Очнись и действуй

            К ночи решительности поубавилось. Не так просто искоренить в себе боязнь реакции женщин. Он крутился в постели так и этак, пока не вспомнил о возбуждающих пилюлях, однажды прикупленных, чтобы не осрамиться в нужный момент. Нервничая и торопясь, проглотил две. Упал на подушку в ожидании. Кровь запульсировала в висках и отключила все потребности, кроме одной, которая потребовала встать и идти до конца. Дальше он себе не принадлежал.

            Анфиса спала, и он скользнул к ней ужом, и стал ласкать тело страстно, призывно, обцеловывая каждую ложбинку и бугорок, и она очнулась, и застонала, как подраненное животное. Ни с кем делить ее в этот раз не пришлось.

            Приметив сегодня днем, как затрепетала девушка при виде Кили, который явился с докладом, он взбесился. Не ему адресовались томные взгляды, а ходячему трупу, и это было очень обидно. Заблуждения ее придется развеять. Наивно полагая, что Анфиса выберет его, как только услышит правду о киллере и поймет, с кем ей будет лучше, решил действовать немедля, пока девушка заинтересована. К черту всех! Сначала - тело, после - дело. И ставить точку жирнющую, и разбегаться, и еще что-нибудь…

            Ночь пролетела незаметно и восхитительно.

            К завтраку никто не спустился, а в полдень, за столом, Моськин рассматривал жену, будто видел впервые. Что-то в его взгляде было невысказанное. Экзя насторожился. Слышать тот ничего не мог - дом в ночь был пуст и безмолвен. Хотя! Он не стеснялся в проявлении чувств. Анфиса, вообще, берегов не знала, обладая такой палитрой звуков, что усладить могла любой привередливый слух. Отказаться от нее он уже не мог. Моськин был лишним на этом празднике жизни. Достанется Анфиске его богатство или нет, не имело значения. Экзя сам был богат и мог обеспечить ее потребности. Киля устранялся одним движением руки. Прислуга и охрана в расчет не принимались. Наемные работники передавались от хозяина к хозяину, если были толковы.  

            А Моськин, отлично выспавшись, решил, что в том заслуга молодой жены, которая благотворно на него влияет, и стал присматриваться к ее шее, раздумывая, какое колье подарить: с бриллиантами или изумрудами, какой длины, чтобы красиво смотрелось на белой коже.  Цена значения не имела.

            Киля вернулся в дом поздним вечером.

            - Как успехи? - буркнул скучающий Экзя, чтобы что-то спросить. - Нашел, кто околачивался у ворот и что за автомобиль стоял, где его не просили?!

            - Похоже, случайная птаха. Нигде не проявился. Ни в клубах, ни притонах. И грязное авто, как сквозь землю провалилось.

            - Может, душ приняло и преобразилось? - хмыкнув, предположил лениво экзекутор.

            - Сомневаюсь. Чего им бояться?

            - Ты у нас известная личность. Приехали за ошибкой Моськина, а нашли тебя на свою голову. Кто поверит теперь, что ты за гранью бытия?! Как работодатель? Не раздражает?

            - А раздражаться не с чего. Не обременен. Делаю, что велит, и все дела.

            - И что не велит, делаешь, - намекнул Экзя.

            - Это что еще?

            - Бабу его пользовал.

            - Я бы и полено пользовал. Страсти остались в прошлой жизни, когда кровь горячила ненасытное тело. За попытку усладить - спасибо. Не знаешь, почему фифа в глаза заглядывала вчера? Что надо ей?

            - Может, что и всем? Развлечения, деньги. А если хочет, чтобы избавил от старого перца?

            - Баба командовать мной не будет. Никогда! Моськину нечего бояться. Мой долг - расквитаться с его врагами, а дальше, как кривая вывезет.

            - А кривая вывезет туда, откуда завезла, -

экзекутор помолчал и засобирался в большой дом.

            Киля выглядел обескураженным. На него надеяться не стоило - сплошное разочарование в немудреной жизни колдуна-выскочки с амбициями, забывшего о своем возрасте. А намного ли сам Экзя моложе господина Моськина? Лет с пяток, а такого мачо из себя строит! Он брел по коридору, отрешившись от реальности, и в приоткрытой двери хозяйской спальни краем глаза выхватил Анфиску в розовых облаках кружев, восседающую на коленях полуобнаженного мужа.

            Экзя остолбенел. На цыпочках бросился прочь, к своей комнате, и долго потом не мог уснуть. Сама мысль об утехах Моськина насквозь прожигала мозг каленым железом. «Она - моя!» - рвался из души протест, и не имело значения, что сладкая парочка -  муж и жена, и вольны творить чудеса в своей спальне, и отчитываться ни перед кем не обязаны. Может, и ребеночком обзаведутся.    

            «Это невыносимо», - страдал он всю ночь, затем день и к следующему вечеру решил форсировать события. Тяжело отказаться от навязчивого желания обладать запретным плодом. Ему нужен контакт с Анфиской и ее согласие. Пусть не сразу, но, раскрыв все карты, дать ночь на обдумывание, а потом уходить с ней в красивую жизнь. В его воспаленном мозгу все заканчивалось волшебной музыкой с небес и улыбкой счастья на ее довольном лице…      

            Изначально экзекутора должно было насторожить, что посуда на столе сегодня другая, и это, своего рода, знак. Всего на секунду отвлекся от созерцания кадыка пьющего сок Моськина, как матовый бокал оказался на столе. Он не смог определить, осталось ли там что-то или выпито полностью и совершил роковую ошибку, когда под рулады храпящего по соседству в кабинете хозяина пробрался к жаркой Анфиске.

            - Что здесь происходит?! - гневный вопль Моськина, буквально, полоснул по обнаженным нервам любовников, изнемогающих от страсти

            - Ай! - взвизгнула неверная жена, отползая к подушке. Ослепленная ярким светом, она никого перед собой не видела, кроме мужа. Шарила бессознательно рукой, пытаясь нащупать что-нибудь в комке белья и прикрыться.

            - Я все для тебя, а ты… ты, бесстыжая подстилка! Мало тебе? Я пылинки с тебя сдувал!

            - Старый конь борозду не испортит, но и новой не вспашет! - выкрикнула раздосадованная женушка, понимая, что земной рай ее закончился, и прозябать теперь придется в нищете до конца жизни. Сомнительно, что судьба повернется лицом еще раз. О своих желаниях и умозаключениях Экзя поделиться не успел, находясь в плену страсти.

            - А ты, злодей, уволен. На расчет не надейся, мерзкий тип. Ославлю!

            - А кто тебе позволит? Забыл, на что я способен?! Давно пора по хребту настучать старому прохиндею, - взбеленился Экзя, приподнимаясь. - Сейчас встану и из «героя» сделаю обезьяну.

            - Киля,  - заорал Моськин в панике, - убей тварь коварную, иначе прибьют меня!  

            - Поэтому у меня ночи заняты? - только и молвил тот, появляясь в дверях слишком быстро. Все случилось за секунду. Киля выстрелил и упал, лишившись энергии колдуна. Не опередил его Экзя, но и не умер сразу, как ожидал работодатель. Со стоном приподнявшись на постели и вытянув перед собой руки для равновесия, шатаясь, он направился к побледневшему, испуганному Моськину. Ноги Альберта Тимуровича задрожали, и он упал на колени. Попытался встать, но не смог. Экзя приблизился, коснулся его шеи. Истекающая обильной кровью рана в боку оказалась доступна смертельно испуганному заказчику, и тот сунул в нее пальцы обеих рук, разрывая податливые ткани. Анфиска заблажила от ужаса. Мало того, что спала не с тем, о ком грезила днями, так еще присутствовала при кровавых разборках. Экзя зарычал утробно и опустился на колени рядом с Моськиным и, глядя ему в глаза, попытался что-то сказать, брызгая кровавыми пузырями. Тот заскулил, как обездоленный щенок, закатил глаза и обмяк. На него навалился экзекутор. Если бы этого не случилось, у Моськина могла быть слабая надежда на дальнейшую больную никчемную жизнь, но испепеляющий душу ужас вынес ее в ад, где обоих давно поджидала мерзкая душонка киллера. Уж, им было, за что поджариваться на чугунной сковородке.

            Неожиданным образом все уладилось! Анфиска кричать перестала. Никто теперь, в том числе, старый муж, как надеялась и подтвердила скорая помощь, перед ней ломать комедию и грозить неприятными переменами не будет. Наследников, кроме нее... если только…. но она не жадная…. Много ли нужно одной? Свобода! Это главное…

            - От работы кони дохнут, а люди крепнут, - сделала вывод бывшая жена Моськина, которую Анфиска попросила позвать, - но не в нашем случае. Что можем мы, две бестолковые бабы? Сходим в морг, поплачем, если получится; пропустим через крематорий и будем думать, что делать с фирмой.

            - Я в бизнесе ничего не понимаю.

            - А что любишь?

            - Стихи.

            - А я вышивать. Точно, две дуры! Ладно, дадим показания полиции, послушаем, что скажут, и… на фирму. Если толковый коллектив, продавать не станем, а переименуем. На, типа, «Бабьи нехочухи», - и она засмеялась звонко, заразительно. Так легко Анфисе еще ни с кем не было.

            В полиции, тем не менее, пришлось испытать шок. Выяснилось, что Киля был мертв давно, и что делал труп в их доме, никто пояснить не мог. Анфиса открывала рот, как рыба без воды, и слова застревали в ее сухой глотке. «Говорил, двигался, как живой, носил солнечные очки!» - думала она, но произнести вслух опасалась. Упекут в белые стены, заколют уколами, как тяжелую шизофреничку. И без вариантов. Если бы рядом не оказалось первой жены Моськина, возможно, повредилась бы умом, но та быстро взяла все в свои руки:

            - Что вы пристали к бедной девочке? Она от страха сей момент поседеет, и будете виноваты. Бывший муженек никогда никого не посвящал в свои дела, да и дома появлялся по большим праздникам. Любил, чтобы было все без вопросов. Он сказал - и исполняли! А по осени случались обострения. Ненавидел смерть. Может, поэтому заинтересовался, в конце концов, трупом? Как там что посмертно?! Ненавидел всегда отмирающую листву и вымещал неудовольствие на мне. О, я так несчастна была! Трудно с человеком, который меняется, просто, на глазах, но не понимает, почему им недоволен кто-то. О себе говорю! Потом в его голову идеальная мысль пришла: жениться на девочке, вернув, таким образом, себе юность. И все так удачно сложилось! Я не в обиде. Вы не думайте.

            - И я люблю осень, - призналась Анфиса, как только вышли от следователя.

            - У нас с тобой больше общего, чем я думала. Моськин - мазохист. От чего ушел, к тому пришел. На «особый» взгляд его судьба повторилась тобою. Он-то слюни пускал на нечто новенькое. Ты для него - весна, а я выглядела увядающей осенью.

            - Но золото осени так прекрасно! Я бы поговорила с мужем на досуге, убедила.

            - С юной девой об осени говорить - плохой тон, - рассмеялась Галина. - Предпочтительней акробатикой по ночам заниматься и шептать всякие глупости от разыгравшихся чувств, а убедить зрелого человека: увидеть красоту вокруг, непросто. 

            - А я ночами плохо сплю. Снится покойный. Руки тянет и грозится удавить. И парочка рядом с ним, убиенная, скалятся и интим предлагают.

            - Ужас-то какой! – всплеснула руками шокированная Галина. – Взбодримся? Пошли в кафе.

            Киля успел прибрать к мертвым рукам не согласных с фирмой Моськина «товарищей», а у остальных была, либо иная сфера деятельности, либо… появившаяся в городе новая вывеска никому не угрожала. Кто будет бороться с женщинами, если они не наступают на любимые мозоли мужчин?!

            Как сложится жизнь двух бывших жен после сильнейшего потрясения, отдельная история, но на  данном промежутке времени категорически отрицается ими какое-либо внимание со стороны противоположного пола. Анфиса с упоением читает стихи Галине, та со скоростью вязальной машины бренчит спицами и кивает головой одобрительно. Прислуга с удовольствием шуршит по домашним делам, радуясь тишине и покою большого дома. Фирма кормит всех, потому что процветает, как и мечтал покойник, а если долго мечтать – желаемое начинают сбываться, но придется, возможно, дорого заплатить за это. Шагая по трупам, будь готов к любому развитию ситуации…