Помочь сайту
Поздравления
Примерный сын - Глава 20
Вчера в 23:31 -
Вера Голубкова
Жертва
Пересев с велосипеда за руль машины, я заметил, что опять не взял с собой мобильник. Чтобы не заморачиваться на эсэмэсках, я послушался совета Хосе Карлоса и оставил поставленный на беззвучный режим телефон в багажнике. Было больно то и дело проверять, не звонил ли он. Не то чтобы я его не слышал, просто Корина никогда мне не звонила. Ни для каких-то объяснений, ни для того, чтобы сказать то единственное, что я хотел от нее услышать – что она соскучилась и хочет меня видеть. Я вылез из машины и достал мобильник. Пропущенные звонки были. Много звонков. Но не от Корины, а от сестры Нурии.
- Куда ты, черт тебя возьми, запропастился?
- Катался на велосипеде.
- Ты что, оглох?
- Забыл мобильник в машине. А что случилось?
- Что случилось? Ты совсем свихнулся, вот что.
Сестрица была деликатна, как всегда.
- Срочно приезжай в больницу Грегорио Мараньона.
- Да в чем дело-то, скажи!
Можно многое представить и рассчитать заранее, как вести себя в том или ином случае, но к старению родителей не подготовиться. Осознание придет само. Глядя, как они стареют, вы вдруг поймете, как хрупки и слабы их тела, им не выдержать всех натисков судьбы; кое-что они еще сдюжат, но не всё. Родители не будут с тобой вечно, заслоняя тебя от ударов, наоборот, теперь уже тебе придется заботиться о них до самого конца. Мысль о том, что они исчезнут навсегда, пугает. Мой случай, возможно, более показателен, потому что отец умер молодым, и я не допускал мысли о том, что мама тоже может умереть раньше времени. Один родитель может, двое – нет. По статистике. Таков был мой расчет, мои счеты с судьбой. Тем более моя неутомимая, ни разу не чихнувшая мама, которая вечно злилась, если кто-то из нас простужался. А ведь я ее предупреждал. Утром, перед тем как ехать на велосипеде, я брился в ванной и услышал шкрябанье замка. Немало удивленный, я наскоро обернул полотенце вокруг пояса, поскольку был абсолютно голый, и выглянул в коридор. Там стояла мама с собачьим поводком в руке.
- Куда ты собралась, ма?
- За хлебом, – невозмутимо ответила она, словно только этим и занималась. Пес выбежал из ванной следом за мной. – А, так Паркер здесь, а я его обыскалась! Надень-ка на него ошейник.
- И не подумаю! Никуда ты не пойдешь. – Я встал между ней и собакой.
- Я спущусь за хлебом. У нас имбирный закончился, а твоя сестра его очень любит.
- И как ты его понесешь? В какой руке? У сестры одолжишь?
- Вот в этой, – мама показала здоровую руку, – в какой же еще. Ладно, надевай на Паркера ошейник, смотри, как он себя ведет.
- Нормально.
- Как же, нормально. Того и гляди лужу наделает.
- Я сам его выведу!
- У него пузырь не выдержит, лопнет. Ладно, Висенте, я пошла. Идем, Паркер.
Как я говорил, маме не хватает терпения, и она не тратит время на пустые споры. Ма развернулась и пошла к двери. Пальто уже было на ней. Не знаю, право, как ей удалось, но пока я, стоя под душем, изводил себя, мама умудрилась натянуть пальто и без меня. Я попытался ее образумить:
- Мама, Паркер потянет тебя за собой, ты упадешь, и у нас снова будут неприятности.
- Ничего подобного, дорогуша, пес меня слушается.
- Ма, сделай одолжение...
Мы уже стояли на лестничной клетке. Мама уже успела схватить собаку, поводок и сумку и теперь открывала дверь лифта.
- Как ты надела пальто?
- Фатима.
- Ты спускалась к Фатиме, чтобы надеть пальто? Ты же так жаждешь с ней встречаться.
Мама действительно была в отчаянии, если позвонила в соседскую дверь. Она частенько говорила, что не верит в бога, но представляет ад, как бесконечный вечер с Фатимой.
- Да что там с лифтом, в самом деле? – гаркнул кто-то из соседей.
- Ма, – взмолился я в последний раз.
Мама покосилась на Паркера:
- Малыш сейчас напрудит.
Мне пришлось уступить, тем более что я проспал, и, в сущности, прогулка Паркера с мамой оказалась очень кстати: благодаря этому, я мог пораньше сесть на велосипед.
- Только хлеб, и ничего тяжелого. Никаких йогуртов, пирожных, газет и журналов.
Мама вошла в лифт.
- Ступай в квартиру, детка, посмотри, в каком ты виде.
И в самом деле. Пол-лица в пене для бритья, чуть не нагишом, с полотенцем на талии, – не лучший вид, чтобы красоваться на лестнице. Вот и поговорили. А потом, как я уже рассказывал, я спокойно шел по лестнице с велосипедом и столкнулся с Фатимой.
- Что-то с мамой?
Я стоял на горной парковке и разговаривал с сестрой по телефону, а в голову лезли всевозможные мысли. Будь у меня выбор, я предпочел бы узнать всё сразу, не оттягивая миг, который всё изменит, миг, когда мы не можем отвести взгляд от вошедшего в нашу жизнь и смотрящего на нас несчастья. Я выбрал знание, но в тот короткий и нескончаемо долгий, не похожий ни на что миг, я горячо молился, не зная толком, кому, в надежде избежать самого худшего.
- Перелом бедра, а в остальном более-менее. Разрешить ей гулять с собакой... Как только в голову пришло, Висенте.
В больницу я приехал в велосипедном костюме, наряде, честно говоря, не красившем человека. Как и в прошлый раз, приехал последним. По-моему, я всегда опаздывал к важным семейным делам. Всю дорогу до больницы, я твердил: “Вот увидишь, ничего страшного, несколько месяцев полежит и будет как огурчик, это ерунда...” Приемный покой отделения скорой помощи, как всегда, был забит людьми. Врачи, медсестры и прочий персонал были так перегружены делами, что никто не заметил, как я прошмыгнул мимо поста и по указанию моей сестрицы направился к коридору между родильным и кардиологическим отделениями. Все палаты были заняты, и маму вместе с другими пациентами положили в коридоре.
- На этот раз не только перелом бедра, но и трещины в ребрах, – установил диагноз травматолог, на мой взгляд, слишком молодой и неопытный для столь глубоких познаний. – Нередко травма заставляет переносить вес тела непривычным образом, – пояснял он, – из-за чего люди спотыкаются и получают повторные травмы. Особенно часто это происходит с пожилыми людьми, поскольку у них замедляется реакция.
Но мы с сестрой – возможно, и мама тоже – знали, что это не наш случай. Мама упала, потому что пес слишком сильно дернул поводок, как я и предсказывал. Точнее, предполагал, что такое возможно, но ничего не сделал, чтобы это предотвратить. Я просчитался, совершил ошибку.
- А как же дети? – первым делом спросил я, когда мы остались втроем, одни среди множества больных.
- Фатима побудет у нас, пока отцы не приведут их.
- Хоть раз в жизни пригодилась, – съязвила мама слабеньким голоском, и мне почудилось, что он донесся из другого времени и принадлежал совсем юной, незнакомой мне девушке.
- Висенте, сынок, собака...
- Где Паркер? – спросил я.
Идиот, я не подумал о Паркере. Блин, где сестра его закрыла? Она запросто могла оставить его в машине, не приоткрыв окошко, не оставив воды. Или того хуже, могла привязать к фонарю, где его могли украсть.
- Тише, мама, тебе нельзя говорить, иначе ребра заболят, – прервала ее сестра, а потом, отведя взгляд, подошла ко мне. – Он сбежал.
- Как сбежал? – Я ничего не понимал.
- Мы гуляли на лужайке, где ему нравится, – устало пояснила мама, – и он увидел катившийся мяч. Ты знаешь отношение Паркера к мячам. Он рванулся за ним, я упала и не смогла его догнать. Я звала его, а он не послушался. Думаю, Паркер меня не слышал.
- Ну всё, довольно. Паркер – собака. А ты, мама, отдыхай, – снова встряла сестра.
- Как же так? Ничего не понимаю, – пробормотал я. – Он погнался за мячом и...
- И мама, которая намного важнее твоей псины, упала на землю и не могла двигаться. К ней подошли люди, заметь, чужие, потому что ты шлялся черт знает где...
- Я же сказал, что занимался спортом. Не видишь, что на мне? – отрезал я, но сестра, плюнув на мою защиту, продолжала обвинять, с неподдельной злостью глядя мне в глаза:
- … мама была одна, слава богу, кто-то позвонил в скорую, и ее забрали...
“Слава богу!” Что за выражение такое? И с каких это пор оно вошло в лексикон сестры? Она ввернула его исключительно для того, чтобы подлить масла в огонь, чтобы, как состарившаяся, бездарная актриса, манипулятор, каким она, собственно, и являлась, сделать мне еще больнее. Но мне не хотелось испытывать худшую боль.
- Так где Паркер?
Я назвал пса по имени, и меня замутило. Мной овладела жуткая тревога. Пес. Где мой пес? Мне захотелось увидеть его прямо сейчас, обнять, погладить его мягкие уши, коснуться звездочки на шерстке, потрепать по загривку, увидеть его влажные глаза и лапы с белыми носочками.
- Не знаю, сынок, не знаю, – из глаз матери хлынули слезы, но не от боли в бедре, ребрах или плече.
- Ладно, мама, не переживай, – сказал я, а сестра сверлила меня своим убийственным взглядом, будто я собственноручно причинил матери эти страдания. – Он объявится. Паркер – умница, и отлично знает дорогу из парка домой. Он вернется.
Я сказал эти слова, но не поверил сам себе. Почему не поверил – не знаю. Я думал: мой пес погиб, чтобы спаслась моя мать. И еще подумал, что жизнь торгуется со мной и выставляет счет по итогу приходов и расходов, а пес из-за моей беспечности и легкомыслия, из-за того, что думаю только о Корине и трахе, оплатил мои долги.
- А если не вернется, тоже не беда, – как всегда, не к месту злобно буркнула сестра. – Не понимаю, зачем вам собака. От нее одни проблемы. Одно скажу: если его отвезли в собачник, то там и усыпят.
- Заткнись, Нурия, – мой голос дрогнул. – Заткнись и помолчи.
Она замолчала. Чувствуя, что меня охватывает безудержный гнев, я не хотел смотреть на сестру, иначе я ударил бы ее по вечно недовольному, когда она с нами, лицу. Я посмотрел на маму, лежавшую на высокой больничной кровати с бортиками, и взял ее за руку. Со своими седыми растрепанными волосами, редеющими с каждым днем, с мешками под глазами и пигментными пятнами на коже она постепенно превращалась в маленького беспомощного крота, которого так хорошо описал мой племянник. Пока я жалел себя в горах, маленький слепой крот снова заблудился. К счастью, всё обошлось без серьезных последствий, но это означало, что мама стареет, что она сбегает. Точно так же как мой пес сегодня, эта старушка, доводившаяся мне матерью, однажды навсегда исчезнет из моей жизни. Я подумал о Паркере, каково это – больше никогда его не увидеть. Нужно было выбираться из больницы, я хотел бежать на розыски пса. Меня снова затошнило, захотелось выблевать из себя эту ужасную мысль, но приходилось терпеть. Я чувствовал колющую пустоту в груди, такую боль я не испытывал со дня смерти отца. Мне стало страшно, более того, я запаниковал. Как те ребятишки на горе, маленькие скауты, я должен действовать, двигаться перед лицом страха. Я больше не мог выносить этот узкий, тесный коридор.
- Мне нужно идти, ма. Я должен найти Паркера.
- Конечно, сынок, конечно.
Я снова наклонился к маме и поцеловал ее точно так же, как делали сестры, наши соседки. Мне нравилось целовать маму, чувствовать ее близость, и ей это тоже нравилось, я знаю. На сестру я даже не взглянул. Я покинул больницу. На этот раз не как душа испуганной, медлительной улитки, а как несущаяся на всех парусах невинная, преданная, радостная, стойкая и восторженная душа моей собаки.
Рейтинг: 0
15 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
