"У меня пала корова..." ("Перья")

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ПЕРЬЯ

Роман

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

НАЧИНАЮЩИЕ ИЗ СОЧИНЯЮЩИХ

ГЛАВА 3

"Вшивая свинья" 

«У меня пала корова…»

 Сапожник и… сапог

«Художник – это дитя…»

-  У нас закончились деньги. Совсем. И занять больше негде, - со вздохом проговорила Ма через три недели после нашего возвращения домой.

Я не помню, какой это был день недели: понедельник, вторник, четверг, но, несомненно, он был одним из самых черных в нашей и без того многострадальной жизни.

Совсем как в той басне про стрекозу. Мы не стали упрекать Ма, хотя она, конечно, могла бы и пораньше сообщить нам это «пренеприятное известие» (Н. В. Гоголь «Ревизор»), думаю, она просто хотела продлить по максимуму наш розовый сон, а может быть, это оказалось для нее таким же сюрпризом, как и для нас с Па.

Надо отдать нам должное – мы тут же включились в решение проблемы.

-  Всему когда-нибудь приходит конец, - философски заметил я. – Придется признать наше поражение. Да и не могло быть никакой победы. Мы хорошо повеселились, позади у нас одно из самых лучших воспоминаний нашей жизни, но праздник закончился, и сейчас нам пора возвращаться в суровые будни. Устроимся на работу и заживем, как жили. Какие еще могут быть варианты? Пока же недельку-другую просуществуем на зарплату Ма.

-  Нет никакой зарплаты, - хмуро ответила Ма. – Она вся уйдет за долги. Те, в которые мы влезли еще до того, как вас поместили в «ящик».

-  Да, да, понимаю, - пробормотал я. – Наш возлюбленный Кабинет.

Конечно, зарплата Ма была крошечной, мы никогда всерьез на нее и не рассчитывали. Добытчиками в нашей семье были мы с отцом, Ма – хранительницей очага. Это было со всех сторон «удобно, выгодно, надежно», беда только, что мы оказались плохими добытчиками.

-  Может, что-нибудь продать? – задумчиво проговорил Па.

Но что мы могли продать? Новый навороченный компьютер? Наш архив, с таким трудом и азартом собранный Ма? Кому он был нужен?

-  Выход один, – выразил, наконец, общую мысль Па. – Взять кредит в банке. Небольшую сумму на небольшой срок.

Хоть мысль и была общей, я поспешил возразить.

-  Это не выход, а первый шаг к тому, чтобы оказаться в итоге на улице. Самыми что ни на есть заурядными бомжами. Ну а дальше - возможно, уже до конца жизни – основное наше занятие будет в том, чтобы осознавать все глубже и глубже две большие разницы: одно дело – жить в своей квартире, и совсем другое – квартиру снимать.

-  У нас контракт, - тихо проговорил Па. – Ты забыл об этом?

-  Наплевать на контракт. Я имею в виду - такой контракт, - вспылил я. – Что он нам дает? Ничего, абсолютно! Одна кабала. «В пампасы!» Срочно «в пампасы!» Пасти коров, стричь овец. Да что угодно! Лишь бы работать.

-  Может, сократить какие-нибудь расходы? – неуверенно предложила Ма.

-  Какие расходы? – горячо возразил я. – Отказаться от Интернета, сдать скупщикам мобильники? Как же тогда мы будем искать работу? Сейчас не каменный век. Контракт? Что они смогут с нами сделать? Засудят?

-  Почему бы и нет? – пожал плечами Па. – Вот тут-то как раз мы вполне можем скатиться в такую яму, что лапы судебных приставов покажутся нам рукой помощи. Ладно, давай посмотрим еще раз договор.

Собственно, мы знали его чуть ли не наизусть, но все-таки решили освежить в памяти. Лазеек не было, ребята его составляли грамотные. Я только представил себе, как мы окажемся в паучьих лапках Ильи Ароновича Пасмана, так сразу ощутил холодную струйку пота на своей спине.

-  Нам нужно продержаться пару месяцев, - подытожил наш экскурс отец. – После этого мы вполне вправе требовать нормальные гонорары за эксплуатацию нашего имиджа. Конечно, большую часть из них съедят представительские расходы, но кто знает, может быть, нам повезет? Ну а пока нужно просто набраться терпения. Кто знает, может быть, Бог пошлет нам кусочек брынзы, чтобы мы совсем не умерли с голоду.

-  Реклама? – спросил я.

-  Нет, эту версию я уже отработал, - покачал головой отец. – Может быть, после. Сейчас им есть смысл эксплуатировать только лауреатов, они так прямо и заявили. Так что как ни крути, без кредита нам не обойтись. Но это не главное, главное: за эти два месяца мы должны попытаться понять, зачем нас во всю эту историю затянуло. Если, как ты утверждаешь, это и в самом деле была забава, пусть она так забавой и останется, но если судьба в кои веки послала нам шанс, а мы им не воспользуемся, не хотелось бы, чтобы это потом осталось на всю оставшуюся жизнь для нас гнетущим воспоминанием.

Я так понял: он говорил о себе, для него этот шанс, действительно, был последним. Но со мной дело обстояло несколько иначе, и я не склонен был сейчас к жалости, слишком многое было поставлено на карту.

-  Ладно, - кивнул я, - предлагаю вернуться к этому вопросу после ужина. Как я понял, речь идет о наших творческих, не способностях даже, а возможностях. Вот здесь, на полках нашего Кабинета вполне достаточно арбитров, чтобы рассудить нас в этом вопросе. Может, они и выведут нас на верный путь?

Мы тут же засели за классиков, отец перед монитором компьютера, я пристроил на коленях свой ноутбук. Все наши страхи тут же были забыты, мы опять оказались объяты азартом, как во времена нашего пребывания в Беспредел-кино. Ма была явно не в восторге от такого нашего отношения к обозначенной ею проблеме, но не стала спорить, отправилась на кухню. Хотя когда пришел час нашего интеллектуального поединка, она была настроена выжать по максимуму удовольствия из того спектакля, который ей предстояло лицезреть.

-  Итак, сегодня нам предстоит решить, - немного гундося для юмора, торжественно провозгласил я, - являемся ли мы людьми творческими, избранными, или самыми обыкновенными, ничем не примечательными. Не помню, кто сказал эту замечательную фразу: «Нет своего ума, живи чужим!», однако, на мой взгляд, те, кто ей когда-либо следовали, никогда не прогадывали. Даже в творчестве. А может быть, именно в творчестве. Внимание! Внимание! Сегодня два не слишком умных и явно не самых талантливых человека, тем не менее, грезят о славе, почестях и материальных благах. Господа философы, господа писатели, наставьте их, бога ради, на путь истинный, не дайте излишне возгордиться, и в то же время уползти в прежнюю нору затхлости и беспросветности с побитым видом. Мы вверяем наши судьбы в ваши руки, кому же еще нам довериться? Итак, кто у нас первый на очереди?

-  Гюстав Флобер, - торжественно провозгласил отец.

-  Прекрасно! – захлопал в ладоши я, немного юродствуя. - Прошу вас, господин Флобер! Вам первое слово.

«Если вы станете думать о том, как извлечь из ваших сочинений выгоду, – вы погибли. Думать нужно только об Искусстве как таковом и совершенствовании собственного мастерства. Все остальное вторично».

Па был верен себе. Я радостно хмыкнул. Гюстав Флобер, когда это было? Не самый, далеко не самый, лучший старт! И, кстати, не самая убедительная сентенция.

-  Сэмюэл Джонсон, - торжественно провозгласил я. – «Надо быть круглым идиотом, чтобы писать не ради денег».

Ма водрузила на нос очки, достала невесть каким образом сохранившиеся со времен ее молодости счеты и засчитала мне первую костяшку. 1: 0. Что ж, поделом Па! Вопрос был четко поставлен: «У нас кончились деньги!» Причем тут «совершенствование собственного мастерства»?

Отец пожал плечами и продолжил: «Если является на свет книга, подобная взрыву, книга, способная жечь и ранить вам душу, знайте, что она написана человеком с еще не переломанным хребтом, человеком, у которого есть только один способ защиты от этого мира – слово; и это слово всегда сильнее всеподавляющей лжи мира, сильнее, чем все орудия пыток, изобретенные трусами для того, чтобы подавить чудо человеческой личности. Если бы нашелся кто-нибудь, способный передать все, что у него на сердце, высказать все, что он пережил, выложить всю правду, мир разлетелся бы на куски, рассыпался бы в прах».

И кто бы это сказал? Генри Миллер! Сочинения которого многими считаются полной похабщиной. И вдруг такой идеализм! Но я был бы не я, если бы достойно не выкрутился из этой ситуации.

- Что ж, Жюль Ренар хорошо ответил бы на это: «Хорошо быть гениальным писателем, можешь быть свиньей, навязывать другим свои пороки, своих вшей. И все считается естественным…».

Ма долго думала, но в итоге решила, что какой бы ни был этот Генри развратник и матерщинник, назвать его «вшивой свиньей» – все же слишком. Счет сравнялся, стал 1: 1.

Па тут же продолжил, воодушевленный успехом (временным, случайная удача! А может быть, необъективное судейство?):

-  Ладно, ну а как вам лорд Байрон? Его то «вшивой свиньей» уж наверняка никто назвать не посмеет. «Одной капли чернил достаточно, чтобы возмутить мысль у тысяч, даже миллионов людей».

Господи, о чем он? Такой архаизм! Я тут же ринулся ломать строй с Николя Шамфором: «Немало литературных произведений обязано своим успехом убожеству мыслей автора, ибо оно сродни убожеству мыслей публики».

Ма долго раздумывала, однако ясно было и так, что «возмутить мысль у тысяч, даже миллионов людей» мы с Па явно были не в состоянии – не те способности. Она со вздохом кинула костяшку в мою сторону. 1: 2. Все-таки зря я ее заподозрил в необъективном судействе!

Однако отец продолжал упорствовать, даже не успев понять еще, что он угодил в ловушку:

-  Сирил Коннолли, английский журналист, не знаете такого?

«Боже мой, да откуда?»

Я вполне мог опротестовать этого парня. Какой из него авторитет? Но решил для начала послушать, что этот англичанишка сморозил.

«Лучше писать для себя и лишиться читателя, чем писать для читателя и лишиться себя», - Па был очень доволен собой, но у меня в запасе была та еще заготовка:

-  Жюль Ренар: «Литература прекрасна. У меня пала корова. Я описываю ее смерть и получаю за это деньги. Теперь у меня есть на что купить другую корову».

Ма оставалось только развести руками. 1:3. Естественно, мы немного хитрили, никакого экспромта не было и в помине, пользовались каждый своей, тщательно подобранной, коллекцией афоризмов, но когда составлял свою Па, интересно? Еще при социализме?

«Печально, что часто книги пишут люди, которые должны были подняться до этого ремесла, вместо того, чтобы снизойти до него». Генрих Лихтенберг, – пытался хоть как-то противостоять моему натиску Па.

Я понял, что мой оппонент вот-вот готов обратиться в позорное бегство.

-  Ну а как вам Оноре де Бальзак? «Талант может пробиться только при том же условии, что и бездарность, – если ему повезет. Более того, вздумай он отказаться от тех низменных средств, при помощи которых добивается успеха пресмыкающаяся посредственность, он никогда не достигнет цели».

И продолжил дальше кассетной бомбой, уже не дожидаясь возражений своего оппонента:

«Чем больше вникаешь в жизнь великих творцов, тем более поражаешься изобилию несчастий, переполняющих их существование. Они не только подвергались обычным испытаниям и разочарованиям, которые особенно сильно задевали их повышенную чувствительность, но и самая гениальность их, опережавшая современность, обрекала их на отчаянные усилия, так что они едва могли жить, а не то что победить». Ромен Роллан.

«Художник – это дитя… у него всякая слеза превращается в алмаз. Злая мачеха – жизнь немилосердно бьет это дитя, чтобы оно выплакало как можно больше алмазов». Генрих Гейне.

Па был в шоке, он никак не ожидал от меня подобной подкованности. Ему ничего не оставалось, как только признать свое поражение.

-  Ты хочешь сказать, что «Честные, здоровые и добропорядочные люди вообще не пишут, не играют и не сочиняют музыки…»? - грустно подытожил он.

-  Не знаю, к каким людям относил себя Томас Манн, говоря эту фразу, но Джон Стейнбек вполне резонно мог бы ему ответить: «По сравнению с писательством игра на скачках – солидный, надежный бизнес».

-  Хорошо, и какой же из сказанного следует вывод, - спросил отец и поднял вверх руки, признавая не просто поражение, а даже полную капитуляцию.

-  Алес капут! – грустно подтвердила Ма, убирая счеты.

-  Это не ответ, - упрямо покачал головой Па.

-  Ответ очень прост, - ответил я. – Никакие мы не писатели, и никогда не станем ими. Но если мы отбросим затхлый идеализм, избавимся от соц(социалистической)наивности, то вполне можем заработать себе на хлеб с маслом любимым ремеслом.

-  То есть, перестанем быть «честными, здоровыми и добропорядочными» и будет писать про дохлых коров? – грустно спросил Па.

-  Нет, просто если проблема стоит: «У нас кончились деньги», то либо будем писать ради денег, не отказываясь «от тех низменных средств, при помощи которых добивается успеха пресмыкающаяся посредственность», либо… будем играть на скачках.

-  Каким образом? Ты нас просто сокрушил своей эрудицией. Выходит, ты не только в коровах разбираешься, но даже и в лошадях, - Па был все еще убийственно остроумен.

Я посидел, подумал: как бы ему объяснить?

-  Скажем так, я согласен на твое предложение: мы возьмем кредит в банке. Но на очень короткое время: буквально, два месяца, не больше.

-  Есть такие кредиты? – поинтересовалась Ма.

-  Понятия не имею, - честно признался я. – Но узнать не проблема, доступ к Интернету нам пока еще не перекрыли. Если мы бежим на короткую дистанцию, мы не можем писать что-то капитальное. Роман, к примеру. Хотя рассказы сейчас никому не нужны.

-  Ну а как же юмор? Вроде бы мы на нем специализировались? – спросил Па.

-  Юмор сейчас не в моде, мы на своей шкуре убедились в этом, забыл?

-  Да, да, приколы, - согласился отец. – Что ж, будем продавать приколы.

-  Тоже нереально. Перепроизводство. Полно ребят, которые давно уже занимаются этим профессионально. Но и их бизнес того и гляди сдохнет.

Па тяжело вздохнул. Мне было больно смотреть на него.

-  Что ж, выходит, мы совсем ни на что не способны?

-  Как не способны? – меня уже начинало раздражать его тугодумие. – Ты сам закрутил такую мощную штуку. Этот конкурс, который вся страна смотрела и до сих пор смотрит, не отрывая глаз от телеэкрана, и говоришь, что ты ни на что не способен? Все у нас есть. Все, что нужно. Просто вопрос стоит, как эти способности нам реализовать. Пока мы этого сделать не в состоянии. Будем учиться. Главное – что пока другие почивают на лаврах, мы с тобой уже пытаемся заглянуть в будущее и ищем возможности в нем закрепиться. Помнишь как у Кафки в его «Дневниках»? «Сегодня вечером я снова был полон боязливо сдерживаемых способностей». Так превратим же наши способности в реализуемые возможности. Здесь, и только здесь проблема. У нас нет времени писать романы, хорошо, будем писать заявки на них. Вдруг где-нибудь клюнут, заключат с нами договор. Вот тогда-то мы и развернемся. Ну а пока будем решать конкретные вопросы. Что мы с тобой сегодня, за такой рекордно короткий срок, выяснили? «Талант может пробиться только при том же условии, что и бездарность, – если ему повезет». Играем? Играем! Продуемся – спишем все на судьбу и дальше упираться не станем. Но попытаться, попробовать мы просто обязаны, как я уже говорил. Так?

-  Так!

- Низменные средства, при помощи которых добивается успеха пресмыкающаяся посредственность? То бишь, крапленые карты, так как играть нам придется с записными шулерами. Других вариантов игры нет. Играем?

Па поколебался немного, затем решительно вскинул голову:

-  Играем!

-  Ну и еще куча вопросов. Например, техника совместного творчества. Либо мы как лебедь, рак и щука, либо именно в этом наше главное преимущество: пишем вдвоем, значит, пишем вдвое лучше, вдвое быстрее. Но это уже задание на завтра. Покопаемся в книгах, попробуем зацепить что-то в Интернете.

Мы посмотрели на Ма. Она всю жизнь проработала бухгалтером, могла бы сделать карьеру, дослужиться до Главного, но как это можно сделать, имея на руках двух (меня и Па) маленьких детей?

-  Что вы на меня смотрите? – ответила она. – Вы все решили правильно. Вот только решить – это одно, а добиться своей цели – совсем другое. Будем добиваться. От себя могу сказать только: я всю жизнь в вас верила, но никогда еще у меня не было столько оснований гордиться вами, как сейчас.

-   Понятно, - пробормотал отец. – В переводе на русский это означает: ребята, я так рада, что наконец-то вы перестали мучиться дурью и взялись за ум. Но денег как не было, так и не предвидится.

На том и порешили.