100                                                                      

                                                                  От автора

 Если Вы ищете героический роман, где тысячные орды злобной нечисти бьются с горсткой отважных храбрецов, выступающих за правое дело - не читайте этот рассказ. Если Вы хотите слышать звон клинков, треск ломающихся копий, бульканье кипящей смолы на стенах осажденных городов - не читайте. Здесь нет волосатых варваров и мудрых драконов, нет гномов и эльфов. Батальные сцены составляют очень незначительную часть рассказа и право - не стоит терять время, если Вы настроились на чтение боевика в стиле фэнтези.

Захрусталье

(рабочее название)

   

Часть 1

Осколки

Наемник

Запах гари вперемешку с вонью паленого мяса был почти невыносим. Многие жители этой деревушки верили в Огнебога. Что ж, им не отказали в пламенном погребении. Им – и тем из мародеров, кто был недостаточно ловок, чтобы уйти с места разбоя живым. Буря насчитал уже шесть трупов, явно не имевших отношения к поселянам.

От земли веяло жаром. Лошадь, которую человек вел за собой, испуганно косилась по сторонам, всхрапывала и все норовила повернуть обратно. Каждый шаг поднимал из под ее копыт фонтанчики пепла, и мутно – серый шлейф тянулся за пришельцами, свиваясь в спираль и стелясь по земле длинным траурным плащом. Огонь еще жил в черных костях домов: то тут, то там в небо рвались клубы дыма. Стервятников не было. Они слетятся позже, когда остынет раскаленная земля.

В отличие от лошади, человек шел спокойно. В только что сожженной деревне бояться некого: нападавшие ушли, а те, кто выжил, нескоро появятся на пепелище. Да и появятся ли вообще? Синевато – серый доспех, в котором кожи было больше, чем железа, нагрелся так, что стал обжигать тело. Буря снял его и закинул на седло. Теперь наемник остался в легких полотняных штанах и безрукавке. Пояс с оружием он, однако, оставил.

- Спокойнее, Тор, спокойнее, - воин ласково похлопал коня по морде, - тут бояться  нечего. Потерпи.

Деревушка была невелика – едва ли три десятка дворов. Буря прошел ее почти насквозь, когда взгляд мужчины зацепился за крайнюю избу, стоящую чуть наотшибе. По непонятному капризу, огонь пощадил добротный сруб под железной крышей, лишь закоптив его, но хлипкая изгородь была повалена, стекла выбиты, и дверь сорвана с петель. Ветер бросал в черные проемы пригоршни серой пыли, и тут же выдувал их обратно. Казалось, старый дом пытается дышать. Тяжело, неровно, судорожно, как умирающий от удушья человек. Немного поколебавшись, Буря свернул к нему.

В маленькой прихожей он не задержался, а сразу прошел в горницу. Под ногами хрустнули осколки разбитой посуды. Вокруг – полный разгром. Крышки больших сундуков, стоявших вдоль стен, изрублены в щепы, и их содержимое разбросано по полу. Книги.

Грабители искали золото, вино и продукты. А книги… книги им были не нужны. В безумии Тихой Смерти, в эпидемии, охватившей окрестности, хрупкие бумажные листки перестали быть ценностью. Буря поднял одну из книг. Он бережно провел по обложке рукой, счищая пепел, и прочел название: «Сила. Что мы о ней знаем».

Едва слышный шелест не застал его врасплох. Коротко и зло блеснула сталь длинного ножа, тело напряглось в ожидании. Но звук не таил в себе угрозы. У дальней стены поднялась и бессильно упала скрюченная рука, раздался едва слышный стон. Буря отшвырнул с дороги сломанную лавку, и в два прыжка очутился рядом с умирающим. Ухватив его за плечи, мужчина осторожно перевернул иссохшее легкое тело. Дрожащая рука неожиданно цепко обхватила его запястье, прошлась по тыльной стороне ладони, и задержалась на неровном бугристом шраме.

- Буря,- прошелестел тихий, словно песок сыпался, голос, - Буря, спаси… ее.

Старик повернул почерневшее лицо к воину, и вперился в его лицо незрячими глазами, подернутыми белесой пеленой.

- Под южным углом… спаси…

Наемнику не надо было гадать, о чем говорит старый колдун. Тот всегда любил книги больше людей. Буря даже знал, о какой именно идет речь.

 Голос умирающего обрел некое подобие жизни: « Не продал тебе тогда, теперь даром бери… спа…». Старик закашлялся, на губах выступила кровавая пена. «Отойди от меня, заразишься». Еще один приступ кашля сотряс измученное тело: « Я… похорони меня… в огне». Слабой рукой он попытался оттолкнуть склонившегося над ним мужчину.

Буря легко отвел бессильную руку, подхватил колдуна на руки, и, ногой расчистив на полу место, уложил его в центре комнаты. От полы безрукавки он отрезал длинный лоскут, связал старику ноги в коленях и щиколотках, уложил вдоль тела руки. На губах умирающего мелькнула тень благодарной улыбки.

- Не волнуйся, Гар, - впервые прозвучал голос наемника. – Я все сделаю.

Минутой позже он уже копал землю под южным углом дома. «Как чуял старик», - пришла мысль. - «Подальше спрятал». Копать было легко – сухая земля превратились в мелкий порошок, и нож почти не встречал сопротивления. Наконец, с тихим стуком нож уперся во что-то твердое. Из неглубокой ямы Буря достал маленький сундук, по углам окованный железом, и извлек его содержимое.

Книга была заботливо укутана мягкой кожей. Да, та самая, единственная, которую Гар наотрез отказывался продать. Желтые от времени страницы, заключенные каждая в жесткий и гладкий неведомый материал, прозрачный как стекло. Простой, без украшений переплет и неестественно ровные, не рукой писаные буквы, складывающиеся в название. « Великий Исход».

Еще некоторое время ушло на то, чтобы собрать в доме уцелевшие фолианты. Буря сложил их в две переметных сумы, без жалости навьючив лошадь, и лишь после этого подошел к Гару. Казалось, тот уже мертв, но когда наемник приблизился, старик повернул к нему лицо.

- Иди, - попросил он, - иди отсюда, и сожги меня. Я не хочу…

   Зараженные, после того, как отказывали зрение и слух, и тело переставало повиноваться, могли прожить еще довольно долго. Но разве можно назвать жизнью пребывание в безгласной и бесчувственной темноте?

Буря встал с колен и направился к выходу. На пороге он обернулся, поклонился неподвижному телу.

- Я сберегу ее, - больше себе сказал он. – Спасибо.

 Горячих углей вокруг было больше, чем достаточно. Буря швырнул полную пригоршню рдеющих красным головней в окно, затем еще и еще, игнорируя боль в обожженных, несмотря на толстые защитные рукавицы, руках. Пищи для огня внутри было много. Пламя с ревом выхлестнуло из зиявших ранее чернотой проемов, сыто зашипело, пожирая жилье изнутри, и, наконец, охватило дом целиком. Буря не стал дожидаться, пока тот рухнет. Он еще раз поклонился погребальному костру, и легко вскочил в седло. Почувствовал отпущенные поводья, конь заржал и с места взял в галоп, словно и не нес на себе всадника и две тяжеленные сумки. Хозяин направил его бег к опушке леса, туда, где заходящее солнце окрашивало горизонт красным.

Лес дает приют всем, не деля на правых и виноватых. На крохотной полянке засохшее дерево дало Буре топливо для костра, а воду и еду он достал он достал из заплечного мешка. Поужинав, он расстелил на траве плащ, и мгновенно уснул, и сон его был спокоен и крепок. Бурю не тревожили кошмары. У того, кто вышел живым из приснопамятного Аденского побоища, и не сошел с ума, вообще оставалось немного страхов.

   Проснулся он рано, когда низкие тучи еще только начинали светлеть у горизонта, предвещая рассвет. Тор коротким ржанием поприветствовал хозяина, и укоризненно глянул на него, когда тот опять взгромоздил позади седла тяжелые сумки.

Солнце уже успело достигнуть зенита, когда лес расступился, и всадник выехал на торную дорогу. Буря вздохнул с облегчением: ему не хотелось провести еще одну ночь под открытым небом. Оба кошеля были набиты до отказа – заказчик оказался неожиданно щедрым, и немало добавил к оговоренной заранее сумме. Теперь Буря хотел найти место, где полновесные золотые превратятся в хорошее вино, постель без клопов, и веселых нестеснительных девок. Он чуть сильнее сжал ногами конские бока, и умница Тор, поняв верно, прибавил шагу.

Наемника не смущала бушующая вокруг эпидемия. От Тихой Смерти не убежишь. Бедствие охватило уже широкую полосу вдоль побережья, и протянуло невидимые щупальца дальше, к материку, но люди, в большинстве своем, отказывались понимать истинные размеры угрозы. Многие уповали на случай – сплошь и рядом случалось так, что один, заболев, лежал и ждал смерти, а его сосед, здоровехонький, рядом гулял вовсю. Была у Бури и другая причина не остерегаться заразы. Маленькую фляжку с неярко опалесцирующей тягучей жидкостью, он опорожнил едва на четверть. Вакцину создали маги побережья, в Новом Токио, но горожане помалкивали – слухи о чудесном лекарстве привлекли бы к городу слишком много зараженных, а готовилась вакцина достаточно долго. Наемник получил бесценную склянку лишь потому, что в неразберихе битвы он спас от брошенного в спину копья брата Ямагавы, мэра Нового Токио. Низкорослый смуглый воин запомнил Бурю, и после боя разыскал его, с поклонами и уверениями в вечной благодарности, вручив лекарство.

  По макушке человека звонко шлепнула дождевая капля. Одна, вторая. Буря поморщился: что за погода! Один день – невыносимое пекло, а на следующий – затяжной, не по–летнему холодный дождь. Первый его вестники взбили на сухой еще дороге фонтанчики пыли, а в следующее мгновение на землю обрушился мутный водяной шквал. Конь протестующе заржал. Стена ливня была настолько плотной, что предметы теряли свои очертания уже в десятке шагов впереди. Дорога моментально превратилась в болото, и Буря как почувствовал, как враз потяжелела поступь Тора. Струи воды шипели разъяренными змеями, и все норовили побольнее ужалить оставшегося без защиты человека, сбить с коня, растворить в себе.

В заунывный шелест неожиданно вплелись иные звуки. Людская разноголосица, крики, звяканье металла, и частая дробь множества копыт по каменной брусчатке. Из водяной стены возникла другая, каменная, с широкими деревянными воротами. Небольшой, человек восемь, верховой отряд покидал город. За их спинами нарастал разъяренный ор толпы. Всадники вихрем пронеслись мимо, и лишь один из них придержал скакуна.

- Мудрец! – крикнул едва различимый в пелене дождя человек, - давай за нами!

«Искандер» – узнал голос Буря.  Один из приближенных Главы Ордена. Должно случиться что-то уж совсем невероятное, чтобы горожане ополчились на Сизых. Их Орден любили далеко не везде, но даже те, кто тайком плевал вслед, признавали беспристрастность политики наемников. Глава всегда очень тщательно просчитывал, к чему приведет вмешательство Ордена, и лишь затем бросал его мечи на ту или иную сторону. Стараниями многих поколений Глав, Орден стал мощной силой, принимающей ту или иную сторону, исходя из своих глубинных, часто непонятных другим, интересов. Его бойцы воевали на стороне тех, кто платил. Тех, кто не платил, но мог заплатить позже. Тех, кто не платил, и никогда не смог бы рассчитаться впоследствии. Орден, подобно Белой гильдии, всегда был третьей силой, загадочной и непонятной. Но людское мышление косно: воюют за деньги – значит, наемники. Со временем слово потеряло свой первоначальный смысл, и теперь сами воины частенько именовали себя так же.

Изумление не помешало Буре отреагировать, как должно. Тор взвился на дыбы, едва не сбросив седока, но круто развернулся, и понес вслед убегающим. Прочь, от долгожданного уюта, хорошего ужина и компании веселых женщин. Буря скорее почувствовал, чем увидел, как сквозь дождь ему бросили веревку. Он поймал ее конец, едва не свалившись со скользкого седла.

- И то верно, – подумал он, - теперь не потеряем друг друга.

Погони не было, только громкий стук сзади возвестил о захлопнутых воротах. И снова – усыпляющий шелест дождя, белесая муть вокруг, да запах мокрой земли.

Постепенно грязь под копытами лошадей сменилась травой, а затем подковы зацокали по камням. Поток воды с неба прекратился так же резко, как и возник, и в тусклом свете Буря увидел, куда привели его спутники. Огромная пещера, а дальше, в ее глубине – черный провал хода, уводящего под землю, в темноту. Старые каменоломни. Всадники спешились. Буря обвел их вопросительным взглядом, и выражение лиц соратников заставило его сердце забиться часто и сильно.

 Скорбь.

Скорбь на лицах, и пустые глаза. Это выражение лица человека, когда утрата превосходит все мыслимые ожидания. Когда произошедшее – невероятно, невозможно. Когда это – правда.

Лица искажены горем, на щеках перекатываются вздутые желваки, и крепко сжатые губы опущены уголками вниз. Так бывает, когда мужчины пытаются сдержать слезы. В тишине тихо и бесстрастно прозвучал голос Искандера.

- Орден распущен. Нас больше нет. И Великих Прежних – тоже.

Буря был одним из тех, кому стать и сила позволяют крутить двуручным боевым молотом, как детской игрушкой. Его удар сминал в лепешку даже самые прочные, цельнокованые доспехи, и редко когда требовал повторения.  Слова Искандера ударили больнее. Наемник схватил его за плечи, и сильно тряхнул.

- Как?!

Доверенный Главы не попытался освободиться из стального захвата. Напротив, он обхватил запястья  Бури и слегка сжал их, разделяя горе.

- Империя купила часть наших мечей без ведома Главы. – Мертвым голосом сказал Искандер. – Филипп и Дартсток предали союзников, и наши, - тут он торопливо поправился, - бывшие наши выступили на стороне предателей. Цитадели Дианы и Арсена уничтожены. Выживших нет.

Все это походило на дурной сон, от которого не проснуться. Буря по-прежнему сжимал плечи Искандера, но хватка ослабла – силы внезапно покинули его.

- Мы сидели в таверне, когда нас разыскал вестовой. – Искандер кивком указал на совсем молоденького бойца в доспехе, сплошь заляпаном грязью.- Он был очень пьян. Впрочем, я его не виню. Четыре дня назад Филипп и Дартсток заманили союзные кланы на праздник, и ночью перерезали им глотки. Той же ночью они напали на их крепости. Спустя два дня об этом узнали в Ордене. Вчера Альтер принял решение о роспуске. Мы опозорены, Мудрец. Наши флаги сожжены.

Искандер с видимым усилием заставил себя продолжить.

- Я уже сказал, мальчишка был пьян. Его доклад прозвучал слишком громко… и горожане тоже услышали. Пока я смог понять суть, о предательстве узнало полгорода. И они пришли мстить за Великих.  Мстить тем, до кого могли дотянуться! Нам! Мы потеряли шестерых, пока пробивались к воротам. Они не хотели ничего слушать, не дали сказать ни слова! А мы даже не могли обороняться! Я не мог дать приказ убивать невинных!

 В крике смешались горечь и стыд.

- А потом встретили тебя.

Лицо Искандера исказила гримаса.

- Нас больше нет, - низко опустив голову, прошептал он, - теперь никто не станет носить наши цвета.

Низкий полувой – полурык вырвался из груди Бури. Его молот врезался в стену пещеры с такой силой, что с потолка посыпались мелкие камни. Раз за разом неистовые удары, сотрясающие скалу, обрушивались на мертвый камень. Искандер и его спутники молча ждали, пока Буря выплеснет гнев.

- Ты же понимаешь, что это – конец! Конец всего! – Раз за разом молот крушил породу. – Великие хранили закон! Теперь их нет! Мы опозорены! Кто поддержит порядок?!

За вспышкой бешенства наступила обратная реакция. Молот выпал из ослабевших рук, и Буря бессильно опустился на камень.

 - Конец всему! – простонал он. – Снова будет хаос. Клан на клан, все против всех. Будет, как в Великой войне, только на этот раз остановить бойню будет некому. А Сизые будут прокляты вечно. Думаешь, кто-нибудь захочет выяснять правду?

Искандер печально кивнул. Буря обхватил руками голову, и надолго застыл в неподвижности. Когда же соратники снова увидели его глаза, они были сухи.

Из заплечного мешка наемник достал фляжку, взболтнул. Плеска почти не было слышно. Очень медленно Буря принялся расстегивать пряжки доспехов. Снял легкий панцирь, поножи, и аккуратно сложил на полу. Наручи легли сверху. Аккуратную горку покрыл короткий плащ с изображением коршуна в сером круге. Буря выдернул из фляги затычку и старательно обрызгал ее содержимым предметы былой гордости. Затем чиркнул кремнем о рифленый железный брусок, и не отвернулся, когда яростное бело-голубое пламя спалило ему ресницы и брови. Некоторое время он стоял, прямой как струна, затем обвел остальных прощальным взглядом, и, подобрав с земли молот, взлетел в седло. Тор протяжно заржал, когда в его бок впились шпоры, скакнул вперед, и исчез за пеленой дождя.

 

ВЕДЬМА

Девочку  насиловали четверо. Один держал тонкие, все пегие от синяков руки, а трое поочередно удовлетворяли свою похоть. Жертва уже не сопротивлялась. Она закрыла глаза, закусила губу, и лишь худенькие плечи вздрагивали в такт сильным толчкам. На лице девочки слезы смешались с пеплом, превратив лицо в жутковатую маску. Земля дышала жаром. Это чувствовалось даже сквозь плащ, на который ее бросили – уже не сопротивляющуюся, безвольную и равнодушную.  Горький дым стлался по земле, как будто пытаясь скрыть творящееся на пепелище непотребство.

 Наконец, все кончилось. Последний насильник, блестящий от пота, слез с распластанного тела с удовлетворенным вздохом.

- Хорошо! – довольно крякнул он. Животное в человеческом обличье потянулось, и подняло с земли брошенную одежду. – Может, с собой возьмем? Вечером еще попользуем?

- Остынь, - старший насмешливо взглянул на подельника. – Куда ее девать? Побаловали, и хватит. Лошади и так перегружены.

Его собеседник пожал плечами. Девочка открыла глаза.

Над ней стояли двое: один плотный, бритоголовый, с приметным шрамом на левой щеке, второй наоборот, мускулистый и поджарый, с блеклыми светло – серыми глазами. Равнодушный взгляд скользнул по девичьему телу.

Коротко скрежетнул извлеченный из ножен клинок. Бритоголовый уже поднес нож к горлу девчонки, но в последний момент был остановлен властной рукой.

- Оставь ее, - сказал вожак. – Пусть живет.

- Добрый ты нынче, - хмыкнул второй, но нож спрятал.

Их спутники уже ждали на оседланных лошадях. Еще минута - и топот стих вдали, оставив после себя медленно оседающие на землю облака пепла.

С протяжным стоном девочка села, затем поднялась на ноги. Ее мать лежала неподалеку. Труп уже начал коченеть, и ребенок с большим трудом придал телу естественное положение. Девочка распрямила матери руки, сложила их на груди крестом, убрала с лица спутанные волосы,и попыталась закрыть усопшей глаза. Тщетно. Застывшие, они упрямо глядели в небо. Девочка заплакала.

- Ненавижу! – бессильный вздох сорвался с истерзанных губ. Несмотря на царящее вокруг пекло, девочку била крупная дрожь. Самообладание покинуло ее, и, прижавшись к матери, она завыла в голос.

 Неожиданно воздух вокруг загустел. По телу прокатилась волна жара, в голове забились, зашептали незнакомые голоса. Нечто наполнило сознание, закружило бурнокипящим цветным водоворотом – и схлынуло, оставив после себя знание. Неведомая сила заставила девочку подняться с колен, и гордо выпрямиться – избитую, окровавленную, недоумевающую. Детские пальцы оплела густая сеть фиолетовых молний, и с громким треском ударила в землю. Земля вскипела, принимая в себя ярость и боль ребенка.

Если бы вожак бандитов видел ее в этот момент, он пожалел бы о так некстати посетившем его милосердии.

***

На каменном полу спать неудобно, пусть даже подстилкой служит пушистая теплая шкура. Чара проснулась озябшей, и совершенно разбитой. Все тело затекло, поясницу ломило, а в волосы набились пыль и мелкий мусор.

От костра осталась лишь груда подернутых пеплом углей, но огромный плоский камень, на котором горел огонь, не остыл. Чара приложила к нему озябшие ладони, и блаженно зажмурилась. Хорошо! Не найди они пещеру, ночевать пришлось бы снаружи, а там – режущий глаза ветер, холод, и слепящая белизна снега. В этих горах он никогда не тает.

По другую сторону камня зашевелился неопрятный меховой ком. Ко, ее проводник, единственный, кто согласился показать местные тропы. Горцы не любят чужаков, и Чаре потребовалась почти неделя, чтобы найти провожатого. Ей еще повезло – когда она уже совсем отчаялась и собралась паковать вещи, в комнату без стука вошел низкорослый щуплый мужчина, и, ощерив в улыбке желтые зубы, представился: «Я – Ко. Нужен проводник? Один золотой в день». Бешеные деньги по местным понятиям. Но выбора не было, и скрепя сердце, она согласилась.

Как выяснилось – зря. В первую же ночь Ко попытался залезть к ней под юбку, и неподдельно удивился, обнаружив у горла узкий кинжал. Вот уже девятый день приходится терпеть похотливые взгляды, и слушать бесконечные самовосхваления. Горы он действительно знал, но лишь те места, где пролегали караванные пути. Чаре нужно было иное. Они искала нетронутые области, где надеялась найти следы Прежних. Наивная! Ко лишь разводил руками, и с притворным сожалением говорил: «Там нет прохода. Опасно».

Да, здесь не повезло. Что ж, бывает. Утешает одно – завтра она встретит рассвет в мягкой постели, а не на голых  камнях.

Ко откинул шкуру, закрывающую вход, и студеный воздух хлынул внутрь. Чара поморщилась.

- Хороший день. – Ее спутник довольно цокнул языком. – Тепло. Спускаться будет легко.

«Это – тепло?» - хрипловатым со сна голосом возмущенно переспросила Чара. Ко засунул руку за пазуху, и принялся ожесточенно чесать живот: «Ага. Женщина, ты не застала здесь холодов, когда плюнешь, а на землю упадет льдинка».

В его голосе прозвучала гордость и снисходительность к изнеженной жительнице равнин: «Но ты их уже не застанешь. К ночи мы будем внизу, в поселке».

И то хорошо. Мысль о близком тепле придала сил. Чара поспешно накинула тяжелую меховую парку, и тоже выглянула наружу, сильно сощурившись от яркого света.

Белый и синий. По - cвоему красиво: белый снег покрывает все вокруг, ни единого темного пятна. От этой белизны можно ослепнуть, если не смотреть сквозь ресницы. А над белыми пиками - синее-синее небо, глубокое, и такое же холодное, как все вокруг. Чара опустила шкуру на место. «Завтракаем – и вниз». – Сказала она.

Ничто не предвещало беды. Они уже миновали самый опасный, по словам Ко, участок, когда наверху зародился тяжелый низкий  гул. Чара испуганно обернулась. За их спинами, вдалеке, но с каждым мгновением все ближе, клубилось мутное облако взвихренного снега. Оно приближалось с пугающей быстротой, почти мгновенно захватив виднокрай. Женщина оцепенела, зачарованная стремительной мощью лавины. Гул перешел в рев. Чара вздрогнула, с усилием приходя в себя, и поняла, что осталась одна на пути несущейся по склону смерти. Проводник убегал, забирая в сторону, к краю лавины. Ужас сковал ноги Чары. Она неловко сделала шаг, другой – и провалилась в узкую расселину, едва прикрытую тонким слоем наста. Падая, женщина ударилась виском об острый кусок льда, и потеряла сознание, успев перед этим подумать: «Как глупо!» А потом наступила темнота.

Сколько она пролежала без сознания, Чара не знала. По всей видимости недолго – снег под щекой растаять не успел. Она пришла в себя в полной темноте. Давила ватная тишина, только в рассеченном виске гулко токала кровь. Женщина пошарила руками вокруг, и обнаружила, что обе руки уперлись в стены. Собственный тихий скулеж показался таким жалким, что она замолчала в испуге, а затем, сдирая ногти, стала карабкаться вверх.

Трещина, куда она упала, оказалась неглубока – примерно два ее роста. Чара почувствовала, как макушка уперлась в твердый камень, и принялась обследовать на ощупь нависший над головой скальный выступ. Ее рука вместо шершавой поверхности вдруг нащупала участок, на котором камня уже не было.

Снег. Плотно спрессованный, но не лед или камень, а снег. Руки замерзли так, что колющая боль в пальцах сменилась полной нечувствительностью. Узкий луч света, ворвавшийся сквозь пробитое отверстие, придал Чаре сил. Она тихо и облегченно вздохнула, и, рассмотрев свое убежище, едва не ставшее могилой, стала спускаться. Противоположная стена была куда более пологой, а выступы на ней вполне позволяли выбраться наверх.

Лавина докатилась до подножия склона, оставив после себя широкую полосу почти обнаженного камня. Чара решила спускаться по ней – проводника она лишилась, но серая полоса, ведущая к подножию, нигде не была изрезана ущельями или крупными трещинами, могущими преградить путь.

Ко обнаружился за огромным осколком скалы, размером в дом. Чара услышала негромкие ругательства и тяжелое сопение еще до того, как увидела проводника. Он возился у огромной мохнатой туши, пытаясь снять шкуру с мертвого зверя. Его голова была размозжена, и неяркий  на камнях кровавый след уводил к одной из небольших пещер, коими изобиловали эти горы.

Увидев женщину, Ко выпучил глаза и вскочил. Властным жестом Чара приказала ему молчать. О чем говорить? Затем она перевела взгляд на зверя, и на лице женщины отразилось изумление и страх.

- Не старайся, - сказала она. – Это скальд. Его шкуру не пробьешь ни железом, ни Силой. Но откуда здесь скальд? Они что, и здесь живут?

Под требовательным взглядом, Ко, наконец, прочистил горло.

- Я впервые вижу… скальда. Никогда не встречал раньше.

 Даже мертвый, зверь был красив. Чтобы провести рукой по серо-серебристой роскошной шкуре, Чаре даже не пришлось наклоняться.  Она пропустила длинную шерсть между пальцев, и повела рукой по хребту, залюбовавшись игрой света на шерстинках. Коснулась мощной лапы с четырьмя когтями, каждый размером с ее палец, хмыкнула.

 - Очень редкий и очень опасный хищник, - снизошла она до объяснений. – На моей памяти никто из охотников не хвалился убитым скальдом. Странно, что мы встретили его здесь. Они живут гораздо дальше на север, где - то в глуши, за Смолянском.

По лицу Ко было ясно, что он о местах таких и не слышал. «Странное название. Откуда оно?» - спросил проводник. Чара капризно дернула плечом: «Скальд? Так называли поэтов – Прежних. Я  не знаю, почему эти звери…». Она не закончила фразу. Взгляд прикипел к неприметному светло-желтому камешку, лежащему рядом с оскаленной пастью. Снег под ним растаял, образовав круглую лунку величиной с тарелку. А сам камушек - то размером с ноготь!

Ко озадаченно нахмурился, когда Чара осторожно и медленно протянула руку к находке. Очень нежно, едва касаясь, она подняла его, провела пальцем по гладкой поверхности, и вдруг резко выпрямилась, вся просияв. На ее лице проступили поочередно удивление, удовлетворенность, восторг. Звонкий, как колокольчик, смех разнесся по окрестностям. Чара сжала руку в кулак.

Женщина распахнула парку и бросила ее на снег. Она еще немного постояла, прислушиваясь к себе, а затем избавилась от остальной одежды, не обращая больше внимания на остолбеневшего Ко. А остолбенеть было от чего.

Чара была ослепительно красива. Не девичьей, но зрелой, чувственной красотой. Роскошные черные кудри выгодно оттеняли бархатистость нежной, чистой кожи. Тяжелые налитые груди были высоки, бедра – пышны, а талию, казалось, можно обхватить разведенными большим и указательным пальцами обеих рук.

Женщина стояла нагая на снегу, запрокинув голову к небу, и смеялась, и плакала от неведомого Ко счастья.

- Спятила, - подумал он. – Тем лучше. Проще.

На Чару он положил глаз с первой минуты, но даже в самых смелых своих мечтах не представлял ее ТАКОЙ. Ко почувствовал, как сладкой тяжестью наливается пах. Мелькнула мысль о деньгах – Чара заплатила ему всего лишь задаток. Но эта мысль мелькнула – и пропала. Стоящая перед ним женщина вызывала почти безумное вожделение. Ко приблизился, и кончиками пальцев коснулся задорно торчащих розовых сосков. Остатки разума покинули мужчину, и он жадно приник к упругим полушариям, грубо сжав их…

…пронизывали насквозь. Чара купалась в горячем океане Силы, любовалась хитросплетениями радужных потоков, и наслаждалась прикосновениями невидимых рук, готовых исполнить любую ЕЕ волю, любой ЕЕ каприз. Совсем не зря она пришла сюда. Такого артефакта она не встречала даже в рассказах учителей, а их было немало. Куда до него тем крошечным осколками ведьминого камня, что хранятся в мешочке на шее! Неброский с виду камушек оказался грандиозным, невероятным кладезем Силы. Правда, структура потоков незнакомая, но это ничего. Она разберется. Оберег – а Чара теперь знала точно, что это оберег – жил в руке своей жизнью. Поток исходящей от него Силы был настолько мощным, что ведьма даже удивилась, как Ко не мог не увидеть его. Впрочем, он всего лишь похотливый недалекий охотник.

…Чара вздрогнула, возвращаясь к окружающему миру. Эйфория, в которой она пребывала, рассеивалась очень неохотно, и лишь какое-то время спустя ведьма поняла: она – голая, и это, ошибочно именуемое мужчиной, увлеченно слюнявит и тискает ее грудь.

Чара улыбнулась, раздернула завязки мешочка на груди и положила в него оберег, а потом запустила пальцы в волосы ошалевшего от счастья Ко. Он издал звук, долженствующий изображать страстный вздох, и попытался опрокинуть ее навзничь на разбросанную одежду. Продолжая улыбаться, Чара покрепче сжала грязные патлы, и рванула назад. Раздался негодующий вопль. Тогда она чуть наклонилась, ухватила мужчину за средоточие его похоти, и сильно сжала, наблюдая, как с искаженного болью лица сходит краска.

- Я не разрешала тебе делать это. – медленно и раздельно произнесла Чара, а затем сжала кисть еще раз, сильнее – маленькая месть за то, что бросил ее одну в лавине. Из Ко будто вынули все кости, глаза закатились, и его тело кулем осело рядом с мертвым скальдом. Чара пожала плечами.

- Да ты неженка, - иронически сказала она, и, не торопясь, принялась собирать разбросанные вещи. Конечно, теперь она могла бы и не одеваться – талисман согревал ее, но слишком уж много внимания привлечет она к себе, явившись в деревню голой. Она…

Сильный удар в спину прервал ее мысли, и бросил вперед, лицом прямо на острые камни. Чара едва успела вытянуть вперед руки. «Нож! Какая же я все-таки дура» – мелькнуло в голове. Женщина медленно повернулась лицом к ударившему ее проводнику. И вновь расхохоталась, восторженно и облегченно. Ко совершенно безумными глазами смотрел на свою руку, сжимающую нож, лишенный клинка. Сломанный у самого основания, тот валялся рядом. Чара ненадолго перестала смеяться.

- Жаль. – Прищурилась она. – Мог бы жить.

Сверкнула фиолетовая вспышка. Тело мужчины нелепо заскребло ногами, качнулось, и боком упало на камни. Из выжженного в груди аккуратного отверстия струился легкий дымок.

Все еще хихикая, Чара оделась, и торопливой походкой зашагала вниз, к деревне. Ведьма легко поборола слабое искушение оглянуться. Зачем? Впереди у нее еще столько дел!

 

 

 

 

Мальчик

 

Приглушенный топот копыт по мягкому мху все нарастал, разбивая чуткую тишину леса. По едва заметной дорожке, петляющей среди деревьев, мчался сквозь ночь мальчик верхом на приземистой лошадке. Он постоянно торопил её и часто оглядывался назад. Погони не было. Была белёсая стежка тропинки, стук лошадиных копыт и ноющая боль в боку, слабая, но не стихавшая ни на минуту.

-Скоро она пройдет, - подумал мальчик - И я умру.

 Холодный осенний ветер пробирал до костей, но всадник едва обращал на это внимание. Куда страшнее холода был ужас перед неизвестностью. Он спешил. Эпидемия тихой смерти поразила материк внезапно, таинственно, из ниоткуда. Пока не начались массовые смерти, люди и не подозревали, что больны.  Вначале возникала слабая боль в боку, потом она бесследно исчезала, и через десять дней наступал финал. Нарастала слабость, больной слеп и глох, терял последние силы. Потом - забытье, из которого никто уже не возвращался. Мальчик спешил. До Нового Токио, города, где по слухам маги придумали вакцину, поднимающую на ноги даже самых безнадёжных, была неделя пути. Слишком много. Ещё день - другой боли, потом пять-шесть дней затишья, после этого придётся заставлять себя сделать каждый шаг. Но в тринадцать лет всё рисуется иначе и не очень-то думается о смерти. Мальчика била крупная дрожь. Его страшила и собственная дерзость, и предстоящая дорога.

"Если решился – делай".- Вспомнились слова отца. " Я сделаю, пап, я добуду вакцину и спасу клан". Под копытами лошади зашуршала высокая трава. Хрустальный Ключ – граница земель клана. Мальчик остановил лошадь и снял с седла бурдюк для воды. Дорога дальняя, нужно запастись водой. «Лишь бы папа не очень сердился, что я убежал без спроса. Я вернусь и извинюсь, пап. Только сначала вылечу всех. Я должен успеть».

Лошадь мчалась сквозь кладбища, бывшие ранее зажиточными деревнями и гордыми замками. Мальчик видел, как люди сами рыли себе могилы и ложились в них. Видел, как банды мародёров насилуют лежащих без сознания женщин, тащат к лошадям туго набитые вьюки, как отрубают пальцы с перстнями ещё живым людям, уже не могущим пошевелиться. На четвёртый день путешествия его попытались убить, выстрелив из арбалета. Болт скользнул по лицу, оставив глубокий порез от виска до уха. Мальчик вскрикнул, покачнувшись в седле, но выносливая горная лошадка не сбавила темпа, и преследователи остались ни с чем. Всё это время всадник почти не ел, спал на ходу, привязывая себя к седлу, и делал остановки лишь для того, чтобы не загнать лошадь.

К середине пятого дня на дороге появились разъезды с  красно- белыми гербами. Они останавливали больных, бредущих в город, и заворачивали их обратно.

 - Вакцины мало, на всех не хватит, - говорили они. Мальчишке повезло – он свернул с дороги и ярами и подлеском миновал кольцо оцепления. Ветер донес соленый запах близкого моря. Вот и город. Внезапно лошадка всхрапнула и завалилась. Он тяжело перелетел через голову, сильно зашибив при этом плечо. Все- таки загнал.  Мальчик подумал, что без неё ему будет проще пробраться в город. Лёгкие сапожки моментально превратились в лохмотья, разодранные по острым камням. Он потерял ещё полдня, пробираясь к городу по берегу, замирая от каждого шороха и прячась среди камней. В голове суматошной птицей билась лишь одна мысль: « Четыре дня, надо успеть». Ещё день ушёл на то, чтобы найти заветное здание, окружённое тремя кольцами охраны, на которую напирала огромная толпа, жаждущая исцеления. Мальчик, нащупав под полой маленький кинжал, кинулся прямо на гвардейцев с криком: «Срочное донесение господина Пека, Главы Смолянска!». Один из солдат, ухватил его за рукав, повёл в караульный барак, вызвав старшего. Мальчик, показав верительный браслет Смолянска, подаренный Пеком его отцу и украденный им накануне побега, наотрез отказался говорить с кем либо, кроме главы города, повторяя: «Очень срочно, донесение только для главы». Пояс с кинжалом он демонстративно отстегнул, бросив в караулке. Обыскивать малолетнего сопляка в грязной, провонявшей лошадиным потом одежде, никто не собирался.

 Через несколько часов, поев вяленой рыбы, даденной одним из сердобольных охранников, гонец был впущен в ратушу. Приосанившись и придав лицу соответствующее выражение, он церемонно поклонился: «Послание благородному лорду Ямагаве от благородного лорда Пека, лично в руки». Маленький, замызганный, весь в грязных потеках, мальчик был жалок. Он полез за пазуху, доставая упакованные в кожаный футляр листки, подошёл, - и кошкой прыгнул на мэра, прижимая к его горлу маленький нож, спрятанный под курткой. Забыв все приготовленные слова, сбивчиво стал рассказывать об умирающем клане, о не вернувшихся гонцах, посланных за вакциной, перемежая слёзы и просьбы угрозами. Стража остолбенела, поражённая дерзостью маленького оборванца. В кабинет семенящей походкой вошла маленькая черноволосая женщина и, послушав крики мальчика несколько минут, обратилась к Ямагаве на незнакомом языке. На минуту малоподвижное, плоское лицо его застыло, затем губы мэра скривились в подобии улыбки.

- Тебе не причинят вреда, если ты положишь оружие. - На Общем языке сказала женщина.         

- Мне не нужна безопасность! Мне нужна вакцина! Мой клан умирает! – Крикнул мальчик сквозь слёзы.

- Кто тебя послал? – Спросила женщина.

- Никто. Я сам убежал, когда не вернулись посланные. Мы и так слишком долго ждали.

- Ты получишь то, что просишь, – почти не размыкая губ, наконец, произнёс мэр – даю тебе в этом своё слово. Мужество должно быть вознаграждено.

На Общем он говорил с акцентом, сильно смягчая согласные. Приходилось вслушиваться, чтобы понять смысл.

- Вакцина расходуется быстрее, чем мы её успеваем делать, но, не страшно. Я не знаю, сколько сейчас её в готовом виде, но тебе дадут всё, что есть. В конце концов, такую потерю мы восполним быстро.

  - Вы дали слово,– сказал мальчик, опуская нож и бросая его на пол.

Наступила реакция на перенапряжение. Его ноги подкосились, и мнимый посланник почти без чувств осел на пол.

- Сколько людей в твоём клане? – Певуче спросила его женщина.

- Когда я уезжал – было около двухсот, благородная госпожа, – внутренним чутьём угадав в ней заступницу, ответил мальчик.

Ямагава отдал короткий приказ. Вскоре в кабинет вошёл человек в серой робе мага, недоумённо взглянув на мальчика, сидящего на полу. Мэр спросил его о чём – то, маг поклонился, опустив глаза, и вышел. Через некоторое время комнату принесли небольшой плоский короб с ремнями для переноски за спиной.

- Тебе дадут двух лошадей и сопровождающих до границы, – сказал мэр на Общем, – желаю тебе успеть, маленький воин.

     Он улыбался.

- Я гордилась бы, имея таких сыновей, – добавила женщина, и легонько коснулась спутанных волос посланника. – Не дай умереть своему роду.

Мальчик поклонился обоим, потом сказал: « В караулке мой мешок. Там на дне, золото. Всё, что было. Благородный Лорд, прошу принять плату за вакцину».

Мэр переглянулся с женой и спросил: «Как твоё имя, маленький воин?»

- Меня зовут Дрейк, сын Роберта, благородный Лорд.

- Я запомню твоё имя, Дрейк, сын Роберта. – Ямагава  помолчал. – Иди.

До границы  добрались быстро. Дрейк поблагодарил провожатых и пустил лошадь галопом. А слухи, непостижимым образом просочившись сквозь стены ратуши, уже обгоняли его, повествуя о маленьком мальчике, везущем избавление от смерти. Его выследили через день. Из рощи слева показалась пятерка конных, окружая Дрейка полукольцом. Засвистели стрелы, сзади заржала запасная лошадь, раненая в бок. Не оборачиваясь, Дрейк перерезал ременный повод, закреплённый на седле, и, пригнувшись, пришпорил коня. Погоне помешала темнота. Мальчик, пользуясь сумерками, на ходу спрыгнул с седла, съехав по песчаному обрыву, а освобождённый конь радостно заржав, понесся прочь. Преследователи не заметили съёжившегося в комочек Дрейка, ориентируясь на стук копыт впереди.

 На следующий день он оглох. До Хрустального Ручья оставалось всего полтора суток пути верхом, но лошадей он потерял. Идти было почти невозможно, тело не слушалось, налившись  тяжестью. Дрейк скинул короб со спины, проверил, не побились ли переложенные мягкой тканью склянки.

-Выпей! - Тихо сказал внутренний голос. - Выпей! И болезнь отступит.

 Нет! - Сказал он сам себе. – Кому-то может не хватить. А я выдержу.

 Он вновь взвалил короб на спину и, оглядевшись, побрёл. Глухой шум в ушах стих, сменившись ватной тишиной. Едва переставляя ноги, мальчик шёл по дороге, поминутно оглядываясь, боясь попасться кому-нибудь на глаза. Наконец он упал и не смог подняться. Тогда он пополз, понимая, что остановиться – смерть. Он едва двигался, не различая дороги, ведомый каким-то шестым чувством. Вдруг его шеи коснулись мягкие губы. Конь. Запутавшись ногой в стремени, за ним волочился мёртвый прежний хозяин. Собрав остатки сил, и цепляясь за уже застывший труп, Дрейк взгромоздился верхом и освободил стремя. Теперь доберусь, - подумал он, падая коню на шею.

 Как ехал, Дрейк не запомнил. Поняв, что не выдержит, на следующий день он сделал маленький глоток зелья, но мгновенно исцелить оно не могло. До деревни оставалось совсем недалеко, когда метнувшийся из кустов скальд напугал коня и тот убежал, сбросив седока. Мальчик заплакал и пополз, изредка поднимая голову, чтобы сориентироваться. Тут он со страхом обнаружил, что слепнет. Потянулся за коробом, но не было сил. Попробовал закричать, но не услышал собственного голоса и провалился в забытье.

Часть вторая.

ЗАХРУСТАЛЬЕ

Семь лет спустя

                                                                

Наутро ветер разогнал дождевые тучи, и в многочисленных прорехах засияло яркое небо. Подножия гор утопали в праздничном разноцветье осеннего леса. Где-то звенел по камням ручей, далеко в горах рокотал оползень, а здесь, у подножия, все вокруг дышало покоем и безмятежностью. На прогалину, густо опушенную подлеском, вышел скальд. Какое-то время зверь стоял неподвижно. Он осмотрелся, потянул носом, выискивая чуждые запахи, наконец, негромко рыкнул. Вслед за ним на поляну выбрались трое щенков, и тут же затеяли веселую возню. Длиннолапые, неуклюжие, не сменившие еще даже окрас, снежно-белые, с редкими серебряными проблесками в густой шерсти. Взрослый скальд еще раз понюхал воздух, и успокоился, присел на задние лапы. По вершинам деревьев пронесся ветер, зашумел в ветвях.

- Болт, - одним дыханием прошептал Дрейк. - Чаруй! В подставленную ладонь легла короткая арбалетная стрела, усиленная заклятьем.

Охотники затаились в кустах на пригорке, откуда прекрасно была видна поляна с резвящимися на ней зверями.

«Сука – моя», - так же, почти неслышно, прошептал Дрейк. Залегшие рядом Лерой и Шак кивнули, взяв на прицел молодняк. Коротко щелкнула спущенная тетива, послышался глухой шлепок, и по глазам стегнула ослепительная вспышка сработавшего заклятья. Шак коротко и зло выругался – его болт ударил в землю рядом со скальдом. Двое оставшиеся в живых щенков закружили по поляне, визжа от страха. Они то кидались в лес, то возвращались обратно к матери, не в силах понять, откуда пришла смерть.

- Лерой, твои. - Дрейк торопливо перезаряжал арбалет, поминая Предков.

Прозвучало короткое заклинание, и еще один скальд беззвучно лег в пожухшую траву. Оставшийся в живых щенок, наконец, кинулся бежать. Вдогонку ему понесся очередной болт. На этот раз Шак не промахнулся.

- Хорошо колданул, - одобрительно ухмыльнулся Дрейк. Маг пожал плечами, вытирая тонкую струйку крови, побежавшую из носа. Охотники поднялись из желтой пожухшей травы, стряхнули налипшие на одежду хвою и мох. Лерой почувствовал, как по всему телу разливается слабость – расплата за колдовство. Вены набрякли, мышцы скрутило тугими узлами, а в висках бешено запульсировала кровь.

Колдун поморщился. Боль отката никогда не станет привычной, колдуешь ты впервые, или десяток лет. Стальные иглы впились в голову, к горлу подкатил рвотный ком. «Все, пару дней меня не дергать. Слишком сильный откат».

Охотники посмотрели на поляну, где в корчах умирали скальды. Мать еще дергалась, сучила ногами, пыталась поднять окровавленное тело с земли и доползти до трупов детей. Люди невольно поежились, видя, как мускулистые лапы вырывают из земли куски дерна и обрывки корней. Из страшной раны на боку вывалились кишки. Они еще пульсировали и дымились в холодном воздухе осеннего утра. Густая кровь залила мох, ярким пятном выделяясь на желто-зеленом фоне. Дохнуло зловонием.

- Да хоть неделю теперь валяйся! - Шак хлопнул по плечу Лероя. - Такое дело сделали! Ну-ка, Дрейк, это уже который по счету?

- Седьмой или восьмой, я уже не помню,- хрипло отозвался предводитель. - Щенков я не считаю. Теперь хоть скотина цела будет. А то ведь порезали полстада… да и девки спокойно в лес смогут ходить. Помоги-ка шкурку снять.

Скальд, наконец, затих и вытянулся во весь рост. Дрейк приблизился, попытался перевернуть обмякшее тело. Друзья кинулись помогать – зверь был тяжел.

- Здоровая, - пропыхтел толстяк Лерой - пудов шесть будет.

От натуги его лицо посерело, из ноздрей снова показалась кровь. Колдун виновато посмотрел на товарищей. Шак оттолкнул его: «Не лезь, без тебя управимся. Иди, присядь». Совместными усилиями они перевалили скальда на спину – помогла недюжинная сила Шака. Из всей троицы он был самым старшим.

- Да они взрослые все такие, - ловко подпарывая шкуру, отозвался Дрейк. - Стой, а где еще один щенок?

- Да вон, в кустах сдох. - Шак кивнул в сторону. В густых зарослях отчетливо виднелось светлое пятно, за которым тянулся кровавый след. - Ладно, меньше болтай, время дорого.

Через полчаса все было закончено. Мясо скальдов мог есть только очень голодный человек – оно было слишком твердым и жилистым, с неистребимым запахом псины. Никто на него и не позарился, взяли только шкуру, да еще Лерой вырезал страшные клыки. Нагруженные добычей охотники пошли к лошадям, спрятанным в лесу. До деревни оставался всего день езды, подсумки были полны. Удачная охота.

***

- Папа, помоги! Папа, мне больно!

***

часть2

- Едут!- Звонкий крик Айды разнесся над деревней. Малышка подбежала к невысокой пухленькой женщине и затеребила ее за рукав: «Мама, мама, папка едет! Пойдем скорее!"

- Ну, беги, - улыбнулась она, глядя на дочь. Довольная девочка опрометью кинулась на дорогу, навстречу тяжело нагруженным лошадям. Подбежав к Шаку, с размаху обняла его за ноги, запрокинула голову, улыбаясь во весь рот. Рядом уже обнимался Лерой с невестой. Чуть отставший Дрейк взглянул на них с доброй улыбкой. Неторопливо, степенно  подошел Ветер, кузнец. Он бегло осмотрел усталых лошадей, оценил взглядом набитые доверху торбы. Высокий и плечистый, казалось, весь состоящий из перевитых жилами мускулов, Ветер дружески хлопнул по плечу Дрейка, отчего тот слегка присел: «Здрав будь, Ведущий», помахал рукой остальным: «Шак, Лерой - рад вас видеть».

- Здрав будь, Ветер,- отозвался Шак.- Как дела, что нового в деревне?

- Да пока тихо все, жаловаться не на что. Только вот руду последнее время приносят никудышную, считай, вполовину меньше прежнего в ней железа стало. Надо бы людей послать новые жилы поискать. – Ветер вопросительно глянул на Ведущего. - А по хозяйственной части баб спрашивай, им виднее.

Дрейк нетерпеливо отмахнулся: « Ладно, разберемся. Без железа не останешься, на крайний случай в Смолянск пошлю, там купим. Омаха тут?»

- Дома вроде была. - Ветер поскреб бороду, - слышь, Ведущий, дело такое. Мы тут всеми скинулись, собрали, кто чем богат. От зверя так мужа потерять - не приведись никому такое... баба то без кормильца осталась... да еще и на сносях.

Дрейк кивнул, одобрительно, вздохнул, вспомнив об Итоне, и тронул лошадь. Проехав пару дворов, он остановился перед добротным срубом, еще хранившим смолистый запах свежего дерева. Даже отсюда на левом углу были видны глубокие борозды, пропахавшие венец дома - следы когтей. Прошло всего восемь дней со дня смерти друга, а во дворе уже появились первые признаки запустения – под ногами мусор, недостроенный навес покосился, дверь в сарай распахнута настежь. Постучав, Дрейк вошел в дом. За прошедшие дни Омаха, казалось, так и не изменила позы, в которой он оставил ее, уезжая. Молодая женщина в несвежей рубашке так же сидела в углу и безучастно перебирала разложенные на столе каменные фигурки.

- Вот этого дракончика он подарил, когда еще начинали с ним встречаться, - она жалко заглянула в глаза Дрейку, попыталась улыбнуться. - А лисенка вырезал, как дочка родилась. Обещал сделать скальда, как сына рожу... а скальд... - по ее лицу текли слезы.

Ох, не любил Ведущий такие моменты. Стоишь, слова глотаешь, да и что с этих слов, не помогут тут они. Всего-то чуть больше года девчонка замужем побыла, только начала дом и счастье свое строить, и тут на тебе… Лучший стрелок, любимец всей деревни, друг каких мало, погиб. Да не в бою за клан, не честь отстаивая, а зверем диким разорван. Дрейк скривил губы, сжал покрепче, шагнул вперед, обнял зашедшуюся в плаче женщину. Стоял и баюкал, кусая губы, пока немного не стихла. Потом отодвинул враз и сказал.

- Мертвых не вернуть, а живым - жить. Его помнить будем, да и ты одна не останешься. А тебе вот... От нас… ну как бы отомстили, в общем. Прими.

Дрейк с натугой вволок неподъемные торбы в дом. Развязал тугие завязки, вытряхнул содержимое на пол. Темно-серые, слегка мерцающие серебром шкуры скальдов покрыли пол.

- Спасибо, - растерянно прошептала Омаха, прикипев взглядом к лежащему под ногами сокровищу. - Спасибо, Бельчонок.

Сердце тоскливо заныло: « Бельчонок». Еще детское его прозвище, которым называла его мама... и она… когда мальчишкой еще бегал за ней, заливаясь краской и немея от смущения. Когда чуть повзрослев, шептал: « Вот вырасту, стану Ведущим и возьму тебя в жены». Когда не встретила она еще Итона. Ладно, было - и прошло. О  бнял еще раз женщину, осторожно поцеловал в щеку - и за порог, скорее прочь, пока есть силы молчать.

Смеркалось. В деревню потянулись люди с шахты, зажглись первые огни в окнах. Деревня, названная когда-то Приютом, была первым и самым крупным поселением клана. Были, конечно, и другие села – в Дальнем распадке, в устье речушки Ворчунья, неподалеку от Хрустального ключа, были поселки при шахтах. Но Приют так и остался самой густонаселенной деревней – уж очень удачно он был расположен. Окруженный со всех сторон лесом, Приют раскинулся у подножия горной гряды, носящей странное название Рыбий хребет. Откуда оно пошло – никто не помнил. Хотя, при должной фантазии можно было найти определенное сходство – частые островерхие вершины стояли в ряд, образуя почти прямую линию. Чуть ниже располагались поля клана. Именно возможность раскорчевать обширные участки, заросшие лесом не так густо, как все вокруг, и привлекла в свое время основателей деревни.

Дрейк не торопясь шел домой. Он очень любил это время, когда вернувшись с охоты можно просто пройтись по тихой деревне, перекинуться парой слов с жителями, спокойно попить пивка и послушать байки старого Ветра. Когда можно побыть двадцатилетним парнем, не отягощенным бременем Ведущего. Все дела завтра. Проходя мимо Круга - излюбленного места посиделок молодежи, Дрейк услышал хриплый, чуть запинающийся голос:

  Мне не дано узнать тепла твоей руки

  Изгиба губ, неровного дыханья

  С тобою рядом не дано идти...

  Дрейк хмыкнул: «Опять Кальт девкам головы дурит. Пьянота, калека, а ведь липнут к нему, дуры». В груди всколыхнулось что-то, похожее на завистливое раздражение. Вот кому заботы нет - днем по лесу ягод набрал, а вечером сидит, пиво хлещет, и стихи свои девкам читает. А у самого хата второй год как с дырявой крышей стоит, так и не собрался отремонтировать. Пошарит в кои веки по закраинам Жерла, нетопырей набьет и скупщикам в Смолянске сдаст. Тем и живет. Никчема, в общем. Примак. Хотел раз выгнать его, так бабы пошли отбивать. Скучно нам без него, говорят, будет. Ладно, одного бездельника деревня прокормит.

      Навстречу Дрейку неторопливо шла черноволосая миниатюрная девушка. Маленький прямой нос, высокие скулы и огромные темно-синие глазищи. Дочка одного из шахтеров, Адриана. Она рано осталась без матери, умершей во время эпидемии Тихой Смерти. Очень добрая, ласковая и чуть застенчивая. Нейла одета в длинный коричневый плащ с капюшоном, отороченным белым мехом. Ей очень к лицу этот наряд. В руках девушка несла маленький котелок, над которым вился пар. Дрейк отметил, что она одна: нечастое явление – вокруг Нейлы всегда полно ухажеров.

      - Здрава будь, краса, - сказал он, улыбаясь.

      - Здрав будь, Дрейк. Как охота прошла? - Мягкий грудной голос достойно завершал портрет юной красавицы. - Говорят, ты десяток скальдов извел?

      - Не десяток, восемь. И щенков.

Нейла улыбнулась, благодарно и ласково: « Ты просто герой, Ведущий. Красив, смел, а теперь как выяснилось, и щедр. Омахе такое сокровище отдал, себе ни шкурки не оставил».

Ведущий, несмотря на то, что был на четыре года старше, смущенно опустил глаза, покраснел, как мальчишка.

       - Все собирали что могли, не я один... а с Шаком и Лероем разочтусь по-свойски.

       - Знаешь, Дрейк, - девушка посмотрела ему в глаза, - мы рады, что у нас такой Ведущий. Правда. Ты молодец.

       Она вдруг приподнялась на цыпочки, и притянула одной рукой голову Дрейка к себе. Крепкий поцелуй ожег его губы. « Это за Омаху». Нейла тут же засмущалась собственной смелости, потупилась, отступив на шаг.

     Дрейк замялся, не зная как ответить на неожиданную ласку: « Эээ… ну мы все же один клан…а ты куда собралась? – наобум спросил он. Девушка качнула котелком.

      - Да Кальту горячего отнесу, один ведь мужик живет. Побалую. - Уже издалека отозвалась она, и подарила на прощание Ведущему еще одну улыбку.

      Часть 3

Пробуждение далось с трудом. Голова гудит, тело будто чужое, язык едва ворочается в пересохшем рту. Кальт пошарил под лавкой, нащупал жбан с водой, жадно припал к нему. Стало чуть легче. Вспомнив, что вчера спьяну пообещал Териан набрать клюквы, он досадливо поморщился. «Придется тащиться к самому Жерлу» - подумал Кальт – «причем, сегодня. Пообещал все-таки». Вода в объемистой фляге, копченое мясо, запасные подметки - по острым камням иной раз и две пары изорвешь, соль, кремень. Готово. Кальт приладил на культю левой руки жестяной гребень с мешочком для ягод и плотно примотал его лосиными сухожилиями. Маленький самострел, взводимый одной рукой, занял свое место ближе к локтю. Мысленно поблагодарив лекаря, спасшего ему два пальца на правой руке, Кальт закинул мешок за спину. Проверил нож, закрепленный под запястьем - все в порядке, острый. Ну, вот и готов. Но как неохота что-то делать!

      Идти было легко. Земля, подмерзшая за ночь, еще не успела оттаять, прохладный воздух бодрил, и хотя вчерашний перебор еще давал о себе знать, боль и тяжесть в голове уходили, уступая место покою и предвкушению дороги. Кальт умел ходить далеко, умел беречь силы, а такие прогулки, пусть даже до Жерла, только доставляли ему удовольствие и отвлекали от тягостных мыслей. Несколько раз он встречал след лося, один раз наткнулся на затаившегося в кустах зайца. Солнце давно растопило иней на траве, воздух прогрелся. Погода стояла тихая, почти безветренная, и Кальт с удовольствием скинул грубую куртку. В воздухе витал чистый запах осени – тонкий, горьковато-щемящий, едва уловимый. Ближе к полудню Кальт решил сделать привал. Развести костер? Лень. Он сжевал всухую несколько полосок копченого мяса и откинулся на спину, глядя в небо. Немного ныли ноги. Слабый ветер кружил хороводы облаков в прозрачной вышине, невнятно лопотал в листьях. Кальт прикрыл глаза, подставив лицо нежарким солнечным лучам.

      - Папа, спаси меня! Папа, мне больно!

В незнакомом голосе звучало отчаяние. Но раздался он не в ушах – в голове.

Из-за мешка за спиной быстро вскочить на ноги не удалось. Кальт перекатом сместился в сторону, одновременно взводя самострел. И вновь дикой болью в голове отозвался детский крик.

      - Папа, помоги!

      Кальт схватился руками за голову. « Опять!» - прошептал он. Липкий страх парализовал его, лишая сил. Он внезапно ясно увидел невесть откуда взявшийся морок: залитая кровью поляна, сломанные кусты, небо, испещренное черными силуэтами падальщиков. Неопрятная груда мяса на траве, вырванные куски дерна. Смрад. Одиночество. Страх.

      - Папа, я умираю. Спаси меня! – не унималась слепящая боль в висках..

Обезумевшим барабаном заходится сердце, беспричинная паника тянет живое тепло, превращая тело в тряпичную куклу. « Почему? Сколько это еще будет длиться?» Паника. « Кто ты?» Кальт застыл на месте: «Думай. Не бойся. Ты же знаешь это место. Помнишь, ты водил туда Айду? Это поляна близ рубежа, рядом с Хрустальным ручьем. Не бойся, это всего лишь наваждение».

Когтистая лапа вцепилась в судорожно трепещущий комок в груди.  « Папа, спаси меня».

- Я не твой папа. Но я уже бегу. Я бегу, слышишь, кто ты ни был. Держись! - единым мигом мелькнули мысли в голове калеки.

   Мешок подпрыгивал, больно молотил по спине. Кальт бежал, падая, задыхаясь, полуослепший от пота. Он уже не чувствовал, как ветки хлещут по лицу, раздирая в кровь лоб и щеки. Неудачный прыжок - и нога неловко подвертывается, острая боль заставляет вскрикнуть. Кальт вскочил, и тут же рухнул обратно. Он торопливо стянул сапог, ощупал поврежденную ногу. Малейшее прикосновение к голени невыносимо, боль такова, что перехватывает дыхание. Как же не вовремя! Ничего, уже недалеко. Мужчина опустился на четвереньки, обрезал сухожилия, крепящие гребень к культе. Гребень мешает.

«Держись. Я успею».

Вот и Хрустальный ручей. Прозрачная вода журчит, манит к себе. Остановиться бы, залить огонь в глотке, смыть кровь и пот. Некогда.

« Бегу».

 Кальт выскочил на поляну и вторично увидел картину, вспыхнувшую в мозгу часом раньше. Черные мазки запекшейся крови, разбросанные куски дерна, освежеванный труп, большой, но жалкий в смерти. Белые и сизые внутренности растащили птицы, они теперь разбросаны по всей поляне, похожие на обрывки старых тряпок. Вокруг царит тишина, странная даже для засыпающего леса. Калека оглянулся в надежде увидеть того, чей голос звал его на помощь. Никого – живых.

- Это безумие - Кальт провел рукой по глазам, тщетно пытаясь успокоить дыхание - Что это было? Отпусти меня!

В кустах на окраине поляны раздался тихий шорох. Тело, перенасыщенное адреналином, отреагировало само - самострел смотрит в сторону шума, рука не дрожит, глаза выискивают малейшее движение. И опять – наваждение, опять голос в голове.

- Папа... – Это уже не крик, угасающий шепот.

Кальт шагнул к кустам. Там, в самой гуще, лежал молодой скальд. Кровь испятнала белую шерсть, голова запрокинулась назад, и клыки обнажены в бессильном оскале. Широкий розовый язык выпал из пасти, на нем - земля и хвоя. В боку зверя виднелись охвостья двух арбалетных болтов, утонувших почти на всю длину. Но щенок был еще жив – его бока едва заметно колебались в такт тихому дыханию. Кальт зубами стянул кожаный чехол со своего клинка и осторожно приблизился, выискивая место поудобнее, чтобы покончить с хищником одним ударом. Внезапно по телу щенка пошла судорога, и он открыл стекленеющие мутно-коричневые глаза.

- Папа, спаси меня.

Нож, не дойдя до горла скальда на волосок, застыл. Несколько минут Кальт неподвижно стоял на месте и боролся с тем, что казалось ему безрассудством. Мужчина прекрасно понимал, на что идет, спасая детеныша лесного монстра. Если узнают в деревне – ему не жить. Он глубоко вдохнул, закрыв глаза и, наконец, решился. Нож вновь спрятался в чехле, а Кальт, сложив искалеченные руки перед грудью, ушел в себя, накапливая Силу.

 Магия этого мира плохо давалась людям, слабея из поколения в поколение. По паре простеньких заклинаний знали все, но срабатывали они не у всех, и не часто. Откат же, как правило, был очень жестоким. Пытавшиеся лечить чужую простуду заклинанием, люди сами потом не вставали по нескольку дней с постели - откат отбирал все силы, грозя раздавить человека. Творить волшебство могли все: у кого-то получалось лучше, у кого-то – хуже. Но поскольку случаи удачного колдовства были редки, люди постепенно стали называть магами тех, у кого на четыре – пять попыток приходилась одна удачная. Еще более редкими были маги, способные сотворить три заклинания подряд - редкими и берущими за свои услуги баснословные деньги. А то, что собирался сделать Кальт, было безумием вдвойне, ведь даже самые простенькие заклинания удавались ему считанные разы. Перелив жизни - это заклинание знали все, но осмеливались использовать - единицы. Заклиная, отдавая свои силы и энергию, можно было вернуть к жизни практически мертвеца, но при этом исцеляющий слабел настолько, что сам очень часто занимал место своего пациента. И неважно, сработало заклинание, или нет. Лечили им невероятно редко, и никто не знал, сколько золота переходило к магу-счастливчику, рискнувшему, и отнявшему пациента у смерти. Для Кальта тем более особая опасность крылась в том, что заклинание требовало особо точного распределения энергопотоков, абсолютной симметрии жеста. С искалеченными руками опасность умереть возрастала многократно. Еще несколько секунд Кальт колебался, прислушиваясь к собранному потоку Силы, затем резко развел руки в стороны и открыл глаза, начиная действо. И застыл.

 Из кустов на него смотрела пара светящихся янтарем глаз. Скальд не нападал, он просто стоял, вперив тяжелый взгляд в исцарапанного человека, стоявшего на коленях перед умирающим щенком. Хищник появился настолько бесшумно, что калека увидел его, лишь встретившись взглядом. Кальт замер, затем медленно потянулся было к арбалету, но сильное жжение в груди отрезвило. Медлить с колдовством нельзя. Собранную Силу нужно использовать сразу - или умереть. Не получившее воплощения заклинание, спустя короткое время разрушало все энергоканалы человека, и тот погибал от остановки сердца.

- Ихам олуа! - между рук Кальта возник неяркий, жемчужного цвета шар. Воздух вокруг задрожал, и человек почувствовал, как поток Силы откликнулся на его приказ. Заклятье заработало.

- Ихам верде! - шар стал уменьшаться в размерах, приобретая интенсивность цвета и вес. Кальт почувствовал, как стремительно тают силы. Отбирая жизнь у мага, шар аккумулировал его энергию в себе, неотвратимо наливаясь тяжестью. Теперь главным было не пропустить того момента, когда еще оставались силы, и отдать пациенту средоточие жизни.

 Часть 4

С утра у Ветра было мало работы. Поправить пару плугов, наклепать наконечников для стрел да сработать на заказ несколько гребней для ягод - вот и вся работа. Солнце еще не дошло до зенита, как все было готово. Старый кузнец вздохнул, вспомнив то время, когда оба горна допоздна были в работе, работали у него в подручных двое ребятишек, да и то - не успевал. А ведь прошло с тех пор всего ничего. Еще пять лет назад население Хрустального рубежа было почти вчетверо больше. Торговые караваны не успевали собирать товар, заготовленный кланами и вольными поселениями, люди богатели. Но потом как-то исподволь, незаметно, богатства Хрустального рубежа стали сходить на нет. Вначале исчезли белки, которых раньше били все, кому не лень, почти перевелись вепри и лоси, не сразу, но быстро опустели рудные шахты. И это в горах, где, казалось, выработки можно вести много десятилетиями. Несколько неурожаев кряду дополнили список бед. Теперь, чтобы прокормить немногих оставшихся обитателей Хрустального рубежа, приходилось каждый год выжигать новые поля, отвоевывая их у леса. Торговцы почти перестали появляться по эту сторону границы Захрусталья.

 Дверь кузни распахнулась.

- Здрав будь, Ветер, - сказал вошедший Лерой. - Дрейк зовет, поговорить хотел. Не оторвем от работы?

- Да какой там занят - ворчливо ответил кузнец - передай, сейчас приду.

Зайдя в дом, Ветер сменил прожженный кожаный фартук на чистую рубаху, умылся, и шагнул за порог. Потом вспомнил что-то, улыбнулся в усы, и достал из схрона под крыльцом объемистую флягу с напитком, который все, не мудрствуя лукаво, так и называли - Ветровка.

- К Дрейку я - пояснил он жене.

- Что-нибудь случилось?- вяло полюбопытствовала Наваэль.

- Если за новостями, то б мне не к нему, а к тебе дорога - проворчал Ветер - вы, бабы, все раньше всех узнаете.

- А ты б поменьше штаны в кузне протирал, да почаще к людям выходил - парировала жена, - все одно, сидишь, с места на место свои железки перекладываешь.

- Да не могу я, Нава! Руки без работы опускаются! А тут за молот подержишься... а… -

махнул рукой Ветер и вышел, не закончив фразу.

В доме Дрейка всегда было людно. Кто-то приходил, кто-то уходил, ребятишки приносили новости с поселков, за судом шли обиженные. Да и просто так - посидеть, поговорить, отдохнуть душой. Места хватало всем - дом Ведущего был самым большим в поселке, в три этажа. И самым старым - он стоял с самого первого года, как за Хрустальный рубеж заглянул человек. Но сейчас дом был почти пуст и непривычно тих.

- Ветер, поднимайся к нам - крикнул Дрейк с лестницы.

Небольшая комната. На стенах турьи и лосиные шкуры, у дальней стены потрескивает дровами камин. Мебель старая, потемневшая от времени, но крепкая и опрятная. В центре комнаты - шесть внушительного вида стульев вокруг огромного овального стола. Четыре места заняты, два - свободны. Лерой,  Дрейк, Териан, Шак. И он, Ветер.

- Териан, рассказывай новости - попросил Ведуший.

Териан вздохнула: « На Дальнем беда. Трое в горы ушли и пропали. Уже пятый день, как их ищут. Боюсь, бесполезно - в той стороне полно скальдов. Были бы живы - уже бы дали знать».

- Семейные? - спросил Лерой.

Нет, молодые все, не успели пережениться. Да ты, наверное, одного знаешь. Тур, плотник, что тебе с домом помогал.

Колдун почесал затылок.

- Да, помню. Вроде серьезный парень, не из домоседов. Такой просто так не сгинет.

- А за Дальним и матерые охотники, случалось, гибли, - вставил Ветер.- Проклятые там места, глушь и болота.

- Что еще? - нетерпеливо перебил Дрейк. Пять дней поисков – считай все, живыми людей уже не найти. Он опустил голову, чтобы никто не увидел мелькнувшие в глазах смятение и боль. Гибнут, гибнут люди! До недавних пор скальды не нападали на поселян, Итон стал первым. Случалось, резали скот, но редко и не всех. Что случилось? Как произошло, что звери преодолели страх перед человеком? Знать бы ответ.

-Еще? Еще руда пошла, считай, пустая. Нужно опять разведчиков в горы слать, иначе к весне втридорога будем железо покупать.

- Да, Ветер уже жаловался - Дрейк потер лоб. - Шак, возьмешься? Десяток человек возьми и пошарь по хребтам, может, повезет.

- Вряд ли – задумчиво отозвался Шак - Но попробуем. Только десяток там даром не нужен, хватит и пятерых. Только лошадок бы нам, получше.

Шак хитровато прищурился, глядя на Дрейка.

- Лошадок тебе... Хорошо, возьмешь горных лошадей, я попрошу Ваню, чтобы не отказал. А заодно и колдунам нашим накажу, что не вздумали с тобой идти. Опять в Жерле приключений решил поискать? Мало тебя упыри поучили? Нет там ничего стоящего, ради чего людей класть. Чем за старыми артефактами гоняться, лучше о людях подумай.

- Да мы не…

- Я знаю, что "не"! Без магов вы туда не полезете, поэтому и не дам магов. Целее будете. Не то время, Шак, - уже мягче сказал Дрейк, хмуро глядя в огонь камина - Нельзя нам сейчас рисковать ради легенды. Зима, считай на носу, зверье уходит. Людей кормить некому, каждый на счету.

Он вздохнул, потер глаза. Каждый год в бездонную пещеру нет-нет, да и пытались заглянуть все новые искатели приключений. Неизвестно откуда появившаяся легенда о сокровищах Прежних, будоражила многих. Одни надеялись найти золото, другие – легендарное оружие. Ходили слухи, что именно сюда, в Захрусталье, сбежали когда-то, спасаясь от казни, уцелевшие боевые маги. Вот из-за этих-то нелепиц много смелых и ловких охотников уже сгинуло без следа. Хорошо, хоть располагалось Жерло на отшибе, высоко в горах. Жажда наживы и приключений толкнула однажды в Жерло и старшего ловчего клана. Шак ушел один, не предупредив никого. Отыскали его только через три дня – в окровавленных лохмотьях, искусанного, едва живого. Териан едва не поседела, выхаживая мужа. Но произошедшее, кажется, уже успело выветриться у него из памяти.               «Зануда ты, Дрейк» - кисло отозвался Шак.

- Да хоть и зануда! - огрызнулся Ведущий - зато вас, веселых, сберегу по мере сил.

-Дрейк дело говорит - сказал Лерой, - В Жерло осенью идти - все равно, что в воду с камнем сигать. Упыри потомство вывели, они сейчас злые и голодные.

Териан блеснула глазами: « А еще у нас свадьба в Тихом распадке намечается. Давно бы справили, но Итона только похоронили, не по-людски было бы вслед праздновать. А теперь и эти трое… Кай и Мэри женятся, так что еще один сруб в распадке ставить будем».

- Я их не знаю - пожал плечами Шак. - Что за люди-то? Сами не могут бревен накатать?

- Сироты оба. Что он, что она - тихо сказал Дрейк - Их родители погибли, когда мы с материка перебирались. Мы вперед, а они прикрывать остались, еще отец рассказывал. Некому им с домом помогать, если только друзья... Всеми поставим.

Шак замолчал, залившись краской. Клан уходил с материка в спешке, люди побросали почти все на произвол судьбы. Тогда еще от Тихой Смерти не придумали вакцины. Бесконечный поток беженцев постоянно подвергался нападениям заболевших мародеров, озверевших от осознания неминуемого конца. Они уже не боялись за свою жизнь, и не щадили чужой. Ради нескольких дней  беззаботной жизни, бандиты не гнушались ничем: все равно помирать.  Наиболее сильные мужчины клана оставались позади – прикрывать отход. Мало кто из них догнал свои семьи.

 Лерой встал, помешал уголья в камине. Дохнуло теплом, на кованой решетке заиграли рыжие блики.

- Дрейк, - попросил колдун - отпустил бы ты меня в Смолянск. Там, говорят, маг из Белых появился, может, какое новое заклинание выспрошу. Да заодно и наш товар  пристрою. Я быстро, дня за четыре обернусь. Отпустишь?

Дрейк оторвал взгляд от рдеющих угольев и улыбнулся: «Вместе поедем. Хочу кое о чем с тамошними поговорить. Есть мыслишки. Ветер, ну наливай, что ли. Я ж знаю, что ты за пазухой держишь».

-Что за мысли?- с любопытством спросила Териан.

-Да от соседей человек приходил еще две недели назад, хотят к нам присоединиться. Вроде Вольные с побережья, и где-то недалеко еще один клан. Сам я их не знаю, хочу послушать, что в городе говорят.

После Великой войны слияния кланов стали обычным делом. Истощенные многолетними междоусобицами, люди оказались тогда на грани выживания. От иных сильных и многочисленных кланов остались одни воспоминания, другие были сильно прорежены. Чтобы хоть как-то выжить, непримиримые враги вчера, а сегодня – союзники, кланы объединялись. Уже никто не смотрел на корни человека, его прошлое, Веру. Главным теперь было другое – что он умеет. Такая практика постепенно вошла в обиход. Маленькие группки сливались, выбирали себе Ведущих, налаживали жизнь. Вместе отстраивались, поднимали пашню, случалось – дрались с соседями за лучшие земли.

Ветер разлил настойку по кружкам, выпили. Похвалили. Даже непьющая Териан сделала несколько маленьких глотков. Ведущий подмигнул кузнецу.

-Ну, Ветер, доволен, что решили? Добудем тебе руду, не переживай.

-Доволен буду, как найдете... а по части переживаний - это вон его дело за нас за всех переживать, - буркнул Ветер, кивая на Дрейка - А мое дело молотом махать, да детишек учить. Бумагу в Смолянске не забудьте купить, а то на исходе. Териан, твоя егоза кукол бумажных повадилась мастерить, добро мне переводит. Приструни.

Раздался негромкий смех. Все знали, что старый Ветер любит дочку Шака и Териан пуще родителей, и попустительствует ей во всем. Впрочем, не забывая ворчать.

    По улице глухой дробью простучали копыта, переполошено заквохтали куры. Послышался гомон, невнятные крики. В дверь сильно, нетерпеливо постучали.

-Лерой, ты здесь? Выходи скорее, помощь твоя нужна.

На крыльце стоял шахтер, держа на руках маленькое тело мальчика лет десяти. У него были стесаны в живое мясо ноги, ободраны локти и ладони, нездоровый, синюшный цвет лица.

-Лерой, спасай дитенка! - зачастил шахтер, - наш маг как назло с утра заклятье сотворил, и теперь в откате лежит, стонет. А мальчишку у клети нашли, видно дополз, а людей позвать уже сил не хватило. Я поднимаюсь, а он без памяти лежит.

Прежде рудные шахты были гордостью клана. Богатейшие месторождения находили почти у поверхности – только копни. Доходило даже до того, что нанимали в Смолянске работников, не справляясь сами. А теперь былая гордость стояла почти заброшенная, обезлюдевшая: запасы руды истощились.

Лерой приложил ухо к тощей груди мальчика. Сердечко трепыхалось, но слабо, едва слышно. Рот полуоткрыт, губы обметаны неприятного вида белесым налетом.

-Воды, - скомандовал Лерой. Колдун, перехватив мальчика у шахтера, понес в дом. Уложив на широкую гостевую лавку, осторожно, едва касаясь, срезал лохмотья, раньше бывшие одеждой, осмотрел. Людей набилось в дом - не продохнуть. Принесли воду. Лерой недовольно оглядел столпившихся поселян.

- Ну что, потеху нашли? Живой парень и будет жить. Он просто в обмороке, и сильно обезвожен. Смысла колдовать нет, бабы выходят.

Колдун влил немного воды в полуоткрытый рот, обтер лицо найденыша мокрым полотенцем. Мальчик вздрогнул, забормотал что-то, и открыл воспаленные глаза. Придерживая ему голову, Лерой поднес чашку к губам. Найденыш пил жадно, взахлеб. Худющий, кожа да кости. Курчавые черные волосы спутаны, все в пыли и колтунах. Тонкий нос с едва заметной горбинкой, а ресницы длинные, как у девочки.

У Лероя защемило сердце. « Откуда ты взялся, малыш?» - с нежностью подумал он. По одежде колдун понял, что паренек не из местных. «Неужели из Смолянска?» Хотя нет, красивые ботиночки изношены, от подметок остались одни окровавленные лохмотья. «Издалека шел», - сообразил Лерой, - «Бедолага. И как не погиб в пути?» Териан тем временем уже давала указания помощникам, те тащили бинты и травы. Отобрав у Шака маленькую склянку с бальзамом, Териан быстро и умело промыла раны, наложила компрессы на сбитые ноги, бережно забинтовала.

- Жить будешь - потрепала она найденыша по голове. Приняв сонный настой, мальчик уснул. Распорядившись после пробуждения вымыть мальчика, накормить и позвать ее, Териан ушла. Ветер тоже засобирался - близился вечер. Три раза в неделю старик отдавал вечера обучению детей: грамота, счет, история. Люди предлагали ему построить отдельную избу для таких занятий, но Ветер всегда отмахивался, приговаривая, что мол, в своем доме у него и язык лучше ворочается, и устает он меньше. И вообще, - говаривал он, - как могут мешать в доме дети? И, кажется, любил эти занятия едва ли не больше самих детей. Ему доставляло истинное удовольствие делиться своими знаниями: обучая ли считать, повествуя ли о Прежних, или просто рассказывая истории из своей долгой неспокойной жизни. Частенько Ветер забывался, увлекшись, и тогда былины и сказки вперемешку лились рекой. Родители, пришедшие забирать припозднившихся чад, тоже нередко заслушивались и оставались у кузнеца до глубокой ночи.

Утром выяснилось, что пропал Кальт. Немного подумав, решили не поднимать панику, а сутки выждать. Многие вообще не видели повода для волнения - ну пропал и пропал, такого не жаль. Добро, был свой человек, а то так, приблуда и пьянь. Но все толки оказались напрасными - ближе к ночи люди увидели его. Калека шел тяжело, его сильно шатало из стороны в сторону, ноги выписывали причудливые кренделя.  Не дождавшись обещанной клюквы, Териан, не колеблясь нимало, пошла было воспитывать пьянчужку, но, увидев свернувшегося в клубок прямо на полу Кальта, поняла, что с воспитанием придется повременить. А потом и злость прошла.

          Часть 5

По едва видимой тропке осторожно, неспешным шагом пробирались двое всадников. Один из них, восседающий на рослом пегом жеребце, был из тех, кто зарабатывает себе на жизнь мечом. Длинный бордовый плащ прикрывал нашивки, не давая разглядеть цвета клана. Мужчина был массивен, черноволос, крепко сбит и красив грубоватой, слегка звериной красотой. На подбородке – глубокий вертикальный шрам. Слева на его поясе висел гладиус в простых, без украшений ножнах, справа – маленькая сумка, в отличие от ножен богато украшенная самоцветами. Насколько широк и крепок был воин, настолько противоположен ему был спутник, точнее спутница. Одетая в сине-белый верховой костюм, она была просто воплощением изящества и хрупкости. Точеная, безупречно гармоничная фигура, цвета свежих сливок кожа и совершенно казалось бы невозможная грация каждого движения.  Вуаль на маленькой шляпке спускалась до подбородка так, что не было никакой возможности заглянуть в лицо. Угольно-черный конь наездницы стоил, пожалуй, больше, чем иной замок клана среднего размера. Под стать ему была и упряжь – драгоценный диммерит, украшенный частыми вкраплениями ведьминого камня. Казалось, даже лес вокруг затих, любуясь невиданной гостьей.

- Какой воздух! - сказала, как пропела, девушка - Вдохни поглубже, Грев! Какая первозданная дикость и простор! Просто очаровательно.

Ее спутник пожал плечами, мол, горы как горы, явно не разделяя идиллического настроения своей компаньонки. Взгляд воина, ни на мгновение не останавливаясь, перебегал с придорожных кустов на тропу, на ветви, нависшие над лошадьми, на любой шевелящийся предмет. Заметив напряженность стража, девушка рассмеялась

- Грев, успокойся. Вокруг ни души, уж я-то знаю. А хотя нет ...постой. Двое... верхом... с поклажей. Не хватайся только за меч, Грев. Люди и так редки в этих краях, а ты своим видом распугаешь последних.

На тропе показались двое верхом на мохнатых низкорослых лошадях. Первым ехал коренастый, невысокий молодой человек, одетый в грубые кожаные одежды охотника и красно-зеленый плащ с вышитым на нем гербом. Красиво очерченные губы, твердый подбородок, открытый взгляд теплых карих глаз. Спутанные каштановые волосы свободно лежат на плечах. Тонкий шрам от виска к уголку глаза. За спиной – лук в чехле. Второй, следовавший за ним, не привлекал к себе особого внимания. Длинная серая рубаха навыпуск, широкие штаны, заправленные в тонкие сапоги. Полноват. Пустую глазницу перекрывает широкая лента. На боку - вместительная сумка, в руках - арбалет наготове. Молодой человек в красно-зеленом плаще остановился от воина и девушки в трех шагах, слегка поклонился, не сводя глаз с Грева.

-Приветствую на земле моего клана. Это Лерой - он указал на толстячка - мой друг. Мое имя Дрейк. Кто вы?

   Воин в красном плаще слегка насмешливо посмотрел на Дрейка.

- Лорд Грев, Орден Серебряного Молота, вассал Империи. Не держу к тебе зла, - медленно выговорил он ритуальную формулу приветствия.

- Линайна, орден Серебряного Молота. Не держу к тебе зла, - девушка вернула Дрейку полупоклон.

Формальности были соблюдены. Лерой спрятал арбалет , подъехал поближе и тоже принял участие в разговоре . Хотя говорили в основном Линайна с Дрейком, а Грев отделывался, в основном, короткими односложными репликами.

- Мы не думали, что встретим кого-то здесь, лорд Дрейк, - Линайна чуть смущенно улыбнулась под вуалью. - Местные говорили, что есть кланы в Захрусталье, но мы не полагали встретить кого-то здесь.

- Здесь граница наших земель, леди Линайна - Дрейк уставился на луку седла, чтобы не пожирать девушку глазами так откровенно. - И я не лорд.

Еще при первом взгляде на гостью, Дрейк почувствовал, как часто забилось сердце. Она показалась ему не просто красивой – ослепительной. А сейчас, когда она приблизилась, пряный аромат ее духов только добавил парню мучений.

- Я тоже не принадлежу к благородным, - засмеялась красавица. - Но буду считать это комплиментом.

- А что вы ищете здесь? - спросил Лерой.

- О, мы просто решили прогуляться, маг.

Колдун вздрогнул. Уловить неясную ауру магии может далеко не всякий.  Диммерит и ведьмин камень, вуаль, бесподобная фигура юной богини и незаурядное чутье. Похоже, он встретил коллегу. Девушка напротив восхищенно всплеснула руками, обводя пространство перед собой.

- На материке нет таких дивных лесов и гор. Мне хотелось увидеть их самой, раз уж дела занесли моего лорда в Захрусталье.

- У вас дела в Смолянске, лорд? - обратился Дрейк к Греву.

- Да. В Смолянске и некоторых других землях. - Грев явно не старался быть вежливым, но Лерой с Дрейком, ослепленные Линайной, старательно не замечали высокомерного тона.

- Лорд, здесь не слишком подходящее место для прогулок - серьезно предупредил Дрейк.

Грев окинул его надменным взглядом. Лерой, более наблюдательный, или менее очарованный Линайной, заметил, и едва сдержался, чтобы не высказать этому хаму все, что он думает о его воспитании. «Тпрру!» - Грев осадил загарцевавшего жеребца. Конь прядал ушами, скосив глаза на заросли справа, и выглядел не то, чтобы испуганным, но настороженным. Там быстро мелькнуло что-то большое, светло-серое. Движение не сопровождалось никаким шумом, и Грев на мгновение решил, будто ему показалось. Лерой вновь выхватил арбалет, а Дрейк быстро развеял заблуждение воина в плаще Благородного.

- Скальды. Даже вы не справитесь со стаей. Железо и магия против них бессильны. Приходится комбинировать. Мы кое-как их бьем из арбалетов, зачаровывая болты. И то – через раз. Очень опасные твари.

Лерой не опуская арбалета, закрыл глаза, пошептал невнятно заклинание, скривился: «Кажется, ушел. Возможно, это одиночка».

- Вы охотитесь на скальдов?! - Со спесивого воина вмиг слетела вся надменность. - У вас есть их шкуры??

- Есть. – Дейк крепче сжал губы, чтобы не рассмеяться. Перепад настроения воина был настолько резок и забавен, что даже Лерой не спрятал улыбки. - Не у нас, но есть. В одном дне пути отсюда стоит шахта, чуть дальше - Приют, одна из наших деревень. Если собираетесь действительно купить шкуры, найдите Омаху. Вот, возьмите - Лерой вытащил из мешка красно-зеленый кожаный кругляш - Свидетельство того, что вы - наши гости. Ночлег, еда- все, как положено, Лорд.

- И этот ... Омаха продает шкуры?

Во взгляде Дрейка мелькнула печаль. Каждый раз даже простое упоминание имени его первой любви причиняло боль. По своей натуре привязчивый, он очень тяжело расставался с воспоминаниями о прошлом.

- ЭтА. Она вдова охотника, убитого скальдом. Мы организовали на них облаву, а шкуры подарили ей.

Последние остатки высокомерия сползли с лица Грева: « Дрейк, расскажите нам все об этой охоте. Мы на материке были уверены, что скальды неуязвимы. Во всей Империи существует всего два изделия из шкур скальдов,… взамен я обещаю вам любую награду, которая вам будет угодна». Воин только что не приплясывал от нетерпения. Куда только девался сдержанный надменный тон?

- Ну-у... это не короткая история - Дрейк помолчал. - Мы могли бы обсудить это в Смолянске, за пивом, например?

- Да, конечно. Вы едете туда, я верно понял?

- Именно. Прямо туда мы и едем. Если вы не против, продолжим разговор в городе. Уже темнеет, а по лесу ночью ездить не стоит.

- Линайна , мы едем назад - отреагировал Грев.

 Через четыре часа, когда вечер уже укрыл черным флером окрестности, четверка всадников въехала в предместья Смолянска. Ввиду позднего времени и обещания Грева покрыть все расходы, остановились в Золотом Доме: самой роскошной гостинице города – там всегда были свободные комнаты.

В «Золотом доме» гостей принимать умели. Хозяин лично проводил путников в их комнаты, осведомился, что желают на ужин «благородные господа», и убежал, извинившись. Не успел Дрейк переодеться, как вошел слуга и низко поклонился: «Купальня готова. Изволите освежиться?»

   Лерой  подмигнул Ведущему: «Иди, я следом. Кое-что хочу проверить». Он убежал, даже не сказав – куда.

      Дрейк блаженствовал, отмокая в огромной купальне, наполненной парящей водой. В нее были добавлены какие-то ароматные травы, и запах в комнате стоял просто одуряющий. За дверью, «для всяких надобностей», дежурил слуга. Недоумение по поводу столь горячего приема ничуть не мешало Дейку наслаждаться непривычным комфортом. Натоплено так, что трудно дышать, чистейшие полотенца, на столике рядом - кувшины с тремя сортами вина, горячий чай, пиво – на выбор. Без стука, запалено дыша, ворвался Лерой.

- Сколько стоит шкура скальда? – Выпалил он с порога

Дрейк недоуменно посмотрел на колдуна. Лицо Лероя раскраснелось, впечатление было таким, будто тот бежал, сломя голову.

- Я думаю, сотню дадут… все-таки их никто не бьет, кроме нас, должна быть дорогой. А что? Да ты раздевайся, залазь.

Лерой принялся скидывать с себя одежду, возбужденно тараторя на ходу.

- Я только что был у скупщика. Он говорит, что с тех пор как вывеску повесил шесть лет назад, на всякий случай, я первый, кто предложил ему купить шкуру скальда. Ну, это понятно. Но ты знаешь, сколько он готов дать???! Ты не поверишь, Дрейк!

Дрейк мог поклясться, что никогда не видел колдуна столь взбудораженным.

- Пять тысяч! Пять, Дрейк! И еще он говорит, что цену назначил Грев. Он, по сути скупает, через Жигло. Не иначе, кто-то на материке научился из этих шкур что-то действительно ценное делать. То-то благородный так трясся. Может не спешить рассказывать ему? Самим ведь пригодится.

У Дрейка заблестели глаза. Пять тысяч! Это отличный дом в Смолянске! Он вьюном вывернулся из купальни, пристально взглянул на колдуна – не разыгрывает ли? Лерой ответил взволнованным взглядом. Не разыгрывает.

- А я то смотрю, с чего Грев такой сладкий стал… Постой! Если скупщик пять готов платить, значит, на материке цена явно за пятнадцать тысяч заваливает. Если Греву продать твои заклинания – это же сколько просить надо? Золотой стеной хватит все наши границы обнести, и не один раз. Ну, поторгуемся, хорошо, что ты посуетился.

- Здоровье лорда Дрейка!

- Здоровье благородного лорда Грева!

- Здоровье Линайны несравненной! - добавил Лерой.

Вино было отменным. Завязался легкий разговор ни о чем. Грев не торопил события, а охотники пока тоже не заговаривали о том, ради чего он привел их сюда. Имперец оказался знатоком вин – он увлекательно и со знанием дела рассказывал о новых сортах, о преимуществах каждого вида, тонкостях вкуса каждого сорта. Лорд отбросил замашки Благородного и вел себя так, словно они были давно знакомы: подливал вино, много шутил, распекал нерасторопных, по его мнению, подавальщиков. Дрейк исподтишка наблюдал за новыми знакомыми. Несколько раз ему казалось, что Линайна рассматривает его из под вуали, и тогда помимо воли он краснел и опускал глаза. Линайна тоже не молчала, адресуясь  преимущественно Лерою. Между ними завязался интересный разговор о заклинаниях, способах ослабить откат и увеличить шанс удачного колдовства.

 Уже несли горячее, когда в таверну бегом ворвался солдат в цветах империи и остановился у столика.

- Благородный Лорд, прошу дозволения доложить лично.

Грев, состроив зверскую мину, тяжело поднялся из-за стола. По мере того, как он слушал посыльного, его лицо мрачнело все больше. Наконец он жестом прервал солдата.

- Я вынужден ненадолго покинуть вас, - произнес он. - Это не займет много времени.

Линайна поднялась из-за стола: «Мой Лорд?» Ее грудь оказалась на уровне глаз Дрейка. Судорожно сглотнув, он попытался отвести взгляд. Упругие холмики вздрогнули, и Дрейк почувствовал, как внутри нарастает желание. В паху сладко заныло.

- Нет. Останься. Ты мне сейчас не нужна. Лорд Дрейк, Лерой - мои извинения…

Грев вышел. Лерой незаметно толкнул ногой под столом Дрейка, показал глазами на Линайну, и скороговоркой пробубнив что-то вроде «…я на минутку», тоже исчез.

- В каком он ранге, Линайна?- тихо спросил Дрейк.

- Тысячник первого имперского легиона, со-Ведущий Империи, глава Серебряного Молота.

- Тысячник??? – У Ведущего глаза полезли на лоб. Редко какой клан мог собрать больше семи – восьми сотен бойцов. Удивлению Дрейка не было предела. - Сколько же у Империи воинов???

-Восемь или девять тысяч, не знаю точно - Линайна с досадой царапнула коготками стол. -  А что, мы теперь будем говорить только о войне и охоте?

 

 - Эй, сучка имперская! Сколько стоит ночка с тобой? Не стесняйся, заплачу, как положено, - раздался внезапно голос за спиной. Огромный, пожалуй, даже крупнее Грева, детина, на плече – нашивка Сизых. То ли дурак, то ли храбрец, раз не снял цвета проклятого Ордена. И не похоже, что сильно пьян.

- Сучка - повторил он - Ну иди сюда, к настоящему мужчине.

- А если я не хочу? - невозмутимо спросила Линайна. Она предостерегающе накрыла руку Дрейка своей – маленькой и горячей.

- Тогда придется взять тебя бесплатно, - ухмыльнулся великан.

 Дрейк освободил руку, встал.

- Ты. Оскорбил. Женщину.

- Могу и тебя оскорбить, щенок! Трепки захотел? - рявкнул наемник. - Уйди с дороги!

     Волна бешенства бросила Дрейка вперед. Вложив весь свой вес, он ударил снизу вверх, в подбородок, и тут же крутнулся волчком, делая подсечку. Рядом с лицом в опасной близости пронесся кулак  соперника. Удар не произвел на него впечатления – голова наемника лишь слегка откинулась назад. Дрейк отскочил, поняв, что атака не удалась. Нож висел у него на поясе, но парень даже не подумал о нем. Рожа Сизого расплылась в глумливой ухмылке. Сообразив, что прямым ударом врага не свалить, Дрейк закружил около верзилы, хотя ярость застилала глаза красной пеленой и предательски нашептывала: «Бей!» Теперь он больше надеялся на свою ловкость.

     Его противник стоял внешне невозмутимый, и на первый взгляд, даже не старался достать Дрейка. Он пару раз сделал пробные выпады, но они не достигли цели – уворачиваться Дрейк умел. Наконец Ведущему удалось достать противника ударом сапога в колено. Наемник резко выдохнул воздух сквозь зубы и посерьезнел.

- Вали его, Фил! – Раздался крик из угла трапезной.

Завсегдатаям Золотого дома такое зрелище было явно в диковинку: люди не спешили разбежаться от драчунов, не поддерживали схлестнувшихся криками. Вбежал вышибала и растерянно остановился, увидев наемника – рядом с ним он казался подростком. Видать, нечасто тут происходили потасовки, вот и струсил. Разленился, потерял форму, днями просиживая штаны в праздности.

- Ага. Щас. – согласился Фил. Его туша, неожиданно резво для такой комплекции, рванулась в Дрейку. Снова мелькнул огромный кулак и если бы наемник попал – Дрейку пришлось бы совсем несладко. Наемник бил с такой силой, что наверняка разнес бы Ведущему голову, попадись та на пути. Угловатые бляшки наручей Сизого зацепили парню бровь. Дрейк развернул корпус, пропуская руку, присел и с размаху всадил Филу локоть в печень. Затем, продолжая поворот, нанес второй удар, уже кулаком левой руки. Филя издал хрюкающий звук, опустил руки и попятился. По таверне понесся дружный вздох. Дрейк осмелел. Он набросился на противника, стараясь попасть в висок или горло. Наемник согнулся, ушел в глухую защиту. Еще удар! На этот раз локтем, в позвоночник, в прыжке, чтобы добить наверняка!

  Ветер учил его: «Настоящий бой длится очень мало. Взялся драться – бей в пах, горло, висок. Колени, печень, позвонки – тоже уязвимые места. И никогда не жалей противника. Пожалеешь – ляжешь сам»

Кувырком через голову Дрейк откатился назад, встал. Ему не хватало воздуха, обстановка потеряла четкие очертания, из разбитой брови сочилась кровь, заливала глаз. Фил упал на колени. Зрители взорвались криками, застучали по столам, приветствуя продолжение схватки.

   «Пока противник стоит хотя бы на одном колене - он не побежден». Эту науку Ветер терпеливо и беззлобно вдалбливал маленькому тогда еще мальчишке, раз за разом опрокидывая его наземь. Бывший наемник никогда не был снисходителен со своими учениками.

Дрейк отступил на шаг и с размаху ударил Фила, стоящего на коленях, носком сапога в опущенное лицо. Но в последний момент безвольно повисшие волосатые ручищи громилы взметнулись вверх, и Ведущий понял, что чувствует зверь, которому капкан защемил лапу. Наемник встал с колен и расхохотался. «Обманул» - успел подумать Дрейк. Мордоворот взмахнул им, как диковинной булавой, и, раскрутив, запустил в стену. Ведущий врезался в нее плашмя, всем телом, и тяжело рухнул на чей-то стол. Неестественно громко хрустнуло сломанное ребро.

- Ну ладно, хватит баловаться, - Фил без труда поднял одной рукой обмякшее тело и его кулак тараном врезался Дрейку в скулу. – Сам, напросился, сопляк.

  Перед тем, как потерять сознание, Дрейк почувствовал, как рот наполнился кровью.

  Линайна, напряженно следившая за схваткой, ахнула и прижала к губам ладонь. Затем встала.

- Ты. Оскорбил. Женщину. – Сказала она.

Самодовольная ухмылка победителя растаяла на лице Фила быстрее, чем кусок масла на раскаленной сковороде. Девушка шла к нему, протянув обе руки, словно раскрывая объятия.

Вот только кисти ее были окутаны клубящимся белым туманом.

В зале заметно похолодало. Лицо Сизого исказилось в гротескной маске страха, и он вскинул руки, как будто мог защититься от ледяного копья. Смешно. Что может устоять перед женским гневом, подкрепленным магией?

Две дымные струи вырвались из рук Линайны и ударили Фила в грудь. Как выпущенный из катапульты снаряд, наемник пронесся по воздуху через весь зал и, выбив спиной окно, исчез в темном проеме. Немного погодя оттуда послышался сдавленный стон и звук торопливых удаляющихся шагов.

  В таверне на несколько мгновений воцарилась ошеломленная тишина, а затем у дверей возникла давка. Кто знает, что придет в голову рассерженной ведьме?

   Дрейк пришел в себя. Маленькая уютная комната, пестрый ковер на полу, на стенах – полированные панели. В двух вычурных подсвечниках на стене ярко горят свечи, в воздухе витает слабый запах стряпни – наверное, кухня недалеко. Он лежит на широкой мягкой постели, на лбу и левой скуле - компрессы. Тело туго забинтовано. Вдыхать больно, сломанное ребро при малейшем движении стреляет болью, несмотря на повязку. Сильно шумит в ушах, губы стянула кровавая корка.

Скрипнула дверь и в комнату торопливо вошел Грев в сопровождении лысого коротышки в сером балахоне. Следом проскользнул Мевик, хозяин Золотого Дома. На его лице виднелось несколько свежих ссадин.

- Осмотри парня, колдун - приказал Грев склонившемуся в поклоне магу. Тот, подойдя к кровати, провел руками над Дрейком.

- О мелких ссадинах я не говорю. У него два поверхностных ушиба, две очень неприятные гематомы, сломано второе ребро слева и очень сильное сотрясение мозга. Очень сильное - повторил лекарь, и еще ниже наклонился к Дрейку. –

-Ему нельзя шевелиться, напрягаться, пытаться говорить - маг едва заметно подмигнул пациенту, смотрящему на него с недоумением. Странно. Ведущий не чувствовал особого недомогания, связанного именно с головой. Учитывая его полет и все произошедшее после, он еще легко отделался.

-При малейшем напряжении возможно кровоизлияние, и тогда вся Белая лига в полном составе не спасет его. Но если будут выполняться все мои требования, то я берусь за этот случай. Но только при условии, что больного лечить буду только я. И никаких посетителей! - маленький лекарь задиристо взглянул на Грева. Тот приблизился к кровати и заглянул Дрейку в глаза.

- Лорд Дрейк, я восхищен. К сожалению, дела Империи заставляют меня срочно отбыть, и я не смогу отблагодарить Вас за…мужество. Через некоторое время я вернусь и смогу выразить свою признательность более внятно. Моя ведьма рассказала все. Этот лекарь будет с Вами до Вашего полного выздоровления, о деньгах не беспокойтесь. Честь и слава! - Грев отдал полный имперский салют, затем обернулся к магу.

- Лекарь! Я очень надеюсь, что когда я вернусь, лорд Дрейк будет здоров. А пока вот аванс - он кинул магу тяжелый мешочек. Внутри глухо брякнуло золото.

«Линайна – ведьма?» - как-то вяло подумалось Дрейку. Он хотел спросить, почему она не осадила наемника, но вовремя вспомнил, что сам не дал ей такой возможности. Да и какой женщине будет неприятно заступничество мужчины, будь она хоть трижды ведьмой?

- Какой слог! Какие позы! - фыркнул маг. - Чем меньше вы тут церемонии будете разводить, тем быстрее я смогу начать лечить больного. Уходите!

Хозяин Золотого Дома что то пытался сказать Дрейку, но Грев, выходя, схватил его за воротник и выволок в коридор. Из-за стены послышались удаляющиеся шаги и невнятные визгливые объяснения хозяина.

- Как он за свою ведьму трясется - покачав головой, прошептал маг - Сколько говорильни развел, фигляр. Как ты, мальчик мой?

- Ребро болит, но голова в порядке - ответил Дрейк - Что за комедию вы тут затеяли?

Лекарь выглядел очень озабоченным. Он без нужды поправил подушку, оглянулся на дверь, на цыпочках подошел к ней и приложил ухо. Долго стоял, прислушиваясь, затем нерешительно отошел обратно к кровати. Когда он заговорил, его голос был едва слышен.

- Зови меня Котри. Парень, время мое сегодня почти вышло, я должен уйти. А теперь слушай внимательно. Никогда, ни с кем, ни при каких обстоятельствах НЕ ИМЕЙ ДЕЛА с подданными Империи. Скажи спасибо, что тебя знают и любят в городе, и благодари предков, что Жигло, успел сделать все, как должно. Мы едва успели. Завтра я расскажу тебе правду, а теперь отдыхай. Я ухожу. Имей ввиду - за стеной имперец, стражник. Грев его тебе до утра «одолжил». - Котри выпрямился и, повысив голос, почти выкрикнул: «Молчать! Головой не двигать!»

Он погасил свечи, вышел из комнаты и подошел к часовому, стерегущему вход.

 - Я буду в соседнем доме. Людой шум, любое движение - зовите меня. Сейчас ему нужна полная неподвижность.

Охранник был не очень старым, но уже совершенно седым мужчиной: - Сделаем, господин маг. Что, сильно парню-то досталось? – участливо спросил он.

- Жить будет, если мне мешать не станете, - отрезал Котри.

- Жаль пацана-то, - вздохнул имперец. - Я своими глазами видел, как он с Филом сцепился за девчонку. Молодой, легкий, драться толком не умеет. Но смелый, не отнять. Эх… молодежь… Не беспокойтесь, господин маг, глаз не сомкну. Идите спать.

  Дрейк лежал, прислушиваясь к голосу хозяина, выпроваживавшего последних посетителей.  Шум внизу наконец смолк, но сон никак не шел. Вдруг тихо скрипнула открывающаяся дверь. Дрейк, изображая полную беспомощность, скосил глаза. От двери скользнула легкая тень, и он почувствовал на своих губах маленькую руку. Линайна, жестом дав понять - молчи, провела рукой над его головой, едва слышно хихикнула.

- Я так и думала, что лекарь приврал, что б золотишка побольше урвать. Нет у тебя сотрясения,… а ребро твое я сама сейчас подлечу, потерпи немножко.

 Нежно-сиреневый свет окутал ее кисти. Ведьма размотала бинты и, легонько касаясь пальцами бока, начала исцеление. Приятная слабая судорога свела мышцы, и Дрейк почувствовал, как постепенно утихает боль. Он осторожно тронул ребра, потом надавил сильнее, повернулся - ничего. Затем осмелев, сильно шлепнул ладонью. Линайна негромко рассмеялась. Она вытащила из подсвечника одну свечу и зажгла его быстрым заклинанием. Ее глаза блеснули под вуалью. 

- Вот и все. Синяки твои лечить не стану, а то больно уж подозрительно выйдет. Ну, чего молчишь? Хоть спасибо скажи.

- Да что ты за ведьма такая, что кости на раз сращиваешь и от отката не падаешь?- потрясенно прошептал Дрейк.

- Линайна присела рядом с кроватью и запустила пальцы в его спутанные волосы. Прикосновение было горячим и легким: «Ну, сильная я ведьма, лорд Дрейк. А от отката и я падаю, просто знаю, как его отсрочить. Завтра буду выть, и грызть подушку. Хорошо хоть в каюте, никто не услышит. Лорд Грев через час отплывает, какое - то донесение срочное получил».

-А как ты пришла? Часовой же у дверей.

Ведьма притворно вздохнула, пояснила ласково, как маленькому: «Спит твой часовой. И все, кто есть на этаже, спят. Я сон наколдовала, часа два никто не проснется. Зачем?»

Ее голос изменился, стал тише, и в нем появилась грусть. Дрейк почувствовал, как тонкие пальцы сжались в кулачки у него в волосах.

- А затем, милый, что у меня господ было много, и каждый под юбку лез, и подарки дорогие дарили. А вот так, что б за меня с голыми руками на держиморду такую встать - такого никогда не было. Спасибо тебе, Лорд, что за игрушку не счел.

- Я не Лорд, Линайна - чтобы хоть что-то сказать шепнул Дрейк. - Мой клан молод, у нас нет потомственных Ведущих... я первый.

Колдунья выпростала пальцы из его волос, встала, отошла на шаг. От нее пахло свежестью и какими-то терпкими пряностями. Ведущему показалось, что он услышал в ее голосе нежность. Показалось ли?

- Лорд, милый. С того как момента как за меня встал - для меня ты благородный Лорд. А чей ты родом - мне все равно. Молчи. У меня только час, но этот час - мой. Ты хотел видеть меня без вуали? Смотри.

   Часть 6

Мальчик проснулся лишь на следующее утро. Ноги в бинтах еще болели, но горный бальзам действовал, ускоряя заживление. Найденыш свесил ноги с лавки, осмотрелся. Просторная светлая комната, пол сияет, натертый до блеска, на стенах - звериные шкуры. От печи веет жаром, яркий свет льется из широкого окна. Рядом с лежаком, на табурете, мальчик увидел жбан с водой. Холодная, очень чистая и вкусная.

- Нравится? - раздался сзади детский голос - Это вода с Хрустального ручья, к нам за ней даже из Смолянска приезжают.

- Ага, только зубы ломит.

Он осторожно, чтобы не потревожить ноги, повернулся и взглянул на собеседницу. Девочке было лет шесть-семь. Курносая, с ямочками на щеках и вьющимися, светлыми, до плеч, волосами. Одета в домотканое платьице, украшенное затейливой вышивкой. Она улыбнулась, когда встретилась с ним глазами.

«Так только что набрали, я специально бегала, чтобы свежую принести. Как тебя зовут? Меня Айда. Мой папа главный ловчий, он самый-самый смелый и добрый». – Чуть-чуть гордясь, сказал она.

- Я Иосиф, сын Давида. Мы жили в вольном поселении Новый Иерусалим. Мой папа историк... был. - Лицо мальчика жалко скривилось, и он потянул носом, сдерживая слезы.

- Ой - смутилась девочка - Прости меня, пожалуйста. Он умер, да? Не плачь, а то я сама плакать начну.

- Не буду - нетвердо пообещал мальчик. Он обратил внимание на туесок в ее руках.

- Это что у тебя? Игрушки?

- Не, это я тебе поесть принесла. Мама сказала, что тебе надо кушать высокала... высоко…

- Высококалорийное - поправил Иосиф

-Да, точно! А ты откуда такие слова знаешь?

- Меня можно Еся звать, меня все друзья так звали…  а слова я еще и не такие знаю, - мальчик взял в руки горячую миску, наполненную густым бульоном и принялся есть.

- Какие?- не выдержала Айда через минуту - Какие слова?

- Поем, тогда расскажу - мальчик с видимым удовольствием поглощал бульон. – Нельзя говорить, когда кушаешь.

Иосиф очень смутно помнил, как он попал сюда. Запомнилось лишь тряска, когда его вез на лошади страшный, весь черный мужчина, от которого пахло землей и сыростью. Он огляделся. Большая комната, из которой широкая лестница ведет на второй этаж, на стене развешаны одежда и охотничье оружие, шкуры, сияет натертый до блеска пол. Две лавки, одну из которых занимает его постель, маленький квадратный столик. В большие окна льется яркий свет, рисует на полу светлые квадраты.

- Я знаю - кивнула девочка - Но все равно я говорю и говорю. Мама говорит, что я болтушка, а папа называет таратора.

- Это синонимы – Иосиф, наконец, одолел завтрак - Это такие слова, которые вроде разные, но на самом деле значат одно.

Айда посмотрела на Иосифа с некоторой опаской.

- Ты, наверное, очень умный. Ты говоришь, прям как дедушка Ветер. Послушай, а ты у нас останешься насовсем? Что с тобой случилось? Расскажи, я ужас как приключения люблю!

В комнату заглянула Териан. Она принесла свежие бинты, бальзам и маленький кувшин с морсом из клюквы. Женщина тепло улыбнулась мальчику, потрепала его по волосам, бегло осмотрела. Затем взглянула на Айду, нахмурилась.

- Ты где должна быть? Ветер тебя одну ждет.

- Мама, его зовут Иосиф, он из Нового Иерусалима. Его папа историк, как наш дедушка Ветер. И еще Еся очень умный. - Доложила малышка - Можно я послушаю сначала про его приключения… ма-аам, ну пожалуйста!

Женщина приветливо посмотрела на мальчика « Птенец!» - подумала она, - « В чем только душа держится? Надо у соседей поспрашивать, может, у кого одежка от детей осталась. А глазищи-то, глазищи! Девчонкам, и тем – на зависть!»

 - Мой папа умер, его убили солдаты Империи. Они пришли и сказали, что он обманывает людей и рассказывает все не так, как было на самом деле. И маму убили. Сначала они ее… мучили в спальне, а потом убили. – Тихо и невыразительно сказал мальчик. Его лицо застыло, стало похожим на восковую маску, лишь на опущенных ресницах заблестели слезы.  «Они и меня убили бы, только я успел сбежать. Правда, интересно?» - вдруг выкрикнул он зло, сжав костлявые кулачки. - «А потом я шел в Смолянск к папиному брату, а он сказал, что я и на них беду накличу, и прогнал меня!»

Териан, охнула, подхватила ребенка на руки, прижала к себе и быстро что-то зашептала ему на ухо. Некоторое время Иосиф висел у нее на руках безвольной тряпичной куклой, потом несмело обнял Териан за шею и заплакал. Айда ошарашено замолчала, потом тоже захлюпала носом. А Териан все говорила и говорила, ласково поглаживая мальчика по спине. Постепенно Иосиф пришел в себя, его всхлипывания смолкли.

-Вы меня, правда, не прогоните?

- Правда, - кивнула женщина, пряча покрасневшие глаза.

Айда шмыгнула носом: « Мама! Давай его к себе возьмем! Он умный. А я с ним своей едой буду делиться, если голод, как в прошлую зиму будет... Еся, ты к нам пойдешь жить?»

   Глаза Териан потеплели, в голосе прозвучала гордость за дочку. «А ты папу спросила?» - для вида строжась, напомнила она.

Айда всплеснула руками в притворном недоумении, округлила глаза: «Мама, ну как ты не понимаешь! Папа сначала может и будет ворчать, что его не спросили, но потом все равно согласится!»

- И все-таки, давай вначале спросим папу. Нет, стой, я сама поговорю с ним. Стой! Айда!

    Часть 7

Дрейка разбудил щелчок отпираемого замка. С подавленным видом вошел Лерой, сунул ему тонкую пачку густо исписанных листков. Ведущий, еще не отошедший от сна, вопросительно посмотрел на друга.

-Прочти. Мы скоро придем.

Колдун поспешно вышел, а Дрейк недоуменно пожал плечами: «Что случилось?»

 

      Примерно полгода назад к нам стали поступать тревожные отрывочные сведения о союзе кланов, выступающих под единым названием Империя. Однако, информация которая прояснила ситуацию окончательно, стала доступна мне только сейчас. Силы Империи, под видом заключения союза с Вольными поселениями и кланами, путем подкупа и обмана Ведущих ведут широкомасштабную экспансию. После заключения союза в поселение входят гарнизоны империи для обеспечения порядка и защиты. Какое-то время империя добросовестно выполняет свои обязательства, завоевывая симпатии населения. Затем, как правило, под предлогом больших праздников, ярмарок и т. п. население заманивается в какое-то определенное место и вырезается имперскими солдатами, переодетыми в наемников, почти под корень. Оставшаяся часть пополняет ряды рабов (!) и рекрутов. В случае, если Вольные отказываются от договора, Империя подкупает их соседей, образуя сплошное кольцо вокруг непокорного клана или поселения. По известным мне данным численность армий Империи составляет восемь-девять тысяч человек, что уже само по себе вызывает ужас. Если Империя выставит хотя бы половину этого числа, она сможет спокойно диктовать свои условия любому союзу, не говоря уже о Вольных поселениях. Однако имперцы тщательно избегают открытой агрессии, предпочитая захватывать города неповрежденными. Сильная сторона этого метода экспансии заключается в том, что когда начинается резня в том или ином городе, уцелевшим людям бежать уже некуда - Империя вокруг. Все это очень сильно сдерживает распространение слухов о происходящем. Империя так же располагает очень большим (порядка двухсот) числом сильных магов. Для них созданы королевские условия, открыт доступ ко всем архивам и обеспечено выполнение любых их запросов. Поэтому не вызывает удивления, что лучшие известные маги находятся сейчас на имперской службе. Исключение на данный момент составляет лишь Белая Лига. О порядках на захваченных землях свидетельствуют отрывочные данные, полученные от тех, кому посчастливилось сбежать.

Китеж… Имперский легион вырезал две трети мужского населения, пожилых людей. Оставшимся мужчинам предложена служба, женщины обращены в рабство.

Кетана... Насилуют женщин, провоцируя на бунт безоружных мужчин, отбирают имущество. При попытке сопротивления убивают на месте.

Афины... Согласившимся служить оставляют их семьи. При попытке бегства всех членов семьи казнят на площади.

Стохолм... Жесточайшая цензура. Любое уведомление о творящихся зверствах приводит к массовым убийствам. Город в крови. Имперские маги зомбируют рекрутов.

Гринхолл…

Выводы делайте сами. Обращаю ваше внимание на то, что насильно рекрутированные не имеют возможности восстать, так как на них накладывается заклятие верности. Если человек совершает действие, наносящее вред Империи, то через несколько минут погибает от остановки сердца. Контрзаклинание неизвестно. Таким образом, главной силой Империи следует считать мага или магов, овладевших этим заклятием. Мне представляется, что это знание является достоянием одного человека, т. к. известный нам общий уровень магов на много порядков ниже этого заклинания. Удар следует наносить не по войскам Империи, а точечно, уничтожив искомого мага (или группу). Но, представляя себе скорость продвижения Империи, считаю это путь почти невозможным.

                                                                                                                                                                                           Начальник стражи Вольного поселения Новый Иерусалим                                                                                                                                                                                                                   Лорд Д*Вилье.

Такой доклад я отправляю всем Ведущим и Главам поселений, лежащих севернее Нового Иерусалима.

Вокруг нас уже земли Империи и удара ждать осталось недолго. Ведущий считает мои данные пустыми домыслами, и не дает приказа оповестить людей, а может быть тоже понимает, что бежать уже поздно. Мои воины живут в казармах круглосуточно, готовые к бою в любой момент. Мой долг быть с ними.

Не дайте случиться этому на ВАШИХ землях.

 

За дверью послышался шум, голоса.

- ..консилиум. Мои коллеги помогут создать Круг Силы.

Дрейк резко свесился с кровати, подобрал с пола бинты. Не вставая, попытался привести постель в подобие порядка. Тщетно. С блаженной улыбкой он подхватил невесомый лоскут ткани – вуаль Линайны, сунул под подушку. Из нее еще не выветрился будоражащий запах ведьмы

- ...может занять длительное время. Мне потребуется максимальная концентрация. Никого не впускать, не входить, не стучать ! Иначе... понимаете сами, я не ручаюсь. Господин Пек будет следить за нашими действиями, чтобы засвидетельствовать в случае неудачи, что мы сделали все возможное.

Дверь открылась. Неспешным шагом в комнату вошли четверо в серых балахонах с капюшонами, скрывающими лицо. Дрейк мысленно захохотал. Пятым вошел Котри, тут же заперев за собой дверь. Люди в сером опустили на пол четырех черных кошек, которых держали на руках, и занялись какими то странными приготовлениями. На свет из карманов появились тонкие шелковые шнурки, которыми немедленно привязали кошек за хвосты, туго стянув узлы. Естественно, бедные создания тут же начали жалобно мяучить, требуя освобождения. Свободные концы шнурков захлестнули на дверной ручке, заставив несчастных жертв конспирации орать около двери, не отходя от нее.

Затем капюшоны были сняты. Перед Дрейком стояли Лерой, сосредоточенно-хмурый Жигло, Мевик с покрытым синяками лицом и Глава Вольного города Смолянска, Пек. Котри подошел к кровати, протянул было руку, и тут же отдернул ее. Внезапно его лицо исказилось от ярости.

- Вставай - злобным, придушенным шепотом повелел он - Кто здесь был? Быстро и правду.

- Ведьма.

- Что она тут делала? Впрочем не отвечай, сам посмотрю. Так… остаточная эманация... множественные заклинания... хм... ниферо казус... м... угу… угу.

Дрейк почувствовал, как счастливая улыбка растягивает его губы и потупил глаза. Котри посмотрел на него взглядом, в котором смешались сожаление и неприязнь.        

- Поздравляю Вас, Благородный Лорд Дрейк! Только что я доподлинно установил, что вы являетесь редкостным идиотом , неблагодарной скотиной и безнадежным романтиком . Ибо только идиот даст наложить на себя заклятье слежения, только скотина не поставит в известность об этом своих спасителей, и только романтик самого дрянного пошиба поверит в то, что в него влюбилась ведьма. Можно отпустить кошек, так как все мы уже кандидаты в покойники. Имперская разведка, думаю, увидела наши лица - уже нормальным, спокойным голосом произнес Котри.

Он как-то сразу постарел, сгорбился, из глаз пропали гневные искры. Под укоризненными взглядами пришедших, Дрейк ощутил себя действительно идиотом, не понимающим, что он натворил.

- Раскрою ваши голубенькие глазки, молодой человек. Заклятье Ниферо является сложным магическим действием третьего, если не высшего уровня и обеспечивает не только регенерацию костных и мышечных тканей, но и вводит в ваше тело психоматрицу сотворившего. То есть, ментальную сущность, двойника мага. При активации заклинания этот самый двойник, пользуясь органами чувств реципиента, осуществляет полноценную разведку и способен мгновенно передать собранные сведения оригиналу. А поскольку момент активации реципиент не в состоянии почувствовать, заклинание почти идеально для длительной слежки. Да отвяжите вы, наконец, этих кошек!

 Ведущий в отчаянии сжал губы. «Не может быть! Как?» Слова мага как дубиной, оглушили его: «Неужели ничего нельзя с этим поделать?»

- Можно, - буркнул Котри. – Блокирую его, а толку? Ведьма поймет, что к чему, и придумает еще какую-нибудь гадость. А…!

Он махнул рукой и продолжил с пугающим спокойствием.

- Все шло к тому, просто теперь у нас будет еще меньше времени. Ты прочел доклад Д*Вилье?

Дрейк кивнул, пряча глаза. Он почувствовал, как густой румянец заливает его щеки.

-Вот так-то, парень - тихо сказал Пек, сбирая листки, просыпавшиеся из рук Дрейка - Грев тебя бы уговорил или просто купил бы твое согласие на то, чтобы отряды Империи находились на твоей земле, охотясь на скальдов. Он убил бы сразу двух зайцев - добыл бы шкуры и обеспечил бы себе плацдарм в тылу непокорных городов. А потом - хлоп! И нет ни Смолянска, ни Хейна. ни Франкфурта ...ни самого Захрусталья. Ты едва не позволил ему это сделать. Кстати, Жигло, что за слухи о сказочных ценах на шкуры скальдов? Люди болтают, что за пару шкур имперцы чуть ли не личный замок построят, и еще спасибо скажут?

- Не слухи, - ответил скупщик - Грев предлагал мне по семь тысяч за каждую шкуру. Их же ни железо, ни магия не берет…значит, прознали имперские колдуны, что в этой шкуре за секрет.. и не просто прознали, а еще и пользоваться научились. Иначе бы не предлагали таких денег.

-Это точно - кивнул Лерой и сочувственно взглянул на Дрейка.

-А нельзя ли солдат Империи просто из города турнуть? - спросил он.

Пек вздохнул: «Нельзя. Это Вольный город, парень. Здесь все равны и всем вход открыт... пока ведут себя тихо. Нет у нас оснований их выгнать, понимаешь?»

- Даже после этого? - кивнул Дрейк на доклад Д*Вилье.

- Даже после. Официально Новый Иерусалим принял подданство Империи, все тихо. А Ведущие Хейна и Франкфурта вообще не признались, что такой доклад получали. Я собирал всех, а Главы сидят и глазами хлопают, мол, впервые видим. То ли надеются, что беда их минет... то ли уже и к ним ключики подобрали. Да и перехватить гонцов имперцы могли.

   Котри тем временем встал позади Дрейка и обрушил на него оглушающее заклинание. Ведущий погрузился в состояние на грани забытья, и почувствовал, как чьи-то пальцы осторожно копаются у него в голове. Наконец маг вздохнул и обессилено рухнул рядом с Дрейком на кровать: «Блокировал. Одна надежда на то, что ведьма не следила за тобой раньше. Раз заклятье наложено ночью, ее сейчас гложет откат, не до слежки».

Все сказанное никак не укладывалось у Дрейка в голове. Он почувствовал себя так, будто из одного мира, привычного и знакомого, перенесся в другой, неведомый и страшный. Захрустальцы мало интересовались тем, как обстоят дела у остальных – хватало своих забот. Но сейчас этот неизвестный мир надвинулся вплотную, и громко заявил о себе. Ведущий спросил дрогнувшим голосом: «И что теперь?»

Лерой вытащил из сумки фляжку, пустил ее по кругу. Дрейк отрицательно помотал головой, когда очередь дошла до него. И на трезвую то голову не разберешься… Им овладело отчаяние. Котри отхлебнул еще, крякнул, благодарно кивнул Лерою: «Хороша!» Пек кашлянул.

- А ничего. Деваться то нам все равно некуда. В горы идти - так наши люди там не выживут, под Империю прогнуться - тоже не выбор. Нас только чудо спасти может, Дрейк. Жить будем, нос по ветру держать... а там уж как сложится. На самом деле думать страшно, как будет, если в докладе правда написана. Но будем думать.

    Жигло, до сих пор молча сверливший Дрейка взглядом, угрюмо добавил: «И ты - думай, может, и надумаешь чего. Не зря ж двое моих людей шкурой рисковали. Они пьяную драку у трапа имперского парусника затеяли... ну и зацепили часового. А тот кровь одному пустил. Девки и бабы рядом случились, и крик подняли, почему вооруженный имперец их мужиков пьяных мечом тыкает. Такой крик был… уу… вот и пришлось им Грева из таверны вызывать. А с Филей уже проще было. Ему деньжат подкинули и попросили тебя побить. Не сильно, но что б смотреть было страшно. Перестарался он чуть, ну да ладно»

- А чего вы решили то, что я с Гревом договариваться буду?- недоуменно спросил Дрейк. Одна из кошек вспрыгнула к нему на колени, замурчала, потерлась головой. Он рассеяно почесал ее за ухом.

- Ты как дитя малое, - скривился Мевик. - В город въезжаете вчетвером, причем Грев тебя чуть не за рукав тянет.

Потом колдун твой у Жигло спрашивает, почем тот скальдов берет. Объявление уже сколько висит - а никто не принес ни одной шкуры. Лерой же заявляет, что у вас их чуть ли не десяток. Скальды - то только на твоих землях были замечены, Дрейк. Имперец чуть не пляшет, заказывает все самое лучшее и быстро, быстро! И ведьма вырядилась... до сих пор ее мужики в корчме обсуждают. Много ума не надо что б понять, что дело в скальдах. Грев, как неделю назад приплыл, сразу к Жигло - цены на шкуры заявил, обязательство купить все дал… ну, как положено. Ну, так вот, сложили одно к одному, и не понравилось, что получается… вот и подсуетились, не дали вам договориться. А потом и правда нам удача улыбнулась. Что-то очень срочное заставило его ночью уплыть.

  За дверью послышался шум. Все насторожились, в руках у скупщика и Мевика блеснули ножи. Они стали по обеим сторонам рядом с дверью у стены, напряженно прислушиваясь. В коридоре кто-то тяжело протопал, послышалась неразборчивое пьяное бормотание, и все стихло. Все облегченно вздохнули, и как по команде, посмотрели на Дрейка.

  Пришедшая ему в голову мысль так и подбросила Ведущего на кровати: «Лерой, ты же заклятье строил! Сам-то его не выболтал ненароком Греву?»

Колдун слабо улыбнулся, отрицательно качнул головой: «Греву - нет. Да он и не спрашивал. А вот ведьма как бы между делом задала вопрос, как удалось? Ну, я говорю неловко мол, что Ведущий пострадал, я без него не могу такие вещи говорить. И вообще я не я, говорю, - это другой колдун был. Она хмыкнула и отстала».

- Ладно. - Котри хлопнул Дрейка по плечу. - Вижу, ты понял, что к чему. Будем считать, что мы тебя вылечили,… а то час уже сидим тут. Ну, бывай здрав.

 Гости ушли, оставив Дрейка в обществе Лероя. Они посмотрели друг на друга, и Дрейк впервые почувствовал тяжесть выбора. Если рассказать своим - такой переполох поднимется… кинутся в горы, не думая о завтра. Или не кинутся? Хозяйство налажено, здесь их земли, семьи, могилы предков. Вся жизнь тут. Что им Серебряный Молот? Вокруг глушь, леса, завалы… всякую тропку с малолетства знают. Может и отобьемся? Все-таки ж не на равнине воевать, где ни кочки, ни куста. А не сказать - выйдет великая подлость.

Лерой прервал его размышления, слегка шлепнув по руке: « Я к Белому пошел, может, что перехвачу у него. Говорят, незлой».

- Иди. Да смотри не зевай. Если Линайна поняла, что ты ей врал, она и на тебя могла что-нибудь повесить.

       Часть 8

Восход застал Кальта за сборами. На дно мешка легли лосевые ремни, большой сверток туго смотанной холстины, объемистая фляга. Доверху набитый едой, принесенной сердобольными соседями, короб умостился сверху. Кальт взялся за арбалет, примостил его на привычное место, но потом, подумав, снял и отложил в сторону. Не взял он в этот раз и гребня для ягод. Поправил нож, закинул увесистый мешок на плечо и вышел на улицу. Деревня еще спала. Кальт зашагал на восток, стараясь выбирать места посуше - вчера целый день лил дождь. На опушке леса он остановился, перетянул ослабевшие лямки мешка.

- Дядя Кальт! – вдруг услышал он за спиной. Мужчина поморщился. В его планы не входило быть кем-то увиденным. По лицу скользнула недовольная гримаса.

Шумно дыша, запыхавшись, его догонял Федот, малолетний сын соседа. Не иначе, как с ним попросится. А откажешь – разговоры пойдут, что хорониться почему-то стал, насторожится народ. Кальт поморщился.

- Чего тебе?

- Дядя Кальт, я вам хлеба принес. Вот, он совсем свежий, вчерашний. - Тихо сказал мальчик. Он размотал чистую тряпицу и протянул краюху ноздреватого хлеба.
   Этого еще не хватало. Меньше всего калека хотел, чтобы люди заметили, что ему перестало хватать еды. Выздоравливающий скальд съедал все, что удавалось принести, да и немудрено – зверь набирался сил. Кальт пробовал поохотиться сам, но безрезультатно. Его маленький арбалет был слишком слаб, чтобы завалить крупную дичь, а мелочь вся ушла в сторону Дальнего распадка, в глушь. Даже птицы – и те стали недоступны: на холоде руки сразу же деревенели, и он позорно мазал, или просто не успевал выстрелить вовремя.

- С чего ты взял, что мне хлеб нужен? - хмуро спросил Кальт. Мальчик смущенно опустил глаза, посмотрел на мужчину исподлобья, потом решился: «Я видел как вы на свадьбе еду... брали. А потом, когда мама вам суп велела отнести, я к вам зашел,… а в доме никого. И еды нет. Я подумал, вы, наверное, голодный. Вот, принес».

По лицу Кальта было невозможно понять, о чем он думает. Взяв горбушку, он отломил от нее ломоть, остальное спрятал в сумку, висевшую на боку, и быстро зашагал к лесу. Неровен час, еще кто-нибудь увидит.

- Спасибо - не оборачиваясь, сказал он.

В этот раз он не пошел по тропинке, а забрался в самую чащу. Там охотик надергал стеблей многолета, которые добавлял в еду скальду, нарезал полосок коры и, наконец, вырубил ножом несколько длинных гибких веток, годных, чтобы смастерить волокушу. Иногда он оборачивался, проверяя, не идет ли кто следом. По каким-то только ему ведомым приметам Кальт пробирался, через самую глушь, стараясь не оставлять следов. Идти было тяжело: сплетенные у земли ветки так и норовили подставить подножку. Под ногами чавкал пропитанный водой мох, и с каждой минутой мешок, казалось, тяжелел все больше.

-Скоро пойдет снег, - подумал мужчина. Он остановился рядом с грубым подобием маленького шалаша и сбросил мешок с плеч. Сплетенный из тонких прутьев и крытый разным тряпьем, в котором иногда угадывались остатки старой одежды, такой шалаш мог немного хранить тепло под собой и защитить от короткого дождя. Кальт ухватился за край, поднял импровизированный скат, и оттянул его немного в сторону. В схроне лежал белый скальд. Вода не успела просочиться внутрь, подстилка из листьев была сухой. Зверь поднял голову, приветственно заскулил, и засучил передними лапами, пытаясь подняться. Задняя половина тела еще не слушалась его, парализованная.

- Лежи, Снег,- буркнул Кальт. - Не заросла еще твоя спина.

Он подтянул к себе мешок с припасами и достал короб с едой. Проведя рукой по хребту зверя, Кальт понял, что поврежденный хребет все-таки понемногу зарастает. Месяц, возможно два, и, может быть, скальд вновь встанет на ноги. Человек уселся рядом с хищником и стал кормить его с руки, отрезая еду небольшими кусками. Тот ел быстро, но не жадно и по своему изящно, насколько это возможно, лежа на боку. Временами он прерывался, отворачивался, и шумно выдыхал воздух через ноздри. Доев последний кус, зверь облизнулся, и вопросительно посмотрел на Кальта. Тот развел руками - больше нет. Он подвинул выдолбленную деревяшку к самой морде, налил воды в импровизированный сосуд. Скальд мгновенно вылакал все, что принес с собой человек, и откинулся на бок с удовлетворенным видом. Кальт провел рукой по короткой искрящейся шерсти, засмотревшись на переливы света.

-Ну, ты красавец, Снег - сказал он - Но жрешь так, что у меня никакой еды не хватит. И так уже заметили, что ворую.

Скальд толкнул его мордой, вывалил язык, часто задышал. Из его пасти вырвались густые клубы пара, быстро тающие в холодном воздухе. Калека достал ремни и кору, стал переплетать заготовленные жерди, мастеря каркас. Зверь наблюдал за ним, изредка призывно скулил, и тогда Кальт бросал свое занятие и подходил к нему и гладил, сам согревая руки в шерсти. Закончив, мужчина растянул на деревянной раме холстину. Грубая, но крепкая волокуша была готова.

- Надо тебя в другое место перенести, - пропыхтел он, силясь перетащить своего подопечного так, чтобы не тревожить его незаживший позвоночник. Снег взвизгнул от боли, часто задышал, виновато глядя на человека, но не попытался освободиться или укусить его, словно понимал, что калека старается для него. В конце концов, после двух неудачных попыток, Кальт все же взгромоздил его на свое изделие. Он знал, что когда ляжет снег, пройти сюда будет уже невозможно, и собирался перетащить свою ношу поближе к деревне, на самую окраину леса. Там у него имелся небольшой тайник. Похоже, скальд еще прибавил в весе за эти дни, и Кальт совсем выбился из сил, пока возился со зверем. Он присел рядом, подставил под его голову левую культю, и погладил, зарываясь обрубками пальцев в шерсть.

- И на кой ты мне сдался, Снег? – с грубоватой нежностью спросил человек.

Вдруг он почувствовал легкое прикосновение внутри головы, словно кто-то невидимый тронул внутри него дверку. Легкое, почти неуловимое касание, очень деликатное, но вместе с тем странно нетерпеливое. Это совсем не было похоже на тот взрыв в голове, что он испытал перед тем, как найти скальда.

 - Пусти - попросил невидимка внутри.

Скальд вздернул голову и посмотрел человеку прямо в глаза.

- Впусти меня - вновь прошептал голос в голове. Кальта пробил холодный пот, руки предательски ослабели, и он ощутил, как бешено застучало о ребра сердце.

- Лия?! Снег?! – Сознание распахнулось настежь, и лавина воспоминаний и чувств оглушила сидящего на корточках человека. Кальт застонал и судорожно вцепился в Снега, уткнулся лбом в его голову. Скальд ловко вывернулся. Мягкий язык зверя прошелся по щекам, и от этой неожиданной ласки Кальт заплакал. Слезы все текли и текли по обветренному лицу охотника, бессильные смыть рвущую сердце боль. Снег тихонько, вопросительно заскулил. Дыхание зверя оказалось неожиданно свежим, неуловимо напоминая запахи летнего луга. Кальт прижал голову зверя к груди, часто задышал носом, пытаясь успокоиться.

 И вдруг все прошло. Поток воспоминаний оборвался резко, будто отсеченный, и Кальт с трепетом услышал внутри себя тихий голос.

  Часть 9

 Ветер отправил Федота на место. Ребятишки затаив дыхание, ждали, что скажет кузнец.

- Экзамен сдан. Я доволен. - Наконец объявил Ветер. Сегодня он замотал детей, заставляя отвечать на многочисленные вопросы, касающиеся выживания в лесу. Ни один не сбился, ни один не думал слишком долго, ни один не уклонился от ответа. Ветер планировал устроить еще и практику, но дети слишком устали, да и за окном уже стали сгущаться сумерки. Ученики еще сидели рядком на лавках, ожидая, когда их отпустят.

- Все молодцы, - повторил Ветер. - Если кто-то хочет послушать историю, можете остаться. Остальные по домам. А я сегодня расскажу о первых людях, которых мы называем Прежними. Что ты хотела, егоза?

Айда смущенно поерзала на стуле. Потом встала и тихо что-то спросила у старика, стараясь не быть услышанной остальными. Ветер поднял седые брови.

- Да? Ну, так веди его сюда.

Девочка выбежала, не прикрыв дверь. Нава вопросительно взглянула на мужа. Ветер обвел взглядом оживившихся ребятишек.

- У нас появился новый мальчик. Его зовут Иосиф. Айда сейчас приведет его знакомиться. Он сирота, так что не обижайте его. Возможно, он останется в деревне, у Териан и Шака.

Нава еще с утра напекла пирожков, и теперь угощала маленьких слушателей. Ветер улыбнулся, глядя, как быстро пустеет блюдо с выпечкой. Своих детей у них не было – единственный сын умер, едва родившись. Всю нерастраченную любовь он теперь выплескивал на чужих пострелят, пытаясь заглушить неизбывную боль внутри. Про себя Ветер досадовал, что не предложил найденышу свой кров, но после драки, как говорится…

- А откуда он родом? - спросила Алла.

- Я из Нового Иерусалима,- раздалось с порога. - Здравствуйте, почтенный Ветер. Здравствуйте все.

Стоящий у порога мальчик слегка поклонился - Я Иосиф, сын Давида. Можно мне сесть?

Айда властно схватила Иосифа за руку и потянула на свободную лавку. Весь ее вид говорил: «Мой подопечный! Не отдам!»

- Садись, - запоздало разрешил Ветер. - Почтенный Ветер...гм…

Кузнец довольно улыбнулся в бороду. Вежливое обращение очень польстило – для местных детей он был деда, дядя, но никак не «почтенный». А мальчишка-то воспитан правильно! Ветер вновь почувствовал острое сожаление – эх, надо было раньше сказать, что заберет его.

- Ну, так вот, я обещал рассказать вам о Прежних.

Вы все знаете, что наш мир - огромный шар, висящий в пустоте, именуемой космосом. На языке ученых он называется планетой. В пустоте таких миров множество, больше чем муравьев в лесу. На многих из них живут люди. Одна из таких планет носила имя Земля… или Терра. С нее все и началось. Терра была меньше нашего мира, но на ней людей было много-много, больше, чем можно себе представить. Конечно, им было тесно, и они почти беспрерывно воевали между собой, стараясь захватить как можно больше земель. Но, как бы ни воевали они, Терра все равно оставалась маленьким домиком, в который поселили сразу целую деревню. К тому же, бесчисленные стычки привели к тому, что люди вытащили из земли все, что могло быть полезным. Они отравили воду и воздух, их дети стали рождаться слабыми и больными. Люди опомнились и перестали воевать, но было уже поздно. Их планета медленно умирала. Попытки исправить то, что они натворили, не приводили к успеху. Население росло, а жить становилось все хуже. Люди Терры образовывали гигантские кланы, их называли государствами. В каждом были свои законы и обычаи.

- Как у нас? - спросил Тенгир, самый маленький слушатель Ветра.

- Да, как у нас. Этих кланов было много, и каждый владел обширной землей. Их ученые достигли огромных успехов в изучении их мира, их культура была невероятно, сказочно богата. Но жадность людей погубила все, и почти все, что они придумали нового, было сделано для того, чтобы убивать. Терру уже нельзя было спасти, и люди стали искать способ перебраться на новые, чистые миры. Несколько ученых из разных кланов изобрели то, что они назвали гипо… гипре… что, Иосиф?

- Почтенный Ветер, это называли гиперпространственный коридор или гиперпереброс - Иосиф покраснел, смущенный всеобщим вниманием. - Мой папа много рассказывал о тех временах. А я очень любил эти истории.

-Вон оно что, - улыбнулся Ветер. – Ну, так может и расскажешь, что было дальше?

Мальчик кивнул. Помолчал, вспоминая, и начал заученно нараспев говорить, пересказывая древнюю летопись. За окнами выводил заунывные рулады ветер, а в натопленной избе уютно потрескивали в печи дрова, пахло смолой, свежим хлебом и душистыми травами. Мурлыкала кошка, уютно устроившись на коленях у Навы, притихли детишки, с разинутыми ртами слушая древнюю историю. Пирожки были забыты.

 - И открылись ворота в небе, и нашли люди триста тридцать три новых дома для себя, и обрадовались. И начался Великий Исход, и шли люди малым грузом груженые, потому что не пропускали врата странников с грузом большим. И много было миров прекрасных, найденных людьми, и много было ужасных. И уходя, выбирали люди дом себе по сердцу, не по приказу, ибо так много было новых миров, что хватало их всем. И мятежные нашли свой дом, и смиренные, и скромные, и гордые. И был среди всех мир обширный и дикий, и вступил в него человек и сказал: «Я чувствую магию!» И назвали магию Силой, и стали пользоваться ей на благо себе. И нарекли люди дом свой новый Фантазией, ибо не было другого такого, Силу дающего.

Мальчик перевел дыхание и продолжил, чуть сбившись с ритма. Он изредка бросал косые взгляды на Ветра, будто спрашивая: «Правильно?» Ветер тогда ласково кивал ему головой, побуждая продолжать. Еще будучи молодым, он сам собирал сказы и легенды о прошлых временах, выменивал старые книги, записывал сказания бродячих певцов. Друзья не понимали его, и добродушно посмеивались, говоря, что он самый ученый наемник в Ордене. Тогда кузнеца звали Буря, а настоящего своего имени он и сам не помнил. После предательского нападения на Великие кланы, когда часть Сизых, выступила на стороне слабой тогда еще Империи, навеки опозорив честь Ордена, он бросил службу и сменил имя. Конечно, и раньше наемники не были святыми, но то, что сделала Империя сообща с отступниками, переходило все границы. Совет Ордена сам принял решение о роспуске. Остались малые общины, не пожелавшие разойтись, но Сизых, как организованной силы больше не существовало.

Кто бы тогда мог подумать, что увлечение книгами вырастет в нечто большее? А вот – и пригодилось! Теперь уже и он, подобно старым сказителям, передает детям мудрость ушедших. Разве он думал об этом раньше?

    У Иосифа был хороший учитель – речь мальчика лилась плавно, выразительно. Он раскраснелся от тепла, скованные вначале, движения стали свободнее. Руками он помогал повествованию, словно рисуя в воздухе картины безвозвратно ушедшего прошлого.

- И дали они животным и птицам имена земные, а детям дали имена новые. И возвели они величественный город, Надеждой именуемый, и создали вещи бесценные, новой Силой умело пользуясь.

Ни шороха, ни скрипа. Айда сияющими глазами гордо посмотрела на Ветра, смотри, кого я привела!

Ветер вздохнул: «Но, не помня уроков прошлого, свою Силу во Зло обратили». - Задумчиво окончил он. «Да, коротко, но все верно. Кем был твой отец, Иосиф?»

- Он был историком и врачом!– Мальчик поднял подбородок, в его взгляде мелькнули печаль и гордость.

- Тогда ясно. Дело в том, что твой вариант знают очень немногие... очень уж старый. Одно время даже думали, что эти хроники утеряны навсегда, - пояснил Ветер, отечески глядя на новичка. Тот не знал, куда девать глаза, смущенный таким вниманием. Дети загомонили, в их взглядах появились интерес и уважение к ученому мальчику.

- А потом? Деда Ветер, что потом было? - взмолилась Айда.

- Потом? А потом, изучив сильную магию, люди забыли, от чего они сюда ушли. И снова стали воевать... Сначала потихоньку, потом все на всех. И довоевались ....

Как опомнились - в живых всего ничего осталось. Все, что с Терры принесли, война уничтожила … и гиперпроход в том числе... маги постарались. Ну, собрались уцелевшие вместе и примирились, пообещав друг другу больше не воевать. Магов тех, что в войне участие принимали, казнили

, книги их сожгли и запретили боевые заклинания делать. Вещи магические тоже уничтожили... не все, правда. Да только то, что осталось - это капля в море. Решили все, что случилось, в летописи занести, что б потомкам напоминание было. Назвали время до войны Прежним, и повели новый отсчет. Вот только урок впрок не пошел. Почти полвека жили спокойно, а потом вновь грызться начали, не так сильно, правда. Ладно - Ветер вздохнул - Хватит на сегодня. А то мне ваши родители голову оторвут, ночь скоро. Бегите. А ты, Иосиф, иди-ка сюда. Ты у отца чему еще научился?

Дети вышли пестрой стайкой, прошумели за окном звонкой разноголосицей, разбрелись по домам.

- Я всю историю знаю от Прежних, и до нашего времени. Легенды разные. Еще умею играть на арфе... немножко.

- Счет, письмо, чтение?

- Умею. Папа говорил, у меня к наукам предрасположенность. Он меня всему учил пока не пришли... не пришли...

- Ну-ну. - Ветер похлопал его по плечу.- Мертвых не вернешь, оплакал - и будет. Тебе, парень, не у меня бы учиться, а в большом городе, у настоящих ученых. Только пропадешь ты один. Сиди уж лучше тут пока. Тихо и скучно, зато куда как спокойнее. Пойдем, я тебя покормлю. Голоден, небось?

Иосиф отвернулся, и кузнец услышал, как мальчик довольно громко сглотнул слюну: «Спасибо, почтенный Ветер, я сыт».

 -Ага, почтенный, а врешь старику! Слышу я, как у тебя сытость в животе бурчит. Садись за стол. Садись, говорю.

Ветер принес кружку молока, огромный ломоть хлеба и шмат копченого мяса. Нарезая мясо, Ветер обернулся на стук двери, и нож, скользнув по кости, глубоко рассек палец. Брызнуло красным, и в тишине вдруг раздался звенящий от напряжения возглас Иосифа.

- Синь улойо!

Вошедшая Нава, всплеснув руками, кинулась к мальчику. Тот сидел очень бледный, неотрывно глядя на столешницу, окропленную кровью. Иосифа била крупная дрожь. Нава рывком сдернула его со скамьи, подхватив под мышки. Она не понаслышке знала, что такое откат – приходилось и Лероя пару раз откачивать, и Ветер однажды пробовал сотворить заклинание.

- Очень плохо? - спросила она, заглядывая в глаза.

- Да. Я не могу видеть кровь, мне дурно.

Иосиф вывернулся у женщины из рук, его стошнило. У Навы зашлось сердце – а ну, как помрет? Цыпленок ведь еще совсем, тощий и слабый! И куда он полез, неужели мать с отцом не научили, что колдовать без привычки – себе дороже!

- Дурень ты, дурень! - Запричитала женщина. - Кто ж такую ерунду магией лечит! Теперь будешь кулаки грызть, пока откат не отпустит! Горе! Ложись на кровать, я подотру.

Ветер тем временем недоуменно рассматривал порезанный палец, на котором уже исчезала, затягиваясь, тонкая ниточка шрама. Иосиф, стоя на четвереньках, помотал головой.

- Почтенная Нава, у меня не бывает отката. Мне просто нехорошо от вида крови. Простите.

   Насильно уложив мальчика, Нава убежала за ведром и тряпкой. Кузнец задумчиво смахнул со стола красные капли. Он сразу понял, что реакция мальчишки не имеет никакого отношения к откату. В его голове молнией сверкнула догадка. Тихо, сам себе не веря, Ветер спросил: «Парень, ты - хилер?»

Хилеры. Легенда прежних времен. Простые смертные, владеющие Силой безбоязненно, могущие творить заклинания непрерывно, невозбранно, не падая от отката. Ветер знал сказания о троих. Эти люди стали легендой еще при жизни. Наверное, и хорошо, что такие рождались невообразимо редко – при желании сильный хилер мог в одиночку выйти против закованной в железо рати – и победить. История знала такие примеры. Очень немногие могли выстоять против искушения Силой. Ветру не нужно было напрягаться, чтобы вспомнить имена этой тройки. Абу. Хелен. Ксения.

- Что?- не понял Иосиф. Краска вернулась на его щеки. Он поднял голову с подушки, и тревожно посмотрел на кузнеца. - А, нет, я не хилер. Папа рассказывал мне о Хелен. Я боюсь крови, и я не могу убивать людей магией. Это у меня просто само вырвалось.

- Навушка, сбегай-ка за Териан, - сказал Ветер негромко. - А мы пока тут потолкуем.

Он присел на край кровати, притянув мальчишку к себе. Осмотрел еще раз палец, покачал головой. Ни следа. Иосиф виноватыми глазами следил за ним. Мальчик выглядел пристыженным и взволнованным.

- Да не смотри ты на меня побитой собакой, - вдруг рассмеялся Ветер. – Видишь, как залечил-то! Без следа! Голова не болит, виски не ломит, тело не выкручивает? – тревожно спросил он. Кузнец не подал и виду, что испуган. А бояться было чего – хорошо, если парень не знает, что он может. А если знает?

-Нет. Я ж говорил, почтенный Ветер, у меня не бывает отката. Дома раз лошадь понесла, и кошку с котятами подавила, а я их всех вылечил и больно ни капельки не было. А вот крови я боюсь.

Иосиф подавил желание рассказать доброму кузнецу все. Сколько он помнил, нечто внутри всегда было с ним. Едва встав на ноги, он уже умел делать странные вещи. Отец очень рано рассказал ему о Хелен, словно догадываясь, что происходит с сыном. Он весьма подробно живописал все деяния женщины, занесенные в летописи, и больше всего на свете Иосиф теперь боялся стать похожим на нее. Когда же родители увидели воскрешенную кошку, отец посмотрел строго и сказал: «Будь с этим очень осторожен. Это страшно. Подрастешь – поймешь». Слова отца запали мальчику не в голову – в самое сердце.

 В его воспоминания ворвался голос Ветра: «Кто учил тебя лечению? Отец? Ты говорил, он был лекарем».

Мальчик растерянно посмотрел на кузнеца.

- Никто. Почтенный Ветер, вы поймите, это у меня само получается! Если я вижу – кому- то плохо, слова - они сами складываются! Я даже не думаю, что говорю, просто раз - и все...

-Просто... Ну да, куда уж проще. - Ветер задумчиво поскреб бороду. - Ладно, сейчас тебя Териан заберет, а я к вам с утречка наведаюсь. Кто-нибудь знает, что ты лечить Силой умеешь?

- Мама и папа знали. А чужим я не показывал, у нас колдунов очень не любят.

   Еще бы их любили. Вера Иосифа отвергала колдунов, как нечистых. Не сказать, чтобы их не терпели, нет. Но родители не уставали предостерегать сына от общения с людьми, умеющими колдовать. В городе крайне редко обращались к помощи магов, и с большой неохотой.

Ветер понимающе опустил глаза: «Ах, ну конечно. Новый Иерусалим же».

- А что такое собака? - вдруг спросил Иосиф - Вы сказали, я смотрю, как собака.

- Это зверь такой, из Прежних времен, с Терры. У Прежних он вроде компаньона был, ну друг, в общем. Их очень мало осталось сейчас, они почти не размножаются. Кто собакой владеет, тот над ней трясется и бережет, потому что зверь этот умный, и человека любит.

- А какие они? – мальчик округлил глаза.

-Да на скальдов похожи немного, только мельче и шерсть разноцветная, и пластинок нет на спине. Да я тебе покажу, завтра найду в книжках и покажу. Я как-то в молодости видел собаку... смешная зверюшка. Ладно, вон Териан идет. Завтра поговорим.

Всю ночь Ветер рылся в хрониках, отыскивая упоминания о хилерах. Просидев до утра, он с досадой отложил книги, так и не узнав ничего нового. Наутро кузнец отменил поход в лес, к немалому разочарованию собравшейся ребятни. Еще с ночи обдумав, к кому обратиться, Ветер навестил трех охотников, попросив зайти к Териан.

Кузнец нечасто ходил в гости, даже к соседям. Когда он вошел на задний двор, то восхищенно цокнул языком, когда увидел, в каком порядке держит хозяйство Шак. Охотник большую часть времени проводил в лесу, но это никак не влияло на ухоженность дома. Три крепких сарая под общей крышей, новая просторная клеть для сена, большая поленница выше его роста аккуратно сложена в углу. Там же, под навесом из плетеных прутьев, в образцовом порядке развешан нехитрый инвентарь. Тоже новый, отдельный закут для свиней, просторный двор выметен начисто. Ближе к ограде высоченный кедр, который Шак пожалел срубить, широко раскинул ветки над маленьким столиком. Ветер обернулся на стук. Иосиф стоял к нему спиной, и рубил дрова. С натугой поднимая тяжелый колун, мальчик пытался развалить суковатую чурку. Она не поддавалась, колун раз за разом отскакивал, но Иосиф не сдавался. Заметив кузнеца, он отложил свое занятие и поклонился. - Здравствуйте, почтенный Ветер.

- Здрав будь, Иосиф. Поди-ка сюда. Териан в доме?

 - Тут я, - вышла женщина, вытирая фартуком руки - С чем пожаловал, Ветер?

Она почувствовала укол тревоги. Нава не объяснила ей толком, что произошло, да и Иосиф не выказал большого желания говорить на эту тему. Все, чего она сумела добиться, заключалось в двух фразах, кое-как вытянутых из мальчика: «Почтенный Ветер порезал руку. Я его полечил». Только глянув на лицо кузнеца, Териан поняла, что дело нешуточное.

- Да хотел кое-что выяснить у пострела твоего - медленно сказал кузнец. Глухо стукнула калитка. Это пришли охотники, приглашенные Ветром. Мужчины прошли во двор, поздоровались. Ветер попросил: «Мужики, если правда то, что я думаю, о том, что тут случится - не болтать. Ни матери, ни друзьям, ни подругам. Усекли?»

«Мужики» переглянулись, кивнули. Териан с все растущей тревогой посмотрела на Ветра, что, мол, такое? Он ответил ей строгим взглядом.

- А ты сядь и смотри – сухо приказал он женщине.

Таким она его не видела. Суровый и немногословный, Ветер неизменно был вежлив. Териан терялась в догадках, пытаясь понять, что могло случиться такого, чтобы кузнец изменил себе. Ветер присел на чурбак, испытующе впился взглядом в мальчика. Он выглядел усталым, будто ночь напролет не выходил из кузни: вокруг покрасневших глаз темные круги, лицо приобрело землистый оттенок. Териан присмотрелась внимательнее.  «Да ведь он…боится!» - от этой мысли у нее самой по спине забегали мурашки. Чего может бояться человек, переживший побоище под Аденом?

- Иосиф, я хочу еще раз увидеть твое лечение.

У мальчика на глазах выступили слезы. Он почувствовал, как тают надежды на спокойную жизнь в этой тихой, деревушке, такой далекой от жестокого мира там, на материке. Паника заставила его подбежать, обнять Ветра, спрятать лицо в одежде, и раз за разом исступленно повторять.

- Почтенный Ветер! Я никогда не стану убивать людей! Не прогоняйте меня! Пожалуйста!

Териан расширенными глазами посмотрела на Ветра. Ее сердце дало сбой. Вот оно что! Но, ради Предков, что мог натворить этот ребенок? За эти несколько дней Териан очень сильно привязалась к мальчику – он был послушен, вежлив, очень добр. Даже привереде Айде понравился сразу, а в этом плане Териан очень доверяла дочке. Совершенно непонятно, как малышка умудрялась только раз глянув, определить характер человека, но девочка ни разу не ошибалась. Она сразу могла сказать, «хороший» или «плохой» стоит перед ней. Раньше это даже слегка пугало Териан и Шака, но со временем страх прошел, осталось лишь благовейное изумление и радость. Какое же Иосиф мог совершить преступление, что так отчаянно просит пощады?

В глазах у Ветра отразилось изумление, потом понимание, нежность.

- Глупенький, - непривычно ласково сказал он. - Боевой маг Хелен убила тысячи людей, но хилеры были названы не в ее честь. Кроме нее, жили еще двое: Абу и Ксения, величайшие маги, которые посвятили жизнь спасению других. Это были по-настоящему чистые души, такие рождаются раз во много-много лет. Они не воевали, малыш, нет. Они лечили людей. Хилер, Иосиф - это маг-лекарь. Лекарь, понимаешь? Именно в их честь, а не в честь ведьмы–убийцы, названы хилеры. Как случилось, что отец рассказал тебе только о Хелен? Абу, говорят, даже оживлял мертвых, но по-моему, люди это уже от себя придумали, а Ксения могла исцелять взглядом. Мне кажется, что у тебя такой же Дар, мальчик. Великий Дар. Но я хочу посмотреть, не ошибаюсь ли. Никто тебя не выгонит ... в любом случае. Не плачь. Посмотри на меня.

Ветер легонько взял его за подбородок, заглянул в глаза. Он понял, что вызвало такой панический ужас у приемыша. Его отец, видимо, разглядел Дар у сына, но боясь, что мальчик не выдержит искуса, рассказал только о последствиях применения темной стороны этой Силы. Рассказал не все, а только то, что могло вызвать в душе ребенка лишь отвращение и страх. Не отсюда ли такая боязнь крови? Ветер и сам не мог сказать, осуждает ли он давно уже мертвого человека, который фактически скрыл от сына его чудесные возможности. Может быть, он надеялся, что, когда мальчик подрастет, сможет сделать правильный выбор? На это уже никто не сможет ответить. Он ощутил, как содрогается от рыданий худенькое тельце мальчика. В глаз кузнецу попала соринка. Ветер сморгнул, и с удивлением понял, что плачет сам. «Стареешь» - попенял он себе. Иосиф поднял залитое слезами лицо и с мольбой и надеждой посмотрел на Ветра. Лицо старика исказила странная гримаса, но голос был тверд.

- Ты боишься крови, я помню. Но сейчас я вновь порежу руку, а ты вновь меня исцелишь, как вчера. Соберись. Пожалуйста.

Он отошел шагов на пять и полоснул по ладони острым ножом-засапожником. Кровь брызнула на землю одновременно с невнятным полукриком-полувсхлипом мальчика. Едва успевший обрасти кровавой бахромой, порез мгновенно закрылся. Громко ахнула Териан, и наступила тишина.

-Как ты себя чувствуешь? - наконец прервал молчание Дейв, один из приглашенных.

-Хорошо. Только на кровь все равно противно смотреть. - Отвел Иосиф глаза.

И тут мальчик почувствовал, как что-то меняется внутри. Сомнение в словах отца, что не давало ему покоя, спрятанное, почти похороненное под грузом рассказов о Хелен, вновь зашевелилось робким червячком. Так, значит, папа не сказал ему всего? Или не знал сам? Слово «хилер» всю жизнь для Иосифа означало лишь одно – неприкрытую ненависть, квинтэссенцию зла. Слова Ветра разбудили надежду. «Хилер – это маг-лекарь!», «Это были чистые души…» Так, может, и он – не изгой, не избранник Зла?

- В легендах говорится, что хилеры могли лечить на расстоянии. - Подала голос Териан. Она с умилением наблюдала, как изменяется лицо мальчика: от стыда и отчаяния к осторожно-радостному удивлению. Но настоящим сюрпризом для нее стало то, сто он заметила на щеке Ветра тонкую блестящую полоску. Слезы у Ветра? Иосиф, положительно, умеет расположить к себе решительно всех!

Ветер одобрительно кивнул, а потом демонстративно показал вначале на себя, потом на Иосифа. Между ними по-прежнему было пять шагов. Но было еще одно, ради чего кузнец взял с собой троих помощников. Он поставил мужчин в противоположном конце двора от Иосифа и спросил:

 - Иосиф, в легендах говорилось о том, что хилер может исцелять сразу нескольких. Ты упоминал о котятах. Как думаешь, с людьми справишься?

- Я боюсь. - Прошептал мальчик. Все случилось так быстро, так неожиданно. Иосиф еще не успел до конца осознать, что его проклятие обернулось Даром Творца.

- Не бойся. - Сказал огромный, медведеподобный, кряжистый Никита, - даже если не получится, это всего лишь царапина, сама зарастет. Ну-ка, мужики, давай на счет.

 Все трое достали ножи. «Режь!» - прозвучала короткая команда, и все мужчины одновременно вспороли себе ладони. Иосиф изменился в лице. Прозвучала короткая захлебывающаяся фраза незнакомого языка, и Ветер, нутром почуяв, что - получилось, сгреб мальчишку в медвежьи объятия. Сказать, что охотники были потрясены – это не отразило бы той сложной гаммы чувств, которая отразилась на их лицах. Они осматривали свои руки, крутили их так и эдак, искали порез друг у друга.

Ветер уже не в силах скрыть широченной торжествующей улыбки, тормошил мальчика, называл его всяческими ласковыми именами, а под конец, схватил на руки и закружил по двору.

- Ты понимаешь, что ты сделал? – смеясь, спросила Териан.

- Да. Я могу лечить людей. - Гордо ответил Иосиф. - Я вырасту и буду таким же, как Абу! Я буду лечить людей!

Он вырвался из рук Ветра и стоял, словно озаренный внутренним светом, гордый и довольный собой, свободный от власти страха. Мальчик вскинул обе руки к небу и торжествующе закричал: «Творец, спасибо! Я буду хилером!» Он повернул к взрослым сияющее лицо и сказал, убавив голос: «И знаете, почтенный Ветер… я почему-то больше не боюсь крови. Противно, но не боюсь».

Териан плакала навзрыд, а молодые охотники, стесняясь друг друга, лишь улыбались довольными и растерянными улыбками. «Ты уже – хилер». - Ответил Ветер. Он подумал о том, что станет, когда слух о живой легенде разойдется по побережью. Впору будет охрану выставлять у мальчишки. Кузнец посерьезнел.

- Пока языками не чешите. – Строго произнес он. - И ты, Иосиф, тоже молчи пока. Вернется Дрейк - решим, как лучше сделать.

Все согласно закивали головами.

- Слушай, а можешь зуб заговорить? - вдруг спросил Дейв. Новоявленный хилер застенчиво пожал плечами, прислушался к себе. Затем последовал небрежный взмах рукой, односложное заклинание. У охотника удивленно вытянулось лицо. Он ощупал челюсть, потрогал языком больной зуб и признался: «Прошло!» Подскочил, поднял Иосифа на руки и не хуже Ветра стал отплясывать по двору: «Его кто только не лечил, все никак. А ты мигом заклял!». Мальчик со смехом отбивался от него, и облегченно, счастливо плакал.

- Как голова? Не болит? - заботливо спросила Териан, отнимая хилера у разошедшегося Дейва.

Иосиф виновато опустил голову: «Нет, не болит. Вот только…»

- Только? – Присутствующих словно окатили ледяной водой. Шутки и радостные выкрики смолкли, все насторожились.

- Только я проголодался немножко. - Застенчиво признался хилер. От раскатистого дружного хохота в сарае переполошились куры. Териан, хихикая как девчонка, потянула мальчика в дом.

 - Пошли, завтрак твой давно на столе.

Расходились в приподнятом настроении, окрыленные своей сопричастностью к внезапно обретенному чуду. Ветер вспомнив о своем обещании, повернул обратно. Войдя в дом, он протянул мальчику старую книгу: «Тут есть картинки о собаках. Смотри, книга очень старая, не порви».

Иосиф, наспех проглотил остатки завтрака и нетерпеливо листнул хрупкие страницы. Бумага была старой, ломкой, картинки выцвели, но все равно были различимы. По мнению Ветра, художник несколько погрешил против истины, изобразив всех собак ростом по колено человеку, но живого примера у него не было. Иосиф слегка разочаровано сказал.

- Они такие разные... но скальды красивее. И больше. Я видел скальдов на картинках, в папиных книгах. А правда, что они очень большие?

 

Часть 10

На маленьком кладбище всегда тихо. Вековые сосны и кедры сплошной стеной окружали погост, и защищали его, как бы ни бесился ветер. Здесь росла трава, которая не встречалась больше нигде – кончики травинок рдели самым настоящим багрянцем, и поэтому казалось, что земля сплошь устлана желто – красным пестрым ковром. Настоящих памятников было немного, в основном – грубо отесанные глыбы камня, с выбитыми на них именами. Омаха встала с колен. «Ты, прости, я пойду», - прошептала она свежей могиле.  По узкой тропе женщина вышла к опушке, и остановилась за околицей села. Она глубоко, с наслаждением, вдохнула чистый прохладный воздух, наполненный горьковатым запахом осени. Память еще жгла, но новая жизнь, зреющая в молодом сильном теле, уже давала о себе знать, переворачивалась, толкалась, отвлекала от горьких мыслей. Омаха инстинктивно положила руку на живот. Ее ребенок. Если родится мальчик, она назовет его Итон. Ее маленькое чудо. Будет дочке братик - погодок. Женщина погладила живот, улыбнувшись своим мыслям.

  Сзади неслышно подошел Никита. На нем была кожаная безрукавка, свободные штаны и легкие чулки-ботинки. За спиной в чехле - расслабленный полуторный лук, из которого охотник пробивал пятилетнее дерево. «Толкается?» - спросил он

- Здрав будь, - Омаха даже слегка рассердилась на соседа, нарушившего ее одиночество.- Ты чего подкрадываешься - то? А если б напугал?

- Ладно тебе, - хмыкнул Никита - тебя напугаешь. Да и не крадусь я вовсе, сама знаешь, всегда так хожу.

Это была правда. Гигантский по силе и стати, он на самом деле ходил удивительно неслышно, едва тревожа собой воздух. Когда Итона не стало, Никита вместе с Дрейком, стал ее опорой. Носил мясо, помогал по хозяйству.

- На шахту собрался, смотрю - ты стоишь. Как ты сама - то? Дочку с бабушкой оставила?

Омаха вздохнула: - Да, присмотрено дитя. Я к Итону ходила, а потом решила немножко погулять, скоро на улицу и носа без нужды не высунуть. Последние деньки спокойные. Так хорошо, умиротворенно… послушай. Слышишь?

- Слышу, что Нейда кур загоняет, ругается - отозвался охотник, и в его глазах заплясали озорные огоньки. - Еще слышу в лесу, севернее, лось через кусты ломит, не иначе от скальда уходит.

- Да ну тебя. Ты воздух послушай же. - Омаха подняла лицо к небу, глубоко вдохнула - как песня тихая. Грубый ты, Никита.

- Лес и слушаю. - Подтвердил тот - только слышу я, что на самом деле происходит, а не мечтаю, как ты. Ты скажи лучше, у тебя мясо есть еще?

Он мог бы и не спрашивать. Охотник почти каждый день таскал то лосятину, то зайца, то пару жирных по осени птиц. Омаха однажды даже заругалась – еда пропадала. После этого сосед слегка поостыл, но опекаемую не забывал.

-Есть, Никитушка. Я ж маленькая, ем мало. А тебе волю дай, так ты по лосю каждый день таскать будешь. Спасибо, - улыбнулась Омаха. - Я твою куртку вчера дошила, как вернешься - зайди, забери.

- Да ты ночами сидишь? - удивился Никита,- позавчера ж только взялась. Огонь - девка.

- Был огонь, Никитушка, а сейчас зола да угли остались. Если б не ты - лежала бы я с Итоном рядом. Ничего не хочется, веришь?

  Когда она увидела то, что осталось от мужа, то потеряла сознание. Скальд разорвал Итона надвое. Тогда Омаха упорно не желала возвращаться из забытья, чтобы не видеть картины, вновь и вновь терзающей сердце. Никита просиживал с ней тогда сутками напролет и не давал снова уйти в спасительное, как ей тогда казалось, беспамятство. Те дни почти не сохранились в ее памяти. Только беременность не дала скатиться в омут безумия – Никита раз разом напоминал ей о ребенке, тормошил, возвращал к жизни. «Я этого не заслужила», - думала она, видя, как хлопочут вокруг нее друг и односельчане. Наконец, Омахе стало просто стыдно своего малодушия, и она начала бороться с собой. 

Никита посерьезнел, сказал строго: - Не для того Итон помер, чтоб ты за ним ушла. Живи, детей расти. А то удумала вишь... А это кто идет?

По заросшей тропке из леса показалась человеческая фигурка, и какой-то небольшой мохнатый клубок, мельтешащий рядом. Путник явно заметил поселян и повернул к ним. Теперь было уже видно, что это девушка, одетая в свободное легкое платье, доходившее до середины икр, и поношенную меховую накидку. Высокая, стройная, она издали показалась холостому Никите очень привлекательной. Потрепанный белый шарф, покрывавший голову, был повязан вокруг лица, оставляя лишь узкую щель для глаз.

- Да она же с собакой! - ахнула Омаха, - Никита, у нее собака!

- Здрава будь, красавица - окликнул Никита подходившую девушку. - Заходи в гости.

Та остановилась, не дойдя до них десятка шагов.

- И ты будь здрав, красавец, - раздался звучный, красивый голос. – А не испугаешься ли гостьи такой?

- А мы не из пугливых - захохотал Никита, оценивая взглядом высокую грудь и изящный изгиб бедер, - подходи, не бойся, не обидим.

- Ну, смотри, сам звал - отозвалась незнакомка, подходя. Ее спутник рыже-белым клубком сновал вокруг, потом, обратив внимание на людей, подошел знакомиться. Омаха с Никитой, присев на корточки, рассматривали невиданного зверя. Тот казался не злобным, но когда Омаха протянула руку, пес оскалил клыки.

- Назад, Гвард! – прозвучал приказ девушки.

Никита, поднялся с корточек, и, встретив ее взгляд, отшатнулся в испуге. Глаза гостьи были пронизаны густой сеткой кровавых жил. Лишенные век, они казалось, готовы были выпасть из орбит. Лица у девушки не было: вместо него – кошмарная маска из перевитых полосок кожи и глубоких рытвин. Кожа обтягивала череп так туго, что казалось, еще чуть – и лопнет, обнажив белую кость. Под тонким шарфом проступали красно-синие сплетения рубцов и страшных шрамов. Скудные клочки волос кое-где выбивались из-под шарфа неопрятными пучками.

 Омаха, обхватив руками живот, попятилась, а пришелица горько рассмеялась.

- Отвернись, дура! - придя в себя, истошно закричал Никита - кто с такой мордой к беременной подходит?

   Взгляд налитых кровью глаз остановился на Омахе, скользнул по ее животу. Затем гостья отвернулась. «Прости меня, милая. Знала б, что ребеночка носишь, не подошла б. Прости еще раз, глупую.» - Сказала женщина.

- Что может сделать такое с человеком? - прошептала Омаха, чувствуя, как слабеют ноги.

- Подожди-ка, милая, я сейчас. - Неизвестная достала из маленькой дорожной сумки цветной платок и набросила на голову поверх шарфа, скрыв пугающие черты. Мелькнули черные, обугленные кисти, сухие, как куриная лапка. - Вот так меня не увидишь. Не бойся. Я хоть и дурочка, но смирная.

-Кто ты? - спросил Никита. Ему было стыдно перед Омахой за свой испуг.

-Я- то? Дурочка блаженная! - звонко, заливисто рассмеялась гостья. - Иду себе, место ищу, где бы пожить спокойно. Возьми меня к себе в дом, красавец!

Никиту пробил озноб. Незнакомка, заметила это и протянула к нему крючковатые пальцы, пытаясь взять за руку. Охотник отшатнулся. Ноги сами невольно сделали шаг назад. Никита загородил собой Омаху. Ему вдруг показалось, что над увечной до сих пор витает запах дыма и горелой плоти. С дрожью в голосе он произнес: «И в дом не возьму, и во двор не пущу. Еду сюда вынесу, а в деревне тебе делать нечего, только людей пугать. Поешь и иди своей дорогой».

-Как тебя зовут? - спросила Омаха.

- Раньше Настей звали. Да тебе-то что, милая, до имени? Или к себе позвать хочешь? Приютить? Так я к тебе не пойду. Ты со мной вечер побудешь, а наутро мертвого родишь.

Голос незнакомки прозвучал на удивление ровно – ни гнева, ни обиды. У Омахи вдруг часто забилось сердце – она вспомнила то равнодушие, которое одолело ее после смерти Итона. Жалость к изуродованной женщине перебила отвращение и страх.  

-Ты же на ногах еле стоишь. - Тихо сказала она. - Хоть переночуй в деревне, а наутро уйдешь. Я тебя вначале испугалась, а теперь не боюсь.

Настя опустила голову, негромко сказала: «Добрая ты, и глупая. Нет, милая, не получится. Не пустит меня твой заступник, да и другие, если увидят, выгонят».

Омаха с мольбой взглянула на Никиту, отозвав в сторону, принялась что-то доказывать, размахивая руками. Вначале охотник стоял молча, потом густо покраснев, повернулся к безучастно стоящей Насте.

- Прости за обиду. Дадим тебе и ночлег и еду... только я прошу, платок не поднимай, не пугай людей. В деревне не останешься, но уйдешь отдохнувшая и сытая - Никита замялся, не зная, что сказать.

- Да я не обидчивая, - отозвалась Настя. - Пойдем, а то, правда, ноги устали. Веди, милая, - покрытая шалью голова повернулась к Омахе. Та подошла к Насте и тихо, чтоб не услышал Никита, шепнула - У меня заночуешь. Сарай добротный, теплый. В дом не пущу… там дочка маленькая, ты уж извини. Как уходить будешь, я тебе мужние сапоги дам, твои-то до дыр стерты, я ж вижу. У него нога маленькая была, но тебе великоваты будут. Ничего, подтянешь ремешки.

Настя негромко, и как бы с угрозой спросила: «А чего ты шепчешь, милая? Стесняешься, что увечную приютишь?»

Омаха тихо рассмеялась и, пересилив себя, посмотрела Насте в глаза: «Тихо ты! Никита с мужем дружил крепко, а как его не стало, меня опекает. Еду носит. Втемяшилось ему, что ты ведьма. Боится он, за меня боится. Все, пойдем».

 

     В деревне, чуть за Кругом, стояло несколько навесов, под которыми укрывали сено. Собрав остатки травы, Никита соорудил лежбище, достал из сумки сверток с едой и сказал Насте:

- Вот тебе постель. Наутро уйдешь, дорогу знаешь теперь. Да гляди, посельчанам не показывайся. А мне пора, и так задержался, по темноте уже к шахте выйду. Омаха, смотри у меня… - Он многозначительно взглянул на девушку. Та сделала вид, будто не слышит. Настя глухо поблагодарила и уселась на траву, опустив голову. Ее пес устроился в ногах и положил голову хозяйке на колени.

Ближе к ночи молодежь стала стекаться на Круг. Развели костер, забренчала гитара, послышались девичьи смешки. В этот вечер на Круге было особенно многолюдно. С Дальнего пришли молодожены Кай и Мэри в сопровождении целой компании. Омаха присела к ним в кружок, послушать Леона. Молодой плотник умел играть так, что стихали разом все разговоры и люди слушали, боясь пропустить хоть слово, хоть одну ноту.

 И день как час, и час как бесконечность

 Воспоминанье глаз, улыбки, слез

 Я жду тебя, я буду ждать хоть вечность...

Костер потрескивал, бросал желтые отблески на задумчивые лица, пахло дымом и жареными семечками. Люди сгрудились у огня, примолкли. Звонкий голос певца сплетался с нехитрой мелодией, завораживал, навевал светлую печаль, жаловался о разлуке.

 Упавшая звезда, я загадаю

 С тобою быть на всю жизнь, навсегда...

Из темноты появилась женщина и вошла в круг, освещенный костром. Стараясь не потревожить песню, она тихонько примостилась рядом и охватила колени сцепленными руками. На голове ее был цветной платок, скрывавший лицо. Омаха прикусила губу. Она хотела дождаться, пока все разойдутся, а потом отвести Настю к себе. Омаха и сама не понимала, почему ее так взяло за сердце это изуродованное женское лицо, эта нагловато-горькая, вызывающая манера говорить. Нет бы, убогой, подождать спокойно, пока люди разойдутся, да уйти тихо. Но тоже видать, потянуло на песню.

Гитара смолкла, и в наступившей тишине отчетливо прозвучал женский голос.

- Я хочу от тебя ребенка, певец. Пожалуйста.

Недоуменное молчание сменилось смехом и одобрительными шуточками.

-Вот это деваха!

- Смелая, прямо говорит, чего хочет!

- Покажись, краса, не прячься под платком!

Леон задорно тряхнул головой. Он заметил новенькую, но в неярких отсветах костра не мог разглядеть.

- Что, так понравился?

- Понравился. - Спокойно ответила Настя. - У тебя в песне душа звучит, а с черной душой такую не сложишь. Пожалей меня певец, не откажи.

-Откуда ты смелая такая взялась? – Леон смутился. А тут еще и платок закрывал лицо странной незнакомки. Певец улыбнулся, не зная, как ответить на столь необычную просьбу...

- Издалека, певец. Пришла издалека и уйду далеко, не потревожу. Только не откажи.

Люди притихли, дивясь бесстыдной откровенности просьбы. Потом чей-то пьяный голос выкрикнул: «Ты и на кровати фату свою не снимешь? Покажись, раз смелая!»

Вокруг одобрительно зашумели, загомонили, давай мол, не стесняйся. Настя продолжала сидеть, опустив голову. Леон подошел, и, улыбаясь, снял с ее головы платок. Тишина. Какое- то время певец стоял с платком в опущенной руке, потом осторожно покрыл им Настю.

-Прости. - Сказал он, едва совладав с собой, чтобы не отшатнуться.

-Откуда эта упыриха появилась? - Раздался истеричный женский голос, и молодуха из Дальнего подскочила к Насте, намереваясь оттаскать ее за волосы.

Леона захотела? - Возопила она. - Ты себя видела, страхолюда? Девки, гони ее!

Одним плавным гибким движением Настя встала перед визжащей девкой, и сама сняла платок. Ее глаза блеснули желтым, отразив свет костра.

- Да, захотела. От таких дети рождаются ладные. А ты чего голосишь? Может сама сунулась, да не по нраву пришлась?

Мэри с осуждением покачала головой: «Гулена бесстыжая».

Настя обернулась к ней, согласно кивнула.

-Да, бесстыжая я, девушка. Мой стыд сгорел давно. Со мной же волей ни один мужик не ляжет... а дитя хочу. Вот и прошу, как о милостыне.

-В лес иди! - Не унималась та, что подскочила к ней, бочком-бочком отодвигаясь от Насти. - Там тебе нежить какая-нибудь подаст!

Настя в один прыжок оказалась перед скандалисткой и ответила ласково и зловеще: «Уж больно ты злая, молодуха. И неумная. Лезешь на меня и не боишься. А хочешь, заколдую? Выбирай - ослепнешь или ноги отнимутся?»

Скандалистка так и рухнула без чувств на землю. Люди зароптали, придвинулись ближе. Настя нехорошо оскалилась, обнажив под полосками сгоревших губ ослепительную белизну зубов. Омаха кинулась в круг, схватила женщину за руку, загородила собой.

-Да не слушайте вы ее! Увечная она, заговаривается! Я ее сама привела. Не ведьма она... отступи! Обрадовались... на убогую… позор! Уйдет она завтра. Пусти, пусти, говорю! Ребенка мне задавите! - Пробивалась Омаха сквозь круг односельчан, таща за собой Настю. Доведя дурочку до дома, метнулась к дочери - спокойна, спит. Достала меховой плащ, старое тряпье и повела Настю в сарай.

-Вот тебе и на себя и под себя, ночи холодные. Садись, жди, сейчас воды согрею обмыться. После поужинаем. - Не глядя на Настю, произнесла Омаха и повернулась, чтобы уйти. Та слегка придержала ее за руку, хотела что-то сказать, но передумала.

Поставив на печь греться воду, Омаха стала рыться в большом ларе, отбирая вещи, пригодные женщине зимой. Копалась долго. Вытащила старую накидку мехом внутрь, поддевку, почти не ношеную мужем, легкие лосевые полусапожки, тоже почти новые. На печи зашумела вода. Закинув печься картошку, хозяйка налила воды в ведро, сняла со стены ковш и, стараясь не расплескать, принесла в сарай.

- Ты мойся, я пока есть соберу.

Уйдя в дом, немного постояла, дожидаясь, пока дойдет картошка. Отрезала мяса, добавила луковицу и краюху хлеба. Завязала в накидку собранные вещи и вышла во двор.

- Тут немного теплых вещей и обувка. - Ответила она на вопросительный взгляд Насти. - Все крепкое. Ужин простой, не готовила сегодня горячего.

Настя едва слышно усмехнулась: « С добром - и лук сладок. И на том спасибо, милая. Да ты иди, не жди. Я поем и спать лягу. Не будет у нас с тобой задушевного разговора. Признайся, ждала ведь?»

   Омаха простодушно улыбнулась и кивнула. Гостья отвернулась.

   Часть 11

Кальт потряс головой, прислушиваясь к себе.

- Кто ты?

- Не говори вслух. Думай. Я услышу.

- Кто ты? - Начиная догадываться и боясь поверить, Кальт посмотрел на скальда. Зверь поднял голову и взглянул ему прямо в глаза. Кальт готов был поклясться, что увидел в них насмешливые искорки. Впечатление усиливалась полуоткрытой пастью, из которой слегка свешивался широкий язык.

- Почему ты боишься меня?

- Снег???

- Хасса! Кальт, я же тебе сказала, я - девочка!

Скальд перевернулся на спину и на розово-сером брюхе Кальт разглядел два ряда сосков. Скальда! Внезапно калека понял, что не только слышит голос внутри головы, но и различает эмоции, интонации, оттенки настроения.

- Извини, Хасса. - Подумал он. - Ты хорошая девочка, но я, кажется, схожу с ума.

   Скальда часто задышала: «Ты сходишь с ума, когда напиваешься той дрянью, что у тебя во фляге на поясе. Зачем ты это делаешь?»

- Не твое дело. - Огрызнулся Кальт. Огляделся вокруг, сжал голову руками.

- Я сижу тут, а говорящий скальд отчитывает меня за то, что я пьян!

Теплая волна сочувствия окатила его. Почти не понимая, что он делает, Кальт обнял зверя за шею, возвращая ей ласку. Пальцы машинально перебирали густую шерсть. Он почувствовал вдруг щемящую грусть вперемешку с необъяснимой тревогой за это существо. Удивление, радость, и немножко - неверие. Собрал все это в себе, и послал импульс Хассе.

- Вот видишь, теперь ты понимаешь. - Сказала она. - Я боялась, будет сложнее.

Кальт ощутил прилив тихой радости. Он попытался осознать, что происходит внутри него. Неужели так сходят с ума? Не похоже. Хотя кто знает, что творится в голове безумца? Охотник посмотрел зверю в глаза, и увидел в них отражение своих чувств. Как объяснить это хищнику, зверю? «Не лукавь сам с собой! Она такой же зверь, как ты – Ведущий» - одернул он себя.

- Хасса, я кажется начинаю воспринимать тебя как человека. Нет... не то. Как родного человека. Как дочь.

В ответ - счастливый смех, в котором проскользнули, впрочем, нотки тревоги. - Ты и есть мне теперь родной, Кальт. Ты для меня теперь и отец, и ребенок, и брат. Ты спас меня. Теперь ты в моей семье. Прости.

Хасса посмотрела человеку в глаза, и опустила взгляд.

- За что?

- Я не должна была принимать твой дар. Ты был уверен, что умрешь, спасая меня, а я тебя не предупредила. Любой из нас знает – когда спасаешь от смерти, ты вступаешь в семью спасенного. Я сказала - ты мне и отец, и брат.  Как думаешь, каковы обязанности отца по отношению к детям? Вступая в семью, ты получаешь ее поддержку. Но хватит ли сил у тебя быть в ответе за каждого из нас? Именно поэтому, умирая, скальд никогда не попросит о помощи чужака. И очень редко получит ее так, как дал ты - безоглядно. Но я очень не хотела умирать. Я еще маленькая, Кальт.

 Глухой стук сердца. Раздражение, злость, разочарование. Этот клубок внутри растет, угрожая заполнить все собой. И вдруг словно обрывается невидимая струна, и поток негативных эмоций перерастает в спокойную уверенность, готовность быть рядом и защищать, любить и принимать любовь в ответ. Кальт почувствовал горькое сожаление о потерянных впустую годах. Словно затаившаяся и выросшая в тайниках души, любовь огнем охватила душу, сорвала ороговевшие корки цинизма, инертности, корысти.

- Кальт, ты меня пугаешь! – В сознании возник образ испуганного ребенка, глядящего на него во все глаза. По лицу Кальта текли слезы. Прижавшись к Хассе, он исступленно обнимал ее, клялся, что всегда будет рядом, обещал защиту, и вновь повторял, словно в бреду.

-Девочка моя, родная, все будет хорошо, я буду с тобой рядом, обещаю тебе! Лия, я буду с тобой!

Хасса тихонько заскулила: «Кальт, ты делаешь мне больно! Так нельзя! Ты... слишком сильно любишь. Я же чувствую все это, мне больно так! Милый мой неуклюжий, смешной человек, я тоже тебя люблю! Я не обману тебя, не предам…моя находка, мой защитник... и я буду с тобой!»

  Что-то постороннее вторглось в мысленный разговор. Голову словно ожгло ледяным ветром, извне ворвались почти осязаемые презрение и ненависть. Голос Хассы был заглушен множеством чужих возгласов. Глухая серая стена сама собой выросла в сознании человека, но и сквозь нее пробивались отрывки разговора скальдов. Возмущенные, негодующие голоса. Ярость в каждом слове.

- Что эта девчонка себе позволяет? Это же просто зверь!

- Изгнать его! Так позорить семью! Хасса, опомнись!

- Они убивают твоих братьев!

- Хасса, сестренка, не делай глупостей, откажись!

И, как нож сквозь тонкий холст, разноголосицу прорезал напоенный холодной яростью, срывающийся голос –

 

 мысль Хассы: - Это мое право! Он будет в Семье…или Выбор придется сделать вам всем!

Сквозь нервы мужчины разом прокатились горечь, отчаяние, боль. Серая стена исчезла из сознания, чужие голоса смолкли. Он вздрогнул и открыл глаза. Противно задрожали руки, и Кальт поспешил сделать два долгих глотка из фляжки с вином.

- Родственники от меня не в восторге, - подумал он, - но, Хасса, как они услышали нас?

   В его мыслях Хасса всхлипнула: «Ты кричал, Кальт, очень громко кричал. Тебя слышала не только моя семья. Сейчас все обсуждают мой позор. Но мне все равно, я тебя тоже очень люблю».

- Почему позор? – не понял мужчина.

- Представь себе мстительных, жадных, жестоких существ, больных изуверством до того, что они истязают собственных детей. Добавь им стремление к господству во всем, и разум. А потом приведи одно такое существо и скажи родным - любите его. Речь не конкретно о тебе, Кальт. Мы говорим обо всех вас.

Калека уловил растерянность, отчаяние, тихий плач. Увидел упрямство юности, осознание того, что сделано, и гордый вызов - все равно не отступлюсь!

- А еще они напуганы. - Тихо подумала Хасса. - Они увидели твою любовь ко мне. Мы так почти не умеем. А ты обжег меня и, кажется, заразил. Да, почему ты зовешь меня Лией? Это уже второй раз.

   Лицо Кальта потемнело. С его губ едва не сорвались резкие слова отповеди. Но мужчина  осекся, и, отвернувшись, глухо произнес: «Ты же читаешь в моей голове, зачем тебе ответ?» На мгновение боль пробила себя выход наружу и исказила черты лица. Но только на мгновение. Кальт с затаенным облегчением услышал ответ.

- Я вижу только то, что ты разрешаешь. Никто не может свободно читать все чужие мысли.

« Все-таки это безумие», - подумал  калека.  Он до сих пор не мог понять, откуда этот взрыв чувств, безудержное желание видеть скальду, чувствовать рядом, заботиться и тревожиться о ней?

-Твоя любовь все время была в тебе, - сказала Хасса. Вопреки опасениям человека, она прекрасно поняла невысказанные мысли. – Эта любовь рвала тебе сердце, и ты выплеснул ее на меня. Я не настолько хороша, чтобы любить меня так, - скальда специально выделила «так», - но… ты не пожалеешь. Беда в другом. Связь, возникающая между спасенным и спасителем очень сильна. Почти так же, как между родителями и детьми. Когда ты думаешь обо мне, я пропускаю все твои мысли через себя, живу тем же. И люблю тебя так же. Этому невозможно противостоять, понимаешь? Это опасно.

- И что тут плохого? – не понял Кальт. Тело остыло, и холод начал кусать его через влажную от пота одежду, но мужчина едва обратил на это внимание. Хасса почувствовала, неуклюже подползла, прижалась боком. Сразу стало гораздо теплее.

- Если умирает один, за ним часто уходит другой.

Человек насторожился, уголки губ тронула горькая усмешка: «Такое случалось часто?»

- Нет. Мы боимся смерти и сильных чувств.

Сколько они так еще говорили – Кальт не запомнил. С каждой минутой он все лучше узнавал скальду, все больше приноравливался понимать ее мысли. Он задавал вопросы, Хасса отвечала, спрашивала в свою очередь. Половины ответов Кальт и сам не запомнил: сама информация не была ценной, гораздо важнее стала эмоциональная составляющая. Хасса то и дело посылала ему отражения его чувств, и свои, среди которых превалировали нетерпение и любопытство.

- Ты сказала, ты молода. Сколько тебе лет?

- Если сравнивать с вами, я прожила примерно шестую часть жизни... значит, по-вашему, мне примерно тринадцать - четырнадцать лет.

Чем дольше Кальт беседовал со скальдой, тем меньше досаждала необычность этого разговора. Он понял, что начинает привыкать к голосу и образам в голове, которые показывала Хасса. Ноги затекли, и мужчина встал, присел несколько раз, чтобы разогнать кровь. Икры закололо. Он размял затекшие мышцы, и, не глядя на скальду, спросил: «Но ты говоришь, как взрослая. У нас дети твоего возраста знают меньше». В его голове Хасса улыбнулась.

- Мы живем долго, гораздо дольше вас. И я уже достаточно взрослая, чтобы иметь право на свой Выбор.

- Выбор?

- Я расскажу тебе в другой раз. Мы увлеклись, уже темнеет.

Кальт с удивлением понял, что день промелькнул за разговором как единый миг. Небо из голубого стало темно-синим, поднялся ветер и заметно похолодало.

***

Дрейк кивнул.

- Меня зовут Борк. – представился визитер. - Я хотел бы поговорить с вами.

Дрейк вяло махнул рукой, мол, присаживайся, наполнил принесенный прислугой второй бокал. Его собеседник взял вино, посмотрел на свет, понюхал и сморщился, попробовав. Ведущий невесело усмехнулся.

- Я Дрейк. О чем пойдет речь?

- Мы владеем частью земель, граничащих со Смолянском с юга. Нас трудно назвать кланом, скорее несколько семей. Владения у нас не ахти какие, логи и редколесье, но нам хватало. Однако с недавних пор к нам пришло много беженцев практически со всего материка. Они бегут от Империи.

- Кто вас послал ко мне? - перебил Дрейк. Он слушал вполуха, следя за бликами света на гладкой поверхности столешницы. Его сейчас раздражало все: и запах подгорелого мяса, и глухой шум голосов посетителей, и этот неизвестно откуда взявшийся человек, который не давал остаться наедине со своими мыслями.

- Пек, - ответил собеседник, - позвольте, я поясню, в чем дело. Так вот, очень много людей бежит с материка, их путь лежит через наши земли. Очень многие просили у нас убежища, многие его получили. Теперь вместо двадцати человек у нас три сотни. У нас с Пеком есть общие дела, и он поделился со мной сведениями от Д*Вилье. Мы понимаем, что оставаясь на месте, мы роем себе могилу. Империя подомнет нас довольно скоро. И мы решили уходить. Пек сказал, что у вас большая земля, заселена очень слабо, мирный, но способный постоять за себя клан... и отличный молодой Ведущий. У нас начальствую я... но если с двумя десятками человек я как-то справлялся, то такой оравой управлять не могу. Мы хотели просить вашего покровительства и разрешения поселиться на ваших землях.

Борк облизнул губы. Теперь стало видно, как он напряжен, и с какой надеждой смотрит на Дрейка. Руки мужчины не знали покоя. Они то потирали край полированного стола, то без нужды брались за опустевший бокал, то нервно сцеплялись друг с дружкой. Борк перехватил взгляд Дрейка, и слегка виновато улыбнулся.

- Мы не станем обузой. Из общего числа мужчин почти сотня, полтораста женщин, а детей и стариков почти нет. Но мы неорганизованны. С каждым месяцем становится все тревожнее, и мы решили просить вас. Ваш клан пользуется здесь хорошей репутацией.

- Вы уже третий Ведущий, предлагающий объединение, - отозвался Дрейк мрачно, - неужели дела настолько плохи? И чем занимались ваши новички, пока вы не дали им защиту? На какие профессии мы можем рассчитывать, если скажем «да»?

Он жестом предложил еще вина, Борк отрицательно качнул головой.

- Всех понемногу. Строители, кузнецы, трое ученых, швеи, художник, два музыканта, - начал перечислять он, - есть даже профессиональные воины, из Сизых. Их человек сорок. Ну, и один историк - я. И конечно, крестьяне.

  Вот это было уже интересно. Строители и профессиональные воины очень высоко ценились везде. Для них всегда полно работы. А в преддверии грядущих событий – тем более. Усилием воли Дрейк отогнал невеселые мысли, и стал слушать Борка гораздо внимательнее.

- В лесах лук важнее меча, - заметил он. – Мы сеем злаки, но, в основном, живем охотой.

Борк отчаянно закивал головой. Он заметил интерес в глазах Дрейка и всеми силами старался теперь не разочаровать. В его голосе впервые послышалась надежда.

- Да, мы думали об этом. Но раз уж выбор такой, как сложился - ничего, научимся. Воинов учить не надо, а остальных обучат те, кто умеет. Не страшно.

Дрейк помедлил с ответом. В принципе, от такого объединения клан только выигрывал – множество свободных рук никогда не были помехой. Это должно было компенсировать те неудобства, которые сулило пополнение. «Как вас найти?» - спросил он, - «мы скоро возвращаемся домой. Все обсудим и примем решение».

- Через Пека. Он всегда найдет способ меня известить, - натянуто улыбнулся Борк, - откровенно говоря, Дрейк, все наши надежды на ваше согласие. Без вождя мы - толпа. Нам некуда идти.

В углу вспыхнула драка. Дрейк без интереса смотрел, как вышибала схватил самого активного ее участника в охапку и вынес за порог. Ему пришлось сделать это еще дважды, прежде чем восстановился порядок. Прислуга подняла перевернутый стол, вытерла с пола разлитое вино и собрала остатки еды. Сегодня у бродячих собак будет сытный ужин. Борк легко тронул Ведущего за рукав, напоминая о себе. Что ж, сказано – откровеннее некуда. Не похоже, что в этом предложении таится второе дно. Дрейк глубоко вздохнул и посмотрел в темные, ждущие ответа, глаза: « Если через неделю от нас не будет вестей – значит, это отказ. Я склонен принять предложение... но сами понимаете, клан должен это обсудить».

- Мы будем ждать. – Лицо его собеседника выразило сложную гамму чувств, главным из которых было облегчение. Похоже, они поняли друг друга. Борк поднялся из-за стола, и уже собрался откланяться.

- Подожди, - вспомнил Дрейк, - если ты с юга, то может быть, знаешь семью Ичкара и клан Гольда?

- Гольда знаю. Бывший солдат, давно отошел от войны, собрал друзей и основал свой клан. Часть торгует, часть нанимается в сопровождение караванов. Дисциплина в клане жесткая, на чужое не зарятся, но своих в обиду не дают. Только это не клан, Дрейк. Правильнее общиной назвать, родственников там нет. Очень хороший м-мм… состав. Что касается Ичкара… разбойники, сбившиеся в большую шайку. Зовут себя Вольной дружиной. Живут грабежом караванов и судов. Не так давно сунулись было на имперского торгаша, а у того в брюхе сотня охранников оказалась – засада на таких, как он. Потрепали Ичкара видно хорошо, потому, что последнее время он на глаза вообще перестал показываться. Если это они у тебя защиты просили - не связывайся лучше, боком выйдет. Да хоть кого угодно спроси. – Выдал Борк исчерпывающую информацию.

- Хорошо. Спасибо за совет. - Дрейк улыбнулся и потер нос. Борк, наконец, ушел, а хозяин, давно уже поглядывавший на Дрейка из-за стойки, подошел к столу.

- Что еще изволите? - С полупоклоном спросил он.

- А что ты, любезный, со мной как с благородным обращаешься? - Удивился Дрейк.

- Так с вами Борк уважителен был, а его почитай, весь торговый город знает. Уважают его.

Трактирщик щелкнул пальцами. На столе появилась – неслыханная здесь роскошь! – скатерть, правда, слегка залитая с краю вином. Обслуга с похвальным рвением выставила множество разнокалиберных тарелок с закусками, еще один кувшин вина, фрукты. От такого приема Дрейк слегка насторожился – уж очень непривычным было поведение хмурого хозяина таверны.

- За что?

- Да за то, что не будь его, торговля у всех была бы вдвое убыточнее. Он всегда все цены знает, всех купцов, всю торговую летопись ведет. Он за наших горой стоит, заезжим не дает цены свои диктовать. Благодаря ему каждый, кто по торговому делу знает - если с кем новым торгуешь, то беги к Борку. Он расскажет, что за человек и стоит ли с ним дела делать. Опять же - какие где пошлины, где купить лучше - все к нему. Хороший он человек, сударь. Ему сколько раз пост казначея предлагали - не пошел. Денег за советы не берет, а иной совет и на сотни золотых исчислить можно. Да и детишек, кто к нему ходить согласен, бесплатно учит.

 Дюжий вышибала подошел к столу, благовейно держа на вытянутых руках два стула с высокой спинкой и обитым тканью сиденьем. Один он подвинул Дрейку, второй занял хозяин. «Извольте, сударь, присесть». Лавку, на которой раньше сидел Ведущий, он ногой отодвинул подальше, к другому незанятому столику. Глядя на него, Дрейка разобрал смех, и он едва сдержался, чтобы не прыснуть. «Так вот ты какой…» - вспомнились слова из старой сказки. Он недоверчиво посмотрел на толстяка.

- Мне Борк сказал, что он историк.

- Историк, сударь, и торговых дел мастер. Многим помог и помогает. Вы, видать, редкий гость в Смолянске, иначе б знали его, - убежденно сказал хозяин. Весь его вид свидетельствовал о готовности услужить. Дрейк ощутил, как медленно начинает рассеиваться поганое настроение, владевшее им. «Как звать тебя?» - Спросил он.

- Донованом кличут. – Хозяин несмело пожал протянутую ему руку.

- Донован, дело есть. Кто в городе лучше всех знает окрестный народ?

Хозяин не думал долго.

- Ну, купцы конечно... им положено знать, мы, трактирщики, ну и... девки гулящие. У нас тут неподалеку заведение одно, для отдыха, там почитай, вся округа, кто побогаче, отметилась. А как вас звать, сударь?

- Я Дрейк. Донован, нужно узнать об окрестных кланах, но от разных людей, чтоб не ошибиться. Вот тебе аванс. – Дрейк положил на стол две монеты, - мне некогда по городу бегать. А поэтому приведи мне сюда купца, желательно крепкого, и девицу из того дома. Ну, и сам полезен будешь. Мне бы узнать, что люди скажут об Ичкаре и клане Гольда. Понял? Пригласи их сюда, стол мой. Если надо заплатить будет - заплачу.

В глазах хозяина мелькнуло понимание. Он сгреб деньги со стола, и, пообещав обеспечить все "сейчас", исчез. Дрейк оглядел стол – никакого сравнения с тем, что было подано раньше, и принялся за аппетитно пахнущее жаркое. А недурно! В голову пришла мысль, что предыдущее угощение было рассчитано именно на случайных забулдыг, в коих хозяин явно не нуждался. Видать, не особо здесь чужаков любят. Скучать не пришлось. Едва горячее мясо улеглось в животе, и Дрейк блаженно откинулся назад, рядом прозвучал слегка насмешливый голос: « Ну, здорово тебе, охотник!» На стул напротив опустился нестарый, коренастый мужчина в богатой одежде. Лицо показалось Дрейку смутно знакомым: иронический прищур глаз, тщательно уложенные черные волосы, холеные руки в перстнях.

- Не узнал? - Спросил пришедший. - Ну, вспоминай. Два года назад караван в Дальнем распадке помнишь? Обвал, как нас троих в каменном кармане завалило, а ты со своими друзьями нас откопал, помнишь?

«Ахватар! Ты ли?!» - Дрейк вспомнил седого уже купца, его маленького сына, и помощника по имени Ахватар, застигнутых камнепадом в Дальнем. Тогда они вчетвером, с Итоном, Шаком и Никитой разбирали камни почти сутки, случайно услышав доносящиеся крики о помощи.

- Я, дорогой, я, - купец крепко, с чувством, пожал Дрейку запястье, - Вот и встретились. Как поживает Итон? Я запамятовал имена остальных твоих спутников, хотя и помню их лица.

- Он погиб этой осенью. - Дрейк опустил глаза. – Остальные живы и здоровы.

Купец потупился.

- Память ему добрая, - помолчав, сказал он. - Если не вы, поминали бы нас троих. Скорблю с тобой, Дрейк. Но ты скажи, как сам, какой ветер тебя сюда занес? А то Донован прибегает, говорит, стол будет, все будет, только не откажи с человеком поговорить. Ну, столом то меня не заманишь, говорю, отвечай, что за человек. Да, кстати о столе, - Ахватар выудил из-за пазухи небольшую фляжку и наполнил стакан Дрейка янтарным терпким напитком. - Угощайся, дорогой, родня прислала.

- Ну вот, а как он сказал, что Дрейком назвался, так я тебя сразу вспомнил. Говори, что хотел узнать?

Дрейк пригубил коньяк, посмаковал. - Подожди немножко. Сейчас люди подойдут, сразу со всеми поговорю. А пока помоги стол расчистить, кушай. А то понатащили, за день не съешь. Ты о себе пока расскажи. Я смотрю, ты не бедствуешь? Все так же в помощниках, или сам стал торговать?

В таверну ввалилась шумная компания. Дрейк огляделся. Народу стало гораздо больше, почти все столы заняты. Обслуга сбивалась с ног, поднося заказы.

-Сам, дорогой, уже год как сам. - С гордостью сказал Ахватар, - со старым Маркосом рассчитался, придумал, чем торговать, чтобы других не обидеть, и осел тут. Аромат продаю! Притирания, благовония. В лавку зайдешь - аж голова кругом! Сам придумываю, сам делаю, сам торгую. У меня даже Империя за месяц вперед заказывает. А ты что такой грустный?

  Болтовня словоохотливого Ахватара отвлекала от мрачных мыслей, успокаивала. Дрейк, чуть улыбаясь, следил за увлеченно рассказывающим собеседником.

- Женюсь скоро. Дом уже купил, с женой в новый пойдем. Она у меня красавица, умница, детей любит. Вот что еще человеку надо, скажи? Ээээ..да что я правда, все о себе..говори, как сам?

Дрейк чуть сдвинул рукав куртки, обнажая старый железный браслет, плотно охватывающий запястье.

- А, вон оно что! А я-то ему торговой лавкой хвалюсь! Ну, молодец, парень! Сходом выбрали или как?

- Сходом.

Дрейк нетерпеливо посмотрел на дверь, и та открылась, словно только ожидала взгляда. Вошел Донован в сопровождении миловидной, чуть полноватой девушки. Бирюзовое шелковое платье очень выгодно подчеркивало все привлекательные выпуклости спутницы трактирщика, а меховая накидка красиво оттеняла белизной прямые черные волосы до плеч. К  столу Ведущего уже опрометью неслась подавальщица, неся тяжело нагруженный поднос.

- Да куда столько! - Дрейк протестующе замахал рукой.

- Не обижайте, сударь, - Донован прижал руки к груди, - люди мне растолковали, кто вы. От души угощаю! Это Барба, - представил он девушку, - а напротив вас - Ахватар, купец.

-Мы знакомы. - Ахватар блеснул зубами, - А почему ты привел только одну девушку, Донован? Шучу, шучу.

Трактирщик приподнял краешки губ. Дрейк оглядел всех: « Я хотел бы знать о кланах Гольда и Ичкара. Кто Ведущие. Что за люди. Как уживаются с соседями».

-Значит, так, - протянул Донован, - ну, сударь, слушайте. Ичкара люди боятся. Не скажу, что очень сильная шайка, но неприятности могут учинить. Землю не пашут, живут грабежом. Женщин у них мало. В основном мужики, все молодые, все при оружии. На одном месте их поймать трудно, сегодня - здесь, завтра - там.

Донован подцепил с тарелки жареную рыбку. Прожевал, недовольно зыркнул в сторону кухни. На его взгляд появился подавальщик. Хозяин вполголоса устроил ему разнос, и прислужник, весь красный, исчез. Через несколько минут он появился с заменой. Донован снял пробу, кивнул, помягчел взглядом.

-Бойцы у них хорошие, но трусливые - на равную силу не нападут. Глава их, Ичкар - умный, но злой и жадный.

-Не знаю, как умный, а вот что жадный - это да! Два раза приходил, торговался, мне аж плохо стало! Даром, даром отдал мазь, только чтоб ушел, представляешь?! - Перебил уже слегка захмелевший Ахватар, всем видом выказывая праведное негодование. - Ты послушай! Я тебе о Гольде лучше скажу! Такой мужик! Молодец! У него люди - все хорошие! Все! Дома крепкие, с соседями мирно живут, помогают, если надо, торгуют, - Ахватар воздел к потолку палец, - не обманывают! Вот это клан! А Ичкар - крыса! Разбойник!

Купец разгорячился. Его глаза блестели, жестикуляция стала оживленной. Досталось и окружению Ичкара, и его родителям, и друзьям, и даже предкам, коими, по мнению Ахватара, были свиньи и крысы. Торговец посылал изощренные проклятья на голову разбойника, поставившего его на грань разорения. Дрейк заподозрил, что дело не только в отданном задарма пузырьке благовоний. Донован исподтишка подмигнул Ведущему, давая понять, что к словам купца не стоит относиться слишком уж серьезно.

- …спокойно не лежалось!

Ахватар, наконец, истощил запас ругательств, и приналег на угощение. За окном начинало смеркаться. На столе побывало три перемены, теперь все сидели сытые и благодушные. Даже Барба, вначале молчаливая, оттаяла и включилась в разговор. Она не смогла добавить ничего нового к сказанному, но и того было уже достаточно. Наконец Ахватар засобирался и ушел, на прощание крепко хлопнув Дрейка по плечу, и пообещав заехать в гости. Донован ретировался к себе, девушка тоже встала. Дрейк схватил ее за руку. Обстановка таверны двоилась, плыла у него перед глазами. Барба вдруг показалась ему неотразимо прекрасной

- Останься. - Попросил он.

-Мне работать пора, - просто ответила она, и попыталась освободиться из нескромных объятий - еще хозяйке золотой должна.

Дрейк чувствовал ее тело под скользкой гладкостью шелка: горячее, упругое, влекущее. Хмель и похоть ударили в голову, и Барба тихо вскрикнула, когда мужские пальцы до боли сдавили грудь.

 - Ну, и сколько стоит твоя ласка? - спросил Дрейк грубо.

Девушка хмуро посмотрела на него, и нехотя ответила: - С кого как. С тебя, пожалуй, два золотых возьму.

Таким как она, не дано выбирать клиентов. Если хозяйка узнает… Но этот, в общем, симпатичный парень, вызвал у девушки внезапное и стойкое отвращение. То ли виной всему  грубость и пренебрежительный тон, то ли иронический прищур мутных похотливых глаз – Барба и сама не могла понять. На нее не произвели впечатления ни угодливость Донована, ни искренняя симпатия Ахватара к заезжему гостю. Даже возможность хорошо заработать не смогла перевесить внезапного отвращения.

Дрейк присвистнул. Названная сумма слегка отрезвила: вчетверо больше обычной платы за ночь любовных утех: «Ну, ты и запросила!»

«Запросила», - легко согласилась Барба. Она почувствовала облегчение: то ли у Дрейка мало денег, то ли скуповат, - но он явно недоволен ценой: «Откажись».

На глаза ей попался кожаный мешочек, выпавший из кармана штанов гостя, и лежащий возле ножки стола. Девушка наклонилась, будто поправить платье, и незаметно подобрала. Мешочек оказался тяжелым. Барба спрятала руку за спину, и выпрямилась.

Ведущий молчал. Она насмешливо взглянула на него и ушла, тихонько затворив за собой дверь. Мрачное безразличие и тоска снова нахлынули на Дрейка, и он продолжил накачивать себя вином. К нему дважды подсаживались местные пьянчуги, он гнал их и продолжал напиваться в одиночку. Ведущий заказывал все новые порции вина, да в таком количестве, что Донован из своего угла стал посматривать с тревогой. Наконец Дрейк задремал, уткнувшись лбом в стол. В таком виде и нашел его Лерой, успевший обегать полгорода в поисках исчезнувшего друга. Колдун подошел к столу и тихо выругался, когда понял, что в таком состоянии Дрейка до Золотого дома он не доведет. Ведущий спал, положив голову на столешницу, руки безвольно свесились вниз, а из открытого рта тянулась на стол ниточка слюны. Амбре стояло такое, что Лерой почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Донован состроил понимающее лицо, и уступил на ночь одну из хозяйских комнат наверху.

Спал Дрейк плохо. Метался, плакал, требовал у Линайны объяснений. Несколько раз вскакивал, прося Лероя привести ему Барбу, кричал - вокруг все продано и нет смысла жить дальше. Наконец он затих. А утром выяснилось, что кошель с выручкой за товар пропал. Дрейк сидел бледный и трясущимися руками держал чашку с питьем, которое «трехдневный труп на ноги поднимет» по уверениям Донована. Лерой, долго и выразительно описывавший Дрейку все ветви и колена его родословной, а так же привычки и сексуальные предпочтения, наконец, выдохся и умолк. В дверь постучала служанка: «Там к вам девушка просится».

- Зови, - разрешил озадаченный Лерой. По доскам коридора звонко простучали каблучки, и в комнату вошла Барба. На ее лице были видны легкие следы бессонной ночи. Девушка бегло оглядела всклокоченного, склонившегося над кружкой Дрейка, и обратилась к магу.

- Твой друг вчера был совсем пьян. Я глянула, думаю - обчистят его, как пить дать, пить не умеет. Наперед смотри за ним лучше …

Тяжелый кошель приземлился на кровать рядом с Дрейком. Лерой вытаращил удивленные глаза, затем, всплеснув руками, кинулся благодарить.

- Зачем ты вернула деньги? - Спросил Дрейк, - никто б не доказал, что ты их украла.

В ушах стоял тонкий непрекращающийся звон, все тело было ватным, в животе словно резвилась стая белок. Ведущий не поднимал глаз. Прошедший вечер вспоминался неясно, урывками, многие моменты выветрились из памяти. Дрейку было стыдно и за свой теперешний вид, и за вчерашнее.

- Тебя еще разок увидеть хотела! - Отрезала Барба и вышла, не глядя на него. Лерой кинулся следом, на ходу рассыпаясь в благодарностях.

Шестьдесят золотых. Целое состояние для девушки, что зарабатывает на жизнь любовью. Барба не могла уснуть всю ночь, решая, отдать деньги, или оставить себе. Победила осторожность – неизвестно, что может учинить обворованный проституткой Ведущий. А в том, что в пропаже обвинят именно ее, Барба не сомневалась. Многие видели, что она уходит последней. Купец и хозяин таверны в любом случае останутся вне подозрений. Когда под утро она приняла решение, на душе сразу полегчало. Своего пусть немного, зато можно спать спокойно, не гадая, за кем пришла городская стража. Славословия товарища Дрейка немного подняли настроение, и окончательно погасили сожаление о легких деньгах.

Спустя час Лерой нагрузил слегка пришедшим в себя Дрейком лошадь, и они покинули Смолянск. Какое-то время ехали в молчании. Затем колдун, не в силах удержаться, стал рассказывать о вчерашнем, удачном для него дне. Про то, как собравшись искать приезжего мага из Белых, он столкнулся с ним прямо на пороге таверны, как, не пожадничав, тот научил коллегу нескольким новым заклинаниям, и, самое удивительное - позволил переписать некоторые формы Силы из своего сборника, пояснив, как тренироваться в их наложении.

- Я про бумагу забыл. Ветер ворчать будет. – Виновато признался Дрейк. Маг успокоил его: «Я все купил, пока ты пьянствовал». Дрейк благодарно кивнул другу.

- Посмотри, Дрейк. Все-таки, нет красивее наших мест.

Лерой только вздохнул, посмотрев на своего спутника. Тому было явно не до красот осеннего леса. А полюбоваться и, правда, было чем. Красно-золотое мятежное сияние смешанного леса у подножья горы плавно перетекало в спокойную зелень сосен и кедров, обрываясь лишь у самых вершин. Воздух был как то особенно прозрачен - протяни руку, и коснешься горы. Изредка, налетая порывами, ветер тревожил верхушки деревьев и тогда, по горам словно прокатывались волны. Лерой отпустил поводья, и обрадованная лошадка прибавила шагу.

В Приют приехали уже к ночи и, не тревожа никого, разошлись по домам. Наутро, на традиционном сходе, Ветер, сияя как новый золотой, представил Дрейку хилера. Он уже успел шепнуть Ведущему, что за чудо они заполучили. Териан с дочкой стояли чуть поодаль, ожидая решения. Дрейк заметил, что мальчишка одет в длиннополую теплую курточку, в которой угадывался перешитый плащ жены Шака. Он поймал слегка настороженный взгляд мальчика и улыбнулся. Айда подбежала, дернула его за рукав, глядя требовательными и умоляющими глазами.

Зазвучали первые слова ритуальной речи: «Я, Иосиф, сын Давида, прошу тебя...». Дрейк улыбнулся, и мягко прервал хилера: «Добро пожаловать. Ты дома».

Девочка схватила Иосифа за руки и облегченно затараторила, доказывая, что нисколечко не волновалась, и теперь все будет хорошо. Мальчик смущенно отвернулся, непривычный к столь бурному проявлению чувств, заалел, опустил глаза, не зная, куда себя деть. Териан смотрела на эту сцену блестящими глазами. Шак обнял ее сзади за плечи и, довольный, тихо что-то прошептал. Дрейк поймал себя на мысли, что Иосиф выглядит в приемной семье совсем освоившимся, родным.

Новость о хилере была настолько невероятной, что Ведущий сам не сразу осознал, насколько большие возможности открываются перед кланом. Сейчас он видел только счастливые лица детей, довольные – родителей и односельчан, слышал приветственный гомон многих голосов. Дрейк оглядел сход. Многие кивали ему, радостно улыбались, махали руками. Он почувствовал, как отдаляются мысли о предательстве Линайны, как незаметно согревается сердце. Его любят. Его ждали. Он дома.

Решение об объединении приняли без споров и разногласий. Свободной земли было - не перемерить, а приток новых людей позволял строить планы, ранее недоступные. Дрейк предупредил, что возможно, на их землях появятся новые охотники. Небывалые цены на шкуры скальдов не могли остаться незамеченными в Смолянске. Сход порешил собирать по пять золотых с человека, и задумался, как пресечь браконьерство. Наконец, постановили выделять проводников из местных. Такие и приглядят, чтобы все в порядке было, и заблудиться не дадут. Разослали гонцов к Гольду и Борку, назначили первую встречу через десять дней. Теперь оставалось самое сложное. По просьбе Дрейка, маг обрисовал ситуацию, не сгущая красок, но и не страдая излишним оптимизмом. Рассказал об Империи, тревожных новостях, несомненному интересу к их землям. Клан отреагировал на удивление спокойно.

- Придут мирно - поговорим, полезут с мечами - будет драка, - коротко подвела итог Териан. Она знала: случись что - встанут все, от мала до велика. А пока никто не трогает - надо решать ежедневные проблемы. Взять тех же скальдов. Пока Империя готова платить за их шкуры - почему бы не продать им часть, сделав на вырученные деньги много полезного. А вот доступ имперцев на земли клана единодушно запретили. Поначалу Дрейку показалось, что люди просто не поняли истинных размеров беды. Но нет. Все представляли себе, о чем речь, но полные решимости стоять насмерть, люди продолжали просто жить, растить детей и строить планы на будущее.  

Кальт, до сих пор скромно стоявший поодаль, протиснулся в центр толпы, к невысокому помосту.

- Значит, полезут с мечами - будет драка? – саркастически спросил он.

Люди притихли. Еще никогда спившийся калека не выходил на сходе со своим словом.

- Драка? Да что ты знаешь о драке, Наваэль? Что вы знаете о драке? – Кальт резко обернулся к оторопевшим людям.

 

- Десяток воинов стоит сотни крестьян. – Слова падали тяжело, размеренно, горько. – С чем вы собираетесь противостоять обученному войску? С вилами и мотыгами? С охотничьими луками? О, да, это будет красиво – выйти и гордо заявить «Мы не покоримся!» А чем и кем вы собираетесь сражаться? Если верно, что у Империи почти десять тысяч воинов – нам не выстоять. Против  тысячи – и то не выстоять! И не надо мне кричать «Трус!» Я знаю, что такое обученный воин .

Кальт особо выделил последнее слово.

- Вспомните ваших отцов и братьев. Вспомните тех, кто остался там, оберегая вас от мародеров. – Кальт махнул в сторону заходящего солнца. – Они погибли, что вы – жили. Вы все уходили от войны, от эпидемии, от безумия, охватившего материк. Ваши предки умирали в надежде, что вы, вы - будете жить! Не воевать – жить!

 

Голос Кальта сорвался.

- А теперь вы говорите  - пусть приходят. Будет драка? Нет, будет  резня. Клан может выставить полтораста бойцов, пусть две сотни. Половина их них – охотники, никогда не видевшие человеческой крови. На что вы рассчитываете? На боевой дух? Этого слишком мало.

- Мальчику простительно. – Кальт бросил взглляд в сторону остолбеневшего Дрейка. – Он молод, ему все нипочем. Но вы – калека гневно взглянул на Ветра, - ты, почтенный Ветер, ты, Шак, ты, Андрей! Вы - то должны понимать!

Кальт спрыгнул с низкого помоста и подошел к человеческой стене. Рывком выдернув нож, он сунул его рукоятью в грудь первому попавшемуся поселянину.

- Убей! – свирепо скомандовал он.

Крестьянин попятился, оторопело глядя в искаженное гневом лицо Кальта. Тот горько рассмеялся.

- Если б на его месте был воин, я был бы уже мертв. И вот с такими вы собираетесь обороняться? Он боится даже взяться за нож! На что вы надеетесь? И на что надеешься ты, Дрейк? Чего ты хочешь больше? Красиво умереть и погубить поверивших в тебя? Или все же спасти людей? Уходить надо.

Кальт махнул рукой в сторону Рыбьего Хребта.

- Там – неизвестность. Здесь – смерть или рабство. Думай, Дрейк. Думайте все.

Толпа глухо зароптала. Дрейк побагровел от сдерживаемого гнева.

- Думайте, - повторил Кальт. – Думайте, пока еще есть время.

Ком смерзшейся земли ударил его в грудь. «Пошел вон!» - послышался из задних рядов чей-то молодой голос. Толпа взроптала. Теперь куски дерна с камнями вперемешку летели в Кальта уже частым дождем. Один из них ударил по губам, разбив в кровь. Пунцовеющий Дрейк вскочил на помост.

- Ну что, люди! Давайте сделаем, как он говорит? Бросим землю, бросим дома, могилы предков! Уйдем за Хребет, и там снова будем ждать, пока Империя не перевалит через горы? А потом -  снова станем убегать? Не будет этого! Здесь – наша земля!

Толпа ответила восторженным ревом. Кальт презрительно харкнул кровью, и пошел прочь, и люди перед ним расступались, словно перед прокаженным.

   Часть 13

Кальт все чаще задумывался о том, куда девать Хассу, пока не зажила окончательно ее спина. Еду становилось доставать все труднее, а выздоравливающая скальда ела все больше. К тому же, учитывая ожидаемое пополнение, опасность того, что на схрон кто-нибудь случайно наткнется, была велика. Кальт решил перенести Хассу туда, куда зимой никто не сунется - к Жерлу. Там обитало бесчисленное множество самого разного вида существ, имевших между собой всего две сходные черты - все они питались кровью, и были весьма агрессивны. С наступлением зимы вокруг Жерла рыскали несметные орды кровососов, ища себя жертву, но далеко от своего логова они не уходили. В теплое же время вся эта нечисть словно вымирала. Кальт знал один безопасный путь, пролегающий через русло высохшей реки и частично - под землей, в тоннеле, промытом некогда водой. Он не единожды пользовался им, когда охотился за упырями. Подземный ход выводил прямо к входу в Жерло - огромную пещеру, круто уходившую под землю на неизвестную глубину. По легендам, там можно было найти магические артефакты древних, описание сильных заклинаний, золото невиданной чистоты. Подтвердить эти слухи было некому - еще ни один любитель приключений, сунувшийся в Жерло, не вернулся живым.

Выбрав подходящий момент, Кальт улизнул из деревни. На дне его мешка трепыхалась украденная у соседки курица. Последнее время с охотой ему не везло - на холоде искалеченные руки совсем отказывались работать, он мазал. Как обычно, калека взял с собой полную флягу вина, но прикладывался к ней гораздо реже, чем обычно – увлечение спиртным пошло на убыль. Идти было трудно - снег еще не успел слежаться, и Кальт часто и глубоко проваливался. Он спешил, но шел с оглядкой, часто оглядывался, делал петли, путал свои следы. Со странным удовлетворением он подумал о том, что когда весь клан строит планы новой охоты на скальдов, он спасает от гибели одного из них. Рассказать людям правду ему даже не пришло в голову – слишком утвердилась за ним слава залившего мозги пьяницы. Кальт знал, что ему никто не поверит. Играла свою роль и обида – еще никогда с ним прилюдно, на сходе, не обходились так жестоко. А ведь он пытался уберечь ослепленных верой людей. Почти никто из поселян, привыкших к мирной и спокойной жизни, не знал, насколько жестока и кровава война, насколько грозную силу может представлять собой обученное войско. Кальт – знал.

Еще не доходя до убежища Хассы, он почувствовал теплое прикосновение.

- Я совсем заждалась тебя.

- Здравствуй, малышка. Я тоже соскучился. И принес тебе поесть

Сердце застучало чаще. Пусть обиды, презрение односельчан, упреки в трусости. Пусть холодные ночи в старом сарае, по ошибке названым домом, зубовный скрежет, полные пьяного угара вечера. Пусть. У него теперь есть Хасса.

- Я не голодна, Кальт. Впрочем, сейчас сам увидишь.

Сквозь колючие заросли он с трудом выбрался на поляну. И остолбенел. Еще несколько дней назад Хасса лежала, не в состоянии куда-то переползти. А тут, перед ним, широко расставив лапы и чуть склонив набок голову, стояла искристо-белая, полная здоровья и энергии молодая скальда. Кальт кинулся к ней, прощупал позвоночник. Все заросло. Хасса отпрыгнула, взметнула лапами белые комья, сунула морду в снег. Затем она повалилась на спину, заерзала, стала кататься по укрывшему лес белому покрывалу. Весь ее вид излучал удовольствие и радость обретенной свободы.

- Как тебе это удалось?

Хасса подняла из сугроба голову. На морде налипла желтая прошлогодняя хвоя. Скальда смешно фыркнула, энергично стряхнула с себя иголки и снег. Потом она медленно подошла к человеку, и ткнула его в грудь лобастой головой. От толчка Кальт чуть не потерял равновесие, и отступил. Хасса была великолепна – ослепительно-белая на темно-зеленом фоне леса, тонконогая, изящная, сильная. Рядом с ней первый снег казался сероватым, грязным.

- Раньше я была слаба и не могла позвать Семью. В прошлый раз, когда мы говорили с тобой, и они узнали о тебе, я уже достаточно окрепла, и позвала папу. Он и Стафа пришли и помогли мне вылечить себя. А потом я охотилась и ждала тебя.

- Но как ты вылечила себя?

В его мыслях зверь вздохнул. Так может вздыхать учитель, объясняя прилежному, но неумелому ученику что-нибудь совсем простое, легкое для понимания.

- Кальт, ты думаешь, Силой умеют пользоваться только люди? Смотри.

Над скальдой возник медленно вращающийся шар, в глубине которого Кальт увидел незнакомую местность: цветущие луга, зигзаг полноводной медленной реки, пологие холмы на горизонте.

Хасса подержала фантом с минуту, потом погасила его.

- Ты действительно считаешь, что это люди овладели Силой? На самом деле ее дали вам мы. Очень-очень давно, когда первые из вас ступили на эту землю.

Кальт стоял, переваривая услышанное. Ему вдруг стало нестерпимо грустно. Вот и все. Девочка поправилась и уходит. Здоровая, цветущая, не нуждающаяся в уходе неуклюжего человека. Снова будет стылое одиночество. Снова вернутся ночные кошмары, от которых спасает только полная вина фляга.

Заливистый смех, волна озорства и участия стали ему ответом. Хасса прекрасно уловила его образы. «Ты больше никогда не будешь один. У тебя есть Семья. У тебя есть все мы. Я научу тебя, Кальт. У тебя есть я. Не беспокойся».

Скальда опять игриво толкнула Кальта головой, и он, несмотря на свой солидный вес, в этот раз не удержался на ногах. Человек невесело улыбнулся, не зная, верить ли тому, во что так хочется поверить. Он скинул мешок и уселся на него, вопрошающе глядя на Хассу. Скальда лизнула его в щеку.

- Даже когда ты будешь далеко, ты сможешь говорить со мной, чувствовать меня, как сейчас, когда я рядом. Просто закрой глаза и вспомни меня. А я тебе помогу.

В сознании возник оранжево-рыжий клубок. От него исходили импульсы заботы, нетерпения и чего-то еще, чего Кальт понять не смог. Он мысленно потянулся к этому клубку и тот вздрогнул, превращаясь в Хассу.

Человек вспомнил первый контакт, и тихо спросил: «Можно?»

- Конечно, - долетел ответ.

И больше не было ни клубка, ни образа Хассы. Кальт оставаясь человеком, стал скальдом, ощущая каждую эмоцию, каждую мысль и движение. Совершенно непроизвольно он протянул руку, пытаясь погладить Хассу. Она рассмеялась.

- У тебя получится. Со временем ты научишься держать контакт, даже когда я очень далеко. Надо тренироваться. Вначале всегда кажется, что твой собеседник рядом. Ты к этому привыкнешь.

Кальт открыл глаза: - Мне больше нравится видеть тебя своими глазами.

Скальда изменила позу, усевшись на задние лапы.

- А хочешь, я дам тебе свои глаза? - спросила она, - ты увидишь меня другой.

Кальт кивнул. Какое-то время ничего не происходило. Потом плавно стало меняться восприятие происходящего. Он еще никогда не видел мир в таких ярких цветах. Ранее невиданные детали проявились во всех подробностях, а в зверином облике Хассы проявились новые черты. Скальда, оставаясь собой, перестала быть белым щенком, ростом по грудь Кальту и стала... просто девочкой-подростком, с ласковыми и немножко грустными глазами.

Ее взглядом Кальт увидел и себя - настороженная поза, несвежая потертая одежда и широко открытые жадные глаза на заросшем щетиной сером лице. Немного справившись с собой, он сказал: «Я вижу тебя, как привык, только детские черты яснее... а себя как обычно».

Картинка перед глазами поплыла влево – Хасса повернула голову.

-Ты еще не привык, что мы не звери. Твой мозг не успел перестроиться. Когда ты сам признаешь в нас ровню, картинка изменится. Зверями мы останемся только для обычного взгляда. - Хасса хихикнула. – Смешно, что я сказала «ровню». На самом деле вам до нас далеко.

Часть 14

Следующий месяц был наполнен делами до отказа. Кланы Гольда и Борка выслали вперед себя отряды строителей, готовящих временное жилье для остальных прибывающих. Весь лес у подножия гор наполнился перестуком топоров, визгом пил и веселой перебранкой строителей. Пользуясь обилием мастеров, заодно привели в порядок и строения в старых деревнях. Казна клана пополнялась золотыми, вносимыми желающими добыть скальдов, но пока никто не мог похвалиться хотя бы одной шкурой. Скальды исчезли, растворились в непроходимой чаще, и только изредка цепочки следов на снегу говорили об их присутствии.

 Теперь Дрейк половину времени проводил в городе, снабжая растущее строительство и держась в курсе последних новостей. Он сильно похудел, осунулся. В один из его редких визитов, Териан спросила: « Ты не болен? Ты очень бледный».

- Забот много, - отмахнулся Дрейк, - ничего со мной не сделается.

 Была у него и еще одна причина ездить в город так часто, но Ведущий не признавался в ней даже самому себе. Он довольно близко сошелся со скупщиком и частенько проводил вечера в его доме за кружкой вина и неторопливой беседой. Жигло оказался очень полезен несведущему в торговле Дрейку, подсказывая, где и почем взять нужный товар. В один из таких вечеров Дрейк задержался у него дольше обычного и в гостиницу вернулся глубокой ночью. Закрыв за собой дверь, он потянулся в предвкушении отдыха и зажег свечу. Тусклый свет выхватил из темноты нехитрую обстановку комнаты. Дрейк сделал шаг вперед и остановился, не в силах сказать ни слова. На разобранной кровати сидела Линайна и молча смотрела на него. Затем она встала, медленно подошла и крепко обняла его. Знакомый терпкий запах ее волос воскресил забытую боль. Дрейк отстранил ведьму от себя и глухо спросил: - Зачем ты пришла?

 Как он ни старался, голос дрогнул. Линайна с недоумением и обидой посмотрела на него.

- Ты не рад мне?

-Рад? Чему мне радоваться, Линайна? – взорвался Дрейк. - Тому, что ты превратила меня в куклу, в шпиона Империи? Тому, что ты использовала меня? Если б не мои друзья, я стал бы великолепным осведомителем, не правда ли? Уходи.

Ведьма округлила глаза, и недоуменно спросила: «Не понимаю. О чем ты говоришь? Я использовала тебя?»

 Дрейк устало потер лоб, обошел девушку и сел на кровать. Его трясло от злости. В словах Ведущего прозвучали горечь и разочарование.

- Линайна, я конечно был идиотом, влюбившись в тебя, но я не настолько глуп, чтобы попасться на приманку дважды. Ниферо. Слежка. Но твое заклятье блокировано.

Линайна обернулась, схватила его за руки, и сказала тихо и растеряно: «Я не зачаровывала тебя на слежку, Дрейк. Тебя обманули».

Дрейк невесело рассмеялся. А Линайна, чуть задумавшись на минуту, продолжала: « Я поняла. У тебя хорошие друзья, милый. Они старались излечить тебя от твоей любви, оговорив меня. Я знаю, что думают об Империи здесь, я вижу как на нас, имперцев, смотрят местные. Твои друзья хотят тебе добра, поэтому и попытались отгородить тебя. Но и я не вру, Дрейк. Я не делала этого».

- Я не верю тебе. - Дрейк пожал плечами, - тем более что ты, видимо, предана Империи, а я представляю совсем других людей. Мы слишком долго говорим. Уходи.

Присутствие девушки вызывало у него противоречивые чувства. Он и презирал ее, и злился, и любил. Хотел, чтобы она ушла – и понимал, что это неправда. Хотел обнять, зарыться в волосы пальцами, снова ощутить вкус ее губ – и не мог. Его щеку обожгла пощечина. Теперь ведьма зашипела разъяренной кошкой. Даже искаженное обидой ее лицо оставалось невыразимо прекрасным, только в глазах на миг блеснули слезы.

- Уходи? Хорошо, я уйду, мой недоверчивый Лорд! Но сначала я тебе кое-что покажу!

Линайна задрала юбку и повернулась боком к Дрейку. На ее бедре, слегка затянутое свежей кожей, стояло свежее тавро - геральдическая I на фоне скрещенных мечей. Такое клеймо Дрейк видел на лошадях. Собственность Империи.

- Грев каким- то образом узнал, что я приходила к тебе. Знаешь, что было потом? «Мне плевать, с кем из солдат ты спишь. Но ты подданная Империи, первая ведьма Серебряного Молота, а он - завтрашний враг. Помни об этом. А чтобы ты не забывала, я оставлю тебе напоминание. Если тебя поймают во второй раз, в Ордене освободится место первой ведьмы». – Невыразительным, помертвевшим голосом повторила девушка слова Командующего, и гордо выпрямилась.

- Я еще никогда, слышишь, никогда никого не любила! Но ты… ты трус! - выплюнула Линайна, - ты..ты…

Ее душили слезы.

Дрейк сидел, как громом пораженный. Густая краска стыда залила его щеки. Колдунья презрительно плюнула и повернулась, чтобы уйти. Все, что он давил в себе, стараясь не вспоминать, теперь всплыло на поверхность. Наружу вырвались облегчение, жалость и гордость. Неужели он стоит такой любви? Кем же нужно быть, чтобы верить после этого Котри, а не Линайне. Он вскочил, схватил ведьму за руки, и, несмотря на сопротивление, усадил на кровать, примостившись напротив.

-Ты говоришь правду? - Спросил он, не сводя сияющих глаз с ее лица. Линайна кивнула, продолжая плакать. Она вырвала руки и бессильно застучала маленькими кулачками по его плечам.

-Прости, - прошептал Дрейк, покрывая лицо девушки поцелуями, - прости, я был глуп. Я люблю тебя. Прости.

 На следующее утро он проснулся в одиночестве. Линайна ушла очень рано, боясь соглядатаев. У Грева были какие-то дела здесь, но занятый более насущными проблемами в этот раз он не поехал сам, а послал Линайну в сопровождении двух своих солдат. Пообещав прийти на следующую ночь, ведьма убежала. Дрейк, ошалевший, счастливый и суматошный, решил окончательно избавиться от своих сомнений. Он выспросил у хозяина, где живет один из адептов Белой лиги, и направился туда. Больше не будет недомолвок и неясностей. Он должен знать правду. Если Линайна сказала правду – он поймет и простит Котри, если нет – он… Что он сделает, если поймет, что ведьма все-таки обманула его, Дрейк толком не знал, но горел желанием выяснить истину.

 Дверь ему открыл высокий крепкий старик – тот самый, что подарил Шаку новые заклинания. Дрейк, волнуясь, представился и объяснил цель визита.

«Меня зовут Велиал», - сказал колдун, - «проходите».

 Его дом совсем не отвечал представлениям Дрейка о всесильных магах Белой лиги. Чистый, ухоженный, светлый, - и ни единого намека на род занятий хозяина. Велиал усадил гостя в изящное кресло и предложил позавтракать вместе. Дрейк не отказался. Ему было интересно увидеть одного из членов полумифической Лиги в обычной обстановке. Наверное, все это было написано на его лице крупными буквами, потому, что хозяин едва заметно усмехнулся. Усмешка не вызвала обиды гостя – она была доброй.

Комната наверху была обставлена очень просто – узкое ложе, широкий крепкий стол, два кресла и большой шкаф с глухими дверками в углу. Богатой в этой обстановке была только посуда – серебряные тарелки украшает изящная чеканка, ручки вилок и кубки инкрустированы ценными камнями. Прислугу колдун не держал. На завтрак он предложил тушеное мясо птицы с овощами, политое незнакомым Дрейку кисловатым соусом. Велиал не пытался разговорить гостя, и Дрейк это заметил и оценил. Его доверие к магу возросло. После того, как его стряпне было отдано должное, маг провел гостя в другую комнату, с голыми стенами и без окон. Из предметов обстановки здесь присутствовал только массивный стеллаж до потолка, забитый различными склянками, маленькая конторка, да крепкий табурет. Вот на этот табурет Велиал и усадил Дрейка. Маг встал сзади, и что он делал, Ведущий не увидел. Временами раздавалось позвякивание стекла, приглушенное бормотание. Два раза Дрейк ощутил легкое прикосновение руки к волосам. И все. Он ожидал гораздо более впечатляющей процедуры.                                                

- Ничего, - сказал Велиал после тщательного обследования, - кроме едва различимого остатка лечебного заклинания Ниферо, я не нашел на вас каких либо заклятий, или попыток их наложить.

 У Дрейка сладко замерло сердце, но уверенности ради, он спросил: « Велиал, а Ниферо можно использовать для слежки?» Маг с удивлением взглянул на него, улыбнулся и покачал головой.

- Ниферо? Нет, это заклинание исцеления… кстати, очень сильное. Следящие чары имеют совершенно другую… э… структуру. А почему вы об этом спрашиваете?

Дрейк, повинуясь минутному порыву, рассказал ему все, не упомянув лишь о подданстве Линайны. Маг понимающе кивнул. Про себя он решил не брать плату за обследование с этого мальчишки – Велиал очень хорошо понял и его терзания, и его влюбленность.

- Ведьмы невероятно хороши в постели, это общеизвестно. Жаль, что сами они влюбляются редко. Вам очень повезло, юноша… или не повезло. Если что-то пойдет не так, после нее вы не захотите смотреть на простых женщин. Я знаю. Некогда я сам познакомился с ведьмой. Но у моей истории счастливый конец – эта ведьма стала моей супругой. Желаю и вам всего самого хорошего. Нет-нет, денег не надо.

Дрейк, чувствуя себя едва ли не властелином мира, поблагодарил. Он с трудом удержался от того, чтобы не накинуться на мага с расспросами, но понял, что, несмотря на доброжелательность, колдун не собирается развивать эту тему дальше. Ведущему хотелось кричать во все горло, кружиться, раскинув руки, петь. Бесстыжая, сумасбродная, нежная Линайна. Его Линайна.

Чуть позже, уже идя по улице, он придумывал разные прозвища, мысленно говорил с ней и улыбался счастливой тихой улыбкой. Дрейк старался не думать о будущем, упиваясь настоящим. "Интересно, как было у того мага?" - подумал он, когда вспомнил слова Велиала. Жизнь обрела новые краски и новый смысл.

  Велиал неподвижно стоял у раскрытого окна и смотрел Дрейку вслед. Его губы беззвучно произнесли короткое слово: «Вита». Она умерла шестнадцать лет назад – умерла глупо, нелепо, заблудившись в метель. Замерзшее до каменного состояния тело нашли только через неделю. Не спасли ни знания заклинаний, ни теплая одежда. Их сын давно вырос, сам стал отцом, а он, Велиал, все никак не может забыть жену. Сколько было счастья, сколько безудержной радости, сколько планов! История Дрейка разбудила в нем угасшую боль, всколыхнула воспоминания. Да, тот, кого полюбит ведьма – счастливчик.

Любовники провели вместе еще три ночи - то обжигающие, мучительно-страстные, то полные ласковой неги и спокойствия. В перерывах, обессиленные, они часто разговаривали обо всем. Линайна оказалась очень хорошей собеседницей - проницательной, много знающей и тактичной. Они старались не касаться политики в разговорах, но когда Дрейк как бы мельком предложил ей защиту, она грустно усмехнулась.

- Мы бы получим два, от силы три месяца. А потом Грев придет, и вырежет всех, включая меня. За предательство. Нас гнали бы по всем горам, вздумай мы скрываться. Нет, милый, это не выход. Да и прав ты был, когда говорил, что я предана Империи. За ней наше будущее.

- Будущее? Под властью Императора? Будущее, где насилуют женщин и убивают их мужей?

- Люди всегда были под чьей-то властью. Твой клан, кажется, не несчастен, признав твою – она подчеркнула ударением «твою» - власть. Насилие? Редко когда объединение проходило мирно. Любой клан, захватив земли соседа, получает его женщин и убивает мужчин. Не спорь, Дрейк, Империя не придумала ничего нового, что уже не случалось бы раньше.

- Вы отнимаете свободу.

- Мы прекращаем междоусобицы. На нашей земле нет войн.

- Вы обращаете людей в рабство.

- Мы используем труд пленных для созидания. Мы строим дороги, мосты, возводим новые города. Мы творим. Не надо спорить, Дрейк, в политике ты разбираешься слабо. Лучше просто люби меня.

 

 

Все когда-нибудь кончается. Линайна закончила свои дела в Смолянске и уплыла, оставив Дрейка в смятении. Они договорились, что как только будет возможность, ведьма пришлет весточку. На прощание она подарила Дрейку маленький диммеритовый медальон, рассказав, что с его помощью с ней можно будет связаться, приложив к виску. "Но только один раз", - серьезно сказала Линайна. - "Я буду недалеко, Империя скоро постучится в Захрусталье, так что мы сможем видеться. Но еще лучше было бы, если вы приняли бы подданство мирно. Ты сохранил бы жизнь своих людей".

- Это исключено. Я не брошу своих людей на откуп Империи. Даже ради тебя.

Ведьма грустно улыбнулась.

- Я знаю. И горжусь тобой. Ну, до встречи, милый. Не грусти, я найду выход для нас. Жди меня.

Часть 15

Пополнение не доставило больших хлопот коренному населению Захрусталья, хотя без мелких проблем не обошлось. На Дальнем вновь прибывшие сразу же начали активно ухаживать за местными девушками, чем и вызвали несколько потасовок. Кому-то не хватило жилья, кому-то не по душе пришлись местные порядки. Но в целом слияние кланов прошло на удивление спокойно. Оживилась кузня Ветра, получившего, наконец, обещанную руду, прибавилось работы охотникам и швеям – желающих нарядиться в меха было много. Зазвучали новые песни, на Круге каждый день толпилась молодежь. Начались разработки еще двух рудных жил, открытых в горах, заработала собственная пивоварня. Все с нетерпением ждали из города Дрейка, обещавшего по окончании переселения устроить большой праздник. Тот не подвел. С караваном, груженным редкими в Захрусталье продуктами и винами, приехали из Смолянска несколько бардов и музыкантов. Началось гуляние, длившееся почти неделю. На шестой день поселяне стали собираться по домам, а Дрейк, слегка одурев от долгого шумного праздника, собрал Совет, расширив его состав. В него вошли со-Ведущие Гольд и, как ни отпирался, Борк. Обсудили сиюминутные дела, поговорили об охоте и землях под поля. Затем, скрепя сердце, Дрейк перешел к главному.

-Империя совсем рядом, - сказал он,- и они не оставят нас в покое. Весной мы получим предложение подданства.

Известие никого не поразило, но все пришли в недоумение от названного срока.

- Откуда такие сведения? - Спросил Гольд.

- У меня есть… источник. Серебряный Молот прибудет на десяти галеонах, после того, как сойдет лед. Примерно девятьсот воинов. Если мы не подготовимся, они нас раздавят.

- Они нас и так раздавят, - угрюмо бросил Шак. Собравшиеся стали негромко обсуждать положение между собой. Гольд в упор посмотрел на Ведущего: «Я так понимаю, вопрос о сдаче даже не обсуждается?» Вопрос прозвучал риторически. « Хорошо. Тогда давайте думать, как отбиться».

- У нас есть шансы, - не согласился Дрейк с главным ловчим, - вот, смотрите. Я готовил это две недели. Он выложил на стол подробную карту обследованного Захрусталья, придавил края грузиками. Было видно, что над картой сидели много и подолгу – она была вся испещрена цветными пометками и значками. Люди привстали, вглядываясь в грубо раскрашенный кусок плотной бумаги.

- Делаем засеки тут, тут и тут. - Принялся объяснять Ведущий. Его палец провел прямую линию от Хрустального ручья, задержался на синей жилке Ворчуньи. Вдоль просеки на карте было нарисовано множество синих кружков: «Лучники в оборудованных гнездах с флангов. С запада мы прикрыты Жерлом и кровососами. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду рад их существованию... Им остается только путь на восток, к Дальнему распадку. Пока имперцы до него дойдут, стрелки поубавят им магов. Ослабленные войско выйдет к Дальнему примерно за четыре дня. И вот тут, на Сером поле, мы уже дадим им бой».

Серым полем называлась небольшая равнина, с двух сторон зажатая горами. Свое название она получила из-за множества камней, раскиданных так густо, что если смотреть издалека, то увидишь сплошное серое поле между горными отрогами.

- Их конница переломает ноги, может, ее даже вообще не будет. По горам, в наших лесах драться верхом – дело гиблое, - говорил Дрейк, убеждая слушателей. - Пока они пройдут Поле пешим строем, потеряют сколько-то еще человек. Оставшиеся пятьсот - шестьсот бойцов - уже наш шанс. К весне мы сможет выставить четыреста солдат. Мы сможем победить.

- Четыреста солдат или четыреста человек? – скептически усмехнулся Борк.

Дрейк не смутился – он ждал этого вопроса: « Хорошо, пусть -человек. Но у нас еще есть зима. Если подготовиться, на поле выйдут солдаты.

- За четыре месяца никто не сделает бойца из землепашца, - отрезала Териан, - твой план наивен. Но хорошо… ты обучил четыре сотни бойцов. Во что ты их оденешь? Против нас будут ветераны в стальной броне, возможно даже зачарованной.

До сих пор молчавший, Лерой спросил: « Хорошо, план удался, имперцы на Сером Поле, и мы выигрываем, теряя три четверти людей. Через месяц Империя пришлет еще тысячу, или две, или пять тысяч - что дальше?»

Что дальше? Дрейк думал об этом, но как-то вскользь: для того, чтобы это «дальше» состоялось, предстояло выиграть бой.

- Если, то есть когда мы сломим Серебряный Молот, пойдут вести о нашей победе. К нам пойдут люди, в городах Империи станет неспокойно. Городские гарнизоны не пошлют на север. Это будет толчок, Лерой. С него начнет сыпаться Империя... но для этого мы должны победить.

«Голый энтузиазм, - прервал его Ветер, - если уж ставить заслоны-то тут, тут. Подземные ловушки здесь, самострелы сюда. Просеки для быстрого отхода тут и тут». Его палец заскользил по карте. Достав из камина уголек, кузнец стал безжалостно перечеркивать художества Дрейка. На бумаге быстро стал появляться совсем другой план. Черные метки Ветра полукругом охватили Хрустальный ручей, вдоль предполагаемого – а на самом деле единственного прохода вглубь Захрусталья выстроились пометки ловушек, добавилось четыре небрежных рисунка, изображающих завалы, протянулись жирные линии – пути отхода. Дилетантские планы Ведущего на этом фоне смотрелись очень бледно, он понял это и сам. А Ветер продолжал: «Да и то - сомнительно. Надо закупить в Смолянске броней для мечников, мы сами всех не оденем. Нужны усиленные наконечники для стрел, чтобы пробивать имперские латы»

Гольд пристально глянул на кузнеца, и вдруг спросил: «Под Аденом воевал?»

-И там был, - отмахнулся Ветер, - но в одном Дрейк прав - у нас нет выбора. Поэтому если есть стратеги - давайте их сюда, будем думать. А ты, коли опытный - помогай. Ты из Сизых? Обучен? Вот и давай вместе подумаем, как, и что.

Теперь уже Гольд с Ветром спорили над картой. Дрейк украдкой вздохнул. Его план в основе был принят. Линайна как-то обмолвилась, что заклинание преданности действует не больше года. Просчитав сроки, он пришел к выводу, что в ранее захваченных городах оно вот-вот перестанет действовать. Нужно правильно выбрать время и не дать имперцам возможности обновить заклинание. Слишком много предположений, слишком велика надежда на случай. Но другого пути Дрейк не видел.

Часть 16

В этом году зима была на удивление капризной – то лютый мороз, то оттепель. Часто погода менялась даже в течении дня: с утра стояла теплынь, а к обеду деревья уже трещали от нестерпимого холода. Вот и сегодня, спозаранку снег только что не таял, но едва взошло солнце, как стало холодать. Такой непонятной зимы не помнили даже старожилы.

 В зимнем лесу всегда тихо. Изредка покой уснувших гор потревожит ревом медведь, или захлопает крыльями вспугнутая с зимовья птица, иногда обвал заявит о себе далеким грохотом, но все это не в счет. Можно часами стоять на одном месте, любоваться бело-зелеными заиндевевшими деревьями и слепящим глаза снегом. Порой ветер сбивает иней с верхушек деревьев, и тогда в воздухе кружится мелкая, сверкающая всеми цветами радуги, пыль.

Мохнатые ветки вздрогнули, и скальда бесшумно, как привидение, скользнула из чащи – прямо в объятия человека, которого все называли Кальтом.

- Хасса, здравствуй, милая.

- Ты совсем забыл обо мне, Кальт.

-Нет, девочка, просто много всего произошло. На эти леса весной нападут имперцы. Клан готовится к войне.

- И ты пойдешь воевать?

- Нет.

Теперь человек и скальда почти все время проводили вместе. Им было о чем поговорить: Хасса обучала человека пользоваться Силой, понемногу рассказывала о Мире, а человек в свою очередь знакомил ее с жизнью своих соплеменников.

 Хасса потерлась о плечо Кальта, вильнула хвостом.

- Я так рада! Зачем разумным убивать друг друга? Почему вы воюете?

Кальт замялся. Как объяснить ей, воспитанной в твердом убеждении, что разумные не должны убивать друг друга. Иногда философия скальдов и их трепетно-бережное отношение ко всему живому вызывали у человека скептическую усмешку – как можно быть такими наивными? Но в то же время – и человек постепенно это понимал – такое отношение к своему Миру было мудрым. Порой ему казалось, что скальды суть почти идеальные люди в обличье зверя, иногда – что они совершенно чужды большинству человеческих понятий. Кальт немного помешкал с ответом, и постарался подобрать наиболее понятные и простые слова.

- Одни воюют, чтобы забрать чужое, другие - чтобы защитить свое.

На лбу Хассы кожа собралась складками: « Не понимаю, как это - чужое? Вокруг целый Мир. Но ты мне потом объяснишь, ладно? Я говорила, у меня есть для тебя подарок. Иди за мной».

Скальда неспешной рысью потрусила вглубь леса. За ней, едва поспевая, быстро шел Кальт. Как не проваливалась гораздо более тяжелая, чем он, скальда, было загадкой. По меркам Хассы медленная, эта прогулка стала для человека испытанием на выносливость. Он успел изрядно вспотеть, когда Хасса остановившись, и ковырнула лапой наст: «Раскопай снег тут».

Кальт разбросал снег, и воткнул нож в мерзлую землю. Когда лезвие вошло на треть длины, металл глухо звякнул, во что-то упершись. Мужчина обследовал твердый участок. Хасса тоже не сидела: своими крепкими лапами она успешно разрывала землю там, где он показывал. Постепенно стал вырисовываться правильный прямоугольник, длиной в рост человека. Кальт скинул куртку. Очистить загадочный предмет от земли оказалось совсем не легким делом, под конец он даже согрелся. Наконец обнажилась каменная плита с ржавыми железными кольцами в углах.

- Это крышка саркофага, - сказал Кальт, - Хасса, нехорошо, тревожить усопших, что бы там ни лежало.

- Это не могила, Кальт. Открывай, не беспокойся, там никто не похоронен.

Мужчина с натугой сдвинул тяжелую плиту. Неподъемная, она сопротивлялась, но предвкушение человека и азарт оказались сильнее. Когда получилось отверстие, достаточное чтобы пролезть, он заглянул внутрь. Кальт увидел выдолбленное в скале большое вместилище, показавшееся ему вначале пустым. Затем, когда глаза привыкли к полумраку, в темном углу он разглядел что-то, и вытащил это на свет. Сверток из странного материала, совершенно не тронутого тлением, как будто и не лежал в каменной могиле неизвестно сколько лет. В него было завернуто что-то маленькое и легкое. Развернув находку, Кальт обомлел. В его руке заиграл светом ведьмин камень, величиной с кулак взрослого человека, уcилитель эффективности магии. Неслыханный, невиданный камень, стоящий вероятно, миллионы. В свое время Кальт видел камни величиной с ноготь - они считались очень большими. Этот же... Кальт задумался. Такой камень не продашь целиком.

- Спасибо, Хасса. Я разобью его на части и сбуду.

- Зачем тебе этот булыжник? Выкинь его.

- Хасса??

-..ну, только если тебе он нравится. Возьми второй предмет.

Кальт извлек из складок ткани что-то, больше всего похожее на детскую тарелку. По гладкой поверхности изредка пробегали зеленоватые блики. Магический поток в артефакте  был настолько силен, что Кальт отдернул руку. Даже он, не будучи магом, почувствовал первобытно – могучую грозную силу. Грозную, но не злобную. Предмет как бы предостерегал – осторожнее. Охотник перевернул находку, и увидел большую скобу, выступающую посередине. Похоже на щит, если бывают такие маленькие щиты. Кальт осторожно просунул руку в скобу, и тут же почувствовал ответное прикосновение Силы, будто кто-то большой и уверенный в себе ободряюще положил на плечо тяжелую руку. Предмет ощутимо нагрелся – это чувствовалось даже сквозь одежду.

- Что это?

-Это защитит, пока я не научу тебя тому, что умею сама. - Отозвалась скальда. Она подняла и закрутила над собой магический вихрь, наподобие смерча, острым концом смотревшего на Кальта: « Выстави эту штуку перед собой». И она кинула, словно копье,  конус голубовато светящегося воздуха. Инстинктивно Кальт вскинул левую руку, защищенную артефактом. Не долетев до человека, воздушное копье бесследно исчезло, а перед Кальтом вспыхнул на мгновение розоватый прозрачный круг. «Магический щит» - в памяти, наконец, всплыло название, - оружие Прежних. Хроники не врали.

- Не только от магии, - поправила его мысль Хасса, - от стрелы и меча он тебя тоже спасет. Смотри.

Она присела, и без предупреждения прыгнула на человека. Ответная вспышка отбросила скальду в сторону. Щит отозвался низким мелодичным гулом, будто и впрямь в металл ударил чужой меч.

-Это сделали ваши предки. Носи его. Ты слаб, а я не хочу, чтобы ты умер.

-Да чтоб я сдох! - С чувством воскликнул Кальт,- Но, Хасса, как тебе удается колдовать без отката?

-Тебе не понравится ответ, человек.

-Знаешь, я готов рискнуть.

-Ну, тогда слушай. Я постараюсь рассказать покороче. Впусти меня. Если ты что-то не поймешь, я объясню потом.

Мужчина расслабился и закрыл глаза, чувствуя под рукой мягкое тепло шерсти и вглядываясь в цветной водоворот образов. Перед глазами появилась зеленая равнина, на просторном лугу колышется туманное нечто, в глубине которого изредка мелькают змеистые молнии. «Портал» - вдруг всплыло еще одно древнее слово. Из него появляются люди, один за другим, нескончаемым потоком. На это с удивлением издалека смотрят два скальда. На людях странные одежды, в руках странные предметы. Кальт ощутил недоумение скальдов, и заинтересованность. «Эти новые существа разумны. Они явно осмысленно занимают территорию и начинают обустраиваться на ней». Новость облетает всех жителей материка - все в радостном возбуждении. Вновь и вновь скальды пытаются установить мысленный контакт, но безуспешно: существа не отвечают. Как с ними познакомиться?

Общим одобрением принимается решение включить новых существ в Мир, дать им возможность контакта и Силу. Пришельцы наделяются зачатками Силы. Они растеряны, обрадованы, их эмоции легко читать, но контакта по-прежнему нет. Молодые скальды вызываются пойти на физический контакт, четверка посланников выходит к людям. Те в панике хватают странные вещи, и убивают пришедших с Миром.

Кальт содрогнулся, пропустив через себя боль и возмущение хозяев Мира. Обида и горечь пронзили его сердце словно иглой. Он на мгновение сам стал одним из скальдов, и ощутил всю глубину их разочарования. Зачем пришельцы убили детей? За что? Он заскрипел зубами в бессильной ярости, неспособной что-либо изменить. Все это время люди, даже не подозревая, сами готовили свой конец. Стыд за тех, Прежних, залил краской щеки, заставил опустить голову. Стыд и сожаление – ах, если бы люди знали, что творят. Хасса сделала паузу, давая человеку успокоиться, а затем продолжила рассказ, концовку которого Кальт уже знал.

   Ставится вопрос об исключении людей из Мира. Отклонено. «Разумные не убивают друг друга. Наверное, они что-то не поняли, давайте дадим им время. В них столько всего неизведанного, они много могут дать Миру. Нужно принять меры защиты и подождать».

Даже после всего случившегося, скальды продолжали пытаться узнать и принять людей. Кальт ощутил себя ничтожеством на фоне их мыслей, понял, насколько проигрывают люди тем, кого называли зверьми. Спокойная мудрость, великодушие и печаль скальдов против животного страха людей перед неизвестным, злобы и жадности. А яркие картинки сменяли друг друга, повествуя дальше о невеселых событиях.

Создается Талисман, берегущий Старшую расу. Отныне люди не могу причинить никакого вреда скальдам. Но Хранитель Талисмана нелепо, случайно гибнет под обвалом, и Талисман исчезает. Нашедший его так и неизвестен. Напряжением всех сил, скальды создают себе второго Защитника.

Кальт застонал, когда увидел происходящее дальше глазами истинных хозяев.

Пришельцы, едва овладев крохами Силы, начинают убивать друг друга. Их общий мысленный фон-жадность, страх, одиночество. «Наверное, мы ошиблись, эти существа неразумны. Изгнать их из Мира?» Многие возражают, говорят, что опасности скальдам больше нет, а эти двуногие могут еще одуматься. Новые и новые попытки контакта не приносят ничего, кроме разочарования. А пришельцы продолжают убивать друг друга, уродуют земли и леса, истребляют все живое. Мир возмущен, и теперь даже терпеливые скальды оказываются бессильны защитить неразумных пришельцев. Начинается изгнание.

- Что такое Мир?

- То, что ты видишь вокруг себя. Все живое. Все неживое. То, что осознает себя или просто живет. Общность всех.

- Изгнание?

По спине ледяными когтями - страх. Становится неуютно, холодеет кожа, и лихорадочно трепещет сердце.

-Когда тебя изгоняют, ты теряешь связь со всеми - с Семьей, с Миром, оказываешься в полном одиночестве. Это невыносимо. От тебя уходит зверь, трава не станет расти рядом, уйдет под землю ручей. Брошенные тобой семена не взойдут, а когда ты умрешь, земля не похоронит тебя. Сейчас это происходит со всеми вами. Мир вначале принял вас, был рад новым живым, здесь для всех хватило бы места. Но вы принялись этот Мир убивать. Теперь он изгоняет вас, делаясь все более суровым. Отнимает Силу, не дает достаточно воды и плодов, убивает непогодой.

- Мы обречены?

- Почти. Если до сих пор сила вам доступна - значит, вы все еще можете измениться и понять. Если нет - вы все умрете.

- Я не понял, причем тут откат?

Хасса горько усмехнулась, и в ее ответе прозвучала недетская печаль.

- Для чего вы используете Силу? Чтобы убивать. Себя или Мир - неважно. Откат - это крик боли, это возмущение Мира. Даже когда вы лечите себя, вы делаете это для того, чтобы потом убивать снова. Мир протестует и наказывает.

- А хилеры?

- Первая хилер была надеждой помочь вам, но и нашей ошибкой. Мы не разглядели тайников ее души, наделив ее способностями. Впрочем, за это поплатились вы, люди. Два последующих хилера возродили, было, наши надежды - они не убивали. Мир все еще верит в вас, давая шанс, поэтому тогда откат миновал тебя. Когда ты меня лечил, ты хотел сохранить жизнь части этого Мира. Разве за это наказывают?

- Откуда ты все это знаешь, Хасса?

- Мне показывал это папа, а он прочел в камнях. Я еще не умею читать камни, потому, что не сделала свой Выбор.

- Читать камни??!

Вспомнилась старая поговорка: «Чем дальше в лес…» Чем в следующую минуту удивит его Хасса?

- Да. Камни помнят все, что видели. Они не умеют лгать и забывать, просто рассказывают, как было. Взрослея, делая первый Выбор, скальд учится читать камни. И чем он старше - тем больше знаний открыто, тем глубже он может смотреть в прошлое. Ну, конечно, можно попросить старших, но это совсем не то. Самой интереснее.

- А что такое Выбор? - Кальт устало потер лоб. Голова слегка онемела, перегруженная новым знанием.

- Выбор и есть. Твой первый, значимый для Мира поступок. Когда я сделаю свой первый Выбор, моя шерсть начнет темнеть и на спине появится знак зрелости.

- Это костяные пластинки?

- Да. Это и знак того, что ты уже не ребенок, и защита.

-Я не хочу, чтобы ты взрослела, малышка.

- А я хочу! В Мире столько всего интересного! Я и тебя научу, только я пока мало умею.

- А что на это скажет твоя семья?

На мгновение в интонациях скальды появились негодующие ноты, но почти сразу исчезли. Терпеливо, но достаточно эмоционально, Хасса напомнила: « Кальт! Это теперь и твоя семья!» Человек горько усмехнулся, скептически изогнул губы.

- Они не примут меня.

 Внезапно настроение скальды поменялось с негодующего на смущенное. Она отвернула голову, и тихо произнесла.

-Они УЖЕ приняли тебя. С тобой не говорят лишь потому, что им стыдно. Когда я приняла тебя, все говорили мне что это блажь, что вы не способны понятьи ты спас меня случайно, повинуясь прихоти. А когда услышали наш разговор и поняли что вы - такие же, это стало шоком. Мы уже давно не считаем вас равными. Да, еще хотела тебе сказать: когда кричишь - не раскрывайся полностью. Я тебе покажу, как. А то в прошлый раз ты был настолько открыт, что даже чужие скальды увидели все твои мысли, твои мечты. Обычно мы показываем себя целиком только перед самыми близкими. Ты простишь Семью за то, что они думали о тебе как о звере?

Кальт погладил ее по голове. Сколько же времени они разговаривают? Минуту, час, день? Время при мысленном контакте иногда убыстряло бег, а иногда тянулось, как густая патока.

- Мне не на что обижаться. Два вопроса - как зовут мою новую Семью, и как закрываться?

- Биссенджар, Метах, Альта, Врос. Отец, дядя, бабушка, приемный брат. И теперь - ты. А закрыться - просто. Поставь на свои мысли завесу, как бы разделив их на две части вначале, оставь снаружи то, чего не стыдишься и не запрещаешь видеть другим. Это только сначала трудно, потом входит в привычку и делается почти бессознательно.

-Аааа, серая такая стена? - вспомнил Кальт.

-Не обязательно. Многие делают свои барьеры красивыми, их интересно разглядывать. Тренируйся на мне. Да, Кальт, маленькая часть тебя была скрыта и в прошлый раз. Наверное, ты бережешь что-то так сильно, что боишься даже думать. Я хочу есть. А ты?

- Принеси мне лося, - рассмеялся Кальт. Он только сейчас почувствовал, что тоже голоден. Как резко поменялись роли – вот уже и «его» девочка проявляет заботу. Хасса легко вскочила, и скрылась в густом подлеске. Уже издалека, она послала лукавую улыбку.

     Часть 17

В деревне Кальт появился уже под вечер, сгибаясь под тяжестью туго набитого мешка. Люди заметили, что обычно хмурый и раздражительный, калека сегодня так и светится от радости. Не отвечая на вопросы, Кальт юркнул в дом. Переоделся в чистое, достал из мешка свои трофеи. Оглядев камень, хмыкнул довольно, и стал тяжелым ножом осторожно раскалывать хрупкий минерал. С тихим треском тот развалился на две неравные части. Большая часть исчезла в сундуке, а вторую он продолжил разбивать. Когда Кальт закончил, на столе лежало шесть осколков чуть меньше ногтя. Довольно оглядев их, сгреб свое богатство в карман и вышел. Дойдя до пивоварни, зашел, удовлетворенно принюхался и запросил себе полуведерный жбан. С ним в обнимку он отправился на Круг, где уже начали собираться завсегдатаи. Неторопливо потягивая пиво, Кальт следил за песенниками, старавшимися перещеголять друг друга. Никто из них и рядом не стоял с Леоном - певцом и бардом из Дальнего, но они явно старались, борясь за слушателей. Среди всех выделялись двое - светлоголовый здоровяк с дорогой гитарой, инкрустированной серебром, и высокий нескладный подросток с самоделкой, которая гудела, бренчала глухо и не держала строй. И хотя мальчишка пел лучше и душевнее, его более богатый соперник одерживал верх, просто заглушая игру конкурента. Сильными ударами он терзал струны и выкрикивал песенку малопристойного содержания. Кальт, недовольно морщась, пытался слушать подростка с самоделкой, но разухабистые аккорды вовсю разошедшегося белоголового глушили все. Тощий же, несмотря на убожество своего инструмента, умудрялся извлекать из него очень приличную мелодию. Наконец белоголовый смолк, а парнишка, пользуясь паузой, начал было "Балладу о клане Арсена", но не тут-то было. Его соперник вновь ударил по струнам, горланя что-то уже вовсе невразумительное. Кальт влил в себя остатки пива и встал.

- Эй, парень, - крикнул он белобрысому, - отдохнул бы малость, дал бы людям и других послушать.

Тот перестал терзать инструмент, и удивленно посмотрел на Кальта.

- Дядя, если не любо, так не слушай, а лучше иди, проспись.- Заметив, что Кальт нетвердо держится на ногах, отозвался он. Калека икнул, распространив вокруг себя запах перегара: « Так мне того мальца послушать любо было, да ты же ему и рта раскрыть не даешь. Может, боишься, что верх возьмет? Песни-то у него получше твоих».

-Дядя, иди по-хорошему отсюда! - Взъярился коренастый, задетый за живое. - Иди, пока не помог!

Собравшиеся неодобрительно загудели. Кальт, едва ворочая языком, спросил. - Парень, а силенок-то хватит?

Тот, густо покраснел и стал медленно подниматься, а Кальт продолжил: «Хочешь, поспорим на твой инструмент, что не вытолкнешь меня с Круга?» Все заинтересовано притихли, ожидая продолжения.

- Немного чести с пьяным калекой справиться, - проворчал крепыш, увидев изувеченные руки Кальта.

- А ты не бойся,- подзадорил пьянчужка, - я калека, да крепкий. Ну, раз ты так честь свою блюдешь, то давай фору - я против тебя со щитом стану. Ну, а ты голыми руками будешь, идет?

- А что ты против выставишь, нищий?  Моя гитара за двадцать золотых куплена, - решил отвертеться по-другому белоголовый. Кальт сунул руку в карман, на ощупь отобрал самый маленький осколок и швырнул его под ноги собеседнику. Камень звездой блеснул в пыли, поймав свет костра. Люди ахнули. Кто-то закричал: « Остановите Кальта! Он мозги уже пропил, за гитару такой камень давать! Он же тыщи три стоит! Отберите камень, пока не проспится».

- Э, нет. - Белоголовый хищно блеснул глазами. - Он сам предложил, сам и настоял. Принимаю заклад. Неси свой щит, дядя.

- Ага, я сейчас. - Кальт неловко повернулся, и едва не упал. Он побрел к дому, что-то пьяно бормоча себе под нос. За его спиной люди принялись стыдить белобрысого гитариста, но тот, разгоряченный дармовым барышом, стоял на своем.

- Вот, я готов, - Кальт натянул на левое предплечье матово отсвечивающий плоский диск, - Давай, молодец, не стыдись. Вытолкнешь - камень твой.

Он стоял, широко раздвинув ноги и пытаясь найти равновесие. Его соперник вмиг подлетел к нему, с силой толкая обеими руками в грудь. Кальт защищаясь, поднял щит, и крепыш отлетел на три шага назад, взбив пыль. "Даровщинки захотелось?"- шагая к нему, и словно даже трезвея, зарычал Кальт. Тот, ничего не понимая, вскочил, и уже без жалости нанес прямой удар пьянице в подбородок. Кальт моргнул, а гитарист стоял напротив и смотрел на сломанную в запястье руку. Потом боль пробилась сквозь удивление, и с самоуверенного озлобленного лица враз сбежала краска. Такой гордый и красивый минуту назад, гитарист бессмысленно топтался перед Кальтом, тихо скуля и баюкая на весу сломанную руку. Точным пинком в бедро Кальт отправил его в круг людей, окруживший поединщиков.

- Нечестно! - Завопил кто то из друзей проигравшего. - У него щит зачарован!

- А честно было пьяного обобрать? - Ехидно парировала Нейда, подбирая гитару и камень, протягивая их калеке.- Держи, дядя Кальт, твое.

Тот взял трофеи, с пьяной гордостью выпрямился и позвал: « Эй, дурак молодой. Где ты есть?»

Он подошел к сидящему на бревне белоголовому, и швырнул ему на колени сверкнувший камень: « На вот тебе, на лечение, от нищего». Затем отыскал глазами тощего и, враз утратив боевой задор и ссутулившись, подошел к нему: «Держи, музыкант, дарю. Спой ту балладу, что ты начинал».

Парнишка благодарно поклонился, и осторожно взял дорогой инструмент. Подстроил, легко коснулся струн. Гитара тихо и благодарно вздохнула, почуяв умелую руку.  Зазвучал первый аккорд. Басовые струны повели партию, рисуя звуками неприступную цитадель, величественную и спокойную. В песне оживало прошлое: опрятные серые стены посреди золота полей, созревших для серпа, легкий ветерок едва колеблет тяжелые черно-красные флаги на башнях. Ворота распахнуты настежь, Люди в ярких одеждах, смеющиеся дети, множество костров у стен – чуть позже на них станут готовить праздничное угощение. Мелодия обогащается бархатистой прохладой наступающего вечера, доносит смех, веселые песни. Череда звонких аккордов рисует праздник у стен крепости-защитницы. И внезапным, резким диссонансом звучит вереница высоких тревожных нот. Пронзительный звук сигнального горна безжалостно кромсает устоявшийся ритм. Пальцы на струнах мелькают все быстрее, сплетают узор неожиданно вспыхнувшего сражения. Тонко стонет первая струна – стрелы в полете. В кажущемся беспорядке ей вторят металлически лязгающие звуки.

Мы все хотели жить, но вновь пришлось

В который раз схватиться за оружье

И вот мечей блестящих полукружья

Заводят песню смерти…

Частый дождь

Стальных посланцев смерти ловим грудью…

Сталь звенит о сталь. В картину боя врываются тяжелые низкие тона – разгулявшееся пламя. Багровые отсветы на стенах. Блики на клинках. Речитатив звенящих звуков все быстрее, быстрее.

Не дрогнули, не показали спин

Хоть нож в спине уже достал до сердца

Но черно-красный флаг еще трепещет

На башне средь пылающих руин.

Щиты против стали, огонь против живой плоти. Светлеющее на горизонте небо, и в этом небе одна за одной, как жизни защитников, тают звезды. В высоком голосе певца звучит отчаяние. Гитарный перебор все глуше, тише. Ярость уступает место скорби. И тут, в пику ей, в мелодию врывается иной мотив – мощный, многозвучный, и в нем звучат вызов и гордость.

Пройдут года, источит ржа мечи

Зеленая трава затянет шрамы

Обугленной земли

И детский смех

Как прежде, зазвенит

Над полем,

Бывшим полем брани

Пусть вечной одой жизни голоса

Живых звучат над мирными полями

А мы, ушедшие сегодня в небеса

Теперь всегда незримо будем с вами.

Гитара смолкла на одинокой звенящей ноте. В наступившей тишине кто-то всхлипнул. Кальт стоял, опустив руки, и плакал пьяными злыми слезами

***

Часть 18

.

В предрассветном сумраке, при свете заходящей луны горы кажутся серебристо-черными, загадочными и пугающими. Но восходит солнце, заливая розовым облака и вершины, и по всей гряде разносится треск падающих деревьев, звон топоров, хруст снега под ногами, и разноголосица перекликающихся рабочих. Тишина покинула этот край. В этот день Лерой остался в деревне, учить Иосифа новым заклинаниям, могущим пригодиться в бою. Мальчик с первого раза запоминал сложные боевые заклятья и Лерой не мог им нахвалиться. Но ближе к полудню Иосиф пришел к Ветру и наотрез отказался от продолжения уроков.

- Я не буду убивать людей, - опустив глаза тихо, но твердо сказал он. Ветер, всегда терпеливый и ласковый с детьми, на сей раз взорвался.

- Не будешь - так убьют тебя! А заодно - и десяток, другой остальных, которых ты мог бы спасти! Это война, мальчик!

- Они тоже люди.

- Они не люди! Ты слышал, что они у себя творят?!

- Они плохие. Но я убивать не буду. Папа говорил, что в каждом плохом человеке есть хорошее, надо только это увидеть. Я не стану убивать людей, почтенный Ветер.

- Твой отец был умным и добрым человеком. Они убили его, убили твою мать. Тебе не хочется отомстить?

- Месть бесплодна.

- Кто тебе это сказал?

- Папа.

- !!!

- Почтенный Ветер, я не хочу убивать и не стану. Но я могу лечить, я буду стараться. Простите меня.

Ветер вздохнул.

- Что делать, мальчик. Насильно тебя не заставишь. Лечить будешь - и на том спасибо. Но только крови там не в пример прошлому больше увидишь. Вытерпишь?

- Я постараюсь, почтенный Ветер. Вы не думайте, я все понимаю. Но я просто не могу. Наша  Вера учит, что только Творец может решать, жить или умереть человеку. Но он был добрым, он умер сам, чтобы жили другие.

- Творец... Ты, Иосиф о смерти и не думай, умирать тебе нельзя. Это не доблесть, это трусость. Умрешь - некому будет лечить бойцов, значит, умрут еще многие. Тебе выжить надо, малыш. Имперцы-то, я думаю, как тебя раскусят, что хилер - не тронут, постараются живым взять - слишком ценный твой Дар. Поди-ка сюда.

Ветер встал, порылся в большом ларе в углу, достал что-то, замотанное в чистую тряпицу. На свет появился легкий кожаный браслет с тремя крохотными камушками, вплетенными в ажурную вязь.

-Слабенький, конечно, но все ж хоть какая-то подмога, - вздохнул кузнец, - надень и носи, не снимая. Это тебе помощник по колдовской части, только не потеряй. У Иосифа загорелись глаза: «Ведьмин камень! Ух, ты! Спасибо, почтенный Ветер. Я пойду?»

- Иди, иди. Да, если не лень, забеги к Кальту, попроси его ко мне со щитом зайти, с тем, что вчера люди видели.

- Я быстро, - Иосиф убежал, а Ветер, раскрыв мехи, стал нагнетать воздух в раскаленный горн. Вытащил заготовку и быстро-быстро застучал малым молотом, превращая ее в клинок. Немного погодя раздался стук в дверь.

- Звал? - Спросил вошедший Кальт.

- Звал. - Ветер отложил работу, - расскажи, где ж ты щит нашел? Неужели в Жерло залез?

- Птичку крошками накормил, она и отблагодарила. - Кальт не горел желанием развивать эту тему дальше. Он облизнул губы и попросил внезапно: - Налей мне. Со вчерашнего голова не работает. Ветер молча вышел, и вскоре вернулся с большой чашкой, в которой плескалась коричневая жидкость. Кальт жадно, в два глотка осушил ее. «Спасибо». Кузнец недовольно посмотрел на него, отметив трясущиеся руки и воспаленные красные глаза. «Повезло же пьянчуге», - подумал ревниво. Но вслух спросил.

 - Место покажешь? Может если там еще порыться, полезное что найдем? В бою такие штуки пригодились бы крепко.

- Место то покажу, - равнодушно отозвался Кальт, присаживаясь на лавку и примеряя к руке один из мечей, скованных Ветром. Он привстал, попробовал крутануть "мельницу", но меч со стуком выпал из искореженной руки. Ветер, прищурившись, смотрел на него.

- Когда пить то бросишь? - Спросил он, - на тебя смотреть стыдно.

- Кому стыдно, пусть отвернется, - Кальт недовольно зыркнул на старика, - я никому зла не чиню, чего мне стыдиться? Зачем звал?

Ветер заколебался. Он подумал, что зря позвал Кальта, но честность победила. С утра к Дрейку пришел тот беловолосый гитарист, и, пряча глаза, выложил камень, отданный ему вчера Кальтом. «Совесть заела, - сказал он, возвращая драгоценность,- Сам был пьяный и сам виноват». Но так как Дрейк на дух не переносил Кальта, камень отдали Ветру, попросив его вернуть пьянице, когда тот проспится.

- Вернули твой камень. - Сказал кузнец, запуская руку в карман. - На, забирай. Тот парень, кому ты руку сломал, не совсем стыд потерял.

Кальт зевнул, покатал камушек на ладони, покачал головой, сказав, что однажды отданное назад не требует. Такое поведение слегка удивило старика, считавшего, что вино давно убило в пьянице все хорошее.

-Я тогда его в браслет мальчишке вставлю, - сказал он, - на него у нас вся надежда. Кальт вяло махнул рукой - делайте что хотите.

-Покажи мне щит. - Попросил Ветер. - Вся деревня гудит, и разное о вчерашнем говорят. А я хочу своими глазами увидеть.

Кальт скинул меховой плащ. На спине, захлестнутый двумя ремешками, на манер заплечного мешка, висел матовый железный диск. С трудом расстегнув нагрудную пряжку, скрепляющую ремни, Кальт снял и протянул его кузнецу. Тот осторожно провел заскорузлой ладонью по гладкой неблестящей поверхности, примерил к руке, прислушался к потоку Силы. Завистливо цокнул, когда брошенный по его просьбе Кальтом железный брусок отскочил, оставив на стене кузни внушительную вмятину, и чуть замешкался, возвращая артефакт хозяину.

- А ведь ты воин, Кальт, - вдруг сказал он.

- С чего ты взял? - спросил калека, возясь с неудобной пряжкой на груди.

- Я ж не всегда кузнецом был, - старик усмехнулся, - почти тридцать лет в доспехе ходил, всякое видел. И как за меч ты брался - тоже видел, и как ноги ставил. Да и щит вон, на спину приладил - значит перед сам оборонишь, случись что. С двуручным ходил или парным мечам обучен?

- Какая разница? Я уже сам забыл, когда это было.

- Ты может и забыл, а тело помнит. Выучка видна, как ни прячь. Тебе оружие какое для боя сделать? Меч не удержишь, вижу. Может моргенштерн на цепи или на жилах тебе под наручи сделать? Или когти?

Кальт обернулся в дверях.

- Ничего не надо. Я не стану воевать, с самого начала против был. Пожить еще хочу. Как весна наступит, я уйду в горы.

Зябко сутулясь, он медленно побрел прочь, а вдогонку еще долго неслись проклятья старого Ветра. Кузнец потом долго не мог успокоиться, ворча себе под нос: « Ах, ты, паскуда! Как пить да жрать, тут он не отказался.. Приютили дармоеда, сдохнуть не дали, два года на готовом просидел..Чтоб тебя вывернуло, ублюдок неблагодарный!»

С досады он схватил молот и со всей силой обрушил его на наковальню. Каменное основание раскололось, брызнув мелкой крошкой.

   Часть 19

Снег слежался в плотный наст и Кальт почти не проваливался, пробираясь по стылому лесу. Куда ни глянь вокруг - зелень и белизна, чуткая тишина и ясная синь неба. Вдруг он увидел стелющийся над землей дымок, а через минуту - костер, около которого на корточках сидел человек, закутанный в такой же, как у него, меховой плащ. «Кто бы это мог быть?»,- подумал Кальт, сворачивая к огню. Человек поднял голову от углей, над которыми, нанизанная на прутья, жарилась птица. Кальт увидел в обрамлении пушистого капюшона обезображенное женское лицо.

-Здрава будь, - поприветствовал он, - ты и есть та самая Настасья, что Маринке грозилась слепоту навести? - он улыбнулся.- Лучше б язык ей отсушила.

Женщина, обнажив зубы в страшноватой улыбке, ответила: « И тебе здравым быть, охотник. Грозилась я не всерьез, не умею чары наводить. Так, пугала. А тебе-то чем девка не по нраву пришлась?». Кальт пожал плечами: «Сплетница и скандалистка. А ты что здесь делаешь? Шла б домой, завечереет скоро. А ночью тебе в лесу небезопасно».

- Так я дома, - рассмеялась женщина, указывая на высокий сугроб невдалеке, в боку которого виднелось круглое отверстие входа. Снег вокруг был притоптан, загажен следами крови и обломками веток.

- Так и живешь в сугробе? - Озадаченно спросил Кальт, - помрешь от такой жизни. Хоть бы шалаш поставила… хотя какой шалаш, деревья все большие, молодых веток нет.

- Ну, обличьем зверь, в берлоге мне самое место, - сказала женщина, - странный ты, охотник. Другие, меня завидев, убегают, не здороваясь, а ты к костру лезешь и разговоры заводишь.

- А я и не такое видел, - туманно ответил Кальт, - а вот ужин-то у тебя скудный.

Действительно, назвать несчастную птичку, попавшую на костер ужином, мог только очень вежливый человек. Ну, или очень сытый, которому уже в горло ничего не лезет. Мужчина просунул голову внутрь берлоги. Снег лежал и там, не тая, лишь в одном месте был расчищен пятачок, заваленный лапником. Видимо, на нем и спала несчастная.

- Какой уж есть. А не наемся - тебя зажарю и съем! - зловеще рассмеялась Настя, - ты вон какой, упитанный - надолго хватит.

- А я пьяный. Мне Жерло по колено!- в тон ей ответил Кальт. Вспомнив о заветной фляге, отстегнул ее и потянул женщине: «На, хлебни».

- Напоить меня хочешь? - спросила она, протягивая руку, - а после чести лишить? Не выйдет, у меня защитник есть!

Кальт расхохотался. Почему-то ему было необъяснимо легко и свободно рядом с Настей. Ее изуродованное лицо не внушало ему страха и отвращения, скорее наоборот, хотелось помочь.

- Да, работа у меня такая, - он вскинул вверх руки, изображая готовность наброситься на женщину. - По окрестным лесам женщин выискивать и чести их лишать! Шутки в сторону, Настасья. Ночью мороз будет сильный, а у тебя, я смотрю, дров не запасено. Уснешь в своей берлоге, да и не проснешься. Надо тебе жилье ставить, раз уж в отшельники подалась. Завтра помогу. А сегодня, пока я валежник насобираю, давай-ка мясо приготовь. - Он скинул мешок на снег.

- И как же ты меня выручать собрался, добрый человек? - встав и подбоченясь, спросила Настя.

- Замерзнуть не дам тебе ночью, девка, - серьезно ответил Кальт, - я это место знаю, валежника здесь мало, запас на ночь не наберу.… Придется подмогу звать. Но если об этом, хоть слово кому вякнешь - задушу. Ладно, время дорого. Готовь ужин.

Кальт буквально по веточке насобирал охапку веток, когда уже совсем стемнело. Он разогрелся, из-под шапки валил пар. Поняв, что сегодня уже ничего не отыщет, он пошел обратно, ориентируясь на слабенькое зарево костра. Настя была уже не одна. У ее ног, свернувшись клубком, лежал небольшой рыже-коричневый зверь.

- Чтоб меня! - ахнул Кальт, - да это же собака!

Пес поднял голову и спокойно посмотрел на человека.

- Настасья, это и есть твой защитник? Как у тебя его только до сих пор не отобрали?

- Ешь, пока горячее, - Настя протянула ему ветку с нанизанными кусками мяса. - Пробовали отобрать. Один сбежать успел, а второму не повезло, Гвард его загрыз. Ты не смотри что маленький, он драться обучен.

- Боевая собака, - он не бросится сам. Будет сидеть и ждать команды. А когда ты за дровами ушел, я ему объяснила, что ты не враг.

Кальт знал о боевых собаках, знал и то, что выращивал их один-единственный клан. Он с аппетитом сжевал два прута с мясом, несколько кусков кинув Гварду. Тот вопросительно посмотрел на хозяйку, и, получив безмолвное согласие, подобрал угощение.

- Настя, как назывался твой клан? - спросил он. Женщина не ответила, притворившись, что занята едой. Калека закинул в костер последние ветки. Языки пламени взвились вверх, освещая маленькую поляну, окруженную коричневыми стволами, женщину у костра, мужчину и лежавшую между ними собаку.

- Светлая Анастасия, дочь Ольги,- тихо сказал Кальт, - какие нелюди осмелились сделать с тобой такое?

Она подняла голову, встретилась с полными гнева и боли глазами мужчины. По обожженному лицу пролегли две тонкие блестящие полоски.

- Как ты узнал? - спросила она, кладя руку на голову насторожившейся собаки. - И кто ты, охотник?

-Собака. Собака, и твой голос, который услышав раз, уже не забудешь. Только один клан разводил боевых собак, и только в одном клане была Анастасия, прозванная людьми Светлой, за ее дела и красоту.

- Кто ты?! - повторила она, перегнувшись через низкое пламя и схватив Кальта за руки. Она вглядывалась в его лицо, ища знакомые черты, затем опустила глаза. - Я не помню тебя!

- Меня зовут Кальт,- сказал, как обрезал ее собеседник.

- Почему ты не хочешь назвать свой клан?! - крикнула она, сжимая его руки, - ты же не из местных! Ответь!

Кальт осторожно освободился и провел уцелевшим пальцем по ее щеке, стирая слезы. «Мужественная Анастасия плачет?» - ласково спросил он.

- Мужественная?! - Засмеялась-заплакала женщина. - Нет, охотник. Та Анастасия умерла. Остались одни осколки.

- Мужественная,- непривычно мягко подтвердил Кальт, чувствуя, как спазмы сжимают горло, - потому что горя в огне, ты не кричала. Твоя гортань не обожжена, твой дивный голос остался прежним. Не плачь. Ты жива, прекрасная Анастасия.

Она, резко оттолкнув Кальта, встала, разъяренная. Хотела что-то сказать, но слова так и не сорвались с губ, отвернулась, гордо выпрямившись. Наконец, совладав с собой, спросила: "Ну, где твоя подмога?"

Кальт прикрыл глаза. «Озорная, ласковая Хасса, где ты, малышка?». Его вновь окатили тепло и забота: «Я здесь. Что-то случилось?»

Настя смотрела на мужчину, сидящего с закрытыми глазами, казалось, задремавшего, и пыталась вспомнить его лицо, грея озябшие руки в собачьей шерсти. Но память не подсказывала ничего. Наконец, устав ждать, она встала: «Ты часом не уснул, Кальт?». Тот помотал головой: «Не мешай». Затем открыл глаза и приказал: «Возьми собаку на руки». Пес стоял, ощерив клыки, чувствуя чье-то приближение. В голосе Кальта прозвучала такая властность, что Настя, не думая спорить, схватила Гварда в охапку и принялась теребить за жесткую шерсть, успокаивая. На край поляны, бесшумно выскользнув из темноты, вышла белая скальда. Гвард взвыл и задергался, пытаясь освободиться, но Настя держала крепко.

- Какой огромный пес… - только и сказала она.

- Это скальда. Ее зовут Хасса.

Прошло уже довольно много времени, а Гварда все никак не удавалось успокоить. Наконец Хасса, устав ждать, мысленно подмигнула Кальту и легла на живот, глядя собаке в глаза. Пес тут же смолк и перестал вырываться. Кальт тронул Настю за плечо, разрешая отпустить собаку. Освобожденный Гвард тоже лег на брюхо и пополз в сторону Хассы, виновато скуля, а когда дополз - принялся облизывать ей морду, словно прося прощения.

- Что ты ему сказала? - Спросил Кальт, поглаживая скальду по хребту.

-Не сказала, а показала. Что мы не враги. Ваши собаки неразумны, но очень сообразительны. Этот пес мне понравился, у него есть с тобой что-то общее.

Кальт поперхнулся смешком. Подошла Настя и без страха стала разглядывать скальду. «Очень красивая!» - Воскликнула она – «Так это мы ее ждали?» Через полчаса в берлоге, уютно устроившись между Хассой и Гвардом, Настя уже спала. Кальт примостился к скальде с другого бока. Он долго ворочался, но потом сон сморил и его.

Наутро, живой ногой сбегав в деревню, Кальт принес снаряжение, необходимое для постройки простенького домика.

- Тебе, Настя, тут перезимовать, а потом уходить придется, - сказал он, прикидывая, какую из сосен рубить первой. Серьезное жилье строить не с руки. Будет крепко и не очень холодно, не более. Весной придут имперцы и тогда… или под них, или в землю, сама понимаешь.

Наконец он выбрал нужное дерево и размахнулся, собираясь сделать первый надруб. Его остановил возглас Хассы.

- Ты что собираешься делать?!

- Я хочу построить маленький дом, малышка.

- Это я поняла,- Хасса, казалось, нахмурилась, - а зачем ты хочешь рубить живое дерево? Забыл, о чем я тебе говорила?

Кальт растерянно возразил: "Вокруг нет сухостоя, а Насте жилье нужно, приходится рубить сырое.

В его сознании Хасса гневно топнула ногой: «Кальт! Ты можешь сделать это, не губя деревья!»

- Интересно, как?

- Попроси Мир! Ой, прости, я все время забываю, что вы не умеете! Подожди, я папу сейчас позову, и он тебе расскажет. У нас все взрослые умеют просить, поэтому я забыла, что ты не можешь.

Извне вторглась чужая мысль: «Кальт, ты позволишь? Я Биссенджар, отец Хассы».

«Входи», - разрешил Кальт, устанавливая контакт со вторым скальдом. Настя вопросительно посмотрела на бросившего топор мужчину. Он успокоил ее улыбкой и вновь ушел в мысленный разговор.

- Дочь сказала мне, что тебе нужна помощь. Ты хотел построить жилище?

- Да, временное, для зимовки.

- Сейчас неподходящее время, деревья спят. Я не смогу попросить их расти, как нужно. Но мы… можем попросить любую скалу, достаточно большую. Она даст укрытие от холода и ветра.

- Дом из цельного куска камня? Ты представляешь, сколько дров надо, чтобы его нагреть?!

Да Кальта донеслось нечто вроде снисходительной усмешки: «Мы что-нибудь придумаем. Не руби деревья, я не очень далеко. Через час я приду, и мы втроем сделаем укрытие. И еще я бы хотел…»

- Никаких извинений, - прервал Кальт, мгновенно поняв, - все уже принесено и принято.

Голос Биссенджара потеплел: «Тогда дождитесь меня, я иду».

- А мы тебя не оторвали от дел? - спросил Кальт.

-Все дела могу быть отложены, кроме неотложных, - казалось, старый скальд улыбается в голове Кальта,- твое дело неотложно, помощь будет. Ты в Семье, не забывай.

- Мне Хасса частенько тоже самое говорит. - В ответ улыбнулся Кальт и прервал контакт. Фон Биссенджара был совсем иным, чем у Хассы - спокойная мощь и чувство собственного достоинства, легкая усталость и уверенность.

- Как ты смог приручить скальду? - спросила Настя, устраиваясь рядом на корточках.

- Я не приручал ее,- серьезно сказал Кальт,- это скорее, она меня приручила.

Он отхлебнул из фляги порядочный глоток и протянул ее женщине. Та отказалась. Собираясь провести время в ожидании Биссенджара с наибольшим комфортом, Кальт принёс из берлоги лапник и устроил на снегу подстилку, на которой, кинув сверху шкуру, принесенную из дома, он и расположился, подозвав Настю.

- Ты много пьешь,- заметила она, глядя, как быстро пустеет фляжка.

- О, Предки! Хоть ты не начинай!- Обиделся Кальт,- теперь вдвоем меня пилить будете?

- Ты женат?

- Нет. Вот она постоянно пилит.- Указал он на вышедшую из леса Хассу в сопровождении отца - огромного скальда, почти вдвое крупнее дочери.

- Не поняла. Ты имеешь ввиду, что ей не нравится запах вина?

- Нет. Именно то, что я сказал. Пилит. Ругает. Ворчит. Дело в том, что они разумны.

 

Настя было рассмеялась шутке, но глядя на серьезное лицо Кальта, враз оборвала смех.

- Ты серьезно???

Она подошла к Хассе и несмело протянула к ней руку, спросила: «Хасса, это правда?»

Скальда вопросительно взглянула на Кальта: «Чего она хочет?»

- Она хочет знать, выжил ли я из ума или так оно и есть. Я сказал ей о вас правду. Ответь ей, она не причинит вреда.

- Но я не могу! Она не умеет говорить, пока кто-то ее не научит.

Кальт перевел содержание разговора Насте, изумленно смотрящей на него.

- Хасса говорит, что я могу тебя научить, - ответил он на нетерпеливые вопросы. – Потом, сейчас мы будем строить тебе дом, точнее они будут, а я поучусь.

- Давай поищем подходящее место, – попросил он Биссенджара, с восхищением глядя на него. – Не сердись на лесть, но на человеческий взгляд, ты невероятно великолепен и грозен.

Биссенджар выдал быструю полуулыбку: «Лесть и у нас в ходу, Кальт. На самом деле я довольно стар. Вот она, когда вырастет, будет великолепна. Ее мать была настоящей красавицей» – в голосе скальда послышалась печаль.

- Скорблю с тобой, брат, – отозвался Кальт, не без труда поспевая за Биссенджаром. Настя шла следом. Ответом ему был наплыв щемящей грусти и душевной боли. Старый скальд позволил ему заглянуть в себя. Внезапно он остановился и спросил: «Вам тяжело идти? Скажи своей женщине, чтобы садилась на меня. И сам забирайся, а то вашими темпами мы долго будем искать».

Кальт спросил: «А твое достоинство не пострадает от этого?»

 - Дочь была права. Вы действительно похожи на нас. Нет, не пострадает. Помочь слабому никогда не было для нас позором.

Биссенджар присел на задние лапы и Кальт, подсадив улыбающуюся Настю, сам взобрался сзади.

- Я довольно тяжел – предупредил он зверя, вцепившись в шерсть.

- Ничего, как-нибудь, – отозвался Биссенджар, с места беря крупную рысь. Настя сидела у него на холке, замерев от возбуждения. Биссенджар старался бежать плавнее, и всадников практически не трясло. Наконец он остановился перед большой скалой и сказал: « Пожалуй, эта нам подойдет. Слазьте».

Люди спешились, и Настя, глядя на скальда, серьезно поблагодарила его.

- Она говорит - спасибо, – перевел Кальт.

- Да, я понял по ее интонации и образам в мозгу. Скажи ей, что я рад помочь женщине моего брата. – Кальт не стал поправлять его.

Хасса, бежавшая следом, и, по пути игравшая с Гвардом, подошла поближе и сказала: «Хороший дом будет, пап».

- Кальт, закрой глаза и войди в меня, – приказал Биссенджар, - я дам тебе Силу. Когда ты почувствуешь себя сильным, представь, какое жилье ты хотел бы для женщины и попросискалу. Если у тебя получится – она ответит.

Кальт закрыв глаза, ахнул, непроизвольно подавшись вперед. Мир вокруг был наполнен переливчатыми цветами и прозрачными нитями, лентами, спиралями, которые пронизывали все вокруг. Он услышал, как спят деревья, ощутил ток жизни в траве под снегом, почувствовал сердцебиение мыши, спрятавшейся в нору под корнями соседнего дерева. Ощутил себя всем Миром, разом заполняя собой пространство и охватывая необъятное. Понял, что может, и попросил скалу, застывшую в вечном покое: «Помоги мне, пожалуйста». Почуял рядом присутствие Биссенджара, его уверенность и спокойную мощь.

Настя отпрыгнула от скалы, окутавшейся внезапно плотным белым туманом. Раздался громкий треск, шипение и шелест осыпающегося песка. Туман развеялся. Судорожно вцепившись в стоящую рядом Хассу, Кальт открыл глаза. Его трясло. Переход от состояния всемогущества к человеческим возможностям был слишком резок, отозвавшись болью сожаления во всем существе человека. Биссенджар и Хасса смотрели на него со странным выражением. Из ниоткуда всплыло озарение: это было испытание. И он его прошел. Он понял, что значит Мир, разом охватив и полюбив его.

- Да, брат, – подтвердил его метущиеся мысли Биссенджар, – да, теперь ты понял. Живи в Мире.

- Живи в Мире, – тихим эхом повторила Хасса. – Кальт, я так рада!

И человек, вопреки наставлениям скальды, не возводя в сознании никаких барьеров, мысленно обнимая всех живущих и, посылая им свое тепло и восхищение, ликующе закричал: «Живите в Мире!» И Мир ответил ему миллиардами приветственных голосов.

Кальт с недоумением смотрел на полуовал входа, наполовину засыпанный мелкой каменной крошкой. Уловив его мысль, Биссенджар рассмеялся: « А теперь – поработай руками, человек. Расчищай вход. Камень дал тебе то, о чем ты просил, но порядок наводи сам».

- А что, нельзя было заставить кусок скалы просто исчезнуть? – отдуваясь, спросил Кальт, отгребая щебень от входа.

- Просто так ничего никогда не исчезает, – ответила ему Хасса, – все находится в равновесии. Получая одно – будь готов потерять другое.

- То, что ты сделал сейчас,  это относительно слабое воздействие на Мир, – включился в разговор Биссенджар, – рассыпавшийся камень лежал бы здесь, пока не превратился бы в землю. Ты просто ускорил этот процесс внутри части скалы, но то, что должно быть здесь, здесь должно и остаться. Нельзя пользоваться Силой бездумно. Да ты работай, работай. Ты едва делаешь первый шаг, а пытаешься понять все. Узнаешь в свое время.

 Настя, связав полы плаща, получила что-то вроде мешка, и теперь по мере сил тоже помогала таскать щебень. Закончили они уже в сумерках. Очищенное от каменной крошки жилье представляло собой довольно просторную квадратную комнату с вырастающим из стены широким низким выступом, вполне способным заменить лежак. В дальнем от входа углу красовался стол на одной толстой каменной ноге, выраставшей прямо из пола.

- Я представлял себе деревянную мебель, – признался Кальт.

- Откуда тут дереву взяться? – насмешливо спросил Биссенджар. Камень всегда останется только камнем.

Напротив лежака в стене было прямоугольное углубление, напоминающее камин. Все это было очень гладким, словно камень был оправлен невиданной силой. К своему великому изумлению Настя обнаружила, что в углу, около входа по небольшому овальному выступу, ручейком стекает вода, исчезая в отверстии в полу. Пол был ощутимо теплым.

- Откуда тепло и вода? Я даже и не думал о них, – спросил Кальт изумленно. Он подошел к импровизированному источнику, подставил руку, отхлебнул. Очень холодная и вкусная вода, не хуже, чем в Хрустальном ручье.

- Я подумал, - улыбнулся Биссенджар – вода нужна всем живым, а тепло,… тепло дает земля. Я попросил подземную реку немного поделиться, и землю – обогреть этот кусочек камня своей расплавленной сердцевиной.

Когда Кальт рассказал Насте о том, каким образом был построен ее дом, она просто ничего не смогла сказать от волнения и чувства переполнявшего ее удивления.

     Часть 20

Время шло. Деньги клана таяли с катастрофической быстротой и даже шкуры скальдов, проданные Омахой в Смолянске, не могли поправить положение. Линии обороны, возводимые кланом, пожирали все ресурсы, требуя еще и еще. В ход шли уже личные сбережения. Люди прекрасно понимали, что лучше потерять деньги сейчас, чем голову завтра. Но даже по самым скромным подсчетам выходило, что нужны еще капиталы. Кальт же, продав в Смолянске часть осколков ведьминого камня, жил припеваючи. Он сменил одежду, нанял мастеров обновить дом и частенько стал привозить из Смолянска деликатесы, которые поселяне ели не в каждый праздник. Его пробовали стыдить, потом уговаривать, но Кальт на все упреки отвечал – кто хочет денег – идите в Жерло, постоянно напоминая о своем предложении уйти за хребет. Ночевать в деревне он стал реже, целыми днями пропадая в лесу. Не видя выхода, Шак предложил устроить большую охоту на скальдов, еще одну. Десяток – полтора шкур могли сильно выручить обнищавший клан. Собрав охотников и приказав всем заняться подготовкой к предстоящей охоте, Дрейк зашел к Ветру, застав его рассказывающим очередную историю детям.

Ветер повествовал о Великой Четверке – старейших кланах, переживших войну, но павших в бою с Империей. Два клана покрыли себя славой, воспетой в многочисленных балладах, два – позором предательства. Ветер увлеченно рассказывал о клане Арсена: «У них не было обычая менять имена кланов при смене Ведущих. Ведущие могли меняться, имя же клана было священно. Имена Арсена и Дианы воспевают барды, – говорил Ветер. – Филиппа и Дарстока же, последних Ведущих кланов-предателей, люди помнят лишь для того, чтобы проклясть их снова.

- Помните их цвета, дети? Арсен: квадрат, разделенный диагоналями на четыре части черный, чередующийся с красным. Черный - земля, на которой они трудились и красный - кровь пролитая, чтобы эти земли отстоять. В центре – большой круглый щит, как символ защиты для всех, кто в ней нуждается.

« А кто знает цвета Дианы? »– спросил Ветер у притихших ребятишек. Вызвался мальчик из новичков: большеглазый, худенький, одетый бедно даже по меркам деревни.

- Расскажи-ка, Дима, – подбодрил его учитель.

- Клан Дианы носил флаг, на котором на фоне зеленого прямоугольника была изображена легендарная красно–оранжевая птица, а на заднем плане – меч, острием вниз, как символ миролюбия и готовности защищаться, – сказал мальчик. – Как и клан Ларсена, они были очень сильны и справедливы.

- Ты знаешь, как называлась птица и чем она была известна?

Дима помотал головой. Вызвалась Айда.

- Ее звали Феникс, а знаменита она была тем, что была бессмертна.

- Нет. Она была смертна, – мягко поправил Ветер, – но каждый раз, умирая – она воскресала. Это символ преемственности и верности клану. Зеленый фон означал леса и луга – земли, которыми владел клан.

- А какие цвета носили два других клана? – спросил Федот.

- Их флаги стерты из летописей, – ответил старик, – имена их последних ведущих преданы проклятию. Оставили только описание их предательства, как предупреждение. Да и то, говорят, Империя переписывает хроники, переделывая их на свой лад. Кто–нибудь расскажет об их последней битве? Иосиф, не ты. Может быть, кто–то другой знает?

Молчание. Дрейк нетерпеливо заерзал в углу, давая Ветру понять, что есть разговор. Тот замер, сказал успокаивающе: «Немного осталось. Посиди, послушай». «Не знаете? Жаль, детишки. Это же при вашей жизни произошло, это ваша история. Ну, так слушайте».

Ветер поскреб бороду, помолчал.

- Кланы Дарстока, Филиппа, Дианы и Арсена издавна были в союзе. Молодая и слабая тогда Империя не могла бросить вызов ни одному из них. Но не меч – золото им помогло. Втайне подкупив Ведущих Дарстока и Филиппа, имперцы обеспечили себе перевес сил. Но и тогда клан Арсена был им не по зубам. Тогда, под предлогом осенних праздников, предатели заманили часть воинов к себе, а в замке осталось всего две сотни бойцов. Ночью, не ждавшие ничего дурного от союзников, гости были зарезаны во сне, а замок Арсена был атакован на следующий день отрядом Сизых, предателей-наемников. Почти тысяча против неполных двух сотен защитников, детей и женщин. Но и тогда об замок можно было обломать зубы. Бойцы Арсена не знали равных себе, будучи ветеранами множества битв. Их не пугал численный перевес, их замок был крепок…, но предатель, заранее засланный к ним, открыл ворота. – Ветер покачал головой, его голос приобрел торжественные ноты, стал схож с голосом певца, поющего балладу.

- Это был страшный бой. Ни один не запросил пощады, ни один не сдался. За оружие взялись женщины и дети, могущие держать меч. Эта битва длилась весь день, и только к ночи упал последний защитник клана Арсена. В живых не осталось никого. Когда командир Сизых подсчитал потери, то выяснил, что от его тысячи осталась лишь седьмая часть. На те деньги, что причитались его погибшим солдатам, он нанял рабочих, чтобы они сравняли замок с землей - так он был взбешен. Замка больше нет, но клан Арсена живет в песнях, балладах и памяти людей. Помните и вы.

Кузнец поперхнулся, закашлялся. Он подозвал Иосифа и попросил его закончить урок, а сам вышел с Дрейком в сени. Ведущий передал ему мятый листок. Ветер прочел и ахнул.

- Слоистая сталь? Скольких ты убил, что бы достать этот рецепт?

Ревностно хранимая мастерами Империи тайна выплавки прочнейшей и легкой стали, из которых ковались доспехи ее элитных частей, лежала сейчас на его заскорузлой ладони.

- Достал. – С хитрецой сказал Дрейк, – освоишь?

Ветер перечитал рецептуру, нахмурился: – Нужны компоненты, которых у нас нет. Они грошовые, но без них никуда. А добывают их только на равнине. Пока закажу, и привезут… и привезут ли вообще?

- Привезут, – успокоил его Дрейк, хлопнув по плечу. – Уже завтра привезут. Думаешь, я зря в Смолянске время теряю?

- Вижу, не зря. Но все-таки, как он к тебе попал, этот рецепт?

- Достал, - повторил Дрейк, довольно улыбаясь, - ну ты тут разбирайся, осваивай, а я пошел – спать хочу. Подустал я.

Он вышел, оставив Ветра в неведении. Кузнец вернулся в избу, где Иосиф рассказывал о клане Дианы, завершая урок.

- Ведущие – женщины были и раньше, но только в клане Дианы это стало законом. С самого основания клана женщины составляли большую часть клана, удерживая власть у себя. Поскольку мужчин у них всегда было мало, многие, и не раз, пытались захватить их земли, считая легкой добычей. Поэтому со временем женщины научились сражаться лучше многих мужчин, отстаивая свою свободу. Когда пал клан Арсена, оставшись в кольце врагов, они не уронили своей чести. Никто из имперцев не смог похвалиться рабыней из клана Дианы. Помните их цвета, - повторил Иосиф слова Ветра. – Они были великим кланом, дававшим людям опеку и защиту.

- Они все погибли? – спросил Федот.

- Все. Феникс не возродится. - Ветер вновь взял слово. – Но гибель Великих кланов учит нас, как надо жить. Помните их, дети. Раса, не помнящая своего прошлого – обречена. Она будет делать одни и те же ошибки до тех пор, пока не сгинет. Ладно, на сегодня, пожалуй, все.

***

Часть 21

Утром прибыл торговец, привезший нужные материалы и Ветер, увидев, как из дома Дрейка выносят все мало-мальски ценное, понял, чего стоил этот рецепт. Но даже небедный Дрейк, продав все, не окупил бы и десятой доли стоимости секрета выплавки стали. «Значит, было что-то еще», - подумал Ветер, раздувая горн и готовясь к новой плавке.

На облаву собрались почти все охотники из соседних деревень. Прибыла тройка магов, с которыми Лерой поделился своим заклинанием, привели запасных лошадей. Выслав вперед разведчиков, стрелки рассыпались по опушке редкой цепью. Запели охотничьи рожки, облава началась.

Шак, Дрейк и Лерой неторопливо ехали по заснеженному лесу, ожидая сигнала от далеко ушедшего вперед авангарда. Лошади ступали осторожно, шагом. Колдун, отстегнув от пояса флягу с вином, протянул ее Дрейку: «На, хлебни. А то ты совсем синий, как покойник. Может, посмотреть тебя?»

- Не надо, - сказал, отхлебывая, Ведущий, - Просто устал и сплю мало.

- А ты как из города возвращаешься, так неделю потом квелый ходишь. – Шак спешился подтянуть подпругу, - Она из тебя так все соки выпьет. Она действительно так хороша, что ради нее стоит ночи не спать? Как ее зовут, а, Дрейк?

  Он расхохотался, глядя на растерявшегося Дрейка.

  - Да отстань ты, - разозлился он, возвращая Лерою флягу, - не о том думаешь!

- А о чем еще думать? Скальдов не видать, так хоть о бабах потрепаться. О, вон Кальт пошел. Интересно, куда он?

- Да к ведьме своей двинул, - фыркнул Дрейк, - вот уж подходящую парочку себе нашел, как раз по нему будет. Свихнувшаяся ведьма и пьянчуга.

-Омаха вроде говорила, что не ведьма она, - вспомнил Лерой.

Накануне выпал снег, лошади ступали почти неслышно. Лес стоял молчаливый, настороженный, угрюмый. На снегу не было видно ни одного следа, все вокруг казалось, вымерло. Ни ветерка, ни звука вокруг. Безмолвие действовало на нервы, заставляя людей ехать настороженными, готовыми ко всему.

- Омаха по доброте душевной защитить ее хотела, - Дрейк с хрустом потянулся в седле, разминая спину. – Я ее раз в лесу встретил. Так глянула, еле ноги унес, и потом еще полдня ходил как прибитый. Ведьма она или нет, а от деревни пусть держится подальше. – Он придержал лошадь, вглядываясь в заснеженный кустарник, выбросил вперед руку, показывая. -  След! Как его дозорные проморгали? Спешиваемся!

Шак внимательно осмотрел едва заметные вмятины на снегу, низко нагнувшись, понюхал.

- Свежий, вот и не заметили. Только-только прошли, двое. Кажись, Кальту не повезло, скальды прямо по его следам двигаются.

Охотники увидели, как две цепочки следов постепенно сближаясь, объединяются в одну.

- Ветер на нас, хорошо. Поспешаем, други, - в голосе Лероя слышалось нетерпение. Друзей охватил азарт. Быстро, но очень тихо, они стали нагонять неторопливо шедшего Кальта и скальда, преследующего его со спины. Ветки цепляли за одежду, мешая двигаться, ломкий наст то и дело проваливался под ногами. Казалось, лес нарочно задерживает охотников, создавая им одно препятствие за другим. От движения стало жарко, пар легкой дымкой поднимался над людьми. Наконец, на пределе видимости, они узрели черную фигуру Кальта, которую бесшумными прыжками нагоняли скальды – взрослый, дымчато-серый и белый, поменьше. Таиться было некогда.

- Кальт, беги! – оглушительно крикнул Шак, вскидывая арбалет. Тот услышал, обернулся, и, увидев скальдов и односельчан, кинулся к ним, загораживая, сбивая прицел стрелкам.

- Что он делает! – Раздраженно крикнул Дрейк. – Ну, все, сам смерти в зубы полез!

 Скальды, бежавшие прямо на калеку, даже не снизили скорости, пробежав совсем рядом с Кальтом. Они миновали человека и исчезли в подлеске. Ни Шак, ни Дрейк не смогли выстрелить – пьянчуга стоял на линии прицела.

- Этот ублюдок нарочно скальдов закрыл, - догадался Лерой. - Во, орет что-то.

Кальт и правда, пытался кричать на бегу, но сорванный голос подвел. Когда охотники приблизились, они увидели, что он пьян, как говорится, в зюзю. Его шатало из стороны в сторону, ноги подламывались, мешок съехал набок. Стали слышны его отдельные слова: « не стреляй… ребенка… зачем… …умны…»

- Допился! – сплюнул Дрейк, закидывая бесполезный теперь арбалет в петлю на седле, - Готов! Дети ему мерещатся. Ну, тля…

Кальт подбежал к ним и остановился, запалено хватая ртом воздух, не в силах сказать ни слова. Шак коротко и зло ударил его в скулу, опрокидывая навзничь. Кальт вскочил, состроив грозное лицо, кинулся к Дрейку. Все, что скопилось у Ведущего на душе, вся его злость и разочарование выплеснулись в жестком ударе под дых. Вновь упавший Кальт, не пытаясь подняться, и не обращая внимания на пинки, которыми от души награждали его рассвирепевшие охотники, твердил, захлебываясь слюнями: « Не смейте,… не стреляйте…»

Били его долго, остервенело, отводя душу. Наконец, устав, и бросив окровавленного, затихшего Кальта в сугробе, пошли обратно, ближе к следам разведчиков.

- Клан уже сапоги жует! – Продолжал кипеть Дрейк, - все деньги оборона жрет, а тут из-за допившегося ублюдка десять тысяч потеряли!

- Может другим повезло? – примирительно заметил Лерой.

- Хорошо бы, - отозвался Шак, - поехали лучше правее, поближе к остальным. Этого мы точно не возьмем, слишком далеко ушел.

Теперь, когда злость немного прошла, Дрейку стало стыдно, что они сорвались на калеку.

- Подбери Кальта, - попросил он Лероя, - мы поедем медленно, догоните. А то ведь сдохнет.

Лерой неохотно повернул лошадь назад. Ведущий и Шак не спеша ехали по лесу, забирая вправо. На душе у обоих было мерзко.

- Как думаешь, не убили мы его? – наконец не выдержал Шак.

- Не знаю. Я взаправду бил. А ты?

- Я тоже. – Шак вздохнул. – Лероя не видать. Подождем?

-Давай, - согласился Дрейк, - заодно и поедим.

Не успели они разложить костер, как совсем рядом услышали высокий звук рожка. На поляну на взмыленных лошадях вылетели пятеро всадников. Возглавлявший их Никита крикнул: « Не время есть, мужики! Мы только что видели огромнющего скальда, он в зубах чье-то тело нес! Где Лерой?» Дрейк с Шаком вскочили. «Неужели?» По своим следам они кинулись обратно, проклиная себя за то, что оставили колдуна одного. Но Лерой сам уже ехал навстречу. Вид у него был сконфуженный и печальный.

- Я его, наверное, с полчаса искал, - ответил он на вопрос, что так долго копался. – Поляна есть, снег истоптан, а Кальта нет. Флягу вот его нашел.

Лерой показал большую баклажку – лучшую подругу Кальта.

- Дай сюда, - сказал Никита, протягивая руку. Он повертел флягу в руках, затем медленно снял шапку.

-Ремень перегрызен. И на металле следы зубов.

- Как думаешь, тело найдем? – спросил кто-то из молодых, - похоронить бы надо. Какой бы  ни был, а человек.

- Если только пару косточек оставит, - сказал Никита хмуро. – Хоть и никчемный был…, а закопать, и, правда, надо. Пошли по следу, может, повезет.

Охота была забыта.

До самой темноты все прочесывали лес, ища останки Кальта. Все тщетно. Следы скальда, волоком тянувшего что-то тяжелое, уводили к Жерлу, исчезая в глухом буреломе. Лезть же к кровососам не отважился никто.

***

Часть 22

Через несколько дней дела потребовали присутствия Дрейка в Смолянске. Он уехал ранним утром, а чуть позже Ветер вспомнил, что запас порошков, необходимых для плавки слоистой стали потихоньку тает, и отправился следом, взяв за компанию Никиту. Стоял ясный солнечный день, было безветренно. По дороге Ветер увлеченно рассказывал ему о новой стали, ее достоинствах и неожиданной простоте рецепта. Никита вежливо слушал, кивал головой, не понимая ничего, но не решаясь обидеть кузнеца невниманием. За разговором доехали незаметно, но поскольку день уже клонился к закату, решили все дела перенести на утро. Маленькая уютная таверна на окраине, где они решили переночевать, могла похвастаться очень неплохой кухней. Готовили быстро, вкусно, по честной цене.

Кузнец и охотник сидели в своего рода кабинке: плетеные перегородки закрывали столик с двух сторон от взглядов посетителей. Стол бы крепким, широким, лавки - удобными, со спинками, позволяющими откинуться назад после плотного ужина. На свечах тут тоже не экономили. Хорошо!

- Когда еще удастся посидеть спокойно! – Никита с видимым удовольствием вычищал тарелку.

Ветер был с ним вполне солидарен в этом вопросе. Он блаженствовал, понемногу потягивая терпкое вино. Молодая подавальщица, качнув пышным бюстом, проворно выставила на стол очередную порцию закусок и удалилась, улыбнувшись Никите в ответ на игривый шлепок пониже спины.

Ветер буркнул:

 - Пора б уже и остепениться...

- А мне еще погулять охота! – задорно ответил охотник, - ты на нее глянь, девка – загляденье. Я к ней… - Никита умолк, увидев Дрейка, вошедшего в зал. Ведущего сопровождал человек, одетый как прислуга у хозяина средней руки. Его спутник, доведя бледного, как привидение Дрейка до соседней с Ветром кабинки, усадил его, и кивнул хозяину, стоящему за стойкой. Тот видно знал и этого человека, и Дрейка, и что нужно делать. Перед безучастно сидящим Ведущим появились большая кружка подогретого вина, пирог из печени и большой ломоть хлеба. Тот принялся вяло, медленно жевать. Ветер, сев так, чтобы его не было видно, шепнул Никите: «Что-то тут не так. Ты видел, как он шел? Как будто на воде две недели сидел. Давай-ка хозяина спросим.

Никита встал, и хотел было подойти к Дрейку. Ветер удержал его: « Меня слушай. Хозяина вначале спроси, он, шельмец, точно что-то знает»

Ветер очень опасался, не пристрастился ли Дрейк к дурман-траве, тайно продаваемой по окраинам Смолянска. Она давала невероятно яркие грезы, воплощая все самые сокровенные мечты человека, но отбирая взамен у него здоровье и силу. Никита взмахнул рукой. Та самая девушка, которая «загляденье», оторвалась от стойки и, улыбаясь, заспешила к нему.

- Краса, пригласи хозяина за наш столик. Дело есть. – Сказал Никита, опуская монетку в карман ее передника. Подавальщица накрыла руку охотника своей: « А что, добрый человек, сразу хозяина? Может, и я на что-нибудь пригожусь. Вдруг отвечу? – Она будто случайно коснулась охотника бедром.

- По твоему делу, девка, в другом месте спрос будет. Серьезный разговор будет, хозяина позови. – Скомандовал Ветер, глядя на разомлевшего Никиту. Тот привлек девушку к себе, что–то тихо шепнул ей на ухо, не удержавшись от быстрого поцелуя в щеку. Она посмотрела на кузнеца, потом, куда более ласково на Никиту, пожала плечами.

- Никакой тайны нет, - сказала она, присев на край лавки. – Господин Энхель тут своим людям силы восстанавливает. У него договор с хозяином – кого слуга приводит, хозяин ночлег дает и еду. А потом уже счет Энхелю присылает.

- Чем он занимается, это Энхель? – спросил строго Ветер.

- Он маг и аптекарь. Снадобья всякие делает, роды принимает, если надо, лечит понемногу.

- А как же люди на него работают, что после такой работы еле ноги волочат, а, краса? – спросил Никита.

 Да он кровь им пускает, собирает и настойки разные на ней делает. – Удивилась непонятливому посетителю девушка. – Кровь - то человеческая, если с добром дадена, иногда выше золота ценится.

-Так, краса. Вижу, кое-что ты знаешь. Звать-то тебя как? – спросил охотник, не выпуская руку девушки из своей.

- Радой зови, великан. Спутник только твой суровый больно, не обидит? – тихо засмеялась девушка, - я иногда больше хозяина могу рассказать, потому, что разным людям тарелки носить приходится.

- И не только тарелки носить, - пробормотал Ветер, удостоив ее скептического взгляда.

- Дурень ты старый, - обиделась Рада. – Волос седых полна голова, так и ум растерял. С твоим другом я ласковая, потому, что люб. А ты с гулящей девкой меня спутал. Я его уже с полгода как приметила, только вот все не звал. Не то время сейчас, чтоб церемонии разводить. Жить хочу, пока Империя в ворота не постучала, потом поздно будет.

- Ну, а как постучится? – насмешливо спросил Ветер.

- Ну а как постучится – на стену пойду, отец луку обучил. А пока жива - чего долго думать? По душе мне парень – прямо скажу.

Никита расцвел.

- Ишь, ты какая, - пряча смущение, отозвался кузнец, - ну, тогда прости, Рада, коль обидел. Расскажешь нам об этом Энхеле?

Рада кинула взгляд в сторону стойки. Хозяин куда-то ушел, на его месте стоял грузный рябой мужик с взлохмаченными черными волосами, казалось, не обращавший на посетителей внимания. Рада встала.

- Приплатите немного, я вам еще еду и вина принесу. Зато тот упырь за стойкой, придраться не сможет. А позовет – мне будет, чем перед хозяином оправдаться. – Девушка проворно собрала тарелки и убежала, одарив Никиту еще одним ласковым взглядом.

-Ну и девка, - Никита потер подбородок. Он чуть привстал, заглянул за перегородку. Дрейк сидел перед опустевшей тарелкой, закрыв глаза и, казалось, дремал. Рада вернулась быстро, принеся еще кувшин хорошего вина и блюдо с жареным мясом, на котором еще пузырился сок. Мимоходом она поставила перед Дрейком еще одну кружку, и тот, открыв глаза, потянулся за ней.

-Что ты ему принесла? - Ветер подозрительно посмотрел на Ведущего, с жадностью набросившегося на принесенное питье.

- Это дает силы, - объяснила девушка, протирая стол и подкладывая мясо спутникам. – Бульон с травами, он хорошо восстанавливает. Сама пробовала. Иной раз за день так набегаешься, а хлебнешь – и танцевать готова. Господин Энхель хорошую вещь придумал. А что вы о нем хотите услышать?

***

Дрейк с трудом поднял непослушные веки. Из тела словно вынули все кости, сознание плыло, к горлу то и дело подкатывалась тошнота. Превозмогая себя, он отхлебнул из пузатой кружки, принесенной Радой. Стало чуть полегче. Очень медленно Дрейк допил бульон. « Да - подумал он, - все же выпустил лишку». Зато теперь денег хватит вернуть Ахватару долг. Перебежчик запросил двести тысяч за рецепт стали, на восемьдесят тысяч он продал своих вещей. Дрейк вспомнил свое отчаяние, когда обегав весь город, он не нашел никого, кто мог бы ссудить ему недостающую сумму. Наконец, в отчаянии от того, что рецепт мог быть продан другому, Дрейк обратился к некогда спасенному им купцу. Тот, не говоря ни слова, выложил на стол баснословные деньги, попросив лишь вернуть их в срок. У Дрейка потеплело на душе. Конечно, не стоило выпускать из себя кровь кувшинами, но теперь дело сделано. Ветер кует многослойку, гигантский долг погашен. Право же, стоило потерпеть. Дрейк подвернул рукав и погладил руку, всю в синяках от многочисленных проколов. Все, руки, все. Долг оплачен, и клан получил еще одну надежду.  Дрейк встал, покачиваясь, и вдруг в соседней кабинке увидел Ветра и Никиту, обнимающего Раду. Старик поднялся ему навстречу.

- Малыш, да ты что с собой учинил? – спросил он, чуть не плача, - я только теперь понял, за что ты его достал. Да гори оно синим огнем за такую цену, ты же помереть мог!

- Еще и таился, - добавил Никита, - мы бы все пошли, по кружке сдали бы…

-Каждый – не получилось бы. – Дрейку казалось, что он говорит громко и уверенно, на самом деле он шептал. – За каждого не дали бы столько. А я – универсал. Моя кровь дороже золота.

Он шагнул навстречу друзьям и потерял сознание.

***

Часть 23

Темнота и холод. В голове словно пересыпаются песчинки и тихий этот шорох невыносим.

- Где я?

- Во мне, Кальт, - спокойный, уверенный мыслеголос Биссенджара, - Не пытайся шевелиться. Я тебя подлечу.

Холод отступает, становится легче дышать. Теперь начинает чувствоваться тело – саднящее, избитое, усталое. По нему прокатывается теплая волна, вымывающая боль, перед глазами начинают плясать белые круги, точки, линии. Во рту появляется противный привкус. Кальт чувствует у своих губ край чашки, разжимает губы, глотает горький отвар. Исцеляющая волна из теплой становится нестерпимо горячей, обжигает все тело. «Сейчас пройдет», - успокаивает Биссенджар. И правда, жар уходит, становится легче дышать, пляшущие перед глазами круги исчезают.

- Зачем ты закрывал нас собой? Мы сильнее и быстрее людей.

- От зачарованного болта тебя твоя сила не спасла бы. Я так и надеялся, что они не станут стрелять, боясь зацепить меня. Я должен был прикрыть, не забывай, что мы – семья. – Слабый отблеск улыбки на губах человека.

- Но они едва не убили тебя после. За что?

- Наверное, за то, что я лишил их надежды.

- Теперь ты захочешь мстить? У вас, кажется, так принято?

- Нет. – Кальт попытался открыть глаза. Веки тяжелы, непослушны.

- Они тоже моя семья. Они делают то, что считают правильным. Помнишь, Хасса рассказывала мне о Выборе? У нас он тоже есть. Одни выбирают сопротивление и смерть, все же надеясь на лучшее, я выбираю жизнь без надежды. Кто прав, Биссенджар?

- Я не знаю.

- Я тоже.

- Кальт, я пока побуду с тобой. Если станет хуже, я смогу помочь.

Что-то мокрое коснулось разбитого лица. Кальт, наконец, разлепил глаза. Настя осторожно счищала с него сгустки засохшей крови. Он лежал на каменном выступе, покрытом шкурой, в «очаге» потрескивал костер, нагревая воду в маленьком котелке. Хасса растянулась у входа, перегородив проем и обеспокоенно глядя на человека. Кальт потрогал языком десны и недосчитался двух зубов. « Могло бы быть и хуже», - проскрипел он, пытаясь улыбнуться. – «Сама Светлая Анастасия в сиделках и скальды в охранниках. Когда я о таком мог мечтать?»

- Значит, жить будешь, - с облегчением вздохнула Настя, отворачиваясь.

- Конечно. Я проживу еще сто лет и умру, занимаясь любовью с красивой девушкой! – Кальт попытался встать и увидел, что раздет. Начисто.

- Настя, ты лишила меня невинности, пока я был без сознания! – вознегодовал он, вспомнив первую встречу с ней. Он попытался завернуться в жесткую негнущуюся шкуру, на которой лежал. – Хасса, куда ты смотрела!

- Я поддерживала твое сердце, дурачок. – Хасса всхлипнула, - когда тебя отец принес сюда, ты был мертвее, чем тогда я. Нам нужно было тебя раздеть, чтобы поставить сломанные кости на место.

Кальт почувствовал ее недетскую печаль, усталость и опустошенность.

- Ты не хотел жить, - сказала Настя, протягивая миску с бульоном, - когда Биссенджар делился с тобой жизнью, ты несколько раз отвергал его.

- Ты сказала – Биссенджар? Я не называл тебе его имени.

- Я сам представился, - казалось, Биссенджар устало улыбается, - твоя женщина очень восприимчива. Она смогла установить контакт. И очень хотела помочь. Трудно заставить жить, если ты сам этого не хочешь. Но она нас убедила.

Легкий, как дуновение ветерка, едва слышный смех в голове, чувство облегчения и радости.

- Настя?

- Да. Впустишь меня?

Прошло немного времени.

- Какая ты… необычная, Настя.

Смущение и искреннее участие закружили Кальта в своем круговороте. « Не так сильно, Настя, - вспомнил он Хассу, - скальды очень чувствительны к нашим эмоциям. Ты можешь причинить боль». Кальт закрыл глаза и увидел всех: молчаливого мудрого Биссенджара, восторженно-удивленную Настю, Хассу – своенравную, озорную, и еще двоих. Алита –старая, полная добродушия бабушка Хассы, и Врос – ее сводный брат, совсем юный, едва начавший менять цвет шерсти. Они не делали попыток заговорить. Кальт мысленно обнял всех, посылая свое тепло и благодарность, и почувствовал ответную приветственную волну. « Как хорошо, - подумалось ему, - кажется, я не устал бы находиться в контакте вечно». Ему словно накинули на плечи тяжелый согревающий плащ, сотканный из одобрения и поддержки. Но, непривычный к множественному контакту, Кальт устал очень быстро, и, извинившись, оставил в голове только Настю.

Перед угасающими углями сидели напротив друг друга обожженная женщина и искалеченный мужчина, и, закрыв глаза, все говорили, говорили обо всем, узнавая друг друга. Зимний лес с удивлением прислушивался к новой, необычной частичке этого Мира.

***

  Часть 24

Никита подхватил обмякшего Дрейка на руки и понес его за Радой, показывающей дорогу. В комнате не было ничего, кроме вешалки на стене и широченной низкой кровати. Простой железный подсвечник стоял прямо на полу, в изголовье. Уложив Дрейка на кровать, Никита попробовал привести его в чувство.

- Не надо, - сказал Ветер, - он очнется сам. У него обморок от слабости. Как очнется – покормишь, и увози его. Я приеду попозже, завтра.

- Что такое универсал? И почему его кровь дороже золота? – спросила Лада недоуменно.

- Позвольте, я вам все поясню, - раздался от дверей новый голос. Высокий плотный мужчина с приятными, но резковатыми чертами лица и очень ухоженными белыми руками. - Меня зовут Энхель, маг-алхимик. Могу я войти?

Он переместился к кровати, и в комнате сразу стало тесно. Его проворные пальцы коснулись лба Дрейка, на мгновение задержались на шее, найдя пульс. Маг достал из кармана маленький пузырек с ярко-красной жидкостью и капнул немного в полуоткрытый рот пациента. Слегка поморщившись от отката, наложил заклинание, потом, усевшись на край ложа, оглядел присутствующих.

- Универсал – человек, кровь которого подходит для создания эликсиров, отвечающих требованиям третьей ступени магии. – Начал он. - У большинства людей кровь инертна, бесполезна для создания тонких структур. Магической силы в ней нет. У немногих – кровь зеркальная, как мы ее называем. Она пригодна для небольшого числа слабых эликсиров, для снятия порчи, например. Но так как проще добиться нужного эффекта другими средствами, зеркальная кровь не имеет особой ценности. Далее идет группа, именуемая исключительными. Таких людей весьма мало, их кровь идет на магическую косметику и сильнодействующие эликсиры, а так же для создания особо сильных ядов. И, наконец – универсалы. Из названия ясно, что их кровь пригодна для всего, мной перечисленного, но это не главное. Кровь универсала, человека, попадающегося раз на сто – сто пятьдесят тысяч, является одним из главных компонентов зелья молодости. Одна склянка такой крови стоит больше восьми тысяч золотых. И ее готовы покупать. Всегда.

Маг покашлял, прочищая горло, с сожалением посмотрел на Дрейка, распростершегося на кровати.

- Этот молодой человек, придя ко мне, уже знал, что он – универсал. Естественно, я проверил его, а после предложил купить всю кровь, которую он захочет дать.

- И ты был готов высосать из него все, гнида? – взвился Никита.

- Прошу вас! – маг протестующе поднял руки, - я не убиваю своих… поставщиков. Нормой является неполная маленькая кружка раз в десять дней, для организма это неопасно. Но вот этот молодой человек приходил ко мне дважды в неделю, и каждый раз оставлял по две кружки, полные до краев. Когда я предупредил его, что он занимается самоубийством, он ответил, что в случае отказа он будет выливать кровь на пол, прямо при мне, пока я не соглашусь на его условия. Он знал, какую ценность представляет кровь универсала, и не оставил мне выбора. Единственное, на что он согласился – принимать мои восстановительные снадобья. Он получил четыре письменных предупреждения, и подписал обязательство не иметь ко мне претензий, если его здоровье пошатнется. А вот сегодня парень просто сошел с ума. Два часа назад он принес мне три, понимаете, три кружки своей крови! Сказал, что это последний раз. Я оплатил его кровь честно, у меня есть уважаемые свидетели. Так в чем вы меня упрекаете?

- Ты едва не дал ему умереть, - зловеще тихо сказал Никита.

- Я как раз не дал ему умереть, молодой человек! – Парировал маг, - и на ваших глазах лечу последствия его безрассудства эликсиром, стоящим больше, чем, скажем, небольшой домик в городе! Универсал должен жить. У мальчика, видимо, серьезные денежные затруднения, раз он решился на такое.

Энхель решительно встал.

- А теперь, пояснив свои мотивы и действия, я ухожу. Если парень все же умрет – не пытайтесь повесить на меня последствия его безответственности. У меня найдется, чем ответить. Доброго здоровья!

Он вышел, не прикрыв за собой дверь.

- Вот ведь скотина какая! – прокомментировал Никита зло.

- Он не виноват. Дрейк действительно не оставил ему выбора, - печально возразил Ветер. – Эликсир молодости безумно дорог. Очень мало людей устоит перед искушением получить кровь универсала, формально не нарушая закона.

-Что за эликсир? – скривился Никита, - он что, дает вечную молодость?

- Один раз в жизни он прекращает старение на десять-тринадцать лет, - сказала Рада, - представь себе женщину, которая хочет стареть. Я не могу. И, будь у меня деньги, я тоже отдала бы все за лишних полтора десятка лет красоты и молодости.

На кровати зашевелился Дрейк. Ветер кинулся к нему, придержал голову. Все увидели, что кожа Ведущего порозовела, принимая нормальный оттенок. Он открыл глаза, обвел всех ясным взглядом и признался: «Я умираю с голоду».

***

Часть 25

Через неделю, сильно задержавшись, но уладив все дела с регулярной поставкой нужных компонентов, Ветер вернулся в деревню. Он остался доволен учениками, которые за время его отсутствия хорошо поднаторели в оружейном деле, сковав немало всякой потребной амуниции. На Круге, превращенном в тренировочную площадку, Гольд и его инструктора-наемники обучали мечу созданные отряды. Рядом тренировались стрелки, утыкивая деревянные щиты стрелами. Приветственно махнув рукой, Гольд подошел к Ветру: «Ну, как дела? Как съездил?»

- Удачно. Теперь будут сюда все привозить, не придется каждый раз в город ездить. А ты, я смотрю, людей без жалости гоняешь? – улыбнулся Ветер. – Почему столько народа в деревне?

- Так все закончили, люди со строительства освободились. Вот и гоняю. Времени у нас немного, хоть чему-то их обучить. А ты сам как – форму не потерял, у наковальни стоя?

Ветер крякнул, затем отыскал боевой молот в куче снаряжения неподалеку. Гольд вооружился большим щитом и тренировочным затупленным мечом, приготовился к обороне.

- Почему молот? – спросил он Ветра.

- Стар я с мечом скакать, гибкость не та. А с булавой как то привычнее, – ответил Ветер, делая несколько пробных взмахов, - эх, легковат. Ну, держись, воин.

Коротко хекнув, Ветер ударил бывшего наемника, уступившего ему право первого удара. Массивного Гольда как ветром снесло.

- Силен! – поднимаясь с земли и разглядывая остатки щита, признал он, - а был бы молот потяжелее, я б, пожалуй, и не встал.

- На то и расчет, - ответил кузнец, - если с одного удара не положу, то против молодого мечника долго не выстою, достанет он меня. Сила осталась, а ловкости нет.

- Ну, тогда старик знаю, чем тебя порадовать, - Гольд знаком подозвал одного из своих, что-то шепнул, - постой немного, сейчас кое-что принесут, как раз для твоих рук вещица. Он отошел, отдавая распоряжения, затем, немного погодя, поманил к себе Ветра: «Иди сюда, отче».

Старик с восхищением и знанием дела рассматривал шестопер, принесенный подручным. На длинной, в рост, рукояти, зашершавленной посередине, сидело квадратное оголовье с четырьмя массивными стальными перьями, каждое размером с лезвие небольшой секиры. Металл был матовым, слегка бугристым. Круглый противовес с длинным граненым шипом, позволявшим использовать оружие как копье, венчал вторую сторону рукояти.

- Ого! Какой же великан такой игрушкой баловался? – присвистнул Ветер, даже не пытаясь поднять оружие.

- Да ты в руки его возьми! – захохотал Гольд, довольный смущением кузнеца. Ветер, прищурившись, глянул на коллегу и взялся за рукоять, сделанную из неизвестного ему красно-коричневого дерева. Шестопер, с виду казавшийся совершенно неподъемным, весил как раз столько, сколько нужно. Баланс был идеальным, даже толщина рукояти оказалась как раз по руке.

- Это от деда осталось, - объяснил Гольд, наблюдая за Ветром. – Работа Прежних. Не знаю, какой он магией зачарован, но приходится по руке всякому, кто его возьмет. Ну, не хочешь попробовать?

Ветер взмахнул оружием и вокруг него басовито загудел распоротый воздух. Вращая шестопером, Ветер почувствовал, как легчает тот в движении, и удивился, поняв готовность смертоносной игрушки налиться при ударе тяжестью. Гольд кивнул ему на стопку щитов, выложенную расторопным помощником.

Хрясь! Ветер с недоверием смотрел на ушедшую глубоко в землю голову шестопера на том месте, где только что лежала стопка из шести добротных деревянных щитов, перекованных стальными полосами. Они обратились в щепки и обрывки металла. Кузнец потянул за древко и едва не упал – оружие вышло из земли неожиданно легко, отозвавшись на желание хозяина. Осмотрел перья – ни следа.

- Дарю, - серьезно кивнул Гольд на немой вопрос Ветра. Тот, не в силах вымолвить ни слова, выразительным взглядом поблагодарил. Буду опытным бойцом, Ветер даже в легендах не слышал о таком оружии. «Видать не всякий раз его доставали», - сказал он.

- Не всякий. Дед его в схроне Прежних нашел, но он не был воином. Отец предпочитал меч, так что и у него шестопер на стене провисел. Ну, а мне ловчее всего с когтями управляться, они тоже зачарованы. Так что владей и береги. Я ж говорил, как раз по тебе игрушка! – Гольд хлопнул Ветра по плечу и, довольный, пошел прочь, насвистывая себе под нос.

***

Часть 26

Линайна вновь появилась в городе. Дрейк увидел ее вместе с Гревом у Жигло, к которому он забежал повидаться. Грев коротко, но тепло, поприветствовал его, Линайна просто кивнула. Дрейку ничего не оставалось делать, как поблагодарить за присланного лекаря и попытаться быстро исчезнуть. Не тут-то было. Командующий Серебряного Молота, обрадованный встречей, пригласил Дрейка отметить «это дело». «Думаю, найдется, о чем поговорить», - улыбаясь, сказал он.

- Лорд Грев. Я благодарен вам за заботу, но вы – Со-Ведущий Империи, а мы не разделяем ваших убеждений и методов. Мне нечего сказать человеку, готовящемуся захватить наши земли. – Наконец не выдержал Дрейк, устав искать подходящие причины, чтобы ускользнуть. Грев печально посмотрел на него.

- Жаль, что вы так настроены. Но каждый выбирает свое, не так ли? Впрочем, я надеюсь, что вы все же присоединитесь к нам, Лорд Дрейк. Такие люди, как вы, нечасты, и многого могли бы добиться в Империи. Хотя я понимаю и уважаю ваш выбор.

Дрейк смущенно раскланялся и ушел. Он представлял себе этот разговор совсем иначе, но Грев обезоружил его своим тактичным и вежливым тоном. Дрейк впервые задумался о том, что враг  не обязательно будет жестоким кровожадным ублюдком, недалеким и агрессивным. Грев невольно вызывал уважение. Дрейк подумал, придет ли Линайна сегодня? Он по-прежнему не мог спокойно думать о ней, враз теряя голову и забывая обо всем на свете.

- Дрейк, очнись! На ходу спишь!

Перед ним стоял Никита, обнимая Раду за плечи. С тех пор, как молодой охотник встретил ее в таверне, любителя погулять, подраться, и позадирать подолы девкам, словно подменили. С первого взгляда прикипев к девушке, Никита теперь все время проводил рядом с ней, глядя восхищенными глазами. «Если б мне так с Лин, - подумал Дрейк ревниво, - вот  так, не  таясь…» Никита огорошил его.

- Дрейк, мы понимаем, война на носу и все такое.… Но мы с Радой все равно решили пожениться. Будем жить, пока живые. – Добавил он, с нежностью глядя на девушку, прижавшуюся к нему.

Дрейк через силу улыбнулся.

- Здесь останешься или девушку уговорил?

- Уговорил, - рассмеялась Рада, поправляя волосы, - все уши рассказами забил! И красиво, и тихо, и спокойно, мол, у вас. Да и от Империи чуть подальше.

- Ну, Никита, нашел себе счастье, так держи, - Дрейк уже задумался, что подарить молодым. – Вези к нам, пока не передумала.

Тоскливо защемило в груди.  «Линайна. Будем ли с тобой, или встретимся врагами?»

- Мы дня через три уезжаем, - сказал Никита, - ты сам долго тут будешь?

- Пока не знаю, еще тут еще здесь дела есть. – Дрейк отвел взгляд.

Линайна пришла поздней ночью, когда Дрейк уже перестал ждать. Она обняла его, запустила тонкие пальцы в волосы и легонько куснула за подбородок. « Ммм… как я соскучилась!», - пропела ведьма.

- А как я соскучился, - Дрейк покрыл ее лицо поцелуями, - А Грев тебя не выследит?

- Грев то и послал меня. - Линайна рассмеялась, - чем-то ты ему понравился. Он о тебе, оказывается, собирал сведения, а час назад меня вызвал и говорит – иди, делай что хочешь, но чтобы Дрейк на нашу сторону добром перешел. Так что, милый, сейчас я тебя соблазнять буду всеми благами Империи. Готов?

В ее глазах горели возбужденные огоньки. Линайна подтолкнула Дрейка к кровати, и мучительно медленно принялась раздеваться.

- Первое: Грев предлагает тебе пост его наместника, - промурлыкала Линайна, прижимаясь к Дрейку, - с содержанием восемь тысяч золотых. Во-вторых – собственный замок с охраной и привилегией иметь рабов.

Она прильнула к обнаженной груди Дрейка.

- И еще он обещал тебе меня. Не знаю, чем ты его так зацепил, но такого предложения он еще никому не делал, я точно знаю. Соглашайся, милый. Ты станешь третьим человеком в Империи и получишь меня.

Линайна посмотрела Дрейку в глаза, и тот увидел, что она плачет и глядит с непонятной надеждой. « Он всерьез мне это предлагает?», – спросил Дрейк в смятении. Девушка кивнула, продолжая смотреть странным взглядом.

- И какая цена?

- Твои земли. Твои люди. Твоя верность.

- Ууу, как заманчиво. И как дорого он просит. – На Ведущего словно вылили ушат ледяной воды, - Нет. Я не предам своих людей и не уйду со своей земли, так и предай ему. И, знаешь что, Лин – уходи. Ты убиваешь мою любовь, согласившись стать приманкой Грева. Для вас верность – это то, что обеспечивается деньгами или страхом. Я боюсь смерти, Лин, очень боюсь. И все-таки я предпочту умереть, чем жить с таким позором. Уходи.

Линайна отвернулась. Когда она вновь взглянула на него, ее глаза лучились радостью, слезы высохли.

- Вот теперь я точно никуда не уйду, - зашептала она, вцепившись Дрейку в плечи. – Мой милый, глупый Дрейк. Я так хотела и так боялась, что ты согласишься. Боялась ошибиться в тебе, увидеть тебя таким же как те, кто продал себя. И хотела – потому, что Грев выполнил бы свое обещание. Но если бы ты согласился, я вряд ли смогла любить тебя по-прежнему.

Дрейк закашлялся: «Так ты уговаривала меня не всерьез?»

- Еще как всерьез. На мне лежит заклятье верности, не забывай. Но я не причинила вреда Империи, и честно пыталась тебя уговорить. Ты отказал, но я передала тебе все, что надо. Перед Гревом я чиста. Я так горжусь тобой, мой Лорд! Но имей ввиду – я приду еще уговаривать тебя и завтра, и послезавтра, пока Греву не надоест. – Линайна рассмеялась счастливым смехом. Ее одежда уже куда-то исчезла и девушка лежала рядом, обнаженная. «Но ты не думай, я найду для нас выход», - шепнула она, тихонько охнув, когда Дрейк вошел в нее.

На следующее утро Дрейк пришел к Энхелю и, несмотря на все уговоры, сдал еще немного крови – молодым на подарок.

***

часть 27

Терпения Греву хватило ненадолго, и Линайна, придя на третью ночь, предупредила, что уезжает. Их отъезд в аккурат совпал с окончанием сборов Никиты и Рады, так что в обратный путь они отправились все вместе.

- Дрейк приехал! – Иосиф с радостным криком несся по деревне, оповещая людей. И в самом деле, у дома Ведущего стояли две оседланные лошади, а Дрейк с задумчивой полуулыбкой выметал пыль, скопившуюся за время его отсутствия. Рада вызвалась было помочь, но он не позволил: « Вот у себя в доме и будешь чистоту наводить. А тут мои владения». Дрейк прошелся по деревне, заглянул на Круг, где теперь днем и ночью не стихал лязг мечей. Зашел к Териан проведать Иосифа. Все было в порядке, жизнь шла своим чередом. Немного поспорив с Никитой, решили назначить свадьбу через неделю. Народ, узнав о предстоящей свадьбе, оживился. По праздникам соскучились все, изрядно утомленные работами на рубежах. Вспомнив о Кальте, Дрейк помрачнел, нехотя зашел в развалюху, где тот жил. Остановка убогая. Голые пол и стены, узкий лежак, застеленный каким-то тряпьем, грубо сколоченные стол и лавка. На стене – потертая одежда, развешанная на гвоздях. В углу – маленький сундучок, в котором Кальт хранил самое ценное свое имущество.

- Мародерствовать пришел? – услышал Дрейк за спиной голос, - не твое, так не лапай.

Кальт, трезвый и злой, зашел в дом, немного подволакивая ногу. На заиндевевшем полу остались его следы. Дрейк открыл и закрыл рот, лишившись дара речи. Кальт снял со стены старый плащ, из-под лежанки достал мешок с одеждой. Только сейчас Дрейк разглядел, что одет тот был в лосиную шкуру, подпоясанную сухожилием.

- Как ты выжил? – не веря своим глазам, спросил Ведущий. Кальт молча переодевался, зябко ежась от стылого воздуха. Собрав нехитрый скарб, подошел к сундучку, плечом отодвинув Дрейка, поднял его на плечо и зашагал к выходу.

- Кальт, подожди! Я виноват…

- Я не твоими стараниями выжил, тварь, - Кальт плюнул Дрейку в лицо и вышел, не закрыв за собой дверь. Люди, как то проведавшие, что пьяница жив, уже собрались возле дома. Он, молча и равнодушно пройдя сквозь толпу, побрел к лесу. На околице Кальт обернулся.

- Ухожу. Лихом не поминайте.

И, не обращая внимания на крики и уговоры, исчез в лесу, а поземка замела его следы.

***                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                              

Часть 28

- Скажи, что за хребтом?

- Я не знаю, Кальт. Мы никогда не ходили за горы.

- Почему?

- А зачем? Нам всего хватает здесь.

Теперь он много времени проводил в контакте со скальдами, учась сам и рассказывая им о людях. Часто Настя присоединялась к беседе, но множественный контакт давался ей очень тяжело. В таких случаях Кальт голосом пересказывал ей реплики скальдов. Он уже совсем выздоровел, немного пополнел и бросил привычку непрерывно пить, сильно порадовав своих друзей. Скальды приносили им лосей и вепрей, одежду Кальт забрал из деревни, кое-что Настя шила сама. Зима сдавала свои позиции, и по лесу все чаще проносился теплый ветер, пахнущий весной. Снег почти сошел, и только в самых глубоких распадках еще лежали серые ноздреватые комки.

- Как зачем? Чтобы знать.

- Мы не так любопытны, как люди, и еще меньше склонны к авантюрам. К тому же это может быть опасно.

- Опасно? Но, Алита, какие могут быть опасности для вас? Вас не берет ни железо, ни магия… за исключением заклинания Лероя.

- Кальт, ты все еще считаешь нас неуязвимым воплощением всех достоинств разумных? – старая скальда рассмеялась, - Мы не идеальны. У нас тоже есть храбрецы и предатели, добрые и черствые, рассудительные и взбалмошные. Ты говоришь, мы неуязвимы. Против ВАШЕЙ магии и ВАШЕГО железа – да. Нас хранит Защитник. Но в нашем Мире, среди своих, мы вполне обычные существа. Мы можем утонуть, быть расплющены сорвавшейся скалой, быть убиты кем-то другим, наконец. Не идеализируй нас. Я чувствую, ты к этому склонен.

- Я смотрю, и вижу в вас только хорошее.

- Тебе показывают только хорошее. Кто же во всеуслышание объявит себя скупцом, завистником, трусом? Вы от нас отличаетесь, пожалуй, только пренебрежением к смерти и склонностью к авантюрам. Еще вы гораздо эмоциональнее и коварнее. Мы проще.

- Как потеплеет, я хочу увести Настю за горы.

- Мы можем разведать для тебя те места, если кто-то захочет это сделать. Но я сомневаюсь, что кто-то действительно захочет.

- Мне трудно вас понять.

- Поверь, нам еще труднее понимать вас. Мы знакомы уже три месяца, а я не понимаю и половины того, что вами движет. А ведь я видела очень многое.

- Наверное, если у нас будет больше времени, мы поймем друг друга. – Вздохнул Кальт.

- Несомненно. Нам нужно время и терпение.

***

Часть 29

- Франкфурт и Хейн пали, Олдер еще стоит, но долго не продержится. Пек открыл ворота города, люди разбегаются кто куда. Не сегодня – завтра, Империя придет сюда. Удвоить число наблюдателей. Ужесточить дисциплину. Среди новичков попадаются паникеры – таких выгонять сразу. Объявлено в Смолянске о приеме рекрутов в ополчение. Наша армия растет, но лишняя сотня помехой не будет, - короткими, рублеными фразами обрисовал Гольд ситуацию. – Нам необходимо…

Что было необходимо, он сказать не успел. В комнату вбежал запыхавшийся мальчишка.

- Корабли Империи на рейде Смолянска! Тридцать два вымпела!

Совет переглянулся. Тридцать с лишним вымпелов – более трех тысяч воинов. Империя, видимо, решила не мелочиться, а покончить одним ударом с островком свободы на севере.

- Ну и, вот, дождались, - как будто с удовлетворением сказал Борк. – Кого они станут давить первых, нас или Смолянск?

- Вероятнее, нас. – Гольд почесал бритый затылок. – Мы слабее. При такой численности они могут не опасаться удара в спину от города, а покончив с нами, они зажмут Смолянск с двух сторон, даже с трех. Хорошая возможность сделать их потери минимальными. Дрейк, поднимай всех. Шлите за подмогой повсюду, где еще можно ее получить. Мы-то свои планы строили, исходи из численности Серебряного Молота, а империя нас обошла. Они спешат, раз бросили против нас такую армию. Нам не выстоять.

***

-Вам не выстоять, - тихо сказала Линайна, гладя Дрейка по плечу. Они лежали, обессиленные от любви, на мохнатой шкуре, кинутой прямо на лапник, в маленькой палатке. В этот раз она послала к Дрейку городского мальчишку, рассказавшего, где Ведущего будут ждать – на полпути к Хрустальному ручью. Ведьма приехала инкогнито и ненадолго, только для того, чтобы увидеть Дрейка.

- Грев сказал, что все его предложения в силе. А я была неправа. Лучше позор, чем потерять тебя. Пойми, милый, это уже не честь, это глупость. Боя не будет, будет резня. Прими подданство, Дрейк, я умоляю! Я не могу тебя потерять! И твои люди, по крайней мере, сохранят жизнь. Да, в рабстве, но они будут жить!

- А ты представляешь, как мне будет жить с этим? – спросил Дрейк, выделив голосом «мне» - Они верят в меня.

- Я могу избавить тебя от позора, - сказала Линайна, тихо плача, - но цена велика.

- И как же, интересно?

Ведьма печально посмотрела на Ведущего, и тот, глядя в ее глаза, вдруг понял.

- Нет! – Крикнул он в ужасе. – Вырезать весь клан?! Всех живых?

- Греву не нужны все. Ему нужен ты. И мне тоже, мне – гораздо больше. – Линайна стала на колени, обхватив ноги вскочившего Дрейка. – Я умоляю, будь со мной! Не ради поста и денег, ради меня! Не дай себя убить!

- Больше всего на свете я хотел бы быть с тобой, Лин. – Медленно сказал Дрейк, глядя на ведьму, бившуюся у его ног в истерике. – Но не такой ценой. Мы будем сражаться. А когда придет время – умрем с честью.

Линайна завыла диким зверем, впиваясь ногтями себе в плечи и раздирая их в кровь. Дрейк погладил ее по голове, и вышел из палатки. Вот и все. Все сказано. Они не отступят. Дрейк спросил себя с недоумением, сам поражаясь наступившему спокойствию: « Неужели я не боюсь смерти?» «Боюсь», - ответил тут же, - «Но еще больше боюсь жить с таким бесчестьем». Неоформившаяся гадкая мыслишка мелькнула где-то в глубине сознания, пугая темнотой и безмолвием. Дрейк сильно, до крови, прикусил губу, отгоняя соблазн. Нет! Из палатки выбралась уже одетая Линайна, исступленно поцеловала Дрейка в губы, и, вскочив на своего коня, дала ему шпор.

***

- А если послать к Белым? – спросила Териан.

-Нам не по карману нанять хотя бы одного боевого мага, - отозвался Дрейк, - а тут один погоды не сделает. Тем более Империя магов любит, ублажает их. Белые сами по себе, они не пойдут воевать за нас.

- Да кто сейчас о деньгах говорит! – вспылила Териан, - пошли к ним, Дрейк, просто проси о помощи. Что мы теряем?

« И правда», - подумали все, - «Терять нечего».

- Весь остальной план прежний. Встречаем их луками на границе, отходим, сдерживая по возможности. Как до Серого поля дойдут – выходим врукопашную. Ну и ночами потреплем их, как сможем. А вдруг, и правда, Белые придут, - подытожил Гольд.

***

Часть 30

Никита тщательно проверил лук, щелкнул пальцем по тетиве. Положил рядом собой три стрелы с широкими, иззубренными наконечниками. Колонна имперцев двигалась неторопливо, размеренно, грозно. В середине Никита заметил магов в своих нелепых балахонах.

- Вот и наша цель – подумал он удовлетворенно, - идут, как на смотре. Ничего, уже скоро.

- Делаете три выстрела и бегом на вторую линию, - напутствовал их Ветер, - не геройствуйте, пальнули – и назад. Нужна внезапность.

Голова колонны достигла граничного столба, вкопанного в устье Хрустального ручья. Маленькая фигурка впереди идущего воина махнула рукой, и двое, отделившись от строя, облив чем-то столб, подожгли его. Война объявлена.

Полсотни лучников затаили дыхание. Полсотни стрел легли на тетиву. Громкий хлопок – сигнал к атаке, разбудил эхо, и оно пошло гулять по горам, рассыпаясь на множество откликов. Пятьдесят стрел взлетели в небо. Теперь скорее, ее и еще раз успеть выстрелить, пока первая поющая смерть еще в полете, пока магов не прикрыли щитами меченосцы. Первая кровь не успела пролиться, но стрелки, забросив луки за спину, по длинным веревкам уже съехали вниз с деревьев, на которых были обустроены помосты для них. Ох, не зря гонял их Гольд, не зря. Стальной град упал точно в середину первой колонны, враз выбив не менее семи магов и полутора десятков латников. Не зря Ветер ночами колдовал у горна, пытаясь сделать наконечники, пробивающие слоистую сталь.

Строй имперцев смешался, и ответный залп не достиг цели – просто непонятно было, куда целить, поэтому лучники Империи били, куда попало. Но порядок восстановили быстро, спрятав магов за стеной щитов, поднятых вверх. Гольд, поднаторевший в тактике, предвидел и это. Вторая атака пришлась по относительно слабо защищенным ногам щитоносцев внешнего кольца. Когда те, крича от боли, стали падать, сотня тяжелых стрел из осадных арбалетов собрала неплохой урожай, навылет пробивая более тонкие щиты меченосцев в глубине строя и сея там смерть. Плохо было только одно – чтобы стрелять по ногам, лучникам пришлось выйти на расстояние прямого выстрела. Уцелевшие маги ответили, и лес справа от колонны наполнился треском и скрипом. Дохнуло лютым морозом, и множество деревьев разлетелось на куски, осыпав щепками все вокруг. Но и на сей раз лучники остались невредимы, нырнув в заранее выкопанные ямы–укрытия. Ее два десятка легионеров упали на землю. Вдалеке затрубил боевой рог.

- Отходим, - скомандовал Никита своей дюжине, - сейчас они оправятся и в цепь станут. Пускай до ночи настороже походят, а по темноте повторим.

 Выскакивая из укрытия, каждый брал заостренный кол и втыкал его в землю, превращая яму в ловушку. Закрыв отверстия сплетенными из веток циновками, лучники притрусили их землей и прошлогодними листьями.

- Давай, давай, быстрее, - поторапливал друзей Никита, - если замешкаемся – прищучат. Бегом!

Точно – слабый вначале, ответный удар стрелков и магов набирал силу, огонь становился все более точным, подбираясь все ближе. Толстые болты басовито гудели, с чмоканьем вонзаясь в стволы деревьев, ворошили прошлогодние листья под ногами. Огненные всполохи и бело-голубые сгустки энергии, пущенные магами, молниями проносились совсем рядом, освещая судорожными, колеблющимися вспышками темнеющий лес. – Интересно, как у других дела? – крикнул Шак, петляя между деревьев.

«Интересно будет, когда мы от них оторвемся, - отозвался Никита, бесшумно возникнув рядом, - поднажми, зацепят». По его лицу стекала кровь из пореза на лбу. Быстро смеркалось. Наконец огонь в спину утих, наступила тишина, нарушаемая лишь треском веток под ногами бегущих и тяжелым сопением. Шак прислушался: вроде слева двое бегут, рядом – Никита, остальных не слыхать. « Один сзади, пятеро впереди, - уточнил командир. – На месте посчитаемся». Недосчитались одного – новичка по имени Ханс. Как потом выяснилось, он, убегая, сильно повредил ногу, поэтому здорово отстал и приплелся к месту сбора позже всех. Наступила ночь, и луна, взойдя, выкрасила все в серебристый и непроглядно-черный цвета.

- Некстати луна, - вздохнул Рендри, бывший наемник из отряда Борка.

- Ничего, мы дома, а дома и Селена поможет. Легче целиться будет. – Усмехнулся Никита. Он закончил мазать сажей лицо и несколько раз провел пятерней по лицу Рендри, - хватит бездельничать, выступаем.

Все знали, что сейчас, со всех сторон, ползут к имперцам, ставшим лагерем, отряды лучников.

***

-Далеко кордоны вынесли, - одним дыханием прошептал Ветер на ухо Раде, прижавшейся к земле рядом, - умно поступили: бронника и мага вместе поставили. Убьешь мага – бронник тревогу поднимет, а если в обоих стрелять – второе кольцо услышит, как болт в панцирь стукнет.

- Целься в мага, - приказала Рада, вытаскивая из сапога длинный нож. – Да, сажи дай. Клинок вымажу, блестит, что река под луной.

- А сможешь? – усомнился кузнец, - сгинуть дело нехитрое, а мне потом перед Никитой глазами хлопать.

Рада невесело усмехнулась и пояснила в двух словах, что отец ее сотником был и разным штукам дочь научал, а некоторым пенькам замшелым лучше бы помолчать, и делать то, что велят. Никита никак не хотел пускать молодую жену в первые ряды, но настырная красотка добилась-таки своего, публично посрамив мужа в стрельбе и метании ножа. « Ну, смотри», - Ветер приник к арбалету. Перед ними, среди разросшихся кустов, едва виднелись две головы :одна в шлеме, вторая – в островерхом капюшоне мага. Ветер взял его на прицел, и когда рядом с «секретом» имперцев мелькнула гибкая тень, нажал на спуск. Тихий «чпок» и едва слышный хрип почти совпали. Ветер дважды дернул за длинную веревку, привязанную к поясу, давая сигнал залегшим сзади бойцам. Первое кольцо охраны было пройдено.

***

С невысокого пригорка лагерь был виден целиком.

- Хитры! – тихо выругался Никита, увидев, что палатки, в которых спали воины, окружены большими щитами, стоящими впритык друг к другу. – Сквозь щит не всякий болт пройдет, а по верху бить бессмысленно.

Запас бронебойных болтов был невелик, ну да не солить же их. Шак взял на прицел часового – мага, одиноко сидящего у костра. Конечно, с двумя кольцами дозоров можно и расслабиться, в лагере-то. Вдруг от одной из палаток отделилась тень, взмахнула рукой – и часовой, медленно завалившись на бок, скорчился в круге света. Из его шеи торчала короткая рукоять метательного ножа.

- Рада твоя тут уже, - «обрадовал» Никиту Шак, - нарвется, дуреха.

А Рада, на секунду застыв посреди лагеря, кинулась к одной из палаток. Она стала по одному растаскивать щиты, открывая стрелам дорогу. Почти сразу к ней присоединились Никита и Ветер, не выдержавшие щекочущего нервы зрелища. В любой момент могла придти смена, кто-то мог просто выйти по нужде. Три тени бесшумно метались между палаток, все больше щитов валялось на земле. Луна, как назло, светила, вовсю. Еще несколько минут томительного ожидания – и смельчаки исчезли в лесу, сделав свое дело. Дважды ухнула сова, затем, после паузы, еще раз. Палатки вмиг покрылись кружевными разводами отверстий – в ночной атаке участвовали все стрелки клана. Казалось, невидимый вышивальщик быстро-быстро прошелся иглой по тяжелой ткани палаток, сплетая ведомый только ему замысловатый узор. Первое время был слышен лишь посвистывание т звуки глухих ударов стрел, нашедших свою цель. Потом, по одному, раздетые, переполошенные, стали появляться солдаты противника. Зазвучал сигнальный рожок, имперцы хватали разбросанные щиты, наспех строили оборону.

Залп! Крики раненых, стоны, проклятья умирающих, гудение начинающегося пожара. Залп! Залп!

- Уходим. – Разгоряченного Шака Ветер оттащил за плечо, - утром издалека посмотрим, что натворили. Да пошли же!

Шак выпустил еще пару стрел и неохотно последовал за отступающими соратниками. Он весь дрожал, словно в лихорадке - злой, торжествующий, пышущий горячкой боя.

Не потеряв ни одного человека в ночной вылазке, возвращались в приподнятом настроении. Да, это всего лишь одна из незначительных стычек. Но люди, сплоченные общей бедой, поверившие в себя, добившись первого успеха, выглядели сейчас почти счастливыми. Они не шли - летели на крыльях победы. В лагере всех уже ждал ужин. Рада, вернувшаяся раньше, уже рассказывала подробности ночной бойни мечникам, не принимавшим участия в сражении.

- Повезло тебе с женкой, Никит, - вздохнул завистливо Шак.

- Заткнись, накличешь еще, - не поддержал друга охотник, - спать ложись, нас постерегут.

 

Едва рассвело, вернулись наблюдатели, принеся хорошие вести. Ночной бой обошелся имперскому корпусу самое малое в сотню убитыми. Было среди них и трое магов.

-Может и больше, - говорили лазутчики, - но особо не разглядишь, как муравейник разворошили. Раненых много, даже считать не стали.

- И это тот самый хваленый Серебряный Молот? – Рада презрительно фыркнула, внимательно выслушав новости. – Да так они и до Поля не дойдут!

- А ведь и верно, - вскинулся Гольд, -что-то тут не то. Не могут ветераны такие потери на марше нести, да и с дисциплинкой, я заметил, слабовато у них. Если случится, надо бы пленного взять.

**

Часть 31

Кальта разбудил тревожный рев боевого рога, раздавшийся в ночи. Спал он на полу, поближе к очагу, как шутила Настя. Натянув плащ, выскочил наружу, прислушался. Где-то далеко , на пределе слышимости , он уловил звуки боя, нестройные крики.

- Хасса, малышка.

- Я рядом.

- Что случилось? Неужели Империя уже здесь?

-Да. Они уже третий день здесь. Твой бывший клан обороняется.

Кальт посмотрел на небо. На востоке уже побивалась нежно–розовая полоска восхода, подсвечивая легкие облака. Вошел в дом, завозился, укладывая в мешок наиболее ценное.

- Вставай, Анастасия, мы уходим. – Он бесцеремонно сдернул спящую женщину с ложа.

- Ой! Напугал! Куда уходим? Зачем?

- Имперцы уже здесь. Клан Дрейка пока их держит. Нужно поспешить, если мы хотим уйти живыми.

Настя сонно помотала головой, завернулась в одеяло.

- Я не поняла, Кальт. Пока они защищают эту землю, ты предлагаешь уйти?

- Да.

- Не шути так. Сейчас я оденусь, и мы пойдем к ним. Помощи от нас конечно мало, но стоять же в стороне!

- Настя! Люди этого клана выгнали слабую женщину в зимний лес, и едва не убили меня! И ты хочешь воевать на их стороне? За их благополучие?

- Я иду воевать за свою свободу, Кальт. Я пойду мстить Империи, раз уж нашлись люди, решившиеся ей противостоять. Благодаря Империи я стала такой – и ты спрашиваешь, буду ли я воевать? Не смотри на меня так, Кальт, - она встала и гордо выпрямилась, - когда шел бой в замке, я была оглушена, а когда очнулась – в живых осталась только я. Имперцы уже раздевали меня, собираясь насиловать. Я вскочила. Позади меня была глухая стена, впереди – они. Их командир сказал: «Ты так дрожишь за свою честь?»

Гневные слова лились потоком

- Выбирай, - сказал он. - Огонь или мы? На вашем знамени - Феникс, восстающий из пепла.

Они смеялись, Кальт! Они все время смеялись, когда таскали дрова и готовили костер! Они были уверены, что я струшу! Но я сама зажгла его, и стояла, горя заживо, пока их старший не крикнул погасить огонь! А потом он отпустил меня, сказав: «Вот когда ты станешь прежней, возродится и твой клан». О. насколько умной была эта месть! Он не позволил убить меня.

Настя задыхалась, ее глаза лихорадочно сверкали.

- Он придумал мне стократ худшую долю, чем смерть! Жить, зная, что ты – последняя, и никогда не родишь дитя, чтобы продолжить Род и клан! Я три года ходила по городам, уговаривая каждого, кто не был злодеем, сделать мне ребенка! Я сама воспитала бы его, спасла бы Род!

По ее лицу катились слезы. Она не вытирала их, и говорила все быстрее, ожесточеннее, горше.

Но тот, кто сделал со мной это, хорошо знал людей. Меня гнали, позорили, били, боясь смотреть на меня! Буду ли я мстить? Да! Ты со мной?

Кальт опустил голову.

- Нет. Того, что было, уже не вернуть. Я воевал за свободу свою и других, защищая тех, кто просил об этом. Люди меня отблагодарили. Я хорошо усвоил урок. Теперь я живу для себя.

- Уходи! Уходи, трус! Я жалею, что знала тебя! Жалею, что принимала твою заботу, делила с тобой жилье! Иди – и живи, вечно дрожа за свою никчемную жизнь!

Кальт молча собрал остатки вещей и ушел. Настя поспешно собиралась, боясь не успеть.  В ее глазах все еще стояли слезы.

Часть 32

Ночной бой не добавил захватчикам осторожности. Они упорно продвигались вперед, и к полудню вышли к неширокому ущелью. На этот рубеж Гольд с Ветром возлагали особые надежды. Другого прохода на земли клана не было – на этом и строилась тактика защитников. Больше двух месяцев почти триста человек подрывали его стены, становясь на плечи друг другу и ежеминутно подвергая себя риску быть похороненными под обвалом, ими же и вызванным. Отвесные скалы не позволяли забраться наверх и нагромоздить кучи камней, чтобы впоследствии сбросить их вниз. Под натиском легиона они медленно отходили к расселине, стараясь держать не слишком большую дистанцию, показывая, что измотаны до предела. На выходе же в засаде ждали неприятеля три сотни мечников и тяжелые копьеметы, пристрелянные по ущелью.

Голь не пустил Дрейка на линию обороны, напомнив, что Ведущий должен управлять боем, а не лезть на рожон, рискуя собой. Умом Дрейк понимал все, но сердце просило боя. Вот и сейчас, спрятавшись на опушке с сотней охраны, он нетерпеливо ходил взад – вперед, наблюдая, как на выходе из ущелья появляются его легкие отряды, заманивая легионеров в ловушку. Имперцы шли, будто не видя узкой дороги и не осознавая опасности. Они всего лишь сомкнули щиты, подняв их над головой.

- Пора, - скомандовал Гольд, когда голова плотного строя имперской пехоты показалась на выходе. Огромные копьеметы, заряженные каждый нетолстым бревном, громко гукнули, четыре заряда почти одновременно ударили в ослабленные стены. Раздался скрежещущий грохот, и ущелье заволокло сероватой каменной пылью, медленно оседавшей. Лучники, вмиг развернувшись, посылали стрелу за стрелой в клубящееся марево, броненосцы стояли наизготовку, ожидая, пока осядет пыль. Наконец серая муть рассеялась, открыв взглядам огромную кучу камней, перегородившую ущелье. Десяток – полтора легионеров успели проскочить зону обвала и теперь стояли, построившись в жиденькое каре. Остальных скрывала новосотворенная стена. Имперцы явно пребывали в растерянности. Лучники прекратили огонь.

- Бросай мечи, пока в ежиков не превратили! – Задорно крикнула Рада.

- А бросим – так заклятье нас убьет! – откликнулся кто-то из них.

Вдруг один легионер побежал прямо на строй стрелков, бросив оружие на ходу.

- А пропадай оно пропадом! – Закричал он. – Перед смертью хоть чем-то Империи насолю! Спрашивайте, захрустальцы, пока жив, что знаю – расскажу!

- Какой корпус? Точное число воинов. Потери? Задачи? – кратко и ясно сформулировал Гольд основные вопросы.

- Легион Шутгарта. Состав на утро семьсот мечей, сто восемьдесят стрелков, магов – не знаю, они отдельной когортой. Потери триста мечей, может чуть больше. – Так же кратко ответил перебежчик. – Задача… задача – вперед ломить, догнать и уничтожить.

- А Серебряный Молот? – спросил Дрейк.

Имперец снял шлем. Он был уже немолод, лыс, с обреченным взглядом.

- Не знаю я ничего про Молот, – сказал лысый, - еще спрашивай, пока не помер, быстрее! Заклятье на нас.

Дрейк нахмурился: «Что здесь забыл Шутгарт?»

- А нам кто объяснял? Приказали – в поход. Приказали – столб сожгли. Мы подневольные, парень, нам не растолковывают.

- Слушай, что-то ты долго живешь для проклятого, - неожиданно сказал Никита, опустив лук.

Действительно. Мужик стоял потный, испуганный, но помирать пока не собирался.

- Откуда ты знаешь, что именно ты проклят?

- Да как же, - забормотал имперец, - согнали нас, значит, кто в плен попал, в ратушу. Колдун имперский пришел, руками помахал и говорит – все, мол, всех на верность заклял…

Лысый осекся, сообразив, что жив до сих пор.

- Нам же показывали! Ввели одного, тоже из наших, нож дали. Убей, говорят, имперца. Тот видимо решил, все равно помирать – да и пырнул ножом охранника. Но тот ушлый был, увернулся, готов был. А наш постоял секунду, посмотрел на него, да так и осел без дыхания. Колдун говорит – и с вами то же будет, а если кто все-тики на бунт решится - семью вздернут.

В глазах легионера появилась не то, чтобы радость, но надежда, - Неужели…

- Обманули вас, мужик, - хлопнул его по плечу Ветер, - запугали да и послали вперед, на убой, дорогу чистить. Вы подумали, какой откат у мага был бы – вас всех разом заколдовывать? Сдох бы на месте от боли. Я только что сообразил…

Он повернулся к Дрейку.

- Поэтому они и не смотрели на потери. У них, я думаю, задача – наши ловушки обезвредить и другим дорогу открыть, а не нас перебить. На это Серебряный Молот есть. Берегут его, хитрецы, чужих вперед посылают.

Имперцы зашушукались, обсуждая новость. Затем, придя к согласию, дружно побросали оружие.

- Посмотрим, - сказал один из них, - если прокляты, то помрем, ну а если нет? Примете? У нас обратной дороги все равно нет.

- Хм. А ведь мысль, - Никита почесал нос, - мужики, а те, кто по ту сторону завала – тоже подневольные?

Лысый поскреб затылок. Он уже отошел от страха, и теперь всем своим видом выражал желание помочь.

- А кто его знает. У нас легион, хоть и Шутгарте формировался, а сборный. Не угадаешь, кто волей, кто неволей служит – люди-то друг от друга таятся.

- А если ловушка? – тихо спросил Гольд Дрейка, - перемешаться с нами, и …

- Может и такое быть. – Так же тихо ответил Дрейк. – А вдруг, правда? Это же… Представь, что убедим остальных, что заклятья нет, это ж почти на шесть сотен мечей подмога. И стрелки.

Гольд подумал, вздохнул: « Думаешь, все к нам пойдут? Не забывай, у всех семьи, они за себя меньше трястись будут, чем за близких. А, была, не была,… пошли нескольких обратно, пусть на завал лезут и кричат своим. Им быстрее поверят. Если корпус оружие сложит – примем, но к нашим я их близко не пущу, пусть отдельно бьются. А там уж посмотрим.

- Эй, мужики! Лезьте на завал и своим там покричите, как дела обстоят! Может, и они мечи против Империи повернут? – крикнул Гольд так и не дождавшимся смерти воинам, - если кто к нам добром перейдет - не тронем.

Карабкаться наверх никому не пришлось. Груда камней вдруг окуталась черной пеленой.

« Ага, значит, на той стороне еще и маги остались. - Дрейк встрепенулся, - все в лес! А вы пока тут останьтесь. Пока у вас дороги к нам нет. Говорите со своими, а мы издали посмотрим». – Остановил он пехотинцев Шутгарта.

Едва люди Дрейка успели укрыться за деревьями, пелена растаяла, открыв взгляду широкий проход, словно проплавленный в камнях.

- Сильные у них маги! – Гольд нахмурился, - хорошо, хоть поубавили.

Донесся мерный топот множества ног. Имперцы, построившись «черепахой», выходили из разблокированного ущелья. Все увидели, как те, кто сдался на милость захрустальцев, подобрав оружие, бегут к своим, крича на ходу. Колонна замедлила движение, потом и вовсе остановилась.

- Готовь стрелы, - приказал Никита лучникам.

- Что они решат? – думал Дрейк. Конечно, заманчиво усилить себя полутысячей бойцов, но Ведущий боялся ловушки. Он увидел, как перебежчики уговаривают солдат Империи. Судя по жестам, они делали это с большим жаром. Командир, судя по доспехам, выхватил меч и мгновенно зарубил двоих, поспешивших сложить оружие. На него разом кинулись рядом стоящие солдаты и почти сразу отхлынули, оставив на земле еще один труп. Вспыхнула междоусобная резня.

- Не вмешиваемся, - шепнул Дрейк Никите, - любой исход нам на пользу.

Но уже было видно, что одна, более многочисленная группа одолевает вторую, яростно сопротивляющуюся. Наконец лязг мечей умолк. Победившие вновь построились в колонну и зашагали к лесу, оставив за спиной с полсотни трупов. Не доходя до опушки, колонна остановилась, и вперед вышел воин со знаками различия сотника. Он, повернувшись лицом к лесу, демонстративно поднял меч над головой, затем положил на землю и сорвал с плеча нашивку с синим имперским флагом. Его движение повторил весь строй. Воин неторопливо приблизился к деревьям и позвал: «Эй, захрустальцы, покажитесь, где вы…»

Из леса показались мечники Дрейка, окружая разоружившихся солдат. Стрелки стояли, готовые разрядить луки при малейшем признаке ловушки. Повеселевший Дрейк кивнул Гольду: « Сам определяй, куда их пристроить».

Все произошло так быстро, что люди даже не успели понять, что случилось. Низкий, едва слышимый гул, возник в воздухе. Поднялся ветер – тугой, шквалистый, горячий. Смерч окружил опушку, поднимая людей в воздух, вырывая с корнем кусты и куски дерна. Небо над лесом потемнело. А неистовый вихрь подхватывал людей, швырял на деревья, разрывал в воздухе. Вслед за ветром пришел огонь. Воздух задрожал зыбким маревом, сгустился – и вспыхнул. Мгновенно опушка превратилась в черную плешь, по которой метались живые факелы. Колдовской огонь не знал преград – горело все: земля, доспехи, живая человеческая плоть. На одном гигантском погребальном костре встретились и люди, порвавшие с Империей, и те, кто им противостоял. Огонь не ведал различия. Огромными свечами вспыхнули деревья, разбрасывая вокруг раскаленные угли. На частый дождь арбалетных болтов и стрел уже никто не обращал внимания – люди обезумели. Гул, вначале тихий, набрал силу, и те, до кого не успело еще добраться пламя, закричали, зажимая уши. Тщетно. Звук проникал повсюду, порождая спазмы во всем теле, оглушая, ломая волю. Хаос.

На краю опушки то тут, то там, неизвестно откуда, появились фигуры магов в серо-коричневых маскировочных накидках. Из ущелья показались новые солдаты Империи. Глядя на них, Дрейк сразу увидел разницу между Первым легионом и тем отрядом, который сдавшись, был уничтожен. Как на смотре, имперцы четко и быстро развернулись в цепь, открывая проходы для легкой конницы. По камням частой дробью застучали подковы.

- А вот это уже Серебряный Молот! – заорал Ветер опаленному, съежившемуся в комок Дрейку. – Уносим ноги! Провели все-таки, стервецы, выманили из леса!

Уцелевшие захрустальцы побежали, а вслед им неслись стрелы и заклинания, находя себя все новые жертвы. Одним-единственным ударом Грев уничтожил цвет войска Дрейка, лишив их даже надежды на победу. Погоня длилась до глубокой ночи. Остатки разбитых отрядов Захрусталья беспорядочно отступали к последнему рубежу – Серому полю. В темноте оторвались от преследования, попытались собрать всех, кто рядом. Жалкое зрелище. Меньше полусотни мечников, шестеро стрелков, и вся верхушка клана – Ветер, Гольд, Дрейк. Ветераны, обгоревшие, все в крови и саже, сыпали проклятиями. Никита, получив болт в ногу, ехал молча, но было видно, чего ему это стоило. Болт был зачарован, несмотря на тугую повязку, кровь сочилась, не останавливаясь. Не пострадала только Рада, хотя вышла почти из эпицентра рукотворной геенны. Лишь слегка закопченная, она потеряла только лошадь, и теперь шла рядом с мужем, держась за стремя его лошади…

Прибыв в запасной лагерь, стали считать потери. Они ужасали, оказавшись гораздо выше ожидаемых. У защитников осталось немногим более двухсот мечников, пара дюжин стрелков и четверо магов. Впрочем, на магов никто не надеялся с самого начала – только двое из них могли сотворить подряд два заклинания.

Колеблющийся свет костров едва освещал временный лагерь. Картина была невеселой: грязная, прожженная амуниция, хмурые лица воинов, наспех оборудованные палатки для раненых. Чуть в стороне, на краю, смутно белел длинный ряд продолговатых предметов, накрытых чистой холстиной – тела тех, кого соратники успели унести с поля боя. Слышались негромкая перекличка дежурных, стоны раненых, шарканье точила по железу. Изредка – плач и стенания женщин, возвещавшие о том, что умер еще один чей-то брат, отец, муж. Казалось, все вокруг пропиталось запахом гари и прогорклого пота.

Ветер, Дрейк, Гольд. На вертеле, над затухающим костром, жарится их ужин, по времени – ранний завтрак. Мяса много – никто не экономит запасов, они уже не пригодятся. Бутыль с вином, стоящая рядом, едва почата, - пьют, в основном, воду. На лицах – озабоченность, вперемежку с печалью и злостью.

- Как они выбрали момент! – угрюмо цедит слова Гольд. – Да, их магам сейчас не позавидуешь, но какой удар! Не удивлюсь, если Грев завтра выставит только латников и стрелков.

- Да, маги свою работу сделали, - печально согласился Ветер. – Твои мечники готовы?

 -Те, кто жив – готовы. Завтра будет весело. – Ковыряя угли прутиком, отозвался наемник.

Дрейк почти не следил за разговором. Им овладела страшная опустошенность, в душе не осталось места даже скорби и злости – одна пустота. Он машинально откусывал мясо, вяло жевал, глядя в огонь воспаленными глазами, и не замечал саднящей боли ожогов.

- Почему завтра? – Спросил он равнодушно. – Сегодня. Он не даст нам передышки.

Его ветераны негромко переговаривались меж собой. О чем говорить? Утром они все умрут. Как глупо и как все нелепо. Робкие надежды сжег огонь проклятой Империи. В груди Дрейка зародилась боль, он зарычал в бессильном отчаянии, обхватив руками колени и опустив голову.

Гольд положил на плечо тяжелую руку.

 - Оформилась одна мысль, Дрейк. Отвратительная, но другой нет.

Ведущий запрокинул голову к небу. Тучи заволокли его – ни луны, ни единой звездочки, сплошная темно - серая плита, нависшая над головой. Где-то за спиной снова раздался женский плач – еще один из воинов отправился к Предкам.

 - Тебе придется убить Грева. Сам понимаешь, как действует на солдат смерть командира. Но, скорее всего, ты умрешь в следующую секунду.

Дрейк горько рассмеялся.

- Мы все умрем. Так почему бы мне и Грева с собой не прихватить? Выкладывайте, что придумали.

- Грев своих людей бережет, сам видел. Скорее всего, он предложит тебе сдаться, чтобы не терять бойцов. Ритуал капитуляции известен, думаю.

Дрейк кивнул. Меч, протянутый рукоятью победителю.

Наемник внимательно посмотрел на молодого Ведущего. Он слышал, что говорили о Дрейке – гордый, смелый. И бесхитростный, добавил бы он. Совсем мальчишка. Гольду не понравились его глаза – тусклые, равнодушные. «Не сломался бы парень» - с тревогой подумал Гольд.

- У меня есть нож. Зачарован, любую бронь проколет, как холстину. Ветер снимет клинок и вставит тебе в рукоять меча, прикрыв тонкой железкой. По виду – тот же противовес получится. Дальше, думаю ясно. Клинок отравим, достаточно будет просто оцарапать Грева – умрет мгновенно, и магия не спасет. Ну а потом…

Дрейк отрешенно следил за редкими языками пламени, бегающими по углям. Костер угасал.

- Не верится, что утром умру, Гольд. Как будто все понарошку. Я понял, сделаю.

- Может и не умрешь. - Наемник бросил на колени Дрейка тяжелый сверток. Тускло блеснул металл. – Наденешь ее, она даже арбалетные болты держит. Ударишь – и сразу назад, охраной, если будет, займутся стрелки.

Ведущий развернул кольчугу: старой работы, тяжелая и очень прочная, даже на вид. Кое-где видны следы починки – не раз в деле была. Дрейк покачал головой.

- Не стоит. Маги не дадут уйти.

Ветер, появившись из темноты, протянул замысловатой формы амулет.

- На теле храни, он пару ударов выдержит. Меч давай, я пошел шип ставить.

Дрейк тоскливо посмотрел кузнецу в спину. Да, они пожертвовали ему самое ценное – свою защиту. Но не им выходить завтра перед строем, не им умирать первыми! Он схватил бутыль, жадно приник, вливая вино в себя. Он не хочет умирать!

Гольд заметил, как изменилось лицо Ведущего. «Мальчишка знает, на что идет, - подумал он. – Но он это сделает». Наемник почувствовал некоторое облегчение, и что-то, похожее на легкую зависть: себя он не считал способным на такое.

- От Белых нет вестей?

 - Нет.

Мальчик, посланный  в Белую Лигу, не вернулся. И хотя мало кто надеялся на орден магов, бодрости это не прибавило. Мощь Белых позволяла им существовать обособленно от всех, не принимая ничьей стороны. Даже Империя предпочла оставить их в покое, когда провалились ее попытки склонить магов к союзу.

***

Часть 33

- Вот ты где, старик.

 Ветер уже установил обломок ножа в меч Дрейка и теперь, чуть дыша, крепил тонкостенный шар, закрывающий острие. Задержав дыхание, он капнул расплавленным свинцом на стык колпака и рукояти, подул, дождался, пока металл застынет, легонько коснулся непрочной оболочки, проверяя. Она чуть подалась под нежным прикосновением. Готово. Кузнец осторожно положил меч на чурбак, оставив рукоять висеть в воздухе и только потом обернулся.

- Уф, полночи бегала, вас искала. Два раза чуть не нарвалась на имперцев. Думала, не успею.

На Насте были мешковатые мужские штаны, легкая полотняная курточка. От нее еще курился легкий пар, исходящий от разгоряченного тела. Голова плотно обмотана шарфом.

- Ты откуда взялась? – строго спросил Ветер. – Беги, пока можешь, не до тебя.

Настя усмехнулась.

- Мне нужно оружие и доспех какой-нибудь. Что-нибудь полегче, я меч не удержу. Когти есть?

Кузнец пренебрежительно поморщился.

 -Ты совсем рехнулась? Девушке – когти? Ладно, лук бы попросила, а то – когти ей. Иди отсюда, вон солнце всходит, скоро бой. Тебе-то что за фантазия помирать?

- Старик, дай мне когти и доспех, - ровно повторила Настя, - и не говори «Беги». Не затем шла.

Женщина сказала это таким тоном, что Bетер сразу понял – не отступит.

- Ну и дура! – разозлился он, - ну смотри, мне тебя уговаривать недосуг. Какие когти: два, три зуба? Выбирай, вон лежат, этого добра навалом.

Настя прикинула на глазок вес лезвий, длиной почти в локоть.

- Два. С тремя устану быстро, и так тяжело будет. Только… - она показала кузнецу скрюченные черные кисти рук.

- На наручи посажу, как Кальту делал! – рявкнул на нее Ветер, досадуя, что не прогнал. – Иди воо-он туда, скажи – я прислал, доспех подберешь. Я пока лезвия приклепаю к наручам, это мигом. Воительница хре…

Насти уже не было рядом.

Ветер, ворча вполголоса, выбрал четыре клинка полегче, и быстро соединил их с цельнометаллическими двустворчатыми наручами. Поморщился, вспомнив, что размер – мужской. Еще порылся в запасах, нашел меньшие и изготовил вторую пару.

Настя выбрала себе короткую кольчугу-безрукавку и легкие наколенники. Шлемом она пренебрегла. Ветер сплюнул, посмотрев на нее: «Что в этом, что голая: един корень. На, примеряй. Браслеты на замках, только захлопнуть».

- Велики, - вздохнула Настя, померив первую пару. – Ага, вот теперь как раз. Спасибо, старик.

Большие она однако ж не вернула, а закрепила на бедрах.

-Запасные. Вдруг эти обломаю. – Пояснила она. Помахала руками, приноравливаясь к весу оружия.

- Что б тебе прожить столько, чтобы успеть обломать, – тихо сказал Ветер с горечью. Едва он сам надел кованый тяжелый нагрудник, в лагере заунывно пропел рог, сигналя сбор.

- Вон туда, к мечникам иди, - подтолкнул кузнец встрепенувшуюся Настю, и, схватив меч Дрейка, побежал к Ведущему.

Она пристроилась колонне в хвост. Несмотря на подавленное настроение, когда ее заметили, посыпались шуточки.

- Эй, спинку почеши коготками!

- Девка, тебе бы не когти в руки, а…

- Да ей вторую пару на ноги – и кошки не надо, мышей ловить!

- Ей вообще они не нужны! Как платок снимет – имперцы мигом по лесу разбегутся, га-га-га. Отлавливай их потом!

Не обращая внимания на подначки, Настя попросила одного из балагуров: «Закрепи на плечах, пожалуйста. Мне самой несподручно».

Она подала ему перетянутый завязками тонкий рулон ткани, повернулась спиной. Тот быстро продел шнурки во внешний слой колечек, затянул, дернул за жилку, не дающую скатке развернуться.

Легкий порыв ветра подхватил накидку, и она захлопала, затрепетала в воздухе, словно и правда красно-оранжевая птица, изображенная на ней, забила крыльми. Настя сорвала с головы шарф и отбросила его. Развернула плечи, гордо вскинула голову – неуловимо преображенная, величественная.

- Прежние! – ахнул кто-то.- Диана! Флаг ее клана!

По строю пронесся шепоток, перерастая в возгласы удивления. Здесь, в этой глуши – одна из Великих Прежних? Строй остановился.

- Пора, ребята, - мягко сказала Настя. - Не глазейте, не картина.

Насмешник, тот, что завязывал ей накидку, покраснел. Затем встал на одно колено и поцеловал край истертой старой ткани.

- Прости на обиде, Прежняя, - с неловкостью в голосе произнес он. Настя подняла его с колена.

- Я не обидчива. За одно дело рубиться идем – какие обиды?

***

Солнце взошло. Утро выдалось тихим и ясным, необычайно теплым. Серое Поле было совсем рядом, и солдаты шли, не особенно торопясь. Всем хотелось хоть немного отдалить страшный миг, продлить минуты затишья перед боем. Когда передовой отряд, с Дрейком во главе, вышел на опушку, первое что они увидели – на дальнем конце Поля безмолвно застыл построенный в боевой порядок Серебряный Молот. Солнце играло на светлом металле доспехов, отбрасывая многочисленные зайчики. Тяжелые штандарты Империи едва колыхались под слабым ветром. Впереди, каменными изваяниями, замерли двое всадников: Командующий и ведьма.

Дрек ощутил, как тугой комок холода возник в животе. Учащенно забилось сердце, его пробил ледяной пот. Как же это страшно! Он почувствовал, как крупной дрожью задрожали руки.

- Да они ж могли нас ночью перебить! Как они вышли сюда первыми?

- Какая разница? – шевельнул губами Гольд. – Все в лес! Стройся!

Ведущий отъехал немного в сторону, спрятался за стволы. Достал из кармана амулет Линайны, приложил к виску.

- Ну, вот и все, Лин. Давай прощаться.

Нервный озноб распространился по всему телу. Осознание неизбежности смерти и острое сожаление когтистой лапой сдавили сердце.

- Дрейк, милый, наконец то вспомнил! – Услышал он безудержно-радостную мысль ведьмы. – Я нашла выход! Я же обещала! Времени нет, следи внимательно. Ты знаком с эликсиром молодости?

- Да.

- Я работала над его улучшением три года. И знаешь, что я получила сегодня ночью?

Линайна сделала паузу. Дрейк почувствовал ее настроение – ликующее, восторженное.

- Бес-смер-ти-е! Бессмертие, Дрейк! И я одна знаю об этом. Принимай подданство, милый! Мы его выпьем вдвоем, а потом я найду способ избавиться от Грева. Да что нам теперь Грев? Ты станешь Императором, мой родной, мой ненаглядный Лорд! Через двадцать – тридцать лет люди позабудут все, что здесь произошло, а мы будем жить вечно! Что нам теперь суд смертных?! Дрейк…

Ведущий отнял амулет от головы, посмотрел туда, где спешно строились остатки его войска. Жиденькая группа латников, стрелки, уже занявшие позиции на платформах в кронах деревьев. Сосредоточенные лица, скупые короткие слова прощания. Дрейк тронул лошадь, подъехал ближе. Иосифа, бледного, но решительного, окружали тридцать тяжеловооруженных солдат, замкнув в кольцо. Когда начнется бой, они станут его телохранителями.

- У тебя охраны больше, чем у меня, - через силу улыбнулся Ведущий. Мальчик не ответил на его улыбку – он смотрел на Поле, где бликуя металлом, их ждала Смерть. Дрейк вспомнил об амулете, покатал его на ладони, и сильно размахнувшись, выбросил. Запрокинул голову, глядя в чистое небо, полускрытое зеленью леса.

- Как неохота умирать! – Вновь подумал он. Гольд хлопнул его по плечу.

- Мы готовы, Дрейк. Пора.

Едва лошадь Ведущего сделала первые шаги по Полю, Грев и Линайна тоже тронулись с места. Дрейк кожей чувствовал на себе взгляды множества глаз. Неотвратимо сближаясь с врагами, он перебирал в памяти знакомые лица. Ворчун Ветер: «…Это твоя забота, Ведущий, о нас думать!» Териан. Мягкая ее ладонь на щеке, теплые губы прикасаются ко лбу: « Ты герой, малыш. Ты нас всех спас». Пепельноволосая юная девушка с озорными глазами. Омаха: «Бельчонок, а вот и не догонишь!» Никита: « Ты нам нужен, Дрейк». Лица, лица, лица. Снова Ветер: «Помните их цвета!» Любопытная шустрая Айда. «Дядя Дрейк, а мне рассказывали, как ты клан спас!» Виноватые глаза Итона: «Прости, но я ее люблю». Вспомнилось ощущение довольства от вечеров в компании Совета, жестокий азарт охоты на скальдов. Теплый ветер, горько-смолистый запах полуденного леса, тишина озер. Плевок Кальта: «Тварь!» Прости, Кальт, я виноват.

 Оказавшись на расстоянии вытянутой руки от Грева, Ведущий остановил лошадь. На Командующем церемониальный парадный доспех цветов Империи, открытый шлем с пышным алым плюмажем. Чуть сзади от него – Линайна, вся в белом, ослепительная, невыразимо прекрасная без вуали. Она едва сдерживает слезы.

-Лорд Дрейк, вам известны наши предложения. Вы должны дать ответ. – Грев посмотрел на Дрейка печальным и сочувственным взглядом. Он словно говорил: «Парень, я все понимаю и знаю, каково тебе сейчас. Жаль, что так вышло».

Ведущий глубоко вдохнул, почувствовал аромат духов Линайны, смешанный с запахами весны, вспомнил счастливые лица обитателей деревни, спасенной им от чумы.

Меч едва слышно зашипел, выходя из ножен. Захрустальцы, затаив дыхание, следили, как рукоять с блестящим яблоком противовеса приближается к руке Грева. Ближе, ближе. Пальцы Командующего вот-вот сомкнутся, меч сменит хозяина. Ну же! Что ты ждешь, Дрейк?

Рукоять мягко легла в подставленную руку Грева. Дрейк разжал пальцы.

«Простите меня все». – Подумал он, не смея смотреть в глаза Грева.

Сзади раздался удивленный горестный вздох – и тишина. В эти мгновения бывший Ведущий подумал, что умереть ему, наверное, было бы легче. В душе поднялась волна самых разных чувств, главными из которых были отчаяние и стыд. Но сквозь них, полузадушенная, робко пробивалась радость и предвкушение другого будущего. Он будет жить.

Сзади о камни брякнул щит. За ним другой, третий.

Дрейк подъехал к Линайне, и так же, не поднимая глаз, глухо произнес: «Ты обещала избавить меня от позора».

Она приблизилась к нему совсем вплотную, и Дрейк ощутил, как короткий кинжал, источая жестокий холод, вонзился в живот. Зачарованный нож сжимала тонкая девичья рука. Кинжал пошел вверх легко, словно и не резал по пути прочную кольчугу. На лице Ведущего удивленное выражение быстро сменилось гримасой детской обиды. Он так и не понял, что произошло, слишком изумленный, чтобы поверить в свою смерть.

- Мертвым все безразлично, - сказала Линайна, вспоров любовнику живот. – Жаль, что ты не отказался.

Дрейк боком упал на землю и скорчился, поливая камни горячей кровью.

***

Часть 34

- Зачем тебе этот мальчишка?

- Какой ты зануда, Грев! Отстань!

На Линайне - лишь короткая ночная рубашка глубокого синего тона. Короткая, вся из кружев, она больше возбуждала желание, чем прикрывала тело. В огромной палатке Грева тепло и сухо. Широкое ложе, занимающее почти половину всего пространства, застлано мехами, рядом – низкий столик искусной работы. На нем – фрукты, вино, сладости. Розоватый шарик магического светильника едва освещает обстановку. Парадному доспеху Грева, висящему на стойке, отведено весьма скромное место у входа слева, там куда почти не достает свет ночника. Командующий лежит прямо на полу, на толстой подстилке, и с интересом следит за ведьмой, которая расхаживает перед ним с бокалом вина в руке.

- У меня не так уж много развлечений, милый. Я давно пресытилась тем, на что кидаются смертные. А Дрейк напомнил мне одного подростка, которого злая ведьма не смогла соблазнить даже бессмертием.

Линайна сделала большой глоток, зажмурилась от удовольствия. Она раскраснелась, ее глаза блестели в полумраке.

-Помнишь, Грев? Ты так горел желанием отомстить за гибель своей семьи. Ты пытался мстить, отказавшись от всех моих посулов. Я помню. Поэтому ты жив, и ты на вершине. Мне скучна покорность, Грев, ты знаешь. Я люблю приручать бунтарей.

- С ним у тебя не выйдет.

- Может - нет, а может и да. С тобой же получилось. Все твое мужество и непреклонность никуда не делись, просто м-м-м… обрели другую направленность. Мне холодно, пусть принесут еще дров.

Грев, легко поднявшись, вышел из палатки. Вскоре четверо солдат, пыхтя в узком проходе, принесли носилки с поленьями, затопили походный очаг в шатре Командующего.

- Осторожнее, шкуры не сожгите! – Линайна почуяла запах паленой шести. Вернулся Грев, неся на подносе ужин.

-Ешь ты, я не голодна, - Линайна прыгнула на ложе и, дурачась, потерлась щекой о меха, призывно глядя на Командующего. Когда-то его это волновало.

- Ты хочешь сказать, что оставишь мальчишку в живых, если он откажется?

- Конечно. И его, и его людей.

Греву нравился Дрейк. Сука верно заметила – в молодости он сам был таким же – безрассудным, прямым, с обостренным чувством чести. Но все это в прошлом. А сейчас уже поздно – слишком много крови на его руках, слишком он привык к власти. Его ненависть к Линайне перегорела, осталась лишь обреченность и жажда власти. Сука неуязвима.

- Почему? А потому, что нехорошо отбирать у Империи последнего врага, это очень расслабляет. Я бы оставила их в покое лет на десять, может больше. Они бы росли, копили силы. А я тем временем заставила бы их полюбить Империю. Честно, Грев, я бы смогла. Но, в конце концов, мы можем обойтись и без них. Врага всегда легко найти, если хочешь. А мальчик, если окажется стойким, заменит тебя. Я дала бы ему твое место.

- Ты откровенна до тошноты. – Грев даже не скрывал своего отвращения. Все равно сука видит насквозь. Да, крепко она его привязала. Вначале Великие, эликсир молодости, брошенный как собаке. «Грев, это подарок». Он поднял, не швырнул ей обратно в красивое лживое лицо. Подачка щедра. Потом – утопленные в крови мятежные города. «Служи, Грев, служи, я тебя так люблю! А если будешь совсем послушным, я не дам тебе умереть». Сука. Играет со всеми, и не поймешь, когда она говорит серьезно.

Линайна налила себе еще вина, посмотрела на Грева, заливисто рассмеялась.

- А может и не заменила бы. Не дрожи, Грев.

- У тебя странные игры, Линайна.

Сука сегодня разговорчивее обычного, почти пьяна и в хорошем настроении. Может, расщедрится на бессмертие? Хотя вряд ли.

Грев за все годы не видел ни разу ведьму пьяной, но сейчас она была ближе всего к этому состоянию. Кувшин опустел на две трети. А сука благодушествует, раскинулась на ложе, выгнулась кошкой. Смотрит призывно блестящими глазами, поглаживает грудь. Знаю. Играет. Что на нее сегодня нашло?

- Ничего. Я просто радуюсь. Не смотри на меня так, у тебя на лице все написано. Завтра осуществится моя мечта, милый. Весь материк под пятой Империи. Ты знаешь, как долго я к этому шла? Хочешь, расскажу?

- Твое дело. – Грев пожал плечами и выхватил у Линайны кувшин, в котором на дне еще плескалось вино. Он выпил остатки залпом, не разобрав вкуса.

- Я была одной из последних людей, пришедших на Фантазию. Надежда был еще не достроен, а люди уже точили зубы друг на друга. Тогда могли убить просто так, для развлечения, Грев, закона-то не было. Куда деваться молодой девушке, а?

Грев промолчал, зная склонность Линайны к монологам.

- И вот, пока другие грызлись, я искала способ овладеть Силой. Лазала по горам, спускалась под землю, обшаривала пещеры в поисках того, что могло дать ключ к пониманию Силы. Конечно, ничего я не нашла. Тогда я пошла учиться к тем, кто продвинулся в Силе дальше меня. Маленькая похотливая сучка, к которой так легко залезть под юбку! Я спала с любым, кто мог дать мне хоть кроху новых знаний!

- Ты не очень изменилась, - съязвил Грев. Ведьма счастливо рассмеялась.

- Это комплимент? Принимаю. Ну вот, я копила знания, как купец – золото. Но я старела. Поняв, что время уходит, я все силы бросила на создание эликсиров, продляющих жизнь – ведь я уже много знала к тому времени. Я создала эликсир молодости- уже совсем старая, морщинистая и почти беззубая. Он дал мне время, чтобы продвинуться дальше. Дальше – больше, я наткнулась на тайну бессмертия. Косметика помогала мне выглядеть молодой, но это было совсем не то. А однажды в горах я нашла скальда, убитого обвалом. С ним рядом лежал желтый маленький камушек, очень невзрачный, если бы не Сила, бурлившая в нем. Я не сразу поняла, что это за Сила. Но пьяный проводник захотел меня, а когда получил отказ – рассвирепел и ударил ножом в спину. Нож сломался, а на мне не появилось и царапины. Вот так я получила неуязвимость. Принеси мне еще вина.

Грев похолодел. Он знал, что может скрываться за откровенностью Линайны. Ведьма не делает ошибок, а сейчас она доверила ему свою тайну. Значит, уверена, что он не воспользуется ей… или не успеет воспользоваться. Он не пошел за вином сам – просто крикнул часовому, и тот принес требуемое, забрав тарелки с нетронутым остывшим ужином.

- Вот как они делают такую вкуснятину , не пользуясь Силой? – вздохнула ведьма, налив себе очередной бокал. Она перестала провоцировать Грева, и теперь лежала, закинув руки за голову.

- Ты не говорила мне об этом, - рискнул направить ее в нужное русло Грев.

- Раньше – не хотела. А сейчас я в настроении пооткровенничать! – Линайна улыбнулась.

- Первым делом после всего этого я вырастила себе новое тело. Да, милый, да. Не такое красивое, как это, но тоже хорошее. Это очень больно, кстати. Став снова молодой, я занялась тем, что разожгла войну – смертные потом назвали ее Война. В неразберихе всегда проще захватить власть, а я ее очень хотела. Я соблазнила одного Ведущего, и его руками начала воевать. Но переусердствовала. Люди настолько увлеклись, что едва не перебили друг друга. Хорошо, хоть вовремя остановились. Так я поняла что меч – не лучший способ. И стала копить деньги, потихоньку подбирать союзников. Спустя много лет спустя я подкупила Главу Гринхолла. Это был мой первый город, захваченный без крови. Ну а потом… результаты ты видишь сам.

- Если ты так любишь власть, то почему на троне сидит Слоу? Зачем тебе столько всего, ведьма?

- Власти не может быть много, милый. Она – лучшее из развлечений. А какая разница, как зовут марионетку во дворце? И что мне там делать? Умирать от скуки? Нет, милый. Это не по мне. В качестве твоей ведьмы мне почти не завидуют, и не мешают. Люди не знают, кто ими правит. Очень удобно. А дворец… я посадила бы на трон тебя, но ведь через год ты бы сам сбежал оттуда. Нам обоим нужна власть и риск, в пределах разумного конечно. Мы – почти идеальная пара! – Линайна пьяно рассмеялась.

Грев не поверил глазам – ведьма пьяна! Этим надо воспользоваться.

- А что за авантюра со шкурами скальдов? За что платить такие деньги?

- А вот этого, мой Лорд, я тебе не скажу. – Ведьма мгновенно протрезвела. – А теперь будь умницей, иди сюда.

Линайна, корчась в сладострастных судорогах, вдруг вспомнила тот день, когда уверовав в свою неуязвимость, она провела по руке ножом из клыка скальда, найденного ей. О, она заплатила бы вдесятеро больше, чтобы этих хищников перебили всех до единого. А шкуры раздала бы желающим.

***

Часть 35

Грев взмахнул рукой, и строй Легиона пришел в движение, вытянулся клином в сторону растерянных, подавленных защитников Захрусталья.

-Мне не нужны пленные, - сказал Командующий, когда к нему подскакал вестовой.

 - На месте стоять, кошкины дети! Щиты поднять! Строй сомкнуть! – в наступившей тишине хриплый яростный крик как бичом стегнул оторопелых воинов Дрейка. Черноволосый плотный мужчина в поношенной одежде охотника выбежал из-за спин. Он запалено хватал ртом воздух, пытаясь справится с дыханием. На его левой руке был надет маленький щит, в правой хищно блестел длинный охотничий нож. На голове – тяжелый круглый шлем, сильно помятый. Но не это привело солдат в смятение. На плечах человека, едва не опоздавшего на встречу со Смертью, развевался плащ. Почти такой же, как у Насти, только раскрашенный в черно-красную клетку.

-Что рты раззявили?! – С веселой злостью крикнул он. - Крепи строй!

- Кальт! – не веря себе, оторопело промолвил Ветер. – Ай да …! Сюда давай, к нам!

Кальт вихрем промчался сквозь строй, задержался около Иосифа и, сдернув с руки светлую блямбу щита, сунул хилеру.

- На, малыш, на грудь повесь. И это бери.

Во вторую руку мальчишки лег невиданный по величине ведьмин камень. Как только он коснулся кожи, зеленоватые прожилки вспыхнули слепящим изумрудным сиянием. Все затаили дыхание, на минуту забыв о надвигающемся вражеском клине. Камень светил ярко и мощно, волнами прокатывая зеленый свет по лесу. Глядя на этот могучий свет, на Прежних, пришедших, словно с неба, на помощь горстке обреченных, люди вновь ощутили призрачную надежду, забыв о предательстве Дрейка. Кальт растолкал латников и стал в первой шеренге, рядом с ветеранами.

- Шевелитесь! – еще раз прикрикнул он на людей, огорошенных вторым чудом за утро. – Стрелки к бою, стрелять без команды!

Он повернулся к Гольду, подмигнул: «Ну, командуй, что ли?»

 

- Лови! – Настя кинула Кальту когти, которые она так предусмотрительно захватила с собой. Она была поражена меньше остальных. Ее глаза обласкали калеку, вспыхнув радостью и гордостью. – Я знала, что ты придешь, Кальт! Я верила!

Тот яростно оскалился, защелкивая замки. Куда девался опустившийся пьяница, живший на подачки односельчан? Теперь, глядя на приближающихся врагов, в первом ряду стоял воин. Собранный, уверенный, грозный. Как мало надо, чтобы поверить в лучшее! Группа растерянных, мятущихся людей опять превратилось в войско, на просветленных лицах появилась утраченная, было, решимость.

Кто-то закричал срывающимся, ликующим голосом: «С нами Великие Прежние!». Клан отозвался восторженными криками. Обожженная девушка с Фениксом на спине и немолодой полноватый мужчина в черно-красном плаще стояли посередине строя мечников, приветственно воздевших мечи к небу. Два осколка прошлого, два кусочка Великих кланов, ушедших в небытие.

Гольд почти весело скомандовал: « Их стрелы нас не достанут – деревья не дадут. Лучники!  Выбивай стрелков! Латники, тупой клин!»

Рядом стали Ветер и Кальт, образуя острие встречного, более тупого выступа. Настя пристроилась за их спинами, напружинилась, меча плотоядные взгляды. Кальт встретился взглядом с Ветром, тот глянул лукаво, отвернулся, вздымая шестопер. На его лице застыло хищное выражение.

Имперцы перешли на бег, подняв щиты. Неумолимая лавина стали катилась по Серому Полю. Еще секунда, и горстка безумцев, ставших на ее пути, будет сметена! Слышался слитный топот множества ног, команды сотников и хлопанье стандартов, которые полоскались на ветру. Стрелки без устали слали оперенную смерть в бронированный строй, и почти каждый выстрел находил цель.

Гольд почувствовал, как закипает в груди неистовство. Сейчас, сейчас… Он окинул свои ряды и крикнул: «Плотнее! Держаться, братцы!»

Ветер выступил вперед, раскручивая свое чудовищное оружие. Он сознательно довел себя до высшей точки каления, и сейчас был похож на воинственного бога народа, именовавшего себя скандинавами. Рычащий и вращающий над головой шестопер, с налитыми кровью бешеными глазами, он был страшен. Редкие стрелы Империи отскакивали от его тяжелого доспеха, и старик обращал на них внимания не больше, чем на уколы соломинок.

- Круши-и-и! – Взревел он, и вбил самого шустрого врага в землю, первым из латников открыв боевой счет. Серебряный Молот ударил в щиты маленького, но плотного отряда Захрусталья. По долине прокатился гром, и эхо оповестило горы о начале пиршества Смерти.

***

Гольд немыслимым кульбитом перескочил через щиты внешней линии легионеров и оказался внутри, в самой гуще врагов. Секундой позже Кальт неуклюже последовал за ним. Ветер остался на месте. Об него, как прибой о скалу, разбилась первая, самая страшная волна атаки. Зазвенел металл, гневные крики смешались со стонами раненых. На лбу кузнеца вздулись вены, ярость исказила его черты. Он почувствовал, как ладно сидит в руке древко шестопера, достойного древних богов. С плеч словно упала тяжесть прожитых лет, и Буря, которого он похоронил в себе, сжегши свой доспех Сизого, воскрес. Навершие оружия описало полукруг и вновь обагрилось кровью.

- Круши! – Ветер шагнул вперед.

- Кру…шу! – ответил он себе в два приема уложив следующего наглеца. Вот еще один захватчик упал на землю с разбитой головой. Его конечности судорожно задергались, мозг и кровь испятнали сочную зелень травы. На кузнеца бросились сразу трое. Шестопер описал короткую дугу и с противным хряском разнес плечо одному и, продолжив движение, отправил к Предкам второго.Последнего оставшегося в живых, Ветер насадил на острие. С удовлетворением посмотрел на трепещущие в конвульсиях тела, плотоядно оскалился. Сзади заорали: «Ветер, назад!» Он быстро оглянулся. Оказывается, в пылу битвы он наступал, и удалился от своих, шагов на двадцать вперед. «Спина открыта!» - мелькнула мысль и Ветер, ругаясь, стал пробиваться обратно.

 Гольд вьюном вертелся невдалеке, не застывая ни на секунду в одном положении. Оружие все в ржавых пятнах крови, легкие доспехи вымазаны землей. Он дрался молча, спокойно и расчетливо. Лицо задумчиво, отрешенно, тело работает на рефлексах. Вот Гольд пригнулся, уйдя от удара, перекрутился волчком, достал легионера под колено. Удар отточенной стали рассек сухожилия. Обезножевший воин неуклюже завалился на бок, попытался ткнуть Гольда мечом. «Фить!» - свистнули когти наемника, и из распоротой шеи солдата Империи забила прерывистая красная струйка. Гольд не стал его добивать. Некогда. Он поймал мгновение, когда здоровенный бугай в тяжелых доспехах уже замахнулся молотом, зайдя Ветру в спину. Сердце екнуло – «Успею ли?», - и Гольд распластался в прыжке, вытянулся струной в невиданном па боевого танца. Он едва не опоздал. Лезвие когтя вошло в смотровую щель глухого шлема и безнадежно застряло в ней. Гольду почудилось, что он даже услышал хруст разрываемой плоти. Металл звонко щелкнул, когда наемник резким движением обломил его, оставив в ране. А Гольд уже летел на помощь Кальту – того теснили.

Наметанный глаз наемника отметил, что с когтями Кальт управляться не привык. «Видать что-то ему показывали, но драться привык другим», - подумал Гольд, пронзая печень врага, который так кстати повернулся в нему боком. Кальт был ранен, но неопасно. Чужой меч лишь чиркнул его плечу, оставив кровоточащий надрез. «Мечник». – Наемник убедился в правильности своих выводов, увидев, что Кальт в косом ударе снизу вспорол шею противника.

 - Когти не обломай! – Крикнул Гольд в самое ухо калеке, неожиданно вынырнув у него из-за спины. Боевые порядки дерущихся окончательно смешались. « Ну, теперь маги точно не ударят», - вздохнул он почти облегченно.

Кальту приходилось туго. Тело отвыкло от боя, утратило былую сноровку. Если бы не Гольд с Ветром, бьющиеся рядом, он был бы убит еще в первые минуты боя. Но соратники спасали, и Кальт с удовлетворением подметил, как начинают возвращаться старые навыки. Он понимал, что не доживет до конца боя. Некрасиво, тяжело размахивая когтями, подумал: «Эх, руки… Меч бы мне». Он подавлял в себе злость боя, которая заставляла его рисковать, и дрался вполне успешно, записав на свой счет двоих. Легкая рана на плече не мешала драться. Во рту было горько. Желчь. Истерзанная пьянством печень не выдержала, сильный удар щитом по ней стал последней каплей. « Не смертельно», - сказал себе Кальт. Он уже слегка приноровился к непривычному оружию, и позволил азарту боя завладеть собой. С каждой секундой тело все быстрее вспоминало то, чему обучали Кальта наставники. Рядом мелькнула стремительная тень, и Гольд, возникнув за спиной, крикнул ему: «Когти не обломай!»

Раненой руке вдруг стало горячо, и, скосив глаза, калека увидел, что порез затягивается на глазах. Он обернулся, нащупал взглядом Иосифа. Тот был очень бледен, взгляд – незряч. Кальт впервые видел его в действии. Почти позабыв про грозящую в любую секунду смерть, он зачаровано смотрел, как лечит мальчик. Иосиф широко раскинул руки ладонями к небу, и словно молил кого-то невидимого наверху: «Дай мне Силу!». Щупленький, невысокий, он закусил губу, на его лице выражение отчаяния и мольбы, волосы трепещут по ветру. Потоки магической энергии изменили даже воздух окрест, и теперь вокруг Иосифа кружился смерч. Он обладал собственным могуществом, расшвыривая всех, кто пробовал подобраться к мальчишке слишком близко. Слабое, но явственное сияние исходило от лекаря. Вихри Силы получили объем и видимость. Они кружили над мальчиком светло-зелеными вихрями, то сплетаясь в клубок, то вытягиваясь длинными лентами света. И на тех, к кому на мгновение прикоснулся свет, заживали раны.

Только сейчас Кальт осознал, насколько ценен дар Иосифа. Калеке пока везло. Уже четверо его соперников напоили кровью землю, а он был пока еще жив. Тело, такое непослушное вначале, наконец вспомнило все, что вколачивали в него наставники. И тут он услышал Хассу, ее полный страдания и обиды плач.

- Зачем?! Зачем ты обманул меня?!

- Знаешь, малышка, я кое-что понял в себе…

Кальт бросился на землю, уклоняясь от удара, отпихнул соперника ногой. Подоспевший Гольд уложил легионера.

- Можно неплохо жить без любви и без веры в людей. Но жить без надежды – невозможно. Попробуй меня понять, – подумал он. - Я дерусь и надеюсь, что не зря, что настанут лучшие времена... Мне этого не увидеть, но я надеюсь. И другие тоже. Трудно объяснить,…дочка.

Чужое лезвие свистнуло в ударе, и Кальт почувствовал, как по правому боку растекается горячая сырость. Решимость Хассы, прозвучавшая в ее мыслях, словно ножом полоснула по сердцу.

- Я… я, кажется, поняла тебя…папа. Поняла, как будто я одна из вас. Иду к тебе.

Кальта пронзил ужас. Его Хасса, его малышка – в этой бойне? Беззащитная, маленькая скальда?

- Не смей! – мысленно заорал он. – Ты же ребенок! Это война не твоя, Хасса! Не смей!

Кровь добралась до ремня, и Кальт ощутил, как убывают силы. Он оглянулся на Иосифа в надежде, но тот и так буквально рвался на части, излечивая ратников. Иосиф не видел его.

- Я ушел воевать, чтобы жили дети! И ты, Хасса! Не смей! – с отчаянием он понял, что скальда не послушает его. – Биссенджар!

- Да, Кальт. – услышал он спокойный, слегка насмешливый голос ее отца. – Это не ее война. Эта война теперь наша. Мы идем и ведем за собой остальных. Дочь передала мне свое понимание людей. Боюсь, я тоже заразился вашей нелогичностью.

Боль в боку стала мешать, руки отяжелели. Гольд увидел, и закружился вокруг Кальта, принимая все на себя. «Уходи к Иосифу» - бросил он.

- Останови ее! Она же ребенок!

- Нет. Право на Выбор – неприкасаемо. Не отвлекайся, Кальт, мы идем. Семья не бросит тебя.

Зачем к Иосифу? Кальт понял, что мальчик не спасет его – слишком глубока рана, слишком много забот у лекаря. Ну что ж, знать - время пришло. Он усмехнулся, вспоминая что-то приятное, и снова кинулся в бой. Невдалеке он увидел мелькающее оранжевое пятно. Настя.

Она металась среди легионеров обезумевшей дикой кошкой, бросалась в самую гущу врагов, страшно ощерив зубы. Когти мелькали с такой быстротой, что иногда размывались в две прозрачно-туманные полосы. Враги в ужасе шарахались от фурии, лезущей прямо на клинки, неистовой в своем желании убить. Настя вспомнила Гварда. Уходя, она привязала собаку. Если Биссенджар вернется к ее жилищу, он отпустит пса. Если нет – Гвард все равно перегрызет ремень. Она надеялась, что толстый сыромятный жгут задержит собаку до тех пор, пока все не кончится. А уж в лесу Гвард не пропадет. В памяти всплыли бархатный нос, глаза, умеющие говорить, тоскливый вой, которым пес провожал ее.

«Спасибо, старик. Хорошая сталь»,- мысленно поблагодарила она Ветра, и стряхнула с себя обмякшее тело очередного имперца. Настя не вела счет убитым – зачем? Сколько бы ни было, ее счет к Империи никогда не будет закрыт. Она устала – тяжелые клинки были скованы в расчете на мужскую руку. Но воспоминания о погибшем клане жалили сердце, наполняли яростью, придавали сил. Настя не молила Предков, не говорила мысленно с убитыми. Пусть они спят спокойно. Но пока жива последняя из рода Дианы, пока есть силы, пока цело оружие – бой не окончен. Пока она еще жива.

Впрочем, Настя не задумывалась об этом. Тело жило своей жизнью: изворачивалось, рубило, кололо, а душа пребывала в холодной пустоте. Двое мечников Гольда прикрыли ее спину. Они оттянули часть ударов на себя, дав ей короткую передышку. Настя утерла со лба пот и кровь, бегло оглядела себя и снова бросилась в сечу. Краем уха она уловила короткий диалог за спиной.

- Сожжет себя. Надолго ее не хватит.

- Но как рубит! – ответил другой голос, и в нем слышалось гордость и восхищение.

Никита, Рада, и еще четверо лучников с болью в глазах следили, как тают ряды защитников. С широкой платформы на вершине огромного кедра отлично просматривалось все поле боя. У стрелков так и чесались руки засыпать врагов стрелами, но все помнили приказ. Гольд сказал им перед боем: « Вы нам погоды не сделаете. Ваша цель – Грев. Сможете его свалить – вот тогда и вступите в бой. А до тех пор сидите тихо». Предательство Дрейка настолько ошеломило всех, что стрелки просто растерялись, не дав залпа по Командующему, когда тот был в пределах досягаемости. А потом было поздно. Сейчас все напряженно высматривали его – алый плюмаж его шлема изредка мелькал в тылу наступающих войск. Все замерли, боясь быть обнаруженными. Только капли пота и выражение муки на лицах говорили о том, как трудно стрелкам оставаться в бездействии.

- Вон он, левее штандарта, – показала Рада.

- Ага, вижу. – Никита вложил стрелу в новый лук. Оружие было склепано из гибких металлических пластин и снабжено толстой тетивой из волокон ворниуса – растения, мало чем уступавшего по прочности той же стали – свадебный подарок Дрейка. Он убедился, что все увидели цель и скомандовал: «Целим»!

Заскрипели натягиваемые луки, на руках стрелков вздулись вены. Не каждый справится с дальнобойным оружием, сделанным Ветром по образцу, привезенному Дрейком. Но здесь, на верхушке, остались лучшие из лучших. Мгновения тишины, затаенное дыхание, злые, покрасневшие от натуги лица.

-Залп!

Шесть стрел с бронебойными наконечниками посланниками смерти устремились к цели. В этот момент Грев, и Линайна рядом, были видны как на ладони. Что насторожило ведьму – неясно. Но она вскинула вверх голову и, увидев опасность, выбросила руку навстречу. Шесть усиленных магией стрел исчезли в полете. Никита скрипнул зубами: «Ведьма! Сначала – ее!»

Но они не успели. Линайна развернула  в их сторону раскрытую ладонь и все почувствовали, как множество холодных иголок проникают в тело, раздирая его изнутри. Пронзительно закричала Лада. Никита повернул голову на крик и умер, не успев увидеть, как дерево вместе со всеми стрелками разлетелось в морозную пыль, которая моросью осела на траву.

Гольд увидел, как был уничтожен секрет. Он высвободил когти из ребер упавшего солдата, оглянулся и застонал от отчаяния. Куда ни глянь – всюду имперцы и несколько крошечных островков, где идет бой. Еще стоит Ветер, держится Иосиф в окружении сильно поредевшего кольца телохранителей, еще танцует свой смертельный танец Настя. Рядом хрипло дышит Кальт, чудом держащийся на ногах. От тяжелой пехоты осталось маленькая группка, человек пятьдесят. Безнадега.

Настя знала, что убила многих, и мысль об этом приносила ей мрачное удовлетворение, примирив с неизбежной смертью. Все-таки она успела отомстить. Она была спокойна и теперь хотела только одного – унести с собой еще больше. Она прыгнула, пытаясь уйти от троих щитоносцев, которые теснили ее, выставив мечи на манер копий между щитов. Уставшее тело подвело. Настя поскользнулась и упала, успев в падении зацепить еще одного. К женщине с радостным ревом тут же кинулись четверо, торопясь пригвоздить к земле. Время замедлило бег. «Вот и все». – Настя поняла, что сделать уже ничего не успеет. Над ней хищно сверкнули клинки, широко распахнутые глаза вобрали в себя чистую синь неба, мелькнуло что-то белое, стремительное.

Мечи захватчиков так и не попробовали ее крови. Двое имперцев уже лежали на земле сломанными куклами, а Хасса остервенело рвала третьего, разодрав когтями прочную броню как холстину.

- Хасса?

- Вставай.

И хотя мыслями Настя уже была за порогом смерти, она поднялась, и снова закружилась в смертельной круговерти. Холодно, равнодушно, устало. А из леса светло-серыми молниями выскакивали скальды и вступали в бой. Все изменилось. Неуязвимые, быстрые и смертоносные, хищники мгновенно проредили передовые отряды Серебряного Молота. Но все Серое Поле было запружено войсками Империи, а сзади, бряцая железом, уже подходили подкрепления. Бой приобрел другой рисунок, новые центры схваток. Увидев неладное, Грев с Линайной поскакали к переднему краю.

- Убейте ведьму! – крикнул Кальт. Он совсем обессилел, его шатало. Боль сводила с ума, меняла очертания предметов, размывала краски. В ушах стоял монотонный непрекращающийся гул.

Кальта услышали. В Линайну полетели копья и стрелы, несколько мечников бросились на нее.

Ведьма, далеко опередившая Грева, спешилась, и бросив коня, пошла прямо на обороняющихся. Одна. Стрелы и копья бессильно падали на землю, не причиняя ей вреда. Подоспевший мечник рубанул ее наотмашь, целясь в шею. Тщетно. Линайна посмотрела на него как ребенок на надоевшую игрушку, и небрежным движением кисти разорвала надвое, заливисто рассмеялась.

Ее звонкий голос разнесся по всему Полю.

- Глупцы! Ни один человек не может убить меня!

Она хлопнула в ладони, унося в небытие еще семерых, оказавшихся к ней ближе всех. Потом еще и еще, непрерывно смеясь, и сея повсюду смерть. Кальт, хромая, бросился к ней. Линайна красивым жестом подняла его в воздух, повертела и бросила к ногам Грева, словно кучу тряпья, пропитанного кровью.

Раздвинув мордой ошеломленных людей, на опушку вышел огромный серый скальд в сопровождении двоих, поменьше. Одним прыжком он очутился перед хохочущей ведьмой.

- Человек – не может, - услышала Линайна перед тем, как ощутить у себя на шее прикосновение зубов. – Но мы не люди. Защитник не спасет от его создателей.

Биссенджар одним движением откусил Линайне голову, одновременно распотрошив живот. Тело нелепо загребло руками, сизые кишки вывалились на камни. Наконец, ведьма упала. Ее голова откатилась назад, почти под ноги Греву. На его лице отразилась жестокая радость, и, вместе с тем, боль потери. Сука сдохла, не дав ему бессмертия.

Бой утих сам собой. Поредевший, но по-прежнему грозный, легион выстроился за плечами спокойно стоящего Грева напротив обессиленной горсточки людей в окружении скальдов. Командующий не спеша снял шлем и ногой перевернул Кальта на спину. Вгляделся в лицо, удовлетворенно кивнул, потер шрам на подбородке.

Кальт открыл глаза.

- Я еще жив, - прохрипел он.

Брови Грева поползли вверх: «Живучий!» Калека мучительно медленно поднялся, содрогаясь, выпрямился и подал знак вызова. На его губах запеклась кровь.

-Надо же, не забыл. – Грев оскалил зубы. – Принимаю. Твоя сучка так кричала, так кричала… пока ты валялся в дерьме.

- Назад! – Кальт остановил готового кинуться Биссенджара. – Этой мой Выбор.

***

Часть 36

Весеннее утро, тихое и чистое. Человек, спавший на тонкой подстилке, открыл глаза, сел. От костра остались одни погасшие угли, и мужчина, накинув черно-красный плащ, зябко поежился. «Хорошо, что ушел», - подумал он, энергично растирая руки. Ничего интересного для него на этом празднике не было: перепившиеся гости, стихийный турнир между хозяевами и его кланом, да стареющие «девушки» для развлечений. Он вообще не понимал такого праздника. «Это, скорее, повод напиться», – подумал он. Вчера, для приличия проведя пару часов с хозяевами, он незаметно улизнул. И не пожалел. Идти назад не хотелось, и мужчина разложил костер в перелеске, недалеко от реки. Перед тем как уснуть, он долго смотрел в звездное небо, мечтая о будущем. Оно обещало быть радужным. Красавица жена, дочка, которую он любил больше всего на свете, уважение товарищей – что еще нужно? В караул заступать только послезавтра, и можно потратить свободное время на отдых. Ночь, проведенная на воздухе, наполнила его свежей силой, хотелось улыбаться новому дню, зная, что впереди – тихая улыбка жены, ее ласковые прикосновения, горьковатый вкус ее губ. И Лия – шаловливая, непоседливая Лия, его радость, его счастье, смысл всей жизни. Его дочка.

Громкий хруст валежника заставил его насторожиться. Мужчина уже вытянул из ножен меч, но вспомнил где он, и улыбнулся. Что может грозить воину Арсена на земле союзников? Кроме лесных обитателей, конечно. Но треск не был похож на тот, что сопровождает разъяренного кабана или лося, идущих напролом. Мужчина услышал тихий стон, затем звук упавшего тела. Звери так не стонут. Лицо его посерьезнело, он подобрался и обернулся в сторону шума. Меч опять покинул ножны.

На черной, еще не успевшей порасти свежей травой земле, лежала девочка лет двенадцати. Ее платьишко было порвано во многих местах, ноги сбиты. Одна рука окровавлена, в плече – обломок стрелы.

Губы мужчины сжались, брови поползли к переносице. Он узнал девочку – Анна, дочь одного из крестьян. Их община жила под защитой клана, недалеко от цитадели. Она открыла глаза, слабо трепыхнулась в его руках. Радость озарила изможденное личико. Ее горло пересохло, и воин влил в полураскрытые губы немного воды из фляги. Девочка слабым голосом сказала.

- На вас напали. Много-много. Я бежала предупредить.

Известие, словно молотом, оглушило мужчину. Кто мог осмелиться напасть на Великий клан?

- Кто?

- Сизые, наемники. Их очень много, дядя Александр. Я пришла к Дартстокам, а там… Дядя Александр, они перебили всех наших! В меня стреляли, я еле убежала…

Девочка заплакала в голос. Воин уже рвал запасную рубашку, готовя бинты. Он надрезал плечо девочки, освободил иззубренную головку стрелы, промыл наскоро рану и замотал чистой тряпицей.

- Не реви, не время. Идти сможешь? Мне нужно бежать.

Девочка кивнула, шмыгнув носом.

- Я пойду домой.

Александр покачал головой. Он все еще не мог поверить в услышанное. Какие Сизые? Сизые как огня боятся Великих кланов, не по зубам орешек. И все же...

- Нет. Не домой. Иди к родственникам, куда-нибудь, только не домой.

Если и правда напали Сизые, они не оставят от окрестных поселений камня на камне. Но он не может сейчас возиться с девчонкой. Рана неопасна, девочка не так уж мала, чтобы сгинуть в этих людных местах.

- Родные есть, кто живет поблизости?

- Анна вытерла глаза, размазав по лицу грязь: «Есть. Дядя»

Иди к нему. И не вздумай вернуться, пока не поймешь, что безопасно. Мне нужно бежать, Анна. Спасибо тебе.

Отдохнувшее и свежее тело казалось, само просило движения. Александр бежал, тревожась и недоумевая, больше все-таки недоумевая, кому в голову могла прийти самоубийственная мысль – напасть на замок? « Хорошо, что недалеко», - подумал он. Перелесок кончился, и на горизонте Александр с ужасом увидел клубы дыма. Девочка не напутала.

Распахнутые ворота. Чадно, с жирной копотью пытает замок. Во внутреннем дворе черно-красные воины клана сцепились с захватчиками. На Сизых - маски, синевато-серые доспехи, на удивление хорошее оружие. Весь внутренний двор завален трупами и умирающими, звучат команды и скрежет железа о железо, треск огня. Тяжелый черный дым выедает глаза, сразу становится трудно дышать.

Александр остановился в воротах и окинул взглядом двор. При виде лежащих в лужах крови соратников, его верхняя губа поднялась, и он издал утробный рык. Ненависть застелила глаза багряной пеленой. Щит? Нет. Воин нагнулся и подобрал длинный кинжал, выпавший из руки мертвого юноши, торопясь, надел его легкий панцирь, шлем. Кровь еще не успела свернуться, тело убитого не остыло. На его лице – удивленное выражение пополам с неверием.

«Спасибо, Икар. Я отомщу».

Удар, удар, переворот. « Мельница». Двое в сером оседают за спиной. «За Икара!» Свистят клинки – реквием по павшим. «За клан!» Два серебристых полукружья, несущих смерть. Еще двое наемников уже не встанут. Вот рядом, сраженный, падает Миша. «Прости, брат, я не успел». Черно-красных все меньше, но они дерутся отчаянно, каждый уносит с собой по три – четыре противника. Сизых все больше, они везде. Со стен летят их стрелы – значит, захватили и второй двор. Ряды защитников тают, их уже не видно в гуще заполонивших двор наемников.

Александр увидел лежащую у стены женщину. В голову ударила кровь, из груди вырвались глухие рыдания, больше похожие на бессильный вой. Он узнал жену. Женщина разбросала руки, неловко выгнулась, подломив под себя ноги. «Красные волосы» - тупо подумал Александр. Рядом безобидно блестел маленький меч – его шуточный подарок. Он приличествовал бы скорее подростку, и больше походил на игрушку, чем на боевое оружие. Все вокруг забрызгано кровью, и волосы Евгении тоже красны. «Красны…красны…красны…» - вертелось в голове.

Резкая отмашка, жесткий блок, обводной удар кинжалом. Сизый со стоном цепляется за стену, медленно сползает вниз. Александр, не отрываясь, смотрит на труп жены, не желая узнавать его, не желая верить в произошедшее. Он чувствует, как боль потери ледяным комком замораживает сознание.

Детский крик: «Мама! Папа, помоги!»

«Мама не поможет, Лия. Мама умерла, когда кинулась со своим детским мечом защищать тебя. Ее волосы цвета пшеницы, в которые я так любил зарываться лицом, стали красными. Ей разрубили голову, Лия. Но я тебя спасу, я еще жив, дочка».

Меч в правой руке, кинжал в левой. Взмах, парри. Стрела входит в ногу, боль пробивается сквозь бешенство. Неважно. Сустав цел, значит все в порядке. Скрещиваю меч с одним из Сизых. Не простой видно, доспех богатый, оружие с ценной отделкой. Бью его в горло, мажу, всего лишь задеваю подбородок. Его моргенштерн рвет мне наплечник, опрокидывает навзничь. Ухожу перекатом, теряю оружие. Рукояти в крови, они очень скользкие.

Не беги ко мне, милая, не беги! Раздосадованный промахом Сизый замахивается на тебя мечом, мне нечем парировать этот удар. Подставляю руку, в надежде, что кованый наруч остановит. Куда там. Моя кисть лежит в пыли, но ты уже успела проскочить мимо. Убегай дочка, беги, родная, я еще жив. Не оборачивайся, не надо тебе видеть это, уходи! Следующий удар шипастого шара приходится на вторую руку, дробит пальцы. Беги, дочка! Что-то я немного устал. Ты не оборачивайся, просто уноси ноги. Наемник замахивается снова, два раза я успеваю увернуться. Потом его палица обрушивается мне на голову, я плыву, теряю сознание.

Ненадолго. Я прихожу в себя оттого, что мне прижигают обрубки рук, останавливая кровотечение. Я лежу в какой-то хижине, прямо на земляном полу. Рядом – Анна и ее дядя, она привела его и Фалька, и вместе они вынесли мое тело из замка. Фальк перелил мне жизнь. Я смотрю по сторонам, ищу тебя, но старый Фальк, ты же знаешь его, колдун из Белых, ты любишь играть с его внуком, говорит мне, что ты уже не с нами. Он отказывается тебя показать, говорит, что я не вынес бы вида того, что они с тобой сделали. Что-то не так со мной. Страх в моем сердце, боль и злость. Мысли странные, путаные и невнятные, и что-то занозой засело в сердце – оно теперь все время болит. Колдун уверяет, что уже похоронил тебя. Но я-то знаю, ты не умерла. Я никому не отдам тебя, милая, моя родная, моя Лия. Ты рядом, я все время вижу тебя, слышу твой крик: «Папа, помоги!» Конечно, родная, не бойся. У меня ведь осталась только ты, ты единственная. Я буду беречь тебя здесь, в сердце, буду говорить и играть с тобой, читать тебе сказки на ночь. Нет, девочка моя, ты не умерла, ты всегда со мной».

***

Часть 37

Все повторялось. Кальт был слишком измучен, чтобы тратить время на прощупывание соперника, поэтому он прыгнул вперед. И, как тогда, ярость вновь застлала ему глаза. Его снова затопил поток образов, так долго хранившихся в памяти: Евгения – окровавленная, в нелепой позе застыла на камнях двора, неподвижные тела друзей, страх и надежда ни лице Лии. Прищур Сизого. Опускающийся меч. Лицо Фалька. «Она уже не с нами, Александр».

Он бросился напролом, весь во власти воспоминаний, не пытаясь оборониться или увернуться. Слишком мало осталось сил, чтобы тратить время на бесполезные финты. Неловко размахивая когтем с одним-единственным уцелевшим лезвием, Кальт теснил Грева. Он понимал, что Командующий играет с ним – обессиленным, неуклюжим, тяжелым. Грев наслаждался унижением врага. Он свободно уходил от атак, легко парировал неточные удары Кальта. «Хватит», - решил Командующий и перешел в атаку. – «Слишком долго». Но один из мертвых защитников Захрусталья сослужил свою службу и после смерти – Грев запнулся о его труп и потерял равновесие. Всего секунда потребовалась ему, чтобы восстановить положение тела, но Кальт мешкать не стал. Он прыгнул вперед, замахнулся…

Арбалетный болт, выпущенный из задних рядов Легиона, опрокинул его навзничь. Грев кинул разъяренный взгляд на своих солдат, неспешно повернулся к Кальту. Все жизнь, что осталась, сосредоточилась у калеки в глазах. Медленно, очень медленно, он вставал, не сводя взгляда с врага. Не физическая сила - неукротимая воля подняла Кальта, выпрямила израненное тело. Он сделал шаг, второй, поднял дрожащую руку. Невольное восхищение и зависть исказили черты лица Грева. Его меч с хрустом глубоко вошел в грудь Кальту. Тот дернулся, насаживая себя все глубже, но последним судорожным движением все-же успел пронзить врагу горло. Кальт упал, увлекая за собой хрипящего Грева, так и не выпустившего меч из рук.

Хасса почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Ей впервые не хватило воздуха, и неизведанная доселе боль сжала сердце. Больше не будет смешного, неуклюжего человека. Не будет долгих разговоров у костра, она не отругает его за пьянство, он не огрызнется в ответ. Не будет его легких прикосновений, чувства покоя и защищенности, не будет ничего вообще. Пустота. Ледяная боль.

Иосиф, пробившись, наконец, сквозь плотную толпу к Кальту, бросился на колени. Заливаясь слезами, он поднял руки, выкрикнул какие-то слова исцеления, начал было переливать калеке жизнь. Но Биссенджар услышал угасающую мысль Кальта и мягко оттолкнул мальчика. Потрясенный Иосиф услышал мысль скальда: «Не надо. Отпусти его».

Мир едва ощутимо вздрогнул, и изменился. Но даже скальды не смогли сразу оценить всю значительность перемен, и только Биссенджар облегченно и грустно вздохнул, все поняв.

Сознание Кальта еще трепетало на самом краешке бытия, и Хасса будто почуяла его горячую руку на голове. « Так было надо, дочка. Не плачь». Остатки его присутствия истаяли, и Хасса не поняла, что произошло с ней дальше. Она еще чувствовала в себе тепло, заботу и нежность Кальта, когда рывком повернула голову к строю Легиона и прыгнула, уже в полете издав исполненный боли протяжный вой. В нем все явственно услышали тоску, неукротимую ярость и жажду мести. Настя кинулась следом. Секундой позже, с неистовым ревом, им последовали остальные выжившие.

Ужас парализовал Легион. Белая скальда и женщина с фениксом на спине не дрались – они просто убивали их одного за другим: Хасса – подвывая и ярясь, Настя – холодно и равнодушно. Там, где прошли эти двое, уже не оставалось живых.

Упругая невидимая ткань окутала уцелевших, и захрустальцы ощутили, как что-то мягко оттаскивает их назад, к лесу. Воздух задрожал, а через мгновение Серое поле превратилось в огненное. Теперь уже имперцы сгорали живыми факелами, теперь уже они обезумели от страха и шквала огня. Только скальды не обратили внимания на всепожирающий пламень – он не мог повредить им. Белые маги все же пришли, успев спасти уцелевших в последние мгновения.

Через несколько минут все было кончено. Остатки Легиона сгрудились на дальнем конце Поля: никто не ожидал, что такое может случиться. Они попытались построиться, но замерли, услышав властный голос, зазвучавший разом у всех в сознании.

- Слушайте все: и вы, пришедшие со смертью, и вы, не пожелавшие покориться. Сегодня погиб наш брат, будучи человеком по крови. Умирая, он попросил, чтобы мы, дали вам понимание и еще один шанс. Обманутый людьми, убитый человеком, он просил о надежде для вас всех.

Сегодня мы, старшая раса, наконец, выходим из изоляции. Мы будем рады всем, кто захочет понять и принять этот Мир. Мы никогда не вмешивались в ваши дела, но отныне мы станем карать тех, кто строит свое благополучие, убивая других.

Приходите с добром – и мы научим вас жить в Мире. А теперь идите. Идите и расскажите тем, кто не услышал нас сегодня, о том, что произошло. Время нашего ожидания истекло.

Над Серым полем воцарилась тишина. В голосе все услышали мощь, сострадание и мудрость, услышали Силу. Настя отшвырнула уже бесполезные обломанные когти и спросила Хассу.

- Как может твой отец говорить от имени вас всех?

- Может. – Хасса, казалось, горько улыбнулась. – Он старший из рода Хранителей. Что-то вроде Императора в Империи.

Смерть стерла с лица Кальта ожесточение боя. Теперь на залитой кровью земле он лежал спокойный, очень усталый, чуть изогнувший губы в грустной улыбке.

Оставшиеся в живых имперцы нерешительно топтались на месте, не зная, что предпринять. Наконец, один из них вышел вперед. Он с опаской и уважением посмотрел на скальдов, поискал взглядом главного среди людей. Ветер тоже обернулся на своих, и чуть не заплакал. Не больше тридцати человек стояли за его спиной. Наконец, легионер обратился к Гольду: «Мы можем забрать убитых и уйти?» Наемник вопросительно посмотрел на Настю, потом – на Ветра. Было бы смешно, если бы не так горько – без малого тысячный корпус просит разрешения у горстки лесных жителей уйти с миром.

- Пусть идут, - равнодушно сказал Настя. – Хасса мне сказала, что ее отца слышали не только в Захрусталье. Империи конец.

Парламентер был очень рад возможности поскорее отправиться восвояси. Через час на Сером Поле остались только коренные жители. Белые маги тоже незаметно ушли, не дожидаясь славословий, и не попросив платы.

 - Нам нужно похоронить убитых, - Гольд застонал, - а у нас даже людей не хватит выкопать  могилы!

В сопровождении дочери подошел Биссенджар. Он оглядел людей, вздохнул совсем по-человечески: «Мы поможем. Сегодня великий день – скальды впервые дрались вместе с людьми, и многие из вас доказали, что достойны жить в Мире. Поэтому мы похороним ваших павших здесь, на старом кладбище. Да, да, это кладбище».

Людям было странно слышать речь зверя у себя в голове, но в голосе скальда было столько сочувствия и понимания, что все восприняли это почти как должное. И в самом деле – говорящий скальд, ну и что? После сегодняшних событий можно ждать чего угодно.

Биссенджар постоял в раздумье, словно взвешивая, стоит ли рассказывать людям.

- Здесь мы хороним своих мертвых. Камни – это надгробия, обелиски. Они хранят память о былом. Те, кто научится жить в Мире, прочтут их. Камни не умеют врать и забывать.

***

Часть 38

Эту ночь в лагере никто не спал – собирали оружие, обмывали тела павших. Всю ночь не умолкали причитания и плач. Под утро, валясь с ног, Гольд на пару с Ветром уложили последнее тело в длинный ряд. Рассвет выдался пасмурным, ветреным и холодным. Солнца было совсем не видно, лишь небо посветлело, из черного став темно - серым. Рваные тучи неслись над землей угрожающе низко, казалось, вот-вот польет дождь.

Пришли скальды, и живые, наспех приведя себя в порядок, собрались около тел убитых. Женщины плакали, не стеснялись слез и мужчины. Дети, молчаливые и суровые, стояли встрепанной стайкой чуть поодаль. Биссенджар в сопровождении еще трех скальдов, среди которых была и Хасса, вышел в центр Серого поля. Белая скальда всю ночь просидела у тела Кальта в бессменном карауле. Разводы крови на ее шерсти запеклись, почернели. Несмотря на свои размеры, она выглядела сейчас жалкой и слабой.

- Я верю, что эта битва стала одной из последних, - Биссенджар поднял голову вверх. – И наш брат, и вы все сделали все, чтобы такое больше не повторилось.

За прошедшую ночь люди немного привыкли к мысли о том, что свирепые хищники оказалась на самом деле разумными существами, стоящими гораздо выше их на пути развития, и не пугались, как вчера, когда в их разуме зазвучал голос скальда.

- Я не стану говорить долго, - сказал Биссенджар, - никакие слова не вернут детям отцов, а женам – мужей. Просто помните ваших павших, люди, и помните, ради чего они погибли. Мы скорбим с вами.

Настя, плача, подошла к одному из тел, ласково провела рукой по серой щетине и накрыла убитого черно–красным потрепанным коротким плащом. Хасса сорвалась с места, подбежала, прижалась к ней боком, застыла рядом, опустив голову.

Скальды вышли из леса, окружили огромный четырехугольник, сложенный из тел. Повинуясь неслышимой команде, они разом подняли головы к небу и запели.

Уже никто не помнил, кто первым назвал лесных хищников скальдами. Так в незапамятные времена люди называли поющих поэтов, бардов. Но, ни один певец из людей не мог похвалиться таким глубоким, чистым и сильным голосом, которым обладали они. Услышать пение скальда считалось редчайшей удачей, об этом слагались легенды. И в это утро люди, впервые за много-много лет, вновь услышали их пение. Тоскливая мелодия, странная и чарующая, поплыла над горами. В бессловесной песне скальдов слышались боль потери, гнев, тоска и скорбь. Реквием то затихал, то усиливался, и люди улавливали в нем ноты надежды и ободрения.

Из земли, постепенно сгущаясь, стал подниматься белый пар. Он заволок кладбище легкой пеленой, окутал все вокруг. Люди стояли в белом мареве и, плача, слушали колдовскую мелодию, которая набрала силу, зазвучала мощнее, громче, торжественнее. Настя прижала руки к груди, чувствуя, как душу наполняет ощущение гордости и тихой печали. Песни достигла своего апогея и разом оборвалась. Туман рассеялся, и люди снова увидели друг друга, Серое Поле, лес и скальдов. Но тела павших исчезли.

-Мы попросили землю, и она приняла ваших убитых. – Хасса успокоила растерявшихся людей, - теперь они покоятся вместе с умершими скальдами. Это честь для вас, люди. Не обманите наших ожиданий.

От стайки детей отделился Иосиф. Казалось, он вырос за одну прошедшую ночь, переступив порог детства. Черты лица стали строже, взгляд – увереннее, изменилась даже походка. Губы сурово сжаты, в глазах – скорбь и понимание. Он подошел к Хассе, обнял ее за шею, потупил глаза, что-то прошептал ей. Биссенджар, поговорив с дочерью, озвучил его просьбу.

- Иосиф просит сделать памятник вашим погибшим. Он говорит, что пока вы не умеете читать в камнях, здесь должно быть что-то, понятное простым людям, напоминающее о прошедшей битве. Его мысль неплоха. Вон тот валун – показал Биссенджар, - видел все. Мы можем сделать из него обелиск. Каким вы хотите его видеть?

Собравшиеся переглянулись. Вопрос скальда застал врасплох. В самом деле, памятник нужен, но какой? Люди еле слышно загомонили, обсуждая предложение.

Хасса почувствовала их растерянность: «Пап, они не могут решить».

Мнения разделились. Возникло сразу множество предложений, каждому хотелось, чтобы был принят его вариант, люди заспорили.

Биссенджар подошел к Ветру, дружески толкнул его мордой, отчего кузнец едва не упал: «Придется вам помочь». Скальд в одно мгновение спрессовал видение боя, воспоминания, свои и Насти, и послал их людям, внимательно наблюдая за реакцией: умирающая скальда, человек, протянувший к ней руки. Отчаянно дерущаяся Настя. Бледные лица мечников, решимость в их глазах, оскаленные зубы. Ветер с шестопером наотмашь. Сверкающая в лучах солнца невесомая пыль, в которую превратился Никита сотоварищи. Гольд, наносящий удар в немыслимом прыжке.

Наконец, уловив настроение людей, Биссенджар передал всем: «Достаточно. Я понял».

Дряхлая скальда подошла к нему: «Покажи мне, сын». Люди даже на расстоянии почувствовали мудрость и доброжелательность, исходящие от нее. Кожа на лбу Альты собралась морщинами, в глазах появилось удивление.

- Оо-о…ну попытайся, - с непонятным подтекстом протянула она, - тебе помочь?

- Конечно, - отозвался Биссенджар. Он слегка поводил головой в стороны, будто разминая шею. – У меня впервые такой беспорядок в голове.

Два скальда подошли к обломку скалы и застыли, стоя бок о бок. Они вперили взгляд в огромный валун, которому суждено было стать обелиском. Под невидимыми пальцами скала начала плыть, как будто она была сотворена из мягкого воска. Изредка по ее поверхности проскакивали искорки, почти невидимые в тусклом свете пасмурного утра, изредка откалывался кусочек. Камень обретал новую форму, образуя трещины, впадины, выступы. Кое-где его участки меняли свой цвет, вытаивали новые ямки и вспухали новые наплывы.

Все это заняло немало времени, а люди стояли, и будто завороженные смотрели, как в неприметном сером камне у них на глазах оживает прошедшая битва. И каждый видел всех, кто не вернулся с Поля, и, одновременно, свое, личное. Дорогие людям лица неуловимо появлялись и исчезали в камне, принявшем форму плотной группы вооруженных людей, стоящих тесно друг к другу. В обелиске не был забыт ни один воин, не упущено ни одно движение. Чуть впереди, переданная больше полутонами цвета и несколькими штрихами, угадывалась фигура коренастого человека обхватившего за шею скальда. Они повернулись друг к другу, соприкасаясь головами, и, казалось, будто эти двое смотрят друг другу в глаза.

Ветер подошел, не отрывая глаз от обелиска, положив руку на загривок Биссенджару. Спазмы перехватили ему горло, но старая Альта, услышав его мысли, ответила тихо и печально.

- Не за что. Это самое малое, что мы должны им.

***

Часть 39

Настя, сидя у костра, безучастно хлебала свежий бульон. Ее плечи поникли, глаза были тусклы. Она неотрывно следила за рдеющими углями, словно надеясь увидеть что-то, доступное только ей. Прошла уже неделя со дня победы на Поле Славы, получившем свое новое название, а она по-прежнему была замкнута и далека от всех забот. Женщина часто уходила в себя, забывала обо всем, и тогда даже кормить ее приходилось насильно. Настя больше не носила платок, но люди, освоившись, уже не пугались страшных рубцов. Хасса почти каждый вечер приходила к ней и подолгу лежала у ног, утешая подругу. Но в этот вечер Хасса пришла не одна. Настя подняла голову, увидела Териан, Гольда и Ветра. За их спинами, выжидающе глядя на нее, стоял Иосиф. Неловкое молчание нарушил Ветер.

- Ээ, Анастасия, тут дело такое. Мы с людьми поговорили о будущем..в общем клан-то обесчещен, как ни крути, никто не станет носить прежние цвета.

- Ну и что? – она отвернулась, далекая и равнодушная, - выберите нового Ведущего, создайте новый флаг. Подумаешь, великое дело. Да и то – по мне, позора на клане нет. Не вы предали, а вас.

Костер стрельнул угольком, дымящаяся головешка упала Насте на колени. Она равнодушно взяла ее, не чувствуя боли повертела перед глазами, наконец отбросила.

Териан тяжело вздохнула: « Позор Ведущего – всему клану позор».

- Ну, так смените флаг! – Нетерпеливо и резко отрезала Настя, не понимая, к чему затеян весь этот разговор. Гольд положил ей руку на плечо: «Нам нужен Ведущий, который одобрит новый флаг. Кальт рассказал о тебе Хассе, она передала нам. Мы просим тебя стать новой Ведущей, Настя». Он помолчал, потом добавил: « Мы все скорбим, но жизнь на месте не стоит. Люди хотят видеть тебя во главе». Гольд был измучен до предела – на его плечи легла вся забота о выживших. От резких порывов ветра его глаза слезились, лицо заросло рыжеватой щетиной, одежда была вся в пыли.

Настя рассмеялась лающим злым смехом, едким, исполненным горечи: «Я – Ведущая? Вам, случаем, головы не напекло? Что, я так похожа на человека, способного возродить клан?»

Вопросом на вопрос ответил кузнец: «Если прямой потомок Дианы не может возродить клан, то кто – сможет? Люди верят в тебя». Ветер выглядел очень постаревшим: резкие глубокие морщины избороздили лицо, в глазах – тоска. Больше он ничего не сказал, только строго, и вместе с тем просяще, посмотрел ей в глаза.

- Почтенная Анастасия! – Иосиф подошел к ней, с детской непосредственностью погладил по руке, и протянул маленький сверток, - не откажите нам. Мы и флаг придумали, вот, посмотрите!

Он, волнуясь, развернул крашеный кусок холстины. На черно-красном фоне огненный феникс расправлял крылья. По углам, как почетная стража, в гордых позах сидели скальды, повернувшиеся к взлетающей птице.

- Почтенная Анастасия, не отказывайте сразу, - заспешил мальчик, не зная, что сказать, как убедить. - Вы подумайте! Может вам флаг не нравится, мы придумаем другой, еще лучше! Только не отказывайте нам!

В его голосе послышались мольба и надежда. Он держал ее руки в своих, заглядывал в глаза, смущенно топтался на месте, не зная, как вести себя дальше.

Гольд присоединился к мольбам Иосифа: «Да, Настя, подумай. Не говори первое, что в ум придет. Просто подумай».

Настя отвернулась, не в силах видеть в их глазах надежду. Она обхватила голову руками, согнулась, уперлась локтями в колени. Она не хочет никого видеть, неужели это так сложно понять? Визитеры поспешно ушли, оставив женщину наедине с Хассой. Настя выпрямилась, безучастно посмотрела на огонь. Первой молчание прервала скальда.

- А ты знаешь, это хорошая мысль. Ты возродишь клан, когда утихнет боль – найдешь себе мужчину, который сможет позаботиться о тебе. Что тебя держит?

Настя запустила скрюченные пальцы ей в шерсть, потрепала. На Хассу она не могла злиться – скальда понимала ее. Обе потеряли родного человека, у обеих в душе зима.

- Где ж ты найдешь мужчину, который польстится на мою неземную красоту? О чем ты, девочка?

Хасса посмотрела на нее озорно. Впервые после победы Настя почувствовала, что скальда в хорошем настроении.

- А я тебе разве не сказала? – «удивилась» Хасса. – Бабушка говорит, что может тебя вернуть прежнюю. Твое тело помнит, какая ты была, а мы все поможем. Это долго, но ничего невозможного тут нет.

Настя внезапно заплакала, обняв скальду. Она прижимала ее к себе все крепче, гладила, теребила, осыпала ее морду поцелуями.

- Девочка моя, как ты – и не понимаешь?! Какой мужчина? Был один, единственный, кто не испугался и не прогнал! На кого я посмотрю после него?! Я сделала то, что была должна – отомстила, и я хотела умереть, Хасса! Ну зачем, зачем ты спасала меня, зачем?

- А я спасала не только тебя, - Скальда вывалила язык в усмешке. – Правда, до сегодняшнего дня я сама не была уверена, а теперь вижу!

Она вскочила и одним прыжком скрылась среди деревьев. У Насти лихорадочно заколотилось сердце, в груди внезапно стало тесно. Боясь поверить услышанному, она неуверенно положила руки на плоский еще живот. «Неужели?» Замерев, женщина стояла и прислушивалась к себе, пытаясь уловить биение новой жизни.

……………………………………………….Эпилог……………………………………………………………………………………………………….

Звонкий стук топоров и визжание пил разносятся далеко окрест. То и дело слышится топот лошадиных копыт по главной улице, в него вплетается частый перестук молотов в кузне. Жаркий солнечный полдень, воздух дрожит от зноя, и кажется, будто очередной входящий в Приют караван плывет, не касаясь земли. Солнце играет на оружии и бронях охранников, бросает светлые зайчики на стены новеньких домов, чинно выстроившихся в ряд.

Трехэтажный старый дом, стены потемнели от времени, но чисты и ухожены, свежевымытые окна весело блестят на солнце. В него то и дело входят и выходят люди, несколько лошадей ждут своих хозяев у коновязи. Дом окружен огромным палисадником со множеством цветов самых разнообразных расцветок. Два рыже-белых щенка с азартом разрывают клумбы, мало обращая внимания на происходящее вокруг. Во дворе – аккуратная горка дров, два сарая сияют желтизной свежего дерева. Большой навес, под которым на домотканых коврах привольно раскинулась молодая скальда. О ее молодости говорит и едва начавшая сереть шерсть, и еще совсем тонкие, нежные, костяные пластины щитков, прикрывающих хребет. Она не одна.

- Настя! Ай! Настя-аа!

 Задняя дверь хлопнула, на крыльце показалась статная женщина с темно-русой косой до пояса. Легкий сарафан открывал загорелые руки, подол весело полоскался на ветру вокруг стройных ног. Она красива, эта женщина на крыльце. Спокойный взгляд ласков и уверен, легкие морщинки вокруг серых глаз совсем не портят ее. Полные яркие губы готовы расцвести в улыбке, осанка царственна.

- Настя! Убери этого паршивца, иначе я его укушу-уу! Ай!

Благородный лорд Арсен, трех лет от роду, занимался очень важным делом – выдирал усы у скальды, сидя верхом на ее морде. Он так увлекся этим занятием, что заметил мать только тогда, когда она схватила его на руки. Лорд Арсен заревел, перемежая плач требованиями отпустить, протянул руки к любимой игрушке, но Настя держала его крепко. Его единоутробная сестра - близняшка, благородная леди Диана, спала тут же, привольно раскинувшись на мохнатом боку скальды, и совершенно не реагируя на поднятый братцем шум.

- Ты посмотри, что он со мной сделал! – «заплакала» Хасса, - кто на меня такую общипанную смотреть станет! Изверг!

Да ладно тебе, - Настя засмеялась, поправляя выбившуюся прядь волос, - у тебя выдерешь!

Хасса прищурилась, вывалила язык, часто задышала: « Не забывай, они рождены в Мире. Они не такие, как вы».

Тогда Настя для вида шлепнула сына по увесистому заду. Тот заревел еще пуще, протягивая пухлые ручонки к скальде.

- Ладно, ладно, давай его. Пусть дощипывает. – Хасса обреченно опустила голову. Малыш, получив вожделенную игрушку, мгновенно замолк. Он намотал на ручку длинный ус, но внезапно передумал и зевнул. Скальда подтолкнула его мордой к сестренке, и через две минуты мальчик уже спокойно спал. Настя с нежностью посмотрела на спящих детей, легонько вздохнула: «Так они скоро и мать забудут».

-Еще приревнуй! – Хасса подняла голову. – Ну, иди уже, я ж знаю, у тебя Совет. Ты уедешь сегодня?

-Да. Нужно быть в Смолянске, Пек писал, что приехали еще люди, просятся к нам. Да и торговые дела надо разгрести, накопились. Ты уложишь детей?

- Если не проснутся до вечера, я их не стану будить. Как встанут – накормлю, Айда их искупает, и снова уложу. Да иди, иди, не волнуйся. В первый раз, что ли?

Настя чмокнула скальду в волосатую морду, и, легко, как девочка, убежала. Хасса задумалась, глядя на спящих близнецов. Конечно, ни Биссенджар, ни Врос не заменят детям отца, хоть и очень стараются. Настя отвергла уже множество предложений, а когда заходит разговор о ней, замыкается и уходит в себя. Хасса почувствовала тоску по Кальту. «Ты был бы рад, если б их видел», - мысленно обратилась она к нему. Она положила голову на подстилку и глубоко задумалась, воскрешая в памяти его образ...

Уже завечерело, в небе появились первые звезды. Хасса смотрела вверх и думала о том, как все-таки несправедлив этот Мир. Конечно, он лучше того, в каком жили люди, но все же…

«Спите спокойно, дети. Над вами не висит тяжесть воспоминаний, а будущее ваше светло. Жаль, что Кальт не дожил до этого дня. Он пробудил в нас веру в лучший Мир, в то, что люди и скальды однажды сумеют понять друг друга. Да, впереди еще долгий путь, но зато теперь у нас всех есть надежда».

 

© Copyright: Александр Киселев, 2013

Регистрационный номер №0153887

от 20 августа 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0153887 выдан для произведения:

100                                                                      

                                                                  От автора

 Если Вы ищете героический роман, где тысячные орды злобной нечисти бьются с горсткой отважных храбрецов, выступающих за правое дело - не читайте этот рассказ. Если Вы хотите слышать звон клинков, треск ломающихся копий, бульканье кипящей смолы на стенах осажденных городов - не читайте. Здесь нет волосатых варваров и мудрых драконов, нет гномов и эльфов. Батальные сцены составляют очень незначительную часть рассказа и право - не стоит терять время, если Вы настроились на чтение боевика в стиле фэнтези.

Захрусталье

(рабочее название)

   

Часть 1

Осколки

Наемник

Запах гари вперемешку с вонью паленого мяса был почти невыносим. Многие жители этой деревушки верили в Огнебога. Что ж, им не отказали в пламенном погребении. Им – и тем из мародеров, кто был недостаточно ловок, чтобы уйти с места разбоя живым. Буря насчитал уже шесть трупов, явно не имевших отношения к поселянам.

От земли веяло жаром. Лошадь, которую человек вел за собой, испуганно косилась по сторонам, всхрапывала и все норовила повернуть обратно. Каждый шаг поднимал из под ее копыт фонтанчики пепла, и мутно – серый шлейф тянулся за пришельцами, свиваясь в спираль и стелясь по земле длинным траурным плащом. Огонь еще жил в черных костях домов: то тут, то там в небо рвались клубы дыма. Стервятников не было. Они слетятся позже, когда остынет раскаленная земля.

В отличие от лошади, человек шел спокойно. В только что сожженной деревне бояться некого: нападавшие ушли, а те, кто выжил, нескоро появятся на пепелище. Да и появятся ли вообще? Синевато – серый доспех, в котором кожи было больше, чем железа, нагрелся так, что стал обжигать тело. Буря снял его и закинул на седло. Теперь наемник остался в легких полотняных штанах и безрукавке. Пояс с оружием он, однако, оставил.

- Спокойнее, Тор, спокойнее, - воин ласково похлопал коня по морде, - тут бояться  нечего. Потерпи.

Деревушка была невелика – едва ли три десятка дворов. Буря прошел ее почти насквозь, когда взгляд мужчины зацепился за крайнюю избу, стоящую чуть наотшибе. По непонятному капризу, огонь пощадил добротный сруб под железной крышей, лишь закоптив его, но хлипкая изгородь была повалена, стекла выбиты, и дверь сорвана с петель. Ветер бросал в черные проемы пригоршни серой пыли, и тут же выдувал их обратно. Казалось, старый дом пытается дышать. Тяжело, неровно, судорожно, как умирающий от удушья человек. Немного поколебавшись, Буря свернул к нему.

В маленькой прихожей он не задержался, а сразу прошел в горницу. Под ногами хрустнули осколки разбитой посуды. Вокруг – полный разгром. Крышки больших сундуков, стоявших вдоль стен, изрублены в щепы, и их содержимое разбросано по полу. Книги.

Грабители искали золото, вино и продукты. А книги… книги им были не нужны. В безумии Тихой Смерти, в эпидемии, охватившей окрестности, хрупкие бумажные листки перестали быть ценностью. Буря поднял одну из книг. Он бережно провел по обложке рукой, счищая пепел, и прочел название: «Сила. Что мы о ней знаем».

Едва слышный шелест не застал его врасплох. Коротко и зло блеснула сталь длинного ножа, тело напряглось в ожидании. Но звук не таил в себе угрозы. У дальней стены поднялась и бессильно упала скрюченная рука, раздался едва слышный стон. Буря отшвырнул с дороги сломанную лавку, и в два прыжка очутился рядом с умирающим. Ухватив его за плечи, мужчина осторожно перевернул иссохшее легкое тело. Дрожащая рука неожиданно цепко обхватила его запястье, прошлась по тыльной стороне ладони, и задержалась на неровном бугристом шраме.

- Буря,- прошелестел тихий, словно песок сыпался, голос, - Буря, спаси… ее.

Старик повернул почерневшее лицо к воину, и вперился в его лицо незрячими глазами, подернутыми белесой пеленой.

- Под южным углом… спаси…

Наемнику не надо было гадать, о чем говорит старый колдун. Тот всегда любил книги больше людей. Буря даже знал, о какой именно идет речь.

 Голос умирающего обрел некое подобие жизни: « Не продал тебе тогда, теперь даром бери… спа…». Старик закашлялся, на губах выступила кровавая пена. «Отойди от меня, заразишься». Еще один приступ кашля сотряс измученное тело: « Я… похорони меня… в огне». Слабой рукой он попытался оттолкнуть склонившегося над ним мужчину.

Буря легко отвел бессильную руку, подхватил колдуна на руки, и, ногой расчистив на полу место, уложил его в центре комнаты. От полы безрукавки он отрезал длинный лоскут, связал старику ноги в коленях и щиколотках, уложил вдоль тела руки. На губах умирающего мелькнула тень благодарной улыбки.

- Не волнуйся, Гар, - впервые прозвучал голос наемника. – Я все сделаю.

Минутой позже он уже копал землю под южным углом дома. «Как чуял старик», - пришла мысль. - «Подальше спрятал». Копать было легко – сухая земля превратились в мелкий порошок, и нож почти не встречал сопротивления. Наконец, с тихим стуком нож уперся во что-то твердое. Из неглубокой ямы Буря достал маленький сундук, по углам окованный железом, и извлек его содержимое.

Книга была заботливо укутана мягкой кожей. Да, та самая, единственная, которую Гар наотрез отказывался продать. Желтые от времени страницы, заключенные каждая в жесткий и гладкий неведомый материал, прозрачный как стекло. Простой, без украшений переплет и неестественно ровные, не рукой писаные буквы, складывающиеся в название. « Великий Исход».

Еще некоторое время ушло на то, чтобы собрать в доме уцелевшие фолианты. Буря сложил их в две переметных сумы, без жалости навьючив лошадь, и лишь после этого подошел к Гару. Казалось, тот уже мертв, но когда наемник приблизился, старик повернул к нему лицо.

- Иди, - попросил он, - иди отсюда, и сожги меня. Я не хочу…

   Зараженные, после того, как отказывали зрение и слух, и тело переставало повиноваться, могли прожить еще довольно долго. Но разве можно назвать жизнью пребывание в безгласной и бесчувственной темноте?

Буря встал с колен и направился к выходу. На пороге он обернулся, поклонился неподвижному телу.

- Я сберегу ее, - больше себе сказал он. – Спасибо.

 Горячих углей вокруг было больше, чем достаточно. Буря швырнул полную пригоршню рдеющих красным головней в окно, затем еще и еще, игнорируя боль в обожженных, несмотря на толстые защитные рукавицы, руках. Пищи для огня внутри было много. Пламя с ревом выхлестнуло из зиявших ранее чернотой проемов, сыто зашипело, пожирая жилье изнутри, и, наконец, охватило дом целиком. Буря не стал дожидаться, пока тот рухнет. Он еще раз поклонился погребальному костру, и легко вскочил в седло. Почувствовал отпущенные поводья, конь заржал и с места взял в галоп, словно и не нес на себе всадника и две тяжеленные сумки. Хозяин направил его бег к опушке леса, туда, где заходящее солнце окрашивало горизонт красным.

Лес дает приют всем, не деля на правых и виноватых. На крохотной полянке засохшее дерево дало Буре топливо для костра, а воду и еду он достал он достал из заплечного мешка. Поужинав, он расстелил на траве плащ, и мгновенно уснул, и сон его был спокоен и крепок. Бурю не тревожили кошмары. У того, кто вышел живым из приснопамятного Аденского побоища, и не сошел с ума, вообще оставалось немного страхов.

   Проснулся он рано, когда низкие тучи еще только начинали светлеть у горизонта, предвещая рассвет. Тор коротким ржанием поприветствовал хозяина, и укоризненно глянул на него, когда тот опять взгромоздил позади седла тяжелые сумки.

Солнце уже успело достигнуть зенита, когда лес расступился, и всадник выехал на торную дорогу. Буря вздохнул с облегчением: ему не хотелось провести еще одну ночь под открытым небом. Оба кошеля были набиты до отказа – заказчик оказался неожиданно щедрым, и немало добавил к оговоренной заранее сумме. Теперь Буря хотел найти место, где полновесные золотые превратятся в хорошее вино, постель без клопов, и веселых нестеснительных девок. Он чуть сильнее сжал ногами конские бока, и умница Тор, поняв верно, прибавил шагу.

Наемника не смущала бушующая вокруг эпидемия. От Тихой Смерти не убежишь. Бедствие охватило уже широкую полосу вдоль побережья, и протянуло невидимые щупальца дальше, к материку, но люди, в большинстве своем, отказывались понимать истинные размеры угрозы. Многие уповали на случай – сплошь и рядом случалось так, что один, заболев, лежал и ждал смерти, а его сосед, здоровехонький, рядом гулял вовсю. Была у Бури и другая причина не остерегаться заразы. Маленькую фляжку с неярко опалесцирующей тягучей жидкостью, он опорожнил едва на четверть. Вакцину создали маги побережья, в Новом Токио, но горожане помалкивали – слухи о чудесном лекарстве привлекли бы к городу слишком много зараженных, а готовилась вакцина достаточно долго. Наемник получил бесценную склянку лишь потому, что в неразберихе битвы он спас от брошенного в спину копья брата Ямагавы, мэра Нового Токио. Низкорослый смуглый воин запомнил Бурю, и после боя разыскал его, с поклонами и уверениями в вечной благодарности, вручив лекарство.

  По макушке человека звонко шлепнула дождевая капля. Одна, вторая. Буря поморщился: что за погода! Один день – невыносимое пекло, а на следующий – затяжной, не по–летнему холодный дождь. Первый его вестники взбили на сухой еще дороге фонтанчики пыли, а в следующее мгновение на землю обрушился мутный водяной шквал. Конь протестующе заржал. Стена ливня была настолько плотной, что предметы теряли свои очертания уже в десятке шагов впереди. Дорога моментально превратилась в болото, и Буря как почувствовал, как враз потяжелела поступь Тора. Струи воды шипели разъяренными змеями, и все норовили побольнее ужалить оставшегося без защиты человека, сбить с коня, растворить в себе.

В заунывный шелест неожиданно вплелись иные звуки. Людская разноголосица, крики, звяканье металла, и частая дробь множества копыт по каменной брусчатке. Из водяной стены возникла другая, каменная, с широкими деревянными воротами. Небольшой, человек восемь, верховой отряд покидал город. За их спинами нарастал разъяренный ор толпы. Всадники вихрем пронеслись мимо, и лишь один из них придержал скакуна.

- Мудрец! – крикнул едва различимый в пелене дождя человек, - давай за нами!

«Искандер» – узнал голос Буря.  Один из приближенных Главы Ордена. Должно случиться что-то уж совсем невероятное, чтобы горожане ополчились на Сизых. Их Орден любили далеко не везде, но даже те, кто тайком плевал вслед, признавали беспристрастность политики наемников. Глава всегда очень тщательно просчитывал, к чему приведет вмешательство Ордена, и лишь затем бросал его мечи на ту или иную сторону. Стараниями многих поколений Глав, Орден стал мощной силой, принимающей ту или иную сторону, исходя из своих глубинных, часто непонятных другим, интересов. Его бойцы воевали на стороне тех, кто платил. Тех, кто не платил, но мог заплатить позже. Тех, кто не платил, и никогда не смог бы рассчитаться впоследствии. Орден, подобно Белой гильдии, всегда был третьей силой, загадочной и непонятной. Но людское мышление косно: воюют за деньги – значит, наемники. Со временем слово потеряло свой первоначальный смысл, и теперь сами воины частенько именовали себя так же.

Изумление не помешало Буре отреагировать, как должно. Тор взвился на дыбы, едва не сбросив седока, но круто развернулся, и понес вслед убегающим. Прочь, от долгожданного уюта, хорошего ужина и компании веселых женщин. Буря скорее почувствовал, чем увидел, как сквозь дождь ему бросили веревку. Он поймал ее конец, едва не свалившись со скользкого седла.

- И то верно, – подумал он, - теперь не потеряем друг друга.

Погони не было, только громкий стук сзади возвестил о захлопнутых воротах. И снова – усыпляющий шелест дождя, белесая муть вокруг, да запах мокрой земли.

Постепенно грязь под копытами лошадей сменилась травой, а затем подковы зацокали по камням. Поток воды с неба прекратился так же резко, как и возник, и в тусклом свете Буря увидел, куда привели его спутники. Огромная пещера, а дальше, в ее глубине – черный провал хода, уводящего под землю, в темноту. Старые каменоломни. Всадники спешились. Буря обвел их вопросительным взглядом, и выражение лиц соратников заставило его сердце забиться часто и сильно.

 Скорбь.

Скорбь на лицах, и пустые глаза. Это выражение лица человека, когда утрата превосходит все мыслимые ожидания. Когда произошедшее – невероятно, невозможно. Когда это – правда.

Лица искажены горем, на щеках перекатываются вздутые желваки, и крепко сжатые губы опущены уголками вниз. Так бывает, когда мужчины пытаются сдержать слезы. В тишине тихо и бесстрастно прозвучал голос Искандера.

- Орден распущен. Нас больше нет. И Великих Прежних – тоже.

Буря был одним из тех, кому стать и сила позволяют крутить двуручным боевым молотом, как детской игрушкой. Его удар сминал в лепешку даже самые прочные, цельнокованые доспехи, и редко когда требовал повторения.  Слова Искандера ударили больнее. Наемник схватил его за плечи, и сильно тряхнул.

- Как?!

Доверенный Главы не попытался освободиться из стального захвата. Напротив, он обхватил запястья  Бури и слегка сжал их, разделяя горе.

- Империя купила часть наших мечей без ведома Главы. – Мертвым голосом сказал Искандер. – Филипп и Дартсток предали союзников, и наши, - тут он торопливо поправился, - бывшие наши выступили на стороне предателей. Цитадели Дианы и Арсена уничтожены. Выживших нет.

Все это походило на дурной сон, от которого не проснуться. Буря по-прежнему сжимал плечи Искандера, но хватка ослабла – силы внезапно покинули его.

- Мы сидели в таверне, когда нас разыскал вестовой. – Искандер кивком указал на совсем молоденького бойца в доспехе, сплошь заляпаном грязью.- Он был очень пьян. Впрочем, я его не виню. Четыре дня назад Филипп и Дартсток заманили союзные кланы на праздник, и ночью перерезали им глотки. Той же ночью они напали на их крепости. Спустя два дня об этом узнали в Ордене. Вчера Альтер принял решение о роспуске. Мы опозорены, Мудрец. Наши флаги сожжены.

Искандер с видимым усилием заставил себя продолжить.

- Я уже сказал, мальчишка был пьян. Его доклад прозвучал слишком громко… и горожане тоже услышали. Пока я смог понять суть, о предательстве узнало полгорода. И они пришли мстить за Великих.  Мстить тем, до кого могли дотянуться! Нам! Мы потеряли шестерых, пока пробивались к воротам. Они не хотели ничего слушать, не дали сказать ни слова! А мы даже не могли обороняться! Я не мог дать приказ убивать невинных!

 В крике смешались горечь и стыд.

- А потом встретили тебя.

Лицо Искандера исказила гримаса.

- Нас больше нет, - низко опустив голову, прошептал он, - теперь никто не станет носить наши цвета.

Низкий полувой – полурык вырвался из груди Бури. Его молот врезался в стену пещеры с такой силой, что с потолка посыпались мелкие камни. Раз за разом неистовые удары, сотрясающие скалу, обрушивались на мертвый камень. Искандер и его спутники молча ждали, пока Буря выплеснет гнев.

- Ты же понимаешь, что это – конец! Конец всего! – Раз за разом молот крушил породу. – Великие хранили закон! Теперь их нет! Мы опозорены! Кто поддержит порядок?!

За вспышкой бешенства наступила обратная реакция. Молот выпал из ослабевших рук, и Буря бессильно опустился на камень.

 - Конец всему! – простонал он. – Снова будет хаос. Клан на клан, все против всех. Будет, как в Великой войне, только на этот раз остановить бойню будет некому. А Сизые будут прокляты вечно. Думаешь, кто-нибудь захочет выяснять правду?

Искандер печально кивнул. Буря обхватил руками голову, и надолго застыл в неподвижности. Когда же соратники снова увидели его глаза, они были сухи.

Из заплечного мешка наемник достал фляжку, взболтнул. Плеска почти не было слышно. Очень медленно Буря принялся расстегивать пряжки доспехов. Снял легкий панцирь, поножи, и аккуратно сложил на полу. Наручи легли сверху. Аккуратную горку покрыл короткий плащ с изображением коршуна в сером круге. Буря выдернул из фляги затычку и старательно обрызгал ее содержимым предметы былой гордости. Затем чиркнул кремнем о рифленый железный брусок, и не отвернулся, когда яростное бело-голубое пламя спалило ему ресницы и брови. Некоторое время он стоял, прямой как струна, затем обвел остальных прощальным взглядом, и, подобрав с земли молот, взлетел в седло. Тор протяжно заржал, когда в его бок впились шпоры, скакнул вперед, и исчез за пеленой дождя.

 

ВЕДЬМА

Девочку  насиловали четверо. Один держал тонкие, все пегие от синяков руки, а трое поочередно удовлетворяли свою похоть. Жертва уже не сопротивлялась. Она закрыла глаза, закусила губу, и лишь худенькие плечи вздрагивали в такт сильным толчкам. На лице девочки слезы смешались с пеплом, превратив лицо в жутковатую маску. Земля дышала жаром. Это чувствовалось даже сквозь плащ, на который ее бросили – уже не сопротивляющуюся, безвольную и равнодушную.  Горький дым стлался по земле, как будто пытаясь скрыть творящееся на пепелище непотребство.

 Наконец, все кончилось. Последний насильник, блестящий от пота, слез с распластанного тела с удовлетворенным вздохом.

- Хорошо! – довольно крякнул он. Животное в человеческом обличье потянулось, и подняло с земли брошенную одежду. – Может, с собой возьмем? Вечером еще попользуем?

- Остынь, - старший насмешливо взглянул на подельника. – Куда ее девать? Побаловали, и хватит. Лошади и так перегружены.

Его собеседник пожал плечами. Девочка открыла глаза.

Над ней стояли двое: один плотный, бритоголовый, с приметным шрамом на левой щеке, второй наоборот, мускулистый и поджарый, с блеклыми светло – серыми глазами. Равнодушный взгляд скользнул по девичьему телу.

Коротко скрежетнул извлеченный из ножен клинок. Бритоголовый уже поднес нож к горлу девчонки, но в последний момент был остановлен властной рукой.

- Оставь ее, - сказал вожак. – Пусть живет.

- Добрый ты нынче, - хмыкнул второй, но нож спрятал.

Их спутники уже ждали на оседланных лошадях. Еще минута - и топот стих вдали, оставив после себя медленно оседающие на землю облака пепла.

С протяжным стоном девочка села, затем поднялась на ноги. Ее мать лежала неподалеку. Труп уже начал коченеть, и ребенок с большим трудом придал телу естественное положение. Девочка распрямила матери руки, сложила их на груди крестом, убрала с лица спутанные волосы,и попыталась закрыть усопшей глаза. Тщетно. Застывшие, они упрямо глядели в небо. Девочка заплакала.

- Ненавижу! – бессильный вздох сорвался с истерзанных губ. Несмотря на царящее вокруг пекло, девочку била крупная дрожь. Самообладание покинуло ее, и, прижавшись к матери, она завыла в голос.

 Неожиданно воздух вокруг загустел. По телу прокатилась волна жара, в голове забились, зашептали незнакомые голоса. Нечто наполнило сознание, закружило бурнокипящим цветным водоворотом – и схлынуло, оставив после себя знание. Неведомая сила заставила девочку подняться с колен, и гордо выпрямиться – избитую, окровавленную, недоумевающую. Детские пальцы оплела густая сеть фиолетовых молний, и с громким треском ударила в землю. Земля вскипела, принимая в себя ярость и боль ребенка.

Если бы вожак бандитов видел ее в этот момент, он пожалел бы о так некстати посетившем его милосердии.

***

На каменном полу спать неудобно, пусть даже подстилкой служит пушистая теплая шкура. Чара проснулась озябшей, и совершенно разбитой. Все тело затекло, поясницу ломило, а в волосы набились пыль и мелкий мусор.

От костра осталась лишь груда подернутых пеплом углей, но огромный плоский камень, на котором горел огонь, не остыл. Чара приложила к нему озябшие ладони, и блаженно зажмурилась. Хорошо! Не найди они пещеру, ночевать пришлось бы снаружи, а там – режущий глаза ветер, холод, и слепящая белизна снега. В этих горах он никогда не тает.

По другую сторону камня зашевелился неопрятный меховой ком. Ко, ее проводник, единственный, кто согласился показать местные тропы. Горцы не любят чужаков, и Чаре потребовалась почти неделя, чтобы найти провожатого. Ей еще повезло – когда она уже совсем отчаялась и собралась паковать вещи, в комнату без стука вошел низкорослый щуплый мужчина, и, ощерив в улыбке желтые зубы, представился: «Я – Ко. Нужен проводник? Один золотой в день». Бешеные деньги по местным понятиям. Но выбора не было, и скрепя сердце, она согласилась.

Как выяснилось – зря. В первую же ночь Ко попытался залезть к ней под юбку, и неподдельно удивился, обнаружив у горла узкий кинжал. Вот уже девятый день приходится терпеть похотливые взгляды, и слушать бесконечные самовосхваления. Горы он действительно знал, но лишь те места, где пролегали караванные пути. Чаре нужно было иное. Они искала нетронутые области, где надеялась найти следы Прежних. Наивная! Ко лишь разводил руками, и с притворным сожалением говорил: «Там нет прохода. Опасно».

Да, здесь не повезло. Что ж, бывает. Утешает одно – завтра она встретит рассвет в мягкой постели, а не на голых  камнях.

Ко откинул шкуру, закрывающую вход, и студеный воздух хлынул внутрь. Чара поморщилась.

- Хороший день. – Ее спутник довольно цокнул языком. – Тепло. Спускаться будет легко.

«Это – тепло?» - хрипловатым со сна голосом возмущенно переспросила Чара. Ко засунул руку за пазуху, и принялся ожесточенно чесать живот: «Ага. Женщина, ты не застала здесь холодов, когда плюнешь, а на землю упадет льдинка».

В его голосе прозвучала гордость и снисходительность к изнеженной жительнице равнин: «Но ты их уже не застанешь. К ночи мы будем внизу, в поселке».

И то хорошо. Мысль о близком тепле придала сил. Чара поспешно накинула тяжелую меховую парку, и тоже выглянула наружу, сильно сощурившись от яркого света.

Белый и синий. По - cвоему красиво: белый снег покрывает все вокруг, ни единого темного пятна. От этой белизны можно ослепнуть, если не смотреть сквозь ресницы. А над белыми пиками - синее-синее небо, глубокое, и такое же холодное, как все вокруг. Чара опустила шкуру на место. «Завтракаем – и вниз». – Сказала она.

Ничто не предвещало беды. Они уже миновали самый опасный, по словам Ко, участок, когда наверху зародился тяжелый низкий  гул. Чара испуганно обернулась. За их спинами, вдалеке, но с каждым мгновением все ближе, клубилось мутное облако взвихренного снега. Оно приближалось с пугающей быстротой, почти мгновенно захватив виднокрай. Женщина оцепенела, зачарованная стремительной мощью лавины. Гул перешел в рев. Чара вздрогнула, с усилием приходя в себя, и поняла, что осталась одна на пути несущейся по склону смерти. Проводник убегал, забирая в сторону, к краю лавины. Ужас сковал ноги Чары. Она неловко сделала шаг, другой – и провалилась в узкую расселину, едва прикрытую тонким слоем наста. Падая, женщина ударилась виском об острый кусок льда, и потеряла сознание, успев перед этим подумать: «Как глупо!» А потом наступила темнота.

Сколько она пролежала без сознания, Чара не знала. По всей видимости недолго – снег под щекой растаять не успел. Она пришла в себя в полной темноте. Давила ватная тишина, только в рассеченном виске гулко токала кровь. Женщина пошарила руками вокруг, и обнаружила, что обе руки уперлись в стены. Собственный тихий скулеж показался таким жалким, что она замолчала в испуге, а затем, сдирая ногти, стала карабкаться вверх.

Трещина, куда она упала, оказалась неглубока – примерно два ее роста. Чара почувствовала, как макушка уперлась в твердый камень, и принялась обследовать на ощупь нависший над головой скальный выступ. Ее рука вместо шершавой поверхности вдруг нащупала участок, на котором камня уже не было.

Снег. Плотно спрессованный, но не лед или камень, а снег. Руки замерзли так, что колющая боль в пальцах сменилась полной нечувствительностью. Узкий луч света, ворвавшийся сквозь пробитое отверстие, придал Чаре сил. Она тихо и облегченно вздохнула, и, рассмотрев свое убежище, едва не ставшее могилой, стала спускаться. Противоположная стена была куда более пологой, а выступы на ней вполне позволяли выбраться наверх.

Лавина докатилась до подножия склона, оставив после себя широкую полосу почти обнаженного камня. Чара решила спускаться по ней – проводника она лишилась, но серая полоса, ведущая к подножию, нигде не была изрезана ущельями или крупными трещинами, могущими преградить путь.

Ко обнаружился за огромным осколком скалы, размером в дом. Чара услышала негромкие ругательства и тяжелое сопение еще до того, как увидела проводника. Он возился у огромной мохнатой туши, пытаясь снять шкуру с мертвого зверя. Его голова была размозжена, и неяркий  на камнях кровавый след уводил к одной из небольших пещер, коими изобиловали эти горы.

Увидев женщину, Ко выпучил глаза и вскочил. Властным жестом Чара приказала ему молчать. О чем говорить? Затем она перевела взгляд на зверя, и на лице женщины отразилось изумление и страх.

- Не старайся, - сказала она. – Это скальд. Его шкуру не пробьешь ни железом, ни Силой. Но откуда здесь скальд? Они что, и здесь живут?

Под требовательным взглядом, Ко, наконец, прочистил горло.

- Я впервые вижу… скальда. Никогда не встречал раньше.

 Даже мертвый, зверь был красив. Чтобы провести рукой по серо-серебристой роскошной шкуре, Чаре даже не пришлось наклоняться.  Она пропустила длинную шерсть между пальцев, и повела рукой по хребту, залюбовавшись игрой света на шерстинках. Коснулась мощной лапы с четырьмя когтями, каждый размером с ее палец, хмыкнула.

 - Очень редкий и очень опасный хищник, - снизошла она до объяснений. – На моей памяти никто из охотников не хвалился убитым скальдом. Странно, что мы встретили его здесь. Они живут гораздо дальше на север, где - то в глуши, за Смолянском.

По лицу Ко было ясно, что он о местах таких и не слышал. «Странное название. Откуда оно?» - спросил проводник. Чара капризно дернула плечом: «Скальд? Так называли поэтов – Прежних. Я  не знаю, почему эти звери…». Она не закончила фразу. Взгляд прикипел к неприметному светло-желтому камешку, лежащему рядом с оскаленной пастью. Снег под ним растаял, образовав круглую лунку величиной с тарелку. А сам камушек - то размером с ноготь!

Ко озадаченно нахмурился, когда Чара осторожно и медленно протянула руку к находке. Очень нежно, едва касаясь, она подняла его, провела пальцем по гладкой поверхности, и вдруг резко выпрямилась, вся просияв. На ее лице проступили поочередно удивление, удовлетворенность, восторг. Звонкий, как колокольчик, смех разнесся по окрестностям. Чара сжала руку в кулак.

Женщина распахнула парку и бросила ее на снег. Она еще немного постояла, прислушиваясь к себе, а затем избавилась от остальной одежды, не обращая больше внимания на остолбеневшего Ко. А остолбенеть было от чего.

Чара была ослепительно красива. Не девичьей, но зрелой, чувственной красотой. Роскошные черные кудри выгодно оттеняли бархатистость нежной, чистой кожи. Тяжелые налитые груди были высоки, бедра – пышны, а талию, казалось, можно обхватить разведенными большим и указательным пальцами обеих рук.

Женщина стояла нагая на снегу, запрокинув голову к небу, и смеялась, и плакала от неведомого Ко счастья.

- Спятила, - подумал он. – Тем лучше. Проще.

На Чару он положил глаз с первой минуты, но даже в самых смелых своих мечтах не представлял ее ТАКОЙ. Ко почувствовал, как сладкой тяжестью наливается пах. Мелькнула мысль о деньгах – Чара заплатила ему всего лишь задаток. Но эта мысль мелькнула – и пропала. Стоящая перед ним женщина вызывала почти безумное вожделение. Ко приблизился, и кончиками пальцев коснулся задорно торчащих розовых сосков. Остатки разума покинули мужчину, и он жадно приник к упругим полушариям, грубо сжав их…

…пронизывали насквозь. Чара купалась в горячем океане Силы, любовалась хитросплетениями радужных потоков, и наслаждалась прикосновениями невидимых рук, готовых исполнить любую ЕЕ волю, любой ЕЕ каприз. Совсем не зря она пришла сюда. Такого артефакта она не встречала даже в рассказах учителей, а их было немало. Куда до него тем крошечным осколками ведьминого камня, что хранятся в мешочке на шее! Неброский с виду камушек оказался грандиозным, невероятным кладезем Силы. Правда, структура потоков незнакомая, но это ничего. Она разберется. Оберег – а Чара теперь знала точно, что это оберег – жил в руке своей жизнью. Поток исходящей от него Силы был настолько мощным, что ведьма даже удивилась, как Ко не мог не увидеть его. Впрочем, он всего лишь похотливый недалекий охотник.

…Чара вздрогнула, возвращаясь к окружающему миру. Эйфория, в которой она пребывала, рассеивалась очень неохотно, и лишь какое-то время спустя ведьма поняла: она – голая, и это, ошибочно именуемое мужчиной, увлеченно слюнявит и тискает ее грудь.

Чара улыбнулась, раздернула завязки мешочка на груди и положила в него оберег, а потом запустила пальцы в волосы ошалевшего от счастья Ко. Он издал звук, долженствующий изображать страстный вздох, и попытался опрокинуть ее навзничь на разбросанную одежду. Продолжая улыбаться, Чара покрепче сжала грязные патлы, и рванула назад. Раздался негодующий вопль. Тогда она чуть наклонилась, ухватила мужчину за средоточие его похоти, и сильно сжала, наблюдая, как с искаженного болью лица сходит краска.

- Я не разрешала тебе делать это. – медленно и раздельно произнесла Чара, а затем сжала кисть еще раз, сильнее – маленькая месть за то, что бросил ее одну в лавине. Из Ко будто вынули все кости, глаза закатились, и его тело кулем осело рядом с мертвым скальдом. Чара пожала плечами.

- Да ты неженка, - иронически сказала она, и, не торопясь, принялась собирать разбросанные вещи. Конечно, теперь она могла бы и не одеваться – талисман согревал ее, но слишком уж много внимания привлечет она к себе, явившись в деревню голой. Она…

Сильный удар в спину прервал ее мысли, и бросил вперед, лицом прямо на острые камни. Чара едва успела вытянуть вперед руки. «Нож! Какая же я все-таки дура» – мелькнуло в голове. Женщина медленно повернулась лицом к ударившему ее проводнику. И вновь расхохоталась, восторженно и облегченно. Ко совершенно безумными глазами смотрел на свою руку, сжимающую нож, лишенный клинка. Сломанный у самого основания, тот валялся рядом. Чара ненадолго перестала смеяться.

- Жаль. – Прищурилась она. – Мог бы жить.

Сверкнула фиолетовая вспышка. Тело мужчины нелепо заскребло ногами, качнулось, и боком упало на камни. Из выжженного в груди аккуратного отверстия струился легкий дымок.

Все еще хихикая, Чара оделась, и торопливой походкой зашагала вниз, к деревне. Ведьма легко поборола слабое искушение оглянуться. Зачем? Впереди у нее еще столько дел!

 

 

 

 

 

Приглушенный топот копыт по мягкому мху все нарастал, разбивая чуткую тишину леса. По едва заметной дорожке, петляющей среди деревьев, мчался сквозь ночь мальчик верхом на приземистой лошадке. Он постоянно торопил её и часто оглядывался назад. Погони не было. Была белёсая стежка тропинки, стук лошадиных копыт и ноющая боль в боку, слабая, но не стихавшая ни на минуту.

-Скоро она пройдет, - подумал мальчик - И я умру.

 Холодный осенний ветер пробирал до костей, но всадник едва обращал на это внимание. Куда страшнее холода был ужас перед неизвестностью. Он спешил. Эпидемия тихой смерти поразила материк внезапно, таинственно, из ниоткуда. Пока не начались массовые смерти, люди и не подозревали, что больны.  Вначале возникала слабая боль в боку, потом она бесследно исчезала, и через десять дней наступал финал. Нарастала слабость, больной слеп и глох, терял последние силы. Потом - забытье, из которого никто уже не возвращался. Мальчик спешил. До Нового Токио, города, где по слухам маги придумали вакцину, поднимающую на ноги даже самых безнадёжных, была неделя пути. Слишком много. Ещё день - другой боли, потом пять-шесть дней затишья, после этого придётся заставлять себя сделать каждый шаг. Но в тринадцать лет всё рисуется иначе и не очень-то думается о смерти. Мальчика била крупная дрожь. Его страшила и собственная дерзость, и предстоящая дорога.

"Если решился – делай".- Вспомнились слова отца. " Я сделаю, пап, я добуду вакцину и спасу клан". Под копытами лошади зашуршала высокая трава. Хрустальный Ключ – граница земель клана. Мальчик остановил лошадь и снял с седла бурдюк для воды. Дорога дальняя, нужно запастись водой. «Лишь бы папа не очень сердился, что я убежал без спроса. Я вернусь и извинюсь, пап. Только сначала вылечу всех. Я должен успеть».

Лошадь мчалась сквозь кладбища, бывшие ранее зажиточными деревнями и гордыми замками. Мальчик видел, как люди сами рыли себе могилы и ложились в них. Видел, как банды мародёров насилуют лежащих без сознания женщин, тащат к лошадям туго набитые вьюки, как отрубают пальцы с перстнями ещё живым людям, уже не могущим пошевелиться. На четвёртый день путешествия его попытались убить, выстрелив из арбалета. Болт скользнул по лицу, оставив глубокий порез от виска до уха. Мальчик вскрикнул, покачнувшись в седле, но выносливая горная лошадка не сбавила темпа, и преследователи остались ни с чем. Всё это время всадник почти не ел, спал на ходу, привязывая себя к седлу, и делал остановки лишь для того, чтобы не загнать лошадь.

К середине пятого дня на дороге появились разъезды с  красно- белыми гербами. Они останавливали больных, бредущих в город, и заворачивали их обратно.

 - Вакцины мало, на всех не хватит, - говорили они. Мальчишке повезло – он свернул с дороги и ярами и подлеском миновал кольцо оцепления. Ветер донес соленый запах близкого моря. Вот и город. Внезапно лошадка всхрапнула и завалилась. Он тяжело перелетел через голову, сильно зашибив при этом плечо. Все- таки загнал.  Мальчик подумал, что без неё ему будет проще пробраться в город. Лёгкие сапожки моментально превратились в лохмотья, разодранные по острым камням. Он потерял ещё полдня, пробираясь к городу по берегу, замирая от каждого шороха и прячась среди камней. В голове суматошной птицей билась лишь одна мысль: « Четыре дня, надо успеть». Ещё день ушёл на то, чтобы найти заветное здание, окружённое тремя кольцами охраны, на которую напирала огромная толпа, жаждущая исцеления. Мальчик, нащупав под полой маленький кинжал, кинулся прямо на гвардейцев с криком: «Срочное донесение господина Пека, Главы Смолянска!». Один из солдат, ухватил его за рукав, повёл в караульный барак, вызвав старшего. Мальчик, показав верительный браслет Смолянска, подаренный Пеком его отцу и украденный им накануне побега, наотрез отказался говорить с кем либо, кроме главы города, повторяя: «Очень срочно, донесение только для главы». Пояс с кинжалом он демонстративно отстегнул, бросив в караулке. Обыскивать малолетнего сопляка в грязной, провонявшей лошадиным потом одежде, никто не собирался.

 Через несколько часов, поев вяленой рыбы, даденной одним из сердобольных охранников, гонец был впущен в ратушу. Приосанившись и придав лицу соответствующее выражение, он церемонно поклонился: «Послание благородному лорду Ямагаве от благородного лорда Пека, лично в руки». Маленький, замызганный, весь в грязных потеках, мальчик был жалок. Он полез за пазуху, доставая упакованные в кожаный футляр листки, подошёл, - и кошкой прыгнул на мэра, прижимая к его горлу маленький нож, спрятанный под курткой. Забыв все приготовленные слова, сбивчиво стал рассказывать об умирающем клане, о не вернувшихся гонцах, посланных за вакциной, перемежая слёзы и просьбы угрозами. Стража остолбенела, поражённая дерзостью маленького оборванца. В кабинет семенящей походкой вошла маленькая черноволосая женщина и, послушав крики мальчика несколько минут, обратилась к Ямагаве на незнакомом языке. На минуту малоподвижное, плоское лицо его застыло, затем губы мэра скривились в подобии улыбки.

- Тебе не причинят вреда, если ты положишь оружие. - На Общем языке сказала женщина.         

- Мне не нужна безопасность! Мне нужна вакцина! Мой клан умирает! – Крикнул мальчик сквозь слёзы.

- Кто тебя послал? – Спросила женщина.

- Никто. Я сам убежал, когда не вернулись посланные. Мы и так слишком долго ждали.

- Ты получишь то, что просишь, – почти не размыкая губ, наконец, произнёс мэр – даю тебе в этом своё слово. Мужество должно быть вознаграждено.

На Общем он говорил с акцентом, сильно смягчая согласные. Приходилось вслушиваться, чтобы понять смысл.

- Вакцина расходуется быстрее, чем мы её успеваем делать, но, не страшно. Я не знаю, сколько сейчас её в готовом виде, но тебе дадут всё, что есть. В конце концов, такую потерю мы восполним быстро.

  - Вы дали слово,– сказал мальчик, опуская нож и бросая его на пол.

Наступила реакция на перенапряжение. Его ноги подкосились, и мнимый посланник почти без чувств осел на пол.

- Сколько людей в твоём клане? – Певуче спросила его женщина.

- Когда я уезжал – было около двухсот, благородная госпожа, – внутренним чутьём угадав в ней заступницу, ответил мальчик.

Ямагава отдал короткий приказ. Вскоре в кабинет вошёл человек в серой робе мага, недоумённо взглянув на мальчика, сидящего на полу. Мэр спросил его о чём – то, маг поклонился, опустив глаза, и вышел. Через некоторое время комнату принесли небольшой плоский короб с ремнями для переноски за спиной.

- Тебе дадут двух лошадей и сопровождающих до границы, – сказал мэр на Общем, – желаю тебе успеть, маленький воин.

     Он улыбался.

- Я гордилась бы, имея таких сыновей, – добавила женщина, и легонько коснулась спутанных волос посланника. – Не дай умереть своему роду.

Мальчик поклонился обоим, потом сказал: « В караулке мой мешок. Там на дне, золото. Всё, что было. Благородный Лорд, прошу принять плату за вакцину».

Мэр переглянулся с женой и спросил: «Как твоё имя, маленький воин?»

- Меня зовут Дрейк, сын Роберта, благородный Лорд.

- Я запомню твоё имя, Дрейк, сын Роберта. – Ямагава  помолчал. – Иди.

До границы  добрались быстро. Дрейк поблагодарил провожатых и пустил лошадь галопом. А слухи, непостижимым образом просочившись сквозь стены ратуши, уже обгоняли его, повествуя о маленьком мальчике, везущем избавление от смерти. Его выследили через день. Из рощи слева показалась пятерка конных, окружая Дрейка полукольцом. Засвистели стрелы, сзади заржала запасная лошадь, раненая в бок. Не оборачиваясь, Дрейк перерезал ременный повод, закреплённый на седле, и, пригнувшись, пришпорил коня. Погоне помешала темнота. Мальчик, пользуясь сумерками, на ходу спрыгнул с седла, съехав по песчаному обрыву, а освобождённый конь радостно заржав, понесся прочь. Преследователи не заметили съёжившегося в комочек Дрейка, ориентируясь на стук копыт впереди.

 На следующий день он оглох. До Хрустального Ручья оставалось всего полтора суток пути верхом, но лошадей он потерял. Идти было почти невозможно, тело не слушалось, налившись  тяжестью. Дрейк скинул короб со спины, проверил, не побились ли переложенные мягкой тканью склянки.

-Выпей! - Тихо сказал внутренний голос. - Выпей! И болезнь отступит.

 Нет! - Сказал он сам себе. – Кому-то может не хватить. А я выдержу.

 Он вновь взвалил короб на спину и, оглядевшись, побрёл. Глухой шум в ушах стих, сменившись ватной тишиной. Едва переставляя ноги, мальчик шёл по дороге, поминутно оглядываясь, боясь попасться кому-нибудь на глаза. Наконец он упал и не смог подняться. Тогда он пополз, понимая, что остановиться – смерть. Он едва двигался, не различая дороги, ведомый каким-то шестым чувством. Вдруг его шеи коснулись мягкие губы. Конь. Запутавшись ногой в стремени, за ним волочился мёртвый прежний хозяин. Собрав остатки сил, и цепляясь за уже застывший труп, Дрейк взгромоздился верхом и освободил стремя. Теперь доберусь, - подумал он, падая коню на шею.

 Как ехал, Дрейк не запомнил. Поняв, что не выдержит, на следующий день он сделал маленький глоток зелья, но мгновенно исцелить оно не могло. До деревни оставалось совсем недалеко, когда метнувшийся из кустов скальд напугал коня и тот убежал, сбросив седока. Мальчик заплакал и пополз, изредка поднимая голову, чтобы сориентироваться. Тут он со страхом обнаружил, что слепнет. Потянулся за коробом, но не было сил. Попробовал закричать, но не услышал собственного голоса и провалился в забытье.

Люди, которые ещё могли ходить, увидели как на опушке, на тропке, ведущей к деревне, появилось нечто маленькое, бесформенное, утратившее человеческий облик, упорно тянущее за собой плоский короб на кожаном ремне.

Старый Роберт не дожил до возвращения сына, но его клан - горстка людей, затерянная в непроходимых дебрях Захрусталья, был спасен.

Часть вторая.

ЗАХРУСТАЛЬЕ

Семь лет спустя

                                                                

Наутро ветер разогнал дождевые тучи, и в многочисленных прорехах засияло яркое небо. Подножия гор утопали в праздничном разноцветье осеннего леса. Где-то звенел по камням ручей, далеко в горах рокотал оползень, а здесь, у подножия, все вокруг дышало покоем и безмятежностью. На прогалину, густо опушенную подлеском, вышел скальд. Какое-то время зверь стоял неподвижно. Он осмотрелся, потянул носом, выискивая чуждые запахи, наконец, негромко рыкнул. Вслед за ним на поляну выбрались трое щенков, и тут же затеяли веселую возню. Длиннолапые, неуклюжие, не сменившие еще даже окрас, снежно-белые, с редкими серебряными проблесками в густой шерсти. Взрослый скальд еще раз понюхал воздух, и успокоился, присел на задние лапы. По вершинам деревьев пронесся ветер, зашумел в ветвях.

- Болт, - одним дыханием прошептал Дрейк. - Чаруй! В подставленную ладонь легла короткая арбалетная стрела, усиленная заклятьем.

Охотники затаились в кустах на пригорке, откуда прекрасно была видна поляна с резвящимися на ней зверями.

«Сука – моя», - так же, почти неслышно, прошептал Дрейк. Залегшие рядом Лерой и Шак кивнули, взяв на прицел молодняк. Коротко щелкнула спущенная тетива, послышался глухой шлепок, и по глазам стегнула ослепительная вспышка сработавшего заклятья. Шак коротко и зло выругался – его болт ударил в землю рядом со скальдом. Двое оставшиеся в живых щенков закружили по поляне, визжа от страха. Они то кидались в лес, то возвращались обратно к матери, не в силах понять, откуда пришла смерть.

- Лерой, твои. - Дрейк торопливо перезаряжал арбалет, поминая Предков.

Прозвучало короткое заклинание, и еще один скальд беззвучно лег в пожухшую траву. Оставшийся в живых щенок, наконец, кинулся бежать. Вдогонку ему понесся очередной болт. На этот раз Шак не промахнулся.

- Хорошо колданул, - одобрительно ухмыльнулся Дрейк. Маг пожал плечами, вытирая тонкую струйку крови, побежавшую из носа. Охотники поднялись из желтой пожухшей травы, стряхнули налипшие на одежду хвою и мох. Лерой почувствовал, как по всему телу разливается слабость – расплата за колдовство. Вены набрякли, мышцы скрутило тугими узлами, а в висках бешено запульсировала кровь.

Колдун поморщился. Боль отката никогда не станет привычной, колдуешь ты впервые, или десяток лет. Стальные иглы впились в голову, к горлу подкатил рвотный ком. «Все, пару дней меня не дергать. Слишком сильный откат».

Охотники посмотрели на поляну, где в корчах умирали скальды. Мать еще дергалась, сучила ногами, пыталась поднять окровавленное тело с земли и доползти до трупов детей. Люди невольно поежились, видя, как мускулистые лапы вырывают из земли куски дерна и обрывки корней. Из страшной раны на боку вывалились кишки. Они еще пульсировали и дымились в холодном воздухе осеннего утра. Густая кровь залила мох, ярким пятном выделяясь на желто-зеленом фоне. Дохнуло зловонием.

- Да хоть неделю теперь валяйся! - Шак хлопнул по плечу Лероя. - Такое дело сделали! Ну-ка, Дрейк, это уже который по счету?

- Седьмой или восьмой, я уже не помню,- хрипло отозвался предводитель. - Щенков я не считаю. Теперь хоть скотина цела будет. А то ведь порезали полстада… да и девки спокойно в лес смогут ходить. Помоги-ка шкурку снять.

Скальд, наконец, затих и вытянулся во весь рост. Дрейк приблизился, попытался перевернуть обмякшее тело. Друзья кинулись помогать – зверь был тяжел.

- Здоровая, - пропыхтел толстяк Лерой - пудов шесть будет.

От натуги его лицо посерело, из ноздрей снова показалась кровь. Колдун виновато посмотрел на товарищей. Шак оттолкнул его: «Не лезь, без тебя управимся. Иди, присядь». Совместными усилиями они перевалили скальда на спину – помогла недюжинная сила Шака. Из всей троицы он был самым старшим.

- Да они взрослые все такие, - ловко подпарывая шкуру, отозвался Дрейк. - Стой, а где еще один щенок?

- Да вон, в кустах сдох. - Шак кивнул в сторону. В густых зарослях отчетливо виднелось светлое пятно, за которым тянулся кровавый след. - Ладно, меньше болтай, время дорого.

Через полчаса все было закончено. Мясо скальдов мог есть только очень голодный человек – оно было слишком твердым и жилистым, с неистребимым запахом псины. Никто на него и не позарился, взяли только шкуру, да еще Лерой вырезал страшные клыки. Нагруженные добычей охотники пошли к лошадям, спрятанным в лесу. До деревни оставался всего день езды, подсумки были полны. Удачная охота.

***

- Папа, помоги! Папа, мне больно!

***

- Едут!- Звонкий крик Айды разнесся над деревней. Малышка подбежала к невысокой пухленькой женщине и затеребила ее за рукав: «Мама, мама, папка едет! Пойдем скорее!"

- Ну, беги, - улыбнулась она, глядя на дочь. Довольная девочка опрометью кинулась на дорогу, навстречу тяжело нагруженным лошадям. Подбежав к Шаку, с размаху обняла его за ноги, запрокинула голову, улыбаясь во весь рот. Рядом уже обнимался Лерой с невестой. Чуть отставший Дрейк взглянул на них с доброй улыбкой. Неторопливо, степенно  подошел Ветер, кузнец. Он бегло осмотрел усталых лошадей, оценил взглядом набитые доверху торбы. Высокий и плечистый, казалось, весь состоящий из перевитых жилами мускулов, Ветер дружески хлопнул по плечу Дрейка, отчего тот слегка присел: «Здрав будь, Ведущий», помахал рукой остальным: «Шак, Лерой - рад вас видеть».

- Здрав будь, Ветер,- отозвался Шак.- Как дела, что нового в деревне?

- Да пока тихо все, жаловаться не на что. Только вот руду последнее время приносят никудышную, считай, вполовину меньше прежнего в ней железа стало. Надо бы людей послать новые жилы поискать. – Ветер вопросительно глянул на Ведущего. - А по хозяйственной части баб спрашивай, им виднее.

Дрейк нетерпеливо отмахнулся: « Ладно, разберемся. Без железа не останешься, на крайний случай в Смолянск пошлю, там купим. Омаха тут?»

- Дома вроде была. - Ветер поскреб бороду, - слышь, Ведущий, дело такое. Мы тут всеми скинулись, собрали, кто чем богат. От зверя так мужа потерять - не приведись никому такое... баба то без кормильца осталась... да еще и на сносях.

Дрейк кивнул, одобрительно, вздохнул, вспомнив об Итоне, и тронул лошадь. Проехав пару дворов, он остановился перед добротным срубом, еще хранившим смолистый запах свежего дерева. Даже отсюда на левом углу были видны глубокие борозды, пропахавшие венец дома - следы когтей. Прошло всего восемь дней со дня смерти друга, а во дворе уже появились первые признаки запустения – под ногами мусор, недостроенный навес покосился, дверь в сарай распахнута настежь. Постучав, Дрейк вошел в дом. За прошедшие дни Омаха, казалось, так и не изменила позы, в которой он оставил ее, уезжая. Молодая женщина в несвежей рубашке так же сидела в углу и безучастно перебирала разложенные на столе каменные фигурки.

- Вот этого дракончика он подарил, когда еще начинали с ним встречаться, - она жалко заглянула в глаза Дрейку, попыталась улыбнуться. - А лисенка вырезал, как дочка родилась. Обещал сделать скальда, как сына рожу... а скальд... - по ее лицу текли слезы.

Ох, не любил Ведущий такие моменты. Стоишь, слова глотаешь, да и что с этих слов, не помогут тут они. Всего-то чуть больше года девчонка замужем побыла, только начала дом и счастье свое строить, и тут на тебе… Лучший стрелок, любимец всей деревни, друг каких мало, погиб. Да не в бою за клан, не честь отстаивая, а зверем диким разорван. Дрейк скривил губы, сжал покрепче, шагнул вперед, обнял зашедшуюся в плаче женщину. Стоял и баюкал, кусая губы, пока немного не стихла. Потом отодвинул враз и сказал.

- Мертвых не вернуть, а живым - жить. Его помнить будем, да и ты одна не останешься. А тебе вот... От нас… ну как бы отомстили, в общем. Прими.

Дрейк с натугой вволок неподъемные торбы в дом. Развязал тугие завязки, вытряхнул содержимое на пол. Темно-серые, слегка мерцающие серебром шкуры скальдов покрыли пол.

- Спасибо, - растерянно прошептала Омаха, прикипев взглядом к лежащему под ногами сокровищу. - Спасибо, Бельчонок.

Сердце тоскливо заныло: « Бельчонок». Еще детское его прозвище, которым называла его мама... и она… когда мальчишкой еще бегал за ней, заливаясь краской и немея от смущения. Когда чуть повзрослев, шептал: « Вот вырасту, стану Ведущим и возьму тебя в жены». Когда не встретила она еще Итона. Ладно, было - и прошло. О  бнял еще раз женщину, осторожно поцеловал в щеку - и за порог, скорее прочь, пока есть силы молчать.

Смеркалось. В деревню потянулись люди с шахты, зажглись первые огни в окнах. Деревня, названная когда-то Приютом, была первым и самым крупным поселением клана. Были, конечно, и другие села – в Дальнем распадке, в устье речушки Ворчунья, неподалеку от Хрустального ключа, были поселки при шахтах. Но Приют так и остался самой густонаселенной деревней – уж очень удачно он был расположен. Окруженный со всех сторон лесом, Приют раскинулся у подножия горной гряды, носящей странное название Рыбий хребет. Откуда оно пошло – никто не помнил. Хотя, при должной фантазии можно было найти определенное сходство – частые островерхие вершины стояли в ряд, образуя почти прямую линию. Чуть ниже располагались поля клана. Именно возможность раскорчевать обширные участки, заросшие лесом не так густо, как все вокруг, и привлекла в свое время основателей деревни.

Дрейк не торопясь шел домой. Он очень любил это время, когда вернувшись с охоты можно просто пройтись по тихой деревне, перекинуться парой слов с жителями, спокойно попить пивка и послушать байки старого Ветра. Когда можно побыть двадцатилетним парнем, не отягощенным бременем Ведущего. Все дела завтра. Проходя мимо Круга - излюбленного места посиделок молодежи, Дрейк услышал хриплый, чуть запинающийся голос:

  Мне не дано узнать тепла твоей руки

  Изгиба губ, неровного дыханья

  С тобою рядом не дано идти...

  Дрейк хмыкнул: «Опять Кальт девкам головы дурит. Пьянота, калека, а ведь липнут к нему, дуры». В груди всколыхнулось что-то, похожее на завистливое раздражение. Вот кому заботы нет - днем по лесу ягод набрал, а вечером сидит, пиво хлещет, и стихи свои девкам читает. А у самого хата второй год как с дырявой крышей стоит, так и не собрался отремонтировать. Пошарит в кои веки по закраинам Жерла, нетопырей набьет и скупщикам в Смолянске сдаст. Тем и живет. Никчема, в общем. Примак. Хотел раз выгнать его, так бабы пошли отбивать. Скучно нам без него, говорят, будет. Ладно, одного бездельника деревня прокормит.

      Навстречу Дрейку неторопливо шла черноволосая миниатюрная девушка. Маленький прямой нос, высокие скулы и огромные темно-синие глазищи. Дочка одного из шахтеров, Адриана. Она рано осталась без матери, умершей во время эпидемии Тихой Смерти. Очень добрая, ласковая и чуть застенчивая. Нейла одета в длинный коричневый плащ с капюшоном, отороченным белым мехом. Ей очень к лицу этот наряд. В руках девушка несла маленький котелок, над которым вился пар. Дрейк отметил, что она одна: нечастое явление – вокруг Нейлы всегда полно ухажеров.

      - Здрава будь, краса, - сказал он, улыбаясь.

      - Здрав будь, Дрейк. Как охота прошла? - Мягкий грудной голос достойно завершал портрет юной красавицы. - Говорят, ты десяток скальдов извел?

      - Не десяток, восемь. И щенков.

Нейла улыбнулась, благодарно и ласково: « Ты просто герой, Ведущий. Красив, смел, а теперь как выяснилось, и щедр. Омахе такое сокровище отдал, себе ни шкурки не оставил».

Ведущий, несмотря на то, что был на четыре года старше, смущенно опустил глаза, покраснел, как мальчишка.

       - Все собирали что могли, не я один... а с Шаком и Лероем разочтусь по-свойски.

       - Знаешь, Дрейк, - девушка посмотрела ему в глаза, - мы рады, что у нас такой Ведущий. Правда. Ты молодец.

       Она вдруг приподнялась на цыпочки, и притянула одной рукой голову Дрейка к себе. Крепкий поцелуй ожег его губы. « Это за Омаху». Нейла тут же засмущалась собственной смелости, потупилась, отступив на шаг.

     Дрейк замялся, не зная как ответить на неожиданную ласку: « Эээ… ну мы все же один клан…а ты куда собралась? – наобум спросил он. Девушка качнула котелком.

      - Да Кальту горячего отнесу, один ведь мужик живет. Побалую. - Уже издалека отозвалась она, и подарила на прощание Ведущему еще одну улыбку.

      Вот так. Ты и молод, и красив, и все тебя любят. А вот балуют Кальта. М-да...

      Пробуждение далось с трудом. Голова гудит, тело будто чужое, язык едва ворочается в пересохшем рту. Кальт пошарил под лавкой, нащупал жбан с водой, жадно припал к нему. Стало чуть легче. Вспомнив, что вчера спьяну пообещал Териан набрать клюквы, он досадливо поморщился. «Придется тащиться к самому Жерлу» - подумал Кальт – «причем, сегодня. Пообещал все-таки». Вода в объемистой фляге, копченое мясо, запасные подметки - по острым камням иной раз и две пары изорвешь, соль, кремень. Готово. Кальт приладил на культю левой руки жестяной гребень с мешочком для ягод и плотно примотал его лосиными сухожилиями. Маленький самострел, взводимый одной рукой, занял свое место ближе к локтю. Мысленно поблагодарив лекаря, спасшего ему два пальца на правой руке, Кальт закинул мешок за спину. Проверил нож, закрепленный под запястьем - все в порядке, острый. Ну, вот и готов. Но как неохота что-то делать!

      Идти было легко. Земля, подмерзшая за ночь, еще не успела оттаять, прохладный воздух бодрил, и хотя вчерашний перебор еще давал о себе знать, боль и тяжесть в голове уходили, уступая место покою и предвкушению дороги. Кальт умел ходить далеко, умел беречь силы, а такие прогулки, пусть даже до Жерла, только доставляли ему удовольствие и отвлекали от тягостных мыслей. Несколько раз он встречал след лося, один раз наткнулся на затаившегося в кустах зайца. Солнце давно растопило иней на траве, воздух прогрелся. Погода стояла тихая, почти безветренная, и Кальт с удовольствием скинул грубую куртку. В воздухе витал чистый запах осени – тонкий, горьковато-щемящий, едва уловимый. Ближе к полудню Кальт решил сделать привал. Развести костер? Лень. Он сжевал всухую несколько полосок копченого мяса и откинулся на спину, глядя в небо. Немного ныли ноги. Слабый ветер кружил хороводы облаков в прозрачной вышине, невнятно лопотал в листьях. Кальт прикрыл глаза, подставив лицо нежарким солнечным лучам.

      - Папа, спаси меня! Папа, мне больно!

В незнакомом голосе звучало отчаяние. Но раздался он не в ушах – в голове.

Из-за мешка за спиной быстро вскочить на ноги не удалось. Кальт перекатом сместился в сторону, одновременно взводя самострел. И вновь дикой болью в голове отозвался детский крик.

      - Папа, помоги!

      Кальт схватился руками за голову. « Опять!» - прошептал он. Липкий страх парализовал его, лишая сил. Он внезапно ясно увидел невесть откуда взявшийся морок: залитая кровью поляна, сломанные кусты, небо, испещренное черными силуэтами падальщиков. Неопрятная груда мяса на траве, вырванные куски дерна. Смрад. Одиночество. Страх.

      - Папа, я умираю. Спаси меня! – не унималась слепящая боль в висках..

Обезумевшим барабаном заходится сердце, беспричинная паника тянет живое тепло, превращая тело в тряпичную куклу. « Почему? Сколько это еще будет длиться?» Паника. « Кто ты?» Кальт застыл на месте: «Думай. Не бойся. Ты же знаешь это место. Помнишь, ты водил туда Айду? Это поляна близ рубежа, рядом с Хрустальным ручьем. Не бойся, это всего лишь наваждение».

Когтистая лапа вцепилась в судорожно трепещущий комок в груди.  « Папа, спаси меня».

- Я не твой папа. Но я уже бегу. Я бегу, слышишь, кто ты ни был. Держись! - единым мигом мелькнули мысли в голове калеки.

   Мешок подпрыгивал, больно молотил по спине. Кальт бежал, падая, задыхаясь, полуослепший от пота. Он уже не чувствовал, как ветки хлещут по лицу, раздирая в кровь лоб и щеки. Неудачный прыжок - и нога неловко подвертывается, острая боль заставляет вскрикнуть. Кальт вскочил, и тут же рухнул обратно. Он торопливо стянул сапог, ощупал поврежденную ногу. Малейшее прикосновение к голени невыносимо, боль такова, что перехватывает дыхание. Как же не вовремя! Ничего, уже недалеко. Мужчина опустился на четвереньки, обрезал сухожилия, крепящие гребень к культе. Гребень мешает.

«Держись. Я успею».

Вот и Хрустальный ручей. Прозрачная вода журчит, манит к себе. Остановиться бы, залить огонь в глотке, смыть кровь и пот. Некогда.

« Бегу».

 Кальт выскочил на поляну и вторично увидел картину, вспыхнувшую в мозгу часом раньше. Черные мазки запекшейся крови, разбросанные куски дерна, освежеванный труп, большой, но жалкий в смерти. Белые и сизые внутренности растащили птицы, они теперь разбросаны по всей поляне, похожие на обрывки старых тряпок. Вокруг царит тишина, странная даже для засыпающего леса. Калека оглянулся в надежде увидеть того, чей голос звал его на помощь. Никого – живых.

- Это безумие - Кальт провел рукой по глазам, тщетно пытаясь успокоить дыхание - Что это было? Отпусти меня!

В кустах на окраине поляны раздался тихий шорох. Тело, перенасыщенное адреналином, отреагировало само - самострел смотрит в сторону шума, рука не дрожит, глаза выискивают малейшее движение. И опять – наваждение, опять голос в голове.

- Папа... – Это уже не крик, угасающий шепот.

Кальт шагнул к кустам. Там, в самой гуще, лежал молодой скальд. Кровь испятнала белую шерсть, голова запрокинулась назад, и клыки обнажены в бессильном оскале. Широкий розовый язык выпал из пасти, на нем - земля и хвоя. В боку зверя виднелись охвостья двух арбалетных болтов, утонувших почти на всю длину. Но щенок был еще жив – его бока едва заметно колебались в такт тихому дыханию. Кальт зубами стянул кожаный чехол со своего клинка и осторожно приблизился, выискивая место поудобнее, чтобы покончить с хищником одним ударом. Внезапно по телу щенка пошла судорога, и он открыл стекленеющие мутно-коричневые глаза.

- Папа, спаси меня.

Нож, не дойдя до горла скальда на волосок, застыл. Несколько минут Кальт неподвижно стоял на месте и боролся с тем, что казалось ему безрассудством. Мужчина прекрасно понимал, на что идет, спасая детеныша лесного монстра. Если узнают в деревне – ему не жить. Он глубоко вдохнул, закрыв глаза и, наконец, решился. Нож вновь спрятался в чехле, а Кальт, сложив искалеченные руки перед грудью, ушел в себя, накапливая Силу.

 Магия этого мира плохо давалась людям, слабея из поколения в поколение. По паре простеньких заклинаний знали все, но срабатывали они не у всех, и не часто. Откат же, как правило, был очень жестоким. Пытавшиеся лечить чужую простуду заклинанием, люди сами потом не вставали по нескольку дней с постели - откат отбирал все силы, грозя раздавить человека. Творить волшебство могли все: у кого-то получалось лучше, у кого-то – хуже. Но поскольку случаи удачного колдовства были редки, люди постепенно стали называть магами тех, у кого на четыре – пять попыток приходилась одна удачная. Еще более редкими были маги, способные сотворить три заклинания подряд - редкими и берущими за свои услуги баснословные деньги. А то, что собирался сделать Кальт, было безумием вдвойне, ведь даже самые простенькие заклинания удавались ему считанные разы. Перелив жизни - это заклинание знали все, но осмеливались использовать - единицы. Заклиная, отдавая свои силы и энергию, можно было вернуть к жизни практически мертвеца, но при этом исцеляющий слабел настолько, что сам очень часто занимал место своего пациента. И неважно, сработало заклинание, или нет. Лечили им невероятно редко, и никто не знал, сколько золота переходило к магу-счастливчику, рискнувшему, и отнявшему пациента у смерти. Для Кальта тем более особая опасность крылась в том, что заклинание требовало особо точного распределения энергопотоков, абсолютной симметрии жеста. С искалеченными руками опасность умереть возрастала многократно. Еще несколько секунд Кальт колебался, прислушиваясь к собранному потоку Силы, затем резко развел руки в стороны и открыл глаза, начиная действо. И застыл.

 Из кустов на него смотрела пара светящихся янтарем глаз. Скальд не нападал, он просто стоял, вперив тяжелый взгляд в исцарапанного человека, стоявшего на коленях перед умирающим щенком. Хищник появился настолько бесшумно, что калека увидел его, лишь встретившись взглядом. Кальт замер, затем медленно потянулся было к арбалету, но сильное жжение в груди отрезвило. Медлить с колдовством нельзя. Собранную Силу нужно использовать сразу - или умереть. Не получившее воплощения заклинание, спустя короткое время разрушало все энергоканалы человека, и тот погибал от остановки сердца.

- Ихам олуа! - между рук Кальта возник неяркий, жемчужного цвета шар. Воздух вокруг задрожал, и человек почувствовал, как поток Силы откликнулся на его приказ. Заклятье заработало.

- Ихам верде! - шар стал уменьшаться в размерах, приобретая интенсивность цвета и вес. Кальт почувствовал, как стремительно тают силы. Отбирая жизнь у мага, шар аккумулировал его энергию в себе, неотвратимо наливаясь тяжестью. Теперь главным было не пропустить того момента, когда еще оставались силы, и отдать пациенту средоточие жизни.

- Аведо! - шар, повинуясь воле творящего, поплыл к распростертому скальду и растекся по его шести бледным сиянием, постепенно угасавшим. Кальт упал на землю. Сейчас придет откат, и хорошо, если сознание отключится сразу, избавив его от мук. Слушая сердце, Кальт считал - четыре, пять, шесть ...Шесть? А сердце продолжало отбивать ритм. Отката не было. Полежав еще немного, Кальт встал, точнее, попытался встать, потому, что, несмотря на ясную голову и полное отсутствие корчей, обычных при откате, сил пошевелиться не было. Ноги не держали ставшее неподъемным тело. Мужчина скосил глаза на скальда. Тот дышал. Рядом валялись два болта, вытесненные из тела вновь наросшей тканью. Кальт перевел взгляд на кусты, туда, где стоял второй скальд, наблюдавший за ним. Никого. Кусты и трава. Теперь оставалось только ждать, пока восстановятся силы. Уснуть не составило ни малейшего труда.

 С утра у Ветра было мало работы. Поправить пару плугов, наклепать наконечников для стрел да сработать на заказ несколько гребней для ягод - вот и вся работа. Солнце еще не дошло до зенита, как все было готово. Старый кузнец вздохнул, вспомнив то время, когда оба горна допоздна были в работе, работали у него в подручных двое ребятишек, да и то - не успевал. А ведь прошло с тех пор всего ничего. Еще пять лет назад население Хрустального рубежа было почти вчетверо больше. Торговые караваны не успевали собирать товар, заготовленный кланами и вольными поселениями, люди богатели. Но потом как-то исподволь, незаметно, богатства Хрустального рубежа стали сходить на нет. Вначале исчезли белки, которых раньше били все, кому не лень, почти перевелись вепри и лоси, не сразу, но быстро опустели рудные шахты. И это в горах, где, казалось, выработки можно вести много десятилетиями. Несколько неурожаев кряду дополнили список бед. Теперь, чтобы прокормить немногих оставшихся обитателей Хрустального рубежа, приходилось каждый год выжигать новые поля, отвоевывая их у леса. Торговцы почти перестали появляться по эту сторону границы Захрусталья.

 Дверь кузни распахнулась.

- Здрав будь, Ветер, - сказал вошедший Лерой. - Дрейк зовет, поговорить хотел. Не оторвем от работы?

- Да какой там занят - ворчливо ответил кузнец - передай, сейчас приду.

Зайдя в дом, Ветер сменил прожженный кожаный фартук на чистую рубаху, умылся, и шагнул за порог. Потом вспомнил что-то, улыбнулся в усы, и достал из схрона под крыльцом объемистую флягу с напитком, который все, не мудрствуя лукаво, так и называли - Ветровка.

- К Дрейку я - пояснил он жене.

- Что-нибудь случилось?- вяло полюбопытствовала Наваэль.

- Если за новостями, то б мне не к нему, а к тебе дорога - проворчал Ветер - вы, бабы, все раньше всех узнаете.

- А ты б поменьше штаны в кузне протирал, да почаще к людям выходил - парировала жена, - все одно, сидишь, с места на место свои железки перекладываешь.

- Да не могу я, Нава! Руки без работы опускаются! А тут за молот подержишься... а… -

махнул рукой Ветер и вышел, не закончив фразу.

В доме Дрейка всегда было людно. Кто-то приходил, кто-то уходил, ребятишки приносили новости с поселков, за судом шли обиженные. Да и просто так - посидеть, поговорить, отдохнуть душой. Места хватало всем - дом Ведущего был самым большим в поселке, в три этажа. И самым старым - он стоял с самого первого года, как за Хрустальный рубеж заглянул человек. Но сейчас дом был почти пуст и непривычно тих.

- Ветер, поднимайся к нам - крикнул Дрейк с лестницы.

Небольшая комната. На стенах турьи и лосиные шкуры, у дальней стены потрескивает дровами камин. Мебель старая, потемневшая от времени, но крепкая и опрятная. В центре комнаты - шесть внушительного вида стульев вокруг огромного овального стола. Четыре места заняты, два - свободны. Лерой,  Дрейк, Териан, Шак. И он, Ветер.

- Териан, рассказывай новости - попросил Ведуший.

Териан вздохнула: « На Дальнем беда. Трое в горы ушли и пропали. Уже пятый день, как их ищут. Боюсь, бесполезно - в той стороне полно скальдов. Были бы живы - уже бы дали знать».

- Семейные? - спросил Лерой.

Нет, молодые все, не успели пережениться. Да ты, наверное, одного знаешь. Тур, плотник, что тебе с домом помогал.

Колдун почесал затылок.

- Да, помню. Вроде серьезный парень, не из домоседов. Такой просто так не сгинет.

- А за Дальним и матерые охотники, случалось, гибли, - вставил Ветер.- Проклятые там места, глушь и болота.

- Что еще? - нетерпеливо перебил Дрейк. Пять дней поисков – считай все, живыми людей уже не найти. Он опустил голову, чтобы никто не увидел мелькнувшие в глазах смятение и боль. Гибнут, гибнут люди! До недавних пор скальды не нападали на поселян, Итон стал первым. Случалось, резали скот, но редко и не всех. Что случилось? Как произошло, что звери преодолели страх перед человеком? Знать бы ответ.

-Еще? Еще руда пошла, считай, пустая. Нужно опять разведчиков в горы слать, иначе к весне втридорога будем железо покупать.

- Да, Ветер уже жаловался - Дрейк потер лоб. - Шак, возьмешься? Десяток человек возьми и пошарь по хребтам, может, повезет.

- Вряд ли – задумчиво отозвался Шак - Но попробуем. Только десяток там даром не нужен, хватит и пятерых. Только лошадок бы нам, получше.

Шак хитровато прищурился, глядя на Дрейка.

- Лошадок тебе... Хорошо, возьмешь горных лошадей, я попрошу Ваню, чтобы не отказал. А заодно и колдунам нашим накажу, что не вздумали с тобой идти. Опять в Жерле приключений решил поискать? Мало тебя упыри поучили? Нет там ничего стоящего, ради чего людей класть. Чем за старыми артефактами гоняться, лучше о людях подумай.

- Да мы не…

- Я знаю, что "не"! Без магов вы туда не полезете, поэтому и не дам магов. Целее будете. Не то время, Шак, - уже мягче сказал Дрейк, хмуро глядя в огонь камина - Нельзя нам сейчас рисковать ради легенды. Зима, считай на носу, зверье уходит. Людей кормить некому, каждый на счету.

Он вздохнул, потер глаза. Каждый год в бездонную пещеру нет-нет, да и пытались заглянуть все новые искатели приключений. Неизвестно откуда появившаяся легенда о сокровищах Прежних, будоражила многих. Одни надеялись найти золото, другие – легендарное оружие. Ходили слухи, что именно сюда, в Захрусталье, сбежали когда-то, спасаясь от казни, уцелевшие боевые маги. Вот из-за этих-то нелепиц много смелых и ловких охотников уже сгинуло без следа. Хорошо, хоть располагалось Жерло на отшибе, высоко в горах. Жажда наживы и приключений толкнула однажды в Жерло и старшего ловчего клана. Шак ушел один, не предупредив никого. Отыскали его только через три дня – в окровавленных лохмотьях, искусанного, едва живого. Териан едва не поседела, выхаживая мужа. Но произошедшее, кажется, уже успело выветриться у него из памяти.               «Зануда ты, Дрейк» - кисло отозвался Шак.

- Да хоть и зануда! - огрызнулся Ведущий - зато вас, веселых, сберегу по мере сил.

-Дрейк дело говорит - сказал Лерой, - В Жерло осенью идти - все равно, что в воду с камнем сигать. Упыри потомство вывели, они сейчас злые и голодные.

Териан блеснула глазами: « А еще у нас свадьба в Тихом распадке намечается. Давно бы справили, но Итона только похоронили, не по-людски было бы вслед праздновать. А теперь и эти трое… Кай и Мэри женятся, так что еще один сруб в распадке ставить будем».

- Я их не знаю - пожал плечами Шак. - Что за люди-то? Сами не могут бревен накатать?

- Сироты оба. Что он, что она - тихо сказал Дрейк - Их родители погибли, когда мы с материка перебирались. Мы вперед, а они прикрывать остались, еще отец рассказывал. Некому им с домом помогать, если только друзья... Всеми поставим.

Шак замолчал, залившись краской. Клан уходил с материка в спешке, люди побросали почти все на произвол судьбы. Тогда еще от Тихой Смерти не придумали вакцины. Бесконечный поток беженцев постоянно подвергался нападениям заболевших мародеров, озверевших от осознания неминуемого конца. Они уже не боялись за свою жизнь, и не щадили чужой. Ради нескольких дней  беззаботной жизни, бандиты не гнушались ничем: все равно помирать.  Наиболее сильные мужчины клана оставались позади – прикрывать отход. Мало кто из них догнал свои семьи.

 Лерой встал, помешал уголья в камине. Дохнуло теплом, на кованой решетке заиграли рыжие блики.

- Дрейк, - попросил колдун - отпустил бы ты меня в Смолянск. Там, говорят, маг из Белых появился, может, какое новое заклинание выспрошу. Да заодно и наш товар  пристрою. Я быстро, дня за четыре обернусь. Отпустишь?

Дрейк оторвал взгляд от рдеющих угольев и улыбнулся: «Вместе поедем. Хочу кое о чем с тамошними поговорить. Есть мыслишки. Ветер, ну наливай, что ли. Я ж знаю, что ты за пазухой держишь».

-Что за мысли?- с любопытством спросила Териан.

-Да от соседей человек приходил еще две недели назад, хотят к нам присоединиться. Вроде Вольные с побережья, и где-то недалеко еще один клан. Сам я их не знаю, хочу послушать, что в городе говорят.

После Великой войны слияния кланов стали обычным делом. Истощенные многолетними междоусобицами, люди оказались тогда на грани выживания. От иных сильных и многочисленных кланов остались одни воспоминания, другие были сильно прорежены. Чтобы хоть как-то выжить, непримиримые враги вчера, а сегодня – союзники, кланы объединялись. Уже никто не смотрел на корни человека, его прошлое, Веру. Главным теперь было другое – что он умеет. Такая практика постепенно вошла в обиход. Маленькие группки сливались, выбирали себе Ведущих, налаживали жизнь. Вместе отстраивались, поднимали пашню, случалось – дрались с соседями за лучшие земли.

Ветер разлил настойку по кружкам, выпили. Похвалили. Даже непьющая Териан сделала несколько маленьких глотков. Ведущий подмигнул кузнецу.

-Ну, Ветер, доволен, что решили? Добудем тебе руду, не переживай.

-Доволен буду, как найдете... а по части переживаний - это вон его дело за нас за всех переживать, - буркнул Ветер, кивая на Дрейка - А мое дело молотом махать, да детишек учить. Бумагу в Смолянске не забудьте купить, а то на исходе. Териан, твоя егоза кукол бумажных повадилась мастерить, добро мне переводит. Приструни.

Раздался негромкий смех. Все знали, что старый Ветер любит дочку Шака и Териан пуще родителей, и попустительствует ей во всем. Впрочем, не забывая ворчать.

    По улице глухой дробью простучали копыта, переполошено заквохтали куры. Послышался гомон, невнятные крики. В дверь сильно, нетерпеливо постучали.

-Лерой, ты здесь? Выходи скорее, помощь твоя нужна.

На крыльце стоял шахтер, держа на руках маленькое тело мальчика лет десяти. У него были стесаны в живое мясо ноги, ободраны локти и ладони, нездоровый, синюшный цвет лица.

-Лерой, спасай дитенка! - зачастил шахтер, - наш маг как назло с утра заклятье сотворил, и теперь в откате лежит, стонет. А мальчишку у клети нашли, видно дополз, а людей позвать уже сил не хватило. Я поднимаюсь, а он без памяти лежит.

Прежде рудные шахты были гордостью клана. Богатейшие месторождения находили почти у поверхности – только копни. Доходило даже до того, что нанимали в Смолянске работников, не справляясь сами. А теперь былая гордость стояла почти заброшенная, обезлюдевшая: запасы руды истощились.

Лерой приложил ухо к тощей груди мальчика. Сердечко трепыхалось, но слабо, едва слышно. Рот полуоткрыт, губы обметаны неприятного вида белесым налетом.

-Воды, - скомандовал Лерой. Колдун, перехватив мальчика у шахтера, понес в дом. Уложив на широкую гостевую лавку, осторожно, едва касаясь, срезал лохмотья, раньше бывшие одеждой, осмотрел. Людей набилось в дом - не продохнуть. Принесли воду. Лерой недовольно оглядел столпившихся поселян.

- Ну что, потеху нашли? Живой парень и будет жить. Он просто в обмороке, и сильно обезвожен. Смысла колдовать нет, бабы выходят.

Колдун влил немного воды в полуоткрытый рот, обтер лицо найденыша мокрым полотенцем. Мальчик вздрогнул, забормотал что-то, и открыл воспаленные глаза. Придерживая ему голову, Лерой поднес чашку к губам. Найденыш пил жадно, взахлеб. Худющий, кожа да кости. Курчавые черные волосы спутаны, все в пыли и колтунах. Тонкий нос с едва заметной горбинкой, а ресницы длинные, как у девочки.

У Лероя защемило сердце. « Откуда ты взялся, малыш?» - с нежностью подумал он. По одежде колдун понял, что паренек не из местных. «Неужели из Смолянска?» Хотя нет, красивые ботиночки изношены, от подметок остались одни окровавленные лохмотья. «Издалека шел», - сообразил Лерой, - «Бедолага. И как не погиб в пути?» Териан тем временем уже давала указания помощникам, те тащили бинты и травы. Отобрав у Шака маленькую склянку с бальзамом, Териан быстро и умело промыла раны, наложила компрессы на сбитые ноги, бережно забинтовала.

- Жить будешь - потрепала она найденыша по голове. Приняв сонный настой, мальчик уснул. Распорядившись после пробуждения вымыть мальчика, накормить и позвать ее, Териан ушла. Ветер тоже засобирался - близился вечер. Три раза в неделю старик отдавал вечера обучению детей: грамота, счет, история. Люди предлагали ему построить отдельную избу для таких занятий, но Ветер всегда отмахивался, приговаривая, что мол, в своем доме у него и язык лучше ворочается, и устает он меньше. И вообще, - говаривал он, - как могут мешать в доме дети? И, кажется, любил эти занятия едва ли не больше самих детей. Ему доставляло истинное удовольствие делиться своими знаниями: обучая ли считать, повествуя ли о Прежних, или просто рассказывая истории из своей долгой неспокойной жизни. Частенько Ветер забывался, увлекшись, и тогда былины и сказки вперемешку лились рекой. Родители, пришедшие забирать припозднившихся чад, тоже нередко заслушивались и оставались у кузнеца до глубокой ночи.

Утром выяснилось, что пропал Кальт. Немного подумав, решили не поднимать панику, а сутки выждать. Многие вообще не видели повода для волнения - ну пропал и пропал, такого не жаль. Добро, был свой человек, а то так, приблуда и пьянь. Но все толки оказались напрасными - ближе к ночи люди увидели его. Калека шел тяжело, его сильно шатало из стороны в сторону, ноги выписывали причудливые кренделя.  Не дождавшись обещанной клюквы, Териан, не колеблясь нимало, пошла было воспитывать пьянчужку, но, увидев свернувшегося в клубок прямо на полу Кальта, поняла, что с воспитанием придется повременить. А потом и злость прошла.

 Следующие три дня всем миром гуляли свадьбу Кая с Мэри. На второй день Кальт появился, принес в подарок лосиную шкуру, висевшую у него в лачуге, не смущаясь, набрал огромное блюдо мяса и куда-то вскоре исчез. В последующие дни деревня опустела - многие ушли в Тихий распадок строить дом. Молодых знали довольно многие, поэтому недостатка в работниках не было, и большой просторный сруб поставили быстро, играючи.

          По едва видимой тропке осторожно, неспешным шагом пробирались двое всадников. Один из них, восседающий на рослом пегом жеребце, был из тех, кто зарабатывает себе на жизнь мечом. Длинный бордовый плащ прикрывал нашивки, не давая разглядеть цвета клана. Мужчина был массивен, черноволос, крепко сбит и красив грубоватой, слегка звериной красотой. На подбородке – глубокий вертикальный шрам. Слева на его поясе висел гладиус в простых, без украшений ножнах, справа – маленькая сумка, в отличие от ножен богато украшенная самоцветами. Насколько широк и крепок был воин, настолько противоположен ему был спутник, точнее спутница. Одетая в сине-белый верховой костюм, она была просто воплощением изящества и хрупкости. Точеная, безупречно гармоничная фигура, цвета свежих сливок кожа и совершенно казалось бы невозможная грация каждого движения.  Вуаль на маленькой шляпке спускалась до подбородка так, что не было никакой возможности заглянуть в лицо. Угольно-черный конь наездницы стоил, пожалуй, больше, чем иной замок клана среднего размера. Под стать ему была и упряжь – драгоценный диммерит, украшенный частыми вкраплениями ведьминого камня. Казалось, даже лес вокруг затих, любуясь невиданной гостьей.

- Какой воздух! - сказала, как пропела, девушка - Вдохни поглубже, Грев! Какая первозданная дикость и простор! Просто очаровательно.

Ее спутник пожал плечами, мол, горы как горы, явно не разделяя идиллического настроения своей компаньонки. Взгляд воина, ни на мгновение не останавливаясь, перебегал с придорожных кустов на тропу, на ветви, нависшие над лошадьми, на любой шевелящийся предмет. Заметив напряженность стража, девушка рассмеялась

- Грев, успокойся. Вокруг ни души, уж я-то знаю. А хотя нет ...постой. Двое... верхом... с поклажей. Не хватайся только за меч, Грев. Люди и так редки в этих краях, а ты своим видом распугаешь последних.

На тропе показались двое верхом на мохнатых низкорослых лошадях. Первым ехал коренастый, невысокий молодой человек, одетый в грубые кожаные одежды охотника и красно-зеленый плащ с вышитым на нем гербом. Красиво очерченные губы, твердый подбородок, открытый взгляд теплых карих глаз. Спутанные каштановые волосы свободно лежат на плечах. Тонкий шрам от виска к уголку глаза. За спиной – лук в чехле. Второй, следовавший за ним, не привлекал к себе особого внимания. Длинная серая рубаха навыпуск, широкие штаны, заправленные в тонкие сапоги. Полноват. Пустую глазницу перекрывает широкая лента. На боку - вместительная сумка, в руках - арбалет наготове. Молодой человек в красно-зеленом плаще остановился от воина и девушки в трех шагах, слегка поклонился, не сводя глаз с Грева.

-Приветствую на земле моего клана. Это Лерой - он указал на толстячка - мой друг. Мое имя Дрейк. Кто вы?

   Воин в красном плаще слегка насмешливо посмотрел на Дрейка.

- Лорд Грев, Орден Серебряного Молота, вассал Империи. Не держу к тебе зла, - медленно выговорил он ритуальную формулу приветствия.

- Линайна, орден Серебряного Молота. Не держу к тебе зла, - девушка вернула Дрейку полупоклон.

Формальности были соблюдены. Лерой спрятал арбалет , подъехал поближе и тоже принял участие в разговоре . Хотя говорили в основном Линайна с Дрейком, а Грев отделывался, в основном, короткими односложными репликами.

- Мы не думали, что встретим кого-то здесь, лорд Дрейк, - Линайна чуть смущенно улыбнулась под вуалью. - Местные говорили, что есть кланы в Захрусталье, но мы не полагали встретить кого-то здесь.

- Здесь граница наших земель, леди Линайна - Дрейк уставился на луку седла, чтобы не пожирать девушку глазами так откровенно. - И я не лорд.

Еще при первом взгляде на гостью, Дрейк почувствовал, как часто забилось сердце. Она показалась ему не просто красивой – ослепительной. А сейчас, когда она приблизилась, пряный аромат ее духов только добавил парню мучений.

- Я тоже не принадлежу к благородным, - засмеялась красавица. - Но буду считать это комплиментом.

- А что вы ищете здесь? - спросил Лерой.

- О, мы просто решили прогуляться, маг.

Колдун вздрогнул. Уловить неясную ауру магии может далеко не всякий.  Диммерит и ведьмин камень, вуаль, бесподобная фигура юной богини и незаурядное чутье. Похоже, он встретил коллегу. Девушка напротив восхищенно всплеснула руками, обводя пространство перед собой.

- На материке нет таких дивных лесов и гор. Мне хотелось увидеть их самой, раз уж дела занесли моего лорда в Захрусталье.

- У вас дела в Смолянске, лорд? - обратился Дрейк к Греву.

- Да. В Смолянске и некоторых других землях. - Грев явно не старался быть вежливым, но Лерой с Дрейком, ослепленные Линайной, старательно не замечали высокомерного тона.

- Лорд, здесь не слишком подходящее место для прогулок - серьезно предупредил Дрейк.

Грев окинул его надменным взглядом. Лерой, более наблюдательный, или менее очарованный Линайной, заметил, и едва сдержался, чтобы не высказать этому хаму все, что он думает о его воспитании. «Тпрру!» - Грев осадил загарцевавшего жеребца. Конь прядал ушами, скосив глаза на заросли справа, и выглядел не то, чтобы испуганным, но настороженным. Там быстро мелькнуло что-то большое, светло-серое. Движение не сопровождалось никаким шумом, и Грев на мгновение решил, будто ему показалось. Лерой вновь выхватил арбалет, а Дрейк быстро развеял заблуждение воина в плаще Благородного.

- Скальды. Даже вы не справитесь со стаей. Железо и магия против них бессильны. Приходится комбинировать. Мы кое-как их бьем из арбалетов, зачаровывая болты. И то – через раз. Очень опасные твари.

Лерой не опуская арбалета, закрыл глаза, пошептал невнятно заклинание, скривился: «Кажется, ушел. Возможно, это одиночка».

- Вы охотитесь на скальдов?! - Со спесивого воина вмиг слетела вся надменность. - У вас есть их шкуры??

- Есть. – Дейк крепче сжал губы, чтобы не рассмеяться. Перепад настроения воина был настолько резок и забавен, что даже Лерой не спрятал улыбки. - Не у нас, но есть. В одном дне пути отсюда стоит шахта, чуть дальше - Приют, одна из наших деревень. Если собираетесь действительно купить шкуры, найдите Омаху. Вот, возьмите - Лерой вытащил из мешка красно-зеленый кожаный кругляш - Свидетельство того, что вы - наши гости. Ночлег, еда- все, как положено, Лорд.

- И этот ... Омаха продает шкуры?

Во взгляде Дрейка мелькнула печаль. Каждый раз даже простое упоминание имени его первой любви причиняло боль. По своей натуре привязчивый, он очень тяжело расставался с воспоминаниями о прошлом.

- ЭтА. Она вдова охотника, убитого скальдом. Мы организовали на них облаву, а шкуры подарили ей.

Последние остатки высокомерия сползли с лица Грева: « Дрейк, расскажите нам все об этой охоте. Мы на материке были уверены, что скальды неуязвимы. Во всей Империи существует всего два изделия из шкур скальдов,… взамен я обещаю вам любую награду, которая вам будет угодна». Воин только что не приплясывал от нетерпения. Куда только девался сдержанный надменный тон?

- Ну-у... это не короткая история - Дрейк помолчал. - Мы могли бы обсудить это в Смолянске, за пивом, например?

- Да, конечно. Вы едете туда, я верно понял?

- Именно. Прямо туда мы и едем. Если вы не против, продолжим разговор в городе. Уже темнеет, а по лесу ночью ездить не стоит.

- Линайна , мы едем назад - отреагировал Грев.

 Через четыре часа, когда вечер уже укрыл черным флером окрестности, четверка всадников въехала в предместья Смолянска. Ввиду позднего времени и обещания Грева покрыть все расходы, остановились в Золотом Доме: самой роскошной гостинице города – там всегда были свободные комнаты.

В «Золотом доме» гостей принимать умели. Хозяин лично проводил путников в их комнаты, осведомился, что желают на ужин «благородные господа», и убежал, извинившись. Не успел Дрейк переодеться, как вошел слуга и низко поклонился: «Купальня готова. Изволите освежиться?»

   Лерой  подмигнул Ведущему: «Иди, я следом. Кое-что хочу проверить». Он убежал, даже не сказав – куда.

      Дрейк блаженствовал, отмокая в огромной купальне, наполненной парящей водой. В нее были добавлены какие-то ароматные травы, и запах в комнате стоял просто одуряющий. За дверью, «для всяких надобностей», дежурил слуга. Недоумение по поводу столь горячего приема ничуть не мешало Дейку наслаждаться непривычным комфортом. Натоплено так, что трудно дышать, чистейшие полотенца, на столике рядом - кувшины с тремя сортами вина, горячий чай, пиво – на выбор. Без стука, запалено дыша, ворвался Лерой.

- Сколько стоит шкура скальда? – Выпалил он с порога

Дрейк недоуменно посмотрел на колдуна. Лицо Лероя раскраснелось, впечатление было таким, будто тот бежал, сломя голову.

- Я думаю, сотню дадут… все-таки их никто не бьет, кроме нас, должна быть дорогой. А что? Да ты раздевайся, залазь.

Лерой принялся скидывать с себя одежду, возбужденно тараторя на ходу.

- Я только что был у скупщика. Он говорит, что с тех пор как вывеску повесил шесть лет назад, на всякий случай, я первый, кто предложил ему купить шкуру скальда. Ну, это понятно. Но ты знаешь, сколько он готов дать???! Ты не поверишь, Дрейк!

Дрейк мог поклясться, что никогда не видел колдуна столь взбудораженным.

- Пять тысяч! Пять, Дрейк! И еще он говорит, что цену назначил Грев. Он, по сути скупает, через Жигло. Не иначе, кто-то на материке научился из этих шкур что-то действительно ценное делать. То-то благородный так трясся. Может не спешить рассказывать ему? Самим ведь пригодится.

У Дрейка заблестели глаза. Пять тысяч! Это отличный дом в Смолянске! Он вьюном вывернулся из купальни, пристально взглянул на колдуна – не разыгрывает ли? Лерой ответил взволнованным взглядом. Не разыгрывает.

- А я то смотрю, с чего Грев такой сладкий стал… Постой! Если скупщик пять готов платить, значит, на материке цена явно за пятнадцать тысяч заваливает. Если Греву продать твои заклинания – это же сколько просить надо? Золотой стеной хватит все наши границы обнести, и не один раз. Ну, поторгуемся, хорошо, что ты посуетился.

   Не в силах сдержать возбуждения, Дрейк вытерся и принялся одеваться. Глянул в зеркало на стене, наскоро причесался и поднялся к себе в комнату. Его мысли блуждали меж двух полюсов - скальды и Линайна. Но даже невероятная новость о внезапном богатстве не могла затмить мыслей Ведущего об этой красавице. Какая женщина! Но зачем вуаль? С таким телом она просто не может быть некрасива - думал он, надевая городской костюм, хранимый как раз для случаев, когда нужно было произвести впечатление.

        В переполненной таверне было шумно и жарко. Почти все столы заняты, прислуга сбивается с ног, в углу музыкант настраивает гитару, готовится к выступлению. Вокруг витают такие запахи, что сытый – и тот проголодается. Да, действительно, гостиница выше всяких похвал. Стенные панели украшены замысловатой резьбой, свечи восковые, а не сальные, на столах – расшитые скатерти. Даже лавок нет – каждый гость сидит на своем стуле. А на столах… Дрейк ни разу не был здесь – по слухам он знал, сколько просят в этом заведении за постой и еду. По своим меркам небедный, он вначале только недоверчиво качал головой, слыша о том, сколько стоит ночь в «Золотом Доме». Но теперь Ведущий воочию убедился, что слухи не были преувеличены. Охотники селились, как правило, в дешевом «Вепре», где еда была хоть и свежей, но однообразной, а тесные комнатушки для ночлега могли похвалиться лишь обилием клопов. Дрейк, наконец, понял, насколько жалким было то, что он до сих пор считал сносным. При виде разодетых посетителей Ведущий мог только порадоваться, что надел этот легкий наряд, самый приличный из всех, что у него были. Скользнув взглядом по столикам, он увидел, как Грев из за углового столика призывно замахал рукой. Рядом Лерой, оживлено жестикулировал, что-то рассказывал Линайне.  Она так и не сняла вуаль, но надела такой наряд, что Ведущему оставалось лишь потупиться. На девушке было серебристо-белое, сверкающее переливами платье до пола, как вторая кожа облегающее тело хозяйки, и лишь от середины бедер расходящееся крупными складками. Откровенный вырез демонстрировал идеальные полушария ничем не стесненных грудей, едва прикрытых легкой тканью. Крохотный дракон из кровавика на диммеритовой цепочке уютно устроился в соблазнительной ложбинке. Обнаженные руки поражали совершенством форм. Видя реакцию Дрейка, Лерой демонстративно подавился смешком, Грев деликатно посмотрел в сторону. «Или мне кажется, или вуаль стала намного прозрачнее. Я могу разглядеть ее глаза», - подумал Дрейк, стараясь унять бешеное сердцебиение. Лерой наступил ему на ногу.

- Линайна, в этом мире я не видел еще красоты, с которой мог бы сравнить вас, не оскорбив - произнес Дрейк. « Предки, что за бред я несу?» - подумал он смятенно. Юноша сел, Грев проворно разлил по высоким бокалам вино.

- Здоровье лорда Дрейка!

- Здоровье благородного лорда Грева!

- Здоровье Линайны несравненной! - добавил Лерой.

Вино было отменным. Завязался легкий разговор ни о чем. Грев не торопил события, а охотники пока тоже не заговаривали о том, ради чего он привел их сюда. Имперец оказался знатоком вин – он увлекательно и со знанием дела рассказывал о новых сортах, о преимуществах каждого вида, тонкостях вкуса каждого сорта. Лорд отбросил замашки Благородного и вел себя так, словно они были давно знакомы: подливал вино, много шутил, распекал нерасторопных, по его мнению, подавальщиков. Дрейк исподтишка наблюдал за новыми знакомыми. Несколько раз ему казалось, что Линайна рассматривает его из под вуали, и тогда помимо воли он краснел и опускал глаза. Линайна тоже не молчала, адресуясь  преимущественно Лерою. Между ними завязался интересный разговор о заклинаниях, способах ослабить откат и увеличить шанс удачного колдовства.

 Уже несли горячее, когда в таверну бегом ворвался солдат в цветах империи и остановился у столика.

- Благородный Лорд, прошу дозволения доложить лично.

Грев, состроив зверскую мину, тяжело поднялся из-за стола. По мере того, как он слушал посыльного, его лицо мрачнело все больше. Наконец он жестом прервал солдата.

- Я вынужден ненадолго покинуть вас, - произнес он. - Это не займет много времени.

Линайна поднялась из-за стола: «Мой Лорд?» Ее грудь оказалась на уровне глаз Дрейка. Судорожно сглотнув, он попытался отвести взгляд. Упругие холмики вздрогнули, и Дрейк почувствовал, как внутри нарастает желание. В паху сладко заныло.

- Нет. Останься. Ты мне сейчас не нужна. Лорд Дрейк, Лерой - мои извинения…

Грев вышел. Лерой незаметно толкнул ногой под столом Дрейка, показал глазами на Линайну, и скороговоркой пробубнив что-то вроде «…я на минутку», тоже исчез.

- В каком он ранге, Линайна?- тихо спросил Дрейк.

- Тысячник первого имперского легиона, со-Ведущий Империи, глава Серебряного Молота.

- Тысячник??? – У Ведущего глаза полезли на лоб. Редко какой клан мог собрать больше семи – восьми сотен бойцов. Удивлению Дрейка не было предела. - Сколько же у Империи воинов???

-Восемь или девять тысяч, не знаю точно - Линайна с досадой царапнула коготками стол. -  А что, мы теперь будем говорить только о войне и охоте?

 

 - Эй, сучка имперская! Сколько стоит ночка с тобой? Не стесняйся, заплачу, как положено, - раздался внезапно голос за спиной. Огромный, пожалуй, даже крупнее Грева, детина, на плече – нашивка Сизых. То ли дурак, то ли храбрец, раз не снял цвета проклятого Ордена. И не похоже, что сильно пьян.

- Сучка - повторил он - Ну иди сюда, к настоящему мужчине.

- А если я не хочу? - невозмутимо спросила Линайна. Она предостерегающе накрыла руку Дрейка своей – маленькой и горячей.

- Тогда придется взять тебя бесплатно, - ухмыльнулся великан.

 Дрейк освободил руку, встал.

- Ты. Оскорбил. Женщину.

- Могу и тебя оскорбить, щенок! Трепки захотел? - рявкнул наемник. - Уйди с дороги!

     Волна бешенства бросила Дрейка вперед. Вложив весь свой вес, он ударил снизу вверх, в подбородок, и тут же крутнулся волчком, делая подсечку. Рядом с лицом в опасной близости пронесся кулак  соперника. Удар не произвел на него впечатления – голова наемника лишь слегка откинулась назад. Дрейк отскочил, поняв, что атака не удалась. Нож висел у него на поясе, но парень даже не подумал о нем. Рожа Сизого расплылась в глумливой ухмылке. Сообразив, что прямым ударом врага не свалить, Дрейк закружил около верзилы, хотя ярость застилала глаза красной пеленой и предательски нашептывала: «Бей!» Теперь он больше надеялся на свою ловкость.

     Его противник стоял внешне невозмутимый, и на первый взгляд, даже не старался достать Дрейка. Он пару раз сделал пробные выпады, но они не достигли цели – уворачиваться Дрейк умел. Наконец Ведущему удалось достать противника ударом сапога в колено. Наемник резко выдохнул воздух сквозь зубы и посерьезнел.

- Вали его, Фил! – Раздался крик из угла трапезной.

Завсегдатаям Золотого дома такое зрелище было явно в диковинку: люди не спешили разбежаться от драчунов, не поддерживали схлестнувшихся криками. Вбежал вышибала и растерянно остановился, увидев наемника – рядом с ним он казался подростком. Видать, нечасто тут происходили потасовки, вот и струсил. Разленился, потерял форму, днями просиживая штаны в праздности.

- Ага. Щас. – согласился Фил. Его туша, неожиданно резво для такой комплекции, рванулась в Дрейку. Снова мелькнул огромный кулак и если бы наемник попал – Дрейку пришлось бы совсем несладко. Наемник бил с такой силой, что наверняка разнес бы Ведущему голову, попадись та на пути. Угловатые бляшки наручей Сизого зацепили парню бровь. Дрейк развернул корпус, пропуская руку, присел и с размаху всадил Филу локоть в печень. Затем, продолжая поворот, нанес второй удар, уже кулаком левой руки. Филя издал хрюкающий звук, опустил руки и попятился. По таверне понесся дружный вздох. Дрейк осмелел. Он набросился на противника, стараясь попасть в висок или горло. Наемник согнулся, ушел в глухую защиту. Еще удар! На этот раз локтем, в позвоночник, в прыжке, чтобы добить наверняка!

  Ветер учил его: «Настоящий бой длится очень мало. Взялся драться – бей в пах, горло, висок. Колени, печень, позвонки – тоже уязвимые места. И никогда не жалей противника. Пожалеешь – ляжешь сам»

Кувырком через голову Дрейк откатился назад, встал. Ему не хватало воздуха, обстановка потеряла четкие очертания, из разбитой брови сочилась кровь, заливала глаз. Фил упал на колени. Зрители взорвались криками, застучали по столам, приветствуя продолжение схватки.

   «Пока противник стоит хотя бы на одном колене - он не побежден». Эту науку Ветер терпеливо и беззлобно вдалбливал маленькому тогда еще мальчишке, раз за разом опрокидывая его наземь. Бывший наемник никогда не был снисходителен со своими учениками.

Дрейк отступил на шаг и с размаху ударил Фила, стоящего на коленях, носком сапога в опущенное лицо. Но в последний момент безвольно повисшие волосатые ручищи громилы взметнулись вверх, и Ведущий понял, что чувствует зверь, которому капкан защемил лапу. Наемник встал с колен и расхохотался. «Обманул» - успел подумать Дрейк. Мордоворот взмахнул им, как диковинной булавой, и, раскрутив, запустил в стену. Ведущий врезался в нее плашмя, всем телом, и тяжело рухнул на чей-то стол. Неестественно громко хрустнуло сломанное ребро.

- Ну ладно, хватит баловаться, - Фил без труда поднял одной рукой обмякшее тело и его кулак тараном врезался Дрейку в скулу. – Сам, напросился, сопляк.

  Перед тем, как потерять сознание, Дрейк почувствовал, как рот наполнился кровью.

  Линайна, напряженно следившая за схваткой, ахнула и прижала к губам ладонь. Затем встала.

- Ты. Оскорбил. Женщину. – Сказала она.

Самодовольная ухмылка победителя растаяла на лице Фила быстрее, чем кусок масла на раскаленной сковороде. Девушка шла к нему, протянув обе руки, словно раскрывая объятия.

Вот только кисти ее были окутаны клубящимся белым туманом.

В зале заметно похолодало. Лицо Сизого исказилось в гротескной маске страха, и он вскинул руки, как будто мог защититься от ледяного копья. Смешно. Что может устоять перед женским гневом, подкрепленным магией?

Две дымные струи вырвались из рук Линайны и ударили Фила в грудь. Как выпущенный из катапульты снаряд, наемник пронесся по воздуху через весь зал и, выбив спиной окно, исчез в темном проеме. Немного погодя оттуда послышался сдавленный стон и звук торопливых удаляющихся шагов.

  В таверне на несколько мгновений воцарилась ошеломленная тишина, а затем у дверей возникла давка. Кто знает, что придет в голову рассерженной ведьме?

   Дрейк пришел в себя. Маленькая уютная комната, пестрый ковер на полу, на стенах – полированные панели. В двух вычурных подсвечниках на стене ярко горят свечи, в воздухе витает слабый запах стряпни – наверное, кухня недалеко. Он лежит на широкой мягкой постели, на лбу и левой скуле - компрессы. Тело туго забинтовано. Вдыхать больно, сломанное ребро при малейшем движении стреляет болью, несмотря на повязку. Сильно шумит в ушах, губы стянула кровавая корка.

Скрипнула дверь и в комнату торопливо вошел Грев в сопровождении лысого коротышки в сером балахоне. Следом проскользнул Мевик, хозяин Золотого Дома. На его лице виднелось несколько свежих ссадин.

- Осмотри парня, колдун - приказал Грев склонившемуся в поклоне магу. Тот, подойдя к кровати, провел руками над Дрейком.

- О мелких ссадинах я не говорю. У него два поверхностных ушиба, две очень неприятные гематомы, сломано второе ребро слева и очень сильное сотрясение мозга. Очень сильное - повторил лекарь, и еще ниже наклонился к Дрейку. –

-Ему нельзя шевелиться, напрягаться, пытаться говорить - маг едва заметно подмигнул пациенту, смотрящему на него с недоумением. Странно. Ведущий не чувствовал особого недомогания, связанного именно с головой. Учитывая его полет и все произошедшее после, он еще легко отделался.

-При малейшем напряжении возможно кровоизлияние, и тогда вся Белая лига в полном составе не спасет его. Но если будут выполняться все мои требования, то я берусь за этот случай. Но только при условии, что больного лечить буду только я. И никаких посетителей! - маленький лекарь задиристо взглянул на Грева. Тот приблизился к кровати и заглянул Дрейку в глаза.

- Лорд Дрейк, я восхищен. К сожалению, дела Империи заставляют меня срочно отбыть, и я не смогу отблагодарить Вас за…мужество. Через некоторое время я вернусь и смогу выразить свою признательность более внятно. Моя ведьма рассказала все. Этот лекарь будет с Вами до Вашего полного выздоровления, о деньгах не беспокойтесь. Честь и слава! - Грев отдал полный имперский салют, затем обернулся к магу.

- Лекарь! Я очень надеюсь, что когда я вернусь, лорд Дрейк будет здоров. А пока вот аванс - он кинул магу тяжелый мешочек. Внутри глухо брякнуло золото.

«Линайна – ведьма?» - как-то вяло подумалось Дрейку. Он хотел спросить, почему она не осадила наемника, но вовремя вспомнил, что сам не дал ей такой возможности. Да и какой женщине будет неприятно заступничество мужчины, будь она хоть трижды ведьмой?

- Какой слог! Какие позы! - фыркнул маг. - Чем меньше вы тут церемонии будете разводить, тем быстрее я смогу начать лечить больного. Уходите!

Хозяин Золотого Дома что то пытался сказать Дрейку, но Грев, выходя, схватил его за воротник и выволок в коридор. Из-за стены послышались удаляющиеся шаги и невнятные визгливые объяснения хозяина.

- Как он за свою ведьму трясется - покачав головой, прошептал маг - Сколько говорильни развел, фигляр. Как ты, мальчик мой?

- Ребро болит, но голова в порядке - ответил Дрейк - Что за комедию вы тут затеяли?

Лекарь выглядел очень озабоченным. Он без нужды поправил подушку, оглянулся на дверь, на цыпочках подошел к ней и приложил ухо. Долго стоял, прислушиваясь, затем нерешительно отошел обратно к кровати. Когда он заговорил, его голос был едва слышен.

- Зови меня Котри. Парень, время мое сегодня почти вышло, я должен уйти. А теперь слушай внимательно. Никогда, ни с кем, ни при каких обстоятельствах НЕ ИМЕЙ ДЕЛА с подданными Империи. Скажи спасибо, что тебя знают и любят в городе, и благодари предков, что Жигло, успел сделать все, как должно. Мы едва успели. Завтра я расскажу тебе правду, а теперь отдыхай. Я ухожу. Имей ввиду - за стеной имперец, стражник. Грев его тебе до утра «одолжил». - Котри выпрямился и, повысив голос, почти выкрикнул: «Молчать! Головой не двигать!»

Он погасил свечи, вышел из комнаты и подошел к часовому, стерегущему вход.

 - Я буду в соседнем доме. Людой шум, любое движение - зовите меня. Сейчас ему нужна полная неподвижность.

Охранник был не очень старым, но уже совершенно седым мужчиной: - Сделаем, господин маг. Что, сильно парню-то досталось? – участливо спросил он.

- Жить будет, если мне мешать не станете, - отрезал Котри.

- Жаль пацана-то, - вздохнул имперец. - Я своими глазами видел, как он с Филом сцепился за девчонку. Молодой, легкий, драться толком не умеет. Но смелый, не отнять. Эх… молодежь… Не беспокойтесь, господин маг, глаз не сомкну. Идите спать.

  Дрейк лежал, прислушиваясь к голосу хозяина, выпроваживавшего последних посетителей.  Шум внизу наконец смолк, но сон никак не шел. Вдруг тихо скрипнула открывающаяся дверь. Дрейк, изображая полную беспомощность, скосил глаза. От двери скользнула легкая тень, и он почувствовал на своих губах маленькую руку. Линайна, жестом дав понять - молчи, провела рукой над его головой, едва слышно хихикнула.

- Я так и думала, что лекарь приврал, что б золотишка побольше урвать. Нет у тебя сотрясения,… а ребро твое я сама сейчас подлечу, потерпи немножко.

 Нежно-сиреневый свет окутал ее кисти. Ведьма размотала бинты и, легонько касаясь пальцами бока, начала исцеление. Приятная слабая судорога свела мышцы, и Дрейк почувствовал, как постепенно утихает боль. Он осторожно тронул ребра, потом надавил сильнее, повернулся - ничего. Затем осмелев, сильно шлепнул ладонью. Линайна негромко рассмеялась. Она вытащила из подсвечника одну свечу и зажгла его быстрым заклинанием. Ее глаза блеснули под вуалью. 

- Вот и все. Синяки твои лечить не стану, а то больно уж подозрительно выйдет. Ну, чего молчишь? Хоть спасибо скажи.

- Да что ты за ведьма такая, что кости на раз сращиваешь и от отката не падаешь?- потрясенно прошептал Дрейк.

- Линайна присела рядом с кроватью и запустила пальцы в его спутанные волосы. Прикосновение было горячим и легким: «Ну, сильная я ведьма, лорд Дрейк. А от отката и я падаю, просто знаю, как его отсрочить. Завтра буду выть, и грызть подушку. Хорошо хоть в каюте, никто не услышит. Лорд Грев через час отплывает, какое - то донесение срочное получил».

-А как ты пришла? Часовой же у дверей.

Ведьма притворно вздохнула, пояснила ласково, как маленькому: «Спит твой часовой. И все, кто есть на этаже, спят. Я сон наколдовала, часа два никто не проснется. Зачем?»

Ее голос изменился, стал тише, и в нем появилась грусть. Дрейк почувствовал, как тонкие пальцы сжались в кулачки у него в волосах.

- А затем, милый, что у меня господ было много, и каждый под юбку лез, и подарки дорогие дарили. А вот так, что б за меня с голыми руками на держиморду такую встать - такого никогда не было. Спасибо тебе, Лорд, что за игрушку не счел.

- Я не Лорд, Линайна - чтобы хоть что-то сказать шепнул Дрейк. - Мой клан молод, у нас нет потомственных Ведущих... я первый.

Колдунья выпростала пальцы из его волос, встала, отошла на шаг. От нее пахло свежестью и какими-то терпкими пряностями. Ведущему показалось, что он услышал в ее голосе нежность. Показалось ли?

- Лорд, милый. С того как момента как за меня встал - для меня ты благородный Лорд. А чей ты родом - мне все равно. Молчи. У меня только час, но этот час - мой. Ты хотел видеть меня без вуали? Смотри.

Она расстегнула пару застежек на плечах и шагнула из платья, оставшись нагой. Затем, будто отбрасывая от себя давно опостылевшее, резким движением сорвала вуаль, и, встряхнув головой, разметала по плечам тяжелую копну огненно-рыжих волос.

   Мальчик проснулся лишь на следующее утро. Ноги в бинтах еще болели, но горный бальзам действовал, ускоряя заживление. Найденыш свесил ноги с лавки, осмотрелся. Просторная светлая комната, пол сияет, натертый до блеска, на стенах - звериные шкуры. От печи веет жаром, яркий свет льется из широкого окна. Рядом с лежаком, на табурете, мальчик увидел жбан с водой. Холодная, очень чистая и вкусная.

- Нравится? - раздался сзади детский голос - Это вода с Хрустального ручья, к нам за ней даже из Смолянска приезжают.

- Ага, только зубы ломит.

Он осторожно, чтобы не потревожить ноги, повернулся и взглянул на собеседницу. Девочке было лет шесть-семь. Курносая, с ямочками на щеках и вьющимися, светлыми, до плеч, волосами. Одета в домотканое платьице, украшенное затейливой вышивкой. Она улыбнулась, когда встретилась с ним глазами.

«Так только что набрали, я специально бегала, чтобы свежую принести. Как тебя зовут? Меня Айда. Мой папа главный ловчий, он самый-самый смелый и добрый». – Чуть-чуть гордясь, сказал она.

- Я Иосиф, сын Давида. Мы жили в вольном поселении Новый Иерусалим. Мой папа историк... был. - Лицо мальчика жалко скривилось, и он потянул носом, сдерживая слезы.

- Ой - смутилась девочка - Прости меня, пожалуйста. Он умер, да? Не плачь, а то я сама плакать начну.

- Не буду - нетвердо пообещал мальчик. Он обратил внимание на туесок в ее руках.

- Это что у тебя? Игрушки?

- Не, это я тебе поесть принесла. Мама сказала, что тебе надо кушать высокала... высоко…

- Высококалорийное - поправил Иосиф

-Да, точно! А ты откуда такие слова знаешь?

- Меня можно Еся звать, меня все друзья так звали…  а слова я еще и не такие знаю, - мальчик взял в руки горячую миску, наполненную густым бульоном и принялся есть.

- Какие?- не выдержала Айда через минуту - Какие слова?

- Поем, тогда расскажу - мальчик с видимым удовольствием поглощал бульон. – Нельзя говорить, когда кушаешь.

Иосиф очень смутно помнил, как он попал сюда. Запомнилось лишь тряска, когда его вез на лошади страшный, весь черный мужчина, от которого пахло землей и сыростью. Он огляделся. Большая комната, из которой широкая лестница ведет на второй этаж, на стене развешаны одежда и охотничье оружие, шкуры, сияет натертый до блеска пол. Две лавки, одну из которых занимает его постель, маленький квадратный столик. В большие окна льется яркий свет, рисует на полу светлые квадраты.

- Я знаю - кивнула девочка - Но все равно я говорю и говорю. Мама говорит, что я болтушка, а папа называет таратора.

- Это синонимы – Иосиф, наконец, одолел завтрак - Это такие слова, которые вроде разные, но на самом деле значат одно.

Айда посмотрела на Иосифа с некоторой опаской.

- Ты, наверное, очень умный. Ты говоришь, прям как дедушка Ветер. Послушай, а ты у нас останешься насовсем? Что с тобой случилось? Расскажи, я ужас как приключения люблю!

В комнату заглянула Териан. Она принесла свежие бинты, бальзам и маленький кувшин с морсом из клюквы. Женщина тепло улыбнулась мальчику, потрепала его по волосам, бегло осмотрела. Затем взглянула на Айду, нахмурилась.

- Ты где должна быть? Ветер тебя одну ждет.

- Мама, его зовут Иосиф, он из Нового Иерусалима. Его папа историк, как наш дедушка Ветер. И еще Еся очень умный. - Доложила малышка - Можно я послушаю сначала про его приключения… ма-аам, ну пожалуйста!

Женщина приветливо посмотрела на мальчика « Птенец!» - подумала она, - « В чем только душа держится? Надо у соседей поспрашивать, может, у кого одежка от детей осталась. А глазищи-то, глазищи! Девчонкам, и тем – на зависть!»

 - Мой папа умер, его убили солдаты Империи. Они пришли и сказали, что он обманывает людей и рассказывает все не так, как было на самом деле. И маму убили. Сначала они ее… мучили в спальне, а потом убили. – Тихо и невыразительно сказал мальчик. Его лицо застыло, стало похожим на восковую маску, лишь на опущенных ресницах заблестели слезы.  «Они и меня убили бы, только я успел сбежать. Правда, интересно?» - вдруг выкрикнул он зло, сжав костлявые кулачки. - «А потом я шел в Смолянск к папиному брату, а он сказал, что я и на них беду накличу, и прогнал меня!»

Териан, охнула, подхватила ребенка на руки, прижала к себе и быстро что-то зашептала ему на ухо. Некоторое время Иосиф висел у нее на руках безвольной тряпичной куклой, потом несмело обнял Териан за шею и заплакал. Айда ошарашено замолчала, потом тоже захлюпала носом. А Териан все говорила и говорила, ласково поглаживая мальчика по спине. Постепенно Иосиф пришел в себя, его всхлипывания смолкли.

-Вы меня, правда, не прогоните?

- Правда, - кивнула женщина, пряча покрасневшие глаза.

Айда шмыгнула носом: « Мама! Давай его к себе возьмем! Он умный. А я с ним своей едой буду делиться, если голод, как в прошлую зиму будет... Еся, ты к нам пойдешь жить?»

   Глаза Териан потеплели, в голосе прозвучала гордость за дочку. «А ты папу спросила?» - для вида строжась, напомнила она.

Айда всплеснула руками в притворном недоумении, округлила глаза: «Мама, ну как ты не понимаешь! Папа сначала может и будет ворчать, что его не спросили, но потом все равно согласится!»

- И все-таки, давай вначале спросим папу. Нет, стой, я сама поговорю с ним. Стой! Айда!

Куда там. Девочки уже и след простыл.

     Дрейка разбудил щелчок отпираемого замка. С подавленным видом вошел Лерой, сунул ему тонкую пачку густо исписанных листков. Ведущий, еще не отошедший от сна, вопросительно посмотрел на друга.

-Прочти. Мы скоро придем.

Колдун поспешно вышел, а Дрейк недоуменно пожал плечами: «Что случилось?»

 

      Примерно полгода назад к нам стали поступать тревожные отрывочные сведения о союзе кланов, выступающих под единым названием Империя. Однако, информация которая прояснила ситуацию окончательно, стала доступна мне только сейчас. Силы Империи, под видом заключения союза с Вольными поселениями и кланами, путем подкупа и обмана Ведущих ведут широкомасштабную экспансию. После заключения союза в поселение входят гарнизоны империи для обеспечения порядка и защиты. Какое-то время империя добросовестно выполняет свои обязательства, завоевывая симпатии населения. Затем, как правило, под предлогом больших праздников, ярмарок и т. п. население заманивается в какое-то определенное место и вырезается имперскими солдатами, переодетыми в наемников, почти под корень. Оставшаяся часть пополняет ряды рабов (!) и рекрутов. В случае, если Вольные отказываются от договора, Империя подкупает их соседей, образуя сплошное кольцо вокруг непокорного клана или поселения. По известным мне данным численность армий Империи составляет восемь-девять тысяч человек, что уже само по себе вызывает ужас. Если Империя выставит хотя бы половину этого числа, она сможет спокойно диктовать свои условия любому союзу, не говоря уже о Вольных поселениях. Однако имперцы тщательно избегают открытой агрессии, предпочитая захватывать города неповрежденными. Сильная сторона этого метода экспансии заключается в том, что когда начинается резня в том или ином городе, уцелевшим людям бежать уже некуда - Империя вокруг. Все это очень сильно сдерживает распространение слухов о происходящем. Империя так же располагает очень большим (порядка двухсот) числом сильных магов. Для них созданы королевские условия, открыт доступ ко всем архивам и обеспечено выполнение любых их запросов. Поэтому не вызывает удивления, что лучшие известные маги находятся сейчас на имперской службе. Исключение на данный момент составляет лишь Белая Лига. О порядках на захваченных землях свидетельствуют отрывочные данные, полученные от тех, кому посчастливилось сбежать.

Китеж… Имперский легион вырезал две трети мужского населения, пожилых людей. Оставшимся мужчинам предложена служба, женщины обращены в рабство.

Кетана... Насилуют женщин, провоцируя на бунт безоружных мужчин, отбирают имущество. При попытке сопротивления убивают на месте.

Афины... Согласившимся служить оставляют их семьи. При попытке бегства всех членов семьи казнят на площади.

Стохолм... Жесточайшая цензура. Любое уведомление о творящихся зверствах приводит к массовым убийствам. Город в крови. Имперские маги зомбируют рекрутов.

Гринхолл…

Выводы делайте сами. Обращаю ваше внимание на то, что насильно рекрутированные не имеют возможности восстать, так как на них накладывается заклятие верности. Если человек совершает действие, наносящее вред Империи, то через несколько минут погибает от остановки сердца. Контрзаклинание неизвестно. Таким образом, главной силой Империи следует считать мага или магов, овладевших этим заклятием. Мне представляется, что это знание является достоянием одного человека, т. к. известный нам общий уровень магов на много порядков ниже этого заклинания. Удар следует наносить не по войскам Империи, а точечно, уничтожив искомого мага (или группу). Но, представляя себе скорость продвижения Империи, считаю это путь почти невозможным.

                                                                                                                                                                                           Начальник стражи Вольного поселения Новый Иерусалим                                                                                                                                                                                                                   Лорд Д*Вилье.

Такой доклад я отправляю всем Ведущим и Главам поселений, лежащих севернее Нового Иерусалима.

Вокруг нас уже земли Империи и удара ждать осталось недолго. Ведущий считает мои данные пустыми домыслами, и не дает приказа оповестить людей, а может быть тоже понимает, что бежать уже поздно. Мои воины живут в казармах круглосуточно, готовые к бою в любой момент. Мой долг быть с ними.

Не дайте случиться этому на ВАШИХ землях.

 

За дверью послышался шум, голоса.

- ..консилиум. Мои коллеги помогут создать Круг Силы.

Дрейк резко свесился с кровати, подобрал с пола бинты. Не вставая, попытался привести постель в подобие порядка. Тщетно. С блаженной улыбкой он подхватил невесомый лоскут ткани – вуаль Линайны, сунул под подушку. Из нее еще не выветрился будоражащий запах ведьмы

- ...может занять длительное время. Мне потребуется максимальная концентрация. Никого не впускать, не входить, не стучать ! Иначе... понимаете сами, я не ручаюсь. Господин Пек будет следить за нашими действиями, чтобы засвидетельствовать в случае неудачи, что мы сделали все возможное.

Дверь открылась. Неспешным шагом в комнату вошли четверо в серых балахонах с капюшонами, скрывающими лицо. Дрейк мысленно захохотал. Пятым вошел Котри, тут же заперев за собой дверь. Люди в сером опустили на пол четырех черных кошек, которых держали на руках, и занялись какими то странными приготовлениями. На свет из карманов появились тонкие шелковые шнурки, которыми немедленно привязали кошек за хвосты, туго стянув узлы. Естественно, бедные создания тут же начали жалобно мяучить, требуя освобождения. Свободные концы шнурков захлестнули на дверной ручке, заставив несчастных жертв конспирации орать около двери, не отходя от нее.

Затем капюшоны были сняты. Перед Дрейком стояли Лерой, сосредоточенно-хмурый Жигло, Мевик с покрытым синяками лицом и Глава Вольного города Смолянска, Пек. Котри подошел к кровати, протянул было руку, и тут же отдернул ее. Внезапно его лицо исказилось от ярости.

- Вставай - злобным, придушенным шепотом повелел он - Кто здесь был? Быстро и правду.

- Ведьма.

- Что она тут делала? Впрочем не отвечай, сам посмотрю. Так… остаточная эманация... множественные заклинания... хм... ниферо казус... м... угу… угу.

Дрейк почувствовал, как счастливая улыбка растягивает его губы и потупил глаза. Котри посмотрел на него взглядом, в котором смешались сожаление и неприязнь.        

- Поздравляю Вас, Благородный Лорд Дрейк! Только что я доподлинно установил, что вы являетесь редкостным идиотом , неблагодарной скотиной и безнадежным романтиком . Ибо только идиот даст наложить на себя заклятье слежения, только скотина не поставит в известность об этом своих спасителей, и только романтик самого дрянного пошиба поверит в то, что в него влюбилась ведьма. Можно отпустить кошек, так как все мы уже кандидаты в покойники. Имперская разведка, думаю, увидела наши лица - уже нормальным, спокойным голосом произнес Котри.

Он как-то сразу постарел, сгорбился, из глаз пропали гневные искры. Под укоризненными взглядами пришедших, Дрейк ощутил себя действительно идиотом, не понимающим, что он натворил.

- Раскрою ваши голубенькие глазки, молодой человек. Заклятье Ниферо является сложным магическим действием третьего, если не высшего уровня и обеспечивает не только регенерацию костных и мышечных тканей, но и вводит в ваше тело психоматрицу сотворившего. То есть, ментальную сущность, двойника мага. При активации заклинания этот самый двойник, пользуясь органами чувств реципиента, осуществляет полноценную разведку и способен мгновенно передать собранные сведения оригиналу. А поскольку момент активации реципиент не в состоянии почувствовать, заклинание почти идеально для длительной слежки. Да отвяжите вы, наконец, этих кошек!

 Ведущий в отчаянии сжал губы. «Не может быть! Как?» Слова мага как дубиной, оглушили его: «Неужели ничего нельзя с этим поделать?»

- Можно, - буркнул Котри. – Блокирую его, а толку? Ведьма поймет, что к чему, и придумает еще какую-нибудь гадость. А…!

Он махнул рукой и продолжил с пугающим спокойствием.

- Все шло к тому, просто теперь у нас будет еще меньше времени. Ты прочел доклад Д*Вилье?

Дрейк кивнул, пряча глаза. Он почувствовал, как густой румянец заливает его щеки.

-Вот так-то, парень - тихо сказал Пек, сбирая листки, просыпавшиеся из рук Дрейка - Грев тебя бы уговорил или просто купил бы твое согласие на то, чтобы отряды Империи находились на твоей земле, охотясь на скальдов. Он убил бы сразу двух зайцев - добыл бы шкуры и обеспечил бы себе плацдарм в тылу непокорных городов. А потом - хлоп! И нет ни Смолянска, ни Хейна. ни Франкфурта ...ни самого Захрусталья. Ты едва не позволил ему это сделать. Кстати, Жигло, что за слухи о сказочных ценах на шкуры скальдов? Люди болтают, что за пару шкур имперцы чуть ли не личный замок построят, и еще спасибо скажут?

- Не слухи, - ответил скупщик - Грев предлагал мне по семь тысяч за каждую шкуру. Их же ни железо, ни магия не берет…значит, прознали имперские колдуны, что в этой шкуре за секрет.. и не просто прознали, а еще и пользоваться научились. Иначе бы не предлагали таких денег.

-Это точно - кивнул Лерой и сочувственно взглянул на Дрейка.

-А нельзя ли солдат Империи просто из города турнуть? - спросил он.

Пек вздохнул: «Нельзя. Это Вольный город, парень. Здесь все равны и всем вход открыт... пока ведут себя тихо. Нет у нас оснований их выгнать, понимаешь?»

- Даже после этого? - кивнул Дрейк на доклад Д*Вилье.

- Даже после. Официально Новый Иерусалим принял подданство Империи, все тихо. А Ведущие Хейна и Франкфурта вообще не признались, что такой доклад получали. Я собирал всех, а Главы сидят и глазами хлопают, мол, впервые видим. То ли надеются, что беда их минет... то ли уже и к ним ключики подобрали. Да и перехватить гонцов имперцы могли.

   Котри тем временем встал позади Дрейка и обрушил на него оглушающее заклинание. Ведущий погрузился в состояние на грани забытья, и почувствовал, как чьи-то пальцы осторожно копаются у него в голове. Наконец маг вздохнул и обессилено рухнул рядом с Дрейком на кровать: «Блокировал. Одна надежда на то, что ведьма не следила за тобой раньше. Раз заклятье наложено ночью, ее сейчас гложет откат, не до слежки».

Все сказанное никак не укладывалось у Дрейка в голове. Он почувствовал себя так, будто из одного мира, привычного и знакомого, перенесся в другой, неведомый и страшный. Захрустальцы мало интересовались тем, как обстоят дела у остальных – хватало своих забот. Но сейчас этот неизвестный мир надвинулся вплотную, и громко заявил о себе. Ведущий спросил дрогнувшим голосом: «И что теперь?»

Лерой вытащил из сумки фляжку, пустил ее по кругу. Дрейк отрицательно помотал головой, когда очередь дошла до него. И на трезвую то голову не разберешься… Им овладело отчаяние. Котри отхлебнул еще, крякнул, благодарно кивнул Лерою: «Хороша!» Пек кашлянул.

- А ничего. Деваться то нам все равно некуда. В горы идти - так наши люди там не выживут, под Империю прогнуться - тоже не выбор. Нас только чудо спасти может, Дрейк. Жить будем, нос по ветру держать... а там уж как сложится. На самом деле думать страшно, как будет, если в докладе правда написана. Но будем думать.

    Жигло, до сих пор молча сверливший Дрейка взглядом, угрюмо добавил: «И ты - думай, может, и надумаешь чего. Не зря ж двое моих людей шкурой рисковали. Они пьяную драку у трапа имперского парусника затеяли... ну и зацепили часового. А тот кровь одному пустил. Девки и бабы рядом случились, и крик подняли, почему вооруженный имперец их мужиков пьяных мечом тыкает. Такой крик был… уу… вот и пришлось им Грева из таверны вызывать. А с Филей уже проще было. Ему деньжат подкинули и попросили тебя побить. Не сильно, но что б смотреть было страшно. Перестарался он чуть, ну да ладно»

- А чего вы решили то, что я с Гревом договариваться буду?- недоуменно спросил Дрейк. Одна из кошек вспрыгнула к нему на колени, замурчала, потерлась головой. Он рассеяно почесал ее за ухом.

- Ты как дитя малое, - скривился Мевик. - В город въезжаете вчетвером, причем Грев тебя чуть не за рукав тянет.

Потом колдун твой у Жигло спрашивает, почем тот скальдов берет. Объявление уже сколько висит - а никто не принес ни одной шкуры. Лерой же заявляет, что у вас их чуть ли не десяток. Скальды - то только на твоих землях были замечены, Дрейк. Имперец чуть не пляшет, заказывает все самое лучшее и быстро, быстро! И ведьма вырядилась... до сих пор ее мужики в корчме обсуждают. Много ума не надо что б понять, что дело в скальдах. Грев, как неделю назад приплыл, сразу к Жигло - цены на шкуры заявил, обязательство купить все дал… ну, как положено. Ну, так вот, сложили одно к одному, и не понравилось, что получается… вот и подсуетились, не дали вам договориться. А потом и правда нам удача улыбнулась. Что-то очень срочное заставило его ночью уплыть.

  За дверью послышался шум. Все насторожились, в руках у скупщика и Мевика блеснули ножи. Они стали по обеим сторонам рядом с дверью у стены, напряженно прислушиваясь. В коридоре кто-то тяжело протопал, послышалась неразборчивое пьяное бормотание, и все стихло. Все облегченно вздохнули, и как по команде, посмотрели на Дрейка.

  Пришедшая ему в голову мысль так и подбросила Ведущего на кровати: «Лерой, ты же заклятье строил! Сам-то его не выболтал ненароком Греву?»

Колдун слабо улыбнулся, отрицательно качнул головой: «Греву - нет. Да он и не спрашивал. А вот ведьма как бы между делом задала вопрос, как удалось? Ну, я говорю неловко мол, что Ведущий пострадал, я без него не могу такие вещи говорить. И вообще я не я, говорю, - это другой колдун был. Она хмыкнула и отстала».

- Ладно. - Котри хлопнул Дрейка по плечу. - Вижу, ты понял, что к чему. Будем считать, что мы тебя вылечили,… а то час уже сидим тут. Ну, бывай здрав.

 Гости ушли, оставив Дрейка в обществе Лероя. Они посмотрели друг на друга, и Дрейк впервые почувствовал тяжесть выбора. Если рассказать своим - такой переполох поднимется… кинутся в горы, не думая о завтра. Или не кинутся? Хозяйство налажено, здесь их земли, семьи, могилы предков. Вся жизнь тут. Что им Серебряный Молот? Вокруг глушь, леса, завалы… всякую тропку с малолетства знают. Может и отобьемся? Все-таки ж не на равнине воевать, где ни кочки, ни куста. А не сказать - выйдет великая подлость.

Лерой прервал его размышления, слегка шлепнув по руке: « Я к Белому пошел, может, что перехвачу у него. Говорят, незлой».

- Иди. Да смотри не зевай. Если Линайна поняла, что ты ей врал, она и на тебя могла что-нибудь повесить.

- На меня так просто не повесишь заклятье - возразил Лерой. Он хоть и был деревенским самоучкой, но, безусловно, талантливым магом, и почуял бы, попробуй кто-нибудь его зачаровать.

       Восход застал Кальта за сборами. На дно мешка легли лосевые ремни, большой сверток туго смотанной холстины, объемистая фляга. Доверху набитый едой, принесенной сердобольными соседями, короб умостился сверху. Кальт взялся за арбалет, примостил его на привычное место, но потом, подумав, снял и отложил в сторону. Не взял он в этот раз и гребня для ягод. Поправил нож, закинул увесистый мешок на плечо и вышел на улицу. Деревня еще спала. Кальт зашагал на восток, стараясь выбирать места посуше - вчера целый день лил дождь. На опушке леса он остановился, перетянул ослабевшие лямки мешка.

- Дядя Кальт! – вдруг услышал он за спиной. Мужчина поморщился. В его планы не входило быть кем-то увиденным. По лицу скользнула недовольная гримаса.

Шумно дыша, запыхавшись, его догонял Федот, малолетний сын соседа. Не иначе, как с ним попросится. А откажешь – разговоры пойдут, что хорониться почему-то стал, насторожится народ. Кальт поморщился.

- Чего тебе?

- Дядя Кальт, я вам хлеба принес. Вот, он совсем свежий, вчерашний. - Тихо сказал мальчик. Он размотал чистую тряпицу и протянул краюху ноздреватого хлеба.
   Этого еще не хватало. Меньше всего калека хотел, чтобы люди заметили, что ему перестало хватать еды. Выздоравливающий скальд съедал все, что удавалось принести, да и немудрено – зверь набирался сил. Кальт пробовал поохотиться сам, но безрезультатно. Его маленький арбалет был слишком слаб, чтобы завалить крупную дичь, а мелочь вся ушла в сторону Дальнего распадка, в глушь. Даже птицы – и те стали недоступны: на холоде руки сразу же деревенели, и он позорно мазал, или просто не успевал выстрелить вовремя.

- С чего ты взял, что мне хлеб нужен? - хмуро спросил Кальт. Мальчик смущенно опустил глаза, посмотрел на мужчину исподлобья, потом решился: «Я видел как вы на свадьбе еду... брали. А потом, когда мама вам суп велела отнести, я к вам зашел,… а в доме никого. И еды нет. Я подумал, вы, наверное, голодный. Вот, принес».

По лицу Кальта было невозможно понять, о чем он думает. Взяв горбушку, он отломил от нее ломоть, остальное спрятал в сумку, висевшую на боку, и быстро зашагал к лесу. Неровен час, еще кто-нибудь увидит.

- Спасибо - не оборачиваясь, сказал он.

В этот раз он не пошел по тропинке, а забрался в самую чащу. Там охотик надергал стеблей многолета, которые добавлял в еду скальду, нарезал полосок коры и, наконец, вырубил ножом несколько длинных гибких веток, годных, чтобы смастерить волокушу. Иногда он оборачивался, проверяя, не идет ли кто следом. По каким-то только ему ведомым приметам Кальт пробирался, через самую глушь, стараясь не оставлять следов. Идти было тяжело: сплетенные у земли ветки так и норовили подставить подножку. Под ногами чавкал пропитанный водой мох, и с каждой минутой мешок, казалось, тяжелел все больше.

-Скоро пойдет снег, - подумал мужчина. Он остановился рядом с грубым подобием маленького шалаша и сбросил мешок с плеч. Сплетенный из тонких прутьев и крытый разным тряпьем, в котором иногда угадывались остатки старой одежды, такой шалаш мог немного хранить тепло под собой и защитить от короткого дождя. Кальт ухватился за край, поднял импровизированный скат, и оттянул его немного в сторону. В схроне лежал белый скальд. Вода не успела просочиться внутрь, подстилка из листьев была сухой. Зверь поднял голову, приветственно заскулил, и засучил передними лапами, пытаясь подняться. Задняя половина тела еще не слушалась его, парализованная.

- Лежи, Снег,- буркнул Кальт. - Не заросла еще твоя спина.

Он подтянул к себе мешок с припасами и достал короб с едой. Проведя рукой по хребту зверя, Кальт понял, что поврежденный хребет все-таки понемногу зарастает. Месяц, возможно два, и, может быть, скальд вновь встанет на ноги. Человек уселся рядом с хищником и стал кормить его с руки, отрезая еду небольшими кусками. Тот ел быстро, но не жадно и по своему изящно, насколько это возможно, лежа на боку. Временами он прерывался, отворачивался, и шумно выдыхал воздух через ноздри. Доев последний кус, зверь облизнулся, и вопросительно посмотрел на Кальта. Тот развел руками - больше нет. Он подвинул выдолбленную деревяшку к самой морде, налил воды в импровизированный сосуд. Скальд мгновенно вылакал все, что принес с собой человек, и откинулся на бок с удовлетворенным видом. Кальт провел рукой по короткой искрящейся шерсти, засмотревшись на переливы света.

-Ну, ты красавец, Снег - сказал он - Но жрешь так, что у меня никакой еды не хватит. И так уже заметили, что ворую.

Скальд толкнул его мордой, вывалил язык, часто задышал. Из его пасти вырвались густые клубы пара, быстро тающие в холодном воздухе. Калека достал ремни и кору, стал переплетать заготовленные жерди, мастеря каркас. Зверь наблюдал за ним, изредка призывно скулил, и тогда Кальт бросал свое занятие и подходил к нему и гладил, сам согревая руки в шерсти. Закончив, мужчина растянул на деревянной раме холстину. Грубая, но крепкая волокуша была готова.

- Надо тебя в другое место перенести, - пропыхтел он, силясь перетащить своего подопечного так, чтобы не тревожить его незаживший позвоночник. Снег взвизгнул от боли, часто задышал, виновато глядя на человека, но не попытался освободиться или укусить его, словно понимал, что калека старается для него. В конце концов, после двух неудачных попыток, Кальт все же взгромоздил его на свое изделие. Он знал, что когда ляжет снег, пройти сюда будет уже невозможно, и собирался перетащить свою ношу поближе к деревне, на самую окраину леса. Там у него имелся небольшой тайник. Похоже, скальд еще прибавил в весе за эти дни, и Кальт совсем выбился из сил, пока возился со зверем. Он присел рядом, подставил под его голову левую культю, и погладил, зарываясь обрубками пальцев в шерсть.

- И на кой ты мне сдался, Снег? – с грубоватой нежностью спросил человек.

Вдруг он почувствовал легкое прикосновение внутри головы, словно кто-то невидимый тронул внутри него дверку. Легкое, почти неуловимое касание, очень деликатное, но вместе с тем странно нетерпеливое. Это совсем не было похоже на тот взрыв в голове, что он испытал перед тем, как найти скальда.

 - Пусти - попросил невидимка внутри.

Скальд вздернул голову и посмотрел человеку прямо в глаза.

- Впусти меня - вновь прошептал голос в голове. Кальта пробил холодный пот, руки предательски ослабели, и он ощутил, как бешено застучало о ребра сердце.

- Лия?! Снег?! – Сознание распахнулось настежь, и лавина воспоминаний и чувств оглушила сидящего на корточках человека. Кальт застонал и судорожно вцепился в Снега, уткнулся лбом в его голову. Скальд ловко вывернулся. Мягкий язык зверя прошелся по щекам, и от этой неожиданной ласки Кальт заплакал. Слезы все текли и текли по обветренному лицу охотника, бессильные смыть рвущую сердце боль. Снег тихонько, вопросительно заскулил. Дыхание зверя оказалось неожиданно свежим, неуловимо напоминая запахи летнего луга. Кальт прижал голову зверя к груди, часто задышал носом, пытаясь успокоиться.

 И вдруг все прошло. Поток воспоминаний оборвался резко, будто отсеченный, и Кальт с трепетом услышал внутри себя тихий голос.

- Меня зовут Хасса. Я девочка, Кальт.

    Ветер отправил Федота на место. Ребятишки затаив дыхание, ждали, что скажет кузнец.

- Экзамен сдан. Я доволен. - Наконец объявил Ветер. Сегодня он замотал детей, заставляя отвечать на многочисленные вопросы, касающиеся выживания в лесу. Ни один не сбился, ни один не думал слишком долго, ни один не уклонился от ответа. Ветер планировал устроить еще и практику, но дети слишком устали, да и за окном уже стали сгущаться сумерки. Ученики еще сидели рядком на лавках, ожидая, когда их отпустят.

- Все молодцы, - повторил Ветер. - Если кто-то хочет послушать историю, можете остаться. Остальные по домам. А я сегодня расскажу о первых людях, которых мы называем Прежними. Что ты хотела, егоза?

Айда смущенно поерзала на стуле. Потом встала и тихо что-то спросила у старика, стараясь не быть услышанной остальными. Ветер поднял седые брови.

- Да? Ну, так веди его сюда.

Девочка выбежала, не прикрыв дверь. Нава вопросительно взглянула на мужа. Ветер обвел взглядом оживившихся ребятишек.

- У нас появился новый мальчик. Его зовут Иосиф. Айда сейчас приведет его знакомиться. Он сирота, так что не обижайте его. Возможно, он останется в деревне, у Териан и Шака.

Нава еще с утра напекла пирожков, и теперь угощала маленьких слушателей. Ветер улыбнулся, глядя, как быстро пустеет блюдо с выпечкой. Своих детей у них не было – единственный сын умер, едва родившись. Всю нерастраченную любовь он теперь выплескивал на чужих пострелят, пытаясь заглушить неизбывную боль внутри. Про себя Ветер досадовал, что не предложил найденышу свой кров, но после драки, как говорится…

- А откуда он родом? - спросила Алла.

- Я из Нового Иерусалима,- раздалось с порога. - Здравствуйте, почтенный Ветер. Здравствуйте все.

Стоящий у порога мальчик слегка поклонился - Я Иосиф, сын Давида. Можно мне сесть?

Айда властно схватила Иосифа за руку и потянула на свободную лавку. Весь ее вид говорил: «Мой подопечный! Не отдам!»

- Садись, - запоздало разрешил Ветер. - Почтенный Ветер...гм…

Кузнец довольно улыбнулся в бороду. Вежливое обращение очень польстило – для местных детей он был деда, дядя, но никак не «почтенный». А мальчишка-то воспитан правильно! Ветер вновь почувствовал острое сожаление – эх, надо было раньше сказать, что заберет его.

- Ну, так вот, я обещал рассказать вам о Прежних.

Вы все знаете, что наш мир - огромный шар, висящий в пустоте, именуемой космосом. На языке ученых он называется планетой. В пустоте таких миров множество, больше чем муравьев в лесу. На многих из них живут люди. Одна из таких планет носила имя Земля… или Терра. С нее все и началось. Терра была меньше нашего мира, но на ней людей было много-много, больше, чем можно себе представить. Конечно, им было тесно, и они почти беспрерывно воевали между собой, стараясь захватить как можно больше земель. Но, как бы ни воевали они, Терра все равно оставалась маленьким домиком, в который поселили сразу целую деревню. К тому же, бесчисленные стычки привели к тому, что люди вытащили из земли все, что могло быть полезным. Они отравили воду и воздух, их дети стали рождаться слабыми и больными. Люди опомнились и перестали воевать, но было уже поздно. Их планета медленно умирала. Попытки исправить то, что они натворили, не приводили к успеху. Население росло, а жить становилось все хуже. Люди Терры образовывали гигантские кланы, их называли государствами. В каждом были свои законы и обычаи.

- Как у нас? - спросил Тенгир, самый маленький слушатель Ветра.

- Да, как у нас. Этих кланов было много, и каждый владел обширной землей. Их ученые достигли огромных успехов в изучении их мира, их культура была невероятно, сказочно богата. Но жадность людей погубила все, и почти все, что они придумали нового, было сделано для того, чтобы убивать. Терру уже нельзя было спасти, и люди стали искать способ перебраться на новые, чистые миры. Несколько ученых из разных кланов изобрели то, что они назвали гипо… гипре… что, Иосиф?

- Почтенный Ветер, это называли гиперпространственный коридор или гиперпереброс - Иосиф покраснел, смущенный всеобщим вниманием. - Мой папа много рассказывал о тех временах. А я очень любил эти истории.

-Вон оно что, - улыбнулся Ветер. – Ну, так может и расскажешь, что было дальше?

Мальчик кивнул. Помолчал, вспоминая, и начал заученно нараспев говорить, пересказывая древнюю летопись. За окнами выводил заунывные рулады ветер, а в натопленной избе уютно потрескивали в печи дрова, пахло смолой, свежим хлебом и душистыми травами. Мурлыкала кошка, уютно устроившись на коленях у Навы, притихли детишки, с разинутыми ртами слушая древнюю историю. Пирожки были забыты.

 - И открылись ворота в небе, и нашли люди триста тридцать три новых дома для себя, и обрадовались. И начался Великий Исход, и шли люди малым грузом груженые, потому что не пропускали врата странников с грузом большим. И много было миров прекрасных, найденных людьми, и много было ужасных. И уходя, выбирали люди дом себе по сердцу, не по приказу, ибо так много было новых миров, что хватало их всем. И мятежные нашли свой дом, и смиренные, и скромные, и гордые. И был среди всех мир обширный и дикий, и вступил в него человек и сказал: «Я чувствую магию!» И назвали магию Силой, и стали пользоваться ей на благо себе. И нарекли люди дом свой новый Фантазией, ибо не было другого такого, Силу дающего.

Мальчик перевел дыхание и продолжил, чуть сбившись с ритма. Он изредка бросал косые взгляды на Ветра, будто спрашивая: «Правильно?» Ветер тогда ласково кивал ему головой, побуждая продолжать. Еще будучи молодым, он сам собирал сказы и легенды о прошлых временах, выменивал старые книги, записывал сказания бродячих певцов. Друзья не понимали его, и добродушно посмеивались, говоря, что он самый ученый наемник в Ордене. Тогда кузнеца звали Буря, а настоящего своего имени он и сам не помнил. После предательского нападения на Великие кланы, когда часть Сизых, выступила на стороне слабой тогда еще Империи, навеки опозорив честь Ордена, он бросил службу и сменил имя. Конечно, и раньше наемники не были святыми, но то, что сделала Империя сообща с отступниками, переходило все границы. Совет Ордена сам принял решение о роспуске. Остались малые общины, не пожелавшие разойтись, но Сизых, как организованной силы больше не существовало.

Кто бы тогда мог подумать, что увлечение книгами вырастет в нечто большее? А вот – и пригодилось! Теперь уже и он, подобно старым сказителям, передает детям мудрость ушедших. Разве он думал об этом раньше?

    У Иосифа был хороший учитель – речь мальчика лилась плавно, выразительно. Он раскраснелся от тепла, скованные вначале, движения стали свободнее. Руками он помогал повествованию, словно рисуя в воздухе картины безвозвратно ушедшего прошлого.

- И дали они животным и птицам имена земные, а детям дали имена новые. И возвели они величественный город, Надеждой именуемый, и создали вещи бесценные, новой Силой умело пользуясь.

Ни шороха, ни скрипа. Айда сияющими глазами гордо посмотрела на Ветра, смотри, кого я привела!

Ветер вздохнул: «Но, не помня уроков прошлого, свою Силу во Зло обратили». - Задумчиво окончил он. «Да, коротко, но все верно. Кем был твой отец, Иосиф?»

- Он был историком и врачом!– Мальчик поднял подбородок, в его взгляде мелькнули печаль и гордость.

- Тогда ясно. Дело в том, что твой вариант знают очень немногие... очень уж старый. Одно время даже думали, что эти хроники утеряны навсегда, - пояснил Ветер, отечески глядя на новичка. Тот не знал, куда девать глаза, смущенный таким вниманием. Дети загомонили, в их взглядах появились интерес и уважение к ученому мальчику.

- А потом? Деда Ветер, что потом было? - взмолилась Айда.

- Потом? А потом, изучив сильную магию, люди забыли, от чего они сюда ушли. И снова стали воевать... Сначала потихоньку, потом все на всех. И довоевались ....

Как опомнились - в живых всего ничего осталось. Все, что с Терры принесли, война уничтожила … и гиперпроход в том числе... маги постарались. Ну, собрались уцелевшие вместе и примирились, пообещав друг другу больше не воевать. Магов тех, что в войне участие принимали, казнили

, книги их сожгли и запретили боевые заклинания делать. Вещи магические тоже уничтожили... не все, правда. Да только то, что осталось - это капля в море. Решили все, что случилось, в летописи занести, что б потомкам напоминание было. Назвали время до войны Прежним, и повели новый отсчет. Вот только урок впрок не пошел. Почти полвека жили спокойно, а потом вновь грызться начали, не так сильно, правда. Ладно - Ветер вздохнул - Хватит на сегодня. А то мне ваши родители голову оторвут, ночь скоро. Бегите. А ты, Иосиф, иди-ка сюда. Ты у отца чему еще научился?

Дети вышли пестрой стайкой, прошумели за окном звонкой разноголосицей, разбрелись по домам.

- Я всю историю знаю от Прежних, и до нашего времени. Легенды разные. Еще умею играть на арфе... немножко.

- Счет, письмо, чтение?

- Умею. Папа говорил, у меня к наукам предрасположенность. Он меня всему учил пока не пришли... не пришли...

- Ну-ну. - Ветер похлопал его по плечу.- Мертвых не вернешь, оплакал - и будет. Тебе, парень, не у меня бы учиться, а в большом городе, у настоящих ученых. Только пропадешь ты один. Сиди уж лучше тут пока. Тихо и скучно, зато куда как спокойнее. Пойдем, я тебя покормлю. Голоден, небось?

Иосиф отвернулся, и кузнец услышал, как мальчик довольно громко сглотнул слюну: «Спасибо, почтенный Ветер, я сыт».

 -Ага, почтенный, а врешь старику! Слышу я, как у тебя сытость в животе бурчит. Садись за стол. Садись, говорю.

Ветер принес кружку молока, огромный ломоть хлеба и шмат копченого мяса. Нарезая мясо, Ветер обернулся на стук двери, и нож, скользнув по кости, глубоко рассек палец. Брызнуло красным, и в тишине вдруг раздался звенящий от напряжения возглас Иосифа.

- Синь улойо!

Вошедшая Нава, всплеснув руками, кинулась к мальчику. Тот сидел очень бледный, неотрывно глядя на столешницу, окропленную кровью. Иосифа била крупная дрожь. Нава рывком сдернула его со скамьи, подхватив под мышки. Она не понаслышке знала, что такое откат – приходилось и Лероя пару раз откачивать, и Ветер однажды пробовал сотворить заклинание.

- Очень плохо? - спросила она, заглядывая в глаза.

- Да. Я не могу видеть кровь, мне дурно.

Иосиф вывернулся у женщины из рук, его стошнило. У Навы зашлось сердце – а ну, как помрет? Цыпленок ведь еще совсем, тощий и слабый! И куда он полез, неужели мать с отцом не научили, что колдовать без привычки – себе дороже!

- Дурень ты, дурень! - Запричитала женщина. - Кто ж такую ерунду магией лечит! Теперь будешь кулаки грызть, пока откат не отпустит! Горе! Ложись на кровать, я подотру.

Ветер тем временем недоуменно рассматривал порезанный палец, на котором уже исчезала, затягиваясь, тонкая ниточка шрама. Иосиф, стоя на четвереньках, помотал головой.

- Почтенная Нава, у меня не бывает отката. Мне просто нехорошо от вида крови. Простите.

   Насильно уложив мальчика, Нава убежала за ведром и тряпкой. Кузнец задумчиво смахнул со стола красные капли. Он сразу понял, что реакция мальчишки не имеет никакого отношения к откату. В его голове молнией сверкнула догадка. Тихо, сам себе не веря, Ветер спросил: «Парень, ты - хилер?»

Хилеры. Легенда прежних времен. Простые смертные, владеющие Силой безбоязненно, могущие творить заклинания непрерывно, невозбранно, не падая от отката. Ветер знал сказания о троих. Эти люди стали легендой еще при жизни. Наверное, и хорошо, что такие рождались невообразимо редко – при желании сильный хилер мог в одиночку выйти против закованной в железо рати – и победить. История знала такие примеры. Очень немногие могли выстоять против искушения Силой. Ветру не нужно было напрягаться, чтобы вспомнить имена этой тройки. Абу. Хелен. Ксения.

- Что?- не понял Иосиф. Краска вернулась на его щеки. Он поднял голову с подушки, и тревожно посмотрел на кузнеца. - А, нет, я не хилер. Папа рассказывал мне о Хелен. Я боюсь крови, и я не могу убивать людей магией. Это у меня просто само вырвалось.

- Навушка, сбегай-ка за Териан, - сказал Ветер негромко. - А мы пока тут потолкуем.

Он присел на край кровати, притянув мальчишку к себе. Осмотрел еще раз палец, покачал головой. Ни следа. Иосиф виноватыми глазами следил за ним. Мальчик выглядел пристыженным и взволнованным.

- Да не смотри ты на меня побитой собакой, - вдруг рассмеялся Ветер. – Видишь, как залечил-то! Без следа! Голова не болит, виски не ломит, тело не выкручивает? – тревожно спросил он. Кузнец не подал и виду, что испуган. А бояться было чего – хорошо, если парень не знает, что он может. А если знает?

-Нет. Я ж говорил, почтенный Ветер, у меня не бывает отката. Дома раз лошадь понесла, и кошку с котятами подавила, а я их всех вылечил и больно ни капельки не было. А вот крови я боюсь.

Иосиф подавил желание рассказать доброму кузнецу все. Сколько он помнил, нечто внутри всегда было с ним. Едва встав на ноги, он уже умел делать странные вещи. Отец очень рано рассказал ему о Хелен, словно догадываясь, что происходит с сыном. Он весьма подробно живописал все деяния женщины, занесенные в летописи, и больше всего на свете Иосиф теперь боялся стать похожим на нее. Когда же родители увидели воскрешенную кошку, отец посмотрел строго и сказал: «Будь с этим очень осторожен. Это страшно. Подрастешь – поймешь». Слова отца запали мальчику не в голову – в самое сердце.

 В его воспоминания ворвался голос Ветра: «Кто учил тебя лечению? Отец? Ты говорил, он был лекарем».

Мальчик растерянно посмотрел на кузнеца.

- Никто. Почтенный Ветер, вы поймите, это у меня само получается! Если я вижу – кому- то плохо, слова - они сами складываются! Я даже не думаю, что говорю, просто раз - и все...

-Просто... Ну да, куда уж проще. - Ветер задумчиво поскреб бороду. - Ладно, сейчас тебя Териан заберет, а я к вам с утречка наведаюсь. Кто-нибудь знает, что ты лечить Силой умеешь?

- Мама и папа знали. А чужим я не показывал, у нас колдунов очень не любят.

   Еще бы их любили. Вера Иосифа отвергала колдунов, как нечистых. Не сказать, чтобы их не терпели, нет. Но родители не уставали предостерегать сына от общения с людьми, умеющими колдовать. В городе крайне редко обращались к помощи магов, и с большой неохотой.

Ветер понимающе опустил глаза: «Ах, ну конечно. Новый Иерусалим же».

- А что такое собака? - вдруг спросил Иосиф - Вы сказали, я смотрю, как собака.

- Это зверь такой, из Прежних времен, с Терры. У Прежних он вроде компаньона был, ну друг, в общем. Их очень мало осталось сейчас, они почти не размножаются. Кто собакой владеет, тот над ней трясется и бережет, потому что зверь этот умный, и человека любит.

- А какие они? – мальчик округлил глаза.

-Да на скальдов похожи немного, только мельче и шерсть разноцветная, и пластинок нет на спине. Да я тебе покажу, завтра найду в книжках и покажу. Я как-то в молодости видел собаку... смешная зверюшка. Ладно, вон Териан идет. Завтра поговорим.

Всю ночь Ветер рылся в хрониках, отыскивая упоминания о хилерах. Просидев до утра, он с досадой отложил книги, так и не узнав ничего нового. Наутро кузнец отменил поход в лес, к немалому разочарованию собравшейся ребятни. Еще с ночи обдумав, к кому обратиться, Ветер навестил трех охотников, попросив зайти к Териан.

Кузнец нечасто ходил в гости, даже к соседям. Когда он вошел на задний двор, то восхищенно цокнул языком, когда увидел, в каком порядке держит хозяйство Шак. Охотник большую часть времени проводил в лесу, но это никак не влияло на ухоженность дома. Три крепких сарая под общей крышей, новая просторная клеть для сена, большая поленница выше его роста аккуратно сложена в углу. Там же, под навесом из плетеных прутьев, в образцовом порядке развешан нехитрый инвентарь. Тоже новый, отдельный закут для свиней, просторный двор выметен начисто. Ближе к ограде высоченный кедр, который Шак пожалел срубить, широко раскинул ветки над маленьким столиком. Ветер обернулся на стук. Иосиф стоял к нему спиной, и рубил дрова. С натугой поднимая тяжелый колун, мальчик пытался развалить суковатую чурку. Она не поддавалась, колун раз за разом отскакивал, но Иосиф не сдавался. Заметив кузнеца, он отложил свое занятие и поклонился. - Здравствуйте, почтенный Ветер.

- Здрав будь, Иосиф. Поди-ка сюда. Териан в доме?

 - Тут я, - вышла женщина, вытирая фартуком руки - С чем пожаловал, Ветер?

Она почувствовала укол тревоги. Нава не объяснила ей толком, что произошло, да и Иосиф не выказал большого желания говорить на эту тему. Все, чего она сумела добиться, заключалось в двух фразах, кое-как вытянутых из мальчика: «Почтенный Ветер порезал руку. Я его полечил». Только глянув на лицо кузнеца, Териан поняла, что дело нешуточное.

- Да хотел кое-что выяснить у пострела твоего - медленно сказал кузнец. Глухо стукнула калитка. Это пришли охотники, приглашенные Ветром. Мужчины прошли во двор, поздоровались. Ветер попросил: «Мужики, если правда то, что я думаю, о том, что тут случится - не болтать. Ни матери, ни друзьям, ни подругам. Усекли?»

«Мужики» переглянулись, кивнули. Териан с все растущей тревогой посмотрела на Ветра, что, мол, такое? Он ответил ей строгим взглядом.

- А ты сядь и смотри – сухо приказал он женщине.

Таким она его не видела. Суровый и немногословный, Ветер неизменно был вежлив. Териан терялась в догадках, пытаясь понять, что могло случиться такого, чтобы кузнец изменил себе. Ветер присел на чурбак, испытующе впился взглядом в мальчика. Он выглядел усталым, будто ночь напролет не выходил из кузни: вокруг покрасневших глаз темные круги, лицо приобрело землистый оттенок. Териан присмотрелась внимательнее.  «Да ведь он…боится!» - от этой мысли у нее самой по спине забегали мурашки. Чего может бояться человек, переживший побоище под Аденом?

- Иосиф, я хочу еще раз увидеть твое лечение.

У мальчика на глазах выступили слезы. Он почувствовал, как тают надежды на спокойную жизнь в этой тихой, деревушке, такой далекой от жестокого мира там, на материке. Паника заставила его подбежать, обнять Ветра, спрятать лицо в одежде, и раз за разом исступленно повторять.

- Почтенный Ветер! Я никогда не стану убивать людей! Не прогоняйте меня! Пожалуйста!

Териан расширенными глазами посмотрела на Ветра. Ее сердце дало сбой. Вот оно что! Но, ради Предков, что мог натворить этот ребенок? За эти несколько дней Териан очень сильно привязалась к мальчику – он был послушен, вежлив, очень добр. Даже привереде Айде понравился сразу, а в этом плане Териан очень доверяла дочке. Совершенно непонятно, как малышка умудрялась только раз глянув, определить характер человека, но девочка ни разу не ошибалась. Она сразу могла сказать, «хороший» или «плохой» стоит перед ней. Раньше это даже слегка пугало Териан и Шака, но со временем страх прошел, осталось лишь благовейное изумление и радость. Какое же Иосиф мог совершить преступление, что так отчаянно просит пощады?

В глазах у Ветра отразилось изумление, потом понимание, нежность.

- Глупенький, - непривычно ласково сказал он. - Боевой маг Хелен убила тысячи людей, но хилеры были названы не в ее честь. Кроме нее, жили еще двое: Абу и Ксения, величайшие маги, которые посвятили жизнь спасению других. Это были по-настоящему чистые души, такие рождаются раз во много-много лет. Они не воевали, малыш, нет. Они лечили людей. Хилер, Иосиф - это маг-лекарь. Лекарь, понимаешь? Именно в их честь, а не в честь ведьмы–убийцы, названы хилеры. Как случилось, что отец рассказал тебе только о Хелен? Абу, говорят, даже оживлял мертвых, но по-моему, люди это уже от себя придумали, а Ксения могла исцелять взглядом. Мне кажется, что у тебя такой же Дар, мальчик. Великий Дар. Но я хочу посмотреть, не ошибаюсь ли. Никто тебя не выгонит ... в любом случае. Не плачь. Посмотри на меня.

Ветер легонько взял его за подбородок, заглянул в глаза. Он понял, что вызвало такой панический ужас у приемыша. Его отец, видимо, разглядел Дар у сына, но боясь, что мальчик не выдержит искуса, рассказал только о последствиях применения темной стороны этой Силы. Рассказал не все, а только то, что могло вызвать в душе ребенка лишь отвращение и страх. Не отсюда ли такая боязнь крови? Ветер и сам не мог сказать, осуждает ли он давно уже мертвого человека, который фактически скрыл от сына его чудесные возможности. Может быть, он надеялся, что, когда мальчик подрастет, сможет сделать правильный выбор? На это уже никто не сможет ответить. Он ощутил, как содрогается от рыданий худенькое тельце мальчика. В глаз кузнецу попала соринка. Ветер сморгнул, и с удивлением понял, что плачет сам. «Стареешь» - попенял он себе. Иосиф поднял залитое слезами лицо и с мольбой и надеждой посмотрел на Ветра. Лицо старика исказила странная гримаса, но голос был тверд.

- Ты боишься крови, я помню. Но сейчас я вновь порежу руку, а ты вновь меня исцелишь, как вчера. Соберись. Пожалуйста.

Он отошел шагов на пять и полоснул по ладони острым ножом-засапожником. Кровь брызнула на землю одновременно с невнятным полукриком-полувсхлипом мальчика. Едва успевший обрасти кровавой бахромой, порез мгновенно закрылся. Громко ахнула Териан, и наступила тишина.

-Как ты себя чувствуешь? - наконец прервал молчание Дейв, один из приглашенных.

-Хорошо. Только на кровь все равно противно смотреть. - Отвел Иосиф глаза.

И тут мальчик почувствовал, как что-то меняется внутри. Сомнение в словах отца, что не давало ему покоя, спрятанное, почти похороненное под грузом рассказов о Хелен, вновь зашевелилось робким червячком. Так, значит, папа не сказал ему всего? Или не знал сам? Слово «хилер» всю жизнь для Иосифа означало лишь одно – неприкрытую ненависть, квинтэссенцию зла. Слова Ветра разбудили надежду. «Хилер – это маг-лекарь!», «Это были чистые души…» Так, может, и он – не изгой, не избранник Зла?

- В легендах говорится, что хилеры могли лечить на расстоянии. - Подала голос Териан. Она с умилением наблюдала, как изменяется лицо мальчика: от стыда и отчаяния к осторожно-радостному удивлению. Но настоящим сюрпризом для нее стало то, сто он заметила на щеке Ветра тонкую блестящую полоску. Слезы у Ветра? Иосиф, положительно, умеет расположить к себе решительно всех!

Ветер одобрительно кивнул, а потом демонстративно показал вначале на себя, потом на Иосифа. Между ними по-прежнему было пять шагов. Но было еще одно, ради чего кузнец взял с собой троих помощников. Он поставил мужчин в противоположном конце двора от Иосифа и спросил:

 - Иосиф, в легендах говорилось о том, что хилер может исцелять сразу нескольких. Ты упоминал о котятах. Как думаешь, с людьми справишься?

- Я боюсь. - Прошептал мальчик. Все случилось так быстро, так неожиданно. Иосиф еще не успел до конца осознать, что его проклятие обернулось Даром Творца.

- Не бойся. - Сказал огромный, медведеподобный, кряжистый Никита, - даже если не получится, это всего лишь царапина, сама зарастет. Ну-ка, мужики, давай на счет.

 Все трое достали ножи. «Режь!» - прозвучала короткая команда, и все мужчины одновременно вспороли себе ладони. Иосиф изменился в лице. Прозвучала короткая захлебывающаяся фраза незнакомого языка, и Ветер, нутром почуяв, что - получилось, сгреб мальчишку в медвежьи объятия. Сказать, что охотники были потрясены – это не отразило бы той сложной гаммы чувств, которая отразилась на их лицах. Они осматривали свои руки, крутили их так и эдак, искали порез друг у друга.

Ветер уже не в силах скрыть широченной торжествующей улыбки, тормошил мальчика, называл его всяческими ласковыми именами, а под конец, схватил на руки и закружил по двору.

- Ты понимаешь, что ты сделал? – смеясь, спросила Териан.

- Да. Я могу лечить людей. - Гордо ответил Иосиф. - Я вырасту и буду таким же, как Абу! Я буду лечить людей!

Он вырвался из рук Ветра и стоял, словно озаренный внутренним светом, гордый и довольный собой, свободный от власти страха. Мальчик вскинул обе руки к небу и торжествующе закричал: «Творец, спасибо! Я буду хилером!» Он повернул к взрослым сияющее лицо и сказал, убавив голос: «И знаете, почтенный Ветер… я почему-то больше не боюсь крови. Противно, но не боюсь».

Териан плакала навзрыд, а молодые охотники, стесняясь друг друга, лишь улыбались довольными и растерянными улыбками. «Ты уже – хилер». - Ответил Ветер. Он подумал о том, что станет, когда слух о живой легенде разойдется по побережью. Впору будет охрану выставлять у мальчишки. Кузнец посерьезнел.

- Пока языками не чешите. – Строго произнес он. - И ты, Иосиф, тоже молчи пока. Вернется Дрейк - решим, как лучше сделать.

Все согласно закивали головами.

- Слушай, а можешь зуб заговорить? - вдруг спросил Дейв. Новоявленный хилер застенчиво пожал плечами, прислушался к себе. Затем последовал небрежный взмах рукой, односложное заклинание. У охотника удивленно вытянулось лицо. Он ощупал челюсть, потрогал языком больной зуб и признался: «Прошло!» Подскочил, поднял Иосифа на руки и не хуже Ветра стал отплясывать по двору: «Его кто только не лечил, все никак. А ты мигом заклял!». Мальчик со смехом отбивался от него, и облегченно, счастливо плакал.

- Как голова? Не болит? - заботливо спросила Териан, отнимая хилера у разошедшегося Дейва.

Иосиф виновато опустил голову: «Нет, не болит. Вот только…»

- Только? – Присутствующих словно окатили ледяной водой. Шутки и радостные выкрики смолкли, все насторожились.

- Только я проголодался немножко. - Застенчиво признался хилер. От раскатистого дружного хохота в сарае переполошились куры. Териан, хихикая как девчонка, потянула мальчика в дом.

 - Пошли, завтрак твой давно на столе.

Расходились в приподнятом настроении, окрыленные своей сопричастностью к внезапно обретенному чуду. Ветер вспомнив о своем обещании, повернул обратно. Войдя в дом, он протянул мальчику старую книгу: «Тут есть картинки о собаках. Смотри, книга очень старая, не порви».

Иосиф, наспех проглотил остатки завтрака и нетерпеливо листнул хрупкие страницы. Бумага была старой, ломкой, картинки выцвели, но все равно были различимы. По мнению Ветра, художник несколько погрешил против истины, изобразив всех собак ростом по колено человеку, но живого примера у него не было. Иосиф слегка разочаровано сказал.

- Они такие разные... но скальды красивее. И больше. Я видел скальдов на картинках, в папиных книгах. А правда, что они очень большие?

Ветер досадливо поморщился: - Правда. Может они и красивее, да только собаки - это друзья, а скальды - звери. Ты можешь представить себе друга - скальда?

 

На маленьком кладбище всегда тихо. Вековые сосны и кедры сплошной стеной окружали погост, и защищали его, как бы ни бесился ветер. Здесь росла трава, которая не встречалась больше нигде – кончики травинок рдели самым настоящим багрянцем, и поэтому казалось, что земля сплошь устлана желто – красным пестрым ковром. Настоящих памятников было немного, в основном – грубо отесанные глыбы камня, с выбитыми на них именами. Омаха встала с колен. «Ты, прости, я пойду», - прошептала она свежей могиле.  По узкой тропе женщина вышла к опушке, и остановилась за околицей села. Она глубоко, с наслаждением, вдохнула чистый прохладный воздух, наполненный горьковатым запахом осени. Память еще жгла, но новая жизнь, зреющая в молодом сильном теле, уже давала о себе знать, переворачивалась, толкалась, отвлекала от горьких мыслей. Омаха инстинктивно положила руку на живот. Ее ребенок. Если родится мальчик, она назовет его Итон. Ее маленькое чудо. Будет дочке братик - погодок. Женщина погладила живот, улыбнувшись своим мыслям.

  Сзади неслышно подошел Никита. На нем была кожаная безрукавка, свободные штаны и легкие чулки-ботинки. За спиной в чехле - расслабленный полуторный лук, из которого охотник пробивал пятилетнее дерево. «Толкается?» - спросил он

- Здрав будь, - Омаха даже слегка рассердилась на соседа, нарушившего ее одиночество.- Ты чего подкрадываешься - то? А если б напугал?

- Ладно тебе, - хмыкнул Никита - тебя напугаешь. Да и не крадусь я вовсе, сама знаешь, всегда так хожу.

Это была правда. Гигантский по силе и стати, он на самом деле ходил удивительно неслышно, едва тревожа собой воздух. Когда Итона не стало, Никита вместе с Дрейком, стал ее опорой. Носил мясо, помогал по хозяйству.

- На шахту собрался, смотрю - ты стоишь. Как ты сама - то? Дочку с бабушкой оставила?

Омаха вздохнула: - Да, присмотрено дитя. Я к Итону ходила, а потом решила немножко погулять, скоро на улицу и носа без нужды не высунуть. Последние деньки спокойные. Так хорошо, умиротворенно… послушай. Слышишь?

- Слышу, что Нейда кур загоняет, ругается - отозвался охотник, и в его глазах заплясали озорные огоньки. - Еще слышу в лесу, севернее, лось через кусты ломит, не иначе от скальда уходит.

- Да ну тебя. Ты воздух послушай же. - Омаха подняла лицо к небу, глубоко вдохнула - как песня тихая. Грубый ты, Никита.

- Лес и слушаю. - Подтвердил тот - только слышу я, что на самом деле происходит, а не мечтаю, как ты. Ты скажи лучше, у тебя мясо есть еще?

Он мог бы и не спрашивать. Охотник почти каждый день таскал то лосятину, то зайца, то пару жирных по осени птиц. Омаха однажды даже заругалась – еда пропадала. После этого сосед слегка поостыл, но опекаемую не забывал.

-Есть, Никитушка. Я ж маленькая, ем мало. А тебе волю дай, так ты по лосю каждый день таскать будешь. Спасибо, - улыбнулась Омаха. - Я твою куртку вчера дошила, как вернешься - зайди, забери.

- Да ты ночами сидишь? - удивился Никита,- позавчера ж только взялась. Огонь - девка.

- Был огонь, Никитушка, а сейчас зола да угли остались. Если б не ты - лежала бы я с Итоном рядом. Ничего не хочется, веришь?

  Когда она увидела то, что осталось от мужа, то потеряла сознание. Скальд разорвал Итона надвое. Тогда Омаха упорно не желала возвращаться из забытья, чтобы не видеть картины, вновь и вновь терзающей сердце. Никита просиживал с ней тогда сутками напролет и не давал снова уйти в спасительное, как ей тогда казалось, беспамятство. Те дни почти не сохранились в ее памяти. Только беременность не дала скатиться в омут безумия – Никита раз разом напоминал ей о ребенке, тормошил, возвращал к жизни. «Я этого не заслужила», - думала она, видя, как хлопочут вокруг нее друг и односельчане. Наконец, Омахе стало просто стыдно своего малодушия, и она начала бороться с собой. 

Никита посерьезнел, сказал строго: - Не для того Итон помер, чтоб ты за ним ушла. Живи, детей расти. А то удумала вишь... А это кто идет?

По заросшей тропке из леса показалась человеческая фигурка, и какой-то небольшой мохнатый клубок, мельтешащий рядом. Путник явно заметил поселян и повернул к ним. Теперь было уже видно, что это девушка, одетая в свободное легкое платье, доходившее до середины икр, и поношенную меховую накидку. Высокая, стройная, она издали показалась холостому Никите очень привлекательной. Потрепанный белый шарф, покрывавший голову, был повязан вокруг лица, оставляя лишь узкую щель для глаз.

- Да она же с собакой! - ахнула Омаха, - Никита, у нее собака!

- Здрава будь, красавица - окликнул Никита подходившую девушку. - Заходи в гости.

Та остановилась, не дойдя до них десятка шагов.

- И ты будь здрав, красавец, - раздался звучный, красивый голос. – А не испугаешься ли гостьи такой?

- А мы не из пугливых - захохотал Никита, оценивая взглядом высокую грудь и изящный изгиб бедер, - подходи, не бойся, не обидим.

- Ну, смотри, сам звал - отозвалась незнакомка, подходя. Ее спутник рыже-белым клубком сновал вокруг, потом, обратив внимание на людей, подошел знакомиться. Омаха с Никитой, присев на корточки, рассматривали невиданного зверя. Тот казался не злобным, но когда Омаха протянула руку, пес оскалил клыки.

- Назад, Гвард! – прозвучал приказ девушки.

Никита, поднялся с корточек, и, встретив ее взгляд, отшатнулся в испуге. Глаза гостьи были пронизаны густой сеткой кровавых жил. Лишенные век, они казалось, готовы были выпасть из орбит. Лица у девушки не было: вместо него – кошмарная маска из перевитых полосок кожи и глубоких рытвин. Кожа обтягивала череп так туго, что казалось, еще чуть – и лопнет, обнажив белую кость. Под тонким шарфом проступали красно-синие сплетения рубцов и страшных шрамов. Скудные клочки волос кое-где выбивались из-под шарфа неопрятными пучками.

 Омаха, обхватив руками живот, попятилась, а пришелица горько рассмеялась.

- Отвернись, дура! - придя в себя, истошно закричал Никита - кто с такой мордой к беременной подходит?

   Взгляд налитых кровью глаз остановился на Омахе, скользнул по ее животу. Затем гостья отвернулась. «Прости меня, милая. Знала б, что ребеночка носишь, не подошла б. Прости еще раз, глупую.» - Сказала женщина.

- Что может сделать такое с человеком? - прошептала Омаха, чувствуя, как слабеют ноги.

- Подожди-ка, милая, я сейчас. - Неизвестная достала из маленькой дорожной сумки цветной платок и набросила на голову поверх шарфа, скрыв пугающие черты. Мелькнули черные, обугленные кисти, сухие, как куриная лапка. - Вот так меня не увидишь. Не бойся. Я хоть и дурочка, но смирная.

-Кто ты? - спросил Никита. Ему было стыдно перед Омахой за свой испуг.

-Я- то? Дурочка блаженная! - звонко, заливисто рассмеялась гостья. - Иду себе, место ищу, где бы пожить спокойно. Возьми меня к себе в дом, красавец!

Никиту пробил озноб. Незнакомка, заметила это и протянула к нему крючковатые пальцы, пытаясь взять за руку. Охотник отшатнулся. Ноги сами невольно сделали шаг назад. Никита загородил собой Омаху. Ему вдруг показалось, что над увечной до сих пор витает запах дыма и горелой плоти. С дрожью в голосе он произнес: «И в дом не возьму, и во двор не пущу. Еду сюда вынесу, а в деревне тебе делать нечего, только людей пугать. Поешь и иди своей дорогой».

-Как тебя зовут? - спросила Омаха.

- Раньше Настей звали. Да тебе-то что, милая, до имени? Или к себе позвать хочешь? Приютить? Так я к тебе не пойду. Ты со мной вечер побудешь, а наутро мертвого родишь.

Голос незнакомки прозвучал на удивление ровно – ни гнева, ни обиды. У Омахи вдруг часто забилось сердце – она вспомнила то равнодушие, которое одолело ее после смерти Итона. Жалость к изуродованной женщине перебила отвращение и страх.  

-Ты же на ногах еле стоишь. - Тихо сказала она. - Хоть переночуй в деревне, а наутро уйдешь. Я тебя вначале испугалась, а теперь не боюсь.

Настя опустила голову, негромко сказала: «Добрая ты, и глупая. Нет, милая, не получится. Не пустит меня твой заступник, да и другие, если увидят, выгонят».

Омаха с мольбой взглянула на Никиту, отозвав в сторону, принялась что-то доказывать, размахивая руками. Вначале охотник стоял молча, потом густо покраснев, повернулся к безучастно стоящей Насте.

- Прости за обиду. Дадим тебе и ночлег и еду... только я прошу, платок не поднимай, не пугай людей. В деревне не останешься, но уйдешь отдохнувшая и сытая - Никита замялся, не зная, что сказать.

- Да я не обидчивая, - отозвалась Настя. - Пойдем, а то, правда, ноги устали. Веди, милая, - покрытая шалью голова повернулась к Омахе. Та подошла к Насте и тихо, чтоб не услышал Никита, шепнула - У меня заночуешь. Сарай добротный, теплый. В дом не пущу… там дочка маленькая, ты уж извини. Как уходить будешь, я тебе мужние сапоги дам, твои-то до дыр стерты, я ж вижу. У него нога маленькая была, но тебе великоваты будут. Ничего, подтянешь ремешки.

Настя негромко, и как бы с угрозой спросила: «А чего ты шепчешь, милая? Стесняешься, что увечную приютишь?»

Омаха тихо рассмеялась и, пересилив себя, посмотрела Насте в глаза: «Тихо ты! Никита с мужем дружил крепко, а как его не стало, меня опекает. Еду носит. Втемяшилось ему, что ты ведьма. Боится он, за меня боится. Все, пойдем».

 

     В деревне, чуть за Кругом, стояло несколько навесов, под которыми укрывали сено. Собрав остатки травы, Никита соорудил лежбище, достал из сумки сверток с едой и сказал Насте:

- Вот тебе постель. Наутро уйдешь, дорогу знаешь теперь. Да гляди, посельчанам не показывайся. А мне пора, и так задержался, по темноте уже к шахте выйду. Омаха, смотри у меня… - Он многозначительно взглянул на девушку. Та сделала вид, будто не слышит. Настя глухо поблагодарила и уселась на траву, опустив голову. Ее пес устроился в ногах и положил голову хозяйке на колени.

Ближе к ночи молодежь стала стекаться на Круг. Развели костер, забренчала гитара, послышались девичьи смешки. В этот вечер на Круге было особенно многолюдно. С Дальнего пришли молодожены Кай и Мэри в сопровождении целой компании. Омаха присела к ним в кружок, послушать Леона. Молодой плотник умел играть так, что стихали разом все разговоры и люди слушали, боясь пропустить хоть слово, хоть одну ноту.

 И день как час, и час как бесконечность

 Воспоминанье глаз, улыбки, слез

 Я жду тебя, я буду ждать хоть вечность...

Костер потрескивал, бросал желтые отблески на задумчивые лица, пахло дымом и жареными семечками. Люди сгрудились у огня, примолкли. Звонкий голос певца сплетался с нехитрой мелодией, завораживал, навевал светлую печаль, жаловался о разлуке.

 Упавшая звезда, я загадаю

 С тобою быть на всю жизнь, навсегда...

Из темноты появилась женщина и вошла в круг, освещенный костром. Стараясь не потревожить песню, она тихонько примостилась рядом и охватила колени сцепленными руками. На голове ее был цветной платок, скрывавший лицо. Омаха прикусила губу. Она хотела дождаться, пока все разойдутся, а потом отвести Настю к себе. Омаха и сама не понимала, почему ее так взяло за сердце это изуродованное женское лицо, эта нагловато-горькая, вызывающая манера говорить. Нет бы, убогой, подождать спокойно, пока люди разойдутся, да уйти тихо. Но тоже видать, потянуло на песню.

Гитара смолкла, и в наступившей тишине отчетливо прозвучал женский голос.

- Я хочу от тебя ребенка, певец. Пожалуйста.

Недоуменное молчание сменилось смехом и одобрительными шуточками.

-Вот это деваха!

- Смелая, прямо говорит, чего хочет!

- Покажись, краса, не прячься под платком!

Леон задорно тряхнул головой. Он заметил новенькую, но в неярких отсветах костра не мог разглядеть.

- Что, так понравился?

- Понравился. - Спокойно ответила Настя. - У тебя в песне душа звучит, а с черной душой такую не сложишь. Пожалей меня певец, не откажи.

-Откуда ты смелая такая взялась? – Леон смутился. А тут еще и платок закрывал лицо странной незнакомки. Певец улыбнулся, не зная, как ответить на столь необычную просьбу...

- Издалека, певец. Пришла издалека и уйду далеко, не потревожу. Только не откажи.

Люди притихли, дивясь бесстыдной откровенности просьбы. Потом чей-то пьяный голос выкрикнул: «Ты и на кровати фату свою не снимешь? Покажись, раз смелая!»

Вокруг одобрительно зашумели, загомонили, давай мол, не стесняйся. Настя продолжала сидеть, опустив голову. Леон подошел, и, улыбаясь, снял с ее головы платок. Тишина. Какое- то время певец стоял с платком в опущенной руке, потом осторожно покрыл им Настю.

-Прости. - Сказал он, едва совладав с собой, чтобы не отшатнуться.

-Откуда эта упыриха появилась? - Раздался истеричный женский голос, и молодуха из Дальнего подскочила к Насте, намереваясь оттаскать ее за волосы.

Леона захотела? - Возопила она. - Ты себя видела, страхолюда? Девки, гони ее!

Одним плавным гибким движением Настя встала перед визжащей девкой, и сама сняла платок. Ее глаза блеснули желтым, отразив свет костра.

- Да, захотела. От таких дети рождаются ладные. А ты чего голосишь? Может сама сунулась, да не по нраву пришлась?

Мэри с осуждением покачала головой: «Гулена бесстыжая».

Настя обернулась к ней, согласно кивнула.

-Да, бесстыжая я, девушка. Мой стыд сгорел давно. Со мной же волей ни один мужик не ляжет... а дитя хочу. Вот и прошу, как о милостыне.

-В лес иди! - Не унималась та, что подскочила к ней, бочком-бочком отодвигаясь от Насти. - Там тебе нежить какая-нибудь подаст!

Настя в один прыжок оказалась перед скандалисткой и ответила ласково и зловеще: «Уж больно ты злая, молодуха. И неумная. Лезешь на меня и не боишься. А хочешь, заколдую? Выбирай - ослепнешь или ноги отнимутся?»

Скандалистка так и рухнула без чувств на землю. Люди зароптали, придвинулись ближе. Настя нехорошо оскалилась, обнажив под полосками сгоревших губ ослепительную белизну зубов. Омаха кинулась в круг, схватила женщину за руку, загородила собой.

-Да не слушайте вы ее! Увечная она, заговаривается! Я ее сама привела. Не ведьма она... отступи! Обрадовались... на убогую… позор! Уйдет она завтра. Пусти, пусти, говорю! Ребенка мне задавите! - Пробивалась Омаха сквозь круг односельчан, таща за собой Настю. Доведя дурочку до дома, метнулась к дочери - спокойна, спит. Достала меховой плащ, старое тряпье и повела Настю в сарай.

-Вот тебе и на себя и под себя, ночи холодные. Садись, жди, сейчас воды согрею обмыться. После поужинаем. - Не глядя на Настю, произнесла Омаха и повернулась, чтобы уйти. Та слегка придержала ее за руку, хотела что-то сказать, но передумала.

Поставив на печь греться воду, Омаха стала рыться в большом ларе, отбирая вещи, пригодные женщине зимой. Копалась долго. Вытащила старую накидку мехом внутрь, поддевку, почти не ношеную мужем, легкие лосевые полусапожки, тоже почти новые. На печи зашумела вода. Закинув печься картошку, хозяйка налила воды в ведро, сняла со стены ковш и, стараясь не расплескать, принесла в сарай.

- Ты мойся, я пока есть соберу.

Уйдя в дом, немного постояла, дожидаясь, пока дойдет картошка. Отрезала мяса, добавила луковицу и краюху хлеба. Завязала в накидку собранные вещи и вышла во двор.

- Тут немного теплых вещей и обувка. - Ответила она на вопросительный взгляд Насти. - Все крепкое. Ужин простой, не готовила сегодня горячего.

Настя едва слышно усмехнулась: « С добром - и лук сладок. И на том спасибо, милая. Да ты иди, не жди. Я поем и спать лягу. Не будет у нас с тобой задушевного разговора. Признайся, ждала ведь?»

   Омаха простодушно улыбнулась и кивнула. Гостья отвернулась.

- Это ни к чему. Но на вопрос тот твой - отвечу. Я сама это с собой сделала... а больше не скажу нечего. За приют тебе спасибо. Утром не суетись, уйду еще затемно.

Омаха ушла в дом. Неутоленное любопытство исчезло, сменившись усталостью. Женщина подвинула к себе поближе колыбель с дочкой и задула свечу.

   Кальт потряс головой, прислушиваясь к себе.

- Кто ты?

- Не говори вслух. Думай. Я услышу.

- Кто ты? - Начиная догадываться и боясь поверить, Кальт посмотрел на скальда. Зверь поднял голову и взглянул ему прямо в глаза. Кальт готов был поклясться, что увидел в них насмешливые искорки. Впечатление усиливалась полуоткрытой пастью, из которой слегка свешивался широкий язык.

- Почему ты боишься меня?

- Снег???

- Хасса! Кальт, я же тебе сказала, я - девочка!

Скальд перевернулся на спину и на розово-сером брюхе Кальт разглядел два ряда сосков. Скальда! Внезапно калека понял, что не только слышит голос внутри головы, но и различает эмоции, интонации, оттенки настроения.

- Извини, Хасса. - Подумал он. - Ты хорошая девочка, но я, кажется, схожу с ума.

   Скальда часто задышала: «Ты сходишь с ума, когда напиваешься той дрянью, что у тебя во фляге на поясе. Зачем ты это делаешь?»

- Не твое дело. - Огрызнулся Кальт. Огляделся вокруг, сжал голову руками.

- Я сижу тут, а говорящий скальд отчитывает меня за то, что я пьян!

Теплая волна сочувствия окатила его. Почти не понимая, что он делает, Кальт обнял зверя за шею, возвращая ей ласку. Пальцы машинально перебирали густую шерсть. Он почувствовал вдруг щемящую грусть вперемешку с необъяснимой тревогой за это существо. Удивление, радость, и немножко - неверие. Собрал все это в себе, и послал импульс Хассе.

- Вот видишь, теперь ты понимаешь. - Сказала она. - Я боялась, будет сложнее.

Кальт ощутил прилив тихой радости. Он попытался осознать, что происходит внутри него. Неужели так сходят с ума? Не похоже. Хотя кто знает, что творится в голове безумца? Охотник посмотрел зверю в глаза, и увидел в них отражение своих чувств. Как объяснить это хищнику, зверю? «Не лукавь сам с собой! Она такой же зверь, как ты – Ведущий» - одернул он себя.

- Хасса, я кажется начинаю воспринимать тебя как человека. Нет... не то. Как родного человека. Как дочь.

В ответ - счастливый смех, в котором проскользнули, впрочем, нотки тревоги. - Ты и есть мне теперь родной, Кальт. Ты для меня теперь и отец, и ребенок, и брат. Ты спас меня. Теперь ты в моей семье. Прости.

Хасса посмотрела человеку в глаза, и опустила взгляд.

- За что?

- Я не должна была принимать твой дар. Ты был уверен, что умрешь, спасая меня, а я тебя не предупредила. Любой из нас знает – когда спасаешь от смерти, ты вступаешь в семью спасенного. Я сказала - ты мне и отец, и брат.  Как думаешь, каковы обязанности отца по отношению к детям? Вступая в семью, ты получаешь ее поддержку. Но хватит ли сил у тебя быть в ответе за каждого из нас? Именно поэтому, умирая, скальд никогда не попросит о помощи чужака. И очень редко получит ее так, как дал ты - безоглядно. Но я очень не хотела умирать. Я еще маленькая, Кальт.

 Глухой стук сердца. Раздражение, злость, разочарование. Этот клубок внутри растет, угрожая заполнить все собой. И вдруг словно обрывается невидимая струна, и поток негативных эмоций перерастает в спокойную уверенность, готовность быть рядом и защищать, любить и принимать любовь в ответ. Кальт почувствовал горькое сожаление о потерянных впустую годах. Словно затаившаяся и выросшая в тайниках души, любовь огнем охватила душу, сорвала ороговевшие корки цинизма, инертности, корысти.

- Кальт, ты меня пугаешь! – В сознании возник образ испуганного ребенка, глядящего на него во все глаза. По лицу Кальта текли слезы. Прижавшись к Хассе, он исступленно обнимал ее, клялся, что всегда будет рядом, обещал защиту, и вновь повторял, словно в бреду.

-Девочка моя, родная, все будет хорошо, я буду с тобой рядом, обещаю тебе! Лия, я буду с тобой!

Хасса тихонько заскулила: «Кальт, ты делаешь мне больно! Так нельзя! Ты... слишком сильно любишь. Я же чувствую все это, мне больно так! Милый мой неуклюжий, смешной человек, я тоже тебя люблю! Я не обману тебя, не предам…моя находка, мой защитник... и я буду с тобой!»

  Что-то постороннее вторглось в мысленный разговор. Голову словно ожгло ледяным ветром, извне ворвались почти осязаемые презрение и ненависть. Голос Хассы был заглушен множеством чужих возгласов. Глухая серая стена сама собой выросла в сознании человека, но и сквозь нее пробивались отрывки разговора скальдов. Возмущенные, негодующие голоса. Ярость в каждом слове.

- Что эта девчонка себе позволяет? Это же просто зверь!

- Изгнать его! Так позорить семью! Хасса, опомнись!

- Они убивают твоих братьев!

- Хасса, сестренка, не делай глупостей, откажись!

И, как нож сквозь тонкий холст, разноголосицу прорезал напоенный холодной яростью, срывающийся голос –

 

 мысль Хассы: - Это мое право! Он будет в Семье…или Выбор придется сделать вам всем!

Сквозь нервы мужчины разом прокатились горечь, отчаяние, боль. Серая стена исчезла из сознания, чужие голоса смолкли. Он вздрогнул и открыл глаза. Противно задрожали руки, и Кальт поспешил сделать два долгих глотка из фляжки с вином.

- Родственники от меня не в восторге, - подумал он, - но, Хасса, как они услышали нас?

   В его мыслях Хасса всхлипнула: «Ты кричал, Кальт, очень громко кричал. Тебя слышала не только моя семья. Сейчас все обсуждают мой позор. Но мне все равно, я тебя тоже очень люблю».

- Почему позор? – не понял мужчина.

- Представь себе мстительных, жадных, жестоких существ, больных изуверством до того, что они истязают собственных детей. Добавь им стремление к господству во всем, и разум. А потом приведи одно такое существо и скажи родным - любите его. Речь не конкретно о тебе, Кальт. Мы говорим обо всех вас.

Калека уловил растерянность, отчаяние, тихий плач. Увидел упрямство юности, осознание того, что сделано, и гордый вызов - все равно не отступлюсь!

- А еще они напуганы. - Тихо подумала Хасса. - Они увидели твою любовь ко мне. Мы так почти не умеем. А ты обжег меня и, кажется, заразил. Да, почему ты зовешь меня Лией? Это уже второй раз.

   Лицо Кальта потемнело. С его губ едва не сорвались резкие слова отповеди. Но мужчина  осекся, и, отвернувшись, глухо произнес: «Ты же читаешь в моей голове, зачем тебе ответ?» На мгновение боль пробила себя выход наружу и исказила черты лица. Но только на мгновение. Кальт с затаенным облегчением услышал ответ.

- Я вижу только то, что ты разрешаешь. Никто не может свободно читать все чужие мысли.

« Все-таки это безумие», - подумал  калека.  Он до сих пор не мог понять, откуда этот взрыв чувств, безудержное желание видеть скальду, чувствовать рядом, заботиться и тревожиться о ней?

-Твоя любовь все время была в тебе, - сказала Хасса. Вопреки опасениям человека, она прекрасно поняла невысказанные мысли. – Эта любовь рвала тебе сердце, и ты выплеснул ее на меня. Я не настолько хороша, чтобы любить меня так, - скальда специально выделила «так», - но… ты не пожалеешь. Беда в другом. Связь, возникающая между спасенным и спасителем очень сильна. Почти так же, как между родителями и детьми. Когда ты думаешь обо мне, я пропускаю все твои мысли через себя, живу тем же. И люблю тебя так же. Этому невозможно противостоять, понимаешь? Это опасно.

- И что тут плохого? – не понял Кальт. Тело остыло, и холод начал кусать его через влажную от пота одежду, но мужчина едва обратил на это внимание. Хасса почувствовала, неуклюже подползла, прижалась боком. Сразу стало гораздо теплее.

- Если умирает один, за ним часто уходит другой.

Человек насторожился, уголки губ тронула горькая усмешка: «Такое случалось часто?»

- Нет. Мы боимся смерти и сильных чувств.

Сколько они так еще говорили – Кальт не запомнил. С каждой минутой он все лучше узнавал скальду, все больше приноравливался понимать ее мысли. Он задавал вопросы, Хасса отвечала, спрашивала в свою очередь. Половины ответов Кальт и сам не запомнил: сама информация не была ценной, гораздо важнее стала эмоциональная составляющая. Хасса то и дело посылала ему отражения его чувств, и свои, среди которых превалировали нетерпение и любопытство.

- Ты сказала, ты молода. Сколько тебе лет?

- Если сравнивать с вами, я прожила примерно шестую часть жизни... значит, по-вашему, мне примерно тринадцать - четырнадцать лет.

Чем дольше Кальт беседовал со скальдой, тем меньше досаждала необычность этого разговора. Он понял, что начинает привыкать к голосу и образам в голове, которые показывала Хасса. Ноги затекли, и мужчина встал, присел несколько раз, чтобы разогнать кровь. Икры закололо. Он размял затекшие мышцы, и, не глядя на скальду, спросил: «Но ты говоришь, как взрослая. У нас дети твоего возраста знают меньше». В его голове Хасса улыбнулась.

- Мы живем долго, гораздо дольше вас. И я уже достаточно взрослая, чтобы иметь право на свой Выбор.

- Выбор?

- Я расскажу тебе в другой раз. Мы увлеклись, уже темнеет.

Кальт с удивлением понял, что день промелькнул за разговором как единый миг. Небо из голубого стало темно-синим, поднялся ветер и заметно похолодало.

Все планы пошли насмарку. Кальт огляделся – сухостоя вокруг достаточно, чтобы скоротать ночь. С сожалением оставив Хассу, он отправился собирать валежник. Когда мужчина вернулся с огромной охапкой, уже совсем стемнело. Кальт еще немного похлопотал вокруг скальды, устраивая ее удобнее, развел костер и блаженно развалился рядом. Обилие впечатлений утомило, и уснул он очень быстро, положив Хассе руку на бок, будто боялся, что она может исчезнуть.

***

Дрейк без торга сдав скупщику весь товар, привезенный с собой, бесцельно бродил по окраинным улицам Смолянска. На душе было мерзко. Хотелось кричать от сознания собственного бессилия и крушить все на своем пути. Известие о вторжении повергло его в шок. Дрейк понимал,  что ничего не сможет противопоставить Империи, случись ей обратить более пристальное внимание на земли маленького клана. И это, похоже, уже случилось. Виновником стал он сам.

Дрейк остановился перед серым двухэтажным зданием. «Веселый вдовец» - сообщала вывеска над дверью. На хорошую таверна не тянула, но сейчас Дрейку было все равно. Дверь пронзительно заскрипела, словно Ведущий был первым, кто открыл ее за много-много лет. Облезлый вепрь в углу, казалось, подмигнул ему стеклянным глазом. Чучело было старым, с обширными проплешинами в бурой шерсти. Немногочисленные посетители даже не обернулись на вошедшего.  В зале царил полумрак, пахло пригоревшим мясом, вином и дымом. Редкие свечи, очевидно в целях экономии, горели через одну.

Дрейк занял угловой столик подальше от входа – здесь не так досаждал сквозняк. Медлительный подавальщик принес кувшин дрянного вина, небрежно брякнул о стол тарелкой с закуской. Дрейк не был сторонником Кальта, находящего забвение в дурмане, но сейчас ему нужно было крепко выпить. Мысли о Линайне тоже не способствовали душевному равновесию. Неискушенный с женщинами, видевший до ведьмы лишь первую свою любовь - Омаху, Дрейк был глубоко уязвлен. Воспитанный в строгости и верности слову, он не мог понять и найти оправдания поступку Линайны. И - не мог выбросить ее из головы. Воспоминания прошедшей ночи были свежи. Страсть и нежность, полубредовый поток взаимных признаний, обещания любви, слезы на ее глазах. «Мне пора, лорд Дрейк. Но мы еще встретимся. Любишь?» «Да». И предательство: расчетливое, продуманное. Если бы не Котри.. Но, как ни старался Дрейк внушить себе презрение к ведьме, ничего не получалось. Одинокая злая слеза скатилась по щеке.

Неудивительно, что таверна изобиловала пустыми столиками – от вина сводило скулы, а жареная птица больше походила на жертву лесного пожара. Ведущий поморщился, и отставил тарелку, бросив бесплодные попытки отыскать в кучке угольков что-нибудь съедобное. На стол упала тень, и Дрейк поднял глаза. Неопределенного возраста сухощавый человек, подошедший к столику, спросил: «Извините, верно ли мне сказали, что вы - Ведущий клана Феб?»

Дрейк кивнул.

- Меня зовут Борк. – представился визитер. - Я хотел бы поговорить с вами.

Дрейк вяло махнул рукой, мол, присаживайся, наполнил принесенный прислугой второй бокал. Его собеседник взял вино, посмотрел на свет, понюхал и сморщился, попробовав. Ведущий невесело усмехнулся.

- Я Дрейк. О чем пойдет речь?

- Мы владеем частью земель, граничащих со Смолянском с юга. Нас трудно назвать кланом, скорее несколько семей. Владения у нас не ахти какие, логи и редколесье, но нам хватало. Однако с недавних пор к нам пришло много беженцев практически со всего материка. Они бегут от Империи.

- Кто вас послал ко мне? - перебил Дрейк. Он слушал вполуха, следя за бликами света на гладкой поверхности столешницы. Его сейчас раздражало все: и запах подгорелого мяса, и глухой шум голосов посетителей, и этот неизвестно откуда взявшийся человек, который не давал остаться наедине со своими мыслями.

- Пек, - ответил собеседник, - позвольте, я поясню, в чем дело. Так вот, очень много людей бежит с материка, их путь лежит через наши земли. Очень многие просили у нас убежища, многие его получили. Теперь вместо двадцати человек у нас три сотни. У нас с Пеком есть общие дела, и он поделился со мной сведениями от Д*Вилье. Мы понимаем, что оставаясь на месте, мы роем себе могилу. Империя подомнет нас довольно скоро. И мы решили уходить. Пек сказал, что у вас большая земля, заселена очень слабо, мирный, но способный постоять за себя клан... и отличный молодой Ведущий. У нас начальствую я... но если с двумя десятками человек я как-то справлялся, то такой оравой управлять не могу. Мы хотели просить вашего покровительства и разрешения поселиться на ваших землях.

Борк облизнул губы. Теперь стало видно, как он напряжен, и с какой надеждой смотрит на Дрейка. Руки мужчины не знали покоя. Они то потирали край полированного стола, то без нужды брались за опустевший бокал, то нервно сцеплялись друг с дружкой. Борк перехватил взгляд Дрейка, и слегка виновато улыбнулся.

- Мы не станем обузой. Из общего числа мужчин почти сотня, полтораста женщин, а детей и стариков почти нет. Но мы неорганизованны. С каждым месяцем становится все тревожнее, и мы решили просить вас. Ваш клан пользуется здесь хорошей репутацией.

- Вы уже третий Ведущий, предлагающий объединение, - отозвался Дрейк мрачно, - неужели дела настолько плохи? И чем занимались ваши новички, пока вы не дали им защиту? На какие профессии мы можем рассчитывать, если скажем «да»?

Он жестом предложил еще вина, Борк отрицательно качнул головой.

- Всех понемногу. Строители, кузнецы, трое ученых, швеи, художник, два музыканта, - начал перечислять он, - есть даже профессиональные воины, из Сизых. Их человек сорок. Ну, и один историк - я. И конечно, крестьяне.

  Вот это было уже интересно. Строители и профессиональные воины очень высоко ценились везде. Для них всегда полно работы. А в преддверии грядущих событий – тем более. Усилием воли Дрейк отогнал невеселые мысли, и стал слушать Борка гораздо внимательнее.

- В лесах лук важнее меча, - заметил он. – Мы сеем злаки, но, в основном, живем охотой.

Борк отчаянно закивал головой. Он заметил интерес в глазах Дрейка и всеми силами старался теперь не разочаровать. В его голосе впервые послышалась надежда.

- Да, мы думали об этом. Но раз уж выбор такой, как сложился - ничего, научимся. Воинов учить не надо, а остальных обучат те, кто умеет. Не страшно.

Дрейк помедлил с ответом. В принципе, от такого объединения клан только выигрывал – множество свободных рук никогда не были помехой. Это должно было компенсировать те неудобства, которые сулило пополнение. «Как вас найти?» - спросил он, - «мы скоро возвращаемся домой. Все обсудим и примем решение».

- Через Пека. Он всегда найдет способ меня известить, - натянуто улыбнулся Борк, - откровенно говоря, Дрейк, все наши надежды на ваше согласие. Без вождя мы - толпа. Нам некуда идти.

В углу вспыхнула драка. Дрейк без интереса смотрел, как вышибала схватил самого активного ее участника в охапку и вынес за порог. Ему пришлось сделать это еще дважды, прежде чем восстановился порядок. Прислуга подняла перевернутый стол, вытерла с пола разлитое вино и собрала остатки еды. Сегодня у бродячих собак будет сытный ужин. Борк легко тронул Ведущего за рукав, напоминая о себе. Что ж, сказано – откровеннее некуда. Не похоже, что в этом предложении таится второе дно. Дрейк глубоко вздохнул и посмотрел в темные, ждущие ответа, глаза: « Если через неделю от нас не будет вестей – значит, это отказ. Я склонен принять предложение... но сами понимаете, клан должен это обсудить».

- Мы будем ждать. – Лицо его собеседника выразило сложную гамму чувств, главным из которых было облегчение. Похоже, они поняли друг друга. Борк поднялся из-за стола, и уже собрался откланяться.

- Подожди, - вспомнил Дрейк, - если ты с юга, то может быть, знаешь семью Ичкара и клан Гольда?

- Гольда знаю. Бывший солдат, давно отошел от войны, собрал друзей и основал свой клан. Часть торгует, часть нанимается в сопровождение караванов. Дисциплина в клане жесткая, на чужое не зарятся, но своих в обиду не дают. Только это не клан, Дрейк. Правильнее общиной назвать, родственников там нет. Очень хороший м-мм… состав. Что касается Ичкара… разбойники, сбившиеся в большую шайку. Зовут себя Вольной дружиной. Живут грабежом караванов и судов. Не так давно сунулись было на имперского торгаша, а у того в брюхе сотня охранников оказалась – засада на таких, как он. Потрепали Ичкара видно хорошо, потому, что последнее время он на глаза вообще перестал показываться. Если это они у тебя защиты просили - не связывайся лучше, боком выйдет. Да хоть кого угодно спроси. – Выдал Борк исчерпывающую информацию.

- Хорошо. Спасибо за совет. - Дрейк улыбнулся и потер нос. Борк, наконец, ушел, а хозяин, давно уже поглядывавший на Дрейка из-за стойки, подошел к столу.

- Что еще изволите? - С полупоклоном спросил он.

- А что ты, любезный, со мной как с благородным обращаешься? - Удивился Дрейк.

- Так с вами Борк уважителен был, а его почитай, весь торговый город знает. Уважают его.

Трактирщик щелкнул пальцами. На столе появилась – неслыханная здесь роскошь! – скатерть, правда, слегка залитая с краю вином. Обслуга с похвальным рвением выставила множество разнокалиберных тарелок с закусками, еще один кувшин вина, фрукты. От такого приема Дрейк слегка насторожился – уж очень непривычным было поведение хмурого хозяина таверны.

- За что?

- Да за то, что не будь его, торговля у всех была бы вдвое убыточнее. Он всегда все цены знает, всех купцов, всю торговую летопись ведет. Он за наших горой стоит, заезжим не дает цены свои диктовать. Благодаря ему каждый, кто по торговому делу знает - если с кем новым торгуешь, то беги к Борку. Он расскажет, что за человек и стоит ли с ним дела делать. Опять же - какие где пошлины, где купить лучше - все к нему. Хороший он человек, сударь. Ему сколько раз пост казначея предлагали - не пошел. Денег за советы не берет, а иной совет и на сотни золотых исчислить можно. Да и детишек, кто к нему ходить согласен, бесплатно учит.

 Дюжий вышибала подошел к столу, благовейно держа на вытянутых руках два стула с высокой спинкой и обитым тканью сиденьем. Один он подвинул Дрейку, второй занял хозяин. «Извольте, сударь, присесть». Лавку, на которой раньше сидел Ведущий, он ногой отодвинул подальше, к другому незанятому столику. Глядя на него, Дрейка разобрал смех, и он едва сдержался, чтобы не прыснуть. «Так вот ты какой…» - вспомнились слова из старой сказки. Он недоверчиво посмотрел на толстяка.

- Мне Борк сказал, что он историк.

- Историк, сударь, и торговых дел мастер. Многим помог и помогает. Вы, видать, редкий гость в Смолянске, иначе б знали его, - убежденно сказал хозяин. Весь его вид свидетельствовал о готовности услужить. Дрейк ощутил, как медленно начинает рассеиваться поганое настроение, владевшее им. «Как звать тебя?» - Спросил он.

- Донованом кличут. – Хозяин несмело пожал протянутую ему руку.

- Донован, дело есть. Кто в городе лучше всех знает окрестный народ?

Хозяин не думал долго.

- Ну, купцы конечно... им положено знать, мы, трактирщики, ну и... девки гулящие. У нас тут неподалеку заведение одно, для отдыха, там почитай, вся округа, кто побогаче, отметилась. А как вас звать, сударь?

- Я Дрейк. Донован, нужно узнать об окрестных кланах, но от разных людей, чтоб не ошибиться. Вот тебе аванс. – Дрейк положил на стол две монеты, - мне некогда по городу бегать. А поэтому приведи мне сюда купца, желательно крепкого, и девицу из того дома. Ну, и сам полезен будешь. Мне бы узнать, что люди скажут об Ичкаре и клане Гольда. Понял? Пригласи их сюда, стол мой. Если надо заплатить будет - заплачу.

В глазах хозяина мелькнуло понимание. Он сгреб деньги со стола, и, пообещав обеспечить все "сейчас", исчез. Дрейк оглядел стол – никакого сравнения с тем, что было подано раньше, и принялся за аппетитно пахнущее жаркое. А недурно! В голову пришла мысль, что предыдущее угощение было рассчитано именно на случайных забулдыг, в коих хозяин явно не нуждался. Видать, не особо здесь чужаков любят. Скучать не пришлось. Едва горячее мясо улеглось в животе, и Дрейк блаженно откинулся назад, рядом прозвучал слегка насмешливый голос: « Ну, здорово тебе, охотник!» На стул напротив опустился нестарый, коренастый мужчина в богатой одежде. Лицо показалось Дрейку смутно знакомым: иронический прищур глаз, тщательно уложенные черные волосы, холеные руки в перстнях.

- Не узнал? - Спросил пришедший. - Ну, вспоминай. Два года назад караван в Дальнем распадке помнишь? Обвал, как нас троих в каменном кармане завалило, а ты со своими друзьями нас откопал, помнишь?

«Ахватар! Ты ли?!» - Дрейк вспомнил седого уже купца, его маленького сына, и помощника по имени Ахватар, застигнутых камнепадом в Дальнем. Тогда они вчетвером, с Итоном, Шаком и Никитой разбирали камни почти сутки, случайно услышав доносящиеся крики о помощи.

- Я, дорогой, я, - купец крепко, с чувством, пожал Дрейку запястье, - Вот и встретились. Как поживает Итон? Я запамятовал имена остальных твоих спутников, хотя и помню их лица.

- Он погиб этой осенью. - Дрейк опустил глаза. – Остальные живы и здоровы.

Купец потупился.

- Память ему добрая, - помолчав, сказал он. - Если не вы, поминали бы нас троих. Скорблю с тобой, Дрейк. Но ты скажи, как сам, какой ветер тебя сюда занес? А то Донован прибегает, говорит, стол будет, все будет, только не откажи с человеком поговорить. Ну, столом то меня не заманишь, говорю, отвечай, что за человек. Да, кстати о столе, - Ахватар выудил из-за пазухи небольшую фляжку и наполнил стакан Дрейка янтарным терпким напитком. - Угощайся, дорогой, родня прислала.

- Ну вот, а как он сказал, что Дрейком назвался, так я тебя сразу вспомнил. Говори, что хотел узнать?

Дрейк пригубил коньяк, посмаковал. - Подожди немножко. Сейчас люди подойдут, сразу со всеми поговорю. А пока помоги стол расчистить, кушай. А то понатащили, за день не съешь. Ты о себе пока расскажи. Я смотрю, ты не бедствуешь? Все так же в помощниках, или сам стал торговать?

В таверну ввалилась шумная компания. Дрейк огляделся. Народу стало гораздо больше, почти все столы заняты. Обслуга сбивалась с ног, поднося заказы.

-Сам, дорогой, уже год как сам. - С гордостью сказал Ахватар, - со старым Маркосом рассчитался, придумал, чем торговать, чтобы других не обидеть, и осел тут. Аромат продаю! Притирания, благовония. В лавку зайдешь - аж голова кругом! Сам придумываю, сам делаю, сам торгую. У меня даже Империя за месяц вперед заказывает. А ты что такой грустный?

  Болтовня словоохотливого Ахватара отвлекала от мрачных мыслей, успокаивала. Дрейк, чуть улыбаясь, следил за увлеченно рассказывающим собеседником.

- Женюсь скоро. Дом уже купил, с женой в новый пойдем. Она у меня красавица, умница, детей любит. Вот что еще человеку надо, скажи? Ээээ..да что я правда, все о себе..говори, как сам?

Дрейк чуть сдвинул рукав куртки, обнажая старый железный браслет, плотно охватывающий запястье.

- А, вон оно что! А я-то ему торговой лавкой хвалюсь! Ну, молодец, парень! Сходом выбрали или как?

- Сходом.

Дрейк нетерпеливо посмотрел на дверь, и та открылась, словно только ожидала взгляда. Вошел Донован в сопровождении миловидной, чуть полноватой девушки. Бирюзовое шелковое платье очень выгодно подчеркивало все привлекательные выпуклости спутницы трактирщика, а меховая накидка красиво оттеняла белизной прямые черные волосы до плеч. К  столу Ведущего уже опрометью неслась подавальщица, неся тяжело нагруженный поднос.

- Да куда столько! - Дрейк протестующе замахал рукой.

- Не обижайте, сударь, - Донован прижал руки к груди, - люди мне растолковали, кто вы. От души угощаю! Это Барба, - представил он девушку, - а напротив вас - Ахватар, купец.

-Мы знакомы. - Ахватар блеснул зубами, - А почему ты привел только одну девушку, Донован? Шучу, шучу.

Трактирщик приподнял краешки губ. Дрейк оглядел всех: « Я хотел бы знать о кланах Гольда и Ичкара. Кто Ведущие. Что за люди. Как уживаются с соседями».

-Значит, так, - протянул Донован, - ну, сударь, слушайте. Ичкара люди боятся. Не скажу, что очень сильная шайка, но неприятности могут учинить. Землю не пашут, живут грабежом. Женщин у них мало. В основном мужики, все молодые, все при оружии. На одном месте их поймать трудно, сегодня - здесь, завтра - там.

Донован подцепил с тарелки жареную рыбку. Прожевал, недовольно зыркнул в сторону кухни. На его взгляд появился подавальщик. Хозяин вполголоса устроил ему разнос, и прислужник, весь красный, исчез. Через несколько минут он появился с заменой. Донован снял пробу, кивнул, помягчел взглядом.

-Бойцы у них хорошие, но трусливые - на равную силу не нападут. Глава их, Ичкар - умный, но злой и жадный.

-Не знаю, как умный, а вот что жадный - это да! Два раза приходил, торговался, мне аж плохо стало! Даром, даром отдал мазь, только чтоб ушел, представляешь?! - Перебил уже слегка захмелевший Ахватар, всем видом выказывая праведное негодование. - Ты послушай! Я тебе о Гольде лучше скажу! Такой мужик! Молодец! У него люди - все хорошие! Все! Дома крепкие, с соседями мирно живут, помогают, если надо, торгуют, - Ахватар воздел к потолку палец, - не обманывают! Вот это клан! А Ичкар - крыса! Разбойник!

Купец разгорячился. Его глаза блестели, жестикуляция стала оживленной. Досталось и окружению Ичкара, и его родителям, и друзьям, и даже предкам, коими, по мнению Ахватара, были свиньи и крысы. Торговец посылал изощренные проклятья на голову разбойника, поставившего его на грань разорения. Дрейк заподозрил, что дело не только в отданном задарма пузырьке благовоний. Донован исподтишка подмигнул Ведущему, давая понять, что к словам купца не стоит относиться слишком уж серьезно.

- …спокойно не лежалось!

Ахватар, наконец, истощил запас ругательств, и приналег на угощение. За окном начинало смеркаться. На столе побывало три перемены, теперь все сидели сытые и благодушные. Даже Барба, вначале молчаливая, оттаяла и включилась в разговор. Она не смогла добавить ничего нового к сказанному, но и того было уже достаточно. Наконец Ахватар засобирался и ушел, на прощание крепко хлопнув Дрейка по плечу, и пообещав заехать в гости. Донован ретировался к себе, девушка тоже встала. Дрейк схватил ее за руку. Обстановка таверны двоилась, плыла у него перед глазами. Барба вдруг показалась ему неотразимо прекрасной

- Останься. - Попросил он.

-Мне работать пора, - просто ответила она, и попыталась освободиться из нескромных объятий - еще хозяйке золотой должна.

Дрейк чувствовал ее тело под скользкой гладкостью шелка: горячее, упругое, влекущее. Хмель и похоть ударили в голову, и Барба тихо вскрикнула, когда мужские пальцы до боли сдавили грудь.

 - Ну, и сколько стоит твоя ласка? - спросил Дрейк грубо.

Девушка хмуро посмотрела на него, и нехотя ответила: - С кого как. С тебя, пожалуй, два золотых возьму.

Таким как она, не дано выбирать клиентов. Если хозяйка узнает… Но этот, в общем, симпатичный парень, вызвал у девушки внезапное и стойкое отвращение. То ли виной всему  грубость и пренебрежительный тон, то ли иронический прищур мутных похотливых глаз – Барба и сама не могла понять. На нее не произвели впечатления ни угодливость Донована, ни искренняя симпатия Ахватара к заезжему гостю. Даже возможность хорошо заработать не смогла перевесить внезапного отвращения.

Дрейк присвистнул. Названная сумма слегка отрезвила: вчетверо больше обычной платы за ночь любовных утех: «Ну, ты и запросила!»

«Запросила», - легко согласилась Барба. Она почувствовала облегчение: то ли у Дрейка мало денег, то ли скуповат, - но он явно недоволен ценой: «Откажись».

На глаза ей попался кожаный мешочек, выпавший из кармана штанов гостя, и лежащий возле ножки стола. Девушка наклонилась, будто поправить платье, и незаметно подобрала. Мешочек оказался тяжелым. Барба спрятала руку за спину, и выпрямилась.

Ведущий молчал. Она насмешливо взглянула на него и ушла, тихонько затворив за собой дверь. Мрачное безразличие и тоска снова нахлынули на Дрейка, и он продолжил накачивать себя вином. К нему дважды подсаживались местные пьянчуги, он гнал их и продолжал напиваться в одиночку. Ведущий заказывал все новые порции вина, да в таком количестве, что Донован из своего угла стал посматривать с тревогой. Наконец Дрейк задремал, уткнувшись лбом в стол. В таком виде и нашел его Лерой, успевший обегать полгорода в поисках исчезнувшего друга. Колдун подошел к столу и тихо выругался, когда понял, что в таком состоянии Дрейка до Золотого дома он не доведет. Ведущий спал, положив голову на столешницу, руки безвольно свесились вниз, а из открытого рта тянулась на стол ниточка слюны. Амбре стояло такое, что Лерой почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Донован состроил понимающее лицо, и уступил на ночь одну из хозяйских комнат наверху.

Спал Дрейк плохо. Метался, плакал, требовал у Линайны объяснений. Несколько раз вскакивал, прося Лероя привести ему Барбу, кричал - вокруг все продано и нет смысла жить дальше. Наконец он затих. А утром выяснилось, что кошель с выручкой за товар пропал. Дрейк сидел бледный и трясущимися руками держал чашку с питьем, которое «трехдневный труп на ноги поднимет» по уверениям Донована. Лерой, долго и выразительно описывавший Дрейку все ветви и колена его родословной, а так же привычки и сексуальные предпочтения, наконец, выдохся и умолк. В дверь постучала служанка: «Там к вам девушка просится».

- Зови, - разрешил озадаченный Лерой. По доскам коридора звонко простучали каблучки, и в комнату вошла Барба. На ее лице были видны легкие следы бессонной ночи. Девушка бегло оглядела всклокоченного, склонившегося над кружкой Дрейка, и обратилась к магу.

- Твой друг вчера был совсем пьян. Я глянула, думаю - обчистят его, как пить дать, пить не умеет. Наперед смотри за ним лучше …

Тяжелый кошель приземлился на кровать рядом с Дрейком. Лерой вытаращил удивленные глаза, затем, всплеснув руками, кинулся благодарить.

- Зачем ты вернула деньги? - Спросил Дрейк, - никто б не доказал, что ты их украла.

В ушах стоял тонкий непрекращающийся звон, все тело было ватным, в животе словно резвилась стая белок. Ведущий не поднимал глаз. Прошедший вечер вспоминался неясно, урывками, многие моменты выветрились из памяти. Дрейку было стыдно и за свой теперешний вид, и за вчерашнее.

- Тебя еще разок увидеть хотела! - Отрезала Барба и вышла, не глядя на него. Лерой кинулся следом, на ходу рассыпаясь в благодарностях.

Шестьдесят золотых. Целое состояние для девушки, что зарабатывает на жизнь любовью. Барба не могла уснуть всю ночь, решая, отдать деньги, или оставить себе. Победила осторожность – неизвестно, что может учинить обворованный проституткой Ведущий. А в том, что в пропаже обвинят именно ее, Барба не сомневалась. Многие видели, что она уходит последней. Купец и хозяин таверны в любом случае останутся вне подозрений. Когда под утро она приняла решение, на душе сразу полегчало. Своего пусть немного, зато можно спать спокойно, не гадая, за кем пришла городская стража. Славословия товарища Дрейка немного подняли настроение, и окончательно погасили сожаление о легких деньгах.

Спустя час Лерой нагрузил слегка пришедшим в себя Дрейком лошадь, и они покинули Смолянск. Какое-то время ехали в молчании. Затем колдун, не в силах удержаться, стал рассказывать о вчерашнем, удачном для него дне. Про то, как собравшись искать приезжего мага из Белых, он столкнулся с ним прямо на пороге таверны, как, не пожадничав, тот научил коллегу нескольким новым заклинаниям, и, самое удивительное - позволил переписать некоторые формы Силы из своего сборника, пояснив, как тренироваться в их наложении.

- Я про бумагу забыл. Ветер ворчать будет. – Виновато признался Дрейк. Маг успокоил его: «Я все купил, пока ты пьянствовал». Дрейк благодарно кивнул другу.

- Посмотри, Дрейк. Все-таки, нет красивее наших мест.

Лерой только вздохнул, посмотрев на своего спутника. Тому было явно не до красот осеннего леса. А полюбоваться и, правда, было чем. Красно-золотое мятежное сияние смешанного леса у подножья горы плавно перетекало в спокойную зелень сосен и кедров, обрываясь лишь у самых вершин. Воздух был как то особенно прозрачен - протяни руку, и коснешься горы. Изредка, налетая порывами, ветер тревожил верхушки деревьев и тогда, по горам словно прокатывались волны. Лерой отпустил поводья, и обрадованная лошадка прибавила шагу.

В Приют приехали уже к ночи и, не тревожа никого, разошлись по домам. Наутро, на традиционном сходе, Ветер, сияя как новый золотой, представил Дрейку хилера. Он уже успел шепнуть Ведущему, что за чудо они заполучили. Териан с дочкой стояли чуть поодаль, ожидая решения. Дрейк заметил, что мальчишка одет в длиннополую теплую курточку, в которой угадывался перешитый плащ жены Шака. Он поймал слегка настороженный взгляд мальчика и улыбнулся. Айда подбежала, дернула его за рукав, глядя требовательными и умоляющими глазами.

Зазвучали первые слова ритуальной речи: «Я, Иосиф, сын Давида, прошу тебя...». Дрейк улыбнулся, и мягко прервал хилера: «Добро пожаловать. Ты дома».

Девочка схватила Иосифа за руки и облегченно затараторила, доказывая, что нисколечко не волновалась, и теперь все будет хорошо. Мальчик смущенно отвернулся, непривычный к столь бурному проявлению чувств, заалел, опустил глаза, не зная, куда себя деть. Териан смотрела на эту сцену блестящими глазами. Шак обнял ее сзади за плечи и, довольный, тихо что-то прошептал. Дрейк поймал себя на мысли, что Иосиф выглядит в приемной семье совсем освоившимся, родным.

Новость о хилере была настолько невероятной, что Ведущий сам не сразу осознал, насколько большие возможности открываются перед кланом. Сейчас он видел только счастливые лица детей, довольные – родителей и односельчан, слышал приветственный гомон многих голосов. Дрейк оглядел сход. Многие кивали ему, радостно улыбались, махали руками. Он почувствовал, как отдаляются мысли о предательстве Линайны, как незаметно согревается сердце. Его любят. Его ждали. Он дома.

Решение об объединении приняли без споров и разногласий. Свободной земли было - не перемерить, а приток новых людей позволял строить планы, ранее недоступные. Дрейк предупредил, что возможно, на их землях появятся новые охотники. Небывалые цены на шкуры скальдов не могли остаться незамеченными в Смолянске. Сход порешил собирать по пять золотых с человека, и задумался, как пресечь браконьерство. Наконец, постановили выделять проводников из местных. Такие и приглядят, чтобы все в порядке было, и заблудиться не дадут. Разослали гонцов к Гольду и Борку, назначили первую встречу через десять дней. Теперь оставалось самое сложное. По просьбе Дрейка, маг обрисовал ситуацию, не сгущая красок, но и не страдая излишним оптимизмом. Рассказал об Империи, тревожных новостях, несомненному интересу к их землям. Клан отреагировал на удивление спокойно.

- Придут мирно - поговорим, полезут с мечами - будет драка, - коротко подвела итог Териан. Она знала: случись что - встанут все, от мала до велика. А пока никто не трогает - надо решать ежедневные проблемы. Взять тех же скальдов. Пока Империя готова платить за их шкуры - почему бы не продать им часть, сделав на вырученные деньги много полезного. А вот доступ имперцев на земли клана единодушно запретили. Поначалу Дрейку показалось, что люди просто не поняли истинных размеров беды. Но нет. Все представляли себе, о чем речь, но полные решимости стоять насмерть, люди продолжали просто жить, растить детей и строить планы на будущее.  

Кальт, до сих пор скромно стоявший поодаль, протиснулся в центр толпы, к невысокому помосту.

- Значит, полезут с мечами - будет драка? – саркастически спросил он.

Люди притихли. Еще никогда спившийся калека не выходил на сходе со своим словом.

- Драка? Да что ты знаешь о драке, Наваэль? Что вы знаете о драке? – Кальт резко обернулся к оторопевшим людям.

 

- Десяток воинов стоит сотни крестьян. – Слова падали тяжело, размеренно, горько. – С чем вы собираетесь противостоять обученному войску? С вилами и мотыгами? С охотничьими луками? О, да, это будет красиво – выйти и гордо заявить «Мы не покоримся!» А чем и кем вы собираетесь сражаться? Если верно, что у Империи почти десять тысяч воинов – нам не выстоять. Против  тысячи – и то не выстоять! И не надо мне кричать «Трус!» Я знаю, что такое обученный воин .

Кальт особо выделил последнее слово.

- Вспомните ваших отцов и братьев. Вспомните тех, кто остался там, оберегая вас от мародеров. – Кальт махнул в сторону заходящего солнца. – Они погибли, что вы – жили. Вы все уходили от войны, от эпидемии, от безумия, охватившего материк. Ваши предки умирали в надежде, что вы, вы - будете жить! Не воевать – жить!

 

Голос Кальта сорвался.

- А теперь вы говорите  - пусть приходят. Будет драка? Нет, будет  резня. Клан может выставить полтораста бойцов, пусть две сотни. Половина их них – охотники, никогда не видевшие человеческой крови. На что вы рассчитываете? На боевой дух? Этого слишком мало.

- Мальчику простительно. – Кальт бросил взглляд в сторону остолбеневшего Дрейка. – Он молод, ему все нипочем. Но вы – калека гневно взглянул на Ветра, - ты, почтенный Ветер, ты, Шак, ты, Андрей! Вы - то должны понимать!

Кальт спрыгнул с низкого помоста и подошел к человеческой стене. Рывком выдернув нож, он сунул его рукоятью в грудь первому попавшемуся поселянину.

- Убей! – свирепо скомандовал он.

Крестьянин попятился, оторопело глядя в искаженное гневом лицо Кальта. Тот горько рассмеялся.

- Если б на его месте был воин, я был бы уже мертв. И вот с такими вы собираетесь обороняться? Он боится даже взяться за нож! На что вы надеетесь? И на что надеешься ты, Дрейк? Чего ты хочешь больше? Красиво умереть и погубить поверивших в тебя? Или все же спасти людей? Уходить надо.

Кальт махнул рукой в сторону Рыбьего Хребта.

- Там – неизвестность. Здесь – смерть или рабство. Думай, Дрейк. Думайте все.

Толпа глухо зароптала. Дрейк побагровел от сдерживаемого гнева.

- Думайте, - повторил Кальт. – Думайте, пока еще есть время.

Ком смерзшейся земли ударил его в грудь. «Пошел вон!» - послышался из задних рядов чей-то молодой голос. Толпа взроптала. Теперь куски дерна с камнями вперемешку летели в Кальта уже частым дождем. Один из них ударил по губам, разбив в кровь. Пунцовеющий Дрейк вскочил на помост.

- Ну что, люди! Давайте сделаем, как он говорит? Бросим землю, бросим дома, могилы предков! Уйдем за Хребет, и там снова будем ждать, пока Империя не перевалит через горы? А потом -  снова станем убегать? Не будет этого! Здесь – наша земля!

Толпа ответила восторженным ревом. Кальт презрительно харкнул кровью, и пошел прочь, и люди перед ним расступались, словно перед прокаженным.

Наутро выпал первый снег, да и остался лежать, предвещая мягкую спокойную зиму. Через несколько дней ждали вестей от Гольда и Борка, готовились принимать первые караваны переселенцев.

    Кальт все чаще задумывался о том, куда девать Хассу, пока не зажила окончательно ее спина. Еду становилось доставать все труднее, а выздоравливающая скальда ела все больше. К тому же, учитывая ожидаемое пополнение, опасность того, что на схрон кто-нибудь случайно наткнется, была велика. Кальт решил перенести Хассу туда, куда зимой никто не сунется - к Жерлу. Там обитало бесчисленное множество самого разного вида существ, имевших между собой всего две сходные черты - все они питались кровью, и были весьма агрессивны. С наступлением зимы вокруг Жерла рыскали несметные орды кровососов, ища себя жертву, но далеко от своего логова они не уходили. В теплое же время вся эта нечисть словно вымирала. Кальт знал один безопасный путь, пролегающий через русло высохшей реки и частично - под землей, в тоннеле, промытом некогда водой. Он не единожды пользовался им, когда охотился за упырями. Подземный ход выводил прямо к входу в Жерло - огромную пещеру, круто уходившую под землю на неизвестную глубину. По легендам, там можно было найти магические артефакты древних, описание сильных заклинаний, золото невиданной чистоты. Подтвердить эти слухи было некому - еще ни один любитель приключений, сунувшийся в Жерло, не вернулся живым.

Выбрав подходящий момент, Кальт улизнул из деревни. На дне его мешка трепыхалась украденная у соседки курица. Последнее время с охотой ему не везло - на холоде искалеченные руки совсем отказывались работать, он мазал. Как обычно, калека взял с собой полную флягу вина, но прикладывался к ней гораздо реже, чем обычно – увлечение спиртным пошло на убыль. Идти было трудно - снег еще не успел слежаться, и Кальт часто и глубоко проваливался. Он спешил, но шел с оглядкой, часто оглядывался, делал петли, путал свои следы. Со странным удовлетворением он подумал о том, что когда весь клан строит планы новой охоты на скальдов, он спасает от гибели одного из них. Рассказать людям правду ему даже не пришло в голову – слишком утвердилась за ним слава залившего мозги пьяницы. Кальт знал, что ему никто не поверит. Играла свою роль и обида – еще никогда с ним прилюдно, на сходе, не обходились так жестоко. А ведь он пытался уберечь ослепленных верой людей. Почти никто из поселян, привыкших к мирной и спокойной жизни, не знал, насколько жестока и кровава война, насколько грозную силу может представлять собой обученное войско. Кальт – знал.

Еще не доходя до убежища Хассы, он почувствовал теплое прикосновение.

- Я совсем заждалась тебя.

- Здравствуй, малышка. Я тоже соскучился. И принес тебе поесть

Сердце застучало чаще. Пусть обиды, презрение односельчан, упреки в трусости. Пусть холодные ночи в старом сарае, по ошибке названым домом, зубовный скрежет, полные пьяного угара вечера. Пусть. У него теперь есть Хасса.

- Я не голодна, Кальт. Впрочем, сейчас сам увидишь.

Сквозь колючие заросли он с трудом выбрался на поляну. И остолбенел. Еще несколько дней назад Хасса лежала, не в состоянии куда-то переползти. А тут, перед ним, широко расставив лапы и чуть склонив набок голову, стояла искристо-белая, полная здоровья и энергии молодая скальда. Кальт кинулся к ней, прощупал позвоночник. Все заросло. Хасса отпрыгнула, взметнула лапами белые комья, сунула морду в снег. Затем она повалилась на спину, заерзала, стала кататься по укрывшему лес белому покрывалу. Весь ее вид излучал удовольствие и радость обретенной свободы.

- Как тебе это удалось?

Хасса подняла из сугроба голову. На морде налипла желтая прошлогодняя хвоя. Скальда смешно фыркнула, энергично стряхнула с себя иголки и снег. Потом она медленно подошла к человеку, и ткнула его в грудь лобастой головой. От толчка Кальт чуть не потерял равновесие, и отступил. Хасса была великолепна – ослепительно-белая на темно-зеленом фоне леса, тонконогая, изящная, сильная. Рядом с ней первый снег казался сероватым, грязным.

- Раньше я была слаба и не могла позвать Семью. В прошлый раз, когда мы говорили с тобой, и они узнали о тебе, я уже достаточно окрепла, и позвала папу. Он и Стафа пришли и помогли мне вылечить себя. А потом я охотилась и ждала тебя.

- Но как ты вылечила себя?

В его мыслях зверь вздохнул. Так может вздыхать учитель, объясняя прилежному, но неумелому ученику что-нибудь совсем простое, легкое для понимания.

- Кальт, ты думаешь, Силой умеют пользоваться только люди? Смотри.

Над скальдой возник медленно вращающийся шар, в глубине которого Кальт увидел незнакомую местность: цветущие луга, зигзаг полноводной медленной реки, пологие холмы на горизонте.

Хасса подержала фантом с минуту, потом погасила его.

- Ты действительно считаешь, что это люди овладели Силой? На самом деле ее дали вам мы. Очень-очень давно, когда первые из вас ступили на эту землю.

Кальт стоял, переваривая услышанное. Ему вдруг стало нестерпимо грустно. Вот и все. Девочка поправилась и уходит. Здоровая, цветущая, не нуждающаяся в уходе неуклюжего человека. Снова будет стылое одиночество. Снова вернутся ночные кошмары, от которых спасает только полная вина фляга.

Заливистый смех, волна озорства и участия стали ему ответом. Хасса прекрасно уловила его образы. «Ты больше никогда не будешь один. У тебя есть Семья. У тебя есть все мы. Я научу тебя, Кальт. У тебя есть я. Не беспокойся».

Скальда опять игриво толкнула Кальта головой, и он, несмотря на свой солидный вес, в этот раз не удержался на ногах. Человек невесело улыбнулся, не зная, верить ли тому, во что так хочется поверить. Он скинул мешок и уселся на него, вопрошающе глядя на Хассу. Скальда лизнула его в щеку.

- Даже когда ты будешь далеко, ты сможешь говорить со мной, чувствовать меня, как сейчас, когда я рядом. Просто закрой глаза и вспомни меня. А я тебе помогу.

В сознании возник оранжево-рыжий клубок. От него исходили импульсы заботы, нетерпения и чего-то еще, чего Кальт понять не смог. Он мысленно потянулся к этому клубку и тот вздрогнул, превращаясь в Хассу.

Человек вспомнил первый контакт, и тихо спросил: «Можно?»

- Конечно, - долетел ответ.

И больше не было ни клубка, ни образа Хассы. Кальт оставаясь человеком, стал скальдом, ощущая каждую эмоцию, каждую мысль и движение. Совершенно непроизвольно он протянул руку, пытаясь погладить Хассу. Она рассмеялась.

- У тебя получится. Со временем ты научишься держать контакт, даже когда я очень далеко. Надо тренироваться. Вначале всегда кажется, что твой собеседник рядом. Ты к этому привыкнешь.

Кальт открыл глаза: - Мне больше нравится видеть тебя своими глазами.

Скальда изменила позу, усевшись на задние лапы.

- А хочешь, я дам тебе свои глаза? - спросила она, - ты увидишь меня другой.

Кальт кивнул. Какое-то время ничего не происходило. Потом плавно стало меняться восприятие происходящего. Он еще никогда не видел мир в таких ярких цветах. Ранее невиданные детали проявились во всех подробностях, а в зверином облике Хассы проявились новые черты. Скальда, оставаясь собой, перестала быть белым щенком, ростом по грудь Кальту и стала... просто девочкой-подростком, с ласковыми и немножко грустными глазами.

Ее взглядом Кальт увидел и себя - настороженная поза, несвежая потертая одежда и широко открытые жадные глаза на заросшем щетиной сером лице. Немного справившись с собой, он сказал: «Я вижу тебя, как привык, только детские черты яснее... а себя как обычно».

Картинка перед глазами поплыла влево – Хасса повернула голову.

-Ты еще не привык, что мы не звери. Твой мозг не успел перестроиться. Когда ты сам признаешь в нас ровню, картинка изменится. Зверями мы останемся только для обычного взгляда. - Хасса хихикнула. – Смешно, что я сказала «ровню». На самом деле вам до нас далеко.

Кальт вздрогнул, когда в его глазах мир вернулся в свое прежнее состояние. Слишком много вопросов. Слишком необычно новое знание, слишком велика разница. Скальда подошла и пристроила голову ему на колени: «У меня есть для тебя подарок».

Следующий месяц был наполнен делами до отказа. Кланы Гольда и Борка выслали вперед себя отряды строителей, готовящих временное жилье для остальных прибывающих. Весь лес у подножия гор наполнился перестуком топоров, визгом пил и веселой перебранкой строителей. Пользуясь обилием мастеров, заодно привели в порядок и строения в старых деревнях. Казна клана пополнялась золотыми, вносимыми желающими добыть скальдов, но пока никто не мог похвалиться хотя бы одной шкурой. Скальды исчезли, растворились в непроходимой чаще, и только изредка цепочки следов на снегу говорили об их присутствии.

 Теперь Дрейк половину времени проводил в городе, снабжая растущее строительство и держась в курсе последних новостей. Он сильно похудел, осунулся. В один из его редких визитов, Териан спросила: « Ты не болен? Ты очень бледный».

- Забот много, - отмахнулся Дрейк, - ничего со мной не сделается.

 Была у него и еще одна причина ездить в город так часто, но Ведущий не признавался в ней даже самому себе. Он довольно близко сошелся со скупщиком и частенько проводил вечера в его доме за кружкой вина и неторопливой беседой. Жигло оказался очень полезен несведущему в торговле Дрейку, подсказывая, где и почем взять нужный товар. В один из таких вечеров Дрейк задержался у него дольше обычного и в гостиницу вернулся глубокой ночью. Закрыв за собой дверь, он потянулся в предвкушении отдыха и зажег свечу. Тусклый свет выхватил из темноты нехитрую обстановку комнаты. Дрейк сделал шаг вперед и остановился, не в силах сказать ни слова. На разобранной кровати сидела Линайна и молча смотрела на него. Затем она встала, медленно подошла и крепко обняла его. Знакомый терпкий запах ее волос воскресил забытую боль. Дрейк отстранил ведьму от себя и глухо спросил: - Зачем ты пришла?

 Как он ни старался, голос дрогнул. Линайна с недоумением и обидой посмотрела на него.

- Ты не рад мне?

-Рад? Чему мне радоваться, Линайна? – взорвался Дрейк. - Тому, что ты превратила меня в куклу, в шпиона Империи? Тому, что ты использовала меня? Если б не мои друзья, я стал бы великолепным осведомителем, не правда ли? Уходи.

Ведьма округлила глаза, и недоуменно спросила: «Не понимаю. О чем ты говоришь? Я использовала тебя?»

 Дрейк устало потер лоб, обошел девушку и сел на кровать. Его трясло от злости. В словах Ведущего прозвучали горечь и разочарование.

- Линайна, я конечно был идиотом, влюбившись в тебя, но я не настолько глуп, чтобы попасться на приманку дважды. Ниферо. Слежка. Но твое заклятье блокировано.

Линайна обернулась, схватила его за руки, и сказала тихо и растеряно: «Я не зачаровывала тебя на слежку, Дрейк. Тебя обманули».

Дрейк невесело рассмеялся. А Линайна, чуть задумавшись на минуту, продолжала: « Я поняла. У тебя хорошие друзья, милый. Они старались излечить тебя от твоей любви, оговорив меня. Я знаю, что думают об Империи здесь, я вижу как на нас, имперцев, смотрят местные. Твои друзья хотят тебе добра, поэтому и попытались отгородить тебя. Но и я не вру, Дрейк. Я не делала этого».

- Я не верю тебе. - Дрейк пожал плечами, - тем более что ты, видимо, предана Империи, а я представляю совсем других людей. Мы слишком долго говорим. Уходи.

Присутствие девушки вызывало у него противоречивые чувства. Он и презирал ее, и злился, и любил. Хотел, чтобы она ушла – и понимал, что это неправда. Хотел обнять, зарыться в волосы пальцами, снова ощутить вкус ее губ – и не мог. Его щеку обожгла пощечина. Теперь ведьма зашипела разъяренной кошкой. Даже искаженное обидой ее лицо оставалось невыразимо прекрасным, только в глазах на миг блеснули слезы.

- Уходи? Хорошо, я уйду, мой недоверчивый Лорд! Но сначала я тебе кое-что покажу!

Линайна задрала юбку и повернулась боком к Дрейку. На ее бедре, слегка затянутое свежей кожей, стояло свежее тавро - геральдическая I на фоне скрещенных мечей. Такое клеймо Дрейк видел на лошадях. Собственность Империи.

- Грев каким- то образом узнал, что я приходила к тебе. Знаешь, что было потом? «Мне плевать, с кем из солдат ты спишь. Но ты подданная Империи, первая ведьма Серебряного Молота, а он - завтрашний враг. Помни об этом. А чтобы ты не забывала, я оставлю тебе напоминание. Если тебя поймают во второй раз, в Ордене освободится место первой ведьмы». – Невыразительным, помертвевшим голосом повторила девушка слова Командующего, и гордо выпрямилась.

- Я еще никогда, слышишь, никогда никого не любила! Но ты… ты трус! - выплюнула Линайна, - ты..ты…

Ее душили слезы.

Дрейк сидел, как громом пораженный. Густая краска стыда залила его щеки. Колдунья презрительно плюнула и повернулась, чтобы уйти. Все, что он давил в себе, стараясь не вспоминать, теперь всплыло на поверхность. Наружу вырвались облегчение, жалость и гордость. Неужели он стоит такой любви? Кем же нужно быть, чтобы верить после этого Котри, а не Линайне. Он вскочил, схватил ведьму за руки, и, несмотря на сопротивление, усадил на кровать, примостившись напротив.

-Ты говоришь правду? - Спросил он, не сводя сияющих глаз с ее лица. Линайна кивнула, продолжая плакать. Она вырвала руки и бессильно застучала маленькими кулачками по его плечам.

-Прости, - прошептал Дрейк, покрывая лицо девушки поцелуями, - прости, я был глуп. Я люблю тебя. Прости.

 На следующее утро он проснулся в одиночестве. Линайна ушла очень рано, боясь соглядатаев. У Грева были какие-то дела здесь, но занятый более насущными проблемами в этот раз он не поехал сам, а послал Линайну в сопровождении двух своих солдат. Пообещав прийти на следующую ночь, ведьма убежала. Дрейк, ошалевший, счастливый и суматошный, решил окончательно избавиться от своих сомнений. Он выспросил у хозяина, где живет один из адептов Белой лиги, и направился туда. Больше не будет недомолвок и неясностей. Он должен знать правду. Если Линайна сказала правду – он поймет и простит Котри, если нет – он… Что он сделает, если поймет, что ведьма все-таки обманула его, Дрейк толком не знал, но горел желанием выяснить истину.

 Дверь ему открыл высокий крепкий старик – тот самый, что подарил Шаку новые заклинания. Дрейк, волнуясь, представился и объяснил цель визита.

«Меня зовут Велиал», - сказал колдун, - «проходите».

 Его дом совсем не отвечал представлениям Дрейка о всесильных магах Белой лиги. Чистый, ухоженный, светлый, - и ни единого намека на род занятий хозяина. Велиал усадил гостя в изящное кресло и предложил позавтракать вместе. Дрейк не отказался. Ему было интересно увидеть одного из членов полумифической Лиги в обычной обстановке. Наверное, все это было написано на его лице крупными буквами, потому, что хозяин едва заметно усмехнулся. Усмешка не вызвала обиды гостя – она была доброй.

Комната наверху была обставлена очень просто – узкое ложе, широкий крепкий стол, два кресла и большой шкаф с глухими дверками в углу. Богатой в этой обстановке была только посуда – серебряные тарелки украшает изящная чеканка, ручки вилок и кубки инкрустированы ценными камнями. Прислугу колдун не держал. На завтрак он предложил тушеное мясо птицы с овощами, политое незнакомым Дрейку кисловатым соусом. Велиал не пытался разговорить гостя, и Дрейк это заметил и оценил. Его доверие к магу возросло. После того, как его стряпне было отдано должное, маг провел гостя в другую комнату, с голыми стенами и без окон. Из предметов обстановки здесь присутствовал только массивный стеллаж до потолка, забитый различными склянками, маленькая конторка, да крепкий табурет. Вот на этот табурет Велиал и усадил Дрейка. Маг встал сзади, и что он делал, Ведущий не увидел. Временами раздавалось позвякивание стекла, приглушенное бормотание. Два раза Дрейк ощутил легкое прикосновение руки к волосам. И все. Он ожидал гораздо более впечатляющей процедуры.                                                

- Ничего, - сказал Велиал после тщательного обследования, - кроме едва различимого остатка лечебного заклинания Ниферо, я не нашел на вас каких либо заклятий, или попыток их наложить.

 У Дрейка сладко замерло сердце, но уверенности ради, он спросил: « Велиал, а Ниферо можно использовать для слежки?» Маг с удивлением взглянул на него, улыбнулся и покачал головой.

- Ниферо? Нет, это заклинание исцеления… кстати, очень сильное. Следящие чары имеют совершенно другую… э… структуру. А почему вы об этом спрашиваете?

Дрейк, повинуясь минутному порыву, рассказал ему все, не упомянув лишь о подданстве Линайны. Маг понимающе кивнул. Про себя он решил не брать плату за обследование с этого мальчишки – Велиал очень хорошо понял и его терзания, и его влюбленность.

- Ведьмы невероятно хороши в постели, это общеизвестно. Жаль, что сами они влюбляются редко. Вам очень повезло, юноша… или не повезло. Если что-то пойдет не так, после нее вы не захотите смотреть на простых женщин. Я знаю. Некогда я сам познакомился с ведьмой. Но у моей истории счастливый конец – эта ведьма стала моей супругой. Желаю и вам всего самого хорошего. Нет-нет, денег не надо.

Дрейк, чувствуя себя едва ли не властелином мира, поблагодарил. Он с трудом удержался от того, чтобы не накинуться на мага с расспросами, но понял, что, несмотря на доброжелательность, колдун не собирается развивать эту тему дальше. Ведущему хотелось кричать во все горло, кружиться, раскинув руки, петь. Бесстыжая, сумасбродная, нежная Линайна. Его Линайна.

Чуть позже, уже идя по улице, он придумывал разные прозвища, мысленно говорил с ней и улыбался счастливой тихой улыбкой. Дрейк старался не думать о будущем, упиваясь настоящим. "Интересно, как было у того мага?" - подумал он, когда вспомнил слова Велиала. Жизнь обрела новые краски и новый смысл.

  Велиал неподвижно стоял у раскрытого окна и смотрел Дрейку вслед. Его губы беззвучно произнесли короткое слово: «Вита». Она умерла шестнадцать лет назад – умерла глупо, нелепо, заблудившись в метель. Замерзшее до каменного состояния тело нашли только через неделю. Не спасли ни знания заклинаний, ни теплая одежда. Их сын давно вырос, сам стал отцом, а он, Велиал, все никак не может забыть жену. Сколько было счастья, сколько безудержной радости, сколько планов! История Дрейка разбудила в нем угасшую боль, всколыхнула воспоминания. Да, тот, кого полюбит ведьма – счастливчик.

Любовники провели вместе еще три ночи - то обжигающие, мучительно-страстные, то полные ласковой неги и спокойствия. В перерывах, обессиленные, они часто разговаривали обо всем. Линайна оказалась очень хорошей собеседницей - проницательной, много знающей и тактичной. Они старались не касаться политики в разговорах, но когда Дрейк как бы мельком предложил ей защиту, она грустно усмехнулась.

- Мы бы получим два, от силы три месяца. А потом Грев придет, и вырежет всех, включая меня. За предательство. Нас гнали бы по всем горам, вздумай мы скрываться. Нет, милый, это не выход. Да и прав ты был, когда говорил, что я предана Империи. За ней наше будущее.

- Будущее? Под властью Императора? Будущее, где насилуют женщин и убивают их мужей?

- Люди всегда были под чьей-то властью. Твой клан, кажется, не несчастен, признав твою – она подчеркнула ударением «твою» - власть. Насилие? Редко когда объединение проходило мирно. Любой клан, захватив земли соседа, получает его женщин и убивает мужчин. Не спорь, Дрейк, Империя не придумала ничего нового, что уже не случалось бы раньше.

- Вы отнимаете свободу.

- Мы прекращаем междоусобицы. На нашей земле нет войн.

- Вы обращаете людей в рабство.

- Мы используем труд пленных для созидания. Мы строим дороги, мосты, возводим новые города. Мы творим. Не надо спорить, Дрейк, в политике ты разбираешься слабо. Лучше просто люби меня.

 

 

Все когда-нибудь кончается. Линайна закончила свои дела в Смолянске и уплыла, оставив Дрейка в смятении. Они договорились, что как только будет возможность, ведьма пришлет весточку. На прощание она подарила Дрейку маленький диммеритовый медальон, рассказав, что с его помощью с ней можно будет связаться, приложив к виску. "Но только один раз", - серьезно сказала Линайна. - "Я буду недалеко, Империя скоро постучится в Захрусталье, так что мы сможем видеться. Но еще лучше было бы, если вы приняли бы подданство мирно. Ты сохранил бы жизнь своих людей".

- Это исключено. Я не брошу своих людей на откуп Империи. Даже ради тебя.

Ведьма грустно улыбнулась.

- Я знаю. И горжусь тобой. Ну, до встречи, милый. Не грусти, я найду выход для нас. Жди меня.

Пополнение не доставило больших хлопот коренному населению Захрусталья, хотя без мелких проблем не обошлось. На Дальнем вновь прибывшие сразу же начали активно ухаживать за местными девушками, чем и вызвали несколько потасовок. Кому-то не хватило жилья, кому-то не по душе пришлись местные порядки. Но в целом слияние кланов прошло на удивление спокойно. Оживилась кузня Ветра, получившего, наконец, обещанную руду, прибавилось работы охотникам и швеям – желающих нарядиться в меха было много. Зазвучали новые песни, на Круге каждый день толпилась молодежь. Начались разработки еще двух рудных жил, открытых в горах, заработала собственная пивоварня. Все с нетерпением ждали из города Дрейка, обещавшего по окончании переселения устроить большой праздник. Тот не подвел. С караваном, груженным редкими в Захрусталье продуктами и винами, приехали из Смолянска несколько бардов и музыкантов. Началось гуляние, длившееся почти неделю. На шестой день поселяне стали собираться по домам, а Дрейк, слегка одурев от долгого шумного праздника, собрал Совет, расширив его состав. В него вошли со-Ведущие Гольд и, как ни отпирался, Борк. Обсудили сиюминутные дела, поговорили об охоте и землях под поля. Затем, скрепя сердце, Дрейк перешел к главному.

-Империя совсем рядом, - сказал он,- и они не оставят нас в покое. Весной мы получим предложение подданства.

Известие никого не поразило, но все пришли в недоумение от названного срока.

- Откуда такие сведения? - Спросил Гольд.

- У меня есть… источник. Серебряный Молот прибудет на десяти галеонах, после того, как сойдет лед. Примерно девятьсот воинов. Если мы не подготовимся, они нас раздавят.

- Они нас и так раздавят, - угрюмо бросил Шак. Собравшиеся стали негромко обсуждать положение между собой. Гольд в упор посмотрел на Ведущего: «Я так понимаю, вопрос о сдаче даже не обсуждается?» Вопрос прозвучал риторически. « Хорошо. Тогда давайте думать, как отбиться».

- У нас есть шансы, - не согласился Дрейк с главным ловчим, - вот, смотрите. Я готовил это две недели. Он выложил на стол подробную карту обследованного Захрусталья, придавил края грузиками. Было видно, что над картой сидели много и подолгу – она была вся испещрена цветными пометками и значками. Люди привстали, вглядываясь в грубо раскрашенный кусок плотной бумаги.

- Делаем засеки тут, тут и тут. - Принялся объяснять Ведущий. Его палец провел прямую линию от Хрустального ручья, задержался на синей жилке Ворчуньи. Вдоль просеки на карте было нарисовано множество синих кружков: «Лучники в оборудованных гнездах с флангов. С запада мы прикрыты Жерлом и кровососами. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду рад их существованию... Им остается только путь на восток, к Дальнему распадку. Пока имперцы до него дойдут, стрелки поубавят им магов. Ослабленные войско выйдет к Дальнему примерно за четыре дня. И вот тут, на Сером поле, мы уже дадим им бой».

Серым полем называлась небольшая равнина, с двух сторон зажатая горами. Свое название она получила из-за множества камней, раскиданных так густо, что если смотреть издалека, то увидишь сплошное серое поле между горными отрогами.

- Их конница переломает ноги, может, ее даже вообще не будет. По горам, в наших лесах драться верхом – дело гиблое, - говорил Дрейк, убеждая слушателей. - Пока они пройдут Поле пешим строем, потеряют сколько-то еще человек. Оставшиеся пятьсот - шестьсот бойцов - уже наш шанс. К весне мы сможет выставить четыреста солдат. Мы сможем победить.

- Четыреста солдат или четыреста человек? – скептически усмехнулся Борк.

Дрейк не смутился – он ждал этого вопроса: « Хорошо, пусть -человек. Но у нас еще есть зима. Если подготовиться, на поле выйдут солдаты.

- За четыре месяца никто не сделает бойца из землепашца, - отрезала Териан, - твой план наивен. Но хорошо… ты обучил четыре сотни бойцов. Во что ты их оденешь? Против нас будут ветераны в стальной броне, возможно даже зачарованной.

До сих пор молчавший, Лерой спросил: « Хорошо, план удался, имперцы на Сером Поле, и мы выигрываем, теряя три четверти людей. Через месяц Империя пришлет еще тысячу, или две, или пять тысяч - что дальше?»

Что дальше? Дрейк думал об этом, но как-то вскользь: для того, чтобы это «дальше» состоялось, предстояло выиграть бой.

- Если, то есть когда мы сломим Серебряный Молот, пойдут вести о нашей победе. К нам пойдут люди, в городах Империи станет неспокойно. Городские гарнизоны не пошлют на север. Это будет толчок, Лерой. С него начнет сыпаться Империя... но для этого мы должны победить.

«Голый энтузиазм, - прервал его Ветер, - если уж ставить заслоны-то тут, тут. Подземные ловушки здесь, самострелы сюда. Просеки для быстрого отхода тут и тут». Его палец заскользил по карте. Достав из камина уголек, кузнец стал безжалостно перечеркивать художества Дрейка. На бумаге быстро стал появляться совсем другой план. Черные метки Ветра полукругом охватили Хрустальный ручей, вдоль предполагаемого – а на самом деле единственного прохода вглубь Захрусталья выстроились пометки ловушек, добавилось четыре небрежных рисунка, изображающих завалы, протянулись жирные линии – пути отхода. Дилетантские планы Ведущего на этом фоне смотрелись очень бледно, он понял это и сам. А Ветер продолжал: «Да и то - сомнительно. Надо закупить в Смолянске броней для мечников, мы сами всех не оденем. Нужны усиленные наконечники для стрел, чтобы пробивать имперские латы»

Гольд пристально глянул на кузнеца, и вдруг спросил: «Под Аденом воевал?»

-И там был, - отмахнулся Ветер, - но в одном Дрейк прав - у нас нет выбора. Поэтому если есть стратеги - давайте их сюда, будем думать. А ты, коли опытный - помогай. Ты из Сизых? Обучен? Вот и давай вместе подумаем, как, и что.

Теперь уже Гольд с Ветром спорили над картой. Дрейк украдкой вздохнул. Его план в основе был принят. Линайна как-то обмолвилась, что заклинание преданности действует не больше года. Просчитав сроки, он пришел к выводу, что в ранее захваченных городах оно вот-вот перестанет действовать. Нужно правильно выбрать время и не дать имперцам возможности обновить заклинание. Слишком много предположений, слишком велика надежда на случай. Но другого пути Дрейк не видел.

   Через пару дней план обороны был готов. На общем сходе, разъяснив положение, Ведущий распределил работу. Очень полезным оказался Борк, подсказавший опытных Старших участков. Кальт опять выступил против, но едва он начал, люди вытолкали его взашей, не слушая.

 Через день деревни опустели. Кроме нескольких охотников, заготавливающих провиант для всех, люди ушли на сооружение укреплений. В кузнице не гасли горны, исправно выдавая воинское снаряжение. Захрусталье готовилось к обороне.

В этом году зима была на удивление капризной – то лютый мороз, то оттепель. Часто погода менялась даже в течении дня: с утра стояла теплынь, а к обеду деревья уже трещали от нестерпимого холода. Вот и сегодня, спозаранку снег только что не таял, но едва взошло солнце, как стало холодать. Такой непонятной зимы не помнили даже старожилы.

 В зимнем лесу всегда тихо. Изредка покой уснувших гор потревожит ревом медведь, или захлопает крыльями вспугнутая с зимовья птица, иногда обвал заявит о себе далеким грохотом, но все это не в счет. Можно часами стоять на одном месте, любоваться бело-зелеными заиндевевшими деревьями и слепящим глаза снегом. Порой ветер сбивает иней с верхушек деревьев, и тогда в воздухе кружится мелкая, сверкающая всеми цветами радуги, пыль.

Мохнатые ветки вздрогнули, и скальда бесшумно, как привидение, скользнула из чащи – прямо в объятия человека, которого все называли Кальтом.

- Хасса, здравствуй, милая.

- Ты совсем забыл обо мне, Кальт.

-Нет, девочка, просто много всего произошло. На эти леса весной нападут имперцы. Клан готовится к войне.

- И ты пойдешь воевать?

- Нет.

Теперь человек и скальда почти все время проводили вместе. Им было о чем поговорить: Хасса обучала человека пользоваться Силой, понемногу рассказывала о Мире, а человек в свою очередь знакомил ее с жизнью своих соплеменников.

 Хасса потерлась о плечо Кальта, вильнула хвостом.

- Я так рада! Зачем разумным убивать друг друга? Почему вы воюете?

Кальт замялся. Как объяснить ей, воспитанной в твердом убеждении, что разумные не должны убивать друг друга. Иногда философия скальдов и их трепетно-бережное отношение ко всему живому вызывали у человека скептическую усмешку – как можно быть такими наивными? Но в то же время – и человек постепенно это понимал – такое отношение к своему Миру было мудрым. Порой ему казалось, что скальды суть почти идеальные люди в обличье зверя, иногда – что они совершенно чужды большинству человеческих понятий. Кальт немного помешкал с ответом, и постарался подобрать наиболее понятные и простые слова.

- Одни воюют, чтобы забрать чужое, другие - чтобы защитить свое.

На лбу Хассы кожа собралась складками: « Не понимаю, как это - чужое? Вокруг целый Мир. Но ты мне потом объяснишь, ладно? Я говорила, у меня есть для тебя подарок. Иди за мной».

Скальда неспешной рысью потрусила вглубь леса. За ней, едва поспевая, быстро шел Кальт. Как не проваливалась гораздо более тяжелая, чем он, скальда, было загадкой. По меркам Хассы медленная, эта прогулка стала для человека испытанием на выносливость. Он успел изрядно вспотеть, когда Хасса остановившись, и ковырнула лапой наст: «Раскопай снег тут».

Кальт разбросал снег, и воткнул нож в мерзлую землю. Когда лезвие вошло на треть длины, металл глухо звякнул, во что-то упершись. Мужчина обследовал твердый участок. Хасса тоже не сидела: своими крепкими лапами она успешно разрывала землю там, где он показывал. Постепенно стал вырисовываться правильный прямоугольник, длиной в рост человека. Кальт скинул куртку. Очистить загадочный предмет от земли оказалось совсем не легким делом, под конец он даже согрелся. Наконец обнажилась каменная плита с ржавыми железными кольцами в углах.

- Это крышка саркофага, - сказал Кальт, - Хасса, нехорошо, тревожить усопших, что бы там ни лежало.

- Это не могила, Кальт. Открывай, не беспокойся, там никто не похоронен.

Мужчина с натугой сдвинул тяжелую плиту. Неподъемная, она сопротивлялась, но предвкушение человека и азарт оказались сильнее. Когда получилось отверстие, достаточное чтобы пролезть, он заглянул внутрь. Кальт увидел выдолбленное в скале большое вместилище, показавшееся ему вначале пустым. Затем, когда глаза привыкли к полумраку, в темном углу он разглядел что-то, и вытащил это на свет. Сверток из странного материала, совершенно не тронутого тлением, как будто и не лежал в каменной могиле неизвестно сколько лет. В него было завернуто что-то маленькое и легкое. Развернув находку, Кальт обомлел. В его руке заиграл светом ведьмин камень, величиной с кулак взрослого человека, уcилитель эффективности магии. Неслыханный, невиданный камень, стоящий вероятно, миллионы. В свое время Кальт видел камни величиной с ноготь - они считались очень большими. Этот же... Кальт задумался. Такой камень не продашь целиком.

- Спасибо, Хасса. Я разобью его на части и сбуду.

- Зачем тебе этот булыжник? Выкинь его.

- Хасса??

-..ну, только если тебе он нравится. Возьми второй предмет.

Кальт извлек из складок ткани что-то, больше всего похожее на детскую тарелку. По гладкой поверхности изредка пробегали зеленоватые блики. Магический поток в артефакте  был настолько силен, что Кальт отдернул руку. Даже он, не будучи магом, почувствовал первобытно – могучую грозную силу. Грозную, но не злобную. Предмет как бы предостерегал – осторожнее. Охотник перевернул находку, и увидел большую скобу, выступающую посередине. Похоже на щит, если бывают такие маленькие щиты. Кальт осторожно просунул руку в скобу, и тут же почувствовал ответное прикосновение Силы, будто кто-то большой и уверенный в себе ободряюще положил на плечо тяжелую руку. Предмет ощутимо нагрелся – это чувствовалось даже сквозь одежду.

- Что это?

-Это защитит, пока я не научу тебя тому, что умею сама. - Отозвалась скальда. Она подняла и закрутила над собой магический вихрь, наподобие смерча, острым концом смотревшего на Кальта: « Выстави эту штуку перед собой». И она кинула, словно копье,  конус голубовато светящегося воздуха. Инстинктивно Кальт вскинул левую руку, защищенную артефактом. Не долетев до человека, воздушное копье бесследно исчезло, а перед Кальтом вспыхнул на мгновение розоватый прозрачный круг. «Магический щит» - в памяти, наконец, всплыло название, - оружие Прежних. Хроники не врали.

- Не только от магии, - поправила его мысль Хасса, - от стрелы и меча он тебя тоже спасет. Смотри.

Она присела, и без предупреждения прыгнула на человека. Ответная вспышка отбросила скальду в сторону. Щит отозвался низким мелодичным гулом, будто и впрямь в металл ударил чужой меч.

-Это сделали ваши предки. Носи его. Ты слаб, а я не хочу, чтобы ты умер.

-Да чтоб я сдох! - С чувством воскликнул Кальт,- Но, Хасса, как тебе удается колдовать без отката?

-Тебе не понравится ответ, человек.

-Знаешь, я готов рискнуть.

-Ну, тогда слушай. Я постараюсь рассказать покороче. Впусти меня. Если ты что-то не поймешь, я объясню потом.

Мужчина расслабился и закрыл глаза, чувствуя под рукой мягкое тепло шерсти и вглядываясь в цветной водоворот образов. Перед глазами появилась зеленая равнина, на просторном лугу колышется туманное нечто, в глубине которого изредка мелькают змеистые молнии. «Портал» - вдруг всплыло еще одно древнее слово. Из него появляются люди, один за другим, нескончаемым потоком. На это с удивлением издалека смотрят два скальда. На людях странные одежды, в руках странные предметы. Кальт ощутил недоумение скальдов, и заинтересованность. «Эти новые существа разумны. Они явно осмысленно занимают территорию и начинают обустраиваться на ней». Новость облетает всех жителей материка - все в радостном возбуждении. Вновь и вновь скальды пытаются установить мысленный контакт, но безуспешно: существа не отвечают. Как с ними познакомиться?

Общим одобрением принимается решение включить новых существ в Мир, дать им возможность контакта и Силу. Пришельцы наделяются зачатками Силы. Они растеряны, обрадованы, их эмоции легко читать, но контакта по-прежнему нет. Молодые скальды вызываются пойти на физический контакт, четверка посланников выходит к людям. Те в панике хватают странные вещи, и убивают пришедших с Миром.

Кальт содрогнулся, пропустив через себя боль и возмущение хозяев Мира. Обида и горечь пронзили его сердце словно иглой. Он на мгновение сам стал одним из скальдов, и ощутил всю глубину их разочарования. Зачем пришельцы убили детей? За что? Он заскрипел зубами в бессильной ярости, неспособной что-либо изменить. Все это время люди, даже не подозревая, сами готовили свой конец. Стыд за тех, Прежних, залил краской щеки, заставил опустить голову. Стыд и сожаление – ах, если бы люди знали, что творят. Хасса сделала паузу, давая человеку успокоиться, а затем продолжила рассказ, концовку которого Кальт уже знал.

   Ставится вопрос об исключении людей из Мира. Отклонено. «Разумные не убивают друг друга. Наверное, они что-то не поняли, давайте дадим им время. В них столько всего неизведанного, они много могут дать Миру. Нужно принять меры защиты и подождать».

Даже после всего случившегося, скальды продолжали пытаться узнать и принять людей. Кальт ощутил себя ничтожеством на фоне их мыслей, понял, насколько проигрывают люди тем, кого называли зверьми. Спокойная мудрость, великодушие и печаль скальдов против животного страха людей перед неизвестным, злобы и жадности. А яркие картинки сменяли друг друга, повествуя дальше о невеселых событиях.

Создается Талисман, берегущий Старшую расу. Отныне люди не могу причинить никакого вреда скальдам. Но Хранитель Талисмана нелепо, случайно гибнет под обвалом, и Талисман исчезает. Нашедший его так и неизвестен. Напряжением всех сил, скальды создают себе второго Защитника.

Кальт застонал, когда увидел происходящее дальше глазами истинных хозяев.

Пришельцы, едва овладев крохами Силы, начинают убивать друг друга. Их общий мысленный фон-жадность, страх, одиночество. «Наверное, мы ошиблись, эти существа неразумны. Изгнать их из Мира?» Многие возражают, говорят, что опасности скальдам больше нет, а эти двуногие могут еще одуматься. Новые и новые попытки контакта не приносят ничего, кроме разочарования. А пришельцы продолжают убивать друг друга, уродуют земли и леса, истребляют все живое. Мир возмущен, и теперь даже терпеливые скальды оказываются бессильны защитить неразумных пришельцев. Начинается изгнание.

- Что такое Мир?

- То, что ты видишь вокруг себя. Все живое. Все неживое. То, что осознает себя или просто живет. Общность всех.

- Изгнание?

По спине ледяными когтями - страх. Становится неуютно, холодеет кожа, и лихорадочно трепещет сердце.

-Когда тебя изгоняют, ты теряешь связь со всеми - с Семьей, с Миром, оказываешься в полном одиночестве. Это невыносимо. От тебя уходит зверь, трава не станет расти рядом, уйдет под землю ручей. Брошенные тобой семена не взойдут, а когда ты умрешь, земля не похоронит тебя. Сейчас это происходит со всеми вами. Мир вначале принял вас, был рад новым живым, здесь для всех хватило бы места. Но вы принялись этот Мир убивать. Теперь он изгоняет вас, делаясь все более суровым. Отнимает Силу, не дает достаточно воды и плодов, убивает непогодой.

- Мы обречены?

- Почти. Если до сих пор сила вам доступна - значит, вы все еще можете измениться и понять. Если нет - вы все умрете.

- Я не понял, причем тут откат?

Хасса горько усмехнулась, и в ее ответе прозвучала недетская печаль.

- Для чего вы используете Силу? Чтобы убивать. Себя или Мир - неважно. Откат - это крик боли, это возмущение Мира. Даже когда вы лечите себя, вы делаете это для того, чтобы потом убивать снова. Мир протестует и наказывает.

- А хилеры?

- Первая хилер была надеждой помочь вам, но и нашей ошибкой. Мы не разглядели тайников ее души, наделив ее способностями. Впрочем, за это поплатились вы, люди. Два последующих хилера возродили, было, наши надежды - они не убивали. Мир все еще верит в вас, давая шанс, поэтому тогда откат миновал тебя. Когда ты меня лечил, ты хотел сохранить жизнь части этого Мира. Разве за это наказывают?

- Откуда ты все это знаешь, Хасса?

- Мне показывал это папа, а он прочел в камнях. Я еще не умею читать камни, потому, что не сделала свой Выбор.

- Читать камни??!

Вспомнилась старая поговорка: «Чем дальше в лес…» Чем в следующую минуту удивит его Хасса?

- Да. Камни помнят все, что видели. Они не умеют лгать и забывать, просто рассказывают, как было. Взрослея, делая первый Выбор, скальд учится читать камни. И чем он старше - тем больше знаний открыто, тем глубже он может смотреть в прошлое. Ну, конечно, можно попросить старших, но это совсем не то. Самой интереснее.

- А что такое Выбор? - Кальт устало потер лоб. Голова слегка онемела, перегруженная новым знанием.

- Выбор и есть. Твой первый, значимый для Мира поступок. Когда я сделаю свой первый Выбор, моя шерсть начнет темнеть и на спине появится знак зрелости.

- Это костяные пластинки?

- Да. Это и знак того, что ты уже не ребенок, и защита.

-Я не хочу, чтобы ты взрослела, малышка.

- А я хочу! В Мире столько всего интересного! Я и тебя научу, только я пока мало умею.

- А что на это скажет твоя семья?

На мгновение в интонациях скальды появились негодующие ноты, но почти сразу исчезли. Терпеливо, но достаточно эмоционально, Хасса напомнила: « Кальт! Это теперь и твоя семья!» Человек горько усмехнулся, скептически изогнул губы.

- Они не примут меня.

 Внезапно настроение скальды поменялось с негодующего на смущенное. Она отвернула голову, и тихо произнесла.

-Они УЖЕ приняли тебя. С тобой не говорят лишь потому, что им стыдно. Когда я приняла тебя, все говорили мне что это блажь, что вы не способны понятьи ты спас меня случайно, повинуясь прихоти. А когда услышали наш разговор и поняли что вы - такие же, это стало шоком. Мы уже давно не считаем вас равными. Да, еще хотела тебе сказать: когда кричишь - не раскрывайся полностью. Я тебе покажу, как. А то в прошлый раз ты был настолько открыт, что даже чужие скальды увидели все твои мысли, твои мечты. Обычно мы показываем себя целиком только перед самыми близкими. Ты простишь Семью за то, что они думали о тебе как о звере?

Кальт погладил ее по голове. Сколько же времени они разговаривают? Минуту, час, день? Время при мысленном контакте иногда убыстряло бег, а иногда тянулось, как густая патока.

- Мне не на что обижаться. Два вопроса - как зовут мою новую Семью, и как закрываться?

- Биссенджар, Метах, Альта, Врос. Отец, дядя, бабушка, приемный брат. И теперь - ты. А закрыться - просто. Поставь на свои мысли завесу, как бы разделив их на две части вначале, оставь снаружи то, чего не стыдишься и не запрещаешь видеть другим. Это только сначала трудно, потом входит в привычку и делается почти бессознательно.

-Аааа, серая такая стена? - вспомнил Кальт.

-Не обязательно. Многие делают свои барьеры красивыми, их интересно разглядывать. Тренируйся на мне. Да, Кальт, маленькая часть тебя была скрыта и в прошлый раз. Наверное, ты бережешь что-то так сильно, что боишься даже думать. Я хочу есть. А ты?

- Принеси мне лося, - рассмеялся Кальт. Он только сейчас почувствовал, что тоже голоден. Как резко поменялись роли – вот уже и «его» девочка проявляет заботу. Хасса легко вскочила, и скрылась в густом подлеске. Уже издалека, она послала лукавую улыбку.

- Хорошо, подожди совсем немножко.

     В деревне Кальт появился уже под вечер, сгибаясь под тяжестью туго набитого мешка. Люди заметили, что обычно хмурый и раздражительный, калека сегодня так и светится от радости. Не отвечая на вопросы, Кальт юркнул в дом. Переоделся в чистое, достал из мешка свои трофеи. Оглядев камень, хмыкнул довольно, и стал тяжелым ножом осторожно раскалывать хрупкий минерал. С тихим треском тот развалился на две неравные части. Большая часть исчезла в сундуке, а вторую он продолжил разбивать. Когда Кальт закончил, на столе лежало шесть осколков чуть меньше ногтя. Довольно оглядев их, сгреб свое богатство в карман и вышел. Дойдя до пивоварни, зашел, удовлетворенно принюхался и запросил себе полуведерный жбан. С ним в обнимку он отправился на Круг, где уже начали собираться завсегдатаи. Неторопливо потягивая пиво, Кальт следил за песенниками, старавшимися перещеголять друг друга. Никто из них и рядом не стоял с Леоном - певцом и бардом из Дальнего, но они явно старались, борясь за слушателей. Среди всех выделялись двое - светлоголовый здоровяк с дорогой гитарой, инкрустированной серебром, и высокий нескладный подросток с самоделкой, которая гудела, бренчала глухо и не держала строй. И хотя мальчишка пел лучше и душевнее, его более богатый соперник одерживал верх, просто заглушая игру конкурента. Сильными ударами он терзал струны и выкрикивал песенку малопристойного содержания. Кальт, недовольно морщась, пытался слушать подростка с самоделкой, но разухабистые аккорды вовсю разошедшегося белоголового глушили все. Тощий же, несмотря на убожество своего инструмента, умудрялся извлекать из него очень приличную мелодию. Наконец белоголовый смолк, а парнишка, пользуясь паузой, начал было "Балладу о клане Арсена", но не тут-то было. Его соперник вновь ударил по струнам, горланя что-то уже вовсе невразумительное. Кальт влил в себя остатки пива и встал.

- Эй, парень, - крикнул он белобрысому, - отдохнул бы малость, дал бы людям и других послушать.

Тот перестал терзать инструмент, и удивленно посмотрел на Кальта.

- Дядя, если не любо, так не слушай, а лучше иди, проспись.- Заметив, что Кальт нетвердо держится на ногах, отозвался он. Калека икнул, распространив вокруг себя запах перегара: « Так мне того мальца послушать любо было, да ты же ему и рта раскрыть не даешь. Может, боишься, что верх возьмет? Песни-то у него получше твоих».

-Дядя, иди по-хорошему отсюда! - Взъярился коренастый, задетый за живое. - Иди, пока не помог!

Собравшиеся неодобрительно загудели. Кальт, едва ворочая языком, спросил. - Парень, а силенок-то хватит?

Тот, густо покраснел и стал медленно подниматься, а Кальт продолжил: «Хочешь, поспорим на твой инструмент, что не вытолкнешь меня с Круга?» Все заинтересовано притихли, ожидая продолжения.

- Немного чести с пьяным калекой справиться, - проворчал крепыш, увидев изувеченные руки Кальта.

- А ты не бойся,- подзадорил пьянчужка, - я калека, да крепкий. Ну, раз ты так честь свою блюдешь, то давай фору - я против тебя со щитом стану. Ну, а ты голыми руками будешь, идет?

- А что ты против выставишь, нищий?  Моя гитара за двадцать золотых куплена, - решил отвертеться по-другому белоголовый. Кальт сунул руку в карман, на ощупь отобрал самый маленький осколок и швырнул его под ноги собеседнику. Камень звездой блеснул в пыли, поймав свет костра. Люди ахнули. Кто-то закричал: « Остановите Кальта! Он мозги уже пропил, за гитару такой камень давать! Он же тыщи три стоит! Отберите камень, пока не проспится».

- Э, нет. - Белоголовый хищно блеснул глазами. - Он сам предложил, сам и настоял. Принимаю заклад. Неси свой щит, дядя.

- Ага, я сейчас. - Кальт неловко повернулся, и едва не упал. Он побрел к дому, что-то пьяно бормоча себе под нос. За его спиной люди принялись стыдить белобрысого гитариста, но тот, разгоряченный дармовым барышом, стоял на своем.

- Вот, я готов, - Кальт натянул на левое предплечье матово отсвечивающий плоский диск, - Давай, молодец, не стыдись. Вытолкнешь - камень твой.

Он стоял, широко раздвинув ноги и пытаясь найти равновесие. Его соперник вмиг подлетел к нему, с силой толкая обеими руками в грудь. Кальт защищаясь, поднял щит, и крепыш отлетел на три шага назад, взбив пыль. "Даровщинки захотелось?"- шагая к нему, и словно даже трезвея, зарычал Кальт. Тот, ничего не понимая, вскочил, и уже без жалости нанес прямой удар пьянице в подбородок. Кальт моргнул, а гитарист стоял напротив и смотрел на сломанную в запястье руку. Потом боль пробилась сквозь удивление, и с самоуверенного озлобленного лица враз сбежала краска. Такой гордый и красивый минуту назад, гитарист бессмысленно топтался перед Кальтом, тихо скуля и баюкая на весу сломанную руку. Точным пинком в бедро Кальт отправил его в круг людей, окруживший поединщиков.

- Нечестно! - Завопил кто то из друзей проигравшего. - У него щит зачарован!

- А честно было пьяного обобрать? - Ехидно парировала Нейда, подбирая гитару и камень, протягивая их калеке.- Держи, дядя Кальт, твое.

Тот взял трофеи, с пьяной гордостью выпрямился и позвал: « Эй, дурак молодой. Где ты есть?»

Он подошел к сидящему на бревне белоголовому, и швырнул ему на колени сверкнувший камень: « На вот тебе, на лечение, от нищего». Затем отыскал глазами тощего и, враз утратив боевой задор и ссутулившись, подошел к нему: «Держи, музыкант, дарю. Спой ту балладу, что ты начинал».

Парнишка благодарно поклонился, и осторожно взял дорогой инструмент. Подстроил, легко коснулся струн. Гитара тихо и благодарно вздохнула, почуяв умелую руку.  Зазвучал первый аккорд. Басовые струны повели партию, рисуя звуками неприступную цитадель, величественную и спокойную. В песне оживало прошлое: опрятные серые стены посреди золота полей, созревших для серпа, легкий ветерок едва колеблет тяжелые черно-красные флаги на башнях. Ворота распахнуты настежь, Люди в ярких одеждах, смеющиеся дети, множество костров у стен – чуть позже на них станут готовить праздничное угощение. Мелодия обогащается бархатистой прохладой наступающего вечера, доносит смех, веселые песни. Череда звонких аккордов рисует праздник у стен крепости-защитницы. И внезапным, резким диссонансом звучит вереница высоких тревожных нот. Пронзительный звук сигнального горна безжалостно кромсает устоявшийся ритм. Пальцы на струнах мелькают все быстрее, сплетают узор неожиданно вспыхнувшего сражения. Тонко стонет первая струна – стрелы в полете. В кажущемся беспорядке ей вторят металлически лязгающие звуки.

Мы все хотели жить, но вновь пришлось

В который раз схватиться за оружье

И вот мечей блестящих полукружья

Заводят песню смерти…

Частый дождь

Стальных посланцев смерти ловим грудью…

Сталь звенит о сталь. В картину боя врываются тяжелые низкие тона – разгулявшееся пламя. Багровые отсветы на стенах. Блики на клинках. Речитатив звенящих звуков все быстрее, быстрее.

Не дрогнули, не показали спин

Хоть нож в спине уже достал до сердца

Но черно-красный флаг еще трепещет

На башне средь пылающих руин.

Щиты против стали, огонь против живой плоти. Светлеющее на горизонте небо, и в этом небе одна за одной, как жизни защитников, тают звезды. В высоком голосе певца звучит отчаяние. Гитарный перебор все глуше, тише. Ярость уступает место скорби. И тут, в пику ей, в мелодию врывается иной мотив – мощный, многозвучный, и в нем звучат вызов и гордость.

Пройдут года, источит ржа мечи

Зеленая трава затянет шрамы

Обугленной земли

И детский смех

Как прежде, зазвенит

Над полем,

Бывшим полем брани

Пусть вечной одой жизни голоса

Живых звучат над мирными полями

А мы, ушедшие сегодня в небеса

Теперь всегда незримо будем с вами.

Гитара смолкла на одинокой звенящей ноте. В наступившей тишине кто-то всхлипнул. Кальт стоял, опустив руки, и плакал пьяными злыми слезами

***.

В предрассветном сумраке, при свете заходящей луны горы кажутся серебристо-черными, загадочными и пугающими. Но восходит солнце, заливая розовым облака и вершины, и по всей гряде разносится треск падающих деревьев, звон топоров, хруст снега под ногами, и разноголосица перекликающихся рабочих. Тишина покинула этот край. В этот день Лерой остался в деревне, учить Иосифа новым заклинаниям, могущим пригодиться в бою. Мальчик с первого раза запоминал сложные боевые заклятья и Лерой не мог им нахвалиться. Но ближе к полудню Иосиф пришел к Ветру и наотрез отказался от продолжения уроков.

- Я не буду убивать людей, - опустив глаза тихо, но твердо сказал он. Ветер, всегда терпеливый и ласковый с детьми, на сей раз взорвался.

- Не будешь - так убьют тебя! А заодно - и десяток, другой остальных, которых ты мог бы спасти! Это война, мальчик!

- Они тоже люди.

- Они не люди! Ты слышал, что они у себя творят?!

- Они плохие. Но я убивать не буду. Папа говорил, что в каждом плохом человеке есть хорошее, надо только это увидеть. Я не стану убивать людей, почтенный Ветер.

- Твой отец был умным и добрым человеком. Они убили его, убили твою мать. Тебе не хочется отомстить?

- Месть бесплодна.

- Кто тебе это сказал?

- Папа.

- !!!

- Почтенный Ветер, я не хочу убивать и не стану. Но я могу лечить, я буду стараться. Простите меня.

Ветер вздохнул.

- Что делать, мальчик. Насильно тебя не заставишь. Лечить будешь - и на том спасибо. Но только крови там не в пример прошлому больше увидишь. Вытерпишь?

- Я постараюсь, почтенный Ветер. Вы не думайте, я все понимаю. Но я просто не могу. Наша  Вера учит, что только Творец может решать, жить или умереть человеку. Но он был добрым, он умер сам, чтобы жили другие.

- Творец... Ты, Иосиф о смерти и не думай, умирать тебе нельзя. Это не доблесть, это трусость. Умрешь - некому будет лечить бойцов, значит, умрут еще многие. Тебе выжить надо, малыш. Имперцы-то, я думаю, как тебя раскусят, что хилер - не тронут, постараются живым взять - слишком ценный твой Дар. Поди-ка сюда.

Ветер встал, порылся в большом ларе в углу, достал что-то, замотанное в чистую тряпицу. На свет появился легкий кожаный браслет с тремя крохотными камушками, вплетенными в ажурную вязь.

-Слабенький, конечно, но все ж хоть какая-то подмога, - вздохнул кузнец, - надень и носи, не снимая. Это тебе помощник по колдовской части, только не потеряй. У Иосифа загорелись глаза: «Ведьмин камень! Ух, ты! Спасибо, почтенный Ветер. Я пойду?»

- Иди, иди. Да, если не лень, забеги к Кальту, попроси его ко мне со щитом зайти, с тем, что вчера люди видели.

- Я быстро, - Иосиф убежал, а Ветер, раскрыв мехи, стал нагнетать воздух в раскаленный горн. Вытащил заготовку и быстро-быстро застучал малым молотом, превращая ее в клинок. Немного погодя раздался стук в дверь.

- Звал? - Спросил вошедший Кальт.

- Звал. - Ветер отложил работу, - расскажи, где ж ты щит нашел? Неужели в Жерло залез?

- Птичку крошками накормил, она и отблагодарила. - Кальт не горел желанием развивать эту тему дальше. Он облизнул губы и попросил внезапно: - Налей мне. Со вчерашнего голова не работает. Ветер молча вышел, и вскоре вернулся с большой чашкой, в которой плескалась коричневая жидкость. Кальт жадно, в два глотка осушил ее. «Спасибо». Кузнец недовольно посмотрел на него, отметив трясущиеся руки и воспаленные красные глаза. «Повезло же пьянчуге», - подумал ревниво. Но вслух спросил.

 - Место покажешь? Может если там еще порыться, полезное что найдем? В бою такие штуки пригодились бы крепко.

- Место то покажу, - равнодушно отозвался Кальт, присаживаясь на лавку и примеряя к руке один из мечей, скованных Ветром. Он привстал, попробовал крутануть "мельницу", но меч со стуком выпал из искореженной руки. Ветер, прищурившись, смотрел на него.

- Когда пить то бросишь? - Спросил он, - на тебя смотреть стыдно.

- Кому стыдно, пусть отвернется, - Кальт недовольно зыркнул на старика, - я никому зла не чиню, чего мне стыдиться? Зачем звал?

Ветер заколебался. Он подумал, что зря позвал Кальта, но честность победила. С утра к Дрейку пришел тот беловолосый гитарист, и, пряча глаза, выложил камень, отданный ему вчера Кальтом. «Совесть заела, - сказал он, возвращая драгоценность,- Сам был пьяный и сам виноват». Но так как Дрейк на дух не переносил Кальта, камень отдали Ветру, попросив его вернуть пьянице, когда тот проспится.

- Вернули твой камень. - Сказал кузнец, запуская руку в карман. - На, забирай. Тот парень, кому ты руку сломал, не совсем стыд потерял.

Кальт зевнул, покатал камушек на ладони, покачал головой, сказав, что однажды отданное назад не требует. Такое поведение слегка удивило старика, считавшего, что вино давно убило в пьянице все хорошее.

-Я тогда его в браслет мальчишке вставлю, - сказал он, - на него у нас вся надежда. Кальт вяло махнул рукой - делайте что хотите.

-Покажи мне щит. - Попросил Ветер. - Вся деревня гудит, и разное о вчерашнем говорят. А я хочу своими глазами увидеть.

Кальт скинул меховой плащ. На спине, захлестнутый двумя ремешками, на манер заплечного мешка, висел матовый железный диск. С трудом расстегнув нагрудную пряжку, скрепляющую ремни, Кальт снял и протянул его кузнецу. Тот осторожно провел заскорузлой ладонью по гладкой неблестящей поверхности, примерил к руке, прислушался к потоку Силы. Завистливо цокнул, когда брошенный по его просьбе Кальтом железный брусок отскочил, оставив на стене кузни внушительную вмятину, и чуть замешкался, возвращая артефакт хозяину.

- А ведь ты воин, Кальт, - вдруг сказал он.

- С чего ты взял? - спросил калека, возясь с неудобной пряжкой на груди.

- Я ж не всегда кузнецом был, - старик усмехнулся, - почти тридцать лет в доспехе ходил, всякое видел. И как за меч ты брался - тоже видел, и как ноги ставил. Да и щит вон, на спину приладил - значит перед сам оборонишь, случись что. С двуручным ходил или парным мечам обучен?

- Какая разница? Я уже сам забыл, когда это было.

- Ты может и забыл, а тело помнит. Выучка видна, как ни прячь. Тебе оружие какое для боя сделать? Меч не удержишь, вижу. Может моргенштерн на цепи или на жилах тебе под наручи сделать? Или когти?

Кальт обернулся в дверях.

- Ничего не надо. Я не стану воевать, с самого начала против был. Пожить еще хочу. Как весна наступит, я уйду в горы.

Зябко сутулясь, он медленно побрел прочь, а вдогонку еще долго неслись проклятья старого Ветра. Кузнец потом долго не мог успокоиться, ворча себе под нос: « Ах, ты, паскуда! Как пить да жрать, тут он не отказался.. Приютили дармоеда, сдохнуть не дали, два года на готовом просидел..Чтоб тебя вывернуло, ублюдок неблагодарный!»

С досады он схватил молот и со всей силой обрушил его на наковальню. Каменное основание раскололось, брызнув мелкой крошкой.

Нельзя сказать, чтобы Кальт остался равнодушным к словам, кинутым ему вдогонку. Он привык к этим людям, прижился, и никому не желал зла. но понимал, что вся эта мышиная возня с обустройством обороны - не более чем самообман. Больно давило на сердце и воспоминание о последнем сходе, когда он пытался убедить людей уйти. Для половины из них самым страшным испытанием был бой один на один, или драка между двумя компаниями на гулянке. Не мог он обижаться и на Ветра, которого искренне уважал. Но это их выбор, говорил он себе, а с меня хватит. Кальт вспомнил о Хассе и улыбнулся - вот с кем он чувствовал себя человеком. Пройдусь, решил он, закидывая мешок за спину. На душе потеплело от предвкушения встречи.

   Снег слежался в плотный наст и Кальт почти не проваливался, пробираясь по стылому лесу. Куда ни глянь вокруг - зелень и белизна, чуткая тишина и ясная синь неба. Вдруг он увидел стелющийся над землей дымок, а через минуту - костер, около которого на корточках сидел человек, закутанный в такой же, как у него, меховой плащ. «Кто бы это мог быть?»,- подумал Кальт, сворачивая к огню. Человек поднял голову от углей, над которыми, нанизанная на прутья, жарилась птица. Кальт увидел в обрамлении пушистого капюшона обезображенное женское лицо.

-Здрава будь, - поприветствовал он, - ты и есть та самая Настасья, что Маринке грозилась слепоту навести? - он улыбнулся.- Лучше б язык ей отсушила.

Женщина, обнажив зубы в страшноватой улыбке, ответила: « И тебе здравым быть, охотник. Грозилась я не всерьез, не умею чары наводить. Так, пугала. А тебе-то чем девка не по нраву пришлась?». Кальт пожал плечами: «Сплетница и скандалистка. А ты что здесь делаешь? Шла б домой, завечереет скоро. А ночью тебе в лесу небезопасно».

- Так я дома, - рассмеялась женщина, указывая на высокий сугроб невдалеке, в боку которого виднелось круглое отверстие входа. Снег вокруг был притоптан, загажен следами крови и обломками веток.

- Так и живешь в сугробе? - Озадаченно спросил Кальт, - помрешь от такой жизни. Хоть бы шалаш поставила… хотя какой шалаш, деревья все большие, молодых веток нет.

- Ну, обличьем зверь, в берлоге мне самое место, - сказала женщина, - странный ты, охотник. Другие, меня завидев, убегают, не здороваясь, а ты к костру лезешь и разговоры заводишь.

- А я и не такое видел, - туманно ответил Кальт, - а вот ужин-то у тебя скудный.

Действительно, назвать несчастную птичку, попавшую на костер ужином, мог только очень вежливый человек. Ну, или очень сытый, которому уже в горло ничего не лезет. Мужчина просунул голову внутрь берлоги. Снег лежал и там, не тая, лишь в одном месте был расчищен пятачок, заваленный лапником. Видимо, на нем и спала несчастная.

- Какой уж есть. А не наемся - тебя зажарю и съем! - зловеще рассмеялась Настя, - ты вон какой, упитанный - надолго хватит.

- А я пьяный. Мне Жерло по колено!- в тон ей ответил Кальт. Вспомнив о заветной фляге, отстегнул ее и потянул женщине: «На, хлебни».

- Напоить меня хочешь? - спросила она, протягивая руку, - а после чести лишить? Не выйдет, у меня защитник есть!

Кальт расхохотался. Почему-то ему было необъяснимо легко и свободно рядом с Настей. Ее изуродованное лицо не внушало ему страха и отвращения, скорее наоборот, хотелось помочь.

- Да, работа у меня такая, - он вскинул вверх руки, изображая готовность наброситься на женщину. - По окрестным лесам женщин выискивать и чести их лишать! Шутки в сторону, Настасья. Ночью мороз будет сильный, а у тебя, я смотрю, дров не запасено. Уснешь в своей берлоге, да и не проснешься. Надо тебе жилье ставить, раз уж в отшельники подалась. Завтра помогу. А сегодня, пока я валежник насобираю, давай-ка мясо приготовь. - Он скинул мешок на снег.

- И как же ты меня выручать собрался, добрый человек? - встав и подбоченясь, спросила Настя.

- Замерзнуть не дам тебе ночью, девка, - серьезно ответил Кальт, - я это место знаю, валежника здесь мало, запас на ночь не наберу.… Придется подмогу звать. Но если об этом, хоть слово кому вякнешь - задушу. Ладно, время дорого. Готовь ужин.

Кальт буквально по веточке насобирал охапку веток, когда уже совсем стемнело. Он разогрелся, из-под шапки валил пар. Поняв, что сегодня уже ничего не отыщет, он пошел обратно, ориентируясь на слабенькое зарево костра. Настя была уже не одна. У ее ног, свернувшись клубком, лежал небольшой рыже-коричневый зверь.

- Чтоб меня! - ахнул Кальт, - да это же собака!

Пес поднял голову и спокойно посмотрел на человека.

- Настасья, это и есть твой защитник? Как у тебя его только до сих пор не отобрали?

- Ешь, пока горячее, - Настя протянула ему ветку с нанизанными кусками мяса. - Пробовали отобрать. Один сбежать успел, а второму не повезло, Гвард его загрыз. Ты не смотри что маленький, он драться обучен.

- Боевая собака, - он не бросится сам. Будет сидеть и ждать команды. А когда ты за дровами ушел, я ему объяснила, что ты не враг.

Кальт знал о боевых собаках, знал и то, что выращивал их один-единственный клан. Он с аппетитом сжевал два прута с мясом, несколько кусков кинув Гварду. Тот вопросительно посмотрел на хозяйку, и, получив безмолвное согласие, подобрал угощение.

- Настя, как назывался твой клан? - спросил он. Женщина не ответила, притворившись, что занята едой. Калека закинул в костер последние ветки. Языки пламени взвились вверх, освещая маленькую поляну, окруженную коричневыми стволами, женщину у костра, мужчину и лежавшую между ними собаку.

- Светлая Анастасия, дочь Ольги,- тихо сказал Кальт, - какие нелюди осмелились сделать с тобой такое?

Она подняла голову, встретилась с полными гнева и боли глазами мужчины. По обожженному лицу пролегли две тонкие блестящие полоски.

- Как ты узнал? - спросила она, кладя руку на голову насторожившейся собаки. - И кто ты, охотник?

-Собака. Собака, и твой голос, который услышав раз, уже не забудешь. Только один клан разводил боевых собак, и только в одном клане была Анастасия, прозванная людьми Светлой, за ее дела и красоту.

- Кто ты?! - повторила она, перегнувшись через низкое пламя и схватив Кальта за руки. Она вглядывалась в его лицо, ища знакомые черты, затем опустила глаза. - Я не помню тебя!

- Меня зовут Кальт,- сказал, как обрезал ее собеседник.

- Почему ты не хочешь назвать свой клан?! - крикнула она, сжимая его руки, - ты же не из местных! Ответь!

Кальт осторожно освободился и провел уцелевшим пальцем по ее щеке, стирая слезы. «Мужественная Анастасия плачет?» - ласково спросил он.

- Мужественная?! - Засмеялась-заплакала женщина. - Нет, охотник. Та Анастасия умерла. Остались одни осколки.

- Мужественная,- непривычно мягко подтвердил Кальт, чувствуя, как спазмы сжимают горло, - потому что горя в огне, ты не кричала. Твоя гортань не обожжена, твой дивный голос остался прежним. Не плачь. Ты жива, прекрасная Анастасия.

Она, резко оттолкнув Кальта, встала, разъяренная. Хотела что-то сказать, но слова так и не сорвались с губ, отвернулась, гордо выпрямившись. Наконец, совладав с собой, спросила: "Ну, где твоя подмога?"

Кальт прикрыл глаза. «Озорная, ласковая Хасса, где ты, малышка?». Его вновь окатили тепло и забота: «Я здесь. Что-то случилось?»

Настя смотрела на мужчину, сидящего с закрытыми глазами, казалось, задремавшего, и пыталась вспомнить его лицо, грея озябшие руки в собачьей шерсти. Но память не подсказывала ничего. Наконец, устав ждать, она встала: «Ты часом не уснул, Кальт?». Тот помотал головой: «Не мешай». Затем открыл глаза и приказал: «Возьми собаку на руки». Пес стоял, ощерив клыки, чувствуя чье-то приближение. В голосе Кальта прозвучала такая властность, что Настя, не думая спорить, схватила Гварда в охапку и принялась теребить за жесткую шерсть, успокаивая. На край поляны, бесшумно выскользнув из темноты, вышла белая скальда. Гвард взвыл и задергался, пытаясь освободиться, но Настя держала крепко.

- Какой огромный пес… - только и сказала она.

- Это скальда. Ее зовут Хасса.

Прошло уже довольно много времени, а Гварда все никак не удавалось успокоить. Наконец Хасса, устав ждать, мысленно подмигнула Кальту и легла на живот, глядя собаке в глаза. Пес тут же смолк и перестал вырываться. Кальт тронул Настю за плечо, разрешая отпустить собаку. Освобожденный Гвард тоже лег на брюхо и пополз в сторону Хассы, виновато скуля, а когда дополз - принялся облизывать ей морду, словно прося прощения.

- Что ты ему сказала? - Спросил Кальт, поглаживая скальду по хребту.

-Не сказала, а показала. Что мы не враги. Ваши собаки неразумны, но очень сообразительны. Этот пес мне понравился, у него есть с тобой что-то общее.

Кальт поперхнулся смешком. Подошла Настя и без страха стала разглядывать скальду. «Очень красивая!» - Воскликнула она – «Так это мы ее ждали?» Через полчаса в берлоге, уютно устроившись между Хассой и Гвардом, Настя уже спала. Кальт примостился к скальде с другого бока. Он долго ворочался, но потом сон сморил и его.

Наутро, живой ногой сбегав в деревню, Кальт принес снаряжение, необходимое для постройки простенького домика.

- Тебе, Настя, тут перезимовать, а потом уходить придется, - сказал он, прикидывая, какую из сосен рубить первой. Серьезное жилье строить не с руки. Будет крепко и не очень холодно, не более. Весной придут имперцы и тогда… или под них, или в землю, сама понимаешь.

Наконец он выбрал нужное дерево и размахнулся, собираясь сделать первый надруб. Его остановил возглас Хассы.

- Ты что собираешься делать?!

- Я хочу построить маленький дом, малышка.

- Это я поняла,- Хасса, казалось, нахмурилась, - а зачем ты хочешь рубить живое дерево? Забыл, о чем я тебе говорила?

Кальт растерянно возразил: "Вокруг нет сухостоя, а Насте жилье нужно, приходится рубить сырое.

В его сознании Хасса гневно топнула ногой: «Кальт! Ты можешь сделать это, не губя деревья!»

- Интересно, как?

- Попроси Мир! Ой, прости, я все время забываю, что вы не умеете! Подожди, я папу сейчас позову, и он тебе расскажет. У нас все взрослые умеют просить, поэтому я забыла, что ты не можешь.

Извне вторглась чужая мысль: «Кальт, ты позволишь? Я Биссенджар, отец Хассы».

«Входи», - разрешил Кальт, устанавливая контакт со вторым скальдом. Настя вопросительно посмотрела на бросившего топор мужчину. Он успокоил ее улыбкой и вновь ушел в мысленный разговор.

- Дочь сказала мне, что тебе нужна помощь. Ты хотел построить жилище?

- Да, временное, для зимовки.

- Сейчас неподходящее время, деревья спят. Я не смогу попросить их расти, как нужно. Но мы… можем попросить любую скалу, достаточно большую. Она даст укрытие от холода и ветра.

- Дом из цельного куска камня? Ты представляешь, сколько дров надо, чтобы его нагреть?!

Да Кальта донеслось нечто вроде снисходительной усмешки: «Мы что-нибудь придумаем. Не руби деревья, я не очень далеко. Через час я приду, и мы втроем сделаем укрытие. И еще я бы хотел…»

- Никаких извинений, - прервал Кальт, мгновенно поняв, - все уже принесено и принято.

Голос Биссенджара потеплел: «Тогда дождитесь меня, я иду».

- А мы тебя не оторвали от дел? - спросил Кальт.

-Все дела могу быть отложены, кроме неотложных, - казалось, старый скальд улыбается в голове Кальта,- твое дело неотложно, помощь будет. Ты в Семье, не забывай.

- Мне Хасса частенько тоже самое говорит. - В ответ улыбнулся Кальт и прервал контакт. Фон Биссенджара был совсем иным, чем у Хассы - спокойная мощь и чувство собственного достоинства, легкая усталость и уверенность.

- Как ты смог приручить скальду? - спросила Настя, устраиваясь рядом на корточках.

- Я не приручал ее,- серьезно сказал Кальт,- это скорее, она меня приручила.

Он отхлебнул из фляги порядочный глоток и протянул ее женщине. Та отказалась. Собираясь провести время в ожидании Биссенджара с наибольшим комфортом, Кальт принёс из берлоги лапник и устроил на снегу подстилку, на которой, кинув сверху шкуру, принесенную из дома, он и расположился, подозвав Настю.

- Ты много пьешь,- заметила она, глядя, как быстро пустеет фляжка.

- О, Предки! Хоть ты не начинай!- Обиделся Кальт,- теперь вдвоем меня пилить будете?

- Ты женат?

- Нет. Вот она постоянно пилит.- Указал он на вышедшую из леса Хассу в сопровождении отца - огромного скальда, почти вдвое крупнее дочери.

- Не поняла. Ты имеешь ввиду, что ей не нравится запах вина?

- Нет. Именно то, что я сказал. Пилит. Ругает. Ворчит. Дело в том, что они разумны.

 

Настя было рассмеялась шутке, но глядя на серьезное лицо Кальта, враз оборвала смех.

- Ты серьезно???

Она подошла к Хассе и несмело протянула к ней руку, спросила: «Хасса, это правда?»

Скальда вопросительно взглянула на Кальта: «Чего она хочет?»

- Она хочет знать, выжил ли я из ума или так оно и есть. Я сказал ей о вас правду. Ответь ей, она не причинит вреда.

- Но я не могу! Она не умеет говорить, пока кто-то ее не научит.

Кальт перевел содержание разговора Насте, изумленно смотрящей на него.

- Хасса говорит, что я могу тебя научить, - ответил он на нетерпеливые вопросы. – Потом, сейчас мы будем строить тебе дом, точнее они будут, а я поучусь.

- Давай поищем подходящее место, – попросил он Биссенджара, с восхищением глядя на него. – Не сердись на лесть, но на человеческий взгляд, ты невероятно великолепен и грозен.

Биссенджар выдал быструю полуулыбку: «Лесть и у нас в ходу, Кальт. На самом деле я довольно стар. Вот она, когда вырастет, будет великолепна. Ее мать была настоящей красавицей» – в голосе скальда послышалась печаль.

- Скорблю с тобой, брат, – отозвался Кальт, не без труда поспевая за Биссенджаром. Настя шла следом. Ответом ему был наплыв щемящей грусти и душевной боли. Старый скальд позволил ему заглянуть в себя. Внезапно он остановился и спросил: «Вам тяжело идти? Скажи своей женщине, чтобы садилась на меня. И сам забирайся, а то вашими темпами мы долго будем искать».

Кальт спросил: «А твое достоинство не пострадает от этого?»

 - Дочь была права. Вы действительно похожи на нас. Нет, не пострадает. Помочь слабому никогда не было для нас позором.

Биссенджар присел на задние лапы и Кальт, подсадив улыбающуюся Настю, сам взобрался сзади.

- Я довольно тяжел – предупредил он зверя, вцепившись в шерсть.

- Ничего, как-нибудь, – отозвался Биссенджар, с места беря крупную рысь. Настя сидела у него на холке, замерев от возбуждения. Биссенджар старался бежать плавнее, и всадников практически не трясло. Наконец он остановился перед большой скалой и сказал: « Пожалуй, эта нам подойдет. Слазьте».

Люди спешились, и Настя, глядя на скальда, серьезно поблагодарила его.

- Она говорит - спасибо, – перевел Кальт.

- Да, я понял по ее интонации и образам в мозгу. Скажи ей, что я рад помочь женщине моего брата. – Кальт не стал поправлять его.

Хасса, бежавшая следом, и, по пути игравшая с Гвардом, подошла поближе и сказала: «Хороший дом будет, пап».

- Кальт, закрой глаза и войди в меня, – приказал Биссенджар, - я дам тебе Силу. Когда ты почувствуешь себя сильным, представь, какое жилье ты хотел бы для женщины и попросискалу. Если у тебя получится – она ответит.

Кальт закрыв глаза, ахнул, непроизвольно подавшись вперед. Мир вокруг был наполнен переливчатыми цветами и прозрачными нитями, лентами, спиралями, которые пронизывали все вокруг. Он услышал, как спят деревья, ощутил ток жизни в траве под снегом, почувствовал сердцебиение мыши, спрятавшейся в нору под корнями соседнего дерева. Ощутил себя всем Миром, разом заполняя собой пространство и охватывая необъятное. Понял, что может, и попросил скалу, застывшую в вечном покое: «Помоги мне, пожалуйста». Почуял рядом присутствие Биссенджара, его уверенность и спокойную мощь.

Настя отпрыгнула от скалы, окутавшейся внезапно плотным белым туманом. Раздался громкий треск, шипение и шелест осыпающегося песка. Туман развеялся. Судорожно вцепившись в стоящую рядом Хассу, Кальт открыл глаза. Его трясло. Переход от состояния всемогущества к человеческим возможностям был слишком резок, отозвавшись болью сожаления во всем существе человека. Биссенджар и Хасса смотрели на него со странным выражением. Из ниоткуда всплыло озарение: это было испытание. И он его прошел. Он понял, что значит Мир, разом охватив и полюбив его.

- Да, брат, – подтвердил его метущиеся мысли Биссенджар, – да, теперь ты понял. Живи в Мире.

- Живи в Мире, – тихим эхом повторила Хасса. – Кальт, я так рада!

И человек, вопреки наставлениям скальды, не возводя в сознании никаких барьеров, мысленно обнимая всех живущих и, посылая им свое тепло и восхищение, ликующе закричал: «Живите в Мире!» И Мир ответил ему миллиардами приветственных голосов.

Кальт с недоумением смотрел на полуовал входа, наполовину засыпанный мелкой каменной крошкой. Уловив его мысль, Биссенджар рассмеялся: « А теперь – поработай руками, человек. Расчищай вход. Камень дал тебе то, о чем ты просил, но порядок наводи сам».

- А что, нельзя было заставить кусок скалы просто исчезнуть? – отдуваясь, спросил Кальт, отгребая щебень от входа.

- Просто так ничего никогда не исчезает, – ответила ему Хасса, – все находится в равновесии. Получая одно – будь готов потерять другое.

- То, что ты сделал сейчас,  это относительно слабое воздействие на Мир, – включился в разговор Биссенджар, – рассыпавшийся камень лежал бы здесь, пока не превратился бы в землю. Ты просто ускорил этот процесс внутри части скалы, но то, что должно быть здесь, здесь должно и остаться. Нельзя пользоваться Силой бездумно. Да ты работай, работай. Ты едва делаешь первый шаг, а пытаешься понять все. Узнаешь в свое время.

 Настя, связав полы плаща, получила что-то вроде мешка, и теперь по мере сил тоже помогала таскать щебень. Закончили они уже в сумерках. Очищенное от каменной крошки жилье представляло собой довольно просторную квадратную комнату с вырастающим из стены широким низким выступом, вполне способным заменить лежак. В дальнем от входа углу красовался стол на одной толстой каменной ноге, выраставшей прямо из пола.

- Я представлял себе деревянную мебель, – признался Кальт.

- Откуда тут дереву взяться? – насмешливо спросил Биссенджар. Камень всегда останется только камнем.

Напротив лежака в стене было прямоугольное углубление, напоминающее камин. Все это было очень гладким, словно камень был оправлен невиданной силой. К своему великому изумлению Настя обнаружила, что в углу, около входа по небольшому овальному выступу, ручейком стекает вода, исчезая в отверстии в полу. Пол был ощутимо теплым.

- Откуда тепло и вода? Я даже и не думал о них, – спросил Кальт изумленно. Он подошел к импровизированному источнику, подставил руку, отхлебнул. Очень холодная и вкусная вода, не хуже, чем в Хрустальном ручье.

- Я подумал, - улыбнулся Биссенджар – вода нужна всем живым, а тепло,… тепло дает земля. Я попросил подземную реку немного поделиться, и землю – обогреть этот кусочек камня своей расплавленной сердцевиной.

Когда Кальт рассказал Насте о том, каким образом был построен ее дом, она просто ничего не смогла сказать от волнения и чувства переполнявшего ее удивления.

- Пожалуйста, - ответил на невысказанную вслух благодарность Биссенджар, прочитав ее у Насти в глазах – пойдем, Хасса. Люди устали, дай им отдохнуть.

     Время шло. Деньги клана таяли с катастрофической быстротой и даже шкуры скальдов, проданные Омахой в Смолянске, не могли поправить положение. Линии обороны, возводимые кланом, пожирали все ресурсы, требуя еще и еще. В ход шли уже личные сбережения. Люди прекрасно понимали, что лучше потерять деньги сейчас, чем голову завтра. Но даже по самым скромным подсчетам выходило, что нужны еще капиталы. Кальт же, продав в Смолянске часть осколков ведьминого камня, жил припеваючи. Он сменил одежду, нанял мастеров обновить дом и частенько стал привозить из Смолянска деликатесы, которые поселяне ели не в каждый праздник. Его пробовали стыдить, потом уговаривать, но Кальт на все упреки отвечал – кто хочет денег – идите в Жерло, постоянно напоминая о своем предложении уйти за хребет. Ночевать в деревне он стал реже, целыми днями пропадая в лесу. Не видя выхода, Шак предложил устроить большую охоту на скальдов, еще одну. Десяток – полтора шкур могли сильно выручить обнищавший клан. Собрав охотников и приказав всем заняться подготовкой к предстоящей охоте, Дрейк зашел к Ветру, застав его рассказывающим очередную историю детям.

Ветер повествовал о Великой Четверке – старейших кланах, переживших войну, но павших в бою с Империей. Два клана покрыли себя славой, воспетой в многочисленных балладах, два – позором предательства. Ветер увлеченно рассказывал о клане Арсена: «У них не было обычая менять имена кланов при смене Ведущих. Ведущие могли меняться, имя же клана было священно. Имена Арсена и Дианы воспевают барды, – говорил Ветер. – Филиппа и Дарстока же, последних Ведущих кланов-предателей, люди помнят лишь для того, чтобы проклясть их снова.

- Помните их цвета, дети? Арсен: квадрат, разделенный диагоналями на четыре части черный, чередующийся с красным. Черный - земля, на которой они трудились и красный - кровь пролитая, чтобы эти земли отстоять. В центре – большой круглый щит, как символ защиты для всех, кто в ней нуждается.

« А кто знает цвета Дианы? »– спросил Ветер у притихших ребятишек. Вызвался мальчик из новичков: большеглазый, худенький, одетый бедно даже по меркам деревни.

- Расскажи-ка, Дима, – подбодрил его учитель.

- Клан Дианы носил флаг, на котором на фоне зеленого прямоугольника была изображена легендарная красно–оранжевая птица, а на заднем плане – меч, острием вниз, как символ миролюбия и готовности защищаться, – сказал мальчик. – Как и клан Ларсена, они были очень сильны и справедливы.

- Ты знаешь, как называлась птица и чем она была известна?

Дима помотал головой. Вызвалась Айда.

- Ее звали Феникс, а знаменита она была тем, что была бессмертна.

- Нет. Она была смертна, – мягко поправил Ветер, – но каждый раз, умирая – она воскресала. Это символ преемственности и верности клану. Зеленый фон означал леса и луга – земли, которыми владел клан.

- А какие цвета носили два других клана? – спросил Федот.

- Их флаги стерты из летописей, – ответил старик, – имена их последних ведущих преданы проклятию. Оставили только описание их предательства, как предупреждение. Да и то, говорят, Империя переписывает хроники, переделывая их на свой лад. Кто–нибудь расскажет об их последней битве? Иосиф, не ты. Может быть, кто–то другой знает?

Молчание. Дрейк нетерпеливо заерзал в углу, давая Ветру понять, что есть разговор. Тот замер, сказал успокаивающе: «Немного осталось. Посиди, послушай». «Не знаете? Жаль, детишки. Это же при вашей жизни произошло, это ваша история. Ну, так слушайте».

Ветер поскреб бороду, помолчал.

- Кланы Дарстока, Филиппа, Дианы и Арсена издавна были в союзе. Молодая и слабая тогда Империя не могла бросить вызов ни одному из них. Но не меч – золото им помогло. Втайне подкупив Ведущих Дарстока и Филиппа, имперцы обеспечили себе перевес сил. Но и тогда клан Арсена был им не по зубам. Тогда, под предлогом осенних праздников, предатели заманили часть воинов к себе, а в замке осталось всего две сотни бойцов. Ночью, не ждавшие ничего дурного от союзников, гости были зарезаны во сне, а замок Арсена был атакован на следующий день отрядом Сизых, предателей-наемников. Почти тысяча против неполных двух сотен защитников, детей и женщин. Но и тогда об замок можно было обломать зубы. Бойцы Арсена не знали равных себе, будучи ветеранами множества битв. Их не пугал численный перевес, их замок был крепок…, но предатель, заранее засланный к ним, открыл ворота. – Ветер покачал головой, его голос приобрел торжественные ноты, стал схож с голосом певца, поющего балладу.

- Это был страшный бой. Ни один не запросил пощады, ни один не сдался. За оружие взялись женщины и дети, могущие держать меч. Эта битва длилась весь день, и только к ночи упал последний защитник клана Арсена. В живых не осталось никого. Когда командир Сизых подсчитал потери, то выяснил, что от его тысячи осталась лишь седьмая часть. На те деньги, что причитались его погибшим солдатам, он нанял рабочих, чтобы они сравняли замок с землей - так он был взбешен. Замка больше нет, но клан Арсена живет в песнях, балладах и памяти людей. Помните и вы.

Кузнец поперхнулся, закашлялся. Он подозвал Иосифа и попросил его закончить урок, а сам вышел с Дрейком в сени. Ведущий передал ему мятый листок. Ветер прочел и ахнул.

- Слоистая сталь? Скольких ты убил, что бы достать этот рецепт?

Ревностно хранимая мастерами Империи тайна выплавки прочнейшей и легкой стали, из которых ковались доспехи ее элитных частей, лежала сейчас на его заскорузлой ладони.

- Достал. – С хитрецой сказал Дрейк, – освоишь?

Ветер перечитал рецептуру, нахмурился: – Нужны компоненты, которых у нас нет. Они грошовые, но без них никуда. А добывают их только на равнине. Пока закажу, и привезут… и привезут ли вообще?

- Привезут, – успокоил его Дрейк, хлопнув по плечу. – Уже завтра привезут. Думаешь, я зря в Смолянске время теряю?

- Вижу, не зря. Но все-таки, как он к тебе попал, этот рецепт?

- Достал, - повторил Дрейк, довольно улыбаясь, - ну ты тут разбирайся, осваивай, а я пошел – спать хочу. Подустал я.

Он вышел, оставив Ветра в неведении. Кузнец вернулся в избу, где Иосиф рассказывал о клане Дианы, завершая урок.

- Ведущие – женщины были и раньше, но только в клане Дианы это стало законом. С самого основания клана женщины составляли большую часть клана, удерживая власть у себя. Поскольку мужчин у них всегда было мало, многие, и не раз, пытались захватить их земли, считая легкой добычей. Поэтому со временем женщины научились сражаться лучше многих мужчин, отстаивая свою свободу. Когда пал клан Арсена, оставшись в кольце врагов, они не уронили своей чести. Никто из имперцев не смог похвалиться рабыней из клана Дианы. Помните их цвета, - повторил Иосиф слова Ветра. – Они были великим кланом, дававшим людям опеку и защиту.

- Они все погибли? – спросил Федот.

- Все. Феникс не возродится. - Ветер вновь взял слово. – Но гибель Великих кланов учит нас, как надо жить. Помните их, дети. Раса, не помнящая своего прошлого – обречена. Она будет делать одни и те же ошибки до тех пор, пока не сгинет. Ладно, на сегодня, пожалуй, все.

***

Утром прибыл торговец, привезший нужные материалы и Ветер, увидев, как из дома Дрейка выносят все мало-мальски ценное, понял, чего стоил этот рецепт. Но даже небедный Дрейк, продав все, не окупил бы и десятой доли стоимости секрета выплавки стали. «Значит, было что-то еще», - подумал Ветер, раздувая горн и готовясь к новой плавке.

На облаву собрались почти все охотники из соседних деревень. Прибыла тройка магов, с которыми Лерой поделился своим заклинанием, привели запасных лошадей. Выслав вперед разведчиков, стрелки рассыпались по опушке редкой цепью. Запели охотничьи рожки, облава началась.

Шак, Дрейк и Лерой неторопливо ехали по заснеженному лесу, ожидая сигнала от далеко ушедшего вперед авангарда. Лошади ступали осторожно, шагом. Колдун, отстегнув от пояса флягу с вином, протянул ее Дрейку: «На, хлебни. А то ты совсем синий, как покойник. Может, посмотреть тебя?»

- Не надо, - сказал, отхлебывая, Ведущий, - Просто устал и сплю мало.

- А ты как из города возвращаешься, так неделю потом квелый ходишь. – Шак спешился подтянуть подпругу, - Она из тебя так все соки выпьет. Она действительно так хороша, что ради нее стоит ночи не спать? Как ее зовут, а, Дрейк?

  Он расхохотался, глядя на растерявшегося Дрейка.

  - Да отстань ты, - разозлился он, возвращая Лерою флягу, - не о том думаешь!

- А о чем еще думать? Скальдов не видать, так хоть о бабах потрепаться. О, вон Кальт пошел. Интересно, куда он?

- Да к ведьме своей двинул, - фыркнул Дрейк, - вот уж подходящую парочку себе нашел, как раз по нему будет. Свихнувшаяся ведьма и пьянчуга.

-Омаха вроде говорила, что не ведьма она, - вспомнил Лерой.

Накануне выпал снег, лошади ступали почти неслышно. Лес стоял молчаливый, настороженный, угрюмый. На снегу не было видно ни одного следа, все вокруг казалось, вымерло. Ни ветерка, ни звука вокруг. Безмолвие действовало на нервы, заставляя людей ехать настороженными, готовыми ко всему.

- Омаха по доброте душевной защитить ее хотела, - Дрейк с хрустом потянулся в седле, разминая спину. – Я ее раз в лесу встретил. Так глянула, еле ноги унес, и потом еще полдня ходил как прибитый. Ведьма она или нет, а от деревни пусть держится подальше. – Он придержал лошадь, вглядываясь в заснеженный кустарник, выбросил вперед руку, показывая. -  След! Как его дозорные проморгали? Спешиваемся!

Шак внимательно осмотрел едва заметные вмятины на снегу, низко нагнувшись, понюхал.

- Свежий, вот и не заметили. Только-только прошли, двое. Кажись, Кальту не повезло, скальды прямо по его следам двигаются.

Охотники увидели, как две цепочки следов постепенно сближаясь, объединяются в одну.

- Ветер на нас, хорошо. Поспешаем, други, - в голосе Лероя слышалось нетерпение. Друзей охватил азарт. Быстро, но очень тихо, они стали нагонять неторопливо шедшего Кальта и скальда, преследующего его со спины. Ветки цепляли за одежду, мешая двигаться, ломкий наст то и дело проваливался под ногами. Казалось, лес нарочно задерживает охотников, создавая им одно препятствие за другим. От движения стало жарко, пар легкой дымкой поднимался над людьми. Наконец, на пределе видимости, они узрели черную фигуру Кальта, которую бесшумными прыжками нагоняли скальды – взрослый, дымчато-серый и белый, поменьше. Таиться было некогда.

- Кальт, беги! – оглушительно крикнул Шак, вскидывая арбалет. Тот услышал, обернулся, и, увидев скальдов и односельчан, кинулся к ним, загораживая, сбивая прицел стрелкам.

- Что он делает! – Раздраженно крикнул Дрейк. – Ну, все, сам смерти в зубы полез!

 Скальды, бежавшие прямо на калеку, даже не снизили скорости, пробежав совсем рядом с Кальтом. Они миновали человека и исчезли в подлеске. Ни Шак, ни Дрейк не смогли выстрелить – пьянчуга стоял на линии прицела.

- Этот ублюдок нарочно скальдов закрыл, - догадался Лерой. - Во, орет что-то.

Кальт и правда, пытался кричать на бегу, но сорванный голос подвел. Когда охотники приблизились, они увидели, что он пьян, как говорится, в зюзю. Его шатало из стороны в сторону, ноги подламывались, мешок съехал набок. Стали слышны его отдельные слова: « не стреляй… ребенка… зачем… …умны…»

- Допился! – сплюнул Дрейк, закидывая бесполезный теперь арбалет в петлю на седле, - Готов! Дети ему мерещатся. Ну, тля…

Кальт подбежал к ним и остановился, запалено хватая ртом воздух, не в силах сказать ни слова. Шак коротко и зло ударил его в скулу, опрокидывая навзничь. Кальт вскочил, состроив грозное лицо, кинулся к Дрейку. Все, что скопилось у Ведущего на душе, вся его злость и разочарование выплеснулись в жестком ударе под дых. Вновь упавший Кальт, не пытаясь подняться, и не обращая внимания на пинки, которыми от души награждали его рассвирепевшие охотники, твердил, захлебываясь слюнями: « Не смейте,… не стреляйте…»

Били его долго, остервенело, отводя душу. Наконец, устав, и бросив окровавленного, затихшего Кальта в сугробе, пошли обратно, ближе к следам разведчиков.

- Клан уже сапоги жует! – Продолжал кипеть Дрейк, - все деньги оборона жрет, а тут из-за допившегося ублюдка десять тысяч потеряли!

- Может другим повезло? – примирительно заметил Лерой.

- Хорошо бы, - отозвался Шак, - поехали лучше правее, поближе к остальным. Этого мы точно не возьмем, слишком далеко ушел.

Теперь, когда злость немного прошла, Дрейку стало стыдно, что они сорвались на калеку.

- Подбери Кальта, - попросил он Лероя, - мы поедем медленно, догоните. А то ведь сдохнет.

Лерой неохотно повернул лошадь назад. Ведущий и Шак не спеша ехали по лесу, забирая вправо. На душе у обоих было мерзко.

- Как думаешь, не убили мы его? – наконец не выдержал Шак.

- Не знаю. Я взаправду бил. А ты?

- Я тоже. – Шак вздохнул. – Лероя не видать. Подождем?

-Давай, - согласился Дрейк, - заодно и поедим.

Не успели они разложить костер, как совсем рядом услышали высокий звук рожка. На поляну на взмыленных лошадях вылетели пятеро всадников. Возглавлявший их Никита крикнул: « Не время есть, мужики! Мы только что видели огромнющего скальда, он в зубах чье-то тело нес! Где Лерой?» Дрейк с Шаком вскочили. «Неужели?» По своим следам они кинулись обратно, проклиная себя за то, что оставили колдуна одного. Но Лерой сам уже ехал навстречу. Вид у него был сконфуженный и печальный.

- Я его, наверное, с полчаса искал, - ответил он на вопрос, что так долго копался. – Поляна есть, снег истоптан, а Кальта нет. Флягу вот его нашел.

Лерой показал большую баклажку – лучшую подругу Кальта.

- Дай сюда, - сказал Никита, протягивая руку. Он повертел флягу в руках, затем медленно снял шапку.

-Ремень перегрызен. И на металле следы зубов.

- Как думаешь, тело найдем? – спросил кто-то из молодых, - похоронить бы надо. Какой бы  ни был, а человек.

- Если только пару косточек оставит, - сказал Никита хмуро. – Хоть и никчемный был…, а закопать, и, правда, надо. Пошли по следу, может, повезет.

Охота была забыта.

До самой темноты все прочесывали лес, ища останки Кальта. Все тщетно. Следы скальда, волоком тянувшего что-то тяжелое, уводили к Жерлу, исчезая в глухом буреломе. Лезть же к кровососам не отважился никто.

***

Через несколько дней дела потребовали присутствия Дрейка в Смолянске. Он уехал ранним утром, а чуть позже Ветер вспомнил, что запас порошков, необходимых для плавки слоистой стали потихоньку тает, и отправился следом, взяв за компанию Никиту. Стоял ясный солнечный день, было безветренно. По дороге Ветер увлеченно рассказывал ему о новой стали, ее достоинствах и неожиданной простоте рецепта. Никита вежливо слушал, кивал головой, не понимая ничего, но не решаясь обидеть кузнеца невниманием. За разговором доехали незаметно, но поскольку день уже клонился к закату, решили все дела перенести на утро. Маленькая уютная таверна на окраине, где они решили переночевать, могла похвастаться очень неплохой кухней. Готовили быстро, вкусно, по честной цене.

Кузнец и охотник сидели в своего рода кабинке: плетеные перегородки закрывали столик с двух сторон от взглядов посетителей. Стол бы крепким, широким, лавки - удобными, со спинками, позволяющими откинуться назад после плотного ужина. На свечах тут тоже не экономили. Хорошо!

- Когда еще удастся посидеть спокойно! – Никита с видимым удовольствием вычищал тарелку.

Ветер был с ним вполне солидарен в этом вопросе. Он блаженствовал, понемногу потягивая терпкое вино. Молодая подавальщица, качнув пышным бюстом, проворно выставила на стол очередную порцию закусок и удалилась, улыбнувшись Никите в ответ на игривый шлепок пониже спины.

Ветер буркнул:

 - Пора б уже и остепениться...

- А мне еще погулять охота! – задорно ответил охотник, - ты на нее глянь, девка – загляденье. Я к ней… - Никита умолк, увидев Дрейка, вошедшего в зал. Ведущего сопровождал человек, одетый как прислуга у хозяина средней руки. Его спутник, доведя бледного, как привидение Дрейка до соседней с Ветром кабинки, усадил его, и кивнул хозяину, стоящему за стойкой. Тот видно знал и этого человека, и Дрейка, и что нужно делать. Перед безучастно сидящим Ведущим появились большая кружка подогретого вина, пирог из печени и большой ломоть хлеба. Тот принялся вяло, медленно жевать. Ветер, сев так, чтобы его не было видно, шепнул Никите: «Что-то тут не так. Ты видел, как он шел? Как будто на воде две недели сидел. Давай-ка хозяина спросим.

Никита встал, и хотел было подойти к Дрейку. Ветер удержал его: « Меня слушай. Хозяина вначале спроси, он, шельмец, точно что-то знает»

Ветер очень опасался, не пристрастился ли Дрейк к дурман-траве, тайно продаваемой по окраинам Смолянска. Она давала невероятно яркие грезы, воплощая все самые сокровенные мечты человека, но отбирая взамен у него здоровье и силу. Никита взмахнул рукой. Та самая девушка, которая «загляденье», оторвалась от стойки и, улыбаясь, заспешила к нему.

- Краса, пригласи хозяина за наш столик. Дело есть. – Сказал Никита, опуская монетку в карман ее передника. Подавальщица накрыла руку охотника своей: « А что, добрый человек, сразу хозяина? Может, и я на что-нибудь пригожусь. Вдруг отвечу? – Она будто случайно коснулась охотника бедром.

- По твоему делу, девка, в другом месте спрос будет. Серьезный разговор будет, хозяина позови. – Скомандовал Ветер, глядя на разомлевшего Никиту. Тот привлек девушку к себе, что–то тихо шепнул ей на ухо, не удержавшись от быстрого поцелуя в щеку. Она посмотрела на кузнеца, потом, куда более ласково на Никиту, пожала плечами.

- Никакой тайны нет, - сказала она, присев на край лавки. – Господин Энхель тут своим людям силы восстанавливает. У него договор с хозяином – кого слуга приводит, хозяин ночлег дает и еду. А потом уже счет Энхелю присылает.

- Чем он занимается, это Энхель? – спросил строго Ветер.

- Он маг и аптекарь. Снадобья всякие делает, роды принимает, если надо, лечит понемногу.

- А как же люди на него работают, что после такой работы еле ноги волочат, а, краса? – спросил Никита.

 Да он кровь им пускает, собирает и настойки разные на ней делает. – Удивилась непонятливому посетителю девушка. – Кровь - то человеческая, если с добром дадена, иногда выше золота ценится.

-Так, краса. Вижу, кое-что ты знаешь. Звать-то тебя как? – спросил охотник, не выпуская руку девушки из своей.

- Радой зови, великан. Спутник только твой суровый больно, не обидит? – тихо засмеялась девушка, - я иногда больше хозяина могу рассказать, потому, что разным людям тарелки носить приходится.

- И не только тарелки носить, - пробормотал Ветер, удостоив ее скептического взгляда.

- Дурень ты старый, - обиделась Рада. – Волос седых полна голова, так и ум растерял. С твоим другом я ласковая, потому, что люб. А ты с гулящей девкой меня спутал. Я его уже с полгода как приметила, только вот все не звал. Не то время сейчас, чтоб церемонии разводить. Жить хочу, пока Империя в ворота не постучала, потом поздно будет.

- Ну, а как постучится? – насмешливо спросил Ветер.

- Ну а как постучится – на стену пойду, отец луку обучил. А пока жива - чего долго думать? По душе мне парень – прямо скажу.

Никита расцвел.

- Ишь, ты какая, - пряча смущение, отозвался кузнец, - ну, тогда прости, Рада, коль обидел. Расскажешь нам об этом Энхеле?

Рада кинула взгляд в сторону стойки. Хозяин куда-то ушел, на его месте стоял грузный рябой мужик с взлохмаченными черными волосами, казалось, не обращавший на посетителей внимания. Рада встала.

- Приплатите немного, я вам еще еду и вина принесу. Зато тот упырь за стойкой, придраться не сможет. А позовет – мне будет, чем перед хозяином оправдаться. – Девушка проворно собрала тарелки и убежала, одарив Никиту еще одним ласковым взглядом.

-Ну и девка, - Никита потер подбородок. Он чуть привстал, заглянул за перегородку. Дрейк сидел перед опустевшей тарелкой, закрыв глаза и, казалось, дремал. Рада вернулась быстро, принеся еще кувшин хорошего вина и блюдо с жареным мясом, на котором еще пузырился сок. Мимоходом она поставила перед Дрейком еще одну кружку, и тот, открыв глаза, потянулся за ней.

-Что ты ему принесла? - Ветер подозрительно посмотрел на Ведущего, с жадностью набросившегося на принесенное питье.

- Это дает силы, - объяснила девушка, протирая стол и подкладывая мясо спутникам. – Бульон с травами, он хорошо восстанавливает. Сама пробовала. Иной раз за день так набегаешься, а хлебнешь – и танцевать готова. Господин Энхель хорошую вещь придумал. А что вы о нем хотите услышать?

***

Дрейк с трудом поднял непослушные веки. Из тела словно вынули все кости, сознание плыло, к горлу то и дело подкатывалась тошнота. Превозмогая себя, он отхлебнул из пузатой кружки, принесенной Радой. Стало чуть полегче. Очень медленно Дрейк допил бульон. « Да - подумал он, - все же выпустил лишку». Зато теперь денег хватит вернуть Ахватару долг. Перебежчик запросил двести тысяч за рецепт стали, на восемьдесят тысяч он продал своих вещей. Дрейк вспомнил свое отчаяние, когда обегав весь город, он не нашел никого, кто мог бы ссудить ему недостающую сумму. Наконец, в отчаянии от того, что рецепт мог быть продан другому, Дрейк обратился к некогда спасенному им купцу. Тот, не говоря ни слова, выложил на стол баснословные деньги, попросив лишь вернуть их в срок. У Дрейка потеплело на душе. Конечно, не стоило выпускать из себя кровь кувшинами, но теперь дело сделано. Ветер кует многослойку, гигантский долг погашен. Право же, стоило потерпеть. Дрейк подвернул рукав и погладил руку, всю в синяках от многочисленных проколов. Все, руки, все. Долг оплачен, и клан получил еще одну надежду.  Дрейк встал, покачиваясь, и вдруг в соседней кабинке увидел Ветра                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                     и Никиту, обнимающего Раду. Старик поднялся ему навстречу.

- Малыш, да ты что с собой учинил? – спросил он, чуть не плача, - я только теперь понял, за что ты его достал. Да гори оно синим огнем за такую цену, ты же помереть мог!

- Еще и таился, - добавил Никита, - мы бы все пошли, по кружке сдали бы…

-Каждый – не получилось бы. – Дрейку казалось, что он говорит громко и уверенно, на самом деле он шептал. – За каждого не дали бы столько. А я – универсал. Моя кровь дороже золота.

Он шагнул навстречу друзьям и потерял сознание.

***

Темнота и холод. В голове словно пересыпаются песчинки и тихий этот шорох невыносим.

- Где я?

- Во мне, Кальт, - спокойный, уверенный мыслеголос Биссенджара, - Не пытайся шевелиться. Я тебя подлечу.

Холод отступает, становится легче дышать. Теперь начинает чувствоваться тело – саднящее, избитое, усталое. По нему прокатывается теплая волна, вымывающая боль, перед глазами начинают плясать белые круги, точки, линии. Во рту появляется противный привкус. Кальт чувствует у своих губ край чашки, разжимает губы, глотает горький отвар. Исцеляющая волна из теплой становится нестерпимо горячей, обжигает все тело. «Сейчас пройдет», - успокаивает Биссенджар. И правда, жар уходит, становится легче дышать, пляшущие перед глазами круги исчезают.

- Зачем ты закрывал нас собой? Мы сильнее и быстрее людей.

- От зачарованного болта тебя твоя сила не спасла бы. Я так и надеялся, что они не станут стрелять, боясь зацепить меня. Я должен был прикрыть, не забывай, что мы – семья. – Слабый отблеск улыбки на губах человека.

- Но они едва не убили тебя после. За что?

- Наверное, за то, что я лишил их надежды.

- Теперь ты захочешь мстить? У вас, кажется, так принято?

- Нет. – Кальт попытался открыть глаза. Веки тяжелы, непослушны.

- Они тоже моя семья. Они делают то, что считают правильным. Помнишь, Хасса рассказывала мне о Выборе? У нас он тоже есть. Одни выбирают сопротивление и смерть, все же надеясь на лучшее, я выбираю жизнь без надежды. Кто прав, Биссенджар?

- Я не знаю.

- Я тоже.

- Кальт, я пока побуду с тобой. Если станет хуже, я смогу помочь.

Что-то мокрое коснулось разбитого лица. Кальт, наконец, разлепил глаза. Настя осторожно счищала с него сгустки засохшей крови. Он лежал на каменном выступе, покрытом шкурой, в «очаге» потрескивал костер, нагревая воду в маленьком котелке. Хасса растянулась у входа, перегородив проем и обеспокоенно глядя на человека. Кальт потрогал языком десны и недосчитался двух зубов. « Могло бы быть и хуже», - проскрипел он, пытаясь улыбнуться. – «Сама Светлая Анастасия в сиделках и скальды в охранниках. Когда я о таком мог мечтать?»

- Значит, жить будешь, - с облегчением вздохнула Настя, отворачиваясь.

- Конечно. Я проживу еще сто лет и умру, занимаясь любовью с красивой девушкой! – Кальт попытался встать и увидел, что раздет. Начисто.

- Настя, ты лишила меня невинности, пока я был без сознания! – вознегодовал он, вспомнив первую встречу с ней. Он попытался завернуться в жесткую негнущуюся шкуру, на которой лежал. – Хасса, куда ты смотрела!

- Я поддерживала твое сердце, дурачок. – Хасса всхлипнула, - когда тебя отец принес сюда, ты был мертвее, чем тогда я. Нам нужно было тебя раздеть, чтобы поставить сломанные кости на место.

Кальт почувствовал ее недетскую печаль, усталость и опустошенность.

- Ты не хотел жить, - сказала Настя, протягивая миску с бульоном, - когда Биссенджар делился с тобой жизнью, ты несколько раз отвергал его.

- Ты сказала – Биссенджар? Я не называл тебе его имени.

- Я сам представился, - казалось, Биссенджар устало улыбается, - твоя женщина очень восприимчива. Она смогла установить контакт. И очень хотела помочь. Трудно заставить жить, если ты сам этого не хочешь. Но она нас убедила.

Легкий, как дуновение ветерка, едва слышный смех в голове, чувство облегчения и радости.

- Настя?

- Да. Впустишь меня?

Прошло немного времени.

- Какая ты… необычная, Настя.

Смущение и искреннее участие закружили Кальта в своем круговороте. « Не так сильно, Настя, - вспомнил он Хассу, - скальды очень чувствительны к нашим эмоциям. Ты можешь причинить боль». Кальт закрыл глаза и увидел всех: молчаливого мудрого Биссенджара, восторженно-удивленную Настю, Хассу – своенравную, озорную, и еще двоих. Алита –старая, полная добродушия бабушка Хассы, и Врос – ее сводный брат, совсем юный, едва начавший менять цвет шерсти. Они не делали попыток заговорить. Кальт мысленно обнял всех, посылая свое тепло и благодарность, и почувствовал ответную приветственную волну. « Как хорошо, - подумалось ему, - кажется, я не устал бы находиться в контакте вечно». Ему словно накинули на плечи тяжелый согревающий плащ, сотканный из одобрения и поддержки. Но, непривычный к множественному контакту, Кальт устал очень быстро, и, извинившись, оставил в голове только Настю.

Перед угасающими углями сидели напротив друг друга обожженная женщина и искалеченный мужчина, и, закрыв глаза, все говорили, говорили обо всем, узнавая друг друга. Зимний лес с удивлением прислушивался к новой, необычной частичке этого Мира.

***

   Никита подхватил обмякшего Дрейка на руки и понес его за Радой, показывающей дорогу. В комнате не было ничего, кроме вешалки на стене и широченной низкой кровати. Простой железный подсвечник стоял прямо на полу, в изголовье. Уложив Дрейка на кровать, Никита попробовал привести его в чувство.

- Не надо, - сказал Ветер, - он очнется сам. У него обморок от слабости. Как очнется – покормишь, и увози его. Я приеду попозже, завтра.

- Что такое универсал? И почему его кровь дороже золота? – спросила Лада недоуменно.

- Позвольте, я вам все поясню, - раздался от дверей новый голос. Высокий плотный мужчина с приятными, но резковатыми чертами лица и очень ухоженными белыми руками. - Меня зовут Энхель, маг-алхимик. Могу я войти?

Он переместился к кровати, и в комнате сразу стало тесно. Его проворные пальцы коснулись лба Дрейка, на мгновение задержались на шее, найдя пульс. Маг достал из кармана маленький пузырек с ярко-красной жидкостью и капнул немного в полуоткрытый рот пациента. Слегка поморщившись от отката, наложил заклинание, потом, усевшись на край ложа, оглядел присутствующих.

- Универсал – человек, кровь которого подходит для создания эликсиров, отвечающих требованиям третьей ступени магии. – Начал он. - У большинства людей кровь инертна, бесполезна для создания тонких структур. Магической силы в ней нет. У немногих – кровь зеркальная, как мы ее называем. Она пригодна для небольшого числа слабых эликсиров, для снятия порчи, например. Но так как проще добиться нужного эффекта другими средствами, зеркальная кровь не имеет особой ценности. Далее идет группа, именуемая исключительными. Таких людей весьма мало, их кровь идет на магическую косметику и сильнодействующие эликсиры, а так же для создания особо сильных ядов. И, наконец – универсалы. Из названия ясно, что их кровь пригодна для всего, мной перечисленного, но это не главное. Кровь универсала, человека, попадающегося раз на сто – сто пятьдесят тысяч, является одним из главных компонентов зелья молодости. Одна склянка такой крови стоит больше восьми тысяч золотых. И ее готовы покупать. Всегда.

Маг покашлял, прочищая горло, с сожалением посмотрел на Дрейка, распростершегося на кровати.

- Этот молодой человек, придя ко мне, уже знал, что он – универсал. Естественно, я проверил его, а после предложил купить всю кровь, которую он захочет дать.

- И ты был готов высосать из него все, гнида? – взвился Никита.

- Прошу вас! – маг протестующе поднял руки, - я не убиваю своих… поставщиков. Нормой является неполная маленькая кружка раз в десять дней, для организма это неопасно. Но вот этот молодой человек приходил ко мне дважды в неделю, и каждый раз оставлял по две кружки, полные до краев. Когда я предупредил его, что он занимается самоубийством, он ответил, что в случае отказа он будет выливать кровь на пол, прямо при мне, пока я не соглашусь на его условия. Он знал, какую ценность представляет кровь универсала, и не оставил мне выбора. Единственное, на что он согласился – принимать мои восстановительные снадобья. Он получил четыре письменных предупреждения, и подписал обязательство не иметь ко мне претензий, если его здоровье пошатнется. А вот сегодня парень просто сошел с ума. Два часа назад он принес мне три, понимаете, три кружки своей крови! Сказал, что это последний раз. Я оплатил его кровь честно, у меня есть уважаемые свидетели. Так в чем вы меня упрекаете?

- Ты едва не дал ему умереть, - зловеще тихо сказал Никита.

- Я как раз не дал ему умереть, молодой человек! – Парировал маг, - и на ваших глазах лечу последствия его безрассудства эликсиром, стоящим больше, чем, скажем, небольшой домик в городе! Универсал должен жить. У мальчика, видимо, серьезные денежные затруднения, раз он решился на такое.

Энхель решительно встал.

- А теперь, пояснив свои мотивы и действия, я ухожу. Если парень все же умрет – не пытайтесь повесить на меня последствия его безответственности. У меня найдется, чем ответить. Доброго здоровья!

Он вышел, не прикрыв за собой дверь.

- Вот ведь скотина какая! – прокомментировал Никита зло.

- Он не виноват. Дрейк действительно не оставил ему выбора, - печально возразил Ветер. – Эликсир молодости безумно дорог. Очень мало людей устоит перед искушением получить кровь универсала, формально не нарушая закона.

-Что за эликсир? – скривился Никита, - он что, дает вечную молодость?

- Один раз в жизни он прекращает старение на десять-тринадцать лет, - сказала Рада, - представь себе женщину, которая хочет стареть. Я не могу. И, будь у меня деньги, я тоже отдала бы все за лишних полтора десятка лет красоты и молодости.

На кровати зашевелился Дрейк. Ветер кинулся к нему, придержал голову. Все увидели, что кожа Ведущего порозовела, принимая нормальный оттенок. Он открыл глаза, обвел всех ясным взглядом и признался: «Я умираю с голоду».

***

Через неделю, сильно задержавшись, но уладив все дела с регулярной поставкой нужных компонентов, Ветер вернулся в деревню. Он остался доволен учениками, которые за время его отсутствия хорошо поднаторели в оружейном деле, сковав немало всякой потребной амуниции. На Круге, превращенном в тренировочную площадку, Гольд и его инструктора-наемники обучали мечу созданные отряды. Рядом тренировались стрелки, утыкивая деревянные щиты стрелами. Приветственно махнув рукой, Гольд подошел к Ветру: «Ну, как дела? Как съездил?»

- Удачно. Теперь будут сюда все привозить, не придется каждый раз в город ездить. А ты, я смотрю, людей без жалости гоняешь? – улыбнулся Ветер. – Почему столько народа в деревне?

- Так все закончили, люди со строительства освободились. Вот и гоняю. Времени у нас немного, хоть чему-то их обучить. А ты сам как – форму не потерял, у наковальни стоя?

Ветер крякнул, затем отыскал боевой молот в куче снаряжения неподалеку. Гольд вооружился большим щитом и тренировочным затупленным мечом, приготовился к обороне.

- Почему молот? – спросил он Ветра.

- Стар я с мечом скакать, гибкость не та. А с булавой как то привычнее, – ответил Ветер, делая несколько пробных взмахов, - эх, легковат. Ну, держись, воин.

Коротко хекнув, Ветер ударил бывшего наемника, уступившего ему право первого удара. Массивного Гольда как ветром снесло.

- Силен! – поднимаясь с земли и разглядывая остатки щита, признал он, - а был бы молот потяжелее, я б, пожалуй, и не встал.

- На то и расчет, - ответил кузнец, - если с одного удара не положу, то против молодого мечника долго не выстою, достанет он меня. Сила осталась, а ловкости нет.

- Ну, тогда старик знаю, чем тебя порадовать, - Гольд знаком подозвал одного из своих, что-то шепнул, - постой немного, сейчас кое-что принесут, как раз для твоих рук вещица. Он отошел, отдавая распоряжения, затем, немного погодя, поманил к себе Ветра: «Иди сюда, отче».

Старик с восхищением и знанием дела рассматривал шестопер, принесенный подручным. На длинной, в рост, рукояти, зашершавленной посередине, сидело квадратное оголовье с четырьмя массивными стальными перьями, каждое размером с лезвие небольшой секиры. Металл был матовым, слегка бугристым. Круглый противовес с длинным граненым шипом, позволявшим использовать оружие как копье, венчал вторую сторону рукояти.

- Ого! Какой же великан такой игрушкой баловался? – присвистнул Ветер, даже не пытаясь поднять оружие.

- Да ты в руки его возьми! – захохотал Гольд, довольный смущением кузнеца. Ветер, прищурившись, глянул на коллегу и взялся за рукоять, сделанную из неизвестного ему красно-коричневого дерева. Шестопер, с виду казавшийся совершенно неподъемным, весил как раз столько, сколько нужно. Баланс был идеальным, даже толщина рукояти оказалась как раз по руке.

- Это от деда осталось, - объяснил Гольд, наблюдая за Ветром. – Работа Прежних. Не знаю, какой он магией зачарован, но приходится по руке всякому, кто его возьмет. Ну, не хочешь попробовать?

Ветер взмахнул оружием и вокруг него басовито загудел распоротый воздух. Вращая шестопером, Ветер почувствовал, как легчает тот в движении, и удивился, поняв готовность смертоносной игрушки налиться при ударе тяжестью. Гольд кивнул ему на стопку щитов, выложенную расторопным помощником.

Хрясь! Ветер с недоверием смотрел на ушедшую глубоко в землю голову шестопера на том месте, где только что лежала стопка из шести добротных деревянных щитов, перекованных стальными полосами. Они обратились в щепки и обрывки металла. Кузнец потянул за древко и едва не упал – оружие вышло из земли неожиданно легко, отозвавшись на желание хозяина. Осмотрел перья – ни следа.

- Дарю, - серьезно кивнул Гольд на немой вопрос Ветра. Тот, не в силах вымолвить ни слова, выразительным взглядом поблагодарил. Буду опытным бойцом, Ветер даже в легендах не слышал о таком оружии. «Видать не всякий раз его доставали», - сказал он.

- Не всякий. Дед его в схроне Прежних нашел, но он не был воином. Отец предпочитал меч, так что и у него шестопер на стене провисел. Ну, а мне ловчее всего с когтями управляться, они тоже зачарованы. Так что владей и береги. Я ж говорил, как раз по тебе игрушка! – Гольд хлопнул Ветра по плечу и, довольный, пошел прочь, насвистывая себе под нос.

***

Линайна вновь появилась в городе. Дрейк увидел ее вместе с Гревом у Жигло, к которому он забежал повидаться. Грев коротко, но тепло, поприветствовал его, Линайна просто кивнула. Дрейку ничего не оставалось делать, как поблагодарить за присланного лекаря и попытаться быстро исчезнуть. Не тут-то было. Командующий Серебряного Молота, обрадованный встречей, пригласил Дрейка отметить «это дело». «Думаю, найдется, о чем поговорить», - улыбаясь, сказал он.

- Лорд Грев. Я благодарен вам за заботу, но вы – Со-Ведущий Империи, а мы не разделяем ваших убеждений и методов. Мне нечего сказать человеку, готовящемуся захватить наши земли. – Наконец не выдержал Дрейк, устав искать подходящие причины, чтобы ускользнуть. Грев печально посмотрел на него.

- Жаль, что вы так настроены. Но каждый выбирает свое, не так ли? Впрочем, я надеюсь, что вы все же присоединитесь к нам, Лорд Дрейк. Такие люди, как вы, нечасты, и многого могли бы добиться в Империи. Хотя я понимаю и уважаю ваш выбор.

Дрейк смущенно раскланялся и ушел. Он представлял себе этот разговор совсем иначе, но Грев обезоружил его своим тактичным и вежливым тоном. Дрейк впервые задумался о том, что враг  не обязательно будет жестоким кровожадным ублюдком, недалеким и агрессивным. Грев невольно вызывал уважение. Дрейк подумал, придет ли Линайна сегодня? Он по-прежнему не мог спокойно думать о ней, враз теряя голову и забывая обо всем на свете.

- Дрейк, очнись! На ходу спишь!

Перед ним стоял Никита, обнимая Раду за плечи. С тех пор, как молодой охотник встретил ее в таверне, любителя погулять, подраться, и позадирать подолы девкам, словно подменили. С первого взгляда прикипев к девушке, Никита теперь все время проводил рядом с ней, глядя восхищенными глазами. «Если б мне так с Лин, - подумал Дрейк ревниво, - вот  так, не  таясь…» Никита огорошил его.

- Дрейк, мы понимаем, война на носу и все такое.… Но мы с Радой все равно решили пожениться. Будем жить, пока живые. – Добавил он, с нежностью глядя на девушку, прижавшуюся к нему.

Дрейк через силу улыбнулся.

- Здесь останешься или девушку уговорил?

- Уговорил, - рассмеялась Рада, поправляя волосы, - все уши рассказами забил! И красиво, и тихо, и спокойно, мол, у вас. Да и от Империи чуть подальше.

- Ну, Никита, нашел себе счастье, так держи, - Дрейк уже задумался, что подарить молодым. – Вези к нам, пока не передумала.

Тоскливо защемило в груди.  «Линайна. Будем ли с тобой, или встретимся врагами?»

- Мы дня через три уезжаем, - сказал Никита, - ты сам долго тут будешь?

- Пока не знаю, еще тут еще здесь дела есть. – Дрейк отвел взгляд.

Линайна пришла поздней ночью, когда Дрейк уже перестал ждать. Она обняла его, запустила тонкие пальцы в волосы и легонько куснула за подбородок. « Ммм… как я соскучилась!», - пропела ведьма.

- А как я соскучился, - Дрейк покрыл ее лицо поцелуями, - А Грев тебя не выследит?

- Грев то и послал меня. - Линайна рассмеялась, - чем-то ты ему понравился. Он о тебе, оказывается, собирал сведения, а час назад меня вызвал и говорит – иди, делай что хочешь, но чтобы Дрейк на нашу сторону добром перешел. Так что, милый, сейчас я тебя соблазнять буду всеми благами Империи. Готов?

В ее глазах горели возбужденные огоньки. Линайна подтолкнула Дрейка к кровати, и мучительно медленно принялась раздеваться.

- Первое: Грев предлагает тебе пост его наместника, - промурлыкала Линайна, прижимаясь к Дрейку, - с содержанием восемь тысяч золотых. Во-вторых – собственный замок с охраной и привилегией иметь рабов.

Она прильнула к обнаженной груди Дрейка.

- И еще он обещал тебе меня. Не знаю, чем ты его так зацепил, но такого предложения он еще никому не делал, я точно знаю. Соглашайся, милый. Ты станешь третьим человеком в Империи и получишь меня.

Линайна посмотрела Дрейку в глаза, и тот увидел, что она плачет и глядит с непонятной надеждой. « Он всерьез мне это предлагает?», – спросил Дрейк в смятении. Девушка кивнула, продолжая смотреть странным взглядом.

- И какая цена?

- Твои земли. Твои люди. Твоя верность.

- Ууу, как заманчиво. И как дорого он просит. – На Ведущего словно вылили ушат ледяной воды, - Нет. Я не предам своих людей и не уйду со своей земли, так и предай ему. И, знаешь что, Лин – уходи. Ты убиваешь мою любовь, согласившись стать приманкой Грева. Для вас верность – это то, что обеспечивается деньгами или страхом. Я боюсь смерти, Лин, очень боюсь. И все-таки я предпочту умереть, чем жить с таким позором. Уходи.

Линайна отвернулась. Когда она вновь взглянула на него, ее глаза лучились радостью, слезы высохли.

- Вот теперь я точно никуда не уйду, - зашептала она, вцепившись Дрейку в плечи. – Мой милый, глупый Дрейк. Я так хотела и так боялась, что ты согласишься. Боялась ошибиться в тебе, увидеть тебя таким же как те, кто продал себя. И хотела – потому, что Грев выполнил бы свое обещание. Но если бы ты согласился, я вряд ли смогла любить тебя по-прежнему.

Дрейк закашлялся: «Так ты уговаривала меня не всерьез?»

- Еще как всерьез. На мне лежит заклятье верности, не забывай. Но я не причинила вреда Империи, и честно пыталась тебя уговорить. Ты отказал, но я передала тебе все, что надо. Перед Гревом я чиста. Я так горжусь тобой, мой Лорд! Но имей ввиду – я приду еще уговаривать тебя и завтра, и послезавтра, пока Греву не надоест. – Линайна рассмеялась счастливым смехом. Ее одежда уже куда-то исчезла и девушка лежала рядом, обнаженная. «Но ты не думай, я найду для нас выход», - шепнула она, тихонько охнув, когда Дрейк вошел в нее.

На следующее утро Дрейк пришел к Энхелю и, несмотря на все уговоры, сдал еще немного крови – молодым на подарок.

***

Терпения Греву хватило ненадолго, и Линайна, придя на третью ночь, предупредила, что уезжает. Их отъезд в аккурат совпал с окончанием сборов Никиты и Рады, так что в обратный путь они отправились все вместе.

- Дрейк приехал! – Иосиф с радостным криком несся по деревне, оповещая людей. И в самом деле, у дома Ведущего стояли две оседланные лошади, а Дрейк с задумчивой полуулыбкой выметал пыль, скопившуюся за время его отсутствия. Рада вызвалась было помочь, но он не позволил: « Вот у себя в доме и будешь чистоту наводить. А тут мои владения». Дрейк прошелся по деревне, заглянул на Круг, где теперь днем и ночью не стихал лязг мечей. Зашел к Териан проведать Иосифа. Все было в порядке, жизнь шла своим чередом. Немного поспорив с Никитой, решили назначить свадьбу через неделю. Народ, узнав о предстоящей свадьбе, оживился. По праздникам соскучились все, изрядно утомленные работами на рубежах. Вспомнив о Кальте, Дрейк помрачнел, нехотя зашел в развалюху, где тот жил. Остановка убогая. Голые пол и стены, узкий лежак, застеленный каким-то тряпьем, грубо сколоченные стол и лавка. На стене – потертая одежда, развешанная на гвоздях. В углу – маленький сундучок, в котором Кальт хранил самое ценное свое имущество.

- Мародерствовать пришел? – услышал Дрейк за спиной голос, - не твое, так не лапай.

Кальт, трезвый и злой, зашел в дом, немного подволакивая ногу. На заиндевевшем полу остались его следы. Дрейк открыл и закрыл рот, лишившись дара речи. Кальт снял со стены старый плащ, из-под лежанки достал мешок с одеждой. Только сейчас Дрейк разглядел, что одет тот был в лосиную шкуру, подпоясанную сухожилием.

- Как ты выжил? – не веря своим глазам, спросил Ведущий. Кальт молча переодевался, зябко ежась от стылого воздуха. Собрав нехитрый скарб, подошел к сундучку, плечом отодвинув Дрейка, поднял его на плечо и зашагал к выходу.

- Кальт, подожди! Я виноват…

- Я не твоими стараниями выжил, тварь, - Кальт плюнул Дрейку в лицо и вышел, не закрыв за собой дверь. Люди, как то проведавшие, что пьяница жив, уже собрались возле дома. Он, молча и равнодушно пройдя сквозь толпу, побрел к лесу. На околице Кальт обернулся.

- Ухожу. Лихом не поминайте.

И, не обращая внимания на крики и уговоры, исчез в лесу, а поземка замела его следы.

***                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                              

- Скажи, что за хребтом?

- Я не знаю, Кальт. Мы никогда не ходили за горы.

- Почему?

- А зачем? Нам всего хватает здесь.

Теперь он много времени проводил в контакте со скальдами, учась сам и рассказывая им о людях. Часто Настя присоединялась к беседе, но множественный контакт давался ей очень тяжело. В таких случаях Кальт голосом пересказывал ей реплики скальдов. Он уже совсем выздоровел, немного пополнел и бросил привычку непрерывно пить, сильно порадовав своих друзей. Скальды приносили им лосей и вепрей, одежду Кальт забрал из деревни, кое-что Настя шила сама. Зима сдавала свои позиции, и по лесу все чаще проносился теплый ветер, пахнущий весной. Снег почти сошел, и только в самых глубоких распадках еще лежали серые ноздреватые комки.

- Как зачем? Чтобы знать.

- Мы не так любопытны, как люди, и еще меньше склонны к авантюрам. К тому же это может быть опасно.

- Опасно? Но, Алита, какие могут быть опасности для вас? Вас не берет ни железо, ни магия… за исключением заклинания Лероя.

- Кальт, ты все еще считаешь нас неуязвимым воплощением всех достоинств разумных? – старая скальда рассмеялась, - Мы не идеальны. У нас тоже есть храбрецы и предатели, добрые и черствые, рассудительные и взбалмошные. Ты говоришь, мы неуязвимы. Против ВАШЕЙ магии и ВАШЕГО железа – да. Нас хранит Защитник. Но в нашем Мире, среди своих, мы вполне обычные существа. Мы можем утонуть, быть расплющены сорвавшейся скалой, быть убиты кем-то другим, наконец. Не идеализируй нас. Я чувствую, ты к этому склонен.

- Я смотрю, и вижу в вас только хорошее.

- Тебе показывают только хорошее. Кто же во всеуслышание объявит себя скупцом, завистником, трусом? Вы от нас отличаетесь, пожалуй, только пренебрежением к смерти и склонностью к авантюрам. Еще вы гораздо эмоциональнее и коварнее. Мы проще.

- Как потеплеет, я хочу увести Настю за горы.

- Мы можем разведать для тебя те места, если кто-то захочет это сделать. Но я сомневаюсь, что кто-то действительно захочет.

- Мне трудно вас понять.

- Поверь, нам еще труднее понимать вас. Мы знакомы уже три месяца, а я не понимаю и половины того, что вами движет. А ведь я видела очень многое.

- Наверное, если у нас будет больше времени, мы поймем друг друга. – Вздохнул Кальт.

- Несомненно. Нам нужно время и терпение.

***

- Франкфурт и Хейн пали, Олдер еще стоит, но долго не продержится. Пек открыл ворота города, люди разбегаются кто куда. Не сегодня – завтра, Империя придет сюда. Удвоить число наблюдателей. Ужесточить дисциплину. Среди новичков попадаются паникеры – таких выгонять сразу. Объявлено в Смолянске о приеме рекрутов в ополчение. Наша армия растет, но лишняя сотня помехой не будет, - короткими, рублеными фразами обрисовал Гольд ситуацию. – Нам необходимо…

Что было необходимо, он сказать не успел. В комнату вбежал запыхавшийся мальчишка.

- Корабли Империи на рейде Смолянска! Тридцать два вымпела!

Совет переглянулся. Тридцать с лишним вымпелов – более трех тысяч воинов. Империя, видимо, решила не мелочиться, а покончить одним ударом с островком свободы на севере.

- Ну и, вот, дождались, - как будто с удовлетворением сказал Борк. – Кого они станут давить первых, нас или Смолянск?

- Вероятнее, нас. – Гольд почесал бритый затылок. – Мы слабее. При такой численности они могут не опасаться удара в спину от города, а покончив с нами, они зажмут Смолянск с двух сторон, даже с трех. Хорошая возможность сделать их потери минимальными. Дрейк, поднимай всех. Шлите за подмогой повсюду, где еще можно ее получить. Мы-то свои планы строили, исходи из численности Серебряного Молота, а империя нас обошла. Они спешат, раз бросили против нас такую армию. Нам не выстоять.

***

-Вам не выстоять, - тихо сказала Линайна, гладя Дрейка по плечу. Они лежали, обессиленные от любви, на мохнатой шкуре, кинутой прямо на лапник, в маленькой палатке. В этот раз она послала к Дрейку городского мальчишку, рассказавшего, где Ведущего будут ждать – на полпути к Хрустальному ручью. Ведьма приехала инкогнито и ненадолго, только для того, чтобы увидеть Дрейка.

- Грев сказал, что все его предложения в силе. А я была неправа. Лучше позор, чем потерять тебя. Пойми, милый, это уже не честь, это глупость. Боя не будет, будет резня. Прими подданство, Дрейк, я умоляю! Я не могу тебя потерять! И твои люди, по крайней мере, сохранят жизнь. Да, в рабстве, но они будут жить!

- А ты представляешь, как мне будет жить с этим? – спросил Дрейк, выделив голосом «мне» - Они верят в меня.

- Я могу избавить тебя от позора, - сказала Линайна, тихо плача, - но цена велика.

- И как же, интересно?

Ведьма печально посмотрела на Ведущего, и тот, глядя в ее глаза, вдруг понял.

- Нет! – Крикнул он в ужасе. – Вырезать весь клан?! Всех живых?

- Греву не нужны все. Ему нужен ты. И мне тоже, мне – гораздо больше. – Линайна стала на колени, обхватив ноги вскочившего Дрейка. – Я умоляю, будь со мной! Не ради поста и денег, ради меня! Не дай себя убить!

- Больше всего на свете я хотел бы быть с тобой, Лин. – Медленно сказал Дрейк, глядя на ведьму, бившуюся у его ног в истерике. – Но не такой ценой. Мы будем сражаться. А когда придет время – умрем с честью.

Линайна завыла диким зверем, впиваясь ногтями себе в плечи и раздирая их в кровь. Дрейк погладил ее по голове, и вышел из палатки. Вот и все. Все сказано. Они не отступят. Дрейк спросил себя с недоумением, сам поражаясь наступившему спокойствию: « Неужели я не боюсь смерти?» «Боюсь», - ответил тут же, - «Но еще больше боюсь жить с таким бесчестьем». Неоформившаяся гадкая мыслишка мелькнула где-то в глубине сознания, пугая темнотой и безмолвием. Дрейк сильно, до крови, прикусил губу, отгоняя соблазн. Нет! Из палатки выбралась уже одетая Линайна, исступленно поцеловала Дрейка в губы, и, вскочив на своего коня, дала ему шпор.

***

- А если послать к Белым? – спросила Териан.

-Нам не по карману нанять хотя бы одного боевого мага, - отозвался Дрейк, - а тут один погоды не сделает. Тем более Империя магов любит, ублажает их. Белые сами по себе, они не пойдут воевать за нас.

- Да кто сейчас о деньгах говорит! – вспылила Териан, - пошли к ним, Дрейк, просто проси о помощи. Что мы теряем?

« И правда», - подумали все, - «Терять нечего».

- Весь остальной план прежний. Встречаем их луками на границе, отходим, сдерживая по возможности. Как до Серого поля дойдут – выходим врукопашную. Ну и ночами потреплем их, как сможем. А вдруг, и правда, Белые придут, - подытожил Гольд.

***

Никита тщательно проверил лук, щелкнул пальцем по тетиве. Положил рядом собой три стрелы с широкими, иззубренными наконечниками. Колонна имперцев двигалась неторопливо, размеренно, грозно. В середине Никита заметил магов в своих нелепых балахонах.

- Вот и наша цель – подумал он удовлетворенно, - идут, как на смотре. Ничего, уже скоро.

- Делаете три выстрела и бегом на вторую линию, - напутствовал их Ветер, - не геройствуйте, пальнули – и назад. Нужна внезапность.

Голова колонны достигла граничного столба, вкопанного в устье Хрустального ручья. Маленькая фигурка впереди идущего воина махнула рукой, и двое, отделившись от строя, облив чем-то столб, подожгли его. Война объявлена.

Полсотни лучников затаили дыхание. Полсотни стрел легли на тетиву. Громкий хлопок – сигнал к атаке, разбудил эхо, и оно пошло гулять по горам, рассыпаясь на множество откликов. Пятьдесят стрел взлетели в небо. Теперь скорее, ее и еще раз успеть выстрелить, пока первая поющая смерть еще в полете, пока магов не прикрыли щитами меченосцы. Первая кровь не успела пролиться, но стрелки, забросив луки за спину, по длинным веревкам уже съехали вниз с деревьев, на которых были обустроены помосты для них. Ох, не зря гонял их Гольд, не зря. Стальной град упал точно в середину первой колонны, враз выбив не менее семи магов и полутора десятков латников. Не зря Ветер ночами колдовал у горна, пытаясь сделать наконечники, пробивающие слоистую сталь.

Строй имперцев смешался, и ответный залп не достиг цели – просто непонятно было, куда целить, поэтому лучники Империи били, куда попало. Но порядок восстановили быстро, спрятав магов за стеной щитов, поднятых вверх. Гольд, поднаторевший в тактике, предвидел и это. Вторая атака пришлась по относительно слабо защищенным ногам щитоносцев внешнего кольца. Когда те, крича от боли, стали падать, сотня тяжелых стрел из осадных арбалетов собрала неплохой урожай, навылет пробивая более тонкие щиты меченосцев в глубине строя и сея там смерть. Плохо было только одно – чтобы стрелять по ногам, лучникам пришлось выйти на расстояние прямого выстрела. Уцелевшие маги ответили, и лес справа от колонны наполнился треском и скрипом. Дохнуло лютым морозом, и множество деревьев разлетелось на куски, осыпав щепками все вокруг. Но и на сей раз лучники остались невредимы, нырнув в заранее выкопанные ямы–укрытия. Ее два десятка легионеров упали на землю. Вдалеке затрубил боевой рог.

- Отходим, - скомандовал Никита своей дюжине, - сейчас они оправятся и в цепь станут. Пускай до ночи настороже походят, а по темноте повторим.

 Выскакивая из укрытия, каждый брал заостренный кол и втыкал его в землю, превращая яму в ловушку. Закрыв отверстия сплетенными из веток циновками, лучники притрусили их землей и прошлогодними листьями.

- Давай, давай, быстрее, - поторапливал друзей Никита, - если замешкаемся – прищучат. Бегом!

Точно – слабый вначале, ответный удар стрелков и магов набирал силу, огонь становился все более точным, подбираясь все ближе. Толстые болты басовито гудели, с чмоканьем вонзаясь в стволы деревьев, ворошили прошлогодние листья под ногами. Огненные всполохи и бело-голубые сгустки энергии, пущенные магами, молниями проносились совсем рядом, освещая судорожными, колеблющимися вспышками темнеющий лес. – Интересно, как у других дела? – крикнул Шак, петляя между деревьев.

«Интересно будет, когда мы от них оторвемся, - отозвался Никита, бесшумно возникнув рядом, - поднажми, зацепят». По его лицу стекала кровь из пореза на лбу. Быстро смеркалось. Наконец огонь в спину утих, наступила тишина, нарушаемая лишь треском веток под ногами бегущих и тяжелым сопением. Шак прислушался: вроде слева двое бегут, рядом – Никита, остальных не слыхать. « Один сзади, пятеро впереди, - уточнил командир. – На месте посчитаемся». Недосчитались одного – новичка по имени Ханс. Как потом выяснилось, он, убегая, сильно повредил ногу, поэтому здорово отстал и приплелся к месту сбора позже всех. Наступила ночь, и луна, взойдя, выкрасила все в серебристый и непроглядно-черный цвета.

- Некстати луна, - вздохнул Рендри, бывший наемник из отряда Борка.

- Ничего, мы дома, а дома и Селена поможет. Легче целиться будет. – Усмехнулся Никита. Он закончил мазать сажей лицо и несколько раз провел пятерней по лицу Рендри, - хватит бездельничать, выступаем.

Все знали, что сейчас, со всех сторон, ползут к имперцам, ставшим лагерем, отряды лучников.

***

-Далеко кордоны вынесли, - одним дыханием прошептал Ветер на ухо Раде, прижавшейся к земле рядом, - умно поступили: бронника и мага вместе поставили. Убьешь мага – бронник тревогу поднимет, а если в обоих стрелять – второе кольцо услышит, как болт в панцирь стукнет.

- Целься в мага, - приказала Рада, вытаскивая из сапога длинный нож. – Да, сажи дай. Клинок вымажу, блестит, что река под луной.

- А сможешь? – усомнился кузнец, - сгинуть дело нехитрое, а мне потом перед Никитой глазами хлопать.

Рада невесело усмехнулась и пояснила в двух словах, что отец ее сотником был и разным штукам дочь научал, а некоторым пенькам замшелым лучше бы помолчать, и делать то, что велят. Никита никак не хотел пускать молодую жену в первые ряды, но настырная красотка добилась-таки своего, публично посрамив мужа в стрельбе и метании ножа. « Ну, смотри», - Ветер приник к арбалету. Перед ними, среди разросшихся кустов, едва виднелись две головы :одна в шлеме, вторая – в островерхом капюшоне мага. Ветер взял его на прицел, и когда рядом с «секретом» имперцев мелькнула гибкая тень, нажал на спуск. Тихий «чпок» и едва слышный хрип почти совпали. Ветер дважды дернул за длинную веревку, привязанную к поясу, давая сигнал залегшим сзади бойцам. Первое кольцо охраны было пройдено.

***

С невысокого пригорка лагерь был виден целиком.

- Хитры! – тихо выругался Никита, увидев, что палатки, в которых спали воины, окружены большими щитами, стоящими впритык друг к другу. – Сквозь щит не всякий болт пройдет, а по верху бить бессмысленно.

Запас бронебойных болтов был невелик, ну да не солить же их. Шак взял на прицел часового – мага, одиноко сидящего у костра. Конечно, с двумя кольцами дозоров можно и расслабиться, в лагере-то. Вдруг от одной из палаток отделилась тень, взмахнула рукой – и часовой, медленно завалившись на бок, скорчился в круге света. Из его шеи торчала короткая рукоять метательного ножа.

- Рада твоя тут уже, - «обрадовал» Никиту Шак, - нарвется, дуреха.

А Рада, на секунду застыв посреди лагеря, кинулась к одной из палаток. Она стала по одному растаскивать щиты, открывая стрелам дорогу. Почти сразу к ней присоединились Никита и Ветер, не выдержавшие щекочущего нервы зрелища. В любой момент могла придти смена, кто-то мог просто выйти по нужде. Три тени бесшумно метались между палаток, все больше щитов валялось на земле. Луна, как назло, светила, вовсю. Еще несколько минут томительного ожидания – и смельчаки исчезли в лесу, сделав свое дело. Дважды ухнула сова, затем, после паузы, еще раз. Палатки вмиг покрылись кружевными разводами отверстий – в ночной атаке участвовали все стрелки клана. Казалось, невидимый вышивальщик быстро-быстро прошелся иглой по тяжелой ткани палаток, сплетая ведомый только ему замысловатый узор. Первое время был слышен лишь посвистывание т звуки глухих ударов стрел, нашедших свою цель. Потом, по одному, раздетые, переполошенные, стали появляться солдаты противника. Зазвучал сигнальный рожок, имперцы хватали разбросанные щиты, наспех строили оборону.

Залп! Крики раненых, стоны, проклятья умирающих, гудение начинающегося пожара. Залп! Залп!

- Уходим. – Разгоряченного Шака Ветер оттащил за плечо, - утром издалека посмотрим, что натворили. Да пошли же!

Шак выпустил еще пару стрел и неохотно последовал за отступающими соратниками. Он весь дрожал, словно в лихорадке - злой, торжествующий, пышущий горячкой боя.

Не потеряв ни одного человека в ночной вылазке, возвращались в приподнятом настроении. Да, это всего лишь одна из незначительных стычек. Но люди, сплоченные общей бедой, поверившие в себя, добившись первого успеха, выглядели сейчас почти счастливыми. Они не шли - летели на крыльях победы. В лагере всех уже ждал ужин. Рада, вернувшаяся раньше, уже рассказывала подробности ночной бойни мечникам, не принимавшим участия в сражении.

- Повезло тебе с женкой, Никит, - вздохнул завистливо Шак.

- Заткнись, накличешь еще, - не поддержал друга охотник, - спать ложись, нас постерегут.

 

Едва рассвело, вернулись наблюдатели, принеся хорошие вести. Ночной бой обошелся имперскому корпусу самое малое в сотню убитыми. Было среди них и трое магов.

-Может и больше, - говорили лазутчики, - но особо не разглядишь, как муравейник разворошили. Раненых много, даже считать не стали.

- И это тот самый хваленый Серебряный Молот? – Рада презрительно фыркнула, внимательно выслушав новости. – Да так они и до Поля не дойдут!

- А ведь и верно, - вскинулся Гольд, -что-то тут не то. Не могут ветераны такие потери на марше нести, да и с дисциплинкой, я заметил, слабовато у них. Если случится, надо бы пленного взять.

**

Кальта разбудил тревожный рев боевого рога, раздавшийся в ночи. Спал он на полу, поближе к очагу, как шутила Настя. Натянув плащ, выскочил наружу, прислушался. Где-то далеко , на пределе слышимости , он уловил звуки боя, нестройные крики.

- Хасса, малышка.

- Я рядом.

- Что случилось? Неужели Империя уже здесь?

-Да. Они уже третий день здесь. Твой бывший клан обороняется.

Кальт посмотрел на небо. На востоке уже побивалась нежно–розовая полоска восхода, подсвечивая легкие облака. Вошел в дом, завозился, укладывая в мешок наиболее ценное.

- Вставай, Анастасия, мы уходим. – Он бесцеремонно сдернул спящую женщину с ложа.

- Ой! Напугал! Куда уходим? Зачем?

- Имперцы уже здесь. Клан Дрейка пока их держит. Нужно поспешить, если мы хотим уйти живыми.

Настя сонно помотала головой, завернулась в одеяло.

- Я не поняла, Кальт. Пока они защищают эту землю, ты предлагаешь уйти?

- Да.

- Не шути так. Сейчас я оденусь, и мы пойдем к ним. Помощи от нас конечно мало, но стоять же в стороне!

- Настя! Люди этого клана выгнали слабую женщину в зимний лес, и едва не убили меня! И ты хочешь воевать на их стороне? За их благополучие?

- Я иду воевать за свою свободу, Кальт. Я пойду мстить Империи, раз уж нашлись люди, решившиеся ей противостоять. Благодаря Империи я стала такой – и ты спрашиваешь, буду ли я воевать? Не смотри на меня так, Кальт, - она встала и гордо выпрямилась, - когда шел бой в замке, я была оглушена, а когда очнулась – в живых осталась только я. Имперцы уже раздевали меня, собираясь насиловать. Я вскочила. Позади меня была глухая стена, впереди – они. Их командир сказал: «Ты так дрожишь за свою честь?»

Гневные слова лились потоком

- Выбирай, - сказал он. - Огонь или мы? На вашем знамени - Феникс, восстающий из пепла.

Они смеялись, Кальт! Они все время смеялись, когда таскали дрова и готовили костер! Они были уверены, что я струшу! Но я сама зажгла его, и стояла, горя заживо, пока их старший не крикнул погасить огонь! А потом он отпустил меня, сказав: «Вот когда ты станешь прежней, возродится и твой клан». О. насколько умной была эта месть! Он не позволил убить меня.

Настя задыхалась, ее глаза лихорадочно сверкали.

- Он придумал мне стократ худшую долю, чем смерть! Жить, зная, что ты – последняя, и никогда не родишь дитя, чтобы продолжить Род и клан! Я три года ходила по городам, уговаривая каждого, кто не был злодеем, сделать мне ребенка! Я сама воспитала бы его, спасла бы Род!

По ее лицу катились слезы. Она не вытирала их, и говорила все быстрее, ожесточеннее, горше.

Но тот, кто сделал со мной это, хорошо знал людей. Меня гнали, позорили, били, боясь смотреть на меня! Буду ли я мстить? Да! Ты со мной?

Кальт опустил голову.

- Нет. Того, что было, уже не вернуть. Я воевал за свободу свою и других, защищая тех, кто просил об этом. Люди меня отблагодарили. Я хорошо усвоил                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                              этот урок. Теперь я живу для себя.

- Уходи! Уходи, трус! Я жалею, что знала тебя! Жалею, что принимала твою заботу, делила с тобой жилье! Иди – и живи, вечно дрожа за свою никчемную жизнь!

Кальт молча собрал остатки вещей и ушел. Настя поспешно собиралась, боясь не успеть.  В ее глазах все еще стояли слезы.

Ночной бой не добавил захватчикам осторожности. Они упорно продвигались вперед, и к полудню вышли к неширокому ущелью. На этот рубеж Гольд с Ветром возлагали особые надежды. Другого прохода на земли клана не было – на этом и строилась тактика защитников. Больше двух месяцев почти триста человек подрывали его стены, становясь на плечи друг другу и ежеминутно подвергая себя риску быть похороненными под обвалом, ими же и вызванным. Отвесные скалы не позволяли забраться наверх и нагромоздить кучи камней, чтобы впоследствии сбросить их вниз. Под натиском легиона они медленно отходили к расселине, стараясь держать не слишком большую дистанцию, показывая, что измотаны до предела. На выходе же в засаде ждали неприятеля три сотни мечников и тяжелые копьеметы, пристрелянные по ущелью.

Голь не пустил Дрейка на линию обороны, напомнив, что Ведущий должен управлять боем, а не лезть на рожон, рискуя собой. Умом Дрейк понимал все, но сердце просило боя. Вот и сейчас, спрятавшись на опушке с сотней охраны, он нетерпеливо ходил взад – вперед, наблюдая, как на выходе из ущелья появляются его легкие отряды, заманивая легионеров в ловушку. Имперцы шли, будто не видя узкой дороги и не осознавая опасности. Они всего лишь сомкнули щиты, подняв их над головой.

- Пора, - скомандовал Гольд, когда голова плотного строя имперской пехоты показалась на выходе. Огромные копьеметы, заряженные каждый нетолстым бревном, громко гукнули, четыре заряда почти одновременно ударили в ослабленные стены. Раздался скрежещущий грохот, и ущелье заволокло сероватой каменной пылью, медленно оседавшей. Лучники, вмиг развернувшись, посылали стрелу за стрелой в клубящееся марево, броненосцы стояли наизготовку, ожидая, пока осядет пыль. Наконец серая муть рассеялась, открыв взглядам огромную кучу камней, перегородившую ущелье. Десяток – полтора легионеров успели проскочить зону обвала и теперь стояли, построившись в жиденькое каре. Остальных скрывала новосотворенная стена. Имперцы явно пребывали в растерянности. Лучники прекратили огонь.

- Бросай мечи, пока в ежиков не превратили! – Задорно крикнула Рада.

- А бросим – так заклятье нас убьет! – откликнулся кто-то из них.

Вдруг один легионер побежал прямо на строй стрелков, бросив оружие на ходу.

- А пропадай оно пропадом! – Закричал он. – Перед смертью хоть чем-то Империи насолю! Спрашивайте, захрустальцы, пока жив, что знаю – расскажу!

- Какой корпус? Точное число воинов. Потери? Задачи? – кратко и ясно сформулировал Гольд основные вопросы.

- Легион Шутгарта. Состав на утро семьсот мечей, сто восемьдесят стрелков, магов – не знаю, они отдельной когортой. Потери триста мечей, может чуть больше. – Так же кратко ответил перебежчик. – Задача… задача – вперед ломить, догнать и уничтожить.

- А Серебряный Молот? – спросил Дрейк.

Имперец снял шлем. Он был уже немолод, лыс, с обреченным взглядом.

- Не знаю я ничего про Молот, – сказал лысый, - еще спрашивай, пока не помер, быстрее! Заклятье на нас.

Дрейк нахмурился: «Что здесь забыл Шутгарт?»

- А нам кто объяснял? Приказали – в поход. Приказали – столб сожгли. Мы подневольные, парень, нам не растолковывают.

- Слушай, что-то ты долго живешь для проклятого, - неожиданно сказал Никита, опустив лук.

Действительно. Мужик стоял потный, испуганный, но помирать пока не собирался.

- Откуда ты знаешь, что именно ты проклят?

- Да как же, - забормотал имперец, - согнали нас, значит, кто в плен попал, в ратушу. Колдун имперский пришел, руками помахал и говорит – все, мол, всех на верность заклял…

Лысый осекся, сообразив, что жив до сих пор.

- Нам же показывали! Ввели одного, тоже из наших, нож дали. Убей, говорят, имперца. Тот видимо решил, все равно помирать – да и пырнул ножом охранника. Но тот ушлый был, увернулся, готов был. А наш постоял секунду, посмотрел на него, да так и осел без дыхания. Колдун говорит – и с вами то же будет, а если кто все-тики на бунт решится - семью вздернут.

В глазах легионера появилась не то, чтобы радость, но надежда, - Неужели…

- Обманули вас, мужик, - хлопнул его по плечу Ветер, - запугали да и послали вперед, на убой, дорогу чистить. Вы подумали, какой откат у мага был бы – вас всех разом заколдовывать? Сдох бы на месте от боли. Я только что сообразил…

Он повернулся к Дрейку.

- Поэтому они и не смотрели на потери. У них, я думаю, задача – наши ловушки обезвредить и другим дорогу открыть, а не нас перебить. На это Серебряный Молот есть. Берегут его, хитрецы, чужих вперед посылают.

Имперцы зашушукались, обсуждая новость. Затем, придя к согласию, дружно побросали оружие.

- Посмотрим, - сказал один из них, - если прокляты, то помрем, ну а если нет? Примете? У нас обратной дороги все равно нет.

- Хм. А ведь мысль, - Никита почесал нос, - мужики, а те, кто по ту сторону завала – тоже подневольные?

Лысый поскреб затылок. Он уже отошел от страха, и теперь всем своим видом выражал желание помочь.

- А кто его знает. У нас легион, хоть и Шутгарте формировался, а сборный. Не угадаешь, кто волей, кто неволей служит – люди-то друг от друга таятся.

- А если ловушка? – тихо спросил Гольд Дрейка, - перемешаться с нами, и …

- Может и такое быть. – Так же тихо ответил Дрейк. – А вдруг, правда? Это же… Представь, что убедим остальных, что заклятья нет, это ж почти на шесть сотен мечей подмога. И стрелки.

Гольд подумал, вздохнул: « Думаешь, все к нам пойдут? Не забывай, у всех семьи, они за себя меньше трястись будут, чем за близких. А, была, не была,… пошли нескольких обратно, пусть на завал лезут и кричат своим. Им быстрее поверят. Если корпус оружие сложит – примем, но к нашим я их близко не пущу, пусть отдельно бьются. А там уж посмотрим.

- Эй, мужики! Лезьте на завал и своим там покричите, как дела обстоят! Может, и они мечи против Империи повернут? – крикнул Гольд так и не дождавшимся смерти воинам, - если кто к нам добром перейдет - не тронем.

Карабкаться наверх никому не пришлось. Груда камней вдруг окуталась черной пеленой.

« Ага, значит, на той стороне еще и маги остались. - Дрейк встрепенулся, - все в лес! А вы пока тут останьтесь. Пока у вас дороги к нам нет. Говорите со своими, а мы издали посмотрим». – Остановил он пехотинцев Шутгарта.

Едва люди Дрейка успели укрыться за деревьями, пелена растаяла, открыв взгляду широкий проход, словно проплавленный в камнях.

- Сильные у них маги! – Гольд нахмурился, - хорошо, хоть поубавили.

Донесся мерный топот множества ног. Имперцы, построившись «черепахой», выходили из разблокированного ущелья. Все увидели, как те, кто сдался на милость захрустальцев, подобрав оружие, бегут к своим, крича на ходу. Колонна замедлила движение, потом и вовсе остановилась.

- Готовь стрелы, - приказал Никита лучникам.

- Что они решат? – думал Дрейк. Конечно, заманчиво усилить себя полутысячей бойцов, но Ведущий боялся ловушки. Он увидел, как перебежчики уговаривают солдат Империи. Судя по жестам, они делали это с большим жаром. Командир, судя по доспехам, выхватил меч и мгновенно зарубил двоих, поспешивших сложить оружие. На него разом кинулись рядом стоящие солдаты и почти сразу отхлынули, оставив на земле еще один труп. Вспыхнула междоусобная резня.

- Не вмешиваемся, - шепнул Дрейк Никите, - любой исход нам на пользу.

Но уже было видно, что одна, более многочисленная группа одолевает вторую, яростно сопротивляющуюся. Наконец лязг мечей умолк. Победившие вновь построились в колонну и зашагали к лесу, оставив за спиной с полсотни трупов. Не доходя до опушки, колонна остановилась, и вперед вышел воин со знаками различия сотника. Он, повернувшись лицом к лесу, демонстративно поднял меч над головой, затем положил на землю и сорвал с плеча нашивку с синим имперским флагом. Его движение повторил весь строй. Воин неторопливо приблизился к деревьям и позвал: «Эй, захрустальцы, покажитесь, где вы…»

Из леса показались мечники Дрейка, окружая разоружившихся солдат. Стрелки стояли, готовые разрядить луки при малейшем признаке ловушки. Повеселевший Дрейк кивнул Гольду: « Сам определяй, куда их пристроить».

Все произошло так быстро, что люди даже не успели понять, что случилось. Низкий, едва слышимый гул, возник в воздухе. Поднялся ветер – тугой, шквалистый, горячий. Смерч окружил опушку, поднимая людей в воздух, вырывая с корнем кусты и куски дерна. Небо над лесом потемнело. А неистовый вихрь подхватывал людей, швырял на деревья, разрывал в воздухе. Вслед за ветром пришел огонь. Воздух задрожал зыбким маревом, сгустился – и вспыхнул. Мгновенно опушка превратилась в черную плешь, по которой метались живые факелы. Колдовской огонь не знал преград – горело все: земля, доспехи, живая человеческая плоть. На одном гигантском погребальном костре встретились и люди, порвавшие с Империей, и те, кто им противостоял. Огонь не ведал различия. Огромными свечами вспыхнули деревья, разбрасывая вокруг раскаленные угли. На частый дождь арбалетных болтов и стрел уже никто не обращал внимания – люди обезумели. Гул, вначале тихий, набрал силу, и те, до кого не успело еще добраться пламя, закричали, зажимая уши. Тщетно. Звук проникал повсюду, порождая спазмы во всем теле, оглушая, ломая волю. Хаос.

На краю опушки то тут, то там, неизвестно откуда, появились фигуры магов в серо-коричневых маскировочных накидках. Из ущелья показались новые солдаты Империи. Глядя на них, Дрейк сразу увидел разницу между Первым легионом и тем отрядом, который сдавшись, был уничтожен. Как на смотре, имперцы четко и быстро развернулись в цепь, открывая проходы для легкой конницы. По камням частой дробью застучали подковы.

- А вот это уже Серебряный Молот! – заорал Ветер опаленному, съежившемуся в комок Дрейку. – Уносим ноги! Провели все-таки, стервецы, выманили из леса!

Уцелевшие захрустальцы побежали, а вслед им неслись стрелы и заклинания, находя себя все новые жертвы. Одним-единственным ударом Грев уничтожил цвет войска Дрейка, лишив их даже надежды на победу. Погоня длилась до глубокой ночи. Остатки разбитых отрядов Захрусталья беспорядочно отступали к последнему рубежу – Серому полю. В темноте оторвались от преследования, попытались собрать всех, кто рядом. Жалкое зрелище. Меньше полусотни мечников, шестеро стрелков, и вся верхушка клана – Ветер, Гольд, Дрейк. Ветераны, обгоревшие, все в крови и саже, сыпали проклятиями. Никита, получив болт в ногу, ехал молча, но было видно, чего ему это стоило. Болт был зачарован, несмотря на тугую повязку, кровь сочилась, не останавливаясь. Не пострадала только Рада, хотя вышла почти из эпицентра рукотворной геенны. Лишь слегка закопченная, она потеряла только лошадь, и теперь шла рядом с мужем, держась за стремя его лошади…

Прибыв в запасной лагерь, стали считать потери. Они ужасали, оказавшись гораздо выше ожидаемых. У защитников осталось немногим более двухсот мечников, пара дюжин стрелков и четверо магов. Впрочем, на магов никто не надеялся с самого начала – только двое из них могли сотворить подряд два заклинания.

Колеблющийся свет костров едва освещал временный лагерь. Картина была невеселой: грязная, прожженная амуниция, хмурые лица воинов, наспех оборудованные палатки для раненых. Чуть в стороне, на краю, смутно белел длинный ряд продолговатых предметов, накрытых чистой холстиной – тела тех, кого соратники успели унести с поля боя. Слышались негромкая перекличка дежурных, стоны раненых, шарканье точила по железу. Изредка – плач и стенания женщин, возвещавшие о том, что умер еще один чей-то брат, отец, муж. Казалось, все вокруг пропиталось запахом гари и прогорклого пота.

Ветер, Дрейк, Гольд. На вертеле, над затухающим костром, жарится их ужин, по времени – ранний завтрак. Мяса много – никто не экономит запасов, они уже не пригодятся. Бутыль с вином, стоящая рядом, едва почата, - пьют, в основном, воду. На лицах – озабоченность, вперемежку с печалью и злостью.

- Как они выбрали момент! – угрюмо цедит слова Гольд. – Да, их магам сейчас не позавидуешь, но какой удар! Не удивлюсь, если Грев завтра выставит только латников и стрелков.

- Да, маги свою работу сделали, - печально согласился Ветер. – Твои мечники готовы?

 -Те, кто жив – готовы. Завтра будет весело. – Ковыряя угли прутиком, отозвался наемник.

Дрейк почти не следил за разговором. Им овладела страшная опустошенность, в душе не осталось места даже скорби и злости – одна пустота. Он машинально откусывал мясо, вяло жевал, глядя в огонь воспаленными глазами, и не замечал саднящей боли ожогов.

- Почему завтра? – Спросил он равнодушно. – Сегодня. Он не даст нам передышки.

Его ветераны негромко переговаривались меж собой. О чем говорить? Утром они все умрут. Как глупо и как все нелепо. Робкие надежды сжег огонь проклятой Империи. В груди Дрейка зародилась боль, он зарычал в бессильном отчаянии, обхватив руками колени и опустив голову.

Гольд положил на плечо тяжелую руку.

 - Оформилась одна мысль, Дрейк. Отвратительная, но другой нет.

Ведущий запрокинул голову к небу. Тучи заволокли его – ни луны, ни единой звездочки, сплошная темно - серая плита, нависшая над головой. Где-то за спиной снова раздался женский плач – еще один из воинов отправился к Предкам.

 - Тебе придется убить Грева. Сам понимаешь, как действует на солдат смерть командира. Но, скорее всего, ты умрешь в следующую секунду.

Дрейк горько рассмеялся.

- Мы все умрем. Так почему бы мне и Грева с собой не прихватить? Выкладывайте, что придумали.

- Грев своих людей бережет, сам видел. Скорее всего, он предложит тебе сдаться, чтобы не терять бойцов. Ритуал капитуляции известен, думаю.

Дрейк кивнул. Меч, протянутый рукоятью победителю.

Наемник внимательно посмотрел на молодого Ведущего. Он слышал, что говорили о Дрейке – гордый, смелый. И бесхитростный, добавил бы он. Совсем мальчишка. Гольду не понравились его глаза – тусклые, равнодушные. «Не сломался бы парень» - с тревогой подумал Гольд.

- У меня есть нож. Зачарован, любую бронь проколет, как холстину. Ветер снимет клинок и вставит тебе в рукоять меча, прикрыв тонкой железкой. По виду – тот же противовес получится. Дальше, думаю ясно. Клинок отравим, достаточно будет просто оцарапать Грева – умрет мгновенно, и магия не спасет. Ну а потом…

Дрейк отрешенно следил за редкими языками пламени, бегающими по углям. Костер угасал.

- Не верится, что утром умру, Гольд. Как будто все понарошку. Я понял, сделаю.

- Может и не умрешь. - Наемник бросил на колени Дрейка тяжелый сверток. Тускло блеснул металл. – Наденешь ее, она даже арбалетные болты держит. Ударишь – и сразу назад, охраной, если будет, займутся стрелки.

Ведущий развернул кольчугу: старой работы, тяжелая и очень прочная, даже на вид. Кое-где видны следы починки – не раз в деле была. Дрейк покачал головой.

- Не стоит. Маги не дадут уйти.

Ветер, появившись из темноты, протянул замысловатой формы амулет.

- На теле храни, он пару ударов выдержит. Меч давай, я пошел шип ставить.

Дрейк тоскливо посмотрел кузнецу в спину. Да, они пожертвовали ему самое ценное – свою защиту. Но не им выходить завтра перед строем, не им умирать первыми! Он схватил бутыль, жадно приник, вливая вино в себя. Он не хочет умирать!

Гольд заметил, как изменилось лицо Ведущего. «Мальчишка знает, на что идет, - подумал он. – Но он это сделает». Наемник почувствовал некоторое облегчение, и что-то, похожее на легкую зависть: себя он не считал способным на такое.

- От Белых нет вестей?

 - Нет.

Мальчик, посланный  в Белую Лигу, не вернулся. И хотя мало кто надеялся на орден магов, бодрости это не прибавило. Мощь Белых позволяла им существовать обособленно от всех, не принимая ничьей стороны. Даже Империя предпочла оставить их в покое, когда провалились ее попытки склонить магов к союзу.

***

- Вот ты где, старик.

 Ветер уже установил обломок ножа в меч Дрейка и теперь, чуть дыша, крепил тонкостенный шар, закрывающий острие. Задержав дыхание, он капнул расплавленным свинцом на стык колпака и рукояти, подул, дождался, пока металл застынет, легонько коснулся непрочной оболочки, проверяя. Она чуть подалась под нежным прикосновением. Готово. Кузнец осторожно положил меч на чурбак, оставив рукоять висеть в воздухе и только потом обернулся.

- Уф, полночи бегала, вас искала. Два раза чуть не нарвалась на имперцев. Думала, не успею.

На Насте были мешковатые мужские штаны, легкая полотняная курточка. От нее еще курился легкий пар, исходящий от разгоряченного тела. Голова плотно обмотана шарфом.

- Ты откуда взялась? – строго спросил Ветер. – Беги, пока можешь, не до тебя.

Настя усмехнулась.

- Мне нужно оружие и доспех какой-нибудь. Что-нибудь полегче, я меч не удержу. Когти есть?

Кузнец пренебрежительно поморщился.

 -Ты совсем рехнулась? Девушке – когти? Ладно, лук бы попросила, а то – когти ей. Иди отсюда, вон солнце всходит, скоро бой. Тебе-то что за фантазия помирать?

- Старик, дай мне когти и доспех, - ровно повторила Настя, - и не говори «Беги». Не затем шла.

Женщина сказала это таким тоном, что Bетер сразу понял – не отступит.

- Ну и дура! – разозлился он, - ну смотри, мне тебя уговаривать недосуг. Какие когти: два, три зуба? Выбирай, вон лежат, этого добра навалом.

Настя прикинула на глазок вес лезвий, длиной почти в локоть.

- Два. С тремя устану быстро, и так тяжело будет. Только… - она показала кузнецу скрюченные черные кисти рук.

- На наручи посажу, как Кальту делал! – рявкнул на нее Ветер, досадуя, что не прогнал. – Иди воо-он туда, скажи – я прислал, доспех подберешь. Я пока лезвия приклепаю к наручам, это мигом. Воительница хре…

Насти уже не было рядом.

Ветер, ворча вполголоса, выбрал четыре клинка полегче, и быстро соединил их с цельнометаллическими двустворчатыми наручами. Поморщился, вспомнив, что размер – мужской. Еще порылся в запасах, нашел меньшие и изготовил вторую пару.

Настя выбрала себе короткую кольчугу-безрукавку и легкие наколенники. Шлемом она пренебрегла. Ветер сплюнул, посмотрев на нее: «Что в этом, что голая: един корень. На, примеряй. Браслеты на замках, только захлопнуть».

- Велики, - вздохнула Настя, померив первую пару. – Ага, вот теперь как раз. Спасибо, старик.

Большие она однако ж не вернула, а закрепила на бедрах.

-Запасные. Вдруг эти обломаю. – Пояснила она. Помахала руками, приноравливаясь к весу оружия.

- Что б тебе прожить столько, чтобы успеть обломать, – тихо сказал Ветер с горечью. Едва он сам надел кованый тяжелый нагрудник, в лагере заунывно пропел рог, сигналя сбор.

- Вон туда, к мечникам иди, - подтолкнул кузнец встрепенувшуюся Настю, и, схватив меч Дрейка, побежал к Ведущему.

Она пристроилась колонне в хвост. Несмотря на подавленное настроение, когда ее заметили, посыпались шуточки.

- Эй, спинку почеши коготками!

- Девка, тебе бы не когти в руки, а…

- Да ей вторую пару на ноги – и кошки не надо, мышей ловить!

- Ей вообще они не нужны! Как платок снимет – имперцы мигом по лесу разбегутся, га-га-га. Отлавливай их потом!

Не обращая внимания на подначки, Настя попросила одного из балагуров: «Закрепи на плечах, пожалуйста. Мне самой несподручно».

Она подала ему перетянутый завязками тонкий рулон ткани, повернулась спиной. Тот быстро продел шнурки во внешний слой колечек, затянул, дернул за жилку, не дающую скатке развернуться.

Легкий порыв ветра подхватил накидку, и она захлопала, затрепетала в воздухе, словно и правда красно-оранжевая птица, изображенная на ней, забила крыльми. Настя сорвала с головы шарф и отбросила его. Развернула плечи, гордо вскинула голову – неуловимо преображенная, величественная.

- Прежние! – ахнул кто-то.- Диана! Флаг ее клана!

По строю пронесся шепоток, перерастая в возгласы удивления. Здесь, в этой глуши – одна из Великих Прежних? Строй остановился.

- Пора, ребята, - мягко сказала Настя. - Не глазейте, не картина.

Насмешник, тот, что завязывал ей накидку, покраснел. Затем встал на одно колено и поцеловал край истертой старой ткани.

- Прости на обиде, Прежняя, - с неловкостью в голосе произнес он. Настя подняла его с колена.

- Я не обидчива. За одно дело рубиться идем – какие обиды?

***

Солнце взошло. Утро выдалось тихим и ясным, необычайно теплым. Серое Поле было совсем рядом, и солдаты шли, не особенно торопясь. Всем хотелось хоть немного отдалить страшный миг, продлить минуты затишья перед боем. Когда передовой отряд, с Дрейком во главе, вышел на опушку, первое что они увидели – на дальнем конце Поля безмолвно застыл построенный в боевой порядок Серебряный Молот. Солнце играло на светлом металле доспехов, отбрасывая многочисленные зайчики. Тяжелые штандарты Империи едва колыхались под слабым ветром. Впереди, каменными изваяниями, замерли двое всадников: Командующий и ведьма.

Дрек ощутил, как тугой комок холода возник в животе. Учащенно забилось сердце, его пробил ледяной пот. Как же это страшно! Он почувствовал, как крупной дрожью задрожали руки.

- Да они ж могли нас ночью перебить! Как они вышли сюда первыми?

- Какая разница? – шевельнул губами Гольд. – Все в лес! Стройся!

Ведущий отъехал немного в сторону, спрятался за стволы. Достал из кармана амулет Линайны, приложил к виску.

- Ну, вот и все, Лин. Давай прощаться.

Нервный озноб распространился по всему телу. Осознание неизбежности смерти и острое сожаление когтистой лапой сдавили сердце.

- Дрейк, милый, наконец то вспомнил! – Услышал он безудержно-радостную мысль ведьмы. – Я нашла выход! Я же обещала! Времени нет, следи внимательно. Ты знаком с эликсиром молодости?

- Да.

- Я работала над его улучшением три года. И знаешь, что я получила сегодня ночью?

Линайна сделала паузу. Дрейк почувствовал ее настроение – ликующее, восторженное.

- Бес-смер-ти-е! Бессмертие, Дрейк! И я одна знаю об этом. Принимай подданство, милый! Мы его выпьем вдвоем, а потом я найду способ избавиться от Грева. Да что нам теперь Грев? Ты станешь Императором, мой родной, мой ненаглядный Лорд! Через двадцать – тридцать лет люди позабудут все, что здесь произошло, а мы будем жить вечно! Что нам теперь суд смертных?! Дрейк…

Ведущий отнял амулет от головы, посмотрел туда, где спешно строились остатки его войска. Жиденькая группа латников, стрелки, уже занявшие позиции на платформах в кронах деревьев. Сосредоточенные лица, скупые короткие слова прощания. Дрейк тронул лошадь, подъехал ближе. Иосифа, бледного, но решительного, окружали тридцать тяжеловооруженных солдат, замкнув в кольцо. Когда начнется бой, они станут его телохранителями.

- У тебя охраны больше, чем у меня, - через силу улыбнулся Ведущий. Мальчик не ответил на его улыбку – он смотрел на Поле, где бликуя металлом, их ждала Смерть. Дрейк вспомнил об амулете, покатал его на ладони, и сильно размахнувшись, выбросил. Запрокинул голову, глядя в чистое небо, полускрытое зеленью леса.

- Как неохота умирать! – Вновь подумал он. Гольд хлопнул его по плечу.

- Мы готовы, Дрейк. Пора.

Едва лошадь Ведущего сделала первые шаги по Полю, Грев и Линайна тоже тронулись с места. Дрейк кожей чувствовал на себе взгляды множества глаз. Неотвратимо сближаясь с врагами, он перебирал в памяти знакомые лица. Ворчун Ветер: «…Это твоя забота, Ведущий, о нас думать!» Териан. Мягкая ее ладонь на щеке, теплые губы прикасаются ко лбу: « Ты герой, малыш. Ты нас всех спас». Пепельноволосая юная девушка с озорными глазами. Омаха: «Бельчонок, а вот и не догонишь!» Никита: « Ты нам нужен, Дрейк». Лица, лица, лица. Снова Ветер: «Помните их цвета!» Любопытная шустрая Айда. «Дядя Дрейк, а мне рассказывали, как ты клан спас!» Виноватые глаза Итона: «Прости, но я ее люблю». Вспомнилось ощущение довольства от вечеров в компании Совета, жестокий азарт охоты на скальдов. Теплый ветер, горько-смолистый запах полуденного леса, тишина озер. Плевок Кальта: «Тварь!» Прости, Кальт, я виноват.

 Оказавшись на расстоянии вытянутой руки от Грева, Ведущий остановил лошадь. На Командующем церемониальный парадный доспех цветов Империи, открытый шлем с пышным алым плюмажем. Чуть сзади от него – Линайна, вся в белом, ослепительная, невыразимо прекрасная без вуали. Она едва сдерживает слезы.

-Лорд Дрейк, вам известны наши предложения. Вы должны дать ответ. – Грев посмотрел на Дрейка печальным и сочувственным взглядом. Он словно говорил: «Парень, я все понимаю и знаю, каково тебе сейчас. Жаль, что так вышло».

Ведущий глубоко вдохнул, почувствовал аромат духов Линайны, смешанный с запахами весны, вспомнил счастливые лица обитателей деревни, спасенной им от чумы.

Меч едва слышно зашипел, выходя из ножен. Захрустальцы, затаив дыхание, следили, как рукоять с блестящим яблоком противовеса приближается к руке Грева. Ближе, ближе. Пальцы Командующего вот-вот сомкнутся, меч сменит хозяина. Ну же! Что ты ждешь, Дрейк?

Рукоять мягко легла в подставленную руку Грева. Дрейк разжал пальцы.

«Простите меня все». – Подумал он, не смея смотреть в глаза Грева.

Сзади раздался удивленный горестный вздох – и тишина. В эти мгновения бывший Ведущий подумал, что умереть ему, наверное, было бы легче. В душе поднялась волна самых разных чувств, главными из которых были отчаяние и стыд. Но сквозь них, полузадушенная, робко пробивалась радость и предвкушение другого будущего. Он будет жить.

Сзади о камни брякнул щит. За ним другой, третий.

Дрейк подъехал к Линайне, и так же, не поднимая глаз, глухо произнес: «Ты обещала избавить меня от позора».

Она приблизилась к нему совсем вплотную, и Дрейк ощутил, как короткий кинжал, источая жестокий холод, вонзился в живот. Зачарованный нож сжимала тонкая девичья рука. Кинжал пошел вверх легко, словно и не резал по пути прочную кольчугу. На лице Ведущего удивленное выражение быстро сменилось гримасой детской обиды. Он так и не понял, что произошло, слишком изумленный, чтобы поверить в свою смерть.

- Мертвым все безразлично, - сказала Линайна, вспоров любовнику живот. – Жаль, что ты не отказался.

Дрейк боком упал на землю и скорчился, поливая камни горячей кровью.

***

- Зачем тебе этот мальчишка?

- Какой ты зануда, Грев! Отстань!

На Линайне - лишь короткая ночная рубашка глубокого синего тона. Короткая, вся из кружев, она больше возбуждала желание, чем прикрывала тело. В огромной палатке Грева тепло и сухо. Широкое ложе, занимающее почти половину всего пространства, застлано мехами, рядом – низкий столик искусной работы. На нем – фрукты, вино, сладости. Розоватый шарик магического светильника едва освещает обстановку. Парадному доспеху Грева, висящему на стойке, отведено весьма скромное место у входа слева, там куда почти не достает свет ночника. Командующий лежит прямо на полу, на толстой подстилке, и с интересом следит за ведьмой, которая расхаживает перед ним с бокалом вина в руке.

- У меня не так уж много развлечений, милый. Я давно пресытилась тем, на что кидаются смертные. А Дрейк напомнил мне одного подростка, которого злая ведьма не смогла соблазнить даже бессмертием.

Линайна сделала большой глоток, зажмурилась от удовольствия. Она раскраснелась, ее глаза блестели в полумраке.

-Помнишь, Грев? Ты так горел желанием отомстить за гибель своей семьи. Ты пытался мстить, отказавшись от всех моих посулов. Я помню. Поэтому ты жив, и ты на вершине. Мне скучна покорность, Грев, ты знаешь. Я люблю приручать бунтарей.

- С ним у тебя не выйдет.

- Может - нет, а может и да. С тобой же получилось. Все твое мужество и непреклонность никуда не делись, просто м-м-м… обрели другую направленность. Мне холодно, пусть принесут еще дров.

Грев, легко поднявшись, вышел из палатки. Вскоре четверо солдат, пыхтя в узком проходе, принесли носилки с поленьями, затопили походный очаг в шатре Командующего.

- Осторожнее, шкуры не сожгите! – Линайна почуяла запах паленой шести. Вернулся Грев, неся на подносе ужин.

-Ешь ты, я не голодна, - Линайна прыгнула на ложе и, дурачась, потерлась щекой о меха, призывно глядя на Командующего. Когда-то его это волновало.

- Ты хочешь сказать, что оставишь мальчишку в живых, если он откажется?

- Конечно. И его, и его людей.

Греву нравился Дрейк. Сука верно заметила – в молодости он сам был таким же – безрассудным, прямым, с обостренным чувством чести. Но все это в прошлом. А сейчас уже поздно – слишком много крови на его руках, слишком он привык к власти. Его ненависть к Линайне перегорела, осталась лишь обреченность и жажда власти. Сука неуязвима.

- Почему? А потому, что нехорошо отбирать у Империи последнего врага, это очень расслабляет. Я бы оставила их в покое лет на десять, может больше. Они бы росли, копили силы. А я тем временем заставила бы их полюбить Империю. Честно, Грев, я бы смогла. Но, в конце концов, мы можем обойтись и без них. Врага всегда легко найти, если хочешь. А мальчик, если окажется стойким, заменит тебя. Я дала бы ему твое место.

- Ты откровенна до тошноты. – Грев даже не скрывал своего отвращения. Все равно сука видит насквозь. Да, крепко она его привязала. Вначале Великие, эликсир молодости, брошенный как собаке. «Грев, это подарок». Он поднял, не швырнул ей обратно в красивое лживое лицо. Подачка щедра. Потом – утопленные в крови мятежные города. «Служи, Грев, служи, я тебя так люблю! А если будешь совсем послушным, я не дам тебе умереть». Сука. Играет со всеми, и не поймешь, когда она говорит серьезно.

Линайна налила себе еще вина, посмотрела на Грева, заливисто рассмеялась.

- А может и не заменила бы. Не дрожи, Грев.

- У тебя странные игры, Линайна.

Сука сегодня разговорчивее обычного, почти пьяна и в хорошем настроении. Может, расщедрится на бессмертие? Хотя вряд ли.

Грев за все годы не видел ни разу ведьму пьяной, но сейчас она была ближе всего к этому состоянию. Кувшин опустел на две трети. А сука благодушествует, раскинулась на ложе, выгнулась кошкой. Смотрит призывно блестящими глазами, поглаживает грудь. Знаю. Играет. Что на нее сегодня нашло?

- Ничего. Я просто радуюсь. Не смотри на меня так, у тебя на лице все написано. Завтра осуществится моя мечта, милый. Весь материк под пятой Империи. Ты знаешь, как долго я к этому шла? Хочешь, расскажу?

- Твое дело. – Грев пожал плечами и выхватил у Линайны кувшин, в котором на дне еще плескалось вино. Он выпил остатки залпом, не разобрав вкуса.

- Я была одной из последних людей, пришедших на Фантазию. Надежда был еще не достроен, а люди уже точили зубы друг на друга. Тогда могли убить просто так, для развлечения, Грев, закона-то не было. Куда деваться молодой девушке, а?

Грев промолчал, зная склонность Линайны к монологам.

- И вот, пока другие грызлись, я искала способ овладеть Силой. Лазала по горам, спускалась под землю, обшаривала пещеры в поисках того, что могло дать ключ к пониманию Силы. Конечно, ничего я не нашла. Тогда я пошла учиться к тем, кто продвинулся в Силе дальше меня. Маленькая похотливая сучка, к которой так легко залезть под юбку! Я спала с любым, кто мог дать мне хоть кроху новых знаний!

- Ты не очень изменилась, - съязвил Грев. Ведьма счастливо рассмеялась.

- Это комплимент? Принимаю. Ну вот, я копила знания, как купец – золото. Но я старела. Поняв, что время уходит, я все силы бросила на создание эликсиров, продляющих жизнь – ведь я уже много знала к тому времени. Я создала эликсир молодости- уже совсем старая, морщинистая и почти беззубая. Он дал мне время, чтобы продвинуться дальше. Дальше – больше, я наткнулась на тайну бессмертия. Косметика помогала мне выглядеть молодой, но это было совсем не то. А однажды в горах я нашла скальда, убитого обвалом. С ним рядом лежал желтый маленький камушек, очень невзрачный, если бы не Сила, бурлившая в нем. Я не сразу поняла, что это за Сила. Но пьяный проводник захотел меня, а когда получил отказ – рассвирепел и ударил ножом в спину. Нож сломался, а на мне не появилось и царапины. Вот так я получила неуязвимость. Принеси мне еще вина.

Грев похолодел. Он знал, что может скрываться за откровенностью Линайны. Ведьма не делает ошибок, а сейчас она доверила ему свою тайну. Значит, уверена, что он не воспользуется ей… или не успеет воспользоваться. Он не пошел за вином сам – просто крикнул часовому, и тот принес требуемое, забрав тарелки с нетронутым остывшим ужином.

- Вот как они делают такую вкуснятину , не пользуясь Силой? – вздохнула ведьма, налив себе очередной бокал. Она перестала провоцировать Грева, и теперь лежала, закинув руки за голову.

- Ты не говорила мне об этом, - рискнул направить ее в нужное русло Грев.

- Раньше – не хотела. А сейчас я в настроении пооткровенничать! – Линайна улыбнулась.

- Первым делом после всего этого я вырастила себе новое тело. Да, милый, да. Не такое красивое, как это, но тоже хорошее. Это очень больно, кстати. Став снова молодой, я занялась тем, что разожгла войну – смертные потом назвали ее Война. В неразберихе всегда проще захватить власть, а я ее очень хотела. Я соблазнила одного Ведущего, и его руками начала воевать. Но переусердствовала. Люди настолько увлеклись, что едва не перебили друг друга. Хорошо, хоть вовремя остановились. Так я поняла что меч – не лучший способ. И стала копить деньги, потихоньку подбирать союзников. Спустя много лет спустя я подкупила Главу Гринхолла. Это был мой первый город, захваченный без крови. Ну а потом… результаты ты видишь сам.

- Если ты так любишь власть, то почему на троне сидит Слоу? Зачем тебе столько всего, ведьма?

- Власти не может быть много, милый. Она – лучшее из развлечений. А какая разница, как зовут марионетку во дворце? И что мне там делать? Умирать от скуки? Нет, милый. Это не по мне. В качестве твоей ведьмы мне почти не завидуют, и не мешают. Люди не знают, кто ими правит. Очень удобно. А дворец… я посадила бы на трон тебя, но ведь через год ты бы сам сбежал оттуда. Нам обоим нужна власть и риск, в пределах разумного конечно. Мы – почти идеальная пара! – Линайна пьяно рассмеялась.

Грев не поверил глазам – ведьма пьяна! Этим надо воспользоваться.

- А что за авантюра со шкурами скальдов? За что платить такие деньги?

- А вот этого, мой Лорд, я тебе не скажу. – Ведьма мгновенно протрезвела. – А теперь будь умницей, иди сюда.

Линайна, корчась в сладострастных судорогах, вдруг вспомнила тот день, когда уверовав в свою неуязвимость, она провела по руке ножом из клыка скальда, найденного ей. О, она заплатила бы вдесятеро больше, чтобы этих хищников перебили всех до единого. А шкуры раздала бы желающим.

***

Грев взмахнул рукой, и строй Легиона пришел в движение, вытянулся клином в сторону растерянных, подавленных защитников Захрусталья.

-Мне не нужны пленные, - сказал Командующий, когда к нему подскакал вестовой.

 - На месте стоять, кошкины дети! Щиты поднять! Строй сомкнуть! – в наступившей тишине хриплый яростный крик как бичом стегнул оторопелых воинов Дрейка. Черноволосый плотный мужчина в поношенной одежде охотника выбежал из-за спин. Он запалено хватал ртом воздух, пытаясь справится с дыханием. На его левой руке был надет маленький щит, в правой хищно блестел длинный охотничий нож. На голове – тяжелый круглый шлем, сильно помятый. Но не это привело солдат в смятение. На плечах человека, едва не опоздавшего на встречу со Смертью, развевался плащ. Почти такой же, как у Насти, только раскрашенный в черно-красную клетку.

-Что рты раззявили?! – С веселой злостью крикнул он. - Крепи строй!

- Кальт! – не веря себе, оторопело промолвил Ветер. – Ай да …! Сюда давай, к нам!

Кальт вихрем промчался сквозь строй, задержался около Иосифа и, сдернув с руки светлую блямбу щита, сунул хилеру.

- На, малыш, на грудь повесь. И это бери.

Во вторую руку мальчишки лег невиданный по величине ведьмин камень. Как только он коснулся кожи, зеленоватые прожилки вспыхнули слепящим изумрудным сиянием. Все затаили дыхание, на минуту забыв о надвигающемся вражеском клине. Камень светил ярко и мощно, волнами прокатывая зеленый свет по лесу. Глядя на этот могучий свет, на Прежних, пришедших, словно с неба, на помощь горстке обреченных, люди вновь ощутили призрачную надежду, забыв о предательстве Дрейка. Кальт растолкал латников и стал в первой шеренге, рядом с ветеранами.

- Шевелитесь! – еще раз прикрикнул он на людей, огорошенных вторым чудом за утро. – Стрелки к бою, стрелять без команды!

Он повернулся к Гольду, подмигнул: «Ну, командуй, что ли?»

 

- Лови! – Настя кинула Кальту когти, которые она так предусмотрительно захватила с собой. Она была поражена меньше остальных. Ее глаза обласкали калеку, вспыхнув радостью и гордостью. – Я знала, что ты придешь, Кальт! Я верила!

Тот яростно оскалился, защелкивая замки. Куда девался опустившийся пьяница, живший на подачки односельчан? Теперь, глядя на приближающихся врагов, в первом ряду стоял воин. Собранный, уверенный, грозный. Как мало надо, чтобы поверить в лучшее! Группа растерянных, мятущихся людей опять превратилось в войско, на просветленных лицах появилась утраченная, было, решимость.

Кто-то закричал срывающимся, ликующим голосом: «С нами Великие Прежние!». Клан отозвался восторженными криками. Обожженная девушка с Фениксом на спине и немолодой полноватый мужчина в черно-красном плаще стояли посередине строя мечников, приветственно воздевших мечи к небу. Два осколка прошлого, два кусочка Великих кланов, ушедших в небытие.

Гольд почти весело скомандовал: « Их стрелы нас не достанут – деревья не дадут. Лучники!  Выбивай стрелков! Латники, тупой клин!»

Рядом стали Ветер и Кальт, образуя острие встречного, более тупого выступа. Настя пристроилась за их спинами, напружинилась, меча плотоядные взгляды. Кальт встретился взглядом с Ветром, тот глянул лукаво, отвернулся, вздымая шестопер. На его лице застыло хищное выражение.

Имперцы перешли на бег, подняв щиты. Неумолимая лавина стали катилась по Серому Полю. Еще секунда, и горстка безумцев, ставших на ее пути, будет сметена! Слышался слитный топот множества ног, команды сотников и хлопанье стандартов, которые полоскались на ветру. Стрелки без устали слали оперенную смерть в бронированный строй, и почти каждый выстрел находил цель.

Гольд почувствовал, как закипает в груди неистовство. Сейчас, сейчас… Он окинул свои ряды и крикнул: «Плотнее! Держаться, братцы!»

Ветер выступил вперед, раскручивая свое чудовищное оружие. Он сознательно довел себя до высшей точки каления, и сейчас был похож на воинственного бога народа, именовавшего себя скандинавами. Рычащий и вращающий над головой шестопер, с налитыми кровью бешеными глазами, он был страшен. Редкие стрелы Империи отскакивали от его тяжелого доспеха, и старик обращал на них внимания не больше, чем на уколы соломинок.

- Круши-и-и! – Взревел он, и вбил самого шустрого врага в землю, первым из латников открыв боевой счет. Серебряный Молот ударил в щиты маленького, но плотного отряда Захрусталья. По долине прокатился гром, и эхо оповестило горы о начале пиршества Смерти.

***

Гольд немыслимым кульбитом перескочил через щиты внешней линии легионеров и оказался внутри, в самой гуще врагов. Секундой позже Кальт неуклюже последовал за ним. Ветер остался на месте. Об него, как прибой о скалу, разбилась первая, самая страшная волна атаки. Зазвенел металл, гневные крики смешались со стонами раненых. На лбу кузнеца вздулись вены, ярость исказила его черты. Он почувствовал, как ладно сидит в руке древко шестопера, достойного древних богов. С плеч словно упала тяжесть прожитых лет, и Буря, которого он похоронил в себе, сжегши свой доспех Сизого, воскрес. Навершие оружия описало полукруг и вновь обагрилось кровью.

- Круши! – Ветер шагнул вперед.

- Кру…шу! – ответил он себе в два приема уложив следующего наглеца. Вот еще один захватчик упал на землю с разбитой головой. Его конечности судорожно задергались, мозг и кровь испятнали сочную зелень травы. На кузнеца бросились сразу трое. Шестопер описал короткую дугу и с противным хряском разнес плечо одному и, продолжив движение, отправил к Предкам второго.Последнего оставшегося в живых, Ветер насадил на острие. С удовлетворением посмотрел на трепещущие в конвульсиях тела, плотоядно оскалился. Сзади заорали: «Ветер, назад!» Он быстро оглянулся. Оказывается, в пылу битвы он наступал, и удалился от своих, шагов на двадцать вперед. «Спина открыта!» - мелькнула мысль и Ветер, ругаясь, стал пробиваться обратно.

 Гольд вьюном вертелся невдалеке, не застывая ни на секунду в одном положении. Оружие все в ржавых пятнах крови, легкие доспехи вымазаны землей. Он дрался молча, спокойно и расчетливо. Лицо задумчиво, отрешенно, тело работает на рефлексах. Вот Гольд пригнулся, уйдя от удара, перекрутился волчком, достал легионера под колено. Удар отточенной стали рассек сухожилия. Обезножевший воин неуклюже завалился на бок, попытался ткнуть Гольда мечом. «Фить!» - свистнули когти наемника, и из распоротой шеи солдата Империи забила прерывистая красная струйка. Гольд не стал его добивать. Некогда. Он поймал мгновение, когда здоровенный бугай в тяжелых доспехах уже замахнулся молотом, зайдя Ветру в спину. Сердце екнуло – «Успею ли?», - и Гольд распластался в прыжке, вытянулся струной в невиданном па боевого танца. Он едва не опоздал. Лезвие когтя вошло в смотровую щель глухого шлема и безнадежно застряло в ней. Гольду почудилось, что он даже услышал хруст разрываемой плоти. Металл звонко щелкнул, когда наемник резким движением обломил его, оставив в ране. А Гольд уже летел на помощь Кальту – того теснили.

Наметанный глаз наемника отметил, что с когтями Кальт управляться не привык. «Видать что-то ему показывали, но драться привык другим», - подумал Гольд, пронзая печень врага, который так кстати повернулся в нему боком. Кальт был ранен, но неопасно. Чужой меч лишь чиркнул его плечу, оставив кровоточащий надрез. «Мечник». – Наемник убедился в правильности своих выводов, увидев, что Кальт в косом ударе снизу вспорол шею противника.

 - Когти не обломай! – Крикнул Гольд в самое ухо калеке, неожиданно вынырнув у него из-за спины. Боевые порядки дерущихся окончательно смешались. « Ну, теперь маги точно не ударят», - вздохнул он почти облегченно.

Кальту приходилось туго. Тело отвыкло от боя, утратило былую сноровку. Если бы не Гольд с Ветром, бьющиеся рядом, он был бы убит еще в первые минуты боя. Но соратники спасали, и Кальт с удовлетворением подметил, как начинают возвращаться старые навыки. Он понимал, что не доживет до конца боя. Некрасиво, тяжело размахивая когтями, подумал: «Эх, руки… Меч бы мне». Он подавлял в себе злость боя, которая заставляла его рисковать, и дрался вполне успешно, записав на свой счет двоих. Легкая рана на плече не мешала драться. Во рту было горько. Желчь. Истерзанная пьянством печень не выдержала, сильный удар щитом по ней стал последней каплей. « Не смертельно», - сказал себе Кальт. Он уже слегка приноровился к непривычному оружию, и позволил азарту боя завладеть собой. С каждой секундой тело все быстрее вспоминало то, чему обучали Кальта наставники. Рядом мелькнула стремительная тень, и Гольд, возникнув за спиной, крикнул ему: «Когти не обломай!»

Раненой руке вдруг стало горячо, и, скосив глаза, калека увидел, что порез затягивается на глазах. Он обернулся, нащупал взглядом Иосифа. Тот был очень бледен, взгляд – незряч. Кальт впервые видел его в действии. Почти позабыв про грозящую в любую секунду смерть, он зачаровано смотрел, как лечит мальчик. Иосиф широко раскинул руки ладонями к небу, и словно молил кого-то невидимого наверху: «Дай мне Силу!». Щупленький, невысокий, он закусил губу, на его лице выражение отчаяния и мольбы, волосы трепещут по ветру. Потоки магической энергии изменили даже воздух окрест, и теперь вокруг Иосифа кружился смерч. Он обладал собственным могуществом, расшвыривая всех, кто пробовал подобраться к мальчишке слишком близко. Слабое, но явственное сияние исходило от лекаря. Вихри Силы получили объем и видимость. Они кружили над мальчиком светло-зелеными вихрями, то сплетаясь в клубок, то вытягиваясь длинными лентами света. И на тех, к кому на мгновение прикоснулся свет, заживали раны.

Только сейчас Кальт осознал, насколько ценен дар Иосифа. Калеке пока везло. Уже четверо его соперников напоили кровью землю, а он был пока еще жив. Тело, такое непослушное вначале, наконец вспомнило все, что вколачивали в него наставники. И тут он услышал Хассу, ее полный страдания и обиды плач.

- Зачем?! Зачем ты обманул меня?!

- Знаешь, малышка, я кое-что понял в себе…

Кальт бросился на землю, уклоняясь от удара, отпихнул соперника ногой. Подоспевший Гольд уложил легионера.

- Можно неплохо жить без любви и без веры в людей. Но жить без надежды – невозможно. Попробуй меня понять, – подумал он. - Я дерусь и надеюсь, что не зря, что настанут лучшие времена... Мне этого не увидеть, но я надеюсь. И другие тоже. Трудно объяснить,…дочка.

Чужое лезвие свистнуло в ударе, и Кальт почувствовал, как по правому боку растекается горячая сырость. Решимость Хассы, прозвучавшая в ее мыслях, словно ножом полоснула по сердцу.

- Я… я, кажется, поняла тебя…папа. Поняла, как будто я одна из вас. Иду к тебе.

Кальта пронзил ужас. Его Хасса, его малышка – в этой бойне? Беззащитная, маленькая скальда?

- Не смей! – мысленно заорал он. – Ты же ребенок! Это война не твоя, Хасса! Не смей!

Кровь добралась до ремня, и Кальт ощутил, как убывают силы. Он оглянулся на Иосифа в надежде, но тот и так буквально рвался на части, излечивая ратников. Иосиф не видел его.

- Я ушел воевать, чтобы жили дети! И ты, Хасса! Не смей! – с отчаянием он понял, что скальда не послушает его. – Биссенджар!

- Да, Кальт. – услышал он спокойный, слегка насмешливый голос ее отца. – Это не ее война. Эта война теперь наша. Мы идем и ведем за собой остальных. Дочь передала мне свое понимание людей. Боюсь, я тоже заразился вашей нелогичностью.

Боль в боку стала мешать, руки отяжелели. Гольд увидел, и закружился вокруг Кальта, принимая все на себя. «Уходи к Иосифу» - бросил он.

- Останови ее! Она же ребенок!

- Нет. Право на Выбор – неприкасаемо. Не отвлекайся, Кальт, мы идем. Семья не бросит тебя.

Зачем к Иосифу? Кальт понял, что мальчик не спасет его – слишком глубока рана, слишком много забот у лекаря. Ну что ж, знать - время пришло. Он усмехнулся, вспоминая что-то приятное, и снова кинулся в бой. Невдалеке он увидел мелькающее оранжевое пятно. Настя.

Она металась среди легионеров обезумевшей дикой кошкой, бросалась в самую гущу врагов, страшно ощерив зубы. Когти мелькали с такой быстротой, что иногда размывались в две прозрачно-туманные полосы. Враги в ужасе шарахались от фурии, лезущей прямо на клинки, неистовой в своем желании убить. Настя вспомнила Гварда. Уходя, она привязала собаку. Если Биссенджар вернется к ее жилищу, он отпустит пса. Если нет – Гвард все равно перегрызет ремень. Она надеялась, что толстый сыромятный жгут задержит собаку до тех пор, пока все не кончится. А уж в лесу Гвард не пропадет. В памяти всплыли бархатный нос, глаза, умеющие говорить, тоскливый вой, которым пес провожал ее.

«Спасибо, старик. Хорошая сталь»,- мысленно поблагодарила она Ветра, и стряхнула с себя обмякшее тело очередного имперца. Настя не вела счет убитым – зачем? Сколько бы ни было, ее счет к Империи никогда не будет закрыт. Она устала – тяжелые клинки были скованы в расчете на мужскую руку. Но воспоминания о погибшем клане жалили сердце, наполняли яростью, придавали сил. Настя не молила Предков, не говорила мысленно с убитыми. Пусть они спят спокойно. Но пока жива последняя из рода Дианы, пока есть силы, пока цело оружие – бой не окончен. Пока она еще жива.

Впрочем, Настя не задумывалась об этом. Тело жило своей жизнью: изворачивалось, рубило, кололо, а душа пребывала в холодной пустоте. Двое мечников Гольда прикрыли ее спину. Они оттянули часть ударов на себя, дав ей короткую передышку. Настя утерла со лба пот и кровь, бегло оглядела себя и снова бросилась в сечу. Краем уха она уловила короткий диалог за спиной.

- Сожжет себя. Надолго ее не хватит.

- Но как рубит! – ответил другой голос, и в нем слышалось гордость и восхищение.

Никита, Рада, и еще четверо лучников с болью в глазах следили, как тают ряды защитников. С широкой платформы на вершине огромного кедра отлично просматривалось все поле боя. У стрелков так и чесались руки засыпать врагов стрелами, но все помнили приказ. Гольд сказал им перед боем: « Вы нам погоды не сделаете. Ваша цель – Грев. Сможете его свалить – вот тогда и вступите в бой. А до тех пор сидите тихо». Предательство Дрейка настолько ошеломило всех, что стрелки просто растерялись, не дав залпа по Командующему, когда тот был в пределах досягаемости. А потом было поздно. Сейчас все напряженно высматривали его – алый плюмаж его шлема изредка мелькал в тылу наступающих войск. Все замерли, боясь быть обнаруженными. Только капли пота и выражение муки на лицах говорили о том, как трудно стрелкам оставаться в бездействии.

- Вон он, левее штандарта, – показала Рада.

- Ага, вижу. – Никита вложил стрелу в новый лук. Оружие было склепано из гибких металлических пластин и снабжено толстой тетивой из волокон ворниуса – растения, мало чем уступавшего по прочности той же стали – свадебный подарок Дрейка. Он убедился, что все увидели цель и скомандовал: «Целим»!

Заскрипели натягиваемые луки, на руках стрелков вздулись вены. Не каждый справится с дальнобойным оружием, сделанным Ветром по образцу, привезенному Дрейком. Но здесь, на верхушке, остались лучшие из лучших. Мгновения тишины, затаенное дыхание, злые, покрасневшие от натуги лица.

-Залп!

Шесть стрел с бронебойными наконечниками посланниками смерти устремились к цели. В этот момент Грев, и Линайна рядом, были видны как на ладони. Что насторожило ведьму – неясно. Но она вскинула вверх голову и, увидев опасность, выбросила руку навстречу. Шесть усиленных магией стрел исчезли в полете. Никита скрипнул зубами: «Ведьма! Сначала – ее!»

Но они не успели. Линайна развернула  в их сторону раскрытую ладонь и все почувствовали, как множество холодных иголок проникают в тело, раздирая его изнутри. Пронзительно закричала Лада. Никита повернул голову на крик и умер, не успев увидеть, как дерево вместе со всеми стрелками разлетелось в морозную пыль, которая моросью осела на траву.

Гольд увидел, как был уничтожен секрет. Он высвободил когти из ребер упавшего солдата, оглянулся и застонал от отчаяния. Куда ни глянь – всюду имперцы и несколько крошечных островков, где идет бой. Еще стоит Ветер, держится Иосиф в окружении сильно поредевшего кольца телохранителей, еще танцует свой смертельный танец Настя. Рядом хрипло дышит Кальт, чудом держащийся на ногах. От тяжелой пехоты осталось маленькая группка, человек пятьдесят. Безнадега.

Настя знала, что убила многих, и мысль об этом приносила ей мрачное удовлетворение, примирив с неизбежной смертью. Все-таки она успела отомстить. Она была спокойна и теперь хотела только одного – унести с собой еще больше. Она прыгнула, пытаясь уйти от троих щитоносцев, которые теснили ее, выставив мечи на манер копий между щитов. Уставшее тело подвело. Настя поскользнулась и упала, успев в падении зацепить еще одного. К женщине с радостным ревом тут же кинулись четверо, торопясь пригвоздить к земле. Время замедлило бег. «Вот и все». – Настя поняла, что сделать уже ничего не успеет. Над ней хищно сверкнули клинки, широко распахнутые глаза вобрали в себя чистую синь неба, мелькнуло что-то белое, стремительное.

Мечи захватчиков так и не попробовали ее крови. Двое имперцев уже лежали на земле сломанными куклами, а Хасса остервенело рвала третьего, разодрав когтями прочную броню как холстину.

- Хасса?

- Вставай.

И хотя мыслями Настя уже была за порогом смерти, она поднялась, и снова закружилась в смертельной круговерти. Холодно, равнодушно, устало. А из леса светло-серыми молниями выскакивали скальды и вступали в бой. Все изменилось. Неуязвимые, быстрые и смертоносные, хищники мгновенно проредили передовые отряды Серебряного Молота. Но все Серое Поле было запружено войсками Империи, а сзади, бряцая железом, уже подходили подкрепления. Бой приобрел другой рисунок, новые центры схваток. Увидев неладное, Грев с Линайной поскакали к переднему краю.

- Убейте ведьму! – крикнул Кальт. Он совсем обессилел, его шатало. Боль сводила с ума, меняла очертания предметов, размывала краски. В ушах стоял монотонный непрекращающийся гул.

Кальта услышали. В Линайну полетели копья и стрелы, несколько мечников бросились на нее.

Ведьма, далеко опередившая Грева, спешилась, и бросив коня, пошла прямо на обороняющихся. Одна. Стрелы и копья бессильно падали на землю, не причиняя ей вреда. Подоспевший мечник рубанул ее наотмашь, целясь в шею. Тщетно. Линайна посмотрела на него как ребенок на надоевшую игрушку, и небрежным движением кисти разорвала надвое, заливисто рассмеялась.

Ее звонкий голос разнесся по всему Полю.

- Глупцы! Ни один человек не может убить меня!

Она хлопнула в ладони, унося в небытие еще семерых, оказавшихся к ней ближе всех. Потом еще и еще, непрерывно смеясь, и сея повсюду смерть. Кальт, хромая, бросился к ней. Линайна красивым жестом подняла его в воздух, повертела и бросила к ногам Грева, словно кучу тряпья, пропитанного кровью.

Раздвинув мордой ошеломленных людей, на опушку вышел огромный серый скальд в сопровождении двоих, поменьше. Одним прыжком он очутился перед хохочущей ведьмой.

- Человек – не может, - услышала Линайна перед тем, как ощутить у себя на шее прикосновение зубов. – Но мы не люди. Защитник не спасет от его создателей.

Биссенджар одним движением откусил Линайне голову, одновременно распотрошив живот. Тело нелепо загребло руками, сизые кишки вывалились на камни. Наконец, ведьма упала. Ее голова откатилась назад, почти под ноги Греву. На его лице отразилась жестокая радость, и, вместе с тем, боль потери. Сука сдохла, не дав ему бессмертия.

Бой утих сам собой. Поредевший, но по-прежнему грозный, легион выстроился за плечами спокойно стоящего Грева напротив обессиленной горсточки людей в окружении скальдов. Командующий не спеша снял шлем и ногой перевернул Кальта на спину. Вгляделся в лицо, удовлетворенно кивнул, потер шрам на подбородке.

Кальт открыл глаза.

- Я еще жив, - прохрипел он.

Брови Грева поползли вверх: «Живучий!» Калека мучительно медленно поднялся, содрогаясь, выпрямился и подал знак вызова. На его губах запеклась кровь.

-Надо же, не забыл. – Грев оскалил зубы. – Принимаю. Твоя сучка так кричала, так кричала… пока ты валялся в дерьме.

- Назад! – Кальт остановил готового кинуться Биссенджара. – Этой мой Выбор.

***

Весеннее утро, тихое и чистое. Человек, спавший на тонкой подстилке, открыл глаза, сел. От костра остались одни погасшие угли, и мужчина, накинув черно-красный плащ, зябко поежился. «Хорошо, что ушел», - подумал он, энергично растирая руки. Ничего интересного для него на этом празднике не было: перепившиеся гости, стихийный турнир между хозяевами и его кланом, да стареющие «девушки» для развлечений. Он вообще не понимал такого праздника. «Это, скорее, повод напиться», – подумал он. Вчера, для приличия проведя пару часов с хозяевами, он незаметно улизнул. И не пожалел. Идти назад не хотелось, и мужчина разложил костер в перелеске, недалеко от реки. Перед тем как уснуть, он долго смотрел в звездное небо, мечтая о будущем. Оно обещало быть радужным. Красавица жена, дочка, которую он любил больше всего на свете, уважение товарищей – что еще нужно? В караул заступать только послезавтра, и можно потратить свободное время на отдых. Ночь, проведенная на воздухе, наполнила его свежей силой, хотелось улыбаться новому дню, зная, что впереди – тихая улыбка жены, ее ласковые прикосновения, горьковатый вкус ее губ. И Лия – шаловливая, непоседливая Лия, его радость, его счастье, смысл всей жизни. Его дочка.

Громкий хруст валежника заставил его насторожиться. Мужчина уже вытянул из ножен меч, но вспомнил где он, и улыбнулся. Что может грозить воину Арсена на земле союзников? Кроме лесных обитателей, конечно. Но треск не был похож на тот, что сопровождает разъяренного кабана или лося, идущих напролом. Мужчина услышал тихий стон, затем звук упавшего тела. Звери так не стонут. Лицо его посерьезнело, он подобрался и обернулся в сторону шума. Меч опять покинул ножны.

На черной, еще не успевшей порасти свежей травой земле, лежала девочка лет двенадцати. Ее платьишко было порвано во многих местах, ноги сбиты. Одна рука окровавлена, в плече – обломок стрелы.

Губы мужчины сжались, брови поползли к переносице. Он узнал девочку – Анна, дочь одного из крестьян. Их община жила под защитой клана, недалеко от цитадели. Она открыла глаза, слабо трепыхнулась в его руках. Радость озарила изможденное личико. Ее горло пересохло, и воин влил в полураскрытые губы немного воды из фляги. Девочка слабым голосом сказала.

- На вас напали. Много-много. Я бежала предупредить.

Известие, словно молотом, оглушило мужчину. Кто мог осмелиться напасть на Великий клан?

- Кто?

- Сизые, наемники. Их очень много, дядя Александр. Я пришла к Дартстокам, а там… Дядя Александр, они перебили всех наших! В меня стреляли, я еле убежала…

Девочка заплакала в голос. Воин уже рвал запасную рубашку, готовя бинты. Он надрезал плечо девочки, освободил иззубренную головку стрелы, промыл наскоро рану и замотал чистой тряпицей.

- Не реви, не время. Идти сможешь? Мне нужно бежать.

Девочка кивнула, шмыгнув носом.

- Я пойду домой.

Александр покачал головой. Он все еще не мог поверить в услышанное. Какие Сизые? Сизые как огня боятся Великих кланов, не по зубам орешек. И все же...

- Нет. Не домой. Иди к родственникам, куда-нибудь, только не домой.

Если и правда напали Сизые, они не оставят от окрестных поселений камня на камне. Но он не может сейчас возиться с девчонкой. Рана неопасна, девочка не так уж мала, чтобы сгинуть в этих людных местах.

- Родные есть, кто живет поблизости?

- Анна вытерла глаза, размазав по лицу грязь: «Есть. Дядя»

Иди к нему. И не вздумай вернуться, пока не поймешь, что безопасно. Мне нужно бежать, Анна. Спасибо тебе.

Отдохнувшее и свежее тело казалось, само просило движения. Александр бежал, тревожась и недоумевая, больше все-таки недоумевая, кому в голову могла прийти самоубийственная мысль – напасть на замок? « Хорошо, что недалеко», - подумал он. Перелесок кончился, и на горизонте Александр с ужасом увидел клубы дыма. Девочка не напутала.

Распахнутые ворота. Чадно, с жирной копотью пытает замок. Во внутреннем дворе черно-красные воины клана сцепились с захватчиками. На Сизых - маски, синевато-серые доспехи, на удивление хорошее оружие. Весь внутренний двор завален трупами и умирающими, звучат команды и скрежет железа о железо, треск огня. Тяжелый черный дым выедает глаза, сразу становится трудно дышать.

Александр остановился в воротах и окинул взглядом двор. При виде лежащих в лужах крови соратников, его верхняя губа поднялась, и он издал утробный рык. Ненависть застелила глаза багряной пеленой. Щит? Нет. Воин нагнулся и подобрал длинный кинжал, выпавший из руки мертвого юноши, торопясь, надел его легкий панцирь, шлем. Кровь еще не успела свернуться, тело убитого не остыло. На его лице – удивленное выражение пополам с неверием.

«Спасибо, Икар. Я отомщу».

Удар, удар, переворот. « Мельница». Двое в сером оседают за спиной. «За Икара!» Свистят клинки – реквием по павшим. «За клан!» Два серебристых полукружья, несущих смерть. Еще двое наемников уже не встанут. Вот рядом, сраженный, падает Миша. «Прости, брат, я не успел». Черно-красных все меньше, но они дерутся отчаянно, каждый уносит с собой по три – четыре противника. Сизых все больше, они везде. Со стен летят их стрелы – значит, захватили и второй двор. Ряды защитников тают, их уже не видно в гуще заполонивших двор наемников.

Александр увидел лежащую у стены женщину. В голову ударила кровь, из груди вырвались глухие рыдания, больше похожие на бессильный вой. Он узнал жену. Женщина разбросала руки, неловко выгнулась, подломив под себя ноги. «Красные волосы» - тупо подумал Александр. Рядом безобидно блестел маленький меч – его шуточный подарок. Он приличествовал бы скорее подростку, и больше походил на игрушку, чем на боевое оружие. Все вокруг забрызгано кровью, и волосы Евгении тоже красны. «Красны…красны…красны…» - вертелось в голове.

Резкая отмашка, жесткий блок, обводной удар кинжалом. Сизый со стоном цепляется за стену, медленно сползает вниз. Александр, не отрываясь, смотрит на труп жены, не желая узнавать его, не желая верить в произошедшее. Он чувствует, как боль потери ледяным комком замораживает сознание.

Детский крик: «Мама! Папа, помоги!»

«Мама не поможет, Лия. Мама умерла, когда кинулась со своим детским мечом защищать тебя. Ее волосы цвета пшеницы, в которые я так любил зарываться лицом, стали красными. Ей разрубили голову, Лия. Но я тебя спасу, я еще жив, дочка».

Меч в правой руке, кинжал в левой. Взмах, парри. Стрела входит в ногу, боль пробивается сквозь бешенство. Неважно. Сустав цел, значит все в порядке. Скрещиваю меч с одним из Сизых. Не простой видно, доспех богатый, оружие с ценной отделкой. Бью его в горло, мажу, всего лишь задеваю подбородок. Его моргенштерн рвет мне наплечник, опрокидывает навзничь. Ухожу перекатом, теряю оружие. Рукояти в крови, они очень скользкие.

Не беги ко мне, милая, не беги! Раздосадованный промахом Сизый замахивается на тебя мечом, мне нечем парировать этот удар. Подставляю руку, в надежде, что кованый наруч остановит. Куда там. Моя кисть лежит в пыли, но ты уже успела проскочить мимо. Убегай дочка, беги, родная, я еще жив. Не оборачивайся, не надо тебе видеть это, уходи! Следующий удар шипастого шара приходится на вторую руку, дробит пальцы. Беги, дочка! Что-то я немного устал. Ты не оборачивайся, просто уноси ноги. Наемник замахивается снова, два раза я успеваю увернуться. Потом его палица обрушивается мне на голову, я плыву, теряю сознание.

Ненадолго. Я прихожу в себя оттого, что мне прижигают обрубки рук, останавливая кровотечение. Я лежу в какой-то хижине, прямо на земляном полу. Рядом – Анна и ее дядя, она привела его и Фалька, и вместе они вынесли мое тело из замка. Фальк перелил мне жизнь. Я смотрю по сторонам, ищу тебя, но старый Фальк, ты же знаешь его, колдун из Белых, ты любишь играть с его внуком, говорит мне, что ты уже не с нами. Он отказывается тебя показать, говорит, что я не вынес бы вида того, что они с тобой сделали. Что-то не так со мной. Страх в моем сердце, боль и злость. Мысли странные, путаные и невнятные, и что-то занозой засело в сердце – оно теперь все время болит. Колдун уверяет, что уже похоронил тебя. Но я-то знаю, ты не умерла. Я никому не отдам тебя, милая, моя родная, моя Лия. Ты рядом, я все время вижу тебя, слышу твой крик: «Папа, помоги!» Конечно, родная, не бойся. У меня ведь осталась только ты, ты единственная. Я буду беречь тебя здесь, в сердце, буду говорить и играть с тобой, читать тебе сказки на ночь. Нет, девочка моя, ты не умерла, ты всегда со мной».

***

Все повторялось. Кальт был слишком измучен, чтобы тратить время на прощупывание соперника, поэтому он прыгнул вперед. И, как тогда, ярость вновь застлала ему глаза. Его снова затопил поток образов, так долго хранившихся в памяти: Евгения – окровавленная, в нелепой позе застыла на камнях двора, неподвижные тела друзей, страх и надежда ни лице Лии. Прищур Сизого. Опускающийся меч. Лицо Фалька. «Она уже не с нами, Александр».

Он бросился напролом, весь во власти воспоминаний, не пытаясь оборониться или увернуться. Слишком мало осталось сил, чтобы тратить время на бесполезные финты. Неловко размахивая когтем с одним-единственным уцелевшим лезвием, Кальт теснил Грева. Он понимал, что Командующий играет с ним – обессиленным, неуклюжим, тяжелым. Грев наслаждался унижением врага. Он свободно уходил от атак, легко парировал неточные удары Кальта. «Хватит», - решил Командующий и перешел в атаку. – «Слишком долго». Но один из мертвых защитников Захрусталья сослужил свою службу и после смерти – Грев запнулся о его труп и потерял равновесие. Всего секунда потребовалась ему, чтобы восстановить положение тела, но Кальт мешкать не стал. Он прыгнул вперед, замахнулся…

Арбалетный болт, выпущенный из задних рядов Легиона, опрокинул его навзничь. Грев кинул разъяренный взгляд на своих солдат, неспешно повернулся к Кальту. Все жизнь, что осталась, сосредоточилась у калеки в глазах. Медленно, очень медленно, он вставал, не сводя взгляда с врага. Не физическая сила - неукротимая воля подняла Кальта, выпрямила израненное тело. Он сделал шаг, второй, поднял дрожащую руку. Невольное восхищение и зависть исказили черты лица Грева. Его меч с хрустом глубоко вошел в грудь Кальту. Тот дернулся, насаживая себя все глубже, но последним судорожным движением все-же успел пронзить врагу горло. Кальт упал, увлекая за собой хрипящего Грева, так и не выпустившего меч из рук.

Хасса почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Ей впервые не хватило воздуха, и неизведанная доселе боль сжала сердце. Больше не будет смешного, неуклюжего человека. Не будет долгих разговоров у костра, она не отругает его за пьянство, он не огрызнется в ответ. Не будет его легких прикосновений, чувства покоя и защищенности, не будет ничего вообще. Пустота. Ледяная боль.

Иосиф, пробившись, наконец, сквозь плотную толпу к Кальту, бросился на колени. Заливаясь слезами, он поднял руки, выкрикнул какие-то слова исцеления, начал было переливать калеке жизнь. Но Биссенджар услышал угасающую мысль Кальта и мягко оттолкнул мальчика. Потрясенный Иосиф услышал мысль скальда: «Не надо. Отпусти его».

Мир едва ощутимо вздрогнул, и изменился. Но даже скальды не смогли сразу оценить всю значительность перемен, и только Биссенджар облегченно и грустно вздохнул, все поняв.

Сознание Кальта еще трепетало на самом краешке бытия, и Хасса будто почуяла его горячую руку на голове. « Так было надо, дочка. Не плачь». Остатки его присутствия истаяли, и Хасса не поняла, что произошло с ней дальше. Она еще чувствовала в себе тепло, заботу и нежность Кальта, когда рывком повернула голову к строю Легиона и прыгнула, уже в полете издав исполненный боли протяжный вой. В нем все явственно услышали тоску, неукротимую ярость и жажду мести. Настя кинулась следом. Секундой позже, с неистовым ревом, им последовали остальные выжившие.

Ужас парализовал Легион. Белая скальда и женщина с фениксом на спине не дрались – они просто убивали их одного за другим: Хасса – подвывая и ярясь, Настя – холодно и равнодушно. Там, где прошли эти двое, уже не оставалось живых.

Упругая невидимая ткань окутала уцелевших, и захрустальцы ощутили, как что-то мягко оттаскивает их назад, к лесу. Воздух задрожал, а через мгновение Серое поле превратилось в огненное. Теперь уже имперцы сгорали живыми факелами, теперь уже они обезумели от страха и шквала огня. Только скальды не обратили внимания на всепожирающий пламень – он не мог повредить им. Белые маги все же пришли, успев спасти уцелевших в последние мгновения.

Через несколько минут все было кончено. Остатки Легиона сгрудились на дальнем конце Поля: никто не ожидал, что такое может случиться. Они попытались построиться, но замерли, услышав властный голос, зазвучавший разом у всех в сознании.

- Слушайте все: и вы, пришедшие со смертью, и вы, не пожелавшие покориться. Сегодня погиб наш брат, будучи человеком по крови. Умирая, он попросил, чтобы мы, дали вам понимание и еще один шанс. Обманутый людьми, убитый человеком, он просил о надежде для вас всех.

Сегодня мы, старшая раса, наконец, выходим из изоляции. Мы будем рады всем, кто захочет понять и принять этот Мир. Мы никогда не вмешивались в ваши дела, но отныне мы станем карать тех, кто строит свое благополучие, убивая других.

Приходите с добром – и мы научим вас жить в Мире. А теперь идите. Идите и расскажите тем, кто не услышал нас сегодня, о том, что произошло. Время нашего ожидания истекло.

Над Серым полем воцарилась тишина. В голосе все услышали мощь, сострадание и мудрость, услышали Силу. Настя отшвырнула уже бесполезные обломанные когти и спросила Хассу.

- Как может твой отец говорить от имени вас всех?

- Может. – Хасса, казалось, горько улыбнулась. – Он старший из рода Хранителей. Что-то вроде Императора в Империи.

Смерть стерла с лица Кальта ожесточение боя. Теперь на залитой кровью земле он лежал спокойный, очень усталый, чуть изогнувший губы в грустной улыбке.

Оставшиеся в живых имперцы нерешительно топтались на месте, не зная, что предпринять. Наконец, один из них вышел вперед. Он с опаской и уважением посмотрел на скальдов, поискал взглядом главного среди людей. Ветер тоже обернулся на своих, и чуть не заплакал. Не больше тридцати человек стояли за его спиной. Наконец, легионер обратился к Гольду: «Мы можем забрать убитых и уйти?» Наемник вопросительно посмотрел на Настю, потом – на Ветра. Было бы смешно, если бы не так горько – без малого тысячный корпус просит разрешения у горстки лесных жителей уйти с миром.

- Пусть идут, - равнодушно сказал Настя. – Хасса мне сказала, что ее отца слышали не только в Захрусталье. Империи конец.

Парламентер был очень рад возможности поскорее отправиться восвояси. Через час на Сером Поле остались только коренные жители. Белые маги тоже незаметно ушли, не дожидаясь славословий, и не попросив платы.

 - Нам нужно похоронить убитых, - Гольд застонал, - а у нас даже людей не хватит выкопать  могилы!

В сопровождении дочери подошел Биссенджар. Он оглядел людей, вздохнул совсем по-человечески: «Мы поможем. Сегодня великий день – скальды впервые дрались вместе с людьми, и многие из вас доказали, что достойны жить в Мире. Поэтому мы похороним ваших павших здесь, на старом кладбище. Да, да, это кладбище».

Людям было странно слышать речь зверя у себя в голове, но в голосе скальда было столько сочувствия и понимания, что все восприняли это почти как должное. И в самом деле – говорящий скальд, ну и что? После сегодняшних событий можно ждать чего угодно.

Биссенджар постоял в раздумье, словно взвешивая, стоит ли рассказывать людям.

- Здесь мы хороним своих мертвых. Камни – это надгробия, обелиски. Они хранят память о былом. Те, кто научится жить в Мире, прочтут их. Камни не умеют врать и забывать.

***

Эту ночь в лагере никто не спал – собирали оружие, обмывали тела павших. Всю ночь не умолкали причитания и плач. Под утро, валясь с ног, Гольд на пару с Ветром уложили последнее тело в длинный ряд. Рассвет выдался пасмурным, ветреным и холодным. Солнца было совсем не видно, лишь небо посветлело, из черного став темно - серым. Рваные тучи неслись над землей угрожающе низко, казалось, вот-вот польет дождь.

Пришли скальды, и живые, наспех приведя себя в порядок, собрались около тел убитых. Женщины плакали, не стеснялись слез и мужчины. Дети, молчаливые и суровые, стояли встрепанной стайкой чуть поодаль. Биссенджар в сопровождении еще трех скальдов, среди которых была и Хасса, вышел в центр Серого поля. Белая скальда всю ночь просидела у тела Кальта в бессменном карауле. Разводы крови на ее шерсти запеклись, почернели. Несмотря на свои размеры, она выглядела сейчас жалкой и слабой.

- Я верю, что эта битва стала одной из последних, - Биссенджар поднял голову вверх. – И наш брат, и вы все сделали все, чтобы такое больше не повторилось.

За прошедшую ночь люди немного привыкли к мысли о том, что свирепые хищники оказалась на самом деле разумными существами, стоящими гораздо выше их на пути развития, и не пугались, как вчера, когда в их разуме зазвучал голос скальда.

- Я не стану говорить долго, - сказал Биссенджар, - никакие слова не вернут детям отцов, а женам – мужей. Просто помните ваших павших, люди, и помните, ради чего они погибли. Мы скорбим с вами.

Настя, плача, подошла к одному из тел, ласково провела рукой по серой щетине и накрыла убитого черно–красным потрепанным коротким плащом. Хасса сорвалась с места, подбежала, прижалась к ней боком, застыла рядом, опустив голову.

Скальды вышли из леса, окружили огромный четырехугольник, сложенный из тел. Повинуясь неслышимой команде, они разом подняли головы к небу и запели.

Уже никто не помнил, кто первым назвал лесных хищников скальдами. Так в незапамятные времена люди называли поющих поэтов, бардов. Но, ни один певец из людей не мог похвалиться таким глубоким, чистым и сильным голосом, которым обладали они. Услышать пение скальда считалось редчайшей удачей, об этом слагались легенды. И в это утро люди, впервые за много-много лет, вновь услышали их пение. Тоскливая мелодия, странная и чарующая, поплыла над горами. В бессловесной песне скальдов слышались боль потери, гнев, тоска и скорбь. Реквием то затихал, то усиливался, и люди улавливали в нем ноты надежды и ободрения.

Из земли, постепенно сгущаясь, стал подниматься белый пар. Он заволок кладбище легкой пеленой, окутал все вокруг. Люди стояли в белом мареве и, плача, слушали колдовскую мелодию, которая набрала силу, зазвучала мощнее, громче, торжественнее. Настя прижала руки к груди, чувствуя, как душу наполняет ощущение гордости и тихой печали. Песни достигла своего апогея и разом оборвалась. Туман рассеялся, и люди снова увидели друг друга, Серое Поле, лес и скальдов. Но тела павших исчезли.

-Мы попросили землю, и она приняла ваших убитых. – Хасса успокоила растерявшихся людей, - теперь они покоятся вместе с умершими скальдами. Это честь для вас, люди. Не обманите наших ожиданий.

От стайки детей отделился Иосиф. Казалось, он вырос за одну прошедшую ночь, переступив порог детства. Черты лица стали строже, взгляд – увереннее, изменилась даже походка. Губы сурово сжаты, в глазах – скорбь и понимание. Он подошел к Хассе, обнял ее за шею, потупил глаза, что-то прошептал ей. Биссенджар, поговорив с дочерью, озвучил его просьбу.

- Иосиф просит сделать памятник вашим погибшим. Он говорит, что пока вы не умеете читать в камнях, здесь должно быть что-то, понятное простым людям, напоминающее о прошедшей битве. Его мысль неплоха. Вон тот валун – показал Биссенджар, - видел все. Мы можем сделать из него обелиск. Каким вы хотите его видеть?

Собравшиеся переглянулись. Вопрос скальда застал врасплох. В самом деле, памятник нужен, но какой? Люди еле слышно загомонили, обсуждая предложение.

Хасса почувствовала их растерянность: «Пап, они не могут решить».

Мнения разделились. Возникло сразу множество предложений, каждому хотелось, чтобы был принят его вариант, люди заспорили.

Биссенджар подошел к Ветру, дружески толкнул его мордой, отчего кузнец едва не упал: «Придется вам помочь». Скальд в одно мгновение спрессовал видение боя, воспоминания, свои и Насти, и послал их людям, внимательно наблюдая за реакцией: умирающая скальда, человек, протянувший к ней руки. Отчаянно дерущаяся Настя. Бледные лица мечников, решимость в их глазах, оскаленные зубы. Ветер с шестопером наотмашь. Сверкающая в лучах солнца невесомая пыль, в которую превратился Никита сотоварищи. Гольд, наносящий удар в немыслимом прыжке.

Наконец, уловив настроение людей, Биссенджар передал всем: «Достаточно. Я понял».

Дряхлая скальда подошла к нему: «Покажи мне, сын». Люди даже на расстоянии почувствовали мудрость и доброжелательность, исходящие от нее. Кожа на лбу Альты собралась морщинами, в глазах появилось удивление.

- Оо-о…ну попытайся, - с непонятным подтекстом протянула она, - тебе помочь?

- Конечно, - отозвался Биссенджар. Он слегка поводил головой в стороны, будто разминая шею. – У меня впервые такой беспорядок в голове.

Два скальда подошли к обломку скалы и застыли, стоя бок о бок. Они вперили взгляд в огромный валун, которому суждено было стать обелиском. Под невидимыми пальцами скала начала плыть, как будто она была сотворена из мягкого воска. Изредка по ее поверхности проскакивали искорки, почти невидимые в тусклом свете пасмурного утра, изредка откалывался кусочек. Камень обретал новую форму, образуя трещины, впадины, выступы. Кое-где его участки меняли свой цвет, вытаивали новые ямки и вспухали новые наплывы.

Все это заняло немало времени, а люди стояли, и будто завороженные смотрели, как в неприметном сером камне у них на глазах оживает прошедшая битва. И каждый видел всех, кто не вернулся с Поля, и, одновременно, свое, личное. Дорогие людям лица неуловимо появлялись и исчезали в камне, принявшем форму плотной группы вооруженных людей, стоящих тесно друг к другу. В обелиске не был забыт ни один воин, не упущено ни одно движение. Чуть впереди, переданная больше полутонами цвета и несколькими штрихами, угадывалась фигура коренастого человека обхватившего за шею скальда. Они повернулись друг к другу, соприкасаясь головами, и, казалось, будто эти двое смотрят друг другу в глаза.

Ветер подошел, не отрывая глаз от обелиска, положив руку на загривок Биссенджару. Спазмы перехватили ему горло, но старая Альта, услышав его мысли, ответила тихо и печально.

- Не за что. Это самое малое, что мы должны им.

***

Настя, сидя у костра, безучастно хлебала свежий бульон. Ее плечи поникли, глаза были тусклы. Она неотрывно следила за рдеющими углями, словно надеясь увидеть что-то, доступное только ей. Прошла уже неделя со дня победы на Поле Славы, получившем свое новое название, а она по-прежнему была замкнута и далека от всех забот. Женщина часто уходила в себя, забывала обо всем, и тогда даже кормить ее приходилось насильно. Настя больше не носила платок, но люди, освоившись, уже не пугались страшных рубцов. Хасса почти каждый вечер приходила к ней и подолгу лежала у ног, утешая подругу. Но в этот вечер Хасса пришла не одна. Настя подняла голову, увидела Териан, Гольда и Ветра. За их спинами, выжидающе глядя на нее, стоял Иосиф. Неловкое молчание нарушил Ветер.

- Ээ, Анастасия, тут дело такое. Мы с людьми поговорили о будущем..в общем клан-то обесчещен, как ни крути, никто не станет носить прежние цвета.

- Ну и что? – она отвернулась, далекая и равнодушная, - выберите нового Ведущего, создайте новый флаг. Подумаешь, великое дело. Да и то – по мне, позора на клане нет. Не вы предали, а вас.

Костер стрельнул угольком, дымящаяся головешка упала Насте на колени. Она равнодушно взяла ее, не чувствуя боли повертела перед глазами, наконец отбросила.

Териан тяжело вздохнула: « Позор Ведущего – всему клану позор».

- Ну, так смените флаг! – Нетерпеливо и резко отрезала Настя, не понимая, к чему затеян весь этот разговор. Гольд положил ей руку на плечо: «Нам нужен Ведущий, который одобрит новый флаг. Кальт рассказал о тебе Хассе, она передала нам. Мы просим тебя стать новой Ведущей, Настя». Он помолчал, потом добавил: « Мы все скорбим, но жизнь на месте не стоит. Люди хотят видеть тебя во главе». Гольд был измучен до предела – на его плечи легла вся забота о выживших. От резких порывов ветра его глаза слезились, лицо заросло рыжеватой щетиной, одежда была вся в пыли.

Настя рассмеялась лающим злым смехом, едким, исполненным горечи: «Я – Ведущая? Вам, случаем, головы не напекло? Что, я так похожа на человека, способного возродить клан?»

Вопросом на вопрос ответил кузнец: «Если прямой потомок Дианы не может возродить клан, то кто – сможет? Люди верят в тебя». Ветер выглядел очень постаревшим: резкие глубокие морщины избороздили лицо, в глазах – тоска. Больше он ничего не сказал, только строго, и вместе с тем просяще, посмотрел ей в глаза.

- Почтенная Анастасия! – Иосиф подошел к ней, с детской непосредственностью погладил по руке, и протянул маленький сверток, - не откажите нам. Мы и флаг придумали, вот, посмотрите!

Он, волнуясь, развернул крашеный кусок холстины. На черно-красном фоне огненный феникс расправлял крылья. По углам, как почетная стража, в гордых позах сидели скальды, повернувшиеся к взлетающей птице.

- Почтенная Анастасия, не отказывайте сразу, - заспешил мальчик, не зная, что сказать, как убедить. - Вы подумайте! Может вам флаг не нравится, мы придумаем другой, еще лучше! Только не отказывайте нам!

В его голосе послышались мольба и надежда. Он держал ее руки в своих, заглядывал в глаза, смущенно топтался на месте, не зная, как вести себя дальше.

Гольд присоединился к мольбам Иосифа: «Да, Настя, подумай. Не говори первое, что в ум придет. Просто подумай».

Настя отвернулась, не в силах видеть в их глазах надежду. Она обхватила голову руками, согнулась, уперлась локтями в колени. Она не хочет никого видеть, неужели это так сложно понять? Визитеры поспешно ушли, оставив женщину наедине с Хассой. Настя выпрямилась, безучастно посмотрела на огонь. Первой молчание прервала скальда.

- А ты знаешь, это хорошая мысль. Ты возродишь клан, когда утихнет боль – найдешь себе мужчину, который сможет позаботиться о тебе. Что тебя держит?

Настя запустила скрюченные пальцы ей в шерсть, потрепала. На Хассу она не могла злиться – скальда понимала ее. Обе потеряли родного человека, у обеих в душе зима.

- Где ж ты найдешь мужчину, который польстится на мою неземную красоту? О чем ты, девочка?

Хасса посмотрела на нее озорно. Впервые после победы Настя почувствовала, что скальда в хорошем настроении.

- А я тебе разве не сказала? – «удивилась» Хасса. – Бабушка говорит, что может тебя вернуть прежнюю. Твое тело помнит, какая ты была, а мы все поможем. Это долго, но ничего невозможного тут нет.

Настя внезапно заплакала, обняв скальду. Она прижимала ее к себе все крепче, гладила, теребила, осыпала ее морду поцелуями.

- Девочка моя, как ты – и не понимаешь?! Какой мужчина? Был один, единственный, кто не испугался и не прогнал! На кого я посмотрю после него?! Я сделала то, что была должна – отомстила, и я хотела умереть, Хасса! Ну зачем, зачем ты спасала меня, зачем?

- А я спасала не только тебя, - Скальда вывалила язык в усмешке. – Правда, до сегодняшнего дня я сама не была уверена, а теперь вижу!

Она вскочила и одним прыжком скрылась среди деревьев. У Насти лихорадочно заколотилось сердце, в груди внезапно стало тесно. Боясь поверить услышанному, она неуверенно положила руки на плоский еще живот. «Неужели?» Замерев, женщина стояла и прислушивалась к себе, пытаясь уловить биение новой жизни.

……………………………………………….Эпилог……………………………………………………………………………………………………….

Звонкий стук топоров и визжание пил разносятся далеко окрест. То и дело слышится топот лошадиных копыт по главной улице, в него вплетается частый перестук молотов в кузне. Жаркий солнечный полдень, воздух дрожит от зноя, и кажется, будто очередной входящий в Приют караван плывет, не касаясь земли. Солнце играет на оружии и бронях охранников, бросает светлые зайчики на стены новеньких домов, чинно выстроившихся в ряд.

Трехэтажный старый дом, стены потемнели от времени, но чисты и ухожены, свежевымытые окна весело блестят на солнце. В него то и дело входят и выходят люди, несколько лошадей ждут своих хозяев у коновязи. Дом окружен огромным палисадником со множеством цветов самых разнообразных расцветок. Два рыже-белых щенка с азартом разрывают клумбы, мало обращая внимания на происходящее вокруг. Во дворе – аккуратная горка дров, два сарая сияют желтизной свежего дерева. Большой навес, под которым на домотканых коврах привольно раскинулась молодая скальда. О ее молодости говорит и едва начавшая сереть шерсть, и еще совсем тонкие, нежные, костяные пластины щитков, прикрывающих хребет. Она не одна.

- Настя! Ай! Настя-аа!

 Задняя дверь хлопнула, на крыльце показалась статная женщина с темно-русой косой до пояса. Легкий сарафан открывал загорелые руки, подол весело полоскался на ветру вокруг стройных ног. Она красива, эта женщина на крыльце. Спокойный взгляд ласков и уверен, легкие морщинки вокруг серых глаз совсем не портят ее. Полные яркие губы готовы расцвести в улыбке, осанка царственна.

- Настя! Убери этого паршивца, иначе я его укушу-уу! Ай!

Благородный лорд Арсен, трех лет от роду, занимался очень важным делом – выдирал усы у скальды, сидя верхом на ее морде. Он так увлекся этим занятием, что заметил мать только тогда, когда она схватила его на руки. Лорд Арсен заревел, перемежая плач требованиями отпустить, протянул руки к любимой игрушке, но Настя держала его крепко. Его единоутробная сестра - близняшка, благородная леди Диана, спала тут же, привольно раскинувшись на мохнатом боку скальды, и совершенно не реагируя на поднятый братцем шум.

- Ты посмотри, что он со мной сделал! – «заплакала» Хасса, - кто на меня такую общипанную смотреть станет! Изверг!

Да ладно тебе, - Настя засмеялась, поправляя выбившуюся прядь волос, - у тебя выдерешь!

Хасса прищурилась, вывалила язык, часто задышала: « Не забывай, они рождены в Мире. Они не такие, как вы».

Тогда Настя для вида шлепнула сына по увесистому заду. Тот заревел еще пуще, протягивая пухлые ручонки к скальде.

- Ладно, ладно, давай его. Пусть дощипывает. – Хасса обреченно опустила голову. Малыш, получив вожделенную игрушку, мгновенно замолк. Он намотал на ручку длинный ус, но внезапно передумал и зевнул. Скальда подтолкнула его мордой к сестренке, и через две минуты мальчик уже спокойно спал. Настя с нежностью посмотрела на спящих детей, легонько вздохнула: «Так они скоро и мать забудут».

-Еще приревнуй! – Хасса подняла голову. – Ну, иди уже, я ж знаю, у тебя Совет. Ты уедешь сегодня?

-Да. Нужно быть в Смолянске, Пек писал, что приехали еще люди, просятся к нам. Да и торговые дела надо разгрести, накопились. Ты уложишь детей?

- Если не проснутся до вечера, я их не стану будить. Как встанут – накормлю, Айда их искупает, и снова уложу. Да иди, иди, не волнуйся. В первый раз, что ли?

Настя чмокнула скальду в волосатую морду, и, легко, как девочка, убежала. Хасса задумалась, глядя на спящих близнецов. Конечно, ни Биссенджар, ни Врос не заменят детям отца, хоть и очень стараются. Настя отвергла уже множество предложений, а когда заходит разговор о ней, замыкается и уходит в себя. Хасса почувствовала тоску по Кальту. «Ты был бы рад, если б их видел», - мысленно обратилась она к нему. Она положила голову на подстилку и глубоко задумалась, воскрешая в памяти его образ...

Уже завечерело, в небе появились первые звезды. Хасса смотрела вверх и думала о том, как все-таки несправедлив этот Мир. Конечно, он лучше того, в каком жили люди, но все же…

«Спите спокойно, дети. Над вами не висит тяжесть воспоминаний, а будущее ваше светло. Жаль, что Кальт не дожил до этого дня. Он пробудил в нас веру в лучший Мир, в то, что люди и скальды однажды сумеют понять друг друга. Да, впереди еще долгий путь, но зато теперь у нас всех есть надежда».

 

 

Третья мишень

Геномодифицированные кусты, маска клоуна и обычный кухонный нож, или Как не надо писать