ОДИН В ПОЛЕ ВОИН

 
Эта книга написана в память о службе в 
Воздушно Десантных Войсках. В книге
рассказывается о сложных взаимоотношениях
между солдатами разных призывов. В 
ней наглядно показано, что молодой боец,
призвавшийся в армию, может и обязан
стоять за свою честь, а не ныть по углам,
размазывая сопли! А для этого нужно, ещё
на гражданке, заниматься боевыми
единоборствами, а не стоять с бутылкой
пива или водки у ларька!
 
                –  Слоны, вешайтесь! — кричат нам отовсюду.

                По территории ходят военные люди в шинелях, с голубыми погонами, в петлицах горят эмблемы Воздушно Десантных Войск! Военные с радостью и воодушевлением разглядывают нас, машут руками.

                Мы — это молодое пополнение, прибывшее в  76  Гвардейскую Краснознамённую Черниговскую Воздушно Десантную Дивизию. На дворе ноябрь 1988 года, мы едем с железно — дорожного вокзала города Пскова в тентованных  ГАЗ-66, по территории прославленной дивизии.

                Ура! Сбылась моя мечта! Я попал служить в ВДВ! И сейчас моё сердце наполняется радостью, и гордостью за себя!

                Давайте знакомиться: меня зовут Александр Новиков, 20 лет от роду, размер сапог-43, размер одежды-48, вес- 65 кг, сильный, но легкий!

                Живу, то есть жил до призыва в Советскую Армию в городе Светлый Центральной России. Имею 1 разряд по боксу, два прыжка с парашютом, третий не удалось совершить из-за погоды, диплом техника-механика, молодой специалист, и ещё кучу очень полезных навыков, которые  мне, как я думаю, помогут с честью отслужить в десантных войсках.

                Наши машины подъезжают к армейскому клубу 34 гвардейского полка. Вся молодёжь спрыгивает из машин. Собрался весь Советский Союз, разношёрстная компания, кто уже лысый, кто ещё нет, все в гражданке. Озираемся, с любопытством, по сторонам. В этой гвардейской дивизии нам предстоит служить два года. Что кого ждёт, ещё никто не знает, но все надеются на лучшее.

                Шумной, разношёрстной толпой заходим в армейский клуб, садимся в телевизионный зал, ждём, что будет дальше, делимся первыми впечатлениями. В зале стоит шум и гам.

                Вот в зале появляются большие звёзды: подполковники, майоры…шум стихает. Представители частей, подразделений дивизии пришли выбрать в свою часть, подразделение, подходящих по разным параметрам воинов: образование, спортивные разряды, наличие водительских удостоверений, дипломы об образовании и  др….

                Полковник начинает перекличку, услышавший свою фамилию новобранец кричит – я!

                Пришедшие офицеры начинают задавать вопросы в зал.

                – Высшее образование? – спрашивает гвардии майор. Поднимаются несколько рук.

                – За мной! – командует гвардии  майор, забирает новобранцев и выходит из зала.
 
                – Права на легковую автомашину? – спрашивает гвардии капитан, поднимается лес рук, гвардии капитан отбирает себе нужное количество новобранцев и с ними выходит из зала.

                – Права на грузовую автомашину? – спрашивает другой гвардии майор. Поднимается несколько рук. Вместе с гвардии майором новобранцы выходят из зала.

                – Кто окончил техникум? – спрашивает гвардии подполковник.

                Я поднимаю руку. Гвардии подполковник отбирает нужное количество будущих воинов, и с нами выходит из зала.

                Мы шумной толпой идём за гвардии подполковником, с интересом смотрим по сторонам. У солдат в дивизии сегодня праздник, привезли молодое пополнение. «Деды» могут скоро уехать домой – два года позади!

                Подходим к трёхэтажной казарме – батальон. Это наш дом на ближайшие два года. У батальона снуют туда-сюда солдаты, офицеры, всем интересно, кого привезли служить.

                "Молодых" на батальон, человек сто. С Узбекистана, с Молдавии, с Украины, с Белоруссии, с Прибалтики — со всего Советского Союза.

                Заходим в ленинскую комнату, в четвёртой роте, рассаживаемся, делимся впечатлениями, обсуждаем увиденное… В ленинскую комнату заходит гвардии полковник  и гвардии майор.
 
                – Здравия желаю! Добро пожаловать в гвардейский батальон! – говорит гвардии полковник – Я, гвардии полковник Зотов, являюсь командиром батальона. В течение трёх с половиной месяцев вы будете проходить курс молодого бойца на нашей базе «Степная», в десяти километрах от Пскова. После окончания курса молодого бойца (КМБ) каждый из вас сдаст зачёты и будет распределён по подразделениям батальона. Командиром вашей учебной роты назначен начальник штаба батальона гвардии майор Шаповалов. Сержантами, которые будут учить вас уму-разуму, назначены; гвардии сержант Стариков, гвардии сержант Смирнов и гвардии сержант Миниханов.

                Гвардии полковник показывает на трёх гвардии сержантов, находящихся в ленинской комнате.

                – Даю слово гвардии майору Шаповалову, – говорит гвардии полковник.

                – Здравствуйте воины, с сегодняшнего дня я буду командиром вашей учебной роты,- начал гвардии майор Шаповалов. – Сейчас вы все, вместе с гвардии сержантами, идёте на склад, получаете обмундирование, и убываете на базу «Степная», где готовите полученное обмундирование для дальнейшей службы. Свободны! – командует гвардии майор.

                Толпой выходим из ленинской комнаты, пока есть время, осматриваем расположение четвёртой роты батальона.

                Посередине «взлётка» — полоса шириной два метра, покрытая линолеумом, тянется через всю казарму. По сторонам «взлётки» деревянные, выкрашенные красной краской полы, натёртые бесцветной мастикой.Напротив двери установлена тумбочка дневального по роте, с телефоном. Слева от входной двери, помещение дежурной части для ответственного по роте офицера.

                Справа от входной двери бытовка с гладильными досками, утюгами. Дальше ленинская комната. За тумбочкой дневального по роте комната для умывания, с четырьмя раковинами и натёртыми до блеска кранами, дальше туалет с четырьмя кабинками с отверстиями, вместо унитазов. На полу плитка. В углу туалета стоит «Машка» — железная швабра, инструмент для натирания деревянных полов.

                Дальше по «взлётке» вход в спальное помещение. За входом, слева и справа, расположились ниши для шинелей, в них, впоследствии, можно было удачно и не удачно, спрятаться от начальства. Слева и справа, в расположении, стоят железные кровати, кое-где в два этажа. Полосы на одеялах идеально выровнены. Края одеял острые, как  бритвы. В левом углу спортивный уголок со штангой, гантелями, боксёрским мешком. В конце «взлётки» стол со стульями. Где, обычно после отбоя, восседают старослужащие солдаты, нарезая сало и другие вкусности. Над входом в расположение висит телевизор, предусмотрен обязательный просмотр новостей перед отбоем. Деревянный пол натёрт «Машкой», блестит как у кота яйца. Порядок идеальный! Но кто этот порядок наводит?

                – Новобранцы, строиться на плацу! – это сержант Миниханов принял командование на себя.

                Мы все, дружной и не очень дружной, толпой выходим и строимся на плацу, около казармы.

                –На пра-а-во, ша-а-гом марш! – рулит сержант Миниханов, мы строем по два, выдвигаемся за метров сто, до вещевого склада.

                На складе сидит прапорщик, спрашивает у каждого из нас размеры и выдаёт форму. Шинели,  ПШ — «полушерстяное», китель с революционными галифе. Кирзовые сапоги, пару портянок. Зимнюю шапку, нательное бельё, погоны, нашивки, кокарды и прочее, прочее…

                Совсем этим скарбом выдвигаемся, естественно строем, обратно на плац у батальона, отдыхаем и ждём автомашину для убытия на базу «Степная».

                Подъезжает пара автомобилей, мы грузимся со своими вещами, сидим друг на друге, в тесноте, да не в обиде, и трясёмся по дороге в будущее. Каждый в своё.

                Вот и «Степная». Кирпичное двухэтажное здание в лесу, со всеми удобствами, свежий воздух, смешанный лес, аккуратные асфальтовые дорожки, как будто и не уезжал из дома.

                Поднимаемся на второй этаж. Спальное помещение, четыре ряда железных кроватей в два этажа, туалет с умывальником на несколько персон. Бытовая комната с парой гладильных досок и парой утюгов, зеркала у входа. Тумбочка дневального, как без неё, с телефоном. Оружейная комната с оружием и специальными средствами. На первом этаже столовая с кухней и бытовыми помещениями. Метров в ста от казармы котельная, только там можно раздобыть горячую воду. Около казармы свой небольшой плац, гаражи для автомобилей. В общем, отличное место для начала военной карьеры!

                Всю полученную форму нужно привести в порядок: отгладить, подшить, пришить – работы много и нужно успеть до отбоя.
Получаем постельные принадлежности. Застилаем кровати, мне достаётся верхняя кровать в середине казармы.

                Потом вооружаемся иголками с нитками, и начинаем шить. Непривычная работа. Скоро все пальцы у меня исколоты. Фурнитуру нужно пришить на шинели, ПШ, и я шью не покладая рук, как в швейной мастерской.

                Из батальона нам назначили трёх сержантов, которые будут нас учить уму-разуму. Как правило, такой чести удостаивались самые ближайшие к командирам сержанты, которые делом доказали свою лояльность к начальникам, что, естественно, не означает наибольшую подготовленность, в отличие от других военнослужащих, этих сержантов.

                1.  сержант Миниханов – татарин с Альметьевска, смуглый, худощавый тип, с беспокойными глазками, лет 19.

                2.  сержант Стариков – долговязый. Метра под два ростом человек. Плечи узкие, ляжки толстые, наверно легкоатлет, на вид 19 лет.

                3.  сержант Смирнов – невысокий, плотный, немногословный, с телосложением борца, наверно самый достойный из всей троицы, на вид 20лет
.
                Наш призыв, около ста человек, поделён на три взвода. Мне командиром взвода достался сержант Миниханов. Сержант ходит очень важный, показывает наматывание портянок, очень важная наука, пришивание фурнитуры, подшив. Утюгом с марлей, смоченной в воде, разглаживаю новые галифе, китель. Новые кирзовые сапоги жёсткие, как из железа, портянки норовят слететь с ноги, а в них ещё и бегать нужно будет?!

                В процессе шитья, обросших молодых солдат, сержанты вызывают в бытовую комнату подстригаться. Подстригают ржавой ручной машинкой, она застревает в волосах, щиплет, выдирает клочки волос. Выбрив клочок  волос,  сержанты громко гогочут. Хоть какое-то для них разнообразие, а я смотрю на себя в зеркало и мне почему-то не до смеха. Лысый, но опять плюс – голова не потеет. Всё-таки в службе нужно искать положительные моменты, а их немало, что бы служба шла как по маслу.

                –Строиться! – командует сержант Миниханов.

                Мы все бодро, уже в новой форме, выстроились, на руках шинели, шапки. Сержанты проверяют правильность пришивания, качество работы. Плохо пришитое, сразу отрывается и шьётся заново. Качество пришивания «подшив» — полоса белой ткани на подворотничок кителя, проверяется особо тщательно, так как подшиваться предстоит каждый день. Но и здесь свои тайны, «подшиву» можно пришить за несколько секунд.

                Скоро отбой, все новобранцы справились с подготовкой формы. Старательно учимся наматывать портянки, пока без особых положительных сдвигов, они всё норовят слететь с ноги. У каждого новобранца в петлице эмблема ВДВ!

                Около каждой кровати стоит свой табурет и своя тумбочка. На табуретку аккуратно складывается ПШ, сверху зимняя шапка, на перечнях табурета натягиваются крест-накрест портянки. В тумбочке хранятся мыльно-пыльные принадлежности, без излишеств, да и откуда пока излишества? Шинели висят около входа в казармы, каждая пронумерована раствором хлорки. Чуть хлорки замачивается водой, размешивается и спичкой пишется, на внутренней части формы, номер, или фамилия бойца. Что бы утром не проснуться без одежды.

                Сегодня выдался богатый на события день. Мой первый день службы в Советской Армии. Впереди ещё чуть-чуть, всего два года службы. За окном темно, падает снег, зима! Дома тоже зима, как там дома? Настроение бодрое, в десантные войска попал, что ещё нужно для полного счастья? Ах да, — поесть, поспать и на глаза сержантам не попасться!

                –Строиться! – командует сержант Стариков. Мы падаем в строй, но, по мнению бравых сержантов не резко.

                –Все команды в армии выполняются бегом или ползком! – учит сержант Миниханов.

                –Команда «отбой» исполняется в очень быстром темпе, если кто-то не успевает за 45 секунд, время сгорания одной спички, отбиться, то вся рота из-за него возвращается в исходное положение! Ясно? – кричит сержант Смирнов.

                –Отбой! – командует сержант Миниханов.

                Наш строй рассыпается, и вся толпа несётся, перепрыгивая друг друга, к своим кроватям. Места катастрофически не хватает, мы толкаем друг друга, матюгаемся, скидываем ПШ, снимаем кирзовые сапоги, вешаем портянки и летим в кровать. Накрываемся одеялом.

                –Не успели! – грусть сержантов не описать словами.

                –Набрали слонов неповоротливых, — поддерживает сержант Стариков.

                –Отставить! На исходное положение!

                Веселье только началось, мы стараемся раздеться и одеться за 45 секунд. Строимся и отбиваемся.

                –Да, грустное зрелище, господа парашютисты, — говорит вездесущий сержант Миниханов. – Вы ещё не десантники, а парашютисты. Вот когда выпрыгните с ИЛ-76, то может быть и станете десантниками. К тому же вы бойцы первого года службы, то есть «боевые слоны». Через полгода службы будете просто «слонами». Через год станете «ветеранами», через полтора года превратитесь в «дембелей», через два года службы будете «дедами», и перед самой демобилизацией, после подписания приказа о демобилизации «гражданские», — просвещает нас сержант Миниханов.

                Какая долгая дорога нам предстоит. Жёсткая градация, всё самое интересное ещё впереди!

                –Отбой! – кричат весёлые сержанты.

                Наша толпа несётся к своим кроватям, со стороны невероятно смешно. Кое-как укладываемся в кровати.

                –Отставить! – сержант Миниханов неукротимо борется с нашей ленью и бестолковостью.

                Мы вскакиваем с кроватей, я приземляюсь на чью-то шею, получаю порцию отборного мата, толкаясь и нервничая, надеваем галифе, китель, мотаем портянки, натягиваем новые кирзовые сапоги, хватаем ремни с шапками, и бежим в строй.

                – Все должны укладываться за 45 секунд! – напоминает нам долговязый сержант Стариков, ему тоже очень хочется порулить новобранцами.

                –За торможение одного, страдают все! Отбой!

                Топот более ста пар ног грохочет по полу, через минуту смолкает, мы затаились. Скорее всего, три сержанта тоже устали за этот день и милосердно дают нам удобнее устроиться в своих солдатских кроватях. Я закутываюсь в одеяло. Хорошо! Один из самых приятных на слух приказов «отбой», не считая «приступить к приёму пищи!»

                На сегодня всё. Я проваливаюсь в объятия Морфея. До завтра!

 
                Город Светлый, лето 1983 года. Жаркий летний день, солнце в зените: яркое, тёплое, птички щебечут о своём…

                Мне 13 лет, иду по району города Светлый, в сторону продуктового магазина, с целью купить хлеба, настроение отличное, напеваю весёлую песенку.

                Из подворотни выруливают два подвыпивших типа, лет 16-17, повыше и покрепче меня. Хорошее настроение мгновенно улетучивается, его место занимает тревога и обречённость.

                –Стоять, пацан,  деньги давай, – говорит кто повыше.

                –Нет денег, – мямлю я.

                –А если найду? – весело интересуется второй.

                Непослушной рукой я вытаскиваю пять рублей, на которые хотел отовариться в ближайшем магазине, и отдаю длинному.

                –Молодец! – радостно восклицает он, пряча мои кровные деньги в свой карман.

                Они быстро исчезают в подворотне. Я, морально униженный и беззащитный, иду домой, ухожу в себя в своей комнате и напряжённо думаю, что нужно сделать  для того, что бы эта скверная ситуация не повторилась.

                –Что мне помешало дать им отпор? – спрашиваю я себя.

                –Ты был физически и морально слабее хулиганов, – шепчет мне моё самолюбие.

                –Что нужно делать, что бы стать сильнее? – спрашиваю я его.

                –Иди в секцию единоборств, это единственный выход,– говорит моя гордость. – Секция шахмат, даже «быстрых» вряд  ли здесь поможет, – добавляет она.

                Всё, решено, назавтра я уже иду записываться в секцию бокса в «Спартак». Секция бесплатная, деньги у родителей клянчить не нужно, только своя спортивная форма, да свои руки и ноги, с желанием стать сильным.

                Тренер, мастер спорта СССР по боксу, принял меня доброжелательно. Одобряет мой боевой настрой. Сразу начинается моя первая тренировка по боксу. Занимаются люди разных возрастов и уровней мастерства. Много моих ровесников, даже совсем ещё мелкие занимаются. Некоторые бьются между собой с очевидным мастерством.

                Разминаемся, бегаем по кругу, несколько кругов, начинаем у зеркала отрабатывать удары руками. Техники у меня никакой, удары получаются корявыми, тренер ходит около нас, поправляет стойку, объясняет технику нанесения ударов руками.

                Разбираем боксёрские перчатки, бинтуем кисти рук, как бинтовать подсказывают бывалые боксёры. Тренер назначает каждому соперника по уровню мастерства. Засекает время.

                Гонг! Начинается учебный бой. Мой напарник такого же уровня, то есть никакого. Мы начинаем бить  друг друга по голове, по корпусу, куда попадёшь.

                Гонг! Отдых минута и опять в бой! Уже ноет челюсть, голова гудит, кровь из носа, синяк под глазом. Богатый урожай!

                Гонг! Бой закончен, снимаем боксёрские перчатки, относим их в сушилку, складываем на батареях.

                Под конец тренировки работаем на силу, отжимаемся, подтягиваемся, выпрыгиваем, бьём по покрышке от грузовика железной кувалдой. Полтора часа тренировки прошли как одна минута. После душа, домой. Познакомился с кучей нормальных пацанов.

                Еду домой, вроде нашёл себе то, что нужно. Три раза в неделю хожу в боксёрский зал. Почти после каждой тренировки иду домой с красивым, лиловым синяком. В каждой тренировке стою в паре, бьёмся по серьёзному, а иначе боксу не научиться. Закаляется характер. Пропадает страх драки, не боишься ударов, а учишься уходить от них. Приходит техника боя.

                В парах уже стою с настоящими боксёрами. Конечно, ещё пропускаю удары, получаю синяки и ссадины. Через  три месяца занятий, намечаются областные соревнования, и тренер меня ставит на них.

                День соревнований. Прихожу в спортивный комплекс, уже наблюдается много народа. Спортсмены в спортивных костюмах, зрители, тренера. Спортсмены приехали со всей области, начал проявляться нехилый  мандраж. Подхожу к своей команде, тренер раздаёт перчатки, бинты, трусы и майки. Мы уже изучили список пар, знаем фамилии соперников, их класс. Бывалые боксёры дают советы, успокаивают. Готовимся к боям. Подгоняем спортивную форму.

                Начались соревнования. Судья вызывает бойцов. Зал начинает бушевать, орать, свистеть. Бойцы бьются, нырки, уклоны, серии. Красивая наука бокс. Каждый хочет победить. Зрители неистовствуют в зале, болеют за боксёров. Наша команда переживает за своих спортсменов, мы кричим, свистим. Адреналин зашкаливает, каждый хочет выйти в ринг, и показать своё мастерство.

                Называют мою фамилию, я выхожу на ринг, на меня смотрит море народа! А вот и мой противник. В зале начинают орать и свистеть, поднимается невообразимый шум.

                Гонг! Начинается бой. Перемещаюсь влево, удар левой рукой, уклон, удар правой. Противник выбрасывает правую руку, уклоняюсь. Наношу левой, правой, боковой левой. Слева прилетело, голова отозвалась звонким гулом, внутри закипела злость, сейчас я тебя достану! Уклон влево, ложный финт, прямой справа. Попал! Голова противника откинулась, но сдаваться он не собирается. Так проходит две минуты. В зале шум, гам. Я уже не вижу никого, только противник  и я.

                Гонг! Отдых одна минута. Присел на стул в своём углу, секундант машет полотенцем, гонит на меня воздух. Объясняет допущенные мной ошибки, я киваю ему.

                Гонг! Второй раунд. Мы уже не стесняемся, бьёмся изо всех сил. Левой, правой рукой — уклон, правой, левой, правой – уклон. Правый глаз противника заплыл, значит,  уроки тренера и ссадины, полученные на тренировках, не прошли даром!

                Гонг! Конец боя. Подхожу к своему углу, тренер говорит, что я всё правильно сделал. Может, и выиграю, пацаны хвалят, подбадривают. Судья в ринге подзывает нас, ждём решения судей. Объявляют победителя, называют мою фамилию! Моя первая победа на ринге! Мне поднимают руку!

                Голова трещит от пропущенных ударов, правый глаз заплыл. Но какие крутые переживания! Бьются уже другие пары. Зал неистовствует. Вот это спорт!

                Я в полуфинале. Мой следующий противник кандидат в мастера спорта СССР по боксу. Вот это экзамен! Будем биться!

                Опять называют мою фамилию. Выхожу в ринг, в зале свистят, кричат. Выходит мой противник.

                Гонг! Первый раунд. Противник профессионально, без напряжения выбрасывает джеб — попал, нужно уклоняться, а не стоять как истукан! Опять летит удар, уклоняюсь, бью сам. Делаю уклон и наношу левой, правой — попал! Голова противника откинулась. Вот так, и с мастерами мы умеем биться! Противник наступает, бьёт сериями. Я отступаю с ударом, то левой, то правой рукой. Попал противнику в челюсть, разбил ему нос. Лицо противника в крови.

                Гонг! Перерыв одна минута. Зал свистит, гудит. Сижу в углу на стуле, тренер не скрывает своего удивления. Новенький спортсмен бьётся против кандидата в мастера спорта СССР, и хорошо бьётся!

                Гонг! Второй раунд. Противник наступает, бьёт сериями, я отступаю с ударами правой и левой руки. Противник опять весь в крови, натыкается на мои встречные удары. Но и мне прилетело хорошо, голова гудит как колокол. В зале от криков и свиста ничего не слышно.

                Гонг! Бой закончен. Думаю, что проиграл по очкам. Но показал себя с хорошей стороны. Товарищи хвалят, подбадривают, тренер утвердительно кивает. Руку поднимают моему противнику, но и я в душе не проиграл. Несколько синяков, разбит нос, опухла нижняя губа и огромный прилив сил!

                В этих соревнованиях я ничего не выиграл, а сколько их ещё будет! Со временем нашёл свою технику бокса, получил боевую практику. На разных соревнованиях занимал и первые, и вторые, и третьи  места, а иногда и ничего не занимал. По улицам родного города передвигаюсь без страха!

   


                –Рота, подъём! – врывается мне в голову!

                Ах, да! Я же в Советской Армии! Спрыгиваю со второго яруса на чьи-то плечи, получаю порцию отборного мата, отвечаю соответственно. Натягиваю галифе, гимнастёрку, наматываю портянки, сую ноги в новые кирзовые сапоги и, схватив ремень с зимней шапкой, несусь на построение.

                Перед строем прохаживается тройка наших довольных сержантов.

                –Не уложились! – радостно кричит сержант Миниханов. – Отбой!

                Мы опять несёмся наперегонки, только сейчас в обратном направлении. На ходу снимаем шапки с ремнями, складываем на табуретку галифе с гимнастёркой, на нижних перечнях табуретки крест-накрест расправляем портянки, ставим сапоги рядом и летим в кровати, укрываемся одеялом.

                –Долго! – щерится сержант Смирнов. – Не торопитесь? – участливо осведомляется он. – Отбой!

                Мы весёлой толпой бежим к заветным кроватям, на ходу скидывая обмундирование, прячемся под одеялами.

                –Рота, подъём!

                Я спрыгиваю со второго яруса, расталкиваю сослуживцев, одеваюсь и несусь на построение.

                –Выбегаем на зарядку, форма одежды № 4, ПШ, зимняя шапка,  без ремня. Ремни оставить на табуретках. Вперёд! – командует сержант Стариков.   

                Мы снимаем ремни, оставляем их на табуретках и неорганизованной толпой, спускаемся на плац перед казармой.

                А на улице зима! Падает снег, температура минус 20, неплохо для первой зарядки! Я уже замёрз, трясусь от холода. Где эти сержанты бродят?! Стоим, ждёт гвардейских сержантов. Они выходят из казармы, и мы рвём с места в карьер. Через пару минут бега становится теплее. Бежим по зимнему лесу. Деревья белые и пушистые, свежий воздух. В лесу слышен только топот более ста пар кирзовых сапог, и наше дыхание.

                Сразу определились спортсмены и аутсайдеры, несколько человек оказались с плоскостопием, еле плетутся в хвосте, что, во всём Советском Союзе не нашли здоровых мужиков?! Я бегу в числе первых, со спортом у меня всегда было на «отлично»! Через несколько километров кирзовые сапоги стали в сто раз тяжелее, портянки сползли с ног и натирают мозоли. Прибегаем на плац, начинаем подтягиваться, по несколько человек сразу.

                –Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх. Два! – вниз, – ведёт счёт сержант Миниханов.  Слабаки начинают срываться с турников. Сильные солдаты висят на перекладинах и ждут, когда сорвавшиеся запрыгнут обратно.

                –За одного страдает весь личный состав! – кричит сержант Смирнов.

                –Ничего, подкачаются! Не хочешь, заставим, не можешь, научим! – острит сержант Миниханов.

                После турников переходим на брусья. Отжимаемся на них, ходим по ним на руках. Машем руками и ногами, приседаем, ходим на корточках, гуськом.

                –Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок, – командует сержант Смирнов.

                Я, вместе со всеми, захожу в расположение. Снимаю китель, он весь мокрый от пота, вешаю его на спинку кровати, снимаю сапоги, разматываю сбившиеся в комок портянки.

                На обеих  ногах кровавые мозоли! Кожа с пальцев почти содрана кирзовыми сапогами. Ужасное зрелище! И это после первой зарядки, а что будет дальше?!

               Надеваю тапки и ковыляю в бытовую комнату. Беру в аптечке зелёнку с лейкопластырем, заливаю зелёнкой вскрытые мозоли, заклеиваю кровавые мозоли пластырем. Потом эта процедура, заливания зелёнкой и заклеивания мозолей пластырем, будет проводиться по несколько раз в день. А сейчас мне кажется, что эти кровавые мозоли с моих ног не сойдут никогда!

                В тапках хромаю в умывальник. Душа нет, горячей воды нет, пот смываю под раковиной  с тех мест, куда умудряюсь дотянуться. Умываюсь, чищу зубы.

                После водных процедур переходим к наведению порядка в подразделении. Заправляем кровати, равняем по верёвке, натянутой от первой до последней кровати, полосы на одеялах. Беру  табуретку, прикладываю её к краю одеяла, и тапкой бью по одеялу. По торцу одеяла проявляется острый край. Эта процедура называется «отбить кантик».

                Еда на эту базу завозится в бачках из дивизионной столовой, здесь раскладывается по кастрюлям, разгружается хлеб, масло. Бачки моются и отправляются обратно в дивизионную столовую. Из числа новобранцев каждый день назначается наряд, по четыре человека. Два в наряд по столовой и два в наряд по роте. Меня эта миссия пока миновала, но всему своё время.

                –Рота, строиться! – командует сержант Миниханов.

                Мы бросаем все дела, надеваем мокрые гимнастёрки, мотаем, поверх залепленных мозолей, сырые портянки, натягиваем неподъёмные кирзовые сапоги, хватаем ремни с шапками и, стараясь не хромать, падаем в строй.

                – Спускаемся в столовую на завтрак, потом строимся здесь, напра-а-во, шаго-о-ом марш!

                Заходим в столовую. Наряд по столовой, из двух человек, переложил привезённую в бачках, из дивизионной столовой «парашу» в кастрюли, и они сейчас стоят на столах. В столовой наблюдается четыре больших стола, к каждому столу прилагается по две деревянных лавки. Три стола занимает наш призыв, четвёртый стол оккупировали крутые сержанты.

                На наших столах нарезанный хлеб, чай в чайнике и батоны, запах по всей столовой! На столе у сержантов признаков нашей «параши» не наблюдается. Они балуются исключительно булочками и печеньем из дивизионного «булдыря».

                " Булдырь" – солдатское кафе, расположенное на территории дивизии.

                "Параша" – питательная солдатская еда, состоящая из каши-клейстера, которую и собаки кушать испугаются, супа без картошки и мяса, с бульоном, в котором плавают ошмётки, странного на вид, сала.

                Ещё на столах присутствует масло, в виде круглых пятаков, отличительная черта питания в ВДВ, в других родах войск масло не выдавалось, а в ВДВ каждый день!

                Солдат, стоящий  посередине стола, автоматически становится раздатчиком пищи. Он из кастрюли раздаёт каждому в тарелку порцию, наливает чай. А время приёма пищи проходит, в итоге, как правило, раздатчик пищи остаётся голодным. Естественно, каждый солдат старается избежать этой участи, и пытается оказаться подальше от середины стола.

                Каждый взвод занимает свой стол. Стоим за столом, ждём команду. Сержанты сидят за своим столом, выдерживают паузу. Наслаждаются своей властью.

                –Садись! – звучит команда. Мы дружно садимся.

                –Отставить! Встали.

                –Садись! Сели.

                –Отставить! Встали.

                –Садись! Сели. Сидим, ждём.

                –Приступить к приёму пищи! – радостно кричит сержант Миниханов.

                Раздатчик пищи за нашим столом, накладывает в протянутые миски кашу–клейстер.

                А я беру самую большую и аппетитную горбушку батона, благоухает изумительно! Старательно  намазываю её маслом, после каши я с горбушкой разберусь! Вокруг уже чавкают, солдаты жуют кашу–клейстер, а я ещё занимаюсь батоном. Всё, намазал батон, пора заняться кашей. Только взял ложку:

                –Закончить приём пищи! – кричит сержант Миниханов.

                Я не верю своим ушам! Я ещё ничего не поел, вашу дивизию! Все отложили свои ложки в стороны, чавканье прекратилось. Я пытаюсь по-тихому  укусить горбушку батона.

                Вжи-и-ик! – летит мне в голову железная солдатская кружка, брошенная кем-то из сержантов. Она пролетает около моей головы, ударяется в стену.

                –Что, бля, команду не слышно?! – визжит долговязый сержант Стариков. Я, со злостью, бросаю свою нетронутую горбушку батона в кастрюлю. Поел!

                –Выходим из столовой, строиться в расположении!

                На всю жизнь я запомнил эту, наверно очень вкусную, горбушку батона! Позднее, приём пищи я начинал с каши, после каши иногда успевал укусить кусок батона. Мы строимся в расположении.

                –Заходите в Ленинскую комнату, берёте тетради, ручки, изучайте Воинский устав Советской Армии. Живи по уставу, завоюешь честь и славу! – гогочут счастливые сержанты.

                Садимся в Ленинской комнате, листаем устав, боремся со сном, а я ещё и с голодом. Пока бежать никуда не нужно и то хорошо! Посидели в Ленинской комнате, выходим на перерыв в расположение. По расположению передвигаемся в тапках, ноги горят  из-за  мозолей.
                Тут в расположение заходит командир нашей учебной роты, гвардии майор Шаповалов. Дневальный растерялся от неожиданности.

                –Вольно! – кричит он, видит, что не то.

                –Ой! – вырывается у него.

                Гвардии майор терпеливо ждет от дневального нормальной команды, наш личный состав вскочил на ноги, стоим по стойке «смирно».

                –Смирно! – наконец дневальный по роте подобрал нужную команду. Мы, втихаря, смеемся над растерянным дневальным.

                –Вольно! – разрешает гвардия майор.

                Ходит по расположению, смотрит порядок, разговаривает с сержантами. Замечает наши залепленные пластырями, и залитые зеленкой ноги:

                –Ноги натерли? Больно? – участливо спрашивает.

                –Так точно, товарищ гвардия майор! – хором отвечаем мы ему. Хороший командир достался, заботится о нашем здоровье, может, больше не будем бегать, пока мозоли не сойдут?

                –Мало бегаете, десантники, нужно увеличить беговые нагрузки! – огорошил нас гвардии майор. Наши надежды на отдых улетучились, как дым.– Через пару месяцев каждого из вас закрепят за конкретной ротой батальона так, что старайтесь постичь все премудрости службы, учителя у вас грамотные, – добавляет гвардии майор, и удаляется вместе с сержантами…

                –Рота, строиться на обед! – кричит дневальный.

                Построение – это неотъемлемая часть нашей службы на оставшиеся два года. Почему на гражданке не строятся?! Это так интересно!
                    Ведомые лихими сержантами, мы спускаемся в столовую, встаем за своим столом, при этом стараемся не попасть за середину стола, что бы ни быть раздающим пищу.

                На столе уже жидкий, но очень «калорийный» суп, с ошмётками сала, и наша любимая каша-клейстер, только теперь из перловки, нарезанный черный хлеб, чай в чайнике.

                Стоим, ждем разрешение сержантов.

                – Садись! – кричит немногословный сержант Смирнов, и ему очень хочется нами порулить.

                Мы садимся, но не дружно.

                – Отставить! – радостно кричит сержант Стариков.

                Мы встаем.

                – Садись!

                Сели.

                – Отставить!

                Встали.

                – Садись!

                Только сейчас до меня дошло, в какой дурдом я попал, но ведь своей мечте на горло не наступишь!

                Мы сели.

                – Приступить к приему пищи! – раздалась долгожданная команда.

                Раскладывающий пищу судорожно хватает тарелки, и наливает туда чудо-суп, кто успел первым схватить тарелку — тот и съел! Я искоса смотрю на сержантов, нашу «парашу» они не кушают, старослужащие сержанты тешатся сладкими полосками и кексами, запивают соком, и весело на нас поглядывают.

                Я отвоевываю свою тарелку «наваристого» супа, обжигаясь, вливаю эту жидкость в свой голодный желудок, протягиваю пустую тарелку раскладывающему, для получения каши-клейстера, получаю кашу, и с удовольствием уничтожаю ее. Какая она вкусная и питательная!
                Напоследок успеваю откусить от куска батона, и запить глотком несладкого чая.

                – Закончить прием пищи! – радостно верещит сержант Миниханов. Бля, приду домой, заведу свинью, назову сержантом Минихановым, и зарежу!

                Мы бросаем ложки, и ждем команды.

                – Строится в расположении!

                Личный состав учебной роты стоит в расположении.

                От такой «вкусной» и «обильной» пищи хочется спать, а ещё больше – покушать. Я с тоской вспоминаю, недоеденные мной на гражданке, булочки и пирожные…

                – Надеваем шинели и выходим на строевую подготовку! – кричат сержанты.

                Выходим на улицу, обмундирование мокрое, сразу замерзаем. Строимся в колонну по два.

                – Равняйсь, смирно! Напра-а-во! Ша-а-гом марш! – рулит сержант Миниханов, – Тянем носок! Раз, раз, раз, два, три! Раз, раз, раз, два, три.
                Болят натертые ноги, неумело намотанные портянки уже скомкались внутри, кирзовые сапоги натирают новые кровавые мозоли. А в остальном все нормально! Не ной десантник!

                Раз, раз, раз, два, три! Напра-а-во! Нале-е-во! Стой! Раз, два! Поднимаем левую ногу! Тянем носок, сильнее поднимаем, выше! Поднимаем правую ногу! Тянем носок, выше ногу! Шаго-о-м марш! Песню запе-е-вай!

                Мы в недоумении, какую песню?

                – Что, забили на сержанта, слоны? – сурово интересуется сержант Миниханов. – Прощаю! Сегодня раздам строевую песню, что бы каждый выучил! – смягчился сержант.

                Наш личный состав еще долго марширует, мы стираем наши многострадальные ноги в кровь, но не сдаемся.

                – Заходим в казарму! – звучит долгожданный приказ.

                Я, ковыляя из последних сил, забираюсь в казарму, на второй этаж. Снимаю сапоги, портянки сами слетают с ноги, кожа на ступнях отсутствует, ноги горят. Надеваю тапки, хромаю в бытовую комнату. Беру в аптечке зеленку и лейкопластырь. Заливаю раны зеленкой, обматываю пластырем. Этот кошмар никогда не кончится!

                – Строится! – кричит дневальный.

                Я  накручиваю, красные от крови портянки, и со скрипом засовываю опухшие ноги в «мягкие» кирзовые сапоги. Вот это боль! Ковыляю, пытаясь бежать, на построение.

                – Сейчас за каждым будем закреплять оружие и специальные средства, будете писать бирки, клеить их в оружейной комнате, – радует нас долговязый сержант Стариков.

                Мы до ужина подписываем бирки, клеим их в оружейной комнате. Занимаемся канцелярским делом. Гудящие ноги пока отдыхают, стараемся меньше ходить.

                – Рота, строится на ужин! – кричит дневальный.

                После построения идем в столовую:

                – Сесть, встать, сесть, встать – череда знакомых команд.

                Приступаем к ужину, усиленно работаем ложками, каша-клейстер пользуется у нас заслуженным спросом. Сержанты, естественно, к «параше» не притрагиваются, презрительно кривят физиономии и вкушают то, что им послал дивизионный  булдырь.

                – Закончить прием пищи, строится в расположении!

                Перед строем сержант Миниханов озвучивает фамилии, заступающих завтра солдат  в наряд по столовой, и в наряд по роте. Я заступаю в наряд по столовой.

                – Готовимся к отбою!

                Мы устало расползаемся по табуреткам. Я снимаю кирзовые сапоги, разматываю слетевшие с ног портянки. Смотрю на свои опухшие ноги, на них появились свежие кровавые мозоли, на пятках по три штуки на одном месте. Надеваю тапки и хромаю в бытовую комнату. Уже привычно, заливаю мозоли зеленкой, заклеиваю лейкопластырем, становится веселее. Беру мыльно-пыльные принадлежности (зубная паста, щетка, мыло, бритвенный станок). Иду умываться, бриться, чистить зубы.

                – Рота стройся на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

                Ускорившись, я одеваю ПШ, мотаю портянки, сую ноги в сапоги, хватаю ремень и шапку, и несусь на построение.

                Сержант Миниханов проводит перекличку личного состава, сверяя по списку, вдруг кто уже дезертировал. Сверился со списком. Звучат команды: отбой, отставить, по несколько раз. Минут тридцать мы бегаем в разные стороны.

                Стадо новобранцев с грохотом метается туда-сюда. Наконец настает счастливый момент, и мы затихаем под одеялами. Все! Еще один день в Советской армии прожит! До завтра!

   

                – Новиков, подъем! Тебе в наряд по столовой, – будет меня дневальный по роте.

                Я вскакиваю, как быстро пролетела ночь! Еще полчаса до подъема, мне нужно успеть заправить кровать, умыться, одеться. Встретить ГАЗ-66 с продуктами и разгрузить их, выложить из бачков нашу любимую кашу-клейстер, помыть бачки в котельной и поставить их обратно в автомашину.

                Перед заступлением в наряд, по два в столовую и два по роте, проходим краткий инструктаж у сержанта Миниханова. Расходимся по местам.

                В наряд по столовой заступаю с Антошкой, призывник с Узбекистана, здоровый, загорелый парнишка 18-и лет. По пути в столовую Антошка рассказывает про Узбекистан, Восток дело тонкое, Петруха! Говорит, что жара там под 50 градусов, не зря призывники с Узбекистана такие загорелые. Активная жизнь начинается с вечера, когда схлынула жара, до вечера большинство жителей сидят по домам.

                Подъезжает ГАЗ-66 с продуктами, мы разгружаем хлеб, бачки с «парашей» и т. д. За рулем автомашины солдат с четвертой роты, прослужил уже год, т. е. наш дембель. Колчин интересуется, откуда мы, как жизнь на гражданке, рассказывает о службе в батальоне, подбадривает, дает нам советы.

                Я, с Антошкой, выкладываю из бачков в кастрюли привезенную кашу, и мы несемся с бачками, за сто метров, в котельную, в ней чистим грязные бачки и несемся с ними обратно к автомашине. Накрываем на столы, режем хлеб, выкладываем масло, тарелки, ложки, наливаем в чайники чай. Не торопясь завтракаем, о чудо! И ждем прихода личного состава.

                Прибегает личный состав учебной роты. Раздаются команды: встать, сесть, приступить к приему пищи. А со стороны смотреть куда интереснее, чем самому исполнять эту муштру. Солдаты лихорадочно жуют и убегают. Мы с Антошкой, не торопясь, собираем тарелки, ложки, кастрюли, несём весь скарб в котельную, там чистим грязную посуду, несём обратно, стираем со столов, подметаем пол.

                Вот и все! До обеда можно делать вид, что мы очень сильно заняты работой, и никуда нас не привлекут! Очередная солдатская наука делать вид, что занят, и можно отмазаться от других дел!

                В таком же неспешном темпе отрабатываем обед и ужин. Тянем уборку столовой до отбоя. Спокойно идем умываться, мыться под умывальником местами и, без всяких: «отбой», «подъем» ложимся спать. Спокойной ночи!

                  –Рота, подъем! – кричит дневальный.

                –Рота, подъем! – вторят ему сержанты.

                Я вскакиваю с кровати, спрыгиваю со 2-го яруса кому-то на плечи (как всегда), лихорадочно натягиваю галифе, гимнастерку, мотаю портянки, со скрипом заталкиваю ноги в сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу строиться.

                – Отставить! – кричит сержант Миниханов.

                На ходу скидываю гимнастерку и ремень, бегу, толкаясь и матерясь, обратно. Складываю все на табуретку, разматываю портянки, вешаю их крест-накрест на перекладинах табуретки, рядом ставлю сапоги, сверху шапку и лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Уф! Дольше перечислял,  чем делал в действительности.

                – Рота, подъем!

                И все сначала, с бешеной скоростью! По нескольку раз! Наконец построились.

                – Сейчас на зарядку, после зарядки умываемся, наводим порядок, завтракаем. После завтрака убываем в дивизию, в баню, – говорит сержант Стариков.

                Мы выходим на плац, в это холодное хмурое зимнее утро. Строимся по двое. Начинаем забег. Сегодня по плану 5 км. Бежим, согреваемся и оживаем. В лесу красота, тихо как в раю, только топот, более ста пар кирзовых сапог, беспокоит природу.

                – Вспышка слева! – мы бросаемся вправо на снег.

                – Отставить! – встаём, бежим дальше.

                – Вспышка справа! – бросаемся влево на снег.

                – Отставить! – встаём, бежим.

                – Вспышка сзади! – бросаемся вперед и замираем на снегу.

                – Отставить! – снова бежим.

                – Взвалили на спину своего напарника!

                Я сажаю на спину напарника, бегу с ним.

                – Поменялись!

                Теперь напарник несет меня на спине. Прибегаем на спортгородок. Повисаем на турниках, под счёт сержантов подтягиваемся.

                – Раз! – подтянулись, перекладина у подбородка.

                – Два! – повисли.

                – Раз! – подтянулись.

                – Два! – повисли.

                Слабаки начинают падать с турников, сильные солдаты висят на перекладинах и ждут, когда сорвавшиеся слоны снова запрыгнут на турники. До тех пор, пока сами сержанты не устанут от наших воплей и стонов, мы повышаем свою силовую подготовку. После турников переходим на брусья, отжимаемся, ходим гуськом, ползаем. В общем, веселимся по полной программе!

                – Заходим в казарму!

                Веселой толпой летим в расположение. Скидываю мокрую гимнастерку, сырые портянки, сапоги. Надеваю тапочки, ковыляю в бытовую комнату, беру зелёнку с лейкопластырем. Заливаю свежие кровавые мозоли, ноги горят! Наматываю на мозоли лейкопластырь. Наверно, наша Советская армия разорится на зелёнке и лейкопластыре. В день уходит по несколько банок зелёнки, и по несколько мотков лейкопластыря. Оказал себе первую медицинскую помощь, ноги уже ломит не очень сильно. Потом наводим порядок. По веревке ровняем полосы на одеяле, табуреткой формируем кантик.

                – Строимся на завтрак!

                Натягиваю мокрую гимнастёрку, мотаю на ноги, красные от крови портянки, засовываю горящие, ободранные до мяса, ноги в тяжеленные кирзовые сапоги, хватаю ремень с зимней шапкой, хромая бегу на построение. Строимся, идем столовую на завтрак. Встать, сесть, встать, сесть! Быстро закидываем в желудок высококалорийную солдатскую «парашу», всё запиваем солдатским чаем.

                – Строимся в расположение!

                Бежим строиться, после кратких инструкций сержантов, ждем транспорт до дивизии. Грузимся в автомашины. Едем друг на друге до дивизии, руки и ноги затекают, нас кидает в стороны на ухабах. Заезжаем в гвардейскую дивизию, едем по ней, с интересом смотрим по сторонам, наконец, прибываем в баню.

                – К машине! – командует сержант Миниханов.

                Мы выползаем из кузова с затекшими руками и ногами. Озираемся по сторонам, разминаем затёкшие руки и ноги, строимся. Заходим в баню. Большой предбанник с лавками, там раздеваемся, идем в промывочное отделение. В отделении видим пять кранов, из которых льется теплая вода!

                Каждый солдат берет тазик, наливает в таз теплой воды и пытается, за очень ограниченное время, помыться. При этом сержанты плещутся у кранов, не замечая времени, а в это время доступ к заветному крану с теплой водой, «молодому» солдату не доступен. С грехом пополам вся "молодежь" помылась. Выходим в предбанник. Каждый получает чистое бельё, одеваемся и выходим на улицу.

                Красота! Как приятно в чистом белье, оно и пахнет по-особому, чистотой! Стоим, ждём сержантов, наслаждаемся праздником и недолгим спокойствием. Скоро подъедут автомашины, и мы опять уедем в свой зимний лес. Подъезжают автомашины, мы весёлой толпой занимаем места, садимся друг на друга и опять отправляемся в свой лес.

                Правда, ненадолго сохранится свежесть, после обеда у нас кросс, нужно закалять наши пятки и ободранные пальцы ног, а для этого нужно, как правильно сказал наш командир учебной роты, больше бегать! Не в сказку попали, а в десантные войска! Мы вдохновенно бежим по красивому зимнему лесу, ползаем, ходим гуськом на корточках, бросаемся в снег, от воображаемых бравыми сержантами, взрывов. Но чувство чистого белья отложится в нашей солдатской памяти надолго.
                  –Рота, подъём! Учебная тревога! – кричит дневальный по роте.

                Что-то новое! Мы вскакиваем, валимся друг на друга, толкаемся, материмся, надеваем ПШ, мотаем портянки, засовываем ноги в горячо любимые кирзовые сапоги, схватив ремень с шапкой, несёмся на построение.

                Перед строем вышагивают наши гвардейские сержанты.

                –Недалеко от нашей базы высадился американский десант, сейчас получаете вооружение, специальные средства и строитесь на плацу!

                Мы по очереди забегаем в оружейную комнату, получаем оружие, специальные средства, надеваем шинели, закрепляем полученное военное имущество на ремне, выбегаем на плац. Строимся в колонну по два.

                –Бегом марш!

                Выбегаем с территории базы, бежим по зимнему лесу.

                –Вспышка слева! – командует сержант Миниханов. Мы бросаемся вправо, в другую сторону от взрыва.

                –Отставить! Встаём, бежим дальше.

                –Вспышка справа! Бросаемся влево на снег.

                –Отставить! Бежим дальше.

                –Вспышка сзади! Бросаемся вперёд на снег.

                –По-пластунски  вперёд! Самозабвенно ползём.

                Шинель — очень неудобная штука, когда бежишь, полы шинели путаются под ногами, мешают бежать. Но ползать в ней очень удобно. Полы шинели стелем на снег, под колени и вперёд! Коленям тепло на снегу, очень удобно!

                Когда мы уже порядком устали и  выбегаем из леса на поле, звучит команда:

                –В цепь, слева и справа по одному, вперёд!

                Мы на ходу выстраиваемся в цепь, бросаемся в снег. Слева и справа по одному, с криками «Ура!» наступаем на превосходящего противника. Лежащие бойцы, в это время, прикрывают наступающих десантников  кинжальным огнём. Противник в панике! Бежит от нас! Мы победили! Пленных не берём!

                –Строиться! Мы строимся на снежной дороге, потные и счастливые.

                –Задача по уничтожению вражеского десанта выполнена! – хвалит нас сержант Миниханов. – В колонну по два, бегом, выдвигаемся на базу, сдаём оружие специальные средства, готовимся к обеду. Вперёд!

                Наше крутое подразделение, уничтожившее американский десант, во главе с Терминатором, держит курс на базу. Бежим, дышим свежим воздухом. Подбегаем к казарме, фотографируемся с сержантами, для дембельских альбомов. Забегаем в расположение, сдаём оружие, специальные средства.

                Я снимаю мокрую гимнастёрку, вешаю её на спинку кровати, стаскиваю тяжеленные сапоги, убираю сбившиеся на ноге портянки. Мозолей стало ещё больше. Надеваю тапки, хромаю к заветной аптечке, беру зелёнку с лейкопластырем, ковыляю к своей табуретке. Заливаю новые и старые мозоли зелёнкой, заклеиваю лейкопластырем. Хорошо! Какие хороший сегодня выдался день, крутые переживания и активные действия!

   

                –Строиться на обед! – кричит дневальный по роте.

Я хватаю мокрую гимнастёрку, натягиваю её на себя, мотаю сырые портянки, засовываю опухшие ноги в сапоги. Ощущаю себя ихтиандром. Хромая бегу на построение.

                Спускаемся в столовую. Встать, сесть, встать, сесть, встать, сесть…. Это длится бесконечно. С удовольствием поглощаю солдатский обед, прогулка по зимнему лесу идёт впрок. Хорошо пообедал. Встать, сесть, встать, сесть,– отличные упражнения для уплотнения обеда. Поднимаемся в расположение.

                Самое приятное для "молодого" солдата, это получить письмо из дома. Полученные письма от родителей обходятся для "молодого" солдата безболезненно, а получение письма от подруг или от друзей, карается сержантами ударом ладошки по шее, на которую и положен этот конверт с заветным письмом.
                После обеда к нам на базу приехал старослужащий Колчин, привёз почту. Он отдаёт нашим сержантам конверты, трещит с ними о том, о сём. Сержанты делятся с ним впечатлениями о нас, солдатское время нужно как-то убить. Они берут конверты и раздают их нам.

                –Кириллов, письмо! – радостно кричит сержант Смирнов. Кириллов подходит к сержанту, тот показывает ему адрес на конверте.

                –От кого? – ласково спрашивает сержант.

                –От родителей,– шепчет "молодой" солдат Кириллов.

                –Забирай! – разрешает сержант.

                –Новиков! – продолжает сержант Смирнов.

                –Я! – радостно кричу я
 
                –От кого? – невинно спрашивает сержант.

                –От подруги, – не поняв ещё, что меня ждёт, говорю я.

                –Отлично! Положено штамп на конверт поставить! – учит сержант Смирнов.

                –Как это? – интересуюсь я у сержанта.

                –Нагибай шею, – командует он.

                Я нагибаю шею, он надувает, предварительно надорванный, конверт и кладёт его мне на шею. Со всего размаха бьёт по конверту ладошкой.
                Хлоп! Конверт взорвался с громким треском.

                –Гы, гы, гы, гы, – загоготали довольные сержанты.

                Дальше называют других счастливчиков, бьют по конвертам, веселятся, гогочут. В армии ведь так мало веселья, вот и развлекаются. Но это ведь не зазорно, так, детская шалость, не тельняшки с портянками старослужащим стирать! Так ведь?

                Позднее все письма я называл «от родителей», что бы не получать по шее. Иногда проходило, иногда нет, всё-таки сержанты не совсем тупые и запоминают адреса приходящих писем.

                После цирка с раздачей писем готовимся к строевой подготовке. Надеваем шинели, выходим на плац. Строимся в колонну по два.

                –Ша-а-а-гом марш! Раз, два, раз, два, левой ногой, правой, левой. Правой ногой, левой, раз, раз, раз, два, три. Раз, раз, раз, два, три! Напра-а-во, раз, раз, раз, два, три. Нале-е-во, раз, раз, два, три. Стой! Раз, два. Поднять правую ногу! Поднимаем выше! Держим! Тянем носок! Отставить! Поднять левую ногу! Поднимаем выше! Держим! Тянем носок! Отставить! Ша-а-гом марш! Левой, левой ногой, раз, два, три. Песню запевай!

                В зимнем лесу, под Псковом, звучит наша суровая строевая песня. Берегись, Америка, скоро "молодые" десантники придут в войска из учебных подразделений!

                –Стой! Раз, два! Заходим в расположение!

                Стараясь не хромать, я заползаю на второй этаж. Снимаю шинель, добираюсь до своей табуретки, снимаю сырую гимнастёрку, вешаю её на душку кровати. Скидываю кирзовые сапоги, портянки, как обычно, сбились в один комок. Разглядываю опухшие ноги, покрытые кровавыми мозолями. Надеваю тапки, хромая, иду к аптечке. Зелёнка и лейкопластырь меня спасут. Заливаю зелёнкой вскрытые мозоли, заклеиваю лейкопластырем. Красота! Жжение в ступнях ног заметно убавилось.

                –Строиться на ужин! – кричит дневальный по роте.

                Натягиваю мокрую гимнастёрку, судорожно наматываю сырые портянки, со скрипом сую ноги в кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и лечу в строй.

                Спускаемся в столовую. Встаём и садимся около стола, раз по десять. Наконец добираемся до каши, в темпе забрасываем её в свои желудки, запиваем чаем. Поднимаемся в расположение. Готовимся к завтрашнему дню. Подшиваемся, бреемся, моемся под умывальником.

                –Строиться на вечернюю проверку!– кричит дневальный по роте.

                Сержант Миниханов сверяет личный состав учебной роты по списку. Солдат, услышавший свою фамилию, кричит «Я!».

                –Отбой!

                Сто человек бегут, топая кирзовыми сапогами, к своим кроватям, толкаются, ругаются между собой. На ходу скидываем гимнастёрки, снимаем сапоги, раскручиваем сбившиеся портянки, всё складываем на табурет. Под табуретки вешаем портянки, ставим сапоги и летим в кровати, укрываемся одеялами. Всё это длится не более минуты.

                –Отставить!

                Я вскакиваю с кровати, прыгаю вниз на чьи-то плечи, меня обкладывают матом, я отвечаю аналогично, надеваю гимнастёрку, галифе, накручиваю портянки, натягиваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу в строй.

                –Отбой!

                "Весёлые старты" продолжаются минут тридцать. Толпа "молодых солдат", через ноги, познаёт солдатскую науку. С каждым разом «отбиться» получается всё быстрее и быстрее, наконец, мы затихаем под одеялами. Ещё один день прошёл, спокойной ночи!

   
                –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

                –Рота, подъём! – дублируют, трубя во всё горло, бравые сержанты.

                Я спрыгиваю со второго яруса, протискиваюсь к своей табуретке, натягиваю галифе, мотаю, красные от крови портянки, на ноги, со скрипом засовываю их в сапоги, надеваю гимнастёрку, хватаю ремень с зимней шапкой и лечу на построение.

                –Отставить!

                На ходу снимаю ремень, скидываю гимнастёрку, толкаясь, подбегаю к своей табуретке. Стаскиваю с опухших ног кирзовые сапоги, разматываю портянки, всё аккуратно и быстро раскладываю на табуретке, лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Затих, приготовился к очередному старту.

                –Подъём!

                Всё в обратном порядке. Минут двадцать мы шлифуем своё мастерство подъёма и отбоя. Наконец построились в расположении учебной роты. Перед нами, как павлины, ходят бравые сержанты.

                –Все живы, потерь нет? – изволит шутить долговязый сержант Стариков. – Выбегаем на зарядку!

                Выбегаем на улицу, здесь холодно и мрачно. После тёплой солдатской кровати выходить на мороз смерти подобно. Я дрожу от холода, когда эти грёбанные сержанты изволят появиться?! Наконец они вышли, дали нам старт. Через несколько метров становиться теплее, жить стало веселее. Краски в лесу стали яркими, не всё так плохо!

                Зимний лес стал красивым, деревья пушистые, тишина. Раздаётся только топот более ста пар кирзовых сапог и наше дыхание. Вспышка слева, вспышка справа, вспышка сзади. Прибегаем на спортивный городок.

                –Повисли на турниках! Раз!- вверх, два!- вниз, раз!- вверх, два!- вниз.

                Слабаки срываются с перекладин, сержанты, пинками, их загоняют обратно. Сильные молодые солдаты висят на турниках и ждут сорвавшихся, когда они повиснут снова.

                –За одного отвечают все! – напоминает нам сержант Миниханнов. – Перешли на брусья!

                Ходим на руках по брусьям, друг за другом. Здесь та же история. Слабаки умудряются упасть с брусьев, их опять пинками загоняют обратно, печальное зрелище! Чем эти слоны занимались на гражданке? Самогон по углам хлестали? Похоже на то!

                –Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок!

                Я, уставший, но счастливый, ковыляю в расположение учебной роты, на второй этаж. Добираюсь до своей табуретки, снимаю насквозь мокрый китель, скидываю кирзовые сапоги. По ощущениям они весят килограмм по десять каждый! Разматываю сырые портянки, они сбились в одном месте, и опять натёрли пару новых мозолей. Ноги горят, как в огне. Разглядываю опухшие ноги, надеваю тапки и почти бегом, передвигаюсь к заветной аптечке. Беру зелёнку с лейкопластырем, заливаю открытые мозоли, залепляю пластырем, жжение, в ободранных, до мяса, пальцах, немного убавилось.

                В тапках иду умываться, потом наводим порядок в расположении. По нитке ровняем полосы на одеялах, набиваем кантики. Ноги в тапках отдыхают.

                –Строиться на завтрак!

                Хватаю мокрый китель, натягиваю его на себя, мотаю на ноги, красные от крови, портянки, со скрипом засовываю в кирзовые сапоги, хватаю ремень с зимней шапкой и ковыляю на построение.

                Спускаемся в столовую. Как вкусно пахнет, оказывается, солдатская «параша» ещё и пахнет как настоящая еда, или это я очень голодный? Становимся вокруг стола, ждём команды сержантов, они не торопятся, а куда им торопиться? До дома им ещё, как до Китая пешком!

                –Садись! Сели.

                –Отставить! Встали.

                –Садись! Сели.

                –Отставить! Встали.

                –Садись! Приступить к приёму пищи!

                Раздатчик накладывает, в тянущиеся к нему тарелки, чудо-кашу. Мы начинаем усиленно работать ложками. Каша не хочет отлипать от тарелки, но мы очень настойчивы. Скоро она переходит в наши голодные желудки, становится хорошо и хочется спать, вот бы часик вздремнуть!

                –Закончить приём пищи! Встать!

                –Отставить! Сели.

                –Встать! Надеваем шинели и выходим на строевую подготовку!

                Поднимаемся в расположение, на второй этаж, надеваем шинели, выходим на плац. На улице мягкая зимняя погода, после завтрака организм работает и не мёрзнет. Стоим, ждём сержантов, разговариваем, наслаждаемся минутами отдыха. Под ногами скрипит снег. Выходят сержанты.

                –Строиться в колонну по четыре! Шаго-о-ом ма-а-арш! Песню запе-е-евай!

                В лесу под Псковом звучит наша лихая строевая песня. Мы ходим по плацу, оттачиваем строевые приёмы, повороты, передвижения, выход из строя, заход в строй. Тянем носок, держим ногу на весу. Ходим и строем, и по одному, и парами, и тройками.

                Время не стоит на месте, приезжает автомашина с нашим обедом. Наряд по столовой выгружает продукты из автомашины. В воздухе запахло вкусной солдатской едой, сразу захотелось кушать, желудок призывно заурчал. Команды сразу стали исполнятся не чётко, какие команды, когда кушать хочется?!

                –Строиться на обед! – кричит сержант Смирнов.

                Вот и до обеда дожили! Бежим в расположение, снимаем шинели, вешаем их на вешалки, бежим строиться на обед. Заходим в столовую, стоим около стола, ждём команды.

                –Садись! Сели.

                –Отставить! Встали.

                Ещё минут пятнадцать приседаем около стола, тешим самолюбие сержантов. Наконец, добираемся до еды. Мелькают ложки, голодные солдаты усиленно жуют. Нужно успеть съесть максимальное количество еды, что бы ни остаться голодным.

                –Окончить приём пищи! Встать!

                –Отставить! Сели.

                –Встать! Заходим в ленинскую комнату, учим Устав.

                Хорошая команда, будем сидеть в ленинской комнате, будем бороться со сном, а потом и с голодом. Но бежать никуда не нужно, лафа! Сидим, отдыхаем, раненые ноги гудят…

                –Новиков, к сержанту! – кричит дневальный по роте.

                В бытовой комнате сидит сержант Миниханов.

                –Вызывали, товарищ сержант? – спрашиваю я его, подходя.

                –Да,– говорит сержант из Альметьевска.

                Берёт со стола свою грязную тельняшку и бросает её мне.

                –Постирай! – требует он.

                –Что?! Я постирай?! – в бешенстве спрашиваю я.

                –Ты, – удивляется сержант Миниханов.

                –Найди там слона и отдай ему свою тельняшку! – показываю я на свой призыв.

                –А ты не слон? – спрашивает сержант, удивлению сержанта нет предела.

                –Я не слон! – отрезаю я.

                –Ну, ну, придёшь в войска, быстро обломают! – пугает меня гвардейский сержант.

                –Посмотрим! – говорю я, и выхожу из бытовой комнаты.

                Захожу в ленинскую комнату, продолжаю учить Устав. Взбесил меня этот, решивший, что он крутой сержант, придём в войска, я им покажу как нужно себя вести. Сам, сто пудово, этот тощий татарин стирал своим старослужащим форму. Не на того напал, слон бенгальский!

                После этого разговора, сержант Миниханов стал более пристально за мной следить, чаще ставить меня в наряды, докапываться по мелочам. Но меня этим не достанешь, мне глубоко плевать на сержантские потуги! Кто, интересно, постирал этому сержанту его грязную тельняшку, ведь всё равно, он нашёл для себя прислугу, в лице "молодого" бойца!

                –Рота, строиться на ужин!

                Строимся в расположении, спускаемся в столовую, встаём вокруг столов.

                –Садись! Сели.

                –Отставить! Встали.

                –Садись! Приступить к приёму пищи!

                Опять замелькали ложки, заработали челюсти. Сержанты сидят за отдельным столом, смеются над нами, лакомятся пирожными, пьют соки. Хорошо быть сержантом!

                –Закончить приём пищи! Встать!

                –Отставить! Сели.

                –Встать! Заходим в расположение роты, готовимся к завтрашнему дню, подшиваемся, бреемся.

                Я поднимаюсь в расположение, добираюсь до своей табуретки. Снимаю китель, вешаю его на душку кровати. Стягиваю кирзовые сапоги, распутываю, сбившиеся в комок, портянки, надеваю тапки и ковыляю к заветной аптечке. Заливаю кровавые мозоли зелёнкой, залепляю новым лейкопластырем, стало гораздо легче!

                В тапках иду умываться, бриться. Сажусь на табуретку, и меняю подворотничок на кителе. День службы почти закончен, несколько минут покоя.

                –Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

                Долговязый сержант Стариков проводит перекличку личного состава учебной роты. Незаконно отсутствующих нет, никто не дезертировал.

                –Отбой!

                Стадо из тридцати молодых солдат устремилось к своим кроватям. Места катастрофически не хватает. Мы толкаем друг друга, ругаемся. Около своей табуретки я снимаю китель, кирзовые сапоги, раскручиваю портянки, всю форму складываю на табуретке, портянки внизу, под табуреткой. Ныряю в кровать, укрываюсь одеялом. Затаился, будет продолжение цирка.

                –Отставить!

                Все бежим обратно, топот кирзовых сапог раздаётся, наверно, до Пскова. Толкаемся, ругаемся, ковыляем на построение. На ходу приводим себя в порядок.

                –Отбой!

                Сто человек, на ходу раздеваясь, бежит к своим кроватям. Скидываем на табуретки свою форму, летим в кровати, укрываемся одеялом. Прыгаем полчаса, радуем сержантов. Но всему приходит конец, конец пришёл и нашим прыганьям, затихаем под одеялами. Я сразу засыпаю. Спокойной ночи!
 
                                                                         

                Весь личный состав учебной роты начал разбиваться по группам, для лучшего выживания в экстремальных условиях. И, естественно, начали возникать трения между группами. Я сблизился с солдатом с Украины Хохловым. Единственный минус Хохлова состоял в том, что он болел плоскостопием, и практически, не мог бегать. На всех мероприятиях по бегу мне приходилось тащить его за собой.

                Одна из таких групп состояла из солдата Толстого, Рождественского и Жабина.

                1.  солдат Толстый – крупный, басистый парень, лет 18, с замашками начинающего лидера. Место жительства не известно.

                2.  солдат Рождественский – худой тип, неопределённого возраста, состоящий из оттопыренного уха, наверно родовая травма, гнилых зубов – не во всём Советском Союзе были кабинеты стоматологов, и бегающих от страха глаз. Место жительства, в захолустном углу Советского Союза. Судя по сгнившим зубам, родился в эпоху динозавров.

                3.  солдат Жабин – худой, похожий на свою фамилию человек, лет 18 от роду, место жительства не известно.

                Толстый отчего-то думает, что он очень сильный, и решает подмять под себя весь личный состав учебной роты. С его мнением я, естественно, не согласен. А так как у лидера должны быть свои шестёрки, для количества, то в роли шестёрок  выступил солдат Жабин и солдат Рождественский.

                Две шестёрки Толстого неотступно следуют за своим хозяином. Хихикают и лебезят перед ним. Так как Толстый позиционировал себя мастером рукопашного боя, мне пришлось выйти с ним на разборки в лес, но Толстый мастером рукопашного боя был только в своих мечтах, а поэтому мне не понадобилось его бить, просто разошлись после обмена любезностями. Солдат Толстый бросил попытки физического воздействия, и совместно со своими шестёрками, перешёл на простое хихиканье и на тупые подколки, как впрочем, и положено кучке необразованных шестёрок.

                Так, весь курс "молодого бойца", я и отбивался/ словесно / от этой стаи слабосильных шестёрок. Правда, один раз пришлось в лесу солдату Жабину дать по фейсу, просто для урока. Он попробовал помахать своими кривыми ногами, но получил в челюсть пару раз. Бокс, это тебе не шутки, солдат Жабин!

                После распределения личного состава учебной роты по подразделениям батальона, гнилозубый солдат Рождественский, одна из шестёрок Толстого, попал со мной в четвёртую роту.

                –Вот где тебе, ушастый, зачтётся! – пообещал я ему, но как впоследствии оказалось, обманул.

                  –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

                –Рота подъём! – подхватывают сержанты.

                Настал новый день. Я лечу с кровати на чьи-то плечи, получаю порцию отборного мата, возвращаю эту порцию обратно. Натягиваю галифе, накручиваю портянки, надеваю сапоги, хватаю ремень с шапкой, и бегу строиться.

                –Отставить! – радостно кричит долговязый сержант Стариков.

                Стартую обратно, на ходу скидываю гимнастёрку, у табуретки снимаю сапоги, раскручиваю портянки, сбрасываю всю одежду на табуретку и лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Жду…

                –Рота, подъём!

                Толпа "молодых солдат", топая кирзовыми сапогами, несётся на построение, места катастрофически не хватает, работаем локтями, плечами.

                –Сейчас выбегаем на зарядку. Потом умываемся, наводим порядок. После завтрака из дивизии прибудет прицеп с парашютами, будем их перекладывать. Вперёд!

                Строимся на плацу. На дворе зима, холодно, голодно. Ждём сержантов, стоим, мёрзнем. Выбежали.

                –Бегом марш!

                Снег хрустит под кирзовыми сапогами. В лесу слышно только дыхание более ста человек.

                –Вспышка слева! Вспышка справа! Вспышка сзади! Вспышка спереди! По-пластунски, марш! Несём своего товарища, потом меняетесь! Сели на корточки, гуськом марш! Шевелитесь, слоны бенгальские!

                Прибегаем на спортивный городок.

                –Повисли на турниках!

                Мы гроздьями висим на турниках, срываемся, опять запрыгиваем.

                –Раз! – вверх, – Два! – вниз, – Раз!– вверх, – Два! – вниз.

                Переходим на брусья, идём по ним друг за другом. Отжимаемся.

                –Раз! – вниз, – Два! – вверх, Раз! – вниз, Два! – вверх.

                Ходим на корточках, гуськом – любимое упражнение «молодых» солдат.

                –Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок! – звучит команда сержантов.

                Ковыляю на второй этаж, скидываю мокрую гимнастёрку, снимаю кирзовые сапоги, разматываю, сбившиеся в комок, портянки, в тапках бегу к аптечке. Заливаю зелёнкой кровавые мозоли, ноги жжёт, как огнём, мотаю на открытые мозоли лейкопластырь. Первую помощь себе успел оказать, уже хорошо! Хромая иду умываться.

                По верёвке ровняем полосы на одеялах, отбиваем край одеяла. Одним словом наводим порядок.

                –Рота, строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.

                Строимся, спускаемся в столовую. Сесть, встать, сесть, встать, сесть, встать. Приседаем перед  столом. Наконец добираемся до чудесной каши. Заталкиваем в желудок кашу – клейстер, запиваем чаем. Встать, сесть, встать, сесть, встать, сесть. Выходим из столовой, ждём технику из дивизии.

                Приезжает ЗИЛ с прицепом, в прицепе на полках, под номерами, парашюты со всего батальона. Разбираем закреплённые за нами парашюты, и под руководством, приехавшего для этой цели офицера, раскладываем парашюты на плацу, прямо на снег.
Собираем парашюты обратно. Каждый этап сборки контролируется зорким офицером. Заносим в паспорта парашютов свои фамилии и дату укладки. Складываем собранные парашюты обратно в прицеп.

                –Строиться! – командует сержант Миниханов. Мы строимся на плацу.

                –На днях будут прыжки с парашютом, с АН-2, сейчас обедаем, после обеда собираетесь в ленинской комнате, учите устав, – продолжает сержант Смирнов.

                Учить устав, это хорошее занятие. Сидишь в ленинской комнате, борешься со сном, с голодом. Короче, ничего не делаешь. Солдат спит, служба идёт!

                На очередном построении сержант Миниханов объявил четырёх счастливчиков, заступающих в наряд по роте и в наряд по столовой. Я заступаю в наряд по роте.
   

                После ужина четыре человека, заступающие  в наряд, строятся в подразделении. Сержант Миниханов проводит инструктаж наряда, то есть объясняет, чем должен заниматься дневальный по роте и чем не должен заниматься.

                Дневальный по роте должен поддерживать чистоту в подразделении, в умывальнике, в туалете. Не спать на тумбочке дневального, отвечать на телефонные звонки, встречать офицеров, прибывших в учебную роту из дивизии командой:

                –Смирно! Дежурный по роте на выход!

                Очень много дел у дневального по роте. Вооружается дневальный по роте штык — ножом.

                –Рота, подъём! – кричу я, уже в роли дневального по роте.

                –Рота, подъём! – подхватывают сержанты.

                "Молодые" солдаты вскакивают, бегут к табуреткам, толкаясь и матерясь,  друг с другом, одеваются, мотают портянки, летят на построение.

                –Отбой!

                Всё в обратном порядке. Топот более ста пар ног, обутых в кирзовые сапоги. Крики, ругань. Интересно со стороны за этим наблюдать! Мне торопиться некуда, стою на тумбочке, прикалываюсь, красота!

                С напарником по наряду ходим по очереди на завтрак, обед, ужин. Никуда не торопимся, никаких тупых команд не выполняем. Правда, приходится наводить порядок, мыть пол, умывальник, а что делать? Всё по уставу! Отдых ночью тоже делим на двоих. Один дневальный стоит на тумбочке, второй идёт отдыхать. Так и проходят ещё одни сутки моей службы в рядах Советской Армии.

   
                Сегодня на построении, с утра, нам объявили, что после завтрака у нас будут прыжки с АН-2.  После подъёма наша учебная рота пробежала кросс. По пути мы поползали, походили гуськом, повисели на турниках, отжались на брусьях. Умылись, навели порядок в расположении. Вкусили питательной солдатской «параши».

                Сейчас едем в тентованом ГАЗ-66 на взлётную площадку, километрах в пяти от базы. На взлётную площадку привезут прицеп с парашютами. В кузове тесно, сидим друг на друге, ноги и руки затекли, машину кидает на ухабах, в разные стороны. Наконец прибыли на взлётную площадку, выпрыгиваем из кузова, растираем затёкшие руки и ноги.

                Из прицепа выгружаем свои парашюты. Надеваем на себя, подгоняем подвесную систему. Разбиваемся на группы по десять человек на борт/самолёт/. Пока ждём свой воздушный транспорт, успеваем покемарить, отдохнуть.

                Вот и подруливает борт, волнение зашкаливает. По десять человек залезаем в самолёт, рассаживаемся по бортам самолёта.  Самые тяжёлые солдаты располагаются ближе к выходу, что бы в воздухе, с раскрытым парашютом, не догнать и не приземлиться на голову тех, кто легче по весу.

                Ан-2 добавляет газ, самолёт трясёт, он разбегается по взлётной полосе и отрывается от земли. Все разговоры между солдатами умолкли, каждый ушёл в себя. Мысль одна, раскроется парашют или нет? Тем временем самолёт поднимается всё выше и выше. Мне кажется, что его двигатель вот-вот заглохнет, главное, что бы он набрал нужную высоту, выпрыгнем!

                Бортпроводник  стоит около открытой двери, без парашюта, смотрит вниз. Выпускающий соединяет с тросом в самолёте наши карабины от выпускающего парашюта. Все готовы.

                Вдруг пронзительно заорала сирена. Пора! Пять человек, сидящих на стороне двери, встали. Выпускающий, по очереди, толкает в бездну солдат. Пять человек выпрыгнули, самолёт идёт на новый круг, следующие мы. За бортом самолёта летят пять куполов, все раскрылись. Хороший знак!

                Опять вой сирены, мы встаём. По очереди выпрыгиваем из самолёта. Меня сдувает, едва я высовываюсь за самолёт. Швыряет и вертит в воздухе, я вижу то самолёт на фоне голубого неба, то землю. Рывок вверх и я повис. Парашют раскрылся! Я кричу во всё горло от радости, рядом орут летящие сослуживцы. Разворачиваю парашют по ветру, что бы ветер дул в спину. Смотрю, где площадка для сбора личного состава. Стараюсь направить движение парашюта в ту сторону.

                Вот и земля, приземляюсь на две согнутые в коленях ноги и падаю на бок, вскакиваю на ноги, и начинаю тянуть на себя нижние стропы парашюта, чтобы погасить,  начавшийся наполняться воздухом купол. Если не успеть погасить, то купол наполнится воздухом и, на потеху солдатам, будет таскать меня за собой по полю. Купол парашюта погас, нужно собрать его, положить в сумку. Взвалить сумку на спину, автомат на грудь и прибежать к точке сбора личного состава.

                Счастливые солдаты складывают сумки с парашютами в прицеп. После обеда будем их заново собирать на лесной базе.

                –Строиться в колонну по два! Бегом марш! Мы организованно стартуем.

                –Газы!

                Достаю из сумки противогаз, надеваю на себя. Бежать стало ещё веселее. Аутсайдеры плетутся в хвосте, их приходится подталкивать.

                –У нас раненый! – кричит сержант Смирнов.

                –Раненого Хохлова переносим на плащ-палатке! – командует сержант Миниханов.

                Я, на ходу, вытаскиваю плащ-палатку, на неё укладывается аутсайдер Хохлов со своим плоскостопием. Своё оружие он отдал другому солдату. Мы вчетвером, держа плащ-палатку за углы, несём Хохлова, при этом успеваем пнуть его снизу, через плащ-палатку. Хохлов орёт, что сам побежит, кому охота получать пинки под зад? В маске противогаза, около глаз, плещется пот. Я оттягиваю низ маски, выпускаю пот.

                –Сейчас прибежим на базу, контузим этого Хохлова – думаем мы, неся его на плащ-палатке. Вот и база, всё когда-то заканчивается.

                –Стой!– командует долговязый сержант Стариков. Мы останавливаемся, переводим дух.

                –Да и хрен с ним, с этим Хохловым, главное прибежали! – думаем мы.

                Сержанты фотографируются с нами, как с мартышками, на свои дембельские альбомы.

                –Заходим в расположение!

                Я бегу к своей табуретке, нужно успеть оказать себе "первую медицинскую помощь". Сбрасываю сырую гимнастёрку, со скрипом стаскиваю кирзовые сапоги, мокрые портянки опять сбились в комок. Надеваю тапки и бегу к заветной аптечке в бытовую комнату. Заливаю новые и старые мозоли зелёнкой, мотаю лейкопластырь. Успел,  жжение ног слегка уменьшилось.

                –Строиться на обед!

                Я натягиваю мокрую гимнастёрку, мотаю сырые портянки, со скрипом надеваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и, хромая, бегу на построение. Спускаемся в столовую. Встаём за столы. После всех физических упражнений аппетит разыгрался зверский.

                –Встать, сесть, встать, сесть, встать, сесть, – издеваются над нами сержанты.

                Наконец я добираюсь до солдатской пищи, забрасываю её в свой желудок, время бежит с  бешеной скоростью.

                –Закончить приём пищи! – радуется своей власти сержант Миниханов. – Надеваем шинели, выходим на плац  для укладки парашютов!

                Мы бежим в расположение, надеваем шинели, выходим на плац. Выгружаем из прицепа парашюты, раскладываем их на снегу. Под руководством прибывшего из дивизии офицера укладываем парашюты.  Офицер внимательно следит за всеми нашими манипуляциями. Заполняем паспорта парашютов, вписываем в них свои фамилии и дату укладки. Все парашюты складываем в прицеп.

                –Строиться на ужин!

                Строимся в казарме, спускаемся в столовую. Выполняем наши любимые команды: сесть, встать, сесть, встать. Очень быстро перекладываем кашу-клейстер в свои желудки.

                –Закончить приём пищи! Встать! Сесть! Встать! Сесть! Поднимаемся в расположение!

                Я снимаю мокрую форму, сапоги, портянки. Проверяю свои мозоли, в тапках хромаю в бытовую комнату, заливаю их зелёнкой, заклеиваю пластырем.

                –Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

                Опять натягиваю на себя мокрую гимнастёрку, наматываю сырые портянки, надеваю кирзовые сапоги. Хватаю ремень с зимней шапкой и мчусь, как ветер, в строй. После сверки личного состава со списком:

                –Отбой!

                Топот более ста пар ног, обутых в кирзовые сапоги. Грохот табуреток. Прыгаем в кровати, укрываемся одеялами. Затихли…

                –Отставить!

                В темпе, только в обратном направлении.

                –Отбой!

                Стадо "молодых" солдат мечется в разные стороны. Минут тридцать мы упражняемся в скорости отбоя. Шлифуем своё мастерство раздевания и одевания. Наконец сами сержанты устали нас гонять. Мы затихаем  в своих железных кроватях. Сегодня был очень насыщенный день. Я мгновенно вырубаюсь. Спокойной ночи!

   
                –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

                –Рота, подъём! – вторят ему сержанты.

                Как быстро прошла ночь, вроде только легли спать! Я спрыгиваю с кровати на чьи-то плечи, с боем добираюсь до своей табуретки. Натягиваю сырую гимнастёрку, галифе, наматываю портянки. Надеваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и мчусь, как ветер, на построение.

                –Отставить!

                Все движения в обратном направлении, в очень быстром темпе. Складываем обмундирование на табуретки и летим в кровати, затихаем под одеялами.

                –Подъём!

                "Молодые" солдаты с грохотом носятся от кроватей на построение и обратно. Минут тридцать мы шлифуем своё мастерство отбоя.

                –Выходим на зарядку! – кричит долговязый сержант Стариков.

                В колонну по два, мы бежим по зимнему лесу, солнечное утро. "Молодой" солдат Хохлов со своим плоскостопием опять плетётся в хвосте. Я его подталкиваю сзади, помогаю бежать.

                –Вспышка слева! – мы бросаемся в снег вправо.

                –Вспышка справа! – мы бросаемся в снег влево.

                –Вспышка сзади! – мы бросаемся в снег вперёд.

                –Разбились по парам, несём своего напарника на плечах! Потом меняетесь!

                С солдатом Хохловым мы договорились держаться вместе, а потому на каждом кроссе я тащу Хохлова, почти на руках. Хотя сам я выбегаю в первой тройке, из всей учебной роты.

                Вот и сейчас я плетусь, из-за солдата Хохлова, в хвосте колонны, плоскостопие упрямо не даёт ему бегать.

                Бум!– я ощущаю мощный пинок в свой зад, солдатским кирзовым сапогом. Это долговязый сержант Стариков, таким "дедовским" методом, решил повысить мои скоростные качества.

                –Б…дь! – я в бешенстве, оставив задыхающегося Хохлова, подскакиваю к долговязому сержанту Старикову. – Ты, что, сука делаешь?! – зловеще спрашиваю я, побледневшего от страха, долговязого сержанта.

                –Так  это, э, ты это, опаздываешь, – мямлит растерянный сержант.

                –Ты знаешь, что я бегаю нормально, а сейчас помогаю бежать Хохлову? – ласково интересуюсь я у сержанта.

                –Да, знаю, – соглашается долговязый сержант Стариков.

                Я отхожу от растерянного сержанта, бегу дальше, помогая Хохлову и его плоскостопию. Больше таких наездов на меня, со стороны сержантов, не наблюдалось.

 

                Прошло  около двух месяцев моей службы. Мозоли незаметно сошли с моих ног, портянки почти не сползают в сапогах. Службу я понял, к армейскому дурдому привык.

                После обеда, во время наших занятий по строевой подготовке, на базу приехал водитель Колчин. Он о чём–то шепчется с нашими бравыми сержантами. Сержанты подходят к нашему строю.

                –Со вчерашнего дня в нашем батальоне идут соревнования по боксу, кто хочет выступить на них, шаг вперёд! – говорит сержант Миниханов.

                Весь строй стоит, никто не выходит.

                До призыва в Советскую Армию на моём боевом счету уже было около пятнадцати боёв в ринге и первый разряд по боксу. Появилась возможность вспомнить и применить на практике, мои знания и умения, в этом творческом виде спорта.

                В строю хихикают и пытаются тупо пошутить две шестёрки солдата Толстого. Гнилозубый  солдат Рождественский и солдат Жабин выдают себя за профессиональных боксёров, но ехать на соревнования отказываются, как в прочем и их хозяин, солдат Толстый. Этакая группа боевиков теоретиков. Я уже привык к этим слонам и отношусь к ним как к необходимому, для службы, антуражу.

                –Я выступлю! – говорю я и делаю шаг вперёд. Троица шестёрок захлебнулась от удивления.

                –Садись в машину, поедем в батальон, – говорит мой дембель Колчин.

                И вот мы вдвоём едем в дивизию, на соревнования по боксу. Подъезжаем к казарме батальона. Заходим в расположение четвёртой гвардейской роты. В середине расположения установлен боксёрский ринг, в нём уже бьются солдаты. Весь батальон собрался у ринга, стоит невообразимый шум и гам, солдаты и офицеры орут во всё горло.

                Я присмотрелся к бойцам на ринге. Так, два человека лупят друг друга в деревенском стиле, то есть машут руками без всякой боксёрской техники, стараются попасть друг по другу.

                –Отлично, справлюсь, – думаю я.

                –Саня, ты не волнуйся, всё будет нормально! – говорит мне дембель Колчин, подбадривая меня.

                –Саня, это не бокс, – отвечаю я ему. – Это  деревенская драка!

                –Да? Посмотрим! – удивляется моей наглости Колчин. Быстро переодеваюсь в спортивный костюм.

                –На ринг вызывается рядовой Новиков! – объявляет диктор соревнований.

                Я захожу в ринг, опять это знакомое волнение, боевой азарт, адреналин зашкаливает. А вот и мой соперник.

                Гонг! Первый раунд.

                Привычно качаю маятник, уклон, удар прямой левой рукой, уклон. Противник не реагирует на мой удар, сразу пропускает в челюсть, не противник, а подарок! Без боксёрской подготовки, это упрощает дело!

                Уже не опасаясь встречных ударов, жму противника в угол.  Уклон, прямой левой рукой, уклон, правой, левой, правой. Троечка: уклон, прямой правой рукой, прямой левой, прямой правой, уклон. Противник  пропускает все удары, пытается отвечать, но все его удары летят над моей головой. Пока он размахнётся, можно сто раз ударить, и ещё сходить на перекур!

                В зале стоит гвалт, весь батальон столпился около ринга. Большинство солдат не видели красивую боксёрскую технику. С уклонами, нырками, передвижениями в челноке, с разными ударами. Поэтому сейчас они бурно выражают свой восторг криками, свистом.

                –Саня, молодец! Ну, ты красавец! Давай ещё! – кричат мне из возбуждённой толпы.

                Гонг! Перерыв одна минута.

                Я сажусь на стул в своём углу, мне секундирует  удивлённый дембель Колчин.

                –Молодец! Красиво работаешь!– хвалит он. – Саня, молодец! Давай ещё! Бей его! – кричат мне вокруг.

                Гонг! Второй раунд.

                Противник  измотан, пропустил много ударов, уже почти не сопротивляется. Я расслаблен, работаю как на тренировке. Уклон, удар левой рукой, уклон, левой, правой, левой, уклон. Все удары летят точно в цель, хороший противник мне достался, просто мечта боксёра, бей – не хочу! В зале ничего не слышно от возбуждённых криков болельщиков.

                Гонг! Бой закончен.

                Я выиграл, получаю грамоту за первое место. Со всех сторон поздравляют, удивляются, что на «курсе молодого бойца» появился боксёр. Вот она, боксёрская слава! Так и до Чемпиона Мира не далеко!
                
                Мы с Колчиным едем обратно на учебную базу. Колчин спрашивает, где я занимался боксом, какой имею разряд. Он сам спортсмен, только все виды единоборств изучает самостоятельно. Мы решаем, что после моего прихода в батальон, с «курса молодого бойца», будем вместе заниматься боксом.

                В нашей учебной роте кипишь, я приехал в ранге Чемпиона батальона по боксу. Грозное звание. Солдат Толстый со своими шестёрками шипит в углу, говорить вслух, эта шайка слонов, опасается. И правильно, шутить с Чемпионом по боксу опасно!

   

                –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

                –Рота, подъём! – подхватывают весёлые сержанты.

                Я спрыгиваю сверху, кому–то на голову, толкаюсь, прорываюсь к своей табуретке. Натягиваю галифе, мотаю портянки, надеваю кирзовые сапоги, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой и бегу на построение, на ходу пытаюсь надеть оставшуюся одежду.

                –Отставить!

                Толпа солдат бежит обратно, на ходу скидываю гимнастёрку, ремень с шапкой. Толкаясь, прорываюсь к своей табуретке, бросаю на неё свою гимнастёрку, скидываю галифе, сапоги с портянками, всё складываю на табуретку и прыгаю в кровать, укрываюсь одеялом. Притаился…
                –Подъём!

                Сто "молодых" и перспективных солдат, топая кирзовыми сапогами, несётся вперёд, назад, веселят строгих сержантов. С каждым разом, подъём осуществляется всё быстрее и быстрее.

                Вдоволь порезвившиеся  сержанты, перестают гонять молодых солдат. Важно прохаживаются перед строем.

                –Бойцы, сегодня у вас принятие присяги, поедем в батальон. Сейчас выдвигаемся на кросс, делаем зарядку, умываемся, наводим порядок в расположении, завтракаем, – доводит до нас  сегодняшнее расписание сержант Смирнов.

                Выбегаем на улицу, строимся в колонну по два. Ждём сержантов, мёрзнем. Дождались, сержанты не торопятся выходить на улицу, берегут своё драгоценное дембельское здоровье. Побежали. С каждым метром становится всё теплее. Вокруг красивый зимний лес, белые сосны, берёзы, под кирзовыми сапогами скрипит снег. За время службы мы уже привыкли к бегу. Кирзовые сапоги стали родными, как я раньше ходил в кроссовках, а не в кирзовых сапогах?!

                Ступни ног стали железными, мозоли постепенно исчезают без следа, портянки не сбиваются в кучу на ногах.  Скоро можно будет не уделять так много времени наматыванию портянок. Начинаем втягиваться в службу.

                –Вспышка слева! – мы бросаемся вправо в снег.

                –Вспышка справа! – мы бросаемся в снег влево.

                –Вспышка сзади! – мы бросаемся вперед на снег.

                –Вспышка впереди! – бросаемся в снег назад.

                –Сели на корточки, гуськом марш! Садимся на корточки, идём гуськом друг за другом.

                –Бегом марш!

                Бежим дальше, прибегаем на спортивный городок.

                –Запрыгнули на турники!

                Висим гроздьями на турниках, ждём сорвавшихся. Их сержанты пинками загоняют обратно на перекладины, подтягиваемся под счёт. Переходим на брусья, ходим на них друг за другом, отжимаемся под счёт. Делаем зарядку, машем руками и ногами, отжимаемся на кулаках. Тепло, хорошо, воздух лесной, свежий.

                –Заходим в казарму, умываемся, наводим порядок!

                Весёлой, шумной толпой забегаем в казарму, на второй этаж. Я скидываю мокрую гимнастёрку, вешаю её на душку кровати, стягиваю кирзовые сапоги, разматываю сырые портянки, вешаю их на нижние перекладины под табуреткой. Осматриваю свои многострадальные ноги. Новых мозолей не наблюдается. Надеваю тапки, иду в бытовую комнату. Обрабатываю зелёнкой старые мозоли, заклеиваю лейкопластырем. Беру мыльно пыльные принадлежности и иду умываться, бриться, плескаться под умывальником.

                После водных процедур наводим порядок в расположении, натягиваем верёвку, по ней ровняем полосы на одеялах, табуреткой и тапкой набиваем кантики на одеялах.

                –Строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.

                Бегу к своей табуретке, натягиваю мокрые ПШ, накручиваю сырые портянки, надеваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу на построение. После построения спускаемся в столовую. Встаём за своими столами.

                –Садись! Сели.

                –Отставить, не резко! Встали.

                –Садись! Сели.

                –Отставить! Встали.

                –Садись! Сели.

                –Приступить к приёму пищи!

                Сегодня на завтрак  каша из перловки, очень вкусная и питательная. С трудом отделяю ложкой порцию за порцией. Каша не хочет отлипать от тарелки, но я настойчив. Скоро всё содержимое тарелки переходит в мой голодный желудок. Запиваю чаем без сахара. Хорошо! Желудок радостно урчит, радуется пище. Главное до обеда продержаться!

                –Закончить приём пищи! Все откладывают ложки в стороны, получать железной кружкой по голове никто не хочет.

                –Заходим в расположение, готовимся к выезду в батальон!

                Скоро приезжает автотранспорт, мы толпой залезаем в кузов, сидим друг на друге. Едем на принятие присяги.  Настроение приподнятое. Машину бросает на ухабах, руки и ноги затекают. Вот и батальон.

                –К машине!

                Мы,  как горох, высыпаемся из кузова, растираем затёкшие руки и ноги. Около батальона толпятся солдаты, офицеры. Всеобщий праздник.

                Личный состав нашей учебной роты растекается по своим, закреплённым ранее, подразделениям батальона. Я захожу в свою четвёртую роту, на первый этаж. Солдаты  с интересом нас рассматривают, как зверей в цирке, оценивают. В этой роте я уже нарисовался, когда участвовал в соревнованиях по боксу, меня запомнили, а кто не запомнил, я не виноват!  Ходим по расположению, сегодня  нам можно передвигаться по роте беспрепятственно.

                Полторашник, на полгода старше моего призыва, с Белоруссии, на вид здоровенный парень, решил блеснуть перед нами своей, якобы, недюжинной силой.

                –Смотрите! – кричит бульбаш.

                Берёт «Машку» (железная швабра для натирания деревянных полов) за конец железной ручки и пытается её поднять. Но ничего не выходит. Бульбаш, красный от натуги и растерянный от неудачи, бросает бедную «Машку» в угол. Не расстраивайся, бульбаш, тебе повезёт в другой раз! Но не в этой жизни!

                –Рота,  строиться в расположении! – кричит дневальный по роте.

                Наша четвёртая гвардейская рота, теперь в полном составе, строится в расположении на «взлётке». Перед нами выступает командир роты, говорит напутственные слова, объясняет, как будет проходить процедура принятия присяги.

                Каждый «молодой» солдат выходит из строя, к поставленному посередине столу, на столе лежит присяга и стоит командир роты, со своими заместителями. Солдату  вручают присягу, он поворачивается лицом к строю и зачитывает её. Поворачивается к офицерам, расписывается в ведомости, и встаёт обратно в строй. Так буднично и неприметно, прошло моё принятие присяги.

                –Разойдись! – командует командир роты.

                Ещё некоторое время мы бродим по расположению четвёртой роты, рассматриваем своё  будущее место службы. Ждём транспорт для убытия на лесную базу, к свежему воздуху и красивому зимнему лесу. Подъезжает автомобиль, мы опять рассаживаемся в кузове друг на друга. Трясёмся на ухабах, руки и ноги затекают. Теперь мы стали настоящими солдатами Союза Советских Социалистических Республик. Бойцами Воздушно Десантных Войск!

 


                Подошёл к концу "курс молодого бойца". Каждого из нас распределили по подразделениям батальона. Мне досталась четвёртая рота, где служит мой дембель Колчин. В четвертую роту попал и один из шестёрок солдата Толстого, гнилозубый и одноухий солдат Рождественский.

                –Готовься, гнида, к весёлой жизни! – обещаю я ему. Его оттопыренное ухо багровеет от страха и безысходности.

                Хохлов со своим плоскостопием и Антошка с Узбекистана, тоже будут служить со мной. Сейчас наш "молодой" призыв трясётся на ухабах лесной дороги в кузове ГАЗ-66, мы направляемся на постоянное место службы в гвардейскую дивизию. Там нас ожидают, с нетерпением,  деды, дембеля, полторашники и ещё много всякой нечисти.  Готовься четвёртая гвардейская рота, скоро тебя проверит, на вшивость, молодой солдат  Александр Новиков! Ос!

                –К машине!

                Высаживаемся у батальона, заносим свой нехитрый скарб в четвёртую роту, благо она расположена на первом этаже. Один минус первого этажа, что все ответственные  по батальону офицеры, заходят именно в четвёртую роту, находящуюся на первом этаже, выше подняться лень.
                Нас встречает сержант Куня. Заместитель командира второго взвода, местная достопримечательность четвёртой роты. На нём составление нарядов и прочие нужные для армии функции. Короче, в каждой дырке-затычка!

                –  сержант Куня, заместитель командира взвода. Почти генерал, тощий, ушастый и сутулый тип, обиженный жизнью. Маленькие злые глазки, видно плохо ему приходилось, родимому, по «слоновке». Но сейчас он решил, что всю свою слоновью злобу, за свою поруганную честь, а была ли честь? Он выместит на моём «молодом» призыве, поживём, увидим!

                Я складываю свои нехитрые пожитки в свою новую тумбочку. Моя новая железная кровать в конце спального помещения, в одном уровне, не нужно будет прыгать со второго этажа. В расположении шум и гам, всем весело, кроме нашего «молодого» призыва, теперь вся работа ляжет на наши плечи.

                –Рота, строиться на обед! – кричит сержант Куня.

                –Б…дь, новый руль объявился, – с тоской думаю я.

                Четвёртая рота, в полном составе, стоит на »взлётке»  в спальном помещении. Нашего призыва насчитывается 30 человек, самый многочисленный призыв.

                –Выдвигаемся в столовую – веселится сержант Куня, сегодня самый счастливый день в его слоновьей жизни! Колонной по четыре мы идём по дивизии в сторону столовой.

                –Песню запевай! – сержант не удержим в своём счастье. Наш призыв самозабвенно поёт лихую строевую песню.

                –Грубее голоса! – учит сержант. Мы стараемся петь грубыми голосами, надо, так надо!

                Заходим в столовую, стоим в конце очереди. Дембеля с дедами и полторашниками впереди.

                Вдруг в столовую заходит дивизионная разведрота. Они дружной толпой вклиниваются впереди всех, недовольные получают оплеухи. Вот это   молодцы! А, что наши «деды» с дембелями? Они завяли и сразу забыли свои «дедовские» замашки, стоят скромно молчат, слоны, бенгальские!

                Наконец я получаю свою пайку, суп с остатками сала, кашу клейстер и несладкий чай с куском чёрного и белого хлеба. Сажусь за свободный стол. Беру кусок черного хлеба, кладу его сверху на кусок белого хлеба, кушать хочется, а времени мало, и начинаю есть. Боковым зрением замечаю, что на меня смотрят  «деды» и что–то обсуждают.

                –Что не так? – думаю я.

                Выходим из столовой, строимся, идём в расположение батальона. Весело поём строевую песню. Заходим в расположение роты. Тут ко мне подходит «дед» и бьёт меня кулаком в грудь.

                –Не понял, за что? – спрашиваю я у него.

                –Это ты ел белый хлеб вместе с куском чёрного хлеба? – интересуется он.

                –Да, и что? – удивляюсь я.

                –А то, что так есть нельзя, так едят только слоны, запомни! Вот бы тебя сейчас твоя подруга увидела, ей было–бы стыдно! – учит «дед» меня, учитель, бля, нашёлся!

                –Хрен знает, может и не красиво со стороны, – думаю я.

                Это было моё первое  и,  слава Богу, не последнее столкновение со старослужащими. Пока самое безобидное. Повезло этому плюшевому «деду»!

                –Заходим в Ленинскую комнату! – кричит сержант Куня. Наш призыв учит устав в ленинской комнате, по пути за каждым закрепляют оружие, специальные средства, парашюты и др.

                –Рота, строится на ужин! – кричит дневальный по роте.

                Мы выходим на плац, строимся. С весёлой песней идём в столовую. Заходим, опять дивизионная  разведрота лезет вперёд, мои крутые «деды» с дембелями в упор этого не замечают. Из столовой я выхожу в числе крайних. Вроде стараюсь жевать быстро, а выхожу в числе крайних. Это обстоятельство уже начало бесить моего крутого сержанта Куню. Я начал часто попадаться на глаза старослужащим, а это не правильно!

                –Что, не наедаешься? – ласково интересуется ушастый сержант Куня, после моего очередного выхода из столовой, в числе крайних, он такой внимательный и чуткий!

                –Наедаюсь, товарищ сержант! – бойко отвечаю я ему.

                После ужина сидим в спальном помещении, напротив телевизора, слушаем новости. Нас пока решили оставить в покое, не напрягать, что бы мы для начала освоились.

                –Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит  сияющий сержант Куня. Рота строится на взлётке. Сержант проводит перекличку личного состава.

                –Отбой!

                Наш "молодой" призыв летит к своим новым железным кроватям. На ходу скидываем гимнастёрки, ремни, снимаем шапки, всё укладываем на свои новые табуретки, стаскиваем кирзовые сапоги, разматываем портянки. Портянки вешаем не на табуретку, а на голенища кирзовых  сапог.  При надевании нога протыкает портянку и легко заходит в сапог, наматывать её уже не обязательно. Ноги стали железными, новые мозоли не появляются. Прыгаем в кровати и укрываемся одеялами. Где то я это же проходил!

                –Не уложились, слоны бенгальские! Отставить! – восхищённо кричит сержант Куня.

                Мы опять летим обратно, на ходу, почти в воздухе, одеваемся и падаем в строй.

                –Отбой!

                Опять топот тридцати пар ног, обутых в кирзовые сапоги.  Носится «молодой» призыв, сказка для старослужащих, сколько они мечтали об этом дне! Через полчаса ушастый сержант успокаивается. Мы затихаем под одеялами. Прошёл мой первый день службы в гвардейском батальоне. Жить можно, сколько ещё дней осталось? Лучше не думать об этом. Спокойной ночи!

   

                –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

                –Рота, подъём! – вторит ему ушастый сержант Куня.

                Ах да! Я на новом месте. Кровать в один ярус, не нужно кому–то на головы прыгать. Подбегаю к табуретке. Надеваю галифе, сую ноги в портянки, висящие на сапогах, получается очень быстро, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой и бегу на построение. По пути надеваю форму на себя.

                –Отставить, слоны! Не уложились! – счастье сержанта Куни не описать словами.– Отбой!

                Я, в  душе нежно ругая ушастого сержанта, бегу в обратном направлении. На ходу скидываю гимнастёрку, у табуретки снимаю революционные галифе, стаскиваю кирзовые сапоги, портянки сверху на сапоги, прыгаю в кровать, укрываюсь одеялом.

                –Слоны, подъём! – сержант Куня вошёл во вкус процесса.

                Вскакиваю с кровати. У табуретки надеваю галифе, гимнастёрку, сую ноги через портянки в сапоги, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой и мчусь в строй.

                –Выходим на зарядку!

                Мы выбегаем из подразделения. Весь батальон на ногах. Каждая рота самостоятельно убегает на пробежку. Бежим по территории дивизии, навстречу бегут солдаты из других частей.

                –Перессать! – командует сержант Куня.

                Солдаты останавливаются на обочине, справляют малую нужду. Хорошо! Бежим дальше. Солдат Хохлов, со своим плоскостопием, плетётся в хвосте колонны.

                –Садись на корточки! Гуськом марш!

                Ходьба гуськом распространяется только на «молодой» призыв,  то есть на наш. Мы продолжаем движение на корточках, идём долго, тешим самолюбие старослужащих, потом бежим, потом идём гуськом, потом бежим. Дембеля с «дедами» отстали ещё на старте, стоят курят в сторонке. Нами рулит ненасытный ушастый и горбатый сержант Куня.

                Подбегаем к казарме батальона. Около него спортивная площадка. На ней турники, брусья, крокодилы.

                –Слоны, запрыгнули на турники!

                Половина новобранцев не может подтянуться, грустное зрелище! Набрали доходяг в ВДВ! Что, выбрать было не из кого?!

                –Я научу вас родину любить! – кричит взволнованный своей властью сержант Куня. Хотя сам ушастый сержант не далеко ушёл от «молодых» доходяг и здоровьем, и слабым характером.

                Наш призыв гроздьями висит на турниках, ждём, когда доходяги научатся подтягиваться? Они постоянно срываются с турников, сержанты пинками их загоняют обратно на перекладины. Здоровые солдаты висят на турниках, нервничают, ждут сорвавшихся слонов.

                На спортивной площадке, один из дембелей, занимается Колчин. Спортивный парень. Подтягивается, отжимается, машет руками, ногами. Остальные дембеля наслаждаются свободой, курят сигареты. На гражданке никаким спортом не занимались, и в армии не заставишь! Потом приходят из десанта и по шее получают от стройбатовцев! Десантники плюшевые! Одни дешёвые понты, бля!

                –Заходим в расположение! Умываемся, наводим порядок!

                В быстром темпе иду умываться, потом наш призыв равняет по натянутой верёвке полосы на одеялах, отбиваем кантики. Беру из туалета «Машку», несу её в расположение, таскаю её  по полу назад, вперёд, натираю деревянный пол, натёртый мастикой. Тяжёлая зараза, вместо штанги пригодится!

                –Строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.

                Мы строимся и с песнями, добираемся до столовой. Заходим, занимаем очередь, опять разведка лезет напролом, мои старослужащие застыли от страха и ужаса, жмутся друг к другу. Наконец  добираюсь до обеда. Выхожу из столовой в числе крайних, ловлю на себе недовольные взгляды «дедов».

                –Строиться на плацу!

                Общее построение. Весь батальон построен  на плацу. Перед нами стоит командир батальона, гвардии полковник Зотов.

                –Батальон, смирно!

                Командир батальона здоровается со всеми, поздравляет наш призыв с успешным прохождением «курса молодого бойца», с прибытием в батальон. Желает успешной службы в десантных войсках.

                –Вольно! Разойдись!

                В дело вступают командиры рот. Наш командир роты здоровый усатый мужик, говорящий басом, лет тридцати, гвардии капитан:
                       
                –Четвёртая рота убывает в автопарк, наводит там порядок, под чутким руководством командиров взводов, – басом приказывает ротный.

                Мы, строем и с весёлой строевой песней, выдвигаемся в автопарк. Там нас ждут автомашины, боевые машины десанта (БМД), вся техника четвёртой роты, которую нам предстоит поддерживать в чистоте и исправном состоянии. Я прикреплён к боевой автомашине ГАЗ-66, выезжает она редко, а драить её нужно часто.

                Командир моего взвода прапорщик Иванов. Худой в верхней части тела, тонкие ручки, узкие плечи,  женский мясистый зад. Настоящий подполковник. Выхаживает перед личным составом своего взвода, тоненьким голоском отдаёт приказания.

                Его заместитель, сержант Сомин. Рыхлый, невысокий человечек, с рабочими пухлыми губами. Понятно теперь, как он заработал свои сержантские лычки. Около 19 лет, место жительства, скорее всего сарай, где-то в глухой деревеньке. И везёт же мне, бля, на инопланетян!

               Сегодня наводим порядок в гараже, что ещё, кроме постоянного наведения порядка можно делать в десанте?! Естественно нечего! Все помешаны на наведении порядка. Вот и сейчас я вооружился метлой, и усердно орудую ей во славу Советской Армии. Короче, не мешки ворочать! После наведения порядка убываем, с весёлой песней, в расположение четвёртой роты.

                –Строиться на ужин!

                Строимся, с песней выдвигаемся в столовую. В темпе вальса закидываю кашу-клейстер в желудок, но опять выхожу из столовой в числе крайних. Безобразие! Старослужащие смотрят на меня осуждающе.

                Со столовой возвращаемся в хорошем настроении. Пока армия не кажется такой страшной. Строевая песня так и звенит в нашем исполнении. Рассаживаемся напротив телевизора,  для просмотра программы «Время». Во время просмотра новостей нужно успеть подшить подворотничок на гимнастёрку, для завтрашнего дня. Нельзя расстраивать ушастого сержанта Куню, он такой у нас мнительный!

                –Рота,  строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

                Сержант Куня проводит перекличку личного состава. Вдруг кто уже дезертировал, а вдруг?

                –Отбой!

                Наш "молодой" призыв резво рванул в сторону кроватей. Места здесь гораздо больше, чем было на "курсе молодого бойца". Там нас было сто человек, а здесь всего тридцать. Толкаться уже не с кем, бегает только наш призыв. Вся форма на табуретках, портянки сверху на сапогах, мы лежим в кроватях, под одеялами.

                –Отставить!

                С грохотом бежим обратно. По дороге заправляемся, падаем в строй.
 
                –Отбой!

                Бежим  обратно, на ходу скидываем форму, ныряем в кровати, прячемся под одеялами. Бегаем минут тридцать, главное, старослужащим солдатам наши забеги очень нравятся! Нормально, служить можно, ещё один день вычеркнут! Спокойной ночи!

   

                По солдатской иерархии, «молодой» призыв стоит на последней ступеньке эволюционного развития. «Молодым» солдатам не разрешено практически ничего. Нельзя заниматься спортом на спортивном уголке, в подразделении роты, нельзя сидеть или бродить без дела, ходить в солдатское кафе (булдырь).

                А можно и нужно, быть всегда занятым работой. На зарядке, в обязательном порядке, передвигаться на корточках, гуськом. Качаться и ползать под кроватями после отбоя, стирать дембелям тельняшки с портянками, подшивать дембельские кителя. Рисовать кальки  для альбома, плести аксельбанты для парадной формы, готовить  дембельские сапоги и др. Много работы и обязанностей, навязанных старослужащими, у «молодых» солдат.

                «Деды», отслужившие два года солдаты, постепенно демобилизуются, в роте остаются хозяйничать мои дембеля. Ушастый сержант Куня становится всё агрессивнее. Всё сильнее расправляются его сутулые плечи. Он входит во вкус беспредела, установленного старослужащими солдатами.

                «Полторашники», солдаты  старше на полгода моего призыва, поднимают свои поникшие по «слоновке» (время службы "молодым" солдатом) головы. Полторашники после ухода «дедов» занимают сторону моих дембелей. Они имеют статус «ветераны» и для того, что бы самим уже ничего не делать, вместе с дембелями, идут на наш призыв войной.

                Меня этот порядок, навязанный старослужащими, не устраивает. Я не собираюсь подчиняться этой кучке вчерашних слонов, хотя и многочисленной. Дембелей и полторашников набирается тридцать человек. Но в бою, как известно, побеждает не количество, а качество или мастерство.

                Я подхожу к солдату Хохлову, на «курсе молодого бойца» я его таскал на себе, во время всевозможных забегов, и он знает, что я своих не бросаю.

                –Продолжаем работать в паре? – спрашиваю я его.

                –Да, работаем – отвечает солдат Хохлов.

                –Забиваем на все дембельские запреты? – вношу я предложение.

                –Согласен – говорит он.

                –Тогда завтра после обеда идём в «булдырь», – предлагаю я.

                –Хорошо.

                Наступает новый день, он проходит в штатном режиме. Подъём, утренняя зарядка, наведение порядка в подразделении, ходьба на завтрак с песнями, работа в автопарке, наведение порядка в автопарке, поход на обед с весёлой песней.

                После обеда я, с солдатом Хохловым, иду в «булдырь» соседнего полка. Заходим в недоступное «молодому» призыву солдатское кафе. А в «булдыре» чего только нет! Кексы и пирожки, булочки, студенческие полоски, печенья, разные напитки, соки. От такого разносола рябит в глазах! Как давно я не пробовал этой вкуснятины! Целых четыре месяца!

                Берём студенческие полоски, чай, садимся за свободный столик и вперёд! Какая вкуснотища! Как будто и не уезжал из дома! Боковым зрением я замечаю своих дембелей, во главе с ушастым сержантом Куней, они удивлённо пожирают нас глазами.

                –Нас заметили,– говорю я солдату Хохлову.

                –Вижу, – отвечает он.

                Вкусно поев, мы с солдатом Хохловым, идём в родное подразделение. В расположении стоят дембеля с полторашниками, во главе с крутым сержантом Куней и совещаются.  Этакий совет в Филях. Они подходят, увидев нас:

                –Вы знаете, что "молодым" нельзя ходить в булдырь? – спрашивает меня могучий сержант Куня.

                –Знаем, – скромно отвечаю я ему.

                –После ужина оба несёте сюда по буханке чёрного хлеба, будете есть хлеб, в упоре лёжа, после отбоя. Ясно? – сержант Куня неумолим, как сама судьба.

                –Понятно товарищ сержант, – отвечает солдат Хохлов.

                Довольные дембеля и полторашники отходят от нас.

                –Работаем? – уточняю я у солдата Хохлова.

                –Работаем, – подтверждает солдат Хохлов.

                Подходит время ужина. Мы строимся на плацу, с лихой строевой песней идём в столовую. Заходим, стоим в очереди, пропускаем крутых разведчиков. Добираемся до каши,  бросаем её в желудки. После вкусностей из булдыря, каша-клейстер выглядит ещё ужасней, но лучше переесть, чем недоесть. Каша упорно не хочет залазить в мой желудок. Но я её в желудок заталкиваю. Опять выхожу из столовой в числе крайних, без буханки чёрного хлеба.  Дембеля и полторашники  удивлённо смотрят на меня.

                Строем и с весёлой песней подходим к казарме батальона.

                –Разойдись! – говорит командующий всеми войсками на свете, ушастый сержант Куня.

                Захожу в расположение родной четвёртой роты. Судя по любопытным выражениям лиц старослужащих солдат, намечается, что–то интересное, и с моим участием в главной роли. А вот и вездесущий сержант Куня, собственной персоной:

                –Где буханки хлеба? – интересуется сержант.

                –Нет буханок, – скромно отвечаю я, я вообще скромный по жизни человек!

                –Х…й забил? – спрашивает сержант Куня.

                –Не забил, но буханок нет, – констатирую я этот неприятный, для справедливого  сержанта, факт.

               Сержант Куня удивлён, он не знает, что делать. В его бытность «молодым» таких борзых солдат не наблюдалось. «Молодые» солдаты ходят по «булдырям», отказываются  хлеб в упоре лёжа кушать?! Ясно, что нужно наглецов наказать, что бы другим было неповадно! Но это будет потом, а сейчас я с солдатом Хохловым праздную маленькую, но победу, в неравной борьбе с неуставными взаимоотношениями.

                –Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

                Перед строем вышагивает очень напряжённый сержант Куня, наверно вынашивает планы возмездия. В воздухе витает предвкушение чего–то очень кровожадного. Сержант проводит перекличку личного состава.

                –Рота отбой! – верещит ушастый сержант.

                Наш "молодой" призыв срывается с места. Несётся, скидывая на ходу гимнастёрки, ремни к своим кроватям и табуреткам. Сбрасываем кирзовые сапоги, сверху на сапоги вешаю портянки, всё аккуратно складываю на табуретку, лечу в кровать, укрываюсь одеялом.

                –Отставит! Слоны бенгальские не успели! – радуется сержант Куня.

                Натягиваю галифе, сую ноги в висящие на голенищах сапог портянки, ноги автоматически проваливаются в сапоги, хватаю ремень с шапкой, гимнастёркой и бегу в строй.

                –Отбой!

                Сегодня отбиваемся особо долго, наверно сержант Куня затаил на меня, с солдатом Хохловым, зло. Бегаем  минут тридцать, бегаем весело, топаем кирзовыми сапогами. Но всё когда то кончается, закончился и наш забег. Сержант Куня утомился, сердешный, мы удобно устроились в своих солдатских кроватях, укрылись одеялами. Решили поспать, но за всё, господа, нужно отвечать, а наш поход в булдырь ещё не отработан! Я уже почти уснул…

   

                –Погнали!

                С дикими криками мы, вооружённые кольями и камнями, бежим на толпу, которая только что выступила из леса. В свете полной луны блестят колы, выдранные ими из уличных скамеек.

                Весёлым времяпровождением для нас, тогда ещё подростков, стало участие в битвах, против соседних районов. В ход идут кирпичи, колы, палки, топоры, ракетницы, ножи и все подручные предметы. Выход в соседний район в кинотеатр или в магазин, становится смертельно опасным приключением. Сразу задаётся простой вопрос.

                 –Ты откуда?

                 Остаётся только биться, а если противников много, то ноги в руки и бежать. Толпой могут и покалечить, и убить! В нашем маленьком городе все друг друга знают в лицо, и битвы вспыхивают и на улице, и в учебных заведениях, где учатся подростки из разных районов.

                 Вот и сейчас в наш район вторглась противоборствующая группировка, в ответ на наш рейд  к ним, двумя часами ранее, приведшая к полному разгрому вражеской группы. Соседи горят праведным огнём гнева и рвутся отомстить! Но и мы не против драки,  хороший бой никогда не будет лишним!  Мы несёмся на них, с колами наперевес. Кричим и свистим, для психологической обработки противника!

                 Подпустив нас на расстояние броска рукой, противник начал расстрел нашей лихой толпы кирпичами.

                 –Ой! Ай! Бля! Ой! Ай! – слышится рядом со мной. Это кирпичи попадают моим боевым товарищам по разным частям тела. Наше наступление захлёбывается.

                 –Отступаем! – кричит наш водила (человек, руководящий толпой).

                 Мы начинаем пятиться назад под градом камней, уже отбегаем.

                 –Погнали! – слышится клич со стороны наших противников, они переходят в наступление!

                 –Бля! – вырывается у меня от боли.

                 Слева, на уровне лица, вижу лезвие мясного топорика, этот топорик сейчас врезался в моё левое плечо. В руках у меня двухметровый кол, выдранный мной из уличной скамейки. Я поворачиваюсь налево, и колом ударяю человека с топором, по его пустой голове.

                 –Бум! – прозвучал глухой удар. – Я же говорю, что голова была пустая!

                 Человека и топорик  унесло в разные стороны. Боковым зрением замечаю работу кольями моих сподвижников. Противники не стоят, мелькают колы, слышатся глухие удары по телу, головам. В лесу звучат дикие крики, мат, стоны раненых. Идёт боевая работа боевых пацанов. Враг дрогнул! Мы его преследуем, пленных не берём! Чужая толпа разбегается, её остатки прячутся в лесу. Мы победили, в прочем, как и всегда! Наша толпа, по праву, считается одной из самых боевых в городе!

                 Из моего левого плеча струится кровь, но я  не чувствую боли, только боевой азарт и гордость за нас, победителей! Мы возвращаемся на место сбора, обсуждаем наше очередное сражение, делимся впечатлениями. Пацаны с удивлением рассматривают моё боевое ранение. Я горжусь вниманием этих бесстрашных людей!

   

                 –Слоны, подъём! – слышу я сквозь сон.

                 –Что-то новое придумали, – прикидываю я.

                 Наш «молодой» призыв торопливо строится на взлётке в расположении роты, форма одежды: калики, зимние тельняшки, тапки. Перед нашим голоштанным строем вышагивает ужасный и могучий сержант Куня. Он смешно вращает налитыми кровью глазами (может у него внутричерепное давление?), при этом его большие слоновьи уши трепещут на ветру! Брр! Страшное зрелище, не дай Бог его во сне увидеть, на всю жизнь заикание обеспечено!

                 Пришло его время, и он отомстит нашему призыву за свои прошлые унижения от своих дембелей, так сейчас думает ушастый и горбатый сержант Куня, дембель по сроку службы, вечный слон по жизни…

                 Рядом с дембелями, под предводительством сержанта Куни, тусуются полторашники, руководимые губастым пончиком, сержантом Соминым. Всего человек тридцать набегает. Нашего призыва тридцать человек, поровну.

                 –Нормально, прорвёмся! – думаю я, наивный чукотский юноша.

                 –Что, бля, слоны охуели?! – с пафосом кричит могучий сержант Куня. – По «булдырям» начали шляться?! – справедливо негодует он. – Я научу вас Родину любить! Слоны бенгальские! Упор лёжа принять! – визжит ушастый сержант.

                 Я не верю своим глазам! Наш "молодой" призыв, состоящий из тридцати человек, бросается на пол! Я на гражданке, с десятью своими боевиками, угонял пятьдесят харь, а здесь?!

                 –Слоны, вы, что делаете, гниды?! – кричу я им.

                 –А тебя, что не касается команда? – весело спрашивает меня губастый сержант Сомин.

                 –Меня не касается! – отрезаю я.

                 Вижу, ко мне бросаются все два призыва, со жгучим желанием наказать. Я бросаюсь влево, хватаю ближайшую табуретку и, уходя назад для замаха, наотмашь бью табуреткой вправо.

                 –Бум, бум, бум, бум, бум – глухо звучат удары моей табуретки об пустые головы дембелей и полтарашников. Ухожу вправо и бью табуреткой в другую сторону.

                 –Бум, бум, бум, бум, бум,– раздаётся в расположении четвёртой гвардейской роты, этот волшебный звук моей победы. Я ведь предупреждал, что четвёртая рота будет стонать, пришёл солдат Новиков, вешайтесь, слоны бенгальские! Кто не спрятался, я не виноват!

                 Толпа резко поредела, два призыва смотрят на меня со страхом и удивлением! Что, бл…ди, в сказку попали?! Мой слоновий призыв четвёртой роты, в полном составе, валяется на полу, х…вы гвардейцы, бля! В «мабуте» вам место, а не в десанте!

                –Подходи! – подбадриваю я старослужащих, помахивая перед ними своей волшебной табуреткой. Желающих подойти, почему-то не находится.Странно, ненадолго их хватило, баранов!

                 –Рота, отбой! – кричит изумлённый сержант Куня.

                 Я, с табуреткой наперевес, иду к своей кровати, старослужащие солдаты, молча, расступаются, ставлю  табуретку на место. Ложусь в свою кровать, и никто мне не перечит! Мой слоновий призыв жалко поднимается с пола, идут как побитые собаки к своим кроватям. Это только начало! Но первые мои победы уже состоялись!  Засыпаю…

                 Проснулся, на часах четыре часа ночи. Под кроватями ползают солдаты, да это мой  призыв! Их всех загнали под кровати, а меня испугались, и это правильно! Не надо будить лиха, пока оно тихо! Ползающие слоны голосом изображают работу двигателя, переключают передачи, а главное хорошо получается! Молодцы, открыли в себе талант! И вислоухая шестёрка Рождественский там, а куда шестёркам деваться, только под кровать! Под мою кровать!

                 Я лежу в своей кровати, слушаю звуки снизу. Из динамиков ротного проигрывателя льётся песня Софии Ротару. Она поёт только для десантника Новикова, «молодого» бойца, кровью старослужащих солдат, заслужившего свой ночной отдых!

                 –Сердце, сердце, сердце, золотое сердце. Сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт для меня София Ротару. Спокойной ночи! За ВДВ!

   

                 –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

                 –Рота, подъём! –  вторит ему ушастый сержант Куня.

                 Я спрыгиваю с кровати, натягиваю галифе, сую ноги в портянки, висящие на голенищах сапог, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой и бегу на построение.

                –Отставить! – кричит ушастый сержант.

                 Весь строй рассыпается. На ходу скидываю гимнастёрку, ремень. У табуретки стаскиваю кирзовые сапоги, на них вешаю портянки, всё имущество аккуратно складываю на табуретке, лечу в кровать и укрываюсь одеялом.

                 –Будете у меня прыгать бесконечно! – беснуется сержант Куня. – Слоны, подъём!

                 Минут тридцать мы боремся со своей ленью, бегаем от кроватей  до «взлётки». Наконец ушастый сержант устал сам, и вся рота построилась на зарядку.

                 После неравного ночного боя и полученных ударов табуреткой, дембеля и полторашники выглядят растерянно, но надеются на реванш. Такого позора на их слоновьей памяти ещё не было! Это только начало, господа!

                 –Мы тебя бить не будем, – шипит ушастый сержант, брызгая ядовитой слюной.

                 –Кто бы сомневался, руки у тебя коротки, гнида!– думаю я.

                 –Я тебя по уставу, нарядами задолблю, – обещает мне сержант Куня. – Сегодня заступаешь в наряд по роте, после завтрака.

                 –Есть, товарищ  сержант! – бодро отвечаю я ему.
 
                 Странные люди, эти дембеля. Если ты живёшь по «беспределу», то и получи по своей наглой, ушастой морде. А если живёшь по уставу, то какие могут быть подъёмы после отбоя?!  А сейчас ушастый сержант решил совместить эти два понятия, для своей выгоды. Это, по какому такому «закону» можно совместить «беспредел» и устав? Но ему виднее!

                 Выбегаем на зарядку, бежим по дивизии

                 –Перессать! Справляем малую нужду, бежим дальше.

                 –Слоны, сели на корточки, гуськом марш!

                 Идём метров сто гуськом, потом бежим, потом опять гуськом. Навстречу бегут солдаты из других подразделений дивизии и везде, только «молодые» солдаты бегут, ходят гуськом, сильны неуставные понятия в армии!

                 Прибегаем на батальонный спортивный городок. Висим на турниках, ждём сорвавшихся доходяг, когда они изволят запрыгнуть на перекладины. Друг за другом ходим на брусьях, старая история. Очередной слон срывается с брусьев, мы стоим его ждём, когда он соизволит запрыгнуть обратно.

                 –Заходим в расположение,  умываемся, наводим порядок!

                Иду умываться, потом ровняем полосы на одеялах, по натянутой нитке, набиваем кантики. Натираем тяжеленной «Машкой» деревянный пол.

                 –Рота, строиться на завтрак!

                 Строем и с грозной строевой песней идём в столовую. Заходим, встаём в очередь, пропускаем крутых разведчиков, добираемся до любимой солдатской еды. За обе щеки уплетаю «сытную» солдатскую кашу-клейстер. Стараюсь жевать быстро, но опять выхожу из столовой в числе крайних. Сержант Куня опять не доволен, бедный, лопоухий сержант! Строем, и с ещё более грозной строевой песней, движемся к батальонной казарме.

                 Сегодня я, с солдатом Хохловым, заступил в наряд по роте. Заступать в любой наряд с солдатом своего призыва, это нормально, сутки и всю работу делим на двоих. Но для большей «убедительности» в наряды ставят «молодого» солдата со старослужащим, вот это полный пи…ец! «Молодой» солдат стоит все сутки, не отдыхая, вся работа на нём, старослужащий валяется на своей кровати, отдыхает. Этот «беспредел» видят офицеры, но никто ничего не говорит.

                 Весь день, вместе с солдатом Хохловым, наводим порядок в расположении, на лестнице, на плацу, в умывальнике. Ночь делим на двоих. Я стою на тумбочке дневального с ночи до утра. Утром, часов в пять, выхожу на плац убирать снег. Смотрю в ночное небо, усыпанное яркими звёздами. Как им там хорошо, они спать не хотят. Красота! На соседнем плацу солдат из другого подразделения, моего призыва, работает лопатой. Такой солдатик, рыжий и конопатый, смешной, в общем. Как его звали?

                Время шесть утра. В расположение заходит командир нашей роты.

                 –Смирно! – подаю я команду. По этой команде, солдаты, находящиеся в расположении, знают, что в расположение пришёл начальник.

                 Ушастый сержант выбегает из расположения, подбегает к командиру роты.

                 –Товарищ  капитан, за время моего дежурства происшествий не случилось! – докладывает сержант ротному.

                 Командир роты начинает ходить по расположению, смотрит порядок, залазит пальцами и другими частями тела, в разные щели, углы, ищет грязь. Басом орёт на ушастого сержанта, тот ёжится под гневным взглядом командира роты, обещает всё исправить. Его крысиное личико, со слоновьими ушами багровеет, так он хочет ради ротного, порвать свой рабочий зад  на британский флаг! Потом бежит ко мне, визжит от страха, объясняет, где нужно убрать и что со мной будет, если не уберу.

                 Так, в беготне, проходит время до завтрака, с грехом  пополам я меняюсь с наряда по роте. Хочется дико спать, но я опять, в общем строю! С утра успел умыться, пришить подворотничок, но побриться забыл. Опять залёт!

                 С песнями идём на завтрак. Заходим в столовую, стоим в очереди, успеваем получить еду до прихода разведчиков. Я быстро заталкиваю кашу-клейстер в изголодавшийся желудок и выбегаю на построение,  опять опоздал, багровые уши сержанта Куни говорят мне, с укоризной, что я не прав.

                 –Не наедаешься? – ласково спрашивает меня ушастый сержант.

                 –Пошёл ты, на х… й, крыса! – думаю я. – Наедаюсь, товарищ сержант! – бодро отвечаю я ему. Ничего, придёт ещё мой звёздный час, ублюдок!

                 С песней идём обратно. Строимся на плацу батальона. Общий развод личного состава. Выступает командир батальона, доводит общую информацию. Потом командиры рот проводят строевой  смотр своих солдат.

                 Наша рота стоит в две шеренги. Ко мне подходит ротный, и с радостью замечает, что я не бритый. Со сдачей наряда по роте забыл побриться! Залёт! Ротный подзывает, позеленевшего от страха, сержанта Куню.

                 –Сержант, почему боец не бритый? – грозно интересуется он у съёжившегося ушастого сержанта.

                 –А он ещё никогда не брился, товарищ капитан! – врёт сержант ротному. Полтора года службы не прошли даром для сутулого сержанта, хоть врать научился! Молодец, выкрутился.

                 –Да? – недоверчиво спрашивает меня командир роты.

                 –Так точно, товарищ капитан! – кричу я.

                 –Значит нужно начать бриться, боец! – приказывает ротный.

                 –Есть! Товарищ капитан! – отвечаю я. Командир роты отходит от меня к другим солдатам.

                 –Ты почему не побрился? – шипит мне красный от бешенства сержант Куня.

                 –Не успел, товарищ сержант,– оправдываюсь я.

                 –В следующий раз я тебя полотенцем побрею, – обещает мне лопоухий сержант.

                 –Хрен ты меня побреешь, сука! – думаю я.

                 Утренний смотр прошёл без особых потерь. Наша рота убывает в автопарк.

   

                Сегодня в автопарке будем заниматься швартовкой. Швартовка, это подготовка техники подразделений, частей, соединений ВДВ к выброске с парашютами из военно-транспортных самолётов.

                В автопарк для каждой роты подгоняют прицеп, в котором сложено всё необходимое для швартовки. Весь этот инвентарь нужно выгрузить из прицепа и сложить в стороне. Потом выгнать из гаражей автотранспорт, боевые машины десанта (БМД).  Работает только "молодой" призыв, в данном случае мой.

                Нужно загнать каждый автомобиль на свою грузовую платформу. Закрепить её на грузовой платформе, сверху (с помощью подъёмного крана) навесить парашютную систему, всё это хозяйство закрепить, а все крепления законтровать, завязать верёвочкой определённого диаметра.  Далее, ответственный офицер идёт проверять правильность креплений и диаметры завязанных контровок, верёвочек определённого диаметра, не правильные крепления немедленно переделываются. Под днище БМД закрепляются, вручную, две лыжи, квадратный брус из дерева, длиной на всю боевую машину десанта. Тяжеленный брусочек, скажу я вам!

                Я, с парой человек со своего «молодого» призыва, еду на склад, где хранятся прицепы с оборудованием для швартовки. Подцепляем к ЗИЛУ прицеп и привозим его в автопарк. В автопарке вытаскиваем все приспособления, дембеля скромно стоят в стороне, дают нам ценные указания. Прицеп отставляем в сторону, чтобы не мешал нашей работе. Из боксов выгоняем технику, которую будем швартовать.

                 Автомашины загоняем на грузовые платформы, закрепляем их тросами. Сверху, поднимая подъёмным краном, закрепляем парашютные системы, все крепления контруем. Ждём ответственного офицера по проведению швартовки. Неправильные крепления и контровки немедленно переделываем, естественно бегом!

                 –Рота, строиться на обед! – командует ротный.

                 Мы всё побросали и построились. Всё наше оставленное имущество будет охранять наряд по автопарку. Это хорошая новость, война войной, а обед по расписанию! После такой тяжёлой работы аппетит разыгрался волчий!

                 Строем и с песней идём в столовую. Стоим в очереди, получаем обед. Сытно и «вкусно» пообедали, выходим из столовой, строимся и опять выдвигаемся в автопарк. Работы сегодня нам хватит до самой ночи. Работа не прекращается ни на секунду, за этим зорко следят дембеля. «Молодым» солдатам отдых категорически противопоказан. Доводим до «ума» сделанную работу, переделываем, перевязываем.

                 –Рота, строиться на ужин! – командует ротный.

                 Вот и ужин на подходе, время летит незаметно. А нам ещё оборудование с техники убрать нужно, упаковать, сложить в прицеп, увезти прицеп на склад. Но это будет потом, а сейчас я иду в строю уставший, но бодрый, пою строевую песню и мечтаю о скором ужине! А ещё о дембеле, «который неизбежен, как крах капитализма!»

                 После ужина возвращаемся в автопарк, разбираем всё обратно. Снимаем парашютные системы, крепления, контровки, вытаскиваем лыжи из-под БМД. Автотранспорт съезжает с грузовых платформ. Всё оборудование складываем в прицеп. Едем на склад, оцепляем прицеп, и убываем обратно в автопарк.

                 Время уже ночь, я страшно устал, но было интересно, появились новые знания. А самое главное вовремя обедали и ужинали. Наша рота строем, но без песни идёт в расположение, уже позднее время  песни петь. Заходим в расположение роты.

                 –Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

                 Ушастый сержант Куня проводит перекличку личного состава четвёртой роты.

                 –Рядовой Новиков, завтра заступаешь в наряд по роте, – объявляет ушастый сержант, его крысиная морда сияет счастьем.

                 –Есть, – бодро отвечаю я ему. Ничего, служить с каждым днём остаётся всё меньше и меньше!

                 –Отбой!

                 Наш «молодой» призыв бежит, на ходу скидывая гимнастёрки и ремни. Снимаем сапоги на них портянки, на табуретку ремень, гимнастёрку и галифе, и прыгаем в кровати, укрываемся одеялами.

                 –Отставить, не резко! –  радостно кричит  лопоухий сержант.

                 Все операции проделываем в обратном порядке, «в темпе вальса», то есть, очень и очень быстро!

                 –Не торопимся? Будем тренироваться! Отбой!

                 Тридцать солдат «молодого» призыва мечутся от кроватей к «взлётке» и обратно. Минут сорок мы соревнуемся со временем. Наконец ушастый гном, с сержантскими лычками, утолил свою кровожадность, мы закутались в одеяла. Почти уснул…

   

                 –Слоны, подъём! – кричит сутулый сержант Куня.

                 –Слоны, подъём! –  вторит ему губастый сержант Сомин.

                –Какие вы неугомонные, – думаю я,  вставая с кровати.

                 Опять наш «молодой» призыв стоит на взлётке, в расположении роты. Мимо строя прохаживается, страшный в своём гневе, сержант Куня, вместе со своим подельником, губастым сержантом Соминым, в подкрепление собраны все дембеля и полторашники, харь тридцать, ерунда какая, значит, будет ещё интереснее!

                 –Что, бля, слоны бенгальские, расслабились? Будем учиться, и учиться, как завещал вам дедушка Ленин. Кто не хочет — заставим, кто не умеет — научим! – пытается острить своими рабочими губами рыхлый сержант Сомин.

                 –Упор лёжа принять! – командует ушастый сержант Куня.

                 Мой «гвардейский» призыв четвёртой роты дружно упал на пол. Боковым зрением замечаю массовый забег дембелей и полторашников  в мою сторону, с целью объяснить мне, в чём я сейчас не прав.

                Ухожу от толпы влево, хватаю ближайшую табуретку, одежда с неё летит в разные стороны, ударяю наотмашь вправо.

                 –Бум, бум, бум, бум, бум, – звучат глухие удары о пустые головы старослужаших, весёлые звуки моей победы. Смещаюсь вправо, ударяю наотмашь влево.

                 –Бум, бум, бум, бум, бум, – опять попал. Весёлая игра на выживание!

                 –Бум, бум, бум, бум, бум, – подходи, не стесняйся! Всем хватит! Кому добавки?

                 Много их собралось сегодня, долго готовились, но их слоновьей подготовки не хватит, что бы одолеть меня одного! Ос!

                 Атака опять отбита, дембеля с полторашниками сгрудились посреди казармы. Наш слоновий призыв валяется на взлётке, боятся головы поднять, «десантнички» махровые. А где, кстати, гнилозубая и одноухая шестёрка Рождественский? Правильно, на взлётке валяется, от страха стучит своими гнилыми зубами. Не жалеет он себя, сердешный!

                 –Погнали! Что встали, ослы?! – спрашиваю я у столпившихся старослужащих.

                 А где старослужащие? Перед собой я вижу только слонов разных призывов, которые издеваются друг над другом. Трусливые мыши! А как эти крысы в атаку пойдут, за Родину, за Сталина, если за себя постоять не могут? Набрали хлюпиков в десантные войска, вашу японскую мать!

                 Я опять иду, с табуреткой наперевес, к своей кровати, никто не нападает, даже не интересно! Эти ослы молча, расступаются, ну как хотите! Спокойно ложусь спать…

                 Открываю глаза, время четыре ночи. Под кроватями опять ползает мой призыв, старательно урчат, переключают передачи, на поворотах мигают глазами, всё по-взрослому! Таким образом, эти слоны решили заработать свой авторитет. Ну, ну!

                 Я лежу в своей железной кровати, меня никто не трогает, значит, хватило ударов моей волшебной табуреткой, по пустым головам. На ротном проигрывателе крутится пластинка. Из его динамиков поёт София Ротару, она поёт мне колыбельную песню:

                 –Сердце, сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать, – поёт мне София Ротару. Она поёт мне и только мне! Я слушаю песню и плавно засыпаю…За ВДВ!

   

                 –Рота, подъём! – кричит дневальный.

                 –Рота, подъём! – дублирует живучий сержант Куня.

                 Я вскакиваю с кровати, подбегаю к табуретке, надеваю галифе, сую ноги через портянки в сапоги, хватаю ремень с гимнастёркой и бегу на построение.

                 –Отставить! – лыбится сержант Куня.

                 –Ну, ты, бл...ь, какой неуёмный! – проносится в моей голове.

                 Я бегу обратно, на ходу скидываю форму, у табуретки снимаю сапоги, складываю всё на табуретке, ныряю в кровать, укрываюсь одеялом.

                 –Подъём! – визжит сутулый сержант.

                 Минут двадцать мы бегаем в разные стороны, нагоняем аппетит. Вроде построились. Мой слоновий призыв стоит не выспавшийся, видно, всю ночь под кроватями ползали, ублюдки! Не мужики, а средний род, носящий штаны!

                 –Выбегаем на зарядку! Мы бежим по дивизии.

                 –Перессать!

                 Встаём на обочине, оправляемся, бежим дальше. Мимо нас пробегают колонны солдат. Вся десантная дивизия на зарядке. Бежим, идём гуськом, бежим, идём гуськом. Прибегаем на спортивный городок, висим на турниках. Эти, ползающие под кроватями доходяги, до сих пор не научились подтягиваться!

                 Куда смотрел «покупатель», офицер десантник, приехавший в определённый регион, который забирал этих лохов в свою команду, ответ один: был таким же «профессионалом», как и они. Мы гроздьями висим на турниках, ждём слабаков, которые сорвались, спасаясь от сержантских пинков, они со стоном запрыгивают обратно.

                 –Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх, Два! – вниз.

                 Я спокойно подтягиваюсь, хрен меня, чем возьмёшь! Слабаков  сержанты пинками загоняют обратно на турники. Те плачут, охают, ахают, слоны, блядь, бенгальские. Что, во всём великом Советском Союзе не нашлось нормальных мужиков, только эта кучка инвалидов?! Здоровых мужиков, которые мечтали о ВДВ, угнали в стройбат, а этих крыс привезли в Псков, хорошая политика!

                 Переходим на брусья.

                 –Раз! – вверх,  Два! – вниз, Раз! – вверх, Два! – вниз.

                 Отжимаемся на кулаках.

                 –Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх, Два! – вниз.

                 Занимайся спортом, крылатая пехота! Не ной и не плачь! Сильнее будешь!

                 –Заходим в казарму, наводим порядок!

                 Губастый сержант Сомин, мой непосредственный начальник. Шипит, угрожает мне, пугает службой. Неужели до него не дошло, что мне по х…й  до его угроз, я не сомневался в его слабых умственных способностях, весь его мозг собрался в рабочие губы!

                 Мы наводим порядок, ровняем полосы на одеялах, отбиваем кантики на кроватях, натираем «Машкой» деревянный пол.

                  –Рота, строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.

                 Строимся. Со строевой  песней идём в столовую. Стоим в очереди за завтраком, получаем пищу. «Вкусно» завтракаю, умеют готовить солдатские повара, шутка!

                 Из столовой я опять выхожу крайним, одни нервы со мной сержанту Куне, но Родину не выбирают! Не в сказку ты, братец, попал! Сегодня ушастый сержант поставил меня в наряд по роте с дембелем, сука! Мне предстоят напряжённые сутки. Ночь спать не придётся вообще! Ушастый сержант следит за мной всю ночь. Ничего, я выдержу, а выдержишь ли ты, баран?

                 Весь батальон десантируется с ИЛ-76. Меня снимает с наряда по роте командир роты, и отправляет на прыжки. После прыжков я опять встану на тумбочку. Нужно беречь «дедов», они такие хрупкие! Прыгнуть с ИЛ-76 я не возражаю, это смысл десанта! А с ушастым сержантом Куней я ещё сочтусь! Бог даст!

                 Своей ротой убываем на взлётную площадку. Сюда прибыли наши парашюты, мы разбираем их по номерам, надеваем на себя, регулируем подвесную систему, разбиваемся по бортам, ждём посадку в самолёты.

                 Самолёты кружат над нами, забирают десантников и улетают в синее бескрайнее небо. Скоро придёт наша очередь, волнение нарастает, гул турбин такой, что ничего вокруг не слышно!

                 Вот и наш борт, рампа открыта. Красавец! Мы в два ряда забегаем внутрь монстра, рассаживаемся по сторонам. Сидения жёсткие, неудобные.

                 Лётчики включают турбины, стоит шум, как в преисподней, ничего не слышно. Рампа закрывается. Самолёт выруливает на взлётную полосу и разбегается. Взлетает почти вертикально, я держусь за спинку кресла, что бы ни улететь в хвост самолёта. Вот это мощь!

                 Лететь будем часа три, лётчики налётывают часы, а я пытаюсь поспать, после прыжков мне, целые сутки, стоять на тумбочке дневального. Выпускающий зацепляет за тросы, натянутые вдоль самолёта, наши карабины от вытяжных парашютов. При этом каждый солдат смотрит за соседом, и после пристёгивания последнего, хлопает его по плечу. Что бы потом не было горько и обидно, за такую короткую жизнь!

                 Самолёт летит то вверх, то в низ. Когда самолёт падает в воздушную яму, содержимое желудка норовит выйти наружу. Когда самолёт уходит вверх, меня вжимает в кресло.

                 Вдруг рампа стала открываться вниз, вот это красота! Далеко внизу земля, страшный рёв турбин, внутри самолёта свистит ветер, две передних двери самолёта открыты наружу. Из этих дверей будем выпрыгивать из самолёта, в рампу прыгать запрещено, из-за частых схождений парашютистов в воздухе.

                 Вот зажглась красная лампа, и раздался дикий рёв сирены. Все встали, пора! Передние уже начали выпрыгивать из самолёта, через открытую рампу видно раскрывающиеся купола парашютов. Мы уже бежим к двери, что бы выпрыгнуть. Я делаю шаг за дверь и мягко падаю вниз, предварительно сгруппировавшись.  Дверь открыта наружу самолёта и за ней создаётся разрежение, есть время сгруппироваться, в отличие от АН–2, где сразу выдувает, едва высунешься из двери.

                 Под дверью меня сдувает со страшной силой! Кувыркает, кидает из стороны в сторону, это  падение длиться целую вечность, я вижу то свои ноги, то летящий на фоне голубого неба самолёт, то землю… Самолёт летит со скоростью более 300 км/час!

                 Сильный толчок вверх, и я повис на подвесной системе парашюта. Ура! Парашют раскрылся, значит, ещё поживём! Ещё покоптим небо! Это был мой первый и далеко не последний прыжок с парашютом, с ИЛ–76.  Такая мощь, рёв турбин, бешеный ветер внутри самолёта, всё небо в раскрытых куполах парашютов! Сказка! Десантура в «работе»! Я лечу в тишине неба и кричу во всё горло, от радости, рядом летят и кричат от радости мои однополчане!

                 В воздухе расслабляться нельзя, можно сойтись с другим парашютистом и вместе упасть на землю, нужно постоянно вертеть головой, во все стороны. Развернулся спиной к ветру, приземляюсь на две полусогнутые ноги, сразу упал на бок, вскочил и начал тянуть на себя нижние стропы, что бы погасить купол парашюта. Не погасишь вовремя купол, будешь ещё долго кататься на своём животе по полю, и собирать лицом снег и грязь.

                 Быстро собрал парашют, сложил его в парашютную сумку, автомат на шею, парашютную сумку за спину и бегом на сборный пункт. Десантура, вперёд! В атаку! Ура!

                 –Рота, строиться!– командует командир роты.

                 Ротный посчитал солдат, сегодня потерь нет, проверил сохранность оружия, всё нормально.

                 –В расположение роты, бегом марш! – командует ротный. Вот это боевая «работа», а не пыль с подоконников стирать!

                 Мы бежим в колонну по четыре.

                 –Рота, газы!

                 На ходу вытаскиваю противогаз, одеваю на себя, бежать стало легко!

                 –Раз, раз, раз, раз, два, три. Бежим в ногу! Раз, раз, раз, два, три! – командир роты сегодня в ударе…

                 Гул более ста пар кирзовых сапог красиво разносится по округе. В противогазе, около глаз, плещется пот, я оттягиваю низ маски противогаза, выливаю  пот. И бегу, бегу, бегу. Вот это служба в десанте, это вам не грязь по подразделению размазывать!

                 –Раз,  раз, раз,  два, три! Раз, раз, раз, два, три! Бежим в ногу! – ротный сегодня не удержим!

                 Бегут все призыва и «молодые», и «старые»,  с ротным не поспоришь! Можно и в бороду схлопотать! Подбегаем к казарме. Круто  потусовались! Заходим в расположение, сдаём в оружейную комнату оружие, специальные средства. Мой напарник по наряду, дембель, прикрытый со всех сторон офицерами. «Молодого» солдата ставят в наряд по роте со старослужащим, с молчаливого согласия командира роты.

                 –Давай быстрее, меняй меня, – говорит мне мой «старый» напарник.

                 Я быстро умываюсь и весь мокрый от пота, встаю на тумбочку. Дембель идёт отдыхать, устал, до обеда на тумбочке стоял, бедняга!

                 –Рота,  строиться на обед! – кричу я в роли дневального по роте.

                 Мой «старый» напарник меняет меня с тумбочки, на время обеда. Со всей ротой я иду в столовую, пою  строевую песню. В столовой стоим в очереди за обедом, пропускаем разведчиков, добираемся до обеда. Закидываю еду в желудок, выбегаю из столовой, опять крайний, «залётчик», одним словом!

                 После обеда я иду в автопарк, на укладку парашютов, мой «старый» напарник, по наряду по роте, остаётся один за двоих, вот работает солдат, не покладая рук! На таких работягах и держится Советская армия!

                 До ужина мы возимся с укладкой парашютов, заносим данные в паспорта. Грузим парашюты в прицеп, каждый под свой номер. Строем и с песней идём в расположение четвёртой роты. Меняю уставшего дембеля с тумбочки дневального. Позже:

                 –Рота, строиться на ужин! – кричу я с тумбочки дневального по роте.

                 «Старый» напарник меняет меня для убытия на ужин. Он поест потом, не торопясь, в булдыре, а я спешу, оставаться голодным на ночь, не входит в мои планы. Всю ночь, сегодня, спать мне не придётся! Прорвёмся!

                 Прихожу с ужина, меняю с тумбочки «старика», он уходит уже до утра, хорошо быть дембелем! Я остаюсь в гордом одиночестве, ушастый сержант ходит вокруг меня, прикалывается. Моя форма насквозь сырая, но я не жалуюсь, жаловаться будут другие, потом!

                 А  что, командиру  роты или другим офицерам не видно, кто целый день и ночь стоит на тумбочке дневального по роте? Значит, они в сговоре с дембелями и пытаются вместе  меня сломать?! Хрен вам!

                 Слышу, что после отбоя, мой слоновий призыв загнали под кровати. Слышно урчание слонов ползающих по полу. Меня там нет, табуреткой по головам пройтись самое время! Руки уже чешутся! Всему своё время!

                 Всю ночь стою на тумбочке дневального, спать хочется страшно! В голове туман, засыпаю стоя. Ушастый сержант Куня ходит мимо, улыбается. Смеётся тот, кто смеётся последним! Гнида! Мои инстинкты обострились, шорох слышу за несколько метров.

                 Утро, часов в 5, беру лопату, выхожу на плац,  убирать снег. На соседнем плацу убирает снег рыжий солдатик моего призыва, частенько его в наряд по роте ставят! Наверно сержантам насолил. Мы смотрим, друг на друга, думаем о вечном. В небе звёзды, им хорошо, им спать не хочется!

                 Вот и ночь прошла, закопошились до подъёма дембеля и полторашники, идут умываться.

                 –Выспались,  козлы, – думаю я.

                 Солдаты моего «молодого» призыва, с невыспавшимися мордами, выходят из расположения роты. Всю ночь ползали под кроватями, «гвардейцы», мать вашу! Забирают из туалета «Машку», заносят в расположение.

                 Заходит командир роты.

                 –Смирно! – подаю команду.

                 Выбегает ушастый сержант, докладывает ротному. Капитан опять идёт искать грязь и пыль. Бл…дь, как сраный прапор себя ведёт, суёт свои шаловливые пальцы во все щели! Идите вы все на х…й со своим грёбанным порядком!

                 Я иду убирать грязь, найденную бравым командиром десантной роты! Где мой героический поступок во время службы в десанте, или мне, бл…дь, всю службу за вами грязь убирать, ублюдки? С грехом пополам меняюсь с наряда по роте, спать хочу, просто ужас!

                 –Завтра опять в наряд пойдёшь! – шепчет мне ушастый сержант Куня.

                 –Пошёл в жопу, сука! – устало думаю я.

                 А сейчас начинается новый день, я не спал целые сутки, завтра опять не спать! Но ведь ничего страшного? Конечно, сука, ничего страшного,  не тебя ведь касается, ты дома сидишь и идти в армию не торопишься! Значит никто, кроме меня! Но я всё выдержу, меня вам не сломать, крысы, вспомните ещё меня!

   

                 В ходе отборочных соревнований по боксу, прошедших в каждом подразделении дивизии, выявились чемпионы. В число чемпионов, естественно попал и я, собственной персоной! Эти чемпионы должны биться между собой, самые лучшие бойцы представят  нашу гвардейскую дивизию на соревнованиях по ВДВ!

                 Для этой цели, в каждом подразделении, был выделен ответственный офицер, он организовывал для новоявленных чемпионов занятия по рукопашному бою.

                 К неудовольствию ушастого сержанта Куни, меня на пару недель освободили от всех нарядов и работ. Наша команда, состоящая из нескольких человек, ходила заниматься рукопашным боем в соседний полк.

                 Несчастный сутулый сержант хлопает своими слоновьими ушами, но ничего сделать не может, поставить меня в наряд по роте стало невозможно, пока! А, что делать, кому сейчас легко?

                 После завтрака я уходил в спортзал соседнего полка. В этом спортзале отдыхал душой и телом от всего дурдома, до обеда. После обеда приходилось тащить службу со всеми, но не в наряде по роте. Красота!

                 После отбоя мой дембель Колчин, единственный нормальный человек в нашей четвертой роте, вызывал меня на боксёрский спарринг. И мы, надев боксёрские перчатки, бились с ним, в полсилы, на потеху старослужащих нашей роты, что было ещё одним сдерживающим фактором для всех старослужащих баранов, от боевого столкновения со мной, тем более по одному!

                 Нападали эти козлы только толпой, но и так ничего сделать со мной не могли, было видно, что у этой слабосильной стаи, отсутствуют даже первоначальные боевые навыки! Одним словом, стадо слонов! Получив от меня по своим пустым головам табуреткой, они сразу теряли боевой задор, и в ужасе  отбегали от меня!

                 –Рота, отбой! – кричит дневальный по роте. Я лежу в своей железной кровати, укрывшись одеялом.

                 –Новиков! Вставай, надевай боксёрские перчатки! – кричит мне дембель Колчин.

                 –Понял, – говорю я, встаю с кровати…

                 Надеваем с Колчиным боксёрские перчатки. Дембеля и полторашники занимают удобные места, для просмотра боксёрского шоу. Слоны моего «молодого» призыва опасливо выглядывают из–под одеял в нашу сторону. Это боксёрское шоу не для них, для них только ползание под кроватями и стирка грязных трусов, с портянками, страшным «дедам». Хороши «гвардейцы»? Хороши!

                 Бой! Я начинаю качать маятник, корпус вправо, влево. Наношу удар передней левой рукой, уклон. Колчин опаздывает с уходом от моего удара, значит, победа будет за мной, как обычно! Уклон, правой рукой, левой, правой – уклон. Уклон, левой рукой, уклон, удар правой, левой, правой. Троечка у меня наработана на отлично, не один боксёр в ринге её на себе испытал! Колчин пытается огрызаться, но почти все его удары летят над моей головой. Боксёрской техники у него нет, чему сам научился, то и показывает.

                 –Саня, дай этому слону, чего стоишь! Убей его! – кричат старослужащие солдаты Колчину.

                 Я зажимаю Колчина в углу, аккуратно обрабатываю его сериями, уклоняюсь от встречных ударов. Старослужащие негодуют, орут на Колчина, дают ему свои подсказки. В душе все боксёры, пока удар в челюсть не поймают, или лучше троечку! А лучше с ноги!

                 Стоп! Отдыхаем минуту. Дембеля и полторашники окружили Колчина, громко выражают своё негодование, советуют ему меня не жалеть, сразу мочить! Колчин соглашается с ними, обещает им меня наказать.

                 Бой! Левой,  уклон, правой рукой. Левой, правой рукой – уклон, красивая наука бокс! Зажимаю «деда» в углу. Обрабатываю его, в полсилы, сериями, уклоны, нырки. Зрители в шоке, кричат Колчину, подстёгивают его к решительным действиям.

                 –Саня, не стой! Бей его! Дай этому слону! – кричат добрые старослужащие.

                 Стоп!  Отдыхаем.

                 –Сейчас подключаем ноги,– предлагает Колчин.

                 Работаем и ногами, и руками. Мне стали прилетать удары ногами, Колчин держит меня на расстоянии, встречает ногами, и неплохо встречает. Старослужащие воспряли духом.

                 –Вот так, ещё! Дай этому слону! Молодец! – кричат они. Работать стало труднее, пытаюсь сократить дистанцию для ударов руками, натыкаюсь на встречные удары ногами. Хороший спарринг!

                 –Стоп! На сегодня хватит, отбой! – мы благодарим друг друга за бой крепким рукопожатием. Я снимаю боксёрские перчатки, иду умываться. Спокойно ложусь спать…

                 Проснулся…. На часах 4 утра. Под кроватями сдают вождение слоны из моего призыва. Голосом изображают работу двигателя, переключение передач, хорошо,  получается, становятся профессионалами! А нормальные пацаны, в это время, нежатся в кровати, это я о себе, любимом!

                 Из динамиков ротного проигрывателя льётся песня Софии Ротару. Она опять поёт мне колыбельную…

                 –Сердце, сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт мне София Ротару. Откуда она узнала, что у меня золотое сердце? Молодец!

                 Я слушаю песню и под урчание, ползающих под кроватями, слонов моего призыва, спокойно засыпаю. За ВДВ!

   

                 Сегодняшний день собрал всех спортсменов из нашей гвардейской дивизии. Борцы, боксёры, каратисты и просто сильные духом солдаты, сойдутся на борцовском ковре, и решат, кто из них будет представлять нашу дивизию на первенстве ВДВ.
                 
                 Соревнования проходят по правилам армейского рукопашного боя. С этим видом единоборств я столкнулся впервые. С первого взгляда в рукопашном виде преобладают представители борцовских школ. Так как здесь разрешена борьба, болевые и удушающие приёмы. Разрешено добивать ногами упавшего противника, по всем частям тела, включая голову. Один из самых жестоких видов единоборств! На головы бойцов надеты защитные шлемы, с решёткой из толстых прутьев в области лица. Что бы ни сломать нос, челюсть…

                  С борцовской техникой у меня проблемы, точнее её полное отсутствие. Но я надеюсь, что мои боксёрские навыки помогут мне стать Чемпионом мира, это минимум! Вот так скромно, но со вкусом!

                 Итак, я со сборной своего батальона, выдвигаюсь в спортивный зал соседнего полка. Заходим в спортивный зал, на полу расстелен большой ковёр, для двух одновременных поединков. В помещении уйма народа. Солдаты, офицеры, люди в гражданской одежде. Шум, гам, адреналин носится в воздухе. Ожидание кровожадного действия!

                 Я встаю в очередь на взвешивание, взвешиваюсь, мой вес 65 кг. Сильный, но лёгкий! Переодеваюсь в спортивную форму. Разминаюсь, жду своего выхода на ковёр.

                 Начались соревнования, зал неистовствует, кричит, ругается, свистит. Солдаты рвутся в бой. Какой шанс для солдата оторваться, хоть  ненадолго, от армейского дурдома! За это можно и по голове получить на ковре, но и боевая практика всегда пригодится! Потом её можно будет применить против  старослужащих солдат…

                 На ковре идёт настоящая сеча! Бойцы работают ногами, руками, коленями, борются, добивают упавших противников. Красивый вид единоборств. Болельщики не сидят на месте, прыгают около ковра, машут руками, как будто сами бьются. Подсказывают бойцам, что нужно делать. Адреналин витает в воздухе.

                 –В красный угол вызывается гвардии рядовой Новиков! – объявляет меня диктор соревнований.

                 Под громкие крики я выхожу на борцовский ковёр. На голове тяжёлый шлем с решёткой в области лица. Напротив меня стоит высокий парнишка.

                 –Будет работать ногами, – думаю я.

                 –Бой! – командует рефери.

                 Я, качая корпусом в стороны, сближаюсь с противником для ударов руками, противник отбивается ногами, как я и ожидал. Вот где мне могла пригодиться борцовская техника. Левой, правой рукой, левой – уклон. Моя любимая троечка. Работаю в челноке, влево, вправо. Противник отбивается ногами и успешно, его боевая работа мне напоминает боевую работу  моего дембеля Колчина, одинаковая техника ногами, очень действенная!

                 Я раскрылся и пропустил удар ногой в голову, не расслабляться! Голова загудела, хороший противник! Рву дистанцию, попадаю по прутьям маски противника, он грамотно держится на расстоянии. В ответ получаю удары по ногам, в корпус, в голову. К такой технике я не готов, моя защита трещит по швам.

                 Гонг! Бой закончен, я проиграл. Значит, Чемпионом мира стану попозже. Вижу свои недостатки в технике, буду тренироваться на своих старослужащих солдатах, вы уж не обижайтесь на меня, родные! Сами напросились! Нет конца совершенству!

                 На этом мои соревнования закончены. Проигравший сразу выбывает. Я доволен, получил мощный разряд адреналина, на себе испробовал новую боевую технику боя. На две недели отмазался от нарядов. Одни плюсы! Переодеваюсь в любимую военную форму, болею за представителей своей команды. Мы громко кричим, подсказываем бойцам их дальнейшие действия.

                 Соревнования закончены, всей командой подходим к своему батальону. В курилке столпился наш «молодой» призыв, со всего нашего «курса молодого бойца». Стоят, нервно курят, жалуются на тяжёлую солдатскую жизнь:

                 –Задолбили дембеля, одному зуб выбили, другому синяк поставили. По ночам заставляют ползать под кроватями, качают, заставляют форму стирать, – жалуются они.

                 –Всё как у нас, тоже из–под кроватей не выползают, слоны бенгальские, – думаю я. – И хрен с вами, каждый выбирает свой путь, кто в курилке сопли размазывает, а кто табуреткой по головам старослужащих солдат стучит. Ос!

                 Захожу в расположение своей четвёртой роты. А там,… какая красота! Горбатый сержант Куня, со своими слоновьими ушами, собственной персоной! Вижу по маленьким и злым глазкам, что скучал по мне! Рядом ливерный губастый сержант Сомин, дородный бульбаш, кудрявый Козлородов,  фамилия просто про него! Глазки у полторашника Козлородова круглые, как у дауна, как его в ВДВ взяли?! Как мне вас не хватало, слоны бенгальские! Мой призыв занимается уборкой в подразделении, без уборки нельзя! Я тоже по вам скучал!

                 И весь этот сброд хочет понимания их слоновьей доли, им хочется отомстить мне за свою поруганную честь, никакой чести не было в принципе! Не за мой счёт, господа! Приходит вечер, мы моемся, подшиваемся. Вдруг…

   

                 –Рота, строиться! – кричит дневальный по роте.

                 –Что ещё? – думаю я.

                 Личный состав роты строится на «взлётке» в расположении. Перед строем ходит прапорщик, старшина нашей роты. В простонародье прапорщика называют «кусок», в армии, это отдельная каста, недоделанный офицер, переделанный солдат. Как на подбор все прапорщики злые, как собаки и люто ненавидят солдат.

                 В прапорщики, обычно, идут самые забитые солдаты, которые по «слоновке» летали, как фанеры над Парижем. Короче, та же песня: отомстить всем за свою трусость и слоновье прошлое.

                 Вот и этот яркий представитель прапорщиков, из такого же говна. Потолстевший и расползшийся, от бесплатной жратвы и выпивки тип, неопределённого возраста.

                 –В 18 часов вечера наша рота заступает в наряд по столовой в полном составе, под моим чутким руководством. В столовой должен быть идеальный порядок, – говорит «бравый» прапорщик.

                 –Кто бы сомневался, что за порядок  ты свой толстый зад порвёшь на британский флаг, – с грустью думаю я. – Здесь все помешаны на чистоте, ревностные хранители чистоты, потому что больше ничего не умеющие, только людям мозг выносить! Прорвёмся!

                 Весёлым строем, с лихой строевой песней, мы выдвигаемся в столовую. Каждого солдата закрепили за определённым местом. Несколько человек мыть, чистить зал. Четверых на мойку посуды. Одного человека на разделочные цеха, это самое гиблое место. И куда меня поставили? Конечно на разделочные цеха!

                 Дембеля берут себе цех чистки корнеплодов. Он находится в подвале столовой. За ночь нужно начистить  две полных ванны картошки. Естественно, за дембелей работают «молодые», в данном случае мой призыв. Придётся нашему призыву, после уборки своих цехов, спускаться в подвал столовой и чистить картошку. На это уходит половина ночи, глаза слипаются, руки не двигаются, всё тело затекло от сидячего положения. Все эти прелести «слоновки» нам предстоит прочувствовать на своей «молодой» шкуре…

                 Дембеля сразу уходят из столовой, ложатся спать в расположении роты, их в упор не видят офицеры.  Наш «молодой» призыв остаётся один на один с солдатским общественным питанием.

                 Мы быстро приняли порядок у предыдущей смены, в темпе поужинали, хоть сейчас ужинать никто не мешает! И разошлись по своим цехам.
                 Начался ужин и в столовую хлынул поток голодных солдат! Через пару часов пол в столовой стал чёрным, от подошв кирзовых сапог. После ужина перед нами предстал полный разгром. Что-то я заговорился, пора приниматься за работу.

                 В моих разделочных цехах полный пи…ец! Остатки мяса, сала, рыбьей чешуи, не протолкнуться! Мне дома не сиделось?! Захотелось десантной романтики?! Тогда получи и не ной, десантник  не плачет! Ос!

                 В варочном цехе стоят четыре огромных бака, в этих баках варят знаменитую и очень питательную солдатскую «парашу». Сейчас они освободились, стоят измазанные в этой «параше», солдаты съели всю приготовленную солдатским поваром кашу, вот это аппетит! Голод не тётка!

                 Я беру железный тазик, наливаю в него горячей воды и угрюмо иду мыть баки, залажу в них почти полностью. Солдатский клейстер не хочет отмываться, приклеился намертво к стенкам бака.

                 Я  тру тряпкой, тру тряпкой, тру, тру, тру. Меняю воду в тазике, опять тру тряпкой. Тру тряпкой, тру, тру, тру, опять меняю воду в тазике. И тру тряпкой, тру, тру, тру, тру, опять меняю воду в тазике, этот кошмар никогда не кончится! Я всё тру, тру, тру, тру, тру и тряпкой, и рукой. Долго ли коротко, но все баки отмыты…

                 Перехожу в рыбный цех. На полу метровый слой рыбьей шелухи. Она смывается только кипятком, тряпкой её не сотрёшь. Я, обжигаясь кипятком, несу железный тазик в рыбный цех, выливаю кипяток на пол. Кирзовые сапоги мокрые насквозь, в них хлюпает вода. Делаю несколько десятков ходок с кипятком в рыбный цех. Вроде смыл её в канализацию.

                 Иду в мясной цех. Здесь картина не лучше, час ношусь со своим железным тазиком с кипятком в цех  и обратно, к заветному крану с кипятком. Профессионально работаю тряпкой. Изредка прибегает прапорщик, плюётся ядом, торопит, визжит, как свинья. «Кусок», он и есть «кусок»! Порядок наведён, я так подумал, наивный чукотский юноша!

                 Приходит прапорщик, а по-простому «кусок», «кусок» чего, это на ваше усмотрение! Качает своим третьим или четвёртым подбородком, покрывается от бешенства багровыми пятнами:

                 –Грязно! – выдаёт «кусок».

                 Берёт мой любимый железный тазик, наливает в него кипятка, высыпает пачку стирального порошка, и выливает эту смесь на мой чистый пол, сука! Почему тебя, гнида,  не убили твои дембеля?! Понял, ты им лизал, и тебя не тронули, я прав? Прав!

                 –Перемыть! – с подлой улыбкой говорит «кусок», этот и не солдат, и не офицер.

                 –Гнида! – думаю я, с тоской глядя на обгаженный «куском» пол. «Кусок» явно пользуется своим служебным положением, знает, что его не утопят в этом железном тазу, а зря!

                 Беру свой, ставший уже родным железный таз. Наливаю в него воды, беру тряпку и вперёд! На баррикады, то есть на грязный пол!

                 В это время, по всей столовой ведутся боевые действия. В моечном отделении  парни, как ихтиандры, ныряя головой в ванну, моют посуду, бачки, ложки, кружки. Все мокрые от пота и воды.

                 В зале столовой полным ходом идёт борьба за чистоту. Дурной прапорщик бегает, пуская пузыри, по залу. Материт «молодых» солдат, льёт на пол воду из тазиков, сверху густо посыпает стиральным порошком, за стиральный порошок он не платит, гнида, вот и сыплет на пол.
                 
                 Часам к 23 ночи порядок в столовой наведён. Придурковатый «кусок» исчезает, убежал пить  халявную водку и жевать бесплатное сало. «Молодой» призыв, по настойчивой просьбе «дедов», спускается в подвал столовой, чистить две ванны картошки. Можно не пойти, перебить всех «дедов», но за них вступятся офицеры, не исполнение приказа! Причём здесь приказ и неуставные взаимоотношения?! Не понятно…

                 Я сижу в сыром подвале столовой, среди таких же бедолаг, как и я, чищу  картошку. В подвале холодно, а моя мокрая насквозь форма, не греет. Пальцы приняли форму картошки, не разгибаются…

                 Через пару часов две ванны наполнены картошкой. На дворе глубокая ночь. Мы, на подгибающихся от усталости ногах, бредём в расположение своей родной четвёртой роты. Идём с надеждой поспать. Добираемся до кроватей без наездов. Я, едва коснувшись подушки, засыпаю…

                 На рассвете нас опять будят. Мы,  умывшись, идём в столовую. На нас ещё завтрак и обед. Перед ужином сдавать чистоту другому наряду по столовой.

                 После завтрака в моих цехах хаос. Я  метаюсь по цехам, лихорадочно тру тряпкой, поливаю водой, смываю кипятком.

                 Приходит прапорщик, не к добру! По его опухшим, от пьянки глазкам, видно, что его приход меня не обрадует. Синий от алкоголизма «кусок», ходит по моим цехам, недовольно кривит свою морду, что-то шепчет про себя, в свой  сизый нос, наверно с «белочкой» разговаривает. Точно с «белочкой»!

                 –Кругом бардак! – вырывается из него.

                 Берёт мой железный тазик, наливает в него воду, высыпает в воду бесплатный стиральный порошок, и выливает всю смесь на мой пол! Мой чистый пол превратился в болото! Я хочу его утопить в этом болоте! Нельзя, как жаль!

                 После обеда перевожу дух, но повара опять готовят, значит,  за ними придётся убирать. Прошёл обед, в моих цехах опять бардак! Всё с начала! Тазик, вода, тряпка, это мои инструменты. Почему мне не рассказали перед армией, что здесь такой дурдом?! Я бы не пошёл никуда! Стоп, успокойся! Ты в десанте, заткнись и радуйся!

                 Я бегаю, с железным тазиком и тряпкой, по грязным разделочным цехам. Весь мокрый от пота и от воды. Пропитой  прапор, перед сдачей наряда, не свинячит на пол, и на том спасибо! Перед ужином приходит новый наряд по столовой, из другого подразделения. Я сдаю свои блестящие цеха солдату моего призыва, желаю ему удачи. В красках описываю ему свою эпопею. «Молодой» солдат понимающе кивает головой. Прощаюсь, выхожу из столовой.

                 Строем идём в расположение четвёртой роты. Заходим.

                 –Рота, строиться на ужин! – кричит дневальный по роте.

                 –Строиться на ужин! – надрывается сержант Куня.

                 Мы опять идём в эту страшную столовую, теперь в качестве гостей. Стоим в очереди, получаем пищу. Я быстро закидываю «парашу»  в свой желудок, выхожу из столовой. Натыкаюсь на осуждающий взгляд ушастого сержанта. И хрен с тобой! С весёлой песней идём в подразделение.

                 Итог наряда по столовой неутешителен. Бешеная усталость, страшно хочется спать, сырой, с головы до ног, и хочу замочить пару десятков старослужащих солдат, а лучше миллион! Это желание мне особо нравится!!!

                 Перед вечерней проверкой просматриваем программу «Время». Можно поменять подшиву, отдохнуть, собраться с мыслями…

                 –Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

                 Ушастый сержант Куня проводит перекличку личного состава. Услышавший свою фамилию боец кричит» Я!».

                 –Рядовой Новиков! Завтра заступаешь в наряд по роте! – пользуясь служебным положением, а точнее беспределом, приказывает мне вислоухий сержант. Его крысиная морда светится счастьем.

                 –Сука!– устало думаю я. – Есть!

                 Завтра опять мне предстоит бессонная ночь. Сильно за меня взялись, козлы, но отступать я не намерен. Здоровья у меня море, хватит всех этих баранов постричь! Ещё придёт мой звёздный час!

                 –Рота, отбой! – кричит губастый сержант Сомин. Толстое чучело решило порулить, это простительно. Но только это!

                 Наш призыв, на ходу скидывая китель и ремень, бежит к своим табуреткам. Снимаем сапоги, на них портянки, форму складываем на табуретку и ныряем в кровати, укрываемся одеялом.

                 –Не успели, слоны бенгальские! – веселится ушастый сержант, его большие слоновьи уши, радостно вибрируют от счастья. Сколько он получал по этим своим ушам, от своих дембелей, просто страшно подумать! Мимо них, нельзя  пройти и не ударить, я сам держусь из последних сил! Скоро держаться перестану!

                 –Отбой!

                 Наш «молодой» призыв мечется от кроватей к табуреткам и обратно. С каждым повтором получается всё быстрее и быстрее. Спасибо ушастому сержанту и пончику, с рабочими губами, сержанту Сомину. Но и они устали, мы затихаем в своих железных кроватях. Начал уже засыпать…

   

                 –Слоны, подъём! – кричит горбатый сержант Куня.

                 –Никак  ты не уймёшься, гнида! – думаю я. – Поспать не дают, козлы!

                 В  каликах, тельняшках и тапках  наш призыв, опять, строится на «взлётке», в расположении четвёртой роты. Что-то изменилось в расположении боевых порядках дембелей и полторашников. Они встали около табуреток, и ближе ко мне. Начали соображать про боевую тактику и стратегию, дебилы!

                 –Подготовились, козлы, – думаю я, во мне опять просыпается боевой азарт. – Как давно я вас не бил!

                 Наш призыв стоит на «взлётке». Перед строем ходит наш главнокомандующий, ушастый сержант Куня. Рядом с ним замечаю пухлого губастого сержанта Сомина, коренастого бульбаша, дауна  Козлородова. И ещё много кого, из этих птиц и пресмыкающихся. Видно всех под ружьё поставили! Прорвёмся, не впервой!

                 –Что, бля, слоны охренели?! – начинает свою речь ушастый сержант.

                 –Маловато слов в его лексиконе, – отмечаю я.

                 –Слоны, упор лёжа принять! – кричит нетерпеливый губастый сержант Сомин.

                 Мой слоновий призыв рухнул на пол.

                 –Дружно упали, слоны, – замечаю я.

                 Боковым зрением вижу, несущуюся на меня, толпу. Бросаюсь к ближайшей табуретке и получаю первые удары по голове! Устроили засаду около табуреток, с боем прорываюсь к табуреткам, хватаю ближайшую и ударяю ей наотмашь. Попадаю по головам, но сам пропускаю удары сзади,  сбоку, эти слоны везде, их много! Окружили, бараны!

                 Бью табуреткой вперёд, веду её направо, попадаю по головам, на меня сыплются удары со всех сторон. Так можно и проиграть! Нахватал много ударов! Голова гудит, я ничего не вижу, только толпу вокруг себя, и со всех сторон в меня летят удары! Опять бью, опять пропускаю, опять бью, опять пропускаю. Дела мои плохи, скоро отхвачу по полной программе! Силы на исходе…

                 –Разбежались, слоны! – слышу я, как в тумане, голос дембеля Колчина. Не верю своим ушам, за меня заступился мой «дед»!

                 Толпа, обложившая меня со всех сторон, и уже праздновавшая победу, отхлынула от меня! Хорошо они меня сегодня обложили, суки! Я отхватил неплохо, но и этим козлам досталось, впредь буду умнее, сразу буду табуреткой бить!

                 –Не трогать его, слоны бенгальские! – кричит Колчин. Расталкивая толпу, идёт ко мне, встаёт рядом. – Больше не тронут!

                 После пережитого стресса и внезапного спасения, из моих глаз хлынули слёзы. Я пытаюсь их унять, но они бегут как из ведра!

                 –Ты чего? – растерялся Колчин, глядя на меня. – Ну  вот, слон заплакал?!

                 –Сейчас пройдёт, всё нормально, – отвечаю я.

                 –Отбой! – командует он.

                 Я ставлю табуретку на место, иду к своей кровати. Старослужащие солдаты, молча, расступаются, больше я им не дам ни одного шанса на победу, буду сразу мочить этих козлов! Ложусь спать. Мой слоновий призыв, в количестве 30 человек, валяется на полу. Суки, пусть лежат, собакам собачья жизнь и смерть! Засыпаю…

                 Проснулся. На часах 4 утра. Под кроватями ползают слоны из моего призыва, изображают  работу двигателя, переключения скоростей. Я лежу в своей железной кровати и слушаю свою колыбельную от Софии Ротару. Как мы с ней спелись за время моей службы!

                 –Сердце, сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт мне певица.

                  Под эту песню я засыпаю. Спокойной ночи! За ВДВ!

   

                 Прошёл год моей срочной службы. За этот год я освоил все солдатские науки. Прыжки с ИЛ–76 и АН–2, швартовку, кроссы, марш-броски, ползание по-пластунски, стрельбу из автомата, окапывание, рытьё траншей, капониров. Подметание плаца, мытьё полов, бег в противогазе и без него. Укладку парашюта, изучение Устава. Все тонкости армейского дурдома знаю в совершенстве.

                 Постоянные стычки со старослужащими солдатами закалили мой характер, эти старослужащие ослы ко мне не лезут, ночью поднимать боятся. Один губастый сержант Сомин изредка на меня «вякает», но он защищён сержантскими лычками, а потому его бить нельзя, а жаль! Как жаль! Весь мой слоновий призыв каждую ночь ползает под кроватями, регулярно сдают вождение, обстирывают и облизывают «дедов», настоящие «десантники»!

                 Из-за частых внеочередных нарядов по роте, по столовой, стараниями ушастого сержанта Куни, я постоянно не досыпаю. Научился спать в любых положениях, стоя на тумбочке, сидя, на ходу. Все старания старослужащих и командира роты, направленных на то, что бы меня сломать, идут прахом! Чувства обострились как у зверя, реагирую на каждый шорох, шум, застать меня врасплох, практически не возможно!
Скоро выйдет осенний приказ министра обороны Союза Советских Социалистических  Республик, о призыве граждан на срочную службу и демобилизации отслуживших солдат.

                 После этого приказа я стану «ветераном»!  Только я, из всего моего слоновьего призыва, моей четвёртой роты! Эти слоны останутся слонами по жизни, трусливые твари! На кителе, между лопаток  поперёк спины, «ветераны» наглаживают утюгом одну стрелку, острую, как бритва!

                 Лопоухий и горбатый сержант Куня готовит себе форму для демобилизации. Ушивает, гладит, то есть, готовят ему парадную форму, слоны моего «молодого» призыва, каждую ночь ползающие под кроватями. Меня он может попросить только дать по его крысиной морде, с ноги, с удовольствием!!! А этим шестёркам, за радость лизать подошвы его кирзовых сапог!

                 Ушастый горбатый сержант крутится перед зеркалом, примеряет огромный, маргеловский берет. Этот берет широкий, как взлётная полоса для ИЛ–76, голову горбатого карлика не видно под ним, только большие слоновьи уши торчат! Страшно смешное зрелище, скажу я вам, через пару месяцев его слоновья служба закончится, но у меня осталось к нему много вопросов, за всё в жизни нужно отвечать, вот и эта крыса мне скоро ответит, сполна!

                 Солдат Хохлов, со своим плоскостопием, не выдержал постоянных недосыпаний, ползаний под кроватями, и наверно много чего ещё, со стороны дембелей и полторашников. Написал письмо родителям, в котором подробно описал издевательства старослужащих. Письмо, естественно, прочитал ротный, был, сильный кипишь, как говорят у нас в Одессе,  и солдата Хохлова, с его плоскостопием, перевели в «мабуту», от греха подальше.

                 «Мабута» – кто не видел парашюта, называется «мабутой». Все войска, кроме ВДВ.

                 Моего знакомого, рыженького паренька, с соседнего подразделения, с которым мы по утрам наводили порядок, на своих закреплённых территориях, увезли домой в цинковом гробу, вместе с двумя его  дембелями. Они  погибли на учениях нашей дивизии в Белоруссии, осенью 1989 года. Даже не знаю, как его звали. Светлая Вам память, десантники!

                 За год службы в увольнение я ходил всего один раз, когда пришёл в батальон с курса молодого бойца. А так как горбатый сержант Куня, и толстяк с рабочими губами сержант Сомин, являются друзьями командира роты, и постоянно стучат ему на меня, то и увольнений мне не видать как своих ушей! А то я без ваших вшивых увольнений не проживу! Засунь их себе в очко! Слоняра позорная!

   

                 Сегодня в нашу четвёртую роту пришла новость. Из дисциплинарного батальона к нам приходит дослуживать солдат, который два года назад сломал «молодому» солдату челюсть, и отсидел за это в дисбате два года. Будет с нами дослуживать ещё год.

                 Дисциплинарный батальон, воинское подразделение, в котором отбывают лишение свободы военнослужащие, совершившие, при прохождении военной службы, уголовные преступления. При этом, военнослужащие, отслужившие в дисбате, и отслужившие в войсках оставшийся срок, проходят по документам, как не имеющие судимости.

                 Естественно, большинство уголовных преступлений совершались старослужащими солдатами. Кто «молодому» солдату челюсть сломает, кто нос. Ударить «молодого» солдата ума много не надо, ты попробуй  ударить  старослужащего! По «слоновке» под кроватями ползают, стирают портянки, трусы, всех боятся, а став старослужащим, забытые кулаки в ход пускают. Боевики махровые!

                 По слухам, из дисбатов приходили, в основном, сломленные физически и морально солдаты, так как в дисбате была атмосфера хуже, чем на «зоне». Там и били в разы больше, как сами заключённые, так и охраняющие их солдаты.

                 Наша четвёртая рота, да и весь батальон, с интересом ожидали этого таинственного человека.

                 –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

                 –Рота, подъём! – кричит горбатый сержант Куня.

                 Я вскакиваю с кровати, бросаюсь к своей табуретке, надеваю галифе, сую ноги через портянки в сапоги, хватаю китель с ремнём и бегу в строй. По пути надеваю китель с ремнём.

                 Ба! На одной табуретке аккуратно сложена форма. Ничего себе! На кителе переливается аксельбант ВДВ, вся форма обшита белой стропой! Маргеловский берет отглажен, на нём шикарный самодельный уголок, краб. Кирзовые сапоги, просто произведения искусства, проглажены утюгом, укороченные голенища, каблуки с подковами, подошва подрезана, на шнурках пули от автомата Калашникова, на брюках наглажена острая стрелка. Классика дембельского костюма Советского десантника. И это сделано в дисбате?! Значит к нам пришёл «авторитетный» солдат!

                 Наш строй рассматривает форму и спящего человека, обросшего щетиной.

                 –Выходим на зарядку! – кричит ушастый сержант  Куня, он даже забыл нас погонять на подъёме. Стареешь, сутулый сержант, теряешь былую хватку. Не к добру это, лопоухий…!

                 Мы выбегаем на зарядку, дембеля теряются по пути, один Колчин бежит с нами, поддерживает свою спортивную форму.

                 –Перессать!

                 Оправились на обочине, бежим дальше.

                 –Сели на корточки! Гуськом марш! Идём на корточках  гуськом, очень долго.

                 –Бегом!

                 Бежим дальше, делаем круг по дивизии, получается километра четыре. Прибегаем на спортивный городок батальона. Висим на перекладинах, учимся подтягиваться. Переходим на брусья, ходим по ним друг за другом. Под счёт отжимаемся на кулаках.

                 –Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок!

                 Забегаем в расположение четвёртой роты. Человек с дисциплинарного батальона  уже проснулся. На вид 25 лет, среднего роста, могучий торс, борзый взгляд, зовут Денис. На зарядку Денис не бегает, в столовую или в «булдырь» ходит самостоятельно. Свой срок службы он уже давно отпахал, с нами год потусоваться и можно ехать домой, на своё море.

                 Но горячий нрав Дениса не даёт ему покоя, скоро он начинает бить всех солдат, не оглядываясь на призыв. Получают все, не говоря о нашем слоновьем призыве…

   

                 Прошёл ещё один день моей службы. Утром зарядка, до обеда работали в автопарке, наводили порядок, а, что ещё можно делать в армии? Потом обед. Скромно стояли в очереди за питанием. Обедали, строем шли обратно в автопарк, опять наводили порядок. Строем шли на ужин, стояли в очереди за едой, сытно ужинали. Такой был, насыщенный событиями, день.

                 Скромно, но со вкусом. Сейчас личный состав нашей роты только что поужинал, мы строем направляемся к своей казарме. Я иду в середине строя, рядом идёт крутой Денис, что он в строю потерял, может свою молодость решил вспомнить?

                 Я с головой ушёл в мысли о моём скором превращении, как в сказке, в «ветерана»! На днях выйдет приказ о демобилизации и новом призыве в вооружённые силы Советского Союза. Моя «слоновка» почти закончена. Прошёл я её на «Ура»! Долго меня будут помнить дембеля с полторашниками! Скоро на моём кителе, поперёк спины, между лопатками, будет красоваться острая, как меч катаны, стрелка! Я уже представляю, как наглаживаю заветную стрелку… Скоро придёт молодой призыв, мои слоны… вот это сказка! Я иду в строю и мечтаю….

                 –Песню запевай! – вдруг заорал идущий со мной рядом Денис.

                 –Началось в колхозе утро! – подумал я.

                 Мой «молодой» призыв начинает петь свою заунывную строевую песню. Я иду, молчу. Ещё, бля, один начальник нашёлся, перебьёшься!

                 –А ты почему не поёшь? – спрашивает меня Денис.

                 –Не буду петь, – отвечаю я.

                 –Сегодня поговорим в умывальнике, – обещает он.

                 –Поговорим, – соглашаюсь я.

                 Так вот почему Денис оказался в нашем строю, он решил «порулить»  личным составом! Только сейчас понял я. Ничего страшного, одним врагом больше, одним меньше! Прорвёмся!

                 Подошёл вечер, я подготовился к завтрашнему дню, подшился, побрился, начистил кирзовые сапоги, посмотрел программу «Время».

                 –Новиков, тебя в умывальник зовут, – говорит мне подошедший дневальный по роте.

                 Я, внутренне собравшись, иду в умывальник. Мой слоновий призыв затравленно сидит по норам, щёлкает от страха зубами, впрочем, как обычно! Захожу в умывальник, меня ждёт крутой Денис.

                 –Упор лёжа принять! – командует он мне.

                 –Не лягу! – отвечаю я ему.

                 Бум! Удар в грудь кулаком откидывает меня к стене.

                 –Здоров, бродяга, –  отмечаю я про себя.

                 –Упор лёжа принять! – настаивает Денис.

                 –Не лягу! – повторяю я.

                 Бум! Второй удар кулаком в грудь припечатывает меня к стене.

                 –Ха! Основанием ладони, со всей силы, я бью Дениса под основание носа и вверх!

                 –Бля! – захлебнулся Денис, хлынувшей из носа кровью.

                 Я надеялся, что этим ударом вырублю Дениса, а у него только кровь из носа пошла, здоровый медведь! Денис зажимает нос рукой, отходит к раковине умывальника. Из разбитого носа хлещет кровь. Я его не добиваю, он один и я один. Ещё успею…

                 –Пи…ец тебе, Новиков! – рычит Денис, стараясь унять кровотечение.

                 –Бой предстоит серьёзный, – думаю я.

                 Оглядываю обстановку умывальника, с целью запомнить расположение предметов в нём, для свободного перемещения по умывальнику, во время боя. Денис минут десять борется с кровотечением над раковиной, я стою рядом, жду продолжения, нападать сейчас на беззащитного Дениса со спины не хочу, я в себе уверен и по любому, Денису будет не сладко. В умывальник никто не суётся, все ждут плачевного для меня результата…

                 Наконец Денис остановил кровь. Подходит ко мне, берёт правой рукой за отворот воротника на гимнастёрке, я правой рукой перекрываюсь, уперев свой правый локоть ему в грудь, для исключения удара головой со стороны Дениса.

                 –Руку убери, – говорит мне Денис.

                 –Не уберу, – отвечаю я ему.

                 –Руку убери, – повторяет Денис.

                 –Не уберу, ты меня с головы ударишь, – отвечаю я.

                 –Не ударю, – обещает мне Денис.

                 Я убираю свою руку, мы стоим и смотрим друг другу в глаза, минуты две.

                 –Молодец, Новиков! – вдруг говорит мне Денис. – Всегда так и действуй! – добавляет он и выходит из умывальника.

                 Я не верю своим ушам и глазам! Я сейчас выстоял перед человеком, которого боятся и дембеля, и полторашники, да и офицеры не связываются. Я молодец?

                 Победителем, как обычно, выхожу из умывальника, иду к своей кровати, вижу удивлённые взгляды солдат. Они думали, что меня уже нет в списках живых! Не дождётесь, слоны бенгальские! Ложусь спать, ещё один экзамен сдан. Засыпаю…

                 Просыпаюсь, на часах 4 утра, под кроватями ползают слоны моего призыва, работают моторы, переключаются скорости, всё по настоящему, по-взрослому! Из динамика льётся песня Софии Ротару. Она опять поёт мне колыбельную песню. Мне одному!

                 –Сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт мне певица. Я слушаю её и спокойно засыпаю… за ВДВ!

   
                 Вот и пришёл долгожданный приказ Министра Обороны Советского Союза! Дембеля через пару месяцев уйдут домой, а я стал «ветераном»! И по сроку службы и по жизни! Сколько за этот год мною пройдено, и пройдено с честью, как и полагается настоящему, а не «плюшевому», десантнику! Впереди ещё год службы, но предстоящий год в миллион раз легче первого!

                 Когда приходит приказ о демобилизации, дембеля автоматически становятся «гражданскими». Их уже нельзя называть «товарищ сержант», а нужно к ним обращаться по имени отчеству, ещё одна фишка для напряжения «молодых» солдат!

                 Мимо меня идёт счастливый, пока счастливый, ушастый сержант Куня, ой! Простите, просто ушастый и горбатый Куня! Называть его «товарищ сержант» с этого дня нельзя. Он улыбается, ему уже снится, как он едет домой, он такой красивый и крутой! Его большие слоновьи  уши хлопают от счастья! Он, подняв вверх свой хобот, дудит в него по сторонам! Идёт и дудит по сторонам! Брр!!! Красота, страшная штука!!!

                 Но тут на его пути встречаюсь я, собственной персоной! Прошу любить и жаловать! Я иду навстречу этому плюшевому «деду». Он идёт в окружении счастливых старослужащих, таких же слонов, как и горбатый Куня.

                 –Привет, Новиков! – радостно кричит мне сержант, точнее уже не сержант, а просто ушастый и горбатый Куня.

                 –Здравия желаю, товарищ сержант! – радостно кричу я, и прикусываю язык, назвал этого упыря «сержантом», это залёт!

                 Вокруг начинают смеяться над Куней более тридцати глоток. Начинается очередной цирк. И опять в этом цирке я буду в главной роли!

                 –Что ты сказал?! – подлетает ко мне, позеленевший от бешенства, ушастый Куня. Все вокруг над ним смеются. Он стал «гражданским», а я его «товарищ сержант». Смешно!

                 –После отбоя я с тобой разберусь! – пугает меня ушастый Куня.

                 –Хорошо! – спокойно отвечаю я.

                 Этот дебил так и не понял, что ему до меня не дотянуться никогда! Сколько я прошёл битв за свою короткую жизнь, что ещё  одной хорошей дракой меня не напугать! Звучит команда «Отбой!».

                 –Новиков, тебя в расположение зовут, – говорит мне дневальный по роте.

                 Меня охватывает боевой кураж, я захожу в расположение четвёртой роты, там дембеля, полторашники, приготовились к весёлому спектаклю! Спектакль о том, как суровый «дедушка» наказывает глупого «молодого» солдата! Будет вам весёлый спектакль, бараны! Как давно я вас не бил!

                 Мой слоновий призыв уже лежит под кроватями, готовятся стартануть по-пластунски. Таким образом, эти бенгальские слоны отмечают своё будущее «ветеранство», каждому своё!

                 Посреди казармы возвышается могучий исполин Куня! Он пылает праведным гневом, сейчас, по его мнению, надо мной свершиться справедливый суд…

                 –Подъебал? – сурово спрашивает он меня.

                 –Нет, – оправдываюсь я.
                 
                 Бум! Его маленький кулачок врезался в мою могучую грудь.

                 –Удар слабенький, – отмечаю я.

                 –Бум! Второй удар кулачком достал мою мощную грудную клетку.

                 –На! Удар правой рукой, левой, правой — уклон! Отвечаю я Куне своей любимой «троечкой», в челюсть. Куня улетает далеко в кровати и затихает под ними. Редко, кто после моей «троечки» оставался на ногах! Как давно я ждал этого момента! Когда почешу свои кулаки об крысиную морду Куни! И этот счастливый момент настал! Ос!

                 Охреневшая, от неожиданности, толпа не сразу успевает броситься на меня. Это даёт мне фору по времени. Я первый долетаю до ближайшей табуретки и встаю с ней у стены. Толпа старослужащих и не пытается ко мне подойти, так им понравилась моя «троечка» в действии! Куня не подаёт признаков жизни, и не вылезает из-под кроватей, бокс это вам не шутки, слоны бенгальские! Хорошее начало спектакля, мне нравится!

                 –Подходим, что стоим? – кричу я толпе старослужащих баранов, те стоят, от страха жмутся друг к другу.

                 –Брось табуретку! – орёт мне губастый сержант Сомин, не пытаясь подойти.

                 –Подходи, брошу! – в боевом кураже отвечаю я ему.

                 Боковым зрением вижу, что в спальное помещение заходит Денис. Смотрит по сторонам, стоит толпа, не понимает, в чём дело. Оглянулся, увидел меня у стены, с табуреткой в руках. Улыбнулся и пошёл дальше.

                 Расталкивая толпу, ко мне пробирается, очнувшийся после нокаута, горбатый Куня. Долго же ты спал, мой юный друг!

                 –Пошли в туалет! – шепчет Куня разбитыми губами и выходит из расположения.

                 Я, без страха, ставлю табуретку на пол и иду в туалет. Вся толпа идёт за мной. В туалете набилось много народа и посреди стоит, опухший, от моей славной троечки,  ушастый Куня.

                 –Упор лёжа принять! – визжит ушастый и тупой сержант.

                 –Не лягу! – отвечаю я.

                 Бум! Его правый кулачок впечатывается в мою мощную грудь.

                 –На! Удар правой рукой, левой, правой – уклон. Моя «троечка» летит в челюсть Куне, тот улетает на очко и затихает на нём. Нокаут! Два нокаута за десять минут! Вот я зверь! Не надо! Не нужно оваций, я очень скромный «молодой» солдат, но очень дерзкий!

                 Меня сзади хватают за руки полторашники.

                 –А ну, бляди, отпустили меня! – командую я им.

                 –А мы думали, что ты убежишь, – оправдывается дородный бульбаш.
                 
                 –Кто убежит? Вы сами быстрее  убежите! – прикалываюсь я над ними.

                 Они отпускают мои руки, через минут пять с очка, после нокаута, слазит горбатый Куня. Его разбитая крысиная морда очень мне нравится! Очень нравится!

                 –Пошли в бытовую комнату, – шепчет Куня разбитыми губами, его физиономия опухла, мило дорого смотреть!

                 Я спокойно иду, через удивлённых старослужащих, захожу в бытовую комнату. Куня уже сидит на стуле, сил стоять, уже у него нет, слабая гнида. Крысиное лицо распухло от моих ударов.

                 –Упор лёжа принять, – клянчит сломавшийся Куня, как тебе мало нужно, что бы сломаться, чучело ушастое! Всего две боксёрские «троечки»! Слабак!

                 –Ты, гнида, я тебя два раза вырубал, а ты мне предлагаешь упор лёжа принять?! – издеваюсь я над Куней.

                 –Я сейчас твой призыв драть буду! – обещает мне ушастый Куня.

                 –Мне пох… на этих тварей, делай с ними, что хочешь, баран! – отвечаю я ему.

                 Ушастый и избитый, крутым молодым солдатом, Куня униженно сидит в бытовке, я его сломал при всех, от его авторитета не осталось и следа! Теперь ему последнее чучело будет тыкать в его крысиную морду, что он не старослужащий, а самый последний слон! Что и требовалось доказать! На это доказательство у меня ушёл год, но конечный результат стоит того!

                 Тут в бытовую комнату заходит ответственный офицер, конечно вовремя! Офицеры всегда появляются вовремя!

                 –Что здесь происходит? – грозно спрашивает он.

                 –Ничего, – стонет горбатый Куня.

                 –Отбой! – приказывает офицер.

                 Я, как всегда, победителем выхожу из бытовой комнаты. Иду мимо очумевших старослужащих солдат. Сегодня я исполнил свою давнюю мечту, наказал регенерата, возомнившего себя «дедом», под именем Куня. Все солдаты роты стали свидетелями этого моего наказания, и мне никто ничего не посмел сделать! Ос!

                 Я иду к своей кровати, снимаю сапоги, вешаю на них портянки. Снимаю форму, аккуратно ложу её на табуретку. И спокойно, без всяких тупых команд, ложусь спать. Сегодня  я усну ещё крепче…

                 Просыпаюсь, на часах 4 утра. Под кроватями ползают слоны моего «молодого» призыва, старательно изображают моторы, переключение передач. Просто молодцы! Как эти бараны будут носить на гражданке голубые тельняшки и береты, стыдно не будет?! Нет, не будет стыдно, им так страшно, что свою гордость они засунули в свои зады и больше о ней никогда не вспомнят! Сукам стыдно не бывает никогда, по определению!!!

                 Из динамика льётся песня Софии Ротару. Она, для одного меня, поёт колыбельную песню, для гвардии рядового Новикова, настоящего десантника великого Советского Союза! Ос!

                 –Сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт мне певица.
 
                 Под эту колыбельную песню я засыпаю…За ВДВ!

   

                 –Рота, строиться! – кричит дневальный по роте.

                 –Рота, подъём! – кричит губастый сержант Сомин.

                 –Горбатого  Куню не видно, наверно свежие синяки отмачивает, после моих «троечек», слон бенгальский или в медсанбате, с сотрясением головного мозга лежит, хотя откуда у этого барана головной мозг?!– весело думаю я.

                 –Выбегаем на зарядку! – рулит губастый сержант Сомин.

                 –Ещё один клиент для моих «троечек»! – мечтаю я, нежно рассматривая губастого сержанта.

                 Но эту гниду трогать руками, а тем более кулаками нельзя! Он не считается моим дембелем, только на полгода старше моего призыва, тем более сержант. Припаяют невыполнение приказов, неуставные взаимоотношения и ту, ту, в дисциплинарный батальон! Нет уж, спасибо, не стоит! Пусть тренирует свои рабочие губы, они ему ещё пригодятся на гражданке!

                 Наша рота выбегает на территорию дивизии.

                 –Перессать!

                 Встаём у обочины дороги, оправляемся, бежим дальше. Навстречу бегут колонны солдат, вся дивизия проснулась…

                 –Слоны, сели на корточки, гуськом марш! – командует ушастый сержант Сомин.

                 Мой «гордый» призыв, не задумываясь, садится на корточки, «слоновка» въелась в них навсегда, приказ о демобилизации не выходил?! Ах да, этих слонов должны перевести в «ветераны» наши дембеля! Но пока, они этого гордого звания, «ветеран», не заслужили, мало ползали, стирали, лизали!

                 Я опять стою в полном одиночестве.

                 –А тебя, что команда не касается?! – шипит пухлый губастый сержант Сомин.

                 –Меня не касается, я «ветеран»! – гордо отвечаю я губастому сержанту.

                 – Кто тебя переводил в «ветераны»? – у пухлого сержанта дрожат рабочие губы.

                 –Кто меня будет переводить? Может крыса Куня, а может ты, а? – ласково интересуюсь я у губастой гниды.

                 Полторашники столпились вокруг меня, не знают, что делать дальше, как наказать, за, что наказать. В их памяти ещё свежа моя вчерашняя расправа над крысой Куней, да и моя любимая троечка очень болезненна, вышибает дух из пустых голов. Солдаты моей роты и моего призыва жалко стоят на корточках, слоны никогда не станут «ветеранами», хоть сто раз их переводи!

                 Вдруг из-за поворота показался мой дембель Колчин. Он бегал на кросс каждое утро.

                 –Саня, Саня, беги сюда! Здесь Новиков на нас забил! – голосит трясущимися рабочими губами сержант Сомин.

                 Колчин подбегает к нам, мы смотрим,  друг другу в глаза, он машет рукой и убегает прочь...

                 –Что, всё?! Я сам себя перевёл в ветераны! – отрезаю я.

                 Слоны  моего призыва, моей роты, идут на корточках гуськом, а я иду рядом! Я не «плюшевый», а боевой «ветеран»! Прибегаем в расположение, умываемся, наводим порядок.

                 –Рота, строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.

                 Строем идём на завтрак, слоны с моего призыва поют строевую песню, а я не пою! Мне не положено по сроку службы и по жизни, я «ветеран»! В столовой я не торопясь принимаю пищу, никуда не тороплюсь, я и раньше не спешил!

                  Выхожу из столовой, моя рота уже построилась, ждут только меня, полторашники и дембеля с ненавистью смотрят на меня, и плевать на вас! Подождёте, слоны бенгальские! Строем идём в расположение четвёртой роты, слоны моего призыва, моей роты, поют строевую песню, я иду, молчу, наслаждаюсь своим новым званием, со мной никто не спорит, боятся! И правильно делают, я в последнее время стал очень нервным, могу ударить!

                 Заходим в расположение роты, я иду в бытовую комнату. Беру утюг с марлей, на спине кителя, поперёк лопаток наглаживаю такую острую стрелку, что об неё можно порезаться! Я ветеран воздушно десантных войск Советского Союза! И не нуждаюсь ни в чьих переводах! Ос!

   

                 Почти каждую ночь, после отбоя, дембеля переводят в «ветераны» солдат с моего слоновьего  призыва. Каждый слон, пуская  слюни, ждёт, когда же дембеля обратят свой священный взор именно на него! Слон, виляет радостно хвостом, повизгивает от нетерпения. Он ещё быстрее ползёт под кроватями, ещё чище стирает старослужащим грязные  портянки и трусы! Он такой молодец, этот слон по жизни!

                  Очень старается слон моей роты, моего призыва! Сил у слонов, как известно много, а все его старания направлены на то, чтобы его, эту проститутку в штанах, перевёло в «ветераны» такое же чучело, в своё время так же ползающее и лижущее у своих старослужащих!

                 Мне смешно смотреть на этих трусливых мышей, которые целый год унижались перед кучкой таких же, как и они ослов! Ползали под кроватями, стирали дембелям форму, и ещё много чего делали, для того, что бы выжить, и спасти свои продажные и такие дешёвые шкуры…

                 Вот очередного слона старослужащие поднимают после отбоя, для перевода в ранг «ветеранов». Интересно, как они определяют очерёдность среди этих крыс? По запаху под хвостом? Выбранный счастливчик тупо улыбается, не верит в своё счастье,  идёт, ложиться на указанную кровать. Дембель бьёт солдатским ремнём по его рабочему заду. Звёзды от пряжки остаются на ягодицах и ляжках слона. Больно! Но они очень терпеливы, эти шестёрки и слоны по жизни…

                 Эти, переведённые в «ветераны», слоны уже официально не ходят гуськом на зарядке, не ползают под кроватями, но стирку старослужащим им никто не отменял! Своё призвание забывать нельзя!

                 А где мой ушастый друг Куня? Его нигде не видно и не слышно, наверно обиделся на меня, а за что? Я так хорошо с ним поговорил, не ценит человек добра! На всю жизнь в памяти, у этого тупого барана, отложилась моя любимая троечка! Это унижение, которое он испытал, когда летел, как бабочка, через кровати, с почти выбитым из его пустой головы сознанием!

                 Его, при всём личном составе, вырубал «молодой» боец, который не боялся ни его, ни его шестёрок, в количестве тридцати человек! А все вместе они отхватывали от меня одного, на протяжении целого года, день за днём, ночь за ночью, при этом меня ни разу не смогли забить! Тяжесть моей волшебной табуретки они будут помнить всю свою слоновью жизнь! Ос!

   

                 Дембеля очень тихо испарились, даже не попрощались! Правда, один писарь из дембелей, подошёл ко мне перед демобилизацией.

                 –Новиков, – сказал он. – Я наблюдаю за тобой целый год, думал, ты сломаешься, но ты всё выдержал, молодец!

                 –Не дождутся! – ответил ему я.

                 Это была ценная оценка стиля поведения, выбранного мной, при прохождении срочной службы. Мой слоновий призыв в четвёртой роте выбрал для себя стиль рабов. Хоть под кровать, хоть стирать и лизать, лишь бы не били, и на том спасибо!

                 Место распределения нарядов, вместо горбатого Куни, занял губастый сержант Сомин. С такими рабочими губами можно занять любое тёплое местечко! Он бегает к командиру роты, отрабатывает своё высокое назначение, как в своё время бегал к ротному несчастный Куня. С одного поля ягоды! Отличие в том, что на губастом Сомине, мои удары не отработаешь, эта крыса и посадить в дисциплинарный батальон может. При всякой возможности, губастый сержант ставит меня в наряд по роте, при этом его рабочие губы трясутся от счастья…

                 Вот и сейчас я загораю на тумбочке дневального. Открывается входная дверь и в расположение четвёртой роты заходят призывники, мои слоны! Я с интересом смотрю на них, как год назад на меня смотрели мои дембеля!

                 Впереди идёт здоровый бугай, просто красавец! Развязной походкой он подходит ко мне, он думает, что я тоже «молодой» солдат, так как стою на тумбочке дневального.

                 –Привет, братан! – радостно кричит он.

                 –Привет! – я тоже ему очень рад, искренне рад!

                 –Рассказывай, что интересного происходит в армии? – спрашивает новобранец.

                 –Много интересного, в двух словах и не расскажешь! – скромно отвечаю я ему, – Ты откуда такой здоровый?

                 –С Белоруссии, кандидат в мастера спорта СССР по рукопашному бою, – важничает бульбаш.

                 –Круто! – искренне удивляюсь я.

                 Толпа новобранцев ходит по расположению четвёртой роты, они с интересом всё рассматривают, расспрашивают. Пока все солдаты с ними приветливые, зачем раньше времени пугать, а то все разбегутся! Вытаскивают из туалета «Машку», пытаются её поднять, не один бицепс с ней накачался.

                 Эти призывники уезжают на курс молодого бойца. На базу батальона «Степная», что под славным городом Псковом. Через три с половиной месяца эти бойцы прибыли, для дальнейшей службы, в наш батальон. После распределения по подразделениям, в мою четвёртую роту попал бульбаш-рукопашник.

                 «Молодой» призыв отбегал рабочий день, просмотрел программу «Время». Отпрыгал обязательные команды по «отбою» и «подъёму», и лёг спать. Надеялся, что лёг. После отбоя с ними «поговорили» полторашники по «душам»…

                 Наступило новое утро, наша рота построилась для убытия на утреннюю зарядку. А где наш здоровый рукопашник из Белоруссии? Вот он, идёт сгорбленный и незаметный! Вот тебе и кандидат в мастера по рукопашному бою, сломался за одну ночь! Слон бенгальский! Потом этого рукопашника, и ещё пару стукачей, за неблагонадёжностью, переведут в «мабуту». До свидания слоны!

   

                 Возле нашего автопарка функционирует КПП, контрольно пропускной пункт. Его обслуживают солдаты нашего батальона. В наряд по КПП заступают два солдата, во главе с прапорщиком. Задача стоящих на КПП, не пропускать на территорию дивизии посторонних лиц, отражать вооружённые и групповые нападения, исключить захват техники и оружия врагами. Дневальные по КПП вооружены штык ножами.

                 Стоя в наряде по КПП, я познакомился с гражданским парнишкой. С его слов он был евреем, в армию его не взяли по здоровью, он хромал на правую ногу. Звали его Борис. Он приходил к нам в гости на КПП, иногда приносил пирожки, булки, подкармливал, всегда голодных, солдат. Мы с удовольствием  уплетали его угощения. Жил Борис недалеко от нашего КПП.

                 За время службы, из-за тёплого ко мне отношения командира роты, в Псков, по увольнительной, я выходил всего пару раз. Город совершенно не знал. Как- то раз Борис предложил мне сходить с ним в город, в кино.

                 –Гражданскую одежду я тебе принесу, переоденешься на КПП и вперёд, никто не заметит, – предлагает мне Борис.

                 Естественно, я, не думая, соглашаюсь. Вечером, когда старший по КПП прапорщик слинял пить бесплатную водку и закусывать бесплатной тушёнкой, я переоделся в гражданский костюм, принесённый Борисом, и рванул в самоход!

                 Забытое чувство свободы! Гражданка, сколько ходит девушек! Никто никуда не торопиться, все расслаблены, весёлые и гражданские. Красота! Вместо кирзовых сапог на мои ноги надеты кроссовки, я их не замечаю на ноге!

                 Мы идём с Борисом по городу, я всё оглядываюсь по сторонам, забываю, что одет в гражданский костюм. Отсидели сеанс в кинотеатре, пришли обратно. На КПП я переоделся обратно в военную форму. Сколько впечатлений! Красота!

                 Вот и сейчас я стою дневальным по КПП, приходит Борис.

                 –Саня, привет, – говорит Борис.

                 –Привет, Борис, – приветствую я его.

                 –Пошли ко мне домой, отец угощает самодельным вином, попробуем, – предлагает мне Борис.

                 –Не знаю, – отвечаю я.

                 –Не бойся, я живу рядом с КПП, прибежишь обратно за минуту, – соблазняет меня Борис.

                 –Хорошо, – сдаюсь я.

                 –Вечером зайду за тобой, – говорит Борис и уходит.

                 –Не по душе мне эта затея, – думаю я.

                 Моё шестое чувство говорит мне, что уходить пить вино нельзя. А почему нет?! Пошли вы все подальше, ждать от вас милости я не намерен, пойду! Мой дембель  у меня никто не отберёт! Хоть под Новый год, но домой я вернусь, однозначно!

                 Настал вечер, прапорщик испарился пить бесплатную водку. На КПП пришёл соблазнитель Борис. Я оставил за себя «молодого» солдата, объяснил ему действия по чрезвычайной ситуации, и ушёл с Борисом пить самодельное вино…

                 Сидим на кухне, пьём самодельное вино, вино вкусное, но на душе у меня не спокойно.

                 –Борис, мне нужно идти, не спокойно на душе, – говорю я Борису.

                 –Да успокойся, Саня, – успокаивает меня Борис. – До КПП два шага, ещё посидим, потом пойдёшь. Я сижу ещё, но становится ещё тревожнее.

                 –Всё, я пошёл, – говорю я, собираюсь и иду на КПП. Вместо моего «молодого» солдата, на КПП сидит полторашник. У меня похолодело внутри, меня поймали в самоходе! Это залёт!

                 –Тебя все ищут, – радуется полторашник. – Прапорщик бегает из угла в угол, командир роты в курсе!

                 –Попил винца, – обречённо думаю я.

                 А вот и прапорщик бежит, от возмущения красный, как рак.

                 –Ты где, бля, был?! – верещит, как потерпевший, доблестный прапорщик.

                 –За гаражом спал, – скромно отвечаю я.

                 –Пиз…шь, мы тебя везде искали! – кричит нервный прапорщик.

                 –За гаражом спал, – упрямлюсь я.

                 –Пиз…й в расположение, командир роты с тобой сам разберётся!

                 С наряда по КПП меня сняли, я иду в расположение родной четвёртой роты. Полторашники, во главе с губастым сержантом Соминым, косятся на меня. Мне пох…на них, в открытую нападать боятся, берегут свои слоновьи шкуры! И правильно делают! Умываюсь, подшиваюсь, чищу кирзовые сапоги.

                 –Рота, отбой! – кричит дневальный по роте.

                 Не торопясь иду к своей кровати, ложусь спать…

                 –Рота, подъём, учебная тревога! – кричит дневальный по роте.

                 –Рота, подъём, учебная тревога! – подхватывают сержанты. – Получаем оружие, боеприпасы, специальные средства!

                 Я выпрыгиваю из кровати, время 4 утра, рановато! Надеваю галифе, сую ноги через портянки в сапоги, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой, и бегу к шинели. Натягиваю форму на себя, сверху шинель, забегаю в оружейную комнату.

                 –Рядовой Новиков получает дополнительно ПКТ! – кричит, нарисовавшийся в расположении, командир роты.

                 ПКТ, пулемёт Калашникова танковый. Тяжёлая железка, в виде длинного и толстого ствола, со ствольной коробкой и изменённого узла газоотвода, на танковом варианте отсутствуют: механические прицельные приспособления, приклад, пистолетная рукоятка и сошки. Для открытия огня предусмотрен блок электроспуска, калибр 7,62. Вес 10,5 кг. Когда этот пулемёт несёшь на своих могучих плечах, его вес увеличивается раз в сто!

                 В оружейной комнате столпотворение. Получаю автомат, ПКТ,  магазины для автомата, подсумок, сапёрную лопатку, специальные средства. Вытаскиваю из оружейной комнаты ящики с боеприпасами, бегу строиться в расположение…

                 Перед строем выхаживает, лиловый от бешенства, командир роты. Шевелит усами, говорит громоподобным басом:

                 –Сегодня рядовой Новиков был пойман в самоходе, – говорит командир роты. – За его «геройство» будет отвечать вся рота, сейчас вы забежите на двадцать километров, где затаился враг и его нужно уничтожить! Пленных не брать!

                 –Пиз…ц тебе, Новиков! – шипит за спиной губастый сержант Сомин.

                 –Прибежим, отх…им! – обещают мне полторашники.

                 –Посмотрим! – бодро отвечаю я им, во мне опять проснулся боевой азарт, давно я не учил уму разуму полторашников, пора опять брать в руки мою тяжёлую табуретку! Какая короткая у них память! Хорошо, надо, так надо! Уговорили!

                 –Строиться на плацу в колонну по четыре, бегом марш на выход из дивизии! – приказывает нам командир роты.

                 Мы выходим на плац, на улице ещё темно, холодно. Строимся в колонну по четыре, побежали. Через пару метров становится теплее. Пробежали КПП соседнего полка, солдаты из наряда, с интересом разглядывают нас, им интересно, куда это мы бежим, началась война? Скоро наша дивизия осталась позади…

                 –Рота, газы! – кричит командир роты.

                 Я надеваю противогаз, бежать стало ещё интереснее. На мне бронежилет, на спине РД с кирпичами, для веса, за спиной автомат, на правом плече подпрыгивает ПКТ, натирает моё мощное плечо, на ремне подсумок с магазинами от автомата, сапёрная лопатка, другой рукой держу ящик с патронами. Вот это ВДВ! Это вам не пыль с грязью по расположению размазывать!

                 РД- рюкзак десантника.

                 Личный состав роты  сильно растягивается по дороге. Сразу выявляются слабые солдаты, которые не могут бежать. Их гонят сержанты, пиная кирзовыми сапогами под зад, добавляют им скорости, те воют от страха и боли. Выполнение боевой задачи под угрозой!

                 –Рота, перейти на поле, влево! – командует командир роты. Мы перемещаемся влево, на поле.

                 –По-пластунски, вперёд!

                 Я падаю на землю, стелю под колени полы шинели и ползу. Можно немного отдышаться! Поднимаю низ маски противогаза, выливаю пот, тяну ящик с патронами, ПКТ, личный состав роты ползёт по полю, отстающие догоняют передних.

                 –Встать, бегом!

                  Бежим, личный состав опять растянулся, аутсайдеры  бегут всё тише и тише. Бля! Наберут доходяг в ВДВ! Беру у ближайшего аутсайдера  автомат, закидываю себе за спину, к своему автомату, бегу дальше. Пот в противогазе заливает глаза, поднимаю низ маски, выливаю пот…

                 –Вспышка справа! Бросаюсь на землю влево, ползу. – Отставить! Опять бегу.

                 –Вспышка слева! Бросаюсь на землю вправо, ползу. – Отставить! Опять бегу.

                 –Вспышка сзади! Бросаюсь на землю вперёд, ползу. – Отставить! Опять бегу.

                 Ползём, бежим, ползём, бежим. Вспышка слева, вспышка справа, вспышка слева, вспышка справа. Бросаемся на землю, ползём. Встаём, бежим. Поворачиваем обратно и всё заново. А, что вы хотели?! В сказку попали?! Слоны бенгальские!

                 Подбегаем к казарме батальона.

                 –Сдать оружие, боеприпасы, специальные средства!

                 Забегаем в расположение четвёртой роты. Сзади кого-то несут на руках. Половина личного состава при смерти, а кто меня будет сегодня бить?! Слоны!

                 Захожу в оружейную комнату, сдаю оружие, боеприпасы, специальные средства. Снимаю шинель, ПШ, иду мыться в умывальник.

                 На кран умывальника надет шланг около метра длиной, импровизированный душ. Из крана течёт ледяная вода, средство от всех болезней, отличное закаливание! Обливаюсь ледяной водой, растираюсь полотенцем, красота! Хорошо потусовались!

                 Полторашники не спешат выполнять своего обещания по моему мордобою, слоны, бля, бенгальские! Только своими длинными и шершавыми языками болтают! Умываюсь, не спеша снимаю форму,  ложусь в кровать, хорошо! Отбой!

                 На следующий день, после обеда захожу в расположение роты. Сидит Антошка, солдат моего призыва, из Узбекистана, бледный и съёжившийся от боли.

                 –Антошка, что с тобой? – спрашиваю я.

                 –Командир роты, сапогом под яйца, пнул, – шепчет, кривясь от боли Антошка.

                 –Как это, пнул под яйца?! – я не верю своим ушам.

                 Я, в бешенстве, хожу около Антошки. В последнее время я сдружился с Антошкой, везде вместе, едим с одного котелка, всем делимся между собой, а ротный руки, то есть ноги распускает. Сука! С неуставными взаимоотношениями не справляется, ещё и сам солдат гнобит!

                 –Антошка, пойдём в военную прокуратуру, – предлагаю я Антошке. – Заявление на ротного напишешь!

                 –Да, вроде, в падлу писать заявления – мямлит Антошка.

                 –А целому капитану, солдата пинать под яйца не в падлу?! Мы с тобой с полторашниками бьёмся, а ротный исподтишка бьёт! – настаиваю я.
                 
                 –Нет, не пойду, – решает Антошка.

                 –Зря, – отрезаю я.

                 Тут, как по волшебству, появляется командир роты. Чувствует, что  пиз…ец ему может придти, подлизывается к Антошке.

                 –Как здоровье? – спрашивает ротный у Антошки.

                 Повезло, тебе сегодня, друг моих врагов!

   

                 Я опять заступаю в наряд по роте. Губастый пончик, сержант Сомин подсуетился, через ротного. Но сейчас наряд по роте уже другой, под рукой всегда есть «молодой» призыв, всегда помогут.

                  – Не заебать того народа, кому до дембеля полгода! – гласит солдатская поговорка.

                 Решаю, что перед нарядом по роте, нужно побаловать себя, любимого, сладким. Иду в соседний полк, в «булдырь». На подходе к «булдырю» замечаю толпу солдат кавказцев, числом около семи. Прохожу мимо них.

                 –Эээ! Дай дэнэг! – говорит один из них.

                 –Нет! – отрезаю я, пытаясь пройти мимо них.

                 –Эээ! Стой! – настаивает другой.

                 –Что надо? – спрашиваю я остановившись.

                 –Пошлы, выйдэм! – предлагает первый.

                 –Пошли, – соглашаюсь я.

                 При входе в «булдырь», закоуток  метра три на три. Захожу в него первым, смотрю, сколько за мной зайдёт кавказцев. Один, два — остальные встали у входа…

                 –Эээ, чо-о такой борзый? – спрашивает первый подходя ко мне.

                 –На! Прямой удар правой рукой, уклон–кавказца унесло.

                 –Бей всегда первым! – учил меня отец.

                 Второй кавказец вцепился в мои ноги, пытается уронить. Я сопротивляюсь, пытаюсь уйти из захвата. Ба! Первый очнулся, появился на расстоянии  удара рукой. Удары левой рукой, правой — его опять унесло. Первый, как клещ, вцепился в мои ноги, кое-как оцепляюсь от него. Прямой удар правой рукой, левой, первого унесло, но на горизонте появился второй. Ухожу от него со встречным ударом правой рукой. Бум! Второй исчез. Но появился первый и опять, как клещ, вцепился в ноги. Пытаюсь от него отцепиться, теряю драгоценные силы…

                 Боковым зрением вижу, что солдаты славяне идут мимо, замечают драку и торопятся быстрее уйти. Вот козлы слабосильные!

                 Опять появляется второй, у меня силы на исходе. Первый не оцепляется от моих ног. Вижу, как второй размахивается для удара, у меня нет сил на уклон, просто пытаюсь устоять на ногах.

                  Бум! Темнеет в глазах, из разбитого носа полилась кровь. Второй опять замахивается для удара. Сил у меня нет.

                  Бум! Пропускаю второй удар в челюсть. Голова гудит как колокол.

                 –Хватит стоять! – приказываю я себе. – Работай!

                 Прямой удар левой рукой, правой — уклон. Второй улетел. Ухожу от захвата ног первого, наношу удар правой рукой, уклон. Первый исчез. Смотрю, что эти двое устали и не горят желанием продолжать со мной драку.

                 –Пошлы, выйдэм! – говорит первый.

                 –Пошли, – соглашаюсь я.

                 Толпа кавказцев расступается, пропуская меня. Мы втроём выходим на улицу.

                 –Дэнэг давай, ээ! – говорит первый.

                 –Ээ! Какие тебе дэньги, – смеюсь я ему в лицо. – Вы меня вдвоём не смогли замочить!

                 –Эщо, встрэтымса! – обещает мне второй.

                 –Конечно, встретимся! – отвечаю я.

                 Я иду в подразделение своей четвёртой роты. Верхняя губа рассечена до носа, на кителе нет пуговиц, весь в крови, в своей и чужой. Но настроение отличное! Такой бой закатил, любо дорого посмотреть!

                 Похоже, в соседнем полчке эти кавказцы заправляют круто, и деньги около булдыря трясут не в первый раз. В очередной раз солдаты славяне обосрались, где вы, былинные богатыри?! Вместо того, что бы ходить в спортивный зал, вы ходите за пивом, а потом плачете, что вас везде бьют. Слоны бенгальские!

                 В таком красивом виде захожу в расположение своей четвёртой роты, «молодой» солдат увидел меня.

                 –Саня, кто это тебя так?! – спрашивает «молодой» боец.

                 –Да, с кавказцами бился, – небрежно отвечаю я.

                 –Где? – удивлённо спрашивает он.

                 –В соседнем полчке, у «булдыря», – отвечаю я.

                 –Пошли, найдём их! – предлагает мне «молодой» солдат.

                 –Точно? – уточняю я.

                 –Конечно! – «молодой» боец настроен по-боевому.
                 
                 В течение нескольких минут мы собираем человек 20 и идём к «булдырю». Там, естественно, никого нет.

                 Я удивлён, за меня пошли биться мои «молодые» солдаты, назвать их «слоны» язык не поворачивается. А всё почему? Да потому, что я сам ничего не делал своим дембелям и став старослужащим, никого и ничего для себя делать не заставлял!

                 Чем злее старослужащий относится к своим «молодым» солдатам, тем больше он терпел от своих «дедов».

   

                 Отработали целый день. Сбегали на кросс, позанимались техникой в своём автопарке. Съездили на стрельбы, патронов много, стреляем и одиночными, и очередями. Обратно, как обычно, бегом! До стрельбища около пяти километров, какая ерунда для десантника! Бег в противогазах особенно хорош! После него начинаешь ценить свежий воздух! Прибежали в расположение своей роты, сдали вооружение, я сходил, помылся ледяной водой из крана в умывальнике, хорошо! Поужинали, настал вечер.

                 Поднимаю штангу на спортивном уголке в расположении своей роты. Делаю жим лёжа, приседания, упражнения на бицепс, трицепс. Короче, готовлюсь к своей демобилизации. Десантник должен быть здоровым мужиком, а не дрищём! Вдруг ко мне подходит «молодой» солдат.

                 –Саня, разреши нам этого москвича отдубасить? Надоел он нам, – спрашивает он. Москвич, это солдат из моего слоновьего призыва, нашей четвёртой роты, родом из славного города Москва. Всю свою «слоновку» не вылезал из-под кроватей, короче, слоняра конкретная!

                 –Конечно, берите! – милостиво разрешаю я ему.

                 «Молодые» солдаты берут за руки и за ноги, упирающегося москвича, и волокут его в туалет. Через минут двадцать, москвич, ползком, возвращается в расположение и падает на свою кровать.

                 –Вот так  «слоновка» возвращается обратно, – думаю я. – И поделом! Что заслужил, то и получи!

                 «Молодые» солдаты ходят с гордой походкой, дембеля наказали, не каждый день такой подарок получаешь! Чудеса случаются и в армии! Ко мне опять подходит «молодой» боец.

                 –Саня, пробей мне пресс! – просит он.

                 –Что?! – переспрашиваю я его.

                 –Пробей пресс! – настаивает «молодой».
                 
                 –Давай, всегда, пожалуйста! – соглашаюсь я.

                 Левой, правой рукой, левой, правой. Бью я по прессу «молодого» солдата. Его пресс сделан из железа, кулаки отбил, а он стоит, улыбается.

                 –Свободен! – говорю я ему, потирая отбитые кулаки.

                 Непобедимый «молодой» солдат гордо удаляется…

   

                 –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

                 –Рота, подъём! – кричат сержанты. Личный состав нашей четвёртой роты строится на взлётке. Перед строем ходит командир роты.

                 –Странно, на подъёмы он редко приходит, опять, что-то задумал! – думаю я.

                 После моего залёта в «самоходе», я ещё сильнее впал в немилость к командиру роты. Как изволите, господин гвардии капитан! То устроит общий забег на 20 километров, то  общее ползание около боксов, в автопарке, то прибежит ночью и устроит подъём по «тревоге». Выдумщик он, командир нашей четвёртой роты!

                 –После ужина рядовой Новиков, с прапорщиком Ершовым, убывает на базу «Степная», где под его чутким руководством, занимается физической подготовкой! – говорит он.

                 –Есть, товарищ капитан! – бодро отвечаю я ему.

                 Наша рота бежит на зарядку. Бегу в своё удовольствие, не напрягаясь, без хождений на корточках, ползаний, перебежек, ускорений. Подтягиваюсь на турниках, отжимаюсь на брусьях. Как положено десантнику, а не дрищу! Слоны моего призыва моей роты ничего не делают, наслаждаются свободой, сколько можно стирать и ползать?! Придут на гражданку доходягами…Каждому своё!

                 Заправляю свою кровать, иду умываться, порядок в расположении наводит «молодой» призыв. Не жизнь, а сказка!

                 После общего развода, наша четвёртая рота отправляется в автопарк. Наводим порядок в боксах, чистим закреплённую технику. Идём на обед. После обеда опять в автопарк, стараемся не попадать начальству на глаза, убиваем время до ужина. Идём на ужин, ужинаем.

                 После ужина за мной приезжает такси, в виде ГАЗ–66. Хорошо, что до базы «Степной» не заставил бежать, и то хорошо! Вместе с толстозадым прапорщиком, убываю в лес…

                 Приехали на базу, прапорщик набивает РД кирпичами и отдаёт его мне. Надеваю РД, надеваю противогаз и начинаю свой неторопливый забег, по периметру базы. А куда мне торопиться, до дома ещё полгода!

                  Бегу лёгким бегом, круг за кругом, РД становится всё тяжелее и тяжелее, натирает мои мощные плечи. В маске противогаза, около глаз, плещется пот. Оттягиваю низ маски, выливаю пот. Периодически, прапорщик останавливает мой неудержимый бег и читает мне лекцию о вреде самоходов, что нужно служить по уставу. Я с ним полностью согласен!

                 Во время этих лекций я перевожу дух, отдыхаю. После лекции опять бег, он очень полезный, особенно для тех, кто живёт не по уставу. На улице уже темно, а я всё бегу…

                 –Стой! – командует прапорщик. – За мной!

                 Мы подходим к яме, выкопанной, похоже, для залётчиков, как я. Яма метр на метр шириной, в глубину три метра, самому из неё не вылезти. В яму вставлена лестница.

                 –Залазь в зиндан! – командует мне бравый прапорщик.
                 
                 Я, весь мокрый от пота, спускаюсь по лестнице в яму.

                 –Держи! – прапор бросает мне одеяло. – Спокойной ночи, солдат! – веселится прапорщик. Убирает лестницу.

                 В зиндане я ещё не сидел. Новый опыт. Укутываюсь в тонкое солдатское одеяло, сажусь на корточки. Хоть бегать не надо, и то хорошо! Мокрая насквозь форма не греет, одеяло тонкое, сижу и дрожу от холода. Напрягаю руки и ноги, плечи, грудь, приседаю, вроде стал согреваться. Пока тепло, нужно уснуть, засыпаю…

                 Проснулся от страшного холода! Где это я? А в зиндане! Какой собачий холод! Пробирает до костей! Тонкое одеяло не греет, сырая насквозь форма встала на мне колом. Поднимаюсь, делаю приседания, растираю руки, ноги, грудь. Немного согреваюсь. Пока тепло нужно поспать! Засыпаю…

                 Холодно! Опять проснулся, ещё ночь, звёзды надо мной издеваются, им хорошо, им тепло! Встаю, приседаю, растираю руками ноги, руки, тело. Согреваюсь, нужно спать! Засыпаю…

                 –Живой, солдат? – будит меня весёлый прапорщик.

                 –А где я, в раю? – интересуюсь я у него.

                 –Рай ты ещё не заслужил! – говорит прапор. – Вылезай!

                 Он спускает в яму лестницу, я вылезаю из, уже ставшей мне родной, ямы. Морозное утро, свежий воздух, век отсюда бы не уезжал, но служба! Кто кроме меня будет спасать мир?! Вот именно, не кому! Удалось поспать в яме, чувствую себя отлично! Сырая форма высохла на мне за ночь, хочется есть…

                 –Как ночка? – спрашивает хитрый прапорщик.

                 –Отлично! Как дома, тепло и уютно! – отвечаю я ему.

                 –Ну, ну, – бурчит помрачневший прапор.

                 Вместе с прапорщиком я еду обратно в батальон, в свою родную четвёртую роту. Воспитание нерадивого солдата прошло успешно!

   

                 Крутой нрав Дениса, проверенный и закалённый в дисциплинарном батальоне, даёт о себе знать. Для Дениса нет авторитетов, как в нашей роте, так и во всём батальоне. От него начинают отхватывать по головам и организмам все, находящиеся вокруг солдаты.

                 После нашей, с ним, стычке в умывальнике, Денис держит со мной нейтралитет, что даёт мне огромные преимущества во всех разборках. Полторашники видят во мне, становящегося всё сильнее и сильнее, врага, который им не по зубам. Даже, не смотря на то, что я встаю против них один.

                 Захожу после обеда в умывальник. Ба! Что я вижу! Умывальник трёт тряпкой полторашник, с изрытым оспой лицом, а он сейчас находится в ранге «деда»! Он старательно возит тряпкой по полу, прикрывая свободной рукой, свежий синяк под глазом.

                 Вот так Денис! Браво!

                 –Ну, что слоняра, нашёл своё призвание?! – издеваюсь я над ним.

                 –Пошёл на х…й!– огрызается моющий пол в умывальнике «дед», не выпуская из рук грязную тряпку.

                 –Вот где твоё место, ублюдок! – радуюсь я.

                 Выхожу из туалета с весёлым настроением. Естественно, полторашники не выдержали натиск Дениса, и побежали жаловаться на него командиру роты. Ротный, как известно, питает тёплые чувства к губастому сержанту Сомину.  Как, в своё время, питал эти чувства к ушастому сержанту Куне. Его тянет к этим моральным уродам, вопрос: почему?

                 Ротный решил заступиться за обиженных «дедов», вызвал Дениса в свой кабинет:

                 –Денис, обратно в дисбат захотел? – спрашивает его командир роты.

                 –А мне пох…! Я там был, выживу! – смело отвечает Денис.

                 Командир роты только качает своей усатой головой, пинать, своими яловыми сапогами, Дениса по яйцам не решается, а почему? Страшно? А молодых солдат пинать по яйцам не страшно? Шакал!

   

                 После ужина, личный состав нашей четвёртой роты, постигла ужасная весть, что какая-то крыса посмела украсть, из тумбочки Дениса, его дембельский аксельбант. Денис ходит мрачнее тучи и обещает наказать крысу, а вместе с ней и весь мир. Все призыва нашей четвёртой роты затихли в ожидании конца света…

                 Все тумбочки нещадно распахиваются, из них вытряхается всё содержимое. Но пропавший аксельбант не найден, Дениса распирает бешенство и жажда крови.

                 –Рота, отбой! – кричит дневальный по роте.

                 –Рота, отбой! – дублируют сержанты.

                 Бум, бум, бум, бум,- слышатся удары кулаков, по туловищам солдат. Денис идёт от входа в казарму, и бьёт всех лежащих на кроватях, солдат, невзирая на призыв.

                 Бум, бум, бум, бум!

                 – А! А! – кричит очередная жертва Дениса, от страха и ужаса.

                 Настал час расплаты! Денис начал расправу с ближних, к входу, кроватей и бьёт всех солдат, добиваясь признательных показаний.
                 
                 Я лежу в кровати, около стены, на противоположной стороне от выхода из казармы. Звуки ударов и крики несчастных всё ближе и ближе. Я внутренне собрался к бою, жду…

                 Бум, бум, бум, бум, – всё ближе звуки ударов. Вот и Денис, собственной персоной! Встал напротив моей кровати.

                 Смотрим, друг другу в глаза, минута, две…Денис отвернулся и пошёл дальше. Ну, что, слоны бенгальские, съели? Так кто здесь «дедушка», я или вы?!

                 Бум, бум, бум, бум, – продолжаются, удаляясь, звуки ударов.

                 Обойдя всё расположение роты, и дав просраться от страха, личному составу четвёртой роты, Денис успокоился. На этом этот тяжёлый, но, как обычно, победный для меня день закончился. Спокойной ночи!
   
                 – Рота, подьём! – кричит дневальный по роте.

                 – Рота, подьём! –  подхватывает ливерный сержант Сомин.

                 – Когда эта губастая гнида уедет на дембель?! – думаю я. – Могу не сдержаться и сломать его двойной подбородок! – нервничаю я, вставая из своей тёплой кровати.

                 – На зарядку выходи! – кричит губастый сержант

                 Наша рота бежит по территории дивизии.

                 – Перессать!

                 Остановились на обочине, оправились. Хорошо! Бежим дальше.

                 После утренней зарядки иду умываться, бриться. Под шлангом обливаюсь ледяной водой. Брр!!! Красота! Растираюсь полотенцем, умываюсь, чищу зубы, бреюсь. «Молодые» солдаты наводят порядок в подразделении. Потом завтрак. После завтрака общее построение батальона…

                 – Сегодня батальон, в полном составе, убывает на базу «Степная».  Будем отрабатывать «вводные» по «тактической» и «специальной» подготовке. – Говорит комбат Зотов. – Едем на пару дней. Разойдись!

                 Каждая рота батальона самостоятельно убывает на базу. Батальон занимает весь второй этаж «Степной», здесь у нас проходил «курс молодого бойца». С моей четвёртой роты в «Степную» едет и  крутой Денис.

                 Полторашники в ранге «дедов», мой призыв в ранге «дембелей» и дальше, по убыванию. Сутками отрабатываем разные «вводные», иногда выдаются свободные часы…

                 После ужина сидим в казарме. Полторашник со второй роты рассказывает о своей поездке в отпуск домой:

                 – Приехал домой, встретили родители, друзья. Отпраздновали мой приезд. Хорошо! Сижу, отдыхаю. Вдруг ко мне подходит мой младший брат. – Повествует полторашник.

                 – Братан, ты ведь десантник! Покажи мне приём! – спрашивает меня брат.

                 – А я ведь ничего не знаю, ничем не занимался, но выкручиваться из неприятной ситуации нужно!

                 – Не могу! – говорю я брату важно, расписку о неразглашении приёмов давал!

                 Слушающие солдаты смеются над «весёлым» рассказом старослужащего ботаника. Отслужил два года и ничему не научился! Слон бенгальский! Ещё и хвалится! Плакать нужно, а не смеяться! О чём я и сказал этому плюшевому «деду». Кто, если не я?!

                 – Пошли, выйдем! – обиделся на меня полторашник второй роты. Какой он нервный! Что я обидного сказал?

                 – Пошли, – соглашаюсь я. Бить полторашников четвёртой или второй роты, какая разница?!

                 Заходим в туалет. Старослужащий ботаник встаёт в стойку каратиста! Вот это новость! Да он «каратист», предупреждать нужно! Твою дивизию! В туалете собрался весь батальон. Всем интересно посмотреть боксёрское шоу. Денис тоже присутствует, от моей четвёртой роты. Типа секунданта!

                 –Я! – кричит злой полторашник, и наносит мне удар по шее, ребром правой ладони! Какой кошмар!  Мы так не договаривались! Какие нынче злые ботаны пошли?! Просто ужас!

                 Удар хороший, но не отработан! Просто щелчок по моей мощной шее…

                 – На! Уклон, удар правой рукой, левой, правой, уклон! Отвечаю я «каратисту» своей любимой «троечкой». «Каратист» летит на пол и затихает. Нокаут! Кто бы сомневался! Нужно не самогон по углам хлестать, а боксом заниматься! Господа десантники!

                 Толпа солдат удивлённо гудит, я отхожу от поверженного «каратиста», сам очнётся, не маленький! А не очнётся, погиб за ВДВ!!! Гордиться нужно! Ос!

                 – Ты почему его не добиваешь? – спрашивает меня кровожадный Денис.

                 – Он уже готов! – отвечаю я Денису.

                 – Зря! Я в дисциплинарном батальоне  так пару раз нарвался! Нужно всегда добивать! – Учит меня крутой Денис.
«Каратист» только очнулся, кого там добивать?! Его нашатырём приводят в чувство. Бокс, это вам не шутки, слоны бенгальские! Сколько вам нужно повторять?!

                 Мы выходим с Денисом из туалета. Садимся в расположении, разговариваем. Он вспоминает дисциплинарный батальон, свои битвы там, за лучшее место под солнцем…Слабые всегда ломаются, а сильные становятся ещё круче! Ос!
   

                 Пришло время демобилизации полторашников. Среди первых ушёл губастый пончик Сомин. Опять воспользовался блатом от командира роты, жаль мне не посчастливилось дать кулаком, или с ноги, по его рабочим губам! Они ему ещё пригодятся, для использования по прямому назначению!

                 Полторашники ходят по расположению четвёртой роты, в гражданской форме, счастливые и весёлые. Мне становится грустно, до моего дембеля ещё целых полгода.

                 На всю жизнь, эти слабые духом полторашники, запомнили боксёра Новикова, от которого, по ночам, получали табуреткой по своим тупым головам. Это будет страшной тайной весеннего призыва, нашей четвёртой роты, тех, которые, сейчас ходят весёлые и счастливые.

                 Как они служили, кем были по жизни, так они и уехали по домам:

                 Один, пропил в Пскове все деньги, бегал, занимал на дорогу у нас, но в итоге, уехал домой в товарном вагоне, бесплатно.

                 Другого, с лицом изрытым оспой, который в ранге «деда» мыл тряпкой пол в умывальнике, встретил дома военный патруль. Естественно, этот слон испугался, солдаты патруля из «мабуты», порвали на его форме дембельский аксельбант, парадную форму, разорвали красивые сапоги, и в таком виде отправили домой. Молодцы, со слонами так и нужно поступать!

                 Третий, пропил все деньги, ночевал в нашей казарме несколько дней, насобирал мелочи на дорогу, а уехал домой на попутных машинах.

                 Денис уходил домой, вместе с полторашниками. Он свою дембельскую форму не прятал, да и кто у него её заберёт?! Он переоделся в парадную форму, прямо в расположении четвёртой роты. Форма сделана по высшему разряду, обшита белой стропой, шикарный аксельбант ВДВ, маргеловский берет, самодельные краб и уголок! На ногах укороченные сапоги, отглаженные утюгом, на шнурках пули от автомата Калашникова. И белые перчатки на руках!

                  Прямо из нашей казармы, ни от кого не прячась, он и ушёл домой, к своему морю. Через четыре года службы. Красавец!
   
                 Полторашники демобилизовались, наш осенний призыв стал самым старшим. Наступили «золотые» месяцы службы! За эти полгода нужно сделать дембель, накачать на своём, и так могучем теле, железные мышцы! Да и просто, ощутить себя в ранге «деда»!

                 Командир роты не даёт «дедам» расслабляться. Гоняет на кроссы, утренние зарядки, проводит «ночные» подъёмы, марш-броски и правильно делает! Десантник обязан быть подтянутым и сильным!

                 Настал вечер, все солдатские дела переделаны. Родина спасена в очередной, уже миллионный, раз! Орды неприятеля откинуты далеко за границы СССР и зализывают свои раны! Но десантники не расслабляются! Никто, кроме нас!

                 Я снимаю гимнастёрку с тельняшкой, иду на спортивный уголок в расположении своей четвёртой роты. Революционные галифе и голый торс, очень сочетаются между собой!

                 Отрабатываю удары на боксёрском мешке, шлифую свою любимую «троечку». Она мне ещё пригодится, не раз, на гражданке! Все удары исполняются на выдохе, резко! Передвигаюсь в челноке, вправо-влево, вперёд-назад. Работаю над ударной техникой сорок минут, потом перехожу на штангу.

                 Делаю становую тягу, разные жимы, тяги. Меняю количество железных «блинов» на штанге, стараюсь для себя! Не забываю упражнения на пресс.

                 Тело приятно гудит! Беру полотенце, иду мыться в умывальник. Из шланга, натянутого на кран, обливаюсь ледяной водой. Брр!!! Красота! Умываюсь, чищу зубы. Растираюсь полотенцем, захожу в расположение роты.

                 Сажусь на диван на «мягком уголке», хорошо! Можно и телевизор посмотреть! «Дедушка» десантных войск устал, ему отдых нужен! А вдруг война, а я уставший?!

                 – Рота, строиться! – кричит дневальный по роте.

                 – Рота, строиться! – дублируют сержанты.

                 Вот тебе и «отдохнул», но служба! Кто, кроме меня?!

                 Перед нашим строем опять вышагивает прапорщик, старшина нашей четвёртой роты. Он стал ещё страшнее за полтора года моей службы. Халявная водка и бесплатное сало оставили на теле и лице «куска» огромные следы разрушений.

                 «Белочка», по ходу, его уже не покидает ни на секунду! Он постоянно, шёпотом, с ней разговаривает.

                 – Сегодня, наша рота убывает в наряд по столовой, в столовой должен быть идеальный порядок! Через полчаса убываем в столовую! – вещает трудолюбивый прапор.

                 – Где я это уже слышал? – вспоминаю я.

                 Опять будет битва за чистоту. Ныряние в ванны, с головой.  Обильное поливание уже чистых полов водой со стиральным порошком. Но все эти «прелести» наряда по столовой пройдут мимо меня! Я сейчас нахожусь в ранге «деда»!

                 Я подзываю своего «молодого» солдата. Отдаю ему свой дембельский альбом и настоятельно «прошу», за время наряда по столовой дорисовать и докрасить кальки в нём. «Молодой» солдат очень добр ко мне и обещает всё сделать в лучшем виде. Никто не говорил «молодым» солдатам, что будет легко!

                 В наряд по столовой, с моей роты, идут:  полторашники  (призыв, младше моего призыва на полгода), мои «молодые» солдаты (полгода службы).

                 Полторашники, работают на мойке посуды и в зале. Мои «слоны» на остальных рабочих местах. Строем заходим в столовую.   «Молодые» и полторашники принимают чистоту у старого наряда по столовой. Все очень быстро ужинаем. Я назначаю ответственного «молодого» солдата по чистке двух ванн картошки.

                 После ужина  отправляюсь обратно в своё подразделение, я очень устал, нужно отдохнуть! «Деды», они такие ранимые существа! Художника может обидеть каждый!

                 Перед «отбоем» иду в столовую, интересно смотреть, как другие работают! В столовой царит хаос. Нервный прапорщик орёт на «молодых» солдат, сыплет стиральный порошок, льёт воду, кошмар!

                 Заглядываю в моечный цех, где должны работать полторашники, а вижу моих «молодых» бойцов?! В зале, вместо полторашников, работают опять мои «молодые» солдаты. Это наглость! Полторашники «припахали» моих «молодых» солдат!

                 Из зала и из моечного цеха подзываю к себе своих «молодых» бойцов.

                 – Что вы делаете в чужих цехах, господа? – спрашиваю я их.

                 – Нас полторашники «припахали»! – жалуются «молодые» солдаты.

                 – Кто ваш дембель?

                 – Ты, Саня!

                 – Значит «припахать» вас могу только я! – Объясняю я «молодым». – Сейчас вы уходите из чужих цехов и никому больше не «помогаете», кроме меня. Ясно? Если «наедут» полторашники, говорите мне!

                 – Понятно! – с радостью отвечает «молодёжь» и покидает полторашников. На других работать не нужно! Хорошо!

                 – Саня оставь нам своих «слонов», пусть они нам помогут! – просят меня полторашники.

                 – Нет, сами работайте! – отвечаю я им. – Это мои «слоны»!

                 Значит, у моих «молодых» солдат будет больше времени на раскрашивание моего дембельского альбома! Но ведь это лучше, чем за других солдат драить грязный пол и перемывать посуду?

                 Я ухожу из этого дурдома, свои нервы нужно беречь!

                 Ложусь спать, картошка будет начищена, порядок будет наведён! Спокойной ночи!

                 –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.

                 Я встаю, иду умываться, чистить зубы. Так как вся наша рота в наряде по столовой, то на утреннюю зарядку бежать некому!

                 Ротный с утра тоже отсыпается! Заправляю свою кровать и иду в столовую. Спокойно завтракаю.

                 После завтрака в столовой полный пиз…ц! Бедный прапор опять визжит как потерпевший, наверно с похмелья мучается!  

                 Бегает с тазиками, заливает пол водой, посыпает стиральным порошком. Тяжёлая у «куска» служба!

                 Моих «молодых» солдат на чужих объектах не видно, правильно меня поняли, молодцы!

                 Выхожу из столовой, настроение отличное! Скоро домой! Иду в расположение своей четвёртой роты, занимаю мягкий диван!

                 Как трудно быть «дедом»! Столько забот, проблем, всем нужно помочь, всех защитить! Просто ужас! А «деды» такие чуткие, ранимые!

                 Подходит вечер, возвращается моя рота из наряда по столовой. Все сырые, грязные, уставшие! А кому сейчас легко?!

                 «Молодой» боец отдаёт мне мой дембельский альбом. Все кальки нарисованы, раскрашены! Просто молодцы! Я искренне благодарю «молодого» солдата.

                 Ко мне несётся красный, как рак, прапорщик.

                 – Ты зачем отдал «молодым» солдатам свой альбом?! – визжит «кусок».

                 – Кальки раскрасить, – скромно признаюсь я.

                 – Они ничего в наряде по столовой не делали, твоим альбомом только занимались! – кричит нервный прапор.

                 – Правильно делали! Ты далеко, а я рядом с ними! – отрезаю я.

                 Прапорщик, в отчаянии, машет рукой и убегает пить халявную водку, и жевать бесплатное сало. Как всегда! Ос!

                   Вот и мне пришла пора делать себе дембель.

                 Делать дембель, это значит: готовить дембельский альбом, дембельские сапоги, аксельбант ВДВ, парадный ремень, с обточенной звездой на пряжке, маргеловский берет, уголок, краб, обшивать белой стропой парадную форму и ещё многое другое.

                 Обычно, дембель помогают делать «молодые» солдаты. Но так как наш призыв был слоновьим, то и свой дембель солдаты моего слоновьего призыва делают сами, потому — что «молодые» отказались им, что-либо делать. Естественно, не без моей помощи, эти плюшевые «деды» должны сами себе делать свой слоновий дембель!

                 Только мне и Антошке, «молодые» солдаты помогают с изготовлением дембеля. Сделать дембель одно, а сохранить его до своей демобилизации, совсем другое. Сохранить было гораздо сложнее, чем сделать. Каждый офицер пытался отобрать его у солдата, под предлогом: не положено! Потом, отобранные у солдат вещи, офицеры вывешивали на стене в своих квартирах, показывали гостям и очень этим гордились!

                 Приходилось всё прятать. Наша четвёртая рота находилась на первом этаже. И мы, закапывали свой дембель в подвале, в землю. Чем глубже закопаешь, тем ближе возьмёшь!

                 Командир роты посылал в подвал «молодых» солдат и те усердно вели в подвале раскопки сапёрными лопатками, на предмет поиска спрятанного дембеля. Постоянно, что-то находили, и тогда кому-то нужно было делать всё заново.

                 Так потихоньку, полегоньку, и у меня появился весь дембельский набор, который я закапывал в подвале нашей четвёртой роты.
Вечером, после отбоя, сижу в расположении четвёртой роты, листаю свой дембельский альбом, он получился очень красивым, и я горжусь, что смог его сделать. Вклеиваю в альбом оставшиеся фотографии, листаю страницы…

                 Вдруг в расположение вваливается пьяный капитан, ответственный по батальону. Увидел меня с альбомом, обрадовался и бегом ко мне!
                 Выхватил из моих рук альбом и убежал в дежурку. Я иду за ним, встаю около дежурки, смотрю, что он будет делать дальше…

                 Пьяный офицер листает страницы альбома, рассматривает фотографии, кальки.

                 –Да, красиво! – говорит он.

                 Хрясь! Вырвал лист кальки! Сука!

                 –Бл…дь, дай сюда! – ору я на него, выхватываю свой альбом из его потных рук. – Ты что делаешь?!

                 –Так это, э, ведь не положено! – заикается, от неожиданности, гвардии капитан.

                 –Кому не положено?! А?! – ласково интересуюсь я у протрезвевшего капитана.

                 Крепче сжимаю в руках свой, спасённый от пьяного офицера, альбом и гордо выхожу из дежурки. Иду к подвалу, ещё глубже закапываю его в землю. Завтра этот капитан пожалуется моему командиру роты, а тот, естественно, начнёт искать в подвале, а где ещё? Кого в армии называют шакалами и за, что?  

                 Рота построилась, командир роты обращается ко мне:

                 –Рядовой Новиков!

                 –Я!

                 –Домой хочешь?

                 –Так точно, товарищ капитан!

                 –Дембельский аккорд сделаешь, поедешь домой! – говорит ротный.

                 –Конечно, сделаю! Что делать? – вот это предложение, скоро домой!

                 –Уезжаете на нашу базу «Степная», ставите вокруг неё новый забор, как сделаете, уедете домой. Строительные материалы и инструменты вам привезут отдельно,– говорит золотые слова командир роты.

                 –Есть, товарищ капитан! – моей радости нет предела!

                 Теперь, после завтрака, я и ещё три солдата, среди них Антошка, выезжаем на базу «Степная». Ездим каждый день, ударно работаем, не филоним, быстрее закончим, быстрее уедем домой!

                 База «Степная», сколько воспоминаний с ней связано! Первые дни, первые недели, месяцы службы. Первые кровавые мозоли, первые кроссы в новых кирзовых сапогах. Первые приёмы пищи в армии, выравнивание по верёвке полос на одеялах, отбивание кантиков, изучение Устава. Ту горбушку батона, которую я выбросил, не попробовав, я помню до сих пор!

                 Приход в войска, ночные битвы, в одиночку, со старослужащими. Ни один слон моего призыва, с моей четвёртой роты, не посмел подняться с колен, за весь год службы, стадо баранов! За свой боевой характер, я не вылезал из нарядов по роте, не высыпался в течение года, спасибо командиру роты! Ответы на вопросы о том, на ком держатся неуставные взаимоотношения, я думаю, понятны?

                 Всё трудности пройдены мной с честью настоящего десантника, упрекнуть мне себя не в чем! Те слоны, моего призыва и моей четвёртой роты, естественно, забыли свои унижения от старослужащих, забили свою гордость в свои раздолбанные зады. Без совести надевают голубые береты, меня рядом нет!

                 Жизнь на базе «Степная», в качестве «дедов», напоминает жизнь в пятизвёздочном отеле. Всё включено! Построений нет, еду привозят, можно заказать сладкое из дивизионного булдыря. Поработал, отдохнул, над душой никто не стоит. Сказка!

                 Спиливаем нужные деревья, делаем из них новые столбы, выкапываем старые столбы, на их место вкапываем новые. На столбы устанавливаем жерди, на жерди набиваем штакетник. Работы хватает, но главный приз, отправка домой! За этот приз стоит ударно поработать!

                 Кругом благодать! Опять наступила поздняя осень. Как и два года назад! Осенний лес, свежий воздух пахнет пожухлой листвой. Иногда выпадает снег, он укрывает псковскую землю красивым белым одеялом. Мы ходим по асфальтовым дорожкам, вспоминаем свои первые шаги в Советской Армии.

                 После сытного и неторопливого обеда, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, я с Антошкой начинаю лёгкий спарринг. Работаем руками и ногами, я пропускаю удар кирзовым сапогом, по голени левой ноги. Удар не очень болезненный, но чувствительный, я про него скоро забываю. Идём, доделываем забор и на ГАЗ–66 уезжаем обратно в батальон.

                 Дембельский аккорд закончен, на дворе ноябрь 1990 года!

   

                 –Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
                         
                 –Рота, подъём! – дублируют сержанты.

                 Я пытаюсь встать и не могу! Голень левой ноги распухла и приобрела синий цвет. Блин! Я вспомнил удар Антошки, по моей левой ноге.

                 Рукопашники хреновы! Домой пора ехать, а я с кровати встать не могу! Дембель в опасности!

                 Как обычно, вовремя, появляется ротный:

                 –Почему не встаём? – спрашивает он.

                 –Нога болит, не могу встать, – отвечаю я.

                 –Опять косишь? – не доверяет ротный.

                 Я показываю ему свою синюю и опухшую ногу.

                 –Точно, – соглашается ротный. – Идти сам можешь?

                 –Нет, болит.

                 –Два бойца, берите его под мышки и транспортируйте в медсанбат, – приказывает ротный. Медсанбат, это медицинский санитарный батальон.

                 С помощью двух солдат я допрыгал до медсанбата. Там медбрат осмотрел мою многострадальную ногу.

                 –Воспаление надкостницы, – констатирует медбрат.

                 –Сколько лечить? – спрашиваю я.

                 –Неделю, – отвечает медбрат. – Три раза в день будешь ходить на уколы антибиотиков, и всё продёт.

                 –Хорошо, – соглашаюсь я с ним.

                 –Сейчас нужно вскрыть воспаление, убрать гной, – предлагает мне медбрат.

                 –Режь!

                 Медбрат лезвием, без обезболивающих средств, вскрывает опухоль, из раны хлещет гной. Ноге сразу становится легче. Я, взяв у медбрата костыли, прыгаю в палату номер 13.

                 Палата на пять человек. Железные кровати застелены чистым постельным бельём. Веет спокойствием и умиротворённостью.

                 Наблюдаю солдата с одной обмотанной бинтами кистью. Зовут Сергей. По сроку службы — «ветеран». Служит в соседнем полчке «курком» — автоматчиком. Участвовал в учениях своего полка, сутками ползал по полям и болотам, захватывал опорные пункты противника. Ночью, в руке, взорвался взрывпакет, повезло, что пальцы не оторвало, а посекло, сейчас отдыхает в медсанбате от ратных дел.

                 «Молодой» солдат Кошкин. В медсанбате лечится от простуды, то есть «косит» от службы. Тех, кто «косит» в армии не любят! Пришёл в десант, будь любезен служить и радоваться!

                 Здоровенный бородатый кавказец, борцовское телосложение, на вид 25 лет. Разговаривает на равных, как «старослужащий» солдат.

                 «Молодого» от «старого» солдата быстро различаешь по разговору, по манере держаться и другим признакам. Зовут Мага. Родом с Дагестана. Мастер спорта СССР по вольной борьбе! Грозное звание!

                 С Магой мы сразу сдружились, нашли общие темы для разговора. Говорим о спорте, об армии.  Спортсмен со спортсменом всегда найдёт общий язык! Он рассказывает о своей родине — Дагестане, об горских обычаях, суровых нравах. Почему у славян нет таких жёстких Законов?! Жили бы все по-другому!

                 Каждый день, по три раза, мне делают уколы антибиотиков. Сейчас к нам в палату должна придти медсестра и поставить каждому солдату по уколу.

                 – Саня, сейчас придёт медсестра Света, ты просто обалдеешь от счастья! – говорит мне «молодой» Кошкин.

                 – От чего обалдею? – я заинтригован.

                 – Мы зовём её Гитлером! – вставляет «ветеран» Сергей. 
                         
                 – Многообещающе! – говорю я.

                 – Увидишь!

                 В палату заходит крупная медсестра Света.

                 – Готовьте свои пятые точки, господа солдаты! – зычно говорит она.

                 Мы легли на животы и заголи свои упругие ягодицы…

                 – Ой! Ай! Ой! Ай! – запищали солдаты.

                 Медсестра идёт от окна к двери и протыкает солдатские задницы насквозь! Солдаты охают и ахают от боли.

                 – Бля! – вырывается у меня.

                 Бешеная медсестра втыкает в мою пятую точку шприц, и с силой выдавливает из нег антибиотик! Я лежу на животе и не могу шевельнуться от адской боли. Вот это ненависть к солдатам у этой «медсестры»!

                 – Ну как, Саня, живой? – прикалывается Мага.

                 – Это что было?! – шепчу я.

                 – Это Гитлер заходил! – смеётся «молодой» Кошкин.

                 В те, «лихие» девяностые года, полки магазинов по всей стране были пустые. Найти продукты питания и сигареты было практически не возможно! Курящие солдаты очень страдали от недостатка никотина, все мусорные баки вытряхивались, из них изымались «чинарики».

                 Окно нашей 13 палаты выходило во двор, где стоял мусорный бак. Нам открывался красивый вид на копошащихся в «мусорке» солдат. Из «чинариков» солдаты вытряхивали  табак, заворачивали его в газету, получалась «козья ножка». Они сладко затягивались удушливым дымом, выпуская его из ноздрей. Настоящие драконы! Как хорошо, что я не курю!!!

                 – Новиков, выходи, к тебе гости пришли! – кричат мне из «приёмного покоя».

                 Я выхожу из палаты, иду в «приёмный покой». Стоит Антошка, лицо напряжённое, глаза тревожные.

                 – Привет братан! – кричу я ему. – Как дела?

                 Мы здороваемся.

                 – В нашей роте кипишь! – начинает Антошка. – Два дня назад из расположения нашей роты убежал «слон» Соколов. Прятался в подвале дома нашего ротного. Когда его нашли, он сказал, что его били «деды». Назвал твою фамилию! Военная прокуратура встала на дыбы.  «Деды» уже признались, что его били! Готовься к гостям!

                 – Спасибо, брат, что предупредил! – отвечаю я ему. Антошка уходит.

                 В воздухе запахло дисциплинарным батальоном! Я сразу вспомнил крутого Дениса. Да! Дела! Дембель в опасности! Мне домой идти через неделю, а можно и на пару лет задержаться! Выбирай!

                 В то время, когда мой призыв «разговаривал» со «слоном» Соколовым, я лежал в медсанбате! Бить его не мог физически! Вот урод!!!

                 В шоке захожу в палату номер 13, вид у меня ещё тот!

                 – Саня, что случилось? – спрашивает меня Мага.

                 – Мага, пойдём, поговорим, – говорю я ему. Мы выходим из палаты в коридор.

                 В коридоре рассказываю новость Маге.

                 – Дела! – удивляется Мага. – Дай подумать!

                 Мы стоим и напряжённо думаем, следователи придти ко мне могут в любой момент! Вот попал!

                 – Саня, смотри! – начинает Мага. – Тебя должны были уже давно допросить, не пришли! Это хорошо! Значит, спускают на «тормозах»! Если будут допрашивать, не сознавайся! Успокойся, Саня, всё будет отлично! Скоро домой уедешь!

                 – Думаешь? – в словах Маги есть здравый смысл! – Спасибо за совет!

                 Мне становится гораздо спокойнее. Ещё поборемся! Заходим в палату.

                 Наступает вечер, дежурный врач прокричал всем команду «отбой»! Медсанбат успокоился, пытается уснуть. Мне не спится, разные мысли носятся в голове:

                 – Кошкин! Выходи в коридор, делай «хобот по ветру»! – говорю я «молодому» солдату.

                 «Хобот по ветру», это когда «молодой» солдат поднимает голову и кричит в пространство вселенной.

                 – Саня, может не надо? – просит Кошкин.

                 – Надо, Кошкин, надо! – «уговариваю» я его.

                 Кошкин, нехотя, встаёт с кровати и идёт к двери из палаты. Осторожно выглядывает в коридор, никого нет.

                 Мы приготовились к цирку, укрылись одеялами…

                 – У! У! У! – дудит в пространство коридора «молодой» солдат и прыгает в свою кровать.

                 – Козлы ох… ли?! – врывается в нашу палат дежурный врач. – «Отбоя» не слышали?! Уроды!!!

                 Выходит из палаты, громко стукнув дверью. Какой злой врач нам попался!

                 – Молодец, Кошкин! – хвалим мы «молодого» солдата сквозь смех.

                 Незаметно засыпаю…

                 Наступил новый день, мы умылись, позавтракали. Медсестра Гитлер сегодня не дежурит, можно расслабиться!

                 – Саня, ты думаешь, кто я по призыву? – спрашивает меня Мага.

                 – «Дед» наверно, –  отвечаю я ему.

                 – Я только что призвался! – говорит Мага.

                 – Серьёзно?! А выглядишь как уже отслуживший солдат! Молодец! – отвечаю я Маге.

                 Как и говорил Мага, следователи ко мне не пришли, «дело» замяли.  Стукача Соколова угнали в «мабуту».

                 Наш призыв уже начал уходить домой.   Всё когда-то кончается, и я выписался из медсанбата. Прошли пять самых длинных в моей службе суток!

                 Командир роты не обманул, наша бригада, по дембельскому аккорду, увольняется из рядов Советской Армии. Я иду в штаб батальона, делаю отметки в военном билете…
   

                 В штабе батальона у меня изымают военный билет. Приказом командира батальона военный билет нашей, убывающей из гвардейской десантной дивизии группе, выдадут только в Москве.

                 Мы в шоке, каждому ещё предстоит забрать свой дембель. Он раскидан по разным местам. Чемодан, с парадной формой и альбомом, я отдал молодому офицеру, который заменил толстозадого прапорщика Ершова. А сапоги отдал на сохранение Борису.

                 И для того, чтобы нам отдали военный билет, нам предстоит доехать до Москвы, потом вернуться обратно в Псков, забрать дембель, и только потом ехать домой! Военный маразм нас догнал под занавес службы!

                 После посещения штаба батальона, я иду в расположение своей четвёртой роты, достаю из тайника свою гражданку, переодеваюсь в расположении. Снимаю военную форму, аккуратно складываю её на своей табуретке, пусть последний раз порадуется своему крутому хозяину! Вместо неё надеваю гражданку. Вот это да! Целых два года я не ощущал её на своих плечах, на ногах зимние кроссовки! В таком новом образе я иду, через наше КПП. Иду к Борису, хочу забрать у него свои дембельские сапоги. Подхожу к частному дому, выходит Борис.

                 –Привет Саня, отслужил? – спрашивает Борис.

                 –Привет Борис, отслужил, – радостно говорю я ему. – Давай мои сапоги!

                 –Так это, Саня, а их нет! – говорит Борис.

                 –Как это нет? – я ещё не понимаю, что меня кинул этот яркий представитель своего народа. Не врал о своей национальности!

                 –А их у меня забрал, какой-то солдат, – оправдывается Борис.

                 –Врёшь, сука! – я начинаю нервничать.

                 –А сколько они стоят? – спрашивает меня Борис.

                 И тут я понимаю, что Борис, гнида, продал мои дембельские сапоги! Я остался без сапог! Но и бить Бориса я не могу, Бог и так его наказал инвалидностью. Да и во время моей службы он мне не раз помогал, подкармливал, поил самодельным вином. Будем считать, что я оплатил его расходы.

                 –Ну и х…й с тобой, гнида! – говорю я Борису и отхожу от него.

                 На душе становится гадко. Но постепенно хорошее настроение возвращается ко мне. Я встречаюсь со своими однополчанами со всего батальона. Мы ходим по Пскову весёлой толпой. Затариваемся пивом. Дорога до Москвы предстоит долгая. А мы дембеля Воздушно Десантных Войск! Это событие нужно отметить!

                 Настаёт вечер, мы группой подходим к поезду. Около нашего вагона стоит толстозадый прапорщик Ершов.

                 –Товарищ прапорщик, отдайте нам военные билеты! – толпой просим мы его. – Мы всё равно обратно в Псков приедем!

                 –Нет, только в Москве, – упёрся прапор.

                 –Ладно, хрен с ним, в поезде отметим демобилизацию! – решаем мы.

                 Шумной толпой заваливаемся в вагон. Поезд тронулся, всё, служба закончилась! Настроение отличное, я еду в гражданке, никакой патруль не докопается!

                 Мы распечатываем пиво, кричим тосты «За ВДВ!», вспоминаем службу, уже тоскуем по военным командам, по построениям, по армейскому дурдому…

                 Так, в веселье, закончилась ночь. Утром мы прибыли в Москву. Прапорщик Ершов раздаёт нам военные билеты:

                 –Поздравляю Вас с успешным окончанием срочной службы! – толкает речь прапорщик.

                 –И вам удачной службы! – кричим мы.

                 Наша весёлая толпа опять бежит за билетами до Пскова. Покупаем билеты, затариваемся пивом, предстоит ночь в пути, да и не все тосты ещё прозвучали!

                 Вечером садимся в поезд до Пскова. В вагоне встречаю соседа из своего города, он возвращается в нашу гвардейскую дивизию с отпуска. Вот это встреча! Опять понеслись тосты «За ВДВ!», песни о десанте, о подругах, которые ждут солдат из армии. Прошла ещё одна весёлая ночь…

                 Мы, с товарищем из Казани, решаем домой добираться вместе. К тому же у меня, с недавнего времени, отсутствуют дембельские сапоги. Не придёшь, ведь, домой в гражданских кроссовках! А так, будем надевать сапоги по очереди, с начала он, когда приедем в его город, а потом я, когда до моего города доберёмся.

                 Идём, покупаем билеты до Москвы. Потом идём до командира взвода, забираем мой чемодан, с моей красивой парадной формой, гвардии рядового Воздушно Десантных Войск Союза Советских Социалистических Республик!

                 Вечером, вдвоём, садимся в поезд до Москвы. В последний раз я гляжу на город Псков, в этом городе моя мечта, о службе в ВДВ, претворилась в жизнь! В Пскове прошли мои два самых счастливых года жизни, здесь я проверил и закалил свой характер, мне есть чему гордиться! Каждый год, 2 Августа, я с осознанием того, что принадлежу к когорте десантников, буду поднимать бокал шампанского и кричать: «За ВДВ!». И это будет один из моих самых любимых тостов! За каждый день, этих двух лет службы в десанте, я отдал частичку себя, и не жалею ни об одном из этих дней! А если бы нужно было, отдал бы и свою жизнь! За ВДВ!

                   С товарищем мы приехали в его город Казань. Перед своей станцией он переоделся в парадную форму. Я взял его вещи, и в качестве носильщика, пошёл за ним. На автобусе мы доехали до его дома, зашли в квартиру. В его семье сразу случился праздник, родители не ожидали приезда, слёзы радости на их глазах.

                 На столе мгновенно образовался праздничный обед. Не обошлось и без спиртных напитков, но мы уже стали взрослыми мальчиками, нам можно! В гостях мы провели пару дней. Но и мне не терпится попасть домой, купили билет до моего города.

                 Едем в поезде в мой город, сердце бьётся, как птица в клетке! Домой не писал и не звонил, пусть сюрприз будет! Перед своей станцией я достаю свою парадную форму. За этот один миг можно и два года отслужить! Натягиваю отглаженные брюки.

                 –Смотри, какие у него стрелки на штанах! – шепчутся две женщины, которые готовятся с нами выйти из вагона.

                 Достаю парадный китель, обшитый белой стропой. На кителе сверкает шикарный аксельбант ВДВ, под воротником пришит красный бархат, парадную форму делал из ПШ, а не из камуфляжа, белый ремень с обточенной звездой.

                 На голове маргеловский берет, с самодельным крабом и уголком. Сапоги взял у товарища, они отглажены утюгом, голенища укорочены. На шнурках звенят пули от автомата Калашникова, на каблуках подковы. Прикинут с иголки, классика дембельской формы Советского десантника!
Выходим из вагона, на дворе декабрь. В родном городе зима, лежит снег, мороз под  20 градусов мороза. Я гордо шагаю на остановку, товарищ несёт мои вещи. Стоим на остановке.

                 –Тебе не холодно, сынок? – спрашивает меня бабушка, стоящая на остановке.

                 –Мне жарко, бабуля! – отвечаю я.

                 Едем домой на подошедшем автобусе. Разглядываю давно позабытые пейзажи родного города, проносящиеся за окном автобуса. Подъехали к остановке. Подходим к дому, поднимаемся по лестнице на свой этаж. Вот и моя дверь, здесь меня не было целых два года! Адреналин зашкаливает. Звоню в звонок…

                 Дверь открывает мама.

                 –Здравствуй, мама, я вернулся!
 

© Copyright: Александр Овчинников, 2015

Регистрационный номер №0322408

от 21 декабря 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0322408 выдан для произведения:

Александр Овчинников

За ВДВ!

ОДИН В ПОЛЕ ВОИН

 
Эта книга написана в память о службе в 
Воздушно Десантных Войсках. В книге
рассказывается о сложных взаимоотношениях
между солдатами разных призывов. В 
ней наглядно показано, что молодой боец,
призвавшийся в армию, может и обязан
стоять за свою честь, а не ныть по углам,
размазывая сопли! А для этого нужно, ещё
на гражданке, заниматься боевыми
единоборствами, а не стоять с бутылкой
пива или водки у ларька.

Дивизия.

–  Слоны, вешайтесь! — кричат нам отовсюду.
По территории ходят военные люди в шинелях, с голубыми погонами, в петлицах горят эмблемы Воздушно Десантных Войск! Военные с радостью и воодушевлением разглядывают нас, машут руками.
 Мы — это молодое пополнение, прибывшее в  76  Гвардейскую Краснознамённую Черниговскую Воздушно Десантную Дивизию. На дворе ноябрь 1988 года, мы едем с железно — дорожного вокзала города Пскова в тентованных  ГАЗ-66, по территории прославленной дивизии.
Ура! Сбылась моя мечта! Я попал служить в ВДВ! И сейчас моё сердце наполняется радостью, и гордостью за себя!
Давайте знакомиться: меня зовут Александр Новиков, 20 лет от роду, размер сапог-43, размер одежды-48, вес- 65 кг, сильный, но легкий!
Живу, то есть жил до призыва в Советскую Армию в городе Светлый Центральной России. Имею 1 разряд по боксу, два прыжка с парашютом, третий не удалось совершить из-за погоды, диплом техника-механика, молодой специалист, и ещё кучу очень полезных навыков, которые  мне, как я думаю, помогут с честью отслужить в десантных войсках.
Наши машины подъезжают к армейскому клубу 34 гвардейского полка. Вся молодёжь спрыгивает из машин. Собрался весь Советский Союз, разношёрстная компания, кто уже лысый, кто ещё нет, все в гражданке. Озираемся, с любопытством, по сторонам. В этой гвардейской дивизии нам предстоит служить два года. Что кого ждёт, ещё никто не знает, но все надеются на лучшее.
Шумной, разношёрстной толпой заходим в армейский клуб, садимся в телевизионный зал, ждём, что будет дальше, делимся первыми впечатлениями. В зале стоит шум и гам.
Вот в зале появляются большие звёзды: подполковники, майоры…шум стихает. Представители частей, подразделений дивизии пришли выбрать в свою часть, подразделение, подходящих по разным параметрам воинов: образование, спортивные разряды, наличие водительских удостоверений, дипломы об образовании и  др….
Полковник начинает перекличку, услышавший свою фамилию новобранец кричит – я!
Пришедшие офицеры начинают задавать вопросы в зал.
– Высшее образование? – спрашивает гвардии майор. Поднимаются несколько рук.
– За мной! – командует гвардии  майор, забирает новобранцев и выходит из зала.
– Права на легковую автомашину? – спрашивает гвардии капитан, поднимается лес рук, гвардии капитан отбирает себе нужное количество новобранцев и с ними выходит из зала.
– Права на грузовую автомашину? – спрашивает другой гвардии майор. Поднимается несколько рук. Вместе с гвардии майором новобранцы выходят из зала.
– Кто окончил техникум? – спрашивает гвардии подполковник.
Я поднимаю руку. Гвардии подполковник отбирает нужное количество будущих воинов, и с нами выходит из зала.
Мы шумной толпой идём за гвардии подполковником, с интересом смотрим по сторонам. У солдат в дивизии сегодня праздник, привезли молодое пополнение. «Деды» могут скоро уехать домой – два года позади!
Подходим к трёхэтажной казарме – батальон. Это наш дом на ближайшие два года. У батальона снуют туда-сюда солдаты, офицеры, всем интересно, кого привезли служить.
Молодых на батальон, человек сто. С Узбекистана, с Молдавии, с Украины, с Белоруссии, с Прибалтики — со всего Советского Союза.
Заходим в ленинскую комнату, в четвёртой роте, рассаживаемся, делимся впечатлениями, обсуждаем увиденное… В ленинскую комнату заходит гвардии полковник  и гвардии майор.
 
 
– Здравия желаю! Добро пожаловать в гвардейский батальон! – говорит гвардии полковник – Я, гвардии полковник Зотов, являюсь командиром батальона. В течение трёх с половиной месяцев вы будете проходить курс молодого бойца на нашей базе «Степная», в десяти километрах от Пскова. После окончания курса молодого бойца (КМБ) каждый из вас сдаст зачёты и будет распределён по подразделениям батальона. Командиром вашей учебной роты назначен начальник штаба батальона гвардии майор Шаповалов. Сержантами, которые будут учить вас уму-разуму, назначены; гвардии сержант Стариков, гвардии сержант Смирнов и гвардии сержант Миниханов.
Гвардии полковник показывает на трёх гвардии сержантов, находящихся в ленинской комнате.
– Даю слово гвардии майору Шаповалову, – говорит гвардии полковник.
– Здравствуйте воины, с сегодняшнего дня я буду командиром вашей учебной роты,- начал гвардии майор Шаповалов. – Сейчас вы все, вместе с гвардии сержантами, идёте на склад, получаете обмундирование, и убываете на базу «Степная», где готовите полученное обмундирование для дальнейшей службы. Свободны! – командует гвардии майор.
Толпой выходим из ленинской комнаты, пока есть время, осматриваем расположение четвёртой роты батальона.
Посередине «взлётка» — полоса шириной два метра, покрытая линолеумом, тянется через всю казарму. По сторонам «взлётки» деревянные, выкрашенные красной краской полы, натёртые бесцветной мастикой.
Напротив двери установлена тумбочка дневального по роте, с телефоном. Слева от входной двери, помещение дежурной части для ответственного по роте офицера.
Справа от входной двери бытовка с гладильными досками, утюгами. Дальше ленинская комната. За тумбочкой дневального по роте комната для умывания, с четырьмя раковинами и натёртыми до блеска кранами, дальше туалет с четырьмя кабинками с отверстиями, вместо унитазов. На полу плитка. В углу туалета стоит «Машка» — железная швабра, инструмент для натирания деревянных полов.
Дальше по «взлётке» вход в спальное помещение. За входом, слева и справа, расположились ниши для шинелей, в них, впоследствии, можно было удачно и не удачно, спрятаться от начальства. Слева и справа, в расположении, стоят железные кровати, кое-где в два этажа. Полосы на одеялах идеально выровнены. Края одеял острые, как  бритвы. В левом углу спортивный уголок со штангой, гантелями, боксёрским мешком. В конце «взлётки» стол со стульями. Где, обычно после отбоя, восседают старослужащие солдаты, нарезая сало и другие вкусности. Над входом в расположение висит телевизор, предусмотрен обязательный просмотр новостей перед отбоем. Деревянный пол натёрт «Машкой», блестит как у кота яйца. Порядок идеальный! Но кто этот порядок наводит?
– Новобранцы, строиться на плацу! – это сержант Миниханов принял командование на себя.
Мы, всей  дружной и не очень дружной, толпой выходим и строимся на плацу, около казармы.
 –На пра-а-во, ша-а-гом марш! – рулит сержант Миниханов, мы строем по два, выдвигаемся за метров сто, до вещевого склада.
На складе сидит прапорщик, спрашивает у каждого из нас размеры и выдаёт форму. Шинели,  ПШ — «полушерстяное», китель с революционными галифе. Кирзовые сапоги, пару портянок. Зимнюю шапку, нательное бельё, погоны, нашивки, кокарды и прочее, прочее…
Совсем этим скарбом выдвигаемся, естественно строем, обратно на плац у батальона, отдыхаем и ждём автомашину для убытия на базу «Степная».
Подъезжает пара автомобилей, мы грузимся со своими вещами, сидим друг на друге, в тесноте, да не в обиде, и трясёмся по дороге в будущее. Каждый в своё.
Вот и «Степная». Кирпичное двухэтажное здание в лесу, со всеми удобствами, свежий воздух, смешанный лес, аккуратные асфальтовые дорожки, как будто и не уезжал из дома.
Поднимаемся на второй этаж. Спальное помещение, четыре ряда железных кроватей в два этажа, туалет с умывальником на несколько персон. Бытовая комната с парой гладильных досок и парой утюгов, зеркала у входа. Тумбочка дневального, как без неё, с телефоном. Оружейная комната с оружием и специальными средствами. На первом этаже столовая с кухней и бытовыми помещениями. Метров в ста от казармы котельная, только там можно раздобыть горячую воду. Около казармы свой небольшой плац, гаражи для автомобилей. В общем, отличное место для начала военной карьеры!
Всю полученную форму нужно привести в порядок: отгладить, подшить, пришить – работы много и нужно успеть до отбоя.
Получаем постельные принадлежности. Застилаем кровати, мне достаётся верхняя кровать в середине казармы.
Потом вооружаемся иголками с нитками, и начинаем шить. Непривычная работа. Скоро все пальцы у меня исколоты. Фурнитуру нужно пришить на шинели, ПШ, и я шью не покладая рук, как в швейной мастерской.
Из батальона нам назначили трёх сержантов, которые будут нас учить уму-разуму. Как правило, такой чести удостаивались самые ближайшие к командирам сержанты, которые делом доказали свою лояльность к начальникам, что, естественно, не означает наибольшую подготовленность, в отличие от других военнослужащих, этих сержантов.
1.  сержант Миниханов – татарин с Альметьевска, смуглый, худощавый тип, с беспокойными глазками, лет 19.
2.  сержант Стариков – долговязый. Метра под два ростом человек. Плечи узкие, ляжки толстые, наверно легкоатлет, на вид 19 лет.
3.  сержант Смирнов – невысокий, плотный, немногословный, с телосложением борца, наверно самый достойный из всей троицы, на вид 20лет.
Наш призыв, около ста человек, поделён на три взвода. Мне командиром взвода достался сержант Миниханов. Сержант ходит очень важный, показывает наматывание портянок, очень важная наука, пришивание фурнитуры, подшив. Утюгом с марлей, смоченной в воде, разглаживаю новые галифе, китель. Новые кирзовые сапоги жёсткие, как из железа, портянки норовят слететь с ноги, а в них ещё и бегать нужно будет?!
В процессе шитья, обросших молодых солдат, сержанты вызывают в бытовую комнату подстригаться. Подстригают ржавой ручной машинкой, она застревает в волосах, щиплет, выдирает клочки волос. Выбрив клочок  волос,  сержанты громко гогочут. Хоть какое-то для них разнообразие, а я смотрю на себя в зеркало и мне почему-то не до смеха. Лысый, но опять плюс – голова не потеет. Всё-таки в службе нужно искать положительные моменты, а их немало, что бы служба шла как по маслу.
 –Строиться! – командует сержант Миниханов.
Мы все бодро, уже в новой форме, выстроились, на руках шинели, шапки. Сержанты проверяют правильность пришивания, качество работы. Плохо пришитое, сразу отрывается и шьётся заново. Качество пришивания «подшив» — полоса белой ткани на подворотничок кителя, проверяется особо тщательно, так как подшиваться предстоит каждый день. Но и здесь свои тайны, «подшиву» можно пришить за несколько секунд.
Скоро отбой, все новобранцы справились с подготовкой формы. Старательно учимся наматывать портянки, пока без особых положительных сдвигов, они всё норовят слететь с ноги. У каждого новобранца в петлице эмблема ВДВ!
Около каждой кровати стоит свой табурет и своя тумбочка. На табуретку аккуратно складывается ПШ, сверху зимняя шапка, на перечнях табурета натягиваются крест-накрест портянки. В тумбочке хранятся мыльно-пыльные принадлежности, без излишеств, да и откуда пока излишества? Шинели висят около входа в казармы, каждая пронумерована раствором хлорки. Чуть хлорки замачивается водой, размешивается и спичкой пишется, на внутренней части формы, номер, или фамилия бойца. Что бы утром не проснуться без одежды.
Сегодня выдался богатый на события день. Мой первый день службы в Советской Армии. Впереди ещё чуть-чуть, всего два года службы. За окном темно, падает снег, зима! Дома тоже зима, как там дома? Настроение бодрое, в десантные войска попал, что ещё нужно для полного счастья? Ах да, — поесть, поспать и на глаза сержантам не попасться!
 –Строиться! – командует сержант Стариков. Мы падаем в строй, но, по мнению бравых сержантов не резко.
–Все команды в армии выполняются бегом или ползком! – учит сержант Миниханов.
–Команда «отбой» исполняется в очень быстром темпе, если кто-то не успевает за 45 секунд, время сгорания одной спички, отбиться, то вся рота из-за него возвращается в исходное положение! Ясно? – кричит сержант Смирнов.
 –Отбой! – командует сержант Миниханов.
Наш строй рассыпается, и вся толпа несётся, перепрыгивая друг друга, к своим кроватям. Места катастрофически не хватает, мы толкаем друг друга, матюгаемся, скидываем ПШ, снимаем кирзовые сапоги, вешаем портянки и летим в кровать. Накрываемся одеялом.
–Не успели! – грусть сержантов не описать словами.
–Набрали слонов неповоротливых, — поддерживает сержант Стариков.
–Отставить! На исходное положение!
Веселье только началось, мы стараемся раздеться и одеться за 45 секунд. Строимся и отбиваемся.
 –Да, грустное зрелище, господа парашютисты, — говорит вездесущий сержант Миниханов. – Вы ещё не десантники, а парашютисты. Вот когда выпрыгните с ИЛ-76, то может быть и станете десантниками. К тому же вы бойцы первого года службы, то есть «боевые слоны». Через полгода службы будете просто «слонами». Через год станете «ветеранами», через полтора года превратитесь в «дембелей», через два года службы будете «дедами», и перед самой демобилизацией, после подписания приказа о демобилизации «гражданские», — просвещает нас сержант Миниханов.
Какая долгая дорога нам предстоит. Жёсткая градация, всё самое интересное ещё впереди!
 –Отбой! – кричат весёлые сержанты.
Наша толпа несётся к своим кроватям, со стороны невероятно смешно. Кое-как укладываемся в кровати.
 –Отставить! – сержант Миниханов неукротимо борется с нашей ленью и бестолковостью.
Мы вскакиваем с кроватей, я приземляюсь на чью-то шею, получаю порцию отборного мата, толкаясь и нервничая, надеваем галифе, китель, мотаем портянки, натягиваем новые кирзовые сапоги, хватаем ремни с шапками, и бежим в строй.
– Все должны укладываться за 45 секунд! – напоминает нам долговязый сержант Стариков, ему тоже очень хочется порулить новобранцами.
 –За торможение одного, страдают все! Отбой!
Топот более ста пар ног грохочет по полу, через минуту смолкает, мы затаились. Скорее всего, три сержанта тоже устали за этот день и милосердно дают нам удобнее устроиться в своих солдатских кроватях. Я закутываюсь в одеяло. Хорошо! Один из самых приятных на слух приказов «отбой», не считая «приступить к приёму пищи!»
На сегодня всё. Я проваливаюсь в объятия Морфея. До завтра!
 

Гражданка. Бокс. 

Город Светлый, лето 1983 года. Жаркий летний день, солнце в зените: яркое, тёплое, птички щебечут о своём…
Мне 13 лет, иду по району города Светлый, в сторону продуктового магазина, с целью купить хлеба, настроение отличное, напеваю весёлую песенку.
Из подворотни выруливают два подвыпивших типа, лет 16-17, повыше и покрепче меня. Хорошее настроение мгновенно улетучивается, его место занимает тревога и обречённость.
–Стоять, пацан,  деньги давай, – говорит кто повыше.
–Нет денег, – мямлю я.
–А если найду? – весело интересуется второй.
Непослушной рукой я вытаскиваю пять рублей, на которые хотел отовариться в ближайшем магазине, и отдаю длинному.
–Молодец! – радостно восклицает он, пряча мои кровные деньги в свой карман.
Они быстро исчезают в подворотне. Я, морально униженный и беззащитный, иду домой, ухожу в себя в своей комнате и напряжённо думаю, что нужно сделать  для того, что бы эта скверная ситуация не повторилась.
–Что мне помешало дать им отпор? – спрашиваю я себя.
–Ты был физически и морально слабее хулиганов, – шепчет мне моё самолюбие.
–Что нужно делать, что бы стать сильнее? – спрашиваю я его.
–Иди в секцию единоборств, это единственный выход,– говорит моя гордость. – Секция шахмат, даже «быстрых» вряд  ли здесь поможет, – добавляет она.
Всё, решено, назавтра я уже иду записываться в секцию бокса в «Спартак». Секция бесплатная, деньги у родителей клянчить не нужно, только своя спортивная форма, да свои руки и ноги, с желанием стать сильным.
Тренер, мастер спорта СССР по боксу, принял меня доброжелательно. Одобряет мой боевой настрой. Сразу начинается моя первая тренировка по боксу. Занимаются люди разных возрастов и уровней мастерства. Много моих ровесников, даже совсем ещё мелкие занимаются. Некоторые бьются между собой с очевидным мастерством.
Разминаемся, бегаем по кругу, несколько кругов, начинаем у зеркала отрабатывать удары руками. Техники у меня никакой, удары получаются корявыми, тренер ходит около нас, поправляет стойку, объясняет технику нанесения ударов руками.
Разбираем боксёрские перчатки, бинтуем кисти рук, как бинтовать подсказывают бывалые боксёры. Тренер назначает каждому соперника по уровню мастерства. Засекает время.
Гонг! Начинается учебный бой. Мой напарник такого же уровня, то есть никакого. Мы начинаем бить  друг друга по голове, по корпусу, куда попадёшь.
Гонг! Отдых минута и опять в бой! Уже ноет челюсть, голова гудит, кровь из носа, синяк под глазом. Богатый урожай!
Гонг! Бой закончен, снимаем боксёрские перчатки, относим их в сушилку, складываем на батареях.
Под конец тренировки работаем на силу, отжимаемся, подтягиваемся, выпрыгиваем, бьём по покрышке от грузовика железной кувалдой. Полтора часа тренировки прошли как одна минута. После душа, домой. Познакомился с кучей нормальных пацанов.
Еду домой, вроде нашёл себе то, что нужно. Три раза в неделю хожу в боксёрский зал. Почти после каждой тренировки иду домой с красивым, лиловым синяком. В каждой тренировке стою в паре, бьёмся по серьёзному, а иначе боксу не научиться. Закаляется характер. Пропадает страх драки, не боишься ударов, а учишься уходить от них. Приходит техника боя.
В парах уже стою с настоящими боксёрами. Конечно, ещё пропускаю удары, получаю синяки и ссадины. Через  три месяца занятий, намечаются областные соревнования, и тренер меня ставит на них.
День соревнований. Прихожу в спортивный комплекс, уже наблюдается много народа. Спортсмены в спортивных костюмах, зрители, тренера. Спортсмены приехали со всей области, начал проявляться нехилый  мандраж. Подхожу к своей команде, тренер раздаёт перчатки, бинты, трусы и майки. Мы уже изучили список пар, знаем фамилии соперников, их класс. Бывалые боксёры дают советы, успокаивают. Готовимся к боям. Подгоняем спортивную форму.
Начались соревнования. Судья вызывает бойцов. Зал начинает бушевать, орать, свистеть. Бойцы бьются, нырки, уклоны, серии. Красивая наука бокс. Каждый хочет победить. Зрители неистовствуют в зале, болеют за боксёров. Наша команда переживает за своих спортсменов, мы кричим, свистим. Адреналин зашкаливает, каждый хочет выйти в ринг, и показать своё мастерство.
Называют мою фамилию, я выхожу на ринг, на меня смотрит море народа! А вот и мой противник. В зале начинают орать и свистеть, поднимается невообразимый шум.
Гонг! Начинается бой. Перемещаюсь влево, удар левой рукой, уклон, удар правой. Противник выбрасывает правую руку, уклоняюсь. Наношу левой, правой, боковой левой. Слева прилетело, голова отозвалась звонким гулом, внутри закипела злость, сейчас я тебя достану! Уклон влево, ложный финт, прямой справа. Попал! Голова противника откинулась, но сдаваться он не собирается. Так проходит две минуты. В зале шум, гам. Я уже не вижу никого, только противник  и я.
Гонг! Отдых одна минута. Присел на стул в своём углу, секундант машет полотенцем, гонит на меня воздух. Объясняет допущенные мной ошибки, я киваю ему.
Гонг! Второй раунд. Мы уже не стесняемся, бьёмся изо всех сил. Левой, правой рукой — уклон, правой, левой, правой – уклон. Правый глаз противника заплыл, значит,  уроки тренера и ссадины, полученные на тренировках, не прошли даром!
Гонг! Конец боя. Подхожу к своему углу, тренер говорит, что я всё правильно сделал. Может, и выиграю, пацаны хвалят, подбадривают. Судья в ринге подзывает нас, ждём решения судей. Объявляют победителя, называют мою фамилию! Моя первая победа на ринге! Мне поднимают руку!
Голова трещит от пропущенных ударов, правый глаз заплыл. Но какие крутые переживания! Бьются уже другие пары. Зал неистовствует. Вот это спорт!
Я в полуфинале. Мой следующий противник кандидат в мастера спорта СССР по боксу. Вот это экзамен! Будем биться!
Опять называют мою фамилию. Выхожу в ринг, в зале свистят, кричат. Выходит мой противник.
Гонг! Первый раунд. Противник профессионально, без напряжения выбрасывает джеб — попал, нужно уклоняться, а не стоять как истукан! Опять летит удар, уклоняюсь, бью сам. Делаю уклон и наношу левой, правой — попал! Голова противника откинулась. Вот так, и с мастерами мы умеем биться! Противник наступает, бьёт сериями. Я отступаю с ударом, то левой, то правой рукой. Попал противнику в челюсть, разбил ему нос. Лицо противника в крови.
Гонг! Перерыв одна минута. Зал свистит, гудит. Сижу в углу на стуле, тренер не скрывает своего удивления. Новенький спортсмен бьётся против кандидата в мастера спорта СССР, и хорошо бьётся!
Гонг! Второй раунд. Противник наступает, бьёт сериями, я отступаю с ударами правой и левой руки. Противник опять весь в крови, натыкается на мои встречные удары. Но и мне прилетело хорошо, голова гудит как колокол. В зале от криков и свиста ничего не слышно.
Гонг! Бой закончен. Думаю, что проиграл по очкам. Но показал себя с хорошей стороны. Товарищи хвалят, подбадривают, тренер утвердительно кивает. Руку поднимают моему противнику, но и я в душе не проиграл. Несколько синяков, разбит нос, опухла нижняя губа и огромный прилив сил!
В этих соревнованиях я ничего не выиграл, а сколько их ещё будет! Со временем нашёл свою технику бокса, получил боевую практику. На разных соревнованиях занимал и первые, и вторые, и третьи  места, а иногда и ничего не занимал. По улицам родного города передвигаюсь без страха!

Курс молодого бойца. 

1.  Первые мозоли.

 
–Рота, подъём! – врывается мне в голову!
Ах, да! Я же в Советской Армии! Спрыгиваю со второго яруса на чьи-то плечи, получаю порцию отборного мата, отвечаю соответственно. Натягиваю галифе, гимнастёрку, наматываю портянки, сую ноги в новые кирзовые сапоги и, схватив ремень с зимней шапкой, несусь на построение.
Перед строем прохаживается тройка наших довольных сержантов.
–Не уложились! – радостно кричит сержант Миниханов. – Отбой!
Мы опять несёмся наперегонки, только сейчас в обратном направлении. На ходу снимаем шапки с ремнями, складываем на табуретку галифе с гимнастёркой, на нижних перечнях табуретки крест-накрест расправляем портянки, ставим сапоги рядом и летим в кровати, укрываемся одеялом.
–Долго! – щерится сержант Смирнов. – Не торопитесь? – участливо осведомляется он. – Отбой!
Мы весёлой толпой бежим к заветным кроватям, на ходу скидывая обмундирование, прячемся под одеялами.
–Рота, подъём!
Я спрыгиваю со второго яруса, расталкиваю сослуживцев, одеваюсь и несусь на построение.
–Выбегаем на зарядку, форма одежды № 4, ПШ, зимняя шапка,  без ремня. Ремни оставить на табуретках. Вперёд! – командует сержант Стариков.   
Мы снимаем ремни, оставляем их на табуретках и неорганизованной толпой, спускаемся на плац перед казармой.
А на улице зима! Падает снег, температура минус 20, неплохо для первой зарядки! Я уже замёрз, трясусь от холода. Где эти сержанты бродят?! Стоим, ждёт гвардейских сержантов. Они выходят из казармы, и мы рвём с места в карьер. Через пару минут бега становится теплее. Бежим по зимнему лесу. Деревья белые и пушистые, свежий воздух. В лесу слышен только топот более ста пар кирзовых сапог, и наше дыхание.
Сразу определились спортсмены и аутсайдеры, несколько человек оказались с плоскостопием, еле плетутся в хвосте, что, во всём Советском Союзе не нашли здоровых мужиков?! Я бегу в числе первых, со спортом у меня всегда было на «отлично»! Через несколько километров кирзовые сапоги стали в сто раз тяжелее, портянки сползли с ног и натирают мозоли. Прибегаем на плац, начинаем подтягиваться, по несколько человек сразу.
–Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх. Два! – вниз, – ведёт счёт сержант Миниханов.  Слабаки начинают срываться с турников. Сильные солдаты висят на перекладинах и ждут, когда сорвавшиеся запрыгнут обратно.
–За одного страдает весь личный состав! – кричит сержант Смирнов.
–Ничего, подкачаются! Не хочешь, заставим, не можешь, научим! – острит сержант Миниханов.
После турников переходим на брусья. Отжимаемся на них, ходим по ним на руках. Машем руками и ногами, приседаем, ходим на корточках, гуськом.
–Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок, – командует сержант Смирнов.
Я, вместе со всеми, захожу в расположение. Снимаю китель, он весь мокрый от пота, вешаю его на спинку кровати, снимаю сапоги, разматываю сбившиеся в комок портянки.
На обеих  ногах кровавые мозоли! Кожа с пальцев почти содрана кирзовыми сапогами. Ужасное зрелище! И это после первой зарядки, а что будет дальше?!
Надеваю тапки и ковыляю в бытовую комнату. Беру в аптечке зелёнку с лейкопластырем, заливаю зелёнкой вскрытые мозоли, заклеиваю кровавые мозоли пластырем. Потом эта процедура, заливания зелёнкой и заклеивания мозолей пластырем, будет проводиться по несколько раз в день. А сейчас мне кажется, что эти кровавые мозоли с моих ног не сойдут никогда!
В тапках хромаю в умывальник. Душа нет, горячей воды нет, пот смываю под раковиной  с тех мест, куда умудряюсь дотянуться. Умываюсь, чищу зубы.
После водных процедур переходим к наведению порядка в подразделении. Заправляем кровати, равняем по верёвке, натянутой от первой до последней кровати, полосы на одеялах. Беру  табуретку, прикладываю её к краю одеяла, и тапкой бью по одеялу. По торцу одеяла проявляется острый край. Эта процедура называется «отбить кантик».
Еда на эту базу завозится в бачках из дивизионной столовой, здесь раскладывается по кастрюлям, разгружается хлеб, масло. Бачки моются и отправляются обратно в дивизионную столовую. Из числа новобранцев каждый день назначается наряд, по четыре человека. Два в наряд по столовой и два в наряд по роте. Меня эта миссия пока миновала, но всему своё время.
–Рота, строиться! – командует сержант Миниханов.
Мы бросаем все дела, надеваем мокрые гимнастёрки, мотаем, поверх залепленных мозолей, сырые портянки, натягиваем неподъёмные кирзовые сапоги, хватаем ремни с шапками и, стараясь не хромать, падаем в строй.
– Спускаемся в столовую на завтрак, потом строимся здесь, напра-а-во, шаго-о-ом марш!
Заходим в столовую. Наряд по столовой, из двух человек, переложил привезённую в бачках, из дивизионной столовой «парашу» в кастрюли, и они сейчас стоят на столах. В столовой наблюдается четыре больших стола, к каждому столу прилагается по две деревянных лавки. Три стола занимает наш призыв, четвёртый стол оккупировали крутые сержанты.
На наших столах нарезанный хлеб, чай в чайнике и батоны, запах по всей столовой! На столе у сержантов признаков нашей «параши» не наблюдается. Они балуются исключительно булочками и печеньем из дивизионного «булдыря».
Булдырь – солдатское кафе, расположенное на территории дивизии.
Параша – питательная солдатская еда, состоящая из каши-клейстера, которую и собаки кушать испугаются, супа без картошки и мяса, с бульоном, в котором плавают ошмётки, странного на вид, сала.
Ещё на столах присутствует масло, в виде круглых пятаков, отличительная черта питания в ВДВ, в других родах войск масло не выдавалось, а в ВДВ каждый день!
Солдат, стоящий  посередине стола, автоматически становится раздатчиком пищи. Он из кастрюли раздаёт каждому в тарелку порцию, наливает чай. А время приёма пищи проходит, в итоге, как правило, раздатчик пищи остаётся голодным. Естественно, каждый солдат старается избежать этой участи, и пытается оказаться подальше от середины стола.
Каждый взвод занимает свой стол. Стоим за столом, ждём команду. Сержанты сидят за своим столом, выдерживают паузу. Наслаждаются своей властью.
–Садись! – звучит команда. Мы дружно садимся.
–Отставить! Встали.
–Садись! Сели.
–Отставить! Встали.
–Садись! Сели. Сидим, ждём.
–Приступить к приёму пищи! – радостно кричит сержант Миниханов.
Раздатчик пищи за нашим столом, накладывает в протянутые миски кашу–клейстер.
А я беру самую большую и аппетитную горбушку батона, благоухает изумительно! Старательно  намазываю её маслом, после каши я с горбушкой разберусь! Вокруг уже чавкают, солдаты жуют кашу–клейстер, а я ещё занимаюсь батоном. Всё, намазал батон, пора заняться кашей. Только взял ложку:
–Закончить приём пищи! – кричит сержант Миниханов.
Я не верю своим ушам! Я ещё ничего не поел, вашу дивизию! Все отложили свои ложки в стороны, чавканье прекратилось. Я пытаюсь по-тихому  укусить горбушку батона.
Вжи-и-ик! – летит мне в голову железная солдатская кружка, брошенная кем-то из сержантов. Она пролетает около моей головы, ударяется в стену.
–Что, бля, команду не слышно?! – визжит долговязый сержант Стариков. Я, со злостью, бросаю свою нетронутую горбушку батона в кастрюлю. Поел!
–Выходим из столовой, строиться в расположении!
На всю жизнь я запомнил эту, наверно очень вкусную, горбушку батона! Позднее, приём пищи я начинал с каши, после каши иногда успевал укусить кусок батона. Мы строимся в расположении.
–Заходите в Ленинскую комнату, берёте тетради, ручки, изучайте Воинский устав Советской Армии. Живи по уставу, завоюешь честь и славу! – гогочут счастливые сержанты.
Садимся в Ленинской комнате, листаем устав, боремся со сном, а я ещё и с голодом. Пока бежать никуда не нужно и то хорошо! Посидели в Ленинской комнате, выходим на перерыв в расположение. По расположению передвигаемся в тапках, ноги горят  из-за  мозолей.
Тут в расположение заходит командир нашей учебной роты, гвардии майор Шаповалов. Дневальный растерялся от неожиданности.
–Вольно! – кричит он, видит, что не то.
–Ой! – вырывается у него.
Гвардии майор терпеливо ждет от дневального нормальной команды, наш личный состав вскочил на ноги, стоим по стойке «смирно».
–Смирно! – наконец дневальный подобрал нужную команду. Мы, втихаря, смеемся над растерянным дневальным.
–Вольно! – разрешает гвардия майор.
Ходит по расположению, смотрит порядок, разговаривает с сержантами. Замечает наши залепленные пластырями, и залитые зеленкой ноги:
–Ноги натерли? Больно? – участливо спрашивает.
–Так точно, товарищ гвардия майор! – хором отвечаем мы ему. Хороший командир достался, заботится о нашем здоровье, может, больше не будем бегать, пока мозоли не сойдут?
–Мало бегаете, десантники, нужно увеличить беговые нагрузки! – огорошил нас гвардии майор. Наши надежды на отдых улетучились, как дым.– Через пару месяцев каждого из вас закрепят за конкретной ротой батальона так, что старайтесь постичь все премудрости службы, учителя у вас грамотные, – добавляет гвардии майор, и удаляется вместе с сержантами…
–Рота, строиться на обед! – кричит дневальный.
Построение – это неотъемлемая часть нашей службы на оставшиеся два года. Почему на гражданке не строятся?! Это так интересно!
Ведомые лихими сержантами, мы спускаемся в столовую, встаем за своим столом, при этом стараемся не попасть за середину стола, что бы ни быть раздающим пищу.
На столе уже жидкий, но очень «калорийный» суп, с ошмётками сала, и наша любимая каша-клейстер, только теперь из перловки, нарезанный черный хлеб, чай в чайнике.
Стоим, ждем разрешение сержантов.
– Садись! – кричит немногословный сержант Смирнов, и ему очень хочется нами порулить.
Мы садимся, но не дружно.
– Отставить! – радостно кричит сержант Стариков.
Мы встаем.
– Садись!
Сели.
– Отставить!
Встали.
– Садись!
Только сейчас до меня дошло, в какой дурдом я попал, но ведь своей мечте на горло не наступишь!
Мы сели.
– Приступить к приему пищи! – раздалась долгожданная команда.
Раскладывающий пищу судорожно хватает тарелки, и наливает туда чудо-суп, кто успел первым схватить тарелку — тот и съел! Я искоса смотрю на сержантов, нашу «парашу» они не кушают, старослужащие сержанты тешатся сладкими полосками и кексами, запивают соком, и весело на нас поглядывают.
Я отвоевываю свою тарелку «наваристого» супа, обжигаясь, вливаю эту жидкость в свой голодный желудок, протягиваю пустую тарелку раскладывающему, для получения каши-клейстера, получаю кашу, и с удовольствием уничтожаю ее. Какая она вкусная и питательная!
Напоследок успеваю откусить от куска батона, и запить глотком несладкого чая.
– Закончить прием пищи! – радостно верещит сержант Миниханов. Бля, приду домой, заведу свинью, назову сержантом Минихановым, и зарежу!
Мы бросаем ложки, и ждем команды.
– Строится в расположении!
Личный состав учебной роты стоит в расположении.
От такой «вкусной» и «обильной» пищи хочется спать, а ещё больше – покушать. Я с тоской вспоминаю, недоеденные мной на гражданке, булочки и пирожные…
– Надеваем шинели и выходим на строевую подготовку! – кричат сержанты.
Выходим на улицу, обмундирование мокрое, сразу замерзаем. Строимся в колонну по два.
– Равняйсь, смирно! Напра-а-во! Ша-а-гом марш! – рулит сержант Миниханов, – Тянем носок! Раз, раз, раз, два, три! Раз, раз, раз, два, три.
Болят натертые ноги, неумело намотанные портянки уже скомкались внутри, кирзовые сапоги натирают новые кровавые мозоли. А в остальном все нормально! Не ной десантник!
Раз, раз, раз, два, три! Напра-а-во! Нале-е-во! Стой! Раз, два! Поднимаем левую ногу! Тянем носок, сильнее поднимаем, выше! Поднимаем правую ногу! Тянем носок, выше ногу! Шаго-о-м марш! Песню запе-е-вай!
Мы в недоумении, какую песню?
– Что, забили на сержанта, слоны? – сурово интересуется сержант Миниханов. – Прощаю! Сегодня раздам строевую песню, что бы каждый выучил! – смягчился сержант.
Наш личный состав еще долго марширует, мы стираем наши многострадальные ноги в кровь, но не сдаемся.
– Заходим в казарму! – звучит долгожданный приказ.
Я, ковыляя из последних сил, забираюсь в казарму, на второй этаж. Снимаю сапоги, портянки сами слетают с ноги, кожа на ступнях отсутствует, ноги горят. Надеваю тапки, хромаю в бытовую комнату. Беру в аптечке зеленку и лейкопластырь. Заливаю раны зеленкой, обматываю пластырем. Этот кошмар никогда не кончится!
– Строится! – кричит дневальный.
Я  накручиваю, красные от крови портянки, и со скрипом засовываю опухшие ноги в «мягкие» кирзовые сапоги. Вот это боль! Ковыляю, пытаясь бежать, на построение.
– Сейчас за каждым будем закреплять оружие и специальные средства, будете писать бирки, клеить их в оружейной комнате, – радует нас долговязый сержант Стариков.
Мы до ужина подписываем бирки, клеим их в оружейной комнате. Занимаемся канцелярским делом. Гудящие ноги пока отдыхают, стараемся меньше ходить.
– Рота, строится на ужин! – кричит дневальный.
Идем в столовую:
– Сесть, встать, сесть, встать – череда знакомых команд.
Приступаем к ужину, усиленно работаем ложками, каша-клейстер пользуется у нас заслуженным спросом. Сержанты, естественно, к «параше» не притрагиваются, презрительно кривят физиономии и вкушают то, что им послал дивизионный  булдырь.
– Закончить прием пищи, строится в расположении!
Перед строем сержант Миниханов озвучивает фамилии, заступающих завтра солдат  в наряд по столовой, и в наряд по роте. Я заступаю в наряд по столовой.
– Готовимся к отбою!
Мы устало расползаемся по табуреткам. Я снимаю кирзовые сапоги, разматываю слетевшие с ног портянки. Смотрю на свои опухшие ноги, на них появились свежие кровавые мозоли, на пятках по три штуки на одном месте. Надеваю тапки и хромаю в бытовую комнату. Уже привычно, заливаю мозоли зеленкой, заклеиваю лейкопластырем, становится веселее. Беру мыльно-пыльные принадлежности (зубная паста, щетка, мыло, бритвенный станок). Иду умываться, бриться, чистить зубы.
– Рота стройся на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Ускорившись, я одеваю ПШ, мотаю портянки, сую ноги в сапоги, хватаю ремень и шапку, и несусь на построение.
Сержант Миниханов проводит перекличку личного состава, сверяя по списку, вдруг кто уже дезертировал. Сверился со списком. Звучат команды: отбой, отставить, по несколько раз. Минут тридцать мы бегаем в разные стороны.
Стадо новобранцев с грохотом метается туда-сюда. Наконец настает счастливый момент, и мы затихаем под одеялами. Все! Еще один день в Советской армии прожит! До завтра!

   2. Наряд по столовой.

 
– Новиков, подъем! Тебе в наряд по столовой, – будет меня дневальный по роте.
Я вскакиваю, как быстро пролетела ночь! Еще полчаса до подъема, мне нужно успеть заправить кровать, умыться, одеться. Встретить ГАЗ-66 с продуктами и разгрузить их, выложить из бачков нашу любимую кашу-клейстер, помыть бачки в котельной и поставить их обратно в автомашину.
Перед заступлением в наряд, по два в столовую и два по роте, проходим краткий инструктаж у сержанта Миниханова. Расходимся по местам.
В наряд по столовой заступаю с Антошкой, призывник с Узбекистана, здоровый, загорелый парнишка 18-и лет. По пути в столовую Антошка рассказывает про Узбекистан, Восток дело тонкое, Петруха! Говорит, что жара там под 50 градусов, не зря призывники с Узбекистана такие загорелые. Активная жизнь начинается с вечера, когда схлынула жара, до вечера большинство жителей сидят по домам.
Подъезжает ГАЗ-66 с продуктами, мы разгружаем хлеб, бачки с «парашей» и т. д. За рулем автомашины солдат с четвертой роты, прослужил уже год, т. е. наш дембель. Колчин интересуется, откуда мы, как жизнь на гражданке, рассказывает о службе в батальоне, подбадривает, дает нам советы.
Я, с Антошкой, выкладываю из бачков в кастрюли привезенную кашу, и мы несемся с бачками, за сто метров, в котельную, в ней чистим грязные бачки и несемся с ними обратно к автомашине. Накрываем на столы, режем хлеб, выкладываем масло, тарелки, ложки, наливаем в чайники чай. Не торопясь завтракаем, о чудо! И ждем прихода личного состава.
Прибегает личный состав учебной роты. Раздаются команды: встать, сесть, приступить к приему пищи. А со стороны смотреть куда интереснее, чем самому исполнять эту муштру. Солдаты лихорадочно жуют и убегают. Мы с Антошкой, не торопясь, собираем тарелки, ложки, кастрюли, несём весь скарб в котельную, там чистим грязную посуду, несём обратно, стираем со столов, подметаем пол.
Вот и все! До обеда можно делать вид, что мы очень сильно заняты работой, и никуда нас не привлекут! Очередная солдатская наука делать вид, что занят, и можно отмазаться от других дел!
В таком же неспешном темпе отрабатываем обед и ужин. Тянем уборку столовой до отбоя. Спокойно идем умываться, мыться под умывальником местами и, без всяких: «отбой», «подъем» ложимся спать. Спокойной ночи!
 

   3. Баня.

–Рота, подъем! – кричит дневальный.
–Рота, подъем! – вторят ему сержанты.
Я вскакиваю с кровати, спрыгиваю со 2-го яруса кому-то на плечи (как всегда), лихорадочно натягиваю галифе, гимнастерку, мотаю портянки, со скрипом заталкиваю ноги в сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу строиться.
– Отставить! – кричит сержант Миниханов.
На ходу скидываю гимнастерку и ремень, бегу, толкаясь и матерясь, обратно. Складываю все на табуретку, разматываю портянки, вешаю их крест-накрест на перекладинах табуретки, рядом ставлю сапоги, сверху шапку и лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Уф! Дольше перечислял,  чем делал в действительности.
– Рота, подъем!
И все сначала, с бешеной скоростью! По нескольку раз! Наконец построились.
– Сейчас на зарядку, после зарядки умываемся, наводим порядок, завтракаем. После завтрака убываем в дивизию, в баню, – говорит сержант Стариков.
Мы выходим на плац, в это холодное хмурое зимнее утро. Строимся по двое. Начинаем забег. Сегодня по плану 5 км. Бежим, согреваемся и оживаем. В лесу красота, тихо как в раю, только топот, более ста пар кирзовых сапог, беспокоит природу.
– Вспышка слева! – мы бросаемся вправо на снег.
– Отставить! – встаём, бежим дальше.
– Вспышка справа! – бросаемся влево на снег.
– Отставить! – встаём, бежим.
– Вспышка сзади! – бросаемся вперед и замираем на снегу.
– Отставить! – снова бежим.
– Взвалили на спину своего напарника!
Я сажаю на спину напарника, бегу с ним.
– Поменялись!
Теперь напарник несет меня на спине. Прибегаем на спортгородок. Повисаем на турниках, под счёт сержантов подтягиваемся.
– Раз! – подтянулись, перекладина у подбородка.
– Два! – повисли.
– Раз! – подтянулись.
– Два! – повисли.
Слабаки начинают падать с турников, сильные солдаты висят на перекладинах и ждут, когда сорвавшиеся слоны снова запрыгнут на турники. До тех пор, пока сами сержанты не устанут от наших воплей и стонов, мы повышаем свою силовую подготовку. После турников переходим на брусья, отжимаемся, ходим гуськом, ползаем. В общем, веселимся по полной программе!
– Заходим в казарму!
Веселой толпой летим в расположение. Скидываю мокрую гимнастерку, сырые портянки, сапоги. Надеваю тапочки, ковыляю в бытовую комнату, беру зелёнку с лейкопластырем. Заливаю свежие кровавые мозоли, ноги горят! Наматываю на мозоли лейкопластырь. Наверно, наша Советская армия разорится на зелёнке и лейкопластыре. В день уходит по несколько банок зелёнки, и по несколько мотков лейкопластыря. Оказал себе первую медицинскую помощь, ноги уже ломит не очень сильно. Потом наводим порядок. По веревке ровняем полосы на одеяле, табуреткой формируем кантик.
– Строимся на завтрак!
Натягиваю мокрую гимнастёрку, мотаю на ноги, красные от крови портянки, засовываю горящие, ободранные до мяса, ноги в тяжеленные кирзовые сапоги, хватаю ремень с зимней шапкой, хромая бегу на построение. Строимся, идем столовую на завтрак. Встать, сесть, встать, сесть! Быстро закидываем в желудок высококалорийную солдатскую «парашу», всё запиваем солдатским чаем.
– Строимся в расположение!
Бежим строиться, после кратких инструкций сержантов, ждем транспорт до дивизии. Грузимся в автомашины. Едем друг на друге до дивизии, руки и ноги затекают, нас кидает в стороны на ухабах. Заезжаем в гвардейскую дивизию, едем по ней, с интересом смотрим по сторонам, наконец, прибываем в баню.
– К машине! – командует сержант Миниханов.
Мы выползаем из кузова с затекшими руками и ногами. Озираемся по сторонам, разминаем затёкшие руки и ноги, строимся. Заходим в баню. Большой предбанник с лавками, там раздеваемся, идем в промывочное отделение. В отделении видим пять кранов, из которых льется теплая вода!
Каждый солдат берет тазик, наливает в таз теплой воды и пытается, за очень ограниченное время, помыться. При этом сержанты плещутся у кранов, не замечая времени, а в это время доступ к заветному крану с теплой водой, «молодому» солдату не доступен. С грехом пополам вся молодежь помылась. Выходим в предбанник. Каждый получает чистое бельё, одеваемся и выходим на улицу.
Красота! Как приятно в чистом белье, оно и пахнет по-особому, чистотой! Стоим, ждём сержантов, наслаждаемся праздником и недолгим спокойствием. Скоро подъедут автомашины, и мы опять уедем в свой зимний лес. Подъезжают автомашины, мы весёлой толпой занимаем места, садимся друг на друга и опять отправляемся в свой лес.
Правда, ненадолго сохранится свежесть, после обеда у нас кросс, нужно закалять наши пятки и ободранные пальцы ног, а для этого нужно, как правильно сказал наш командир учебной роты, больше бегать! Не в сказку попали, а в десантные войска! Мы вдохновенно бежим по красивому зимнему лесу, ползаем, ходим гуськом на корточках, бросаемся в снег, от воображаемых бравыми сержантами, взрывов. Но чувство чистого белья отложится в нашей солдатской памяти надолго.

4. Учебная тревога.
 

–Рота, подъём! Учебная тревога! – кричит дневальный по роте.
Что-то новое! Мы вскакиваем, валимся друг на друга, толкаемся, материмся, надеваем ПШ, мотаем портянки, засовываем ноги в горячо любимые кирзовые сапоги, схватив ремень с шапкой, несёмся на построение.
Перед строем вышагивают наши гвардейские сержанты.
–Недалеко от нашей базы высадился американский десант, сейчас получаете вооружение, специальные средства и строитесь на плацу!
Мы по очереди забегаем в оружейную комнату, получаем оружие, специальные средства, надеваем шинели, закрепляем полученное военное имущество на ремне, выбегаем на плац. Строимся в колонну по два.
–Бегом марш!
Выбегаем с территории базы, бежим по зимнему лесу.
–Вспышка слева! – командует сержант Миниханов. Мы бросаемся вправо, в другую сторону от взрыва.
–Отставить! Встаём, бежим дальше.
–Вспышка справа! Бросаемся влево на снег.
–Отставить! Бежим дальше.
–Вспышка сзади! Бросаемся вперёд на снег.
–По-пластунски  вперёд! Самозабвенно ползём.
Шинель — очень неудобная штука, когда бежишь, полы шинели путаются под ногами, мешают бежать. Но ползать в ней очень удобно. Полы шинели стелем на снег, под колени и вперёд! Коленям тепло на снегу, очень удобно!
Когда мы уже порядком устали и  выбегаем из леса на поле, звучит команда:
–В цепь, слева и справа по одному, вперёд!
Мы на ходу выстраиваемся в цепь, бросаемся в снег. Слева и справа по одному, с криками «Ура!» наступаем на превосходящего противника. Лежащие бойцы, в это время, прикрывают наступающих десантников  кинжальным огнём. Противник в панике! Бежит от нас! Мы победили! Пленных не берём!
–Строиться! Мы строимся на снежной дороге, потные и счастливые.
–Задача по уничтожению вражеского десанта выполнена! – хвалит нас сержант Миниханов. – В колонну по два, бегом, выдвигаемся на базу, сдаём оружие специальные средства, готовимся к обеду. Вперёд!
Наше крутое подразделение, уничтожившее американский десант, во главе с Терминатором, держит курс на базу. Бежим, дышим свежим воздухом. Подбегаем к казарме, фотографируемся с сержантами, для дембельских альбомов. Забегаем в расположение, сдаём оружие, специальные средства.
Я снимаю мокрую гимнастёрку, вешаю её на спинку кровати, стаскиваю тяжеленные сапоги, убираю сбившиеся на ноге портянки. Мозолей стало ещё больше. Надеваю тапки, хромаю к заветной аптечке, беру зелёнку с лейкопластырем, ковыляю к своей табуретке. Заливаю новые и старые мозоли зелёнкой, заклеиваю лейкопластырем. Хорошо! Какие хороший сегодня выдался день, крутые переживания и активные действия!
 

5. Письма из дома.

 
–Строиться на обед! – кричит дневальный по роте.
Я хватаю мокрую гимнастёрку, натягиваю её на себя, мотаю сырые портянки, засовываю опухшие ноги в сапоги. Ощущаю себя ихтиандром. Хромая бегу на построение.
Спускаемся в столовую. Встать, сесть, встать, сесть, встать, сесть…. Это длится бесконечно. С удовольствием поглощаю солдатский обед, прогулка по зимнему лесу идёт впрок. Хорошо пообедал. Встать, сесть, встать, сесть,– отличные упражнения для уплотнения обеда. Поднимаемся в расположение.
Самое приятное для солдата, это получить письмо из дома. Полученные письма от родителей обходятся для молодого солдата безболезненно, а получение письма от подруг или от друзей, карается сержантами ударом ладошки по шее, на которую и положен этот конверт с заветным письмом.
После обеда к нам на базу приехал старослужащий Колчин, привёз почту. Он отдаёт нашим сержантам конверты, трещит с ними о том, о сём. Сержанты делятся с ним впечатлениями о нас, солдатское время нужно как-то убить. Они берут конверты и раздают их нам.
–Кириллов, письмо! – радостно кричит сержант Смирнов. Кириллов подходит к сержанту, тот показывает ему адрес на конверте.
–От кого? – ласково спрашивает сержант.
–От родителей,– шепчет молодой солдат Кириллов.
–Забирай! – разрешает сержант.
–Новиков! – продолжает сержант Смирнов.
–Я! – радостно кричу я
–От кого? – невинно спрашивает сержант.
–От подруги, – не поняв ещё, что меня ждёт, говорю я.
–Отлично! Положено штамп на конверт поставить! – учит сержант Смирнов.
–Как это? – интересуюсь я.
–Нагибай шею, – командует он.
Я нагибаю шею, он надувает, предварительно надорванный, конверт и кладёт его мне на шею. Со всего размаха бьёт по конверту ладошкой. Хлоп! Конверт взорвался с громким треском.
–Гы, гы, гы, гы, – загоготали довольные сержанты.
Дальше называют других счастливчиков, бьют по конвертам, веселятся, гогочут. В армии ведь так мало веселья, вот и развлекаются. Но это ведь не зазорно, так, детская шалость, не тельняшки с портянками старослужащим стирать! Так ведь?
Позднее все письма я называл «от родителей», что бы не получать по шее. Иногда проходило, иногда нет, всё-таки сержанты не совсем тупые и запоминают адреса приходящих писем.
После цирка с раздачей писем готовимся к строевой подготовке. Надеваем шинели, выходим на плац. Строимся в колонну по два.
–Ша-а-а-гом марш! Раз, два, раз, два, левой ногой, правой, левой. Правой ногой, левой, раз, раз, раз, два, три. Раз, раз, раз, два, три! Напра-а-во, раз, раз, раз, два, три. Нале-е-во, раз, раз, два, три. Стой! Раз, два. Поднять правую ногу! Поднимаем выше! Держим! Тянем носок! Отставить! Поднять левую ногу! Поднимаем выше! Держим! Тянем носок! Отставить! Ша-а-гом марш! Левой, левой ногой, раз, два, три. Песню запевай!
В зимнем лесу, под Псковом, звучит наша суровая строевая песня. Берегись, Америка, скоро молодые десантники придут в войска из учебных подразделений!
–Стой! Раз, два! Заходим в расположение!
Стараясь не хромать, я заползаю на второй этаж. Снимаю шинель, добираюсь до своей табуретки, снимаю сырую гимнастёрку, вешаю её на душку кровати. Скидываю кирзовые сапоги, портянки, как обычно, сбились в один комок. Разглядываю опухшие ноги, покрытые кровавыми мозолями. Надеваю тапки, хромая, иду к аптечке. Зелёнка и лейкопластырь меня спасут. Заливаю зелёнкой вскрытые мозоли, заклеиваю лейкопластырем. Красота! Жжение в ступнях ног заметно убавилось.
–Строиться на ужин! – кричит дневальный по роте.
Натягиваю мокрую гимнастёрку, судорожно наматываю сырые портянки, со скрипом сую ноги в кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и лечу в строй.
Спускаемся в столовую. Встаём и садимся около стола, раз по десять. Наконец добираемся до каши, в темпе забрасываем её в свои желудки, запиваем чаем. Поднимаемся в расположение. Готовимся к завтрашнему дню. Подшиваемся, бреемся, моемся под умывальником.
–Строиться на вечернюю проверку!– кричит дневальный по роте.
Сержант Миниханов сверяет личный состав учебной роты по списку. Солдат, услышавший свою фамилию, кричит «Я!».
–Отбой!
Сто человек бегут, топая кирзовыми сапогами, к своим кроватям, толкаются, ругаются между собой. На ходу скидываем гимнастёрки, снимаем сапоги, раскручиваем сбившиеся портянки, всё складываем на табурет. Под табуретки вешаем портянки, ставим сапоги и летим в кровати, укрываемся одеялами. Всё это длится не более минуты.
–Отставить!
Я вскакиваю с кровати, прыгаю вниз на чьи-то плечи, меня обкладывают матом, я отвечаю аналогично, надеваю гимнастёрку, галифе, накручиваю портянки, натягиваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу в строй.
–Отбой!
Весёлые старты продолжаются минут тридцать. Толпа молодых солдат, через ноги, познаёт солдатскую науку. С каждым разом «отбиться» получается всё быстрее и быстрее, наконец, мы затихаем под одеялами. Ещё один день прошёл, спокойной ночи!
 

6.  Постирай тельняшку!

 
–Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём! – дублируют, трубя во всё горло, бравые сержанты.
Я спрыгиваю со второго яруса, протискиваюсь к своей табуретке, натягиваю галифе, мотаю, красные от крови портянки, на ноги, со скрипом засовываю их в сапоги, надеваю гимнастёрку, хватаю ремень с зимней шапкой и лечу на построение.
–Отставить!
На ходу снимаю ремень, скидываю гимнастёрку, толкаясь, подбегаю к своей табуретке. Стаскиваю с опухших ног кирзовые сапоги, разматываю портянки, всё аккуратно и быстро раскладываю на табуретке, лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Затих, приготовился к очередному старту.
–Подъём!
Всё в обратном порядке. Минут двадцать мы шлифуем своё мастерство подъёма и отбоя. Наконец построились в расположении учебной роты. Перед нами, как павлины, ходят бравые сержанты.
–Все живы, потерь нет? – изволит шутить долговязый сержант Стариков. – Выбегаем на зарядку!
Выбегаем на улицу, здесь холодно и мрачно. После тёплой солдатской кровати выходить на мороз смерти подобно. Я дрожу от холода, когда эти гребенные сержанты изволят появиться?! Наконец они вышли, дали нам старт. Через несколько метров становиться теплее, жить стало веселее. Краски в лесу стали яркими, не всё так плохо!
 Зимний лес стал красивым, деревья пушистые, тишина. Раздаётся только топот более ста пар кирзовых сапог и наше дыхание. Вспышка слева, вспышка справа, вспышка сзади. Прибегаем на спортивный городок.
–Повисли на турниках! Раз!- вверх, два!- вниз, раз!- вверх, два!- вниз.
Слабаки срываются с перекладин, сержанты, пинками, их загоняют обратно. Сильные молодые солдаты висят на турниках и ждут сорвавшихся, когда они повиснут снова.
–За одного отвечают все! – напоминает нам сержант Миниханнов. – Перешли на брусья!
Ходим на руках по брусьям, друг за другом. Здесь та же история. Слабаки умудряются упасть с брусьев, их опять пинками загоняют обратно, печальное зрелище! Чем эти слоны занимались на гражданке? Самогон по углам хлестали? Похоже на то!
–Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок!
Я, уставший, но счастливый, ковыляю в расположение учебной роты, на второй этаж. Добираюсь до своей табуретки, снимаю насквозь мокрый китель, скидываю кирзовые сапоги. По ощущениям они весят килограмм по десять каждый! Разматываю сырые портянки, они сбились в одном месте, и опять натёрли пару новых мозолей. Ноги горят, как в огне. Разглядываю опухшие ноги, надеваю тапки и почти бегом, передвигаюсь к заветной аптечке. Беру зелёнку с лейкопластырем, заливаю открытые мозоли, залепляю пластырем, жжение, в ободранных, до мяса, пальцах, немного убавилось.
В тапках иду умываться, потом наводим порядок в расположении. По нитке ровняем полосы на одеялах, набиваем кантики. Ноги в тапках отдыхают.
–Строиться на завтрак!
Хватаю мокрый китель, натягиваю его на себя, мотаю на ноги, красные от крови, портянки, со скрипом засовываю в кирзовые сапоги, хватаю ремень с зимней шапкой и ковыляю на построение.
Спускаемся в столовую. Как вкусно пахнет, оказывается, солдатская «параша» ещё и пахнет как настоящая еда, или это я очень голодный? Становимся вокруг стола, ждём команды сержантов, они не торопятся, а куда им торопиться? До дома им ещё, как до Китая пешком!
–Садись! Сели.
–Отставить! Встали.
–Садись! Сели.
–Отставить! Встали.
–Садись! Приступить к приёму пищи!
Раздатчик накладывает, в тянущиеся к нему тарелки, чудо-кашу. Мы начинаем усиленно работать ложками. Каша не хочет отлипать от тарелки, но мы очень настойчивы. Скоро она переходит в наши голодные желудки, становится хорошо и хочется спать, вот бы часик вздремнуть!
–Закончить приём пищи! Встать!
–Отставить! Сели.
–Встать! Надеваем шинели и выходим на строевую подготовку!
Поднимаемся в расположение, на второй этаж, надеваем шинели, выходим на плац. На улице мягкая зимняя погода, после завтрака организм работает и не мёрзнет. Стоим, ждём сержантов, разговариваем, наслаждаемся минутами отдыха. Под ногами скрипит снег. Выходят сержанты.
–Строиться в колонну по четыре! Шаго-о-ом ма-а-арш! Песню запе-е-евай!
В лесу под Псковом звучит наша лихая строевая песня. Мы ходим по плацу, оттачиваем строевые приёмы, повороты, передвижения, выход из строя, заход в строй. Тянем носок, держим ногу на весу. Ходим и строем, и по одному, и парами, и тройками.
 Время не стоит на месте, приезжает автомашина с нашим обедом. Наряд по столовой выгружает продукты из автомашины. В воздухе запахло вкусной солдатской едой, сразу захотелось кушать, желудок призывно заурчал. Команды сразу стали исполнятся не чётко, какие команды, когда кушать хочется?!
–Строиться на обед! – кричит сержант Смирнов.
Вот и до обеда дожили! Бежим в расположение, снимаем шинели, вешаем их на вешалки, бежим строиться на обед. Заходим в столовую, стоим около стола, ждём команды.
–Садись! Сели.
–Отставить! Встали.
Ещё минут пятнадцать приседаем около стола, тешим самолюбие сержантов. Наконец, добираемся до еды. Мелькают ложки, голодные солдаты усиленно жуют. Нужно успеть съесть максимальное количество еды, что бы ни остаться голодным.
–Окончить приём пищи! Встать!
–Отставить! Сели.
–Встать! Заходим в ленинскую комнату, учим Устав.
Хорошая команда, будем сидеть в ленинской комнате, будем бороться со сном, а потом и с голодом. Но бежать никуда не нужно, лафа! Сидим, отдыхаем, раненые ноги гудят…
–Новиков, к сержанту! – кричит дневальный по роте.
В бытовой комнате сидит сержант Миниханов.
–Вызывали, товарищ сержант? – спрашиваю я его, подходя.
–Да,– говорит сержант из Альметьевска.
Берёт со стола свою грязную тельняшку и бросает её мне.
–Постирай! – требует он.
–Что?! Я постирай?! – в бешенстве спрашиваю я.
–Ты, – удивляется сержант Миниханов.
–Найди там слона и отдай ему свою тельняшку! – показываю я на свой призыв.
–А ты не слон? – спрашивает сержант, удивлению сержанта нет предела.
–Я не слон! – отрезаю я.
–Ну, ну, придёшь в войска, быстро обломают! – пугает меня гвардейский сержант.
–Посмотрим! – говорю я, и выхожу из бытовой комнаты.
Захожу в ленинскую комнату, продолжаю учить Устав. Взбесил меня этот, решивший, что он крутой сержант, придём в войска, я им покажу как нужно себя вести. Сам, сто пудово, этот тощий татарин стирал своим старослужащим форму. Не на того напал, слон бенгальский!
После этого разговора, сержант Миниханов стал более пристально за мной следить, чаще ставить меня в наряды, докапываться по мелочам. Но меня этим не достанешь, мне глубоко плевать на сержантские потуги! Кто, интересно, постирал этому сержанту его грязную тельняшку, ведь всё равно, он нашёл для себя прислугу, в лице молодого бойца!
–Рота, строиться на ужин!
Строимся в расположении, спускаемся в столовую, встаём вокруг столов.
–Садись! Сели.
–Отставить! Встали.
–Садись! Приступить к приёму пищи!
Опять замелькали ложки, заработали челюсти. Сержанты сидят за отдельным столом, смеются над нами, лакомятся пирожными, пьют соки. Хорошо быть сержантом!
–Закончить приём пищи! Встать!
–Отставить! Сели.
–Встать! Заходим в расположение роты, готовимся к завтрашнему дню, подшиваемся, бреемся.
Я поднимаюсь в расположение, добираюсь до своей табуретки. Снимаю китель, вешаю его на душку кровати. Стягиваю кирзовые сапоги, распутываю, сбившиеся в комок, портянки, надеваю тапки и ковыляю к заветной аптечке. Заливаю кровавые мозоли зелёнкой, залепляю новым лейкопластырем, стало гораздо легче!
В тапках иду умываться, бриться. Сажусь на табуретку, и меняю подворотничок на кителе. День службы почти закончен, несколько минут покоя.
–Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Долговязый сержант Стариков проводит перекличку личного состава учебной роты. Незаконно отсутствующих нет, никто не дезертировал.
–Отбой!
Стадо из тридцати молодых солдат устремилось к своим кроватям. Места катастрофически не хватает. Мы толкаем друг друга, ругаемся. Около своей табуретки я снимаю китель, кирзовые сапоги, раскручиваю портянки, всю форму складываю на табуретке, портянки внизу, под табуреткой. Ныряю в кровать, укрываюсь одеялом. Затаился, будет продолжение цирка.
–Отставить!
Все бежим обратно, топот кирзовых сапог раздаётся, наверно, до Пскова. Толкаемся, ругаемся, ковыляем на построение. На ходу приводим себя в порядок.
–Отбой!
Сто человек, на ходу раздеваясь, бежит к своим кроватям. Скидываем на табуретки свою форму, летим в кровати, укрываемся одеялом. Прыгаем полчаса, радуем сержантов. Но всему приходит конец, конец пришёл и нашим прыганьям, затихаем под одеялами. Я сразу засыпаю. Спокойной ночи!
 
                                                                       

7. Шестёрки.

 
Весь личный состав учебной роты начал разбиваться по группам, для лучшего выживания в экстремальных условиях. И, естественно, начали возникать трения между группами. Я сблизился с солдатом с Украины Хохловым. Единственный минус Хохлова состоял в том, что он болел плоскостопием, и практически, не мог бегать. На всех мероприятиях по бегу мне приходилось тащить его за собой.
Одна из таких групп состояла из солдата Толстого, Рождественского и Жабина.
1.  солдат Толстый – крупный, басистый парень, лет 18, с замашками начинающего лидера. Место жительства не известно.
2.  солдат Рождественский – худой тип, неопределённого возраста, состоящий из оттопыренного уха, наверно родовая травма, гнилых зубов – не во всём Советском Союзе были кабинеты стоматологов, и бегающих от страха глаз. Место жительства, в захолустном углу Советского Союза. Судя по сгнившим зубам, родился в эпоху динозавров.
3.  солдат Жабин – худой, похожий на свою фамилию человек, лет 18 от роду, место жительства не известно.
Толстый отчего-то думает, что он очень сильный, и решает подмять под себя весь личный состав учебной роты. С его мнением я, естественно, не согласен. А так как у лидера должны быть свои шестёрки, для количества, то в роли шестёрок  выступил солдат Жабин и солдат Рождественский.
Две шестёрки Толстого неотступно следуют за своим хозяином. Хихикают и лебезят перед ним. Так как Толстый позиционировал себя мастером рукопашного боя, мне пришлось выйти с ним на разборки в лес, но Толстый мастером рукопашного боя был только в своих мечтах, а поэтому мне не понадобилось его бить, просто разошлись после обмена любезностями. Солдат Толстый бросил попытки физического воздействия, и совместно со своими шестёрками, перешёл на простое хихиканье и на тупые подколки, как впрочем, и положено кучке необразованных шестёрок.
Так, весь курс молодого бойца, я и отбивался/ словесно / от этой стаи слабосильных шестёрок. Правда, один раз пришлось в лесу солдату Жабину дать по фейсу, просто для урока. Он попробовал помахать своими кривыми ногами, но получил в челюсть пару раз. Бокс, это тебе не шутки, солдат Жабин!
После распределения личного состава учебной роты по подразделениям батальона, гнилозубый солдат Рождественский, одна из шестёрок Толстого, попал со мной в четвёртую роту.
–Вот где тебе, ушастый, зачтётся! – пообещал я ему, но как впоследствии оказалось, обманул.
 

8. Укладка парашютов.
 

–Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
–Рота подъём! – подхватывают сержанты.
Настал новый день. Я лечу с кровати на чьи-то плечи, получаю порцию отборного мата, возвращаю эту порцию обратно. Натягиваю галифе, накручиваю портянки, надеваю сапоги, хватаю ремень с шапкой, и бегу строиться.
–Отставить! – радостно кричит долговязый сержант Стариков.
Стартую обратно, на ходу скидываю гимнастёрку, у табуретки снимаю сапоги, раскручиваю портянки, сбрасываю всю одежду на табуретку и лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Жду…
–Рота, подъём!
Толпа молодых солдат, топая кирзовыми сапогами, несётся на построение, места катастрофически не хватает, работаем локтями, плечами.
–Сейчас выбегаем на зарядку. Потом умываемся, наводим порядок. После завтрака из дивизии прибудет прицеп с парашютами, будем их перекладывать. Вперёд!
Строимся на плацу. На дворе зима, холодно, голодно. Ждём сержантов, стоим, мёрзнем. Выбежали.
–Бегом марш!
Снег хрустит под кирзовыми сапогами. В лесу слышно только дыхание более ста человек.
–Вспышка слева! Вспышка справа! Вспышка сзади! Вспышка спереди! По-пластунски, марш! Несём своего товарища, потом меняетесь! Сели на корточки, гуськом марш! Шевелитесь, слоны бенгальские!
Прибегаем на спортивный городок.
–Повисли на турниках!
Мы гроздьями висим на турниках, срываемся, опять запрыгиваем.
–Раз! – вверх, – Два! – вниз, – Раз!– вверх, – Два! – вниз.
Переходим на брусья, идём по ним друг за другом. Отжимаемся.
–Раз! – вниз, – Два! – вверх, Раз! – вниз, Два! – вверх.
Ходим на корточках, гуськом – любимое упражнение «молодых» солдат.
–Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок! – звучит команда сержантов.
Ковыляю на второй этаж, скидываю мокрую гимнастёрку, снимаю кирзовые сапоги, разматываю, сбившиеся в комок, портянки, в тапках бегу к аптечке. Заливаю зелёнкой кровавые мозоли, ноги жжёт, как огнём, мотаю на открытые мозоли лейкопластырь. Первую помощь себе успел оказать, уже хорошо! Хромая иду умываться.
По верёвке ровняем полосы на одеялах, отбиваем край одеяла. Одним словом наводим порядок.
–Рота, строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.
Строимся, спускаемся в столовую. Сесть, встать, сесть, встать, сесть, встать. Приседаем перед  столом. Наконец добираемся до чудесной каши. Заталкиваем в желудок кашу – клейстер, запиваем чаем. Встать, сесть, встать, сесть, встать, сесть. Выходим из столовой, ждём технику из дивизии.
Приезжает ЗИЛ с прицепом, в прицепе на полках, под номерами, парашюты со всего батальона. Разбираем закреплённые за нами парашюты, и под руководством, приехавшего для этой цели офицера, раскладываем парашюты на плацу, прямо на снег.
Собираем парашюты обратно. Каждый этап сборки контролируется зорким офицером. Заносим в паспорта парашютов свои фамилии и дату укладки. Складываем собранные парашюты обратно в прицеп.
–Строиться! – командует сержант Миниханов. Мы строимся на плацу.
–На днях будут прыжки с парашютом, с АН-2, сейчас обедаем, после обеда собираетесь в ленинской комнате, учите устав, – продолжает сержант Смирнов.
Учить устав, это хорошее занятие. Сидишь в ленинской комнате, борешься со сном, с голодом. Короче, ничего не делаешь. Солдат спит, служба идёт!
На очередном построении сержант Миниханов объявил четырёх счастливчиков, заступающих в наряд по роте и в наряд по столовой. Я заступаю в наряд по роте.
 

9. Дневальный по роте.

 
После ужина четыре человека, заступающие  в наряд, строятся в подразделении. Сержант Миниханов проводит инструктаж наряда, то есть объясняет, чем должен заниматься дневальный по роте и чем не должен заниматься.
Дневальный по роте должен поддерживать чистоту в подразделении, в умывальнике, в туалете. Не спать на тумбочке дневального, отвечать на телефонные звонки, встречать офицеров, прибывших в учебную роту из дивизии командой:
–Смирно! Дежурный по роте на выход!
Очень много дел у дневального по роте. Вооружается дневальный по роте штык — ножом.
–Рота, подъём! – кричу я, уже в роли дневального по роте.
–Рота, подъём! – подхватывают сержанты.
Молодые солдаты вскакивают, бегут к табуреткам, толкаясь и матерясь,  друг с другом, одеваются, мотают портянки, летят на построение.
–Отбой!
Всё в обратном порядке. Топот более ста пар ног, обутых в кирзовые сапоги. Крики, ругань. Интересно со стороны за этим наблюдать! Мне торопиться некуда, стою на тумбочке, прикалываюсь, красота!
С напарником по наряду ходим по очереди на завтрак, обед, ужин. Никуда не торопимся, никаких тупых команд не выполняем. Правда, приходится наводить порядок, мыть пол, умывальник, а что делать? Всё по уставу! Отдых ночью тоже делим на двоих. Один дневальный стоит на тумбочке, второй идёт отдыхать. Так и проходят ещё одни сутки моей службы в рядах Советской Армии.
 

10. Прыжки с АН-2

 
Сегодня на построении, с утра, нам объявили, что после завтрака у нас будут прыжки с АН-2.  После подъёма наша учебная рота пробежала кросс. По пути мы поползали, походили гуськом, повисели на турниках, отжались на брусьях. Умылись, навели порядок в расположении. Вкусили питательной солдатской «параши».
Сейчас едем в тентованом ГАЗ-66 на взлётную площадку, километрах в пяти от базы. На взлётную площадку привезут прицеп с парашютами. В кузове тесно, сидим друг на друге, ноги и руки затекли, машину кидает на ухабах, в разные стороны. Наконец прибыли на взлётную площадку, выпрыгиваем из кузова, растираем затёкшие руки и ноги.
Из прицепа выгружаем свои парашюты. Надеваем на себя, подгоняем подвесную систему. Разбиваемся на группы по десять человек на борт/самолёт/. Пока ждём свой воздушный транспорт, успеваем покемарить, отдохнуть.
Вот и подруливает борт, волнение зашкаливает. По десять человек залезаем в самолёт, рассаживаемся по бортам самолёта.  Самые тяжёлые солдаты располагаются ближе к выходу, что бы в воздухе, с раскрытым парашютом, не догнать и не приземлиться на голову тех, кто легче по весу.
Ан-2 добавляет газ, самолёт трясёт, он разбегается по взлётной полосе и отрывается от земли. Все разговоры между солдатами умолкли, каждый ушёл в себя. Мысль одна, раскроется парашют или нет? Тем временем самолёт поднимается всё выше и выше. Мне кажется, что его двигатель вот-вот заглохнет, главное, что бы он набрал нужную высоту, выпрыгнем!
Бортпроводник  стоит около открытой двери, без парашюта, смотрит вниз. Выпускающий соединяет с тросом в самолёте наши карабины от выпускающего парашюта. Все готовы.
Вдруг пронзительно заорала сирена. Пора! Пять человек, сидящих на стороне двери, встали. Выпускающий, по очереди, толкает в бездну солдат. Пять человек выпрыгнули, самолёт идёт на новый круг, следующие мы. За бортом самолёта летят пять куполов, все раскрылись. Хороший знак!
Опять вой сирены, мы встаём. По очереди выпрыгиваем из самолёта. Меня сдувает, едва я высовываюсь за самолёт. Швыряет и вертит в воздухе, я вижу то самолёт на фоне голубого неба, то землю. Рывок вверх и я повис. Парашют раскрылся! Я кричу во всё горло от радости, рядом орут летящие сослуживцы. Разворачиваю парашют по ветру, что бы ветер дул в спину. Смотрю, где площадка для сбора личного состава. Стараюсь направить движение парашюта в ту сторону.
Вот и земля, приземляюсь на две согнутые в коленях ноги и падаю на бок, вскакиваю на ноги, и начинаю тянуть на себя нижние стропы парашюта, чтобы погасить,  начавшийся наполняться воздухом купол. Если не успеть погасить, то купол наполнится воздухом и, на потеху солдатам, будет таскать меня за собой по полю. Купол парашюта погас, нужно собрать его, положить в сумку. Взвалить сумку на спину, автомат на грудь и прибежать к точке сбора личного состава.
Счастливые солдаты складывают сумки с парашютами в прицеп. После обеда будем их заново собирать на лесной базе.
–Строиться в колонну по два! Бегом марш! Мы организованно стартуем.
–Газы!
Достаю из сумки противогаз, надеваю на себя. Бежать стало ещё веселее. Аутсайдеры плетутся в хвосте, их приходится подталкивать.
–У нас раненый! – кричит сержант Смирнов.
–Раненого Хохлова переносим на плащ-палатке! – командует сержант Миниханов.
Я, на ходу, вытаскиваю плащ-палатку, на неё укладывается аутсайдер Хохлов со своим плоскостопием. Своё оружие он отдал другому солдату. Мы вчетвером, держа плащ-палатку за углы, несём Хохлова, при этом успеваем пнуть его снизу, через плащ-палатку. Хохлов орёт, что сам побежит, кому охота получать пинки под зад? В маске противогаза, около глаз, плещется пот. Я оттягиваю низ маски, выпускаю пот.
–Сейчас прибежим на базу, контузим этого Хохлова – думаем мы, неся его на плащ-палатке. Вот и база, всё когда-то заканчивается.
–Стой!– командует долговязый сержант Стариков. Мы останавливаемся, переводим дух.
–Да и хрен с ним, с этим Хохловым, главное прибежали! – думаем мы.
Сержанты фотографируются с нами, как с мартышками, на свои дембельские альбомы.
–Заходим в расположение!
Я бегу к своей табуретке, нужно успеть оказать себе первую медицинскую помощь. Сбрасываю сырую гимнастёрку, со скрипом стаскиваю кирзовые сапоги, мокрые портянки опять сбились в комок. Надеваю тапки и бегу к заветной аптечке в бытовую комнату. Заливаю новые и старые мозоли зелёнкой, мотаю лейкопластырь. Успел,  жжение ног слегка уменьшилось.
–Строиться на обед!
Я натягиваю мокрую гимнастёрку, мотаю сырые портянки, со скрипом надеваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и, хромая, бегу на построение. Спускаемся в столовую. Встаём за столы. После всех физических упражнений аппетит разыгрался зверский.
–Встать, сесть, встать, сесть, встать, сесть, – издеваются над нами сержанты.
Наконец я добираюсь до солдатской пищи, забрасываю её в свой желудок, время бежит с  бешеной скоростью.
–Закончить приём пищи! – радуется своей власти сержант Миниханов. – Надеваем шинели, выходим на плац  для укладки парашютов!
Мы бежим в расположение, надеваем шинели, выходим на плац. Выгружаем из прицепа парашюты, раскладываем их на снегу. Под руководством прибывшего из дивизии офицера укладываем парашюты.  Офицер внимательно следит за всеми нашими манипуляциями. Заполняем паспорта парашютов, вписываем в них свои фамилии и дату укладки. Все парашюты складываем в прицеп.
–Строиться на ужин!
Строимся в казарме, спускаемся в столовую. Выполняем наши любимые команды: сесть, встать, сесть, встать. Очень быстро перекладываем кашу-клейстер в свои желудки.
–Закончить приём пищи! Встать! Сесть! Встать! Сесть! Поднимаемся в расположение!
Я снимаю мокрую форму, сапоги, портянки. Проверяю свои мозоли, в тапках хромаю в бытовую комнату, заливаю их зелёнкой, заклеиваю пластырем.
–Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Опять натягиваю на себя мокрую гимнастёрку, наматываю сырые портянки, надеваю кирзовые сапоги. Хватаю ремень с зимней шапкой и мчусь, как ветер, в строй. После сверки личного состава со списком:
–Отбой!
Топот более ста пар ног, обутых в кирзовые сапоги. Грохот табуреток. Прыгаем в кровати, укрываемся одеялами. Затихли…
–Отставить!
В темпе, только в обратном направлении.
–Отбой!
Стадо молодых солдат мечется в разные стороны. Минут тридцать мы упражняемся в скорости отбоя. Шлифуем своё мастерство раздевания и одевания. Наконец сами сержанты устали нас гонять. Мы затихаем  в своих железных кроватях. Сегодня был очень насыщенный день. Я мгновенно вырубаюсь. Спокойной ночи!
 

11.  Пинок долговязого сержанта.

 
–Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём! – вторят ему сержанты.
Как быстро прошла ночь, вроде только легли спать! Я спрыгиваю с кровати на чьи-то плечи, с боем добираюсь до своей табуретки. Натягиваю сырую гимнастёрку, галифе, наматываю портянки. Надеваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и мчусь, как ветер, на построение.
–Отставить!
Все движения в обратном направлении, в очень быстром темпе. Складываем обмундирование на табуретки и летим в кровати, затихаем под одеялами.
–Подъём!
Молодые солдаты с грохотом носятся от кроватей на построение и обратно. Минут тридцать мы шлифуем своё мастерство отбоя.
–Выходим на зарядку! – кричит долговязый сержант Стариков.
В колонну по два, мы бежим по зимнему лесу, солнечное утро. Молодой солдат Хохлов со своим плоскостопием опять плетётся в хвосте. Я его подталкиваю сзади, помогаю бежать.
–Вспышка слева! – мы бросаемся в снег вправо.
–Вспышка справа! – мы бросаемся в снег влево.
–Вспышка сзади! – мы бросаемся в снег вперёд.
–Разбились по парам, несём своего напарника на плечах! Потом меняетесь!
С солдатом Хохловым мы договорились держаться вместе, а потому на каждом кроссе я тащу Хохлова, почти на руках. Хотя сам я выбегаю в первой тройке, из всей учебной роты.
Вот и сейчас я плетусь, из-за солдата Хохлова, в хвосте колонны, плоскостопие упрямо не даёт ему бегать.
Бум!– я ощущаю мощный пинок в свой зад, солдатским кирзовым сапогом. Это долговязый сержант Стариков, таким дедовским методом, решил повысить мои скоростные качества.
–Б…дь! – я в бешенстве, оставив задыхающегося Хохлова, подскакиваю к долговязому сержанту Старикову. – Ты, что, сука делаешь?! – зловеще спрашиваю я, побледневшего от страха, долговязого сержанта.
–Так  это, э, ты это, опаздываешь, – мямлит растерянный сержант.
–Ты знаешь, что я бегаю нормально, а сейчас помогаю бежать Хохлову? – ласково интересуюсь я у сержанта.
–Да, знаю, – соглашается долговязый сержант Стариков.
Я отхожу от растерянного сержанта, бегу дальше, помогая Хохлову и его плоскостопию. Больше таких наездов на меня, со стороны сержантов, не наблюдалось.
 

12. Соревнования по боксу.

Прошло  около двух месяцев моей службы. Мозоли незаметно сошли с моих ног, портянки почти не сползают в сапогах. Службу я понял, к армейскому дурдому привык.
После обеда, во время наших занятий по строевой подготовке, на базу приехал водитель Колчин. Он о чём–то шепчется с нашими бравыми сержантами. Сержанты подходят к нашему строю.
–Со вчерашнего дня в нашем батальоне идут соревнования по боксу, кто хочет выступить на них, шаг вперёд! – говорит сержант Миниханов.
Весь строй стоит, никто не выходит. До призыва в Советскую Армию на моём боевом счету уже было около пятнадцати боёв в ринге и первый разряд по боксу. Появилась возможность вспомнить и применить на практике, мои знания и умения, в этом творческом виде спорта.
В строю хихикают и пытаются тупо пошутить две шестёрки солдата Толстого. Гнилозубый  солдат Рождественский и солдат Жабин выдают себя за профессиональных боксёров, но ехать на соревнования отказываются, как в прочем и их хозяин, солдат Толстый. Этакая группа боевиков теоретиков. Я уже привык к этим слонам и отношусь к ним как к необходимому, для службы, антуражу.
–Я выступлю! – говорю я и делаю шаг вперёд. Троица шестёрок захлебнулась от удивления.
–Садись в машину, поедем в батальон, – говорит мой дембель Колчин.
И вот мы вдвоём едем в дивизию, на соревнования по боксу. Подъезжаем к казарме батальона. Заходим в расположение четвёртой гвардейской роты. В середине расположения установлен боксёрский ринг, в нём уже бьются солдаты. Весь батальон собрался у ринга, стоит невообразимый шум и гам, солдаты и офицеры орут во всё горло.
Я присмотрелся к бойцам на ринге. Так, два человека лупят друг друга в деревенском стиле, то есть машут руками без всякой боксёрской техники, стараются попасть друг по другу.
–Отлично, справлюсь, – думаю я.
–Саня, ты не волнуйся, всё будет нормально! – говорит мне дембель Колчин, подбадривая меня.
–Саня, это не бокс, – отвечаю я ему. – Это  деревенская драка!
–Да? Посмотрим! – удивляется моей наглости Колчин. Быстро переодеваюсь в спортивный костюм.
–На ринг вызывается рядовой Новиков! – объявляет диктор соревнований.
Я захожу в ринг, опять это знакомое волнение, боевой азарт, адреналин зашкаливает. А вот и мой соперник.
Гонг! Первый раунд.
Привычно качаю маятник, уклон, удар прямой левой рукой, уклон. Противник не реагирует на мой удар, сразу пропускает в челюсть, не противник, а подарок! Без боксёрской подготовки, это упрощает дело!
Уже не опасаясь встречных ударов, жму противника в угол.  Уклон, прямой левой рукой, уклон, правой, левой, правой. Троечка: уклон, прямой правой рукой, прямой левой, прямой правой, уклон. Противник  пропускает все удары, пытается отвечать, но все его удары летят над моей головой. Пока он размахнётся, можно сто раз ударить, и ещё сходить на перекур!
В зале стоит гвалт, весь батальон столпился около ринга. Большинство солдат не видели красивую боксёрскую технику. С уклонами, нырками, передвижениями в челноке, с разными ударами. Поэтому сейчас они бурно выражают свой восторг криками, свистом.
–Саня, молодец! Ну, ты красавец! Давай ещё! – кричат мне из возбуждённой толпы.
Гонг! Перерыв одна минута.
Я сажусь на стул в своём углу, мне секундирует  удивлённый дембель Колчин.
–Молодец! Красиво работаешь!– хвалит он. – Саня, молодец! Давай ещё! Бей его! – кричат мне вокруг.
Гонг! Второй раунд.
Противник  измотан, пропустил много ударов, уже почти не сопротивляется. Я расслаблен, работаю как на тренировке. Уклон, удар левой рукой, уклон, левой, правой, левой, уклон. Все удары летят точно в цель, хороший противник мне достался, просто мечта боксёра, бей – не хочу! В зале ничего не слышно от возбуждённых криков болельщиков.
Гонг! Бой закончен.
Я выиграл, получаю грамоту за первое место. Со всех сторон поздравляют, удивляются, что на «курсе молодого бойца» появился боксёр. Вот она, боксёрская слава! Так и до Чемпиона Мира не далеко!
Мы с Колчиным едем обратно на учебную базу. Колчин спрашивает, где я занимался боксом, какой имею разряд. Он сам спортсмен, только все виды единоборств изучает самостоятельно. Мы решаем, что после моего прихода в батальон, с «курса молодого бойца», будем вместе заниматься боксом.
В нашей учебной роте кипишь, я приехал в ранге Чемпиона батальона по боксу. Грозное звание. Солдат Толстый со своими шестёрками шипит в углу, говорить вслух, эта шайка слонов, опасается. И правильно, шутить с Чемпионом по боксу опасно!
 

13. Присяга.

 
–Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём! – подхватывают весёлые сержанты.
Я спрыгиваю сверху, кому–то на голову, толкаюсь, прорываюсь к своей табуретке. Натягиваю галифе, мотаю портянки, надеваю кирзовые сапоги, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой и бегу на построение, на ходу пытаюсь надеть оставшуюся одежду.
–Отставить!
Толпа солдат бежит обратно, на ходу скидываю гимнастёрку, ремень с шапкой. Толкаясь, прорываюсь к своей табуретке, бросаю на неё свою гимнастёрку, скидываю галифе, сапоги с портянками, всё складываю на табуретку и прыгаю в кровать, укрываюсь одеялом. Притаился…
–Подъём!
Сто молодых и перспективных солдат, топая кирзовыми сапогами, несётся вперёд, назад, веселят строгих сержантов. С каждым разом, подъём осуществляется всё быстрее и быстрее.
 Вдоволь порезвившиеся  сержанты, перестают гонять молодых солдат. Важно прохаживаются перед строем.
–Бойцы, сегодня у вас принятие присяги, поедем в батальон. Сейчас выдвигаемся на кросс, делаем зарядку, умываемся, наводим порядок в расположении, завтракаем, – доводит до нас  сегодняшнее расписание сержант Смирнов.
Выбегаем на улицу, строимся в колонну по два. Ждём сержантов, мёрзнем. Дождались, сержанты не торопятся выходить на улицу, берегут своё драгоценное дембельское здоровье. Побежали. С каждым метром становится всё теплее. Вокруг красивый зимний лес, белые сосны, берёзы, под кирзовыми сапогами скрипит снег. За время службы мы уже привыкли к бегу. Кирзовые сапоги стали родными, как я раньше ходил в кроссовках, а не в кирзовых сапогах?!
Ступни ног стали железными, мозоли постепенно исчезают без следа, портянки не сбиваются в кучу на ногах.  Скоро можно будет не уделять так много времени наматыванию портянок. Начинаем втягиваться в службу.
–Вспышка слева! – мы бросаемся вправо в снег.
–Вспышка справа! – мы бросаемся в снег влево.
–Вспышка сзади! – мы бросаемся вперед на снег.
–Вспышка впереди! – бросаемся в снег назад.
–Сели на корточки, гуськом марш! Садимся на корточки, идём гуськом друг за другом.
–Бегом марш!
Бежим дальше, прибегаем на спортивный городок.
–Запрыгнули на турники!
Висим гроздьями на турниках, ждём сорвавшихся. Их сержанты пинками загоняют обратно на перекладины, подтягиваемся под счёт. Переходим на брусья, ходим на них друг за другом, отжимаемся под счёт. Делаем зарядку, машем руками и ногами, отжимаемся на кулаках. Тепло, хорошо, воздух лесной, свежий.
–Заходим в казарму, умываемся, наводим порядок!
Весёлой, шумной толпой забегаем в казарму, на второй этаж. Я скидываю мокрую гимнастёрку, вешаю её на душку кровати, стягиваю кирзовые сапоги, разматываю сырые портянки, вешаю их на нижние перекладины под табуреткой. Осматриваю свои многострадальные ноги. Новых мозолей не наблюдается. Надеваю тапки, иду в бытовую комнату. Обрабатываю зелёнкой старые мозоли, заклеиваю лейкопластырем. Беру мыльно пыльные принадлежности и иду умываться, бриться, плескаться под умывальником.
После водных процедур наводим порядок в расположении, натягиваем верёвку, по ней ровняем полосы на одеялах, табуреткой и тапкой набиваем кантики на одеялах.
–Строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.
Бегу к своей табуретке, натягиваю мокрые ПШ, накручиваю сырые портянки, надеваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу на построение. После построения спускаемся в столовую. Встаём за своими столами.
–Садись! Сели.
–Отставить, не резко! Встали.
–Садись! Сели.
–Отставить! Встали.
–Садись! Сели.
–Приступить к приёму пищи!
Сегодня на завтрак  каша из перловки, очень вкусная и питательная. С трудом отделяю ложкой порцию за порцией. Каша не хочет отлипать от тарелки, но я настойчив. Скоро всё содержимое тарелки переходит в мой голодный желудок. Запиваю чаем без сахара. Хорошо! Желудок радостно урчит, радуется пище. Главное до обеда продержаться!
–Закончить приём пищи! Все откладывают ложки в стороны, получать железной кружкой по голове никто не хочет.
–Заходим в расположение, готовимся к выезду в батальон!
Скоро приезжает автотранспорт, мы толпой залезаем в кузов, сидим друг на друге. Едем на принятие присяги.  Настроение приподнятое. Машину бросает на ухабах, руки и ноги затекают. Вот и батальон.
–К машине!
Мы,  как горох, высыпаемся из кузова, растираем затёкшие руки и ноги. Около батальона толпятся солдаты, офицеры. Всеобщий праздник.
Личный состав нашей учебной роты растекается по своим, закреплённым ранее, подразделениям батальона. Я захожу в свою четвёртую роту, на первый этаж. Солдаты  с интересом нас рассматривают, как зверей в цирке, оценивают. В этой роте я уже нарисовался, когда участвовал в соревнованиях по боксу, меня запомнили, а кто не запомнил, я не виноват!  Ходим по расположению, сегодня  нам можно передвигаться по роте беспрепятственно.
Полторашник, на полгода старше моего призыва, с Белоруссии, на вид здоровенный парень, решил блеснуть перед нами своей, якобы, недюжинной силой.
–Смотрите! – кричит бульбаш.
Берёт «Машку» (железная швабра для натирания деревянных полов) за конец железной ручки и пытается её поднять. Но ничего не выходит. Бульбаш, красный от натуги и растерянный от неудачи, бросает бедную «Машку» в угол. Не расстраивайся, бульбаш, тебе повезёт в другой раз! Но не в этой жизни!
–Рота,  строиться в расположении! – кричит дневальный по роте.
Наша четвёртая гвардейская рота, теперь в полном составе, строится в расположении на «взлётке». Перед нами выступает командир роты, говорит напутственные слова, объясняет, как будет проходить процедура принятия присяги.
Каждый «молодой» солдат выходит из строя, к поставленному посередине столу, на столе лежит присяга и стоит командир роты, со своими заместителями. Солдату  вручают присягу, он поворачивается лицом к строю и зачитывает её. Поворачивается к офицерам, расписывается в ведомости, и встаёт обратно в строй. Так буднично и неприметно, прошло моё принятие присяги.
–Разойдись! – командует командир роты.
Ещё некоторое время мы бродим по расположению четвёртой роты, рассматриваем своё  будущее место службы. Ждём транспорт для убытия на лесную базу, к свежему воздуху и красивому зимнему лесу. Подъезжает автомобиль, мы опять рассаживаемся в кузове друг на друга. Трясёмся на ухабах, руки и ноги затекают. Теперь мы стали настоящими солдатами Союза Советских Социалистических Республик. Бойцами Воздушно Десантных Войск!

Приход в войска.

1. Батальон. 

Подошёл к концу курс молодого бойца. Каждого из нас распределили по подразделениям батальона. Мне досталась четвёртая рота, где служит мой дембель Колчин. В четвертую роту попал и один из шестёрок солдата Толстого, гнилозубый и одноухий солдат Рождественский.
–Готовься, гнида, к весёлой жизни! – обещаю я ему. Его оттопыренное ухо багровеет от страха и безысходности.
Хохлов со своим плоскостопием и Антошка с Узбекистана, тоже будут служить со мной. Сейчас наш молодой призыв трясётся на ухабах лесной дороги в кузове ГАЗ-66, мы направляемся на постоянное место службы в гвардейскую дивизию. Там нас ожидают, с нетерпением,  деды, дембеля, полторашники и ещё много всякой нечисти.  Готовься четвёртая гвардейская рота, скоро тебя проверит, на вшивость, молодой солдат  Александр Новиков! Ос!
–К машине!
Высаживаемся у батальона, заносим свой нехитрый скарб в четвёртую роту, благо она расположена на первом этаже. Один минус первого этажа, что все ответственные  по батальону офицеры, заходят именно в четвёртую роту, находящуюся на первом этаже, выше подняться лень.
Нас встречает сержант Куня. Заместитель командира второго взвода, местная достопримечательность четвёртой роты. На нём составление нарядов и прочие нужные для армии функции. Короче, в каждой дырке-затычка!
  –  сержант Куня, заместитель командира взвода. Почти генерал, тощий, ушастый и сутулый тип, обиженный жизнью. Маленькие злые глазки, видно плохо ему приходилось, родимому, по «слоновке». Но сейчас он решил, что всю свою слоновью злобу, за свою поруганную честь, а была ли честь? Он выместит на моём «молодом» призыве, поживём, увидим!
Я складываю свои нехитрые пожитки в свою новую тумбочку. Моя новая железная кровать в конце спального помещения, в одном уровне, не нужно будет прыгать со второго этажа. В расположении шум и гам, всем весело, кроме нашего «молодого» призыва, теперь вся работа ляжет на наши плечи.
–Рота, строиться на обед! – кричит сержант Куня.
–Б…дь, новый руль объявился, – с тоской думаю я.
Четвёртая рота, в полном составе, стоит на »взлётке»  в спальном помещении. Нашего призыва насчитывается 30 человек, самый многочисленный призыв.
–Выдвигаемся в столовую – веселится сержант Куня, сегодня самый счастливый день в его слоновьей жизни! Колонной по четыре мы идём по дивизии в сторону столовой.
–Песню запевай! – сержант не удержим в своём счастье. Наш призыв самозабвенно поёт лихую строевую песню.
–Грубее голоса! – учит сержант. Мы стараемся петь грубыми голосами, надо, так надо!
Заходим в столовую, стоим в конце очереди. Дембеля с дедами и полторашниками впереди.
Вдруг в столовую заходит дивизионная разведрота. Они дружной толпой вклиниваются впереди всех, недовольные получают оплеухи. Вот это молодцы! А, что наши «деды» с дембелями? Они завяли и сразу забыли свои «дедовские» замашки, стоят скромно молчат, слоны, бенгальские!
Наконец я получаю свою пайку, суп с остатками сала, кашу клейстер и несладкий чай с куском чёрного и белого хлеба. Сажусь за свободный стол. Беру кусок черного хлеба, кладу его сверху на кусок белого хлеба, кушать хочется, а времени мало, и начинаю есть. Боковым зрением замечаю, что на меня смотрят  «деды» и что–то обсуждают.
–Что не так? – думаю я.
Выходим из столовой, строимся, идём в расположение батальона. Весело поём строевую песню. Заходим в расположение роты. Тут ко мне подходит «дед» и бьёт меня кулаком в грудь.
–Не понял, за что? – спрашиваю я у него.
–Это ты ел белый хлеб вместе с куском чёрного хлеба? – интересуется он.
–Да, и что? – удивляюсь я.
–А то, что так есть нельзя, так едят только слоны, запомни! Вот бы тебя сейчас твоя подруга увидела, ей было–бы стыдно! – учит «дед» меня, учитель, бля, нашёлся!
–Хрен знает, может и не красиво со стороны, – думаю я.
Это было моё первое  и,  слава Богу, не последнее столкновение со старослужащими. Пока самое безобидное. Повезло этому плюшевому «деду»!
–Заходим в Ленинскую комнату! – кричит сержант Куня. Наш призыв учит устав в ленинской комнате, по пути за каждым закрепляют оружие, специальные средства, парашюты и др.
–Рота, строится на ужин! – кричит дневальный по роте.
Мы выходим на плац, строимся. С весёлой песней идём в столовую. Заходим, опять дивизионная  разведрота лезет вперёд, мои крутые «деды» с дембелями в упор этого не замечают. Из столовой я выхожу в числе крайних. Вроде стараюсь жевать быстро, а выхожу в числе крайних. Это обстоятельство уже начало бесить моего крутого сержанта Куню. Я начал часто попадаться на глаза старослужащим, а это не правильно!
–Что, не наедаешься? – ласково интересуется сержант Куня, после моего очередного выхода из столовой, в числе крайних.
–Наедаюсь, товарищ сержант! – бойко отвечаю я ему.
После ужина сидим в спальном помещении, напротив телевизора, слушаем новости. Нас пока решили оставить в покое, не напрягать, что бы мы для начала освоились.
–Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит  сияющий сержант Куня. Рота строится на взлётке. Сержант проводит перекличку личного состава.
–Отбой!
Наш призыв летит к своим новым железным кроватям. На ходу скидываем гимнастёрки, ремни, снимаем шапки, всё укладываем на свои новые табуретки, стаскиваем кирзовые сапоги, разматываем портянки. Портянки вешаем не на табуретку, а на голенища кирзовых  сапог.  При надевании нога протыкает портянку и легко заходит в сапог, наматывать её уже не обязательно. Ноги стали железными, новые мозоли не появляются. Прыгаем в кровати и укрываемся одеялами. Где то я это же проходил!
–Не уложились, слоны бенгальские! Отставить! – восхищённо кричит сержант Куня.
Мы опять летим обратно, на ходу, почти в воздухе, одеваемся и падаем в строй.
–Отбой!
Опять топот тридцати пар ног, обутых в кирзовые сапоги.  Носится «молодой» призыв, сказка для старослужащих, сколько они мечтали об этом дне! Через полчаса ушастый сержант успокаивается. Мы затихаем под одеялами. Прошёл мой первый день службы в гвардейском батальоне. Жить можно, сколько ещё дней осталось? Лучше не думать об этом. Спокойной ночи!
 

2. Четвёртая рота.

 
–Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём! – вторит ему ушастый сержант Куня.
Ах да! Я на новом месте. Кровать в один ярус, не нужно кому–то на головы прыгать. Подбегаю к табуретке. Надеваю галифе, сую ноги в портянки, висящие на сапогах, получается очень быстро, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой и бегу на построение. По пути надеваю форму на себя.
–Отставить, слоны! Не уложились! – счастье сержанта Куни не описать словами.– Отбой!
Я, в  душе нежно ругая ушастого сержанта, бегу в обратном направлении. На ходу скидываю гимнастёрку, у табуретки снимаю революционные галифе, стаскиваю кирзовые сапоги, портянки сверху на сапоги, прыгаю в кровать, укрываюсь одеялом.
–Слоны, подъём! – сержант Куня вошёл во вкус процесса.
Вскакиваю с кровати. У табуретки надеваю галифе, гимнастёрку, сую ноги через портянки в сапоги, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой и мчусь в строй.
–Выходим на зарядку!
Мы выбегаем из подразделения. Весь батальон на ногах. Каждая рота самостоятельно убегает на пробежку. Бежим по территории дивизии, навстречу бегут солдаты из других частей.
–Перессать! – командует сержант Куня.
Солдаты останавливаются на обочине, справляют малую нужду. Хорошо! Бежим дальше. Солдат Хохлов, со своим плоскостопием, плетётся в хвосте колонны.
–Садись на корточки! Гуськом марш!
Ходьба гуськом распространяется только на «молодой» призыв,  то есть на наш. Мы продолжаем движение на корточках, идём долго, тешим самолюбие старослужащих, потом бежим, потом идём гуськом, потом бежим. Дембеля с «дедами» отстали ещё на старте, стоят курят в сторонке. Нами рулит ненасытный ушастый и горбатый сержант Куня.
Подбегаем к казарме батальона. Около него спортивная площадка. На ней турники, брусья, крокодилы.
–Слоны, запрыгнули на турники!
Половина новобранцев не может подтянуться, грустное зрелище! Набрали доходяг в ВДВ! Что, выбрать было не из кого?!
–Я научу вас родину любить! – кричит взволнованный своей властью сержант Куня. Хотя сам ушастый сержант не далеко ушёл от «молодых» доходяг и здоровьем, и слабым характером.
Наш призыв гроздьями висит на турниках, ждём, когда доходяги научатся подтягиваться? Они постоянно срываются с турников, сержанты пинками их загоняют обратно на перекладины. Здоровые солдаты висят на турниках, нервничают, ждут сорвавшихся слонов.
На спортивной площадке, один из дембелей, занимается Колчин. Спортивный парень. Подтягивается, отжимается, машет руками, ногами. Остальные дембеля наслаждаются свободой, курят сигареты. На гражданке никаким спортом не занимались, и в армии не заставишь! Потом приходят из десанта и по шее получают от стройбатовцев! Десантники плюшевые! Одни дешёвые понты, бля!
–Заходим в расположение! Умываемся, наводим порядок!
В быстром темпе иду умываться, потом наш призыв равняет по натянутой верёвке полосы на одеялах, отбиваем кантики. Беру из туалета «Машку», несу её в расположение, таскаю её  по полу назад, вперёд, натираю деревянный пол, натёртый мастикой. Тяжёлая зараза, вместо штанги пригодится!
–Строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.
Мы строимся и с песнями, добираемся до столовой. Заходим, занимаем очередь, опять разведка лезет напролом, мои старослужащие застыли от страха и ужаса, жмутся друг к другу. Наконец  добираюсь до обеда. Выхожу из столовой в числе крайних, ловлю на себе недовольные взгляды «дедов».
–Строиться на плацу!
Общее построение. Весь батальон построен  на плацу. Перед нами стоит командир батальона, гвардии полковник Зотов.
–Батальон, смирно!
Командир батальона здоровается со всеми, поздравляет наш призыв с успешным прохождением «курса молодого бойца», с прибытием в батальон. Желает успешной службы в десантных войсках.
–Вольно! Разойдись!
В дело вступают командиры рот. Наш командир роты здоровый усатый мужик, говорящий басом, лет тридцати, гвардии капитан:
–Четвёртая рота убывает в автопарк, наводит там порядок, под чутким руководством командиров взводов, – басом приказывает ротный.
Мы, строем и с весёлой строевой песней, выдвигаемся в автопарк. Там нас ждут автомашины, боевые машины десанта (БМД), вся техника четвёртой роты, которую нам предстоит поддерживать в чистоте и исправном состоянии. Я прикреплён к боевой автомашине ГАЗ-66, выезжает она редко, а драить её нужно часто.
Командир моего взвода прапорщик Иванов. Худой в верхней части тела, тонкие ручки, узкие плечи,  женский мясистый зад. Настоящий подполковник. Выхаживает перед личным составом своего взвода, тоненьким голоском отдаёт приказания.
Его заместитель, сержант Сомин. Рыхлый, невысокий человечек, с рабочими пухлыми губами. Понятно теперь, как он заработал свои сержантские лычки. Около 19 лет, место жительства, скорее всего сарай, где-то в глухой деревеньке. И везёт же мне, бля, на инопланетян!
Сегодня наводим порядок в гараже, что ещё, кроме постоянного наведения порядка можно делать в десанте?! Естественно нечего! Все помешаны на наведении порядка. Вот и сейчас я вооружился метлой, и усердно орудую ей во славу Советской Армии. Короче, не мешки ворочать! После наведения порядка убываем, с весёлой песней, в расположение четвёртой роты.
–Строиться на ужин!
Строимся, с песней выдвигаемся в столовую. В темпе вальса закидываю кашу-клейстер в желудок, но опять выхожу из столовой в числе крайних. Безобразие! Старослужащие смотрят на меня осуждающе.
Со столовой возвращаемся в хорошем настроении. Пока армия не кажется такой страшной. Строевая песня так и звенит в нашем исполнении. Рассаживаемся напротив телевизора,  для просмотра программы «Время». Во время просмотра новостей нужно успеть подшить подворотничок на гимнастёрку, для завтрашнего дня. Нельзя расстраивать ушастого сержанта Куню, он такой у нас мнительный!
–Рота,  строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Сержант Куня проводит перекличку личного состава. Вдруг кто уже дезертировал, а вдруг?
–Отбой!
Наш призыв резво рванул в сторону кроватей. Места здесь гораздо больше, чем было на курсе молодого бойца. Там нас было сто человек, а здесь всего тридцать. Толкаться уже не с кем, бегает только наш призыв. Вся форма на табуретках, портянки сверху на сапогах, мы лежим в кроватях, под одеялами.
–Отставить!
С грохотом бежим обратно. По дороге заправляемся, падаем в строй.
–Отбой!
Бежим  обратно, на ходу скидываем форму, ныряем в кровати, прячемся под одеялами. Бегаем минут тридцать, главное, старослужащим солдатам наши забеги очень нравятся! Нормально, служить можно, ещё один день вычеркнут! Спокойной ночи!
 

3. В булдырь.

 
По солдатской иерархии, «молодой» призыв стоит на последней ступеньке эволюционного развития. «Молодым» солдатам не разрешено практически ничего. Нельзя заниматься спортом на спортивном уголке, в подразделении роты, нельзя сидеть или бродить без дела, ходить в солдатское кафе (булдырь).
А можно и нужно, быть всегда занятым работой. На зарядке, в обязательном порядке, передвигаться на корточках, гуськом. Качаться и ползать под кроватями после отбоя, стирать дембелям тельняшки с портянками, подшивать дембельские кителя. Рисовать кальки  для альбома, плести аксельбанты для парадной формы, готовить  дембельские сапоги и др. Много работы и обязанностей, навязанных старослужащими, у «молодых» солдат.
«Деды», отслужившие два года солдаты, постепенно демобилизуются, в роте остаются хозяйничать мои дембеля. Ушастый сержант Куня становится всё агрессивнее. Всё сильнее расправляются его сутулые плечи. Он входит во вкус беспредела, установленного старослужащими солдатами.
«Полторашники», солдаты  старше на полгода моего призыва, поднимают свои поникшие по «слоновке» (время службы молодым солдатом) головы. Полторашники после ухода «дедов» занимают сторону моих дембелей. Они имеют статус «ветераны» и для того, что бы самим уже ничего не делать, вместе с дембелями, идут на наш призыв войной.
Меня этот порядок, навязанный старослужащими, не устраивает. Я не собираюсь подчиняться этой кучке вчерашних слонов, хотя и многочисленной. Дембелей и полторашников набирается тридцать человек. Но в бою, как известно, побеждает не количество, а качество или мастерство.
Я подхожу к солдату Хохлову, на «курсе молодого бойца» я его таскал на себе, во время всевозможных забегов, и он знает, что я своих не бросаю.
–Продолжаем работать в паре? – спрашиваю я его.
–Да, работаем – отвечает солдат Хохлов.
–Забиваем на все дембельские запреты? – вношу я предложение.
–Согласен – говорит он.
–Тогда завтра после обеда идём в «булдырь», – предлагаю я.
–Хорошо.
Наступает новый день, он проходит в штатном режиме. Подъём, утренняя зарядка, наведение порядка в подразделении, ходьба на завтрак с песнями, работа в автопарке, наведение порядка в автопарке, поход на обед с весёлой песней.
После обеда я, с солдатом Хохловым, иду в «булдырь» соседнего полка. Заходим в недоступное «молодому» призыву солдатское кафе. А в «булдыре» чего только нет! Кексы и пирожки, булочки, студенческие полоски, печенья, разные напитки, соки. От такого разносола рябит в глазах! Как давно я не пробовал этой вкуснятины! Целых четыре месяца!
Берём студенческие полоски, чай, садимся за свободный столик и вперёд! Какая вкуснотища! Как будто и не уезжал из дома! Боковым зрением я замечаю своих дембелей, во главе с ушастым сержантом Куней, они удивлённо пожирают нас глазами.
–Нас заметили,– говорю я солдату Хохлову.
–Вижу, – отвечает он.
Вкусно поев, мы с солдатом Хохловым, идём в родное подразделение. В расположении стоят дембеля с полторашниками, во главе с крутым сержантом Куней и совещаются.  Этакий совет в Филях. Они подходят, увидев нас:
–Вы знаете, что молодым нельзя ходить в булдырь? – спрашивает меня могучий сержант Куня.
–Знаем, – скромно отвечаю я ему.
–После ужина оба несёте сюда по буханке чёрного хлеба, будете есть хлеб, в упоре лёжа, после отбоя. Ясно? – сержант Куня неумолим, как сама судьба.
–Понятно товарищ сержант, – отвечает солдат Хохлов.
Довольные дембеля и полторашники отходят от нас.
–Работаем? – уточняю я у солдата Хохлова.
–Работаем, – подтверждает солдат Хохлов.
Подходит время ужина. Мы строимся на плацу, с лихой строевой песней идём в столовую. Заходим, стоим в очереди, пропускаем крутых разведчиков. Добираемся до каши,  бросаем её в желудки. После вкусностей из булдыря, каша-клейстер выглядит ещё ужасней, но лучше переесть, чем недоесть. Каша упорно не хочет залазить в мой желудок. Но я её в желудок заталкиваю. Опять выхожу из столовой в числе крайних, без буханки чёрного хлеба.  Дембеля и полторашники  удивлённо смотрят на меня.
Строем и с весёлой песней подходим к казарме батальона.
–Разойдись! – говорит командующий всеми войсками на свете, ушастый сержант Куня.
Захожу в расположение родной четвёртой роты. Судя по любопытным выражениям лиц старослужащих солдат, намечается, что–то интересное, и с моим участием в главной роли. А вот и вездесущий сержант Куня, собственной персоной:
–Где буханки хлеба? – интересуется сержант.
–Нет буханок, – скромно отвечаю я, я вообще скромный по жизни человек!
–Х…й забил? – спрашивает сержант Куня.
–Не забил, но буханок нет, – констатирую я этот неприятный, для справедливого  сержанта, факт.
Сержант Куня удивлён, он не знает, что делать. В его бытность «молодым» таких борзых солдат не наблюдалось. «Молодые» солдаты ходят по «булдырям», отказываются  хлеб в упоре лёжа кушать?! Ясно, что нужно наглецов наказать, что бы другим было неповадно! Но это будет потом, а сейчас я с солдатом Хохловым праздную маленькую, но победу, в неравной борьбе с неуставными взаимоотношениями.
–Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Перед строем вышагивает очень напряжённый сержант Куня, наверно вынашивает планы возмездия. В воздухе витает предвкушение чего–то очень кровожадного. Сержант проводит перекличку личного состава.
–Рота отбой! – верещит ушастый сержант.
Наш призыв срывается с места. Несётся, скидывая на ходу гимнастёрки, ремни к своим кроватям и табуреткам. Сбрасываем кирзовые сапоги, сверху на сапоги вешаю портянки, всё аккуратно складываю на табуретку, лечу в кровать, укрываюсь одеялом.
–Отставит! Слоны бенгальские не успели! – радуется сержант Куня.
Натягиваю галифе, сую ноги в висящие на голенищах сапог портянки, ноги автоматически проваливаются в сапоги, хватаю ремень с шапкой, гимнастёркой и бегу в строй.
–Отбой!
Сегодня отбиваемся особо долго, наверно сержант Куня затаил на меня, с солдатом Хохловым, зло. Бегаем  минут тридцать, бегаем весело, топаем кирзовыми сапогами. Но всё когда то кончается, закончился и наш забег. Сержант Куня утомился, сердешный, мы удобно устроились в своих солдатских кроватях, укрылись одеялами. Решили поспать, но за всё, господа, нужно отвечать, а наш поход в булдырь ещё не отработан! Я уже почти уснул…
 

4. Битва за район.

 
–Погнали!
С дикими криками мы, вооружённые кольями и камнями, бежим на толпу, которая только что выступила из леса. В свете полной луны блестят колы, выдранные ими из уличных скамеек.
Весёлым времяпровождением для нас, тогда ещё подростков, стало участие в битвах, против соседних районов. В ход идут кирпичи, колы, палки, топоры, ракетницы, ножи и все подручные предметы. Выход в соседний район в кинотеатр или в магазин, становится смертельно опасным приключением. Сразу задаётся простой вопрос.
–Ты откуда?
Остаётся только биться, а если противников много, то ноги в руки и бежать. Толпой могут и покалечить, и убить! В нашем маленьком городе все друг друга знают в лицо, и битвы вспыхивают и на улице, и в учебных заведениях, где учатся подростки из разных районов.
Вот и сейчас в наш район вторглась противоборствующая группировка, в ответ на наш рейд  к ним, двумя часами ранее, приведшая к полному разгрому вражеской группы. Соседи горят праведным огнём гнева и рвутся отомстить! Но и мы не против драки,  хороший бой никогда не будет лишним!  Мы несёмся на них, с колами наперевес. Кричим и свистим, для психологической обработки противника!
Подпустив нас на расстояние броска рукой, противник начал расстрел нашей лихой толпы кирпичами.
–Ой! Ай! Бля! Ой! Ай! – слышится рядом со мной. Это кирпичи попадают моим боевым товарищам по разным частям тела. Наше наступление захлёбывается.
–Отступаем! – кричит наш водила (человек, руководящий толпой).
Мы начинаем пятиться назад под градом камней, уже отбегаем.
–Погнали! – слышится клич со стороны наших противников, они переходят в наступление!
–Бля! – вырывается у меня от боли.
Слева, на уровне лица, вижу лезвие мясного топорика, этот топорик сейчас врезался в моё левое плечо. В руках у меня двухметровый кол, выдранный мной из уличной скамейки. Я поворачиваюсь налево, и колом ударяю человека с топором, по его пустой голове.
–Бум! – прозвучал глухой удар. – Я же говорю, что голова была пустая!
Человека и топорик  унесло в разные стороны. Боковым зрением замечаю работу кольями моих сподвижников. Противники не стоят, мелькают колы, слышатся глухие удары по телу, головам. В лесу звучат дикие крики, мат, стоны раненых. Идёт боевая работа боевых пацанов. Враг дрогнул! Мы его преследуем, пленных не берём! Чужая толпа разбегается, её остатки прячутся в лесу. Мы победили, в прочем, как и всегда! Наша толпа, по праву, считается одной из самых боевых в городе!
Из моего левого плеча струится кровь, но я  не чувствую боли, только боевой азарт и гордость за нас, победителей! Мы возвращаемся на место сбора, обсуждаем наше очередное сражение, делимся впечатлениями. Пацаны с удивлением рассматривают моё боевое ранение. Я горжусь вниманием этих бесстрашных людей!
 

5. Дедовщина.

 
–Слоны, подъём! – слышу я сквозь сон.
–Что-то новое придумали, – прикидываю я.
Наш «молодой» призыв торопливо строится на взлётке в расположении роты, форма одежды: калики, зимние тельняшки, тапки. Перед нашим голоштанным строем вышагивает ужасный и могучий сержант Куня. Он смешно вращает налитыми кровью глазами (может у него внутричерепное давление?), при этом его большие слоновьи уши трепещут на ветру! Брр! Страшное зрелище, не дай Бог его во сне увидеть, на всю жизнь заикание обеспечено!
Пришло его время, и он отомстит нашему призыву за свои прошлые унижения от своих дембелей, так сейчас думает ушастый и горбатый сержант Куня, дембель по сроку службы, вечный слон по жизни…
Рядом с дембелями, под предводительством сержанта Куни, тусуются полторашники, руководимые губастым пончиком, сержантом Соминым. Всего человек тридцать набегает. Нашего призыва тридцать человек, поровну.
–Нормально, прорвёмся! – думаю я, наивный чукотский юноша.
–Что, бля, слоны охуели?! – с пафосом кричит могучий сержант Куня. – По «булдырям» начали шляться?! – справедливо негодует он. – Я научу вас Родину любить! Слоны бенгальские! Упор лёжа принять! – визжит ушастый сержант.
Я не верю своим глазам! Наш призыв, состоящий из тридцати человек, бросается на пол! Я на гражданке, с десятью своими боевиками, угонял пятьдесят харь, а здесь?!
–Слоны, вы, что делаете, гниды?! – кричу я им.
–А тебя, что не касается команда? – весело спрашивает меня губастый сержант Сомин.
–Меня не касается! – отрезаю я.
Вижу, ко мне бросаются все два призыва, со жгучим желанием наказать. Я бросаюсь влево, хватаю ближайшую табуретку и, уходя назад для замаха, наотмашь бью табуреткой вправо.
–Бум, бум, бум, бум, бум – глухо звучат удары моей табуретки об пустые головы дембелей и полтарашников. Ухожу вправо и бью табуреткой в другую сторону.
–Бум, бум, бум, бум, бум,– раздаётся в расположении четвёртой гвардейской роты, этот волшебный звук моей победы. Я ведь предупреждал, что четвёртая рота будет стонать, пришёл солдат Новиков, вешайтесь, слоны бенгальские! Кто не спрятался, я не виноват!
Толпа резко поредела, два призыва смотрят на меня со страхом и удивлением. Что, бл…ди, в сказку попали?! Мой слоновий призыв четвёртой роты, в полном составе, валяется на полу, х…вы гвардейцы, бля! В «мабуте» вам место, а не в десанте!
–Подходи! – подбадриваю я старослужащих, помахивая перед ними своей волшебной табуреткой. Желающих подойти, почему-то не находится. Странно, ненадолго их хватило, баранов!
–Рота, отбой! – кричит изумлённый сержант Куня.
Я, с табуреткой наперевес, иду к своей кровати, старослужащие солдаты, молча, расступаются, ставлю  табуретку на место. Ложусь в свою кровать, и никто мне не перечит! Мой слоновий призыв жалко поднимается с пола, идут как побитые собаки к своим кроватям. Это только начало! Но первые мои победы уже состоялись!  Засыпаю…
Проснулся, на часах четыре часа ночи. Под кроватями ползают солдаты, да это мой  призыв! Их всех загнали под кровати, а меня испугались, и это правильно! Не надо будить лиха, пока оно тихо! Ползающие слоны голосом изображают работу двигателя, переключают передачи, а главное хорошо получается! Молодцы, открыли в себе талант! И вислоухая шестёрка Рождественский там, а куда шестёркам деваться, только под кровать! Под мою кровать!
Я лежу в своей кровати, слушаю звуки снизу. Из динамиков ротного проигрывателя льётся песня Софии Ротару. Она поёт только для десантника Новикова, «молодого» бойца, кровью старослужащих солдат, заслужившего свой ночной отдых!
–Сердце, сердце, сердце, золотое сердце. Сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт для меня София Ротару. Спокойной ночи! За ВДВ!
 

6. Наряд по роте.

 
–Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём! –  вторит ему ушастый сержант Куня.
Я спрыгиваю с кровати, натягиваю галифе, сую ноги в портянки, висящие на голенищах сапог, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой и бегу на построение.
–Отставить! – кричит ушастый сержант.
Весь строй рассыпается. На ходу скидываю гимнастёрку, ремень. У табуретки стаскиваю кирзовые сапоги, на них вешаю портянки, всё имущество аккуратно складываю на табуретке, лечу в кровать и укрываюсь одеялом.
–Будете у меня прыгать бесконечно! – беснуется сержант Куня. – Слоны, подъём!
Минут тридцать мы боремся со своей ленью, бегаем от кроватей  до «взлётки». Наконец ушастый сержант устал сам, и вся рота построилась на зарядку.
После неравного ночного боя и полученных ударов табуреткой, дембеля и полторашники выглядят растерянно, но надеются на реванш. Такого позора на их слоновьей памяти ещё не было! Это только начало, господа!
–Мы тебя бить не будем, – шипит ушастый сержант, брызгая ядовитой слюной.
–Кто бы сомневался, руки у тебя коротки, гнида!– думаю я.
–Я тебя по уставу, нарядами задолблю, – обещает мне сержант Куня. – Сегодня заступаешь в наряд по роте, после завтрака.
–Есть, товарищ  сержант! – бодро отвечаю я ему.
 
Странные люди, эти дембеля. Если ты живёшь по «беспределу», то и получи по своей наглой, ушастой морде. А если живёшь по уставу, то какие могут быть подъёмы после отбоя?!  А сейчас ушастый сержант решил совместить эти два понятия, для своей выгоды. Это, по какому такому «закону» можно совместить «беспредел» и устав? Но ему виднее!
Выбегаем на зарядку, бежим по дивизии
–Перессать! Справляем малую нужду, бежим дальше.
–Слоны, сели на корточки, гуськом марш!
Идём метров сто гуськом, потом бежим, потом опять гуськом. Навстречу бегут солдаты из других подразделений дивизии и везде, только «молодые» солдаты бегут, ходят гуськом, сильны неуставные понятия в армии!
Прибегаем на батальонный спортивный городок. Висим на турниках, ждём сорвавшихся доходяг, когда они изволят запрыгнуть на перекладины. Друг за другом ходим на брусьях, старая история. Очередной слон срывается с брусьев, мы стоим его ждём, когда он соизволит запрыгнуть обратно.
–Заходим в расположение,  умываемся, наводим порядок!
Иду умываться, потом ровняем полосы на одеялах, по натянутой нитке, набиваем кантики. Натираем тяжеленной «Машкой» деревянный пол.
–Рота, строиться на завтрак!
Строем и с грозной строевой песней идём в столовую. Заходим, встаём в очередь, пропускаем крутых разведчиков, добираемся до любимой солдатской еды. За обе щеки уплетаю «сытную» солдатскую кашу-клейстер. Стараюсь жевать быстро, но опять выхожу из столовой в числе крайних. Сержант Куня опять не доволен, бедный, лопоухий сержант! Строем, и с ещё более грозной строевой песней, движемся к батальонной казарме.
Сегодня я, с солдатом Хохловым, заступил в наряд по роте. Заступать в любой наряд с солдатом своего призыва, это нормально, сутки и всю работу делим на двоих. Но для большей «убедительности» в наряды ставят «молодого» солдата со старослужащим, вот это полный пи…ец! «Молодой» солдат стоит все сутки, не отдыхая, вся работа на нём, старослужащий валяется на своей кровати, отдыхает. Этот «беспредел» видят офицеры, но никто ничего не говорит.
Весь день, вместе с солдатом Хохловым, наводим порядок в расположении, на лестнице, на плацу, в умывальнике. Ночь делим на двоих. Я стою на тумбочке дневального с ночи до утра. Утром, часов в пять, выхожу на плац убирать снег. Смотрю в ночное небо, усыпанное яркими звёздами. Как им там хорошо, они спать не хотят. Красота! На соседнем плацу солдат из другого подразделения, моего призыва, работает лопатой. Такой солдатик, рыжий и конопатый, смешной, в общем. Как его звали?
Время шесть утра. В расположение заходит командир нашей роты.
–Смирно! – подаю я команду. По этой команде, солдаты, находящиеся в расположении, знают, что в расположение пришёл начальник.
Ушастый сержант выбегает из расположения, подбегает к командиру роты.
–Товарищ  капитан, за время моего дежурства происшествий не случилось! – докладывает сержант ротному.
Командир роты начинает ходить по расположению, смотрит порядок, залазит пальцами и другими частями тела, в разные щели, углы, ищет грязь. Басом орёт на ушастого сержанта, тот ёжится под гневным взглядом командира роты, обещает всё исправить. Его крысиное личико, со слоновьими ушами багровеет, так он хочет ради ротного, порвать свой рабочий зад  на британский флаг! Потом бежит ко мне, визжит от страха, объясняет, где нужно убрать и что со мной будет, если не уберу.
Так, в беготне, проходит время до завтрака, с грехом  пополам я меняюсь с наряда по роте. Хочется дико спать, но я опять, в общем строю! С утра успел умыться, пришить подворотничок, но побриться забыл. Опять залёт!
С песнями идём на завтрак. Заходим в столовую, стоим в очереди, успеваем получить еду до прихода разведчиков. Я быстро заталкиваю кашу-клейстер в изголодавшийся желудок и выбегаю на построение,  опять опоздал, багровые уши сержанта Куни говорят мне, с укоризной, что я не прав.
–Не наедаешься? – ласково спрашивает меня ушастый сержант.
–Пошёл ты, на х… й, крыса! – думаю я. – Наедаюсь, товарищ сержант! – бодро отвечаю я ему. Ничего, придёт ещё мой звёздный час, ублюдок!
С песней идём обратно. Строимся на плацу батальона. Общий развод личного состава. Выступает командир батальона, доводит общую информацию. Потом командиры рот проводят строевой  смотр своих солдат.
Наша рота стоит в две шеренги. Ко мне подходит ротный, и с радостью замечает, что я не бритый. Со сдачей наряда по роте забыл побриться! Залёт! Ротный подзывает, позеленевшего от страха, сержанта Куню.
–Сержант, почему боец не бритый? – грозно интересуется он у съёжившегося ушастого сержанта.
–А он ещё никогда не брился, товарищ капитан! – врёт сержант ротному. Полтора года службы не прошли даром для сутулого сержанта, хоть врать научился! Молодец, выкрутился.
–Да? – недоверчиво спрашивает меня командир роты.
–Так точно, товарищ капитан! – кричу я.
–Значит нужно начать бриться, боец! – приказывает ротный.
–Есть! Товарищ капитан! – отвечаю я. Командир роты отходит от меня к другим солдатам.
–Ты почему не побрился? – шипит мне красный от бешенства сержант Куня.
–Не успел, товарищ сержант,– оправдываюсь я.
–В следующий раз я тебя полотенцем побрею, – обещает мне лопоухий сержант.
–Хрен ты меня побреешь, сука! – думаю я.
Утренний смотр прошёл без особых потерь. Наша рота убывает в автопарк.
 

7. Швартовка.

 
Сегодня в автопарке будем заниматься швартовкой. Швартовка, это подготовка техники подразделений, частей, соединений ВДВ к выброске с парашютами из военно-транспортных самолётов.
В автопарк для каждой роты подгоняют прицеп, в котором сложено всё необходимое для швартовки. Весь этот инвентарь нужно выгрузить из прицепа и сложить в стороне. Потом выгнать из гаражей автотранспорт, боевые машины десанта (БМД).  Работает только молодой призыв, в данном случае мой.
Нужно загнать каждый автомобиль на свою грузовую платформу. Закрепить её на грузовой платформе, сверху (с помощью подъёмного крана) навесить парашютную систему, всё это хозяйство закрепить, а все крепления законтровать, завязать верёвочкой определённого диаметра.  Далее, ответственный офицер идёт проверять правильность креплений и диаметры завязанных контровок, верёвочек определённого диаметра, не правильные крепления немедленно переделываются. Под днище БМД закрепляются, вручную, две лыжи, квадратный брус из дерева, длиной на всю боевую машину десанта. Тяжеленный брусочек, скажу я вам!
Я, с парой человек со своего «молодого» призыва, еду на склад, где хранятся прицепы с оборудованием для швартовки. Подцепляем к ЗИЛУ прицеп и привозим его в автопарк. В автопарке вытаскиваем все приспособления, дембеля скромно стоят в стороне, дают нам ценные указания. Прицеп отставляем в сторону, чтобы не мешал нашей работе. Из боксов выгоняем технику, которую будем швартовать.
Автомашины загоняем на грузовые платформы, закрепляем их тросами. Сверху, поднимая подъёмным краном, закрепляем парашютные системы, все крепления контруем. Ждём ответственного офицера по проведению швартовки. Неправильные крепления и контровки немедленно переделываем, естественно бегом!
–Рота, строиться на обед! – командует ротный.
Мы всё побросали и построились. Всё наше оставленное имущество будет охранять наряд по автопарку. Это хорошая новость, война войной, а обед по расписанию! После такой тяжёлой работы аппетит разыгрался волчий!
Строем и с песней идём в столовую. Стоим в очереди, получаем обед. Сытно и «вкусно» пообедали, выходим из столовой, строимся и опять выдвигаемся в автопарк. Работы сегодня нам хватит до самой ночи. Работа не прекращается ни на секунду, за этим зорко следят дембеля. «Молодым» солдатам отдых категорически противопоказан. Доводим до «ума» сделанную работу, переделываем, перевязываем.
–Рота, строиться на ужин! – командует ротный.
Вот и ужин на подходе, время летит незаметно. А нам ещё оборудование с техники убрать нужно, упаковать, сложить в прицеп, увезти прицеп на склад. Но это будет потом, а сейчас я иду в строю уставший, но бодрый, пою строевую песню и мечтаю о скором ужине! А ещё о дембеле, «который неизбежен, как крах капитализма!»
После ужина возвращаемся в автопарк, разбираем всё обратно. Снимаем парашютные системы, крепления, контровки, вытаскиваем лыжи из-под БМД. Автотранспорт съезжает с грузовых платформ. Всё оборудование складываем в прицеп. Едем на склад, оцепляем прицеп, и убываем обратно в автопарк.
Время уже ночь, я страшно устал, но было интересно, появились новые знания. А самое главное вовремя обедали и ужинали. Наша рота строем, но без песни идёт в расположение, уже позднее время  песни петь. Заходим в расположение роты.
–Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Ушастый сержант Куня проводит перекличку личного состава четвёртой роты.
–Рядовой Новиков, завтра заступаешь в наряд по роте, – объявляет ушастый сержант, его крысиная морда сияет счастьем.
–Есть, – бодро отвечаю я ему. Ничего, служить с каждым днём остаётся всё меньше и меньше!
–Отбой!
Наш «молодой» призыв бежит, на ходу скидывая гимнастёрки и ремни. Снимаем сапоги на них портянки, на табуретку ремень, гимнастёрку и галифе, и прыгаем в кровати, укрываемся одеялами.
–Отставить, не резко! –  радостно кричит  лопоухий сержант.
Все операции проделываем в обратном порядке, «в темпе вальса», то есть, очень и очень быстро!
–Не торопимся? Будем тренироваться! Отбой!
Тридцать солдат «молодого» призыва мечутся от кроватей к «взлётке» и обратно. Минут сорок мы соревнуемся со временем. Наконец ушастый гном, с сержантскими лычками, утолил свою кровожадность, мы закутались в одеяла. Почти уснул…
 

8. Второй раунд.

 
–Слоны, подъём! – кричит сутулый сержант Куня.
–Слоны, подъём! –  вторит ему губастый сержант Сомин.
–Какие вы неугомонные, – думаю я,  вставая с кровати.
Опять наш «молодой» призыв стоит на взлётке, в расположении роты. Мимо строя прохаживается, страшный в своём гневе, сержант Куня, вместе со своим подельником, губастым сержантом Соминым, в подкрепление собраны все дембеля и полторашники, харь тридцать, ерунда какая, значит, будет ещё интереснее!
–Что, бля, слоны бенгальские, расслабились? Будем учиться, и учиться, как завещал вам дедушка Ленин. Кто не хочет — заставим, кто не умеет — научим! – пытается острить своими рабочими губами рыхлый сержант Сомин.
–Упор лёжа принять! – командует сержант Куня.
Наш «гвардейский» призыв четвёртой роты дружно упал на пол. Боковым зрением замечаю массовый забег дембелей и полторашников  в мою сторону, с целью объяснить мне, в чём я сейчас не прав.
Ухожу от толпы влево, хватаю ближайшую табуретку, одежда с неё летит в разные стороны, ударяю наотмашь вправо.
–Бум, бум, бум, бум, бум, – звучат глухие удары о пустые головы старослужаших, весёлые звуки моей победы. Смещаюсь вправо, ударяю наотмашь влево.
–Бум, бум, бум, бум, бум, – опять попал. Весёлая игра на выживание!
–Бум, бум, бум, бум, бум, – подходи, не стесняйся! Всем хватит! Кому добавки?
Много их собралось сегодня, долго готовились, но их слоновьей подготовки не хватит, что бы одолеть меня одного! Ос!
Атака опять отбита, дембеля с полторашниками сгрудились посреди казармы. Наш слоновий призыв валяется на взлётке, боятся головы поднять, «десантнички» махровые. А где, кстати, гнилозубая и одноухая шестёрка Рождественский? Правильно, на взлётке валяется, от страха стучит своими гнилыми зубами. Не жалеет он себя, сердешный!
–Погнали! Что встали, ослы?! – спрашиваю я у столпившихся старослужащих.
А где старослужащие? Перед собой я вижу только слонов разных призывов, которые издеваются друг над другом. Трусливые мыши! А как эти крысы в атаку пойдут, за Родину, за Сталина, если за себя постоять не могут? Набрали хлюпиков в десантные войска, вашу японскую мать!
Я опять иду, с табуреткой наперевес, к своей кровати, никто не нападает, даже не интересно! Эти ослы молча, расступаются, ну как хотите! Спокойно ложусь спать…
Открываю глаза, время четыре ночи. Под кроватями опять ползает мой призыв, старательно урчат, переключают передачи, на поворотах мигают глазами, всё по-взрослому! Таким образом, эти слоны решили заработать свой авторитет. Ну, ну!
Я лежу в своей железной кровати, меня никто не трогает, значит, хватило ударов моей волшебной табуреткой, по пустым головам. На ротном проигрывателе крутится пластинка. Из его динамиков поёт София Ротару, она поёт мне колыбельную песню:
–Сердце, сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать, – поёт мне София Ротару. Она поёт мне и только мне! Я слушаю песню и плавно засыпаю…За ВДВ!
 

9. ИЛ– 76.

 
–Рота, подъём! – кричит дневальный.
–Рота, подъём! – дублирует живучий сержант Куня.
Я вскакиваю с кровати, подбегаю к табуретке, надеваю галифе, сую ноги через портянки в сапоги, хватаю ремень с гимнастёркой и бегу на построение.
–Отставить! – лыбится сержант Куня.
–Ну, ты, блядь, какой неуёмный! – проносится в моей голове.
Я бегу обратно, на ходу скидываю форму, у табуретки снимаю сапоги, складываю всё на табуретке, ныряю в кровать, укрываюсь одеялом.
–Подъём! – визжит сутулый сержант.
Минут двадцать мы бегаем в разные стороны, нагоняем аппетит. Вроде построились. Мой слоновий призыв стоит не выспавшийся, видно, всю ночь под кроватями ползали, ублюдки! Не мужики, а средний род, носящий штаны!
–Выбегаем на зарядку! Мы бежим по дивизии.
–Перессать!
Встаём на обочине, оправляемся, бежим дальше. Мимо нас пробегают колонны солдат. Вся десантная дивизия на зарядке. Бежим, идём гуськом, бежим, идём гуськом. Прибегаем на спортивный городок, висим на турниках. Эти, ползающие под кроватями доходяги, до сих пор не научились подтягиваться!
 Куда смотрел «покупатель», офицер десантник, приехавший в определённый регион, который забирал этих лохов в свою команду, ответ один: был таким же «профессионалом», как и они. Мы гроздьями висим на турниках, ждём слабаков, которые сорвались, спасаясь от сержантских пинков, они со стоном запрыгивают обратно.
–Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх, Два! – вниз.
Я спокойно подтягиваюсь, хрен меня, чем возьмёшь! Слабаков  сержанты пинками загоняют обратно на турники. Те плачут, охают, ахают, слоны, блядь, бенгальские. Что, во всём великом Советском Союзе не нашлось нормальных мужиков, только эта кучка инвалидов?! Здоровых мужиков, которые мечтали о ВДВ, угнали в стройбат, а этих крыс привезли в Псков, хорошая политика!
Переходим на брусья.
–Раз! – вверх,  Два! – вниз, Раз! – вверх, Два! – вниз.
Отжимаемся на кулаках.
–Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх, Два! – вниз.
Занимайся спортом, крылатая пехота! Не ной и не плачь! Сильнее будешь!
–Заходим в казарму, наводим порядок.
Губастый сержант Сомин, мой непосредственный начальник. Шипит, угрожает мне, пугает службой. Неужели до него не дошло, что мне по х…й  до его угроз, я не сомневался в его слабых умственных способностях, весь его мозг собрался в рабочие губы!
Мы наводим порядок, ровняем полосы на одеялах, отбиваем кантики на кроватях, натираем «Машкой» деревянный пол.
–Рота, строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.
Строимся. Со строевой  песней идём в столовую. Стоим в очереди за завтраком, получаем пищу. «Вкусно» завтракаю, умеют готовить солдатские повара, шутка!
Из столовой я опять выхожу крайним, одни нервы со мной сержанту Куне, но Родину не выбирают! Не в сказку ты, братец, попал! Сегодня ушастый сержант поставил меня в наряд по роте с дембелем, сука! Мне предстоят напряжённые сутки. Ночь спать не придётся вообще! Ушастый сержант следит за мной всю ночь. Ничего, я выдержу, а выдержишь ли ты, баран?
Весь батальон десантируется с ИЛ-76. Меня снимает с наряда по роте командир роты, и отправляет на прыжки. После прыжков я опять встану на тумбочку. Нужно беречь «дедов», они такие хрупкие! Прыгнуть с ИЛ-76 я не возражаю, это смысл десанта! А с ушастым сержантом Куней я ещё сочтусь! Бог даст!
Своей ротой убываем на взлётную площадку. Сюда прибыли наши парашюты, мы разбираем их по номерам, надеваем на себя, регулируем подвесную систему, разбиваемся по бортам, ждём посадку в самолёты.
 Самолёты кружат над нами, забирают десантников и улетают в синее бескрайнее небо. Скоро придёт наша очередь, волнение нарастает, гул турбин такой, что ничего вокруг не слышно!
Вот и наш борт, рампа открыта. Красавец! Мы в два ряда забегаем внутрь монстра, рассаживаемся по сторонам. Сидения жёсткие, неудобные.
Лётчики включают турбины, стоит шум, как в преисподней, ничего не слышно. Рампа закрывается. Самолёт выруливает на взлётную полосу и разбегается. Взлетает почти вертикально, я держусь за спинку кресла, что бы ни улететь в хвост самолёта. Вот это мощь!
Лететь будем часа три, лётчики налётывают часы, а я пытаюсь поспать, после прыжков мне, целые сутки, стоять на тумбочке дневального. Выпускающий зацепляет за тросы, натянутые вдоль самолёта, наши карабины от вытяжных парашютов. При этом каждый солдат смотрит за соседом, и после пристёгивания последнего, хлопает его по плечу. Что бы потом не было горько и обидно, за такую короткую жизнь!
Самолёт летит то вверх, то в низ. Когда самолёт падает в воздушную яму, содержимое желудка норовит выйти наружу. Когда самолёт уходит вверх, меня вжимает в кресло.
Вдруг рампа стала открываться, вот это красота! Далеко внизу земля, страшный рёв турбин, внутри самолёта свистит ветер, две передних двери самолёта открыты наружу. Из этих дверей будем выпрыгивать из самолёта, в рампу прыгать запрещено, из-за частых схождений парашютистов в воздухе.
Вдруг зажглась красная лампа, и раздался дикий рёв сирены. Все встали, пора! Передние уже начали выпрыгивать из самолёта, через открытую рампу видно раскрывающиеся купола парашютов. Мы уже бежим к двери, что бы выпрыгнуть. Я делаю шаг за дверь и мягко падаю вниз, предварительно сгруппировавшись.  Дверь открыта наружу самолёта и за ней создаётся разрежение, есть время сгруппироваться, в отличие от АН–2, где сразу выдувает, едва высунешься из двери.
Под дверью меня сдувает со страшной силой! Кувыркает, кидает из стороны в сторону, это  падение длиться целую вечность, я вижу то свои ноги, то летящий на фоне голубого неба самолёт, то землю… Самолёт летит со скоростью более 300 км/час!
Сильный толчок вверх, и я повис на подвесной системе парашюта. Ура! Парашют раскрылся, значит, ещё поживём! Ещё покоптим небо! Это был мой первый и далеко не последний прыжок с парашютом, с ИЛ–76.  Такая мощь, рёв турбин, бешеный ветер внутри самолёта, всё небо в раскрытых куполах парашютов! Сказка! Десантура в «работе»! Я лечу в тишине неба и кричу во всё горло, от радости, рядом летят и кричат от радости мои однополчане!
В воздухе расслабляться нельзя, можно сойтись с другим парашютистом и вместе упасть на землю, нужно постоянно вертеть головой, во все стороны. Развернулся спиной к ветру, приземляюсь на две полусогнутые ноги, сразу упал на бок, вскочил и начал тянуть на себя нижние стропы, что бы погасить купол парашюта. Не погасишь вовремя купол, будешь ещё долго кататься на своём животе по полю, и собирать лицом снег и грязь.
Быстро собрал парашют, сложил его в парашютную сумку, автомат на шею, парашютную сумку за спину и бегом на сборный пункт. Десантура, вперёд! В атаку! Ура!
–Рота, строиться!– командует командир роты.
Ротный посчитал солдат, сегодня потерь нет, проверил сохранность оружия, всё нормально.
–В расположение роты, бегом марш! – командует ротный. Вот это «работа», а не пыль с подоконников стирать!
Мы бежим в колонну по четыре
–Рота, газы!
На ходу вытаскиваю противогаз, одеваю на себя, бежать стало легко!
–Раз, раз, раз, раз, два, три. Бежим в ногу! Раз, раз, раз, два, три! – командир роты сегодня в ударе…
Гул более ста пар кирзовых сапог красиво разносится по округе. В противогазе, около глаз, плещется пот, я оттягиваю низ маски противогаза, выливаю  пот. И бегу, бегу, бегу. Вот это служба в десанте, это вам не грязь по подразделению размазывать!
–Раз,  раз, раз,  два, три! Раз, раз, раз, два, три! Бежим в ногу! – ротный сегодня не удержим!
Бегут все призыва и «молодые», и «старые»,  с ротным не поспоришь! Подбегаем к казарме. Круто  потусовались! Заходим в расположение, сдаём в оружейную комнату оружие, специальные средства. Мой напарник по наряду, дембель, прикрытый со всех сторон офицерами. «Молодого» солдата ставят в наряд по роте со старослужащим, с молчаливого согласия командира роты.
–Давай быстрее, меняй меня, – говорит мне мой «старый» напарник.
Я быстро умываюсь и весь мокрый от пота, встаю на тумбочку. Дембель идёт отдыхать, устал, до обеда на тумбочке стоял, бедняга!
–Рота,  строиться на обед! – кричу я в роли дневального по роте.
Мой «старый» напарник меняет меня с тумбочки, на время обеда. Со всей ротой я иду в столовую, пою  строевую песню. В столовой стоим в очереди за обедом, пропускаем разведчиков, добираемся до обеда. Закидываю еду в желудок, выбегаю из столовой, опять крайний, «залётчик», одним словом!
После обеда я иду в автопарк, на укладку парашютов, мой «старый» напарник, по наряду по роте, остаётся один за двоих, вот работает солдат, не покладая рук! На таких работягах и держится Советская армия!
До ужина мы возимся с укладкой парашютов, заносим данные в паспорта. Грузим парашюты в прицеп, каждый под свой номер. Строем и с песней идём в расположение четвёртой роты. Меняю уставшего дембеля с тумбочки дневального. Позже:
–Рота, строиться на ужин! – кричу я с тумбочки дневального по роте.
«Старый» напарник меняет меня для убытия на ужин. Он поест потом, не торопясь, в булдыре, а я спешу, оставаться голодным на ночь, не входит в мои планы. Всю ночь, сегодня, спать мне не придётся! Прорвёмся!
Прихожу с ужина, меняю с тумбочки «старика», он уходит уже до утра, хорошо быть дембелем! Я остаюсь в гордом одиночестве, ушастый сержант ходит вокруг меня, прикалывается. Моя форма насквозь сырая, но я не жалуюсь, жаловаться будут другие, потом!
А  что, командиру  роты или другим офицерам не видно, кто целый день и ночь стоит на тумбочке дневального по роте? Значит, они в сговоре с дембелями и пытаются вместе  меня сломать?! Хрен вам!
Слышу, что после отбоя, мой слоновий призыв загнали под кровати. Слышно урчание слонов ползающих по полу. Меня там нет, табуреткой по головам пройтись самое время! Руки уже чешутся! Всему своё время!
Всю ночь стою на тумбочке дневального, спать хочется страшно! В голове туман, засыпаю стоя. Ушастый сержант Куня ходит мимо, улыбается. Смеётся тот, кто смеётся последним! Гнида! Мои инстинкты обострились, шорох слышу за несколько метров.
Утро, часов в 5, беру лопату, выхожу на плац,  убирать снег. На соседнем плацу убирает снег рыжий солдатик моего призыва, частенько его в наряд по роте ставят! Наверно сержантам насолил. Мы смотрим, друг на друга, думаем о вечном. В небе звёзды, им хорошо, им спать не хочется!
Вот и ночь прошла, закопошились до подъёма дембеля и полторашники, идут умываться.
–Выспались,  козлы, – думаю я.
Солдаты моего «молодого» призыва, с невыспавшимися мордами, выходят из расположения роты. Всю ночь ползали под кроватями, «гвардейцы», мать вашу! Забирают из туалета «Машку», заносят в расположение.
Заходит командир роты.
–Смирно! – подаю команду.
Выбегает ушастый сержант, докладывает ротному. Капитан опять идёт искать грязь и пыль. Бл…дь, как сраный прапор себя ведёт, суёт свои шаловливые пальцы во все щели! Идите вы все на х…й со своим гребенным порядком!
Я иду убирать грязь, найденную бравым командиром десантной роты! Где мой героический поступок во время службы в десанте, или мне, бл…дь, всю службу за вами грязь убирать, ублюдки? С грехом пополам меняюсь с наряда по роте, спать хочу, просто ужас!
–Завтра опять в наряд пойдёшь! – шепчет мне ушастый сержант Куня.
–Пошёл в жопу, сука! – устало думаю я.
А сейчас начинается новый день, я не спал целые сутки, завтра опять не спать! Но ведь ничего страшного? Конечно, сука, ничего страшного,  не тебя ведь касается, ты дома сидишь и идти в армию не торопишься! Значит никто, кроме меня! Но я всё выдержу, меня вам не сломать, крысы, вспомните ещё меня!
 

10. Дембель. Колчин.

 
В ходе отборочных соревнований по боксу, прошедших в каждом подразделении дивизии, выявились чемпионы. В число чемпионов, естественно попал и я, собственной персоной! Эти чемпионы должны биться между собой, самые лучшие бойцы представят  нашу гвардейскую дивизию на соревнованиях по ВДВ!
Для этой цели, в каждом подразделении, был выделен ответственный офицер, он организовывал для новоявленных чемпионов занятия по рукопашному бою.
К неудовольствию ушастого сержанта Куни, меня на пару недель освободили от всех нарядов и работ. Наша команда, состоящая из нескольких человек, ходила заниматься рукопашным боем в соседний полк.
Несчастный сутулый сержант хлопает своими слоновьими ушами, но ничего сделать не может, поставить меня в наряд по роте стало невозможно, пока! А, что делать, кому сейчас легко?
После завтрака я уходил в спортзал соседнего полка. В этом спортзале отдыхал душой и телом от всего дурдома, до обеда. После обеда приходилось тащить службу со всеми, но не в наряде по роте. Красота!
После отбоя мой дембель Колчин, единственный нормальный человек в нашей четвертой роте, вызывал меня на боксёрский спарринг. И мы, надев боксёрские перчатки, бились с ним, в полсилы, на потеху старослужащих нашей роты, что было ещё одним сдерживающим фактором для всех старослужащих баранов, от боевого столкновения со мной, тем более по одному!
Нападали эти козлы только толпой, но и так ничего сделать со мной не могли, было видно, что у этой слабосильной стаи, отсутствуют даже первоначальные боевые навыки! Одним словом, стадо слонов! Получив от меня по своим пустым головам табуреткой, они сразу теряли боевой задор, и в ужасе  отбегали от меня!
–Рота, отбой! – кричит дневальный по роте. Я лежу в своей железной кровати, укрывшись одеялом.
–Новиков! Вставай, надевай боксёрские перчатки! – кричит мне дембель Колчин.
–Понял, – говорю я, встаю с кровати…
Надеваем с Колчиным боксёрские перчатки. Дембеля и полторашники занимают удобные места, для просмотра боксёрского шоу. Слоны моего «молодого» призыва опасливо выглядывают из–под одеял в нашу сторону. Это боксёрское шоу не для них, для них только ползание под кроватями и стирка грязных трусов, с портянками, страшным «дедам». Хороши «гвардейцы»? Хороши!
Бой! Я начинаю качать маятник, корпус вправо, влево. Наношу удар передней левой рукой, уклон. Колчин опаздывает с уходом от моего удара, значит, победа будет за мной, как обычно! Уклон, правой рукой, левой, правой – уклон. Уклон, левой рукой, уклон, удар правой, левой, правой. Троечка у меня наработана на отлично, не один боксёр в ринге её на себе испытал! Колчин пытается огрызаться, но почти все его удары летят над моей головой. Боксёрской техники у него нет, чему сам научился, то и показывает.
–Саня, дай этому слону, чего стоишь! Убей его! – кричат старослужащие солдаты Колчину.
Я зажимаю Колчина в углу, аккуратно обрабатываю его сериями, уклоняюсь от встречных ударов. Старослужащие негодуют, орут на Колчина, дают ему свои подсказки. В душе все боксёры, пока удар в челюсть не поймают, или лучше троечку! А лучше с ноги!
Стоп! Отдыхаем минуту. Дембеля и полторашники окружили Колчина, громко выражают своё негодование, советуют ему меня не жалеть, сразу мочить! Колчин соглашается с ними, обещает им меня наказать.
Бой! Левой,  уклон, правой рукой. Левой, правой рукой – уклон, красивая наука бокс! Зажимаю «деда» в углу. Обрабатываю его, в полсилы, сериями, уклоны, нырки. Зрители в шоке, кричат Колчину, подстёгивают его к решительным действиям.
–Саня, не стой! Бей его! Дай этому слону! – кричат добрые старослужащие.
Стоп!  Отдыхаем.
–Сейчас подключаем ноги,– предлагает Колчин.
Работаем и ногами, и руками. Мне стали прилетать удары ногами, Колчин держит меня на расстоянии, встречает ногами, и неплохо встречает. Старослужащие воспряли духом.
–Вот так, ещё! Дай этому слону! Молодец! – кричат они. Работать стало труднее, пытаюсь сократить дистанцию для ударов руками, натыкаюсь на встречные удары ногами. Хороший спарринг!
–Стоп! На сегодня хватит, отбой! – мы благодарим друг друга за бой крепким рукопожатием. Я снимаю боксёрские перчатки, иду умываться. Спокойно ложусь спать…
Проснулся…. На часах 4 утра. Под кроватями сдают вождение слоны из моего призыва. Голосом изображают работу двигателя, переключение передач, хорошо,  получается, становятся профессионалами! А нормальные пацаны, в это время, нежатся в кровати, это я о себе, любимом!
Из динамиков ротного проигрывателя льётся песня Софии Ротару. Она опять поёт мне колыбельную…
–Сердце, сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт мне София Ротару. Откуда она узнала, что у меня золотое сердце? Молодец!
Я слушаю песню и под урчание, ползающих под кроватями, слонов моего призыва, спокойно засыпаю. За ВДВ!
 

11. Дивизионные соревнования.

 
Сегодняшний день собрал всех спортсменов из нашей гвардейской дивизии. Борцы, боксёры, каратисты и просто сильные духом солдаты, сойдутся на борцовском ковре, и решат, кто из них будет представлять нашу дивизию на первенстве ВДВ.
Соревнования проходят по правилам армейского рукопашного боя. С этим видом единоборств я столкнулся впервые. С первого взгляда в рукопашном виде преобладают представители борцовских школ. Так как здесь разрешена борьба, болевые и удушающие приёмы. Разрешено добивать ногами упавшего противника, по всем частям тела, включая голову. Один из самых жестоких видов единоборств! На головы бойцов надеты защитные шлемы, с решёткой из толстых прутьев в области лица. Что бы ни сломать нос, челюсть…
 С борцовской техникой у меня проблемы, точнее её полное отсутствие. Но я надеюсь, что мои боксёрские навыки помогут мне стать Чемпионом мира, это минимум! Вот так скромно, но со вкусом!
Итак, я со сборной своего батальона, выдвигаюсь в спортивный зал соседнего полка. Заходим в спортивный зал, на полу расстелен большой ковёр, для двух одновременных поединков. В помещении уйма народа. Солдаты, офицеры, люди в гражданской одежде. Шум, гам, адреналин носится в воздухе. Ожидание кровожадного действия!
Я встаю в очередь на взвешивание, взвешиваюсь, мой вес 65 кг. Сильный, но лёгкий! Переодеваюсь в спортивную форму. Разминаюсь, жду своего выхода на ковёр.
Начались соревнования, зал неистовствует, кричит, ругается, свистит. Солдаты рвутся в бой. Какой шанс для солдата оторваться, хоть  ненадолго, от армейского дурдома! За это можно и по голове получить на ковре, но и боевая практика всегда пригодится! Потом её можно будет применить против  старослужащих солдат…
На ковре идёт настоящая сеча! Бойцы работают ногами, руками, коленями, борются, добивают упавших противников. Красивый вид единоборств. Болельщики не сидят на месте, прыгают около ковра, машут руками, как будто сами бьются. Подсказывают бойцам, что нужно делать. Адреналин витает в воздухе.
–В красный угол вызывается гвардии рядовой Новиков! – объявляет меня диктор соревнований.
Под громкие крики я выхожу на борцовский ковёр. На голове тяжёлый шлем с решёткой в области лица. Напротив меня стоит высокий парнишка.
–Будет работать ногами, – думаю я.
–Бой! – командует рефери.
Я, качая корпусом в стороны, сближаюсь с противником для ударов руками, противник отбивается ногами, как я и ожидал. Вот где мне могла пригодиться борцовская техника. Левой, правой рукой, левой – уклон. Моя любимая троечка. Работаю в челноке, влево, вправо. Противник отбивается ногами и успешно, его боевая работа мне напоминает боевую работу  моего дембеля Колычева, одинаковая техника ногами, очень действенная!
Я раскрылся и пропустил удар ногой в голову, не расслабляться! Голова загудела, хороший противник! Рву дистанцию, попадаю по прутьям маски противника, он грамотно держится на расстоянии. В ответ получаю удары по ногам, в корпус, в голову. К такой технике я не готов, моя защита трещит по швам.
Гонг! Бой закончен, я проиграл. Значит, Чемпионом мира стану попозже. Вижу свои недостатки в технике, буду тренироваться на своих старослужащих солдатах, вы уж не обижайтесь на меня, родные! Сами напросились! Нет конца совершенству!
На этом мои соревнования закончены. Проигравший сразу выбывает. Я доволен, получил мощный разряд адреналина, на себе испробовал новую боевую технику боя. На две недели отмазался от нарядов. Одни плюсы! Переодеваюсь в любимую военную форму, болею за представителей своей команды. Мы громко кричим, подсказываем бойцам их дальнейшие действия.
Соревнования закончены, всей командой подходим к своему батальону. В курилке столпился наш «молодой» призыв, со всего нашего «курса молодого бойца». Стоят, нервно курят, жалуются на тяжёлую солдатскую жизнь:
–Задолбили дембеля, одному зуб выбили, другому синяк поставили. По ночам заставляют ползать под кроватями, качают, заставляют форму стирать, – жалуются они.
–Всё как у нас, тоже из–под кроватей не выползают, слоны бенгальские, – думаю я. – И хрен с вами, каждый выбирает свой путь, кто в курилке сопли размазывает, а кто табуреткой по головам старослужащих солдат стучит. Ос!
Захожу в расположение своей четвёртой роты. А там,… какая красота! Горбатый сержант Куня, со своими слоновьими ушами, собственной персоной! Вижу по маленьким и злым глазкам, что скучал по мне! Рядом ливерный губастый сержант Сомин, дородный бульбаш, кудрявый Козлородов,  фамилия просто про него! Глазки у полторашника Козлородова круглые, как у дауна, как его в ВДВ взяли?! Как мне вас не хватало, слоны бенгальские! Мой призыв занимается уборкой в подразделении, без уборки нельзя! Я тоже по вам скучал!
И весь этот сброд хочет понимания их слоновьей доли, им хочется отомстить мне за свою поруганную честь, никакой чести не было в принципе! Не за мой счёт, господа! Приходит вечер, мы моемся, подшиваемся. Вдруг…
 

12. Наряд по столовой.

 
–Рота, строиться! – кричит дневальный по роте.
–Что ещё? – думаю я.
Личный состав роты строится на «взлётке» в расположении. Перед строем ходит прапорщик, старшина нашей роты. В простонародье прапорщика называют «кусок», в армии, это отдельная каста, недоделанный офицер, переделанный солдат. Как на подбор все прапорщики злые, как собаки и люто ненавидят солдат.
В прапорщики, обычно, идут самые забитые солдаты, которые по «слоновке» летали, как фанеры над Парижем. Короче, та же песня: отомстить всем за свою трусость и слоновье прошлое.
Вот и этот яркий представитель прапорщиков, из такого же говна. Потолстевший и расползшийся, от бесплатной жратвы и выпивки тип, неопределённого возраста.
–В 18 часов вечера наша рота заступает в наряд по столовой в полном составе, под моим чутким руководством. В столовой должен быть идеальный порядок, – говорит «бравый» прапорщик.
–Кто бы сомневался, что за порядок  ты свой толстый зад порвёшь на британский флаг, – с грустью думаю я. – Здесь все помешаны на чистоте, ревностные хранители чистоты, потому что больше ничего не умеющие, только людям мозг выносить! Прорвёмся!
Весёлым строем, с лихой строевой песней, мы выдвигаемся в столовую. Каждого солдата закрепили за определённым местом. Несколько человек мыть, чистить зал. Четверых на мойку посуды. Одного человека на разделочные цеха, это самое гиблое место. И куда меня поставили? Конечно на разделочные цеха!
Дембеля берут себе цех чистки корнеплодов. Он находится в подвале столовой. За ночь нужно начистить  две полных ванны картошки. Естественно, за дембелей работают «молодые», в данном случае мой призыв. Придётся нашему призыву, после уборки своих цехов, спускаться в подвал столовой и чистить картошку. На это уходит половина ночи, глаза слипаются, руки не двигаются, всё тело затекло от сидячего положения. Все эти прелести «слоновки» нам предстоит прочувствовать на своей «молодой» шкуре…
Дембеля сразу уходят из столовой, ложатся спать в расположении роты, их в упор не видят офицеры.  Наш «молодой» призыв остаётся один на один с солдатским общественным питанием.
Мы быстро приняли порядок у предыдущей смены, в темпе поужинали, хоть сейчас ужинать никто не мешает! И разошлись по своим цехам.
Начался ужин и в столовую хлынул поток голодных солдат! Через пару часов пол в столовой стал чёрным, от подошв кирзовых сапог. После ужина перед нами предстал полный разгром. Что-то я заговорился, пора приниматься за работу.
В моих разделочных цехах полный пи…ец! Остатки мяса, сала, рыбьей чешуи, не протолкнуться! Мне дома не сиделось?! Захотелось десантной романтики?! Тогда получи и не ной, десантник  не плачет! Ос!
В варочном цехе стоят четыре огромных бака, в этих баках варят знаменитую и очень питательную солдатскую «парашу». Сейчас они освободились, стоят измазанные в этой «параше», солдаты съели всю приготовленную солдатским поваром кашу, вот это аппетит! Голод не тётка!
Я беру железный тазик, наливаю в него горячей воды и угрюмо иду мыть баки, залажу в них почти полностью. Солдатский клейстер не хочет отмываться, приклеился намертво к стенкам бака.
Я  тру тряпкой, тру тряпкой, тру, тру, тру. Меняю воду в тазике, опять тру тряпкой. Тру тряпкой, тру, тру, тру, опять меняю воду в тазике. И тру тряпкой, тру, тру, тру, тру, опять меняю воду в тазике, этот кошмар никогда не кончится! Я всё тру, тру, тру, тру, тру и тряпкой, и рукой. Долго ли коротко, но все баки отмыты…
Перехожу в рыбный цех. На полу метровый слой рыбьей шелухи. Она смывается только кипятком, тряпкой её не сотрёшь. Я, обжигаясь кипятком, несу железный тазик в рыбный цех, выливаю кипяток на пол. Кирзовые сапоги мокрые насквозь, в них хлюпает вода. Делаю несколько десятков ходок с кипятком в рыбный цех. Вроде смыл её в канализацию.
Иду в мясной цех. Здесь картина не лучше, час ношусь со своим железным тазиком с кипятком в цех  и обратно, к заветному крану с кипятком. Профессионально работаю тряпкой. Изредка прибегает прапорщик, плюётся ядом, торопит, визжит, как свинья. «Кусок», он и есть «кусок»! Порядок наведён, я так подумал, наивный чукотский юноша!
Приходит прапорщик, а по-простому «кусок», «кусок» чего, это на ваше усмотрение! Качает своим третьим или четвёртым подбородком, покрывается от бешенства багровыми пятнами:
–Грязно! – выдаёт «кусок».
Берёт мой любимый железный тазик, наливает в него кипятка, высыпает пачку стирального порошка, и выливает эту смесь на мой чистый пол, сука! Почему тебя, гнида,  не убили твои дембеля?! Понял, ты им лизал, и тебя не тронули, я прав? Прав!
–Перемыть! – с подлой улыбкой говорит «кусок», этот и не солдат, и не офицер.
–Гнида! – думаю я, с тоской глядя на обгаженный «куском» пол. «Кусок» явно пользуется своим служебным положением, знает, что его не утопят в этом железном тазу, а зря!
Беру свой, ставший уже родным железный таз. Наливаю в него воды, беру тряпку и вперёд! На баррикады, то есть на грязный пол!
В это время, по всей столовой ведутся боевые действия. В моечном отделении  парни, как ихтиандры, ныряя головой в ванну, моют посуду, бачки, ложки, кружки. Все мокрые от пота и воды.
В зале столовой полным ходом идёт борьба за чистоту. Дурной прапорщик бегает, пуская пузыри, по залу. Материт «молодых» солдат, льёт на пол воду из тазиков, сверху густо посыпает стиральным порошком, за стиральный порошок он не платит, гнида, вот и сыплет на пол.
Часам к 23 ночи порядок в столовой наведён. Придурковатый «кусок» исчезает, убежал пить  халявную водку и жевать бесплатное сало. «Молодой» призыв, по настойчивой просьбе «дедов», спускается в подвал столовой, чистить две ванны картошки. Можно не пойти, перебить всех «дедов», но за них вступятся офицеры, не исполнение приказа! Причём здесь приказ и неуставные взаимоотношения?! Не понятно…
Я сижу в сыром подвале столовой, среди таких же бедолаг, как и я, чищу  картошку. В подвале холодно, а моя мокрая насквозь форма, не греет. Пальцы приняли форму картошки, не разгибаются…
Через пару часов две ванны наполнены картошкой. На дворе глубокая ночь. Мы, на подгибающихся от усталости ногах, бредём в расположение своей родной четвёртой роты. Идём с надеждой поспать. Добираемся до кроватей без наездов. Я, едва коснувшись подушки, засыпаю…
На рассвете нас опять будят. Мы,  умывшись, идём в столовую. На нас ещё завтрак и обед. Перед ужином сдавать чистоту другому наряду по столовой.
После завтрака в моих цехах хаос. Я  метаюсь по цехам, лихорадочно тру тряпкой, поливаю водой, смываю кипятком.
Приходит прапорщик, не к добру! По его опухшим, от пьянки глазкам, видно, что его приход меня не обрадует. Опухший от алкоголизма «кусок», ходит по моим цехам, недовольно кривит свою морду, что-то шепчет про себя, в свой  сизый нос, наверно с «белочкой» разговаривает. Точно с «белочкой»!
–Кругом бардак! – вырывается из него.
Берёт мой железный тазик, наливает в него воду, высыпает в воду бесплатный стиральный порошок, и выливает всю смесь на мой пол! Мой чистый пол превратился в болото! Я хочу его утопить в этом болоте! Нельзя, как жаль!
После обеда перевожу дух, но повара опять готовят, значит,  за ними придётся убирать. Прошёл обед, в моих цехах опять бардак! Всё с начала! Тазик, вода, тряпка, это мои инструменты. Почему мне не рассказали перед армией, что здесь такой дурдом?! Я бы не пошёл никуда! Стоп, успокойся! Ты в десанте, заткнись и радуйся!
Я бегаю, с железным тазиком и тряпкой, по грязным разделочным цехам. Весь мокрый от пота и от воды. Пропитой  прапор, перед сдачей наряда, не свинячит на пол, и на том спасибо! Перед ужином приходит новый наряд по столовой, из другого подразделения. Я сдаю свои блестящие цеха солдату моего призыва, желаю ему удачи. В красках описываю ему свою эпопею. «Молодой» солдат понимающе кивает головой. Прощаюсь, выхожу из столовой.
Строем идём в расположение четвёртой роты. Заходим.
–Рота, строиться на ужин! – кричит дневальный по роте.
–Строиться на ужин! – надрывается сержант Куня.
Мы опять идём в эту страшную столовую, теперь в качестве гостей. Стоим в очереди, получаем пищу. Я быстро закидываю «парашу»  в свой желудок, выхожу из столовой. Натыкаюсь на осуждающий взгляд ушастого сержанта. И хрен с тобой! С весёлой песней идём в подразделение.
Итог наряда по столовой неутешителен. Бешеная усталость, страшно хочется спать, сырой, с головы до ног, и хочу замочить пару десятков старослужащих солдат, а лучше миллион! Это желание мне особо нравится!!!
Перед вечерней проверкой просматриваем программу «Время». Можно поменять подшиву, отдохнуть, собраться с мыслями…
–Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Ушастый сержант Куня проводит перекличку личного состава. Услышавший свою фамилию боец кричит» Я!».
–Рядовой Новиков! Завтра заступаешь в наряд по роте! – пользуясь служебным положением, а точнее беспределом, приказывает мне вислоухий сержант. Его крысиная морда светится счастьем.
–Сука!– устало думаю я. – Есть!
Завтра опять мне предстоит бессонная ночь. Сильно за меня взялись, козлы, но отступать я не намерен. Здоровья у меня море, хватит всех этих баранов постричь! Ещё придёт мой звёздный час!
–Рота, отбой! – кричит губастый сержант Сомин. Толстое чучело решило порулить, это простительно. Но только это!
Наш призыв, на ходу скидывая китель и ремень, бежит к своим табуреткам. Снимаем сапоги, на них портянки, форму складываем на табуретку и ныряем в кровати, укрываемся одеялом.
–Не успели, слоны бенгальские! – веселится ушастый сержант, его большие слоновьи уши, радостно вибрируют от счастья. Сколько он получал по этим своим ушам, от своих дембелей, просто страшно подумать! Мимо них, нельзя  пройти и не ударить, я сам держусь из последних сил! Скоро держаться перестану!
–Отбой!
Наш «молодой» призыв мечется от кроватей к табуреткам и обратно. С каждым повтором получается всё быстрее и быстрее. Спасибо ушастому сержанту и пончику, с рабочими губами, сержанту Сомину. Но и они устали, мы затихаем в своих железных кроватях. Начал уже засыпать…
 

13. Помощь Колчина.

 
–Слоны, подъём! – кричит горбатый сержант Куня.
–Никак  ты не уймёшься, гнида! – думаю я. – Поспать не дают, козлы!
В  каликах, тельняшках и тапках  наш призыв, опять, строится на «взлётке», в расположении четвёртой роты. Что-то изменилось в расположении боевых порядках дембелей и полторашников. Они встали около табуреток, и ближе ко мне. Начали соображать про боевую тактику и стратегию, дебилы!
–Подготовились, козлы, – думаю я, во мне опять просыпается боевой азарт. – Как давно я вас не бил!
Наш призыв стоит на «взлётке». Перед строем ходит наш главнокомандующий, ушастый сержант Куня. Рядом с ним замечаю пухлого губастого сержанта Сомина, коренастого бульбаша, дауна  Козлородова. И ещё много кого, из этих птиц и пресмыкающихся. Видно всех под ружьё поставили! Прорвёмся, не впервой!
–Что, бля, слоны охренели?! – начинает свою речь ушастый сержант.
–Маловато слов в его лексиконе, – отмечаю я.
–Слоны, упор лёжа принять! – кричит нетерпеливый губастый сержант Сомин.
Мой слоновий призыв рухнул на пол.
–Дружно упали, слоны, – замечаю я.
Боковым зрением вижу, несущуюся на меня, толпу. Бросаюсь к ближайшей табуретке и получаю первые удары по голове! Устроили засаду около табуреток, с боем прорываюсь к табуреткам, хватаю ближайшую и ударяю ей наотмашь. Попадаю по головам, но сам пропускаю удары сзади,  сбоку, эти слоны везде, их много! Окружили, бараны!
Бью табуреткой вперёд, веду её направо, попадаю по головам, на меня сыплются удары со всех сторон. Так можно и проиграть! Нахватал много ударов! Голова гудит, я ничего не вижу, только толпу вокруг себя, и со всех сторон в меня летят удары! Опять бью, опять пропускаю, опять бью, опять пропускаю. Дела мои плохи, скоро отхвачу по полной программе! Силы на исходе…
–Разбежались, слоны! – слышу я, как в тумане, голос дембеля Колчина. Не верю своим ушам, за меня заступился мой «дед»!
Толпа, обложившая меня со всех сторон, и уже праздновавшая победу, отхлынула от меня! Хорошо они меня сегодня обложили, суки! Я отхватил неплохо, но и этим козлам досталось, впредь буду умнее, сразу буду табуреткой бить!
–Не трогать его, слоны бенгальские! – кричит Колчин. Расталкивая толпу, идёт ко мне, встаёт рядом. – Больше не тронут!
После пережитого стресса и внезапного спасения, из моих глаз хлынули слёзы. Я пытаюсь их унять, но они бегут как из ведра!
–Ты чего? – растерялся Колчин, глядя на меня. – Ну  вот, слон заплакал?!
–Сейчас пройдёт, всё нормально, – отвечаю я.
–Отбой! – командует он.
Я ставлю табуретку на место, иду к своей кровати. Старослужащие солдаты, молча, расступаются, больше я им не дам ни одного шанса на победу, буду сразу мочить этих козлов! Ложусь спать. Мой слоновий призыв, в количестве 30 человек, валяется на полу. Суки, пусть лежат, собакам собачья жизнь и смерть! Засыпаю…
Проснулся. На часах 4 утра. Под кроватями ползают слоны из моего призыва, изображают  работу двигателя, переключения скоростей. Я лежу в своей железной кровати и слушаю свою колыбельную от Софии Ротару. Как мы с ней спелись за время моей службы!
–Сердце, сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт мне певица.
 Под эту песню я засыпаю. Спокойной ночи! За ВДВ!
 

14. Год службы.

 
Прошёл год моей срочной службы. За этот год я освоил все солдатские науки. Прыжки с ИЛ–76 и АН–2, швартовку, кроссы, марш-броски, ползание по-пластунски, стрельбу из автомата, окапывание, рытьё траншей, капониров. Подметание плаца, мытьё полов, бег в противогазе и без него. Укладку парашюта, изучение Устава. Все тонкости армейского дурдома знаю в совершенстве.
Постоянные стычки со старослужащими солдатами закалили мой характер, эти старослужащие ослы ко мне не лезут, ночью поднимать боятся. Один губастый сержант Сомин изредка на меня «вякает», но он защищён сержантскими лычками, а потому его бить нельзя, а жаль! Как жаль! Весь мой слоновий призыв каждую ночь ползает под кроватями, регулярно сдают вождение, обстирывают и облизывают «дедов», настоящие «десантники»!
Из-за частых внеочередных нарядов по роте, по столовой, стараниями ушастого сержанта Куни, я постоянно не досыпаю. Научился спать в любых положениях, стоя на тумбочке, сидя, на ходу. Все старания старослужащих и командира роты, направленных на то, что бы меня сломать, идут прахом! Чувства обострились как у зверя, реагирую на каждый шорох, шум, застать меня врасплох, практически не возможно!
Скоро выйдет осенний приказ министра обороны Союза Советских Социалистических  Республик, о призыве граждан на срочную службу и демобилизации отслуживших солдат.
После этого приказа я стану «ветераном»!  Только я, из всего моего слоновьего призыва, моей четвёртой роты! Эти слоны останутся слонами по жизни, трусливые твари! На кителе, между лопаток  поперёк спины, «ветераны» наглаживают утюгом одну стрелку, острую, как бритва!
Лопоухий и горбатый сержант Куня готовит себе форму для демобилизации. Ушивает, гладит, то есть, готовят ему парадную форму, слоны моего «молодого» призыва, каждую ночь ползающие под кроватями. Меня он может попросить только дать по его крысиной морде, с ноги, с удовольствием!!! А этим шестёркам, за радость лизать подошвы его кирзовых сапог!
Ушастый горбатый сержант крутится перед зеркалом, примеряет огромный, маргеловский берет. Этот берет широкий, как взлётная полоса для ИЛ–76, голову горбатого карлика не видно под ним, только большие слоновьи уши торчат! Страшно смешное зрелище, скажу я вам, через пару месяцев его слоновья служба закончится, но у меня осталось к нему много вопросов, за всё в жизни нужно отвечать, вот и эта крыса мне скоро ответит, сполна!
Солдат Хохлов, со своим плоскостопием, не выдержал постоянных недосыпаний, ползаний под кроватями, и наверно много чего ещё, со стороны дембелей и полторашников. Написал письмо родителям, в котором подробно описал издевательства старослужащих. Письмо, естественно, прочитал ротный, был, сильный кипишь, как говорят у нас в Одессе,  и солдата Хохлова, с его плоскостопием, перевели в «мабуту», от греха подальше.
«Мабута» – кто не видел парашюта, называется «мабутой». Все войска, кроме ВДВ.
Моего знакомого, рыженького паренька, с соседнего подразделения, с которым мы по утрам наводили порядок, на своих закреплённых территориях, увезли домой в цинковом гробу, вместе с двумя его  дембелями. Они  погибли на учениях нашей дивизии в Белоруссии, осенью 1989 года. Даже не знаю, как его звали. Светлая Вам память, десантники!
За год службы в увольнение я ходил всего один раз, когда пришёл в батальон с курса молодого бойца. А так как горбатый сержант Куня, и толстяк с рабочими губами сержант Сомин, являются друзьями командира роты, и постоянно стучат ему на меня, то и увольнений мне не видать как своих ушей! А то я без ваших вшивых увольнений не проживу! Засунь их себе в очко! Слоняра позорная!
 

15. Авторитет с дисбата.

 
Сегодня в нашу четвёртую роту пришла новость. Из дисциплинарного батальона к нам приходит дослуживать солдат, который два года назад сломал «молодому» солдату челюсть, и отсидел за это в дисбате два года. Будет с нами дослуживать ещё год.
Дисциплинарный батальон, воинское подразделение, в котором отбывают лишение свободы военнослужащие, совершившие, при прохождении военной службы, уголовные преступления. При этом, военнослужащие, отслужившие в дисбате, и отслужившие в войсках оставшийся срок, проходят по документам, как не имеющие судимости.
Естественно, большинство уголовных преступлений совершались старослужащими солдатами. Кто «молодому» солдату челюсть сломает, кто нос. Ударить «молодого» солдата ума много не надо, ты попробуй  ударить  старослужащего! По «слоновке» под кроватями ползают, стирают портянки, трусы, всех боятся, а став старослужащим, забытые кулаки в ход пускают. Боевики махровые!
По слухам, из дисбатов приходили, в основном, сломленные физически и морально солдаты, так как в дисбате была атмосфера хуже, чем на «зоне». Там и били в разы больше, как сами заключённые, так и охраняющие их солдаты.
Наша четвёртая рота, да и весь батальон, с интересом ожидали этого таинственного человека.
–Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём! – кричит горбатый сержант Куня.
Я вскакиваю с кровати, бросаюсь к своей табуретке, надеваю галифе, сую ноги через портянки в сапоги, хватаю китель с ремнём и бегу в строй. По пути надеваю китель с ремнём.
Ба! На одной табуретке аккуратно сложена форма. Ничего себе! На кителе переливается аксельбант ВДВ, вся форма обшита белой стропой! Маргеловский берет отглажен, на нём шикарный самодельный уголок, краб. Кирзовые сапоги, просто произведения искусства, проглажены утюгом, укороченные голенища, каблуки с подковами, подошва подрезана, на шнурках пули от автомата Калашникова, на брюках наглажена острая стрелка. Классика дембельского костюма Советского десантника. И это сделано в дисбате?! Значит к нам пришёл «авторитетный» солдат!
Наш строй рассматривает форму и спящего человека, обросшего щетиной.
–Выходим на зарядку! – кричит ушастый сержант  Куня, он даже забыл нас погонять на подъёме. Стареешь, сутулый сержант, теряешь былую хватку. Не к добру это, лопоухий…!
Мы выбегаем на зарядку, дембеля теряются по пути, один Колчин бежит с нами, поддерживает свою спортивную форму.
–Перессать!
Оправились на обочине, бежим дальше.
–Сели на корточки! Гуськом марш! Идём на корточках  гуськом, очень долго.
–Бегом!
Бежим дальше, делаем круг по дивизии, получается километра четыре. Прибегаем на спортивный городок батальона. Висим на перекладинах, учимся подтягиваться. Переходим на брусья, ходим по ним друг за другом. Под счёт отжимаемся на кулаках.
–Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок!
Забегаем в расположение четвёртой роты. Человек с дисциплинарного батальона  уже проснулся. На вид 25 лет, среднего роста, могучий торс, борзый взгляд, зовут Денис. На зарядку Денис не бегает, в столовую или в «булдырь» ходит самостоятельно. Свой срок службы он уже давно отпахал, с нами год потусоваться и можно ехать домой, на своё море.
Но горячий нрав Дениса не даёт ему покоя, скоро он начинает бить всех солдат, не оглядываясь на призыв. Получают все, не говоря о нашем слоновьем призыве…
 

16. Бой с Денисом.

 
Прошёл ещё один день моей службы. Утром зарядка, до обеда работали в автопарке, наводили порядок, а, что ещё можно делать в армии? Потом обед. Скромно стояли в очереди за питанием. Обедали, строем шли обратно в автопарк, опять наводили порядок. Строем шли на ужин, стояли в очереди за едой, сытно ужинали. Такой был, насыщенный событиями, день.
Скромно, но со вкусом. Сейчас личный состав нашей роты только что поужинал, мы строем направляемся к своей казарме. Я иду в середине строя, рядом идёт крутой Денис, что он в строю потерял, может свою молодость решил вспомнить?
Я с головой ушёл в мысли о моём скором превращении, как в сказке, в «ветерана»! На днях выйдет приказ о демобилизации и новом призыве в вооружённые силы Советского Союза. Моя «слоновка» почти закончена. Прошёл я её на «Ура»! Долго меня будут помнить дембеля с полторашниками! Скоро на моём кителе, поперёк спины, между лопатками, будет красоваться острая, как меч катаны, стрелка! Я уже представляю, как наглаживаю заветную стрелку… Скоро придёт молодой призыв, мои слоны… вот это сказка! Я иду в строю и мечтаю….
–Песню запевай! – вдруг заорал идущий со мной рядом Денис.
–Началось в колхозе утро! – подумал я.
Мой «молодой» призыв начинает петь свою заунывную строевую песню. Я иду, молчу. Ещё, бля, один начальник нашёлся, перебьёшься!
–А ты почему не поёшь? – спрашивает меня Денис.
–Не буду петь, – отвечаю я.
–Сегодня поговорим в умывальнике, – обещает он.
–Поговорим, – соглашаюсь я.
 Так вот почему Денис оказался в нашем строю, он решил «порулить»  личным составом! Только сейчас понял я. Ничего страшного, одним врагом больше, одним меньше! Прорвёмся!
Подошёл вечер, я подготовился к завтрашнему дню, подшился, побрился, начистил кирзовые сапоги, посмотрел программу «Время».
–Новиков, тебя в умывальник зовут, – говорит мне подошедший дневальный по роте.
Я, внутренне собравшись, иду в умывальник. Мой слоновий призыв затравленно сидит по норам, щёлкает от страха зубами, впрочем, как обычно! Захожу в умывальник, меня ждёт крутой Денис.
–Упор лёжа принять! – командует он мне.
–Не лягу! – отвечаю я ему.
Бум! Удар в грудь кулаком откидывает меня к стене.
–Здоров, бродяга, –  отмечаю я про себя.
–Упор лёжа принять! – настаивает Денис.
–Не лягу! – повторяю я.
Бум! Второй удар кулаком в грудь припечатывает меня к стене.
–Ха! Основанием ладони, со всей силы, я бью Дениса под основание носа и вверх!
–Бля! – захлебнулся Денис, хлынувшей из носа кровью.
Я надеялся, что этим ударом вырублю Дениса, а у него только кровь из носа пошла, здоровый медведь! Денис зажимает нос рукой, отходит к раковине умывальника. Из разбитого носа хлещет кровь. Я его не добиваю, он один и я один. Ещё успею…
–Пи…ец тебе, Новиков! – рычит Денис, стараясь унять кровотечение.
–Бой предстоит серьёзный, – думаю я.
Оглядываю обстановку умывальника, с целью запомнить расположение предметов в нём, для свободного перемещения по умывальнику, во время боя. Денис минут десять борется с кровотечением над раковиной, я стою рядом, жду продолжения, нападать сейчас на беззащитного Дениса со спины не хочу, я в себе уверен и по любому, Денису будет не сладко. В умывальник никто не суётся, все ждут плачевного для меня результата…
Наконец Денис остановил кровь. Подходит ко мне, берёт правой рукой за отворот воротника на гимнастёрке, я правой рукой перекрываюсь, уперев свой правый локоть ему в грудь, для исключения удара головой со стороны Дениса.
–Руку убери, – говорит мне Денис.
–Не уберу, – отвечаю я ему.
–Руку убери, – повторяет Денис.
–Не уберу, ты меня с головы ударишь, – отвечаю я.
–Не ударю, – обещает мне Денис.
Я убираю свою руку, мы стоим и смотрим друг другу в глаза, минуты две.
–Молодец, Новиков! – вдруг говорит мне Денис. – Всегда так и действуй! – добавляет он и выходит из умывальника.
Я не верю своим ушам и глазам! Я сейчас выстоял перед человеком, которого боятся и дембеля, и полторашники, да и офицеры не связываются. Я молодец?
Победителем, как обычно, выхожу из умывальника, иду к своей кровати, вижу удивлённые взгляды солдат. Они думали, что меня уже нет в списках живых! Не дождётесь, слоны бенгальские! Ложусь спать, ещё один экзамен сдан. Засыпаю…
Просыпаюсь, на часах 4 утра, под кроватями ползают слоны моего призыва, работают моторы, переключаются скорости, всё по настоящему, по-взрослому! Из динамика льётся песня Софии Ротару. Она опять поёт мне колыбельную песню. Мне одному!
–Сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт мне певица. Я слушаю её и спокойно засыпаю… за ВДВ!
 

17. Месть сержанту Куне.

 
Вот и пришёл долгожданный приказ Министра Обороны Советского Союза! Дембеля через пару месяцев уйдут домой, а я стал «ветераном»! И по сроку службы и по жизни! Сколько за этот год мною пройдено, и пройдено с честью, как и полагается настоящему, а не «плюшевому», десантнику! Впереди ещё год службы, но предстоящий год в миллион раз легче первого!
Когда приходит приказ о демобилизации, дембеля автоматически становятся «гражданскими». Их уже нельзя называть «товарищ сержант», а нужно к ним обращаться по имени отчеству, ещё одна фишка для напряжения «молодых» солдат!
Мимо меня идёт счастливый, пока счастливый, ушастый сержант Куня, ой! Простите, просто ушастый и горбатый Куня! Называть его «товарищ сержант» с этого дня нельзя. Он улыбается, ему уже снится, как он едет домой, он такой красивый и крутой! Его большие слоновьи  уши хлопают от счастья! Он, подняв вверх свой хобот, дудит в него по сторонам! Идёт и дудит по сторонам! Брр!!! Красота, страшная штука!!!
Но тут на его пути встречаюсь я, собственной персоной! Прошу любить и жаловать! Я иду навстречу этому плюшевому «деду». Он идёт в окружении счастливых старослужащих, таких же слонов, как и горбатый Куня.
–Привет, Новиков! – радостно кричит мне сержант, точнее уже не сержант, а просто ушастый и горбатый Куня.
–Здравия желаю, товарищ сержант! – радостно кричу я, и прикусываю язык, назвал этого упыря «сержантом», это залёт!
Вокруг начинают смеяться над Куней более тридцати глоток. Начинается очередной цирк. И опять в этом цирке я буду в главной роли!
–Что ты сказал?! – подлетает ко мне, позеленевший от бешенства, ушастый Куня. Все вокруг над ним смеются. Он стал «гражданским», а я его «товарищ сержант». Смешно!
–После отбоя я с тобой разберусь! – пугает меня ушастый Куня.
–Хорошо! – спокойно отвечаю я.
Этот дебил так и не понял, что ему до меня не дотянуться никогда! Сколько я прошёл битв за свою короткую жизнь, что ещё  одной хорошей дракой меня не напугать! Звучит команда «Отбой!».
–Новиков, тебя в расположение зовут, – говорит мне дневальный по роте.
Меня охватывает боевой кураж, я захожу в расположение четвёртой роты, там дембеля, полторашники, приготовились к весёлому спектаклю! Спектакль о том, как суровый «дедушка» наказывает глупого «молодого» солдата! Будет вам весёлый спектакль, бараны! Как давно я вас не бил!
Мой слоновий призыв уже лежит под кроватями, готовятся стартануть по-пластунски. Таким образом, эти бенгальские слоны отмечают своё будущее «ветеранство», каждому своё!
Посреди казармы возвышается могучий исполин Куня! Он пылает праведным гневом, сейчас, по его мнению, надо мной свершиться справедливый суд…
–Подъебал? – сурово спрашивает он меня.
–Нет, – оправдываюсь я.
Бум! Его маленький кулачок врезался в мою могучую грудь.
–Удар слабенький, – отмечаю я.
–Бум! Второй удар кулачком достал мою мощную грудную клетку.
–На! Удар правой рукой, левой, правой — уклон! Отвечаю я Куне своей любимой «троечкой», в челюсть. Куня улетает далеко в кровати и затихает под ними. Редко, кто после моей «троечки» оставался на ногах! Как давно я ждал этого момента! Когда почешу свои кулаки об крысиную морду Куни! И этот счастливый момент настал! Ос!
Охреневшая, от неожиданности, толпа не сразу успевает броситься на меня. Это даёт мне фору по времени. Я первый долетаю до ближайшей табуретки и встаю с ней у стены. Толпа старослужащих и не пытается ко мне подойти, так им понравилась моя «троечка» в действии! Куня не подаёт признаков жизни, и не вылезает из-под кроватей, бокс это вам не шутки, слоны бенгальские! Хорошее начало спектакля, мне нравится!
–Подходим, что стоим? – кричу я толпе старослужащих баранов, те стоят, от страха жмутся друг к другу.
–Брось табуретку! – орёт мне губастый сержант Сомин, не пытаясь подойти.
–Подходи, брошу! – в боевом кураже отвечаю я ему.
Боковым зрением вижу, что в спальное помещение заходит Денис. Смотрит по сторонам, стоит толпа, не понимает, в чём дело. Оглянулся, увидел меня у стены, с табуреткой в руках. Улыбнулся и пошёл дальше.
Расталкивая толпу, ко мне пробирается, очнувшийся после нокаута, горбатый Куня. Долго же ты спал, мой юный друг!
–Пошли в туалет! – шепчет Куня разбитыми губами и выходит из расположения.
Я, без страха, ставлю табуретку на пол и иду в туалет. Вся толпа идёт за мной. В туалете набилось много народа и посреди стоит, опухший, от моей славной троечки,  ушастый Куня.
–Упор лёжа принять! – визжит ушастый и тупой сержант.
–Не лягу! – отвечаю я.
Бум! Его правый кулачок впечатывается в мою мощную грудь.
–На! Удар правой рукой, левой, правой – уклон. Моя «троечка» летит в челюсть Куне, тот улетает на очко и затихает на нём. Нокаут! Два нокаута за десять минут! Вот я зверь! Не надо! Не нужно оваций, я очень скромный «молодой» солдат, но очень дерзкий!
Меня сзади хватают за руки полторашники.
–А ну, бляди, отпустили меня! – командую я им.
–А мы думали, что ты убежишь, – оправдывается дородный бульбаш.
–Кто убежит? Вы сами быстрее  убежите! – прикалываюсь я над ними.
Они отпускают мои руки, через минут пять с очка, после нокаута, слазит горбатый Куня. Его разбитая крысиная морда очень мне нравится! Очень нравится!
–Пошли в бытовую комнату, – шепчет Куня разбитыми губами, его физиономия опухла, мило дорого смотреть!
Я спокойно иду, через удивлённых старослужащих, захожу в бытовую комнату. Куня уже сидит на стуле, сил стоять, уже у него нет, слабая гнида. Крысиное лицо распухло от моих ударов.
–Упор лёжа принять, – клянчит сломавшийся Куня, как тебе мало нужно, что бы сломаться, чучело ушастое! Всего две боксёрские «троечки»! Слабак!
–Ты, гнида, я тебя два раза вырубал, а ты мне предлагаешь упор лёжа принять?! – издеваюсь я над Куней.
–Я сейчас твой призыв драть буду! – обещает мне ушастый Куня.
–Мне пох… на этих тварей, делай с ними, что хочешь, баран! – отвечаю я ему.
Ушастый и избитый, крутым молодым солдатом, Куня униженно сидит в бытовке, я его сломал при всех, от его авторитета не осталось и следа! Теперь ему последнее чучело будет тыкать в его крысиную морду, что он не старослужащий, а самый последний слон! Что и требовалось доказать! На это доказательство у меня ушёл год, но конечный результат стоит того!
Тут в бытовую комнату заходит ответственный офицер, конечно вовремя! Офицеры всегда появляются вовремя!
–Что здесь происходит? – грозно спрашивает он.
–Ничего, – стонет горбатый Куня.
–Отбой! – приказывает офицер.
Я, как всегда, победителем выхожу из бытовой комнаты. Иду мимо очумевших старослужащих солдат. Сегодня я исполнил свою давнюю мечту, наказал регенерата, возомнившего себя «дедом», под именем Куня. Все солдаты роты стали свидетелями этого моего наказания, и мне никто ничего не посмел сделать! Ос!
Я иду к своей кровати, снимаю сапоги, вешаю на них портянки. Снимаю форму, аккуратно ложу её на табуретку. И спокойно, без всяких тупых команд, ложусь спать. Сегодня  я усну ещё крепче…
Просыпаюсь, на часах 4 утра. Под кроватями ползают слоны моего «молодого» призыва, старательно изображают моторы, переключение передач. Просто молодцы! Как эти бараны будут носить на гражданке голубые тельняшки и береты, стыдно не будет?! Нет, не будет стыдно, им так страшно, что свою гордость они засунули в свои зады и больше о ней никогда не вспомнят! Сукам стыдно не бывает никогда, по определению!!!
Из динамика льётся песня Софии Ротару. Она, для одного меня, поёт колыбельную песню, для гвардии рядового Новикова, настоящего десантника великого Советского Союза! Ос!
–Сердце, сердце, золотое сердце, сердце золотое, иначе как сказать…,– поёт мне певица.
 
Под эту колыбельную песню я засыпаю…За ВДВ!
 

18. Я  ветеран!

 
–Рота, строиться! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём! – кричит губастый сержант Сомин.
–Горбатого  Куню не видно, наверно свежие синяки отмачивает, после моих «троечек», слон бенгальский или в медсанбате, с сотрясением головного мозга лежит, хотя откуда у этого барана головной мозг?!– весело думаю я.
–Выбегаем на зарядку! – рулит губастый сержант Сомин.
–Ещё один клиент для моих «троечек»! – мечтаю я, нежно рассматривая губастого сержанта.
Но эту гниду трогать руками, а тем более кулаками нельзя! Он не считается моим дембелем, только на полгода старше моего призыва, тем более сержант. Припаяют невыполнение приказов, неуставные взаимоотношения и ту, ту, в дисциплинарный батальон! Нет уж, спасибо, не стоит! Пусть тренирует свои рабочие губы, они ему ещё пригодятся на гражданке!
Наша рота выбегает на территорию дивизии.
–Перессать!
Встаём у обочины дороги, оправляемся, бежим дальше. Навстречу бегут колонны солдат, вся дивизия проснулась…
–Слоны, сели на корточки, гуськом марш! – командует ушастый сержант Сомин.
Мой «гордый» призыв, не задумываясь, садится на корточки, «слоновка» въелась в них навсегда, приказ о демобилизации не выходил?! Ах да, этих слонов должны перевести в «ветераны» наши дембеля! Но пока, они этого гордого звания, «ветеран», не заслужили, мало ползали, стирали, лизали!
Я опять стою в полном одиночестве.
–А тебя, что команда не касается?! – шипит пухлый губастый сержант Сомин.
–Меня не касается, я «ветеран»! – гордо отвечаю я губастому сержанту.
– Кто тебя переводил в «ветераны»? – у пухлого сержанта дрожат рабочие губы.
–Кто меня будет переводить? Может крыса Куня, а может ты, а? – ласково интересуюсь я у губастой гниды.
Полторашники столпились вокруг меня, не знают, что делать дальше, как наказать, за, что наказать. В их памяти ещё свежа моя вчерашняя расправа над крысой Куней, да и моя любимая троечка очень болезненна, вышибает дух из пустых голов. Солдаты моей роты и моего призыва жалко стоят на корточках, слоны никогда не станут «ветеранами», хоть сто раз их переводи!
Вдруг из-за поворота показался мой дембель Колчин. Он бегал на кросс каждое утро.
–Саня, Саня, беги сюда! Здесь Новиков на нас забил! – голосит трясущимися рабочими губами сержант Сомин.
Колчин подбегает к нам, мы смотрим,  друг другу в глаза, он машет рукой и убегает прочь...
–Что, всё?! Я сам себя перевёл в ветераны! – отрезаю я.
Слоны  моего призыва, моей роты, идут на корточках гуськом, а я иду рядом! Я не «плюшевый», а боевой «ветеран»! Прибегаем в расположение, умываемся, наводим порядок.
–Рота, строиться на завтрак! – кричит дневальный по роте.
Строем идём на завтрак, слоны с моего призыва поют строевую песню, а я не пою! Мне не положено по сроку службы и по жизни, я «ветеран»! В столовой я не торопясь принимаю пищу, никуда не тороплюсь, я и раньше не спешил!
 Выхожу из столовой, моя рота уже построилась, ждут только меня, полторашники и дембеля с ненавистью смотрят на меня, и плевать на вас! Подождёте, слоны бенгальские! Строем идём в расположение четвёртой роты, слоны моего призыва, моей роты, поют строевую песню, я иду, молчу, наслаждаюсь своим новым званием, со мной никто не спорит, боятся! И правильно делают, я в последнее время стал очень нервным, могу ударить!
Заходим в расположение роты, я иду в бытовую комнату. Беру утюг с марлей, на спине кителя, поперёк лопаток наглаживаю такую острую стрелку, что об неё можно порезаться! Я ветеран воздушно десантных войск Советского Союза! И не нуждаюсь ни в чьих переводах! Ос!
 

19. Перевод слонов в ветераны.

 
Почти каждую ночь, после отбоя, дембеля переводят в «ветераны» солдат с моего слоновьего  призыва. Каждый слон, пуская  слюни, ждёт, когда же дембеля обратят свой священный взор именно на него! Слон, виляет радостно хвостом, повизгивает от нетерпения. Он ещё быстрее ползёт под кроватями, ещё чище стирает старослужащим грязные  портянки и трусы! Он такой молодец, этот слон по жизни!
 Очень старается слон моей роты, моего призыва! Сил у слонов, как известно много, а все его старания направлены на то, чтобы его, эту проститутку в штанах, перевёло в «ветераны» такое же чучело, в своё время так же ползающее и лижущее у своих старослужащих!
Мне смешно смотреть на этих трусливых мышей, которые целый год унижались перед кучкой таких же, как и они ослов! Ползали под кроватями, стирали дембелям форму, и ещё много чего делали, для того, что бы выжить, и спасти свои продажные и такие дешёвые шкуры…
Вот очередного слона старослужащие поднимают после отбоя, для перевода в ранг «ветеранов». Интересно, как они определяют очерёдность среди этих крыс? По запаху под хвостом? Выбранный счастливчик тупо улыбается, не верит в своё счастье,  идёт, ложиться на указанную кровать. Дембель бьёт солдатским ремнём по его рабочему заду. Звёзды от пряжки остаются на ягодицах и ляжках слона. Больно! Но они очень терпеливы, эти шестёрки и слоны по жизни…
Эти, переведённые в «ветераны», слоны уже официально не ходят гуськом на зарядке, не ползают под кроватями, но стирку старослужащим им никто не отменял! Своё призвание забывать нельзя!
А где мой ушастый друг Куня? Его нигде не видно и не слышно, наверно обиделся на меня, а за что? Я так хорошо с ним поговорил, не ценит человек добра! На всю жизнь в памяти, у этого тупого барана, отложилась моя любимая троечка! Это унижение, которое он испытал, когда летел, как бабочка, через кровати, с почти выбитым из его пустой головы сознанием!
Его, при всём личном составе, вырубал «молодой» боец, который не боялся ни его, ни его шестёрок, в количестве тридцати человек! А все вместе они отхватывали от меня одного, на протяжении целого года, день за днём, ночь за ночью, при этом меня ни разу не смогли забить! Тяжесть моей волшебной табуретки они будут помнить всю свою слоновью жизнь! Ос!
 

20. Приход моих слонов.

 
Дембеля очень тихо испарились, даже не попрощались! Правда, один писарь из дембелей, подошёл ко мне перед демобилизацией.
–Новиков, – сказал он. – Я наблюдаю за тобой целый год, думал, ты сломаешься, но ты всё выдержал, молодец!
–Не дождутся! – ответил ему я.
Это была ценная оценка стиля поведения, выбранного мной, при прохождении срочной службы. Мой слоновий призыв в четвёртой роте выбрал для себя стиль рабов. Хоть под кровать, хоть стирать и лизать, лишь бы не били, и на том спасибо!
Место распределения нарядов, вместо горбатого Куни, занял губастый сержант Сомин. С такими рабочими губами можно занять любое тёплое местечко! Он бегает к командиру роты, отрабатывает своё высокое назначение, как в своё время бегал к ротному несчастный Куня. С одного поля ягоды! Отличие в том, что на губастом Сомине, мои удары не отработаешь, эта крыса и посадить в дисциплинарный батальон может. При всякой возможности, губастый сержант ставит меня в наряд по роте, при этом его рабочие губы трясутся от счастья…
Вот и сейчас я загораю на тумбочке дневального. Открывается входная дверь и в расположение четвёртой роты заходят призывники, мои слоны! Я с интересом смотрю на них, как год назад на меня смотрели мои дембеля!
Впереди идёт здоровый бугай, просто красавец! Развязной походкой он подходит ко мне, он думает, что я тоже «молодой» солдат, так как стою на тумбочке дневального.
–Привет, братан! – радостно кричит он.
–Привет! – я тоже ему очень рад, искренне рад!
–Рассказывай, что интересного происходит в армии? – спрашивает новобранец.
–Много интересного, в двух словах и не расскажешь! – скромно отвечаю я ему, – Ты откуда такой здоровый?
–С Белоруссии, кандидат в мастера спорта СССР по рукопашному бою, – важничает бульбаш.
–Круто! – искренне удивляюсь я.
Толпа новобранцев ходит по расположению четвёртой роты, они с интересом всё рассматривают, расспрашивают. Пока все солдаты с ними приветливые, зачем раньше времени пугать, а то все разбегутся! Вытаскивают из туалета «Машку», пытаются её поднять, не один бицепс с ней накачался.
Эти призывники уезжают на курс молодого бойца. На базу батальона «Степная», что под славным городом Псковом. Через три с половиной месяца эти бойцы прибыли, для дальнейшей службы, в наш батальон. После распределения по подразделениям, в мою четвёртую роту попал бульбаш-рукопашник.
«Молодой» призыв отбегал рабочий день, просмотрел программу «Время». Отпрыгал обязательные команды по «отбою» и «подъёму», и лёг спать. Надеялся, что лёг. После отбоя с ними «поговорили» полторашники по «душам»…
Наступило новое утро, наша рота построилась для убытия на утреннюю зарядку. А где наш здоровый рукопашник из Белоруссии? Вот он, идёт сгорбленный и незаметный! Вот тебе и кандидат в мастера по рукопашному бою, сломался за одну ночь! Слон бенгальский! Потом этого рукопашника, и ещё пару стукачей, за неблагонадёжностью, переведут в «мабуту». До свидания слоны!
 

21. Самоход.

 
Возле нашего автопарка функционирует КПП, контрольно пропускной пункт. Его обслуживают солдаты нашего батальона. В наряд по КПП заступают два солдата, во главе с прапорщиком. Задача стоящих на КПП, не пропускать на территорию дивизии посторонних лиц, отражать вооружённые и групповые нападения, исключить захват техники и оружия врагами. Дневальные по КПП вооружены штык ножами.
Стоя в наряде по КПП, я познакомился с гражданским парнишкой. С его слов он был евреем, в армию его не взяли по здоровью, он хромал на правую ногу. Звали его Борис. Он приходил к нам в гости на КПП, иногда приносил пирожки, булки, подкармливал, всегда голодных, солдат. Мы с удовольствием  уплетали его угощения. Жил Борис недалеко от нашего КПП.
За время службы, из-за тёплого ко мне отношения командира роты, в Псков, по увольнительной, я выходил всего пару раз. Город совершенно не знал. Как- то раз Борис предложил мне сходить с ним в город, в кино.
–Гражданскую одежду я тебе принесу, переоденешься на КПП и вперёд, никто не заметит, – предлагает мне Борис.
Естественно, я, не думая, соглашаюсь. Вечером, когда старший по КПП прапорщик слинял пить бесплатную водку и закусывать бесплатной тушёнкой, я переоделся в гражданский костюм, принесённый Борисом, и рванул в самоход!
Забытое чувство свободы! Гражданка, сколько ходит девушек! Никто никуда не торопиться, все расслаблены, весёлые и гражданские. Красота! Вместо кирзовых сапог на мои ноги надеты кроссовки, я их не замечаю на ноге!
Мы идём с Борисом по городу, я всё оглядываюсь по сторонам, забываю, что одет в гражданский костюм. Отсидели сеанс в кинотеатре, пришли обратно. На КПП я переоделся обратно в военную форму. Сколько впечатлений! Красота!
Вот и сейчас я стою дневальным по КПП, приходит Борис.
–Саня, привет, – говорит Борис.
–Привет, Борис, – приветствую я его.
–Пошли ко мне домой, отец угощает самодельным вином, попробуем, – предлагает мне Борис.
–Не знаю, – отвечаю я.
–Не бойся, я живу рядом с КПП, прибежишь обратно за минуту, – соблазняет меня Борис.
–Хорошо, – сдаюсь я.
–Вечером зайду за тобой, – говорит Борис и уходит.
–Не по душе мне эта затея, – думаю я.
Моё шестое чувство говорит мне, что уходить пить вино нельзя. А почему нет?! Пошли вы все подальше, ждать от вас милости я не намерен, пойду! Мой дембель  у меня никто не отберёт! Хоть под Новый год, но домой я вернусь, однозначно!
Настал вечер, прапорщик испарился пить бесплатную водку. На КПП пришёл соблазнитель Борис. Я оставил за себя «молодого» солдата, объяснил ему действия по чрезвычайной ситуации, и ушёл с Борисом пить самодельное вино…
Сидим на кухне, пьём самодельное вино, вино вкусное, но на душе у меня не спокойно.
–Борис, мне нужно идти, не спокойно на душе, – говорю я Борису.
–Да успокойся, Саня, – успокаивает меня Борис. – До КПП два шага, ещё посидим, потом пойдёшь. Я сижу ещё, но становится ещё тревожнее.
–Всё, я пошёл, – говорю я, собираюсь и иду на КПП. Вместо моего «молодого» солдата, на КПП сидит полторашник. У меня похолодело внутри, меня поймали в самоходе! Это залёт!
–Тебя все ищут, – радуется полторашник. – Прапорщик бегает из угла в угол, командир роты в курсе!
–Попил винца, – обречённо думаю я.
А вот и прапорщик бежит, от возмущения красный, как рак.
–Ты где, бля, был?! – верещит, как потерпевший, доблестный прапорщик.
–За гаражом спал, – скромно отвечаю я.
–Пиз…шь, мы тебя везде искали! – кричит нервный прапорщик.
–За гаражом спал, – упрямлюсь я.
–Пиз…й в расположение, командир роты с тобой сам разберётся!
С наряда по КПП меня сняли, я иду в расположение родной четвёртой роты. Полторашники, во главе с губастым сержантом Соминым, косятся на меня. Мне пох…на них, в открытую нападать боятся, берегут свои слоновьи шкуры! И правильно делают! Умываюсь, подшиваюсь, чищу кирзовые сапоги.
–Рота, отбой! – кричит дневальный по роте.
Не торопясь иду к своей кровати, ложусь спать…
–Рота, подъём, учебная тревога! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём, учебная тревога! – подхватывают сержанты. – Получаем оружие, боеприпасы, специальные средства!
Я выпрыгиваю из кровати, время 4 утра, рановато! Надеваю галифе, сую ноги через портянки в сапоги, хватаю гимнастёрку, ремень с шапкой, и бегу к шинели. Натягиваю форму на себя, сверху шинель, забегаю в оружейную комнату.
–Рядовой Новиков получает дополнительно ПКТ! – кричит, нарисовавшийся в расположении, командир роты.
ПКТ, пулемёт Калашникова танковый. Тяжёлая железка, в виде длинного и толстого ствола, со ствольной коробкой и изменённого узла газоотвода, на танковом варианте отсутствуют: механические прицельные приспособления, приклад, пистолетная рукоятка и сошки. Для открытия огня предусмотрен блок электроспуска, калибр 7,62. Вес 10,5 кг. Когда этот пулемёт несёшь на своих могучих плечах, его вес увеличивается раз в сто!
В оружейной комнате столпотворение. Получаю автомат, ПКТ,  магазины для автомата, подсумок, сапёрную лопатку, специальные средства. Вытаскиваю из оружейной комнаты ящики с боеприпасами, бегу строиться в расположение…
Перед строем выхаживает, лиловый от бешенства, командир роты. Шевелит усами, говорит громоподобным басом:
–Сегодня рядовой Новиков был пойман в самоходе, – говорит командир роты. – За его «геройство» будет отвечать вся рота, сейчас вы забежите на двадцать километров, где затаился враг и его нужно уничтожить! Пленных не брать!
–Пиз…ц тебе, Новиков! – шипит за спиной губастый сержант Сомин.
–Прибежим, отх…им! – обещают мне полторашники.
–Посмотрим! – бодро отвечаю я им, во мне опять проснулся боевой азарт, давно я не учил уму разуму полторашников, пора опять брать в руки мою тяжёлую табуретку! Какая короткая память у полторашников! Хорошо, надо, так надо! Уговорили!
–Строиться на плацу в колонну по четыре, бегом марш на выход из дивизии! – приказывает нам командир роты.
Мы выходим на плац, на улице ещё темно, холодно. Строимся в колонну по четыре, побежали. Через пару метров становится теплее. Пробежали КПП соседнего полка, солдаты из наряда, с интересом разглядывают нас, им интересно, куда это мы бежим, началась война? Скоро наша дивизия осталась позади…
–Рота, газы! – кричит командир роты.
Я надеваю противогаз, бежать стало ещё интереснее. На мне бронежилет, на спине РД с кирпичами, для веса, за спиной автомат, на правом плече подпрыгивает ПКТ, натирает моё мощное плечо, на ремне подсумок с магазинами от автомата, сапёрная лопатка, другой рукой держу ящик с патронами. Вот это ВДВ! Это вам не пыль с грязью по расположению размазывать!
РД- рюкзак десантника.
Личный состав роты  сильно растягивается по дороге. Сразу выявляются слабые солдаты, которые не могут бежать. Их гонят сержанты, пиная кирзовыми сапогами под зад, добавляют им скорости, те воют от страха и боли. Выполнение боевой задачи под угрозой!
–Рота, перейти на поле, влево! – командует командир роты. Мы перемещаемся влево, на поле.
–По-пластунски, вперёд!
Я падаю на землю, стелю под колени полы шинели и ползу. Можно немного отдышаться! Поднимаю низ маски противогаза, выливаю пот, тяну ящик с патронами, ПКТ, личный состав роты ползёт по полю, отстающие догоняют передних.
–Встать, бегом!
 Бежим, личный состав опять растянулся, аутсайдеры  бегут всё тише и тише. Бля! Наберут доходяг в ВДВ! Беру у ближайшего аутсайдера  автомат, закидываю себе за спину, к своему автомату, бегу дальше. Пот в противогазе заливает глаза, поднимаю низ маски, выливаю пот…
–Вспышка справа! Бросаюсь на землю влево, ползу. – Отставить! Опять бегу.
–Вспышка слева! Бросаюсь на землю вправо, ползу. – Отставить! Опять бегу.
–Вспышка сзади! Бросаюсь на землю вперёд, ползу. – Отставить! Опять бегу.
Ползём, бежим, ползём, бежим. Вспышка слева, вспышка справа, вспышка слева, вспышка справа. Бросаемся на землю, ползём. Встаём, бежим. Поворачиваем обратно и всё заново. А, что вы хотели?! В сказку попали?! Слоны бенгальские!
Подбегаем к казарме батальона.
–Сдать оружие, боеприпасы, специальные средства!
Забегаем в расположение четвёртой роты. Сзади кого-то несут на руках. Половина личного состава при смерти, а кто меня будет сегодня бить?! Слоны!
Захожу в оружейную комнату, сдаю оружие, боеприпасы, специальные средства. Снимаю шинель, ПШ, иду мыться в умывальник. На кран умывальника надет шланг около метра длиной, импровизированный душ. Из крана течёт ледяная вода, средство от всех болезней, отличное закаливание! Обливаюсь ледяной водой, растираюсь полотенцем, красота! Хорошо потусовались!
Полторашники не спешат выполнять своего обещания по моему мордобою, слоны, бля, бенгальские! Только своими длинными и шершавыми языками болтают! Умываюсь, не спеша снимаю форму,  ложусь в кровать, хорошо! Отбой!
На следующий день, после обеда захожу в расположение роты. Сидит Антошка, солдат моего призыва, из Узбекистана, бледный и съёжившийся от боли.
–Антошка, что с тобой? – спрашиваю я.
–Командир роты, сапогом под яйца, пнул, – шепчет, кривясь от боли Антошка.
–Как это, пнул под яйца?! – я не верю своим ушам.
Я, в бешенстве, хожу около Антошки. В последнее время я сдружился с Антошкой, везде вместе, едим с одного котелка, всем делимся между собой, а ротный руки, то есть ноги распускает. Сука! С неуставными взаимоотношениями не справляется, ещё и сам солдат гнобит!
–Антошка, пойдём в военную прокуратуру, – предлагаю я Антошке. – Заявление на ротного напишешь!
–Да, вроде, в падлу писать заявления – мямлит Антошка.
–А целому капитану, солдата пинать под яйца не в падлу?! Мы с тобой с полторашниками бьёмся, а ротный исподтишка бьёт! – настаиваю я.
–Нет, не пойду, – решает Антошка.
–Зря, – отрезаю я.
Тут, как по волшебству, появляется командир роты. Чувствует, что  пиз…ец ему может придти, подлизывается к Антошке.
–Как здоровье? – спрашивает ротный у Антошки.
Повезло, тебе сегодня, друг моих врагов!
 

22. Битва с кавказцами.

 
Я опять заступаю в наряд по роте. Губастый пончик, сержант Сомин подсуетился, через ротного. Но сейчас наряд по роте уже другой, под рукой всегда есть «молодой» призыв, всегда помогут.
 – Не заебать того народа, кому до дембеля полгода! – гласит солдатская поговорка.
Решаю, что перед нарядом по роте, нужно побаловать себя, любимого, сладким. Иду в соседний полк, в «булдырь». На подходе к «булдырю» замечаю толпу солдат кавказцев, числом около семи. Прохожу мимо них.
–Эээ! Дай дэнэг! – говорит один из них.
–Нет! – отрезаю я, пытаясь пройти мимо них.
–Эээ! Стой! – настаивает другой.
–Что надо? – спрашиваю я остановившись.
–Пошлы, выйдэм! – предлагает первый.
–Пошли, – соглашаюсь я.
При входе в «булдырь», закоуток  метра три на три. Захожу в него первым, смотрю, сколько за мной зайдёт кавказцев. Один, два — остальные встали у входа…
–Эээ, чо-о такой борзый? – спрашивает первый подходя ко мне.
–На! Прямой удар правой рукой, уклон–кавказца унесло.
–Бей всегда первым! – учил меня отец.
Второй кавказец вцепился в мои ноги, пытается уронить. Я сопротивляюсь, пытаюсь уйти из захвата. Ба! Первый очнулся, появился на расстоянии  удара рукой. Удары левой рукой, правой — его опять унесло. Первый, как клещ, вцепился в мои ноги, кое-как оцепляюсь от него. Прямой удар правой рукой, левой, первого унесло, но на горизонте появился второй. Ухожу от него со встречным ударом правой рукой. Бум! Второй исчез. Но появился первый и опять, как клещ, вцепился в ноги. Пытаюсь от него отцепиться, теряю драгоценные силы…
Боковым зрением вижу, что солдаты славяне идут мимо, замечают драку и торопятся быстрее уйти. Вот козлы слабосильные!
Опять появляется второй, у меня силы на исходе. Первый не оцепляется от моих ног. Вижу, как второй размахивается для удара, у меня нет сил на уклон, просто пытаюсь устоять на ногах.
 Бум! Темнеет в глазах, из разбитого носа полилась кровь. Второй опять замахивается для удара. Сил у меня нет.
 Бум! Пропускаю второй удар в челюсть. Голова гудит как колокол.
–Хватит стоять! – приказываю я себе. – Работай!
Прямой удар левой рукой, правой — уклон. Второй улетел. Ухожу от захвата ног первого, наношу удар правой рукой, уклон. Первый исчез. Смотрю, что эти двое устали и не горят желанием продолжать со мной драку.
–Пошлы, выйдэм! – говорит первый.
–Пошли, – соглашаюсь я.
Толпа кавказцев расступается, пропуская меня. Мы втроём выходим на улицу.
–Дэнэг давай, ээ! – говорит первый.
–Ээ! Какие тебе дэньги, – смеюсь я ему в лицо. – Вы меня вдвоём не смогли замочить!
–Эщо, встрэтымса! – обещает мне второй.
–Конечно, встретимся! – отвечаю я.
Я иду в подразделение своей четвёртой роты. Верхняя губа рассечена до носа, на кителе нет пуговиц, весь в крови, в своей и чужой. Но настроение отличное! Такой бой закатил, любо дорого посмотреть!
Похоже, в соседнем полчке эти кавказцы заправляют круто, и деньги около булдыря трясут не в первый раз. В очередной раз солдаты славяне обосрались, где вы, былинные богатыри?! Вместо того, что бы ходить в спортивный зал, вы ходите за пивом, а потом плачете, что вас везде бьют. Слоны бенгальские!
В таком красивом виде захожу в расположение своей четвёртой роты, «молодой» солдат увидел меня.
–Саня, кто это тебя так?! – спрашивает «молодой» боец.
–Да, с кавказцами бился, – небрежно отвечаю я.
–Где? – удивлённо спрашивает он.
–В соседнем полчке, у «булдыря», – отвечаю я.
–Пошли, найдём их! – предлагает мне «молодой» солдат.
–Точно? – уточняю я.
–Конечно! – «молодой» боец настроен по-боевому.
В течение нескольких минут мы собираем человек 20 и идём к «булдырю». Там, естественно, никого нет.
Я удивлён, за меня пошли биться мои «молодые» солдаты, назвать их «слоны» язык не поворачивается. А всё почему? Да потому, что я сам ничего не делал своим дембелям и став старослужащим, никого и ничего для себя делать не заставлял!
Чем злее старослужащий относится к своим «молодым» солдатам, тем больше он терпел от своих «дедов».
 

23. Судьба слона.

 
Отработали целый день. Сбегали на кросс, позанимались техникой в своём автопарке. Съездили на стрельбы, патронов много, стреляем и одиночными, и очередями. Обратно, как обычно, бегом! До стрельбища около пяти километров, какая ерунда для десантника! Бег в противогазах особенно хорош! После него начинаешь ценить свежий воздух! Прибежали в расположение своей роты, сдали вооружение, я сходил, помылся ледяной водой из крана в умывальнике, хорошо! Поужинали, настал вечер.
Поднимаю штангу на спортивном уголке в расположении своей роты. Делаю жим лёжа, приседания, упражнения на бицепс, трицепс. Короче, готовлюсь к своей демобилизации. Десантник должен быть здоровым мужиком, а не дрищём! Вдруг ко мне подходит «молодой» солдат.
–Саня, разреши нам этого москвича отдубасить? Надоел он нам, – спрашивает он. Москвич, это солдат из моего слоновьего призыва, нашей четвёртой роты, родом из славного города Москва. Всю свою «слоновку» не вылезал из-под кроватей, короче, слоняра конкретная!
–Конечно, берите! – милостиво разрешаю я ему.
«Молодые» солдаты берут за руки и за ноги, упирающегося москвича, и волокут его в туалет. Через минут двадцать, москвич, ползком, возвращается в расположение и падает на свою кровать.
–Вот так  «слоновка» возвращается обратно, – думаю я. – И поделом! Что заслужил, то и получи!
«Молодые» солдаты ходят с гордой походкой, дембеля наказали, не каждый день такой подарок получаешь! Чудеса случаются и в армии! Ко мне опять подходит «молодой» боец.
–Саня, пробей мне пресс! – просит он.
–Что?! – переспрашиваю я его.
–Пробей пресс! – настаивает «молодой».
–Давай, всегда, пожалуйста! – соглашаюсь я.
Левой, правой рукой, левой, правой. Бью я по прессу «молодого» солдата. Его пресс сделан из железа, кулаки отбил, а он стоит, улыбается.
–Свободен! – говорю я ему, потирая отбитые кулаки.
Непобедимый «молодой» солдат гордо удаляется…
 

24. Зиндан.

 
–Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём! – кричат сержанты. Личный состав нашей четвёртой роты строится на взлётке. Перед строем ходит командир роты.
–Странно, на подъёмы он редко приходит, опять, что-то задумал! – думаю я.
После моего залёта в «самоходе», я ещё сильнее впал в немилость к командиру роты. Как изволите, господин гвардии капитан! То устроит общий забег на 20 километров, то  общее ползание около боксов, в автопарке, то прибежит ночью и устроит подъём по «тревоге». Выдумщик он, командир нашей четвёртой роты!
–После ужина рядовой Новиков, с прапорщиком Ершовым, убывает на базу «Степная», где под его чутким руководством, занимается физической подготовкой! – говорит он.
–Есть, товарищ капитан! – бодро отвечаю я ему.
Наша рота бежит на зарядку. Бегу в своё удовольствие, не напрягаясь, без хождений на корточках, ползаний, перебежек, ускорений. Подтягиваюсь на турниках, отжимаюсь на брусьях. Как положено десантнику, а не дрищу! Слоны моего призыва моей роты ничего не делают, наслаждаются свободой, сколько можно стирать и ползать?! Придут на гражданку доходягами…Каждому своё!
Заправляю свою кровать, иду умываться, порядок в расположении наводит «молодой» призыв. Не жизнь, а сказка!
После общего развода, наша четвёртая рота отправляется в автопарк. Наводим порядок в боксах, чистим закреплённую технику. Идём на обед. После обеда опять в автопарк, стараемся не попадать начальству на глаза, убиваем время до ужина. Идём на ужин, ужинаем.
После ужина за мной приезжает такси, в виде ГАЗ–66. Хорошо, что до базы «Степной» не заставил бежать, и то хорошо! Вместе с толстозадым прапорщиком, убываю в лес…
Приехали на базу, прапорщик набивает РД кирпичами и отдаёт его мне. Надеваю РД, надеваю противогаз и начинаю свой неторопливый забег, по периметру базы. А куда мне торопиться, до дома ещё полгода!
 Бегу лёгким бегом, круг за кругом, РД становится всё тяжелее и тяжелее, натирает мои мощные плечи. В маске противогаза, около глаз, плещется пот. Оттягиваю низ маски, выливаю пот. Периодически, прапорщик останавливает мой неудержимый бег и читает мне лекцию о вреде самоходов, что нужно служить по уставу. Я с ним полностью согласен!
Во время этих лекций я перевожу дух, отдыхаю. После лекции опять бег, он очень полезный, особенно для тех, кто живёт не по уставу. На улице уже темно, а я всё бегу…
–Стой! – командует прапорщик. – За мной!
Мы подходим к яме, выкопанной, похоже, для залётчиков, как я. Яма метр на метр шириной, в глубину три метра, самому из неё не вылезти. В яму вставлена лестница.
–Залазь в зиндан! – командует мне бравый прапорщик.
Я, весь мокрый от пота, спускаюсь по лестнице в яму.
–Держи! – прапор бросает мне одеяло. – Спокойной ночи, солдат! – веселится прапорщик. Убирает лестницу.
В зиндане я ещё не сидел. Новый опыт. Укутываюсь в тонкое солдатское одеяло, сажусь на корточки. Хоть бегать не надо, и то хорошо! Мокрая насквозь форма не греет, одеяло тонкое, сижу и дрожу от холода. Напрягаю руки и ноги, плечи, грудь, приседаю, вроде стал согреваться. Пока тепло, нужно уснуть, засыпаю…
Проснулся от страшного холода! Где это я? А в зиндане! Какой собачий холод! Пробирает до костей! Тонкое одеяло не греет, сырая насквозь форма встала на мне колом. Поднимаюсь, делаю приседания, растираю руки, ноги, грудь. Немного согреваюсь. Пока тепло нужно поспать! Засыпаю…
Холодно! Опять проснулся, ещё ночь, звёзды надо мной издеваются, им хорошо, им тепло! Встаю, приседаю, растираю руками ноги, руки, тело. Согреваюсь, нужно спать! Засыпаю…
–Живой, солдат? – будит меня весёлый прапорщик.
–А где я, в раю? – интересуюсь я у него.
–Рай ты ещё не заслужил! – говорит прапор. – Вылезай!
Он спускает в яму лестницу, я вылезаю из, уже ставшей мне родной, ямы. Морозное утро, свежий воздух, век отсюда бы не уезжал, но служба! Кто кроме меня будет спасать мир?! Вот именно, не кому! Удалось поспать в яме, чувствую себя отлично! Сырая форма высохла на мне за ночь, хочется есть…
–Как ночка? – спрашивает хитрый прапорщик.
–Отлично! Как дома, тепло и уютно! – отвечаю я ему.
–Ну, ну, – бурчит помрачневший прапор.
Вместе с прапорщиком я еду обратно в батальон, в свою родную четвёртую роту. Воспитание нерадивого солдата прошло успешно!
 

25. Буйный Денис.

 
Крутой нрав Дениса, проверенный и закалённый в дисциплинарном батальоне, даёт о себе знать. Для Дениса нет авторитетов, как в нашей роте, так и во всём батальоне. От него начинают отхватывать по головам и организмам все, находящиеся вокруг солдаты.
После нашей, с ним, стычке в умывальнике, Денис держит со мной нейтралитет, что даёт мне огромные преимущества во всех разборках. Полторашники видят во мне, становящегося всё сильнее и сильнее, врага, который им не по зубам. Даже, не смотря на то, что я встаю против них один.
Захожу после обеда в умывальник. Ба! Что я вижу! Умывальник трёт тряпкой полторашник, с изрытым оспой лицом, а он сейчас находится в ранге «деда»! Он старательно возит тряпкой по полу, прикрывая свободной рукой, свежий синяк под глазом.
Вот так Денис! Браво!
–Ну, что слоняра, нашёл своё призвание?! – издеваюсь я над ним.
–Пошёл на х…й!– огрызается моющий пол в умывальнике «дед».
–Вот где твоё место, ублюдок! – радуюсь я.
Выхожу из туалета с весёлым настроением. Естественно, полторашники не выдержали натиск Дениса, и побежали жаловаться на него командиру роты. Ротный, как известно, питает тёплые чувства к губастому сержанту Сомину.  Как, в своё время, питал эти чувства к ушастому сержанту Куне. Его тянет к этим моральным уродам, вопрос: почему?
Ротный решил заступиться за обиженных «дедов», вызвал Дениса в свой кабинет:
–Денис, обратно в дисбат захотел? – спрашивает его командир роты.
–А мне пох…! Я там был, выживу! – смело отвечает Денис.
Командир роты только качает своей усатой головой, пинать, своими яловыми сапогами, Дениса по яйцам не решается, а почему? Страшно? А молодых солдат пинать по яйцам не страшно? Шакал!
 

26. Пропажа у Дениса.

 
После ужина, личный состав нашей четвёртой роты, постигла ужасная весть, что какая-то крыса посмела украсть, из тумбочки Дениса, его дембельский аксельбант. Денис ходит мрачнее тучи и обещает наказать крысу, а вместе с ней и весь мир. Все призыва нашей четвёртой роты затихли в ожидании конца света…
Все тумбочки нещадно распахиваются, из них вытряхается всё содержимое. Но пропавший аксельбант не найден, Дениса распирает бешенство и жажда крови.
–Рота, отбой! – кричит дневальный по роте.
–Рота, отбой! – дублируют сержанты.
Бум, бум, бум, бум,- слышатся удары кулаков, по туловищам солдат. Денис идёт от входа в казарму, и бьёт всех лежащих на кроватях, солдат, невзирая на призыв.
Бум, бум, бум, бум!
– А! А! – кричит очередная жертва Дениса, от страха и ужаса.
Настал час расплаты! Денис начал расправу с ближних, к входу, кроватей и бьёт всех солдат, добиваясь признательных показаний.
Я лежу в кровати, около стены, на противоположной стороне от выхода из казармы. Звуки ударов и крики несчастных всё ближе и ближе. Я внутренне собрался к бою, жду…
Бум, бум, бум, бум, – всё ближе звуки ударов. Вот и Денис, собственной персоной! Встал напротив моей кровати. Смотрим, друг другу в глаза, минута, две…Денис отвернулся и пошёл дальше. Ну, что, слоны бенгальские, съели? Так кто здесь «дедушка», я или вы?!
Бум, бум, бум, бум, – продолжаются, удаляясь, звуки ударов.
Обойдя всё расположение роты, и дав просраться от страха, личному составу четвёртой роты, Денис успокоился. На этом этот тяжёлый, но, как обычно, победный для меня день закончился. Спокойной ночи!
 

27. Уход полторашников.

 
Пришло время демобилизации полторашников. Среди первых ушёл губастый пончик Сомин. Опять воспользовался блатом от командира роты, жаль мне не посчастливилось дать кулаком, или с ноги, по его рабочим губам! Они ему ещё пригодятся, для использования по прямому назначению!
Полторашники ходят по расположению четвёртой роты, в гражданской форме, счастливые и весёлые. Мне становится грустно, до моего дембеля ещё целых полгода.
На всю жизнь, эти слабые духом полторашники, запомнили боксёра Новикова, от которого, по ночам, получали табуреткой по своим тупым головам. Это будет страшной тайной весеннего призыва, нашей четвёртой роты, тех, которые, сейчас ходят весёлые и счастливые.
Как они служили, кем были по жизни, так они и уехали по домам:
Один, пропил в Пскове все деньги, бегал, занимал на дорогу у нас, но в итоге, уехал домой в товарном вагоне, бесплатно.
Другого, с лицом изрытым оспой, который в ранге «деда» мыл тряпкой пол в умывальнике, встретил дома военный патруль. Естественно, этот слон испугался, солдаты патруля из «мабуты», порвали на его форме дембельский аксельбант, парадную форму, разорвали красивые сапоги, и в таком виде отправили домой. Молодцы, со слонами так и нужно поступать!
Третий, пропил все деньги, ночевал в нашей казарме несколько дней, насобирал мелочи на дорогу, а уехал домой на попутных машинах.
Денис уходил домой, вместе с полторашниками. Он свою дембельскую форму не прятал, да и кто у него её заберёт?! Он переоделся в парадную форму, прямо в расположении четвёртой роты. Форма сделана по высшему разряду, обшита белой стропой, шикарный аксельбант ВДВ, маргеловский берет, самодельные краб и уголок! На ногах укороченные сапоги, отглаженные утюгом, на шнурках пули от автомата Калашникова. И белые перчатки на руках!
 Прямо из нашей казармы, ни от кого не прячась, он и ушёл домой, к своему морю. Через четыре года службы. Красавец!
 

28. Дембель.
 

Вот и мне пришла пора делать себе дембель.
Делать дембель, это значит: готовить дембельский альбом, дембельские сапоги, аксельбант ВДВ, парадный ремень, с обточенной звездой на пряжке, маргеловский берет, уголок, краб, обшивать белой стропой парадную форму и ещё многое другое.
Обычно, дембель помогают делать «молодые» солдаты. Но так как наш призыв был слоновьим, то и свой дембель солдаты моего слоновьего призыва делают сами, потому — что «молодые» отказались им, что-либо делать. Естественно, не без моей помощи, эти плюшевые «деды» должны сами себе делать свой слоновий дембель!
Только мне и Антошке, «молодые» солдаты помогают с изготовлением дембеля. Сделать дембель одно, а сохранить его до своей демобилизации, совсем другое. Сохранить было гораздо сложнее, чем сделать. Каждый офицер пытался отобрать его у солдата, под предлогом: не положено! Потом, отобранные у солдат вещи, офицеры вывешивали на стене в своих квартирах, показывали гостям и очень этим гордились!
Приходилось всё прятать. Наша четвёртая рота находилась на первом этаже. И мы, закапывали свой дембель в подвале, в землю. Чем глубже закопаешь, тем ближе возьмёшь!
Командир роты посылал в подвал «молодых» солдат и те усердно вели в подвале раскопки сапёрными лопатками, на предмет поиска спрятанного дембеля. Постоянно, что-то находили, и тогда кому-то нужно было делать всё заново.
Так потихоньку, полегоньку, и у меня появился весь дембельский набор, который я закапывал в подвале нашей четвёртой роты.
Вечером, после отбоя, сижу в расположении четвёртой роты, листаю свой дембельский альбом, он получился очень красивым, и я горжусь, что смог его сделать. Вклеиваю в альбом оставшиеся фотографии, листаю страницы…
Вдруг в расположение вваливается пьяный капитан, ответственный по батальону. Увидел меня с альбомом, обрадовался и бегом ко мне! Выхватил из моих рук альбом и убежал в дежурку. Я иду за ним, встаю около дежурки, смотрю, что он будет делать дальше…
Пьяный офицер листает страницы альбома, рассматривает фотографии, кальки.
–Да, красиво! – говорит он.
Хрясь! Вырвал лист кальки! Сука!
–Бл…дь, дай сюда! – ору я на него, выхватываю свой альбом из его потных рук. – Ты что делаешь?!
–Так это, э, ведь не положено! – заикается, от неожиданности, гвардии капитан.
–Кому не положено?! А?! – ласково интересуюсь я у протрезвевшего капитана.
Крепче сжимаю в руках свой, спасённый от пьяного офицера, альбом и гордо выхожу из дежурки. Иду к подвалу, ещё глубже закапываю его в землю. Завтра этот капитан пожалуется моему командиру роты, а тот, естественно, начнёт искать в подвале, а где ещё? Кого в армии называют шакалами и за, что?

29. Дембельский аккорд.

 
Рота построилась, командир роты обращается ко мне:
–Рядовой Новиков!
–Я!
–Домой хочешь?
–Так точно, товарищ капитан!
–Дембельский аккорд сделаешь, поедешь домой! – говорит ротный.
–Конечно, сделаю! Что делать? – вот это предложение, скоро домой!
–Уезжаете на нашу базу «Степная», ставите вокруг неё новый забор, как сделаете, уедете домой. Строительные материалы и инструменты вам привезут отдельно,– говорит золотые слова командир роты.
–Есть, товарищ капитан! – моей радости нет предела!
Теперь, после завтрака, я и ещё три солдата, среди них Антошка, выезжаем на базу «Степная». Ездим каждый день, ударно работаем, не филоним, быстрее закончим, быстрее уедем домой!
База «Степная», сколько воспоминаний с ней связано! Первые дни, первые недели, месяцы службы. Первые кровавые мозоли, первые кроссы в новых кирзовых сапогах. Первые приёмы пищи в армии, выравнивание по верёвке полос на одеялах, отбивание кантиков, изучение Устава. Ту горбушку батона, которую я выбросил, не попробовав, я помню до сих пор!
Приход в войска, ночные битвы, в одиночку, со старослужащими. Ни один слон моего призыва, с моей четвёртой роты, не посмел подняться с колен, за весь год службы, стадо баранов! За свой боевой характер, я не вылезал из нарядов по роте, не высыпался в течение года, спасибо командиру роты! Ответы на вопросы о том, на ком держатся неуставные взаимоотношения, я думаю, понятны?
Всё трудности пройдены мной с честью настоящего десантника, упрекнуть мне себя не в чем! Те слоны, моего призыва и моей четвёртой роты, естественно, забыли свои унижения от старослужащих, забили свою гордость в свои раздолбанные зады. Без совести надевают голубые береты, меня рядом нет!
Жизнь на базе «Степная», в качестве «дедов», напоминает жизнь в пятизвёздочном отеле. Всё включено! Построений нет, еду привозят, можно заказать сладкое из дивизионного булдыря. Поработал, отдохнул, над душой никто не стоит. Сказка!
Спиливаем нужные деревья, делаем из них новые столбы, выкапываем старые столбы, на их место вкапываем новые. На столбы устанавливаем жерди, на жерди набиваем штакетник. Работы хватает, но главный приз, отправка домой! За этот приз стоит ударно поработать!
Кругом благодать! Опять наступила поздняя осень. Как и два года назад! Осенний лес, свежий воздух пахнет пожухлой листвой. Иногда выпадает снег, он укрывает псковскую землю красивым белым одеялом. Мы ходим по асфальтовым дорожкам, вспоминаем свои первые шаги в Советской Армии.
После сытного и неторопливого обеда, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, я с Антошкой начинаю лёгкий спарринг. Работаем руками и ногами, я пропускаю удар кирзовым сапогом, по голени левой ноги. Удар не очень болезненный, но чувствительный, я про него скоро забываю. Идём, доделываем забор и на ГАЗ–66 уезжаем обратно в батальон.
Дембельский аккорд закончен, на дворе ноябрь 1990 года!
 

30. Медсанбат.

 
–Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
–Рота, подъём! – дублируют сержанты.
Я пытаюсь встать и не могу! Голень левой ноги распухла и приобрела синий цвет. Блин! Я вспомнил удар Антошки, по моей левой ноге. Рукопашники хреновы! Домой пора ехать, а я с кровати встать не могу! Дембель в опасности!
Как обычно, вовремя, появляется ротный:
–Почему не встаём? – спрашивает он.
–Нога болит, не могу встать, – отвечаю я.
–Опять косишь? – не доверяет ротный.
Я показываю ему свою синюю и опухшую ногу.
–Точно, – соглашается ротный. – Идти сам можешь?
–Нет, болит.
–Два бойца, берите его под мышки и транспортируйте в медсанбат, – приказывает ротный. Медсанбат, это медицинский санитарный батальон.
С помощью двух солдат я допрыгал до медсанбата. Там медбрат осмотрел мою многострадальную ногу.
–Воспаление надкостницы, – констатирует медбрат.
–Сколько лечить? – спрашиваю я.
–Неделю, – отвечает медбрат. – Три раза в день будешь ходить на уколы антибиотиков, и всё продёт.
–Хорошо, – соглашаюсь я с ним.
–Сейчас нужно вскрыть воспаление, убрать гной, – предлагает мне медбрат.
–Режь!
Медбрат лезвием, без обезболивающих средств, вскрывает опухоль, из раны хлещет гной. Ноге сразу становится легче.
Каждый день, по три раза, на костылях, я прыгаю на уколы антибиотиков. Ноге всё лучше и лучше. Наш призыв уже начал уходить домой, а я загораю в медсанбате. Обидно! Но всё когда-то кончается, и я выписался из медсанбата. Прошли пять самых длинных в моей службе суток!
Командир роты не обманул, наша бригада, по дембельскому аккорду, увольняется из рядов Советской Армии. Я иду в штаб батальона, делаю отметки в военном билете…
 

31. На поезде.

 
В штабе батальона у меня изымают военный билет. Приказом командира батальона военный билет нашей, убывающей из гвардейской десантной дивизии группе, выдадут только в Москве.
Мы в шоке, каждому ещё предстоит забрать свой дембель. Он раскидан по разным местам. Чемодан, с парадной формой и альбомом, я отдал молодому офицеру, который заменил толстозадого прапорщика Ершова. А сапоги отдал на сохранение Борису.
И для того, чтобы нам отдали военный билет, нам предстоит доехать до Москвы, потом вернуться обратно в Псков, забрать дембель, и только потом ехать домой! Военный маразм нас догнал под занавес службы!
После посещения штаба батальона, я иду в расположение своей четвёртой роты, достаю из тайника свою гражданку, переодеваюсь в расположении. Снимаю военную форму, аккуратно складываю её на своей табуретке, пусть последний раз порадуется своему крутому хозяину! Вместо неё надеваю гражданку. Вот это да! Целых два года я не ощущал её на своих плечах, на ногах зимние кроссовки! В таком новом образе я иду, через наше КПП. Иду к Борису, хочу забрать у него свои дембельские сапоги. Подхожу к частному дому, выходит Борис.
–Привет Саня, отслужил? – спрашивает Борис.
–Привет Борис, отслужил, – радостно говорю я ему. – Давай мои сапоги!
–Так это, Саня, а их нет! – говорит Борис.
–Как это нет? – я ещё не понимаю, что меня кинул этот яркий представитель своего народа. Не врал о своей национальности!
–А их у меня забрал, какой-то солдат, – оправдывается Борис.
–Врёшь, сука! – я начинаю нервничать.
–А сколько они стоят? – спрашивает меня Борис.
И тут я понимаю, что Борис, гнида, продал мои дембельские сапоги! Я остался без сапог! Но и бить Бориса я не могу, Бог и так его наказал инвалидностью. Да и во время моей службы он мне не раз помогал, подкармливал, поил самодельным вином. Будем считать, что я оплатил его расходы.
–Ну и х…й с тобой, гнида! – говорю я Борису и отхожу от него.
На душе становится гадко. Но постепенно хорошее настроение возвращается ко мне. Я встречаюсь со своими однополчанами со всего батальона. Мы ходим по Пскову весёлой толпой. Затариваемся пивом. Дорога до Москвы предстоит долгая. А мы дембеля Воздушно Десантных Войск! Это событие нужно отметить!
Настаёт вечер, мы группой подходим к поезду. Около нашего вагона стоит толстозадый прапорщик Ершов.
–Товарищ прапорщик, отдайте нам военные билеты! – толпой просим мы его. – Мы всё равно обратно в Псков приедем!
–Нет, только в Москве, – упёрся прапор.
–Ладно, хрен с ним, в поезде отметим демобилизацию! – решаем мы.
Шумной толпой заваливаемся в вагон. Поезд тронулся, всё, служба закончилась! Настроение отличное, я еду в гражданке, никакой патруль не докопается!
Мы распечатываем пиво, кричим тосты «За ВДВ!», вспоминаем службу, уже тоскуем по военным командам, по построениям, по армейскому дурдому…
Так, в веселье, закончилась ночь. Утром мы прибыли в Москву. Прапорщик Ершов раздаёт нам военные билеты:
–Поздравляю Вас с успешным окончанием срочной службы! – толкает речь прапорщик.
–И вам удачной службы! – кричим мы.
Наша весёлая толпа опять бежит за билетами до Пскова. Покупаем билеты, затариваемся пивом, предстоит ночь в пути, да и не все тосты ещё прозвучали!
Вечером садимся в поезд до Пскова. В вагоне встречаю соседа из своего города, он возвращается в нашу гвардейскую дивизию с отпуска. Вот это встреча! Опять понеслись тосты «За ВДВ!», песни о десанте, о подругах, которые ждут солдат из армии. Прошла ещё одна весёлая ночь…
Мы, с товарищем из Казани, решаем домой добираться вместе. К тому же у меня, с недавнего времени, отсутствуют дембельские сапоги. Не придёшь, ведь, домой в гражданских кроссовках! А так, будем надевать сапоги по очереди, с начала он, когда приедем в его город, а потом я, когда до моего города доберёмся.
Идём, покупаем билеты до Москвы. Потом идём до командира взвода, забираем мой чемодан, с моей красивой парадной формой, гвардии рядового Воздушно Десантных Войск Союза Советских Социалистических Республик!
Вечером, вдвоём, садимся в поезд до Москвы. В последний раз я гляжу на город Псков, в этом городе моя мечта, о службе в ВДВ, претворилась в жизнь! В Пскове прошли мои два самых счастливых года жизни, здесь я проверил и закалил свой характер, мне есть чему гордиться! Каждый год, 2 Августа, я с осознанием того, что принадлежу к когорте десантников, буду поднимать бокал шампанского и кричать: «За ВДВ!». И это будет один из моих самых любимых тостов! За каждый день, этих двух лет службы в десанте, я отдал частичку себя, и не жалею ни об одном из этих дней! А если бы нужно было, отдал бы и свою жизнь! За ВДВ!
 

Домой! 
 

С товарищем мы приехали в его город Казань. Перед своей станцией он переоделся в парадную форму. Я взял его вещи, и в качестве носильщика, пошёл за ним. На автобусе мы доехали до его дома, зашли в квартиру. В его семье сразу случился праздник, родители не ожидали приезда, слёзы радости на их глазах.
На столе мгновенно образовался праздничный обед. Не обошлось и без спиртных напитков, но мы уже стали взрослыми мальчиками, нам можно! В гостях мы провели пару дней. Но и мне не терпится попасть домой, купили билет до моего города.
Едем в поезде в мой город, сердце бьётся, как птица в клетке! Домой не писал и не звонил, пусть сюрприз будет! Перед своей станцией я достаю свою парадную форму. За этот один миг можно и два года отслужить! Натягиваю отглаженные брюки.
–Смотри, какие у него стрелки на штанах! – шепчутся две женщины, которые готовятся с нами выйти из вагона.
Достаю парадный китель, обшитый белой стропой. На кителе сверкает шикарный аксельбант ВДВ, под воротником пришит красный бархат, парадную форму делал из ПШ, а не из камуфляжа, белый ремень с обточенной звездой.
На голове маргеловский берет, с самодельным крабом и уголком. Сапоги взял у товарища, они отглажены утюгом, голенища укорочены. На шнурках звенят пули от автомата Калашникова, на каблуках подковы. Прикинут с иголки, классика дембельской формы Советского десантника!
Выходим из вагона, на дворе декабрь. В родном городе зима, лежит снег, мороз под  20 градусов мороза. Я гордо шагаю на остановку, товарищ несёт мои вещи. Стоим на остановке.
–Тебе не холодно, сынок? – спрашивает меня бабушка, стоящая на остановке.
–Мне жарко, бабуля! – отвечаю я.
Едем домой на подошедшем автобусе. Разглядываю давно позабытые пейзажи родного города, проносящиеся за окном автобуса. Подъехали к остановке. Подходим к дому, поднимаемся по лестнице на свой этаж. Вот и моя дверь, здесь меня не было целых два года! Адреналин зашкаливает. Звоню в звонок…
Дверь открывает мама.
–Здравствуй, мама, я вернулся!