КОЛДУН

Рассказ основан на реальном событии. Эта история произошла с моим прадедом, а поведала её моя бабушка Гребеньщикова Татьяна Арсентьевна.

   Проводив сестру и посадив её на поезд, Арсентий возвращался домой на своей лошадке Мушке, запряженной в телегу, которая была порожней после выгрузки чемоданов и баулов. Мушка весело бежала помахивая хвостом и пофыркивая. Вечерело. Тянулись родные просторы, насколько хватал глаз: леса, лощины, рощицы, поля и ельники.

С полей веяло запахом мяты, душицы и земляники смешанной с нагретым за день тёплым воздухом. Арсентий, покачивая босыми ногами, думал о том, что, всё-таки, нет лучшего времени, чем эта предсенокосная пора, когда травы, цветы, корни растений,-- всё наливается соком. А запах! Какой запах!

Дорога была длинной, но бОльшую часть пути он уже проехал. Торопиться было некуда, не то, что утром, когда почти летели, опасаясь опоздать на поезд. Арсентию оставалось проехать ещё одну деревню и он будет дома. Но, проезжая мимо поворота, Арсентий решил навестить своего друга Афанасия и направил лошадь в сторону деревни, где тот проживал.

Радостно и приветливо встретил Афанасий давнего друга. Ещё бы! Вместе росли, вместе за девками бегали, вместе на охоту ходили и жили по-соседству. А три года назад у Матрёны, жены Афанасия, родители умерли. Вот и перебрались они жить а соседнюю деревню, оставив дом сыновьям.

Сначала Афанасий поставил перед лошадью ведро чистой воды и, подложив ей свежего сена, погладив по шее, сказал ласково: «Ешь, Мушка!». Затем неторопясь и делясь новостями они вошли в дом, где Матрёна уже хлопотала, накрывая стол для желанного гостя.

-- А что, Арсентий, может, по рюмочке с устатка? -- спросил Афанасий, улыбаясь, -- Давненько мы с тобой не видались!

-- Сам знаешь, не пью! А вот от чая не откажусь! Отдохну малость и домой поеду.

-- А то оставался бы! Куда ты на ночь глядя! -- Афанасий посмотрел на окно, где за занавеской синел вечерний свет.-- Посидели бы, покалякали.

-- Да и то правда! -- Матрёна упрашивающе посмотрела на Арсентия, ставя на стол блюдо с баранками. -- Оставайся! Дом просторный. Места много.

-- Марьюшка будет ждать меня, спать не ляжет. Сказал ей, что вернусь сегодня! -- Арсентий вздохнул, только сейчас почувствовав усталость, долгая тряска, всё-таки, вымотала его, и он, сделав глоток горячего чая с душицей, добавил, -- переживать начнёт, беспокоиться. Ночь лунная. Доеду быстро…

-- А тут у нас недели две назад колдун помер,-- Матрёна испуганно перекрестилась и продолжила шёпотом, округляя глаза.-- Дык, ходит… Я намедни проснулась, не спалось чавой-то, в окно глянула, ночь лунная, а он на дороге стоит, окаянный!

-- Кто стоит?! -- захохотал Арсентий.

-- Дык…колдун! -- Матрёна снова перекрестилась, косясь на окно.

-- Ты сказала, что он помер две недели назад! Как он стоять может? -- Арсентий снова засмеялся и взглянул на Афанасия, -- Чего молчишь, Афоня?

-- А хрен его знает?! -- Афанасий потёр ладонью затылок.-- В деревне грят, что шастат кажуную ночь! Вон домочадцы егошние дома спать боятся, к соседям идут ночевать… Грят, заходит в избу и по стенам шарит, чавой-то ищет… Жуть! Ты б, Арсентий, того… не ездил бы никуда… мало ли..

-- Э-э-эх, и ты туда же! У баб волос длинный, ум короткий! Понавыдумывали, а ты и уши распустил! -- Арсентий протянул руку и потрепал друга за плечо.-- Мы с тобой на медведя ходили! Всяко бывало. Не боялись! В тайге ночевали! Ну, ты чего?

-- Дык, мужики тож…того…грят…-- Афанасий умоляюще посмотрел на друга,-- мимо кладбища не езжай, Арсеньюшка, Христом Богом прошу тя, не езжай!!! Ты в обход! Всего две версты лишние, зато спокойно!

-- Ну вот ещё! -- Арсентий встал из-за стола, поправил рубаху, поддёрнув её снизу,-- А сколь лет ему было?

-- Да где-то за шестой десяток… не очень старый. Спиридон…знаешь ты его. Злой был шибко. Лютый! -- ответил Афанасий растеряно, как и Матрёна, косясь на окно.

--  Видел как-то его. Взгляд как у басурманина! Чего бояться-то?! Эк! Напужал он вас как! Живых бояться надо!

-- Упрямый ты мужик, норовистый. Храни тя Бог! -- Афанасий покачал головой, вздохнул и тоже поднялся из-за стола.

Лунный свет заливал двор и, казалось, каждую соломинку видно. Афанасий вышел проводить друга и отрыть ему ворота. Матрёна тоже вышла на крыльцо, крестясь и вздыхая.

Конечно же, Арсентий поехал короткой дорогой. Да что он баба что-ли? Дорога проходила через лес и был виден каждый листочек на дереве, каждая веточка. Было тихо, только в лесу, где-то на болоте, кричала выпь. До чего неприятный голос у этой птицы. А после рассказов Матрёны, вообще противный.

Арсентий подумал ещё о том, что зря Афанасий верит и потакает всяким рОсказням, зря. «Да, что я не мужик что-ли?» -- подумал Арсентий, чувствуя неприятный холодок, подкрадывающийся к груди.

Это ощущение было настолько непривычным, что Арсентий стал разговаривать с Мушкой, чтобы заглушить неприятное чувство:

-- Вот так-то, Муха! Все вы бабы одинаковые! Трусихи! Напридумываете всякой ерунды, а потом и на других страху напустите! На это вы мастера великие! У вас получается! Ещё как получается!

Арсентий замолчал, прислушиваясь к ночным звукам леса: выпь орала, телега поскрипывала и ничего необычного в этом не было. Не в первый раз он возвращается домой ночью. В это время дорога вырвалась из леса на открытое пространство. По правую сторону дороги простирались ещё некошеные луга, а слева, невдалеке виднелось деревенское кладбище.

Кладбище было старым и потому заросшим деревьями и травою. Кресты под лунным светом как бы выступали на фоне тёмных кустов. Проезжая мимо, Арсентий уловил взглядом движение между крестами: вроде как мелькнуло что-то светлое и исчезло.

В этот самый момент лошадь громко всхрапнула и рванула так, что Арсентий чуть не вывалился из телеги. Крепко схватившись за бортики, Арсентий поднял глаза и увидел как нЕкто в белой одежде, перепрыгнув через кладбищенскую ограду, бежит за телегой по дороге.

 Лошадь не бежала, а почти летела. Телега высоко подпрыгивая на ухабах, грозила перевернуться или развалиться, а этот нЕкто приближался. Кровь застыла в жилах Арсентия и волосы его, затрещав, поднялись от ужаса. За ним гнался Спиридон.

Длинные космы и борода развевались от быстрого бега, костлявые руки были вытянуты вперёд, а пальцы с длинными загнутыми внутрь ногтями делали хватательные движения, пытаясь уцепиться за край телеги. Казалось, вот-вот и он её схватит и уже был момент, когда он было ухватился за край, но одними ногтями и только поэтому рука его сорвалась, оставив на дереве бороздки, уже впоследствии замеченые.

Арсентий застыл в крайнем ужасе и не мог отвести взгляд от этих выпученных в дикой злобе, без радужки, белых глаз колдуна.

 Лошадь с телегой, в которой сидел Арсентий пронеслась через перекрёсток…

Колдун остановился. Он не мог проникнуть через крест проложеных дорог. В неистовой злобе начал трястись и грозить кулаком. Арсентий не шевелясь глядел на удаляющуюся фигуру стоящего перед перекрёстком колдуна.

Лошадь продолжала нестись во весь опор не замедляя своего бега. Громкий лошадиный храп и топот поднял на ноги не только домочадцев, но и других жителей деревни. Павел, старший сын Арсентия, бросился отворять ворОта. Лошадь влетела во двор, на ней была пена. Марья вышла на крыльцо встретить мужа и спросила, крикнув, почему тот почти загнал лошадь.

Арсентий, не отвечая, смотрел перед собой, дрожал. Его пальцы, побелев, впились в бортики телеги и не разжимались. Сыновья, Павел и Семён, насилу отцепили пальцы отца от телеги и под руки завели в дом. Ноги у Арсентия были как ватные.

-- Водки! -- закричал он с порога. -- Водки! Живо!

Получив желаемое, но только в виде самогона, он дрожащими руками вытащил пробку и стал жадно пить прямо из горлышка. Самогон тёк по подбородку стекая на грудь, затем немного успокоившись, Арсентий сказал:

-- Мать, обойди двор и перекрести ворота, все двери и окна. А вы, -- Арсентий обратился к сыновьям, которые стояли тут же и не сводили с отца изумлёных глаз, -- Мушку вымойте, успокойте и воды дайте! Жизнь…жизнь она мне спасла! И впредь кормить овсом отборным!

                                                              *   *   *

 Колдун держал в страхе всю деревню и, чтобы его хождения прекратить, мужики вбили в его могилу осиновый кол, после чего жизнь вновь потекла по обычному руслу. И, хоть история эта немного подзабылась, Арсентий всё равно никогда больше не ездил по той жуткой дороге.