Маленькая комната прибрана мужской рукой - это предательски выдаёт не вся собранная пыль и не до конца сметённые паутины. Прелый запах не проветренного помещения, остатков зацветшего хлеба и прокисшего супа ударил в нос вошедшим влюблённым…
- Да, неказисто. Ну что поделаешь, одинокий мужчина – это хуже голодного волка. – Ира оглянулась и протянула руки к парню. – Что, до конца убрать нельзя было?..
Толик молча поглядел на девушку, опустил голову и прошёл в комнату. Он сел на кровать, стянул куртку и бросил её на стул.
- А ты что думаешь, я тут мог о чём-то думать перед отъездом, кроме тебя?
- Ну начались сопли… Ты же – мужчина, или роль с жизнью путаешь?..
- Да ничего я не путаю, - он встал и начал сметать пыль с подоконника.
- Переоденься, герой! – иронично подсказала Ира. Она сняла куртку, расстегнула брюки и стащила с себя свитер и майку. Её обнажённая грудь затмила в глазах Толика всё на свете. Он подошёл к девушке и поцеловал её в губы. Но девушка толкнула его, и парень расслабленно упал на кровать.
- Переодевайся, - повторила она твёрдым тоном.
Анатолий быстро стащил с себя всю одежду и в одних трусах подошёл к Ирине, но она, взмахнув рукой, указала на одежду и сказала:
- Убери, пожалуйста, в шкаф – её глаза тревожно оглядывали вагончик.
Он быстро сложил одежду и убрал её на полки. Обернувшись, он увидел уже одетую девушку и нехотя сам начал натягивать джинсы. Парень расстроился.
В дверь постучали. Это подошёл режиссёр с большим букетом роз, красиво завёрнутых в фольгу. Он по-прежнему был одет в кожаную куртку, джинсы и белые кроссовки. Еле заметно хромая, он вошёл в помещение, где ещё было слегка прохладно от не нагревшегося, полутёплого воздуха.
Мужчина посмотрел вначале на девушку, потом на парня, которые тоже ещё ничего не успели сказать гостю. Он молча протянул Ирине цветы, покраснел и добавил: «Вот, Ира, с приездом, я ждал тебя». Ира, немного стесняясь, немного недоумевая, приняла подарок, налила воды в банку и поставила в неё цветы. Пряный запах роз пропитал сырое помещение. В это время Толик накинул майку и включил чайник в розетку.
- Я, собственно, пришёл спросить тебя, Ира, согласишься ли ты на основе существующего сценария написать другой? С открытием в иную, в неформальную философию, точнее – в философию неформалов-индивидуалистов? Такова будет суть этой картины!
- Ну, вообще-то я дала согласие. Но есть много вопросов, на которые я хочу получить ответы. Ведь, насколько я понимаю, съёмки уже заканчиваются?
- Осталось всего два эпизода. Завтра будет в три часа дня – режиссёр повернулся к Толику и назад к Ире – и послезавтра в 9 утра - другой.
- Мне Толик рассказал о вашей девушке… У вас сохранились записи об этом фильме? Ира выглянула в окно и перевела взгляд на режиссёра.
- А при чём тут это? – глаза режиссёра увлажнились. И тут он уловил мысль Ирины. – Ты хочешь их совместить? Но я… - он запнулся и почесал затылок.
– Но я поклялся себе, что не буду больше снимать смерть… - Он опустил голову и тотчас же снова поднял. Лицо его опечалилось. Фильм-то у вас получился плохим.
- Но ведь вы её заново снимать не будете. Просто в начале фильма как хроники покажем этот отрывок и несколько раз – как воспоминания… Тем более что фильмов автобиографических сейчас раз-два и обчёлся. И ваше молчание в кадре будет искренним, а не фальшью.
- Да это я понял, когда пришёл домой после этой трагедии.
- Ну что, согласны? – глаза Иры зажглись задорным огнём. – Я напишу это всё за неделю. Но как ваш сценарист и Лаврентий Палыч к этому отнесутся? Ведь у меня со вторым не самые тёплые отношения.
- Им тоже картина не нравится, а идеи никто не предлагает хорошие… Твоя идея мне понравилась, тем более что многие знают эту историю, затворничество было для меня одной из возможных дорог в жизни. Я сам когда-то думал о том чтобы уйти в лес Было это давно, конечно, но все же желание такое порой возникает. После смерти девушки, умерла моя мама. Одному Господу было известно, как мне было тяжело. Я думал, я не вынесу этих мук. Люди говорили, что со временем станет легче, но не становилось. Я жадно глотал дни, ища в алкоголе утешения. Я видел один исход, - броситься под поезд. Я часто представлял, как я иду вдоль двух линий рельс и прыгаю под колеса электропоезда. По ночам ко мне приходил во сне гул электрички, непонятные смешки хорохорились в голове. Честно, Ира, я думал, не перенесу. Боль съедала меня сутками. Мама у меня была единственной опорой в жизни. Она мне заменяла и отца и друзей. И когда лишился ее, я понял, что потерял жизнь. Да, что я тебе сейчас говорю, ты и сама все прекрасно понимаешь. Как я решил уйти в лес. В один очень теплый, осенний день я решился броситься под поезд. Я шел, утопая в октябрьском солнце, лучи прогревали мою кожаную куртку и я нес свое тело через парк. Я взглянул на голые ветви и обомлел. В грандиозной сетке из веток я заметил некий, еле прослеживаемый рисунок жизни. Это трудно объяснить, но в кроне отражалась картина всех моих страстей. Я долго стоял, рассматривая видение.
В этом причудливом рисунке мне открылась тайна жизни, словно моя мама мне не дала сделать опрометчивый шаг. С тех пор я хотел уйти в лес, но мне попалась работа, и я остался дома.
- Хорошо, но потом можно будет показать, что вы вышли из леса и начали снимать кино… Кинематограф на мой взгляд, вид искусства, а не производство полуфабрикатов.
- Но потом люди будут думать, что я так и сделал в жизни… - Он вытаращил глаза и поглядел на девушку. Своё непонимание он наполнял страхами недомолвок.
- Всем людям не объяснишь, что это творчество. Я предвижу ажиотаж со стороны прессы. Но это же бесплатная реклама. Разве законы шоу-бизнеса не таковы?
- Но я делю шоу-бизнес и свою жизнь – понурым голосом ответил режиссёр.
- А что для вас творчество? – интригующе спросила девушка.
Режиссёр замялся, поёрзал на стуле, ничего не ответил, лишь смотрел на девушку. Он думал, что не следовало начинать этот диалог.
- Творчество – это раскрытие своего таланта, сквозь призму своего же опыта и жизненных убеждений. А то, что вы снимаете, кроме как словом «мусор» никак нельзя больше назвать – Иринины слова подмяли под себя его мечты.
- Но ведь и в вашем металле есть понятие «TRASH».
- У нас это считается «хлёстким ударом» и выражением своего собственного мнения по поводу происходящего TRASHа в жизни всех живущих на этой планете. Всем бы такой TRASH снимать, писать, петь, играть. Просто прежде чем клеймить других, нужно, во-первых, изучить то, что собираешься опротестовывать. И во-вторых – исправить всё убожество в себе, чтобы не было нареканий со стороны оппонентов. Не уподобляйтесь Валерий Владимирович нашим политикам и журналистам, это не самые лучшие примеры для подражания.
Ира присела рядом с Толиком и сложила руки на коленях. При этом локон её светлых волос упал на лицо и придал её соблазнительность. Убрав локон за ухо, она молча посмотрела на сидящего напротив мужчину.
Молчание длилось довольно долго, пока он не поднял свой взгляд откуда-то из глубин подсознания. В этот момент ребятам показалось что мужчина взглянул на себя со стороны.
- Да, я согласен с тобой. Я принесу сейчас ноутбук и не стану тебе мешать… Я уверен, что ты сделаешь всё так, как надо. У тебя мозги работают в ином ключе.
- Вы ведь не хотите переснимать сцены. Думаю, они вас устраивают?
- Да, актёры хорошие. – он встал и вышел, спустя минут сорок вернулся. Через час Ира уже сидела и перечитывала сценарий.
- Толик, смотри, тут можно вставить одно стихотворение.
- Где? – спросил актёр.
- Вот здесь, когда ты стоишь на похоронах. Вокруг тебяплачут люди, а ты смотришь в их глаза и не понимаешь, что происходит. В тебе созревает ужас.
- А что за стих?..
- А вот этот… – Ира пролистала свою тетрадь.
Взгляни, почему плачешь ты:
Из-за жалости и сломанной судьбы
Или за то, как это, выглядит со стороны?
Ты не губишь ли свои мечты?
Присмотрись к стоящему народу,
Что громко, склонившись, рыдает
У почти опрокинутого гроба.
Разве они этого человека знали?
Здесь родных не один десяток,
Что пальцем у виска крутили,
Когда она была счастливой,
А сейчас о нападках своих забыли.
Венки с разными словами
Пестреют на ветреных крыльях.
Но не окунуться ей в мечтанья,
Которые сегодня закрылись…
Но они о лежащей не забыли…
Здесь одни стоим с её мамой
Мы к облакам любимую нашу водили,
Была она нашей прелестной Ладой…
Как без неё теперь нам жить?
Я от ненависти готов своей
Сгореть, взлететь и улететь…
Ведь для моего счастья закрыта дверь,
Без тебя и я хочу умереть
Нет мне места на земле.
Солнечный не греет свет,
Я хочу к тебе, к тебе.
- Ну как? – Ира подняла взгляд на затуманенные глаза Толика.
- Мне кажется, слишком смело. Ну смотри… - Толик мысленно представил эту ситуацию… - Но ведь многим в таких случаях действительно жалко человека.
- Но многие и плачут оттого, что им кажется, в этот момент просто по-другому нельзя поступить. Они плачут искренне, но при этом думают исключительно о себе.
- Откуда такая мысль? – актёр долго дырявил взглядом девушку. Сейчас он не узнавал её, даже немного побаивался, осознавая что она и о нём будет так думать, если заметит в нём фальшь.
- Я похоронила папу. А он учил меня смотреть на людей и видеть в них то, что они показывают или скрывают – это грубо, но честно. Честность, в отличие от лести и лжи, не такая красивая и приветливая.
- Да, ты поражаешь меня. Но стих немного хромает.
- Иначе в данном случае нельзя, он ведь во время похорон произносится. Согласись, ямб или хорей, здесь были бы неуместны.
Толик взглянул снова на девушку. В её интонации парень ощутил не подлинный интерес к своей работе. Ира погружалась в редакцию так, как тонет в болоте человек. Актёр верил в неё слепо, но он знал что этой слепоте можно доверять.
- Во всём ты видишь скрытый смысл.
- А без этого, увы, милый мой, нельзя… Так устроен этот мир, в нём ровно столько подножек, через сколько человек может споткнуться.
- И ни на одну больше? – спросил Толик.
- И ни на одну больше. Я хочу раскрасить этот фильм стихами, такими, чтобы подрывали сознание зрителя.
- А ты уверена, что это сейчас нужно?
- Это нужно всегда, особенно в этот век, век гламура и урбанизации, век упрощения и стирания индивидуальности.
- А как наш любимый режиссёр к этому отнесётся?
- Он будет до потолка прыгать. Ведь на съёмках он сэкономит. Я зажата в жёсткие рамки, а он свободен. Я думаю мы победим глобализированное кино, пусть хотя бы рамках одного фильма.
- Не слишком ли пафосно получается?
- Поживём – увидим, - руки девушки обвились вокруг шеи парня, и она коснулась губами его губ.
Телефонный звонок и голос Артёма Стырова оторвал парня от девушки. «Падший» зазвенел громким надрывом.
- Алло?! Ой, привет! Как я рад тебя слышать? Да вы что, это же прекрасно! Когда вас ждать? Нет, я через два дня буду свободен. Нет, она занята будет. Но не переживайте, я вас встречу и место найду, приезжайте смело. У нас всё в порядке, мы здоровы… Ну хорошо, я встречу. Пока.
- Кто это?- спросила Ира.
- Родители, - спокойно ответил парень.
- Да ты что?! – радостно произнесла Ира. – Наконец меня познакомишь!
- Им нужно будет найти квартиру дней на 5-6. Кто поможет? Мы- то свою квартиру уже сдали.
- Как – кто? Как всегда, я помогу! Больше же некому решать эти проблемы!
- Чем?.. – удивлённо спросил Толик.
- У меня же квартира тут в городе есть! – воскликнула девушка.
- Тебе её на день рождения подарили, что ли? Или за какие награды ты её получила?- удивлённо спросил Толик. Он не доверчиво посмотрел на Иру и его сердце стало учащенно биться. Волна ревности нахлынула на него, с которой он тут же решил справляться.
- Ну, почти… За награды… за дерзость! Лаврентий Палыч расщедрился.
Ира рассказала всё Толику и отдала ключи, сказав, что нужно спросить его разрешения. А Лаврентий Палыч оказался настоящим аристократом: оформил Ире квартиру за её характер и дерзость, за то, что она смогла свои принципы и честность отстаивать, не поддаваясь на минутные слабости.
В жизни такие подарки бывают крайне редко. Чаще всего за них приходится расплачиваться. Но на этот раз это стало подарком за то, что покорили судьбу, и она, как и всякая послушница, теперь верно ткёт нить, вертя своё веретено, что бывает нечасто. Так часто люди способные покорить судьбу теряются в лабиринте своей алчности. Они не ведают, что все имеет свою меру, и послушница судьба может отвернуть фортуну от страждущего человека. Но Ира не имела прочного алчного тщеславия. Ей это бы совершенно не приносило удовольствия. Девушка переписала права на недвижимость местному детдому. Она совершенно не жалела от ее отсутствия, так как не считала верным присваивать квартиру себе. На руках у нее были ключи и допуск внутрь, заверенный директором детского интерната.
Молодая пара продолжала разбирать каждую сцену картины. Жаркая полемика, громкий смех и ирония съедали истинную ценность фильма. Ира как генератор идей строчка за строчкой писала новый сценарий. Толик и режиссёр часто корректировали её, чтобы сценарий не был авторской работой девушки со всеми вытекающими отсюда последствиями. Они подолгу обсуждали сцены размышлений актёра, но в итоге сходились на общем знаменателе.
Помочь сайту
Поздравления
