Водружение греческого флага

Андреас Макридис (греч. Ανδρέας Μακρίδης)

Перевод: Borodkin V. Mikhail

Водружение греческого флага

Памяти Христоса Циартаса

В день тезоименитства Макария мы в два счета сделали греческие флаги, чтобы украсить улицы и почтить нашего национального героя¹. Немного синьки и белая простыня – этого было вполне достаточно для наших скромных флагов. Отбеленная простынная ткань стала крестом, а синька – четырьмя прямоугольниками, олицетворяющими небо и море. Белый и синий, цвета нашего национального флага, цвета нашей цивилизации и истории, сотканной из света, неба и моря.

В тот день англичане надели свою демократическую личину, и, кичась своим либерализмом, позволили вывесить греческие флаги. На следующий день они снова вернулись к политике устрашения населения, применяя аресты, бессудные убийства и массовые расстрелы². Английский либерализм продержался всего двадцать четыре часа, ровно столько, сколько может прожить зверь без вкуса свежей крови.

Толпа ребятишек, среди которых был и я, собралась мастерить греческие флаги во дворе одного из домов, недалеко от нашего. Хозяин домовладения, господин Андреас, разрешил нам пользоваться зацементированным полом, что нам очень подходило – земля и пыль не пачкали наши сине-белые полотнища. Тогда я еще не понимал, но сейчас я восхищаюсь гражданским мужеством этого человека. Господин Андреас был родственником героя ЕОКА Христоса Циартаса³, павшего в бою с англичанами 16 марта 1956 под деревней Хандрия.

Во дворе начался шум и гам: кто на коленях, а кто стоя, красили простыни, кто-то разводил синьку и наносил ее на ткань. Кое-кто побежал за палками и булавками, чтобы смастерить древки для флагов, несколько девочек убирали мусор. Наши голоса, должно быть, разносились по всему кварталу, как крики диких животных, попавших в клетки. Те, кто уже успел закончить с работой, поднимали высоко свои флаги и размахивали ими во все стороны, проверяя, красиво ли смотрится.

Когда все было готово, мы подняли наши флаги и устремились на улицы, выкрикивая «Ма-ка-рий, Ма-ка-рий». Наш «парад» пронесся по всем улочкам квартала, вызывая везде живой интерес. Мы остановились перед домом, где были расквартированы на постой англичане, и стали еще громче скандировать наши речевки. Так мы пользовались правом свободы слова, предоставленным, в порядке исключения, в тот памятный для меня день.

Оживление и суета продолжались весь день. Когда мое горло пересохло и осипло от криков, я отправился домой. Мы договорились выйти на улицу поздно вечером, чтобы отметить праздник … футбольным матчем!..

Прежде чем отправиться на игру, я взял свой флаг, вставил древко в водопроводную трубу, оставшуюся после ремонта во дворе, и прикрепил всю конструкцию к миндальному дереву, надежно привязав бечевкой к стволу. Флаг, который, с учетом длины древка и трубы, стал выше дерева, тут же «заиграл» на ветру.

Для меня это было волнительное зрелище: миндальное дерево напоминало мать, взявшую в объятья своего ребенка и поднявшую его высоко на руках. Биение флага, как предвестник грядущей свободы, пробуждало дерево к жизни: разлапистые ветви украшала зелень листвы, и ветви мирно раскачивались в такт порывам теплого ветра.

Гордый за проделанную работу, я побежал на футбольное поле, где смешался с остальными ребятами. Игра закончилась, когда солнце почти скрылось за горизонтом, и мы почти не различали мяч. Я вернулся домой, грязный, уставший и вспотевший, и где мне было вспомнить о флаге, оставленном где-то в ветвях!

Не вспомнил я о флаге и на следующий день утром, когда мы с братом торопливо собирались в школу. Днем, возвращаясь домой, я уже издалека заметил бело-синее полотнище и меня прошиб холодный пот. Праздник в честь Макария уже закончился, и теперь вся греческая символика, в соответствии с оккупационным законом, была строжайше запрещена. Нехорошее предчувствие шевельнулось в сердце как змея. Надо было скорее снять флаг с дерева, пока об этом не пронюхали англичане.

В пятидесяти метрах от нас жил какой-то высокопоставленный английский офицер. Каждый день, примерно в полдень, за ним заезжал армейский джип, забитый английскими солдатами. Периодически его охрану составляли европейские наемники. Двое солдат оставались около машины, с автоматами на изготовку, а третий направлялся к дому и вежливо стучал в дверь. Английский офицер, высоченный верзила, мрачный, как туча, спешно садился в авто в сопровождении вооруженной охраны, после чего вся процессия направлялась на местную военную базу. Вся эта активность, присутствие вооруженных людей на улицах, иностранные наемники-коммандос, обыски и аресты, все это наводило ужас на весь квартал. Английский офицер словно олицетворял своим присутствием вражеское нашествие и иноземную оккупацию острова.

Страх перед приездом англичан, и осознание вероятных последствий, в буквальном смысле, предали мне сил. Я быстро залез на дерево. Времени развязывать бечевку уже не было, поэтому я попытался вытащить древко из металлической трубы. Однако, труба оказалась слишком высоко для меня, и, чтобы добраться до нее, мне надо было залезть на самые тонкие, верхние, ветви миндального дерева. С большим трудом мне это удалось, но древко застряло в трубе и не поддавалось. Чем сильнее я тянул древко, тем больше раскачивалось дерево. Я подумал, что со стороны все это было похоже на попытки сине-белого воздушного змея вырваться из цепких когтей древесного монстра. Собравшись с силами, я дернул древко изо всех сил, и, о чудо, оно вылетело из трубы. Я повалился спиной назад, но в последний момент удержался в ветвях. В одной руке и меня остался флаг, а в другой – древко.

В тот же момент произошло то, чего я так боялся. Английский джип с офицером и солдатами затормозил в сорока метрах от меня. Сцена, которую лицезрели оккупанты, была просто немыслимой: дерзкий юнец сидел на дереве и размахивал во все стороны греческим флагом.

Я окаменел от ужаса! Англичане стали что-то выкрикивать на своем языке, а офицер указал на меня пальцем, словно дав наводку на вражескую цель. Авто немедленно сорвалось с места, два солдата выскочили прямо на ходу и направили на меня свои автоматы. Я понял, что моя жизнь висела на волоске. Все было замешано на фанатизме, жестокости и самообладании профессиональных убийц. Солдаты окружили дерево. Некстати вспомнилось, как пару месяцев назад несколько ребят из нашего города были убиты англичанами, лишь только за то, что они осмелились выйти на мирную демонстрацию с греческими флагами в руках.

Слава Богу, стрелять в меня они не стали. На ломаном греческом, разбавленном грязной английской бранью, офицер приказал мне спускаться вниз. Это выглядело довольно комично, потому что тогда мне было всего девять лет, но бравые британские коммандос рассматривали меня как опасного государственного преступника, готового пуститься во все тяжкие, лишь бы спастись.

Как соляной столп, или, лучше сказать, как тряпичное пугало, из тех, которые селяне обычно мастерят из старой одежды, я безвольно повис на ветвях дерева. В руке у меня по-прежнему было греческое знамя. Раздраженные англичане, кто по-гречески, кто по-английски, стали орать на меня, требуя спуститься вниз и бросить им флаг. Но я этого не сделал. Не из мужества или в знак протеста против тирании оккупантов, а только потому, что моя рука задеревенела от ужаса, и, как мне тогда казалось, стала продолжением древка, которое я все еще сжимал в руке.

Но, так или иначе, надо было спускаться. Едва я достиг самой нижней ветви, как один из солдат стремительно схватил меня за шиворот и бросил наземь. Второй солдат, видимо, на всякий случай, приложил меня автоматом под ребра. Не очень сильно, но мне хватило. Так я узнал, каково оружие на вкус. Позже, во время турецкого вторжения⁴, мне приходилось обращаться с оружием и даже стрелять в людей, но стойкое отвращение к оружию появилось у меня именно тогда, во время общения с британскими «миротворцами». Уже сейчас я понимаю, что в те мгновения мое розовое беззаботное детство закончилось.

Англичанин схватил мой флаг одной рукой, а второй взял меня за шиворот и поднял над землей. Мои ноги безвольно болтались, словно тряпки, один ботинок свалился. Синька с флага испачкала хищную клешню коммандос, и я закрыл глаза, понимая, что сейчас меня будут убивать.

Но больше всего меня напугали отвратительные татуировки, змеями свернувшиеся на бицепсах этого страшилища. Рисунки я не запомнил, но, кажется, там были какие-то орлы и львиные морды.

Меня потащили к джипу. Я принялся молча сопротивляться, но шансов, конечно, не было. И в последний момент, словно «Deus ex machina»⁵, на крики прибежала моя мать. Как была, с засученными рукавами и поварешкой, она бросилась на англичан, схватила меня за руку, и стала тянуть на себя, а когда англичанин меня не отпустил, отвесила ему затрещину той самой поварешкой. Все это она сопроводила такими ругательствами, которые я никогда раньше от нее не слышал. Англичане пришли в некое замешательство, и солдат отпустил меня, не забыв, правда, прихватить с собой злополучный флаг. Мать обняла меня, а я ее.

Я смотрел на маму. Небесный ангел! Я не помню, что именно она кричала тогда англичанам, да это и не важно, на самом деле. Я помню лишь, какой красивой она мне тогда показалась. Тогда ей было двадцать семь лет. Ее образ, чувство восхищение и красоты, запечатлелись навсегда в моем сердце. Теперь эти воспоминания – самая светлая, самая добрая «фотография» времен моего детства, времен беззаветной материнской любви.

апрель-май 2014 г.

Примечания:

1.Речь идет о Архиепископе Кипрском МакарииIII (1913-1977), первом Президенте независимого Кипра, основателе современной кипрской государственности. События в рассказе развиваются в августе, вероятно, второй половины 50-х годов.

2.Период английского колониального управления Кипром непосредственно перед обретением островом независимости (официально, с 1 октября 1960 г.), ознаменовался вооруженным и гражданским противостоянием английских колониальных властей (Британские регулярные ВС и наемные коммандос) и бойцами ЭОКА (Союз борцов за освобождение нации) при тайной, но действенной поддержке Греческой Республики.

3.Христос Циартас (греч. Χρίστος Τσιάρτας, 1931-1956) – боец ЭОКА, организации, боровшийся за отделение Кипра от Британской Колониальной Империи. Состоял в отряде известного полевого командира Григориса Авксендиу (греч. Γρηγόρης Αυξεντίου), который 16 марта 1956 провел успешную операцию против англичан в районе д. Хандрия. В том бою одной из немногих потерь греческого отряда стал Христос Циартас.

4.Имеется ввиду вторжение Турецких Вооруженных Сил на Кипре летом 1974 г. Итогом вторжения стала турецкая оккупация примерно одной трети острова, взаимное изгнание греческого и турецкого населения, и разделение столицы, г. Никосия, на две части.

5.«Deus ex machina» (лат. «Бог из машины») - выражение, означающее неожиданную, нарочитую развязку той или иной ситуации, с привлечением внешнего, ранее не действовавшего в ней, фактора. В древнегреческом театре так назывался кран, который позволял поднимать актёра над сценой (позволял ему «летать»), а само выражение обозначало бога, появляющегося в развязке спектакля при помощи специальных механизмов (например, «спускающегося с небес») и решающего проблемы героев.