Уважаемые
гости, настоятельно рекомендую перед чтением включать сопроводительную
мелодию под эссе. Поверьте, такое чтение расширит эмоциональный фон и поможет
понять идею автора, её глубину.
Пролог
Меняя шрамы полотна,
в кайму вбивая миг и смерть,
пророчества
плетут Мораи* —
шипят, зрачки сужая,
всё о Судьбе моей галдят:
«Она ему
чужая!»
Так вот,
я сам себе киво́т*!
Свищами память рвёт и рвёт
забытый прошлого ущерб —
стигматы.
За тёмным —
гулкое,
за диким — лютое,
летит,
исторгнутое лоном матери,
рождённое, моё,
отставшее в пути...
Я принимаю нерастраченное.
Огонь в камине разгорелся жарче,
И тени пляшут призраком на стенах.
И вот, раскрылась вся картина ярче,
А кровь пульсирует быстрее в моих венах.
Виденья злые тянут меня в бездну,
И я спешу за ними вне сознанья...*
Горланит хищно ворон на Селену,
блуждая красными глазами, —
он шлёт
послания
и мяса жаждет моих снов,
их кóгтем плоть
спешит вспороть
сакрально...
Боль стылой тиной душу окружала,
стегала* кожу швом,
тайком
кромсала крылья с Алеф*.
Чеканя медный профиль,
в далёкие те крýги обо мне
бродячие шуты слагали саги.
Агатовые небеса крови́ли слоем мести,
багровым солнцем смелость
обнажали,
и не вмещали эхом грома чести,
и покрывала удаль струпы
сердца,
тéла раны.
Дробь по границам слуха рассыпалась,
по жилам тетивы юдоль пласталась...
В урочищах таились имена.
Засовами скрипя, врата смыкались —
там запирали псов,
оскалами охрипших в яри.
Платить я был готов!
Хотеть я не устал!
И по законам страсти,
за всякой жертвой
ценность полагалась...
***
Неукротимый и лихой
меня нёс конь в ночи́,
поводья в пене, а под ним —
трава вскипала стоном горько-сочным.
Нетопыри́*, как херувимы, мчались вдоль.
Вздыхали, крылись в чащах совы...
Уже за краем далей мутных иссякала тьма.
Качая горизонт и пробуя его на вкус,
рождалась золотом заря...
***
А вот и Камелот*!
Цепями спущен мост.
В гербах и вымпелах Парадный вход
гостей глотает.
Знамёна пёстрыми рядами.
Сигналы горна, барабанов бой витает.
Заждались Ланселота в замке у Артура,
знаю!
Его супруга — о, Джиневра!
В честь красоты её турнир! —
(привычным
знаком, краем рта,
мани́т и мной овладевает)
с трибуны чинно
восседает...
Взгляд у неё — причуда неба!
По ямкам на щеках
румянец лихорадит...
Паучьи пальцы
пряность
прошлой буйной ночи
разбирают,
сплетают нечет-чёт,
дыхание моё сбивая
отголоском небывалой вязи...
В движеньях рук её — награда!
В них кара жрицы, прячущей искус;
там
плавность жадных игрищ в полутьме,
приманкой в чреслах — ароматом
влага,
обитель для прикормленного Льва;
соблазн за тесноту огня в телах
прогнутых;
за сумрак шёпота,
за хватку и полёт рычащий плата...
***
Король взмахнул рукой —
началу зрелища сигнал...
Затих набат...
Ворота распахнулись...
Разящий рёв раздался из голодной пасти.
Сверкнув свирепым взором
янтаря,
скакнул, пыль сотрясая,
замер в центре грозный тигр —
его
арена, он во власти!
Вновь лязг привлёк к себе вниманье у прохода:
в стремленьи вырваться на волю,
тяжёлой лапой тень сбивая,
медведь могучий, буйством ослеплённый,
явил себя народу.
Выгуливая хаос на цепи —
он ждал, когда его копьём ужалят...
И тут, в испуге,
из потерявших силу рук Джиневры,
слетает алая перчатка...
Подхваченная ветром, меж зверей упала...
В песке сухом беда вмещалась —
кому её отдать?
кто должен сгинуть в схватке?
Метнулся жребий в тишине...
— Не любят боги слабых! —
улыбкой уколола,
с намёком глядя на меня, Джиневра.
«Или безумствовать в шелках моих герой?» —
оргазм в очах её пылал вопросом.
От возбужденья вспыхнули огнём
мои артерии,
в висках — прожи́л торосов
недоверия!
Чужая принадлежность —
я теперь узнал её.
На подсознании
тупым ножом
царапал кто-то имя Королевы.
Не проронив в ответ ни слова,
к зверям вошёл я за ограду.
Поднялись силуэты монстров.
Их напряжённый ритм
и крóви жажду
в
двух ярдах ощутил...
Но я восстал!
С презреньем усмехнулся:
«Зрите,
вас я
отпускаю!»
Мохнатый замер взмах
и отступили твари...
К собранию вернулся.
Склонился перед Королевой.
— Ваше Величество, вот вещь...
Владейте!
— Едва Вас не сгубила...
Смотрела беспощадно,
ненасытно,
плотоядно.
О, чёрт! Она так искренна со мной была!
— Отнюдь. Сегодня, Королева, Вы меня спасли...
— Я... оценила жест...
Но дрожью звёздное сияние
в прищýре прокатилось...
«Хочу, чтоб ты сгорел во мне!» —
её нутро кричало.
***
Тьма приближала прошлое с грядущим,
сгущая в спальне опьяненье.
Не обуздать ей нарастающее содроганье,
не продохнуть оков дурмана...
Желанье впиться в исступленьи,
в припадке ночь разбавить ядом...
— Ты только не спеши, не надо... —
она просила...
— Я выпью медленно тебя, но жадно...
— Пей допьяна...
Я для тебя вино хранила...
***
Эпилог
О чём шумят пески?
Те помнят — были скалами,
их волны жизни раздробили в камни,
их измельчили и просеяли,
и стали берега песчаными.
Но заискрилась
гранями
в них неочищенная память...
Завершено! Седое небо плачет
Холодными слезами снегопада,
А вывод жизни ничего не значит,
И в этом мире ничего не надо.
Завершено! Опять черёд рассвета,
Но больше не над кем вершить сиянье,
Здесь нет надежд, и веры больше нету,
Закрыта дверь больного подсознанья.
Занесена планета слоем снега,
И время новый ждёт виток разбега...*
*Мораи — это троица ведьм, которые ткут полотно судьбы, и судьба
каждого человека привязана к их полотну, даже судьбы бессмертных. Эти
ведьмы считаются способными перерезать нить судьбы любого человека;
*Киво́т или кио́т (с греч.) — здесь: ковчег;
*Леся Александрова. Отрывок стиха «Из цикла Готические Сны «20 фресок на Средневековье»;
*Стегать — здесь: прошивать насквозь;
*Алеф — первая буква еврейского, арабского, эфиопского,
финикийского алфавитов, она является одной из трёх материнских букв —
три матери: алеф, мем, шин, где мем — основная буква слова маим (вода),
стихии немых рыб; шин — основная буква слова эш (огонь), стихии шипящей;
алеф — обозначает аэр (воздух), стихию среднюю. Однако, это не просто
стихия, но и первое дуновение, логос, знаменующий отход и отпадение от
идеальной и бессмертной божественной незыблемости к активному
творчеству, что влечёт за собой неизбежные ошибки и конечность
существования... Алеф выражает идею единства и начала;
*Нетопыри́ — род летучих мышей;
*Камело́т — легендарный рыцарский замок короля Артура, в котором
находился его Круглый стол, собирались рыцари и где он провёл большую
часть своей жизни. Впоследствии рыцарский замок короля Артура
превратился в мишень для тайных насмешек. Дело в том, что несчастный муж
изменницы Джиневры, зная о её похождениях, не позволял себе опозорить
даму (тем более, собственную жену), разоблачив её слабость, столь
свойственную молодым женщинам;
*Леся Александрова. Ещё один отрывок стиха «Из цикла Готические Сны «20 фресок на Средневековье».