Жизнь продолжается...

                                 Жизнь продолжается

До средины декабря на севере снег идёт почти каждый день. В непродуваемой ветрами тайге, он ложится ровным пухлым покрывалом на землю, на мохнатые ветви деревьев. Слёживаясь на ветвях, он согревает своим покровом, называемым на севере «кухтой», деревья от вымерзания.

Иногда охотник, проходя под разлапистым деревом, задевал стволом оружия за мохнатые ветви и обрушивал на себя эту снежную массу. И приходилось выбираться из этой горы снега. 
Хорошо, если капюшон на голову натянут, а если нет, то снег проникал до самого позвоночника. Неприятно…. За зиму снега в тайге наваливает два и более метра.

Снегопад прекратился, и ударили суровые северные морозы, которые будут стоять месяц, а то и два, крепчая с каждым днём. Спиртовой столбик в термометре опустился ниже отметки - 55гр.

И вот в такие морозы Иванычу приспичило лететь в тайгу. Надо срочно проверить капканы и поднять их выше от снега. Поймавшийся соболь срывает капкан и повисает в воздухе. Если цепляется за снег, то бежавшая мимо мышь может испортить основательно мех соболя, как – бы подстригая его до основания.
Врагов у охотника – промысловика много. Мороз, оттепель, кедровка, кукша, белка – летяга, росомаха, мышь.

В мороз ходить тяжело и опасно. В оттепель не опасно, но ещё тяжелее. К лыжам постоянно прилипает снег снизу, а лыжной мази было не купить в посёлке. Приходилось в избушках горячим подсолнечным маслом пропитывать. Правда, это ненадолго. 
Кукша с кедровкой, эти противные птицы, постоянно попадают в капканы. А закрытый капкан это не капкан, а кусок ненужного металла.
А если росомаха попадёт на путик, то хана!!! Съедает всё подряд, только коготки оставит выплюнутыми. Наедается так, что идти не может. Она по путику, как по осенней лыжне, занесённой метровым слоем снега, безошибочно идёт от капкана к капкану. Вот нюх!

Как – то Иваныч, залетел в феврале закрывать капканы. Охотился он уже тогда в другом месте – на Хурингде. Утром, на другой день, он пошёл проверять капканы. Первый капкан был пуст, а в следующих не было промаха. Иваныч шёл в приподнятом настроении, радовался, что повезло, как никогда. Но, перейдя за горой ручей, в оставшихся десяти капканах увидел только откушенные лапки. Проклятая! И куда только вмещается всё это в неё! Потом даже скунс не может сравниться с ней, из – за «очаровательного душка».

Однажды, на буровой «Нижняя дъявольская», ребята шли на машинах по зимнику и увидели нечто…. Росомаха, с одетой на голову пятилитровой банкой из – под масла, тыкалась куда попало. Стекло внутри запотело, и она ничего не видела. Всунуть внутрь проще, а снять её не могла…. Без единого выстрела добыли росомаху. А шапка из неё очень ноская, только выдра может сравниться по носкости.

Говорят, что соболь приманку чует за семь километров. Однажды Иваныч намазал капкан звёздочкой, которой мазали ноздри от гриппа раньше. И что бы вы думали? Идёт он через несколько дней по этому путику, а в капкане соболь. Надо же! Он не из – за голода лезет, а из – за любопытства. 
А в другой раз, Иваныч, на собольей сбежке, раскопал странные запасы. Вон оказывается, как соболь готовит себе пропитание на голодную зиму. Там лежала зарытая в снегу, продолговатая как колбаска в плёнке, изрыгнутая из желудка, как бы, консервированная пища… 

У соболя память воистину невероятно сказочная. Осенью, местный соболь, обходит и метит экскрементами свои угодья, чтобы их не занял кто другой. Даже зимой, под глубоким покровом снега, он бежит по тем же местам, чётко попадая коготок в коготок. Надо же?! 

Но все беды и лишения охотника скрашиваются общением с дикой, первозданной красотой природы. А Иваныч был до безумия влюблён в свои зимовья, тайгу, горы. Поэтому целый год, после охотничьего сезона, жил ожиданием следующей «осеновки».

Метеосводка на ближайшую неделю хорошая для полётов в горы. Иваныч узнал в диспетчерской, кто завтра вылетает в его сторону, на восток. Поехал в посёлок для авиаторов. Договорился с Сашей Симбирцевым - командиром вертолёта Ми -8. Из пилотов у него друзей было много, и они никогда не отказывали в таких просьбах. Потому – что Иваныч частенько тоже и их просьбы выполнял..

Утром, загрузившись на грузовую экспедиционную машину, поехали в аэропорт. Бортмеханик уже ждал загрузку и открыл задние створки вертолёта.
Грузчики быстро заложили цемент в мешках в салон, и машина отъехала подальше, ожидая отправки. Мало ли что! Могут и отменить вылет, тогда снова разгружать. Всякое бывало….

Но всё обошлось. Показались идущие к машине пилоты. Одеты так, что стали похожи на матрёшек.
- Привет, ребята – сказал Иваныч, пожимая им руки.
- Привет, Иваныч! Готов?
- Да! Ну, орлы! У вас не только в вертушке противообледенительная система работает, да вы и сами одеты, хоть на Северный полюс!
- А как же?! Государство заботится о своих орлах! Ну что? Летим?!

Иваныч сел в салон, поглядывая в иллюминатор.
С пронзительным воем раскрутились винты вертолёта, разогревая редуктора и трансмиссию. И вот скрипнув тормозами, вертолёт плавно начал выруливать на взлётную полосу. Груза было под завязку, и поэтому с места, как обычно, он не стал подниматься. 
Получив добро на вылет, командир включил двигатель, и винтокрылая птица, разогнавшись по бетонной полосе, взмыла над Туруханском. По линии взлёта дома не строились. Раньше там стоял дом, и однажды, при взлёте военного самолёта, случилась авария и самолёт упал на него. Хорошо, что хозяев дома не было… Самолет, правда, разбился. 

Вертолёт летел строго на восток, навстречу багрово – кровавому солнцу, показавшегося из – за горизонта. Через четыре - пять часов оно уже зайдёт в туманную пелену. День полярный короток, и надо успевать выполнить намеченную работу. Загруженный вертолёт летел натужно, но уверенно. Иваныч, через иллюминатор разглядывал заснеженную тайгу, пролетающие тундры, хребты. Красота!!! 

На многие десятки километров не чувствовалось присутствия человека. Дикое естество природы.
Недалеко от устья реки Дьявольская, на опушке леса, стояли два сохатых и, увидев вертолёт, скрылись в тайге, от греха подальше…
Реки с высоты казались распущенными нитями, с их многочисленными притоками. Из промоин поднимался туман. Горные реки не так просто спрятать под лёд… Уровень воды «играет» постоянно.

Наконец – то показалось впереди по курсу устье реки Озёрной. Сделав полукруг, вертолёт плавненько подсел на реку, не опускаясь совсем на лёд. Иваныч попрощался с ребятами, выкинул вещи и спрыгнул вниз. Собачка, повизгивая от предвкушения охоты, спрыгнула следом, зарывшись с головой в пушистый декабрьский снег.

Обдав, при взлёте, снежным вихрем Иваныча с собачкой, вертолёт ушёл на буровую. Иваныч знает, что такое работающие винты вертолёта при подъёме. Однажды, в посёлке Горошиха, вертолёт садился на площадку, а встречающий его побежал в это время. Вертолёт бросило ветром, и винтом срезало голову бежавшему. Вот было шума! Был суд, но пилота оправдали. Зато сколько нервов ушло. И жизнь не вернёшь. После этого запретили подходить к работающим вертолётам, пока винты не остановятся совсем. 

Иваныч стал на лыжи, и перенёс вещи к зимовью. Лопата была подвязана к стоящей рядом лиственнице. Отвязал её и принялся откапывать занесённую снегом по самую крышу избушку. Целый час пришлось потратить, чтобы основательно очистить вход. Вот это поднавалило снежка! 
Поздоровался с избушкой, как с живым существом, погладил с нежностью углы, поцеловал брёвнышки: 
- Ну что ты, моя родная, соскучилась? И я за тобой очень… Сейчас, затопим печку, отогреемся и заживём как и прежде, душа в душу.

Собачка сунулась было в тайгу, что – то учуяв, но сразу же в снегу провалилась по уши, как в пух. Попыталась ещё сделать несколько прыжков в ту сторону, куда направилась, но, догадавшись, что это безнадёжное занятие, посмотрев на Иваныча, с виноватым видом, вернулась.

В такой мороз придется брать её в зимовье, а ведь обычно спит в будке, в «прихалапнике». Растопил печурку - сердце избушки. Благодарно закряхтели отогревающиеся углы зимовья. Включил транзистор «Вэф – 12»- в те времена это был один из лучших переносных приёмников. Наверно он согревал душу каждому охотнику в зимовье. Звучало одно из любимейших произведений Иваныча – « Лунная соната» Бетховена. Под эту музыку Иваныч разобрал вещи, сварил себе и собачке. Покушали. За окном темно. В зимовье коптит керосиновая лампа. Хорошо хоть была заправлена авиационным керосином, доставшимся на «халявку». Возле каждой его избушки было по двухсотлитровой бочке. 

К керосину у него было особое, трепетное отношение. Когда – то, на буровой, прихватило очень спину и, Иваныч вылетел домой, потому – что работать не мог. На второй день, еле – еле дойдя до больницы, получил назначение для лечения и, главное, больничный. Дорогой, обдумывая назначенное лечение, понял, что от него проку будет мало. Тут он вспомнил, как в детстве, одна знахарка спасла его от удушающей ангины. Она заставляла полоскать керосином горло, воздействуя на гланды. И ещё один знакомый, при разговоре, посоветовал керосиновый компресс. Таким образом, ему его знакомая  бабушка излечила радикулит.
Зашёл по пути из больницы домой, к Аннушке – заведующей экспедиционной нефтебазой, и спросил у неё авиационного керосина. Хорошо, что он дома у неё был, и она налила ему пол - литровую банку. 

Придя домой, Иваныч попросил жену – медика, поставить ему компресс. Она, было заворчала против:
- Зачем ты этой ерундистикой занимаешься? Давай, поставлю укол!
Но Иваныч цыкнул на неё:
- Не надо мне ваши уколы! Делай, что говорят!

А процесс таков: пропитывается сложенная в несколько слоёв марля, выжимается, чтобы не потекло в промежность, иначе подгорит «драгоценность». Затем накладывается на больное место, накрывается полиэтиленовой плёнкой. Сверху можно укрыть шалью, одеялом. Надо лежать сорок минут. Минут двадцать лежишь, сперва ничего не чувствуешь, потом лёгкое покалывание, затем тепло ощутительнее. И под конец, будто перцем намазали….
Но надо вытерпеть! Затем растворенной горчицей обезжириваешь, протираешь насухо, и ты как юноша! Вскакиваешь, делаешь всякие спортивные упражнения, не ощущая никакой боли. Вот тебе и народное лечение, спасибо бабушкам!!! Через месяц повторяешь эту процедуру, и ещё раз через год. 

Иваныч уже двадцать с лишним лет как позабыл, что такое радикулит. Но это можно делать только для простудного радикулита и нервного. Но ни в коем случае, если сорвана спина и нарушены хрящики…. И ещё! Ни в коем случае нельзя пользоваться зимним керосином, в который добавляют ТГФ. Это такой, ядовитый для человеческого организма состав, который добавляют в зимнее топливо, чтобы оно не кристаллизировалось на большом морозе.

Утро. Подбросил дров в экономку, сходил на улицу, выпустив собачку. Глянул на уличный термометр, прикреплённый к рядом стоящей с зимовьем, лиственнице.
- 54 градуса! - Поёжился Иваныч….. – Н-да! Прохладновато! Но идти надо…

Ведь по плану три путика за три дня проверить надо. А в запасе четыре дня всего, один на вылет домой.
Пока Иваныч собирался, чуть забрезжил рассвет. Оделся так, чтобы и не замёрзнуть и так, чтобы идти было полегче. Сложил отдельно в пакет спички, продукты, и всё остальное, и поставил его около топчана. Выключил транзистор, погасил керосинку. Прибрал постель, убрал со стола. Вроде бы всё…. Вышел на мороз, закрепил понадёжнее лыжи. Рюкзак, и «ТОЗ- 17» (в просторечьи Тозовка), закинул за плечи. Взял свой неразлучный берёзовый посох и в путь. Чук, сунулся вперёд, но утонув по уши, остановился, пропуская Иваныча вперёд, виновато посматривая ему в глаза своими преданными большими глазами.
- Да ладно Чук, не суетись - пойдём потихоньку.

А сказать, что потихоньку – это значит, не сказать ничего…. Лыжи валились в пустоту, в этот неслежавшийся декабрьский снег. Приходилось с трудом передвигать их, вытаскивая из глубокого снега. Вот невезуха! Но что делать? Зато в феврале, как по танцплощадке идёшь. А в конце мая, ночью, вообще без лыж можно. К обеду отогреет и всё, опять на лыжи. Ночной наст держит даже мощных сохатых, не говоря об оленях. Те вообще как пушинки, не чувствуют снега под мохнатыми копытами.
Мороз загнал зверя и птицу в укрытия, поэтому следов на снегу видно не было. Тайга будто вымерла - скучновато. Но вот показался улов. В капкане висел соболёк, с вытянутой вверх лапкой, как бы приветствуя Иваныча. Снял ещё два попавшихся соболька, сразу же подправил капканы. Руки обжигало настывшим металлом, но терпимо, впривычку.

Чук сунулся к стоявшему невдалеке от путика размашистому кедру, и, повизгивая от нетерпения, стал рыться в снегу, углубляясь под корни. Иваныч понял, что там соболёк. Разгрёб снег и топориком расширил вход в убежище под стволом в корнях. Чук с азартом, сразу же влез в нору и через две-три секунды раздался его собачий визг…. Иваныч уже был знаком с таким мероприятием, и, схватив Чука за загривок, выдернул его из – под корней, и резким отработанным ударом посоха, нанёс удар по соболю, вцепившемуся в морду собаке… Тот, в один момент отвалился, как напившийся клоп от жертвы, и Чук с удовольствием помял его в своей пасти, не прокусывая мездру. Иваныч ранее немного повоспитывал его за грубое, жадное отношение к шкурке. И теперь Чук знал меру.

Ну, вот! Груза ещё добавилось. А идти становится тяжелее, с каждым добытым зверьком.
Место для кострища хорошее. Нарубил посильных жердей, сложил их поверху снега. Содрал бересты, натаскал сухих дров, и стал искать спички…. « Вот тебе бабушка и Юрьев день». Пакет с продуктами и спичками оставил у топчана.
- Вот это я «лоханулся»! – сплюнул, накатившую горечью, слюну – Да- а… Ну, ладно, как – нибудь дойдём!

Но мороз и усталость брали своё. Идти ещё километра четыре. Иваныч останавливался, делая минутные передышки. Уже начало прятаться, в густой морозной пелене, холодное полярное солнце. Вызвездило. Мороз крепчал. Иногда, то тут, то там взрывались от бешеного мороза лиственницы, разрываясь на две одинаковые половинки, от корня до верхушки.

Идти было всё труднее. Дышать в такой мороз тяжело - кислорода не хватало. В висках пульсировала толстой нитью, набухшей жилой, кровь. Сердце стучало до того гулко, что казалось вся тайга наполняется его звуком. С каждым шагом всё тяжелее и тяжелее…. Осталось до зимовья, где-то, около километра. Но как его осилить, этот оставшийся километр?! Через каждые двадцать – тридцать шагов Иваныч останавливался. Колени непроизвольно дрожали от усталости. Тогда он расстёгивал лыжи, падал на них, и поднимал ноги в валенках на ветви деревьев, чтобы отлила кровь от конечностей. Немного отдохнув, поднимался кое-как и вновь шёл вперёд

Дойдя до полнго изнеможения, Иваныч упал на лыжи и решил своим воспалённым мозгом забраться под упавшее и занесённое снегом дерево. Думает, полежу немного, хоть минут пятнадцать, и пойду дальше. Но искра сознания ещё теплилась в его разгорячённом мозгу:
- Что же это я делаю? Что за глупые мысли посещают меня! Ведь через минуту я засну под ней и конец!

Цепляясь за ветви деревьев, с трудом поднялся. Сбросил с себя рюкзак, тозовку, верхнюю одежду, которая, взмокнув на нём от пота, замёрзла кожушком и  ломалась. Превозмогая невероятную усталость, он все же пошёл, вытаскивая и переставляя лыжи.

Вот уже речной излом и за ним, двести метров, избушка….
Силы оставили. Он упал, и в забытьи, с тоской, начал вспоминать своих родных. Как он ласкал своих малышек, играя с ними. Затем брал их по очереди на руки, и положив головку на плечо, напевая колыбельную, носил до тех пор, пока они, не пустив сладко слюнку, засыпали. - Нет! Нет! Надо ради детей жить!- Заскрипел от нахлынувшей злости Иваныч.

Поднялся и пошёл. Как дошёл до зимовья, одному Богу известно. Осталось каких – то десять шагов сделать, но силы покинули его. Он упал на спину, закрывшись пушистым, холодным снегом….

В звёздном небе пролетел с тоскливым гулом «Боинг». Так как трасса через закрытые города на юге Советской страны  была запрещена для пролёта, иностранные самолёты летали через Туруханск в Японию. 

Иваныч представил, как пассажиры сидят в тёплых салонах, попивают коньячок. Кто – то любвеобильный залез под юбчонку к красивой соседке…. Иванычу стало веселее от подуманного.
- Хм! А я тут, как последний дурень, замерзаю в тайге! А они вон что вытворяют! Ну, уж нет! Ещё порох в пороховницах не отсырел…. Ведь через три дня день рождения у дочери, а я ей сделаю такой «подарок»!
Смалодушничал:
- Всё! Жив останусь, ноги моей больше здесь не будет! Зачем мне эти соболя?!

Раньше, в царское время, за одного добытого соболя, промысловик мог целый год питаться в шинке, вычитал где – то Иваныч. А сейчас за добытую шкурку, в зависимости от сорта и цвета, дают от  тридцати девяти рублей до семидесяти. Курам на смех! А сколько охотников, вот так, у порога зимовья, замерзали от усталости. А некоторые, переходя через горные реки, с застёгнутыми лыжными креплениями, обваливаются на снежных мостах. Их, вместе с лыжами, подхватывает бурное течение и уносит под лёд. У Иваныча на этот счёт строго! Подходя к реке, он расстёгивает крепления, и своей крепкой берёзовой палочкой, простукивая под снегом лёд, осторожно передвигается.

Однажды у Иваныча тоже случилось нечто похожее при переходе через быстрый ручей. Обломился лёд, но он успел ухватиться за берёзу. Хорошо, что было мелковато. Целый час потратил на очистку лыж ото льда и снега. 

Вспомнил Иваныч анекдот про палочку:
- Во время войны фашистский офицер говорит селянам, собравшимся на площади:
- Русский народ! Мы сегодня будем немножко вешать ваш зольдат, за то, что он бил палёчкой по голёве наш офицер. Как там по вашему зовут эту палёчку? – оглёбля….
Пишут, что труд охотника – промысловика приравнивается по тяжести и экстремалу к труду шахтёра. Может быть! У каждого своё! Везде хорошо, где нас нет!

Иваныч почуствовал, как кто – то тянет его!
Чук! Верный Чук! Вцепившись зубами в одежду, сам по уши в снегу, миллиметр за миллиметром, пытался подтаскивать хозяина к зимовью. Иваныч, ласково обнял его и поцеловал, в холодный нос. Чук, с благодарностью лизнул его в щёку, и тявкнул, мол:

- Поднимайся! 
И вот, перевалившись через порог, Иваныч, вместе с Чуком, вполз в зимовье и засмеялся нервным смехом от перенапряжения.

Приоткрыл заглушку печи. Она, сразу же, как паровоз, запыхтела и заурчала от удовольствия, поедая дрова, как пищу. Покушали и в «отруб»….
Сновидений - никаких! Первый раз в жизни спал долгим, беспробудным сном. Зазвучал Гимн СССР - шесть утра, пора вставать. Усталости как не бывало. Иваныч покушал, оделся, и по проторенной лыжне сбегал, забрал всё, что оставил вчера на путике.
- Что – то я вчера бредил, что ли? Да как это я могу оставить свою радость – тайгу!? Никогда!!!Я же хозяин своему слову! Дал его вчера, а сегодня забрал!

И вот рассвело, и Иваныч пошёл на путик. Через два дня вертолёт, и они с Чуком будут дома!
Чук в своей будке, а Иваныч в домашнем уюте! 

Жизнь продолжается!!!