Татуировка
Нам до конца носить с собой
рисунком однотонно-синим
в душе, проколотой судьбой,
наколку с именем Россия.
Россия, синь и отчий дом
по мне б с рожденья - до погоста,
да жизнь мотается клубком
прощаний, встреч и перекрёстков.
Дороги русской маета
известна, как собор в Париже,
но каждая её верста,
ей-богу, автобана ближе.
В него вопрешься по нужде
и понесёт, как ветром птицу:
один конец незнамо где,
другой - отрезан у границы.
Куда-то краски пропадут,
померкнут за мгновенье ока,
лишь до синюшного отёка
распухнет ностальгии зуд.
И не отмыть тот цвет небес,
не выкричать охрипшей глоткой,
не размочить, хоть в горло влезь
бутылки с импортною водкой.
Лишь отмотав бессрочный срок,
клубок распустится верёвкой,
и, как последний узелок,
зажмёт петлю татуировка.
Июнь, 1991. - май, 1992
Мёнхенгладбах
Нам до конца носить с собой
рисунком однотонно-синим
в душе, проколотой судьбой,
наколку с именем Россия.
Россия, синь и отчий дом
по мне б с рожденья - до погоста,
да жизнь мотается клубком
прощаний, встреч и перекрёстков.
Дороги русской маета
известна, как собор в Париже,
но каждая её верста,
ей-богу, автобана ближе.
В него вопрешься по нужде
и понесёт, как ветром птицу:
один конец незнамо где,
другой - отрезан у границы.
Куда-то краски пропадут,
померкнут за мгновенье ока,
лишь до синюшного отёка
распухнет ностальгии зуд.
И не отмыть тот цвет небес,
не выкричать охрипшей глоткой,
не размочить, хоть в горло влезь
бутылки с импортною водкой.
Лишь отмотав бессрочный срок,
клубок распустится верёвкой,
и, как последний узелок,
зажмёт петлю татуировка.
Июнь, 1991. - май, 1992
Мёнхенгладбах
Нет комментариев. Ваш будет первым!