Поскакал Иван-царевич подальше от гибельного места, потряхивая отяжелевшей головой, отгоняя думы мрачные.
Но оставим его на время, не все же на Руси царевичи, встречаются ведь Иванушки-дурачки. Не всем жить в хоромах теремах, для других изба; кому с периною кровать, кому и печка – благодать. Кому осетрина, а кому и щука – рыба.
Так вот сидел, сидел Иванушка на печи, тоска такая, хоть грызи кирпичи, хоть хреном по ним стучи.
И пошёл он тогда на речку, ведром рыбу ловить. А речка льдом закована – зима давным –давно. Только одна прорубь есть, да и там уже серый волк сидит, хвостом рыбу удит.
Иванушка долго думать не стал (он вообще никогда долго не думал), а подскочил к волчаре и давай его дубасить ведром по голове. Голова у волка крепкая, но и вёдра тогда не из пластика делали, а из дуба. Так что зверю не поздоровилось, еле-еле унёс он ноги с разбитой башкой.
С тех пор, кстати, и пошли волки придурковатые,- разве можно с такими повреждениями потомство умное плодить? Если дубом бой, то генетический сбой. А потом всякие неудачи, то с Красной Шапочкой, то с козлятами-ребятами.
А Иванушка время даром не терял, ведром рыбу доставал, зачерпнул разок-другой и вытащил из реки золотую рыбку. Только он о злате-серебре понятия не имел, а рыбёшка та сама по себе мелкая, карась какой-то, ухи не сваришь. Не успела золотая рыбка и рта раскрыть, что бы отпустили её за любые желания, как Иванушка ругнулся сгоряча и без всяких просьб выплеснул её обратно в воду. И давай он снова черпать, глядь, а в ведре щука большая-пребольшая.
- Вот это дело,- подумал рыбак,- не то что мелочь какая-то блестящая.
И довольный Иванушка припустился домой, уху варить, да так, что валенки с босых ног слетали.
Растопил он печку берёзовыми поленьями, достал котёл, собрался рыбину чистить. А щука высунулась из ведра, зубами щёлкнула, подмигнула ему и молвила: «Не торопись, Иванушка, меня в котёл бросать, в крутом кипятке варить, лучше попроси чего хочешь.
- Ох, сударик, да разве в одной ухе счастье, подумай получше. Может тебе разгуляться, развеяться, в гости куда сходить, сколько можно одному на печи лежать?
А Иванушка не любил с печи слезать, он и говорит тогда щуке: «А зачем ходить, на печи поеду, раз ты такая всемогущая.»
- Хорошо, Ванёк, как решишь, на печи, так, на печи, только куда скажи.
Но Иванушка раздумал ехать на печи; ещё не хватало гонять такой эксклюзив по снегу-бездорожью.
- Ан, нет,- говорит он,- щука хитрая, раз ты такая мастерица, то доставь мне сюда на печь девку Матрёну, у которой на завтра свадьба назначена.
- Ох, ты голь еси, Иванушка! Да уж быть по- твоему,- и взмахнула она своим рыбьим хвостом- плавником, из ведра вода выплеснулась.
У Ивана на печи лежит девка молода, в одной рубашечке. Обалдел Иван, но терять время не стал попусту, стал рубашечку снимать, телеса оголять; они сами рвались, видно к свадьбе готовились. Нарезвился Иван с Матрёнушкой, и пока она в дрёме была эротической, он щуке своей говорит: «Отправляй её откуда прибыла, пускай свадьбу теперь дожидается. А мужику её - мой привет и почтение!»
Да, почтил он Матрёну как надобно, будет сниться ей до исхода дней!
- А не зря я тебя не съел, щука-рыбина, подавай-ка мне теперь на блюдечке не простую девицу, а Марфу боярышню!
Делать нечего, щука плеснулась, и уж та на печи без кокошника и без прочих убранств, всё скрывающих. Ох, и ластил её Иванушка, так, что Марфушка теперь всегда сладко- пьяная.
Но прошёл и её черёд, а Иван,- не будь дурак, царевну зовёт.
Не стерпела щука: «Угомонись,- говорит,- может, я теперь и сама сгожусь. Я ведь не щука вовсе, а русалка!»
А Иванушка её за таки слова,- в кипяток, в котёл, вот и вся игра!
- Зоофилом я никогда не был, а вот ушицы отведаю.
Уж не знаю, какова уха, но крестьянский сын её нахваливал. Похлебал он ухи, да лёг спать на печи.
Помочь сайту
Поздравления
