ПТ. Часть вторая. Глава 21. Внезапные экзамены. Прощение без мщения, но со смыслом

Иду мимо учительской, слышу громкие возмущённые голоса коллег:

- Да нет нигде, говорю же вам!

- Может, Павел Сергеевич взял и, как всегда, забыл положить в шкаф?

- Спрашивала, он говорит, что не брал… Я всех учителей оббегала, и ничего!

Оказывается, пропал журнал 8 «Б». Уже четыре урока прошли без этой сверхнужной вещицы. Руководительница класса, Светлана Ивановна, чуть не рыдает. А как вы думаете: третья четверть в разгаре, оценок накопилась тьма, восстановить картину ученических успехов – задачка не для самых ленивых. Мне тоже морока – писать объяснительную в руно, добывать новый чистый журнал. В общем, ЧП.

- Это, Елена Владимировна, наверное, Бекетов стащил. У него три «двойки» подряд, – торопится с версией Ирина Дмитриевна.

- Конечно, Бекетов! – подхватывает Светлана Ивановна. – И математика, и физика, и география в сплошных «двойках».

- Безобразие! – вторит Павел Сергеевич. – Распустился этот ваш 8 «Б». Там не только Бекетов, там у вас ещё целая куча разгильдяев.

- У меня? – вскрикивает уязвлённая Светлана Ивановна. – А у вас? Вы что, руки в брюки, да? Не вы историю преподаёте в 8 «Б»?

- Так, други мои, не ссорьтесь. Дело, в общем-то, житейское. Кто-то явно недоволен своими оценками и пытается разрулить проблемы самым банальнейшим способом.

- Каким?

- Нет журнала – нет «двоек». Давайте спокойно работать пока с записками, а я покумекаю, как действовать дальше.

- Да что тут кумекать? Прижать этого Бекетова, пусть сознаётся.

- И сделать его героем на пустом месте? И почему вы думаете, что это именно он? Да ещё в одиночку? Подобные авантюры обычно проворачиваются сообща.

- Вы, Елена Владимировна, его защищаете, что ли?

- Ну, моя закавыка в том, чтобы всех нас защитить, – смеюсь. – После шестого урока соберёмся на совещание.

Накумекала я следующее. Искать «преступника» – затея глупая. Во-первых, слишком воинственная, во-вторых, слишком поверхностная. И приведёт ли она к тому, чтобы впредь журналы не пропадали? Заполнять новую книжицу так и так придётся, но следует предпринять нечто, чтобы легкомысленные подростки поняли бесперспективность подобных «шалостей». Посему проведём экзамены в этом задиристом 8 «Б». Эдакие репетиционные – в конце учебного года ведь предстоят настоящие (тогда одиннадцатилетку ещё не ввели). В результате выставим четвертные на основании честно заработанных оценок. Все, кто хочет большего, получат возможность доказать своё величие.

- Экзамены? – удивились учителя. – По всем предметам?

- Нет, конечно, это был бы перебор. Предлагаю только четыре: по русскому, математике, иностранному и физике. За первую и вторую четверти оценки восстановим по дневникам, куда же нам теперь деваться.

- Гм, в этом что-то есть… – протянул Павел Сергеевич. – Я бы тоже экзамен зафутболил.

- Не нагнетайте. Они дети ещё, экзаменов никогда не сдавали.

- А как всё это организовать? Билеты пока не обнародованы…

- Зачем вам кем-то составленные билеты? Вы же сами знаете, по каким темам работали.

- То есть мы Бекетова допрашивать не будем?

- Светлана Ивановна, вы здесь учителем оформлены, а не следователем. Вам бы тогда пришлось побеседовать по душам с каждым из вашего замечательного 8 «Б». Вы к этому готовы?

- Почему с каждым? Девочки не в счёт…

- Вы уверены?

- Слушайте, ребята, – воодушевилась Ирина Дмитриевна, – думаю, это хорошее дело будет. Мне всё равно с ними возиться перед настоящими экзаменами (математика в те годы сдавалась восьмиклассниками письменно и устно). Билеты я нацарапаю, пара пустяков. Если уж нам лишняя работёнка, так и этим деятелям! Но все остальные классы узнают, и журналы пропадать больше не будут.

Объявление о выбранной педколлективом экзекуции в 8 «Б» делала я сама.

- Сначала, уважаемые, я должна вас поблагодарить лично. Мне теперь будет нахлобучка в руно, потому что за классные журналы отвечаю в школе я.

- А почему это директор отвечает? – раздался любопытный, но растерянный девчачий голосок.

- Потому что. Журналы руно выдаёт под расписку, так заведено. Потом они туда же и возвращаются и хранятся в специальных архивах.

- Зачем? – не унимался голосок.

- Затем. Это мы с вами обсуждать не будем. Вы меня наказали? Сделали без вины виноватой? Вот я вас тоже накажу. Но так, чтобы виноватых не было. Через две недели в вашем классе пройдут четыре экзамена. Учителя вам уже завтра продиктуют вопросы, на которые будете отвечать.

- Экзамены?! Нам же в конце года сдавать…

- В конце года будет сдать поэтому проще. И те оценки, которые вы получите на промежуточных экзаменах, будут засчитаны как четвертные.

- И что, если у кого-то были «тройки», а он сдаст на «пятёрки», поставят «пятёрки»?

- Конечно. Всё от вас самих зависит. Не нравятся оценки, которые были в старом журнале, – исправляйте.

- А как же экзамены, если у нас уроки…

- Прямо на уроках это счастье и обретёте. Ну, бывают же у вас контрольные? Вот это будут такие не совсем обычные контрольные.

- И вы не хотите знать, кто украл журнал?

- Не хочу. Кто бы это ни был, он поступил глупо и несправедливо. Но поскольку он всего лишь хотел, чтобы не было плохих оценок ни у него, ни у одноклассников, я его прощаю. И другие учителя тоже. Однако прощение – это не только слово, его получают после некоторой отработки.

Разумеется, задумка требовала нешуточных усилий, в первую очередь, от учителей. Но они увлеклись: эта была первая и, думаю, единственная в их педагогической практике возможность самостоятельно провести экзамен. То есть сначала продумать все детали: отобрать темы для опроса, не переусердствовать с их количеством, скомпоновать равновесные по содержанию билеты, повторить на уроках трудные моменты… Потом выкинуть из сознания всякие кровожадные желания в отношении учеников, не скатиться до подлой мстительности… Мне с завучем Еленой Вениаминовной тоже работёнка выпала дополнительная: я вошла в экзаменационные комиссии по русскому и немецкому, она – по математике и английскому. На физику мы не пошли, потому что восьмиклассники трепетали перед ней более всего, туда отправилась «родная» математичка Ирина Дмитриевна. Светлана Ивановна на правах классной руководительницы опекала непослушанцев на всех экзаменах.

В итоге и новый журнал мы заполнили без скрипа, и оценки прочувствовали не просто как чернильные зарисовки, и подготовились к предстоящим летом экзаменам. Дети тоже обнаружили, что ничего сверхстрессового в таких учебных мероприятиях нет, но журналы лучше не трогать. :) Вы спросите, как я отважилась на неслыханное самоуправство? Ну, мне это сделать было проще, чем другим директорам из-за того, что в руно меня ценили. Факт, не отрицаю. Новый журнал выдали без проволочек и даже порасспрашивали о подробностях «эксперимента». 1980-е были недолгим периодом, когда педагоги могли ощущать себя вольно. Вы опять спросите: а не привело ли это к разброду и шатанию? Нет, не привело. Разброд и шатание всегда в головах у тех, кто отличаются самонадеянной мыслью о возможности проконтролировать всех и вся. Когда учитель понимает, что он проверяет реальные знания своих учеников, а не угадывает, чего именно хотят от него амбициозные начальники-формалисты, он сосредотачивается на самом важном. Тогда можно наблюдать действующую педагогику, а не присутствовать на очередном спектакле а ля урок, а ля экзамен, а ля педсовет. Почему мы решили, что без написанных чинодралами педагогических пьес учитель непременно всё сделает ужасно? Почему его всё время одёргивают, требуют каких-то отвлекающих от настоящего дела отчётов? Чтобы у него самого появился соблазн выступить в роли следователя, а не учителя перед детьми?

Восьмиклассники, кстати, очень переживали, что подвели меня. Однажды утром войдя в свой кабинет, я обнаружила две странные бумажки – их подсунули под дверь. Первой был обгоревший кусочек журнальной страницы. Второй – записка «Простите нас окончательно, но мы его сожгли ещё до экзаменов». Буквы вырезаны чёрт знает откуда, наклеены. В общем, в лучших детективных традициях. :)

24 октября 2013 года

P. S. Уважаемые читатели! Для понимания позиции автора лучше знакомиться со всеми главами книги, причём в порядке их нумерации.

Продолжение следует.