Я пламень в Ад отнёс обратно. Не нужен свет мой на земле, и людям не видать пощады. Я вдохну горелой плоти смрад, и дух закончит путь во мне. Умру я, только минет полдень. Уйду ко дну, где Преисподней огни мерцают на стенах. Я бросил камень, сдох без страха. И ужасы таят во мне тот дикий приступ плача, вой, что не остановит ни один из криков смертных.
Ужас мой – возница. Он выклянчил монетку и сбежал, а лошадь та хромала. И я вернулся к речке. Харон бессменно поджидал меня и закричал: «Куда ты подевался, эй! Я слишком долго ждал тебя! Извозчику – привет!»
Негромко насмехался он. Я не ответил, просто повернулся и беззвучно прошептал: «Я – Люцифер, и я сам сойду к тебе, едва погаснет пламя».
И ужасы мне прошептали: «Мы его задуем в срок. Так будет лучше».
«Лучше. Пусть будет так», - говорю я и не верю их словам. Им снова захотелось порадоваться пыткой, запытать последнюю мечту о счастье – бесконечном странствии во тьме речной.
Прежде шёл я по дорогам, а ныне предстоит мне по долгой речке плыть. Но задержался: на берегу белело пламя, тот цветок, что нёс я людям. Не будет больше паники в душе моей, я был ничтожен, что попытался… Но не убоялся и остановился поболтать с Хароном: «Не бог ли проклял труд мой непосильный? Я не хотел бы заблудиться»… И мысли вдруг прошелестели: «Не бог, но он, вот уж диво, не был против!»
Дивно... Я бы не поверил, и Харон свидетель мне, о Бог, но Ты мне не ответил… Может где-то за рекой найду ответы – по что убил меня отец?
Склонился головою Люцифер. Мой дивный ангел зашептал молитву и едва не утонул, он просто побледнел как небо поутру и воссияло облако над ним. «Ты никогда не будешь в небе. Мне ты не был нужен. Сын, вот кто герой!» И я увидел Иисуса и презрительно воскликнул: «Трус ты! Трусом был, таким остался».
И бог во мне не сомневался, и подтвердил слова. Назвал таким же трусом, ведь устрашился я назваться людям, которые не видели во мне ни света, ни огня. Им бы жара, а не жалкого речей! Им бы в пекло Ада… Но я не опустился к вам, до низших, а лодка стукнулась о камни. Мы почти причалили, Харон мне показал на звёзды в вышине, но я смотреть не стал. Опять я испугался, что захотел бы воспарить, да крылья мне священники обрезали. Не тронули лишь Веру.
И я бы отобрал весло у перевозчика, швырнул его подальше в омут, а сам сверну в одну из заводей. И там бы утонул. Во мгле, где будет память спутницей моей. Я полыхал в огне, когда явился Пастырь и указал мне Гроб, куда сложили мой нетленный прах. Я в свете обретал спасенье и всё же умер. Я не признавал свой страх, а ты меня не слушал.
Поистине твой дух покорен, Люцифер. Но я бы не вернул тебя. Ты был мне не полезен. И труд твой… - Бог листал страницы книги Бытия, - эта жизнь была твоя, но имя ты отобрал у Пастыря. Так будь ты проклят! Дурень!
Но Люцифер его не слышал. Там и утонул, где реки закон истёк. И видит Бог, его напрасны ожиданья, люди – твари, им не нужно пламя ангела. И чают силы обрести в запретных дебрях. Туда им и дорога, а демоны помогут души их спасти. Возницы подождут у леса, склонившись под звездою Люцифера. Она взошла, как только ангел испустил свой дух. А демоны смеялись – тут теперь не будет света, мы уж славно развлечёмся, как сгорели без надежды.
Их никто не слышал мук. Лишь мир, но и он не уберёг посланника, а только посмеялся над его речами: «Ты был мне братом, Михаил…» На том смолчали небеса, закрывшись трауром по погибшему пророку. Он тоже говорил без спросу: «Люцифер… он здесь…» И его не принял Бог, и даже бесы поплевались. Вот и бродит странник вдоль погоста и без устали рассказывает басню про мученика и бога.
Я бы посмеялся, да также как и вы солгу. Не понял сути тех рассказов, так стало быть могу свою начать я повесть «Как брошен был в спасителя мой камень…» И стану в повести героем!
Я – Иуда. Не признан был ни богом, ни отцом. И может демонам сгожусь… вот напишу историю про мученика-Иисуса… И поглядим, кого тогда на трон посадят. Ставлю точку и оставлю предсказанье: Появится пророк, его убейте. И того, чьё имя назовёт, навеки запятнайте грешным провиденьем – пусть явится во тьме и там умрёт! Нам, - отклонился он на спинку стула, - пречистым христианам, и дела нет до демона в плоти. И мне уж не сойти с пути, коль солгу сейчас пред Богом… - он быстро слез со стула, на котором восседал так чинно, и посмотрел наверх в своей землянке.
- Сына твоего, я, Искариот Иуда, я не трогал! Я.. Люцифера проклял, – тыкал Иуда перстом в грудь и переписал свой неудавшийся рассказ. Он вычеркнул то имя и Иуду позабыли на века. Отыскали труд в могиле, и пророчество исполнил кто-то до конца. Мой Люцифер погиб, а с ним и имя, Того, кто на протяжении столетий тысяч лет искал во тьме свой свет… Который пламя не обидел.
[Скрыть]Регистрационный номер 0306091 выдан для произведения:
Я пламень в Ад отнёс обратно. Не нужен свет мой на земле, и людям не видать пощады. Я вдохну горелой плоти смрад, и дух закончит путь во мне. Умру я, только минет полдень. Уйду ко дну, где Преисподней огни мерцают на стенах. Я бросил камень, сдох без страха. И ужасы таят во мне тот дикий приступ плача, вой, что не остановит ни один из криков смертных.
Ужас мой – возница. Он выклянчил монетку и сбежал, а лошадь та хромала. И я вернулся к речке. Харон бессменно поджидал меня и закричал: «Куда ты подевался, эй! Я слишком долго ждал тебя! Извозчику – привет!»
Негромко насмехался он. Я не ответил, просто повернулся и беззвучно прошептал: «Я – Люцифер, и я сам сойду к тебе, едва погаснет пламя».
И ужасы мне прошептали: «Мы его задуем в срок. Так будет лучше».
«Лучше. Пусть будет так», - говорю я и не верю их словам. Им снова захотелось порадоваться пыткой, запытать последнюю мечту о счастье – бесконечном странствии во тьме речной.
Прежде шёл я по дорогам, а ныне предстоит мне по долгой речке плыть. Но задержался: на берегу белело пламя, тот цветок, что нёс я людям. Не будет больше паники в душе моей, я был ничтожен, что попытался… Но не убоялся и остановился поболтать с Хароном: «Не бог ли проклял труд мой непосильный? Я не хотел бы заблудиться»… И мысли вдруг прошелестели: «Не бог, но он, вот уж диво, не был против!»
Дивно... Я бы не поверил, и Харон свидетель мне, о Бог, но Ты мне не ответил… Может где-то за рекой найду ответы – по что убил меня отец?
Склонился головою Люцифер. Мой дивный ангел зашептал молитву и едва не утонул, он просто побледнел как небо поутру и воссияло облако над ним. «Ты никогда не будешь в небе. Мне ты не был нужен. Сын, вот кто герой!» И я увидел Иисуса и презрительно воскликнул: «Трус ты! Трусом был, таким остался».
И бог во мне не сомневался, и подтвердил слова. Назвал таким же трусом, ведь устрашился я назваться людям, которые не видели во мне ни света, ни огня. Им бы жара, а не жалкого речей! Им бы в пекло Ада… Но я не опустился к вам, до низших, а лодка стукнулась о камни. Мы почти причалили, Харон мне показал на звёзды в вышине, но я смотреть не стал. Опять я испугался, что захотел бы воспарить, да крылья мне священники обрезали. Не тронули лишь Веру.
И я бы отобрал весло у перевозчика, швырнул его подальше в омут, а сам сверну в одну из заводей. И там бы утонул. Во мгле, где будет память спутницей моей. Я полыхал в огне, когда явился Пастырь и указал мне Гроб, куда сложили мой нетленный прах. Я в свете обретал спасенье и всё же умер. Я не признавал свой страх, а ты меня не слушал.
Поистине твой дух покорен, Люцифер. Но я бы не вернул тебя. Ты был мне не полезен. И труд твой… - Бог листал страницы книги Бытия, - эта жизнь была твоя, но имя ты отобрал у Пастыря. Так будь ты проклят! Дурень!
Но Люцифер его не слышал. Там и утонул, где реки закон истёк. И видит Бог, его напрасны ожиданья, люди – твари, им не нужно пламя ангела. И чают силы обрести в запретных дебрях. Туда им и дорога, а демоны помогут души их спасти. Возницы подождут у леса, склонившись под звездою Люцифера. Она взошла, как только ангел испустил свой дух. А демоны смеялись – тут теперь не будет света, мы уж славно развлечёмся, как сгорели без надежды.
Их никто не слышал мук. Лишь мир, но и он не уберёг посланника, а только посмеялся над его речами: «Ты был мне братом, Михаил…» На том смолчали небеса, закрывшись трауром по погибшему пророку. Он тоже говорил без спросу: «Люцифер… он здесь…» И его не принял Бог, и даже бесы поплевались. Вот и бродит странник вдоль погоста и без устали рассказывает басню про мученика и бога.
Я бы посмеялся, да также как и вы солгу. Не понял сути тех рассказов, так стало быть могу свою начать я повесть «Как брошен был в спасителя мой камень…» И стану в повести героем!
Я – Иуда. Не признан был ни богом, ни отцом. И может демонам сгожусь… вот напишу историю про мученика-Иисуса… И поглядим, кого тогда на трон посадят. Ставлю точку и оставлю предсказанье: Появится пророк, его убейте. И того, чьё имя назовёт, навеки запятнайте грешным провиденьем – пусть явится во тьме и там умрёт! Нам, - отклонился он на спинку стула, - пречистым христианам, и дела нет до демона в плоти. И мне уж не сойти с пути, коль солгу сейчас пред Богом… - он быстро слез со стула, на котором восседал так чинно, и посмотрел наверх в своей землянке.
- Сына твоего, я, Искариот Иуда, я не трогал! Я.. Люцифера проклял, – тыкал Иуда перстом в грудь и переписал свой неудавшийся рассказ. Он вычеркнул то имя и Иуду позабыли на века. Отыскали труд в могиле, и пророчество исполнил кто-то до конца. Мой Люцифер погиб, а с ним и имя, Того, кто на протяжении столетий тысяч лет искал во тьме свой свет… Который пламя не обидел.