Книга предисловий к собственным произведениям

Андрей Геннадиевич Демидов





ПРЕДИСЛОВИЕ

книга предисловий к собственным произведениям






ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ ПРЕДИСЛОВИЙ

Уважаемый читатель!

Предисловия являются важной частью любого произведения, оно настраивает читателя на тот лад, на ту тональность, которая окружала писателя. Не секрет, что бессмысленно любителю эстрадной музыки пытаться слушать корифеев классического периода музыкальной культуры эпохи просвещения, Генделя, Баха и так далее, как и бессмысленно пытаться убедить людей с консерваторским образованием в ценности хип-хопа, репа и тому подобного. Но когда каждый слушает, а в нашем случае читает, то, что ему по душе, то получается всё правильно. Вот и предисловие является той настройкой, тем первым определением, наряду с названием произведения, с помощью которого происходит взаимная настройка читателя и автора. Предисловия такие же части литературного мира, как и сами произведения, и поэтому я не вижу ничего предрассудительного в том, чтобы собрать их вместе. Собирают же и издают письма, комментарии, критику, так значит и предисловия на это имеют право.

Интересного прочтения, дорогой читатель!




1. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ «КОЛОДЕЦ ВРЕМЕНИ — книга поэм» (книга исторических и сказочных поэм)


Лет через тысячу, мир снова станет чист и тонок —
Средневековий было много, а гармония одна!
Тогда из свалки и поднимет мой талант ребёнок,
Как водолаз поднял Антикитерский механизм со дна!


Составив себе труд написав пять больших поэм русским гекзаметром и ямбом (примерно 9000 срок, что составляет 1/2 всех песен “Илиады”) "Погибель земли русской — орды Батыя на Руси", "Восстание гладиатора Спартака", "Амазониада", "Опричник Иван Грозный", "Колдунья Марья Лебедь и витязь Михаил Поток", и перед тем, как их представить, и написав ещё в половину от этого просто стихотворений и текстов песен, сведённых в три книги стихов: "Книга стихов о Любви, России и Смысле Жизни", "Книга стихов о Москве, Смерти и Поэзии", "Книга стихов о Природе, Истории, Жизни и Женщине", и некоторые из стихов знакомы всем из телевизионного и радиоэфира, Ютьюба, кроме того, будучи автором романов: "Опасные мысли", "Когда Москва была только рекой", "Золотая лоция викингов", "Золото небесных королей", "Корабль спасителя Вселенной", "Солдаты космической войны", "Золотой астероид", "The Natotevaal Recruits. War Chronicle", "Сталинградские сны", часть из которых пираты растащили в виде черновиков и обрывков по сети и интернет магазинам, я хочу поделиться своими соображениями по поводу искусства главного потока, искусства передового, мейнстрима вообще. Тридцать лет работы в больших коллективах, знакомство с сильными мира сего, взгляд изнутри крупных управленческих систем, учёба до этого сначала в Московском техническом вузе, а потом в одном из вузов системы управления обществом, большой житейский опыт, смена общественных формаций, произошедшая на моих глазах драматическим образом, дали мне возможность увидеть нижеследующее в развитии.
Разделяй и властвуй — говорит древнеримская максима прежде всего про покорённые народы древнеримской империи и с блеском демонстрирует, как военная сила легионов в соединении с подкупом туземных элит окружающих империю, позволяет очень долго контролировать движение денег от производства товаров и торговли в сторону столицы и её властителей. То, что это пагубно влияет на туземцев, история как правило умалчивает, возвеличивая упорство, смелость и жадность строителей этой системы угнетения, Рима, светоча древней демократии недостойных варваров.
К искусству эту максиму применять верно в той же мере, что и к экономике. Ведь если привлечение на службу империи, то есть в переводе с латыни, власти, будет надёжнее, если сообщества политиков, торговцев, производителей разделить на кусочки по имущественному, национальному, производственному принципу, то и с искусством нужно поступить точно также. Точно также, как для империи непозволительно иметь союз объединённых производителей автомобили или нефти Евразии, или объединенную оппозицию в Евросоюзе, точно так же нельзя любой империи иметь консолидированных, но не контролируемых деятелей искусства, как в международном, так и в региональном масштабе.
Тот, кто считает, что правители, олигархи, по-древнегречески, разных стран и наднациональных сообщество для сохранности своих сверх богатств берут в службы безопасности своих мегаструктур непрофессионалов, не понимающих принцип разделения для создания устойчивой системы для управления, может дальше не читать это предисловие, а сразу переходить к поэзии, не имеющей к тезису о контроле над искусством отношения. Для прочих читателей, я разовью тезис о том, что если уж правителям всех мастей, надгосударственных и государственных образования нужно выполнять рекомендации своих профессионалов из служб безопасностей, они, с помощью своих же служб, конечно делают это.
Если сказать по-другому, никакого свободного массового искусства в мире не существует, точно также как не существует свободного демократического процесса и свободной экономики.
Точно так же, как люди в сером работают с информацией по политикам, бизнесменам, спортом, наркотикам, экономике, точно так же они работают с телевидением, кино, музыкой, журналами, мультфильмами, книгоизданием, литературными сайтами. При этом вопросы искусства стоят дешевле остальных сфер их работы, копейки по сравнению с политическими и экономическими ходами и партиями, и даже окупаются быстрее. Мал золотник, да дорог, и значения пропаганды все поняли ещё в эпоху Возрождения со времён пьес Шекспира. Ожесточённая война между католической Испанией и протестантской Англией в момент создания пьесы “Ромео и Джульетта”, где самую главную и зловещую роль в смерти прекрасных юных влюблённых сыграл именно демонизируемый автором священник ортодоксальной итальянской католической церкви, не оставляет сомнений в пропагандистском значении этого произведения в стихах для англичан и европейцев того времени, которое никак не мог написать неграмотный актёр Вильям Шекспир, ни разу не бывший в Италии, описанной в пьесе безошибочно в малейших деталях. Сила искусства было оценена даже намного раньше, не случайно Александр Македонский имел “Илиаду” как настольную книгу с примерами из неё для себя во всём. Нет нужды говорить, что в графике мероприятий этих серых и вполне государственных служб и организаций нет мероприятий по каждому пишущему писателю или графоману. Они действуют точечно только в случае крайней необходимости и физические действия не их кредо. Их задачи определить стиль и этапы проведения контента искусства в такое состояние, чтобы деятели искусства всех уровней сами массово производили то, что им нужно в погоне за наживой и славой. А вредное для них эта масса контента просто растворит и задавит своей тушей. После определения того, что должно быть создано по плану мероприятий, какой продукт, работают закопёрщики, их поддерживает разнообразные спланированные акции, подготовка ожиданий, пробы пера в общественном мнении, в организации которых чувствуется стандартная и щедрая рука служб безопасности. Отлаженные компании по созданию групп прорыва из суперпрофессионалов, ажиотажа, господдержка, международные акции, тиражи, оглушающая слава, премии, скандалы, создают главный поток, куда устремляются миллионы подражателей, погребая под собой любую альтернативу, что и требовалось организаторам. Нужно пропагандировать наркотики? Пожалуйста — “Битлз” и его бесконечные клоны. Нужна чернуха и мусор в голове подростков? Пожалуйста — “Гарри Поттер”. Нужна респектабельная западная модель назло коммунистам, пусть будет "АББА". Ответственный выпускающий продюсер, это шведская королевская семья. Мультимиллиардер Нобиль, сделавший деньги на расхищении русской нефти при Николае Кровавом, и деньги на изобретённом им динамите, убившем в мировых войнах пятьдесят миллионов человек, стимулирует определённых людей искусства по законами им придуманным, и это является всё тем же примером для подражания массам пишущих и поющих. И так далее. Миллионы скопируют их песенные темы и образы книг, чтобы отправиться на свалку, не сделав своего личного, не сделав светлого и доброго. А в середине, между сделанным мейнстримом и андеграундом (советский ЦРУшно-КГБшный андеграунд не в счёт), не поддержанные щедрыми вливаниями назначенных по разнарядке спонсоров или госбюджетов, существуют самостоятельные течения искусства, настоящие таланты, маскирующие своей массой тот каркас, создаваемый диктатом и произволом главного потока. В СССР и соцстранах тоже так было. Распределение денег, а именно они кровь этого диктата, направленного против большей части населения планеты и отдельных стран, идёт сверху вниз, в виде перевёрнутого дерева. От ствола взносов крупных спонсоров на проект, разработанный серыми людьми, и ствола госбюджета, деньги через руки чиновников и их прикормленных авторов попадают вниз, в машину изготовления звезды, к продюсерам, композитором, литературным рабам, тем телам, кто будет показан как попугай публике в виде самой звезды. Это ветви дерева. А листики дерева, это мелкие журналисты, критики, владельцы сайтов, музыканты режиссёры и газетчики. Им платят уже продюсеры и сами звёзды. И горе им, если ослушаются! Запрета на профессию в узких кругах литераторов ещё никто не отменял. Лишат гранта и всё — вперёд в самиздат, а там рейтинги подконтрольные, демотивируют в два счёта, и сумасшедших напустят на страницу, или просто подвергнут замалчиванию. Бери как Есенин верёвку, или как Маяковский пистолет. Особняком стоит большое оперное и музыкальное искусство. Но и там не всё просто так, хотя и в меньшей степени, поскольку это элитарное искусство для господ, а что им самими себя агитировать? Там скорее битва спонсоров за престиж своих кукол.
Раскрыв таким образом тезис о несвободе современного искусства, я хочу представить свои исторические и сказочные поэмы, написанные не по указке людей в сером, будь то коммунистические или капиталистические службы поддержки режимов, а написанные по велению сердца и совести художника, не зависящего ни от выборов вождей, ни от мнения минкультов разных стран и редакций, используя плюрализм севеременерго общества и понимая, что книга моя никогда не увидят широкой публики из-за контроля над современной литературой. Не заказные темы-с. Не под тем углом освещены-с. Не совпадает с желанием правителей.
Кроме истории людей в сером, вечно стоящих на страже своих работодателей, есть ещё фактор клановости и цехового братства деятелей искусств. То есть редакторы, режиссёры, издатели точно так-же занимаются продвижением прежде всего знакомых и родственников, как это происходит во всех других отраслях жизни. Потому, что искусство, особенно подключённое к источнику заказов правителей, это деньги и никто в здравом уме не захочет лишаться источника благ. Как генералами становятся дети генералов,таки и писателями становятся сейчас дети редакторов, даже если природа обошла их талантом. Возможность мышкой гонять по монитору чужой текст и менять нажатием клавиши одни имена на другие, даёт возможность таким дарованиями комп лировать романы за месяц. А дальше вступает правило шоу бизнеса, там, где есть спонсор, появится товар, и любые таланты, мешающиеся под ногами своими обращениями и письмами получить их деньги будут прокляты и забыты. Чего только стоит направить в серёзные редакции то, что я написал, по их требованию напечатанное на бумаге, то есть целый чемодан бумаги за один раз в одну редакцию, а их нужно обойти множество и направить не раз и не два свои вещи, чтобы попасть в свободное окно издателя, а ведь не все издательства в одном городе, и даже не в одной стране. Нужно нанять и содержать собственного литературного агента. Но это удовольствие для богатых, типа Пушкина, за которого царь платил долги, или Тургенева жившего в поместье, Берлине и Париже, имевшего крепостных рабов и огромное состояние. На работу в 6-00 утра им точно не надо было вставать, и работать в выходные и праздники в грохоте и мате. В моём случае, оставшись без отца и средств к существованию в годовалом возрасте, с матерью, которая ничем не занималась, я даже не могу сказать из семьи я кого. Наверное чтение меня сделало человеком, помогло везение и случай. Очень трудно было жить на стройке и в перестройке и одновременно в далёких временах и мирах своих книг, но мне это удалось, и я этим горжусь. Написанные книги дают мне возможность показать не сколько у меня денег, а какой я сам.
Поэтому я получаюсь как бы народный писатель не по форме, званиям и премиям, близости к денежным потокам в искусстве, а по сути, и темы у меня от того самые что ни на есть современные народные: амазонки, Иван Грозный, колдуньи и витязи, Батый, Спартак, викинги, предки русских, инопланетяне, астронавты: русский, немец и американец, война в космосе, короли и кудесники, немцы и Сталинград. Эти темы появились в моём творчестве ещё когда я только пришёл из армии со срочной службы, и те вещи, романы и поэмы, что я выше перечислил, я пишу с перерывами с 1990 года, уже более 25 лет, целую жизнь, и никак не могу их дописать, чтобы начать писать что-нибудь новое и возрастное, типа “Былое, всякое и разное”. Поэтому и темы такие “подростковые”. Три романа пришлось однажды издать в виде черновиков без редактуры, вычитки и правки, потому что жизнь могла оборваться — или так — или ничего. Так и продаются теперь в интернет-магазинах черновики романов “Мысли”, “Тайны звенящих холмов”, “Золотая лоция” как полноценные романы с абракадаброй и ошибками. Зато мои песни “Сокол”, “В гомоне города”, “Торт-Москва”, “Чудак Адам”, слышат теперь миллионы людей.
А если коротко и шутя: без поддержки доброго друга или господина гениальное произведение искусств, словно статуя Давида в глухом лесу, прозябает вечно, а простой булыжник, вытащенный на дорогу на всеобщее обозрение уже может стать перформансом.
Но я верю, что люди в сером меняются, при их сменах возникают окна света, а русское искусство, сто раз ими похороненное, остаётся и может и воспрянуть. Интернет, заваливающийся эту книгу миллионами стихов об одном и том же: лютиках, цветочках, обрывков мыслей сумасшедших, всё таки сохранит поэмы, написанные вашим современником по ночам после работы, навсегда, как глиняные таблички в пещере пустыни, и когда-нибудь их найдут люди, которым она понадобится, я в этом не сомневаюсь.
Итак, требующие доработки, корректуры, вычитки, но живые: "Погибель земли русской — орды Батыя на Руси", "Восстание гладиатора Спартака", "Амазониада", "Опричник Иван Грозный", "Колдунья Марья Лебедь и витязь Михаил Поток".
Большим трудом стоило эти поэмы написать, и не не без труда их будет читать, но тем, кто на это решится — приятного путешествия в колодце времен!



2. ПРЕДИСЛОВИЕ К РОМАНУ «ЗОЛОТАЯ ЛОЦИЯ» ОТ «ДОМА КНИГИ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»

В ряду многочисленных книг, авторы которых вдохновляются историей наших далёких предков и легендами разных народов – славянских, германских, тюркских и финно-угорских племён – роман Андрея Демидова «Золотая лоция» заслуживает особого внимания. Историческая достоверность органично сочетается с увлекательным сюжетом, реалистические подробности – с фантастическими событиями, вызывая у читателя ощущение, что он сам участвует в шумных пирах, великих сражениях и сталкивается с представителями иных цивилизаций. Среди персонажей есть реально существовавшие личности, оказавшие решающие влияние на ход истории Земли.
Генеральный директор ООО «Дом Книги „Молодая гвардия“»
Заслуженный работник культуры
Нина Егоровна Беликова



3. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ПОГИБЕЛЬ ЗЕМЛИ РУССКОЙ — ОРДЫ БАТЫЯ НА РУСИ»

Пепел сожжённых батыевскими отрядами русских и булгарских, половецких и мокшанский городов, селений и хуторов стучится в наши сердца. Зарево пожаров эрзянский и мещерских, казацких, южно-славянских городов озаряет раз за разом наше небо. Неупокоенные герои неизвестных битв и кровавых осад бродят призраками по нашей земле и ночами заглядывают в наши окна...
Потомки завоевателей и завоёванных в Батыевом нашествие образовали страну, ставшую теперь Россией. Кто был кем тогда? Почему так получилось? Как на самом деле всё было?
Эти и другие вопросы даже по прошествии почти 800 лет с тех пор, не зря продолжают волновать нас. И правильно, что продолжают. История, это как код ДНК живущего общества, именно в истории скрыты данные о наших способностях, требующих развития или купирования, там информация о врожденных болезнях страны, требующих лечения или коррекции. Если для картошки разбирается и улучшается ДНК, то почему такая славная страна как Россия, лишена непротиворечивого понимания о важнейшем событии своей истории?
Почему нашествию Батыя в летописях уделено мечта не более, чем во внешних источник, монгольских, западных, арабских? Если для них это событие было лишь частью череды деяний монголов, то для Руси это был целый цивилизационный перелом, сдвиг, результаты которого мы чувствуем и сейчас. Почему же нет ни одного современного тому событию документа, а Лаврентьевская, Ипатиевская и другие летописи, созданные спустя 200 спустя после нашествия, описывают его штампованными фразами, списанными из других своих же мест, или у друг друга? Почему имеются правки ещё более новые, времён Ивана Грозного? Куда делась его библиотека, содержавшая множество древних рукописей? Почему Василий Татищев и Николай Карамзин, писавшие свои “Истории государства Российского” по заказу российских императоров в эпоху Просвещения, уничтожили рукописи, собранные ими по монастырям России, и оставили нам только ссылки на них? Кто и почему заметал исторические следы? Кто эти воры нашей истории?
Горько было осознавать, собирая материал к поэме, что предки оставили нам куцые и противоречивые сведения, типа “Сказания о разорении Рязани”, написанного спустя 500 лет после событий, или клочок текста “Сказания о погибели земли Русской” из сорока строк, летописные сообщения, состоящие из повторов одних и тех же штампов, созданных спустя многие столетия после нашествия. Сравнивая это всё с объёмом летописных материалов, например, о восстании гладиаторов Спартака в Древнем Риме, произошедшем за 1300 лет до Батыева нашествия на Русь, нужно заметить, что о маленьком эпизоде о сражениях 50 тыс. рабов на пятачке размером с современную Московскую область, написано больше, чем о Батыевом нашествии множества орд востока на огромную Русь.
О битвах князей за крохотные городки летописцы пишут всё что нужно и не нужно: диспозицию, число труб и барабанов, численность союзников и ополчения, как, что происходило, сколько погибших, чуть не поимённо, и как погибли, и т.д. А про главные битвы нашествия Батыя следуют штампы типа “и была сеча зла, и едва одолели их сильные полки татарские”. Это как же понимать? Куда делась важнейшая информация?
Кроме того, всё имеющееся в источниках запутано. В разных русских летописях, например, герой обороны рязанской земли Великий князь Юрий (Георгий) Игоревич, умирает в разных местах, то в Пронске, то в Рязани, то во время первой битвы на южных рубежах княжества. Это лишь один пример из множества нестыковок и противоречий в источниках, словно преступники заметали следы преступления.
Всё сходится к одному — у народа России украли правду о том горьком, но важном событии, более важном, чем приход мифического Рюрика, потому, что реальный Батый похоронил систему бандитского беспредела русских князей-рюриковичей, под названием княжеские междоусобицы, ввёл централизацию власти по китайскому образцу, защищал православие от издевательств князей-двоеверцев и многожёнцев, обеспечил завершение христианизации и колонизации русскими народов будущей России. Грабёж местного мещерского, мокшанского, голядского, марийского населения стал более цивилизованным.
Разгром Руси, подобный погрому советской Красной армии вермахтом в 1941 году, был связан с рядом важных обстоятельств. Надо понимать, что Русь во времена Батыева нашествия представляла собой конгломерат частично покорённых, едва христианизированных народов. Эти коренные народы ненавидели русских бандитов-князей, заставивших их платить себе дань, принимать чужую веру, спасаться от выезжавших на грабежи-полюдья из своих логовищ-городов. Города русские были местами обитания княжеской свиты, наложниц, рабов, боевых и охранных отрядов, церковников, торговцев. В этой войне с Батыем были и свои генералы Власовы, и свои коллаборационисты, бендеровцы (только Сталина у них не было). Политическая, технологическая, социальная и военная отсталость русских князей усугубляли дело. Существуя в развитом средневековье с имеющимся уже банковским делом, университетами, научными новинками в производстве и военном деле в Европе, Иране и Китае, страна князей находилась на стадии древнего уклада, мало чем отличаясь от времён Рюрика. Князьям другого и не было нужно. Только республиканский Новгород выделялся из этого ряда, потому, что русским городом он тогда не был. Он был государством словен. Русские князья туда приглашались (как когда-то и Рюрик), в качестве наёмников. Новгородское государство в эпоху крестоносных походов в одиночку справлялся со всем европейским рыцарством, захватившим к тому времени и Константинополь и Ближний Восток.
Вот в какую отсталую страну вторглись, оснащенные по последнему слову военной науки того времени, опытные, спаянные в победоносных войнах, монголы. Монголы очень часто использовали свои войска как заградотряды, и толкали перед собой войска покорённых народов как пушечное мясо. Монголы быди потомки гуннов, уже один раз устроивших мировую войну. Они имели письменность, денежную систему, военных инженеров, моряков и артиллеристов как постоянный род войск, систему снабжения, разведку, лучшее на востоке вооружение, беспримерную жестокость, ум и коварство, дипломатический опыт. Их остановить смогли только европейские каменные крепости, оснащённые камнемётами, и рыцари в высококачественной броне на огромных конях, выходящие на войну по указу германского императора или папы римского. И то, монголов остановили с очень большим трудом и благодаря ряду обстоятельств. Русь же должна была выйти на бой против них вся, если собиралась одержать победу. Если...
Все эти события, обстоятельства и детали приходится сейчас собирать по крупицам, словно Шерлоку Холмсу гадать над обрывками сведений из Рашид-ад-Дина или “Сокровенной истории монголов”, из писем посланника папы Юлиана, истории Гази Бараджа, других источников разной степени достоверности, из сведений археологии, из работ культурологов, православных историков, исследователей древних тканей, оружия, даже животноводов и прочее и прочее.
Постепенно открывается картина произошедшего, и она совсем другая, не та, которая муссируется в интернете и лубочных кинофильмах о той поре. Только “Андрей Рублёв” Андрея Тарковского выпадает из этого позорного ряда. Картина, друзья, встаёт страшная, но правдивая и поучительная.
Создать непротиворечивую, а значит верную версию нашествия Батыя — вот главная задача поэмы. Это мой долг перед погибшими тогда нашими предками.
А про воров, что украли у народов России часть его истории, о ворах, живших во времена Александра Невского, Ивана Грозного, Екатерины II, Николая Кровавого, Иосифа Сталина, пусть судят другие. Воры нашей истории припеваючи живут и сейчас, и видно как они действуют на примере истории Советского Союза. Однако заниматься расследованием их преступлений. отталкиваясь от формулы "Is fecit cui prodest" — “ищи кому выгодно”, не входит ни в рамки этого предисловия, ни задачу самой поэмы. Это дело будущих исследователей и писателей.
Viam supervadet vadens — дорогу осилит идущий!



4. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «КОЛДУНЬЯ МАРЬЯ ЛЕБЕДЬ И ВИТЯЗЬ ПОТОК»

Поэма "Колдунья Лебедь и витязь Поток" написана по мотивам интереснейшей эпической новгородской былины Х века о Михаиле Потоке (ударение на первом слоге).
Былина о Потоке – самое значительное по своему объему произведение русского богатырского эпоса – насчитывает свыше 1100 строк и равновелика среднему размеру песен Илиады. Литература, посвященная былине, обширна. Ею занимались многие исследователи древнерусского язычества и культуры: С. Веселовский, Б. Рыбаков и другие.
Действие былины о христианине Михаиле и язычнице Марье происходит в лесах, населенных язычниками, в Киеве и его соборной церкви, где-то в другом царстве. Это поэтический сказ о начале христианства на Руси.
Благодаря былине о Михаиле Потоке нам известно устное творчество двух соперничавших между собой дружинных группировок того времени. Дружинники-язычники обновляли древние языческие мифы, облекая их в только что рождавшуюся форму былин. Дружинники уже крещёные, не опровергая мифов, не развенчивая их, стремились очистить свои ряды от пережитков язычества и убедить всех в гибельности языческих верований.
В современной действительности ХХI века, на переломе культурных парадигм общества, таком же болезненном, как и в Х веке, эта история имеет весьма много аналогий и аллегорий. В каком-то смысле всю поэму можно рассматривать как большую метафору нашей жизни.
Поэма имеет ещё один слой – это история двух людей. Как в драмах Шекспира, перед нами разворачивается спектакль о любви, предательстве, героизме и дружбе. Тяжёлый нравственный выбор всё время требует от героя действий, а от зрителя переживаний и оценок. В эпилоге колдун – рассказчик этой истории – напрямую спрашивает наше мнение.
Визуальный ряд произведения тоже красочен: сказочные звери, таинственные колдуны, Змей-дьявол, царь Иван Окульевич, печенегский хан, реальные люди Х века – князь киевский и новгородский Владимир, его воевода Добрыня.
Поэма пороносится перед читателем как чудесная "Одиссея" со счастливым концом. Дошедшие до нас версии этой северной домонгольской русской былины имеют разные композиции, действующие лица, множество вариантов окончания, которые изменялись вплоть до того времени, когда были записаны в ХVIII веке. Поэтому автор, как наследник этой культуры, смело предложил свою трактовку тех событий тысячи лет спустя.
Приятного чтения, господа!



5. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ОПРИЧНИК ИВАН ГРОЗНЫЙ»

"Я знаю, история присутствует в каждом сегодняшнем дне, в каждой человеческой судьбе. Она залегает широкими, невидимыми, а иногда довольно отчетливо видимыми пластами во всем том, что формирует современность… Прошлое присутствует как в настоящем, так и в будущем".

Ю. Трифонов.

История и поэзия далеко разведены друг от друга в восприятии: слишком глобальна и тяжеловесна одна и легка, внимательна к частному, личному – другая.
Потому историческая поэма – сложнейший жанр, требующий единства, слитности, поэтического текста с историческим материалом. Только это единство, его зримые и незримые, словесные и смысловые сопряжения, и позволяют исторической поэмеосуществить непростой замысел: дать ощущение истории и человека как целого.
Другими словами, поэтического мастерства и досконального владения историческим материалом ждёт от в этом жанре придирчивый читатель. Но мастерство и заключается в том, чтобы с первых же строк заставить читателя забыть о том, что он читатель, погрузить его во время, сделать участником и соучастником событий, и только такое поэтическое произведение на историческую тему можно считать удачным.
"Опричник Иван Грозный" – такое произведение. И сейчас, в период пересмотра культурного наследия и поиска новых путей развития литературы и культуры, представляется очень важным исследовать эту новую модификацию жанра исторической поэмы. Но исследовать не легко, когда чтение не захватывает.
Чтение поэмы "Опричник Иван Грозный" захватывает.
Первые же строфы поэмы реализуют в бытовой обстановке метафору – "увидеть время":

"В проём окна, сквозь кузнь решётки,
Проник шершавый, тусклый свет.
Ощупал костяные чётки
На лавке, пригоршню монет,
Подсвечник с бронзовым нарвалом,
Наплывы воска, ковш пустой,
Постель с несмятым одеялом,
И полог с тщательной резьбой".

И далее, на протяжении всей поэмы, зримо, подробно, вплоть до физиологии и анатомии, до "печёнок", показывается, как время протекает тяжёлой жидкостью через человека, похожего на сосуд с отсутствующим дном, подсоединенный к системе истории.
Иоанн Грозный, одна из самых противоречивых и неразгаданных фигур российской истории. Наверное, никогда не стихнуть спорам о том, кем же он был для России – благодетельным реформатором или безжалостным палачом. Поэме показано как началась опричнина, одна из мрачных страниц Русской истории, кровавая гражданская война, её апофеоз - разгром Новгорода, во время которого погибло почти 80 тысяч человек. Ожнако пытаться судить действия Ивана только категориями современности было бы ошибочно. Учёт категорий средневекового сознания тех людей, даёт понимание того, что, например, телесная смерть не самое ужасное ддя них событие, а самое страшное это смерью духовная, лишающая возможности попасть душе в вечный рай Царствия Небесного.
Именно поэтому, например, Иван в переписке с князем Курбским сожалеет о том, что тот остался жив, нарушив клятву на кресте, теряя возможность быть спасенным в раю после казни. В современном понимании нигилистического сознания это дикость, считать неудачей сохранение жизни. Этим пониманием блага объясняется и та покорность народа, которая сопровождала все восемь лет опричнины, и множество желающих помогать царю в его реформах. Кроме того он с их точки зрения является потомком римских императоров, святость которых была им тогда очевидна.
Однако для создания хронотопа, единства времени и места, нужно быть посторонних для происходящего, далеким от оценок, пред оставляя судить Ивана читателю. В поэме нужно было глубоко погрузить читателя в образ царя Ивана, чтобы каждый мог судить о его поступках как о своих собственных, а такая оценка надежней поверхностных трактовок.
Изобразительные средства поэмы весьма просты, но читателю кажется, что это он сам делает –

"Послав людей смотреть подвалы,
Плененных всех переписать,
Распорядился сеновалы,
Ледник, кладовки обыскать".

Литературный приём "взгляд постороннего" широко известен.
В этой же поэме используется приём прямо противоположный – взгляд изнутри: на все события мы смотрим глазами царя Ивана, и это, несомненно, главное достоинство поэмы.

"Он шёл по гулким переходам,
Скрипучим лестницам, ходам,
И словно знал всё, будто годы
Провал во ключниках здесь сам".

Проходя с царем Иваном по гулким коридорам его царствования, можно понять – каждый человек несёт ответственность за свои поступки, из которых складывается история народа и страны, и никто не может, не имеет права пренебрегать судьбой отдельного человека.
Социальное явление опричины подвергаетсяанализу, относясь к действительности, как свидетель и историк одновременно, но в поэме явления подвергаются не только историческому, но и психологическому анализу, и приём "взгляд изнутри" помогает в этом.
Вот молитва царя Ивана, где он пытается объяснить мотивы своей жестокости тому единственному существу, кого боится.
Что это? Безумие? Гордыня? Несгибаемость пророка? Отчаянье человека, которого история вынесла на самый гребень своей сокрушительной волны и теперь требует от него нечеловеческих усилий и нечеловеческих решений? Каждый будет решать это сам и каждый будет в ответе за "всё, чем Россия перестрадала" …
Центр композиции поэмы, её сюжетная кульминация – поход на Великий Новгород, который царь Иван обвинил в измене. По всему Новгороду, вторгаясь в частные дома, опричники проливали кровь, грабили и оставались безнаказанными. Однако это и кульминация царствования Ивана Грозного вообще и опричнины в частности – в 1572 году, вскоре после походов на Великий Новгород и Псков, опричнина была отменена.
В сценах, описывающих разгром Новгорода, сюжетно-беллетристическая техника: при внешней стилистической простоте слога действие постоянно держит в напряжении:
Приём "взгляд изнутри" работает и тут – ощущается эффект физического присутствия.
Нити прошлого проходят сквозь современность и тянутся в будущее, а поэт делает эти нити живыми...



6. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ВОССТАНИЕ ГЛАДИАТОРА СПАРТАКА»

Дорогой читатель!

Проходят эпохи, возникают, существуют тысячелетиями и разрушаются империи, появляются и забываются герои и целые народы, убийцы превращаются в святых, святые в убийц в угоду пропаганды очередной власти имущих, но вопросы справедливости, свободы и равенства, продолжает волновать и тревожить людей сквозь призрачную плёнку технологического прогресса. Одним из символов этих фундаментальных вопросов человеческого общества является Спартак. Его восстание произошло за 72 года до рождения Христа, а последние отряды восставших были уничтожены незадолго до этого события, уже при первом императоре Августе. Казнь на кресте тысяч его сподвижников, их мультикультурность и полиэтничность, его загадочное исчезновение, словно вознесение в последней битве, его бог Митра, явившийся предтечей Иисуса Христа, делают его одной из краеугольных фигур мировой истории. Для подавления восстания Рим сосредоточил свои основные силы: кроме мощной армии в самой Италии, из Испании и Малой Азии были двинуты войска знаменитых полководцев. Участники той войны, римляне Помпей, Красс, Цезарь стали могильщиками республиканского Рима, и создали условия для захвата власти одним человеком, появления первого императора Рима – Августа. Сама война со Спартаком при ближайшем рассмотрении оказывается продолжением гражданской войны партии олигархов и партии оптимального управления Республики. Успехи восставших в борьбе с римской армией, блестящая тактика и стратегия, объясняются только тем, что восставшие тоже были римской армией, состоящей в основном из римлян и имеющих военный опыт. Этим же объясняются странности военной кампании Спартака, когда пытаются рассматривать её как восстание рабов, блестящая тактика и стратегия войны, бесстрашие и героизм сопоставимый с подвигом 300 спартанцев царя Леонида.
Неудобные вопросы, возникающие к демократическому обществу древнего Рима, имеющему все признаки фашистского тоталитарного государства типа германского Третьего Рейха, являющемуся предтечей современной демократии, коммунистические идеи, масс-культура, сильно исказили суть и причины восстания, его значение для нас. Сложность ещё в том, что если собрать все исторические сообщения о Спартаке, исключая беллетристику, научные изыскания и повторы, то вряд ли наберётся десять страниц текста. Современная информационная среда предназначенная для общего пользования, организованная по принципу фрагментации данных и человеческого сознания для лучшего им управления, создаёт вокруг Спартака облако “белого шума” (термин разведки, означающий создание потока противоречивой информации параллельно с истинной информации, которую нельзя уже изъять из употребления) скрывающей от нас истину видимо навсегда.
Поэма “Восстание гладиатора Спартака” – это дань памяти всем борцам с рабством и угнетением любого рода, своей борьбой сделавших нашу жизнь свободнее, лучше и счастливее. В поэме речь идёт о первом победоносном периоде восстания, когда юг Италии стал независимым от могущественного Рима...
Приятного, волнующего прочтения!



7. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «АМАЗОНИАДА»

Это рассказ о том, что осталось за рамками внимания слепого Гомера, о том, что было на самом деле в те далёкие времена Троянской войны на земле, получившей много позже название Крым.
1261 год до нашей эры. Уже несколько лет идёт Троянская война. Отряд мореплавателей из Греции высаживается на благодатном берегу Таврии(Крым). Здесь они начинают возводить город, но подвергаются нападению амазонок. Выживших мореплавателей амазонки берут в плен. Среди них поэт Филоменес. Он бежит из плена через северные моря. Перенеся страшные испытания, повстречав богов Ареса, Аполлона, Афину, Посейдона, столкнувшись с кельтами, финикийцами, участниками Троянской войны Ахиллесом, Агамемнонном, он возвращается в Тавриду с большим отрядом спартанцев. После битвы и сожжения столицы северных амазонок, убийства их царицы, оставшиеся в живых спартанцы погибают в дельте Борисфена(Днепра). Перед смертью поэт успевает положить на болотную кочку маленькую девочку – дочь погибшей царицы и спартанца. Зевс, после совещания с богами, разрешает богине Артемиде взять девочку под свою защиту, поселить на Кавказе, дав начало новому народу.



8. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАНУ «РЕКРУТЫ НАТООТВААЛЯ – ХРОНИКА ВОЙНЫ»

В мире романа "Рекруты Натоотвааля – хроника войны" сбылись грозные предсказания фантастов и футурологов.
Ядерное оружие пущено в ход, гибнут миллионы человек, а оставшиеся в живых завидуют мёртвым.
В смертельной схватке сошлись христианская и мусульманская цивилизации, либерализм и толерантность потерпели крах, опасность физического, интеллектуального и нравственного вырождения человечества – очевидный факт, повседневная реалия.
По сути, мир, лишён будущего.
Герои романа о будущем думают мало.
Их прошлое – война, настоящее – война, и будущее – таинственное, загадочное, непознанное – скорее всего тоже обернётся войной.
Они воюют за свою расу, свою землю, свои семьи, однако волей случая им предстоит принять участие в сражениях совсем иного уровня.
В детстве, с удовольствием расстреливая космический флот "империи зла" на игровых приставках, герои наивно полагали, что чудовищные планы "звёздных войн" будут реализовываться где-нибудь подальше от Земли, и уж конечно, даже не мечтали оказаться на передовой этих космических войн, но скоро для них начнется другая война.
Героям предстоит действовать в новой для них реальности.
Научно-технические достижения не отменяют и не обесценивают человеческих чувств и качеств – долга дружбы, верности, личной отваги и чести – чувства эти вечны и не подвластны времени. Любое время будет проверять эти чувства на прочность, и лишь от человека будет зависеть, чем окончатся для него эти испытания, победой духа или позором.
Роман ставит и перед героями, и перед читателями сложные проблемы – научные, общественно-политические, философские, моральные.
В традиции лучших произведений фантастики 20 века, открывается неведомое, то, что может произойти завтра или – не произойдет никогда.
Показывается сложность пути к неизведанному будущему – долгий и тяжелый путь, ошибки и поражения, а победа будет не легкой, таящей перспективы новых путей.
Когда мы читаем список погибших рекрутов Натоотвааля, перед глазами будто встает вечный гранитная плита с выбитыми на ней именами героев Второй Мировой, и особенно это ощущение усиливается русским именем одного из героев.
И ещё...
Вселенная, это организм, имеющий все признаки живого. Он сам себя воспроизводит, сам развивается, превращается и умирает, оставляя потомство. Как растение или животное. Он сам и внутренность и наружность. В нём расстояние и время не имеют значения. Единственно, чего ему не хватает, это рассудка и души. Но что, если наши души и рассудок и есть единственные в нём? Значит, отбросив ничего не значащие размеры, мы с ним составляем совершенно создание, где его безграничное тело соединено с нашим безграничным сознание? Он и есть мы! Мы и есть он, Космос!



9. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАНУ “The Natotevaal Recruits. War Chronicle”

(Foreword to the novel
“The Natotevaal Recruits. War Chronicle”
By Demidov A.G.)


‘Imagination - is just a part, although a significant one, of what usually denotes reality. Ultimately, it is unknown to which of the two genres - reality or fiction our world belongs.’
H.L.Borges
Philosophy and science fiction, like any other forms of culture can interact in many different ways. Certainly not all their features are equal.
If Borges, for instance, describes philosophy as a kind of fiction with inimitable literature-centrism, Derrida principally refuses to distinguish between (fiction) literature and philosophy, and in the best case fiction critics are only able to collect images and references to philosophy in science fiction works, thus philosophical consideration of fiction is hardly a noticeable opportunity.
In pursuit of reality, and in an attempt to lay the foundation of scientific knowledge, philosophy not only ignored imagination and fantasy along with their products (relating to purely subjective orders) but systematically and consistently tried to get rid of them by all means, so as to approach objectivity and - ideally - entirely possess it.
Only, perhaps, the establishment of non-classical way of philosophizing, that allowed and even suggested alternative interpretations of reality, has gradually changed the attitude to fiction.
It is peculiar that almost at the same time - in the second half of the XIX century - formation of proper literary fiction occurs (of course: Jules Verne, G.Wells).
Only in the second half of the XX century philosophy started to conduct special studies of the imaginary, virtual, semantics of possible worlds, etc. (along with gaining fiction maturity).
However, actual fiction still remained below the horizon of perception, although only fiction provides philosophy with a special field-space for deploying extravagant concepts, as well as unique tools for modeling and experimentation.
In order to highlight these features by heuristic fiction of philosophy and outline the shapes of the appropriate project, it is useful to see philosophy as an operator, which is applied to science fiction as a phenomenon.
If philosophy assumes the reflection of ultimate bases of culture as a whole, claims to critically examine the diversity of the world in general, then by the same gesture, which provides its versatility, condemns itself and has to delve into the specifics of each particular cultural form, each area and region of the world.
For instance, a mathematician studies mathematics, and a musician - music, while figuring out how music differs from mathematics or what comprises one or the other, is not of their concern, but the task of philosophy in its applied sense, so to speak.
Of course, the point here is not about each individual object as such - this table or that tree, though everything depends on the approach.
Philosophy sprouts: in addition to the philosophy of science separately appears the philosophy of mathematics, philosophy of physics and philosophy of biology, along with philosophy of nature and philosophy of culture - and even the philosophy of history, philosophy of law, philosophy of art and so on and so forth.
Therefore, philosophy - in terms of its various fields of application, which potentially generate not only its separate directions, but whole disciplines - it is appropriate to consider it as an operative: "philosophy X" or even "philosophy Y", where anything may serve as an independent variable.
Another thing is that a simple permutation which comprises a bare slogan or manifesto, would certainly be quite insufficient - forming a research agenda requires more or less developed and reflexively drawn project.
In this case, philosophy, like phenomenological consciousness, acquires sustainable intentionality, allowing not only to identify and investigate the specificity of the corresponding sphere, but also - by revealing its ultimate bases - achieve fundamental conceptual results.
Thus one of the methods of interaction of various cultural dominions is implemented - by reflecting one on/in the other, both are modified and thereby get an opportunity to spread, fulfilling their programs with the new material.
Strictly speaking, the status of fiction in itself represents a major challenge, or rather, a whole set of problems.
Fiction, first of all as a product of imagination should seemingly confront reality or actuality: as nonexistent to existing.
However, even the critics of traditional philosophical metaphysics of presence has to acknowledge that everything we say, everything we can think of, is there in a certain way, though differently (and therefore non-metaphysical ontology should be based on a fundamentally different basis - but that is another story), thus straight oppositions do not work and cannot work.
Secondly, fantasy as a set of art depicting/representing/describing the imaginary, would have to confront realism, on the one hand, which also reproduces reality and modernism and the avant-garde on the other, which more or less avoid using references, eluding to the more or less understandable (syntactic, semantic or pragmatic) performativity.
However, a critical review of the so-called realism shows that realism, in its full and strict sense not only did not and does not exist, but is generally impossible - because any images of reality would inevitably be imagined (at least to the extent where we distinguish one and the other); after all, this is indicated by the ability of art photography, which directly and almost immediately (literally photographically) reflects the reality, regardless of our perception of it. On the other hand, a careful study of the indirect features of reference removes the inflexibility of its contrast to performativity.
Thirdly, science fiction is in no way related to one form of art, embodied - along with literature and, say, painting - also in cinematography, theater, drawing, comic books, and perhaps even in sculpture.
And even in amusement parks and - necessarily - in computer games: if they can be classified as art, then to a very special, interactive sphere.
In addition, even literary science fiction can neither be classified as a genre, strictly speaking, because it brings together works of a variety of genres (and also of different lines - a novel, a story, a narrative..., space opera, alternative history, detective fiction...) nor as a destination because it can quite easily include different styles (cyberpunk, turbo-realism...), not to mention the traditional, more or less stable division into the two main branches - the science fiction and fantasy.
Moreover, fantasy forms a whole subculture - clubs, a system of conferences, journals and symbols (souvenirs, "baubles", garments, toys, gadgets, meshes, artifacts...), a variety of amateur performances and numerous communities; a set of games (such as role-playing, and multi-user computer games - local network and online) - perhaps, no other social formation can boast of such a diversity.
Nevertheless, it is permissible to speak of science fiction as a phenomenon, the features of which science fiction philosophy is intended to clarify, to such extent in which the entire conglomerate of this diverse phenomena may be lawfully called in short, and to the extent that it can somehow be separated from the rest.
Although we can talk about a more or less pure forms of fiction in the first place - literature, painting, cinema, and supposedly computer games.
Despite the fact that problems of philosophical understanding of science fiction are extremely varied, we can try to group them into a few main lines of problematization - according to the traditional matrix of leading philosophical disciplines.
Ontology of fiction in this case will include a series of issues related to the existential status of products of imagination and fantasy, from mythological characters to heroes of art that represent the original, separate reality - different from the usual, ordinary, standard with its unprecedented novelty and uniqueness.
In fact, fantasy creates special worlds, thus the study of specific rules for creating these kinds of possible and impossible worlds will also refer here: just as postmodernism discovers connections, that are solidly unbreakable, so the rampant variety of fantasy worlds reveals some invariants.
For instance such rules as: the coherency of individual components, fragments and elements; their coordination with one another, fullness of all the emerging opportunities; introduction of the main principle of realizing the scope of all possible layers of meaning in the unity of conceivable horizon.
The situation of a seeming a priori and absolute freedom of the creator in fiction paradoxically uncovers some strange inner necessities and limits, that are defined not only by the specifics of a selected representation language or the coherence of discursive sequence, but also by some, clearly ontological terms-conventions.
Freedom and necessity turn out to be the reverse sides of each other, although not in their dialectical sense.
The development of these new virtual worlds helps to provide better arrangement and ontological characteristics of our world, and the diversification of ontologies and related concepts - the conditions and limits of the ontology itself.
Gnosseology of science fiction will include another series of questions, seizing the ultimate learning experience, modeling of exotic cognitive situations, analysis and presentation of objective consciousness realised with the help of artificial means, as well as unique means of detection and dispersal of visible illusions.
For example, an alien - is a radical instance of removal that allows to adopt a maximally external attitude and distinguish some features which would not be obvious otherwise: the conventionality of the usual, customary, traditional and non-obviousness of the evidence itself.
Unexpected turns of events, large-scale coverage of the grand space-time intervals, sophisticated scenery give the opportunity to see the limits, denoted by the acknowledged meanings and boundaries of natural intuitions and interpretations; realize the inert stereotypes of mundane consciousness.
Fiction as knowledge finally undermines the solid oppositions of the discovered/invented, the found/made, the real/imaginary.
Fiction modeling demonstrates the capabilities of the most flexible thinking and creative ways of comprehending the world: the creation of exotic worlds can tell something about our world also - regardless of whether the scientific or mythological fiction base is being used.
The Heuristic Functions of fantasy in general were among the first to be observed.
This is also backed by the discussion of problems with communication and understanding, which can be seen in colorful contrast to the highlighted situations of meeting of different civilizations, cultures and societies that belong to different worlds, planets, strata or layers of reality - in this sense, the well-known TV series «Star Track» becomes the embodiment of the universal hermeneutic project as it purposefully indicates a potentially infinite attainability of understanding.
The axiology of fiction includes another series of questions that draw the attention to the subtle aspects of working with values.
Properly speaking, there is no such notion as values of fiction, of course - not because it is impossible to estimate the products of fantasy (that is quite possible), and not even because it is impossible to come up with things or ideals, worthy of aspiring no less than ordinary and mundane (this is also feasible, although with an even greater difficulty), but simply because it is impossible to evaluate something that is make-believe: in a sense of combining the perception of some value as a value, worthy of becoming a finite basis of goal-setting, and - at the same time - as an arbitrary convention, that can easily be replaced at any time, or freely given up.
Another thing is that fiction provides a unique opportunity for revaluation of all values (almost according to Nietzsche’s project), or at least for evaluating different versions of the hierarchy of values and preferences.
But in any case, there should be a certain binding to ones or the other values accepted as default, because otherwise it would be impossible to perceive new, unusual and unfamiliar ideas as essential.
The utmost escapism is inevitably related to the main flow of life - the question is always about the desire to escape from something and the destination of running.
However, there are things which one can never get away from - himself for example, - and this turns out to be the most important, the most valuable thing, and that is what one has to deal with in the long run, but in order to find this balance, everything has to be checked for strength and sustainability - as well by the means of fiction.
Of course, the diversity of aspects of fiction capabilities listed above is in no way exhaustive.
At least two relatively autonomous aspects are worth mentioning separately, as they are distinguished on other grounds.
The social aspect of science fiction - and probably the most significant behind its limits - is primarily associated with the expression and comprehension of the ideals of social order (directly and primarily in the form of various utopias and anti-utopias - respectively, the positive and the negative), and also provides the development of the future, with a reinterpretation of the past (alternative history), with recovery of the socio-cultural condition of the world and forming human relationships, not to mention overcoming xenophobia and tolerance development.
For example, Rorty highly appreciates the role of fantastic experiments carried out in the novels of George Orwell, which help to understand the nature of a man, the formation of the modern concept of a fair society and avoidance of violence.
By the way, the heated debates on the program of so-called gender studies elegantly complement the fictional models of societies, cultures and civilizations, built on a completely different (from what we are used to) principles: it is not just about the possibility of existing of other life forms (in one case - the androgynous, and in the other - proclaiming and accepting dominance of homosexual contacts over heterosexual), but also more exotic ways of existence - the robots, for instance, which also happen to be discriminated like women, blacks, gays, children and other peculiar characters.
Anyway - fiction is indispensable in demonstration of the fundamental conditionality of all forms of human interaction, even if it reproduces the steady absoluteness of the required functions.
Finally, we could also mention the ability of fiction to act as an emphasized workaround, as a form of Aesop's language, which allows to disguise ideological and political journalistic statements for works of art avoiding censure, if such products in fact, do not belong to the fiction itself in a quite indirect way.
The discursive aspect of fiction is primarily associated with the means of its realization and perception.
The main question is what conditions and assumptions are necessary for the existence of fiction as purely fantastical, not accepted as a brazen lie, that is, or an attempt to mislead or a story about reality.
After all, fiction is also expressed with initially limited means (ordinary language - minimally modified, or built up); the fact that these means are certainly excessive (realities, concepts, constructs, concepts...); on the one hand, fiction works are unlike purely formal search experiments of avant-garde and modernism, and on the other hand, from the popular science literature, support the delicate balance of subtle contrasts of the usual and unusual, explicable and wonderful, traditional and new, natural and artificial...
For example, the metaphorical transfer is often used inversely, if the standard step is to compare technical progress with natural or magical, the device of reverse provides a unique effect.
Thus fiction forms, constantly reproduces and maintains a special horizon of expectation in the space of the absence of the true/false opposition, in other words, creates new evidence with the help of the self-extracting code and its reader, who has a taste for such a recoding and other similar intellectual procedures.
The subject-indicating focus of language means is transformed by the means of fiction discourse in the functioning process into subject-projecting, the goal of which is to reveal the unprecedented.
Thus, science fiction acts as discursively embodied means of literature and/or visual arts (painting, drawing, sculpture, movie...) as something given, represented, described, but nonexistent, but real and materialized at the same time - unlike, abstract art for instance.
The peculiarity of the fictional in this sense is mostly defined by separation from the rest and self-restraint, by the act of mental balancing in testing the different types of discourse.
The most widely open and extremely pointed (though, again, not to a radical break) fiction discourse becomes the generative source for filling the gaps in lacunae, detected in the accepted discourse or the worldview.
Fiction is attractive due to its invincible variety; it opens new conceptual space and carries away to an amazing, wonderful, mysterious, unknown, unusual, supernatural and going beyond the limits.
Like a mental experiment in physics (Maxwell's demon, Schr;dinger's cat, Einstein’s elevator) fantasy provokes construction of unexpected concepts in other sciences, including a collection of imaginary constructs that have numerous applications - the imaginary logic of Vasilyev, the unspeakable communities and imaginary social institutions.
But this goes far beyond science, of course, - Tolkien's epic "The Lord of the Rings" for example, could easily be interpreted as a full-fledged version of a modern esoteric doctrine.
At the attempts to locate science fiction into a tight conceptual grid it often happens that all the definitions fade and moreover blur the stereotypical schemes of perception and thought.
Science fiction fans are well aware of the harm which "science-fiction mass consumption products" do to this genre.
Heroes there are substituted with schemes (even super-schemes), supermen with crystal-clear and empty soul.
With stagy ease these "heroes" use their abilities in time and space, unlimited even by common sense.
Cinematography did not go far beyond from the publishers in this sense, making new "supermen" and new "star massacres" rich with dynamics which are made at a really fantastic technical level.
Therefore, the appearance of such work as a novel by Andrey Demidov "The Natotevaal Recruits" should become a significant, and even iconic event not only in the paradigm of fiction, but of the literary process in general.
Why are we talking about literature in general in this case?
Because literature is always a non-fictional (and sometimes distorted) reflection of the present.
But can we say that works of fiction genre reflect the future?
No, we cannot.
The present is refracted and repeated in a special form in them.
The future - is just a prism through which science fiction writer considers his time, his contemporaries. However, this prism still allows the readers to see features of future in the present.
That is why we can confidently say that fiction helps a person in a world, that is changing with tremendous speed, especially nowadays, when the rate of change has dramatically increased, and all these changes can be both beneficial as well as threatening to the mankind.
Fiction, that describes possible changes, prepares a person for a real change and helps either to adjust to it or to change oneself.
But are these changes of human nature really needed and are they possible?
We live in a world, predicted by science fiction writers decades ago.
Andrey Demidov’s protagonists live in a world, the suppositions of which we are making today, the premises of which we can see even now.
It is a world in which the most formidable predictions of science fiction writers and futurists have come true.
A world, in which nuclear weapons have been brought into play, killing millions of people and a world, where the survivors envy the dead.
This is a world where Christian and Muslim civilizations meet in a deadly combat, a world in which tolerance and liberalism have been completely refuted.
This is the world where the danger of physical, intellectual and moral degradation of the mankind as a whole - is an obvious fact, the everyday reality of life.
Essentially, it is a world without a future.
Andrey Demidov’s heroes do not even get a chance to think about the future.
They have other problems to deal with.
Their past is war, their present is war, and their future - mysterious, enigmatic and unknown - will most likely result in war.
War - is the occupation of the novel's characters.
They are fighting for their race, their land, their families, but by chance they will have to take part in battles of a totally different level.
In childhood, joyfully shooting the space fleet of "the evil empire" on cheap game consoles, the novel's characters naively believed that monstrous plans of "Star Wars" would be carried out somewhere far away from Earth and certainly never dreamed of being at the forefront of these space wars, but soon... In a while they are going to find themselves taking part in a totally different war:
“Getting out from a pile of floppy disks and coils of a collapsed rack of the archive, Whitehouse was anxiously listening to the established silence.
The emitter of «Das Rhein» was quiet.
Mackliff was pottering about nearby, "Yes, it has been a long time I was hit in the face like that..."- he said, letting trickles of blood pour into the weightlessness down his smashed nose.
The speaker of internal communication rustled again:
- ‘Das Rhein’ calls up ‘Independence’, ‘Das Rhein’ calls up ‘Independence’.
Raumwaffe Colonel Manfred von Conrad speaking...As a result of penetration of a cumulative rocket, depressurization of all compartments has occurred. I beg permission to move to your Shuttle.
Whitehouse approached the microphone as quickly as it was possible:
- Yes, hurry up. We will open the lower gateway.
German astronauts appeared in ten painfully long minutes.
Covers of cadmium suits were torn apart; glass of pressure helmets was smoke-stained, identification badges looked faded.
Their eyes were empty, staring at one point. Their faces looked like the astronauts have just returned from the underworld. There were four of them, Colonel von Conrad, Navigator Eichberger and board gunner Hoffman, who was laid next to the fourth, Matthias Leiseheld, whose body was inside a funeral package with a small black-and-red-and-yellow flag pinned to the chest.
He was killed when one of the missiles hit the emitter tower.
- Well, what do we do now? - Eichberger asked gloomily.
- Allah Akbar. That's what. - Von Conrad looked up at his Navigator with his dull eyes, reddened from capillary bleeding, and brushed the edge of his hand across his throat.
A game of this self-confident giant with legless midgets went on for several minutes, after which the remaining Stergs were turned into rubble with a few exact salvos.
- Now, that’s what I call real war! - Von Conrad broke the deathly silence and clapped his hands. - Bravo, Swertz.”
Soon the soldiers from Earth will become space soldiers, the recruits of Natotevaal, and the victory or the defeat of the space race, for which they have decided to fight, will depend only from them.
This is where the author gets a chance to study human psychology and behavior in new, seemingly improbable situations.
Heroes will act in a new reality for them, which is hard to perceive, even in terms of technology - even though the author smartly describes all the technical details, they are not presented as a contrived conglomeration of terms, although composed in the form of a document:
“Digital Coded Telegram NO5
To:
Commander of the "Independence VH-O" group,
Captain-Commander
yagd Audun Tskugol.
Regarding the raider "Krovur":
During the battle for Terhoma in the Blue Plume area, sector A55S00; sub-sector 354 the following features of the raider "Krovur" were detected;
- The raider is a plate-shaped aircraft with two modes: cruiser and combat.
-in cruiser mode its body is solid, has a radius of 4.7 Krs and an average thickness of 1.01 Kr.
-in combat mode, a remote cabin separates from the central part of the body, leaving a 2.1 Kr radius void and the raider turns into a toroidal body.
At the time of the fight its cabin, which is a standalone warship moves away at a safe distance.
About ten objects get separated from the main body simultaneously; they most likely perform the repeater functions of the cabin because a variety of interference and communication blocks are commonly used in combat.
-Repeaters, due to their small size are survivable against the enemy; they line up in a chain which connects both parts of "Krovur".
-experts believe that the ‘swarming fly’ maneuvers are only possible due to a radically new type of engine, different from the megrasine ones.
"Krovur" probably has gravitational driving force, which is two or more artificial groups, asynchronously rotating inside the computer by thickening the rim, which is no more than a looped-through accelerator channel.
This allows "Krovur" to change the direction of the flight instantly, along and across its body, which is almost unattainable for our "cigar-shaped" vessels.”
However, the scientific and technical achievements, no matter how incredible they are, do not cancel or devalue human emotions and qualities - the duty of friendship, loyalty, personal courage and honor - these feelings are eternal and timeless. The strength of these feelings will be time-proved, and it will depend only on the hero whether these tests will end up with victory of the spirit or shame.
Therefore, when we read the list of the fallen Natotevaal recruits, we see an eternal granite plate in front of our eyes with names of the heroes of the Second World War, and this feeling is intensified with a Russian name of one of the characters:
"Here rest:
Jean Batiste Dunois,
George Fujieka,
Wolf Lauer Hoffman,
Otto Franz Eichberger,
Mathias Leiseheld.
And the soldiers of Natotevaal:
Richard Aydem,
Alexander Vladimirovich Dybal.
God bless their souls,
And the souls of all the commandos from Earth,
Who have fallen in Natotevaal.”
A detailed analysis of various aspects of science fiction as a phenomenon of literature and philosophy, that precedes the story about the novel of A.Demidov was not accidental.
This novel, written over ten years ago, not only did not lose its sharpness and relevance, but, on the contrary, is intended to be a significant milestone for all intelligent readers.
For all those who are still interested in secrets of space and the dual and contradictory role of scientific progress in modern society, and feelings of the characters who undergo the hardest tests of courage, devotion to duty and humanity.
Moreover, the novel "Chronicle of Natotevaal" has the potential to become a cult product for fans of science fiction - it is imbued with romance of heroism, great sense of humor and it is literally impossible to break away from reading it.
But, nevertheless, the novel is anything but entertaining light reading: the author raises complex issues of science, politics, philosophy and moral before his heroes and the readers.
In the tradition of the best works of fiction of the 20th century, Andrey Demidov reveals the unknown in his novel, something that might either happen tomorrow or will never happen at all.
The author clearly highlights the difficulty of the way to complex, unknown future - it is a long and difficult path, with mistakes and defeats on the way; and the victory will not be easy, but endured, with a promise of new ways and new challenges.
To many of the questions posed by Andrey Demidov in the novel "Chronicle of Natotevaal" humanity does not yet have sufficiently complete and convincing answers.
Humanity will search for these answers as long as it exists; it is obliged to, if we want to go forward, not blindly.
Searching through fiction in particular, and the book you now hold in your hands will become a reliable, but demanding assistant, and possibly - your spiritual guide to a modern, distorted world.
Because “imagination - is just a part, although a significant one of what usually denotes reality. Ultimately, it is unknown to which of the two genres - reality or fiction our world belongs”.



10. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАУ «НОВЫЙ МИР – ВОССТАНИЕ ЯГДА КРОПОРА»

Почему человек читает?
Первое – это развлечение и досуг. Второе – необходимость участия в чем-либо, третье – познание, любопытство.
Что является основным конкурентом литературы?
Кино, телевидение, театр и, как ни странно, сама жизнь. Из этого следует, что в литературе, для того, чтобы быть востребованной, нужно хотя бы сравняться со своими конкурентами в развлекательности. И чего состоит развлекательность? Наверно из информации, картинки, звука и их постоянного изменения. Как литературе в этих компонентах развлекательности состязаться с осязаемыми, зримыми и слышимыми конкурентами?
Но как? Что касается информации, тот литература имеет хорошие шансы, но в том, что касается развлекательности, тут возникают сложности. Если мы на киноэкране видим пейзаж, то видим сразу всё. Все подробности. На этом фоне тут же могут действовать герои. Глаз видит, ухо слышит. Информация сжата и достаточна. Возможна динамика, возможен захват внимания зрителя. Литература же, сначала должна описать пейзаж, описать то, как выглядят герои, описать их интонацию и выражение ли при помощи символов, нанесенных на бумагу. Это гораздо сложнее. Опишешь мало – действие есть, изображения нет.
Опишешь много – изображения много, действия мало. И если Станиславский восклицал "не верю" при неубедительной игре актёров, то читатель восклицает "не вижу", при недостаточной изобразительности литературного произведения. Поэтому Гёте был сто раз прав, говоря, что "подробности есть бог".
Таким образом, перед автором возникает сложная задача по поиску баланса между временем (читай объемом текста) затрачиваемым на описание предметов и временем, затрачиваемым на описание действия предмета.
Но сам автор виноват. Взялся писать, пиши. Если, конечно, понимаешь, что хорошо, а что плохо. Но, литература далеко не так бессильна и немощна по сравнению со своими конкурентами. Есть нечто, что делает её безусловным лидером. Но что это? Как этот набор букв может быть сильнее огромного экрана и стереозвука кинотеатра, от которого сотрясаются человечьи внутренности?
Оказывается, может. Слово, это, конечно, абстракция, предназначенная для обозначения каких либо вещей и явлений. Сами предметы, описываемые словом, быстро меняются. Пространство вокруг них быстро меняется. И всё-же слово – самое совершенное изобретение человека со времён его появления на планете Земля. Совершеннее орбитальной станции.
Но человек, как часть мира, совершеннее даже слова.



11. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К СБОРНИКУ СТИХОВ «КНИГА СТИХОВ
О ПРИРОДЕ, ИСТОРИИ, ЖИЗНИ И ЖЕНЩИНЕ»

Дорогой читатель!

Искусство — это одно из самых непрактичных вещей в мире. Но, если задуматься, все главные вещи в нашей жизни не практичны. Любовь не практична, нежность не практична, любовь к родине не практична, смысл и справедливость не практичны. Тексты гимнов и рекламных роликов, песни политических певцов, конечно, имеют цену, за них платят правители своими премиями и возможностью собрать стадионы слушателей, возможностью тиражировать свои авторские гонорары. А поэзия народная, не имеющая друзей-олигархов, порой вредная для них, не практична. Какой прок был русскому человеку, сочинившему "Чёрного ворона"? Его имя никому не известно. Песня розошлась тысячами вариантов и стала народной. Писать стихи вообще, самая неблагодарная и странная работа на свете. Не могу представить себе менее значимую для жизни профессию и занятие. Даже если все поэты Росии, а их, наверное, 1% от населения, забастуют, никто этого не заметит в течении 10 лет. А если забастуют, к примеру, водопроводчики, то жизнь остановится через несколько часов. Над поэтами смеются, они вызывают жалость и презрение. Голос их тонок и тих, но сила этого голоса иногда безмерна! Подняться над обыденностью, увидеть бескрайность мира, так пугающую простых людей, прожить тысячи жизней, делать что-то большее, чем только исполнять технологии добычи денег и обслуживания своего тела, вот тот наркотик, заставляющий по настоящему писать и становится чудаком. И от этого величие искусства, предоставляющего такую возможность, ещё более сияет!
В этом сборнике есть и частички природа и мгновения истрии и жизни, мысли разных женщин, и поэтому это, наверное, 200 самых непрактичных стихотворений... По моим ощущениям, если поручить компьютеру перевести эту книгу в ноты, то получится, наверное, Пятая симфония Бетховена, особенно в части, касающейся истории. Внимание, не читать натощак и перед управлением автотранспортным средством!
Как я пишу свои стихи? Очень просто — беру 600 000 слов русского лексикона и отбрасываю из них 599 950. Оставшиеся слова и есть стихотворение!

Приятного прочтения Вам...


12. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К СБОРНИКУ СТИХОВ «КНИГА СТИХОВ О МОСКВЕ, СМЕРТИ И ПОЭЗИИ»

Искусство, это одно из самых непрактичных вещей в мире. Но, если задуматься, все главные вещи в нашей жизни не практичны. Любовь не практична, нежность не практична, смысл и справедливость не практичны. Не практичны и эти мои 144 стихотворений и песен, и сама жизнь и Бог. Странно, что самые главные вещи в нашей жизни непрактичны! Чего ждать для стихов... Но от этого только их величие ещё более сияет!
Взлетают ракеты, биржевые строчки делают богатых богаче, политики всё обещают, рушатся и создаются страны, а стихи по-прежднему обладают магией, силой радости и грусти, они живые...

Приятного прочтения...


13. СИНОПСИС К РОМАНУ «НОВЫЙ МИР – ВОССТАНИЕ ЯГДА КРОПОРА»

Действие фантастического романа Андрея Демидова «Новый Мир – восстание ягда Кропора» происходит на Земле в 630 году в Европе, когда старый античный мир разрушен, а новый средневековый только начал формироваться. Самые сильные державы это Византия и Китай, где только что сменилась правящая династия, жив ещё пророк Моххамед, а Руси пока не существует.
В результате не удавшегося восстания нескольких боевых частей космической цивилизации Натоотвааль, с целью остановить глобальную войну в космосе и заняться созданием альтернативной Вселенной, которой угрожает гибель, на Земле оказываются человекоподобные инопланетяне. Их корабль погибает, они не могут использовать в полной мере своё высокотехнологичное оружие, и вынуждены принять обличие торговцев и странников (эта часть событий описана в фантастическом романе «Тайны звенящих холмов», издательство «Грифон» 2014 г.) Задача – найти резервные корабли, покинуть Землю и продолжить борьбу за спасение жизни во Вселененой. Их преследуют каратели Натоотвааля, кроме того между самими беглецами возникает ссора. Часть восставших решает остаться на Земле и погибает, другая часть находит корабль и улетает в космос для продолжения борьбы. Тяжёлый нравственный выбор между эгоизмом и альтруизмом, любовью и долгом, смыслом жизни и удовольствием, преследует героев на фоне пылающего войной европейского континента и Китая 630 года.


14. СИНОПСИС К РОМАНУ «ЗОЛОТАЯ ЛОЦИЯ»

633 год.
В верхнем течении Волги начался процесс этногенеза русского народа. Здесь сошлись славяне, финно-угоры и другие племена, включая норманнов.
Конунг маленькой норманнской дружины Вишена Стреблянин получает от своих давних знакомых – книжника Рагдая и князя Стовова предложение отправится на поиски золотого клада последнего китайского императора династии Тан. В составе клада, кроме драгоценностей, находится таинственный предмет – золотой шар, показывающий поверхность Земли. Несколько союзных племён дают людей для этого похода.
Двигаясь по неспокойной Европе, раздираемой войнами, эпидемиями и стихийными бедствиями, войско Стовова достигает территории современной Франции, и невольно принимает участие в династической борьбе. Однако сокровища династии Тан оказываются в руках короля франков Дагобера.
Но не только люди ищут клад. В составе клада есть часть навигационного прибора – лоция – золотой шар. На ней нём обозначено местонахождение космических кораблей, спрятанных на Земле древней космической цивилизацией в качестве технического обеспечения своей окраинной базы. Потомки этой цивилизации, подняли у себя мятеж, потерпели катастрофу, попали на Землю, и разыскиваются своими властями своей как мятежники. Не имея возможности использовать высокотехнологические устройства, они вынуждены притвориться землянами, и пуститься на поиски лоции, рассчитывая найти корабль. После того, как им удаётся найти лоцию, выясняется, что корабль находится на другом материке, и им предстоит дорога через океан.
Поставленные в одинаковые условия, земляне и инопланетяне не слишком отличаются друг от друга. У тех и у других эмоции, порой, оказываются сильнее рассудка, любовь побеждает смерть, а жажда познания побеждает жадность.


15. СИНОПСИС К ПОЭМЕ «КОЛДУНЬЯ МАРЬЯ ЛЕБЕДЬ И ВИТЯЗЬ МИХАИЛ ПОТОК»

Поэма "Колдунья Лебедь и витязь Поток" написана по мотивам интереснейшей эпической новгородской былины Х века о Михаиле Потоке (ударение на первом слоге).
Былина о Потоке – самое значительное по своему объему произведение русского богатырского эпоса.
Действие былины о христианине Михаиле и язычнице Марье, происходит в лесах, населенных язычниками, в Киеве и его соборной церкви, где-то в другом царстве – это поэтический сказ о начале христианства на Руси.
Витязь Михаил Поток из дружины киевского и новгородского князя Владимира – крестителя Руси, влюбляется в колдунью Марью-Лебедь.
Несмотря на грозные предостережения, он женится на ней. После мнимой смерти Марьи он сходит с ней в могилу, выполняя данную ей при женитьбе клятву, и возвращается вместе с ней в мир живых, победив Змея.
Через некоторое время Марья сбегает из Киева с заморским царем Иваном Окульевичем в его далекий торговый город.
Михаил после долгих поисков находит жену, но та его заказываем живым в землю. Спасенный своими старыми друзьями – сказочными животными, Михаил жестоко мстит, убивая Марью, царя и сжигая город.
После этого он соглашается на предложение северного народа княжить над ними, женится на Анастасии, свадьба с которой была сорвана из-за проявления Лебеди.
Повествование о Михаиле и Лебеди ведется от имени колдуна, спасенного автора из заточённая на таинственном острове.
Как в драмах Шекспира, перед нами разворачивается спектакль о любви, предательство, героизме и дружбе. Тяжёлый нравственный выбор всё время требует от героя действий, а от зрителя переживаний и оценок.
Дошедшие до нас версии этой северной домонгольской русской былины, имеет разные композиции, действующих лиц множество вариантов окончания, и из менялись вплоть до времени, когда были записаны в ХVIII веке, и автор предложил свою трактовку, преломленную через призму современности.


16. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ «ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ АФОРИЗМОВ И ОПАСНЫХ МЫСЛЕЙ»

Афоризм — это определение, некая мысль, изложенная кратко и ёмко. Это кирпичик, кластер, понятие, бит мыслительного поля, формирующий сознательное отражение мира. В моём случае — это мысли, не имеющие достаточной поэтичности, чтобы стать стихотворениями, или имеющие слишком больной объём для осмысления, чтобы стать поэмой. Как, например, в случае с моей поэмой «Опричник Иван Грозный», когда разбор понятия «опричнина» вылилось в написание огромной поэмы, заключительная часть которой не была написана из-за громоздкости уже сделанного. Для написания рассказа или даже романа, многих афоризмов хватит вполне, как квинтэссенции, но только кого сейчас удивишь романом о предательстве, или любви по расчёту? Это стало печальной нормой нашей жизни. Вот у аристократии времён Льва Толстого роман о графине легкого поведения Карениной вызвал интерес, и Толстой и Катюшу Маслову придумал и другую легковесную героиню — Ростову сделал ветреной особой. А сейчас… Разве что изнасилование хозяйкой пуделя станет центром внимания на секундочку, или убийство пятилетним ребёнком родителей и всех соседей. Так что к моим афоризмам можно откоситься как к выцветшим фотографиям, или части анимации компьютерных игр, или просто к философскому хламу «погибшей цивилизации СССР».






ОГЛАВЛЕНИЕ

1. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ «КОЛОДЕЦ ВРЕМЕНИ — книга поэм» (книга исторических и сказочных поэм)

2. ПРЕДИСЛОВИЕ К РОМАНУ «ЗОЛОТАЯ ЛОЦИЯ» ОТ «ДОМА КНИГИ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»

3. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ОРДЫ БАТЫЯ НА РУСИ»

4. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «КОЛДУНЬЯ МАРЬЯ ЛЕБЕДЬ И ВИТЯЗЬ ПОТОК»

5. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ОПРИЧНИК ИВАН ГРОЗНЫЙ»

6. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ВОССТАНИЕ ГЛАДИАТОРА СПАРТАКА»

7. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «АМАЗОНИАДА»

8. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАНУ «РЕКРУТЫ НАТООТВААЛЯ – ХРОНИКА ВОЙНЫ»

9. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАНУ “The Natotevaal Recruits. War Chronicle”

10. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАУ «НОВЫЙ МИР – ВОССТАНИЕ ЯГДА КРОПОРА»

11. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К СБОРНИКУ СТИХОВ «КНИГА СТИХОВ
О ПРИРОДЕ, ИСТОРИИ, ЖИЗНИ И ЖЕНЩИНЕ»

12. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К СБОРНИКУ СТИХОВ «КНИГА СТИХОВ О МОСКВЕ, СМЕРТИ И ПОЭЗИИ»

13. СИНОПСИС К РОМАНУ «НОВЫЙ МИР – ВОССТАНИЕ ЯГДА КРОПОР»

14. СИНОПСИС К РОМАНУ «ЗОЛОТАЯ ЛОЦИЯ»

15. СИНОПСИС К ПОЭМЕ «КОЛДУНЬЯ МАРЬЯ ЛЕБЕДЬ И ВИТЯЗЬ МИХАИЛ ПОТОК»

16. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ «ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ АФОРИЗМОВ И ОПАСНЫХ МЫСЛЕЙ»

© Copyright: Демидов Андрей Геннадиевич, 2017
Свидетельство о публикации №117121503328
 

© Copyright: АНДРЕЙ ГЕННАДИЕВИЧ ДЕМИДОВ, 2018

Регистрационный номер №0406662

от 9 января 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0406662 выдан для произведения:

Андрей Геннадиевич Демидов





ПРЕДИСЛОВИЕ

книга предисловий к собственным произведениям






ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ ПРЕДИСЛОВИЙ

Уважаемый читатель!

Предисловия являются важной частью любого произведения, оно настраивает читателя на тот лад, на ту тональность, которая окружала писателя. Не секрет, что бессмысленно любителю эстрадной музыки пытаться слушать корифеев классического периода музыкальной культуры эпохи просвещения, Генделя, Баха и так далее, как и бессмысленно пытаться убедить людей с консерваторским образованием в ценности хип-хопа, репа и тому подобного. Но когда каждый слушает, а в нашем случае читает, то, что ему по душе, то получается всё правильно. Вот и предисловие является той настройкой, тем первым определением, наряду с названием произведения, с помощью которого происходит взаимная настройка читателя и автора. Предисловия такие же части литературного мира, как и сами произведения, и поэтому я не вижу ничего предрассудительного в том, чтобы собрать их вместе. Собирают же и издают письма, комментарии, критику, так значит и предисловия на это имеют право.

Интересного прочтения, дорогой читатель!




1. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ «КОЛОДЕЦ ВРЕМЕНИ — книга поэм» (книга исторических и сказочных поэм)


Лет через тысячу, мир снова станет чист и тонок —
Средневековий было много, а гармония одна!
Тогда из свалки и поднимет мой талант ребёнок,
Как водолаз поднял Антикитерский механизм со дна!


Составив себе труд написав пять больших поэм русским гекзаметром и ямбом (примерно 9000 срок, что составляет 1/2 всех песен “Илиады”) "Погибель земли русской — орды Батыя на Руси", "Восстание гладиатора Спартака", "Амазониада", "Опричник Иван Грозный", "Колдунья Марья Лебедь и витязь Михаил Поток", и перед тем, как их представить, и написав ещё в половину от этого просто стихотворений и текстов песен, сведённых в три книги стихов: "Книга стихов о Любви, России и Смысле Жизни", "Книга стихов о Москве, Смерти и Поэзии", "Книга стихов о Природе, Истории, Жизни и Женщине", и некоторые из стихов знакомы всем из телевизионного и радиоэфира, Ютьюба, кроме того, будучи автором романов: "Опасные мысли", "Когда Москва была только рекой", "Золотая лоция викингов", "Золото небесных королей", "Корабль спасителя Вселенной", "Солдаты космической войны", "Золотой астероид", "The Natotevaal Recruits. War Chronicle", "Сталинградские сны", часть из которых пираты растащили в виде черновиков и обрывков по сети и интернет магазинам, я хочу поделиться своими соображениями по поводу искусства главного потока, искусства передового, мейнстрима вообще. Тридцать лет работы в больших коллективах, знакомство с сильными мира сего, взгляд изнутри крупных управленческих систем, учёба до этого сначала в Московском техническом вузе, а потом в одном из вузов системы управления обществом, большой житейский опыт, смена общественных формаций, произошедшая на моих глазах драматическим образом, дали мне возможность увидеть нижеследующее в развитии.
Разделяй и властвуй — говорит древнеримская максима прежде всего про покорённые народы древнеримской империи и с блеском демонстрирует, как военная сила легионов в соединении с подкупом туземных элит окружающих империю, позволяет очень долго контролировать движение денег от производства товаров и торговли в сторону столицы и её властителей. То, что это пагубно влияет на туземцев, история как правило умалчивает, возвеличивая упорство, смелость и жадность строителей этой системы угнетения, Рима, светоча древней демократии недостойных варваров.
К искусству эту максиму применять верно в той же мере, что и к экономике. Ведь если привлечение на службу империи, то есть в переводе с латыни, власти, будет надёжнее, если сообщества политиков, торговцев, производителей разделить на кусочки по имущественному, национальному, производственному принципу, то и с искусством нужно поступить точно также. Точно также, как для империи непозволительно иметь союз объединённых производителей автомобили или нефти Евразии, или объединенную оппозицию в Евросоюзе, точно так же нельзя любой империи иметь консолидированных, но не контролируемых деятелей искусства, как в международном, так и в региональном масштабе.
Тот, кто считает, что правители, олигархи, по-древнегречески, разных стран и наднациональных сообщество для сохранности своих сверх богатств берут в службы безопасности своих мегаструктур непрофессионалов, не понимающих принцип разделения для создания устойчивой системы для управления, может дальше не читать это предисловие, а сразу переходить к поэзии, не имеющей к тезису о контроле над искусством отношения. Для прочих читателей, я разовью тезис о том, что если уж правителям всех мастей, надгосударственных и государственных образования нужно выполнять рекомендации своих профессионалов из служб безопасностей, они, с помощью своих же служб, конечно делают это.
Если сказать по-другому, никакого свободного массового искусства в мире не существует, точно также как не существует свободного демократического процесса и свободной экономики.
Точно так же, как люди в сером работают с информацией по политикам, бизнесменам, спортом, наркотикам, экономике, точно так же они работают с телевидением, кино, музыкой, журналами, мультфильмами, книгоизданием, литературными сайтами. При этом вопросы искусства стоят дешевле остальных сфер их работы, копейки по сравнению с политическими и экономическими ходами и партиями, и даже окупаются быстрее. Мал золотник, да дорог, и значения пропаганды все поняли ещё в эпоху Возрождения со времён пьес Шекспира. Ожесточённая война между католической Испанией и протестантской Англией в момент создания пьесы “Ромео и Джульетта”, где самую главную и зловещую роль в смерти прекрасных юных влюблённых сыграл именно демонизируемый автором священник ортодоксальной итальянской католической церкви, не оставляет сомнений в пропагандистском значении этого произведения в стихах для англичан и европейцев того времени, которое никак не мог написать неграмотный актёр Вильям Шекспир, ни разу не бывший в Италии, описанной в пьесе безошибочно в малейших деталях. Сила искусства было оценена даже намного раньше, не случайно Александр Македонский имел “Илиаду” как настольную книгу с примерами из неё для себя во всём. Нет нужды говорить, что в графике мероприятий этих серых и вполне государственных служб и организаций нет мероприятий по каждому пишущему писателю или графоману. Они действуют точечно только в случае крайней необходимости и физические действия не их кредо. Их задачи определить стиль и этапы проведения контента искусства в такое состояние, чтобы деятели искусства всех уровней сами массово производили то, что им нужно в погоне за наживой и славой. А вредное для них эта масса контента просто растворит и задавит своей тушей. После определения того, что должно быть создано по плану мероприятий, какой продукт, работают закопёрщики, их поддерживает разнообразные спланированные акции, подготовка ожиданий, пробы пера в общественном мнении, в организации которых чувствуется стандартная и щедрая рука служб безопасности. Отлаженные компании по созданию групп прорыва из суперпрофессионалов, ажиотажа, господдержка, международные акции, тиражи, оглушающая слава, премии, скандалы, создают главный поток, куда устремляются миллионы подражателей, погребая под собой любую альтернативу, что и требовалось организаторам. Нужно пропагандировать наркотики? Пожалуйста — “Битлз” и его бесконечные клоны. Нужна чернуха и мусор в голове подростков? Пожалуйста — “Гарри Поттер”. Нужна респектабельная западная модель назло коммунистам, пусть будет "АББА". Ответственный выпускающий продюсер, это шведская королевская семья. Мультимиллиардер Нобиль, сделавший деньги на расхищении русской нефти при Николае Кровавом, и деньги на изобретённом им динамите, убившем в мировых войнах пятьдесят миллионов человек, стимулирует определённых людей искусства по законами им придуманным, и это является всё тем же примером для подражания массам пишущих и поющих. И так далее. Миллионы скопируют их песенные темы и образы книг, чтобы отправиться на свалку, не сделав своего личного, не сделав светлого и доброго. А в середине, между сделанным мейнстримом и андеграундом (советский ЦРУшно-КГБшный андеграунд не в счёт), не поддержанные щедрыми вливаниями назначенных по разнарядке спонсоров или госбюджетов, существуют самостоятельные течения искусства, настоящие таланты, маскирующие своей массой тот каркас, создаваемый диктатом и произволом главного потока. В СССР и соцстранах тоже так было. Распределение денег, а именно они кровь этого диктата, направленного против большей части населения планеты и отдельных стран, идёт сверху вниз, в виде перевёрнутого дерева. От ствола взносов крупных спонсоров на проект, разработанный серыми людьми, и ствола госбюджета, деньги через руки чиновников и их прикормленных авторов попадают вниз, в машину изготовления звезды, к продюсерам, композитором, литературным рабам, тем телам, кто будет показан как попугай публике в виде самой звезды. Это ветви дерева. А листики дерева, это мелкие журналисты, критики, владельцы сайтов, музыканты режиссёры и газетчики. Им платят уже продюсеры и сами звёзды. И горе им, если ослушаются! Запрета на профессию в узких кругах литераторов ещё никто не отменял. Лишат гранта и всё — вперёд в самиздат, а там рейтинги подконтрольные, демотивируют в два счёта, и сумасшедших напустят на страницу, или просто подвергнут замалчиванию. Бери как Есенин верёвку, или как Маяковский пистолет. Особняком стоит большое оперное и музыкальное искусство. Но и там не всё просто так, хотя и в меньшей степени, поскольку это элитарное искусство для господ, а что им самими себя агитировать? Там скорее битва спонсоров за престиж своих кукол.
Раскрыв таким образом тезис о несвободе современного искусства, я хочу представить свои исторические и сказочные поэмы, написанные не по указке людей в сером, будь то коммунистические или капиталистические службы поддержки режимов, а написанные по велению сердца и совести художника, не зависящего ни от выборов вождей, ни от мнения минкультов разных стран и редакций, используя плюрализм севеременерго общества и понимая, что книга моя никогда не увидят широкой публики из-за контроля над современной литературой. Не заказные темы-с. Не под тем углом освещены-с. Не совпадает с желанием правителей.
Кроме истории людей в сером, вечно стоящих на страже своих работодателей, есть ещё фактор клановости и цехового братства деятелей искусств. То есть редакторы, режиссёры, издатели точно так-же занимаются продвижением прежде всего знакомых и родственников, как это происходит во всех других отраслях жизни. Потому, что искусство, особенно подключённое к источнику заказов правителей, это деньги и никто в здравом уме не захочет лишаться источника благ. Как генералами становятся дети генералов,таки и писателями становятся сейчас дети редакторов, даже если природа обошла их талантом. Возможность мышкой гонять по монитору чужой текст и менять нажатием клавиши одни имена на другие, даёт возможность таким дарованиями комп лировать романы за месяц. А дальше вступает правило шоу бизнеса, там, где есть спонсор, появится товар, и любые таланты, мешающиеся под ногами своими обращениями и письмами получить их деньги будут прокляты и забыты. Чего только стоит направить в серёзные редакции то, что я написал, по их требованию напечатанное на бумаге, то есть целый чемодан бумаги за один раз в одну редакцию, а их нужно обойти множество и направить не раз и не два свои вещи, чтобы попасть в свободное окно издателя, а ведь не все издательства в одном городе, и даже не в одной стране. Нужно нанять и содержать собственного литературного агента. Но это удовольствие для богатых, типа Пушкина, за которого царь платил долги, или Тургенева жившего в поместье, Берлине и Париже, имевшего крепостных рабов и огромное состояние. На работу в 6-00 утра им точно не надо было вставать, и работать в выходные и праздники в грохоте и мате. В моём случае, оставшись без отца и средств к существованию в годовалом возрасте, с матерью, которая ничем не занималась, я даже не могу сказать из семьи я кого. Наверное чтение меня сделало человеком, помогло везение и случай. Очень трудно было жить на стройке и в перестройке и одновременно в далёких временах и мирах своих книг, но мне это удалось, и я этим горжусь. Написанные книги дают мне возможность показать не сколько у меня денег, а какой я сам.
Поэтому я получаюсь как бы народный писатель не по форме, званиям и премиям, близости к денежным потокам в искусстве, а по сути, и темы у меня от того самые что ни на есть современные народные: амазонки, Иван Грозный, колдуньи и витязи, Батый, Спартак, викинги, предки русских, инопланетяне, астронавты: русский, немец и американец, война в космосе, короли и кудесники, немцы и Сталинград. Эти темы появились в моём творчестве ещё когда я только пришёл из армии со срочной службы, и те вещи, романы и поэмы, что я выше перечислил, я пишу с перерывами с 1990 года, уже более 25 лет, целую жизнь, и никак не могу их дописать, чтобы начать писать что-нибудь новое и возрастное, типа “Былое, всякое и разное”. Поэтому и темы такие “подростковые”. Три романа пришлось однажды издать в виде черновиков без редактуры, вычитки и правки, потому что жизнь могла оборваться — или так — или ничего. Так и продаются теперь в интернет-магазинах черновики романов “Мысли”, “Тайны звенящих холмов”, “Золотая лоция” как полноценные романы с абракадаброй и ошибками. Зато мои песни “Сокол”, “В гомоне города”, “Торт-Москва”, “Чудак Адам”, слышат теперь миллионы людей.
А если коротко и шутя: без поддержки доброго друга или господина гениальное произведение искусств, словно статуя Давида в глухом лесу, прозябает вечно, а простой булыжник, вытащенный на дорогу на всеобщее обозрение уже может стать перформансом.
Но я верю, что люди в сером меняются, при их сменах возникают окна света, а русское искусство, сто раз ими похороненное, остаётся и может и воспрянуть. Интернет, заваливающийся эту книгу миллионами стихов об одном и том же: лютиках, цветочках, обрывков мыслей сумасшедших, всё таки сохранит поэмы, написанные вашим современником по ночам после работы, навсегда, как глиняные таблички в пещере пустыни, и когда-нибудь их найдут люди, которым она понадобится, я в этом не сомневаюсь.
Итак, требующие доработки, корректуры, вычитки, но живые: "Погибель земли русской — орды Батыя на Руси", "Восстание гладиатора Спартака", "Амазониада", "Опричник Иван Грозный", "Колдунья Марья Лебедь и витязь Михаил Поток".
Большим трудом стоило эти поэмы написать, и не не без труда их будет читать, но тем, кто на это решится — приятного путешествия в колодце времен!



2. ПРЕДИСЛОВИЕ К РОМАНУ «ЗОЛОТАЯ ЛОЦИЯ» ОТ «ДОМА КНИГИ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»

В ряду многочисленных книг, авторы которых вдохновляются историей наших далёких предков и легендами разных народов – славянских, германских, тюркских и финно-угорских племён – роман Андрея Демидова «Золотая лоция» заслуживает особого внимания. Историческая достоверность органично сочетается с увлекательным сюжетом, реалистические подробности – с фантастическими событиями, вызывая у читателя ощущение, что он сам участвует в шумных пирах, великих сражениях и сталкивается с представителями иных цивилизаций. Среди персонажей есть реально существовавшие личности, оказавшие решающие влияние на ход истории Земли.
Генеральный директор ООО «Дом Книги „Молодая гвардия“»
Заслуженный работник культуры
Нина Егоровна Беликова



3. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ПОГИБЕЛЬ ЗЕМЛИ РУССКОЙ — ОРДЫ БАТЫЯ НА РУСИ»

Пепел сожжённых батыевскими отрядами русских и булгарских, половецких и мокшанский городов, селений и хуторов стучится в наши сердца. Зарево пожаров эрзянский и мещерских, казацких, южно-славянских городов озаряет раз за разом наше небо. Неупокоенные герои неизвестных битв и кровавых осад бродят призраками по нашей земле и ночами заглядывают в наши окна...
Потомки завоевателей и завоёванных в Батыевом нашествие образовали страну, ставшую теперь Россией. Кто был кем тогда? Почему так получилось? Как на самом деле всё было?
Эти и другие вопросы даже по прошествии почти 800 лет с тех пор, не зря продолжают волновать нас. И правильно, что продолжают. История, это как код ДНК живущего общества, именно в истории скрыты данные о наших способностях, требующих развития или купирования, там информация о врожденных болезнях страны, требующих лечения или коррекции. Если для картошки разбирается и улучшается ДНК, то почему такая славная страна как Россия, лишена непротиворечивого понимания о важнейшем событии своей истории?
Почему нашествию Батыя в летописях уделено мечта не более, чем во внешних источник, монгольских, западных, арабских? Если для них это событие было лишь частью череды деяний монголов, то для Руси это был целый цивилизационный перелом, сдвиг, результаты которого мы чувствуем и сейчас. Почему же нет ни одного современного тому событию документа, а Лаврентьевская, Ипатиевская и другие летописи, созданные спустя 200 спустя после нашествия, описывают его штампованными фразами, списанными из других своих же мест, или у друг друга? Почему имеются правки ещё более новые, времён Ивана Грозного? Куда делась его библиотека, содержавшая множество древних рукописей? Почему Василий Татищев и Николай Карамзин, писавшие свои “Истории государства Российского” по заказу российских императоров в эпоху Просвещения, уничтожили рукописи, собранные ими по монастырям России, и оставили нам только ссылки на них? Кто и почему заметал исторические следы? Кто эти воры нашей истории?
Горько было осознавать, собирая материал к поэме, что предки оставили нам куцые и противоречивые сведения, типа “Сказания о разорении Рязани”, написанного спустя 500 лет после событий, или клочок текста “Сказания о погибели земли Русской” из сорока строк, летописные сообщения, состоящие из повторов одних и тех же штампов, созданных спустя многие столетия после нашествия. Сравнивая это всё с объёмом летописных материалов, например, о восстании гладиаторов Спартака в Древнем Риме, произошедшем за 1300 лет до Батыева нашествия на Русь, нужно заметить, что о маленьком эпизоде о сражениях 50 тыс. рабов на пятачке размером с современную Московскую область, написано больше, чем о Батыевом нашествии множества орд востока на огромную Русь.
О битвах князей за крохотные городки летописцы пишут всё что нужно и не нужно: диспозицию, число труб и барабанов, численность союзников и ополчения, как, что происходило, сколько погибших, чуть не поимённо, и как погибли, и т.д. А про главные битвы нашествия Батыя следуют штампы типа “и была сеча зла, и едва одолели их сильные полки татарские”. Это как же понимать? Куда делась важнейшая информация?
Кроме того, всё имеющееся в источниках запутано. В разных русских летописях, например, герой обороны рязанской земли Великий князь Юрий (Георгий) Игоревич, умирает в разных местах, то в Пронске, то в Рязани, то во время первой битвы на южных рубежах княжества. Это лишь один пример из множества нестыковок и противоречий в источниках, словно преступники заметали следы преступления.
Всё сходится к одному — у народа России украли правду о том горьком, но важном событии, более важном, чем приход мифического Рюрика, потому, что реальный Батый похоронил систему бандитского беспредела русских князей-рюриковичей, под названием княжеские междоусобицы, ввёл централизацию власти по китайскому образцу, защищал православие от издевательств князей-двоеверцев и многожёнцев, обеспечил завершение христианизации и колонизации русскими народов будущей России. Грабёж местного мещерского, мокшанского, голядского, марийского населения стал более цивилизованным.
Разгром Руси, подобный погрому советской Красной армии вермахтом в 1941 году, был связан с рядом важных обстоятельств. Надо понимать, что Русь во времена Батыева нашествия представляла собой конгломерат частично покорённых, едва христианизированных народов. Эти коренные народы ненавидели русских бандитов-князей, заставивших их платить себе дань, принимать чужую веру, спасаться от выезжавших на грабежи-полюдья из своих логовищ-городов. Города русские были местами обитания княжеской свиты, наложниц, рабов, боевых и охранных отрядов, церковников, торговцев. В этой войне с Батыем были и свои генералы Власовы, и свои коллаборационисты, бендеровцы (только Сталина у них не было). Политическая, технологическая, социальная и военная отсталость русских князей усугубляли дело. Существуя в развитом средневековье с имеющимся уже банковским делом, университетами, научными новинками в производстве и военном деле в Европе, Иране и Китае, страна князей находилась на стадии древнего уклада, мало чем отличаясь от времён Рюрика. Князьям другого и не было нужно. Только республиканский Новгород выделялся из этого ряда, потому, что русским городом он тогда не был. Он был государством словен. Русские князья туда приглашались (как когда-то и Рюрик), в качестве наёмников. Новгородское государство в эпоху крестоносных походов в одиночку справлялся со всем европейским рыцарством, захватившим к тому времени и Константинополь и Ближний Восток.
Вот в какую отсталую страну вторглись, оснащенные по последнему слову военной науки того времени, опытные, спаянные в победоносных войнах, монголы. Монголы очень часто использовали свои войска как заградотряды, и толкали перед собой войска покорённых народов как пушечное мясо. Монголы быди потомки гуннов, уже один раз устроивших мировую войну. Они имели письменность, денежную систему, военных инженеров, моряков и артиллеристов как постоянный род войск, систему снабжения, разведку, лучшее на востоке вооружение, беспримерную жестокость, ум и коварство, дипломатический опыт. Их остановить смогли только европейские каменные крепости, оснащённые камнемётами, и рыцари в высококачественной броне на огромных конях, выходящие на войну по указу германского императора или папы римского. И то, монголов остановили с очень большим трудом и благодаря ряду обстоятельств. Русь же должна была выйти на бой против них вся, если собиралась одержать победу. Если...
Все эти события, обстоятельства и детали приходится сейчас собирать по крупицам, словно Шерлоку Холмсу гадать над обрывками сведений из Рашид-ад-Дина или “Сокровенной истории монголов”, из писем посланника папы Юлиана, истории Гази Бараджа, других источников разной степени достоверности, из сведений археологии, из работ культурологов, православных историков, исследователей древних тканей, оружия, даже животноводов и прочее и прочее.
Постепенно открывается картина произошедшего, и она совсем другая, не та, которая муссируется в интернете и лубочных кинофильмах о той поре. Только “Андрей Рублёв” Андрея Тарковского выпадает из этого позорного ряда. Картина, друзья, встаёт страшная, но правдивая и поучительная.
Создать непротиворечивую, а значит верную версию нашествия Батыя — вот главная задача поэмы. Это мой долг перед погибшими тогда нашими предками.
А про воров, что украли у народов России часть его истории, о ворах, живших во времена Александра Невского, Ивана Грозного, Екатерины II, Николая Кровавого, Иосифа Сталина, пусть судят другие. Воры нашей истории припеваючи живут и сейчас, и видно как они действуют на примере истории Советского Союза. Однако заниматься расследованием их преступлений. отталкиваясь от формулы "Is fecit cui prodest" — “ищи кому выгодно”, не входит ни в рамки этого предисловия, ни задачу самой поэмы. Это дело будущих исследователей и писателей.
Viam supervadet vadens — дорогу осилит идущий!



4. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «КОЛДУНЬЯ МАРЬЯ ЛЕБЕДЬ И ВИТЯЗЬ ПОТОК»

Поэма "Колдунья Лебедь и витязь Поток" написана по мотивам интереснейшей эпической новгородской былины Х века о Михаиле Потоке (ударение на первом слоге).
Былина о Потоке – самое значительное по своему объему произведение русского богатырского эпоса – насчитывает свыше 1100 строк и равновелика среднему размеру песен Илиады. Литература, посвященная былине, обширна. Ею занимались многие исследователи древнерусского язычества и культуры: С. Веселовский, Б. Рыбаков и другие.
Действие былины о христианине Михаиле и язычнице Марье происходит в лесах, населенных язычниками, в Киеве и его соборной церкви, где-то в другом царстве. Это поэтический сказ о начале христианства на Руси.
Благодаря былине о Михаиле Потоке нам известно устное творчество двух соперничавших между собой дружинных группировок того времени. Дружинники-язычники обновляли древние языческие мифы, облекая их в только что рождавшуюся форму былин. Дружинники уже крещёные, не опровергая мифов, не развенчивая их, стремились очистить свои ряды от пережитков язычества и убедить всех в гибельности языческих верований.
В современной действительности ХХI века, на переломе культурных парадигм общества, таком же болезненном, как и в Х веке, эта история имеет весьма много аналогий и аллегорий. В каком-то смысле всю поэму можно рассматривать как большую метафору нашей жизни.
Поэма имеет ещё один слой – это история двух людей. Как в драмах Шекспира, перед нами разворачивается спектакль о любви, предательстве, героизме и дружбе. Тяжёлый нравственный выбор всё время требует от героя действий, а от зрителя переживаний и оценок. В эпилоге колдун – рассказчик этой истории – напрямую спрашивает наше мнение.
Визуальный ряд произведения тоже красочен: сказочные звери, таинственные колдуны, Змей-дьявол, царь Иван Окульевич, печенегский хан, реальные люди Х века – князь киевский и новгородский Владимир, его воевода Добрыня.
Поэма пороносится перед читателем как чудесная "Одиссея" со счастливым концом. Дошедшие до нас версии этой северной домонгольской русской былины имеют разные композиции, действующие лица, множество вариантов окончания, которые изменялись вплоть до того времени, когда были записаны в ХVIII веке. Поэтому автор, как наследник этой культуры, смело предложил свою трактовку тех событий тысячи лет спустя.
Приятного чтения, господа!



5. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ОПРИЧНИК ИВАН ГРОЗНЫЙ»

"Я знаю, история присутствует в каждом сегодняшнем дне, в каждой человеческой судьбе. Она залегает широкими, невидимыми, а иногда довольно отчетливо видимыми пластами во всем том, что формирует современность… Прошлое присутствует как в настоящем, так и в будущем".

Ю. Трифонов.

История и поэзия далеко разведены друг от друга в восприятии: слишком глобальна и тяжеловесна одна и легка, внимательна к частному, личному – другая.
Потому историческая поэма – сложнейший жанр, требующий единства, слитности, поэтического текста с историческим материалом. Только это единство, его зримые и незримые, словесные и смысловые сопряжения, и позволяют исторической поэмеосуществить непростой замысел: дать ощущение истории и человека как целого.
Другими словами, поэтического мастерства и досконального владения историческим материалом ждёт от в этом жанре придирчивый читатель. Но мастерство и заключается в том, чтобы с первых же строк заставить читателя забыть о том, что он читатель, погрузить его во время, сделать участником и соучастником событий, и только такое поэтическое произведение на историческую тему можно считать удачным.
"Опричник Иван Грозный" – такое произведение. И сейчас, в период пересмотра культурного наследия и поиска новых путей развития литературы и культуры, представляется очень важным исследовать эту новую модификацию жанра исторической поэмы. Но исследовать не легко, когда чтение не захватывает.
Чтение поэмы "Опричник Иван Грозный" захватывает.
Первые же строфы поэмы реализуют в бытовой обстановке метафору – "увидеть время":

"В проём окна, сквозь кузнь решётки,
Проник шершавый, тусклый свет.
Ощупал костяные чётки
На лавке, пригоршню монет,
Подсвечник с бронзовым нарвалом,
Наплывы воска, ковш пустой,
Постель с несмятым одеялом,
И полог с тщательной резьбой".

И далее, на протяжении всей поэмы, зримо, подробно, вплоть до физиологии и анатомии, до "печёнок", показывается, как время протекает тяжёлой жидкостью через человека, похожего на сосуд с отсутствующим дном, подсоединенный к системе истории.
Иоанн Грозный, одна из самых противоречивых и неразгаданных фигур российской истории. Наверное, никогда не стихнуть спорам о том, кем же он был для России – благодетельным реформатором или безжалостным палачом. Поэме показано как началась опричнина, одна из мрачных страниц Русской истории, кровавая гражданская война, её апофеоз - разгром Новгорода, во время которого погибло почти 80 тысяч человек. Ожнако пытаться судить действия Ивана только категориями современности было бы ошибочно. Учёт категорий средневекового сознания тех людей, даёт понимание того, что, например, телесная смерть не самое ужасное ддя них событие, а самое страшное это смерью духовная, лишающая возможности попасть душе в вечный рай Царствия Небесного.
Именно поэтому, например, Иван в переписке с князем Курбским сожалеет о том, что тот остался жив, нарушив клятву на кресте, теряя возможность быть спасенным в раю после казни. В современном понимании нигилистического сознания это дикость, считать неудачей сохранение жизни. Этим пониманием блага объясняется и та покорность народа, которая сопровождала все восемь лет опричнины, и множество желающих помогать царю в его реформах. Кроме того он с их точки зрения является потомком римских императоров, святость которых была им тогда очевидна.
Однако для создания хронотопа, единства времени и места, нужно быть посторонних для происходящего, далеким от оценок, пред оставляя судить Ивана читателю. В поэме нужно было глубоко погрузить читателя в образ царя Ивана, чтобы каждый мог судить о его поступках как о своих собственных, а такая оценка надежней поверхностных трактовок.
Изобразительные средства поэмы весьма просты, но читателю кажется, что это он сам делает –

"Послав людей смотреть подвалы,
Плененных всех переписать,
Распорядился сеновалы,
Ледник, кладовки обыскать".

Литературный приём "взгляд постороннего" широко известен.
В этой же поэме используется приём прямо противоположный – взгляд изнутри: на все события мы смотрим глазами царя Ивана, и это, несомненно, главное достоинство поэмы.

"Он шёл по гулким переходам,
Скрипучим лестницам, ходам,
И словно знал всё, будто годы
Провал во ключниках здесь сам".

Проходя с царем Иваном по гулким коридорам его царствования, можно понять – каждый человек несёт ответственность за свои поступки, из которых складывается история народа и страны, и никто не может, не имеет права пренебрегать судьбой отдельного человека.
Социальное явление опричины подвергаетсяанализу, относясь к действительности, как свидетель и историк одновременно, но в поэме явления подвергаются не только историческому, но и психологическому анализу, и приём "взгляд изнутри" помогает в этом.
Вот молитва царя Ивана, где он пытается объяснить мотивы своей жестокости тому единственному существу, кого боится.
Что это? Безумие? Гордыня? Несгибаемость пророка? Отчаянье человека, которого история вынесла на самый гребень своей сокрушительной волны и теперь требует от него нечеловеческих усилий и нечеловеческих решений? Каждый будет решать это сам и каждый будет в ответе за "всё, чем Россия перестрадала" …
Центр композиции поэмы, её сюжетная кульминация – поход на Великий Новгород, который царь Иван обвинил в измене. По всему Новгороду, вторгаясь в частные дома, опричники проливали кровь, грабили и оставались безнаказанными. Однако это и кульминация царствования Ивана Грозного вообще и опричнины в частности – в 1572 году, вскоре после походов на Великий Новгород и Псков, опричнина была отменена.
В сценах, описывающих разгром Новгорода, сюжетно-беллетристическая техника: при внешней стилистической простоте слога действие постоянно держит в напряжении:
Приём "взгляд изнутри" работает и тут – ощущается эффект физического присутствия.
Нити прошлого проходят сквозь современность и тянутся в будущее, а поэт делает эти нити живыми...



6. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ВОССТАНИЕ ГЛАДИАТОРА СПАРТАКА»

Дорогой читатель!

Проходят эпохи, возникают, существуют тысячелетиями и разрушаются империи, появляются и забываются герои и целые народы, убийцы превращаются в святых, святые в убийц в угоду пропаганды очередной власти имущих, но вопросы справедливости, свободы и равенства, продолжает волновать и тревожить людей сквозь призрачную плёнку технологического прогресса. Одним из символов этих фундаментальных вопросов человеческого общества является Спартак. Его восстание произошло за 72 года до рождения Христа, а последние отряды восставших были уничтожены незадолго до этого события, уже при первом императоре Августе. Казнь на кресте тысяч его сподвижников, их мультикультурность и полиэтничность, его загадочное исчезновение, словно вознесение в последней битве, его бог Митра, явившийся предтечей Иисуса Христа, делают его одной из краеугольных фигур мировой истории. Для подавления восстания Рим сосредоточил свои основные силы: кроме мощной армии в самой Италии, из Испании и Малой Азии были двинуты войска знаменитых полководцев. Участники той войны, римляне Помпей, Красс, Цезарь стали могильщиками республиканского Рима, и создали условия для захвата власти одним человеком, появления первого императора Рима – Августа. Сама война со Спартаком при ближайшем рассмотрении оказывается продолжением гражданской войны партии олигархов и партии оптимального управления Республики. Успехи восставших в борьбе с римской армией, блестящая тактика и стратегия, объясняются только тем, что восставшие тоже были римской армией, состоящей в основном из римлян и имеющих военный опыт. Этим же объясняются странности военной кампании Спартака, когда пытаются рассматривать её как восстание рабов, блестящая тактика и стратегия войны, бесстрашие и героизм сопоставимый с подвигом 300 спартанцев царя Леонида.
Неудобные вопросы, возникающие к демократическому обществу древнего Рима, имеющему все признаки фашистского тоталитарного государства типа германского Третьего Рейха, являющемуся предтечей современной демократии, коммунистические идеи, масс-культура, сильно исказили суть и причины восстания, его значение для нас. Сложность ещё в том, что если собрать все исторические сообщения о Спартаке, исключая беллетристику, научные изыскания и повторы, то вряд ли наберётся десять страниц текста. Современная информационная среда предназначенная для общего пользования, организованная по принципу фрагментации данных и человеческого сознания для лучшего им управления, создаёт вокруг Спартака облако “белого шума” (термин разведки, означающий создание потока противоречивой информации параллельно с истинной информации, которую нельзя уже изъять из употребления) скрывающей от нас истину видимо навсегда.
Поэма “Восстание гладиатора Спартака” – это дань памяти всем борцам с рабством и угнетением любого рода, своей борьбой сделавших нашу жизнь свободнее, лучше и счастливее. В поэме речь идёт о первом победоносном периоде восстания, когда юг Италии стал независимым от могущественного Рима...
Приятного, волнующего прочтения!



7. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «АМАЗОНИАДА»

Это рассказ о том, что осталось за рамками внимания слепого Гомера, о том, что было на самом деле в те далёкие времена Троянской войны на земле, получившей много позже название Крым.
1261 год до нашей эры. Уже несколько лет идёт Троянская война. Отряд мореплавателей из Греции высаживается на благодатном берегу Таврии(Крым). Здесь они начинают возводить город, но подвергаются нападению амазонок. Выживших мореплавателей амазонки берут в плен. Среди них поэт Филоменес. Он бежит из плена через северные моря. Перенеся страшные испытания, повстречав богов Ареса, Аполлона, Афину, Посейдона, столкнувшись с кельтами, финикийцами, участниками Троянской войны Ахиллесом, Агамемнонном, он возвращается в Тавриду с большим отрядом спартанцев. После битвы и сожжения столицы северных амазонок, убийства их царицы, оставшиеся в живых спартанцы погибают в дельте Борисфена(Днепра). Перед смертью поэт успевает положить на болотную кочку маленькую девочку – дочь погибшей царицы и спартанца. Зевс, после совещания с богами, разрешает богине Артемиде взять девочку под свою защиту, поселить на Кавказе, дав начало новому народу.



8. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАНУ «РЕКРУТЫ НАТООТВААЛЯ – ХРОНИКА ВОЙНЫ»

В мире романа "Рекруты Натоотвааля – хроника войны" сбылись грозные предсказания фантастов и футурологов.
Ядерное оружие пущено в ход, гибнут миллионы человек, а оставшиеся в живых завидуют мёртвым.
В смертельной схватке сошлись христианская и мусульманская цивилизации, либерализм и толерантность потерпели крах, опасность физического, интеллектуального и нравственного вырождения человечества – очевидный факт, повседневная реалия.
По сути, мир, лишён будущего.
Герои романа о будущем думают мало.
Их прошлое – война, настоящее – война, и будущее – таинственное, загадочное, непознанное – скорее всего тоже обернётся войной.
Они воюют за свою расу, свою землю, свои семьи, однако волей случая им предстоит принять участие в сражениях совсем иного уровня.
В детстве, с удовольствием расстреливая космический флот "империи зла" на игровых приставках, герои наивно полагали, что чудовищные планы "звёздных войн" будут реализовываться где-нибудь подальше от Земли, и уж конечно, даже не мечтали оказаться на передовой этих космических войн, но скоро для них начнется другая война.
Героям предстоит действовать в новой для них реальности.
Научно-технические достижения не отменяют и не обесценивают человеческих чувств и качеств – долга дружбы, верности, личной отваги и чести – чувства эти вечны и не подвластны времени. Любое время будет проверять эти чувства на прочность, и лишь от человека будет зависеть, чем окончатся для него эти испытания, победой духа или позором.
Роман ставит и перед героями, и перед читателями сложные проблемы – научные, общественно-политические, философские, моральные.
В традиции лучших произведений фантастики 20 века, открывается неведомое, то, что может произойти завтра или – не произойдет никогда.
Показывается сложность пути к неизведанному будущему – долгий и тяжелый путь, ошибки и поражения, а победа будет не легкой, таящей перспективы новых путей.
Когда мы читаем список погибших рекрутов Натоотвааля, перед глазами будто встает вечный гранитная плита с выбитыми на ней именами героев Второй Мировой, и особенно это ощущение усиливается русским именем одного из героев.
И ещё...
Вселенная, это организм, имеющий все признаки живого. Он сам себя воспроизводит, сам развивается, превращается и умирает, оставляя потомство. Как растение или животное. Он сам и внутренность и наружность. В нём расстояние и время не имеют значения. Единственно, чего ему не хватает, это рассудка и души. Но что, если наши души и рассудок и есть единственные в нём? Значит, отбросив ничего не значащие размеры, мы с ним составляем совершенно создание, где его безграничное тело соединено с нашим безграничным сознание? Он и есть мы! Мы и есть он, Космос!



9. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАНУ “The Natotevaal Recruits. War Chronicle”

(Foreword to the novel
“The Natotevaal Recruits. War Chronicle”
By Demidov A.G.)


‘Imagination - is just a part, although a significant one, of what usually denotes reality. Ultimately, it is unknown to which of the two genres - reality or fiction our world belongs.’
H.L.Borges
Philosophy and science fiction, like any other forms of culture can interact in many different ways. Certainly not all their features are equal.
If Borges, for instance, describes philosophy as a kind of fiction with inimitable literature-centrism, Derrida principally refuses to distinguish between (fiction) literature and philosophy, and in the best case fiction critics are only able to collect images and references to philosophy in science fiction works, thus philosophical consideration of fiction is hardly a noticeable opportunity.
In pursuit of reality, and in an attempt to lay the foundation of scientific knowledge, philosophy not only ignored imagination and fantasy along with their products (relating to purely subjective orders) but systematically and consistently tried to get rid of them by all means, so as to approach objectivity and - ideally - entirely possess it.
Only, perhaps, the establishment of non-classical way of philosophizing, that allowed and even suggested alternative interpretations of reality, has gradually changed the attitude to fiction.
It is peculiar that almost at the same time - in the second half of the XIX century - formation of proper literary fiction occurs (of course: Jules Verne, G.Wells).
Only in the second half of the XX century philosophy started to conduct special studies of the imaginary, virtual, semantics of possible worlds, etc. (along with gaining fiction maturity).
However, actual fiction still remained below the horizon of perception, although only fiction provides philosophy with a special field-space for deploying extravagant concepts, as well as unique tools for modeling and experimentation.
In order to highlight these features by heuristic fiction of philosophy and outline the shapes of the appropriate project, it is useful to see philosophy as an operator, which is applied to science fiction as a phenomenon.
If philosophy assumes the reflection of ultimate bases of culture as a whole, claims to critically examine the diversity of the world in general, then by the same gesture, which provides its versatility, condemns itself and has to delve into the specifics of each particular cultural form, each area and region of the world.
For instance, a mathematician studies mathematics, and a musician - music, while figuring out how music differs from mathematics or what comprises one or the other, is not of their concern, but the task of philosophy in its applied sense, so to speak.
Of course, the point here is not about each individual object as such - this table or that tree, though everything depends on the approach.
Philosophy sprouts: in addition to the philosophy of science separately appears the philosophy of mathematics, philosophy of physics and philosophy of biology, along with philosophy of nature and philosophy of culture - and even the philosophy of history, philosophy of law, philosophy of art and so on and so forth.
Therefore, philosophy - in terms of its various fields of application, which potentially generate not only its separate directions, but whole disciplines - it is appropriate to consider it as an operative: "philosophy X" or even "philosophy Y", where anything may serve as an independent variable.
Another thing is that a simple permutation which comprises a bare slogan or manifesto, would certainly be quite insufficient - forming a research agenda requires more or less developed and reflexively drawn project.
In this case, philosophy, like phenomenological consciousness, acquires sustainable intentionality, allowing not only to identify and investigate the specificity of the corresponding sphere, but also - by revealing its ultimate bases - achieve fundamental conceptual results.
Thus one of the methods of interaction of various cultural dominions is implemented - by reflecting one on/in the other, both are modified and thereby get an opportunity to spread, fulfilling their programs with the new material.
Strictly speaking, the status of fiction in itself represents a major challenge, or rather, a whole set of problems.
Fiction, first of all as a product of imagination should seemingly confront reality or actuality: as nonexistent to existing.
However, even the critics of traditional philosophical metaphysics of presence has to acknowledge that everything we say, everything we can think of, is there in a certain way, though differently (and therefore non-metaphysical ontology should be based on a fundamentally different basis - but that is another story), thus straight oppositions do not work and cannot work.
Secondly, fantasy as a set of art depicting/representing/describing the imaginary, would have to confront realism, on the one hand, which also reproduces reality and modernism and the avant-garde on the other, which more or less avoid using references, eluding to the more or less understandable (syntactic, semantic or pragmatic) performativity.
However, a critical review of the so-called realism shows that realism, in its full and strict sense not only did not and does not exist, but is generally impossible - because any images of reality would inevitably be imagined (at least to the extent where we distinguish one and the other); after all, this is indicated by the ability of art photography, which directly and almost immediately (literally photographically) reflects the reality, regardless of our perception of it. On the other hand, a careful study of the indirect features of reference removes the inflexibility of its contrast to performativity.
Thirdly, science fiction is in no way related to one form of art, embodied - along with literature and, say, painting - also in cinematography, theater, drawing, comic books, and perhaps even in sculpture.
And even in amusement parks and - necessarily - in computer games: if they can be classified as art, then to a very special, interactive sphere.
In addition, even literary science fiction can neither be classified as a genre, strictly speaking, because it brings together works of a variety of genres (and also of different lines - a novel, a story, a narrative..., space opera, alternative history, detective fiction...) nor as a destination because it can quite easily include different styles (cyberpunk, turbo-realism...), not to mention the traditional, more or less stable division into the two main branches - the science fiction and fantasy.
Moreover, fantasy forms a whole subculture - clubs, a system of conferences, journals and symbols (souvenirs, "baubles", garments, toys, gadgets, meshes, artifacts...), a variety of amateur performances and numerous communities; a set of games (such as role-playing, and multi-user computer games - local network and online) - perhaps, no other social formation can boast of such a diversity.
Nevertheless, it is permissible to speak of science fiction as a phenomenon, the features of which science fiction philosophy is intended to clarify, to such extent in which the entire conglomerate of this diverse phenomena may be lawfully called in short, and to the extent that it can somehow be separated from the rest.
Although we can talk about a more or less pure forms of fiction in the first place - literature, painting, cinema, and supposedly computer games.
Despite the fact that problems of philosophical understanding of science fiction are extremely varied, we can try to group them into a few main lines of problematization - according to the traditional matrix of leading philosophical disciplines.
Ontology of fiction in this case will include a series of issues related to the existential status of products of imagination and fantasy, from mythological characters to heroes of art that represent the original, separate reality - different from the usual, ordinary, standard with its unprecedented novelty and uniqueness.
In fact, fantasy creates special worlds, thus the study of specific rules for creating these kinds of possible and impossible worlds will also refer here: just as postmodernism discovers connections, that are solidly unbreakable, so the rampant variety of fantasy worlds reveals some invariants.
For instance such rules as: the coherency of individual components, fragments and elements; their coordination with one another, fullness of all the emerging opportunities; introduction of the main principle of realizing the scope of all possible layers of meaning in the unity of conceivable horizon.
The situation of a seeming a priori and absolute freedom of the creator in fiction paradoxically uncovers some strange inner necessities and limits, that are defined not only by the specifics of a selected representation language or the coherence of discursive sequence, but also by some, clearly ontological terms-conventions.
Freedom and necessity turn out to be the reverse sides of each other, although not in their dialectical sense.
The development of these new virtual worlds helps to provide better arrangement and ontological characteristics of our world, and the diversification of ontologies and related concepts - the conditions and limits of the ontology itself.
Gnosseology of science fiction will include another series of questions, seizing the ultimate learning experience, modeling of exotic cognitive situations, analysis and presentation of objective consciousness realised with the help of artificial means, as well as unique means of detection and dispersal of visible illusions.
For example, an alien - is a radical instance of removal that allows to adopt a maximally external attitude and distinguish some features which would not be obvious otherwise: the conventionality of the usual, customary, traditional and non-obviousness of the evidence itself.
Unexpected turns of events, large-scale coverage of the grand space-time intervals, sophisticated scenery give the opportunity to see the limits, denoted by the acknowledged meanings and boundaries of natural intuitions and interpretations; realize the inert stereotypes of mundane consciousness.
Fiction as knowledge finally undermines the solid oppositions of the discovered/invented, the found/made, the real/imaginary.
Fiction modeling demonstrates the capabilities of the most flexible thinking and creative ways of comprehending the world: the creation of exotic worlds can tell something about our world also - regardless of whether the scientific or mythological fiction base is being used.
The Heuristic Functions of fantasy in general were among the first to be observed.
This is also backed by the discussion of problems with communication and understanding, which can be seen in colorful contrast to the highlighted situations of meeting of different civilizations, cultures and societies that belong to different worlds, planets, strata or layers of reality - in this sense, the well-known TV series «Star Track» becomes the embodiment of the universal hermeneutic project as it purposefully indicates a potentially infinite attainability of understanding.
The axiology of fiction includes another series of questions that draw the attention to the subtle aspects of working with values.
Properly speaking, there is no such notion as values of fiction, of course - not because it is impossible to estimate the products of fantasy (that is quite possible), and not even because it is impossible to come up with things or ideals, worthy of aspiring no less than ordinary and mundane (this is also feasible, although with an even greater difficulty), but simply because it is impossible to evaluate something that is make-believe: in a sense of combining the perception of some value as a value, worthy of becoming a finite basis of goal-setting, and - at the same time - as an arbitrary convention, that can easily be replaced at any time, or freely given up.
Another thing is that fiction provides a unique opportunity for revaluation of all values (almost according to Nietzsche’s project), or at least for evaluating different versions of the hierarchy of values and preferences.
But in any case, there should be a certain binding to ones or the other values accepted as default, because otherwise it would be impossible to perceive new, unusual and unfamiliar ideas as essential.
The utmost escapism is inevitably related to the main flow of life - the question is always about the desire to escape from something and the destination of running.
However, there are things which one can never get away from - himself for example, - and this turns out to be the most important, the most valuable thing, and that is what one has to deal with in the long run, but in order to find this balance, everything has to be checked for strength and sustainability - as well by the means of fiction.
Of course, the diversity of aspects of fiction capabilities listed above is in no way exhaustive.
At least two relatively autonomous aspects are worth mentioning separately, as they are distinguished on other grounds.
The social aspect of science fiction - and probably the most significant behind its limits - is primarily associated with the expression and comprehension of the ideals of social order (directly and primarily in the form of various utopias and anti-utopias - respectively, the positive and the negative), and also provides the development of the future, with a reinterpretation of the past (alternative history), with recovery of the socio-cultural condition of the world and forming human relationships, not to mention overcoming xenophobia and tolerance development.
For example, Rorty highly appreciates the role of fantastic experiments carried out in the novels of George Orwell, which help to understand the nature of a man, the formation of the modern concept of a fair society and avoidance of violence.
By the way, the heated debates on the program of so-called gender studies elegantly complement the fictional models of societies, cultures and civilizations, built on a completely different (from what we are used to) principles: it is not just about the possibility of existing of other life forms (in one case - the androgynous, and in the other - proclaiming and accepting dominance of homosexual contacts over heterosexual), but also more exotic ways of existence - the robots, for instance, which also happen to be discriminated like women, blacks, gays, children and other peculiar characters.
Anyway - fiction is indispensable in demonstration of the fundamental conditionality of all forms of human interaction, even if it reproduces the steady absoluteness of the required functions.
Finally, we could also mention the ability of fiction to act as an emphasized workaround, as a form of Aesop's language, which allows to disguise ideological and political journalistic statements for works of art avoiding censure, if such products in fact, do not belong to the fiction itself in a quite indirect way.
The discursive aspect of fiction is primarily associated with the means of its realization and perception.
The main question is what conditions and assumptions are necessary for the existence of fiction as purely fantastical, not accepted as a brazen lie, that is, or an attempt to mislead or a story about reality.
After all, fiction is also expressed with initially limited means (ordinary language - minimally modified, or built up); the fact that these means are certainly excessive (realities, concepts, constructs, concepts...); on the one hand, fiction works are unlike purely formal search experiments of avant-garde and modernism, and on the other hand, from the popular science literature, support the delicate balance of subtle contrasts of the usual and unusual, explicable and wonderful, traditional and new, natural and artificial...
For example, the metaphorical transfer is often used inversely, if the standard step is to compare technical progress with natural or magical, the device of reverse provides a unique effect.
Thus fiction forms, constantly reproduces and maintains a special horizon of expectation in the space of the absence of the true/false opposition, in other words, creates new evidence with the help of the self-extracting code and its reader, who has a taste for such a recoding and other similar intellectual procedures.
The subject-indicating focus of language means is transformed by the means of fiction discourse in the functioning process into subject-projecting, the goal of which is to reveal the unprecedented.
Thus, science fiction acts as discursively embodied means of literature and/or visual arts (painting, drawing, sculpture, movie...) as something given, represented, described, but nonexistent, but real and materialized at the same time - unlike, abstract art for instance.
The peculiarity of the fictional in this sense is mostly defined by separation from the rest and self-restraint, by the act of mental balancing in testing the different types of discourse.
The most widely open and extremely pointed (though, again, not to a radical break) fiction discourse becomes the generative source for filling the gaps in lacunae, detected in the accepted discourse or the worldview.
Fiction is attractive due to its invincible variety; it opens new conceptual space and carries away to an amazing, wonderful, mysterious, unknown, unusual, supernatural and going beyond the limits.
Like a mental experiment in physics (Maxwell's demon, Schr;dinger's cat, Einstein’s elevator) fantasy provokes construction of unexpected concepts in other sciences, including a collection of imaginary constructs that have numerous applications - the imaginary logic of Vasilyev, the unspeakable communities and imaginary social institutions.
But this goes far beyond science, of course, - Tolkien's epic "The Lord of the Rings" for example, could easily be interpreted as a full-fledged version of a modern esoteric doctrine.
At the attempts to locate science fiction into a tight conceptual grid it often happens that all the definitions fade and moreover blur the stereotypical schemes of perception and thought.
Science fiction fans are well aware of the harm which "science-fiction mass consumption products" do to this genre.
Heroes there are substituted with schemes (even super-schemes), supermen with crystal-clear and empty soul.
With stagy ease these "heroes" use their abilities in time and space, unlimited even by common sense.
Cinematography did not go far beyond from the publishers in this sense, making new "supermen" and new "star massacres" rich with dynamics which are made at a really fantastic technical level.
Therefore, the appearance of such work as a novel by Andrey Demidov "The Natotevaal Recruits" should become a significant, and even iconic event not only in the paradigm of fiction, but of the literary process in general.
Why are we talking about literature in general in this case?
Because literature is always a non-fictional (and sometimes distorted) reflection of the present.
But can we say that works of fiction genre reflect the future?
No, we cannot.
The present is refracted and repeated in a special form in them.
The future - is just a prism through which science fiction writer considers his time, his contemporaries. However, this prism still allows the readers to see features of future in the present.
That is why we can confidently say that fiction helps a person in a world, that is changing with tremendous speed, especially nowadays, when the rate of change has dramatically increased, and all these changes can be both beneficial as well as threatening to the mankind.
Fiction, that describes possible changes, prepares a person for a real change and helps either to adjust to it or to change oneself.
But are these changes of human nature really needed and are they possible?
We live in a world, predicted by science fiction writers decades ago.
Andrey Demidov’s protagonists live in a world, the suppositions of which we are making today, the premises of which we can see even now.
It is a world in which the most formidable predictions of science fiction writers and futurists have come true.
A world, in which nuclear weapons have been brought into play, killing millions of people and a world, where the survivors envy the dead.
This is a world where Christian and Muslim civilizations meet in a deadly combat, a world in which tolerance and liberalism have been completely refuted.
This is the world where the danger of physical, intellectual and moral degradation of the mankind as a whole - is an obvious fact, the everyday reality of life.
Essentially, it is a world without a future.
Andrey Demidov’s heroes do not even get a chance to think about the future.
They have other problems to deal with.
Their past is war, their present is war, and their future - mysterious, enigmatic and unknown - will most likely result in war.
War - is the occupation of the novel's characters.
They are fighting for their race, their land, their families, but by chance they will have to take part in battles of a totally different level.
In childhood, joyfully shooting the space fleet of "the evil empire" on cheap game consoles, the novel's characters naively believed that monstrous plans of "Star Wars" would be carried out somewhere far away from Earth and certainly never dreamed of being at the forefront of these space wars, but soon... In a while they are going to find themselves taking part in a totally different war:
“Getting out from a pile of floppy disks and coils of a collapsed rack of the archive, Whitehouse was anxiously listening to the established silence.
The emitter of «Das Rhein» was quiet.
Mackliff was pottering about nearby, "Yes, it has been a long time I was hit in the face like that..."- he said, letting trickles of blood pour into the weightlessness down his smashed nose.
The speaker of internal communication rustled again:
- ‘Das Rhein’ calls up ‘Independence’, ‘Das Rhein’ calls up ‘Independence’.
Raumwaffe Colonel Manfred von Conrad speaking...As a result of penetration of a cumulative rocket, depressurization of all compartments has occurred. I beg permission to move to your Shuttle.
Whitehouse approached the microphone as quickly as it was possible:
- Yes, hurry up. We will open the lower gateway.
German astronauts appeared in ten painfully long minutes.
Covers of cadmium suits were torn apart; glass of pressure helmets was smoke-stained, identification badges looked faded.
Their eyes were empty, staring at one point. Their faces looked like the astronauts have just returned from the underworld. There were four of them, Colonel von Conrad, Navigator Eichberger and board gunner Hoffman, who was laid next to the fourth, Matthias Leiseheld, whose body was inside a funeral package with a small black-and-red-and-yellow flag pinned to the chest.
He was killed when one of the missiles hit the emitter tower.
- Well, what do we do now? - Eichberger asked gloomily.
- Allah Akbar. That's what. - Von Conrad looked up at his Navigator with his dull eyes, reddened from capillary bleeding, and brushed the edge of his hand across his throat.
A game of this self-confident giant with legless midgets went on for several minutes, after which the remaining Stergs were turned into rubble with a few exact salvos.
- Now, that’s what I call real war! - Von Conrad broke the deathly silence and clapped his hands. - Bravo, Swertz.”
Soon the soldiers from Earth will become space soldiers, the recruits of Natotevaal, and the victory or the defeat of the space race, for which they have decided to fight, will depend only from them.
This is where the author gets a chance to study human psychology and behavior in new, seemingly improbable situations.
Heroes will act in a new reality for them, which is hard to perceive, even in terms of technology - even though the author smartly describes all the technical details, they are not presented as a contrived conglomeration of terms, although composed in the form of a document:
“Digital Coded Telegram NO5
To:
Commander of the "Independence VH-O" group,
Captain-Commander
yagd Audun Tskugol.
Regarding the raider "Krovur":
During the battle for Terhoma in the Blue Plume area, sector A55S00; sub-sector 354 the following features of the raider "Krovur" were detected;
- The raider is a plate-shaped aircraft with two modes: cruiser and combat.
-in cruiser mode its body is solid, has a radius of 4.7 Krs and an average thickness of 1.01 Kr.
-in combat mode, a remote cabin separates from the central part of the body, leaving a 2.1 Kr radius void and the raider turns into a toroidal body.
At the time of the fight its cabin, which is a standalone warship moves away at a safe distance.
About ten objects get separated from the main body simultaneously; they most likely perform the repeater functions of the cabin because a variety of interference and communication blocks are commonly used in combat.
-Repeaters, due to their small size are survivable against the enemy; they line up in a chain which connects both parts of "Krovur".
-experts believe that the ‘swarming fly’ maneuvers are only possible due to a radically new type of engine, different from the megrasine ones.
"Krovur" probably has gravitational driving force, which is two or more artificial groups, asynchronously rotating inside the computer by thickening the rim, which is no more than a looped-through accelerator channel.
This allows "Krovur" to change the direction of the flight instantly, along and across its body, which is almost unattainable for our "cigar-shaped" vessels.”
However, the scientific and technical achievements, no matter how incredible they are, do not cancel or devalue human emotions and qualities - the duty of friendship, loyalty, personal courage and honor - these feelings are eternal and timeless. The strength of these feelings will be time-proved, and it will depend only on the hero whether these tests will end up with victory of the spirit or shame.
Therefore, when we read the list of the fallen Natotevaal recruits, we see an eternal granite plate in front of our eyes with names of the heroes of the Second World War, and this feeling is intensified with a Russian name of one of the characters:
"Here rest:
Jean Batiste Dunois,
George Fujieka,
Wolf Lauer Hoffman,
Otto Franz Eichberger,
Mathias Leiseheld.
And the soldiers of Natotevaal:
Richard Aydem,
Alexander Vladimirovich Dybal.
God bless their souls,
And the souls of all the commandos from Earth,
Who have fallen in Natotevaal.”
A detailed analysis of various aspects of science fiction as a phenomenon of literature and philosophy, that precedes the story about the novel of A.Demidov was not accidental.
This novel, written over ten years ago, not only did not lose its sharpness and relevance, but, on the contrary, is intended to be a significant milestone for all intelligent readers.
For all those who are still interested in secrets of space and the dual and contradictory role of scientific progress in modern society, and feelings of the characters who undergo the hardest tests of courage, devotion to duty and humanity.
Moreover, the novel "Chronicle of Natotevaal" has the potential to become a cult product for fans of science fiction - it is imbued with romance of heroism, great sense of humor and it is literally impossible to break away from reading it.
But, nevertheless, the novel is anything but entertaining light reading: the author raises complex issues of science, politics, philosophy and moral before his heroes and the readers.
In the tradition of the best works of fiction of the 20th century, Andrey Demidov reveals the unknown in his novel, something that might either happen tomorrow or will never happen at all.
The author clearly highlights the difficulty of the way to complex, unknown future - it is a long and difficult path, with mistakes and defeats on the way; and the victory will not be easy, but endured, with a promise of new ways and new challenges.
To many of the questions posed by Andrey Demidov in the novel "Chronicle of Natotevaal" humanity does not yet have sufficiently complete and convincing answers.
Humanity will search for these answers as long as it exists; it is obliged to, if we want to go forward, not blindly.
Searching through fiction in particular, and the book you now hold in your hands will become a reliable, but demanding assistant, and possibly - your spiritual guide to a modern, distorted world.
Because “imagination - is just a part, although a significant one of what usually denotes reality. Ultimately, it is unknown to which of the two genres - reality or fiction our world belongs”.



10. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАУ «НОВЫЙ МИР – ВОССТАНИЕ ЯГДА КРОПОРА»

Почему человек читает?
Первое – это развлечение и досуг. Второе – необходимость участия в чем-либо, третье – познание, любопытство.
Что является основным конкурентом литературы?
Кино, телевидение, театр и, как ни странно, сама жизнь. Из этого следует, что в литературе, для того, чтобы быть востребованной, нужно хотя бы сравняться со своими конкурентами в развлекательности. И чего состоит развлекательность? Наверно из информации, картинки, звука и их постоянного изменения. Как литературе в этих компонентах развлекательности состязаться с осязаемыми, зримыми и слышимыми конкурентами?
Но как? Что касается информации, тот литература имеет хорошие шансы, но в том, что касается развлекательности, тут возникают сложности. Если мы на киноэкране видим пейзаж, то видим сразу всё. Все подробности. На этом фоне тут же могут действовать герои. Глаз видит, ухо слышит. Информация сжата и достаточна. Возможна динамика, возможен захват внимания зрителя. Литература же, сначала должна описать пейзаж, описать то, как выглядят герои, описать их интонацию и выражение ли при помощи символов, нанесенных на бумагу. Это гораздо сложнее. Опишешь мало – действие есть, изображения нет.
Опишешь много – изображения много, действия мало. И если Станиславский восклицал "не верю" при неубедительной игре актёров, то читатель восклицает "не вижу", при недостаточной изобразительности литературного произведения. Поэтому Гёте был сто раз прав, говоря, что "подробности есть бог".
Таким образом, перед автором возникает сложная задача по поиску баланса между временем (читай объемом текста) затрачиваемым на описание предметов и временем, затрачиваемым на описание действия предмета.
Но сам автор виноват. Взялся писать, пиши. Если, конечно, понимаешь, что хорошо, а что плохо. Но, литература далеко не так бессильна и немощна по сравнению со своими конкурентами. Есть нечто, что делает её безусловным лидером. Но что это? Как этот набор букв может быть сильнее огромного экрана и стереозвука кинотеатра, от которого сотрясаются человечьи внутренности?
Оказывается, может. Слово, это, конечно, абстракция, предназначенная для обозначения каких либо вещей и явлений. Сами предметы, описываемые словом, быстро меняются. Пространство вокруг них быстро меняется. И всё-же слово – самое совершенное изобретение человека со времён его появления на планете Земля. Совершеннее орбитальной станции.
Но человек, как часть мира, совершеннее даже слова.



11. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К СБОРНИКУ СТИХОВ «КНИГА СТИХОВ
О ПРИРОДЕ, ИСТОРИИ, ЖИЗНИ И ЖЕНЩИНЕ»

Дорогой читатель!

Искусство — это одно из самых непрактичных вещей в мире. Но, если задуматься, все главные вещи в нашей жизни не практичны. Любовь не практична, нежность не практична, любовь к родине не практична, смысл и справедливость не практичны. Тексты гимнов и рекламных роликов, песни политических певцов, конечно, имеют цену, за них платят правители своими премиями и возможностью собрать стадионы слушателей, возможностью тиражировать свои авторские гонорары. А поэзия народная, не имеющая друзей-олигархов, порой вредная для них, не практична. Какой прок был русскому человеку, сочинившему "Чёрного ворона"? Его имя никому не известно. Песня розошлась тысячами вариантов и стала народной. Писать стихи вообще, самая неблагодарная и странная работа на свете. Не могу представить себе менее значимую для жизни профессию и занятие. Даже если все поэты Росии, а их, наверное, 1% от населения, забастуют, никто этого не заметит в течении 10 лет. А если забастуют, к примеру, водопроводчики, то жизнь остановится через несколько часов. Над поэтами смеются, они вызывают жалость и презрение. Голос их тонок и тих, но сила этого голоса иногда безмерна! Подняться над обыденностью, увидеть бескрайность мира, так пугающую простых людей, прожить тысячи жизней, делать что-то большее, чем только исполнять технологии добычи денег и обслуживания своего тела, вот тот наркотик, заставляющий по настоящему писать и становится чудаком. И от этого величие искусства, предоставляющего такую возможность, ещё более сияет!
В этом сборнике есть и частички природа и мгновения истрии и жизни, мысли разных женщин, и поэтому это, наверное, 200 самых непрактичных стихотворений... По моим ощущениям, если поручить компьютеру перевести эту книгу в ноты, то получится, наверное, Пятая симфония Бетховена, особенно в части, касающейся истории. Внимание, не читать натощак и перед управлением автотранспортным средством!
Как я пишу свои стихи? Очень просто — беру 600 000 слов русского лексикона и отбрасываю из них 599 950. Оставшиеся слова и есть стихотворение!

Приятного прочтения Вам...


12. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К СБОРНИКУ СТИХОВ «КНИГА СТИХОВ О МОСКВЕ, СМЕРТИ И ПОЭЗИИ»

Искусство, это одно из самых непрактичных вещей в мире. Но, если задуматься, все главные вещи в нашей жизни не практичны. Любовь не практична, нежность не практична, смысл и справедливость не практичны. Не практичны и эти мои 144 стихотворений и песен, и сама жизнь и Бог. Странно, что самые главные вещи в нашей жизни непрактичны! Чего ждать для стихов... Но от этого только их величие ещё более сияет!
Взлетают ракеты, биржевые строчки делают богатых богаче, политики всё обещают, рушатся и создаются страны, а стихи по-прежднему обладают магией, силой радости и грусти, они живые...

Приятного прочтения...


13. СИНОПСИС К РОМАНУ «НОВЫЙ МИР – ВОССТАНИЕ ЯГДА КРОПОРА»

Действие фантастического романа Андрея Демидова «Новый Мир – восстание ягда Кропора» происходит на Земле в 630 году в Европе, когда старый античный мир разрушен, а новый средневековый только начал формироваться. Самые сильные державы это Византия и Китай, где только что сменилась правящая династия, жив ещё пророк Моххамед, а Руси пока не существует.
В результате не удавшегося восстания нескольких боевых частей космической цивилизации Натоотвааль, с целью остановить глобальную войну в космосе и заняться созданием альтернативной Вселенной, которой угрожает гибель, на Земле оказываются человекоподобные инопланетяне. Их корабль погибает, они не могут использовать в полной мере своё высокотехнологичное оружие, и вынуждены принять обличие торговцев и странников (эта часть событий описана в фантастическом романе «Тайны звенящих холмов», издательство «Грифон» 2014 г.) Задача – найти резервные корабли, покинуть Землю и продолжить борьбу за спасение жизни во Вселененой. Их преследуют каратели Натоотвааля, кроме того между самими беглецами возникает ссора. Часть восставших решает остаться на Земле и погибает, другая часть находит корабль и улетает в космос для продолжения борьбы. Тяжёлый нравственный выбор между эгоизмом и альтруизмом, любовью и долгом, смыслом жизни и удовольствием, преследует героев на фоне пылающего войной европейского континента и Китая 630 года.


14. СИНОПСИС К РОМАНУ «ЗОЛОТАЯ ЛОЦИЯ»

633 год.
В верхнем течении Волги начался процесс этногенеза русского народа. Здесь сошлись славяне, финно-угоры и другие племена, включая норманнов.
Конунг маленькой норманнской дружины Вишена Стреблянин получает от своих давних знакомых – книжника Рагдая и князя Стовова предложение отправится на поиски золотого клада последнего китайского императора династии Тан. В составе клада, кроме драгоценностей, находится таинственный предмет – золотой шар, показывающий поверхность Земли. Несколько союзных племён дают людей для этого похода.
Двигаясь по неспокойной Европе, раздираемой войнами, эпидемиями и стихийными бедствиями, войско Стовова достигает территории современной Франции, и невольно принимает участие в династической борьбе. Однако сокровища династии Тан оказываются в руках короля франков Дагобера.
Но не только люди ищут клад. В составе клада есть часть навигационного прибора – лоция – золотой шар. На ней нём обозначено местонахождение космических кораблей, спрятанных на Земле древней космической цивилизацией в качестве технического обеспечения своей окраинной базы. Потомки этой цивилизации, подняли у себя мятеж, потерпели катастрофу, попали на Землю, и разыскиваются своими властями своей как мятежники. Не имея возможности использовать высокотехнологические устройства, они вынуждены притвориться землянами, и пуститься на поиски лоции, рассчитывая найти корабль. После того, как им удаётся найти лоцию, выясняется, что корабль находится на другом материке, и им предстоит дорога через океан.
Поставленные в одинаковые условия, земляне и инопланетяне не слишком отличаются друг от друга. У тех и у других эмоции, порой, оказываются сильнее рассудка, любовь побеждает смерть, а жажда познания побеждает жадность.


15. СИНОПСИС К ПОЭМЕ «КОЛДУНЬЯ МАРЬЯ ЛЕБЕДЬ И ВИТЯЗЬ МИХАИЛ ПОТОК»

Поэма "Колдунья Лебедь и витязь Поток" написана по мотивам интереснейшей эпической новгородской былины Х века о Михаиле Потоке (ударение на первом слоге).
Былина о Потоке – самое значительное по своему объему произведение русского богатырского эпоса.
Действие былины о христианине Михаиле и язычнице Марье, происходит в лесах, населенных язычниками, в Киеве и его соборной церкви, где-то в другом царстве – это поэтический сказ о начале христианства на Руси.
Витязь Михаил Поток из дружины киевского и новгородского князя Владимира – крестителя Руси, влюбляется в колдунью Марью-Лебедь.
Несмотря на грозные предостережения, он женится на ней. После мнимой смерти Марьи он сходит с ней в могилу, выполняя данную ей при женитьбе клятву, и возвращается вместе с ней в мир живых, победив Змея.
Через некоторое время Марья сбегает из Киева с заморским царем Иваном Окульевичем в его далекий торговый город.
Михаил после долгих поисков находит жену, но та его заказываем живым в землю. Спасенный своими старыми друзьями – сказочными животными, Михаил жестоко мстит, убивая Марью, царя и сжигая город.
После этого он соглашается на предложение северного народа княжить над ними, женится на Анастасии, свадьба с которой была сорвана из-за проявления Лебеди.
Повествование о Михаиле и Лебеди ведется от имени колдуна, спасенного автора из заточённая на таинственном острове.
Как в драмах Шекспира, перед нами разворачивается спектакль о любви, предательство, героизме и дружбе. Тяжёлый нравственный выбор всё время требует от героя действий, а от зрителя переживаний и оценок.
Дошедшие до нас версии этой северной домонгольской русской былины, имеет разные композиции, действующих лиц множество вариантов окончания, и из менялись вплоть до времени, когда были записаны в ХVIII веке, и автор предложил свою трактовку, преломленную через призму современности.


16. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ «ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ АФОРИЗМОВ И ОПАСНЫХ МЫСЛЕЙ»

Афоризм — это определение, некая мысль, изложенная кратко и ёмко. Это кирпичик, кластер, понятие, бит мыслительного поля, формирующий сознательное отражение мира. В моём случае — это мысли, не имеющие достаточной поэтичности, чтобы стать стихотворениями, или имеющие слишком больной объём для осмысления, чтобы стать поэмой. Как, например, в случае с моей поэмой «Опричник Иван Грозный», когда разбор понятия «опричнина» вылилось в написание огромной поэмы, заключительная часть которой не была написана из-за громоздкости уже сделанного. Для написания рассказа или даже романа, многих афоризмов хватит вполне, как квинтэссенции, но только кого сейчас удивишь романом о предательстве, или любви по расчёту? Это стало печальной нормой нашей жизни. Вот у аристократии времён Льва Толстого роман о графине легкого поведения Карениной вызвал интерес, и Толстой и Катюшу Маслову придумал и другую легковесную героиню — Ростову сделал ветреной особой. А сейчас… Разве что изнасилование хозяйкой пуделя станет центром внимания на секундочку, или убийство пятилетним ребёнком родителей и всех соседей. Так что к моим афоризмам можно откоситься как к выцветшим фотографиям, или части анимации компьютерных игр, или просто к философскому хламу «погибшей цивилизации СССР».






ОГЛАВЛЕНИЕ

1. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ «КОЛОДЕЦ ВРЕМЕНИ — книга поэм» (книга исторических и сказочных поэм)

2. ПРЕДИСЛОВИЕ К РОМАНУ «ЗОЛОТАЯ ЛОЦИЯ» ОТ «ДОМА КНИГИ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»

3. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ОРДЫ БАТЫЯ НА РУСИ»

4. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «КОЛДУНЬЯ МАРЬЯ ЛЕБЕДЬ И ВИТЯЗЬ ПОТОК»

5. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ОПРИЧНИК ИВАН ГРОЗНЫЙ»

6. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «ВОССТАНИЕ ГЛАДИАТОРА СПАРТАКА»

7. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К ПОЭМЕ «АМАЗОНИАДА»

8. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАНУ «РЕКРУТЫ НАТООТВААЛЯ – ХРОНИКА ВОЙНЫ»

9. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАНУ “The Natotevaal Recruits. War Chronicle”

10. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К РОМАУ «НОВЫЙ МИР – ВОССТАНИЕ ЯГДА КРОПОРА»

11. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К СБОРНИКУ СТИХОВ «КНИГА СТИХОВ
О ПРИРОДЕ, ИСТОРИИ, ЖИЗНИ И ЖЕНЩИНЕ»

12. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К СБОРНИКУ СТИХОВ «КНИГА СТИХОВ О МОСКВЕ, СМЕРТИ И ПОЭЗИИ»

13. СИНОПСИС К РОМАНУ «НОВЫЙ МИР – ВОССТАНИЕ ЯГДА КРОПОР»

14. СИНОПСИС К РОМАНУ «ЗОЛОТАЯ ЛОЦИЯ»

15. СИНОПСИС К ПОЭМЕ «КОЛДУНЬЯ МАРЬЯ ЛЕБЕДЬ И ВИТЯЗЬ МИХАИЛ ПОТОК»

16. ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА К КНИГЕ «ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ АФОРИЗМОВ И ОПАСНЫХ МЫСЛЕЙ»

© Copyright: Демидов Андрей Геннадиевич, 2017
Свидетельство о публикации №117121503328
 

 

Книга стихов о Природе, Истории, Жизни и Женщине