"Сердце мира". Предисловие.

[Скрыть] Регистрационный номер 0276603 выдан для произведения:                                                   «СЕРДЦЕ  МИРА».
 
ПРЕДИСЛОВИЕ  К  РОМАНУ.
                                                                                                                                                                                                            «У  одного  из  французских  писателей   19 века  (Бурже  или  Мередита) был  рассказ  о  детстве, очевидно   автобиографический,озаглавленный  «Пум». Одна  из  его  глав,описывает,как  Пум следует  за  своим  кузеном  в  тёмный  и  страшный  сад, зная, что  его  будут  пугать, что  он  будет  дрожать  от  ужаса, следует  потому,  что  сам  не  знает:  боится  ли  он  этого  или  сам  стремится  к  этому  ужасу»(?). Примерно  с  такими  противоречивыми  чувствами,разболтавшими  мою  гипертонию  по  максимуму,садился  и  я  почти  год  назад  за  переделку   этой  моей  юношеской, вещи (начало  90-х),которую  я  называл  своей  «Божественной  комедией  Окаянных  Дней», был  даже  свой  Вергилий-Бунин (один  из  моих  знакомых, окончательно  свихнувшийся  на  злопы-хательской  метафизике). То , что  получилось - результат  судорожных, поспешных  усилий (боял-ся,что  не  успею  сказать  главного), окончившихся   прединфарктным  состоянием -  на  что  хва-тило  моего  здоровья,вернее  впечатлительности. Какая  дикая  затея  перемешивать   воображае-мое  и  злободневное  в  самой, что  ни  на  есть  беспросветно-заразительной  пропорции. Судите  сами. Вот  что  было  в  первой (несмягчённой)редакции. Энгельс  того  романа –настоящий  Пан-демониум, город-дьявол,протянувший   свои  щупальца  к  многострадальной  России,покрытой  сетью  мёртвых (Москва,Саратов) и  разлагающихся(заживо)  городов,окутанных   пеленой   гипно-тических  туманов, выплеснувшихся  из  трещин  раскалывающейся  по  лопнувшим  мередианам , Земли, откуда  поднимались  сводящие  с  ума  испарения(Пузыри  Земли ). Петербург,кстати, провалился  в  гнилое  болото, оставив  на  поверхности  только  памятник  Петру (Медный  Всадник), по  ночам  срывающийся  с  места  и  носящийся,на  гиблых  промозглых  ветрах,по  среднерусской  равнине, сплошь  усеянной  разбившимися  НЛО  с  кабаллистическими  знаками  на  покорёженной  обшивке,вмёрзшими  в  наступающий   повсеместно  мировой  ледник. «Надо  бы  подморозить (К.Леонтьев)  Россиюшку  словно  неизлечимо  больную   в  криокамере. Авось  завтра  или   через  триста  миллионов  лет  появится  чудо-лекарь – Спаситель,который  поднимет  её, аки  Лазаря»-слова  божьего  странника, идущего  помирать  в  Тянь-Шань,  исколесившего  пешком  всю   планету  в  поисках  Христа, но  так  и  не  узнавшего  того  во  Фрэнке. По  дороге  он  незаметно   для  себя  растерял  священные  дары  из  Иерусалима, да  и  вообще  почти  забыл,кто  он  есть  на  самом  деле  и  свою  путеводную  цель. Это  концептуально-важный, хоть  и  второс-тепенный  персонаж, напоминающий  Михаила  Кузьмина, из  воспоминаний   Георгия  Адамо-вича: «У  меня  сохранилась  в памяти  встреча  на  Спасской, в  Петербурге,кажется  в  1922  году. Он  быстро  шёл  куда-то, почти  бежал,в  потёртом  пальтишке,небритый, опустившийся, неузна-ваемый. Был  сильный  мороз, и  Кузьмин, улыбаясь  своей  чуть  застенчивой  улыбкой  несколько  раз  повторил:  --«Ничего, ничего…живу… Вот  зябну  только…Зябну!..Ну,ничего…А  зябну.»»
  Что  касается  Энгельса- Энджэлса,то,  внешним  особенностям  его  пейзажа , явно  придаётся  значение  «геены  огненной» (от  гниющего  на  улицах  мусора  до  рваных  дыр  в, пульсирующие  всполохами  северных  сияний, полости  Космической   Пустоты, застывших  в  небе  на  уровне  крыш  девятиэтажек.  Город  бредит  о  чём-то  великом, мировым, катострофическом, а  заодно  с  ним  бредят  и  его  герои, бредят  всё  о  том  же; оттого  последние  и  не  люди  вовсе, а  образы  чьего-то  более  глубокого, более   ужасного  бреда. Бредит  ими  сам  город, мировая  Энтропия, Разрастающийся  изнутри  Хаос, Чёрный  Шахматный  Корооль  проклятого  Зареркалья. (*Приме-чание: Среди  тайн, узнанных  Алисой   в  «Стране  Чудес» была  тайна  Чёрного  Короля. Стоит  его   пробудить   неосторожным  вскриком  и  весь  окружающзий  мир  исчезнет.«Ведь  мы  живём  потому  что  нас  видит  во  сне  Чёрный  Король»). Люди - безвольные   тени, воплощённые   мысли   города, его «Тульпа» (тибет. ламаизм: проекция  воображения  вовне). Круговая  бездон-ная  порука, бесконечная  лестница   фантасмогорий, отражения  отражений, дурная, вырожден-ная  вечность, библейское  Тоху-Боху. Пирамидальность  общего  бреда, начиная  от  медетирую-щих  на  мёрзлых мусорных  курганах,сияющих  жутким  внутренним  светом  бомжей  и кончая  хозяином  города – многоголовом  крысином  императором  в  человеческом  облике, разъезжа-ющим  со  своим  катафалком (норой  в  небытиё, квантовой  червоточиной)  по  городским  ули-цам;  с  его  загадочной   теорией  из  области  нольразмерной  математики   и  ключевой  фразой: «Пирамида - бред  трансцедентальной  геометрии, а  Покровск – её трёхмерное  сечение» (логика  снов). Город  находится  накануне  его  апокалиптического  испепеления  или   Дерьмопотопа ( эта   глава  в  изменённом  виде  уже  была  опубликована  в  «Другом  береге») . Так  что  такое  Энгельс?  Энджелс(этимологич.) –ангельская  улыбка  на  лице  дьявола, замерзающий  в  адском  холоде, кусочек  навсегда   потерянного, именённого  до  неузнаваемости  рая?  Праздная  Мозговая   Гимнастика  умничающего  маразматика ? Ещё  одна  непутёвая  форма  субъективного  чувственного  созерцания(по-Канту)? Но  Чья?  
 Это  только  кажется  что   город  существует,-- за  его  неприглядной  оболочкой   просвечивает  Некая  Потусторонняя  Матрица,  Вездесущее  Ничто  Мейстера  Экхарта  с  глазами-дырами  на  уровне  крыш  девятиэтажек  (*Прим.: выродившиеся  «Звёздные  врата»), беспросветный   мир  того  кто  нами  играет. (*Прим. :  фильм «Матрица»,  Романы  Даниэла Ф. Галуйе  «Сетевой  мир»  и  Джона  Макдональда «Планета  спящих»).  Город-мир  болен   этой  злокачаственной   пустотой ( метастаза  отчаяния  в  душах –симптомы  разрастаюшейся  антижизни  внутри   жизни).  Френк – герой-иностранец  входит  в  этот  город  как  инородное  существо, начисто  лишённый  иммунитета   к  его  страшному  недомоганию, но  именно   в  этой  его  гибельной  для  него  само-го  особенности (неотвратимости   заражения, его  крестной  муки  и  гибели) именно  в  этом   за-лог  нашей  надежды  на  выздоровление. Он   СПАСИТЕЛЬНАЯ  ЖЕРТВА – ВАКЦИНА (Трансцеден-тный  антивирус, с  блуждающей, непредсказуемой  внутренней  структурой, так  называемой  сво-бодой  воли( чтобы  не  вычислили  раньше  времени),вплоть  до  вероятности  собственной  про-тивоположности (инспирация   атихриста  в  себе). И  эта  вероятность  вовсе  не  мала, ведь  игра  слишком, эсхатольгически   важна, поэтому   все  хоть  и  фатально  слепы, но  играют  в  открытую,  с  бескомпромиссной  честностью  абсурда  и  отчаяния  (психологический  фон  романа). 
Ближе  к  середине  романа (точке  разлома  фабулы ) сквозь  рспадающуюся   изнутри  материаль-ную  оболочку  этого  мира   всё  чаще  и  чаще   прорывается   неясными  символами  и  странны-ми  веяниями-слухами   неровное    дыхание , агония   Неисповедимой   основы  основ : «Послед-няя  Мето-Сталиградская»  битва,аномалия  с  остановившемся  временем  года (Вечный   Декабрь  в  ранней  версии).. «Декабрь   морозит  в  небе  розовым, //  Нетопленный  чернеет  дом,// и  мы  как  Меньшиков  в  Берёзове,//  читаем  Библию  и  ждём. // И  ждём  чего? Самим  известно  ли?  // Какой  спасительной  руки? // Уж  спухнувшие  пальцы  треснули  //  и  развалились  башмаки».  (  стихи  Михаила  Кузьмина).Ещё  один  рвущий  сердце  второстепенный  герой  --  Святой  Себа-стьян,  пронзённый   сотнями  ледяных  стрел, привязанный  к  фонарному  столбу   на  ценральной  городской  площади ,  всё  никак  не  могущий  умереть (внутри   него  вечный  июль, из  под  ног  вырастают  кроваво  красные  тюльпаны),говорящий   добрые  слова   совершенно  одуревшему    от  холода  и  людской   чёрствости   Френку  и  приглашающий  его   подойти  погреться  у  своего  скудного   внутреннего  лета, на  убогой  тюльпановой  лужайке  в  два  цветка,  где  среди  трепет-ных  лепестков  посилились  светлячок   и  божия  коровка. Солдаты,  Убитые  на  фронтах    транс-физических  войн, странствующие  по   городу  со  своими  навязчивыми  мучительными   идеями (мысли  города), пытающиеся  упрямо  разобраться  во  всём  хаосе  происходящего  или   просто   привыкнуть  к  царящему  вокруг   бреду, включающему  самих  себя, даказать  самим  себе  реаль-ность  самих  себя .«Да, нет  же,  какая  ж  это , к  лешему,  фантастика! --бросил   раздосадованный   на  скептическую  ремарку  Фрэнка  его  призрачный  приятель , -- ещё  в  конце  20  века  физик  Роберт  Фут  из  Мельбурнского  университета  показал, что  теория  суперсимметрии  допускает  существование  зеркальных  миров. В  таком  случае, выходило,  что  нематериальное  может  превращаться  в  материальное  и  наоборот: материя  может   перетекать  в  мысль, а  мысль  в  материю. А  как  ты  объяснишь  иначе  уже  многократно  доказанную  опытом  квантовую   за-путанность  мира?» . Если  точнее, существующая   в  романе  действительность(наше  скорое  бу-дущее) --  не  совсем  Ад,  скорее  это  коридор-преддверие  между  адом  и  Чистилищем (у  горо-да, мира  есть  слабая  надежда  на  излечение, просто  противоядие  внутри  Френка  ещё  не  выз-рело. Он  всё  ещё  ищет  себя, крестные  муки  (существование  в  этой   обескровливаемой,   оста-точной  жизни)  ещё  не  прикончили  окончательно  его  порывов  к  простому  человеческому  счастью   на  пути  к  неизбежной   Голгофе. Он  колеблется  между  любовью  к  прекрасной  мо-нашке (он  ещё  слишком  молод, слишком  любит  жизнь, чтобы  видеть  в  своей  возлюбленной  всего  сишь  символ, знак  Судьбы), красивым  самообманом  и   всё  более  проясняющемся  осоз-нанием,  что  ему  всё  равно  ничего  тут   не  светит ( он  не  для  той  лужайки  ягода). Он   боится  возможности  собственной  идентификации  и  когда   св. Себастьян  с  благостной  улыбкой   напо-минает  ему  сказу  о  царевне-лягушке, сбросившей   лягушачью  кожу  и  ставшей,  наконец, Бо-жественной   Красавицей, он  не  находит  ничего  лучшего  как   совершенно  убитым  голосом  ответить: «А  каково  ей  было  сдирать  с  себя  заживо  лягушачью  кожу? А?  К  тому  же  это  толь-ко  в  детских  сказках  всё  заканчивается  так  плоско и  красиво, а  в  настоящей  жизни,брат,  не  придётся  ли   мне  заплатить   за  свою  избранность , подобно  тебе, а  может  быть  ещё  страш-нее»…Ценой  умопомрачительных   испытаний, Фрэнк  был  всё-таки  доведен  до  ручки. Начался  то  ли  его  катарсис, то  ли   самоизгнание  бесов, а  по  сути  всё  тех  же   иллюзий, непрояснённых  страхов  перед   собственной  судьбой  и  дурацки-романтической  склонности   верить  в   сущест-вование   какого-то  там  неуловимого  человеческого(не  его)  счастья.  Начался  синдром   голово-кружения  от  метафизическог  отчаяния (**обратный  Джеймсовскому, возвращающему  человеку  человеческое, - тут  же  процесс  богочеловеческой  индивидуации. Психологическая   дилемма  Христа-Френка  – личность,страстно  стремящаяся  к  человеческому  счастью,но  начисто,по  своей   Божественной  в  сущности  природе, лишённая  способности  его  ощущать. Однако  взамен  име-ющая  нечто  большее,пока  что  скрытое  и  пугающее – «Жертвенный  холод  Божественного  сер-дца»), по  окончанию  которого  вакцина  созревает  окончательно  и  он  отрывается   от  земли, пока  что   только  на  воздушном  шаре  Самоотречения (* по  словам   Экхарта: «Отрешение  вы-ше  любви  и  сострадания» не  только  для  человека, но  и,особенно,  для   Бога. Дилемма,- Апос-тол  Павел  с  его: «выше  всего  любовь»(«человеческое, слишком  человеческое»)  - против  аске-тической  мистики  Шанкары). Далее  приводится  окончание  этого  раннего  варианта  романа (важного  для  понимания  недостаточно  проявленных  полутонов  сакрального  смысла) в  кото-ром  смертельнео  больной  друг   Фрэнка ,  уговаривает  его  лететь   на  воздушном  шаре  в  мон-гольскую  степь  к  краю  оттаивающего   ледника, в  поисках  некоего  некого  артефакта (Якающий  идол  AHAMKARA, который  должен  быть  разбит  именно  «прозревшим» Фрэнком). Но  по  сути  дела  полёт  это -символ  отрыва  от, множащей  иллюзии , зеркальной   поверхности  мира, убега-ния  от  плоскости,пошлости,середины  в  любом  смысле, включая  и  чисто  обывательский,-сим-вол  разрастания  маленького  человеческого  ЭГО  до  размеров  ионосферы  и  дальше, до  кос-мических  маштабов (маштабов  Судеб  Мира). В  переделанной  версии  соизмеримость  масшта-бов  и  в  силу  этого  способность  что-то  менять  по-крупному,  достигается  через  Голгофу, через  прокаливания  сердца  запредельностью  страданий). По  сути  дела  это  и  есть   подведение  к  точке  разлома,после  чего  продолжение  романа  прерскакивает  в  Запредельное, повествова-ние  на  привычном  нам  уровне  теряет  свой  нерв  и  проблемный   смысл: фабула  скатывается  к  пустому  жесту  трагической  развязки – жалкой  имитации  драматизма  высшего  порядка... (Понимайте  это  как  новый  жанр: расколотый  роман , роман  с  пропавшим  окончанием  или  роман  ищущий  свою  идеальную  вторую  половинку. В  переработанной  версии  окончание  я  решил  доделать (для  неискушённого   в  подобной  литераьтуре   читателя) , но  оно  выглядит  каким-то  искуственным, скомканным, излишним, дисгармонично  нарушающем   многозначащую  недоговорённость, такую  какой  она   осталась  бы в   изачальной  версии  романа,или  как  в  этом  отрывке  из  неё:
….«Борис   с  воодушевлением  пречитал  Френку  Отрывок  из  Дневников  Ивана  Бунина ,где  пос-ледний   не  без  иронии  рассказывал, как   Максимилиан  Волошин   убеждал  его,  что  «все  люди  ангелы  десятого  круга, которые  приняли  на  себя  роль  людей  со  всеми  их  грехами, так  что  в  каждом  самом  худшем  человеке  скрыт  ангел. А  ведь  город  наш  называют  за  границей  Энджел…с, Ангел(Иису)с». Затем  Борис   прочитал  загадочное  четверостишие, по  видимому, Волошинское:                                                                                                                                                   .          «Он  вместе  с  кровью  напитался  ядом                                                                .                                                                                                                                                                                   святых  и  праведников,                                                                                                                  .                                                                                                                                                                                          им  усекновенных…                                                                                          .                                                                                                                                                                                                                      и  в  этом  меч  сподобился  кресту…»
Пойми,  кругом  одни   только  обмороченные  Адом, но  всё  же  ангелы  и  кто  такой   среди  них  Христос, как  не  первый, самый  совершенный  из  ангелов? Хотя  это вовсе  не  подразумевает,  что  он  самый  зрячий.Скорее  даже  наоборот, чтобы  никто  на  догадался, до  поры  до  времени, даже  он  сам. Какова  маскировочка? А?.». – «Господи  да  откуда  ты  всё  это  знаешь, тоже  мне  покровский  провидец!…» - махнул  рукой  в  сердцах   Френк ,но  поёжился  от  какого-то  таин-ственного  озноба. На   какие-то  мгновенья   он  абсолютно   выключился  из  действительности, прислушиваясь   к   неясному, с  каждым  днём  нарастающему  гулу  недобрых  предчувствий  . Казалось, гул   этот   сливался  с   шумом   зимней  метели, нёсшей   над  испуганным   городом  демонов  «Всешутейшего  собора» с  их   венценосным  Хозяином (* Медным  Всадником )  из   Сибири  к  далёкому  Чёрному  морю. Казалось  мистический  всадник  на  миг  сбросил  скорость   перед   их  окном  , со  свирепым  оскалом  поднял  пятерню ,посмотрел  на  Фрэнка  в  упор, ус-мехнулся  и  начартил  в  пространстве  указательным  пальцем  какой-то   угрожающий  символ, после чего  поправил  широкополую  шляпу,  пришпорил  коня  и  в  два  скачка  догнал   уносящу-юся  на  гребне  бури, дико  улюлюкающую  ватагу. Френк  встряхнул  головой, сбросил   оторопь   бесовского  наваждения .  Борис , уняв  припадок  астматического  кашля, вытирая  кровь  с  губ, продолжал  тем  временем    развёртывать  спирали   своих  умозаключиний,  перефразируя  то  ли  Андрея  Белого, то  ли  Дмитрия  Мережковского:  «Сатана  не  полярность  Божественному  Нача-лу  мира. Не  полярная  небесной    бездна  снизу. Она   тоже  обман,никакой  глубины  снизу  нет, это   иллюзия, отражение  двумерной   зеркальной   поверхностью   единственно  существующей    небесной  Бездны. Это  только  перевёрнутый  мир, по  сути  один  и  тот  же. Ад- перевёрнутый  рай, мир-наоборот, мир-отражение, мир-зазеркалье, где  Бог  становится  Чёрным  Шахматным  Королём,  правое -  левым, улыбка  счастья – гримасой  боли ,уродство – красотой, зло - добром  . Разбитые  (для  большей  муки) осколки  зеркальной  поверхности – наши  души. Мы  зачарованы  этими  поверхностными  миражами, как  пленники   пустынных  миражей  в  «Цитадели» Сент-Экзюпери. Чем   мучительнее  их  жажда  тем  меньше  надежды   вырваться  из  дьявольских  объятий  одурманивающего  рая. Наша   жажда, слепая  Воля  к  жизни  и  есть  Дьявол. Он  внутри  нас. Как  Дракон  Шварца. Но  ведь  у  него  нет  иного  бытия, кроме  отражённого…Также  нет  Антихриста, есть  лже-Христос,  отраженный  лик   единого  истинного  Христа, только  ещё  непро-зревший, замороченный   своими  миражами. Ведь   даже  на  бытовом  уровне  любой  человек   ассоциирует  себя  лишь  со  своим  зеркальным  ортражением, он  не   может   увидеть  и   познать  своё  Я  непосредственно. Он  постоянно  лгёт  себе  на  свой  собственный  счёт…(длительная  пауза, вызванная  очередным  приступом  кашля. Затем  продолжение  слабым , словно  вконец обречённым  голосом)   … «Дьявол, Ад, Антихрист- «мнимые  величины», сущностное  небытиё, субъекты  полного  отсутствия. Метафизические  Симулякры.  Помнишь  сказку  Андерсена  об  осколках   кривого  зеркала  Снежной  королевы, попавшим  в  глаза  людям  бог  весть  когда.Они, подобно  ледяным  стрелам¸пронзающим   беднягу   Себастьяна, пронзили  наши  сердца  и  души.  Только  в  отличие  от  нашего  друга, нам  нечего   им  противопоставить.  Ведь  мы  продолжаем  жаждать  этого  обмана.  Мы  не  способны  себя  представить  отдельно  от  него --  меняемся  под   этот  противоестественный  мир   сами,становимся  его   изуродованными  модификациями,живём  неподлинной,отражённой  жизнью, словно   под   копирку. Но  наша  внутренняя  природа   сопро-тивляется  этому   тотальному  вранью, нас  ломает, мы  сходим  с ума, когда  казалось  бы, всё  у  нас  устроено  лучше  некуда.  Что  за  абсурд! Откуда  эта  подспудная, необъяснимая  тоска? Но  мы  и  тут  придумываем  лазейку, воспринимая  этот   душевную  дисгармонию  как  доказатель-ство   осуществившегося   на  Земле   Ада. Страшно  напуганы  тем  чего  нет, но  реальность  чего   доказываем   себе  с  диким  упорством,  потому-что  верим, что  никогда  не  поймём,  как  из  это-го  выкарабкаться. Мы-пленники  этого  города. Наша  реальность, также  как  и  обещанное  нам  изначально  счастье,  безвозвратно  утекает  сквозь  пальцы  нашего  замороченного   сознания».
Борис  поднял  левую  руку  и  сделал  точно  такой  же  жест,как  призрачный    всадник  за  ок-ном   несколько  минут  назад. Фрэнк  мертвенно  побледнел, в   висках  его  загудели   как  в  за-медленной  записи   удары  собственного  сердца, отдаваясь  по  всему  телу   зловешей  дрожью-эхом.    Удручающе-монотонный   голос  Бориса,  озвучив  ещё  какие-то, уже  малозначащие   откровения,  судорожно-резко  оборвался, в  комнате  провисло   двусмысленное, тревожное  многоточие. Каждый  посторонний  звук  казался   теперь    странно  неверным   и  в  то  же  время  парадоксально   многозначительным…В  соседней  комнате  хлопнула  крышка  рояля  и  после  пробных   рассогласованных  нот,зазвучал  чарующе-нежный, бархатный  голос  Натали,  певшей  под    аккомпанемент  раздолбанного  холодом  и  временем  фортепиано  старинный   русский  романс: 
«Обманите  меня…Но  совсем, навсегда…                                                                               ..                                                                                                                                                 Чтоб  не  думать – зачем, чтоб  не  помнить – когда                                                                                   .                                                                                                                        чтоб  поверить  обману  свободно, без  дум,                                                            .                                                                                                            чтоб  за  кем- то  идти  в  темноте, наобум…                                                                                       .                                                                                                                                                    и  не  знать  кто  пришёл, кто  глаза  завязал,                                                                                               .                                                                                                                                         кто  ведёт  лабиринтом  неведомых  зал,                                                                                 .                                                                                                                                     чьё  дыханье  порою  горит  на  щеке,                                                                            .                                                                                                                                              кто  сжимает  мне  руку  так  крепко  в  руке….                                                                              .                                                                                                                                        И, очнувшись, увидеть  лишь  ночь  и  туман.                                                                                              .                                                                                                                                                      Обманите  и  сами  поверьте  в  обман…                    (Стихи  М. Волошина)
Пение  смолкло. Благодарный  мужской  голос  через  мгновенье  сменился  короткими   руладами   женского  смеха, постепенно  и  грустно  затухающего, словно  рассыпавшееся  ожерелье   сенти-ментальной  памяти , хрустальными   осколками  укатывающееся  в   безвозвратность   забвения… «Неужели  и  впрямь, нельзя  вырваться  из  этой  дурацкой  бесконечности?» - возобновил  разго-вор  Фрэнк, неровными  спотыкающимися   о  какие-то  невидимые  преграды,шагами  меряя  ком-нату. Борис  как-то  неуверенно  ответил: «Я  думаю, надо  решительно  начать  с  чего  нибудь  странного». «Как  это?» - опешил  Фрэнк,  остановившись  в  напряжённом  внимании  посредине  комнаты.«Да  с  самого  пустяка,- уже  смелее  продолжил  Борис,снова  нашупав  наточку   усколь-знувших  было  аналогий   и  всё  более  убеждаясь, что   его  несёт  в  правильном  направлении.- «Пусть  даже  с   абсурдного, на  первый  взгляд  поступка, на  который  меньше  всего  тянет. Толь-ко  так  ты  обманешь  дьявола  внутри  себя. Потом   будет  легше. Возможно».  Фрэнк   вернулся  мыслью  к  шутливому  предложению  Бориса  двухнедельной  давности, ощутив  необъяснимое  чувство  страха – заинтересованности, вызванное  им  тогда. «Ты  имеешь  в  виду   воздушный  шар?» . Борис  на  мгновенье  задумался, потом  мягко  улыбнулся: «Что  ж, неплохая  идея, за  не-имением  лучшего… Если,конечно  же, город  тебя  так  просто  выпустит  из  своих  чар. .. Впрочем  в  любом  случае  он  увяжется  за  тобой   и  какое-то  время  будет  всячески  отравлять  плоды  твоего  путешевствия,  пока  не  отпадёт  сам   как  ненужный  балласт, мешающий  набору  нужной  высоты».  Они,  рассмеялись   и  стали  обсуждать  техническую  сторону  путешевствия, разложив  в  мистическом  полумраке  на   длинном  ветхом  столе  с  забытой  Божьим  человеком    чашей  (*Грааль) , журналы   со  схемами   воздушных  шаров . Вскоре  к  ним  присоединились  остальные  их  одиннадцать  друзей.(Тайная  Вечеря)…
   Мой  роман -роман  предупреждение, роман-надежда  для  тех,кто  его  поймёт  по-настоящему, для  кого  «вывихнутый  из  сустава  мир» (Шекспир)  со  всей  его  агрессивной  бездуховностью, является  такой  же  вызревшей  внутренней  проблемой,а  не  только  шокирующей, ни  к  чему  не  обязывающей  фантастической  картинкой.Такое  отношение -лишь  очередная  иллюзия  внутрен-него  нашего  дьявола (антисистема, антижизнь  внутри  жизни), подкреплённая  привычкой  и  страхом   внутренних   изменений. Начните  с  малого. Ведь  у  каждого  есть  свой  собственный   воздушный  шар(все  мы - лишь  дозревающие  куколки  ЗНАЧЕНИЯ)  и  своё  собственное  внутре-нее  небо(как  составная  часть  «высшего»  неба, как   частичка-текст   Большого  Мирового  Текста). «Люди  похожи  на  слова, если  их  не  поставить  на  место, они   теряют  своё  значение» (Пьер  Буаст).
 
                    Несколько  замечаний  о  форме  и  стилистике  романа. 
1.Что  касается  «рваной», фрагментарной  структуры  романа  и  его  непривычности , «неудобо-читаемости»   и  о  своей, всвязи  с  этим,  «ГЛУПОСТИ» (возможным  критикам):
 «Всякое  исскуство  есть  углубление  в  неоуменальное»(Кант), в  то, что  составляет  глубинную первооснову, матрицу  мира, а   творческий  экстаз  является  почти  неконтролируемым  выходом    (или  входом) в  эту  «основу»,  за, строго  определённые  эпохой,  границы   «падшего  мира»-дубликата.   Результаты  творчества  почти   неизбежно  опускаются  в  мир  понижающей объекти-вации (всегда  вторичны, адаптированы)  и  в  этом  трагедия  творчества(по  Бердяеву), невозмож-ность  полного  сочетания  дионисических (стихийных)  и  аполоннических (организующих)  начал. Если  жизнь – в  силу  несовершенства  копирования  динамики высших  начал - полна  неожидан-ностей, случайностей, скачков , катастроф, то  почему  рассказ  о  ней, пусть  и  символический,  должен  быть  плавно-последовательным  и  логично-однозначным?  «По-моему, иссуктво – это  прежде  всего  состояние  души. Душа  свободна, у  неё  свой  разум, своя  логика. И  только  там  нет  фальши, где  душа  сама, стихийно, достигает  той  ступени, которую  принято  называть  литературой, иррациональностью. Я  имею  в  виду  не  старый  реализм, не  символический  романтизм,на  самом  деле ничего  не  давший  нового,не  мифологию, не  фантасмогорию,а …а   что  же, Господи, что  же?» (Марк  Шагал. «Моя  жизнь»). «Исскуство – расплавленный  свинец, лазурь  души, изливающаяся  на  холст» (там  же). Оно  должно  быть  наивно  и  слегка, по-детски,  глуповато.(Читайте  мою  статью  о  «священном  идиотизме», конртролируемой  шозофрении, в  чём-то  близкой  незашоренному  восприятию  мира  ребёнком). «У  художника   есть  необходи-мость  быть  «в  пелёнках». Он  всегда  находиться   где-то   возле  юбок  матери, очарованный   её  близостью  и  в  человеческом  и    формальном  плане. Форма – не  продукт  школьного  обучения, а  следствие   этой  погружённости  в  материнское  начало» ( Meyer  Fr.  Marc   Chagal. Paris, 1964.Р. 41.). Ещё  точнее  об  этом  сказал  Канашевич  в  статье  о  Петрове-Водкине, определяя  два  типа   челотвеческой  глупости: «…Я  заметил,  что  такие  люди   бывают  двух  категорий: или  бездарно  и  тяжело  тупые, или  наоборот, глубоко  одарённые, даже  гениальные. В  них, в  людях   этих  двух  категорий  есть  только  одна   схожая  черта: гениальность  последних  так  же  тяжеловесна, как  тупость  первых».  Общей   причиной  этих   столь  схожих  для  поверхностного  взгляда   особенностей  натуры  является  неукоренённость  их  в  общепринятом   школьном (и  не  только  школьном) образовании, по  сути   - их   фатально  затянувшаяся  «незрелость», правда, по  карди-нально   противоположным  причинам: у   одних  по  недостатку   их   познавательных  способнос-тей, у  других, по их избытку.   Лишь  только  уличённые  в   этой   «незрелости-по-избытку», критически  настроенные  к  общепринятой  картине  мира  способны   увидеть   вещи  такими, каковы  они, возможно  и  есть, вместо  того, чтобы  безусловно  соглашаться  с   установившимися  без  их  ведома   нормами   и  абсолютами  или   же  не  озадачивать  себя  этим  вообще(глупость  как  таковая).  В  этом  смысле  и  мой  роман  попытка  такого  «остранения»    картины  мира, попытка  «глупым»  взглядом увидеть  очевидное   под   непривычным, «неудобочитаемым»(в  том   числе  и  собой)   углом    зрения, развеять  тотальную «Иллюзию  Очевидного» , увидеть   под  его  размываемой  оболочкой, всё  более,  невероятное  и  даже  противоестественно-уродливое (неэстетическое  уж  точно), упорно  до  сих  пор, по  привычке, не  замечаемое  нами  в  этом   «очевидном», без  раздумья  приямлемом  всеми.  В  русском  формализме  смысл  этой   ког-нигтивной  диспозиции  раскрывается  в   противопоставлении  УЗНАВАНИЯ  и   ВИДЕНИЯ  вещей. (Ханзен-Лёве  Оге  А. «Русский  формализм.Методологическая  реконструкция  развития  на  осно-ве  принципа  остранения». М., 2001).  «Затруднённые», «отклоняющиеся   формы  искусства (гиперреализм, абстракционизм, фовизм, кубофутуризм  и  тому  подобные  «агональные»  формы  творчества),  на    самом  деле  являются  не  чем  иным, как   по-пытками   деавтоматизации  восп-риятия, направленного   против  предвзятого  отношения  к  вещам, в  перспективе  «остранения» -  возвратить   людям  утерянное  ощущение  подлинной жизни (неожиданное  сближение   по  конечным  целям   Шагаловской  «стихийности»   и  жёстко отвергаемого  им  формализма).  Каков   всамделешний, без  всяких  окультуривающих  подсластителей  и  освежителей    вкус-запах  нашего  бытия, его   подлинная  и, в  общем-то  не   очень-то   приятная  на  ощупь (без  изоля-ционных  перчаток   «школьного» образования)  фактура?  Именно  это  я  и  пытался  дать   прочувствовать  в  моём  романе, хотя  бы   только  щадящими  читателя намёками, скользящим, вдоль  границы раздела  снов  и  фантазии, скользящими, то,   как  ледяные  сквозняки  наползаю-щей  всё   плотнее  жути  недобрых  предчувствий, то  как  редкие  всполохи   всё  ещё, почему-то, нас  так   пугающей  (дети,дети…)  Безъупречно  Строгой  Надежды.
«Ребёнком   я  чувствовал,что  во  всех  нас  есть  какая-то  тревожная  сила. Вот  почему  мои  персонажи  оказались  в  небе  раньше  космонавтов»( Марк  Шагал. «Всё  это  есть  в  моих  картинах». Литературная  газета. 1985. 16  окт.).
2. В  книге  «Человек  и  его  природа»  американский  психолог  Шерингтон  даёт  описание  соз-нания  как  «волшебного  ткача», сплетающего  изменчивые, но  всегда  осмысленные  узоры  -- ткань  самого  смысла. Так  вот  в  моём  представлении  ткань  этого  смысла (личного)   неиз-бежно  принимает   форму   свободного  сценария  или  партитуры, логически  предшевствует  всякой  законченной  форме  музыкального  произведения, готовой  к  перенесению  на   звуко-записывающее  устройство. То  есть  продукт  творчества  как-бы  эскиз,  руководство  к  исполь-зованию   или   лучше  генотип    эстетического  эмбриона, допускающий  в  будующем  (посред-ством  чтения), множество  фенотипических  форм, аналогично  взрослению  организма. Это  при-водит  к  концепции  вечно  живого  и  адаптируемого  к  среде  окружающих  роману , принимаю-щего  каждый  раз  свой  облик (своего  рода  вирусные  мутации) соответственно   изменяющим-ся  экзистенциальным  запросам  читателей.  Это  исходная, более   свободная  и  простая (лишён-ная  усложняющих  схем  мастерства), зачаточная  форма  романа( эстетическое  простейшее,  ар-хеозойский «Дух  Музыки» Ницше, лежащий  в  основе  всех  прочих  высших  форм  исскуства ). Но  это  отнюдь  не  роман-черновик, не  роман - рабочая  тетрадь  с  мусорной  корзиной  впридачу (не обязывающее  ни   к  чему).Это  лингво-эмбрионы, микро-гомункулусы,порождённые   алхими-ческим   распадом-трансмутацией  моего  собственного  Я,которое  является   центром  и  носите-лем  очага  эстетической  эпидемии. Это  моя  плоть  и  кровь, обернувшаяся  субстанцией  текста, мои  текстуальные  микроскопические   Я-йности.Некая  гармонизированная   информация, через  моё  сознание,переместилась  в  вирусную  форму(для  кого  злокачественную, для  кого  доброка-чественную,помогающую  выжить  в  трудных  условиях, посредством   эстетитчеких  прививок).
3. Соответственно  указанным  особенностям     романа  и  его  стиль – Орнаментальная  проза  какой  она  и  осталась  с  момента  своего  зарождения  в  начале  20  века ( А. Белый, Е. Замятин, Вс. Иванов, Пильняк).  Её  особенности: экспрессивность; прихотливость  интонаций; последова-тельная  ритмизация( «Художественная  проза – труднейшая  область  поэзии, полная   неисчерпа-емых  выеликолепных  возможностей» А. Белый),  метафоризация  речи; обилие   повторов, ре-версов, лейтмотивов,  вольготно   развивающих  тему, образ;  «двоемирие» (ноуменальное   в  феноменальном); гиперреальность; особый  орнаментальный   сказ,( то  есть  сказ  интелектуаль-ный , а  не  сказ «низового» героя)  с  вкраплением  то  ли  научных  гипотиз , то  ли   дурачевсв, то  ли  бреда;  динамическая  композиция «на  винте» (неподвижное  в  подвижном); нарошно «про-пущенные»  психологические  линии  (как  бы  игра  с  читалелелем : «а  ну-ка  посмотрим  кто   лучший  знаток  человеческих  душ: я  или  ты»); незаконченность  рисунка, намёки (всё  это  долж-но   воссоздаваться   активным  сотворчеством  читателя.  Ведь  необязательно, а  порой  просто   неумно   эстетически   противопоказано  углубляться  в  утомительные  читателю   подробности: «Чем  меньше  вы  скажете  слов  и  чем  больше  сумеете  сказать  этими  словами – тем  больше  будет  эффект» (Е. Замятин), на  место  причинного  или  временного  порядка   выступает  музы-кальная  структура( серийное  повторение  лейтмотивов, вольная  связь  пёстро  разбрасываемых элементов, резкие  диссонансы, различные  обертона  единой  темы, которая  оркестрированна  соответственно  настроенными  ей  в  тон  ситуациями  и  огласовками; принцып  симфонизма  с  контрапунктом( «Всякое  исскуство  определяется   степенью  проявления  в  нём  Духа  Музыки» Ницше.  «De  la  musique  avant   toute  chose» (Музыка   прежде  всего)  П. Верлен.
 4. Л.Я.Гинзбург  сформулировала  принцип  индукции, культуры  частного: «Идти, расширяясь, вверх, а  не  сужаясь ,вниз». Мой  эстетический  императив   иного  рода : «исходя  из  многообра-зия  запечатлённой  во  мне  культуры(форматирующей  жизнь)  «прояснить» своё, частное», погрузиться  в  сужающейся  колодец  «странной»  субъективности, до  тех  пор  пока  проход  не  станет  слишком  узок,- и, вместо  того, чтобы  попробовать  выбраться  наружу(тело  сдавлено  со  всех  сторон  и  не  хватает  пространства-воздуха) , всё  оставшееся  мне  время   ломать  голову: а, что  могло  бы  быть  дальше, там, внизу, где  мне  быть  уже,вроде  бы,смертельно  опасно. Но  тем  не  менее  продолжать  упорно  сжимать грудную  клетку, глотая  всё  меньше  воздуха ,  надеясь просачиться  в  сужающуюся  воронку как  можно  самоубийственно-дальше.  (Принцип  дедукции  в  исскустве  или  САМОИдентификации  до   границы  сингулярного  самозахлопы-вания-обнуления  в  этом  мире. Попросту  выход  из-под  власти  Диссонанса  Жизни-Смерти)).  Любимый  мною   земляк (Кузьма  Петров-Водкин) называл  что-то  подобное  «прохождением  через  полноту  жизни». «Мне  кажется…самое  трудное  в  жизни  людей, мне   подобных, это   пе-реход  через  всю  ширину  жизни: от  Сергея  Федоровича (отец   художника)  надо  было   пройти  через   многое, что  люди   веками  изучали, копили, над  чем   мучились   мыслями, и  к  этому   ещё   прибавить   своё,  и  всем  этим,  нахлынувшим, невиданным,  может    быть  и   моими   правдами, овладеть,  и  не  захлебнуться, и  не   стать   лакеем  всего   этого, и   не   разбить  в  этом   что-нибудь   ценное, подобно   дикарю, впервые  увидевшему   сложные   произведения  человеческого  ума» ( Петров-Водкин  К.С. Письма.Статьи,Документы.М.1991.с.87-88).