- Егорыч, - Митяй запахнул полы тулупа, - ну чё, всё штоли?
- Чё - всё? - Егорыч наклонился к развязавшемуся шнурку, и чёрная кроличья шапка сползла с его головы в слякоть. - От жеж, блять!
Он выудил шапку из грязи, постучал ею о тулуп Митяя и опять нахлобучил на голову.
- Чё всё-то, Митяй? Терь ко мне идём. Соседка вчера магарыч принесла тёще, а она у меня непьющая, - тебе, грит, зятёк... Слышь, Митяй, - зятёк! Тебе, грит, на именины. А где ещё те именины?!
- Дык! - Митяй приобнял Егорыча за плечи. - Тёща у тебя - человек!
- Ты тёщу мою не трожь, понял? - Егорыч приподнял кулаком кончик носа Митяя.
- Так я ж говорю, - Митяй крутанул головой, - человек она у тебя, ну!
- Человек, да, - залыбился Егорыч. - Пошли.
Соседкин магарыч оказался двухлитровой бутылью с непрозрачным содержимым. К нему человечная тёща Петровна выставила на стол щербатую миску солёных огурцов, шмат розового, со слезой, сала и начатую буханку чёрного пористого хлеба.
- Петровна, - Митяй налил самогон в два гранёных стакана, - мож, и ты с нами?
- Та не, не пью я, - отмахнулась Петровна, - вы беседуйте, беседуйте. Я тут похлопочу. Не мешаю?
- Не мешаешь, мать! - Егорыч поднял стакан. - За тебя!
Петровна зарделась, отвернулась к плите и загромыхала кастрюлями. Её увесистые ягодицы, обтянутые цветастым халатом, привычно задвигались от плиты к раковине, от раковины к холодильнику. В шестиметровой тесноватой кухне им приходилось протискиваться между стулом Егорыча и стенкой. Чтобы не нарушать задушевную беседу двух приятелей, Петровна сложила вынутое из холодильника рядом с плитой, поставила на газ чайник - а как же, вдруг чаю захотят! - и занялась стряпнёй.
- Ты цирк любишь? - Егорыч нарезал сало, шлёпнул ломтик на хлеб, откусил - и в восторге выпучил глаза. - Ммм, мать! Сало - мировое!
- Цирк не люблю, - Митяй зажал зубами чесночно пахнущий огурец, - подштавляй штакан!
Мутная жидкость забулькала из бутыли, шибанув в нос сивухой.
- А чё не любишь? - Егорыч слегка покраснел после выпитого.
- Говном там воняет, - Митяй поцыкал зубом, безуспешно пытаясь извлечь застрявшие волокна сала, и сунул в рот мизинец с длинным корявым ногтем. - И воще, для детей это. Девки эти ихние - жопами под потолком мелькают, шею свернёшь! А собаки?! Это разве ж собаки? Не, не люблю.
- А я как-то дочу водил, так мне понравилось, - Егорыч потеребил бороду, вытряхивая из неё крошки. - Фокусник ихний понравился. Как он саблями кидался! Подбросит, а она потом в пол втыкается, и всё по кругу, по кругу...
- Так у него сабли, небось, не настоящие! - Митяй забулькал из бутыли в стакан Егорыча.
- Ну, не знаю, вроде бы настоящие, - пожал плечами Егорыч. - А вот - огонь? Огонь - настоящий?
- Огонь - настоящий! - Митяй налил себе и потянулся за огурцом. - А шо тебе с того?
- Ты видел, как он огонь-то глотает, этот, с саблями? - Егорыч раззявил рот, засунул в него хлеб с салом и, почти не жуя, шумно глотнул. - О как! А чё, я тоже так могу!
- А ну давай, Егорыч, покажи! - Митяй достал из кармана зажигалку. - Глотай!
Егорыч щёлкнул зажигалкой:
- Чё-то пламя короткое, не откусить, - он покрутил колёсико зажигалки, и пламя выросло в длинную узкую струю. - Во, вот это уже дело!
И Егорыч понёс зажигалку ко рту.
- Сверху, сверху кусай! - Митяй привстал и опустил руку Егорыча ниже, - давай, ну?
Егорыч состроил свирепую гримасу, широко открыл рот и, зарычав, бросился им на пламя. Митяй дёрнулся, потянул за руку с зажигалкой, Егорыч промахнулся, и зажигалка ткнулась в его кудлатую бороду. Борода вспыхнула.
- Блять! Бляяять! - завопил Егорыч, - туши, Митяй!
Митяй суетливо зашарил по столу, наткнулся на стакан и плеснул самогон Егорычу в лицо. Теперь и борода, и усы, и волосы надо лбом у того занялись красивым голубым пламенем.
Петровна, развернувшись на крики, в ужасе зажала руками рот и заверещала, увидев пылающего зятя.
- Петровнааа! Воды! Водой поливай, блять! - орал Митяй.
Петровна схватила с плиты чайник, сдёрнула с него крышку и, высоко подняв над головой Егорыча...
А в городском цирке, насквозь пропахшем навозом, шло представление: по арене, щёлкая кнутами, носились наездники на белых лошадях, танцевали вальс стриженные подо львов пудели, и, срывая аплодисменты, глотал огонь фокусник.
[Скрыть]Регистрационный номер 0074921 выдан для произведения:
- Егорыч, - Митяй запахнул полы тулупа, - ну чё, всё штоли?
- Чё - всё? - Егорыч наклонился к развязавшемуся шнурку, и чёрная кроличья шапка сползла с его головы в слякоть. - От жеж, блять!
Он выудил шапку из грязи, постучал ею о тулуп Митяя и опять нахлобучил на голову.
- Чё всё-то, Митяй? Терь ко мне идём. Соседка вчера магарыч принесла тёще, а она у меня непьющая, - тебе, грит, зятёк... Слышь, Митяй, - зятёк! Тебе, грит, на именины. А где ещё те именины?!
- Дык! - Митяй приобнял Егорыча за плечи. - Тёща у тебя - человек!
- Ты тёщу мою не трожь, понял? - Егорыч приподнял кулаком кончик носа Митяя.
- Так я ж говорю, - Митяй крутанул головой, - человек она у тебя, ну!
- Человек, да, - залыбился Егорыч. - Пошли.
Соседкин магарыч оказался двухлитровой бутылью с непрозрачным содержимым. К нему человечная тёща Петровна выставила на стол щербатую миску солёных огурцов, шмат розового, со слезой, сала и начатую буханку чёрного пористого хлеба.
- Петровна, - Митяй налил самогон в два гранёных стакана, - мож, и ты с нами?
- Та не, не пью я, - отмахнулась Петровна, - вы беседуйте, беседуйте. Я тут похлопочу. Не мешаю?
- Не мешаешь, мать! - Егорыч поднял стакан. - За тебя!
Петровна зарделась, отвернулась к плите и загромыхала кастрюлями. Её увесистые ягодицы, обтянутые цветастым халатом, привычно задвигались от плиты к раковине, от раковины к холодильнику. В шестиметровой тесноватой кухне им приходилось протискиваться между стулом Егорыча и стенкой. Чтобы не нарушать задушевную беседу двух приятелей, Петровна сложила вынутое из холодильника рядом с плитой, поставила на газ чайник - а как же, вдруг чаю захотят! - и занялась стряпнёй.
- Ты цирк любишь? - Егорыч нарезал сало, шлёпнул ломтик на хлеб, откусил - и в восторге выпучил глаза. - Ммм, мать! Сало - мировое!
- Цирк не люблю, - Митяй зажал зубами чесночно пахнущий огурец, - подштавляй штакан!
Мутная жидкость забулькала из бутыли, шибанув в нос сивухой.
- А чё не любишь? - Егорыч слегка покраснел после выпитого.
- Говном там воняет, - Митяй поцыкал зубом, безуспешно пытаясь извлечь застрявшие волокна сала, и сунул в рот мизинец с длинным корявым ногтем. - И воще, для детей это. Девки эти ихние - жопами под потолком мелькают, шею свернёшь! А собаки?! Это разве ж собаки? Не, не люблю.
- А я как-то дочу водил, так мне понравилось, - Егорыч потеребил бороду, вытряхивая из неё крошки. - Фокусник ихний понравился. Как он саблями кидался! Подбросит, а она потом в пол втыкается, и всё по кругу, по кругу...
- Так у него сабли, небось, не настоящие! - Митяй забулькал из бутыли в стакан Егорыча.
- Ну, не знаю, вроде бы настоящие, - пожал плечами Егорыч. - А вот - огонь? Огонь - настоящий?
- Огонь - настоящий! - Митяй налил себе и потянулся за огурцом. - А шо тебе с того?
- Ты видел, как он огонь-то глотает, этот, с саблями? - Егорыч раззявил рот, засунул в него хлеб с салом и, почти не жуя, шумно глотнул. - О как! А чё, я тоже так могу!
- А ну давай, Егорыч, покажи! - Митяй достал из кармана зажигалку. - Глотай!
Егорыч щёлкнул зажигалкой:
- Чё-то пламя короткое, не откусить, - он покрутил колёсико зажигалки, и пламя выросло в длинную узкую струю. - Во, вот это уже дело!
И Егорыч понёс зажигалку ко рту.
- Сверху, сверху кусай! - Митяй привстал и опустил руку Егорыча ниже, - давай, ну?
Егорыч состроил свирепую гримасу, широко открыл рот и, зарычав, бросился им на пламя. Митяй дёрнулся, потянул за руку с зажигалкой, Егорыч промахнулся, и зажигалка ткнулась в его кудлатую бороду. Борода вспыхнула.
- Блять! Бляяять! - завопил Егорыч, - туши, Митяй!
Митяй суетливо зашарил по столу, наткнулся на стакан и плеснул самогон Егорычу в лицо. Теперь и борода, и усы, и волосы надо лбом у того занялись красивым голубым пламенем.
Петровна, развернувшись на крики, в ужасе зажала руками рот и заверещала, увидев пылающего зятя.
- Петровнааа! Воды! Водой поливай, блять! - орал Митяй.
Петровна схватила с плиты чайник, сдёрнула с него крышку и, высоко подняв над головой Егорыча...
А в городском цирке, насквозь пропахшем навозом, шло представление: по арене, щёлкая кнутами, носились наездники на белых лошадях, танцевали вальс стриженные подо львов пудели, и, срывая аплодисменты, глотал огонь фокусник.