Ребята, не уезжайте. Никуда не валите. Это ваша страна. И это хорошая страна, пусть и бестолковая, полупьяная, дурная, как перезревшая невеста на свадьбе в  райцентре. Это ваша страна. Пусть отчаяние берет осенними вечерами. Когда от глухих старичков-соседей доносится программа «Время», с ее озимыми-яровыми. Когда кажется, что все поделили между собой Игорь Иванович и Аркадий Романович. И места живого не осталось. Когда хоругвями, того и гляди, завесят школьный актовый зал. «Отец Тихон, наличный состав учащихся для политинформации построен!»

Нет, ребята, не завесят, пока вы тут. Молодые, веселые, наглые. Я для вас пишу. Те, кому больше 35, могут не читать. Мой страстный монолог для тех, кому от 18 до 30. Кто родился после 1985 года.

Да, я дряхлеющий романтик, но я — романтик с опытом. Закаленный русский романтик. Я ходил на демократические митинги конца 80-х, ходил к Белому дому в августе 91-го, и самой опасной ночью мне казалось: если мы тут продержимся, то на рассвете увидим другую страну. И небо в алмазах. Примерно так и получилось. Только без алмазов. То есть алмазы хапнули другие. И в начале 90-х мои друзья начали уезжать: «Тут нечего ждать, страна обречена». А я не ждал — что-то делал помаленьку. Я, оптимист березовый, верил: сегодня не очень удалось, но завтра, завтра начнется. Заживем. Пригибался под бандитскими пулями, терял деньги в шарлатанских фондах, получал в морду от пьяного мента под вопли Маши Распутиной и бормотал: «Ничего, ничего… потерплю, будет лучше».  

И я не ошибся.

Поверьте: здесь стало гораздо лучше. Вы не знаете, что такое «плохо». Но знаете, что такое «хорошо». Вы выросли с прикольным телевидением, с сотней видов колбасы (да, это святое!), с галереями-машинами-ипотеками-барбершопами-лофтами-кофеманией. Плюс спектакли Богомолова, кухня Зимина, инстаграм Горбачевой, фильмы Крыжовникова, песни Шнурова и проделки Павленского.

Для вас это норма. Так и должно быть. Вы беситесь, что тяжелые бруски пармезана теперь приходится тащить из Италии. Как жестоко! Надругательство над общечеловеческими ценностями. Милые мои, да чтоб вам не знать ничего страшнее в жизни.

Мой крошка-сын, которому 21, подумывает брать кредит на машину. Я ему: «С ума сошел, зачем машина, проценты огромные!» Он мне, небрежно: «Пап, можно я сам разберусь? Я же не твои деньги трачу, я сам работаю». Тут нервный папа затихает. И молча восхищается сыном-грубияном. Который хочет машину, который уверен в своем завтра, и проценты его не пугают. Его, кажется, вообще ничего не пугает. Молодая шпана.

Вы всё можете сделать, ребята. Всё надо делать сейчас, пока вы молодые и борзые. Потом силы останутся лишь на ворчание в фейсбуке — или что там появится в ближайшие годы? Hatebook — для мизантропов-болтунов? Помните, в фильме Михалкова герой Калягина бежит, истошно крича: «Мне 35 лет, а я ни черта в вашей жизни не сделал!» (Не смотрели «Неоконченную пьесу»? Посмотрите. Никита Сергеич был сильным мастером.)

Вот не надо этих криков потом. Мне уже 50, но я точно сделал хоть что-то. Ни о чем не жалею. И никогда не хотел отсюда уехать. Но мой век покрылся кальцием, мой зверь уже выдыхается. Прилег на теплый макбук, подремать. Вам, ровесникам моего сына, карта в руки. Вся карта. От Мурманска до Курил. 

Вас — миллионы. Вас тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с вами. Что вам Игорь Иванович и Аркадий Романович? Их песок досыпается, финальный отсчет. Сколько им тут еще? Лет пять от силы. Безо всяких революций. Они стареют, тупеют, глазки стекленеют. Они жрут друг друга, рыгая в эфире. И у них нет чертежей будущего, даже самого завалящего эскиза. А у вас есть. Потом все они умчатся, как стерхи, в теплые страны вслед за верховным главнокомандующим. И жирные чайки за ними. Тут озябшая страна и свалится вам в руки, как та самая невеста с бодуна. «Прости, милый… я вчера немного того…»

Бывает, любимая.

Ловите ее. Не уезжайте. Работайте. Потерпите. Это ваша страна. И уж точно не скучная страна. Полковник с девятью миллиардами, а? Ильф с Петровым просто бумагомараки без фантазии. Освящение ракеты на космодроме Восточный, каково? Салтыков с Щедриным — бородатый неостроумный графоман. Ребята, вы умрете от скуки в Бостоне — или где там? — в Лондоне, Женеве, Гонконге. А тут трэш-угар со Сталиным, рок-н-ролл с колоколами. На самом деле это весело и не страшно. Глупо, пошло, цинично — да, но не страшно. Да, было жутковато в момент «русской весны», с ее камуфляжем, пропитанным водкой. Буками-урками. Но где та «весна»? Разве что в горячих снах Прилепина. Я помню, что такое страшно и безнадежно, я двадцать пять лет прожил при развитом социализме. «А мы такие зимы знали, вжились в такие холода…» — как писал Эренбург.

Ребята, да вы счастливчики. У вас все зашибись.

И в воскресенье идите на выборы, не отмахивайтесь. Это ваша страна. Хватайте ее, держите. Начните не с понедельника, а с воскресенья. Берите листок на участке, ставьте закорючку.

…В той же «Неоконченной пьесе» тот же герой-страдалец шепчет бывшей возлюбленной: «Никогда ничего не бывает потом. Это только кажется, что все еще впереди, что жизнь длинна и счастлива. Что сейчас можно прожить так. Что потом все можно поправить. Никогда это "потом" не наступит».

Для нас с Никитой Сергеичем все «потом» миновали. Пьеса отыграна.

Дальше действовать будете вы.