его издалека своему сыночку. Тот выхватил его у меня из рук с радостным урчанием и удалился в свой угол учить уроки.
–Ну что за воспитание! Все за банан, все за банан! – посетовал я и вернулся к своим фигуркам.
–Сам виноват, – покачала головой Валентина. – Балуешь парня. Кем он вырастет? Пастухом?
Я вдруг представил себе чернокожую фигурку с кнутом через плечо, и незаметно для себя вылепил ее из глины.
–Смотри, что я сделал! – расхохотался я. – Интересно, кто-нибудь купит такое?
–Не-а, – в тон мне рассмеялась Валентина. – Лучше оставь на память. Будет чем Сережку припугнуть в случае чего.
«Сережа» тут же откликнулся на наш разговор о нем, схватил фигурку и прижал ее к сердцу:
–Это хорошо, очень хорошо. Мама (тут он показал на Валентину), папа (он показал на меня).
Тон его слов был таким нежным, что я опять со вздохом потащился к шкафчику с бананами.
–Слушай, а как же он в армию-то пойдет? – спросил я уже из кухни. – Не знаешь, в российскую армию принимают негров?
Элиана! Мной описан здесь далеко не самый опасный случай обмана с заграницей. Вот в "Распятой" девушки, мечтающие стать горничными, прямиком отправляются в какой-нибудь из нелегальных борделей. С некоторыми из них я потом встречался, и даже сумел разговорить. Мурашки по коже, многие эпизоды выпускающий редактор в издательстве изъял из текста. С уважением. Николай.
Помочь сайту
Поздравления
