В 1963 году в популярнейшем в ту пору журнале «Юность» некая Алла Гербер опубликовала статью «О бардах и менестрелях». Должно быть, она и сама не подозревала тогда, что слово «бард», оброненное ею, даст название целому культурному явлению, аналогов которому в мире не существует и к которому миллионы советских пацанов норовили причислить себя, нередко выучив на гитаре всего три аккорда и с грехом пополам наловчившись рифмовать «любовь – морковь». И вряд ли пацанам этим нужно было знать, что всего необъятного бардовского движения могло бы и не быть, не появись на свет один человек – скромный и великий в своей скромности Юрий Визбор.
Когда-то давно гениальный кукольник и большой любитель и знаток гитары Сергей Владимирович Образцов сказал: «Гитара – единственный музыкальный инструмент, который не разрушает тишину, а создает ее». Думается, с этим мнением согласится любой, кто хотя бы раз держал в руках гитару и перебирал ее струны. Вполне возможно, что данное неподражаемое свойство и сделало этот инструмент самым популярным и распространенным в мире. А место, которое занимала гитара в сознании советского человека, вообще заслуживает отдельного разговора. Пожалуй, такое трепетное отношение к ней было только в двух странах: в Испании и в СССР.
Наша гитарная юность проходила на лавочках у подъездов или в каком-нибудь тихом сквере, где вечерами под зажженным фонарем мы собирались среди густой зелени и пели, передавая шестиструнку друг другу, как эстафетную палочку. Ну и что из того, что голоса у нас были не ахти какие, да и с музыкальным слухом не всегда все в порядке? Ведь главное было не это! Главное – гитара была нашей свободой в то далеко не свободное время, с ней можно было беседовать, как с другом, она помогала самовыражаться, она создавала тишину, в которой растворялось наше одиночество и в которой мы чувствовали себя ближе и нужнее друг другу. Кто-то пел чужие песни, кто-то пытался сочинять свои, но независимо от этого у каждого из нас на устах было одно слово: бард. Звучное, немного таинственное, дошедшее до нас из эпохи средневековья и прижившееся в советских дворах, сжатых со всех сторон крупнопанельными «хрущобами», это было наше слово, наш пароль, открывавший нам доступ в полный рыцарской романтики мир, где жили добрые и сильные люди с красивыми фамилиями…
Фамилия Визбора среди них стояла особняком. Он не был «звездой» в том смысле, в котором мы употребляем это слово, говоря о Высоцком или Окуджаве. Вокруг Визбора никогда не было ажиотажа, толпы не брали приступом концертные залы, где он выступал, и записи его песен не распространялись подпольно, «на костях» (т.е. на самодельных пластинках, которые умельцы ухитрялись изготавливать из рентгеновских снимков). С ним все обстояло гораздо проще. Он был разрешен, его любимое детище – звуковой журнал «Кругозор» – распространялся вполне легально, и его просто слушали. И все же назвать Визбора конформистом ни у кого не поворачивался язык. Да, он не был бескомпромиссным и неистовым бичевателем существующего строя, как Высоцкий, или иронизирующим диссидентом, как Окуджава или Галич. Советской действительности он как бы попросту не замечал. Нет, конечно, и у него были сатирические песни. Вспомним, хотя бы, его знаменитое: «Зачем же ботик потопили?» или «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей». Но подобные песни можно пересчитать по пальцам одной руки. Основными же героями в творчестве Визбора становились простые, благородные, красивые душою люди так называемых «романтических» профессий: геологи, альпинисты, моряки, летчики, полярники…Визбор много общался с ними по долгу своей журналистской службы и очень любил их. С музыкальных страниц «Кругозора» часто звучали его песенные репортажи, посвященные им (кстати, жанр в мировой журналистике уникальный). Известный бард Юлий Ким в свое время писал: «Самое органичное представление о нем – это Визбор с гитарой у костра. Чтобы кругом была суровая природа, ночь и отсветы огня на лицах… И гитара – негромко, и Юра – негромко…». Да, негромкие и добрые песни Визбора брали за душу, дарили уверенность и надежду. Он, подобно гриновскому герою, протягивал нам руку и вел за собой в совершенно иной, не похожий на реальность мир, где затасканному обращению «товарищ» противопоставлено истинное товарищество людей, объединенных одним делом, одной альпинистской связкой, одной подводной лодкой…
Визбор умер рано. После него остались его роли в кино (например, партайгеноссе Борман из «17 мгновений весны»), остались его написанные маслом картины, его статьи, очерки, рассказы. И, конечно же, песни под гитару. Критиков этих песен хватало и при жизни, и после смерти автора. Одним стихи казались не очень изысканными, другим – музыка не очень выразительной… Но все это, по большому счету, чепуха, ибо Визбор был слишком велик, чтобы подобные «комариные укусы» причинили ему серьезный вред. Он был первым во всем. Ведь это именно о нем впервые сказали «бард». Это именно он создал первый в СССР журнал с пластинками «Кругозор», он дал путевку в жизнь и Высоцкому, и Киму, и Окуджаве, и Никитиным. И это именно он впервые построил в своем воображении тот самый «остров – страну сплошных надежд с проливами Свиданье и Разлука», куда потом так часто заплывали и где оставляли свои сердца последние романтики уходящей эпохи…
У Визбора есть песня «Три минуты тишины». Но, если задуматься, любая его песня – это три минуты тишины, созданные его гитарой и подаренные нам во спасение. Так пусть же эта тишина всегда «плывет, как океан» и пусть ничто не нарушает ее, что бы ни случилось. Спасибо Вам, Юрий Визбор, за то, что Вы были. Спасибо Вам за Вашу тишину.
Помочь сайту
Поздравления
