ПТ. Часть вторая. Глава 22. Слова живые и мёртвые. Культура чтения

Каждая школа живёт в довольно бодром ритме. Это вам не офис, где размеренные будни порой нужно разбавлять искусственными всплесками событийности. Дети – существа шустрые, у них всё время что-то происходит, и всякий раз это нечто нетривиальное. Ну вот, пожалуйста: 9 «А» третий раз сорвал урок начинающего словесника.

Парень, выпускник филфака МГУ, пришёл к нам с искренним желанием просветить племя молодое. Обожает Достоевского, зачитал все его романы до дыр. Но племя оказалось не только молодым, но, как положено, и незнакомым – внимать речам про русский гений не желает и их произносителя всерьёз не воспринимает. А что: вчерашний пацан, и бормочет нам нечто! Понять ничего нельзя, кудахчет про какие-то душевные муки и прекрасные отзывы современников. Что нам до этих современников и почему, собственно, Достоевский – гений? :) Новоиспечённый педагог на учеников разобиделся, накричал отчаянно, потом остановил благодарный взгляд на одном из «интересующихся» и ограничился на диалоге с этим правильным юношей. Класс – а это, напомню, всё отпрыски технической интеллигенции, – тоже разобиделся и не нашёл ничего более действенного, чем откровенное бойкотирование просвещенческих потуг.

Идти в качестве моральной поддержки на занятия – бесполезно. Ну, для вежливости при мне посидят прилежно, а без меня что будет? Решила для начала поговорить с самим учителем, тем более что мы один предмет ведём.

- Как вы думаете, почему они срывают уроки?

- Потому что бестолочи.

- Целый класс бестолочей?

- Нет. Петя слушает. И читает. Мне с ним приятно. Он литературу любит, видно, что много читает. Остальным до фонаря – и пусть.

- А я вот думаю, что вы не правы. Только не сердитесь, я так говорю не для того, чтобы авторитетом задавить. Понимаете, вы не к студентам филфака пришли, которые уже более-менее осознанный выбор сделали. Это подростки. Они сначала должны почувствовать, что от общения с вами для них есть какой-то толк. Или, по крайней мере, проникнуться к вам лично уважением и потому не мешать вам любить то, что их не трогает.

- Вот ещё! Я в няньки не нанимался!

- Никто вам нянькину участь и не предлагает. Но не будут они слушать ваши монологи про чьё-то величие, пока не убедятся, что вам можно верить. И, кроме того, нельзя со школьниками говорить на птичьем наукообразном языке.

- Литература – серьёзное дело. Клоуном я тоже не буду.

- И про это говорить не стОит. Учитель – не нянька, не клоун, не артист. И не литературный критик, не литературовед. Разумеется, не станут все эти 32 ваши слушателя глубокими читателями, но сконцентрироваться только на одном из них…

- И пусть! Они обязаны меня слушать!

- Они ещё толком ничего не обязаны. Пока несовершеннолетние. Все многозначительные ваши речи – только мёртвые слова для них. Сознавать себя обязанными мы их учим, и далеко не всегда успешно. Ну, вот давайте поподробнее посмотрим план вашего последнего урока.

- У меня нет плана.

- Хорошо, плана в письменной форме нет. За это вам любой методист надавал бы по шапке. Но какое-то предварительное представление о том, что именно вы будете делать, сколько на это потребуется времени, чего вы хотите добиться, у вас есть?

- Я хотел рассказать о подготовке Раскольникова к убийству.

- А зачем рассказывать, ведь есть текст романа? Впрочем, рассказать тоже можно, но только если они уже готовы вас услышать. И прикиньте, может ли 15-летний мальчишка 45 минут просто слушать рассказ про какого-то неизвестному ему Раскольникова?

- Вы хотите сказать, что я всё делаю неправильно?

- Увы, пока да, неправильно. Любить литературу, знать историю её развития, читать критические статьи – хорошо, но этого для школьного учителя словесности мало. Понимаете, вы как бы сели в автомобиль, не завели двигатель, но раздражаетесь, что никуда не едете. Приходите ко мне на урок, есть вещи, которые лучше посмотреть на практике, чем разбирать теоретически. Может, вам что-нибудь пригодится тоже.

- Конечно, вас слушают, вы директор! И вы старше.

- А я разве им родилась? Я им стала. Кстати, старше я вас всего на шесть лет. Я, конечно, ни на чём не настаиваю, хотя если вы действительно желаете связать свою жизнь со школой, советовала бы не замыкаться в себе, а спокойно проанализировать происходящее.

Парень обиделся, приглашение проигнорировал и продолжил приятное общение с Петей. На следующий день в мой кабинет ворвалась Галя из непокорного 9 «А».

- Извините, Елена Владимировна. Я знаю, вы заняты. Но надо поговорить. Можно?

- Можно. Тем более, что ты уже здесь.

- Уберите от нас этого студента.

- Он не студент. Он просто выглядит немного моложе своих лет, так бывает. Вам его возраст не подходит?

- Нет. Он сам нам не подходит. Он нас ненавидит.

- Из чего такие грозные выводы сделаны?

- Вы знаете, как он на нас кричал? И как обзывал? А ещё литературу преподаёт! Он думает, мы Достоевского не читали? Читали, может, и не все, но читали.

- Успокойся, Галя. Не нравятся мне эти ваши распри. Знаешь, когда я только начинала работать в школе, у меня тоже очень многое выходило сикось-накось. Вы же неглупые ребята, зачем завелись? Хорошо, я приду к вам на следующий урок.

Визит, разумеется, проблему не устранил. Что я услышала? Пересказ с упоением – по поводу себя, эрудированного, – части сюжета «Преступления и наказания». И монотонный список цитат из признанных критических источников. То есть голодающим предлагалась совсем не пища, а только посуда, в которой могла бы быть пища.

Трудно было объясняться с молодым филологом после занятий, но не сделать это было невозможно. Человек претендовал не на своё место, он перепутал одно дело с другим. Школа не работает на те же цели, что и вуз. Разумеется, она помогает определиться в своих профильных предпочтениях молодым людям, однако для того чтобы предпочтения возникли, сначала она создаёт общеобразовательный фундамент. Если кто-то думает, что он успешно строится только в начальных и средних классах, но не в старших – он заблуждается. Так природа захотела. Вы можете вспомнить многих людей, которые к окончанию школы знали, кем они будут по профессии? Единицы таких. И не потому, что учебные заведения плохо образовывают, а потому, что у природы своя программа. Это раньше так было, восклицают некоторые, теперь же у общества другие вызовы, люди быстрее социализируются. Очень наивный взгляд на реальность, ведь ребёночка по-прежнему вынашивают не меньше девяти месяцев. Ну, опять же, если природе не мешать. :)

Часто приходится слышать сетования на то, что после школы не хочется касаться классических книг. А если случайно это и произойдёт, люди удивляются: оказывается, книги эти интересны, вовсе не пронафталинены, никаких безжизненных сентенций не содержат. И тогда раздаётся крик: учителя глупые, давайте отдадим детей правильным вузовским профессорам. Могу сказать по своему опыту, что не было ни одного случая, когда бы эти замечательные специалисты принесли пользу, залезая не в свои сани. Пусть спокойно занимаются наукой, пополняют списки цитат, защищают диссертации. Но в школу им не надо, сами намучаются и другим лишние хлопоты обеспечат.

Есть и иная штука: собственно педагогические вузы мало времени уделяют особенностям именно школьного возраста. Нет, возрастная физиология как-то присутствует (во всяком случае, в мою студенческую пору присутствовала), но никто не рассказывает, не объясняет, как знакомить с Пушкиным невзрослых людей. Литература – не только искусство, она ещё и информация о духовной жизни очень разных человеков. Почему-то у нас вообще принято считать, что любой материал может быть усвоен учеником независимо от того, школьник он или студент. Хотя разве, уважаемые читатели, вы не сталкивались с тем, что в 14 лет воспринимали «Евгения Онегина» так, а в 40 – эдак? Это же совершенно естественно. Почему мы решили, что нет разницы между 14 и 20 годами? От учителя требуется не изложение всего-всего, что накопила культура. Он должен лишь максимально точно выбрать то, что сработает здесь и сейчас. В отношении литературы это важно ещё и потому, что «холостые обороты» наставника приводят к тому, что у молодого человека возникает отвращение к чтению как таковому.

Между тем, литература – предмет очень удобный для толкового преподавателя. Не прочёл пока кто-то стихи Есенина? Зато Маяковского прочёл. Не по душе «Капитанская дочка»? Зато «Дубровский» эту душу тронул. То есть ученика можно «включить» на любой теме. Нет, конечно, должен быть некий перечень имён и произведений, о которых все как бы договорились, но он не может быть слишком громоздким. Это во-первых, а во-вторых, и из него следует при необходимости что-то выбрасывать, а что-то в него дополнительно вносить. Разумеется, при непременном условии, что сам учитель осведомлён обо всём списке и даже более чем. :) Не знаю, как другие, но я помню те доперестроечные времена, когда учителя на свой страх и риск включали в программы Серебряный век, Платонова, Булгакова. Плохо ли это было? Если учитель – человек культурный, он сам определит, когда чьё время пришло. Ведь не собственно в именах дело, а в том, чтобы это была хорошая, качественная литература.

Не ищите в моих словах противоречия. Да, с одной стороны, нельзя навязывать ученику то, что ему ещё не подходит, для чего он ещё не созрел. А с другой, классическая литература годится на любой рост. Но говорить о ней с учениками разного роста следует тоже по-разному. Обязательна только живость общения.

Филолог школу покинул. Не сразу – некоторое время я дала нам обоим на раздумья. И пришлось взять этот 9 «А» самой. Вполне обучаемые ребята меня встретили. Долго размышляла о неприятной истории: может, нужно было побороться за юное дарование? Но как бороться за того, кто видит не то, что есть на самом деле?

31 октября 2013 года

P. S. Уважаемые читатели! Для понимания позиции автора лучше знакомиться со всеми главами книги, причём в порядке их нумерации.

Продолжение следует.