Помочь сайту
Поздравления
21. Как явановцы попарились и на пиру оторвались
5 октября 2015 -
Владимир Радимиров
Оглянулись они назад, а это тот самый чёртик кашлял, который возле Борьяны недавно ошивался.
– К вашим услугам, господин Яван! – герою нашему поклонившись скособоченно, запел он медовеньким голоском. – Меня Ужа́влом зовут. Надзырь Ужавл, если хотите… Можете мною располагать – от меня, чай, не убудет. Ни в чём вам отказу не будет. Хе-хе!
Посмотрели ходоки на него строго – чёрт вроде как чёрт: на вид уже немолод, волосы рыжие назад гладко зачёсаны, как словно прилизаны, а лицо никакое, не умное и не глупо́е. И ещё рожки во лбу торчат туповатые, да глазёнки глядят хитроватые. Одет он был в золотистую тунику и обут в кожаные сандалии, да ещё пояс из змеиной шкуры повязан был на талии.
– Ну, гостюшки незваные, во главе с самим Яваном – добро пожаловать в Пеклоград! – продолжал Ужавл увиваться, не забывая улыбаться и чётками из черепков забавляться. – Примем вас по высшему разряду, уж не сомневайтесь.
– Слышь ты, Ужавл, – Ванька тут инициативу в свои руки взял, – ты это... кончай пресмыкаться. И господином меня не зови – я себе господин, а этого человеку вполне достаточно. Так что зови меня просто Яваном – идёт?
– Как вам, Яван, будет угодно, – изогнулся тот в поклоне – Мне-то что... Я здесь для того, чтобы вам было хорошо, так что, ежели вы прикажете себя дохлой крысой называть, то и тут не будет отказу – я ведь чёрт для приказу.
Яван на эту шпильку вроде не обратил внимания, наоборот – рассмеялся, а затем заметил не без прикола:
– Да ты, Ужавл, я гляжу, чёрт-то уморный! Это ладно. Мне и самому пошутить, бывает, охота.
И по плечу чертяке этак дружески – хлоп. А тот в ножках вмиг подкосился и на земельку свалился. А затем подскакивает очумело, пылищу со своего блестящего одеяния стряхивает и бормочет уничижительно:
– Простите меня, Яван, очень вас прошу, я видно чего-то не то сболтнул! Со мною это бывает – вы уж не обращайте внимания...
– А скажи-ка, Ужавл, – перебивает его Ваня, – о каком таком пророчестве тут речь велась, и почему вся публика отсель убралась?
Чёрт лишь руками вначале развёл, а потом заотвечал бойко:
– Чего же тут неясного? Должно быть бараны сии спугалися, коли эдак заметалися... Между нами говоря, недавно колдунья одна к нам заявилась с острова дальнего. Пророчить, карга, принялась и даже к царю норовила проникнуть. По улицам городским эта ведьма ходила, верещала, да галиматью какую-то вещала. Вот о чём она пела:
Трудной своею дорогой
Придёт к нам бык безрогий;
Наше царство боднёт,
Царску власть возьмёт,
Под ноги её бросит,
А возьмёт лишь то, что попросит.
Так-то вот. Да только царь с ней встретиться отказался. Приказал он ведьму схватить и жизни её лишить. Как в песне поётся: нету пророка – нету и порока! Х-ха!
Призадумался тогда Яван, мозгами пораскинул, на себя пророчество прикинул, но вслух ничего не сказал – в баню ватагу вести приказал. Для рассиянина ведь в баньке попариться – что для бусурманина покумариться. Ну какой идиот откажется в банном пару побалдеть: ужариться да попотеть, веничком побиться, после помыться, водицей окатиться – и как заново народиться? Нету таких дураков – и Яван не таков. Да и все прочие, кроме Сильвана, любившего воду не очень, до процедур банных были охочие.
Вышли они в сопровождении Ужавла на улицу, глядь – а там огромная сгрудилась толпа. Черти эти весьма плотно вокруг стояли, аж давились и на пришельцев жадно дивились. Однако Ужавл их любопытству потакать не стал, чего-то биторванам приказал, и с их помощью в толпе коридор образовался. По нему они и пошли, не особо на галдящую публику глядя, и вскорости на улицу вышли, потом за угол завернули, в проулок какой-то свернули и очутились возле небольшого здания кубовидного, чёрным мрамором отделанного завидно. Массивные двери перед ними распахнулись беззвучно, а за ними лестница вниз вела.
– Пожалуйте в баньку! – Ужавл приглашает Ваньку. – У нас она под землёю устроена. Только для высоких персон! Дюже банька-то хороша – прям огнём горит душа!
Вот поехали они по ступенькам неспешно и оказались в подземелье в скором времени. А там свет яркий блещет, чудесный фонтан плещет, всюду роскошь да изыски разные: статуи стоят прекрасные, колонны золотые, решётки на дверях витые... Всё изукрашено дальше некуда – плюнуть даже некуда. И черти с чертовками то там, то тут угодливо снуют. Явана и яванцев в переднюю палату они приглашают, а там лавки по углам притулены да стол стоит посередине. Всё из чистого сделано малахита, резьбою затейливой украшено и золотыми красками разукрашено. Навроде предбанника такое помещение... А на столе – в изобилии угощение: фрукты источают аромат дивный, в золотых кувшинах напитки налиты, да хрустальные кубки рядом выставлены.
Ужор-то немедля корзину фруктов в рот бросил, а Упой кувшин немалый осушил. Вкус, говорят, обалденный, да только, жалятся непритворно, количество, мол, для них смехотворно: лишь аппетит себе пощекочешь и ещё лютее пить-есть захочешь…
Напрямик же от стола в углублении невеликом дверца находилась, коя в парилку вела, а направо сводчатый проход был без двери, и через тот проход большущий бассейн виднелся – красивый такой, ракушками выложенный и розовой водой наполненный.
– Ну, гости дорогие, не стесняйтесь, – заявил деловито Ужавл, – тута располагайтесь, раздевайтесь и в парную отправляйтесь! А я, к сожалению великому, ненадолго вас покинуть принуждён, ибо делами обременён. Увы... Я бы и сам с вами попарился, но... не могу. Бегу!.. Так что меня не ждите. Уж извините!
И ретировался оттуда тотчас, витиевато расшаркавшись.
А наши банники всё подчистую с себя снимают, на лавках оставляют и в парилочку шагают. А внутри-то всё каменное, как бы отшлифованное такое, на мрамор очень похожее: и пол, и стены, и полки... Тут же бадья с водой горячей стоит, шайки, мыло, мочалки лежат, венички разложены – всё как положено. В углу же груда раскалённых камней пышет жаром.
Ну, Яваха времени не стал терять даром. На каменку воды он плеснул ковшик, потом ещё добавил разок – и на полок!
Первым к Явану Давгур замороженный присоединился, да враз и переменился. До того он раздухарился, что не узнать прямо, ёж его маму парил!
– У-у! – орёт Морозила восторженно. – Вот это дело! Браво! Наконец-то я место нашёл по нраву... Да только мало будет жару. А ну-ка там внизу, не зевайте, кипятку на камни поддавайте!
– Ну уж нет! – все ему в ответ. – Сначала мы, а потом уж ты... После нас парься сколько влезет, а то у нас от твоих забав шкура облезет!
Да как принялись телеса свои парить и вениками жарить – только держись! По семь потов с себя согнали, намылились, горячей водой окатились, и от жары утомились. Порешили чуток передохнуть, а то уж и не вздохнуть.
– Я в купальню! – кричит радостно Ваньша, двери настежь открывает и... в недоумении застывает.
Ведь за дверью, оказывается, стена появилась. И видно, что толстая такая стенища, прочная да гладкая. Вот же ещё непонятка... Яван попихал её слегка, кулаком по ней побарабанил, а потом плечом надавил что было мочи – а она открываться не хочет... Это что ещё за чертячьи уловки? Видать, попали наши банщики в мышеловку. Да в придачу ещё без оружия – меч да палица остались ведь снаружи.
– Ну, всё! – с досадой злою заявляет Буривой. – Влипли, братцы, обмишурились. Попались сдуру, как куры в ощип – поди здесь выход-то сыщи! Уморят теперь нас черти проклятые голодом, али какого угару напустят сюда!
– Э нет, старый! – ему Сильван отвечает. – То было бы ещё полбеды. Глядите – камни-то нагреваться начали! Может, они нас вздумали тут зажарить?
– Эк чего, подлые, удумали! – прочие парщики кинулись в ругань.
– Ну и вероломные же твари!
– Ага, необычайно!
– А жара-то и впрямь крепчает!
– Во же мы и чайники!
Один лишь Морозила среди общего беспокойства вполне сносно себя ощущал.
– И чего это вы гомоните? – он удивился. – Я же не ропщу – я ещё жарче хочу! А вы заладили: жара, жара... Да никакая это не жара – едва тёпленько только. Дайте спокойно посидеть – может, косточки удастся прогреть!
Только куды ж ты там усидишь! До того камни банные вскорости накалились, что прямо ни сесть, ни встать – остаётся только с ноги на ногу скакать.
– Эй, Давгурка гадкий! – Буривой завопил в запарке. – А ну-ка давай морозом дохни – жарищу охолони!
– Тьфу на тебя! – тот ему отвечает. – Али забыл, как на меня кидался? Ты, бывший царь, малость зазнался. Вот теперича попрыгай да ножками подрыгай, а я на тя погляжу и в тепле посижу! Хех!
Ну а терпежу жар выносить ни у кого уже нету.
Сам Яван к Морозиле тогда подскакивает, за тонкую выю могучей рукой его берёт и такую речь-то ведёт:
– Это что же получается, Давгуре – обещался мне помогать, а в нужный момент ты здоров лишь задницу прогревать! А ну дохни духом студёным, да не сильно-то морозильно, а то попадём из огня да в лёд – не выдержит такого народ!
Понял тогда бывший пророк, что шутки нынче все вышли – сей вот час его тут придушат, ежели он Ваньку не послушает... Вздохнул он тогда тяжело, оттопырил губищи да и пыхнул слегка морозищей. Только и этого душка хватило – враз печка несносная поостыла. Даже изморозь по стенкам кое-где пошла.
Все с облегчением тогда вздыхают, ибо весьма похолоданию они обрадовались и Давгура-бедокура нахваливать принялись, а он не особенно-то и доволен. Сидит, пыхтит, переживает, а сам дрожит – зуб на зуб не попадает.
– Эх, лишился я наслаждения! – песню печальную он запел. – Я ж должон был дождаться потения, тогда бы нутро моё чуток нагрелось…
Попереживал Давгур, похнынкал, а потом успокоился, повеселел даже и на свои беды рукою махнул.
– Ну да ладно, – сказал он наконец. – Хотя мне и досадно, а я рад – ты ж, Яван, для меня как брат... А ну-ка, ну-ка... Вот те на! Вроде почуял я облегчение... Да точно – не такое уж чую мучение!
Начали они обсуждать, да мозгою шевелить, чего им далее-то делать да как быть, чтобы чертей коварных перехитрить.
– Я вот что смекаю – говорит товарищам Яван, – за нами, я полагаю, прийти должны вскоре, чтоб здесь прибрать и тушки наши жаренные убрать. Так вот – не подавайте виду, что таите на них обиду. О том что мы знаем о их подляне – даже не упоминаем! Ещё и попеняем гадам за недогляд.
Так всё и случилось! Через минуток пять примерно заградительная стена неслышно вверх уехала, и на пороге Ужавл показался, а за ним несколько чертей с крючьями.
Ужавл, как увидал, что внутри творится, так вмиг на задницу и приземлился. Рожа гнусная у него аж перекосилась, челюсть вниз отвисла, а глаза из орбит вылезли. Начал он было чего-то бормотать, а Яваха, подскочивши, за шиворот его – хвать!
Как следует тряханул мерзавца и таково рёк:
– Ты что же это, брехливый хорёк, заморозить нас тут хотел, а?! Вот так дела – называется баня! Тепло, как на зимней поляне!.. А ну отвечай, вор, покуда я тебя не кончил – для чего ты нам про парилку головы морочил?!
– А-а-а-а! Э-э-э-э! – залепетал перепуганный чёрт, чего ответить не зная.
Но когда Ванька об пол его шмякнул, заорал он благим матом и принялся оправдываться:
– Не убивай меня, Яван Говяда! Виноват я – не доглядел! Как лучше хотел!.. А всё эта автоматика, будь она неладна, что-то в ней заело – вот и вышло такое дело! Всё щас исправим – в момент!
– Ну, гляди у меня, банщик хренов! – правдоподобно Яван изобразил гнев. – А то я таких шуточек не люблю: ещё чего похожее выкинешь – враз прибью!
И этого паскудника прочь от себя отшвыривает. Потом в предбанник проходит, носом поводит – фу-у-у! Там же вонища стояла – ну не продохнуть.
Оглядел Ванька помещение: хм, вроде никакого нет упущения... Да верно же, все вещи на месте, ничего не спёрто – кроме воздуха, конечно. Так, вон и палица его стоит у входа, к стенке прислонённая. Ага! – смекает тут Яваха – никак вороватые черти имущество его хотели захапать, да и полопались, чёрные души?
– Эй ты, послушай, – Яван сомлевшего чёрта вопрошает, – а чё здесь воняет? Откуда – не пойму... Ну хуже, чем в хлеву!
А Ужавл глазёнками забегал, губами пожевал и, смутившись, отвечал:
– Ой, Яван, простите и меня не вините, а только... хм... это я навонял. Ужо облажался… Дюже ибо спужался, когда вы меня за холку схватили и свои обоснованные претензии предъявили… Но не извольте беспокоиться, добрые витязи – всё будет в лучшем виде!
И действительно, вверху что-то загудело, и наладилось это дело. И минута даже не прошла, как вся вонь ушла. Да вдобавок пахнуло с угла ароматом, и даже музыка приятная там заиграла.
Стайка красивых полуголых чертовок в зал тут вбежала. Закружились они, смеясь, в лёгком танце, браслетами ножными застучали, колокольчиками серебряными забренчали и гибкими телодвижениями взоры людские заублажали. А закончив вихляться и телесами трясти, старые напитки они со стола унесли, а новые принесли. Вместе с корзинами фруктов.
И словно птицы роскошные оттуда упорхнули.
– Я ведь это... – продолжал Ужавл линию свою гнуть, – от её высочества княжны Борьяны прибыл только что. Так она вас, Яван, к себе незамедлительно требу... э-э-э... приглашает. Поскольку вы уже, как бы это сказать... помылися и...
– Это кто тут помылся?! – взрывной Буривой ажно взвился. – Да я здесь по твоей милости чуть в глыбу льда не превратился! Хм, помы-ы-лися!..
– И то!.. – Яваха ему вторит. – Настоящие хозяева, кои гостей уважают, сначала их в баньке попарят, а уж потом мозги им парят. Так что никуда мы не пойдём – недопарились ышо... А ну, по-новой баньку врубай, да гляди опять чего-нибудь не перепутай, бес ты беспутный!
Ужавл-то призамолк сначала в остолбенении, чего ответить сразу не нашёлся, а Яван, не мешкая зря, скатерть-самобранку свою достал, шустро её на столе разостлал и чаю да мёду подать попросил, чтобы добавились силы.
А княжнин посланник, на то глядючи, в удивление пришёл.
– Вы, – говорит, – Яван, великий чародей да маг! Великими силами вы распоряжаетесь, потому завсегда своего и добиваетесь...
– Не твоего ума дело! – оборвал его Ванька. – У кого правда в сердце – у того и сила в руке! Это вам, чертям, как видно, не по разуму... – и добавил строго. – Ты тут зря не болтай – живо докладай, чего от меня твоя хозяйка хотела?
– А этого я не ведаю, – пожав плечами, Ужавл ответил. – Одно только знаю, что она вас к себе призывает.
Яван на то лишь хмыкнул да сплюнул.
– Захочу, так пойду... коли хотелку в себе найду. А пока – не желаю.
– И до чего наглая девка, а! – завозмущался опять Буривой. – Ишь, раскомандовалась!.. А у нас так говаривали: не петь курице петухом – не владать бабе мужиком! Так и доложи этой сумасбродке.
– Так она же княжна, – растерялся Ужавл. – Она ж руководить должна…
– А нам плевать! – ещё пуще старый вояка ругается. – Пускай, тля, подляны нам не строит – честным людям ямы не роет!
Яван тогда бывшего царя по плечу похлопал и, успокаивая, ему говорит: ты, мол, дядька, маленечко осади и завязывай на мою невесту брехать – негоже пустое ляпать, надо норов в руках держать.
Тот и угомонился, а Ванька к Ужавлу оборотился.
– Ну, чего встал? Иди с богом, – ему он говорит, усмехаясь. – Мы допариваться будем... Как закончим – я тебе свистну, так что ты на стрёме посиди да за автоматикой погляди. Ага?..
Ужавл про бога как услыхал, так аж всего его переколдобило и рожу ему перекосило. Не любо ведь чёрту слышать про божью силу. Хотел было он взъерепениться, но Явану перечить побоялся осмелиться. Нехотя лишь удалился. Даже не поклонился.
– Готова банька! – Делиборз радостный в это время из парной вылетает. – Лучше прежнего натоплена! Пожалуйте на полку!
Только после того сюрприза, который им черти преподнесли, всем кагалом туда соваться –не миновать в дураках остаться. И порешили они по очереди туда ходить: то Яван с кем-нибудь, то Буривой с остальными. Мало ли чего этим негодяям на ум взбредёт – с них ведь станется. Пойдёшь у них на поводу – горстка пепла от тебя останется.
Попарились они знатно! Разов по пять, али даже поболее. Да плюс в бассейне поплескалися вволю... Короче, на всю катушку там отдохнули и богато чаю, жаждая, выдули. Ужор между делом все фрукты тама подъел, а Упойка не только кувшины с напитками опустошил, но и бассейн осушил до капли. Кроме того, одёжу свою они постирали да просушили на горячих камнях, потом приоделись, причесались, ещё Сильвана насилу дозвались, а то он за то времечко недолгое так к парилке приохотился, что прямо с полка́ его было не стащить.
Но особенно Давгур сподобился всех удивить. После того, как он товарищей в раскалённой парильне спас, так и начал он согреваться. Под конец этот Холодец был, как и прочие, молодец: мёрзнуть напрочь перестал – как и все, нормальным стал.
– Эх, братцы! – заявляет он радостно. – Как словно пелена с моих глаз спала! И какой же я был дурак – как есть попал я впросак, да теперь-то я свободен и на добрые дела годен!
А Яван в это время засвистал, пройдоху Ужавла вызывая, и не успел свист у них из ушей выветриться, как приспешник княжнин на призыв явился.
Как увидал он Явана, золотыми власами блиставшего, в львиной шкуре, чисто постиранной, тоже золотом отливавшей, так немедля в похвалах ему рассыпался. «Вы, – говорит, – Яван Говяда, молодец что надо, ну писаный собою красавец, и теперь должны непременно княжне понравиться, а то она чего-то ярится – на вас, видно, злится. Короче, она мне наказала вас, Яван, во дворец сопроводить сию минуту. Там для бывших женихов пир дают. Говорят, сам царь туда прибудет...»
Яван лишь плечами в ответ пожимает.
– Ладно, – говорит он наконец, – пошли. Мы-то готовы. А чего она выдумала за условия?
– Да так, – воодушевился Ужавл, покладистости богатыря радуясь. – Обычное, в общем-то, дело. Наша старинная традиция... Как у нас говорится: кто много ест – тот достоин невест, а кто много пьёт – тот любого прибьёт! Так что ежели вы обильное угощение, для вашей милости выставленное, употребите, то она обещает злобу на вас не таить, тут же вас простить, и к особе своей допустить.
– Вот ещё выдумала! – возмутился Ваня нешутейно. – Да я и без питья готов для битья! И вообще – не могу я вашими яствами угощаться. У меня это... диета, во!
Да только Ужор с Упоем Яваху в оборот взяли. «Ты чего это, – орут, – чудишь да от угощения нос воротишь? Не хочешь сам – да хоть голодай, – а другим-то покушать дай!»
Делать нечего – Яваха, подумав, согласился, и Ужавл в путь заторопился. Давайте, гнусавит, гостюшки дорогие, поспешайте, а то, неровён час, сам Хозяин на пиру появится, а вас ещё нету – и это, мол, будет не по этикету.
Собрались живо. Наружу выезжают, а там возле входа карета чудна́я стоит, весьма поместительная, конечно самоходная, и быстроходная. Толечко в неё они загрузились, как Ужавл кнопочку нажал, да как понёсся по улицам пеклоградским! До того быстро водила карету гнал, что всех чертей встречных разогнал. А их, надо заметить, и мало уже там ошивалось. Все учреждения уличные позакрывались, а ночные пооткрывались, потому как в некоторых доминах всё огнями светилось, и музычка чумовая оттуда лилась.
Через недолгое времечко подъезжают они ко дворцу царскому. Дворец своим видом просто поражал – весь мрамором белоснежным он блистал и сложно оказался устроен: везде были колонны да балконы, башни да шпили, арки и своды... Ну а на входе парадном толпилась масса народу, среди которых Яван женихов признал. Да и они Явана признали и взглядами неласковыми победителя пронизали.
– Нам сюда! – обходительный Ужавл другой путь ватажникам указал. – Нечего нашей компании в общий проход пихаться.
И на резные двери меж ажурных колонн им кажет. Они туда и прошли, через длинный коридор продефилировали и в царскую залу наконец прибыли.
Как только Яван помещение это заприметил, как тут же зал в нём признал, в котором он давеча у царя Далевлада Чёрного царя увидал. Ну да, в точности! Вон и трон его чудовищный возвышался, а по всей площади столов немало было понаставлено с угощениями лакомыми. А невдалеке от трона два громадных стола стояли, и на тех столах прямо горы провизии были навалены. Целые туши жареные на блюдищах там полёживали, овощами обложенные да зеленью присыпанные. И ещё много чего там находилось, а напитки – прямо в бочки и в чаны были налиты, а возле них – кубки объёмистые поблёскивали.
– Пожалуйте к столу! – Ужавлище хитро усмехнулся и приглашающе рукою махнул. – Вон видите – два столика там стоят? Один из них – для вас, Яван, приготовлен, можете любой выбирать, а за другой – Борьянины обжоры да опивалы сядут... Повторяю условия задания: кто из вас быстрее своё угощение выпьет да сожрёт – тот, значит, и верх возьмёт. Коли вы в состязании победите – то смело к княжне тогда идите, и она познакомит вас с отцом. Ну а коли вы, паче чаяния, не окажетесь молодцом, то она вас видеть более не желает... Надеюсь, условия вам ясны?
Яваха хотел было что-то сказать, да Упой с Ужором его перебили и в один голос завопили:
– Всё нам ясно и понятно! А добавка у вас намечается?
И такие рожи скорчили эти балбесы, что Ужавл, на них глянув оторопело, лишь пальцем у виска покрутил. Вот же, думает, два придурка с бугаём этим заявились – и откуда только такие взялись?
Не нашёлся он, чего ответить, и жестом Явана к столу пригласил.
И только они там расселись, как в палаты начали других гостей пропускать и по столикам их рассаживать. Галдёж и гам грянули там ещё те, вызванные возбуждением от яств лицезрения, и музыка вдобавок заиграла резкая, и невидимый певец откуда-то запел. Да нет – завыл, застонал, захрипел: что-то там о чувствах, о любовной страсти, и о прочей напасти...
Яван у Ужавла и спрашивает:
– А мясо у вас откуда? Вы что, животных пасёте на пастбищах?
Тот аж рассмеялся.
– Да нет, – отвечает, – где ж их тут пасти-то? Наши пасомые здесь не водятся – они наверху находятся. Хе-хе! А это всё пита... Она для аппетита на разные виды разбита.
– Всё равно, – Яван твёрдо заявляет. – Я вашу бурду есть не буду. Здоровьем, понимаешь, слаб, не могу гадость переваривать. Так что ты мне столик отдельный поставь.
И глазом Яваха моргнуть не успел, как двое чертей столик уже несут и впритык к большому его ставят. Ну а Ваня скатёрку волшебную живо расстилает и молока да каши себе подать повелевает, а остальным – по их вкусу всякой всячины.
Одни лишь Упой с Ужором от царского угощения не отказываются, хворыми да больными не сказываются, на столищи жадно взирают и слюну аж глотают.
– Уважаемые гости! – усиленным голосом Ужавл тут к публике обращается. – Вы приглашены к самому царю в гости, а посему ешьте да пейте, но – меру разумейте! Царь-государь шибко пьяных не любит и враз таких приголубит. Тут вам Пеклоград, не деревня! Поняли, не?..
А в ответ лишь нескладное послышалось гудение – чего, мол, дурак, там вякаешь, и так-де ясно, не тяни время напрасно...
– Тогда – приятного вам питежратия! – усмехнувшись, продолжал Ужавл. – Ну а теперь – внимание!!! Главная сиювечерняя забава!!! Я объявляю: по хотению княжны Борьяны и по повелению самого царя открывается состязание по поеданию и выпиванию! На титул величайшего объедалы и выпивалы предъявил свои притязания Буйвол, он же Яван Говяда, а также его команда! С другой же стороны те вызываются, кои в представлении не нуждаются: обжора из обжор Брухы́рь и непревзойдённый выпивоха Перепы́рь! Приветствуем, приветствуем, господа!..
И под гром рукоплесканий, ора и свиста в залу вступили два невероятных верзилы. Один из них был толстый, жирный и брюхом обильный, а второй был ему под стать – той же слоновьей стати. Еле по полу они волочились, до того были громадные, а как пришли, так прямо на пол с двух сторон стола сели и, на угощение зарясь, головищами завертели.
Яваха тогда своим умельцам головой кивает, и те в свой черёд боевые места занимают.
Конечное дело, наши хмыри на почтенную публику впечатления не произвели. Наоборот – увидав, до чего Явановы чревоугодники супротив Борьяниных забулдыг мелки и тощи – орава публичная так стала хохотать, что нескоро поунялась.
А тут и сигнал к началу подали.
Упой-то с Ужором начали не в карьер, ибо хотели они сперва к соперникам своим приглядеться. А те проглоты сходу ломанули и навалиться на угощение не преминули. Брухырь, тот аж двумя ручищами себе в ротище еду запихивал. Как полоснёт ножом по туше – и кус в рот, толстый обормот! А с блюд не ложками и черпаками черпал, а прямо в пасть харч высыпал. Сам же жадно урчит да чавкает, не жуя провиант глотает и содержимое стола на глазах опустошает. Да и Перепырь не отстаёт – без перерыва ковшами в свою утробищу пойло льёт.
Упой же с Ужором, на этот праздник живота насмотревшись, между собою переглянулися, усмехнулися, – да и навалились на дармовое угощение, как свиньи, прошу прощения за выражение! Ежели те двое кубками да кусками в себя питьё да жрачку отправляли, то наши два ненасы́тня мигом их перещеголяли. Ужор аж целую тушу, не отрываясь, объедать умудрялся, а Упой в бочку или в чан хайло своё жаждущее опускал и уж не отрывался, пока до капли всё не осушал...
И минуты даже не минуло, а они уже всё без остатка на своём столе поприпили да поприели, и ещё захотели – на соседний стол перекинулись и на чужие гостинцы накинулись! Та-то умельцев пара ещё и до половины стола не добралась, а уж до отвала напилась да нажралась: не осталось в их пузах места, куда бы остатнее добро влезло. Зато у их противничков такое местечко в нутре имелося: им в охотку ещё и пилося, и елося...
В общем, и чертячье угощение, не для них имевшее предназначение, они вскоре выпили да сожрали, и совершенно обалдевшего Ужавла спрашивают:
– Слышь ты, чучело – ещё припасы есть? После такой затравки нам надо добавки – мы лишь червяка заморили да глотку чуток промочили.
Не только Ужавл, а и все прочие черти вначале как оглушенные сидели, когда на такое чудо глядели, а потом – как вдруг грянут смехом! До того громко они заржали, что стёкла в окнах задребезжали.
И Ужавл помаленьку в себя-то пришёл и кой-какие слова в голове нашёл:
– Да уж, господа, не кривя душою скажу – вот это да-а!.. Не подумал бы никогда, что такие хилодранцы наших кутил непобедимых переели бы да перепили, а вот поди ж ты – они победили.
А потом он взъерепенился, горделиво подбоченился и возгласил изо всех сил:
– Итак, господа, и в этом состязании не оказалось равных нашему знаменитому гостю Явану Говяде и его чудесной команде! Он теперь официально получает статус жениха и, как бы это сказать... домогателя руки княжны Борьяны, девушки, как известно, абсолютно без изъяна... ха-ха!.. хм... Слава Явану, слава!
Яван-то как раз в тот момент кашку гречневую изволил откушивать, молочком её запивая, и ничего ответить не мог из-за набитых щёк. Рукою орущей толпе помахал лишь – и всё. Да и то сказать – кланяться ему что ли этой своре? Хоть как тут вздумай себя вести – всё равно ведь не будешь у них в чести.
И вдруг от дальнего стола внушительная фигура отделяется и к Явановому столику, покачиваясь, направляется. Пригляделся Яваха – а то ж был Бегемовал, Сильваном побитый ранее, а теперь упитый до самых глаз.
Подвалил он к Явану вплотную, пасть распахнул, смрадным нутром дохнул да и загремел на весь зал:
– Как ты посмел, хам, в пекло явиться и пред нашими очами появиться, а?! Да ещё на саму княжну посягнуть поимел наглость!.. А ну-ка встать, когда с тобой сам ярбуй разговаривает! Вошь ты никчёмная! Комар! Клопяшка! Явашка ты Коровяшка!..
И ещё многое готов он был к тираде своей присовокупить, да только сей дебил, слюною брызгая, умудрился Явахе аппетит перебить. Тот и осерчал чуток. Размахнул Ваня свой локоток да, привставши, как толканёт негодяя ругливого в толстое пузо! Тот вмиг на спину-то брык – да и поехал по полу юзом, по пути следования столики сшибая и в сидящих чертях злобу вызывая.
Вначале задетые черти кинулись было Бегемовала поваленного колошматить – да не на того напали. Для его габаритов немалых проворно бугай на ножки поднялся и пудовыми кулаками махать принялся. Кого только ни ударял – того на пол и сшибал. Да уж, лихой кулачник был сей амбал!
Ну а зрелище было для глаза достойное: шум, гам, ор, какофония! И ещё музычка вовсю наяривает, на слух далеко не симфония. Как раз для сего буйного момента аккопанемент!
Ужавл было принялся расходившихся чертей унимать, да только никто его воплям не пожелал внимать. Ещё и по зубам он схлопотал от какого-то забияки, когда о порядке хлопотал да бегал там вокруг драки. «Как же так можно! – скулил он, чуть не плача. – Сию минуту сам царь может тут появиться, а вы, проклятые, драться здесь вздумали да браниться!» А Бегемовал над ним изгаляется: я-де твоего царька в душемолке видал, ха-ха-ха!..
Крепенько, видать, поддал, коли оскорбления в адрес величества выкликал.
И вдруг... холодом мгновенным и ужасом необыкновенным по залу тому повеяло!
Глянул Яван на тронное место, а там очертания фигуры гигантской начали проступать. И сразу же во всём зале визги да крики стихать стали, только некоторые, особо пьяные черти, чего-то там ещё вопили да бормотали...
Ещё зорче Яван к трону присмотрелся, а там уже великанский чёрт сидел и прямо на него взором пялился.
Яван-то Чёрного Царя вмиг признал. Ну, да – та же лошадиная голова с длинными седыми власами, то же суровейшее лицо с горящими жутью глазами. И та же недобрая сила из глаз его сквозила. Единственно, что теперь было в облике его нового, так это гигантские турьи рожищи, торчавшие горделиво на лбище адского владыки.
Вскоре мёртвая тишина в палатах громадных наступила, и словно оцепенение гипнотическое испуганных чертей охватило. А затем все они, будто по команде неслышимой, на пол повалилися и чуть ли не дохлыми притворилися.
Ну а Яван с места своего встаёт, бесстрашно улыбается, царю слегка поклоняется и головою встряхивает – чары колдовские с себя отряхивает. И все его сподвижники примеру предводителя следуют.
– Всем встать... Пить да жрать продолжать... – процедил Чёрный Царь брезгливо.
И его голос низкий громом по залу раскатился и эхом назад воротился.
А оцепеневший Ужавл встрепенулся, пред царём изогнулся и заблеял в волнении:
– О, великий государь! Позвольте вам представить нашего гостя Явана... как его там... а, Говяду! Этот ничтожный лоботряс, невероятным стечением обстоятельств в Пеклоград наш блистательный проник, и теперь он... э-э-э... как бы это выразиться... госпожи Борьяны вроде как... жених...
Но царь Ужавла не слушал и на Явана больше не глядел. Он почему-то в Бегемовала свой драконий взгляд вперил, с головы до ног толстяка измерил и ровным голосом приказал:
– Этого – взять! Публично наказать. Язык его болтливый вырвать, глаза бесстыжие выколоть и, лишив чинов, из города выгнать!
И откуда только ни возьмись, появились вдруг в зале две страхолюдины уродливые, некие машины вроде. Чудовищные циклопы металлические чеканным шагом по полу каменному прошли, одуревшего Бегемовала безошибочно нашли, крепко его схватили, пасть ему живо раскрыли, длинный язык наружу выволокли и намеревались было уже его рвать, да тут Яваха вдруг задумал встрять.
– Царь-государь! – громким голосом он к Черняку обращается. – Не велите казнить – велите слово молвить!
Черняк рукою циклопам знак погодить подал и заметил неласково:
– Как смеешь ты, жалкая тварь, в державные наши дела нос свой совать и просьбы непотребные нам выказывать?.. Отвечать!
Яван тогда не спеша из-за стола поднялся, к месту предполагаемой экзекуции подошёл и, повернувшись к трону, языком чесать пошёл:
– Ты прав, царь – не моё, конечно, дело в чужие делишки соваться и со своим уставом к вам набиваться. Только... добрые хозяева своих гостей тешат да веселят, а не пытки и казни устраивают. Поэтому я прошу тебя, государь, чёрта сего виноватого сурово не наказывать. Я ж ведь Яван Говяда, и меня эдак развлекать не надо!
После слов Явановых, сказанных от души, тревожная тишина паутиной везде повисла, и ожидание чего-то неотвратимого над всеми нависло. Черти аж дыхание затаили. Чёрный же Царь всё так же недвижно, подобно сфинксу, сидел и поверх Явановой головы глядел.
А потом он на циклопов мертвящий взгляд перевёл и, скривив губы, повелел непреклонно:
– Продолжать! Мою волю – выполнять!
Страхолюдины мгновенно зашевелились, с необоримой силой в жертву свою вцепились, а несчастный Бегемовал диким голосом заорал и неистово в железных клешнях забился.
Тут уж Яван ожидать не стал – барсом могучим он к троице сей метнулся, истукана одного цапнул, над собою его взметнул и... что было силы об пол им греманул!
От такого мощного удара истукан в прах расколотился и жестянками окрест раскатился. А Яваха и далее не подкачал: и второго палача вслед за первым он отправил и к месту своему не спеша пошёл.
Но не дошёл... Услышал только, как позади него что-то затрещало, точно занялось там нечто пожаром. Оглянулся Ванька, глядь – а то стоящий Бегемовал красным огнём весь объялся, дико вскричал, закачался, и на пол горящей копной рухнул, только гулом от удара ухнуло. Да вмиг и сгорел там почти без остатка, – только чёрное пятно на полу осталося.
Медленно, очень медленно повернул владыка пекла голову свою лошадиную, и его тёмные глаза безо всякого выражения на Яване сфокусировались, потом прикрылись плавно ресницами, и вдруг – хлоп! – до самого отказа они разверзлись, и две тонкие молнии к богатырю стремительно полетели, но... самую малость до лица его не долетели, а резко весьма изогнулись и воткнулись в Яванову палицу, где и пропали без следа.
Сначала-то тихо было до странности, а потом из палицы раздалось какое-то погрохатывание... Всё громче и громче, грознее и грознее... Никто и опомниться толком не успел, как такое громыхание во дворце настало, будто там смерч бушевал. Мощная сотрясла зал вибрация, в результате чего стёкла в окнах повылетали, колонны угрожающе задрожали, а по стенам трещины побежали... Казалось, ещё чуть-чуть, и потолок вниз обрушится, а весь дворец до основания разрушится, но вдруг... всё в один миг и прекратилось, только белая пылища, сквозняком подхваченная, везде носилась.
С криками ужаса, топча и давя друг друга, ринулась чертячья орава наружу, только Яван и его дружинники, хоть и они не на шутку встревожились, никуда не подались и на месте своём остались.
А лицо Чёрного Царя нервная судорога исказила, и тень испуга в бездонных его глазах появилась. Правда, он быстро с собой совладал, вновь решительное выражение каменной своей физиономии придал, а потом медленно с трона встал, криво усмехнулся, на месте повернулся да и пошёл себе прочь. И чем далее он удалялся, тем прозрачнее становился, пока совсем в пыльном воздухе не растворился.
И таким вот образом закончился этот странный пир.
Рейтинг: 0
445 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
