Помочь сайту
Поздравления
ПОСЫЛКА С НЕБА
Пётр Петрович Чайковский, дядя Петра Ильича Чайковского, был большим чудаком и очень добрым человеком. Перед выходом на прогулку делал он множество пакетиков с мармеладом и пряниками, запечатывал их, а потом, ронял перед каждым ребенком и говорил: «Посылка с неба».
Пётр Петрович, когда узнал о том, что племянник решил посветить себя музыке, очень негодовал: «А Петя-то, Петя! Какой срам! Юриспруденцию на гудок променял!»¹ Он и не догадывался какой «посылкой с неба» будет сам Пётр Ильич, такие подарки человечество нечасто получает. Да и как тут было догадаться, если чем и отличался от сверстников молодой Чайковский так это только бесконечной добротой, свидетельств чему множество. Говорили, что даже если бы он ничего не написал, то всё равно остался бы в памяти людей, как человек невероятно бескорыстный и отзывчивый. Гения в нём ничто не предвещало. Преподаватель музыки Рудольф Васильевич Кюндингер никаких особых талантов в юном П. И. Чайковском не заметил, а вот Пётр Ильич заметил талант в своём учителе, и писал о нём как о выдающемся артисте, сумевшем породнить его с классикой.
Каким должен быть учитель гениального человека? Я смотрю на фотографии Антона Григорьевича Рубинштейна. Это лицо не из нашей жизни. Лицо одухотворённое, прекрасное, оно выделяется из общего ряда лиц наших и зарубежных музыкантов. П. И. Чайковский написал о нём:
«… Я обожал в нём великого пианиста, великого композитора, но также и человека редкого благородства, откровенного, честного, великодушного, чуждого низким чувствам и пошлости, с умом ясным и бесконечной добротой – словом, человека парящего высоко над общим уровнем человечества. Как учитель он был несравненен». ²
Мне кажется, учитель, прежде всего, устанавливает планку человеческих чувств, он определяет тот уровень духа, на котором только и можно что-то сделать в искусстве и ниже которого делать что-либо нельзя. Учитель не может и не должен пытаться загнать ученика в рамки своего таланта, в рамки, установленные временем и общепринятыми представлениями о том, что можно и что нельзя делать. О мастерстве, о преподавательском таланте я не говорю – это вещи само собой разумеющиеся.
Мечтал Пётр Ильич о дружбе с А. Г. Рубинштейном, чувствовал пропасть их разделявшую, думал о том, что сможет её заполнить со временем, но не смог. Почему? Понимал А. Г. Рубинштейн, что ученик его талантлив, и всё же было по видимому что-то в этом таланте чуждое и непонятное учителю.
Трудно приходилось П. И. Чайковскому. Бесчисленные нападки критиков, непонимание, бесконечные обвинения в новаторстве. Жена композитора Серова вспоминала, что только что окончивший консерваторию Пётр Ильич «не составил себе даже славы экстраординарного воспитанника». Не укладывался П.И. Чайковский в общепринятые представления.
Музыкальный критик того времени Кюи писал о выпускной работе композитора кантате «К радости»: «Консерваторский композитор г. Чайковский – совсем слаб».³ Он не находил в нём даже тени дарования. Да что там Кюи, преследовавший Петра Ильича с маниакальным упорством, другие критики тоже не были к нему благожелательны.
Нуждался Пётр Ильич в поддержке Антона Рубинштейна, а находил только суровую критику своих произведений. Поддержка, конечно, была не на словах, а на деле. Отличный отзыв о нём Антона Рубинштейна способствовал тому, что он стал преподавателем Московской консерватории.
Обожал П. И. Чайковский своего учителя, восхищался им, обижался, раздражался. Так и осталось недопонимание между ними до конца жизни. Даже к самым лестным отзывам своим о Петре Ильиче Антон Рубинштейн примешивал неверие в его гениальность. «Я не думаю, чтобы он пошёл дальше» 4 – говорил Антон Григорьевич о уже прославленном композиторе, ещё не написавшем «Пиковую даму», Шестую симфонию и «Щелкунчика».
Удивляют и поражают сюжеты, которые выбирал для своих балетов Пётр Ильич. Это детские, сказочные, наивные истории, но именно они вдохновляли композитора. Есть какая-то странность, несоответствие между ними и музыкой. Вдохновенная, невероятной красоты музыка… и простота бесхитростного сюжета. Сражения с мышами, ёлочные игрушки… и музыка. «Петербургская газета» назвала «Щелкунчика» «скучнейшим и нелепым представлением» 5, а «Спящая Красавица», переполненная сказочными, забавными персонажами, вызывала ничем не прикрытое раздражение, в той же газете о ней писали: «… сказка… для детей и для старичков, пришедших в состояние детства». 6 Отзывы в прессе были в основном плохими. «Неправильные» балеты, балеты, которые нужно слушать, казались странными.
Загадочен мир души человека. Удивительны и неповторимы пути человеческого таланта. Пишет Пётр Ильич музыку не так как все, но ведь и таланта ему отпущено не как всем.
Музыка. Что такое Музыка? И здесь уместно вспомнить, что говорит по этому поводу Алексей Фёдорович Лосев, профессор музыки выдающийся специалист в области античной эстетики и философии:
«Музыка изображает не предметы, но ту их сущность, где все они слиты, где нет ничего одного вне другого, где нет ни зла оскорбляющего добро, ни добра преображающего зло, где нет ни горести, вызванной большими потерями, ни счастья, данного добрым гением, ибо добро в музыке слито со злом, горесть с причиной горести, счастье с причиной счастья, и даже сама горесть и счастье слиты до полной нераздельности и нерасчленимости, хотя и присутствуют в музыке всею своей существенностью»…
«Так, в особенности разительна слитность в музыке страдания и наслаждения. Нельзя никогда сказать о музыкальном произведении, что оно вызывает страдание или наслаждение. Люди и плачут и радуются от музыки одновременно. И если посмотреть, как обыкновенно изображается чувство, вызываемое музыкой, то в большинстве случаев всегда можно на первом плане заметить какую-то особенную связь удовольствия и страдания, данную как некое новое и идеальное их единство, ничего общего не имеющее ни с удовольствием, ни со страданием, ни с их механической суммой». 7
Далее А. Ф. Лосев пишет, что в музыкальном времени нет прошлого. И ещё, что если нет прошлого, то тогда, по-видимому, реально есть только настоящее и его жизнь, творящая в недрах этого настоящего его будущее.
«Музыкальное время собирает разбитые и разбросанные куски бытия воедино, преодолевает тоску пространственного распятия бытия, воссоединяет пространственные и вообще взаимно-отдельные существенности с единством и цельностью времени их бытия. Вечность есть тогда, когда не несколько моментов, а все бесчисленные моменты бытия сольются воедино, и когда, воссоединившись в полноте времён и веков, бытие не застынет в своей идеальной неподвижности, но заиграет всеми струями своей взаимопроникновенной текучести».8
И это, конечно, не всё, много интересного пишет А.Ф. Лосев о музыке. К сожалению, обо всём не расскажешь, все трактаты не перепишешь, и всё же хочется написать ещё несколько строк:
"Субъект музыкального суждения есть вечно-изменчивое сращение бытия и небытия, данное как жизнь, т. е. как чистое самопротиворечие неоднородно текущего времени”. 9
А это уже сам Пётр Ильич пишет: «Жизнь имеет только тогда прелесть, когда состоит из чередования радостей и горя, из борьбы добра со злом, из света и тени, из разнообразия в единстве». 10 Похоже на то, что пишет А. Ф. Лосев, но настоящим подтверждением его выводов служит музыка композитора. Удивительная музыка, где время, жизнь, смерть, страдание, любовь, счастье, космос, вся вселенная – всё вместе сплавлено в единый, жгучий прекрасный поток, длящийся, как одно мгновение, равное вечности.
Музыка – подлинная жизнь человеческого духа, невидимый свет, мучительный и прекрасный. Музыка – жизнь самого композитора, жизнь его души. Откуда в этой душе такое запредельное чувство красоты? Кто знает?
Молодой, светский, хорошо воспитанный человек. Беззаботная жизнь, девушки, огромное количество знакомых, приятелей. Любимая сестра, добрый, хороший отец, братья, дяди, тёти, двоюродные братья и сёстры – большая дружная семья. И вдруг, всё изменилось, и никто не знает почему. Та обычная, простая и определённая жизнь, которой живём мы все, вдруг отступила на задний план, и другая жизнь мучительная и прекрасная затмила и лишила смысла прежнюю.
Что произошло с молодым Петром Ильичём? Почему он ощутил музыкальность как самую главную составляющую своей личности? Почему так резко изменился? Что случилось с ним? Никто наверно уже не ответит на эти вопросы. Тайная жизнь человеческого духа останется тайной для всех.
А как же относились к музыке композитора музыкальные критики того времени, преподаватели, музыканты? Что говорили они о Петре Ильиче? Они говорили и писали удивительные вещи.
Первую симфонию Антон Рубинштейн и Заремба, тоже один из учителей композитора отказались принять для исполнения. О симфонии «Фатум» всё тот же Кюи писал, что это есть «гармонический разврат и отрицание классических форм», проникшие «в священную обитель музыкального консерватизма». 11 О сюите, прозвучавшей на концерте, состоявшемся 5 марта 1887 года, он писал: «Музыки в ней очень мало, выдающейся мысли ни одной». 12 Пятую симфонию критиковал не жалея сил: «Место вальса в сюите, а не в симфонии, которая да сохранит навсегда свою строгую и серьёзную порядочность формы». И далее: «… в целом симфония отличается безыдейностью, рутиной, преобладанием звука над музыкой…». 13 И так далее, и тому подобное. И не только Кюи, другие тоже старались. Но были и иные отзывы. Н. Соловьев, пожалуй, впервые задумался о судьбе самого композитора: «Прослушав симфонию (Четвёртую) и раздавшиеся после неё громкие и единодушные аплодисменты, я невольно перенёсся к судьбе г. Чайковского. Г. Чайковский чуть ли не самый выдающийся в наше время наш русский композитор-симфонист… Он не дебютирует в концертах, как г. Кюи, какой-нибудь завалявшейся тарантеллой с весьма сомнительной оркестровкой… г. Чайковский пишет, работает, трудится, не повторяя задов, г. Чайковского любят, слушают с интересом и удовольствием… но как его ценят и вознаграждают? Его артистическая жизнь может служить печальным и наглядным примером того безобразного отношения у нас к композиторам, которое может быть многим и в голову не приходит». 14
Для того чтобы услышать музыку, почувствовать её, для того чтобы музыка стала жизнью, что для этого нужно? Есть разный уровень наслаждения музыкой. А на каком уровне её создают? Тоже на разном, ведь не запретишь, не остановишь, пишут все кому не лень, а уж слушают тем более.
Прекрасная музыка становится не модной, и о ней забывают. Проходит время, и вспоминают опять. У музыки своя жизнь. Она живёт, умирает, воскресает, она существует отдельно от композиторов. Нотные тетради теряются, находятся. Я не всегда слышу музыку на том уровне, на котором хочу её услышать. Я знаю что теряю, чем обделена. А как же те, кто её не слышит? Как же те, которые воспринимают только красивые звуки или просто ритм и получают от музыки пусть и приятные, но примитивные ощущения? А что делать с музыкантами, не понимающими красоты музыки?
Платон советовал художников, не одержимых творчеством, не вдохновлённых Музами, изгонять из государства, так как приносят они людям только вред, но совет его невыполним. Кто будет отделять одарённых свыше от ремесленников?
«Красота спасёт мир». Нет ничего прекрасней музыки. Как может спасти мир красота, если весь мир расплавлен, в ней как в музыке во всём своем великолепии, если само зло, сплавленное с добром, уже не имеет ничего общего с общепринятыми представлениями о том и другом? А может быть в этом сплаве всего и вся, и есть спасение?
Я слушаю «Иоланту». Странная опера. О чём она? Неужели о слепой девушке? Похоже, нет. Не видит Иоланта красоты. Но её полюбил не кто-нибудь, а рыцарь, не принц, не герцог. И отчаяние рыцаря сменяется пониманием того, что Иоланта прекрасна и в своей слепоте, потому что ей доступна красота нравственная, красота простых человеческих чувств. И всё же дано Иоланте прозреть путём любви и страдания. А значит, и женщина может пройти этот путь, обрести духовное зрение, заплатив за постиженье красоты высокую цену. А есть ли цена тому, что является подлинным ощущением жизни? Сама жизнь, обжигающее её дыхание, озаряет нас светом красоты.
Много говорят о сексуальной ориентации Петра Ильича, хотя нет ни одного свидетельства современников о том, что к мужчинам он испытывал какие-то особенные чувства, но редко говорят об отношении его к женщинам. Проблемы духовности слабого пола мало волнуют мужчин, что и не удивительно, духовность – явление редкоё, если раз в жизни встретишь, значит, повезло. Почему же такие вещи волновали Чайковского?
Глубокое чувство связывало композитора со старшей сестрой Александрой Ильиничной Чайковской в замужестве Давыдовой. Сестру в семье называли Ясным Солнышком. Она заменила Петру Ильичу и его братьям мать, а ей самой было тогда всего четырнадцать, и она всегда верила в талант Петра Ильича. К её детям относился он как к родным, переживал за них, беспокоился. Хочется рассказать одну малоизвестную историю.
Татьяна Львовна Давыдова, племянница Петра Ильича полюбила. В кого могла она влюбиться? Ну конечно в учителя музыки. Это был женатый человек. Должен был родиться ребёнок. Как узнал Пётр Ильич о случившемся? Неизвестно. Но знал об этом только он и Модест Ильич, родители ни о чём не догадывались. Пётр Ильич уговорил их отпустить с ним Таню во Францию для лечения нервной системы. Там под Парижем она родила мальчика. Ребёнка оставили в надёжной семье, а сами вернулись в Петербург.
Трудно себе представить застенчивого и непрактичного Петра Ильича, занимающегося такими деликатными делами. Тем не менее, люди хорошо его знавшие боялись при нём говорить о своих проблемах. Он забывал о своей работе, начинал хлопотать, решать чужие проблемы. Он не мог оставить человека в беде, и всегда был безрассудно щедр. Мог ли он оставить ребёнка любимой племянницы с чужими людьми, пусть даже и в хороших условиях? Нет, конечно. Начались трудные переговоры с бездетным старшим братом Николаем Ильичём и его женой.
И вот он опять он под Парижем с будущей приёмной матерью Ольгой Сергеевной Чайковской. Конечно, мальчика привезли в Петербург, конечно, его полюбили. Маленький Жоржик не отпускал от себя П.И. Чайковского, как будто понимал, как много этот человек значит в его судьбе. Уходить от ребёнка приходилось тайком.
А что же Татьяна? Она умерла через пол года после приезда сына. Умерла неожиданно, молодой и красивой на балу в Дворянском собрании, в здании, где теперь располагается Большой зал Петербургской филармонии. Вся её жизнь, связанная с музыкой, отзвучала как одна трагическая нота.
Мы часто живём с тем, с чем жить не хочется. Мы можем. Слишком много пришлось пережить Татьяне Давыдовой: позор боль, одиночество, осознание непоправимости того, что случилось, отчаяние, разлуку с сыном. И когда всё, наконец, было уже улажено и можно было жить, она не смогла даже существовать, она, наконец, стала свободной и смогла уйти навсегда. По сути дела её жизнь – это абсолютная трагедия, абсолютное чувство – сама музыка.
А вот слова, посвящённые мачехе Петра Ильича, из письма к Надежде Филаретовне Фон Мек, письма, написанного вскоре после смерти отца композитора: «Что за чудесные женщины бывают на свете! Мачеха моя, жизнь которой с 84-летним стариком была сопряжена с большим утомлением, – погружена в безысходное горе! Только женщины умеют так любить. Я вынес из посещения много грустных, но отрадных ощущений». 15
Может быть, после знакомства с семейным архивом Чайковских, нам становятся ближе и понятнее героини опер и балетов Петра Ильича. Во многом мы все есть то, что есть наш род, наша семья.
Чайковские не имели своей земли, не жили за счёт крепостных, по сути дела – интеллигенция, дворяне без двора, свободные люди. Жизнь духа, жизнь души великого музыканта была свободна и никому не подвластна, а значит, была свободна и музыка.
Бумага всё терпит, а музыка нет; Герман должен полюбить Лизу, Иоланта должна прозреть, влюблённые должны быть вместе, пусть и ценой жизни, потому, что нет ничего более ценного в музыке, чем красота и сила чувств человека. Ведь она – абсолютное чувство. И если музыка это – «жизнь не чего иного, как чисел», 16 то музыка есть подлинная математика чувств. Пётр Ильич с математикой не «дружил», ели-ели набирал нужный бал для перехода в следующий класс, но, тем не менее, постиг точнейшую и удивительную математику музыкального искусства.
Я слушаю музыку, невероятно прекрасную музыку, подаренную мне скромным, застенчивым и очень добрым человеком. Музыка – посылка с неба, бесценный дар, доставшийся каждому из нас просто так, без всякого труда. В архиве клинского Дома-музея хранится протокол о присвоении Чайковскому Петру Ильичу звания свободного художника. Не композитора, не музыканта, нет, просто свободного художника. Что ж, не ошиблись его преподаватели, они понимали что делали. Понимал это и сам Пётр Ильич. Теперь часто говорят о том, что вдохновение редко посещало Петра Ильича, что в музыке он добивался результата исключительно трудолюбием. Неплохо было бы поинтересоваться мнением самого Петра Ильича на этот счёт. Вот что он писал: «Только та музыка может тронуть, потрясти и задеть, которая вылилась из глубины взволнованной вдохновением артистической души». 17
2. Там же, с. 93.
3. Там же, с. 107.
4. Там же, с. 95.
5. Там же, с. 267.
6. Там же, с. 239.
7. Лосев А. Ф. Из ранних произведений, М, Правда,1990 г., с. 232.
8. Там же, с. 239.
9. Там же, с. 253.
10. Конисская Л. М. Чайковский в Петербурге, Лениздат, 1974 г., 184
11. Там же, с. 128.
12.Там же, с. 211.
13.Там же, с. 219.
14. Там же, с. 157.
15. Там же, с. 161.
16. Лосев А. Ф. Из ранних произведений, М, Правда, 1990 г., с. 255.
17. Конисская Л. М. Чайковский в Петербурге, Лениздат,
Нет комментариев. Ваш будет первым!
