«СЕРДЦЕ МИРА» (апокрифический роман) Часть первая.
Эпиграф к роману: « Земля не даёт плодов деревьям, пока те не отдадут ей свои цветы». (Клод Гельвеций)
ЧАСТЬ. Вступительная(самая не художественная) Эпиграф к 1 части: «Высокое стоит на низком» (Лао-Цзы.)
Глава № 1.
Их было двое. Одинаково тощих, одинаково измятых, одинаково испытывающих мучительное урчание в животах, одинаково чужих здесь, возможно там, где вы вчера проходили…Они шли, время от времени шмыгая озябшими носами ,сбивая холодную росу с посинелых ушей, словно не было у них возможности остановиться, разве что у круглого, на длинной шее жёл-того фонаря, чтобы, жмурясь от мгновенной слепоты, растерянно толкнуть друг друга боком, извиняющее поддерживая локоть: «Миссис». – «Господин иностранец» - и тонкий румянец , дробленный в четверть.
Нет,нет,-они вовсе не любили друг друга, -это выдумали призраки, подглядывающие из скользких, тёмных подворотен; они даже не были особенно близки,-они попросту проходили рядом,так же случайно, как «случайно» всё в этом таком неслучайном, на самом деле , ми-ре, как столкнулись бы они,наверное с указующим Ангелом на медном быке покровском, если бы в этой случайности было бы чуть больше необходимости и ещё меньше, на первый взгляд ,смысла. Впрочем о настоящих героях этого романа ещё слишком рано, - для начала следует описать тот обыденно-фантасмогорический мир , сквозь который , они,не без кайфа, проходят, бодрясь(как могут) и прислушиваясь к ночным шорохам .
…Посмотреть в календарь,- так вроде бы и осень в самом расхлябе. Октябрь. Да и на ули-це вполне октябрьская хмарь и сырь. Только это опять всё та же, уже привычная взгляду и разваливающейся иммунной системе (хронический насморк и головные боли) климатическая конспирология, не дающая так запросто догадаться о значимой ошибке. Всё совпадает, всё соответствует (вроде бы), но всё уводит куда-то в сторону. .. Однако, ещё не пришло время выкидывать календари и определять времена года по состоянию собственных душ. Календа-ри можно даже сохранить на память о том, какими мы были пустыми и самонадеяными когда-то, как верили в «сященную плесень» безъисходной, растянувшейся на долгие годы осени…если мы когда-нибудь из неё всё-же выберемся….
В этой стране остановилось время! В этой стране, казалось, настала вечная осень.Чердаки от дождей не просыхают и постоянно капает с пото-лка,а когда тушится свет,словно какой-то бес-бездомный в окошко скрести начинает, до того жалобно, что некоторые слабохарак-терные матери семейства не выдерживают и, судорожно смеясь, повторяют в подушку или на ухо взбудораженному сквозь тяжкий сон мужу: «Видно, по мою душу»…- и после, всплес-нув трясущимися руками: «Бедная моя кошечка! Беленькая,пушистенькая…Что же тут делать то оставалось!..Дети голодны были,они так хотели кушать,а ты такая мягенькая, такая аппе-титная…Совестно…Прости меня кошечка…Ну, хочешь, молочка тебе налью чуть скисшего, суха-рик последний брошу?..Ох тяжело, ох, тошно…» и всё в том же роде, пока не уснёт измож-дённая, судорогой перекошенная, космической музыкой всепрощения успокоенная, мучини-ческим усилием воли пытаясь не расслышать отрешенных слов мужа, расскзываюшего ей свой сон, дико улюлюкая и остервенело дёргая на себя одеяло. «Ты ещё тут со своими скальпами и каннибалами.- орала она на него , досадуя, что так некстати прервалось столь мелодическое самоочищение совести, -«... насмотрелся живодёрни «Званного Ужина», начи-тался Фрейзера и справочников по этнокулинарии, совсем с голоду спятил! Одумайся! Терпи и воздастся!». – «Да, прям так с неба и спустится по голубой каёмочке тарелка щей или шматок ещё тёплой манны небесной» -процедил он сквозь зубы и, дождавшись, когда грудь супруги размеренно заколебалась от зычного храпа, продолжил, оскалившись волчьей ухмыл-кой: «Кому мы там нужны! А тем более здесь! Так что, как молвил ямщик, завёзший богатого иностранца подальше в завьюженную степь: сам не плошай, кистень не выдаст». Затем он опускал ноги в дырявые тапочки с розовыми тампончиками, накидывал на голое костлявое тело рваную собачью шубу , доставал из под подушки и клал за пазуху какую-то заляпан-ную красным арматурину; после чего, старчески кряхтя и щёлкая от холода зубами, вылезал из окна, напоследок понимающе подмигнув изображённым на репродукции туземцам мето-дично разделывающим тело небезъизвестного английского капитана (Джеймса Кука).
Что за город! Удивительный город! Под стать этой удивительнеейшей стране! Чего только здесь не происходило за последние годы и, исходя из закона бесовской патриципации (сопричастности), только здесь всё это и могло произойти в полном масштабе.
На потрескавшихся , бурых от непросыхающей штукатурки стенах домов огромные плакаты, предъявляющие почтительное сожаление Великой Праобезьяне, за то , что она не осталась ею во веки веков. Рядом указатели – как проехать к центру переработки россиянина в това-ры последней необходимости для Нью-Йоркского зоопарка, а также слабо токсичного мен-тального яда - оболвавнина, прививки которого открывают ежегодно проводимый гуманитар-ными западными миссиями в странах третьего мира Праздник Трансцедентального Просвет-ления или(в рыночной интерпретации ООН) «эффективной минимизации потребности насе-ления в ресурсозатратном комфорте существования».
Повсюду бесчисленное количество ярких,но грубо раскрашенных рекламных вывесок, советующих обратиться по вопросам переработки человеческого тела к частным фирмам. На одном из них доброжелательно-слащавая физиономия повара среднеазиатской внешности и название фирмы этих легализованных головорезов: «Жертвоприношение Тамерлану. Прикос-нись к легенде».На другом китайский хирург среди банок с заспиртованными человеческими органами и высокомерно-брезгливая надпись: «Никчёмный и ленивый русский! принеси хоть какую-то пользу в этом мире. Тысячи достойных людей в Китае соизволили дать тебе этот шанс и милосердно ждут твоего решения. Содействуй их великому Дао и познаешь высшее доступное тебе счастье». На третьем плакате свирепый скандинав-берсерк врубает рычаг электрического стула, на котором, корчась от удовольствия, чувственно вихляется ослабшим телом обольстительная славянская княжна, а рядом плакат австралийских аборигенов, поп-росту прошибающих палками друг другу тупо-счастливые головы. Весь город оклеен этими садо-мазо-заманухами, обещающими массу невиданных удовольствий клиенту и люди ос-танавливаются, подолгу приглядываются к плакатам с серьёзным видом, будто уже выби-рают какой фирме отдать своё настырно требующее чего-то, страдающее, гнетущее, пока ещё живое, мясо-тело, чтобы поискать хоть за стенами скотобойни крупицы уже, судя по всему, невозможного в этой жизни счастья, замену которого так настойчиво рекламируют на каж-дом шагу( в чисто Платоновском стиле, как избавление от злокозненной плоти). О, это проти-воестественное, тщательно просчитанное в секретных лабораториях счастье, к модернизиро-ванным вариациям которого люди уже начали сдуру привыкать как к чему-то совершенно нормальному, привычному, почти как к дыханию или собственному голосу. Диву даёшься как безо-шибочно решена кем-то демографическая проблема и даже перезапущена в обратном направлении, мы даже не заметили каких усилий это стоило( Разве ж легко было по всем правилам противофилоософии если уж не поменять местами, то поперепутать необратимо в головах Субъект и объект счастья). Ежегодные прививки оболванина сделали из большей части человечества экзальтированных остолопов, очарованных мантрами Высшего Прагматиз-ма, понурым стадом бредущих на заклание ,в слабой надежде всё же узнать в извращённом оскале обещанных сверхъудовольствий последний прощальный отблеск такой простой и уже легендарной человеческой радости . Жителям же этого города(как и всей страны) не нужно было делать оболванивающих прививок : привычка легко изврашать надоевшую суть очевидного вплоть до полной утраты естественного знания того, что в присутствие боли ни-когда не бывает настоящего счастья, оказалась свойственна им от рожденья , а в этих психо-патогенных зонах (Энгельская геопсихоческая аномалия) с особенною силою. Мало того эта привычка в некоторых здешних аборигенах приобрела совершенно нетипичные и непред-сказуемо-уникальные формы душевного склада. Поэтому мне никогда с момента моего при-езда в этот город не было скучно ходить по его вечно сырым и хмурым улочкам. Всё де-ло было в людях(«внутренний город»), но это я понял далеко не сразу а поначалу слишком уж пристально разглядывал внешнюю его личину, пытаясь разгадать парадокс столь непрео-долимого для меня очарования.
Гнетущие подробности относительно некрофилической рекламы, украшающей одичалые го-родские проспекты, поражали своей слишком человеческой прагматичностью: Фирмы почти всех «перерабатывателей несовершенного материала в совершенные концентраты счастья по доступным ценам», считают своей главной заслугой абсолютно безъотходное производс-тво. В частности : некие умельцы даже душу обязуются полностью переделать в земенители мыльных пузырей (а, казалось бы, что с неё взять-то, кроме постоянных истерик, да, вводящих в хронический стыд сплетен о себе же самом). Если же человек, в процессе гуманитарного акта умарывания вдруг, ни с того , ни с сего начнёт думать, то и мысли его уловлены будут специальными электромагнитными сачками (в рамках программы дизинфекции, обезмысли-вания социальной атмосферы) и из них, впоследствии, понаделают абсолютно прозрачных дырок столь необходимых для производства знаменитых местных бубликов с красивым названием «Фата Моргана» . Конечно гипотетический товар этот не такой уж и необходимый, если не сказать конкретнее, но тут уж всё дело в принципе.Ничто не должно быть просто так выкинуто,даже такая вредоносная субстанция! Поэтому дырки нужно делать в неограни-ченном количестве и даже искусственно поднять неудержимо падающий спрос на них, что-бы человек, кроме всего прочего, не забывал и о проклятии своего мучительного прошлого, наконецто благодатно изживаемого . Невольно представляется бедняга Адам, которого Бог, совместно с раскаявшимся в соей глупости Дьяволом (Всесильный Мировой АД-министратор) пытается снова втолкнуть в потерянный казалось бы навсегда Рай Бессознательного, заставляя запоздало отрыгнуть всё то, что ещё осталось в человеко-звере от проглоченных плодов с Древа Познания.Один иранский журналист, побывав сначала в Европе а потом в России ут-верждал,что наступают Новые Тёмные Века, несоизмеримо более радикальные и беспросвет-ные, нежели в раннем Средневековье… Кстати, год назад был подвергнут смертельной муке медленного копчения у дверей своего дома толпою бывших студентов, бывший же, препода-ватель экономики за то, что в порыве еретического озарения попытался вернуть в свобод-ный роборот людям не мысли, но уж хотя бы дырки, сделав их денежными знаками, в ка-честве первого шага к новому внеэкономическому мировому братству, смысл которого отк-рылся ему при полуобморочно-голодной медитации на подрумяненное южным солнцем аппетитное тело какого-то индусского святого, представленного в нашемувшей телетрансля-ции, современным воплощением Кришны.
Около покосившегося, знакомого с глубокого детства здания отделения милиции меня привлёк вид молчаливо и прилично одетой толпы,чьё напряженное внимание было сосре-доточено на украшенной пёстрыми рисунками кентавров табличке с указателем ( там где раньше красовались лица объявленных в розыск). Многие, читая написанное там, удовлетво-рённо качали головами, а более молодые, мечтательно закатив глаза делали глубокий вздох и расплывались в счастливой улыбке, предаваясь тайным прелестям разыгравшегося вообра-жения. Заинтересованный этим зрелищем , я подошёл ближе и прочитал на плакатах следу-ющее: «Частная фирма «Кентавр» от имени объединеного общества любителей охоты на последних уже не домашних животных и крыс!.. Будь истинным сверхъчеловеком в послед-нем выборе, крайним анархистом волевого бунта! Погрузись в Совершенное Ничто и нечто ещё меньшее,переплюнь Хайдеггера и Сартра, утри им нос реализовав на своей шкуре пред-мет их веры и щенячьего Страха, переступи за остановившую их черту «доподлинного», назло собственному «ужасу и трепету»( прим.: выражение С. Кьеркегора)». И тут же более мелкими буквами для менее продвинутых:«В нашей лаборатории из вас произведут третьесортный недолошадиный навоз,негодный даже для удобрения на китайских плантациях в Сибири. Перед дебиологизацией вас будут кормить в течении 10 дней отборнейшим овсом со вку-сом земляники (до отвала). И при повторном ржании чучьбекские самураи искусно и безбо-лезненно произведут вам священный акт вспарывния живота и торжественно возложат тело на конвейр, сопровождая всё это боем церемониальных барабанов и прочей этнографичес-кой экзотикой, выбранной на ваш вкус, а также плачем виртуальных вдов. Спешите потерять своё постылое человекоподобие! Только у нас !С приезжими проводится сеанс психотерапев-тической (дезэкзистенциональной) подготовки ».
Чуть поодаль в наполовину проржавевших допотопных автобусах клюют носом водители , медленно выходящие из голодного обморока в ожидании заполнения пассажирами стран-ным образом ещё недоразвалившегося салона, после чего равнодушный ко всему земному, словно замогильный голос кондукторши вещает: «Дамы и господа, следующая остановка Ре-ально Последняя!» и судорожными рывками ,пыхтя и дымя как десяток адовых котлов, авто-бус птправляется в сторону указанную на плакате. Оказавшись среди пассажиров я был про-сто потрясён невозмутимой обыденностью сцен их общения между собою. «Только послу-шайте, какую болиберду пишут в наших местных газетах,-- обращается один пожилой пасса-жир к другому и начинает читать вполголоса, тактично дождавшись, пока повернёт к нему голову сосед (молодой парень, в заграничных шмотках, сидящий на огромном мешке и неп-рерывно что-то жующий ) : « «…вчера вечером боевики оппозиции произвели диверсию на городском мемориальном кладбище :«Светила Священного Коррупционизма Путинского сто-летия», о чём сообщил верный правительству кладбищенский сторож, услышавший сквозь сон пять взрывов,которые несколько раз отозвались эхом сложившись в подобие известного вальса И. Штрауса. На утро им были обнаружены пять развороченных могил,а вокруг разбро-саны оплавленные обломки музыкальных инструментов и дымящиеся листы с нотами. Трупы бесследно исчезли». С другой стороны в ухо молодому человеку прокуренным голосом бор-мотала понурая,покрытая пылью судебных архивов, дама в огромных очках, за которыми прятались глаза хронически воспалённые от перенапряжения: «Все эти ваши кладбищенские концерты в стиле вуду-вальсов ещё цветочки , по сравнению с тем ,что творится в судебном ведомстве. Произошёл какой-то необратимый сбой в делопроизводстве, всё в куче нависло над нашими бедными головами гранитным монолитом и никто не хочет даже попытаться сдвинуть эту неудержимо растущую глыбу с мёртвой точки в панической боязни, что от лю-бого движения, она рухнет им на голову. Все по сути уже спрятались в какие-то внутренние катакомбы, боясь взять на себя ответственность, хотя продолжают имитировать какую-то чис-то накопительную деятельность »… и продолжает рассказывать, проглотив несколько таблеток, сделав себе успокоительный укол прямо в сердце и неприязненно поглядывая в сторону остальных пассажиров сомнамбулистически повисших на покорёженных поручнях: « Ну вот вам, молодой человек пример, какими делами приходиться заниматься теперь нашему ве-домству… 12 списанных поездов, начинённых взрывчаткой прорвались, бог весть уже когда , сквозь заградительные мусорные заслоны к станции города Мокроуса, отказавшегося примк-нуть к лагерю оппозиции. Но прошёл дождь, фитили потухли, порох намок в результате че-го городская администрация аннексировала поезда в собственность города, а группа оппози-ционных бизнесменов обратилась в федеральный суд с требованием вернуть поезда с турк-менским хлопком сырцом, случайным образом попавшим не туда куда надо. Суд оказался в сложном положении, так как администрация Мокроуса успела заменить хлопок на порох только в половине вагонов,но при проверке выяснилось, что даже это половина оказалась просроченной мукой, которую впопыхах (за месяц до назначенной даты проверки) приняли за порох. Возникла новая проблема: откуда взялась неучтённая мука от которой отказыва-лись как город, так и сами бизнесмены. Ситуация ещё более осложнилась тем, что некая западная компания по переработке металлолома выступила с заявлением, что поезда уже проданы ей предыдущей администрацией Мокроуса, что послужило полной неожиданностью для администрации нынешней, теряющей драгоценное время на отыскание следов куда-то бесследно канувшей выручки. Западная компания требовала компенсации (которая превыша-ла стоимость составов) за вынужденный простой своих перерабатывающих заводов и предъ-явила иск к группе оппозиционных бизнесменов, которые теперь утверждали, что поезда им просто подброшены городской администрацией, попутно уничтожая документы о владении составами с товаром. В результате суд предписал западной фирме самой заплатить компен-сацию за несанкционированное использование железнодорожных путей под складирование собственности вероятно принадлежащей этой фирме, как ближайшему потенциальному вла-детелю…Чтобы заплатить компенсацию фирма должна была бы продать все свои перераба-тывающие заводы…Поэтому она оспорила в Международном суде свой статус потенциально вероятного владения, как противоречащий самому себе … Включились философы и логики. Сейчас процесс находится на стадии выслушивания экспертов в области космологии и эзоте-рики. В результате каждый шаг предпринятый какой-либо стороной вёл к ещё большему запутыванию и усложнению ситуации , сопровождающейся неконтролируемым ростом инфар-ктов и инсультов всех безъвыходно заинтересованных сторон. Нельзя было уже даже просто выйти из дела, чтобы не обрушить едва установившееся зыбкое статус-кво, ещё каким-то чу-дом сохраняемое слишком глубокомысленной Фемидой. Этому тупиковому ,то есть доведён-ному до абсурда равновесию конца не видно»..Дама сняла очки протёрла их аккуратно сло-женной пыльной тряпочкой, три раза жеманно чихнула и вдруг разрыдалась, прильнув к пле-чу молодого человека, чуть не подавившегося от неожиданности жвачкой, и брезгливо пыта-ющегося от неё отстраниться. Однако она, сквозь астматически-осиплый плачь подолжала: «Мой бедный мальчик, tout ce qui n’est pas naturel est imparfait (фр. «что неестественно, то несовершенно» - фраза Наполеона). То , что эта цивилизация уже давно протухла и никуда не годится давно понятно всем? Но зачем все эти переусложнено-тонкие переплетения бисе-ра, когда всё хуже некуда? Всё это лишь самоуспокаивающее интеллегентское пустословие, падение в пропасть,растянутое умственной гимнастикой до кажущейся безопасности беско-нечно отодвигаемого в будущее неотвратимого коллапса. Faire bonne mine a mau-vais jeu (Фр.- делать хорошую мину при плохой игре). Но может быть всё уже произошло и мы - лишь Постмодернистский субъект всё большего отсутствия, играющий в поддавки со своим постепенно затухающим присутствием . Остаётся только забыться в экстазе любви, головокру-жительно-идеальном разврате. Nous n’avons que deux jours a vivre ce n’est pas la pein de les passér a ramper sous des coquins meprisables (фр.: «мы жиыём только два дня – не стоит тратить их на пресмыкание перед презренными плутами от морали» -фраза Вольтера)».
Молодой человек, к которому было обращен этот пафосный монолог , резко вскочил раз-разившись сверхзвуковой жестекуляцией и кошмарящей бранью слетевшего с катушек уго-ловника. Непрерывно чихая от архивной пыли, взметнувшейся с редеющих волос судработ-ницы,он угрюмо стряхнул со своего мешка бесстыже распластавшееся дряблое тело постмо-дерна, после чего с криком : «Не обложите,волки позорные» сунул в рот пачку жевателдьной резинки и стал угорожающе надувать щёки, вытягивая губы и руки с двумя фигами в сторо-ну бестолково столпившихся вокруг него , уже ничему не удивляющихся , пассажиров. Меж его шамкающих губ показался постепенно раздувшийся до невообразимых размеров белый шар. Кто-то , привлеченый его мятным ароматом попытался втихоря его лизнуть и шар тот-час, с оглушительным треском лопнул, осыпав лица любопытствующих липкими брызгами. Молодой человек истерически захохотал и произнёс, резко сплюнув : «Это,суки, предупреди-тельный выстрел! Знали бы вы что у меня в мешке…» -- «Молодой человек, ведите себя при-лично, не в бараке лохов мочите» - послышался за его спиной голос подоспевшей кондуктор-ши и тут же глухой звук от мощного пинка под зад. Молодой человек только охнул , ткнув-шись мордой в чьи-то ноги, и сквозь ржавую жесть автобусного салона выкатился на улицу с противоположной стороны. «Сказано было мешков и сумок не брать. Тоже мне террорист нашёлся. Видали мы этих террористов.» Мужчина с газетой нерешительно проговорил: «Вы всё-таки взгляните краем глаза, может быть у него там действительно врывчатка с часовым механизмом или споры сибирской язвы?» - «По инструкции не положено» - бормотала кон-дукторша, развязывая мешок и пробуя на вкус содержимое из разных пакетов: «Вроде не порох» - задумчиво хмыкнула она, отряхивая руки в стророну пассажиров. «Может быть по-рошок с сибирской язвой или чумой? На вкус что напоминает?» - успокаивающе вмешался кто-то. «На муку похоже, только горькая просто гадость» - кондукторша пыталась скрыть своё волнение , но дрожащая рука уже начала судорожно чесать шею и дыхание едва заметно, но участилось. «Я так и думала и тут мука просроченная вместо взрывчатки. Бесконечность судебного дела проникает всюду своими метастазами словно раковая опухоль, укрепляя не-разрушимость своей неразрешимости» - произнесла работница суда и тут же, достав из сумо-чки писчие принадлежности и прокурорский молоток(для большей солидности) стала офор-млять акт нахождения новых улик по делу, записывая адреса понятых. Затем она решила составить сборный фоторобот перевозчика «фальшивой» взрывчатки, надоедливо выискивая всех кто мог хоть что-то вспомнить о его внешности .Пассажиры стали недовольно шептать-ся.К тому же кондукторша загадила полавтобуса своей рвотой, думая что помирает и непре-рывно жалуясь, что это муж её сглазил, всю жизнь называя сибирской язвой. Всё это вконец переполнило чашу терпения пассажиров и они выбросили обоих нарушительниц спокойствия на улицу вместе с мешком протухшей муки и продолжили путь в счастливую обитель.
«Приехали»- раздался невозмутимый водительский голос и тут же из небрежно привязан-ного к засохшему тополю громкоговорителя полилась грустная песня о когда-то существо-вавшей весне, о первой любви, одуванчиках, липовом чае и ушедшим в легенды, а может быть и не существовавшем вовсе умном правителе ( хоть и не совсем добром и не очень-то справедливом).
Так было много света
и я была другой!..
Куда ушло всё это? -
Мой бэби дорогой.
«Это ещё что!?. Безобразие!.Снять!.» -- крикнул во всю мочь подошедший полицейский, - Диверсия! В городе подполье! Что-то Майданом Покровским снова попахивает. Ну, что стоите? Провакаторов поддерживаете?»
Из толпы покинувших автобус пассажиров отделился какой-то верзила с мрачноватой ух-мылкой. Подойдя к столбу, он стал медленно, молча раздеваться, вызывающе поглядывая по сторонам. Полицейский заголосил истошно:«Здесь тебе, сукин сын не ярмарка, нечего трюки выкаблучивать, лезь в куртке! Тоже мне ухарь разудалый ,гость из прошлого!». Однако, вер-зила, никак на это не реагируя, продолжал неспеша раздеваться, словно вольяжный актёр-любовник на генеральной репетиции. Его ладное, крепко сбитое тело вскоре открылось во всём своём блеске. Полицейский взвыл : «Да я ж тебя… взашей, в кандалы, на корм крысам… Я из тебя дурь-то провыколачу».На что ухарь, показав ему огромный в ссадинах кулак глухо промычал: «А это мы ещё посмотрим,дядя!», после чего стал расшатывать дерево, пока ко-рень не взрыл мёртвую землю под асфальтом. Дерево накренилось и чаша громкоговорите-ля гулко бухнулась на тротуар, пропищав напроследок последний куплет глупенькой песни:
Мне на чудесном звере
вновь вырваться бы прочь,
но заперты все двери
и некому помочь.
Глава № 2.
Однажды ночью я прогуливался со старшим братом по пустынным улочкам этого города. Сказать откровенно, брат мой не отличался выдающейся внешностью , был лыс, ужасно бли-зорук и призрачно-бледен. Непропорционально большой лоб с двумя дугообразными вы-пуклостями сверху был обтянут дряблой морщинистой кожей , постоянно покрытой мелкими каплями какого-то странного пота с красноватым оттенком, неприятно пахнущим серой. Вра-чи, долгое время ломающие голову над этой загадочной болезнью , в конце концов назвали её просто «испорченная кровь» или по средневековым аналогам: гемматидроз («кровавый пот»). Постоянно , глядя на брата, я задавал себе неотвязчивый вопрос: что же было в нём такого сантиментально-человеческого, что заставляло восхищённых зрителей видеть своего кумира в этом немощном существе , с неопределённого цвета потухшими глазами, где отра-зилась грусть казалось бы всех падших ангелов мира. А ведь и я был живым свидетелем этого необъяснимого успеха на местной сцене, хотя никогда не ходил на его «магические» спектакли, считая театр вообще каким-то нелепым курьёзом человеческой культуры, мутиру-ющим в уродующее души актёров действо, нераскрывшимся зачатком чего-то божественно-лучшего , тайну чего падающие ангелы навсегда, прихватили с собою. Только прошлой ночью я наконец-то понял, в чём состоял секрет популярности моего брата. Той ночью мы шли с ним бок о бок между странно-изогнутыми какой-то аномальной силой фонарями, и он говорил мне ровным, и, как-будто немного потусторонним голосом: «Знаешь, Лёшка, когда я порою стою под медленно стирающимися из памяти осколками этого горо-да, мне начинает вериться, что это какая-то недодействительность-полумираж, мой фантасма-горический сон, получивший условную плоть и кровь, смысл и изменчивость в каком-то без-личном, изначально-истинном сознании( что-то вроде алая-виджняны -«сознание-сокровищни-ца» махаяны) , использующим в каких-то своих, неведомых нам целях , невообразимый хаос наших личностных самопроявлений, в качестве то ли творящей,то ли слепо пробивной силы. Йоги утверждают что есть какое-то организующее всю эту беспутную, в сущности, энергию (пракрити), мировое начало – бог-Ишвара , Гегель говорит о Мировом Духе, Гусерль об Абсо-лютном Я. Но взгляни вокруг! Разве то, до чего мы докатились похоже на результат постепен-ного восхождения к Абсолютной Гармонии»… С внутренней дрожью я вспомнил слова, спры-гивающего с подоконника и отправляющегося на ночную охоту местного каннибала : «Да ко-му мы там нужны?»…А брат продолжал ,сделав паузу, словно подслушав чьими-то ушами мою память: «Но ведь никуда не деться от той мысли что этот мир уже безвозвратно нами изуродованный, действительно существует, пусть даже в виде загадочной «вещи-в-себе» не-познаваемой, но всё же ощущаемой (ещё как ощущаемой!), но самое скверное, и изменяе-мой, далеко не в луцчшую сторорну. Ты только оглянись вокруг … и не надо, прошу тебя бле-вать мне на ноги, отойди к фонарю, у тебя чересчур неконтролируемо-восприимчивое для писателя воображение, братишка.Бери пример с Флобера( примечание: имеется фраза Флобе-ра из «Лексикона прописных истин»: «Сквозь идиотизм моей эпохи я чувствую волны нена-висти, которая меня душит. Она выплескивается дерьмом мне в рот. Как при ущемлённой грыже. Но я хочу сохранить, удержать, укрепить её. Я сделаю из неё пасту и вымажу девят-надцатый век, как покрывают навозом индийские пагоды»).В середине 21 века Человек, сле-дуя его совету,замазал этой пастой всё, что можно!Ладно, давай снизим градус экзестенци-альной тошнотности. Пусть будет так:словно непросыхаемо пьяные творцы,мы, как пришлось зачали и родили из своей никчёмной плоти ребёнка-уродца, полуразложившегося ещё при рождении и теперь, как солидные, знающие себе цену, родители не можем от него отка-заться, обманывая себя, что он – само совершенство, потому-что нам больше некуда от него деться(следовала совершенно нецензурная брань). Факт безъусловного существования этого города (в качестве Мирового Геополитического Зародыша-метастазы), совершенно очевиден, даже если мы волевым усилием мысли выкинем из его гниющих подворотен, субстанцию наших снов и априорных представлений, всю самоубийственную усталость-к-жизни, потаённую внутреннюю грязь и злобу. Но ведь что-то ещё осталось в нас кроме этой субъективной тух-лятины! Осколки божественного света не дают покоя нашим нераскаявшимся, но ничего не забывающим душам! Что-то безусловно подлинное остаётся в нашем ощущении, вопреки всему этому грёбанному объективному идеализму, утверждающему, что ничего нет кроме причуд разыгравшегося нашего(или нами) сознания, которое тоже, всего лишь условность, временное сцепление психо-физических состояний( anatma в буддизме), что-то всё равно будет продолжать цеплять нас за живое и травить, травить безъисходностью вылезти из крепнущего маразма этого УМИРАЮЩЕГО НАМИ МИРА , с которым всё никак не можем покончить, как в известном рассказе Роберта Стивенсона ( примечание: имеется в виду рас-сказ «Оллала», в котором проклятый род должен закончиться на его последнем, кающемся за все поколения, представителе), наверное потому, что этот мир всё же не совсем наш,а может быть и совсем не наш, А?Совсем не по Шопенгауэру получается. Помнишь у него мир всего лишь объективированная ,видимая Воля; материя - не что иное как причинность, закон достаточного основания, и вся сущность её в отношении к субъекту, то есть к нам…Ну и как ты думаешь ,почему всё никак не получается, несмотря на всё наше желание, снять маску заиграшегося до предсмертных колик актёра;личину, казавшуюся собственным лицом, и спрыгнуть в пустой по сути дела зрительный зал, откуда ,вроде бы слышались мгновенье назад такие реальные свистки или аплодисменты, почему нам не дано бросить к чертям фантасмагорию этого необоримо всасывающего в себя спектакля-бреда, мол всё ,уважаемые дамы и господа, баста вас не было, ничего вообще не было и нет ,были только мои воля и представление, себе же самому,а по-сути не МОЁ и не ваше,на которое мне теперь глубоко наплевать. А вот именно этого-то и не получается. Пойми, братишка, навсегда остался неизг-ладимый след ,levioris notae macula(лат: едва заметное пятнышко),заноза в сердце от того что мы тут, сдуру, наимпровизировали, послав на три буквы скучный сценарий и заговорив своими словами, такими,как оказалось показушно-бестолковыми, но уже не подлежащими отмене. SEMPER ALIQUID HAERET(лат.: «Всегда что-ни-будь будет в остатке» - фраза Р.Бэкона). Неужели нельзя было понять сразу с чем мы тут имеем дело, во что ввязываемся, ведь на что-то реальное мы реагировали с самого начала, что-то выводило нас из себя и заставляло тебя, братишка , отхаркивать на фонарь свои ощущения подлинного бытия? Что-то ведь ре-ально существует помимо нас и нашей способности всё рационализировать, хотя бы в ка-честве,хитроумно-комплиментарных нам, сценических подмосток, света рампы, да хотя бы в виде нашей потенциальной способности сыграть эти, именно эти а не какие-нибудь другие роли; этот архаически-несовременный первосценарий, который кто-то написал ведь именно для таких умничающих жлобов,как мы. Значит сущее было изначально и продолжает быть, как бы нам это не нравилось, не схватываемое в наших понятиях,что заставляло реветь от бессилия не одного Канта. Sarva asi (санскрит. - «всё было и есть») ,в качестве безсубъектив-ной основы и условия существования нас и неотвратимости того что мы уже натворили… Нам не вернуть уже свою детскую невинность, где в идиллической роще овечки мило пасутся под звуки пастушеской свирели. Мы сдуру порубили овечек на шашлыки, а из их ещё тёплых шкурок и отполированных до стеклянного беска костей понастроили себе кру-тые комфортабельные вигвамы. И что самое страшное: нас, нераскаянных некому за всё это противоестественное самоуправство судить, а значит у нас абсолютно нет надежды, значит мы погибли навсегда. За всё это время мы не сотворили в зрительном зале ничего дейст-вительно стоящего, ни одной мситительной фурии с огненным , всегда безжалостным взо-ром: Критический Разум не породил Критической Воли к Ответственному Действию( скорее даже наоборот). Вместо этого , наше альтер-эго воплотилось в безобидный образ индиффе-рентного ко всему обывателя способного лишь свистеть, пердеть, но чаще всего одобри-тельно хлопать, даже не вставая с места. Кричать «браво! На бис!» бесчисленным Ученикам Чародея, запустившими мир вразнос (прим.: имеется в виду персонаж Гёте, утративший конт-роль над магическими силами)». Он долго переводил дух,ожидая , пока я приведу себя в порядок. Кровавый пот тонкими неровными струйками стекал с его висков и носа. Он дос-тал платок, протёр лицо и отжал не глядя на бог весть как тут оставшийся от заброшенной клумбы кустик дикой розы.Казалось цветок вскирнул от боли и тоненько заплакал, как неви-димый ребёнок, которого случайно и очень больно пнули ногой. Брат испуганно, виновато огляделся и быстро пошёл прочь, махнув мне рукой, чтобы и я, зачем-то, потарапливался покинуть это место… «Есть особый тип кантовских «вещей-в-себе» это – «души городов».Душа этого города пусть непознаваема, но вполне постижима. Это та самая «порочная цельность» гностиков, первозданное слияние противоположностей,вызывающее архаически двойствен-ное чувство восторга и отвращения, оголённая до предела, бестыжая ,несмываемая дорогими шампунями и не изменяемая пластическими окультуривающими операциями правда о при-митивнейшей природе, prima causa (лат: первопричина),которую мы всеми силами не хотим, отказываемся знать… «Души городов» появились и живут с самого сотворения мира, как и большинство «вещей-в-себе»,- только теперь они преобразились с нашей помощью в вещи-нас-включающие (по Сартру из потенциального для-себя-бытия( Le pour soi) воплотились в реальное в-себе-бытиё(L’en soi)) , оделись в изменчивые пространство и время. Вот и этот город - гигантский каменно-человеческий квазиорганизм, чьими клетками являемся в том чис-ле и мы с тобой, и ещё не факт, что клетками мозговой ткани…Содрогающееся в чудовищно долгих пульсациях,болезненно растрескивающееся (каменный кашель) и шелушащееся струпь-ями,падающей нам на головы,штукатурки, тело этого города можно трогать руками, ощущать на лице след от его дыхания : колючую,нездоровую сырость, которая коварно губит почему-то только приезжих, заражая их скоротечно-неизлечимой формой астмы. Это тусклое холод-ное небо, полуутро-полубред с нескончаемым эхом отдалённых взрывов , с лиловым или си-зым размазом солнечного пластилина над вздувшимся пузом умершего моста, который по-кинули навсегда, догнивающие где попало на улицах , автомобили (словно застарелые, ржа-вые гематомы на асфальтовой коже)»…. Монотонные слова брата действовали как зловещая, усугубляющая потаённую тревогу , медитация. В памяти всплыло определение данное когда-то Нью-Йорку: «современные каменные джунгли» и люди, словно образы его тревожных, нездо-ровых снов: болтающие и болтающиеся в городском бреду символы…А брат там временем продолжал: «На этих улицах тает и всё никак не может вытаять лежащий уже много лет грязно-сиреневыми рыхлыми комьями редкий осенний снег, всегда обречённый,всегда пер-вый, преодолевающий свою невозможность бессмысленным жалким упорством самоповто-рения, вечного возвращения туда, куда совсем не хочется возвращаться (какой неотпетый душегуб был им в своей прошлой жизни? – остаётся только гадать. Явно, что кто-то местный). Порою бывают довольно ясные дни под лёгкой рябью мельчайшего,утомляющего душу,дож-дя, смещающего всю перспективу куда-то в пятое измерение. В такие дни на улицах влавст-вует привычное безлюдье. Растерянный, не готовый принять решение ветер, жалобно подвы-вая мечется по улицам, то пропадает в каком-то тупике, то возникает ниоткуда в жидких двориках,заваленных выцветшим до превозданной однородности мусором. Брошенные автомобили покрылись снаружи шарфами мутно-изумрудной зелени , а изнутри беспорядоч-но-стеклистым плетением сохлой паутины, в которой словно самозаводящиеся маятники, рас-качиваются трупики пауков , повесившихся от тоски и безделья...Тик-так-тик-так. Вон плетутся, поджав облезлые хвосты и уши,спотыкаясь о скользкие кочки,разучившиеся рычать и кусать-ся собаки, скорбно поскуливая на ходу, словно пытаясь хоть кому-то поведать грустную по-весть о том,как и они потеряли волю к своему собачьему существованию, постигнув некую сверхъчеловеческую истину (ТОСКЛИВАЯ ЗАПУЩЕННОСТЬ БЫТИЯ, ТОТАЛЬНАЯ НЕЧЕЙНОСТЬ И САМОЗАБРОШЕННОСТЬ). Помнится ещё Платон открыл у них прирождённую способность к философии,но даже он не мог представить, что в этом городе выведется особая, живущая и умирающая по строго философским (почему-то только пессимистическим) принципам поро-да : шопенгауэрцнер. Гляди , они идут умирать в окрестные, оставленные людьми, деревни. Почему-то,теперь они хотят умирать как люди, в избах, а где умирают люди – до сих пор никому неизвестно. Может быть уходили тоже на какие-то секретные братские помиральни как слоны или айны («Легенда о Нарайане») . До поры до времени этого никому знать не дано, ведь несмотря ни на что , всё в природе должно происходить неброско,размеренно и неспешно. Вот придёт наш с тобой срок и над нашей головой засветят путеводные «кормчие звёзды» Судеб».…Он больше не произнёс не слова, да и у меня не возникало вопросов ,ко-торые, были бы после всего услышанного совершенно пусты и неуместны. Повернув назад, мы вернулись домой и, пожелав друг другу, по-возможности спокойной ночи, понуро, словно поджав свои хвосты и уши (может быть и существующие где-то в пятом измерении) разош-лись по своим комнатам, погружённые каждый в свои беспокойные мысли.Оказавшись один я вспомнил статью московского эзотерика Черноусова, изучающего уже много лет аномаль-ные места Поволжья. В его статье, помимо всего прочего,было странное место,где утвержда-лось,со слов очевидцев, о существовании в пригородной зоне Покровска,в районе так назы-ваемой «долины мёртвых», трёх сакральных пирамид-курганов. Сама Волга в том месте, через открывающееся время от времени, пятое измерение, впадает второй своей (символической) половиной в Великий Небесный Млечный Путь,по которому,следуя заверениям местных мис-тиков, плывёт в царство мёртвых священная резиновая лодка Легендарного Рыбинспектора, умерщвлённого саратовскими браконьерами много лет назад противоестественно-мучитель-ным образом.Этот,обожествлённый за свои страдания,Перевозчик и доставляет души умира-ющих местных жителей в «Небесное царство», об устройстве которого и о его связи с «ниж-ним миром» (собственно сам Покровск) местные жители категорически отказывались что-то говорить.
Глава № 3.
Мои вечерние прогулки по городу постепенно вошли в привычку. Его Аура ,как я не пытался этому сопротивляться, проникла нитями колдовского мицелия в моё сознание, незаметным для меня образом сделав гомогенной частью своей грибницы ,то ли медленно разлагающей-ся, то ли , мутирующей во что-то жизнеспособно-новое. К позитивным сторонам этого события следует причислить , пусть и несколько необычную, но вполне реальную упорядоченность мо-их снов, а также парадоксальную внутреннюю успокоенность ,родственную подмороженному отчаянием пониманию стоиков, что если уж всё самое страшное ещё и не произошло, то не случиться уже не сможет. Судя по всему наконец-то состоялось полное приручение меня средой моего теперешнего обитания : я стал ей гомогенен ,произошедшее психогенеточеское обращение родственного материала, вскоре повлекло за собой и подключение моего созна-ния к каналам более тонким и значимым. Пусть и опосредованно, но я всё же получил способность понимать происходящее вокруг меня без доводящей до отчаяния прямой помо-щи уже столь многое постигшего брата . Теперь это могло происходить в более спокойном самостоятельном режиме ежевечерних наблюдений на прогулках.
….Наконец я приблизился к мрачному, приземистому зданию железнодорожного вокзала . Всюду вперемешку валялись части разобранных электровозов, кучи угля прогнившие насквозь чёрные шпалы, которые расыпались от лёгкого толчка, погнутые какой-то страшной силой ржавые рельсы, вывороченные в целях самообороны от бестолкового врага, который почему-то всё никак не наступает, и этим коварством вызывает к себе ещё большую ненависть…По ещё остающимся на своих местах рельсам, ведущим, как утверждают местные легенды в «долину мёртвых» ,порою ,ближе к 12 часм ночи входят в город неспешным выверенным шагом друг за другом какие-то фигуры, одетые в офицерские короткие френчи и длинные солдатские шенели.(Несколько раз я сам был свидетелем этих полуночных шествий и даже дал прикурить одному полковнику, пожаловавшемуся на неотпускающую до сих пор резь в пояснице). Говорят это погибшие на пригородном фронте. Но гибнут они там, оказваются не от пуль и снарядов, не от биологического оружия и ядовитых газов. Противник использует более тонкую тактику. Он убивает их безъисходностью ожидания и эпидимически возраста-ющим с каждым пропавшим годом ощущением своей никому-ненужности, невозможностью вывести из этой неразберихи хоть какой-то толк, кроме разве-что самого паскудненького, который никого в сущности не устраивает, но, примирившись с наличием которого значило бы призрнать своё поражение и сдаться на милость врагу, что простительно городскому обывателю,чья психология всегда была предательской, но это всё ещё противоречит принци-пам воинской чести, которая, как, это не удивительно, однако всё ещё сохранилась в созна-нии УДЕРЖИВАЮЩИХ ФРОНТ от полного развала.
Этим вечером я встретил среди призрачных салдат моего друга юности, призванного три года назад и уже полгода как безвозвратно пропавшего(как и многие) на фронте. Он первый узнал меня, молча подошёл, привычным до боли жестом костлявой руки убрал с бледного лба клок жидких, цвета мокрой глины волос и прохрипел, радуясь неожиданной встрече и расставив руки для дружеских объятий: «Ба, кого я вижу! Блудный сын вернулся в свою оби-тель! Надолго ли в наши края обетованные пожаловал?». Отстраняясь от его рук, как можно тактичнее я подумал про себя с горечью: «Всё такой же потешник . Но как можно было сох-ранить эту черту в столь бедственном положении?» и тут же ответил сам себе, прислушав-шись к едва проклюнувшемуся интуитивному пониманию: «оказывается можно…можно ещё и не такое…Вот погоди, ещё увидишь!...». А он продолжал уже не так бодро: «Как же я рад тебя видеть, Алексей! Вечность целую брожу по этим чёртовым рельсам и ни с кем словом не могу перемолвиться». Он в сердцах махнул рукой. «Это почему-же, -спросил я ,за-интригованный неожиданным пародоксом. «Не понимаю я их. Перестал понимать зачем они всё время лгут. Не дают они себя понять, совершенно,дурни! Никто никогда не говорил на-чистоту с самого того времени как изобрели этот священный понос,то бишь язык. Наверное его и подсунули нам боги ещё во времена постройки вавилонской башни, для того чтобы перессорить и научить водить друг друга за нос, тем самым перечеркнув наличность прос-того дочеловеческого общения. Да,да именно так,- люди по-настоящему общались друг с другом только когда ещё говорить не умели .Теперь мне это стало ясно, а раньше не знал. Человек никогда не понимал человека по настоящему, все ходили как актёры в масках всю жизнь, перепутав сцену с реальной жизнью, все друг другу лгут едва начав общаться и чем больше пытаются высказать правду о себе даже себе же самим, тем больше и изощрённее лгут, потому-то тут дьявольский порочный круг, потому-что другого способа сказать правду иначе как солгав нет. Сам язык предназначен для лжи, он ложь безусловная, субстанциональ-ная и ничего другого кроме себя самого самим собой выражать не может. А субстанция правды не может быть языком она в БЕЗЪЯЗЫЧИИ, в Молчании,ВО ВСЕПОНИМАЮЩЕМ КОСМИЧЕСКОМ БЕЗМОЛВИИ, навсегда нами утерянном вместе с ключами то Рая. CUM TACENT – CLAMANT!(лат.: когда молчат - гролмко кричат)» ….Я сочувственно покачал головой : «Как тебя контузило на этом фронте!» и тут же про себя: «а ведь в чём-то ты прав, бедный товарищ! Ты хотел бы общаться с сутью человеческой, с Мировым Христом, с тем, что всегда во все времена остаётся неизменным , и повсюду встречал только изменчивое, внешнее, пус-тое , попросту «человеческую хламиду», то что жадно делили распинающие Христа римские центурионы». Вдруг он судорожно схватил меня за рукав ,глаза его округлились в жутком постижении , так что он еле выдавил из себя: « Но вот что странно , к тебе это не относится, ты автор, случайно оказавшийся на страничках нашего мира, по отношению к нам ты так же виртуален, как мы по отношению к тебе, но есть в этом городе один странный человек, вро-де, иностранец. Так вот его я понимаю как никого больше» - и после многозначительной пау-зы ,понизив голос,-«понимаешь, к чему я клоню: Только одного ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СЫНА, встре-ченного мною здесь, я мог понять безусловно …Хотя нет ,есть и ещё один. С виду такой же, но совершенно на него непохожий, как-бы Тень-Двойник того, первого, этот миститческий двойник ходит с забинтованным грязной марлей лицом , в перчатках и белом цилиндре. Он и есть загадочный главнокомандующий армии,осаждающей город, в котором уже полно его скрытых диверсантов. Пока по этим улицам неприкаянно бродит Первый, у нас ещё есть на-дежда перетерпеть Покровскую Блокаду » -- «А если второй пересилит?»- сдерживая в голо-се суеверную дрожь спросил я. И призрачный солдат ничего не ответил, исчез с перекошен-ным от ужаса лицом. И уже в ином свете вдруг представилась мне вся эта с виду нелепая , паника и неуверенность в завтрашнем дне, нагнетаемые , редкими подпольными газетами с их подзаголовками: «Безжалостый враг наступает, уничтожая всё на своём пути» , «Большая часть страны оккупирована», «правительство бросившее нас на произвол судьбы», «Россия держится из последних сил», «За нашей спиной лишь Матушка-Волга и Священные Ураль-ские горы , отступить за которые равносильно духовной капитуляции». «Защитим последние рубежи до последней капли духа.» Казались теперь пугающе реальными обрывочные све-дения об уже давно оккупированной неприятелем Москве, марионеточным, ничем по-суще-ству не управляющем правительстве и редких , всё ещё остающихся очагах сопротивления вдоль линии геополитического разлома на Европу и Азию, и о всё ещё происходящей под превращённым в руины ВОЛГОГРАДОМ грандиозной битве, решающей нашу судьбу (Послед-няя СТАЛИНГРАДСКАЯ БИТВА ЗА НАШИ СУДЬБЫ)…
Соледующая наша встреча с призрачным солдатом была не столь впечатляюща. Он был какой-то расслабленный и дурковатый, словно только что покинул весёлую и не очень-то склонную к трезвости компанию. «Помнишь , Лёха, раньше я ведь был очарован этими пате-тически- обморочными операми Вагнера, порою по несколько раз в неделю мотался в Сара-тов чтобы очередной раз оглушить себя каким-нибудь «Золотом Небелунгов» или на худой конец «Лоэнгрином» и постоянно напевал что-то соответствующее» (неудачно пытается на-петь на память какую-то мелодию). «Да, конечно помню - прервал я его, поморщившись,-- тогда ты был уникально развитым ребёнком, нашим родителям тебя всегда в пример ста-вили : мол вот , глядите чего удалось избежать с вашими балбесами , ведь статистикой дока-зано, что дети с такими выдающимися способностями как у этого становятся в будующем лишь совершенно сумасшедшими философами или серийными убийцами-психопатами» . На эти мои слова,он лишь хмуро усмехнулся и продолжил: « Это происходит оттого, что таких как я в обществе воспринимают в качестве бездушного раздражающего феномена, в резуль-тате и получают в обратку то что получают. Впрочем, в моём случае статиститка ошиблась, я оказался на стороне отравившего моё детство человечества и даже пожертвовал ради него своею драгоценною жизнью. Не о том речь …Знаешь, до чего я докатился, что я насвисты-ваю теперь?»- готовясь к новой порции мучительной какофонии, я потёр уши и чуть отошёл в сторону. «Теперь у меня удивительно мелодично звучат частушки, вот послушай, придумы-вается буквально на ходу: (поёт) :
Коль какой-нибудь Кузнечик // Разругает твой роман,
Оскверняя из-под печки // метафизики туман,-
не трави убогим ран,-// кинь ему на огуречик.
Ну как?» -- «Крайне удручающе» -покачал я головой, с неудовольствием почувтвовав ядови-тую стрелу, выпущенную в мой адрес: «Зачем ты берёшься судить о совершенно виртуаль-ном для тебя мире, неужели тебе нечем больше заняться как поучать выдумавшего тебя ав-тора, разрушая этим иллюзию реальности происходящего, которую я всеми силами пытаюсть создать у читателя?!» - «Извини, но должно быть природа теперь у меня такая. В соответст-вии с твоими же замыслами, в глубине которых ты сам ещё не можешь себе дать отчёта, до поры до времени. Да и что невозможного в том что я попрекнул тебя за мгновенную несдержанность по поводу ещё неслучившегося обсуждения ещё ненаписанного романа? В этом запутанном мире, где всё должно ненавязчиво удивлять, неконтролируемо расти и ви-доизменяться, свободно жить и свободно умирать, выбиваясь за рамки механической, слиш-ком правильной логики. Ведь ты же знаешь сам: этот мир должен быть живым несмотря ни на что, даже вопреки тому что автору нравится или не нравится». «Скорее всего ты прав,» - несколько умиротворённый уже привычной невероятностью происходящего сказал я, заку-ривая сам и протягивая сегарету другу, - «Что-то у меня голова разболелась, это опять всё те же неотвязные навязчивые сны присятся в голову. Видно это не с проста, -- что-то там назрело . Я пожалуй пойду, дружище, у меня сегодня будет тяжёлая ночь. Прощай». Пошаты-ваясь от внезапано накатившей по всему телу слабости я побрёл назад. Подойдя к зданию когда-то бывшего бара «Жигули», я остановился первести дух и оказался свидетелем следу-ющих сцен поблизости.:
Сцена 1. Хохочущая санитарка со встрёпанными волосами и задранным, словно для стирки, подолом,сидела на ступерньках и, хлопая себя огроменными красными ручищами по голым ляжкам, рассказывала безрукому солдату со скошенной шеей о том, как она в очередной раз до полусмерти избила своего непутёвого мужа, едва он снова, забывшись, заикнулся о недостаточной проработанности её теософических идей и поспешно-панических выводах о грядущем Антихристе. Не рассчитав своей силищи она случайно зашибла и саму себя. Раска-зывая, она сидела в соблазнительно-тантрической позе вожделенно вздыхала и подмигивала солдату и тот, убаюканный её словами, всё ближе к ней пододвигался, пристраиваясь обнять своими жалкими обрубками, но только бестолку елозил по скользкому камню, жалобно при-читая: «Вот…Признали годным на конную службу…Гонять законспирированных под кротов вражеских лазутчиков…Они, же сволочи, таких Иелоустонских ям понарыли, просто жуть…Вот и оступился конь, попал копытом в край ямы, я и не удержался в седле, покатился камуш-ком вниз, сломал шею… Что же это , милая барышня, за война-то такая. Вот Гераклит, поди, назвал бы её ГЕЙМАРМЕНИЧЕСКОЙ ВОЙНОЙ (примеч.: геймармене – древнегреч. Термин, озна-чающий злокозненный рок, чужнродную неотвратимость). Для нас с вами она вроде бы кон-чилась, а всё ещё воюем. Мобилизация Последнего Резерва называется. Вот завтра под вра-жеский город с ротой иду в диверсиионный «оранжевый» поход,стоять стойко на тамошнем Майдане, как они сторояли на нашем, с дурацкими плакатами («Остановим мировой ванда-лизм и Правительство некрофилов»), и этим мстить неизвестно кому за Великих (всё разва-ливших) Иерархов, чьи нетленные могилы разрыли прошлой ночью на старом кладбище, ка-кие-то шутники или придурки, а может быть обыкновеннейшие кроты мутирующие до нево-образимых размеров. А мне-то зачем всё это нужно! Я Бодлера и Оскара Уайльда наизусть знаю,к красоте женской неравнодушен. Вот с вами бы повоевать.Знаете, мадам, вам бы перь-ев павлиньих побольше в распущенные волосы, роскошные кружева на полупрозрачной ки-сее вместо платья, так чтобы соски были видны,и строгий лондонский монокль у этого суро-во-непроницаемого лица . Великолепнейший образец квазиинтелектуалной гранд-кокотт полу-чился бы. Женщина мечты!» . Он сцепил её плечи обрубками и только начал подтягивать ос-тальное свое тело,как она завизжала и дёрнулась от него прочь,произнеся брезгливо: «Какая глупая ваша смерть! У достойных людей не может быть такой позорной смерти.Пойду,поищу кавалера поблагороднее. От такой шантрапы червяками затошнит». И убежала, хохотнув из-дали. Солдат судорожно схватился за грудь, и начал было закатывать в отчаянии глаза, но тут же, словно вспомнив что-то безжизненно опустил обрубки и, по-привычке поколотив в дверь бара ногами поплёлся прочь.
Сцена 2 «Вот вы образованный человек, -говорил майор старозаветной постсоветской авиа-ции в самое ухо долговязому сержанту повесившемся прошлым летом на шнурке собствен-ных триалектических антиномий. – да и я в некоторой степени не дурак. Хе-хе. Но не возьму я в толк: почему люди всё ещё не понимают простой интуитивной истины, что мы живём в лучшем из всех возможных миров, что это лишь наше животное, алчущее грубых удовольст-вий начало, лишённое привычных пайков и увольнительных , заставляет нас ныть и видеть всё в черном свете, тянет в уже лишённые всякого смысла самоволки и опасные игры с ис-пользованием табельного оружия( русская рулетка и др.) . Мы давно переросли определяю-щий нашу жизнь Священный Устав и Кодекс чести. Всеобщий раздрай,есть следствие повис-ших в пустоте неуправляемости и предоставленности самим себе внеуставных отношений. К сожалению, никто и не думает восстанавливать нарушенную онтологическую субординацию в новых условиях.Чистка в «системе» произведена, но «Генералиссимус» сделавший это в своих тайных целях в последний момент вдруг плюнул на всё,заскучав и уехал на горнолыжный курорт где сломал себе с дуру шею. Но результаты сделанного уже не отменишь : никто больше не способен жить по Уставу,но и совершенно без Устава жить ещё не привык, отсю-да, парень, все наши проблемы, все эти бабьи сопли и вконец разболтанные нервы. Самодис-циплина – вот корень нации и бытия! Предлагаю с достоинством обречённого признать необ-ратимость случившегося : спешащий нам на подмогу бронепоезд союзников также оконча-тельно и бесповоротно подорвался где-то за горизонтом событий… И прекратите свой иди-отский свист, сержант, ваш цинизм низок и обманчив. Вы так же несчастны и подлы как все остальные и не делает вам чести манера жеманно выкаблучиваться в вариациях поражен-ческого свинства….» и тут же сбившемя, потерянным голосом продолжил: «прости дружище старого ,выживающего из ума вояку. Дух мой всё ещё витает в легендарном прошлом, а ду-ша уже заботится о собственных поминках...Вот какой каверзный вопросец заботит меня всё это время. Мертвы ли мы на самом деле и если мы мертвы, то чем мы мертвы на са-мом деле, чем были живы, пока были живыми, не аналогична ли в чём-то жизнь смерти и как доказать обратное, какова форма Попперовского принципа верификации в нашем поло-жении?» - «Как же вы мне надоели, ваше превосходительство, сколько раз я вам говорил, что не решил я эту постсмертную антиномию,не решил. Оттого и повесился.Вам как об стен-ку горох. Воистину Chague fou a sa marotte (фр.: «у каждого безумца своя фантазия»)» .- « И всё же, - не унимался майор, - ну поднапрягись ещё разок, милый, может с какой другой стороны виднее?» - «Самая что ни на есть другая сторона эта та на которой мы с вами уже с некоторых пор находимся. Куда уж дальше, разве что совсем вывихнуться в пятое измере-ние. Видимо остались ещё каверзные вопросы, не решаемые ни с какого боку».- «Сдаётся мне парень что липовый ты мертвец, и тень твоя от фанаря какая-то слишком натуральная и недоверчивый ты какой-то, колючий в общении, говоришь чересчур торопливо, словно тебе ещё есть куда вернуться. Да и, по правде говоря смерть твоя какая-то неправдоподобная, ненастоящая, с едва уловимой возможностью выскочить обратно, как у Орфея когда-то. Че-го ты целыми ночами тут ходишь ,вынюхиваешь, выслеживаешь. Ты может, казачок заслан-ный, диверсант поганый? Так я тебя быстро на чистую воду выведу». С этими словами он повалил сержанта на землю и впился ему крючковатыми пальцами в горло: «Говори морда диверсантская».- «Да что говорить-то?»- храпел,слабеющее отбиваясь, сержант. «Что есть пер-вовубстанция всего, что лежит в основе жизни и смерти? Ты же ведь сдох на этих прокля-тых антиномиях, ты должен знать!..» - сержант вдруг истерически расхохотался и расплакался одновременно: «Это ж полный абсурд! Мёртвый душит мёртвого, чтобы выпытать у него тай-ну ЖИЗНИ.Какая бестолковщина, просто сущая дурь бытия».– майор вдруг опешил, прекратил душить и даже заботливо приподнял его голову с ледяного асфальта: «Что, что ты сказал,сы-нок, повтори, ну повтори ещё раз…». Сержант скривил гримасу какого-то смирённого отвра-щения и процедил сквозь стиснутые зубы: «Какая дурь,просто сущая дурь!» – «Вот оно, иско-мое. Эмбриональная пена предбытия из которой как Венера из океана родился этот такой придурошный по сути мир. Теперь ясно почему придурошный. Но кто же является мировым дураком, Субъектом этой тотальной глубинной дури?» - он снова повернул голову к сержан-ту,но тот только бестолково таращился в небо, время от времени бессвязно начиная бормо-тать скроговоркой какую-то тарабарщину. Майор вздохнул, ему стало ясно, что от сержанта большего уже не дождаться, помог ему подняться, как мог отряхнул его волосы и гимнастёр-ку,и придерживая за руку помог сделать первый шаг:«Ну, пойдём, бедолага, искать свою обе-тованную обитель». Они медленно пошли в ночной туман, а я ещё долго слышал постепен-но стихающий голос майора, мелодично цитирующего слова Мефистофеля из «Фауста» :
Что ж, хорошо! Простое средство есть
бесплатно получить покой, без колдовства:
отправься в поле ты тотчас,
вспаши его,мотыжь, засей,
забудь о чувствах тонких, о себе,
войди в тот тесный круг,
где рады просто хлебу,
скотине следуют в смиренье
и не считают страшной жертвой
вносить навоз в возделанную пашню…
Сцена № 3.«У этой войны два конца – монотонно говорил с другой стороны седой, укутанный в какой-то полумифический хитон старик, внимательно слушающим его подросткам с видом уличных мочил,- то бишь две головы.Одна голова рыбья, другая телячья, Телячья ,потому-что, хоть по ушам поленом – она всё ме да ме, ничего более не добьёшься, потому-как понятия не имеет. Эта голова- начало, потому что никто не знает с чего всё началось. А вторая голова – конец.Она всё знает, да сказать не может. Одно слово –рыба. Потому- что хоть рот и откры-вается и понятие есть, да понятие это в сердце рыбьем глубоко замочками-заморочкамим держится, не отпускается, а будет конец мира, подохнет телёнок – только смрад вселенский пойдёт - и заговорит тогда рыба божиим голосом и это будет чудо»… Заинтересованный ме-лодичностью этого сказа, я подошёл поближе. Юные головорезы, вежливо посторонились , прошептав мне на ухо молитвенной скороговоркой: «Это, дядя, наш пророк, не какой-нибудь иерарх бархатный!» . «Что им простой народ, - шептали в другое ухо,- Всё говорят о каком-то Шайне, что вот , мол он придёт и всё исправит». И ещё один голос, постарше : «А мы-то что, мы стараемся как можем, вот последнего архилиберального иерарха вышвырнем из земли-матушки, там видно будет, что делать дальше». А старик продолжал, ёрзая по хитону, словно струны арфы перебирая: «И в конце всех времён на самом краю степи поволжской построит мудрый дворник Ехтей чудесный склад для волшебных скребков и мётел. Задумает город священный отмести от пыли чёрных песков забвения, завалившей его сотни лет назад. Созо-вёт он помошников добрых молодцев и молодиц распрекрасных и устроит свадьбу славную, -кого с кем повенчает скрыто покудова, но знаю будут петь-гулять они 40 лет и 40 зим в степи бескрайней, вина Духа заморского манной небесной заедать в меру. А затем, Богу по-молившись, станут город размётывать, песок к реке Волге-Матушке мести.Тысячу и ещё один год будут мести, пока не сметут к едрене фене всю пустыню в реку бездонную и только тогда очнувшись от труда непосильного,увидят они терема чёрные и палаты царские на коз-линых ножках, храмы без креста роскоши бесовской. И выйдет к ним царь-государь, восстав-ший из раздолбанного склепа и скажет им тоном ласковым, усмехаясь криво: «Что же, ребя-та, хорошо вы сделали, что послушались рыбьей головы и тем большую службу мне сослу-жили, сатане треклятому. И за это я одарю вас щедро,превращу в придворных своих возлюб-ленных и наделю привелегией с началом каждого дня трубить в мои козлиные трубы и звонить в мои чёрные колокола. Пригорюнился дворник Ехтей, а с ним и его помощники, а Царь степной взмахнул рукой и превратились они в огромных козлов и коз, стоящих на двух ногах.Но перед превращением успел задуматься Ехтей-недотёпа: «а ведь рыбья-то голо-ва не от Бога выходит. Не уберёгся я сам и детей своих духовных не сберёг, не понял муд-рого Канта с его законом правильных анологий.»( примечание: имеется в виду Кантовское выражение: «анология это не отношение подобия, а подобие отношений»)». Старик умолк. Он ,видно, очень устал.Долго длилось напряжённое молчание,долго глядели на старика непо-нимающе-удивлённые глаза его слушателей , пока, наконец не подошёл к нему один из них произнёс, сплюнув : «Дурак, ты батюшка, и сказки твои дурацкие, недописанные.Про третью-то голову ты и забыл, а третья голова-пузо, - он с потешным прищуром обвёл взглядом добро-душно загыгыкавших приятелей и продолжил - а что она нам говорит эта третья голова?» - «Что?» - старик отрешённо глянул в глаза собеседника. «Мочить тебя пора, батюшка, вот что она говорит». Но тут же, заглушая дикий хохот уличного хулиганья откуда-то налетел с ди-ким свистом мощный порыв ветра, раздался грохот, повеяло смрадом и уличная орава рас-сеялась чёрной пылью, словно ничего не было. Старик протёр глаза , вскочил и спотыкаясь, поспешно засеменил прочь, неуклюже волоча по грязному снегу свой хитон, непрерывно крестясь на фонари и оглядываясь на дымящуюся воронку от взрыва.
Сцена №4. Один известный писатель говорит другому известному писателю (проходят рядом со мною) : «Да, Алексей Михайлович, это Россия, почти всё та же, я сразу же понял. Терпеть её не могу. Зачем мы сюда завернули? Сидели бы себе на даче у Суворина и пили бы его замечательное молоко,только что из под коровы, братец»,- на что последовал с барской лен-цой ответ: «Да вот потянула какая-то дурь бытия, словно запаздалый зов с родины. Самому непонятно»… Послышался добродушный смех первого: «Это вам, милый мой, не «хоботы» (прим. : так Ремизов называл мужской половой орган) рисовать, хотя «хоботы» у нас с вами получались просто замечательные, особенно те, что приняли филологическую форму . Кстати, раз уж мы оказались тут, почему бы нам не навестить Шперка (прим.: общий приятель Роза-нова и Ремизова)? Или давайте-ка лучше отправимся к знаменитым здешним пирамидам, я давно мечтал хотя бы потрогать руками загадочные руны и иероглифы «Покровской молит-вы» на их стенах». Послышался тяжёлый вздох, сопровождаемый несколько удручённым го-лосом: «Завидую я вам, Василь Васильич. Всегда-то вы веселы и с улыбочкой, будто и не слу-чилось с нами ровно ничего с того времени…А в России-то вам нравится, нравится. – вытяги-вал он издевательски-картаво,-- хоть вы и дуетесь всем назло…Да и мне, следует признать, положительно нравится, хотя и всё равно как-то нерадостно и тревожно на душе. Умерли вы спасительно рано,не успели сердца надорвать тоскливой дурью жизни.Фараоновы налож-ницы,золотые скарабеи, горшки из нильской глины да грешки из глины человеческой (прим.: намёк на увлечение Розанова древнеегипетской культурой)…Да вам просто повезло, лишь краешком зацепило, в самом конце…Эх, Василий Васильевич, счастливейший вы человек!».—«Ну,ну, Алексей Михайлович, не так-то завидуйте, ведь зацепило же, да ещё как, к тому же было и во мне с самого начало что-то реально-чудовищное. Это моя задумчивость.» Тут в луч фонаря попала кислая физиономия говорящего и я ясно увидел, как он выпускает язык в мой адрес и притворно дрожит, как испуганная или загнанная собака. «И к тому же у ме-ня фамилия булочная»- заключил он, отвернувшись. «Да на кой чёрт нам с вами фамилии!?» - как-то нервно аж взвизгнул его собеседник.Василь Васильич ободряюще потрепал за плечо своего приунывшего приятеля: «Бросьте это глупые мальчишеские сопли и душевную хворь. Вы же знаете я своим горьким юмором могу растормошить любого, даже египетского сфин-кса. Вот и вашему унынию не оставлю шанса. Хотите, я зачерпну вам своим черепом вон из под того фанаря (стоит там какой-то балбес глазами щёлкает) фантастического тумана. Выпь-ете за моё здоровье и за здравие добрейшей моей Варвары Дмитриевны и тотчас же забу-дете вашу тоску.Могу и так».Тут он закукарекал во всё горло и я ещё долго не мог оторва-ться от нелепого зрелища двух пожилых людей,хохоча и вприпрыжку убегающих по лужам.
Глава № 4.
Эту войну, в которой противостояли друг другу в чудовищном смешении люди и люди, люди и их оживотворённые внутренние кошмары , люди и отживающие своё , материальные формы мира( вещи,здания,культура в целом), а также непримиряемые между собой в прин-ципе ещё скрытые,но уже такие разноликие армии наших невероятно-возможных БУДУЮ-ЩИХ, - эту войну в европейских газетах назвали НЕЛЕПОЙ, принимая в ней только сугубо внешний её аспект, не кассающийся сущности мира. Слепые, самонадеянные глупцы!
До поры до времени я тоже так думал., но постепенно , по выражению глаз моих знакомых, по их растерянным, испуганным жестам, по мгновенно ломающимся улыбкам и многому дру-гому в их лицах, голосе, изменившемся образе жизни, я ощутил во всём этом то, чего не был готов ощутить раньше. Такая задержка восприятия, впрочем, легко объяснима: я ведь провёл вдали отсюда, целых двадцать шесть лет ,занимаясь поиском в провинции Шаньси близ Белой пирамиды нефритовых статуэток особого рода, странные символы на которых должны были послужить ключами к расшифровке знаменитого «Трактата Войнича». Я дол-жен был изжить образовавшиеся на душе наросты чужеродных культур, перестать сравни-вать Покровск с давно поблёкшими перед ним мистической Прагой или Дублином , чтобы город опять признал меня своим, готовым принять его мрачные тайны. Эта война самая тём-ная, самая жуткая из всех - их предельная квинтэссенция. Она всегда существовала где-то рядом , внутри нас и только в последнее время окончательно и необратимо вырвалась нару-жу, ошарашив население нежданным открытием подлинного единства всего существующего в этом мире ( даже в форме пока ещё неясного предчувствия).
На поверхностный взгляд был явный пародокс: ничем конкретно нельзя было доказать, что война эта реально происходит, но для того, кто ещё не оскотинил в себе образ человека, для того кто ещё воспринимал гулкие отзвуки отдалённых взрывов как часть своей личной бит-вы, для тех , сомнений в её течении быть не могло. Мало того, они по каким-то косвенным, только немногими уловимым признакам поверили в ещё более удивительную фантасмого-рию : в существование какого-то ВЫСШЕГО ,трагического Действа, по отношению к которому эта война , была всего лишь бледным символом , тусклым всполыхом, отблеском другой вой-ны , происходящей где-то в ином измерении между двумя по-сути дела единственными и всёрешающими космическими силами. И вот что странно: В рамках решаемых там ,недоступ-ных нашему пониманию, сверхзадач эта наша такая «маленькая» и нелогичная с виду война приобретает почему-то силу чуть ли не последнего довода.
Война эта настолько значима, магия её настолько всепроникающа, что она коснулась всех и даже уже отсуществовавших на земле(даже мира мёртвых). «Вся заковыка…» - убеждал меня мой бывший институтовский руководитель военной кафедры, - «в том что она очень медлен-но и неравномерно набирает обороты, так что некоторые обнаруживают своё присутствие на поле боя тогда когда зачастую уже окружены и разбиты, а иные готовятся загодя, объяв-ляя частичную мобилизацию, излишне паникуя ,лихорадочно строя полевые укрепления и на-мертво окапываясь на ещё бесконечно удалённых от линии фронта рубежах. Они по своему глупы(«спасительно» глупы), не понимая, что враг – не дурак: у него неплохая разведка, а нап-равления главного наступления всегда выбираются в обход серьёзных препятствий , вдоль линии уязвимых слабых точек (помнишь есть такая наука стратегия, мы учили в институте ). Они могут так никогда и не вступить в сражение и в самом конце ,оставаясь в полной бое-готовности, всё же капитулировать, повиснув геополитически в атмосфере всеобщего страха и предательства. Но ведь и неукрепляться тоже нельзя - нас просто сметут нахрен всех, скопом. И уже, судя по всему, сам же ведь знаешь, сметают, и будут сметать, пока улепётывая по-одиночке мы не остановимся, взявшись за руки, пока мы не поймём в чём тут дело, пока нас в очередной раз не клюнет в одно место жаренный петух последнего шанса. Впрочем, как говорят поболе меня знающие прагматики , посыпая голову уже не символическим пеп-лом, до этого осознания слишком далеко, и мы едва ли успеем во время НАЧАТЬ УДЕРЖИ-ВАНИЕ ПРОРВАННОГО ФРОНТА, если, конечно же, снова природа не поможет»… и затем про-должил, испуганно глядя в зеркало: «Всё ещё более осложняяется тем, что враг обладает фе-номенальными способностями к мимикрии, он может маскироваться даже под наш собст-венный образ, заходя с флангов и тыла, ведя такую коварную партизанщину, которая и не снилась нашему Ковпаку»..
Возможно к этой странной войне как-то относились и многочисленные чудесные происшевст-вия с самыми обыкновенными вещами.Например третьего дня у меня непонятно отчего сго-рели домашние тапочки и потухла лионская свечка в прихожей, залитая водой из китайско-го кувшина ,забытого мной в шанхайской гостинице а теперь оказавшегося нежданно-нега-данно на моём письменном столе. На его донышке оставалось ещё немного воды и в ней плескалась маленькая задыхающаяся золотая рыбка. Что за чертовщина, подумал я, доливая осторожно рыбке воду, набранную из самой чистой лужи (водопровод давно вышел из строя усилиями замаскированных под самих себя диверсантов). Мало было надежды, что рыбка примет эту воду( а что было делать?), но рыбка приняла с благодарным бульканьем. И я ду-мал, с растерянной улыбкой глядя на её забавно неуклюжие движения, сравнивая их с вите-еватыми круговращениями собственной мысли: «Вот и вещи стали не только орудием в ру-ках человека. Они стали его серой звездой, более тонко чувствующими свидетелями и участ-никами близящегося мирового коллапса, сошедшими с ума чуть раньше человека. Всего лишь на несколько бесконечно долгих часов вечности раньше». И тут же ещё один парадок-сальный конферанс всеупрощающей мысли: «…А что , если это всего лишь люди из глупого страха видеть свою душу расколотой ( на два фронта), перенесли это самоощущение на внешний мир - ощущение Новой Гражданской Войны с портретами Фельдмаршала Шопенга-уэра и короля Карла Гюстава Великого (Юнга) на выцветших знамёнах»
Блуждая по городу и приглядываясь к его типичным обитателям, не мучающимися миро-возренческими дилеммами, типа доводившего меня до слёз, но, постоянно ускользающего, идеального соотношения Entselbstung и Verselbstung (нем. «саморазложение» и «самовоста-новление» термины аналитической психологии Карла Юнга), я понял ещё одну вещь. Для ос-новной массы здешних жителей, вопрос с исходом своей внутренней битвы был, так или иначе решён в пользу капитуляции. С некоторых пор они утвердились в мысли, что жизнь наконец-то возврщается в своё стабильное русло , хоть и кажется безъисходно паршивой, но всё, («верь, товарищ!») рано или поздно и вовсе наладится, вернётся на круги своя, разумеет-ся после выплаты соответствующих «контрибуций и репараций», несмотря на то ,что их по-ка никто не думает назначать , а город продролжает героичечски самообороняться . Впрочем в самое последнее время грызёт меня червячок сомнения, что не всё так очевидно на са-мом деле, видно не совсем я ещё свой в этом городе, чтобы он раскрылся мне нараспашку. Вспоминается всвязи с этим предчувствием один древнекитайский трактат, в котором приво-дился пример достижения стратегической победы путём полной тактической беспомощности. Состояние то ли войны, то ли смуты, то ли симптома какой-то нетипичной психической пан-демии, занесённой метеоритами превратилось в такую же привычность и скучность как и этот вечно-моросящий жидко-серый дождь, пропадающий в толстой провисшей густыми ошмётьями плесени , наглухо закрывающей окна многоэтажек, от луж и до самой крыши… И эти люди были дёйствительно по всем принятым канонам сумасшедшие, как наконец-то зак-лючили не очень-то догадливые поначалу члены Красного Креста из европейских стран. Только недолго они наезжали сюда в самодовольной надежде помочь убогим. Вскоре им стало ясно, что занимаются они не тем чем нужно, а, скорее всего, как раз наоборот. Им сначала казалось, что они просто упустили время или это действительно какая-то неизле-чимая психическая болезнь именно в местных условиях прогрессирующая чересчур быстро. Специалисты Запада раскладывали по атомам человеческий мозг, напряжённо вглядывались в глаза местных аборигенов и истошно кричали в уши этим бестолковым русским, погружён-ным в состояние блаженно-придурошного самадхи,некоторые из которых порою лишь ехид-но улыбались, словно хранили некую великую, пусть и позорную тайну, до которой Европе никогда не дорасти а иные из жалости к глотающим успрокоительные таблетки и хватаю-щимся за сердце учёным иногда произносили в стиле горьковского Луки что-то вроде это-го: «Вам не нужно знать, мы уж сами как-нибудь перетерпим, переплавим всё на своей при-вычливый шкуре. За мир грешный пострадаем искупительно. На мешай нам барин, осторо-нись покудова»,и смотрят исподлобья,играя желваками, как ожившие вдруг каторжники со старинных гравюр времён Фёдор Михалыча. И совсем опустили руки мудрецы заморские, смотрят деревянно, глазами моргают и убираются восвояси, укрепляя пограничные полосы : неизвестно чего ждать от этих русских то ли априорных капитулянтов ,то ли будущих побе-дителей, мастерски скрывающих до поры до времени свой «odium dignitatis»( лат.: «невыно-симость достоинства») под маской «otium indignitatis»( лат.: «покой недостойности») . А ведь поначалу такую деятельность развернули! Понастроили гуманитарных дурдомов по всей стране! В каждом крупном городе аж по два, по три. И санитары всё молодые, здоро-вые, психически подготовленные . Только выгнали санитаров, своих врачей поставили, пере-именовали дурдома в «Дома альтернативного здоровья» и стали в них проводить что-то вроде инициатических процедур ( что-то подобное нейролингвистическому программирова-нию в аранжировке пыточных камер Ивана Грозного). Поглядела, поглядела Европа, попыта-лась даже как-то поучавствовать для самообразавания, как ещё легендарный Хайдеггер со-ветовал («сущность фюрерства в том, что ведущий ведом теми, кого ведёт» цитата из его «Ректорских речей»), да только не перенёс её нежный организм столь грубых и острых блюд.Она и махнула рукой, мол , будь что будет: «Может быть они просто веселятся так, сво-лочи, и будут ломать перед нами свою чёрную комедию, пока мы окончательно голову над всем этим не поломаем, а потом возьмут нас голыми руками ещё тёпленькими». А в это время на территории Российской Полуавтономной Конфедерации развернулась деятель-ность иного рода (опять во всё тех же, догоняющих и наподдающих ей темпах). Как было сказано: недостаточно здоровых, сначала исправлять решили по эксклюзивному националь-ному проекту Усовершенствованно-Режимного Либерализма , а когда кривая количества на-ционального продукта стала медленно надламываться к точке Нового Голодомора, решили что-то поэкономнее придумать, временно отступив от либерально-недемократических ре-форм в сторону Антикультурной Революции (смешав в одну кучу НЭП, Мао Дзедуна , Киев-скую майданщину, того Юнга, Дона Хуана и прочих). То есть зачислили их всех в «пятую колонну», в предвоенное время подлежащую насильной депортации в упорно-нецелинные районы или уничтожению , что и делали в течении определённого времени (пока не призна-ли ошибку слишком прагматических перегибов) , от случая к случаю, где придётся и как под руку попадётся, где кулаком в ухо, где коленкой под ребро, где зверскими методами руко-пашного гипноза. Это тотальное мочилово на официальном уровне вскоре потеряло послед-ние оправдания хозяйственного рационализма и было признано просто национальной рус-ской забавой, в рамках возобновления культурнорй ( вспомните 90-е годы) программы по возрождению национальных традиций ВЫСОКОГО ВНЕКУЛЬТУРЬЯ. На этом этапе, с первого взгляда было всё куда цивилизованнее (в соответствии с европейскими конвенциями об аб-солютно-полном разоружении бывшего стратегического врага): ни огнестрельного ни даже колющего оружия в России не осталось . Куда оно делось(?) - непонятно , - ну ,как в бездну кануло. Европейские комиссии искали, искали – не нашли, признали этот феномен метафизи-ческим пародоксом и на этом успокоились, одёрнув некоторых излишне озабоченных , су-нувшихся было ворошить кипы древних трактатов медленно рассыпающихся за ненадоб-ностью в запасниках национальных библиотек. Впрочем Россия и на этот раз прекрасно решала свои национальные задачи, несмотря на неблагоприятные обстоятельства. Лозунг: «Мочи умников! И прежде всего в себе самом! » - в определённой транссперсональной ин-терпретации стал наконец-то полноценной заменой бесконечно искомой национальной идее. Правда теоретическое указание на самопреобразование личности по заветам Раджа-йоги большинство населения поначалу приняло слишком натуралистично-буквально и только наполовину,к тому же на первую половину. Что было толку от растерянно слышащихся впос-ледствии официальных оправданий : «Мы не то имели в виду, речь шла о доктрине надна-циональной индивидуации, о преодолении внутренних помех процессу обретения общече-ловечкской глубинной русскости (примечение : речь идёт о современном аналоге «реализо-вавшеейся САМОСТИ» Юнга, как гармоничном единстве бессознательного и сознательного , деффективоно-пароноидальной формой которого являются европейскость и азиатчина), о выведении в сферу широкой общественности сверхрациональных поисков Духовной Софии, сущностью которой было слияние всех со всеми,чему мешало чересчур рационализирован-ное эгоистическое евросознание.Откуда нам было знать что средний россиянин не читает ни индусских мистиков,ни даже Шопенгауэра и всё в конце концов выльется в это прими-тивное просветительство и кровавый гностицизм маргинальных слоёв, принявших к дейст-вию единственно им понятную вульгарно-ницшеанскую форму! Мы-то хотели как лучше! Но мы оказались чересчур идеалистичны для этой неразвитой страны!Но разве ж переизбыток мудрости это грех? А посему умываем руки!».Маргинальным слоем оказалась к их недоуме-нию, вся Россия,то бишь Лучшие Люди (правительство) попали который раз в свой собствен-ный сопливый нос, всё ещё горделиво и нескромно задранный, несмотря на параноидальную логику происходящего вокруг, сложившегося не без их прямого участия(хреновы экпиримен-таторы),и теперь окончательно недоступного какому-либо контролю или хотя бы пониманию.
Моё упорство и установка на более ранние и длительные прогулки дали,наконец свои пло-ды…С каждым днём , особенно ранним, промозгло-смутным утром, на улицах всё больше стало появляться жителей, отвлечённо застывших в позе лотоса среди бесконечно разрос-шихся городских помоек, удушливый смрад от которых, окзывается, так способствует медита-тивному вхождению в состояние, которое я после разговора с некоторыми из медетирующих определил как sat-cit-ananda (санскр. «сущий-мыслящий-пребывающий в блаженстве» термин из веданты).
…Постепенно эта необыкновенная война приобрела иной но столь же проитиворечиво-аб-сурдный характер. Теряя оскал очеловеченного зверства, скорее навязанный, чем свойствен-ный национальному нашему складу (прим.: две мировые войны и прочие кровавые эпизоды истории имели своим происхождением Европу), эта война вырождалась в более историчес-ки-привычные , обывательски-подляческие формы экологических деверсий(знакомы нам ещё с хрущёвских времён), посредством засыпания мусором и иного рода загаживания террито-рий соседних городов. Частично это было вызвано обострившейся объективной необходи-мостью, всвязи с неимоверно возросшим в последнее время количеством мусора всякого рода, но вот при изучении вопроса откуда он появился в таком количестве, люди столкну-лись с неразрешимой логической загадкой, переводящей судя по всему объективные фено-мены в субъективные. Особенно озабоченные этой проблемой мудрецы называли этот му-сор метапсихическим и видели его источник внутри человеческих душ, как-бы гниющих за-живо и материализующих своё внутреннее состояние наружу(процесс классической эксте-риоризации – проецирования изнутри наружу). Некоторые указывали способ решения этой «мусорной» проблемы, что-то вроде «зелёных революций» , к торорым призывал ещё Маха-тма Ганди. Из газет : «Наконец-то безусловно подтверждены слова великого индийца о том что города вообще противоестественны с точки зрения нормального существования чело-века, что придёт время и человечество поймёт, что нужно покинуть эти тесные каменные джунгли и поселиться на лоне природы, где ещё вполне достаточно места для наших, увы, вездесущих помоек». А вот какая-то московская философствующая дама, вольяжно проводя вдоль губ толстенную пурпурного цвета авторучку, замечает на этот счёт в своём телешоу: «Помнится в бытность моей интимно-интелектуальной близости( подавленные смешки в зале и её самовозбуждающее ёрзание одним местом по стулу) с знаменитым М., мы обсуждали с им теорию Ауробиндо Гхоша об инволютивно-эволюционных процессах, которые берут начало в «Глобальном Разуме», то есть Брахмане. Суть данной теории в следующем: В про-цессе инволюции «Глолальный разум» претерпевает ряд стадиальных изменений (в нисхо-дящем порядке) : Существование, Сила сознания, Блаженство ,Сверхразум, Разум, Психика, Жизнь, Материя … Сейчас бы я добавила ещё одну стадию: гниющую, разложившуюся мате-рию, по сути дела её труп, то есть Тотально заполинивший всюду мусор всякого рода. Мёртвая Natura naturans Спинозы, вместо ens extensum (лат.: бытиё протяжённое) – протяжён-ная гниль бытия, бытиё протухшее. Для Ауробиндо ступень материи – это наиболее грубая и инертная форма жизни «глобального разума», который начинает осознавать себя в качестве такового лишь с помощью пробуждающегося в материи сознания, как высшего воплощения жизни, то есть с помощью пробудившегося от неведения человеческого сознания и этим запускается обратный предыдущему процесс эволюции : от материи, через органическую первожизнь, психику и разум человека и выше. Эти колебания мирового маятника по идее должны быть бесконечны, но с введением нового промежуточного члена, вся картина мо-жет быть увидена в другой, более удручающей (впрочем кому как) перспективе. Ведь если эти горы мусора . заполонившие территории наших городов, символически говорят о разло-жении, смерти самой материи, не означает ли это, что цикличность непредвиденно прерва-лась и мы вступили в заключительную, обрывающую разом всю волну стадию: смерть «глобального разума» в его самом уязвимом, предимбриональном состоянии, состоянии материи, которая вдруг какк-то проотухла?» Беспросветное уныние повисло в зале , который она, причмокивая, самоудовлетворённо обводила глазами в поисках восхищённого взгляда очередной смазливой жертвы своего, вожделеющего эксцентричных удовольствий, интелакта. Я не выдержал и, прервав свой принцип невмешивающегося участия, позвонил в студию: «Позвольте ,мадам, не знаю как у вас в Москве, может быть под вашим первопрестольным мусором и сгнило всё, кроме этой чревовещающей из мирового ануса студии, но у нас рождается, если вообще пропадала, Надежда ». И я показал ей снятые на сотовый телефон сцены с медетирующими в мусорном океане не до конца ещё почившего «Глобального Ра-зума» покровскими отшельниками. Что тут началось. В зале все ломанулись, круша стулья к демонстрационному экрану и перебивая друг друга, тыкая пальцами в невозмутивые еле заметные фигурки, начали о чём-то самозабвенно спорить. Учёная дама , уязвлённая неожи-данной потерей внимания к своей особе, как-то стушевалась с непривычки , но через миг уже уходила в возмущённо-расстроенных чувствах , поддерживаемая за мощную талию сра-зу несколькими новоиспечёнными поклонниками, кидающими яростные взгляды в сторону взбесившихся примитивов . Правда этот инцидент не возымел ника-ких последствий и был через некорое время удачно замазан очередны-ми телевизионными соплями, погрузив в беспрсветную, запутавшую все следы, ночь тревожных предчувствий .
Глава №5.
Увы, излишне долгие частые прогулки по улицам города не могли не сказаться на моём здоровье. В позапрошлый четверг меня, видно, серьёзно просквозило и пришлось почти целую неделю пролежать в постели с сильнейшим жаром.
Брат был не на шутку обеспокоен моей болезнью, но старался не подавать виду и всё время растерянно улыбался, то с неловкой заботливостью поднимая мне одеяло до подбо-родка, то скорбно отварачиваясь,чтобы не видеть моей мучинической гримасы при сглаты-вании лекарства. Жена его, с которой у меня всегда были сложные отрношения, делая у виска знаменательный жест пальцем ( думала, что я не вижу),бормотала злорадно и впол-голоса, что этим, в сущности ,всё и должно было кончиться, а семилетний племянник-вун-деркинд, подсевщий на раннего Фрейда, смотрел на меня всё время с каким-то тупо-воз-буждённым выражением лица, обращая время от времени пронизывающе-пытливый взгляд то на отца,то на мать,словно пытаясь выяснить не таится ли в их таком различном отноше-нии ко мне какого-то запретного для него и позорящего меня знания о сделанной мною когда-то или сказанной непростительной глупости.Признаться откровенно, я терпеть не могу этого долговязого, угрюмого молчуна. Я почти уверен, что за спиною своих родителей он го-товит крупные неприятности своему «дорогому» дядюшке. Это одновременно смешное и жуткое ощущение связываясь с какими-то тревожно-смутными фантасмагориями в моей голове, измучило меня совершенно, стало навязчивым бредом, предвестием близящейся ду-шевной катастрофы. Да что же поделаешь, если я действительно с некоторых пор стал напо-минать князя Мышкина. Что-то важное давно и непоправимо сдвинулось в моей голове, пе-реконструировав структуру моего восприятия во что-то беспрецедентное. Но главная беда в том, что я никак не могу решить как ко всему этому теперь относиться: То ли вижу я окру-жающий меня мир правильнее и глубже чем остальные, то ли это всего лишь моё урезан-но-личное восприятие, не претендующее на общезначимость, то ли вообще вижу я какой-то другой мир,а жить приходится в этом, то ли никакого мира нет вообще, а есть лишь отве-дённая для плоских выдумок о нём или чём-т о подобного глубина внутри моей души в стиле Платона или Шеллинга (прим: утверждал тождество субъекта и объекта, бытия мысли-мого и бытия протяжённого). Насчёт глубины-то, по своему субъективному убеждению, я не сомневаюсь :уж больно глубоко завяз я в этом, как говорится с ручками, не выбраться.
Больше всего не люблю я глаз, смотрящих прямо в глаза и нескзанных слов затаившихся в едва заметной, многозначительной усимешке, особенно, когда это усмешка и глаза ребён-ка, развитого не по годам... Что-же, - выслеживай, высчитывай, ласкай мои возможные и не-возможные грехи, чёртов ребёнок, выпытывай их у своих родителей. Да вряд ли тебе пос-частливится, приятель. Мать-то твоя хоть и вся на виду со своими обидными жестами и те-перь такими колючими , но когда-то удивительно красивыми и нежными глазами!.. Но это только кажется что она что-то знает, на самом деле она уже не знает, не помнит ничего… ничего… А отец твой, пожалуй, и догадывается кое о чём, но он слишком сложен для твоей маленькой головки, дружище, как впрочем и для моей…И всё же (совершенно необоснован-ный, но такой натуральный страх), я боюсь, что ты всё же дождёшься удобного случая и ука-жешь на меня какому-то страшному чёрному человеку, склонившемуся в безвременье над мировым письменным столом и произнесёшь эти давно, давно готовые в твоём сердце слова: «Что же вы, гражданин Автор, обещали не вмешиваться, а крутили шашни со своими героинями, наставляя рога собственному брату. Мало того, сотворили какой-то тухлый мир- покойницкую, невинных ни за что погубили, заставили их бесприютно шляться по промозг-лым улицам , а того кто действительно виноват во всём этом ,то бишь свою блудную тень, всего-то лишь на неделю в постель уложили. Я понимаю, он, как зией скользок (вам ли его не знать!), как преступная мысль неуловим, может отплеваться, отшутиться, прикинуться смер-тельно больным, но я-то его по своей сверхдедуктивной детской неискушённости и подце-пил на крючок его же нечистой совести. Вот он - действительный сумасшедший, фантазёр и беззаконник. Бери его и сделай ему самую мучительную кару ибо он её достоин, уже хотя бы за то, что посмел начать именно такой НЕМОЩНЫЙ РАДОСТЬЮ ЖИЗНИ роман».
Пусть это правда, что детскими устами говорит Бог, то почему именно этими, почему он не скажет этого прямо тому чёрному всемогущему для нас СУЩЕСТВУ, истинному виновнику , сотворившему всё(и меня в том числе)таким каким мы не хотим ,чтобы это было. Вы ска-жете что ведь это же антиутопия,требования жанра и всё такое прочее. Но почему выбран для таких достойных целей такой глупоусложнённый, несправедливо-мстительный способ, зачем эта, раздражающая и так горящие язвы имитация жизни? Неужели же нельзя просто констатитровать всё как необратимый факт и заглохнуть в своей Вечности, скрипя зубами то ли от своего бессилия, то ли от неумения. Говорит ли это об ущербности или несовершенст-ве того Высшего Существа,о нерасчётливой спонтанности его поступков ? Неужели же прав был Ауробиндо,с его логиическим противоречием,что, мол,если исключить из Бога всё зло и несовершенства (Ungrung Якоба Бёме),он окажется ограниченным и не таким уж абсолютным (критика доктрин майявады). Неужели же Бог такой же, в сущности Ограниченный Субъект , как и мы,только в силу своих чудовищных возможностей,столь же масштабно и запутавший-ся, растерянный,мучительно пытающийся понять и найти выход из сложнейшего онтологи-ческого уравнения с бесконечным множеством неизвестных, и при всём своём почти абсо-лютном старании,всё же мало что тут понимающий, и по большому счёту ничего не способ-ный сделать(не знающий КАК сделать, как решить задачу). Может быть и этот роман,- на са-мом деле это его очередная, столь же несовершенная попытка, осуществлённая по традиции чужими руками, попытка если уж и не отыскать решение, то как можно дальше в вечность оттянуть его зловещую неотвратимость. В этом смысле настоящим автором является он, а я лишь персонаж выдумавший, представляющий его именно таким, выдуманный им же, проек-ция от проекции(ens cogitas – лат.: бытиё мыслящее), средство от средства, седьмая пена на киселе natura naturans (термин из Спинозы); а значит на моей, для того и предназначенной душе и шкуре можно и должно производить любые истязательные экспирименты, вплоть до распятия вверх ногами в вывернутом наизнанку состоянии на сломавшемся, вместе с моим позвоночником, гнилом кресте ещё одной вполне возможной по «божественному» замыслу реальности( прим.: читайте мою «Колыбельную от Св. Петра» на этом сайте)...
Вернусь однако же на нашу слишком реальную, несмотря на все мои давешние причита-ния, грешную землю… Брат куда-то вышел с вечно пустой авоськой, жена в сердцах гремела на кухне вечно пустой посудой, по временам то ли плача, то ли зацикливаясь в надрываю-щем сердце бормотании. И только племянник, как когда-то священники над постелью умира-ющего, сидел рядом с томиком «Судебной психиатрии» на тощих коленках и ждал, ждал мо-мента, когда я наконец-то облегчу свою душу саморазоблачающими и жуткими откровени-ями, чтобы заклеймить меня затем последним приговором. А мне с жутью мерещилось ,что из этого безобидного, пока ещё, существа, лет эдак через 10 -15 выйдет самый потрясающий головорез из всех существовавших доныне. Ну,там,какой-нибудь ревнитель истинной справед-ливости, наставник законопослушного юношества. Пока его тонкие и длинные губы в улыбке напоминаю оскал ещё не искушённого человеческой кровью вампира из голливудских филь-мов; настороженно оттопыренные уши тщательно прислушиваются к биению только одного, моего, сердца, а по-собачьи подвижный нос ещё может ошабаться относительно родившихся или неродившихся в мозгу своей жертвы преступлений, но что разовьётся из всего этого дальше? Во всяком случае я не хотел получить «отпущение грехов» от подобного духовника… Ведь в конечном счёте это обернётся экзекуцией похлеще любого четвертования, правда, в более изощрённом,духовном варианте.На расколотом историей фундаменте дикого либера-лизма (гобсовский принцип: «человек человеку волк, закон и порядок») вырастает новое по-коление, жестокое, бдительное и нечеловечески хладнокровное. Для них уже с ранних лет наивно-смешны и не вызывают даже истроческого восторга древние гильотины и электри-ческие стулья, разве что самурайская практика превращения в бесформенный обрубок своих врагов-ниньзя, да Платоновы недоразвившиеся грёзы о собачьем постчеловеческой цивили-зации, чем-то подзабыто сладострастным тронет их очерствевшее сердце. Самые интеллекту-ально развитые из них ещё способны найти для себя, что-то поучительное в Апокалипти-ческих преданиях и житиях святых отшельников, особенно индийских, но всё равно, по-боль-шому счёту считают и это глупым мифом и пошлой дребеденью, по сравнению с тем ужа-сом тотального контроля, который медленно приближается вместе с их взрослением…В одном древнем моистском трактате, прочитал я как-то : «Погибнет мир, если оторвутся от вас дети ваши (Ю ся) и не вернуться в отчий дом, устав от ослепляющих блудных стран-ствий (ся юй - «вольное странствие»), и не очистятся от всего налипшего на их души в этих скитаниях зла отчуждения святым огнём родительского очага и древней заботы ( Цзянь ай – «Всеобщая любовь»)»…
…Конечно, может быть я и впрямь, сумасшедший, Может быть я вижу не так,как есть на са-мом деле. Даже, может быть , с собственного, тщательно таимого перепугу, я вижу так как не хотел бы видеть, как не хотел бы видеть никто…Но тогда в чём же я виноват? А если и виноват всё же (хотя бы в том что начал этот злополучный роман), то не оправдывает ли меня хоть чуть-чуть то, я ещё продолжаю удерживать в своём сердце этот «слабенький лучик надежды», хотя бы в виде таких до смешного нереальных ( как положительные герои у Сент-Экзюпери) святых, коченеющих в позе лотоса на мусорных кучах.
[Скрыть]Регистрационный номер 0276601 выдан для произведения:
«СЕРДЦЕ МИРА» (апокрифический роман) Часть первая.
Эпиграф к роману: « Земля не даёт плодов деревьям, пока те не отдадут ей свои цветы». (Клод Гельвеций)
ЧАСТЬ. Вступительная(самая не художественная) Эпиграф к 1 части: «Высокое стоит на низком» (Лао-Цзы.)
Глава № 1.
Их было двое. Одинаково тощих, одинаково измятых, одинаково испытывающих мучительное урчание в животах, одинаково чужих здесь, возможно там, где вы вчера проходили…Они шли, время от времени шмыгая озябшими носами ,сбивая холодную росу с посинелых ушей, словно не было у них возможности остановиться, разве что у круглого, на длинной шее жёл-того фонаря, чтобы, жмурясь от мгновенной слепоты, растерянно толкнуть друг друга боком, извиняющее поддерживая локоть: «Миссис». – «Господин иностранец» - и тонкий румянец , дробленный в четверть.
Нет,нет,-они вовсе не любили друг друга, -это выдумали призраки, подглядывающие из скользких, тёмных подворотен; они даже не были особенно близки,-они попросту проходили рядом,так же случайно, как «случайно» всё в этом таком неслучайном, на самом деле , ми-ре, как столкнулись бы они,наверное с указующим Ангелом на медном быке покровском, если бы в этой случайности было бы чуть больше необходимости и ещё меньше, на первый взгляд ,смысла. Впрочем о настоящих героях этого романа ещё слишком рано, - для начала следует описать тот обыденно-фантасмогорический мир , сквозь который , они,не без кайфа, проходят, бодрясь(как могут) и прислушиваясь к ночным шорохам .
…Посмотреть в календарь,- так вроде бы и осень в самом расхлябе. Октябрь. Да и на ули-це вполне октябрьская хмарь и сырь. Только это опять всё та же, уже привычная взгляду и разваливающейся иммунной системе (хронический насморк и головные боли) климатическая конспирология, не дающая так запросто догадаться о значимой ошибке. Всё совпадает, всё соответствует (вроде бы), но всё уводит куда-то в сторону. .. Однако, ещё не пришло время выкидывать календари и определять времена года по состоянию собственных душ. Календа-ри можно даже сохранить на память о том, какими мы были пустыми и самонадеяными когда-то, как верили в «сященную плесень» безъисходной, растянувшейся на долгие годы осени…если мы когда-нибудь из неё всё-же выберемся….
В этой стране остановилось время! В этой стране, казалось, настала вечная осень.Чердаки от дождей не просыхают и постоянно капает с пото-лка,а когда тушится свет,словно какой-то бес-бездомный в окошко скрести начинает, до того жалобно, что некоторые слабохарак-терные матери семейства не выдерживают и, судорожно смеясь, повторяют в подушку или на ухо взбудораженному сквозь тяжкий сон мужу: «Видно, по мою душу»…- и после, всплес-нув трясущимися руками: «Бедная моя кошечка! Беленькая,пушистенькая…Что же тут делать то оставалось!..Дети голодны были,они так хотели кушать,а ты такая мягенькая, такая аппе-титная…Совестно…Прости меня кошечка…Ну, хочешь, молочка тебе налью чуть скисшего, суха-рик последний брошу?..Ох тяжело, ох, тошно…» и всё в том же роде, пока не уснёт измож-дённая, судорогой перекошенная, космической музыкой всепрощения успокоенная, мучини-ческим усилием воли пытаясь не расслышать отрешенных слов мужа, расскзываюшего ей свой сон, дико улюлюкая и остервенело дёргая на себя одеяло. «Ты ещё тут со своими скальпами и каннибалами.- орала она на него , досадуя, что так некстати прервалось столь мелодическое самоочищение совести, -«... насмотрелся живодёрни «Званного Ужина», начи-тался Фрейзера и справочников по этнокулинарии, совсем с голоду спятил! Одумайся! Терпи и воздастся!». – «Да, прям так с неба и спустится по голубой каёмочке тарелка щей или шматок ещё тёплой манны небесной» -процедил он сквозь зубы и, дождавшись, когда грудь супруги размеренно заколебалась от зычного храпа, продолжил, оскалившись волчьей ухмыл-кой: «Кому мы там нужны! А тем более здесь! Так что, как молвил ямщик, завёзший богатого иностранца подальше в завьюженную степь: сам не плошай, кистень не выдаст». Затем он опускал ноги в дырявые тапочки с розовыми тампончиками, накидывал на голое костлявое тело рваную собачью шубу , доставал из под подушки и клал за пазуху какую-то заляпан-ную красным арматурину; после чего, старчески кряхтя и щёлкая от холода зубами, вылезал из окна, напоследок понимающе подмигнув изображённым на репродукции туземцам мето-дично разделывающим тело небезъизвестного английского капитана (Джеймса Кука).
Что за город! Удивительный город! Под стать этой удивительнеейшей стране! Чего только здесь не происходило за последние годы и, исходя из закона бесовской патриципации (сопричастности), только здесь всё это и могло произойти в полном масштабе.
На потрескавшихся , бурых от непросыхающей штукатурки стенах домов огромные плакаты, предъявляющие почтительное сожаление Великой Праобезьяне, за то , что она не осталась ею во веки веков. Рядом указатели – как проехать к центру переработки россиянина в това-ры последней необходимости для Нью-Йоркского зоопарка, а также слабо токсичного мен-тального яда - оболвавнина, прививки которого открывают ежегодно проводимый гуманитар-ными западными миссиями в странах третьего мира Праздник Трансцедентального Просвет-ления или(в рыночной интерпретации ООН) «эффективной минимизации потребности насе-ления в ресурсозатратном комфорте существования».
Повсюду бесчисленное количество ярких,но грубо раскрашенных рекламных вывесок, советующих обратиться по вопросам переработки человеческого тела к частным фирмам. На одном из них доброжелательно-слащавая физиономия повара среднеазиатской внешности и название фирмы этих легализованных головорезов: «Жертвоприношение Тамерлану. Прикос-нись к легенде».На другом китайский хирург среди банок с заспиртованными человеческими органами и высокомерно-брезгливая надпись: «Никчёмный и ленивый русский! принеси хоть какую-то пользу в этом мире. Тысячи достойных людей в Китае соизволили дать тебе этот шанс и милосердно ждут твоего решения. Содействуй их великому Дао и познаешь высшее доступное тебе счастье». На третьем плакате свирепый скандинав-берсерк врубает рычаг электрического стула, на котором, корчась от удовольствия, чувственно вихляется ослабшим телом обольстительная славянская княжна, а рядом плакат австралийских аборигенов, поп-росту прошибающих палками друг другу тупо-счастливые головы. Весь город оклеен этими садо-мазо-заманухами, обещающими массу невиданных удовольствий клиенту и люди ос-танавливаются, подолгу приглядываются к плакатам с серьёзным видом, будто уже выби-рают какой фирме отдать своё настырно требующее чего-то, страдающее, гнетущее, пока ещё живое, мясо-тело, чтобы поискать хоть за стенами скотобойни крупицы уже, судя по всему, невозможного в этой жизни счастья, замену которого так настойчиво рекламируют на каж-дом шагу( в чисто Платоновском стиле, как избавление от злокозненной плоти). О, это проти-воестественное, тщательно просчитанное в секретных лабораториях счастье, к модернизиро-ванным вариациям которого люди уже начали сдуру привыкать как к чему-то совершенно нормальному, привычному, почти как к дыханию или собственному голосу. Диву даёшься как безо-шибочно решена кем-то демографическая проблема и даже перезапущена в обратном направлении, мы даже не заметили каких усилий это стоило( Разве ж легко было по всем правилам противофилоософии если уж не поменять местами, то поперепутать необратимо в головах Субъект и объект счастья). Ежегодные прививки оболванина сделали из большей части человечества экзальтированных остолопов, очарованных мантрами Высшего Прагматиз-ма, понурым стадом бредущих на заклание ,в слабой надежде всё же узнать в извращённом оскале обещанных сверхъудовольствий последний прощальный отблеск такой простой и уже легендарной человеческой радости . Жителям же этого города(как и всей страны) не нужно было делать оболванивающих прививок : привычка легко изврашать надоевшую суть очевидного вплоть до полной утраты естественного знания того, что в присутствие боли ни-когда не бывает настоящего счастья, оказалась свойственна им от рожденья , а в этих психо-патогенных зонах (Энгельская геопсихоческая аномалия) с особенною силою. Мало того эта привычка в некоторых здешних аборигенах приобрела совершенно нетипичные и непред-сказуемо-уникальные формы душевного склада. Поэтому мне никогда с момента моего при-езда в этот город не было скучно ходить по его вечно сырым и хмурым улочкам. Всё де-ло было в людях(«внутренний город»), но это я понял далеко не сразу а поначалу слишком уж пристально разглядывал внешнюю его личину, пытаясь разгадать парадокс столь непрео-долимого для меня очарования.
Гнетущие подробности относительно некрофилической рекламы, украшающей одичалые го-родские проспекты, поражали своей слишком человеческой прагматичностью: Фирмы почти всех «перерабатывателей несовершенного материала в совершенные концентраты счастья по доступным ценам», считают своей главной заслугой абсолютно безъотходное производс-тво. В частности : некие умельцы даже душу обязуются полностью переделать в земенители мыльных пузырей (а, казалось бы, что с неё взять-то, кроме постоянных истерик, да, вводящих в хронический стыд сплетен о себе же самом). Если же человек, в процессе гуманитарного акта умарывания вдруг, ни с того , ни с сего начнёт думать, то и мысли его уловлены будут специальными электромагнитными сачками (в рамках программы дизинфекции, обезмысли-вания социальной атмосферы) и из них, впоследствии, понаделают абсолютно прозрачных дырок столь необходимых для производства знаменитых местных бубликов с красивым названием «Фата Моргана» . Конечно гипотетический товар этот не такой уж и необходимый, если не сказать конкретнее, но тут уж всё дело в принципе.Ничто не должно быть просто так выкинуто,даже такая вредоносная субстанция! Поэтому дырки нужно делать в неограни-ченном количестве и даже искусственно поднять неудержимо падающий спрос на них, что-бы человек, кроме всего прочего, не забывал и о проклятии своего мучительного прошлого, наконецто благодатно изживаемого . Невольно представляется бедняга Адам, которого Бог, совместно с раскаявшимся в соей глупости Дьяволом (Всесильный Мировой АД-министратор) пытается снова втолкнуть в потерянный казалось бы навсегда Рай Бессознательного, заставляя запоздало отрыгнуть всё то, что ещё осталось в человеко-звере от проглоченных плодов с Древа Познания.Один иранский журналист, побывав сначала в Европе а потом в России ут-верждал,что наступают Новые Тёмные Века, несоизмеримо более радикальные и беспросвет-ные, нежели в раннем Средневековье… Кстати, год назад был подвергнут смертельной муке медленного копчения у дверей своего дома толпою бывших студентов, бывший же, препода-ватель экономики за то, что в порыве еретического озарения попытался вернуть в свобод-ный роборот людям не мысли, но уж хотя бы дырки, сделав их денежными знаками, в ка-честве первого шага к новому внеэкономическому мировому братству, смысл которого отк-рылся ему при полуобморочно-голодной медитации на подрумяненное южным солнцем аппетитное тело какого-то индусского святого, представленного в нашемувшей телетрансля-ции, современным воплощением Кришны.
Около покосившегося, знакомого с глубокого детства здания отделения милиции меня привлёк вид молчаливо и прилично одетой толпы,чьё напряженное внимание было сосре-доточено на украшенной пёстрыми рисунками кентавров табличке с указателем ( там где раньше красовались лица объявленных в розыск). Многие, читая написанное там, удовлетво-рённо качали головами, а более молодые, мечтательно закатив глаза делали глубокий вздох и расплывались в счастливой улыбке, предаваясь тайным прелестям разыгравшегося вообра-жения. Заинтересованный этим зрелищем , я подошёл ближе и прочитал на плакатах следу-ющее: «Частная фирма «Кентавр» от имени объединеного общества любителей охоты на последних уже не домашних животных и крыс!.. Будь истинным сверхъчеловеком в послед-нем выборе, крайним анархистом волевого бунта! Погрузись в Совершенное Ничто и нечто ещё меньшее,переплюнь Хайдеггера и Сартра, утри им нос реализовав на своей шкуре пред-мет их веры и щенячьего Страха, переступи за остановившую их черту «доподлинного», назло собственному «ужасу и трепету»( прим.: выражение С. Кьеркегора)». И тут же более мелкими буквами для менее продвинутых:«В нашей лаборатории из вас произведут третьесортный недолошадиный навоз,негодный даже для удобрения на китайских плантациях в Сибири. Перед дебиологизацией вас будут кормить в течении 10 дней отборнейшим овсом со вку-сом земляники (до отвала). И при повторном ржании чучьбекские самураи искусно и безбо-лезненно произведут вам священный акт вспарывния живота и торжественно возложат тело на конвейр, сопровождая всё это боем церемониальных барабанов и прочей этнографичес-кой экзотикой, выбранной на ваш вкус, а также плачем виртуальных вдов. Спешите потерять своё постылое человекоподобие! Только у нас !С приезжими проводится сеанс психотерапев-тической (дезэкзистенциональной) подготовки ».
Чуть поодаль в наполовину проржавевших допотопных автобусах клюют носом водители , медленно выходящие из голодного обморока в ожидании заполнения пассажирами стран-ным образом ещё недоразвалившегося салона, после чего равнодушный ко всему земному, словно замогильный голос кондукторши вещает: «Дамы и господа, следующая остановка Ре-ально Последняя!» и судорожными рывками ,пыхтя и дымя как десяток адовых котлов, авто-бус птправляется в сторону указанную на плакате. Оказавшись среди пассажиров я был про-сто потрясён невозмутимой обыденностью сцен их общения между собою. «Только послу-шайте, какую болиберду пишут в наших местных газетах,-- обращается один пожилой пасса-жир к другому и начинает читать вполголоса, тактично дождавшись, пока повернёт к нему голову сосед (молодой парень, в заграничных шмотках, сидящий на огромном мешке и неп-рерывно что-то жующий ) : « «…вчера вечером боевики оппозиции произвели диверсию на городском мемориальном кладбище :«Светила Священного Коррупционизма Путинского сто-летия», о чём сообщил верный правительству кладбищенский сторож, услышавший сквозь сон пять взрывов,которые несколько раз отозвались эхом сложившись в подобие известного вальса И. Штрауса. На утро им были обнаружены пять развороченных могил,а вокруг разбро-саны оплавленные обломки музыкальных инструментов и дымящиеся листы с нотами. Трупы бесследно исчезли». С другой стороны в ухо молодому человеку прокуренным голосом бор-мотала понурая,покрытая пылью судебных архивов, дама в огромных очках, за которыми прятались глаза хронически воспалённые от перенапряжения: «Все эти ваши кладбищенские концерты в стиле вуду-вальсов ещё цветочки , по сравнению с тем ,что творится в судебном ведомстве. Произошёл какой-то необратимый сбой в делопроизводстве, всё в куче нависло над нашими бедными головами гранитным монолитом и никто не хочет даже попытаться сдвинуть эту неудержимо растущую глыбу с мёртвой точки в панической боязни, что от лю-бого движения, она рухнет им на голову. Все по сути уже спрятались в какие-то внутренние катакомбы, боясь взять на себя ответственность, хотя продолжают имитировать какую-то чис-то накопительную деятельность »… и продолжает рассказывать, проглотив несколько таблеток, сделав себе успокоительный укол прямо в сердце и неприязненно поглядывая в сторону остальных пассажиров сомнамбулистически повисших на покорёженных поручнях: « Ну вот вам, молодой человек пример, какими делами приходиться заниматься теперь нашему ве-домству… 12 списанных поездов, начинённых взрывчаткой прорвались, бог весть уже когда , сквозь заградительные мусорные заслоны к станции города Мокроуса, отказавшегося примк-нуть к лагерю оппозиции. Но прошёл дождь, фитили потухли, порох намок в результате че-го городская администрация аннексировала поезда в собственность города, а группа оппози-ционных бизнесменов обратилась в федеральный суд с требованием вернуть поезда с турк-менским хлопком сырцом, случайным образом попавшим не туда куда надо. Суд оказался в сложном положении, так как администрация Мокроуса успела заменить хлопок на порох только в половине вагонов,но при проверке выяснилось, что даже это половина оказалась просроченной мукой, которую впопыхах (за месяц до назначенной даты проверки) приняли за порох. Возникла новая проблема: откуда взялась неучтённая мука от которой отказыва-лись как город, так и сами бизнесмены. Ситуация ещё более осложнилась тем, что некая западная компания по переработке металлолома выступила с заявлением, что поезда уже проданы ей предыдущей администрацией Мокроуса, что послужило полной неожиданностью для администрации нынешней, теряющей драгоценное время на отыскание следов куда-то бесследно канувшей выручки. Западная компания требовала компенсации (которая превыша-ла стоимость составов) за вынужденный простой своих перерабатывающих заводов и предъ-явила иск к группе оппозиционных бизнесменов, которые теперь утверждали, что поезда им просто подброшены городской администрацией, попутно уничтожая документы о владении составами с товаром. В результате суд предписал западной фирме самой заплатить компен-сацию за несанкционированное использование железнодорожных путей под складирование собственности вероятно принадлежащей этой фирме, как ближайшему потенциальному вла-детелю…Чтобы заплатить компенсацию фирма должна была бы продать все свои перераба-тывающие заводы…Поэтому она оспорила в Международном суде свой статус потенциально вероятного владения, как противоречащий самому себе … Включились философы и логики. Сейчас процесс находится на стадии выслушивания экспертов в области космологии и эзоте-рики. В результате каждый шаг предпринятый какой-либо стороной вёл к ещё большему запутыванию и усложнению ситуации , сопровождающейся неконтролируемым ростом инфар-ктов и инсультов всех безъвыходно заинтересованных сторон. Нельзя было уже даже просто выйти из дела, чтобы не обрушить едва установившееся зыбкое статус-кво, ещё каким-то чу-дом сохраняемое слишком глубокомысленной Фемидой. Этому тупиковому ,то есть доведён-ному до абсурда равновесию конца не видно»..Дама сняла очки протёрла их аккуратно сло-женной пыльной тряпочкой, три раза жеманно чихнула и вдруг разрыдалась, прильнув к пле-чу молодого человека, чуть не подавившегося от неожиданности жвачкой, и брезгливо пыта-ющегося от неё отстраниться. Однако она, сквозь астматически-осиплый плачь подолжала: «Мой бедный мальчик, tout ce qui n’est pas naturel est imparfait (фр. «что неестественно, то несовершенно» - фраза Наполеона). То , что эта цивилизация уже давно протухла и никуда не годится давно понятно всем? Но зачем все эти переусложнено-тонкие переплетения бисе-ра, когда всё хуже некуда? Всё это лишь самоуспокаивающее интеллегентское пустословие, падение в пропасть,растянутое умственной гимнастикой до кажущейся безопасности беско-нечно отодвигаемого в будущее неотвратимого коллапса. Faire bonne mine a mau-vais jeu (Фр.- делать хорошую мину при плохой игре). Но может быть всё уже произошло и мы - лишь Постмодернистский субъект всё большего отсутствия, играющий в поддавки со своим постепенно затухающим присутствием . Остаётся только забыться в экстазе любви, головокру-жительно-идеальном разврате. Nous n’avons que deux jours a vivre ce n’est pas la pein de les passér a ramper sous des coquins meprisables (фр.: «мы жиыём только два дня – не стоит тратить их на пресмыкание перед презренными плутами от морали» -фраза Вольтера)».
Молодой человек, к которому было обращен этот пафосный монолог , резко вскочил раз-разившись сверхзвуковой жестекуляцией и кошмарящей бранью слетевшего с катушек уго-ловника. Непрерывно чихая от архивной пыли, взметнувшейся с редеющих волос судработ-ницы,он угрюмо стряхнул со своего мешка бесстыже распластавшееся дряблое тело постмо-дерна, после чего с криком : «Не обложите,волки позорные» сунул в рот пачку жевателдьной резинки и стал угорожающе надувать щёки, вытягивая губы и руки с двумя фигами в сторо-ну бестолково столпившихся вокруг него , уже ничему не удивляющихся , пассажиров. Меж его шамкающих губ показался постепенно раздувшийся до невообразимых размеров белый шар. Кто-то , привлеченый его мятным ароматом попытался втихоря его лизнуть и шар тот-час, с оглушительным треском лопнул, осыпав лица любопытствующих липкими брызгами. Молодой человек истерически захохотал и произнёс, резко сплюнув : «Это,суки, предупреди-тельный выстрел! Знали бы вы что у меня в мешке…» -- «Молодой человек, ведите себя при-лично, не в бараке лохов мочите» - послышался за его спиной голос подоспевшей кондуктор-ши и тут же глухой звук от мощного пинка под зад. Молодой человек только охнул , ткнув-шись мордой в чьи-то ноги, и сквозь ржавую жесть автобусного салона выкатился на улицу с противоположной стороны. «Сказано было мешков и сумок не брать. Тоже мне террорист нашёлся. Видали мы этих террористов.» Мужчина с газетой нерешительно проговорил: «Вы всё-таки взгляните краем глаза, может быть у него там действительно врывчатка с часовым механизмом или споры сибирской язвы?» - «По инструкции не положено» - бормотала кон-дукторша, развязывая мешок и пробуя на вкус содержимое из разных пакетов: «Вроде не порох» - задумчиво хмыкнула она, отряхивая руки в стророну пассажиров. «Может быть по-рошок с сибирской язвой или чумой? На вкус что напоминает?» - успокаивающе вмешался кто-то. «На муку похоже, только горькая просто гадость» - кондукторша пыталась скрыть своё волнение , но дрожащая рука уже начала судорожно чесать шею и дыхание едва заметно, но участилось. «Я так и думала и тут мука просроченная вместо взрывчатки. Бесконечность судебного дела проникает всюду своими метастазами словно раковая опухоль, укрепляя не-разрушимость своей неразрешимости» - произнесла работница суда и тут же, достав из сумо-чки писчие принадлежности и прокурорский молоток(для большей солидности) стала офор-млять акт нахождения новых улик по делу, записывая адреса понятых. Затем она решила составить сборный фоторобот перевозчика «фальшивой» взрывчатки, надоедливо выискивая всех кто мог хоть что-то вспомнить о его внешности .Пассажиры стали недовольно шептать-ся.К тому же кондукторша загадила полавтобуса своей рвотой, думая что помирает и непре-рывно жалуясь, что это муж её сглазил, всю жизнь называя сибирской язвой. Всё это вконец переполнило чашу терпения пассажиров и они выбросили обоих нарушительниц спокойствия на улицу вместе с мешком протухшей муки и продолжили путь в счастливую обитель.
«Приехали»- раздался невозмутимый водительский голос и тут же из небрежно привязан-ного к засохшему тополю громкоговорителя полилась грустная песня о когда-то существо-вавшей весне, о первой любви, одуванчиках, липовом чае и ушедшим в легенды, а может быть и не существовавшем вовсе умном правителе ( хоть и не совсем добром и не очень-то справедливом).
Так было много света и я была другой!.. Куда ушло всё это? - Мой бэби дорогой.
«Это ещё что!?. Безобразие!.Снять!.» -- крикнул во всю мочь подошедший полицейский, - Диверсия! В городе подполье! Что-то Майданом Покровским снова попахивает. Ну, что стоите? Провакаторов поддерживаете?»
Из толпы покинувших автобус пассажиров отделился какой-то верзила с мрачноватой ух-мылкой. Подойдя к столбу, он стал медленно, молча раздеваться, вызывающе поглядывая по сторонам. Полицейский заголосил истошно:«Здесь тебе, сукин сын не ярмарка, нечего трюки выкаблучивать, лезь в куртке! Тоже мне ухарь разудалый ,гость из прошлого!». Однако, вер-зила, никак на это не реагируя, продолжал неспеша раздеваться, словно вольяжный актёр-любовник на генеральной репетиции. Его ладное, крепко сбитое тело вскоре открылось во всём своём блеске. Полицейский взвыл : «Да я ж тебя… взашей, в кандалы, на корм крысам… Я из тебя дурь-то провыколачу».На что ухарь, показав ему огромный в ссадинах кулак глухо промычал: «А это мы ещё посмотрим,дядя!», после чего стал расшатывать дерево, пока ко-рень не взрыл мёртвую землю под асфальтом. Дерево накренилось и чаша громкоговорите-ля гулко бухнулась на тротуар, пропищав напроследок последний куплет глупенькой песни:
Мне на чудесном звере вновь вырваться бы прочь, но заперты все двери и некому помочь.
Глава № 2.
Однажды ночью я прогуливался со старшим братом по пустынным улочкам этого города. Сказать откровенно, брат мой не отличался выдающейся внешностью , был лыс, ужасно бли-зорук и призрачно-бледен. Непропорционально большой лоб с двумя дугообразными вы-пуклостями сверху был обтянут дряблой морщинистой кожей , постоянно покрытой мелкими каплями какого-то странного пота с красноватым оттенком, неприятно пахнущим серой. Вра-чи, долгое время ломающие голову над этой загадочной болезнью , в конце концов назвали её просто «испорченная кровь» или по средневековым аналогам: гемматидроз («кровавый пот»). Постоянно , глядя на брата, я задавал себе неотвязчивый вопрос: что же было в нём такого сантиментально-человеческого, что заставляло восхищённых зрителей видеть своего кумира в этом немощном существе , с неопределённого цвета потухшими глазами, где отра-зилась грусть казалось бы всех падших ангелов мира. А ведь и я был живым свидетелем этого необъяснимого успеха на местной сцене, хотя никогда не ходил на его «магические» спектакли, считая театр вообще каким-то нелепым курьёзом человеческой культуры, мутиру-ющим в уродующее души актёров действо, нераскрывшимся зачатком чего-то божественно-лучшего , тайну чего падающие ангелы навсегда, прихватили с собою. Только прошлой ночью я наконец-то понял, в чём состоял секрет популярности моего брата. Той ночью мы шли с ним бок о бок между странно-изогнутыми какой-то аномальной силой фонарями, и он говорил мне ровным, и, как-будто немного потусторонним голосом: «Знаешь, Лёшка, когда я порою стою под медленно стирающимися из памяти осколками этого горо-да, мне начинает вериться, что это какая-то недодействительность-полумираж, мой фантасма-горический сон, получивший условную плоть и кровь, смысл и изменчивость в каком-то без-личном, изначально-истинном сознании( что-то вроде алая-виджняны -«сознание-сокровищни-ца» махаяны) , использующим в каких-то своих, неведомых нам целях , невообразимый хаос наших личностных самопроявлений, в качестве то ли творящей,то ли слепо пробивной силы. Йоги утверждают что есть какое-то организующее всю эту беспутную, в сущности, энергию (пракрити), мировое начало – бог-Ишвара , Гегель говорит о Мировом Духе, Гусерль об Абсо-лютном Я. Но взгляни вокруг! Разве то, до чего мы докатились похоже на результат постепен-ного восхождения к Абсолютной Гармонии»… С внутренней дрожью я вспомнил слова, спры-гивающего с подоконника и отправляющегося на ночную охоту местного каннибала : «Да ко-му мы там нужны?»…А брат продолжал ,сделав паузу, словно подслушав чьими-то ушами мою память: «Но ведь никуда не деться от той мысли что этот мир уже безвозвратно нами изуродованный, действительно существует, пусть даже в виде загадочной «вещи-в-себе» не-познаваемой, но всё же ощущаемой (ещё как ощущаемой!), но самое скверное, и изменяе-мой, далеко не в луцчшую сторорну. Ты только оглянись вокруг … и не надо, прошу тебя бле-вать мне на ноги, отойди к фонарю, у тебя чересчур неконтролируемо-восприимчивое для писателя воображение, братишка.Бери пример с Флобера( примечание: имеется фраза Флобе-ра из «Лексикона прописных истин»: «Сквозь идиотизм моей эпохи я чувствую волны нена-висти, которая меня душит. Она выплескивается дерьмом мне в рот. Как при ущемлённой грыже. Но я хочу сохранить, удержать, укрепить её. Я сделаю из неё пасту и вымажу девят-надцатый век, как покрывают навозом индийские пагоды»).В середине 21 века Человек, сле-дуя его совету,замазал этой пастой всё, что можно!Ладно, давай снизим градус экзестенци-альной тошнотности. Пусть будет так:словно непросыхаемо пьяные творцы,мы, как пришлось зачали и родили из своей никчёмной плоти ребёнка-уродца, полуразложившегося ещё при рождении и теперь, как солидные, знающие себе цену, родители не можем от него отка-заться, обманывая себя, что он – само совершенство, потому-что нам больше некуда от него деться(следовала совершенно нецензурная брань). Факт безъусловного существования этого города (в качестве Мирового Геополитического Зародыша-метастазы), совершенно очевиден, даже если мы волевым усилием мысли выкинем из его гниющих подворотен, субстанцию наших снов и априорных представлений, всю самоубийственную усталость-к-жизни, потаённую внутреннюю грязь и злобу. Но ведь что-то ещё осталось в нас кроме этой субъективной тух-лятины! Осколки божественного света не дают покоя нашим нераскаявшимся, но ничего не забывающим душам! Что-то безусловно подлинное остаётся в нашем ощущении, вопреки всему этому грёбанному объективному идеализму, утверждающему, что ничего нет кроме причуд разыгравшегося нашего(или нами) сознания, которое тоже, всего лишь условность, временное сцепление психо-физических состояний( anatma в буддизме), что-то всё равно будет продолжать цеплять нас за живое и травить, травить безъисходностью вылезти из крепнущего маразма этого УМИРАЮЩЕГО НАМИ МИРА , с которым всё никак не можем покончить, как в известном рассказе Роберта Стивенсона ( примечание: имеется в виду рас-сказ «Оллала», в котором проклятый род должен закончиться на его последнем, кающемся за все поколения, представителе), наверное потому, что этот мир всё же не совсем наш,а может быть и совсем не наш, А?Совсем не по Шопенгауэру получается. Помнишь у него мир всего лишь объективированная ,видимая Воля; материя - не что иное как причинность, закон достаточного основания, и вся сущность её в отношении к субъекту, то есть к нам…Ну и как ты думаешь ,почему всё никак не получается, несмотря на всё наше желание, снять маску заиграшегося до предсмертных колик актёра;личину, казавшуюся собственным лицом, и спрыгнуть в пустой по сути дела зрительный зал, откуда ,вроде бы слышались мгновенье назад такие реальные свистки или аплодисменты, почему нам не дано бросить к чертям фантасмагорию этого необоримо всасывающего в себя спектакля-бреда, мол всё ,уважаемые дамы и господа, баста вас не было, ничего вообще не было и нет ,были только мои воля и представление, себе же самому,а по-сути не МОЁ и не ваше,на которое мне теперь глубоко наплевать. А вот именно этого-то и не получается. Пойми, братишка, навсегда остался неизг-ладимый след ,levioris notae macula(лат: едва заметное пятнышко),заноза в сердце от того что мы тут, сдуру, наимпровизировали, послав на три буквы скучный сценарий и заговорив своими словами, такими,как оказалось показушно-бестолковыми, но уже не подлежащими отмене. SEMPER ALIQUID HAERET(лат.: «Всегда что-ни-будь будет в остатке» - фраза Р.Бэкона). Неужели нельзя было понять сразу с чем мы тут имеем дело, во что ввязываемся, ведь на что-то реальное мы реагировали с самого начала, что-то выводило нас из себя и заставляло тебя, братишка , отхаркивать на фонарь свои ощущения подлинного бытия? Что-то ведь ре-ально существует помимо нас и нашей способности всё рационализировать, хотя бы в ка-честве,хитроумно-комплиментарных нам, сценических подмосток, света рампы, да хотя бы в виде нашей потенциальной способности сыграть эти, именно эти а не какие-нибудь другие роли; этот архаически-несовременный первосценарий, который кто-то написал ведь именно для таких умничающих жлобов,как мы. Значит сущее было изначально и продолжает быть, как бы нам это не нравилось, не схватываемое в наших понятиях,что заставляло реветь от бессилия не одного Канта. Sarva asi (санскрит. - «всё было и есть») ,в качестве безсубъектив-ной основы и условия существования нас и неотвратимости того что мы уже натворили… Нам не вернуть уже свою детскую невинность, где в идиллической роще овечки мило пасутся под звуки пастушеской свирели. Мы сдуру порубили овечек на шашлыки, а из их ещё тёплых шкурок и отполированных до стеклянного беска костей понастроили себе кру-тые комфортабельные вигвамы. И что самое страшное: нас, нераскаянных некому за всё это противоестественное самоуправство судить, а значит у нас абсолютно нет надежды, значит мы погибли навсегда. За всё это время мы не сотворили в зрительном зале ничего дейст-вительно стоящего, ни одной мситительной фурии с огненным , всегда безжалостным взо-ром: Критический Разум не породил Критической Воли к Ответственному Действию( скорее даже наоборот). Вместо этого , наше альтер-эго воплотилось в безобидный образ индиффе-рентного ко всему обывателя способного лишь свистеть, пердеть, но чаще всего одобри-тельно хлопать, даже не вставая с места. Кричать «браво! На бис!» бесчисленным Ученикам Чародея, запустившими мир вразнос (прим.: имеется в виду персонаж Гёте, утративший конт-роль над магическими силами)». Он долго переводил дух,ожидая , пока я приведу себя в порядок. Кровавый пот тонкими неровными струйками стекал с его висков и носа. Он дос-тал платок, протёр лицо и отжал не глядя на бог весть как тут оставшийся от заброшенной клумбы кустик дикой розы.Казалось цветок вскирнул от боли и тоненько заплакал, как неви-димый ребёнок, которого случайно и очень больно пнули ногой. Брат испуганно, виновато огляделся и быстро пошёл прочь, махнув мне рукой, чтобы и я, зачем-то, потарапливался покинуть это место… «Есть особый тип кантовских «вещей-в-себе» это – «души городов».Душа этого города пусть непознаваема, но вполне постижима. Это та самая «порочная цельность» гностиков, первозданное слияние противоположностей,вызывающее архаически двойствен-ное чувство восторга и отвращения, оголённая до предела, бестыжая ,несмываемая дорогими шампунями и не изменяемая пластическими окультуривающими операциями правда о при-митивнейшей природе, prima causa (лат: первопричина),которую мы всеми силами не хотим, отказываемся знать… «Души городов» появились и живут с самого сотворения мира, как и большинство «вещей-в-себе»,- только теперь они преобразились с нашей помощью в вещи-нас-включающие (по Сартру из потенциального для-себя-бытия( Le pour soi) воплотились в реальное в-себе-бытиё(L’en soi)) , оделись в изменчивые пространство и время. Вот и этот город - гигантский каменно-человеческий квазиорганизм, чьими клетками являемся в том чис-ле и мы с тобой, и ещё не факт, что клетками мозговой ткани…Содрогающееся в чудовищно долгих пульсациях,болезненно растрескивающееся (каменный кашель) и шелушащееся струпь-ями,падающей нам на головы,штукатурки, тело этого города можно трогать руками, ощущать на лице след от его дыхания : колючую,нездоровую сырость, которая коварно губит почему-то только приезжих, заражая их скоротечно-неизлечимой формой астмы. Это тусклое холод-ное небо, полуутро-полубред с нескончаемым эхом отдалённых взрывов , с лиловым или си-зым размазом солнечного пластилина над вздувшимся пузом умершего моста, который по-кинули навсегда, догнивающие где попало на улицах , автомобили (словно застарелые, ржа-вые гематомы на асфальтовой коже)»…. Монотонные слова брата действовали как зловещая, усугубляющая потаённую тревогу , медитация. В памяти всплыло определение данное когда-то Нью-Йорку: «современные каменные джунгли» и люди, словно образы его тревожных, нездо-ровых снов: болтающие и болтающиеся в городском бреду символы…А брат там временем продолжал: «На этих улицах тает и всё никак не может вытаять лежащий уже много лет грязно-сиреневыми рыхлыми комьями редкий осенний снег, всегда обречённый,всегда пер-вый, преодолевающий свою невозможность бессмысленным жалким упорством самоповто-рения, вечного возвращения туда, куда совсем не хочется возвращаться (какой неотпетый душегуб был им в своей прошлой жизни? – остаётся только гадать. Явно, что кто-то местный). Порою бывают довольно ясные дни под лёгкой рябью мельчайшего,утомляющего душу,дож-дя, смещающего всю перспективу куда-то в пятое измерение. В такие дни на улицах влавст-вует привычное безлюдье. Растерянный, не готовый принять решение ветер, жалобно подвы-вая мечется по улицам, то пропадает в каком-то тупике, то возникает ниоткуда в жидких двориках,заваленных выцветшим до превозданной однородности мусором. Брошенные автомобили покрылись снаружи шарфами мутно-изумрудной зелени , а изнутри беспорядоч-но-стеклистым плетением сохлой паутины, в которой словно самозаводящиеся маятники, рас-качиваются трупики пауков , повесившихся от тоски и безделья...Тик-так-тик-так. Вон плетутся, поджав облезлые хвосты и уши,спотыкаясь о скользкие кочки,разучившиеся рычать и кусать-ся собаки, скорбно поскуливая на ходу, словно пытаясь хоть кому-то поведать грустную по-весть о том,как и они потеряли волю к своему собачьему существованию, постигнув некую сверхъчеловеческую истину (ТОСКЛИВАЯ ЗАПУЩЕННОСТЬ БЫТИЯ, ТОТАЛЬНАЯ НЕЧЕЙНОСТЬ И САМОЗАБРОШЕННОСТЬ). Помнится ещё Платон открыл у них прирождённую способность к философии,но даже он не мог представить, что в этом городе выведется особая, живущая и умирающая по строго философским (почему-то только пессимистическим) принципам поро-да : шопенгауэрцнер. Гляди , они идут умирать в окрестные, оставленные людьми, деревни. Почему-то,теперь они хотят умирать как люди, в избах, а где умирают люди – до сих пор никому неизвестно. Может быть уходили тоже на какие-то секретные братские помиральни как слоны или айны («Легенда о Нарайане») . До поры до времени этого никому знать не дано, ведь несмотря ни на что , всё в природе должно происходить неброско,размеренно и неспешно. Вот придёт наш с тобой срок и над нашей головой засветят путеводные «кормчие звёзды» Судеб».…Он больше не произнёс не слова, да и у меня не возникало вопросов ,ко-торые, были бы после всего услышанного совершенно пусты и неуместны. Повернув назад, мы вернулись домой и, пожелав друг другу, по-возможности спокойной ночи, понуро, словно поджав свои хвосты и уши (может быть и существующие где-то в пятом измерении) разош-лись по своим комнатам, погружённые каждый в свои беспокойные мысли.Оказавшись один я вспомнил статью московского эзотерика Черноусова, изучающего уже много лет аномаль-ные места Поволжья. В его статье, помимо всего прочего,было странное место,где утвержда-лось,со слов очевидцев, о существовании в пригородной зоне Покровска,в районе так назы-ваемой «долины мёртвых», трёх сакральных пирамид-курганов. Сама Волга в том месте, через открывающееся время от времени, пятое измерение, впадает второй своей (символической) половиной в Великий Небесный Млечный Путь,по которому,следуя заверениям местных мис-тиков, плывёт в царство мёртвых священная резиновая лодка Легендарного Рыбинспектора, умерщвлённого саратовскими браконьерами много лет назад противоестественно-мучитель-ным образом.Этот,обожествлённый за свои страдания,Перевозчик и доставляет души умира-ющих местных жителей в «Небесное царство», об устройстве которого и о его связи с «ниж-ним миром» (собственно сам Покровск) местные жители категорически отказывались что-то говорить.
Глава № 3.
Мои вечерние прогулки по городу постепенно вошли в привычку. Его Аура ,как я не пытался этому сопротивляться, проникла нитями колдовского мицелия в моё сознание, незаметным для меня образом сделав гомогенной частью своей грибницы ,то ли медленно разлагающей-ся, то ли , мутирующей во что-то жизнеспособно-новое. К позитивным сторонам этого события следует причислить , пусть и несколько необычную, но вполне реальную упорядоченность мо-их снов, а также парадоксальную внутреннюю успокоенность ,родственную подмороженному отчаянием пониманию стоиков, что если уж всё самое страшное ещё и не произошло, то не случиться уже не сможет. Судя по всему наконец-то состоялось полное приручение меня средой моего теперешнего обитания : я стал ей гомогенен ,произошедшее психогенеточеское обращение родственного материала, вскоре повлекло за собой и подключение моего созна-ния к каналам более тонким и значимым. Пусть и опосредованно, но я всё же получил способность понимать происходящее вокруг меня без доводящей до отчаяния прямой помо-щи уже столь многое постигшего брата . Теперь это могло происходить в более спокойном самостоятельном режиме ежевечерних наблюдений на прогулках.
….Наконец я приблизился к мрачному, приземистому зданию железнодорожного вокзала . Всюду вперемешку валялись части разобранных электровозов, кучи угля прогнившие насквозь чёрные шпалы, которые расыпались от лёгкого толчка, погнутые какой-то страшной силой ржавые рельсы, вывороченные в целях самообороны от бестолкового врага, который почему-то всё никак не наступает, и этим коварством вызывает к себе ещё большую ненависть…По ещё остающимся на своих местах рельсам, ведущим, как утверждают местные легенды в «долину мёртвых» ,порою ,ближе к 12 часм ночи входят в город неспешным выверенным шагом друг за другом какие-то фигуры, одетые в офицерские короткие френчи и длинные солдатские шенели.(Несколько раз я сам был свидетелем этих полуночных шествий и даже дал прикурить одному полковнику, пожаловавшемуся на неотпускающую до сих пор резь в пояснице). Говорят это погибшие на пригородном фронте. Но гибнут они там, оказваются не от пуль и снарядов, не от биологического оружия и ядовитых газов. Противник использует более тонкую тактику. Он убивает их безъисходностью ожидания и эпидимически возраста-ющим с каждым пропавшим годом ощущением своей никому-ненужности, невозможностью вывести из этой неразберихи хоть какой-то толк, кроме разве-что самого паскудненького, который никого в сущности не устраивает, но, примирившись с наличием которого значило бы призрнать своё поражение и сдаться на милость врагу, что простительно городскому обывателю,чья психология всегда была предательской, но это всё ещё противоречит принци-пам воинской чести, которая, как, это не удивительно, однако всё ещё сохранилась в созна-нии УДЕРЖИВАЮЩИХ ФРОНТ от полного развала.
Этим вечером я встретил среди призрачных салдат моего друга юности, призванного три года назад и уже полгода как безвозвратно пропавшего(как и многие) на фронте. Он первый узнал меня, молча подошёл, привычным до боли жестом костлявой руки убрал с бледного лба клок жидких, цвета мокрой глины волос и прохрипел, радуясь неожиданной встрече и расставив руки для дружеских объятий: «Ба, кого я вижу! Блудный сын вернулся в свою оби-тель! Надолго ли в наши края обетованные пожаловал?». Отстраняясь от его рук, как можно тактичнее я подумал про себя с горечью: «Всё такой же потешник . Но как можно было сох-ранить эту черту в столь бедственном положении?» и тут же ответил сам себе, прислушав-шись к едва проклюнувшемуся интуитивному пониманию: «оказывается можно…можно ещё и не такое…Вот погоди, ещё увидишь!...». А он продолжал уже не так бодро: «Как же я рад тебя видеть, Алексей! Вечность целую брожу по этим чёртовым рельсам и ни с кем словом не могу перемолвиться». Он в сердцах махнул рукой. «Это почему-же, -спросил я ,за-интригованный неожиданным пародоксом. «Не понимаю я их. Перестал понимать зачем они всё время лгут. Не дают они себя понять, совершенно,дурни! Никто никогда не говорил на-чистоту с самого того времени как изобрели этот священный понос,то бишь язык. Наверное его и подсунули нам боги ещё во времена постройки вавилонской башни, для того чтобы перессорить и научить водить друг друга за нос, тем самым перечеркнув наличность прос-того дочеловеческого общения. Да,да именно так,- люди по-настоящему общались друг с другом только когда ещё говорить не умели .Теперь мне это стало ясно, а раньше не знал. Человек никогда не понимал человека по настоящему, все ходили как актёры в масках всю жизнь, перепутав сцену с реальной жизнью, все друг другу лгут едва начав общаться и чем больше пытаются высказать правду о себе даже себе же самим, тем больше и изощрённее лгут, потому-то тут дьявольский порочный круг, потому-что другого способа сказать правду иначе как солгав нет. Сам язык предназначен для лжи, он ложь безусловная, субстанциональ-ная и ничего другого кроме себя самого самим собой выражать не может. А субстанция правды не может быть языком она в БЕЗЪЯЗЫЧИИ, в Молчании,ВО ВСЕПОНИМАЮЩЕМ КОСМИЧЕСКОМ БЕЗМОЛВИИ, навсегда нами утерянном вместе с ключами то Рая. CUM TACENT – CLAMANT!(лат.: когда молчат - гролмко кричат)» ….Я сочувственно покачал головой : «Как тебя контузило на этом фронте!» и тут же про себя: «а ведь в чём-то ты прав, бедный товарищ! Ты хотел бы общаться с сутью человеческой, с Мировым Христом, с тем, что всегда во все времена остаётся неизменным , и повсюду встречал только изменчивое, внешнее, пус-тое , попросту «человеческую хламиду», то что жадно делили распинающие Христа римские центурионы». Вдруг он судорожно схватил меня за рукав ,глаза его округлились в жутком постижении , так что он еле выдавил из себя: « Но вот что странно , к тебе это не относится, ты автор, случайно оказавшийся на страничках нашего мира, по отношению к нам ты так же виртуален, как мы по отношению к тебе, но есть в этом городе один странный человек, вро-де, иностранец. Так вот его я понимаю как никого больше» - и после многозначительной пау-зы ,понизив голос,-«понимаешь, к чему я клоню: Только одного ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СЫНА, встре-ченного мною здесь, я мог понять безусловно …Хотя нет ,есть и ещё один. С виду такой же, но совершенно на него непохожий, как-бы Тень-Двойник того, первого, этот миститческий двойник ходит с забинтованным грязной марлей лицом , в перчатках и белом цилиндре. Он и есть загадочный главнокомандующий армии,осаждающей город, в котором уже полно его скрытых диверсантов. Пока по этим улицам неприкаянно бродит Первый, у нас ещё есть на-дежда перетерпеть Покровскую Блокаду » -- «А если второй пересилит?»- сдерживая в голо-се суеверную дрожь спросил я. И призрачный солдат ничего не ответил, исчез с перекошен-ным от ужаса лицом. И уже в ином свете вдруг представилась мне вся эта с виду нелепая , паника и неуверенность в завтрашнем дне, нагнетаемые , редкими подпольными газетами с их подзаголовками: «Безжалостый враг наступает, уничтожая всё на своём пути» , «Большая часть страны оккупирована», «правительство бросившее нас на произвол судьбы», «Россия держится из последних сил», «За нашей спиной лишь Матушка-Волга и Священные Ураль-ские горы , отступить за которые равносильно духовной капитуляции». «Защитим последние рубежи до последней капли духа.» Казались теперь пугающе реальными обрывочные све-дения об уже давно оккупированной неприятелем Москве, марионеточным, ничем по-суще-ству не управляющем правительстве и редких , всё ещё остающихся очагах сопротивления вдоль линии геополитического разлома на Европу и Азию, и о всё ещё происходящей под превращённым в руины ВОЛГОГРАДОМ грандиозной битве, решающей нашу судьбу (Послед-няя СТАЛИНГРАДСКАЯ БИТВА ЗА НАШИ СУДЬБЫ)…
Соледующая наша встреча с призрачным солдатом была не столь впечатляюща. Он был какой-то расслабленный и дурковатый, словно только что покинул весёлую и не очень-то склонную к трезвости компанию. «Помнишь , Лёха, раньше я ведь был очарован этими пате-тически- обморочными операми Вагнера, порою по несколько раз в неделю мотался в Сара-тов чтобы очередной раз оглушить себя каким-нибудь «Золотом Небелунгов» или на худой конец «Лоэнгрином» и постоянно напевал что-то соответствующее» (неудачно пытается на-петь на память какую-то мелодию). «Да, конечно помню - прервал я его, поморщившись,-- тогда ты был уникально развитым ребёнком, нашим родителям тебя всегда в пример ста-вили : мол вот , глядите чего удалось избежать с вашими балбесами , ведь статистикой дока-зано, что дети с такими выдающимися способностями как у этого становятся в будующем лишь совершенно сумасшедшими философами или серийными убийцами-психопатами» . На эти мои слова,он лишь хмуро усмехнулся и продолжил: « Это происходит оттого, что таких как я в обществе воспринимают в качестве бездушного раздражающего феномена, в резуль-тате и получают в обратку то что получают. Впрочем, в моём случае статиститка ошиблась, я оказался на стороне отравившего моё детство человечества и даже пожертвовал ради него своею драгоценною жизнью. Не о том речь …Знаешь, до чего я докатился, что я насвисты-ваю теперь?»- готовясь к новой порции мучительной какофонии, я потёр уши и чуть отошёл в сторону. «Теперь у меня удивительно мелодично звучат частушки, вот послушай, придумы-вается буквально на ходу: (поёт) :
Коль какой-нибудь Кузнечик // Разругает твой роман,
Оскверняя из-под печки // метафизики туман,- не трави убогим ран,-// кинь ему на огуречик.
Ну как?» -- «Крайне удручающе» -покачал я головой, с неудовольствием почувтвовав ядови-тую стрелу, выпущенную в мой адрес: «Зачем ты берёшься судить о совершенно виртуаль-ном для тебя мире, неужели тебе нечем больше заняться как поучать выдумавшего тебя ав-тора, разрушая этим иллюзию реальности происходящего, которую я всеми силами пытаюсть создать у читателя?!» - «Извини, но должно быть природа теперь у меня такая. В соответст-вии с твоими же замыслами, в глубине которых ты сам ещё не можешь себе дать отчёта, до поры до времени. Да и что невозможного в том что я попрекнул тебя за мгновенную несдержанность по поводу ещё неслучившегося обсуждения ещё ненаписанного романа? В этом запутанном мире, где всё должно ненавязчиво удивлять, неконтролируемо расти и ви-доизменяться, свободно жить и свободно умирать, выбиваясь за рамки механической, слиш-ком правильной логики. Ведь ты же знаешь сам: этот мир должен быть живым несмотря ни на что, даже вопреки тому что автору нравится или не нравится». «Скорее всего ты прав,» - несколько умиротворённый уже привычной невероятностью происходящего сказал я, заку-ривая сам и протягивая сегарету другу, - «Что-то у меня голова разболелась, это опять всё те же неотвязные навязчивые сны присятся в голову. Видно это не с проста, -- что-то там назрело . Я пожалуй пойду, дружище, у меня сегодня будет тяжёлая ночь. Прощай». Пошаты-ваясь от внезапано накатившей по всему телу слабости я побрёл назад. Подойдя к зданию когда-то бывшего бара «Жигули», я остановился первести дух и оказался свидетелем следу-ющих сцен поблизости.:
Сцена 1. Хохочущая санитарка со встрёпанными волосами и задранным, словно для стирки, подолом,сидела на ступерньках и, хлопая себя огроменными красными ручищами по голым ляжкам, рассказывала безрукому солдату со скошенной шеей о том, как она в очередной раз до полусмерти избила своего непутёвого мужа, едва он снова, забывшись, заикнулся о недостаточной проработанности её теософических идей и поспешно-панических выводах о грядущем Антихристе. Не рассчитав своей силищи она случайно зашибла и саму себя. Раска-зывая, она сидела в соблазнительно-тантрической позе вожделенно вздыхала и подмигивала солдату и тот, убаюканный её словами, всё ближе к ней пододвигался, пристраиваясь обнять своими жалкими обрубками, но только бестолку елозил по скользкому камню, жалобно при-читая: «Вот…Признали годным на конную службу…Гонять законспирированных под кротов вражеских лазутчиков…Они, же сволочи, таких Иелоустонских ям понарыли, просто жуть…Вот и оступился конь, попал копытом в край ямы, я и не удержался в седле, покатился камуш-ком вниз, сломал шею… Что же это , милая барышня, за война-то такая. Вот Гераклит, поди, назвал бы её ГЕЙМАРМЕНИЧЕСКОЙ ВОЙНОЙ (примеч.: геймармене – древнегреч. Термин, озна-чающий злокозненный рок, чужнродную неотвратимость). Для нас с вами она вроде бы кон-чилась, а всё ещё воюем. Мобилизация Последнего Резерва называется. Вот завтра под вра-жеский город с ротой иду в диверсиионный «оранжевый» поход,стоять стойко на тамошнем Майдане, как они сторояли на нашем, с дурацкими плакатами («Остановим мировой ванда-лизм и Правительство некрофилов»), и этим мстить неизвестно кому за Великих (всё разва-ливших) Иерархов, чьи нетленные могилы разрыли прошлой ночью на старом кладбище, ка-кие-то шутники или придурки, а может быть обыкновеннейшие кроты мутирующие до нево-образимых размеров. А мне-то зачем всё это нужно! Я Бодлера и Оскара Уайльда наизусть знаю,к красоте женской неравнодушен. Вот с вами бы повоевать.Знаете, мадам, вам бы перь-ев павлиньих побольше в распущенные волосы, роскошные кружева на полупрозрачной ки-сее вместо платья, так чтобы соски были видны,и строгий лондонский монокль у этого суро-во-непроницаемого лица . Великолепнейший образец квазиинтелектуалной гранд-кокотт полу-чился бы. Женщина мечты!» . Он сцепил её плечи обрубками и только начал подтягивать ос-тальное свое тело,как она завизжала и дёрнулась от него прочь,произнеся брезгливо: «Какая глупая ваша смерть! У достойных людей не может быть такой позорной смерти.Пойду,поищу кавалера поблагороднее. От такой шантрапы червяками затошнит». И убежала, хохотнув из-дали. Солдат судорожно схватился за грудь, и начал было закатывать в отчаянии глаза, но тут же, словно вспомнив что-то безжизненно опустил обрубки и, по-привычке поколотив в дверь бара ногами поплёлся прочь.
Сцена 2 «Вот вы образованный человек, -говорил майор старозаветной постсоветской авиа-ции в самое ухо долговязому сержанту повесившемся прошлым летом на шнурке собствен-ных триалектических антиномий. – да и я в некоторой степени не дурак. Хе-хе. Но не возьму я в толк: почему люди всё ещё не понимают простой интуитивной истины, что мы живём в лучшем из всех возможных миров, что это лишь наше животное, алчущее грубых удовольст-вий начало, лишённое привычных пайков и увольнительных , заставляет нас ныть и видеть всё в черном свете, тянет в уже лишённые всякого смысла самоволки и опасные игры с ис-пользованием табельного оружия( русская рулетка и др.) . Мы давно переросли определяю-щий нашу жизнь Священный Устав и Кодекс чести. Всеобщий раздрай,есть следствие повис-ших в пустоте неуправляемости и предоставленности самим себе внеуставных отношений. К сожалению, никто и не думает восстанавливать нарушенную онтологическую субординацию в новых условиях.Чистка в «системе» произведена, но «Генералиссимус» сделавший это в своих тайных целях в последний момент вдруг плюнул на всё,заскучав и уехал на горнолыжный курорт где сломал себе с дуру шею. Но результаты сделанного уже не отменишь : никто больше не способен жить по Уставу,но и совершенно без Устава жить ещё не привык, отсю-да, парень, все наши проблемы, все эти бабьи сопли и вконец разболтанные нервы. Самодис-циплина – вот корень нации и бытия! Предлагаю с достоинством обречённого признать необ-ратимость случившегося : спешащий нам на подмогу бронепоезд союзников также оконча-тельно и бесповоротно подорвался где-то за горизонтом событий… И прекратите свой иди-отский свист, сержант, ваш цинизм низок и обманчив. Вы так же несчастны и подлы как все остальные и не делает вам чести манера жеманно выкаблучиваться в вариациях поражен-ческого свинства….» и тут же сбившемя, потерянным голосом продолжил: «прости дружище старого ,выживающего из ума вояку. Дух мой всё ещё витает в легендарном прошлом, а ду-ша уже заботится о собственных поминках...Вот какой каверзный вопросец заботит меня всё это время. Мертвы ли мы на самом деле и если мы мертвы, то чем мы мертвы на са-мом деле, чем были живы, пока были живыми, не аналогична ли в чём-то жизнь смерти и как доказать обратное, какова форма Попперовского принципа верификации в нашем поло-жении?» - «Как же вы мне надоели, ваше превосходительство, сколько раз я вам говорил, что не решил я эту постсмертную антиномию,не решил. Оттого и повесился.Вам как об стен-ку горох. Воистину Chague fou a sa marotte (фр.: «у каждого безумца своя фантазия»)» .- « И всё же, - не унимался майор, - ну поднапрягись ещё разок, милый, может с какой другой стороны виднее?» - «Самая что ни на есть другая сторона эта та на которой мы с вами уже с некоторых пор находимся. Куда уж дальше, разве что совсем вывихнуться в пятое измере-ние. Видимо остались ещё каверзные вопросы, не решаемые ни с какого боку».- «Сдаётся мне парень что липовый ты мертвец, и тень твоя от фанаря какая-то слишком натуральная и недоверчивый ты какой-то, колючий в общении, говоришь чересчур торопливо, словно тебе ещё есть куда вернуться. Да и, по правде говоря смерть твоя какая-то неправдоподобная, ненастоящая, с едва уловимой возможностью выскочить обратно, как у Орфея когда-то. Че-го ты целыми ночами тут ходишь ,вынюхиваешь, выслеживаешь. Ты может, казачок заслан-ный, диверсант поганый? Так я тебя быстро на чистую воду выведу». С этими словами он повалил сержанта на землю и впился ему крючковатыми пальцами в горло: «Говори морда диверсантская».- «Да что говорить-то?»- храпел,слабеющее отбиваясь, сержант. «Что есть пер-вовубстанция всего, что лежит в основе жизни и смерти? Ты же ведь сдох на этих прокля-тых антиномиях, ты должен знать!..» - сержант вдруг истерически расхохотался и расплакался одновременно: «Это ж полный абсурд! Мёртвый душит мёртвого, чтобы выпытать у него тай-ну ЖИЗНИ.Какая бестолковщина, просто сущая дурь бытия».– майор вдруг опешил, прекратил душить и даже заботливо приподнял его голову с ледяного асфальта: «Что, что ты сказал,сы-нок, повтори, ну повтори ещё раз…». Сержант скривил гримасу какого-то смирённого отвра-щения и процедил сквозь стиснутые зубы: «Какая дурь,просто сущая дурь!» – «Вот оно, иско-мое. Эмбриональная пена предбытия из которой как Венера из океана родился этот такой придурошный по сути мир. Теперь ясно почему придурошный. Но кто же является мировым дураком, Субъектом этой тотальной глубинной дури?» - он снова повернул голову к сержан-ту,но тот только бестолково таращился в небо, время от времени бессвязно начиная бормо-тать скроговоркой какую-то тарабарщину. Майор вздохнул, ему стало ясно, что от сержанта большего уже не дождаться, помог ему подняться, как мог отряхнул его волосы и гимнастёр-ку,и придерживая за руку помог сделать первый шаг:«Ну, пойдём, бедолага, искать свою обе-тованную обитель». Они медленно пошли в ночной туман, а я ещё долго слышал постепен-но стихающий голос майора, мелодично цитирующего слова Мефистофеля из «Фауста» :
Что ж, хорошо! Простое средство есть бесплатно получить покой, без колдовства: отправься в поле ты тотчас, вспаши его,мотыжь, засей, забудь о чувствах торнких, о себе, войди в тот тесный круг, где рады просто хлебу, скотине следуют в смиренье и не считают страшной жертвой вносить навоз в возделанную пашню…
Сцена № 3.«У этой войны два конца – монотонно говорил с другой стороны седой, укутанный в какой-то полумифический хитон старик, внимательно слушающим его подросткам с видом уличных мочил,- то бишь две головы.Одна голова рыбья, другая телячья, Телячья ,потому-что, хоть по ушам поленом – она всё ме да ме, ничего более не добьёшься, потому-как понятия не имеет. Эта голова- начало, потому что никто не знает с чего всё началось. А вторая голова – конец.Она всё знает, да сказать не может. Одно слово –рыба. Потому- что хоть рот и откры-вается и понятие есть, да понятие это в сердце рыбьем глубоко замочками-заморочкамим держится, не отпускается, а будет конец мира, подохнет телёнок – только смрад вселенский пойдёт - и заговорит тогда рыба божиим голосом и это будет чудо»… Заинтересованный ме-лодичностью этого сказа, я подошёл поближе. Юные головорезы, вежливо посторонились , прошептав мне на ухо молитвенной скороговоркой: «Это, дядя, наш пророк, не какой-нибудь иерарх бархатный!» . «Что им простой народ, - шептали в другое ухо,- Всё говорят о каком-то Шайне, что вот , мол он придёт и всё исправит». И ещё один голос, постарше : «А мы-то что, мы стараемся как можем, вот последнего архилиберального иерарха вышвырнем из земли-матушки, там видно будет, что делать дальше». А старик продолжал, ёрзая по хитону, словно струны арфы перебирая: «И в конце всех времён на самом краю степи поволжской построит мудрый дворник Ехтей чудесный склад для волшебных скребков и мётел. Задумает город священный отмести от пыли чёрных песков забвения, завалившей его сотни лет назад. Созо-вёт он помошников добрых молодцев и молодиц распрекрасных и устроит свадьбу славную, -кого с кем повенчает скрыто покудова, но знаю будут петь-гулять они 40 лет и 40 зим в степи бескрайней, вина Духа заморского манной небесной заедать в меру. А затем, Богу по-молившись, станут город размётывать, песок к реке Волге-Матушке мести.Тысячу и ещё один год будут мести, пока не сметут к едрене фене всю пустыню в реку бездонную и только тогда очнувшись от труда непосильного,увидят они терема чёрные и палаты царские на коз-линых ножках, храмы без креста роскоши бесовской. И выйдет к ним царь-государь, восстав-ший из раздолбанного склепа и скажет им тоном ласковым, усмехаясь криво: «Что же, ребя-та, хорошо вы сделали, что послушались рыбьей головы и тем большую службу мне сослу-жили, сатане треклятому. И за это я одарю вас щедро,превращу в придворных своих возлюб-ленных и наделю привелегией с началом каждого дня трубить в мои козлиные трубы и звонить в мои чёрные колокола. Пригорюнился дворник Ехтей, а с ним и его помощники, а Царь степной взмахнул рукой и превратились они в огромных козлов и коз, стоящих на двух ногах.Но перед превращением успел задуматься Ехтей-недотёпа: «а ведь рыбья-то голо-ва не от Бога выходит. Не уберёгся я сам и детей своих духовных не сберёг, не понял муд-рого Канта с его законом правильных анологий.»( примечание: имеется в виду Кантовское выражение: «анология это не отношение подобия, а подобие отношений»)». Старик умолк. Он ,видно, очень устал.Долго длилось напряжённое молчание,долго глядели на старика непо-нимающе-удивлённые глаза его слушателей , пока, наконец не подошёл к нему один из них произнёс, сплюнув : «Дурак, ты батюшка, и сказки твои дурацкие, недописанные.Про третью-то голову ты и забыл, а третья голова-пузо, - он с потешным прищуром обвёл взглядом добро-душно загыгыкавших приятелей и продолжил - а что она нам говорит эта третья голова?» - «Что?» - старик отрешённо глянул в глаза собеседника. «Мочить тебя пора, батюшка, вот что она говорит». Но тут же, заглушая дикий хохот уличного хулиганья откуда-то налетел с ди-ким свистом мощный порыв ветра, раздался грохот, повеяло смрадом и уличная орава рас-сеялась чёрной пылью, словно ничего не было. Старик протёр глаза , вскочил и спотыкаясь, поспешно засеменил прочь, неуклюже волоча по грязному снегу свой хитон, непрерывно крестясь на фонари и оглядываясь на дымящуюся воронку от взрыва.
Сцена №4. Один известный писатель говорит другому известному писателю (проходят рядом со мною) : «Да, Алексей Михайлович, это Россия, почти всё та же, я сразу же понял. Терпеть её не могу. Зачем мы сюда завернули? Сидели бы себе на даче у Суворина и пили бы его замечательное молоко,только что из под коровы, братец»,- на что последовал с барской лен-цой ответ: «Да вот потянула какая-то дурь бытия, словно запаздалый зов с родины. Самому непонятно»… Послышался добродушный смех первого: «Это вам, милый мой, не «хоботы» (прим. : так Ремизов называл мужской половой орган) рисовать, хотя «хоботы» у нас с вами получались просто замечательные, особенно те, что приняли филологическую форму . Кстати, раз уж мы оказались тут, почему бы нам не навестить Шперка (прим.: общий приятель Роза-нова и Ремизова)? Или давайте-ка лучше отправимся к знаменитым здешним пирамидам, я давно мечтал хотя бы потрогать руками загадочные руны и иероглифы «Покровской молит-вы» на их стенах». Послышался тяжёлый вздох, сопровождаемый несколько удручённым го-лосом: «Завидую я вам, Василь Васильич. Всегда-то вы веселы и с улыбочкой, будто и не слу-чилось с нами ровно ничего с того времени…А в России-то вам нравится, нравится. – вытяги-вал он издевательски-картаво,-- хоть вы и дуетесь всем назло…Да и мне, следует признать, положительно нравится, хотя и всё равно как-то нерадостно и тревожно на душе. Умерли вы спасительно рано,не успели сердца надорвать тоскливой дурью жизни.Фараоновы налож-ницы,золотые скарабеи, горшки из нильской глины да грешки из глины человеческой (прим.: намёк на увлечение Розанова древнеегипетской культурой)…Да вам просто повезло, лишь краешком зацепило, в самом конце…Эх, Василий Васильевич, счастливейший вы человек!».—«Ну,ну, Алексей Михайлович, не так-то завидуйте, ведь зацепило же, да ещё как, к тому же было и во мне с самого начало что-то реально-чудовищное. Это моя задумчивость.» Тут в луч фонаря попала кислая физиономия говорящего и я ясно увидел, как он выпускает язык в мой адрес и притворно дрожит, как испуганная или загнанная собака. «И к тому же у ме-ня фамилия булочная»- заключил он, отвернувшись. «Да на кой чёрт нам с вами фамилии!?» - как-то нервно аж взвизгнул его собеседник.Василь Васильич ободряюще потрепал за плечо своего приунывшего приятеля: «Бросьте это глупые мальчишеские сопли и душевную хворь. Вы же знаете я своим горьким юмором могу растормошить любого, даже египетского сфин-кса. Вот и вашему унынию не оставлю шанса. Хотите, я зачерпну вам своим черепом вон из под того фанаря (стоит там какой-то балбес глазами щёлкает) фантастического тумана. Выпь-ете за моё здоровье и за здравие добрейшей моей Варвары Дмитриевны и тотчас же забу-дете вашу тоску.Могу и так».Тут он закукарекал во всё горло и я ещё долго не мог оторва-ться от нелепого зрелища двух пожилых людей,хохоча и вприпрыжку убегающих по лужам.
Глава № 4.
Эту войну, в которой противостояли друг другу в чудовищном смешении люди и люди, люди и их оживотворённые внутренние кошмары , люди и отживающие своё , материальные формы мира( вещи,здания,культура в целом), а также непримиряемые между собой в прин-ципе ещё скрытые,но уже такие разноликие армии наших невероятно-возможных БУДУЮ-ЩИХ, - эту войну в европейских газетах назвали НЕЛЕПОЙ, принимая в ней только сугубо внешний её аспект, не кассающийся сущности мира. Слепые, самонадеянные глупцы!
До поры до времени я тоже так думал., но постепенно , по выражению глаз моих знакомых, по их растерянным, испуганным жестам, по мгновенно ломающимся улыбкам и многому дру-гому в их лицах, голосе, изменившемся образе жизни, я ощутил во всём этом то, чего не был готов ощутить раньше. Такая задержка восприятия, впрочем, легко объяснима: я ведь провёл вдали отсюда, целых двадцать шесть лет ,занимаясь поиском в провинции Шаньси близ Белой пирамиды нефритовых статуэток особого рода, странные символы на которых должны были послужить ключами к расшифровке знаменитого «Трактата Войнича». Я дол-жен был изжить образовавшиеся на душе наросты чужеродных культур, перестать сравни-вать Покровск с давно поблёкшими перед ним мистической Прагой или Дублином , чтобы город опять признал меня своим, готовым принять его мрачные тайны. Эта война самая тём-ная, самая жуткая из всех - их предельная квинтэссенция. Она всегда существовала где-то рядом , внутри нас и только в последнее время окончательно и необратимо вырвалась нару-жу, ошарашив население нежданным открытием подлинного единства всего существующего в этом мире ( даже в форме пока ещё неясного предчувствия).
На поверхностный взгляд был явный пародокс: ничем конкретно нельзя было доказать, что война эта реально происходит, но для того, кто ещё не оскотинил в себе образ человека, для того кто ещё воспринимал гулкие отзвуки отдалённых взрывов как часть своей личной бит-вы, для тех , сомнений в её течении быть не могло. Мало того, они по каким-то косвенным, только немногими уловимым признакам поверили в ещё более удивительную фантасмого-рию : в существование какого-то ВЫСШЕГО ,трагического Действа, по отношению к которому эта война , была всего лишь бледным символом , тусклым всполыхом, отблеском другой вой-ны , происходящей где-то в ином измерении между двумя по-сути дела единственными и всёрешающими космическими силами. И вот что странно: В рамках решаемых там ,недоступ-ных нашему пониманию, сверхзадач эта наша такая «маленькая» и нелогичная с виду война приобретает почему-то силу чуть ли не последнего довода.
Война эта настолько значима, магия её настолько всепроникающа, что она коснулась всех и даже уже отсуществовавших на земле(даже мира мёртвых). «Вся заковыка…» - убеждал меня мой бывший институтовский руководитель военной кафедры, - «в том что она очень медлен-но и неравномерно набирает обороты, так что некоторые обнаруживают своё присутствие на поле боя тогда когда зачастую уже окружены и разбиты, а иные готовятся загодя, объяв-ляя частичную мобилизацию, излишне паникуя ,лихорадочно строя полевые укрепления и на-мертво окапываясь на ещё бесконечно удалённых от линии фронта рубежах. Они по своему глупы(«спасительно» глупы), не понимая, что враг – не дурак: у него неплохая разведка, а нап-равления главного наступления всегда выбираются в обход серьёзных препятствий , вдоль линии уязвимых слабых точек (помнишь есть такая наука стратегия, мы учили в институте ). Они могут так никогда и не вступить в сражение и в самом конце ,оставаясь в полной бое-готовности, всё же капитулировать, повиснув геополитически в атмосфере всеобщего страха и предательства. Но ведь и неукрепляться тоже нельзя - нас просто сметут нахрен всех, скопом. И уже, судя по всему, сам же ведь знаешь, сметают, и будут сметать, пока улепётывая по-одиночке мы не остановимся, взявшись за руки, пока мы не поймём в чём тут дело, пока нас в очередной раз не клюнет в одно место жаренный петух последнего шанса. Впрочем, как говорят поболе меня знающие прагматики , посыпая голову уже не символическим пеп-лом, до этого осознания слишком далеко, и мы едва ли успеем во время НАЧАТЬ УДЕРЖИ-ВАНИЕ ПРОРВАННОГО ФРОНТА, если, конечно же, снова природа не поможет»… и затем про-должил, испуганно глядя в зеркало: «Всё ещё более осложняяется тем, что враг обладает фе-номенальными способностями к мимикрии, он может маскироваться даже под наш собст-венный образ, заходя с флангов и тыла, ведя такую коварную партизанщину, которая и не снилась нашему Ковпаку»..
Возможно к этой странной войне как-то относились и многочисленные чудесные происшевст-вия с самыми обыкновенными вещами.Например третьего дня у меня непонятно отчего сго-рели домашние тапочки и потухла лионская свечка в прихожей, залитая водой из китайско-го кувшина ,забытого мной в шанхайской гостинице а теперь оказавшегося нежданно-нега-данно на моём письменном столе. На его донышке оставалось ещё немного воды и в ней плескалась маленькая задыхающаяся золотая рыбка. Что за чертовщина, подумал я, доливая осторожно рыбке воду, набранную из самой чистой лужи (водопровод давно вышел из строя усилиями замаскированных под самих себя диверсантов). Мало было надежды, что рыбка примет эту воду( а что было делать?), но рыбка приняла с благодарным бульканьем. И я ду-мал, с растерянной улыбкой глядя на её забавно неуклюжие движения, сравнивая их с вите-еватыми круговращениями собственной мысли: «Вот и вещи стали не только орудием в ру-ках человека. Они стали его серой звездой, более тонко чувствующими свидетелями и участ-никами близящегося мирового коллапса, сошедшими с ума чуть раньше человека. Всего лишь на несколько бесконечно долгих часов вечности раньше». И тут же ещё один парадок-сальный конферанс всеупрощающей мысли: «…А что , если это всего лишь люди из глупого страха видеть свою душу расколотой ( на два фронта), перенесли это самоощущение на внешний мир - ощущение Новой Гражданской Войны с портретами Фельдмаршала Шопенга-уэра и короля Карла Гюстава Великого (Юнга) на выцветших знамёнах»
Блуждая по городу и приглядываясь к его типичным обитателям, не мучающимися миро-возренческими дилеммами, типа доводившего меня до слёз, но, постоянно ускользающего, идеального соотношения Entselbstung и Verselbstung (нем. «саморазложение» и «самовоста-новление» термины аналитической психологии Карла Юнга), я понял ещё одну вещь. Для ос-новной массы здешних жителей, вопрос с исходом своей внутренней битвы был, так или иначе решён в пользу капитуляции. С некоторых пор они утвердились в мысли, что жизнь наконец-то возврщается в своё стабильное русло , хоть и кажется безъисходно паршивой, но всё, («верь, товарищ!») рано или поздно и вовсе наладится, вернётся на круги своя, разумеет-ся после выплаты соответствующих «контрибуций и репараций», несмотря на то ,что их по-ка никто не думает назначать , а город продролжает героичечски самообороняться . Впрочем в самое последнее время грызёт меня червячок сомнения, что не всё так очевидно на са-мом деле, видно не совсем я ещё свой в этом городе, чтобы он раскрылся мне нараспашку. Вспоминается всвязи с этим предчувствием один древнекитайский трактат, в котором приво-дился пример достижения стратегической победы путём полной тактической беспомощности. Состояние то ли войны, то ли смуты, то ли симптома какой-то нетипичной психической пан-демии, занесённой метеоритами превратилось в такую же привычность и скучность как и этот вечно-моросящий жидко-серый дождь, пропадающий в толстой провисшей густыми ошмётьями плесени , наглухо закрывающей окна многоэтажек, от луж и до самой крыши… И эти люди были дёйствительно по всем принятым канонам сумасшедшие, как наконец-то зак-лючили не очень-то догадливые поначалу члены Красного Креста из европейских стран. Только недолго они наезжали сюда в самодовольной надежде помочь убогим. Вскоре им стало ясно, что занимаются они не тем чем нужно, а, скорее всего, как раз наоборот. Им сначала казалось, что они просто упустили время или это действительно какая-то неизле-чимая психическая болезнь именно в местных условиях прогрессирующая чересчур быстро. Специалисты Запада раскладывали по атомам человеческий мозг, напряжённо вглядывались в глаза местных аборигенов и истошно кричали в уши этим бестолковым русским, погружён-ным в состояние блаженно-придурошного самадхи,некоторые из которых порою лишь ехид-но улыбались, словно хранили некую великую, пусть и позорную тайну, до которой Европе никогда не дорасти а иные из жалости к глотающим успрокоительные таблетки и хватаю-щимся за сердце учёным иногда произносили в стиле горьковского Луки что-то вроде это-го: «Вам не нужно знать, мы уж сами как-нибудь перетерпим, переплавим всё на своей при-вычливый шкуре. За мир грешный пострадаем искупительно. На мешай нам барин, осторо-нись покудова»,и смотрят исподлобья,играя желваками, как ожившие вдруг каторжники со старинных гравюр времён Фёдор Михалыча. И совсем опустили руки мудрецы заморские, смотрят деревянно, глазами моргают и убираются восвояси, укрепляя пограничные полосы : неизвестно чего ждать от этих русских то ли априорных капитулянтов ,то ли будущих побе-дителей, мастерски скрывающих до поры до времени свой «odium dignitatis»( лат.: «невыно-симость достоинства») под маской «otium indignitatis»( лат.: «покой недостойности») . А ведь поначалу такую деятельность развернули! Понастроили гуманитарных дурдомов по всей стране! В каждом крупном городе аж по два, по три. И санитары всё молодые, здоро-вые, психически подготовленные . Только выгнали санитаров, своих врачей поставили, пере-именовали дурдома в «Дома альтернативного здоровья» и стали в них проводить что-то вроде инициатических процедур ( что-то подобное нейролингвистическому программирова-нию в аранжировке пыточных камер Ивана Грозного). Поглядела, поглядела Европа, попыта-лась даже как-то поучавствовать для самообразавания, как ещё легендарный Хайдеггер со-ветовал («сущность фюрерства в том, что ведущий ведом теми, кого ведёт» цитата из его «Ректорских речей»), да только не перенёс её нежный организм столь грубых и острых блюд.Она и махнула рукой, мол , будь что будет: «Может быть они просто веселятся так, сво-лочи, и будут ломать перед нами свою чёрную комедию, пока мы окончательно голову над всем этим не поломаем, а потом возьмут нас голыми руками ещё тёпленькими». А в это время на территории Российской Полуавтономной Конфедерации развернулась деятель-ность иного рода (опять во всё тех же, догоняющих и наподдающих ей темпах). Как было сказано: недостаточно здоровых, сначала исправлять решили по эксклюзивному националь-ному проекту Усовершенствованно-Режимного Либерализма , а когда кривая количества на-ционального продукта стала медленно надламываться к точке Нового Голодомора, решили что-то поэкономнее придумать, временно отступив от либерально-недемократических ре-форм в сторону Антикультурной Революции (смешав в одну кучу НЭП, Мао Дзедуна , Киев-скую майданщину, того Юнга, Дона Хуана и прочих). То есть зачислили их всех в «пятую колонну», в предвоенное время подлежащую насильной депортации в упорно-нецелинные районы или уничтожению , что и делали в течении определённого времени (пока не призна-ли ошибку слишком прагматических перегибов) , от случая к случаю, где придётся и как под руку попадётся, где кулаком в ухо, где коленкой под ребро, где зверскими методами руко-пашного гипноза. Это тотальное мочилово на официальном уровне вскоре потеряло послед-ние оправдания хозяйственного рационализма и было признано просто национальной рус-ской забавой, в рамках возобновления культурнорй ( вспомните 90-е годы) программы по возрождению национальных традиций ВЫСОКОГО ВНЕКУЛЬТУРЬЯ. На этом этапе, с первого взгляда было всё куда цивилизованнее (в соответствии с европейскими конвенциями об аб-солютно-полном разоружении бывшего стратегического врага): ни огнестрельного ни даже колющего оружия в России не осталось . Куда оно делось(?) - непонятно , - ну ,как в бездну кануло. Европейские комиссии искали, искали – не нашли, признали этот феномен метафизи-ческим пародоксом и на этом успокоились, одёрнув некоторых излишне озабоченных , су-нувшихся было ворошить кипы древних трактатов медленно рассыпающихся за ненадоб-ностью в запасниках национальных библиотек. Впрочем Россия и на этот раз прекрасно решала свои национальные задачи, несмотря на неблагоприятные обстоятельства. Лозунг: «Мочи умников! И прежде всего в себе самом! » - в определённой транссперсональной ин-терпретации стал наконец-то полноценной заменой бесконечно искомой национальной идее. Правда теоретическое указание на самопреобразование личности по заветам Раджа-йоги большинство населения поначалу приняло слишком натуралистично-буквально и только наполовину,к тому же на первую половину. Что было толку от растерянно слышащихся впос-ледствии официальных оправданий : «Мы не то имели в виду, речь шла о доктрине надна-циональной индивидуации, о преодолении внутренних помех процессу обретения общече-ловечкской глубинной русскости (примечение : речь идёт о современном аналоге «реализо-вавшеейся САМОСТИ» Юнга, как гармоничном единстве бессознательного и сознательного , деффективоно-пароноидальной формой которого являются европейскость и азиатчина), о выведении в сферу широкой общественности сверхрациональных поисков Духовной Софии, сущностью которой было слияние всех со всеми,чему мешало чересчур рационализирован-ное эгоистическое евросознание.Откуда нам было знать что средний россиянин не читает ни индусских мистиков,ни даже Шопенгауэра и всё в конце концов выльется в это прими-тивное просветительство и кровавый гностицизм маргинальных слоёв, принявших к дейст-вию единственно им понятную вульгарно-ницшеанскую форму! Мы-то хотели как лучше! Но мы оказались чересчур идеалистичны для этой неразвитой страны!Но разве ж переизбыток мудрости это грех? А посему умываем руки!».Маргинальным слоем оказалась к их недоуме-нию, вся Россия,то бишь Лучшие Люди (правительство) попали который раз в свой собствен-ный сопливый нос, всё ещё горделиво и нескромно задранный, несмотря на параноидальную логику происходящего вокруг, сложившегося не без их прямого участия(хреновы экпиримен-таторы),и теперь окончательно недоступного какому-либо контролю или хотя бы пониманию.
Моё упорство и установка на более ранние и длительные прогулки дали,наконец свои пло-ды…С каждым днём , особенно ранним, промозгло-смутным утром, на улицах всё больше стало появляться жителей, отвлечённо застывших в позе лотоса среди бесконечно разрос-шихся городских помоек, удушливый смрад от которых, окзывается, так способствует медита-тивному вхождению в состояние, которое я после разговора с некоторыми из медетирующих определил как sat-cit-ananda (санскр. «сущий-мыслящий-пребывающий в блаженстве» термин из веданты).
…Постепенно эта необыкновенная война приобрела иной но столь же проитиворечиво-аб-сурдный характер. Теряя оскал очеловеченного зверства, скорее навязанный, чем свойствен-ный национальному нашему складу (прим.: две мировые войны и прочие кровавые эпизоды истории имели своим происхождением Европу), эта война вырождалась в более историчес-ки-привычные , обывательски-подляческие формы экологических деверсий(знакомы нам ещё с хрущёвских времён), посредством засыпания мусором и иного рода загаживания террито-рий соседних городов. Частично это было вызвано обострившейся объективной необходи-мостью, всвязи с неимоверно возросшим в последнее время количеством мусора всякого рода, но вот при изучении вопроса откуда он появился в таком количестве, люди столкну-лись с неразрешимой логической загадкой, переводящей судя по всему объективные фено-мены в субъективные. Особенно озабоченные этой проблемой мудрецы называли этот му-сор метапсихическим и видели его источник внутри человеческих душ, как-бы гниющих за-живо и материализующих своё внутреннее состояние наружу(процесс классической эксте-риоризации – проецирования изнутри наружу). Некоторые указывали способ решения этой «мусорной» проблемы, что-то вроде «зелёных революций» , к торорым призывал ещё Маха-тма Ганди. Из газет : «Наконец-то безусловно подтверждены слова великого индийца о том что города вообще противоестественны с точки зрения нормального существования чело-века, что придёт время и человечество поймёт, что нужно покинуть эти тесные каменные джунгли и поселиться на лоне природы, где ещё вполне достаточно места для наших, увы, вездесущих помоек». А вот какая-то московская философствующая дама, вольяжно проводя вдоль губ толстенную пурпурного цвета авторучку, замечает на этот счёт в своём телешоу: «Помнится в бытность моей интимно-интелектуальной близости( подавленные смешки в зале и её самовозбуждающее ёрзание одним местом по стулу) с знаменитым М., мы обсуждали с им теорию Ауробиндо Гхоша об инволютивно-эволюционных процессах, которые берут начало в «Глобальном Разуме», то есть Брахмане. Суть данной теории в следующем: В про-цессе инволюции «Глолальный разум» претерпевает ряд стадиальных изменений (в нисхо-дящем порядке) : Существование, Сила сознания, Блаженство ,Сверхразум, Разум, Психика, Жизнь, Материя … Сейчас бы я добавила ещё одну стадию: гниющую, разложившуюся мате-рию, по сути дела её труп, то есть Тотально заполинивший всюду мусор всякого рода. Мёртвая Natura naturans Спинозы, вместо ens extensum (лат.: бытиё протяжённое) – протяжён-ная гниль бытия, бытиё протухшее. Для Ауробиндо ступень материи – это наиболее грубая и инертная форма жизни «глобального разума», который начинает осознавать себя в качестве такового лишь с помощью пробуждающегося в материи сознания, как высшего воплощения жизни, то есть с помощью пробудившегося от неведения человеческого сознания и этим запускается обратный предыдущему процесс эволюции : от материи, через органическую первожизнь, психику и разум человека и выше. Эти колебания мирового маятника по идее должны быть бесконечны, но с введением нового промежуточного члена, вся картина мо-жет быть увидена в другой, более удручающей (впрочем кому как) перспективе. Ведь если эти горы мусора . заполонившие территории наших городов, символически говорят о разло-жении, смерти самой материи, не означает ли это, что цикличность непредвиденно прерва-лась и мы вступили в заключительную, обрывающую разом всю волну стадию: смерть «глобального разума» в его самом уязвимом, предимбриональном состоянии, состоянии материи, которая вдруг какк-то проотухла?» Беспросветное уныние повисло в зале , который она, причмокивая, самоудовлетворённо обводила глазами в поисках восхищённого взгляда очередной смазливой жертвы своего, вожделеющего эксцентричных удовольствий, интелакта. Я не выдержал и, прервав свой принцип невмешивающегося участия, позвонил в студию: «Позвольте ,мадам, не знаю как у вас в Москве, может быть под вашим первопрестольным мусором и сгнило всё, кроме этой чревовещающей из мирового ануса студии, но у нас рождается, если вообще пропадала, Надежда ». И я показал ей снятые на сотовый телефон сцены с медетирующими в мусорном океане не до конца ещё почившего «Глобального Ра-зума» покровскими отшельниками. Что тут началось. В зале все ломанулись, круша стулья к демонстрационному экрану и перебивая друг друга, тыкая пальцами в невозмутивые еле заметные фигурки, начали о чём-то самозабвенно спорить. Учёная дама , уязвлённая неожи-данной потерей внимания к своей особе, как-то стушевалась с непривычки , но через миг уже уходила в возмущённо-расстроенных чувствах , поддерживаемая за мощную талию сра-зу несколькими новоиспечёнными поклонниками, кидающими яростные взгляды в сторону взбесившихся примитивов . Правда этот инцидент не возымел ника-ких последствий и был через некорое время удачно замазан очередны-ми телевизионными соплями, погрузив в беспрсветную, запутавшую все следы, ночь тревожных предчувствий .
Глава №5.
Увы, излишне долгие частые прогулки по улицам города не могли не сказаться на моём здоровье. В позапрошлый четверг меня, видно, серьёзно просквозило и пришлось почти целую неделю пролежать в постели с сильнейшим жаром.
Брат был не на шутку обеспокоен моей болезнью, но старался не подавать виду и всё время растерянно улыбался, то с неловкой заботливостью поднимая мне одеяло до подбо-родка, то скорбно отварачиваясь,чтобы не видеть моей мучинической гримасы при сглаты-вании лекарства. Жена его, с которой у меня всегда были сложные отрношения, делая у виска знаменательный жест пальцем ( думала, что я не вижу),бормотала злорадно и впол-голоса, что этим, в сущности ,всё и должно было кончиться, а семилетний племянник-вун-деркинд, подсевщий на раннего Фрейда, смотрел на меня всё время с каким-то тупо-воз-буждённым выражением лица, обращая время от времени пронизывающе-пытливый взгляд то на отца,то на мать,словно пытаясь выяснить не таится ли в их таком различном отноше-нии ко мне какого-то запретного для него и позорящего меня знания о сделанной мною когда-то или сказанной непростительной глупости.Признаться откровенно, я терпеть не могу этого долговязого, угрюмого молчуна. Я почти уверен, что за спиною своих родителей он го-товит крупные неприятности своему «дорогому» дядюшке. Это одновременно смешное и жуткое ощущение связываясь с какими-то тревожно-смутными фантасмагориями в моей голове, измучило меня совершенно, стало навязчивым бредом, предвестием близящейся ду-шевной катастрофы. Да что же поделаешь, если я действительно с некоторых пор стал напо-минать князя Мышкина. Что-то важное давно и непоправимо сдвинулось в моей голове, пе-реконструировав структуру моего восприятия во что-то беспрецедентное. Но главная беда в том, что я никак не могу решить как ко всему этому теперь относиться: То ли вижу я окру-жающий меня мир правильнее и глубже чем остальные, то ли это всего лишь моё урезан-но-личное восприятие, не претендующее на общезначимость, то ли вообще вижу я какой-то другой мир,а жить приходится в этом, то ли никакого мира нет вообще, а есть лишь отве-дённая для плоских выдумок о нём или чём-т о подобного глубина внутри моей души в стиле Платона или Шеллинга (прим: утверждал тождество субъекта и объекта, бытия мысли-мого и бытия протяжённого). Насчёт глубины-то, по своему субъективному убеждению, я не сомневаюсь :уж больно глубоко завяз я в этом, как говорится с ручками, не выбраться.
Больше всего не люблю я глаз, смотрящих прямо в глаза и нескзанных слов затаившихся в едва заметной, многозначительной усимешке, особенно, когда это усмешка и глаза ребён-ка, развитого не по годам... Что-же, - выслеживай, высчитывай, ласкай мои возможные и не-возможные грехи, чёртов ребёнок, выпытывай их у своих родителей. Да вряд ли тебе пос-частливится, приятель. Мать-то твоя хоть и вся на виду со своими обидными жестами и те-перь такими колючими , но когда-то удивительно красивыми и нежными глазами!.. Но это только кажется что она что-то знает, на самом деле она уже не знает, не помнит ничего… ничего… А отец твой, пожалуй, и догадывается кое о чём, но он слишком сложен для твоей маленькой головки, дружище, как впрочем и для моей…И всё же (совершенно необоснован-ный, но такой натуральный страх), я боюсь, что ты всё же дождёшься удобного случая и ука-жешь на меня какому-то страшному чёрному человеку, склонившемуся в безвременье над мировым письменным столом и произнесёшь эти давно, давно готовые в твоём сердце слова: «Что же вы, гражданин Автор, обещали не вмешиваться, а крутили шашни со своими героинями, наставляя рога собственному брату. Мало того, сотворили какой-то тухлый мир- покойницкую, невинных ни за что погубили, заставили их бесприютно шляться по промозг-лым улицам , а того кто действительно виноват во всём этом ,то бишь свою блудную тень, всего-то лишь на неделю в постель уложили. Я понимаю, он, как зией скользок (вам ли его не знать!), как преступная мысль неуловим, может отплеваться, отшутиться, прикинуться смер-тельно больным, но я-то его по своей сверхдедуктивной детской неискушённости и подце-пил на крючок его же нечистой совести. Вот он - действительный сумасшедший, фантазёр и беззаконник. Бери его и сделай ему самую мучительную кару ибо он её достоин, уже хотя бы за то, что посмел начать именно такой НЕМОЩНЫЙ РАДОСТЬЮ ЖИЗНИ роман».
Пусть это правда, что детскими устами говорит Бог, то почему именно этими, почему он не скажет этого прямо тому чёрному всемогущему для нас СУЩЕСТВУ, истинному виновнику , сотворившему всё(и меня в том числе)таким каким мы не хотим ,чтобы это было. Вы ска-жете что ведь это же антиутопия,требования жанра и всё такое прочее. Но почему выбран для таких достойных целей такой глупоусложнённый, несправедливо-мстительный способ, зачем эта, раздражающая и так горящие язвы имитация жизни? Неужели же нельзя просто констатитровать всё как необратимый факт и заглохнуть в своей Вечности, скрипя зубами то ли от своего бессилия, то ли от неумения. Говорит ли это об ущербности или несовершенст-ве того Высшего Существа,о нерасчётливой спонтанности его поступков ? Неужели же прав был Ауробиндо,с его логиическим противоречием,что, мол,если исключить из Бога всё зло и несовершенства (Ungrung Якоба Бёме),он окажется ограниченным и не таким уж абсолютным (критика доктрин майявады). Неужели же Бог такой же, в сущности Ограниченный Субъект , как и мы,только в силу своих чудовищных возможностей,столь же масштабно и запутавший-ся, растерянный,мучительно пытающийся понять и найти выход из сложнейшего онтологи-ческого уравнения с бесконечным множеством неизвестных, и при всём своём почти абсо-лютном старании,всё же мало что тут понимающий, и по большому счёту ничего не способ-ный сделать(не знающий КАК сделать, как решить задачу). Может быть и этот роман,- на са-мом деле это его очередная, столь же несовершенная попытка, осуществлённая по традиции чужими руками, попытка если уж и не отыскать решение, то как можно дальше в вечность оттянуть его зловещую неотвратимость. В этом смысле настоящим автором является он, а я лишь персонаж выдумавший, представляющий его именно таким, выдуманный им же, проек-ция от проекции(ens cogitas – лат.: бытиё мыслящее), средство от средства, седьмая пена на киселе natura naturans (термин из Спинозы); а значит на моей, для того и предназначенной душе и шкуре можно и должно производить любые истязательные экспирименты, вплоть до распятия вверх ногами в вывернутом наизнанку состоянии на сломавшемся, вместе с моим позвоночником, гнилом кресте ещё одной вполне возможной по «божественному» замыслу реальности( прим.: читайте мою «Колыбельную от Св. Петра» на этом сайте)...
Вернусь однако же на нашу слишком реальную, несмотря на все мои давешние причита-ния, грешную землю… Брат куда-то вышел с вечно пустой авоськой, жена в сердцах гремела на кухне вечно пустой посудой, по временам то ли плача, то ли зацикливаясь в надрываю-щем сердце бормотании. И только племянник, как когда-то священники над постелью умира-ющего, сидел рядом с томиком «Судебной психиатрии» на тощих коленках и ждал, ждал мо-мента, когда я наконец-то облегчу свою душу саморазоблачающими и жуткими откровени-ями, чтобы заклеймить меня затем последним приговором. А мне с жутью мерещилось ,что из этого безобидного, пока ещё, существа, лет эдак через 10 -15 выйдет самый потрясающий головорез из всех существовавших доныне. Ну,там,какой-нибудь ревнитель истинной справед-ливости, наставник законопослушного юношества. Пока его тонкие и длинные губы в улыбке напоминаю оскал ещё не искушённого человеческой кровью вампира из голливудских филь-мов; настороженно оттопыренные уши тщательно прислушиваются к биению только одного, моего, сердца, а по-собачьи подвижный нос ещё может ошабаться относительно родившихся или неродившихся в мозгу своей жертвы преступлений, но что разовьётся из всего этого дальше? Во всяком случае я не хотел получить «отпущение грехов» от подобного духовника… Ведь в конечном счёте это обернётся экзекуцией похлеще любого четвертования, правда, в более изощрённом,духовном варианте.На расколотом историей фундаменте дикого либера-лизма (гобсовский принцип: «человек человеку волк, закон и порядок») вырастает новое по-коление, жестокое, бдительное и нечеловечески хладнокровное. Для них уже с ранних лет наивно-смешны и не вызывают даже истроческого восторга древние гильотины и электри-ческие стулья, разве что самурайская практика превращения в бесформенный обрубок своих врагов-ниньзя, да Платоновы недоразвившиеся грёзы о собачьем постчеловеческой цивили-зации, чем-то подзабыто сладострастным тронет их очерствевшее сердце. Самые интеллекту-ально развитые из них ещё способны найти для себя, что-то поучительное в Апокалипти-ческих преданиях и житиях святых отшельников, особенно индийских, но всё равно, по-боль-шому счёту считают и это глупым мифом и пошлой дребеденью, по сравнению с тем ужа-сом тотального контроля, который медленно приближается вместе с их взрослением…В одном древнем моистском трактате, прочитал я как-то : «Погибнет мир, если оторвутся от вас дети ваши (Ю ся) и не вернуться в отчий дом, устав от ослепляющих блудных стран-ствий (ся юй - «вольное странствие»), и не очистятся от всего налипшего на их души в этих скитаниях зла отчуждения святым огнём родительского очага и древней заботы ( Цзянь ай – «Всеобщая любовь»)»…
…Конечно, может быть я и впрямь, сумасшедший, Может быть я вижу не так,как есть на са-мом деле. Даже, может быть , с собственного, тщательно таимого перепугу, я вижу так как не хотел бы видеть, как не хотел бы видеть никто…Но тогда в чём же я виноват? А если и виноват всё же (хотя бы в том что начал этот злополучный роман), то не оправдывает ли меня хоть чуть-чуть то, я ещё продолжаю удерживать в своём сердце этот «слабенький лучик надежды», хотя бы в виде таких до смешного нереальных ( как положительные герои у Сент-Экзюпери) святых, коченеющих в позе лотоса на мусорных кучах.