Едва завершился ледоход, и только изредка одинокие льдины серыми глыбами плыли по располневшему от полой воды Волхову, ещё в тени раскидистых елей лежали не до конца растаявшие сугробы, к граду Ладога на лодке приплыл Матти. В граде его многие узнавали и приветливо кивали при встрече, а он, кивнув в ответ, с озабоченным видом искал глазами Оскола. К Рюрику Матти идти не осмелился – всё-таки князь! Оскол казался ему более близким к простому люду, ведь именно с ним Матти вначале возводил валы, а узнав, что Оскол приладил на свою ладью голову чудища в честь победы над мурманами, собрал с окрестных мест ему в помощь множество работного люда. Наконец он увидел боярина у стены града и поспешил к нему:
- Оскол, мурманы у Нево-реки собрались. Ладей много. Ждут они, пока река полностью от льда очистится. Ещё день-два и чисто будет.
- Может купцы?..
- Воины это, Оскол. Все ладьи ими заполнены. Много воинов.
- Пойдём со мной – князю всё это повторишь.
Рюрик невозмутимо выслушал Матти, а затем, равнодушно спросил:
- Князю Гостомыслу успел сообщить об этом?
- Пока только вам.
Рюрик довольно улыбнулся:
- Его я сам извещу, а тебе за преданность, - князь снял с пальца массивный серебряный перстень, - держи!
Удивлённый неожиданной щедростью князя, Матти, благодаря, смущённо закивал головой и поспешил восвояси.
- Княже, может - даны о нашем пристанище пронюхали? – Оскол выжидательно смотрел на Рюрика.
Князь расправил плечи и с удовлетворённым видом огляделся кругом:
- Какой град построили! Не хуже того, что Цедрагу оставили. Здесь нас ни франкам, ни данам не сыскать! А мы их и отсюда достанем.
- А как же…
Не обращая внимания на Оскола, Рюрик продолжил:
- Не придётся нам теперь ни у Харальда, ни у Рагнара приюта просить. Не хочу ни от кого зависеть. Здесь детей наших рожать и растить будем. Ещё не один град поставим! Это только начало. Хочу этот град Харальду и Рагнару показать, и пусть они увидят, что не сломлены русичи и обладают мощью, с которой нужно считаться. В гости я их жду. Так что не даны это.
- Какую мощь показывать? Маловато воинов-то…
- Мощь не в числе, а в стойкости воинов, в их умении смотреть смерти в лицо и побеждать, не взирая ни на что. Русичи мы, и этим всё сказано! А что дружина не велика, так это временно. Будет у нас такая дружина, что не только даны, но и франки заропщут. И не будем мы никогда больше просить помощи ни у Цедрага, ни у Яромира. Увидишь скоро…
Рюрик пошёл прочь, а Оскол смотрел ему вслед, и недоумение, возникшее у него от слов князя, стало сменяться пониманием, что это уже не тот отрок, которого он опекал, а муж, который уже сам способен принимать решения.
Через неделю у стен града причалило семь драккаров и свыше десятка ладей, и множество вооружённых людей высадились на берег. Матти смотрел на это скопление приплывших гостей с другого берега реки Ладога, спрятавшись за ствол дерева. Своим острым зрением охотника среди множества воинов он разглядел того, чей ненавистный образ с детства запал в его память – убийцу своего отца. Матти видел, как Рюрик привечал гостя, и злобная гримаса скривила его лицо:
- Так вот ты каков!.. – Прошептал он. – Ты ничем не лучше мурманов.
Матти достал подарок князя и, размахнувшись, хотел бросить серебряный перстень в реку, но передумал и, как ценную реликвию аккуратно завернул в тряпицу и спрятал за пазуху. Затем достал стрелу и, прицелившись, натянул тетиву.
Рюрик встречал гостей, снисходительно улыбаясь. Харальд, встревожено оглядывая высокие валы и крепкие стены града, вместо приветствия только и произнёс:
- У тебя, князь, видно воины из пепла восстают. Не ожидал я увидеть такую дружину у Остромысла, а теперь ещё и градом удивил. Понятно теперь, почему к тебе люди так тянутся. Даже франки готовы тебе служить.
- Какие франки? – Заинтересовался Рюрик.
- Знатный франк Матфрид, - конунг показал рукой на воина, стоящего за его спиной, - привёл к тебе восемь десятков воинов. Сказывал, что император ищет его с намерением казнить. Утверждает, что есть ещё люди, обиженные Людовиком, и он смог бы в дальнейшем собрать их тебе в помощь.
- Помню я тебя, Матфрид. Помню, как ты с мечом в руке защищал сына императора от меня. Готов ли ты так же самозабвенно служить мне?
- Я готов! – Гордо вскинул голову Матфрид.
- Такие люди мне нужны. – С удовлетворением закачал головой князь.
- Ты опять собрался воевать с императором? – Удивился Харальд.
- Не сейчас. – Улыбнулся Рюрик. – А сейчас мне нужна ваша помощь в другом. Какая – расскажу. Бермята, отведи Харальда и Рагнара в терем. И этого Матфрида захвати, а я пока с Остромыслом переговорю.
Конунг не успел ступить и шагу, как у его ног в землю впилась стрела. Харальд вздрогнул, и тот час же Ульвар шагнул вперёд, загораживая собой конунга от других стрел.
- Неласковые эти места, князь. Бывал я в этих краях – до сих пор вспоминаю. – Конунг потёр ладонью давным-давно простреленное предплечье. – Ульвар, пойдёшь со мной.
Рюрик, проводив их взглядом, шагнул к довольно улыбающемуся Остромыслу:
- Чего щеришься?
- Четыре сотни воинов привел к тебе, княже. Сила немалая. – Продолжал улыбаться боярин.
- Мало этого, мало… Сейчас, может, и хватит, а в дальнейшем… - Рюрик поморщился. – С такими силами данов от границ бодричей не прогнать и Ютландию не освободить. А там ещё Цедрага нужно опасаться. От него всякую пакость ждать можно.
Улыбка пропала с лица Остромысла:
- Нет больше твоего брата. Умер он. Его сын Гостомысл теперь бодричами правит.
- Тоже Гостомысл? Имя как у моего деда. – Хмыкнул Рюрик.
- А насчет воинов не сомневайся. Многих поруссов я прельстил посулами. Отобрал и привёл с собой четыре сотни, причём самых лучших.
- Лучших ли?..
- Есть добрые воины. Взять хотя бы Синеуса или Травора.
- Против тебя или Оскола выстоят?
- С нашими воинами конечно нельзя сравнить. Пока только напором и яростью берут, но со временем из них будет толк. Ты мне из остальных сделай хотя бы таких же.
- Сделаю со временем, если торопить не будешь.
- Нет у меня времени, понимаешь? Нет… Очухаются даны, сил наберут. Пока у франков раздор… Даже через пять лет будет уже поздно.
- Ещё я Желыбу к руянам посылал. Встречался он там с купцом Градомиром. Обещал купец подобрать человек сто, которые тебе служить готовы. А ещё Градимир готов с двумя сотнями сам прийти, если его в набег на франков возьмёшь.
- Только на франков?
- Ну, не знаю. – Развёл руками Остромысл. – Разговор о франках шёл. Желыба бодричей не рискнул навестить. К ним бы Тыру послать – он всё-таки вагр.
- Все мы теперь русичи-русы. Не забывай об этом!
В тереме Рюрик, сев во главе стола, за которым расположились его гости и бояре, оглядел всех хмурым взглядом:
- Во все времена князь и дружина были едины. Дружина вместе с князем кровь свою проливает, воины жизни теряют, а на князя забота ложится, как воинов содержать и их семьи при их гибели или немощи. А в Ново-граде потребовали от меня, чтобы я отказался от своей дружины. Говорят, что непосильная плата за кровь и жизни наши, видите ли… - Рюрик хлопнул ладонью по столу. – Не бывать этому, чтобы купцы князем помыкали и свою волю навязывали. Обидели они меня этим. Тяжёлой доли они ещё не чуяли. Хочу проучить их, чтобы они поняли, что со мной дружить надо, а не ссориться.
Князь перевёл взгляд на Харальда и Рагнара:
- Хочу, чтобы вы помогли мне дань наложить на Нова-град и его земли, тяжёлую дань, которая согнула бы их и с поклоном заставила бы прийти ко мне. Мне это делать не с руки. Пусть думают, что это недруги на них дань наложили. С вами Остромысл со своими людьми пойдёт. Его в Ново-граде не знают. Людей хватит. В Ново-граде сейчас дружина не ахти какая большая. Помощь с других мест они собрать не успеют. Людей попусту не губите – с Ново-града я воинов в дружину ещё возьму. Дань установите такую: с каждого двора по серебряной монете в год, с купцов – по двадцать, с бояр княжеских – по сто. Треть дани ежегодно ты, Харальд, себе забираешь, а остальное мне будешь отдавать. С Рагнаром сам рассчитаешься – он твой человек.
- Неправильно всё это. – Раздался глухой голос Оскола. - Нет правды в твоих деяниях, князь. Князь Гостомысл – твой дед. Не гоже так с ним поступать. Обижать родственников – унижать себя.
Рюрик прищурил глаза:
- Вспомнил, что он родственник!.. А помнили мои родственники обо мне, когда я у чужих людей рос? Когда каждый не чурался подзатыльник мне дать, когда спать приходилось ложиться голодным, и некому было спросить – сыт ли я? Когда братец мой Цедраг убийц ко мне подсылал, помнил ли он, что он родственник? Траскона убили, а метили в меня.
- Я тоже не в роскоши вырос. – На князя смотрел непреклонный взгляд Оскола. - Невмоготу мне это видеть. Отпусти, князь, в Царь-град.
- Князь Яромир своего брата Вратибора на смерть послал, чтобы ничто его власти не угрожало. Сам же рассказывал! Князь Цедраг убийц подослал к дяде нашему, чтобы княжество не потерять. Всякий, кто пренебрегает кровными узами ради власти, эту власть и удерживает. И мне так придётся, иначе люди покинут меня.
- Не по мне это. Отпусти, князь!..
- Хорошо. Только потому, что мы росли вместе, я отпускаю тебя. Через десять дней можешь уходить, но без дружины своей. Воины мне самому нужны. Возьми с собой охочих людей, только кто с тобой пойдёт?
-Я пойду. – Поднял голову Тыра.
- И я. – Отозвался Бермята.
- И ты?.. – Растерялся Рюрик.
- Уж больно хочется на зверя с двумя хвостами подивиться. – Заулыбался Бермята.
Харальд перевёл свой тяжёлый взгляд на Ульвара и грозно нахмурился. Тот приподнялся:
- Я готов идти с тобой, Оскол. Возьмешь?..
Оскол молча кивнул головой, а князь вздохнул:
- Ну, раз так, плывите. Серебро у меня на другие цели предназначено – в дорогу не дам, и припасов нет. Зато пушнины полно, возьмёте с собой – пригодится в дороге. О семье, Оскол, не беспокойся – позабочусь.
Через десять дней после наложения дани мурманами на Новгород Оскол с двумя десятками «охочих людей» отправился в Царь-град, а ещё через месяц в граде Ладога появился Вадим. Вместе с ним из ладьи на берег выпрыгнула худенькая, остроносенькая девочка-подросток.
- Принимай, племянничек, сестру двоюродную. Вылитая твоя мать в молодости! Вот, на смотрины привёз.
Вадим казался добродушным, но какая-то озабоченность не покидала его, и он непрерывно озирался, пересчитывая вытащенные на берег ладьи, разглядывая стены крепости и проходящих мимо людей. Рюрик, ухватив за подбородок, поднял голову зардевшейся от смущения девочки и увидел покорный до наивности взгляд:
- Как звать-величать тебя?
Девочка тихо сказала, почти прошептав:
- Предславой папенька называет.
Князь довольно улыбнулся:
- Не бойся! Тебя здесь не обидят. Любуша, - Рюрик окрикнул пробегающую мимо крепко сбитую младшую дочь погибшего Траскона, - отведи мою сестру к Красимире.
Смотря вслед Предславе и радуясь, что хоть в чём-то новгородцы начали ему уступать, князь промолвил:
- Ладная девка. Годок у нас поживёт, мясом обрастёт, а там и свадебку сыграем.
Вадим облегчённо вздохнул:
- Вот и славно. Всё-таки не за купца голимого замуж выйдет, а за воина знатного, да к тому же из княжеской семьи. Приданое за ней дам немалое. Мог бы и больше… Нам бы только радоваться, да видишь ли, как выходит…- Он удручённо покачал головой. – Неожиданно мурманы налетели, да дань наложили такую, что не вздохнуть. Вначале на тебя подумали, но сам вижу, что их нет здесь. Что же ты нам весть не подал о них?
- А какое мне дело до жителей Нова-града? – Рюрик едко смотрел на дядю. – Как и им на меня и на мою дружину наплевать. Подачку по осени дали. Обещали по два мешка муки на человека, обманули – и на половину не хватило. Сам же говорил, чтоб я не лез в дела земли вашей и чтобы жили мы каждый сам по себе.
- Признаю, говорил… Дружина наша мала оказалась, не смогли мы быстро войско собрать. К кривичам за помощью не успели обратиться, да и не успели бы они. Что же мурманы на тебя дань не наложили? И, бают, привечал ты их?..
- А у меня брать нечего. – Усмехнулся Рюрик. – А что привечал, так привечаю я всех, кто уважает меня.
У князя пропала улыбка, и на Вадима устремился жёсткий взгляд:
- А уважают меня за силу. Каждый воин мой пятерых стоит. Не посмеет никто на меня дань наложить.
- Раз уважают тебя мурманы, то может замолвишь за нас словечко, чтобы тяжесть дани снизить?
- Ради чего? Не хочешь дань платить – переселяйся в мой град, под мою защиту. Можешь всем в Ново-граде об этом сообщить. – Рюрик опять улыбнулся. – Моя-то дань не такая непосильная будет.
Вадим смотрел на племянника и понял, что этот властитель свои цели будет достигать жёстко, вплоть до жестокости.
* * *
- Курлы, курлы. – Неслись с неба крики журавлей.
Ульвар, бросив тянуть ладью по волоку, остановился и, задрав голову вверх, с интересом смотрел на пролетающих журавлей.
- Чего рот раззявил? – Прикрикнул на него Путарь. – Ладью за нас никто не вытянет.
Ульвар вздохнул и опять, перекинув через плечо верёвку и по щиколотку утопая в мягкой сырой земле, потянул вместе с другими ладью.
- В родные края подались. – Пояснил он.
- По родине соскучился? – С хрипотцой от натуги спросил его Путарь. – Зачем же с нами в поход пошёл.
- Я родины своей не помню. Послал меня Харальд, чтобы Оскола убить, если против конунга что замыслит.
- И не боишься признаваться в этом? – Удивился Путарь, на что Ульвар только усмехнулся. – А зачем же тогда своего конунга продаёшь?
- А с чего ты взял, что он мой?
- Ну как же…
- Я своего отца не помню, мать - смутно, даже не помню, как меня звали. Даны меня несмышлёнышем взяли и рабом вырастили. Помню только колыбельную матери и слова её: «Не плачь, сынок. Вагры не плачут». Так что я – вагр, как и Тыра. И свои у меня здесь.
- А-а!.. – Только и смог произнести Путарь.
Ульвар поморщился от неприятных воспоминаний, от появившейся горечи в груди повернул голову в сторону и вздрогнул: из-за деревьев появились воины, выставив копья и спрятавшись за большими щитами.
- К оружию! – Крикнул Ульвар и бросил верёвку.
Все засуетились, разбирая мечи и щиты, и только Путарь спокойно пошёл навстречу воинам:
- Ты чего, Родосвет, людей пугаешь? Это я – Путарь! Не узнал?
Шеренга воинов остановилась, и из неё вышел человек, подняв остриё копья:
- Думали, что мурманы это. Слух дошёл, что они дань на словен наложили.
- Как видишь – не мурманы.
К Путарю подошёл Оскол со своей секирой и встал рядом:
- Мы – русы, воины князя Рюрика. Пробираемся в Царь-град.
- Путь далёк и труден, к тому же хазары зверствуют – ограбить могут.
- На своих конях нас на ладье им трудно взять будет.
- Раз хазар не боитесь – скатертью дорога! – Родосвет повернулся к своим воинам. – Поможем добрым людям до Смоленска ладью дотащить – всё им легче будет.
Слова воеводы кривичей Родосвета сбылись – дорога до хазар оказалась нетрудной, но уже у первого хазарского града от берега отчалила лодка и поплыла наперерез ладье русичей. Оскол с интересом разглядывал приближающихся хазар, а потом повернулся к Путарю:
- Чего они от нас хотят?
- Мытник это хазарский. С купцов мыто собирает и мзду берёт немалую - своё не упустит.
- Парус спустите. Интересно с хазарами пообщаться.
Приблизившись, хазарин что-то прокричал непонятное.
- Чего горло дерёшь? – Оскол равнодушно бросал слова. – Не понимаю я твой собачий язык. Ты кто?..
- Я - Кый! Меня великий каган назначил здесь мыто с купцов собирать. – Перешёл на славянский язык хазарин. - Почему мимо плывёте и к берегу не пристаёте?
- А мы здесь торговать не собирались. – Усмехнулся Оскол.
Лодка хазар стукнула носом о борт ладьи, и хазарин встал на скамейку, чтобы перебраться к русичам:
- А платить всё равно надо, и осмотреть ладью надо – что за товар везёте?
Оскола стала забавлять неуёмная жадность хазарина:
- Надо – смотри! Помогите Кыю!
Бермята и Тыра схватили за шиворот хазарина, и оставшиеся в лодке шестеро гребцов с удивлением увидели, как взмахнув пятками, мытник в мгновение ока оказался в ладье. Четверо из них попытались последовать вслед за Кыем, но русичи столкнули их опять в лодку:
- Нечего вам здесь делать!
Мытника не смутило то, как он оказался в ладье, и, увидев кучу мешков, алчно завращав зрачками и бесцеремонно отталкивая русичей, направился к ним. Оскол нахмурился от такой наглости, и Ульвар перегородил путь хазарину.
- Пусти! – Надменно проговорил Кый. – Я должен осмотреть содержимое мешков.
- В штанах у себя смотри!
- Вы что, не поняли – кто я? – Взъярился хазарин. – Во сто крат больше заплатите за свою дерзость.
- За что платить-то? За то, что мимо тебя проплыли? Не слишком ли большая цена? Богами река создана, не тобой, а посему иди отсюда подобру-поздорову! Не за что плату брать.
Алчность хазарина не знала страха, и он заорал:
- Вы не знаете гнева нашего кагана! За нарушение его повелений он снесёт вам головы.
- Ты меня своим каганом не пугай! – На лице Оскола появилась зловещая усмешка. - Эко как раскричался! Плевать я на него хотел. А впрочем… Дадим мы твоему кагану плату, мешок целый дадим. Ульвар, подбери мешок побольше!
- Этого мало!..
- Для тебя хватит! – Оскол схватил хазарина в охапку и с помощью Бермяты затолкал Кыя в мешок, не обращая внимания на его крики.
Мытник попытался сопротивляться, но пара пинков Тыры ему под рёбра заставили его замолчать, и после этого из мешка раздавался один хрип. Оскол и Бермята перебросили через борт ладьи мешок, и брызги от камнем ушедшего на дно мытника полетели на сидевших в лодке хазар.
- Это плата вашему кагану от русичей. – Назидательно произнёс Оскол хазарам и повернулся к своим воинам. – Чего стали? Подымай парус – Царь-град ждёт!
[Скрыть]Регистрационный номер 0416682 выдан для произведения:
Глава 24
(835 г. от Р.Х.)
Едва завершился ледоход, и только изредка одинокие льдины серыми глыбами плыли по располневшему от полой воды Волхову, ещё в тени раскидистых елей лежали не до конца растаявшие сугробы, к граду Ладога на лодке приплыл Матти. В граде его многие узнавали и приветливо кивали при встрече, а он, кивнув в ответ, с озабоченным видом искал глазами Оскола. К Рюрику Матти идти не осмелился – всё-таки князь! Оскол казался ему более близким к простому люду, ведь именно с ним Матти вначале возводил валы, а узнав, что Оскол приладил на свою ладью голову чудища в честь победы над мурманами, собрал с окрестных мест ему в помощь множество работного люда. Наконец он увидел боярина у стены града и поспешил к нему:
- Оскол, мурманы у Нево-реки собрались. Ладей много. Ждут они, пока река полностью от льда очистится. Ещё день-два и чисто будет.
- Может купцы?..
- Воины это, Оскол. Все ладьи ими заполнены. Много воинов.
- Пойдём со мной – князю всё это повторишь.
Рюрик невозмутимо выслушал Матти, а затем, равнодушно спросил:
- Князю Гостомыслу успел сообщить об этом?
- Пока только вам.
Рюрик довольно улыбнулся:
- Его я сам извещу, а тебе за преданность, - князь снял с пальца массивный серебряный перстень, - держи!
Удивлённый неожиданной щедростью князя, Матти, благодаря, смущённо закивал головой и поспешил восвояси.
- Княже, может - даны о нашем пристанище пронюхали? – Оскол выжидательно смотрел на Рюрика.
Князь расправил плечи и с удовлетворённым видом огляделся кругом:
- Какой град построили! Не хуже того, что Цедрагу оставили. Здесь нас ни франкам, ни данам не сыскать! А мы их и отсюда достанем.
- А как же…
Не обращая внимания на Оскола, Рюрик продолжил:
- Не придётся нам теперь ни у Харальда, ни у Рагнара приюта просить. Не хочу ни от кого зависеть. Здесь детей наших рожать и растить будем. Ещё не один град поставим! Это только начало. Хочу этот град Харальду и Рагнару показать, и пусть они увидят, что не сломлены русичи и обладают мощью, с которой нужно считаться. В гости я их жду. Так что не даны это.
- Какую мощь показывать? Маловато воинов-то…
- Мощь не в числе, а в стойкости воинов, в их умении смотреть смерти в лицо и побеждать, не взирая ни на что. Русичи мы, и этим всё сказано! А что дружина не велика, так это временно. Будет у нас такая дружина, что не только даны, но и франки заропщут. И не будем мы никогда больше просить помощи ни у Цедрага, ни у Яромира. Увидишь скоро…
Рюрик пошёл прочь, а Оскол смотрел ему вслед, и недоумение, возникшее у него от слов князя, стало сменяться пониманием, что это уже не тот отрок, которого он опекал, а муж, который уже сам способен принимать решения.
Через неделю у стен града причалило семь драккаров и свыше десятка ладей, и множество вооружённых людей высадились на берег. Матти смотрел на это скопление приплывших гостей с другого берега реки Ладога, спрятавшись за ствол дерева. Своим острым зрением охотника среди множества воинов он разглядел того, чей ненавистный образ с детства запал в его память – убийцу своего отца. Матти видел, как Рюрик привечал гостя, и злобная гримаса скривила его лицо:
- Так вот ты каков!.. – Прошептал он. – Ты ничем не лучше мурманов.
Матти достал подарок князя и, размахнувшись, хотел бросить серебряный перстень в реку, но передумал и, как ценную реликвию аккуратно завернул в тряпицу и спрятал за пазуху. Затем достал стрелу и, прицелившись, натянул тетиву.
Рюрик встречал гостей, снисходительно улыбаясь. Харальд, встревожено оглядывая высокие валы и крепкие стены града, вместо приветствия только и произнёс:
- У тебя, князь, видно воины из пепла восстают. Не ожидал я увидеть такую дружину у Остромысла, а теперь ещё и градом удивил. Понятно теперь, почему к тебе люди так тянутся. Даже франки готовы тебе служить.
- Какие франки? – Заинтересовался Рюрик.
- Знатный франк Матфрид, - конунг показал рукой на воина, стоящего за его спиной, - привёл к тебе восемь десятков воинов. Сказывал, что император ищет его с намерением казнить. Утверждает, что есть ещё люди, обиженные Людовиком, и он смог бы в дальнейшем собрать их тебе в помощь.
- Помню я тебя, Матфрид. Помню, как ты с мечом в руке защищал сына императора от меня. Готов ли ты так же самозабвенно служить мне?
- Я готов! – Гордо вскинул голову Матфрид.
- Такие люди мне нужны. – С удовлетворением закачал головой князь.
- Ты опять собрался воевать с императором? – Удивился Харальд.
- Не сейчас. – Улыбнулся Рюрик. – А сейчас мне нужна ваша помощь в другом. Какая – расскажу. Бермята, отведи Харальда и Рагнара в терем. И этого Матфрида захвати, а я пока с Остромыслом переговорю.
Конунг не успел ступить и шагу, как у его ног в землю впилась стрела. Харальд вздрогнул, и тот час же Ульвар шагнул вперёд, загораживая собой конунга от других стрел.
- Неласковые эти места, князь. Бывал я в этих краях – до сих пор вспоминаю. – Конунг потёр ладонью давным-давно простреленное предплечье. – Ульвар, пойдёшь со мной.
Рюрик, проводив их взглядом, шагнул к довольно улыбающемуся Остромыслу:
- Чего щеришься?
- Четыре сотни воинов привел к тебе, княже. Сила немалая. – Продолжал улыбаться боярин.
- Мало этого, мало… Сейчас, может, и хватит, а в дальнейшем… - Рюрик поморщился. – С такими силами данов от границ бодричей не прогнать и Ютландию не освободить. А там ещё Цедрага нужно опасаться. От него всякую пакость ждать можно.
Улыбка пропала с лица Остромысла:
- Нет больше твоего брата. Умер он. Его сын Гостомысл теперь бодричами правит.
- Тоже Гостомысл? Имя как у моего деда. – Хмыкнул Рюрик.
- А насчет воинов не сомневайся. Многих поруссов я прельстил посулами. Отобрал и привёл с собой четыре сотни, причём самых лучших.
- Лучших ли?..
- Есть добрые воины. Взять хотя бы Синеуса или Травора.
- Против тебя или Оскола выстоят?
- С нашими воинами конечно нельзя сравнить. Пока только напором и яростью берут, но со временем из них будет толк. Ты мне из остальных сделай хотя бы таких же.
- Сделаю со временем, если торопить не будешь.
- Нет у меня времени, понимаешь? Нет… Очухаются даны, сил наберут. Пока у франков раздор… Даже через пять лет будет уже поздно.
- Ещё я Желыбу к руянам посылал. Встречался он там с купцом Градомиром. Обещал купец подобрать человек сто, которые тебе служить готовы. А ещё Градимир готов с двумя сотнями сам прийти, если его в набег на франков возьмёшь.
- Только на франков?
- Ну, не знаю. – Развёл руками Остромысл. – Разговор о франках шёл. Желыба бодричей не рискнул навестить. К ним бы Тыру послать – он всё-таки вагр.
- Все мы теперь русичи-русы. Не забывай об этом!
В тереме Рюрик, сев во главе стола, за которым расположились его гости и бояре, оглядел всех хмурым взглядом:
- Во все времена князь и дружина были едины. Дружина вместе с князем кровь свою проливает, воины жизни теряют, а на князя забота ложится, как воинов содержать и их семьи при их гибели или немощи. А в Ново-граде потребовали от меня, чтобы я отказался от своей дружины. Говорят, что непосильная плата за кровь и жизни наши, видите ли… - Рюрик хлопнул ладонью по столу. – Не бывать этому, чтобы купцы князем помыкали и свою волю навязывали. Обидели они меня этим. Тяжёлой доли они ещё не чуяли. Хочу проучить их, чтобы они поняли, что со мной дружить надо, а не ссориться.
Князь перевёл взгляд на Харальда и Рагнара:
- Хочу, чтобы вы помогли мне дань наложить на Нова-град и его земли, тяжёлую дань, которая согнула бы их и с поклоном заставила бы прийти ко мне. Мне это делать не с руки. Пусть думают, что это недруги на них дань наложили. С вами Остромысл со своими людьми пойдёт. Его в Ново-граде не знают. Людей хватит. В Ново-граде сейчас дружина не ахти какая большая. Помощь с других мест они собрать не успеют. Людей попусту не губите – с Ново-града я воинов в дружину ещё возьму. Дань установите такую: с каждого двора по серебряной монете в год, с купцов – по двадцать, с бояр княжеских – по сто. Треть дани ежегодно ты, Харальд, себе забираешь, а остальное мне будешь отдавать. С Рагнаром сам рассчитаешься – он твой человек.
- Неправильно всё это. – Раздался глухой голос Оскола. - Нет правды в твоих деяниях, князь. Князь Гостомысл – твой дед. Не гоже так с ним поступать. Обижать родственников – унижать себя.
Рюрик прищурил глаза:
- Вспомнил, что он родственник!.. А помнили мои родственники обо мне, когда я у чужих людей рос? Когда каждый не чурался подзатыльник мне дать, когда спать приходилось ложиться голодным, и некому было спросить – сыт ли я? Когда братец мой Цедраг убийц ко мне подсылал, помнил ли он, что он родственник? Траскона убили, а метили в меня.
- Я тоже не в роскоши вырос. – На князя смотрел непреклонный взгляд Оскола. - Невмоготу мне это видеть. Отпусти, князь, в Царь-град.
- Князь Яромир своего брата Вратибора на смерть послал, чтобы ничто его власти не угрожало. Сам же рассказывал! Князь Цедраг убийц подослал к дяде нашему, чтобы княжество не потерять. Всякий, кто пренебрегает кровными узами ради власти, эту власть и удерживает. И мне так придётся, иначе люди покинут меня.
- Не по мне это. Отпусти, князь!..
- Хорошо. Только потому, что мы росли вместе, я отпускаю тебя. Через десять дней можешь уходить, но без дружины своей. Воины мне самому нужны. Возьми с собой охочих людей, только кто с тобой пойдёт?
-Я пойду. – Поднял голову Тыра.
- И я. – Отозвался Бермята.
- И ты?.. – Растерялся Рюрик.
- Уж больно хочется на зверя с двумя хвостами подивиться. – Заулыбался Бермята.
Харальд перевёл свой тяжёлый взгляд на Ульвара и грозно нахмурился. Тот приподнялся:
- Я готов идти с тобой, Оскол. Возьмешь?..
Оскол молча кивнул головой, а князь вздохнул:
- Ну, раз так, плывите. Серебро у меня на другие цели предназначено – в дорогу не дам, и припасов нет. Зато пушнины полно, возьмёте с собой – пригодится в дороге. О семье, Оскол, не беспокойся – позабочусь.
Через десять дней после наложения дани мурманами на Новгород Оскол с двумя десятками «охочих людей» отправился в Царь-град, а ещё через месяц в граде Ладога появился Вадим. Вместе с ним из ладьи на берег выпрыгнула худенькая, остроносенькая девочка-подросток.
- Принимай, племянничек, сестру двоюродную. Вылитая твоя мать в молодости! Вот, на смотрины привёз.
Вадим казался добродушным, но какая-то озабоченность не покидала его, и он непрерывно озирался, пересчитывая вытащенные на берег ладьи, разглядывая стены крепости и проходящих мимо людей. Рюрик, ухватив за подбородок, поднял голову зардевшейся от смущения девочки и увидел покорный до наивности взгляд:
- Как звать-величать тебя?
Девочка тихо сказала, почти прошептав:
- Предславой папенька называет.
Князь довольно улыбнулся:
- Не бойся! Тебя здесь не обидят. Любуша, - Рюрик окрикнул пробегающую мимо крепко сбитую младшую дочь погибшего Траскона, - отведи мою сестру к Красимире.
Смотря вслед Предславе и радуясь, что хоть в чём-то новгородцы начали ему уступать, князь промолвил:
- Ладная девка. Годок у нас поживёт, мясом обрастёт, а там и свадебку сыграем.
Вадим облегчённо вздохнул:
- Вот и славно. Всё-таки не за купца голимого замуж выйдет, а за воина знатного, да к тому же из княжеской семьи. Приданое за ней дам немалое. Мог бы и больше… Нам бы только радоваться, да видишь ли, как выходит…- Он удручённо покачал головой. – Неожиданно мурманы налетели, да дань наложили такую, что не вздохнуть. Вначале на тебя подумали, но сам вижу, что их нет здесь. Что же ты нам весть не подал о них?
- А какое мне дело до жителей Нова-града? – Рюрик едко смотрел на дядю. – Как и им на меня и на мою дружину наплевать. Подачку по осени дали. Обещали по два мешка муки на человека, обманули – и на половину не хватило. Сам же говорил, чтоб я не лез в дела земли вашей и чтобы жили мы каждый сам по себе.
- Признаю, говорил… Дружина наша мала оказалась, не смогли мы быстро войско собрать. К кривичам за помощью не успели обратиться, да и не успели бы они. Что же мурманы на тебя дань не наложили? И, бают, привечал ты их?..
- А у меня брать нечего. – Усмехнулся Рюрик. – А что привечал, так привечаю я всех, кто уважает меня.
У князя пропала улыбка, и на Вадима устремился жёсткий взгляд:
- А уважают меня за силу. Каждый воин мой пятерых стоит. Не посмеет никто на меня дань наложить.
- Раз уважают тебя мурманы, то может замолвишь за нас словечко, чтобы тяжесть дани снизить?
- Ради чего? Не хочешь дань платить – переселяйся в мой град, под мою защиту. Можешь всем в Ново-граде об этом сообщить. – Рюрик опять улыбнулся. – Моя-то дань не такая непосильная будет.
Вадим смотрел на племянника и понял, что этот властитель свои цели будет достигать жёстко, вплоть до жестокости.
* * *
- Курлы, курлы. – Неслись с неба крики журавлей.
Ульвар, бросив тянуть ладью по волоку, остановился и, задрав голову вверх, с интересом смотрел на пролетающих журавлей.
- Чего рот раззявил? – Прикрикнул на него Путарь. – Ладью за нас никто не вытянет.
Ульвар вздохнул и опять, перекинув через плечо верёвку и по щиколотку утопая в мягкой сырой земле, потянул вместе с другими ладью.
- В родные края подались. – Пояснил он.
- По родине соскучился? – С хрипотцой от натуги спросил его Путарь. – Зачем же с нами в поход пошёл.
- Я родины своей не помню. Послал меня Харальд, чтобы Оскола убить, если против конунга что замыслит.
- И не боишься признаваться в этом? – Удивился Путарь, на что Ульвар только усмехнулся. – А зачем же тогда своего конунга продаёшь?
- А с чего ты взял, что он мой?
- Ну как же…
- Я своего отца не помню, мать - смутно, даже не помню, как меня звали. Даны меня несмышлёнышем взяли и рабом вырастили. Помню только колыбельную матери и слова её: «Не плачь, сынок. Вагры не плачут». Так что я – вагр, как и Тыра. И свои у меня здесь.
- А-а!.. – Только и смог произнести Путарь.
Ульвар поморщился от неприятных воспоминаний, от появившейся горечи в груди повернул голову в сторону и вздрогнул: из-за деревьев появились воины, выставив копья и спрятавшись за большими щитами.
- К оружию! – Крикнул Ульвар и бросил верёвку.
Все засуетились, разбирая мечи и щиты, и только Путарь спокойно пошёл навстречу воинам:
- Ты чего, Родосвет, людей пугаешь? Это я – Путарь! Не узнал?
Шеренга воинов остановилась, и из неё вышел человек, подняв остриё копья:
- Думали, что мурманы это. Слух дошёл, что они дань на словен наложили.
- Как видишь – не мурманы.
К Путарю подошёл Оскол со своей секирой и встал рядом:
- Мы – русы, воины князя Рюрика. Пробираемся в Царь-град.
- Путь далёк и труден, к тому же хазары зверствуют – ограбить могут.
- На своих конях нас на ладье им трудно взять будет.
- Раз хазар не боитесь – скатертью дорога! – Родосвет повернулся к своим воинам. – Поможем добрым людям до Смоленска ладью дотащить – всё им легче будет.
Слова воеводы кривичей Родосвета сбылись – дорога до хазар оказалась нетрудной, но уже у первого хазарского града от берега отчалила лодка и поплыла наперерез ладье русичей. Оскол с интересом разглядывал приближающихся хазар, а потом повернулся к Путарю:
- Чего они от нас хотят?
- Мытник это хазарский. С купцов мыто собирает и мзду берёт немалую - своё не упустит.
- Парус спустите. Интересно с хазарами пообщаться.
Приблизившись, хазарин что-то прокричал непонятное.
- Чего горло дерёшь? – Оскол равнодушно бросал слова. – Не понимаю я твой собачий язык. Ты кто?..
- Я - Кый! Меня великий каган назначил здесь мыто с купцов собирать. – Перешёл на славянский язык хазарин. - Почему мимо плывёте и к берегу не пристаёте?
- А мы здесь торговать не собирались. – Усмехнулся Оскол.
Лодка хазар стукнула носом о борт ладьи, и хазарин встал на скамейку, чтобы перебраться к русичам:
- А платить всё равно надо, и осмотреть ладью надо – что за товар везёте?
Оскола стала забавлять неуёмная жадность хазарина:
- Надо – смотри! Помогите Кыю!
Бермята и Тыра схватили за шиворот хазарина, и оставшиеся в лодке шестеро гребцов с удивлением увидели, как взмахнув пятками, мытник в мгновение ока оказался в ладье. Четверо из них попытались последовать вслед за Кыем, но русичи столкнули их опять в лодку:
- Нечего вам здесь делать!
Мытника не смутило то, как он оказался в ладье, и, увидев кучу мешков, алчно завращав зрачками и бесцеремонно отталкивая русичей, направился к ним. Оскол нахмурился от такой наглости, и Ульвар перегородил путь хазарину.
- Пусти! – Надменно проговорил Кый. – Я должен осмотреть содержимое мешков.
- В штанах у себя смотри!
- Вы что, не поняли – кто я? – Взъярился хазарин. – Во сто крат больше заплатите за свою дерзость.
- За что платить-то? За то, что мимо тебя проплыли? Не слишком ли большая цена? Богами река создана, не тобой, а посему иди отсюда подобру-поздорову! Не за что плату брать.
Алчность хазарина не знала страха, и он заорал:
- Вы не знаете гнева нашего кагана! За нарушение его повелений он снесёт вам головы.
- Ты меня своим каганом не пугай! – На лице Оскола появилась зловещая усмешка. - Эко как раскричался! Плевать я на него хотел. А впрочем… Дадим мы твоему кагану плату, мешок целый дадим. Ульвар, подбери мешок побольше!
- Этого мало!..
- Для тебя хватит! – Оскол схватил хазарина в охапку и с помощью Бермяты затолкал Кыя в мешок, не обращая внимания на его крики.
Мытник попытался сопротивляться, но пара пинков Тыры ему под рёбра заставили его замолчать, и после этого из мешка раздавался один хрип. Оскол и Бермята перебросили через борт ладьи мешок, и брызги от камнем ушедшего на дно мытника полетели на сидевших в лодке хазар.
- Это плата вашему кагану от русичей. – Назидательно произнёс Оскол хазарам и повернулся к своим воинам. – Чего стали? Подымай парус – Царь-град ждёт!