ТРЕТЬЯ МИШЕНЬ ГЛАВА2

ЧАСТЬ 2

НЕМЫЕ

Эта летняя площадка всегда пользовалась популярностью.  Рядом кинотеатр, развлекательный центр – недостатка в клиентах нет. Леша полюбил ее еще и за то, что здесь ему наливали в кредит. Не водку, правда, пиво, но уже все равно.

Он скользнул неравнодушным взглядом по двум девчонкам повышенной симпатичности, занявшим соседний столик. Хорошенькие девушки. Лет по двадцать, одеты красиво и стильно, без раздражающих излишеств  в виде до задницы оголенных ног, или декольте до пупка.  Косметики в меру, тихие голоса, спокойные манеры.  Девушки заметили оценивающий взгляд, и, переглянувшись, обменялись улыбками.

«Угомонись» - сам себя одернул Леша. – «Сороковник скоро, а все туда же. Да и Туська…» Туська терпела. Молча. Терпела все – и полночные сидения у компьютера в компании с бутылкой, и похмельные приступы раздражения, когда муж мог вспылить буквально не из за чего, и появившееся недавно его равнодушие к детям. Леша понимал, чего это стоит ей, и был очень благодарен жене. Он любил ее еще больше, чем раньше, но ничего не мог с собой сделать, и продолжал пить. Он словно ждал чего-то, толчка, события, что поставит точку в затянувшемся самоопущении.

Пиво, теплое и горькое, зашипело в стакане. Леша неторопливо отпил глоток, и сгорбился за столиком, обхватив голову руками. Солнце пекло немилосердно, но столики в тени были все заняты, да и желания двигаться не было. Сонливость пополам с безразличием, приправленная изрядной дозой самоуничижения – коктейль месяца. Мужчина улыбнулся неуместной поэтичности мысли. Может, и примут последний рассказ, подумал он, но тут же оборвал мечтания. Да, примут, и еще попросят. И заплатят. Хватит на пиво, яхту, домик на Майорке, и, может, останется на колготки дочери.

Близняшки росли здоровыми и крепкими. Не понимая детским умишком, но чувствуя неладное, они последнее время отчаянно, до ревности жены, ластились к отцу, неосознанно пытаясь разбить повисшее в доме зловещее молчание. В такие минуты он чувствовал себя подонком. Не в силах  ни ответить лаской, ни оттолкнуть, он убегал из дома, и опять напивался, заглушая  чувство вины.

-Дерьмо!» - прошептал он, неизвестно кого имея ввиду. Прошлым вечером он застал дочку, сосредоточено расшатывающую у себя во рту молочный зуб.

- Что ты делаешь? – спросил он. Дина подняла на него глазенки, и с серьезным видом заявила.

- Я денежку добываю нам. Выйву зубик, а зубная фея ночью даст  за него денежку.  А я отдам маме, она говоила, у нас денежек нету…

При этом воспоминании ему захотелось застонать.  Тяжесть в груди, чувство вины и глухая, рвущаяся наружу ярость, слепая, безадресная, нерассуждающая  ярость заставила Лешу подняться с места. Соседки взглянули с удивлением. Он снова опустился на скамью, пряча лицо в ладонях.

- Мужик. Эй, мужик, у тебя свободно?

Он поднял голову и мутными глазами уставился на того, кто с ним заговорил.

Старый матросский тельник, безукоризненно отутюженные старомодные брюки, и – разношенные тяжелые ботинки, очень нелепые в июльскую жару. На худом лице с впалыми щеками недельная щетина кажется единственно уместной в сочетании с короткой стрижкой «ежиком».

Леша сделал жест, который можно понять как угодно, на что и, собственно, было рассчитано. Потребности в компании такого же забулдыги он не испытывал – остатки гордости еще требовали отмежевания «от них». Пришелец, нимало не смущаясь, примостился напротив, и, воровато оглянувшись, выставил на стол рядом с принесенной полторашкой чекушку. Профессионально быстро набулькал в пластиковую стопку грамм пятьдесят, опрокинул, и залакировал пивом.  «Хреново?» - внезапно участливо спросил он, и кивнул на водку. – «Накапать?»

Алексей зло блеснул глазами. «Нет» - ответ прозвучал резче, чем хотелось, и мужчина нехотя добавил – «Спасибо». Его собеседник добродушно оскаблился, и закурил. «Хорошо-оо» - довольно протянул он, щурясь на свет. – «Тепло, солнышко». И закатал рукава тельника. Руки у него были жилистые, крепкие, с широкими лопатообразными ладонями.  На левой, чуть выше запястья,  красовалась выцведшая наколка.  Над волнами – полукруг встающего солнца с лучами –черточками, а над солнцем, галочками, как дети рисуют парящих в небе птиц , чайки.

Море. Солнце. Чайки.

Магадан.

Леша рывком вскинул голову.  «Ты оттуда?» - тихо спросил он. Мужик проследил его взгляд, кивнул, и протянул руку.

- Вася.

- Леша.

Может, виновато пиво, может, истрепанные пьянкой нервы, может – ностальгия.  Магадан, Родина. Сопки, густо заросшие щетиной тайги, холодное серое море, ноздреватые льдины у причала. Брусника – ярко-алая на темно зеленом, черные россыпи шикши. Долгие серебристые ночи, бородатые люди, прячущие сердечность  под внешней неотесанностью.

Мы разговорились. А он оказался очень даже компанейским, этот бывший моряк, отсидевший за двойное убийство – любовника и жены.  А я все выпытывал, стоит ли еще старый парк в центре, как изменился порт в бухте Нагаева, и вообще – как оно там. Снится Север, признался я ему, снится вот уже второй год. Он рассказывал охотно, видимо, понимая мое состояние. Новости не радовали – город оккупирован китайцами, люди бегут в поисках работы на материк, все разваливается. Морпорт едва дышит. Как везде.

Девушки – соседки ненадолго исчезли, и вернулись с пивом. Одна достала телефон, включила плеер. «Уж лучше так сдохнуть, чем никогда никого не любя!» - оповестил близлежащих соседей исполнитель. Вася поморщился, и тут же рассмеялся, глядя на кислую физиономию собутыльника. «Что, тоже не любишь?» - с подначкой спросил он. Леша качнул головой.

- Я мало кого из современных люблю.  Либо звезда наружу, либо распальцовка. Ни текста, ни музыки, ни голоса. Бред рифмованный.

- Согласен. – Вася ненадолго отошел, и вернулся с поллитровкой, не спрашивая, налил в две стопки. – Ну, давай, за хорошую музыку.

Выпили. Повторили. Поговорили «за жизнь». Девчонки еще пару раз посещали стойку, каждый раз возвращаясь с добавкой спиртного, и по блестящим глазам было видно, что и им «похорошело». К ним присели двое, вылезшие из серого «Лексуса», припарковавшегося рядом с площадкой. «Бойфренды» - с непонятным раздражением понял Леша, уловив обрывки фраз. На их столике тоже появилась водка. Девчонки, впрочем, не возражали. Один из парней открыл дверку машины, и включил магнитолу. Сабвуфер выдал «на гора» пару киловатт, и речитатив Тимати приобщил близлежащие окрестности к современной реп –культуре. Прошел еще час. С разочарованием Леша наблюдал, как с веселящейся компании спадают последние остатки внешнего лоска.  Одна из девиц, опрокинув на себя бокал с выпивкой, забористо выругалась,  не смущаясь, задрала подол, и попыталась выжать. Пошатнулась, пьяно захихикала, едва не упав. Один из парней по - хозяйски хлопнул ее по заднице, обтянутой кружевами трусиков. Тимати старался вовсю. Люди вокруг морщились, но одернуть разошедшуюся компанию никто не спешил. Леша молча зверел.

На столик легла тень. Леша поднял глаза и увидел девушку в старом платье и поношенных туфельках. Она протянула ему керамическую черепашку с головой и лапками, подвешенными на пружинках, и маленький лист бумаги с несколькими строками.

«Я немая. Я не могу заработать денег, иначе как вот этим, а побираться не хочу. Я сделала эту игрушку сама. Если можете, пожалуйста, купите ее за сто рублей».

Немая не стала ждать, а принялась обходить столики, предлагая людям таких же черепашек.

- Несчастные люди. – Леша вздохнул. – Тут нормальным то не айс выжить, а немым…

- Не айс? – вопросительно повторил Вася. – А, понял. Да брось. С чего ты взял, что они несчастны? Говорить не могут? Так невелика беда. Мне доводилось общаться с ними. Знаешь, у них свой круг, но внутри него… не скажу, что все так хреново. Во всяком случае, подлостей от них ждать меньше приходится, чем от вот этих. – Он кивнул на соседние столики. – Не без урода, конечно, но все равно – лучше они. Чище. Честнее.

- Ну, хэзэ, хэзэ. – Леша прищурился.  Выпитое кружило голову. Очертания предметов плыли. Но, учитывая количество выпитого, нормальное, в общем состояние.

- А настоящие немые – вот они. – Вася не потрудившись понизить голос, кинул на остальных, старательно не замечающих обнаглевших вконец мажоров. Девицы взгромоздились на стол, и принялись неумело, но с большим энтузиазмом, творить стриптиз. Пьяный гогот парней временами глушил даже музыку.

- Инвалиды! – нагло, вызывающе громко повторил он. – Глаза в пол, язык в жопу!  Немые, тля!

Девушка, что разносила черепашек, вновь подошла к ним, вопросительно взглянула Васе в лицо. Тот достал из заднего кармана смятую пачку разнокалиберных купюр, отделил пятисотенную, и протянул немой.

Улыбка, по – детски радостная и открытая, совершенно преобразила худое некрасивое лицо девушки. Она издала радостно - вопросительный звук, сомневаясь -  ей ли?, и Вася утвердительно кивнул, ободряюще похлопав по плечу. Леша опустил глаза. «А мне нечего дать». – Признался он. – « Все пропил».

- Бывает.

Немая повернулась к пьяной компании, и, еще не успев убрать с лица счастливую улыбку, протянула им на раскрытой ладони вторую черепашку. Одна из «стриптизерш» на столе ударила ногой по доверчиво протянутой руке. Выбитая игрушка описала полукруг, и с негромким треском разбилась о камни. Девушка всплеснула руками, залопотала что-то обиженно-невнятное.

- Слышь, овца, вали отсюда. – Кавалер стриптизерши положил пятерню на лицо немой, и сильно толкнул. Девушка отлетела, и ударилась головой о край Лешиного столика. Из рассчеченой щеки брызнула кровь.

Леша вскинул голову. Пьяная истома в теле сменилась злой дрожью. Он поднял девушку, усадил на скамью, и с разворота, снизу вверх ударил в глумливую физиономию.

Удар в челюсть получился скользящим, слабеньким, но этого хватило, чтобы сбить с зарвавшегося мажора ухмылку победителя.

 - Ты че, бля… - залопотал он, протянув за спину руку. – Ты на кого руку поднял, быдло?

Нащупав бутылку, он разбил о край, резко выбросил «розочку» вперед, целясь в глаза. – Трандец тебе, сука. Его приятель полез под полу кожаной безрукавки, и в лучах садящегося солнца тускло блеснул вороненый  металл.

«Вась, немые, говоришь? Язык в жопу? Да, верно. Именно туда. Быдло? Быдло и есть, пока молчим»

Мысль мелькнула быстро, но неприкрытая правдивость ее заставила заскрипеть зубами. Леша выпрямился, и не торопясь двинулся на противника.

 - Ну, иди сюда, сука. Думаешь, испугаюсь? Иду, су…»

Разбитая бутылка прянула навстречу, зацепила рукав. Хлопнул выстрел травматического пистолета. Пуля ожгла шею.  Люди за столиками шарахнулись врассыпную. Послышался звон бьющегося стекла, истерические крики женщин.

Сильный толчок отбросил мужчину в сторону. Мимо него разъяренным медведем пронесся Вася, и коротким точным ударом в колено свалил противника наземь. Неизвестно откуда в руке моряка появился нож.  Короткое широкое лезвие, казалось, едва коснулось лба мажора, но тот вдруг взвыл, и принялся кататься по брусчатке, закрыв руками окровавленное лицо. Вася повернулся ко второму, с пистолетом в руках. Тот выстрелил. Раз, другой, третий. После каждого выстрела Вася вздрагивал всем телом.

Боек сухо щелкнул, не встретив капсуля, и тогда моряк, шатаясь, ухватил стрелка одной рукой за горло. Вторая, с ножом, сделала вспарывающее движение вбок, и мажор удивленно всхлипнул, схватившись за живот. На белой ткани рубашки быстро расползалось красное пятно.

Вяся выпустил нож, пошатнулся, и ухватился за столик.

- Слышь, братан. – Хрипло сказал он. – Делай ноги. Мусора… Достал меня сучонок.

Он повернулся к Алексею. На тельнике, в области сердца, ткань была прорвана. Моряк попытался сесть на скамью, но скривился, и медленно завалился набок, на каменные плитки.

- Иди. – Гаснущим голосом сказал он. - Иди.  Главное… - он закашлялся, и сплюнул кровью. – Главное… немым… не будь.

Я не сбежал тогда. Дождался ментов и скорой. В отделении провел почти всю ночь. Под утро незнакомый  лейтенант выпустил меня, и, уже на пороге, в спину сказал: «Умер твой приятель в больнице. Сердце остановилось».

Леша прислонился к стене круглосуточного киоска. Гудели ноги – пройти полгорода пешком не шутка. В глотке жгло, и похмелье путало мысли. «Зайти что ли?» - вяло подумал он – «Хоть бутылку пива выпросить».  Он наклонился, чтобы завязать шнурок на кроссовке, и внезапно так и застыл. Возле урны, наполовину загнан ветром под основание, виднелся зеленый край  купюры. Тысяча. Морщась от головной боли, Леша вытянул ее, и посмотрел на просвет. Целая. Он толкнул дверь киоска, и вошел, предвкушая облегчение.

Сонная продавщица вопросительно подняла брови. Мужчина скользнул взглядом по нарядным рядам бутылок на стеллаже за ее спиной, мимоходом зацепив прилавок с конфетами, и вдруг замялся.

- Пивка? – должным образом оценила продавец его состояние. Леша молчал. Наконец, он разлепил губы.

 -  Я тебе должен был сто семьдесят, вот, возвращаю. А на остальные… Лен, набери фруктов, конфет, печенья там… ну, детям. Сама выбери, получше.

Женщина споро накидала в пакет вкусностей, быстро подсчитала.

- Девятьсот шестьдесят. Пиво положить? На тебя смотреть страшно.

Алексей улыбнулся, насмешливо и горько одновременно.

 - Нет. Я завязал.