"Единственное сокровище человека - это его память.
Лишь в ней - его богатство или бедность".
Адам Смит
Дочь выходит замуж.
Мне радостно и грустно.
Радостно оттого, что она счастлива.
Грустно потому, что она будет любить кого-то, кроме меня …
- Па, - спросила она меня, - ты что нам подаришь?
Её жених, только что познакомившийся со мной, посмотрел на нее с укором.
Но она лишь рассмеялась и чмокнула его в щечку.
-Ты совсем не знаешь моего папку, - сказала она. – Он у меня добрый и без комплексов. Однажды мы были в гостях у наших хороших знакомых. Все поочередно рассказывали о своих детях, Конечно же, говорили о них только хорошее. А мой отец сказал: «А моя дочь курит». Причем сказал это без всякого осуждения и печали. Как будто похвалил.
- Лиза, перестань, - попросил я ее. – Игорь может подумать, что это я научил тебя курить.
Дочь рассмеялась и теперь поцеловала в щеку меня.
- Игорь догадается, сколько горя принесла тебе эта моя дурная привычка, потому что он такой же враг курения, как и ты. И забудь мой вопрос о подарке. Это я дурачилась. Ты же знаешь, что это мое любимое занятие с детства. Но ты, как отец, первым делом должен был спросить, где и на какие средства мы собираемся жить.
- А разве это неясно? – спросил я. - Жить вы будете в этой квартире, на средства, которые заработаете сами.
- А ты?
Этот вопрос стал для меня неожиданностью: где же я мог еще жить, как не с ними?
И я ответил так же, как и думал:
- Я тоже буду жить здесь. Но, если вы возражаете, я придумаю что-нибудь другое.
Не знаю, что она собиралась сказать по этому поводу, но ее жених Игорь внезапно посмотрел на часы и громко, даже слишком громко произнес:
- Лиз, мы опаздываем на электричку. Гринберг не будет ждать нас на своем катере еще два часа.
- Па! - закричала Лиза уже из прихожей. – Мы едем кататься на глиссере по Клязьминскому водохранилищу! Извини!
Хлопнула дверь, я остался один .
Чтобы избавиться от этого тягостного одиночества, я взглянул на красивую женщину в белом платье, которая улыбалась мне с фотографии на стене, и сказал ей:
- Ну, вот видишь, Вера, и наша Лизонька выходит замуж. Ты рада за нее?
Своей улыбкой она ответила мне, что рада …
Моя жена Вера погибла, когда Лизе было два с половиной годика.
Она работала стюардессой в компании «Аэрофлот».
Это был ее первый рейс после декретного отпуска. Она была так счастлива, что вновь выходит на работу …
Утром мы вместе отвели в садик Лизу. Потом она поцеловала меня в щеку, рассмеялась, увидев там помадные отпечатки своих губ, и принялась оттирать их белоснежным платочком с логотипом «Аэрофлота». Затем запрыгнула в автобус и махнула мне рукой. А я пошел к себе в школу, чтобы учить подрастающее поколение российской словесности.
Вечером мне позвонили…
Сухой мужской голос сообщил мне, что сегодня в пятнадцать часов двадцать три минуты на подлете к Хабаровску разбился авиалайнер ТУ-154, выполнявший рейс Москва – Южно-Сахалинск. Потом мужчина сделал паузу, видимо, для того чтобы собраться с духом и изменить тональность своего голоса на более теплый и печальный, и, сказав, что все пассажиры и экипаж погибли, выразил мне свои соболезнования .
С тех пор мы живем с Лизой вдвоем.
Вернее, жили …
Теперь она выходит замуж, и наша жизнь меняется…
Кардинально, как любят говорить политологи, психологи и сексологи. То есть те, кто знает великий русский язык в узких рамках своей профессии.
О том, как изменится привычный уклад моей жизни, меня не волнует. Лишь бы моя дочь была счастлива, и так же внимательна к людям, как и раньше. Это ведь огромная радость , когда ты любишь окружающий тебя мир и людей, которые живут в нем.
И тут я поймал себя на мысли, что я так и не узнал, а чем же занимается Игорь, и решил спросить об этом Лизу, как только она вернется домой.
Она приехала с прогулки поздно, усталой и, как мне показалось, чем-то раздраженной. На мой вопрос она ответила кратко:
- Он – предприниматель.
И тут же ушла к себе за ширму и легла спать.
И я так и не узнал, каким же видом предпринимательства занимается ее жених.
Но вскоре Игорь стал появляться у нас со своими друзьями, которые, как я понял, были его партнерами по бизнесу. Они оживленно, а иногда на повышенных тонах обсуждали свои проблемы, и я понял, что объектом их предпринимательства является устройство автомобильных парковок в Москве.
У меня никогда не было машины, и даже не предвиделось, что она у меня будет, поэтому дело, которым занимался Игорь показалось мне слишком мелким для его ума и имиджа.
Но долго думать об этом мне не пришлось, заботы о приближающейся свадьбе заполонили меня полностью.
Отметили мы это событие очень скромно. В полдень на двух машинах поехали в ЗАГС. Лиза была в новом белом платье, но пышного наряда невесты оно не напоминало. У него не было главного свадебного атрибута – фаты, и Лиза выглядела в нем, как школьница, идущая на свой выпускной бал. Игорь выглядел более респектабельно в своем черном смокинге и ослепительно белой рубашке с галстуком-«бабочкой».
Гостей было совсем немного: трое друзей жениха и две подруги невесты, Родители Игоря приехать на свадьбу не смогли, так как находились в длительной зарубежной командировке. Они оба были инженеры-атомщики и строили АЭС в одной из стран Ближнего Востока.
Зато они сделали молодым отличный подарок: почти новый автомобиль «Мерседес», который уже три года стоял без дела в их гараже в Дубне.
По дороге в ЗАГС я задумался и о своем подарке. Денежных накоплений у меня не было, так как из школы я ушел сразу после того, как начала рушиться наша, привычная мне, система образования, и с тех пор работаю сторожем в магазине компьютерной техники. Не знаю, почему его хозяин держит меня там, так как магазин поставлен на автоматизированную охрану, но я ему за это очень благодарен, потому что смену провожу в теплом помещении, а ночью даже имею возможность поковыряться в Интернете.
Зарплата, правда, у меня совсем маленькая, но я уже два года получаю пенсию и к тому же занимаюсь репетиторством. В микрорайоне нашей школы еще помнят об учителе словесности Соснове, и родители, которых я когда-то учил, приводят ко мне своих детей.
Всю дорогу к Дворцу бракосочетаний и обратно я мучительно думал о том, что же мне подарить молодоженам.
А решение пришло совсем неожиданно, когда мне уже за столом в ресторане предоставили слово.
- Дорогие, родные мои дети! – сказал я, поднявшись с места с бокалом шампанского в руке. – Поздравляю вас с началом такой непростой, но счастливой поры вашей жизни! И в этот радостный для вас день позвольте мне сделать вам подарок. Я дарю вам самой ценное, что еще осталось у меня – мою библиотеку. Я собираю ее со студенческих лет, и в ней есть книги, которые можно считать раритетом. Но не это главное. Книга, вообще, - это…
- … это лучший подарок на все случаи жизни! – раздался голос кого-то из гостей, перебивая меня.
Этот выкрик был слегка насмешлив, а для меня он вообще прозвучал издевательски, и у меня тут же созрело еще одно смелое решение.
- А вдобавок к библиотеке я дарю вам, дорогие молодожены, свою квартиру. Живите в ней счастливо и произрастайте детьми!
Сначала за столом наступила мертвая тишина, которую нарушил упавший голос Лизы:
- Па, а как же ты?
- А я еду жить в деревню, где родился и вырос. Мечтал об этом
с давних пор, а теперь вот в Москве меня ничего не держит…
Раздались аплодисменты, но и они показались мне не совсем искренними …
В родительском доме, находившемся в глухой деревеньке Смоленщины, я не был с тех пор, как в один и тот же год похоронил отца и маму. Мои друзья, оставшиеся там жить, писали мне, что дом стоит заколоченным, но соседи присматривают за ним и ждут меня в гости.
Я собрался в дорогу скоро, с одним чемоданом, в который уложил лишь две смены одежды и постельного белья и несколько дорогих для меня книг.
Лиза, которая пришла вместе с мужем проводить меня на вокзал, посмотрела на мой скудный чемодан и сказала сквозь слезы:
- Па, если тебе что-то понадобится, звони. Теперь у нас есть машина, и мы привезем все, что тебе нужно.
Из Смоленска я добирался до своей деревни более трех часов, с двумя пересадками. Когда через мутные стекла старенького автобуса я увидел вдалеке знакомые избы у окраины леса, сердце мое зашлось от светлой печали и воспоминаний о счастливом детстве.
Я прошел по совершенно пустой улице к околице, где стоял наш дом и не узнал его. Он будто врос в землю, покосился и мертво смотрел на меня сквозь щели заколоченных окон. Дорожка к крыльцу заросла бурьяном, забора и ворот не было совсем, и я, поставив чемодан у ног, долго стоял на дороге, думая: а как же я буду здесь жить?
И вдруг я услышал за спиной приветливый голос с доброжелательной смешинкой:
- Что, вернулись в родные пенаты?
Я обернулся и увидел перед собой невысокого мужчину в наброшенном на плечи городском пиджаке. По его одежде, говору и употребленному в речи слову «пенаты» я догадался, что он не из местных старожилов.
- Меня зовут Александр Михайлович, - представился он, - но все жители деревни кличут меня просто Михалычем.
- А меня можете называть, в таком случае, просто Петровичем, -улыбнулся я.
- Вот и прекрасно, - сказал мужчина, протягивая мне руку. – Думаю, что расконсервировать вашу избу мы сегодня до ночи не успеем, так что прошу вас к себе. Отдохнете, переночуете у меня, а с утра приступим к работе. А я еще кое-кому позвоню, скажу, что сын Петра Соснова вернулся, так что уверен: завтра половина села на подмогу соберется.
- А вы откуда узнали, что я сын Петра Соснова? – удивленно спросил я.
- Любопытен я с детства, Петрович. Где бы не жил, а судьба меня по все стране помотала, везде тянет меня узнать все об истории этого места и его людях. А твое родное село, вообще, историей богато. Вот и рассказали мне сельчане, что в этой брошенной избе жил когда-то учитель Петр Степанович Соснов со своей женой, тоже учительницей. В двадцать один год твой отец стал директором школы, а когда началась война, ушел вместе с женой в партизаны. Руки там лишился, но вернувшись, отстроил сожженную школу, почти самолично, так как мужиков в деревне было всего двое: он и безногий Родя Кулиш, бывший саперный лейтенант. Правда, бабы тоже по домам не отсиживались, помогали, как могли, но поднял их на это твой отец…
За этим разговором мы пересекли наискосок улицу, и очутились у красивого дома с резными наличниками.
- Вот здесь я и живу, - сказал Михалыч. – Совсем один. Жена умерла три года тому назад, а дети уже свои семьи и дома имеют.
Потом он усадил меня за стол и угостил ужином: холодным квасом с медом, блинами и домашним творогом.
Он предложил отметить мой возвращение и наше знакомство чем-либо более существенным, но я отказался:
- Извини, Михалыч, не переношу спиртного даже на дух. Видно, так меня родители воспитали.
- И правильно сделали, - поддержал меня хозяин. – Я тоже не пью, а держу эту отраву только для тех, кто без нее уже не может. Есть у нас в деревне такие. И скажу тебе, немало их. Они завтра точно на круг придут. Не столько помочь, как выпить.
После ужина мы прошли в горницу. И тут я понял, кем был мой новый знакомый: над кроватью висел большой портрет летчика в боевом обмундировании.
- Да, ты видишь здесь твоего покорного слугу более тридцати лет тому назад, - сказал Михалыч, уловив мое внимание к снимку. – Это я уже после Афгана, командир авиаполка. Потом – пике на «СУшке», год госпиталей и … отставка. Ты какого года рождения?
- Сорок пятого.
- И я тоже. Давая нам тогда жизнь, наши родители думали так: «Вот и закончилась эта страшная война, и других быть не должно. Весь мир теперь научен не убивать друг друга, а потому дети наши будут жить спокойно и счастливо». Но вышло не так ... Самому пришлось воевать, а теперь за детей и внуков своих боюсь.
- А они боятся?
Михалыч грустно улыбнулся:
- Не знаю, хорошо это или плохо, но они об этом не думают. То ли не хотят думать, то ли не успевают в своей суетной жизни …
Михалыч постелил мне в маленькой спаленке, из которой я еще долго слышал, как он обзванивает своих знакомых и приглашает их придти к нему на следующий день.
Через две недели после приезда в Сосновку я обосновался в родительском доме. Местные умельцы обустроили его отменно. Мебели особой мне было не надобно, только кровать да стол, и все против этого не возражали, сосредоточившись на одном: как бы в эту зиму я не замерз. А потому переложили старую русскую печь, а уж после того, как она запылала весёлым огнем, устроили мне новоселье.
Для него даже двор мой оказался тесным, и накрыли сельчане столы прямо на высоком берегу реки Светы.
Но праздники новоселья прошли как-то быстро, а потом пришли будни, которые оказались для меня очень трудными, потому что я уже давно позабыл, какая она, сельская жизнь, прожив столько лет в столице нашей Родины Москве.
Бытовые сложности особо не досаждали мне, так как я быстро научился готовить пищу из полуфабрикатов, которые покупал в неплохом сельском магазинчике, вопрос со стиркой белья и личной гигиены тоже решился просто с помощью моего нового друга, имевшего стиральную машину и прекрасную баньку в огороде.
Донимало меня, в основном, безделье.
Сначала Михалыч пытался вовлечь меня в сельхозработы по выращиванию овощей и разведению домашней птицы, но убедившись очень скоро, что я начисто утратил крестьянские навыки, оставил эту благую затею.
Но однажды он пришел ко мне торжественный и важный, впервые за все время нашего знакомства одетый в военную форму.
- Собирайся, - приказал он мне без всяких объяснений. – Хватит закисать в теплой хате на сытных харчах.
Следуя его примеру и ни о чем его не спрашивая, я тоже оделся во все лучшее, что у меня было, мы вышли на улицу и пошли по недавно выпавшему снегу по направлению к центру.
- Может, зайдем сюда? – спросил я Михалыча у магазина, предполагая, что нас пригласили на какое-то семейное торжество.
- Не надо, - коротко бросил он и свернул в узкую улочку, взбегавшую в горку.
И тогда я понял, что мы идем в школу. Она стояла на самой высоком месте села и, хотя не отличалась ни своими размерами, ни архитектурой, бросалась в глаза с любой его точки.
На её крыльце, обметая обувь от снега, я подумал, что Михалыч, наконец, скажет, зачем мы пришли сюда, но он по-прежнему был молчалив и сосредоточен.
В узком коридоре нас встретила директор школы, пожилая невысокая женщина в накинутом на плечи пуховом платке. Мы уже были знакомы с нею, так как она присутствовала на моем новоселье и я знал, что ее зовут Нина Павловна.
- Заходите, раздевайтесь у меня, - пригласила она нас в свой кабинет. – Ребята уже собрались, ждут вас в актовом зале.
Когда мы зашли в в обычную классную комнату, которую директор назвала почему-то актовым залом, я понял отчего в школе было так тихо. За столами сидело не более двадцати учеников, вставших при нашем появлении.
- Это весь наш контингент, - объяснила Нина Павловна, заметив мое удивление. – Мы теперь считаемся малокомплектной школой, работаем последний год. Потом все наши дети будут ездить за знаниями в районный центр, за десять километров отсюда.
- Ну, это мы еще посмотрим, - отозвался Михалыч. – В сорок пятом в школу пришло всего десять учеников, но никто не подумал ее закрывать.
Нина Павловна взглянула на него с недоверчивой улыбкой и обратилась к школьникам:
- Ребята! Сегодня мы открываем музей нашей школы и пригласили сделать это сына ее первого директора. Его зовут Сергей Петрович Соснов, он когда-то тоже учился здесь, а сейчас вернулся в родные места из Москвы, где работал учителем.
Она прошла к стене, зашторенной розовым материалом, который поддерживала красная лента, и протянула мне ножницы:
- Сергей Петрович, разрежьте, пожалуйста, эту ленточку,
Я щелкнул ножницами, розовое покрывало упало на пол, и первое, что бросилось мне в глаза, был большой портрет моего отца, с широкой улыбкой смотревшего на всех нас …
После экскурсии по музею, которую с блеском провел Александр Михайлович, рассказав всю историю школы, мы вновь прошли в кабинет директора.
- Ну вот, Петрович, - обратился ко мне мой друг. – Теперь тебе не придется скучать. По инициативе сельской общественности, приказом директора школы, ты назначаешься заведующим школьным музеем. Правда, пока на общественных началах, но когда слух о нем пройдет по всей нашей области, а потом, я уверен, и по всей Руси великой, ты будешь получать за свою работу соответствующее вознаграждение. А сейчас перед тобой стоит задача пополнить наш музей новыми экспонатами. Я думаю, что в твоем богатом семейном архиве есть, что показать народу…
Я вернулся домой взволнованным и растерянным.
То, что сегодня произошло со мной, казалось, перевернуло всю мою устоявшуюся жизнь и заставило меня глубоко задуматься о прожитых годах и о времени, что еще предстояло прожить.
Осматривая в музее фотографии на стене, я увидел на одной из них маленького мальчика с удивленными, широко открытыми глазами, которого вел по улице человек без одной руки…
Этим мальчиком был я …
На следующий же день я выехал в Москву.
Я был намерен забрать весь наш семейный архив, который действительно был очень богатым, и, вернувшись в деревню, немедленно приступить к работе в музее.
Я не стал предупреждать молодых о своем визите и даже хотел сделать им сюрприз, открыв дверь квартиры своим ключом, но поднявшись к ней, обнаружил, что не только замок, но и сама дверь были заменены.
Я позвонил, и голос Лизы недовольно спросил;
- Кто там?
Не зная, что ей сказать, я промедлил с ответом, и Лиза, вероятно, посмотрела в глазок. Дверь неожиданно широко распахнулась, и моя дочь бросилась мне на шею, радостно закричав:
- Папка, ты откуда?
Она затащила меня в прихожую и расцеловала.
И тут я ощутил, будто я нахожусь в совершенно чужой квартире.
Раньше, по обеим стенам прихожей до потолка стояли книжные шкафы, забитые книгами, так как в единственной нашей комнате они уже не помещались. Теперь же стены были оклеены красивыми обоями, а у входа помещался современный шкаф для одежды с огромным зеркалом.
Войдя в комнату, я увидел там то же самое: в ней не была даже намека на мою огромную библиотеку.
Я хотел уже задать Лизе вполне естественный вопрос о том, куда же делись книги, но тут с балкона вышел Игорь.
Он тоже радушно обнял меня, впервые обратившись ко мне как к родному человеку:
- Отец, вы почему не позвонили нам о своем приезде? Я бы встретил вас на вокзале.
Он придвинул мне роскошное кожаное кресло и сказал:
- Лиз, принеси нам чаю и что-нибудь вкусненького. Отец, вероятно, ничего не ел с дороги.
Мой вопрос, волновавший меня с момента появления в этой квартире, прозвучал, наверное, весьма неуместно на фоне такого радушного приема:
- А где же библиотека?
Лиза, совсем не смутившись, присела рядом со мной и обняла за плечи:
- Па, ты понимаешь, мы отвезли книги на дачу к друзьям. Мы ими совсем не пользуемся, ведь сейчас можно получить любую информацию по Интернету, а места они занимают столько, что о самых необходимых удобствах и подумать нельзя.
Я уже собирался спросить, где же находится дача этих друзей, но тут раздался голос Игоря, четкий и сухой:
- Лиз, не надо обманывать отца… Мы пытались подарить ваши книги библиотеке и даже составили по их просьбе полный её каталог, но нам сказали, что в такой литературе они большее не нуждаются. Поэтому мы были вынуждены сдать книги в макулатуру. Вы должны понять нас: через пять месяцев у нас ожидается прибавление семейства, и нам надо создать условия для того, чтобы ребенок рос и воспитывался в нормальных условиях.
Игорь всегда говорил аргументировано и четко, и у меня даже язык не повернулся, чтобы возразить ему. Я лишь сумел спросить:
- А наш семейный архив? Вы сохранили его?
- Конечно! – закричала Лиза.
Она открыла дверцу роскошного серванта, занимавшего всю стену, и достала оттуда толстый фотоальбом с бархатной обложкой.
- И это всё? – потерянно спросил я.
- Да, это все, - тихо ответила Лиза. – И еще одна дедушкина медаль. Их, я помню, было много, но почему-то осталась одна…
Я вернулся к себе на следующий день.
Падал снег, мела поземка…
Автобус из райцентра отменили, и я отправился в деревню пешком.
Уже темнело, когда я, уставший от трудной дороги и тяжелых мыслей, увидел издалека редкие огни моей деревни, и в душе моей шевельнулось что-то теплое и даже радостное…
Поравнявшись с сельским кладбищем, я свернул туда и пошел по глубокому снегу вглубь него, где за невысокой оградкой стояли две одинаковые пирамидки с красными звёздами наверху.
Я остановился, снял шапку и и поднял глаза к небу. И где-то там, высоко – высоко, я увидел Их.
Отца, протянувшего мне свою единственную руку, и маму, бегущую к нам по летнему лугу…
Они были совсем рядом со мной, живыми и веселыми, и я сказал им, как живым, задыхаясь от счастья и горя:
- Здравствуй, отец …
- … Здравствуй, мама …
- ... Простите нас …
[Скрыть]Регистрационный номер 0406963 выдан для произведения:Свадебный подарок.
"Единственное сокровище человека - это его память. Лишь в ней - его богатство или бедность".
Адам Смит
Дочь выходит замуж.
Мне радостно и грустно.
Радостно от того, что она счастлива.
Грустно потому, что она будет любить кого-то, кроме меня …
- Па, - спросила она меня, - ты что нам подаришь?
Её жених, только что познакомившийся со мной, посмотрел на нее с укором.
Но она лишь рассмеялась и чмокнула его в щечку.
-Ты совсем не знаешь моего папку, - сказала она. – Он у меня добрый и без комплексов. Однажды мы были в гостях у наших хороших знакомых. Все поочередно рассказывали о своих детях, Конечно же, говорили о них только хорошее. А мой отец сказал: «А моя дочь курит». Причем сказал это без всякого осуждения и печали. Как будто похвалил.
- Лиза, перестань, - попросил я ее. – Игорь может подумать, что это я научил тебя курить.
Дочь рассмеялась и теперь поцеловала в щеку меня.
- Игорь догадается, сколько горя принесла тебе эта моя дурная привычка, потому что он такой же враг курения, как и ты. И забудь мой вопрос о подарке. Это я дурачилась. Ты же знаешь, что это мое любимое занятие с детства. Но ты, как отец, первым делом должен был спросить, где и на какие средства мы собираемся жить.
- А разве это неясно? – спросил я. - Жить вы будете в этой квартире, на средства, которые заработаете сами.
- А ты?
Этот вопрос стал для меня неожиданностью: где же я мог еще жить, как не с ними?
И я ответил так же, как и думал:
- Я тоже буду жить здесь. Но, если вы возражаете, я придумаю что-нибудь другое.
Не знаю, что она собиралась сказать по этому поводу, но ее жених Игорь внезапно посмотрел на часы и громко, даже слишком громко произнес:
- Лиз, мы опаздываем на электричку. Гринберг не будет ждать нас на своем катере еще два часа.
- Па! - закричала Лиза уже из прихожей. – Мы едем кататься на глиссере по Клязьминскому водохранилищу! Извини!
Хлопнула дверь, я остался один .
Чтобы избавиться от этого тягостного одиночества, я взглянул на красивую женщину в белом платье, которая улыбалась мне с фотографии на стене, и сказал ей:
- Ну, вот видишь, Вера, и наша Лизонька выходит замуж. Ты рада за нее?
Своей улыбкой она ответила мне, что рада …
Моя жена Вера погибла, когда Лизе было два с половиной годика.
Она работала стюардессой в компании «Аэрофлот».
Это был ее первый рейс после декретного отпуска. Она была так счастлива, что вновь выходит на работу …
Утром мы вместе отвели в садик Лизу. Потом она поцеловала меня в щеку, рассмеялась, увидев там помадные отпечатки своих губ, и принялась оттирать их белоснежным платочком с логотипом «Аэрофлота». Затем запрыгнула в автобус и махнула мне рукой. А я пошел к себе в школу, чтобы учить подрастающее поколение российской словесности.
Вечером мне позвонили…
Сухой мужской голос сообщил мне, что сегодня в пятнадцать часов двадцать три минуты на подлете к Хабаровску разбился авиалайнер ТУ-154, выполнявший рейс Москва – Южно-Сахалинск. Потом мужчина сделал паузу, видимо, для того чтобы собраться с духом и изменить тональность своего голоса на более теплый и печальный, и, сказав, что все пассажиры и экипаж погибли, выразил мне свои соболезнования .
С тех пор мы живем с Лизой вдвоем.
Вернее, жили …
Теперь она выходит замуж, и наша жизнь меняется…
Кардинально, как любят говорить политологи, психологи и сексологи. То есть те, кто знает великий русский язык в узких рамках своей профессии.
О том, как изменится привычный уклад моей жизни, меня не волнует. Лишь бы моя дочь была счастлива, и так же внимательна к людям, как и раньше. Это ведь огромная радость , когда ты любишь окружающий тебя мир и людей, которые живут в нем.
И тут я поймал себя на мысли, что я так и не узнал, а чем же занимается Игорь, и решил спросить об этом Лизу, как только она вернется домой.
Она приехала с прогулки поздно, усталой и, как мне показалось, чем-то раздраженной. На мой вопрос она ответила кратко:
- Он – предприниматель.
И тут же ушла к себе за ширму и легла спать.
И я так и не узнал, каким же видом предпринимательства занимается ее жених.
Но вскоре Игорь стал появляться у нас со своими друзьями, которые, как я понял, были его партнерами по бизнесу. Они оживленно, а иногда на повышенных тонах обсуждали свои проблемы, и я понял, что объектом их предпринимательства является устройство автомобильных парковок в Москве.
У меня никогда не было машины, и даже не предвиделось, что она у меня будет, поэтому дело, которым занимался Игорь показалось мне слишком мелким для его ума и имиджа.
Но долго думать об этом мне не пришлось, заботы о приближающейся свадьбе заполонили меня полностью.
Отметили мы это событие очень скромно. В полдень на двух машинах поехали в ЗАГС. Лиза была в новом белом платье, но пышного наряда невесты оно не напоминало. У него не было главного свадебного атрибута – фаты, и Лиза выглядела в нем, как школьница, идущая на свой выпускной бал. Игорь выглядел более респектабельно в своем черном смокинге и ослепительно белой рубашке с галстуком-«бабочкой».
Гостей было совсем немного: трое друзей жениха и две подруги невесты, Родители Игоря приехать на свадьбу не смогли, так как находились в длительной зарубежной командировке. Они оба были инженеры-атомщики и строили АЭС в одной из стран Ближнего Востока.
Зато они сделали молодым отличный подарок: почти новый автомобиль «Мерседес», который уже три года стоял без дела в их гараже в Дубне.
По дороге в ЗАГС я задумался и о своем подарке. Денежных накоплений у меня не было, так как из школы я ушел сразу после того, как начала рушиться наша, привычная мне, система образования, и с тех пор работаю сторожем в магазине компьютерной техники. Не знаю, почему его хозяин держит меня там, так как магазин поставлен на автоматизированную охрану, но я ему за это очень благодарен, потому что смену провожу в теплом помещении, а ночью даже имею возможность поковыряться в Интернете.
Зарплата, правда, у меня совсем маленькая, но я уже два года получаю пенсию и к тому же занимаюсь репетиторством. В микрорайоне нашей школы еще помнят об учителе словесности Соснове, и родители, которых я когда-то учил, приводят ко мне своих детей.
Всю дорогу к Дворцу бракосочетаний и обратно я мучительно думал о том, что же мне подарить молодоженам.
А решение пришло совсем неожиданно, когда мне уже за столом в ресторане предоставили слово.
- Дорогие, родные мои дети! – сказал я, поднявшись с места с бокалом шампанского в руке. – Поздравляю вас с началом такой непростой, но счастливой поры вашей жизни! И в этот радостный для вас день позвольте мне сделать вам подарок. Я дарю вам самой ценное, что еще осталось у меня – мою библиотеку. Я собираю ее со студенческих лет, и в ней есть книги, которые можно считать раритетом. Но не это главное. Книга, вообще, - это…
- … это лучший подарок на все случаи жизни! – раздался голос кого-то из гостей, перебивая меня.
Этот выкрик был слегка насмешлив, а для меня он вообще прозвучал издевательски, и у меня тут же созрело еще одно смелое решение.
- А вдобавок к библиотеке я дарю вам, дорогие молодожены, свою квартиру. Живите в ней счастливо и произрастайте детьми!
Сначала за столом наступила мертвая тишина, которую нарушил упавший голос Лизы:
- Па, а как же ты?
- А я еду жить в деревню, где родился и вырос. Мечтал об этом
с давних пор, а теперь вот в Москве меня ничего не держит…
Раздались аплодисменты, но и они показались мне не совсем искренними …
В родительском доме, находившемся в глухой деревеньке Смоленщины, я не был с тех пор, как в один и тот же год похоронил отца и маму. Мои друзья, оставшиеся там жить, писали мне, что дом стоит заколоченным, но соседи присматривают за ним и ждут меня в гости.
Я собрался в дорогу скоро, с одним чемоданом, в который уложил лишь две смены одежды и постельного белья и несколько дорогих для меня книг.
Лиза, которая пришла вместе с мужем проводить меня на вокзал, посмотрела на мой скудный чемодан и сказала сквозь слезы:
- Па, если тебе что-то понадобится, звони. Теперь у нас есть машина, и мы привезем все, что тебе нужно.
Из Смоленска я добирался до своей деревни более трех часов, с двумя пересадками. Когда через мутные стекла старенького автобуса я увидел вдалеке знакомые избы у окраины леса, сердце мое зашлось от светлой печали и воспоминаний о счастливом детстве.
Я прошел по совершенно пустой улице к околице, где стоял наш дом и не узнал его. Он будто врос в землю, покосился и мертво смотрел на меня сквозь щели заколоченных окон. Дорожка к крыльцу заросла бурьяном, забора и ворот не было совсем, и я, поставив чемодан у ног, долго стоял на дороге, думая: а как же я буду здесь жить?
И вдруг я услышал за спиной приветливый голос с доброжелательной смешинкой:
- Что, вернулись в родные пенаты?
Я обернулся и увидел перед собой невысокого мужчину в наброшенном на плечи городском пиджаке. По его одежде, говору и употребленному в речи слову «пенаты» я догадался, что он не из местных старожилов.
- Меня зовут Александр Михайлович, - представился он, - но все жители деревни кличут меня просто Михалычем.
- А меня можете называть, в таком случае, просто Петровичем, -улыбнулся я.
- Вот и прекрасно, - сказал мужчина, протягивая мне руку. – Думаю, что расконсервировать вашу избу мы сегодня до ночи не успеем, так что прошу вас к себе. Отдохнете, переночуете у меня, а с утра приступим к работе. А я еще кое-кому позвоню, скажу, что сын Петра Соснова вернулся, так что уверен: завтра половина села на подмогу соберется.
- А вы откуда узнали, что я сын Петра Соснова? – удивленно спросил я.
- Любопытен я с детства, Петрович. Где бы не жил, а судьба меня по все стране помотала, везде тянет меня узнать все об истории этого места и его людях. А твое родное село, вообще, историей богато. Вот и рассказали мне сельчане, что в этой брошенной избе жил когда-то учитель Петр Степанович Соснов со своей женой, тоже учительницей. В двадцать один год твой отец стал директором школы, а когда началась война, ушел вместе с женой в партизаны. Руки там лишился, но вернувшись, отстроил сожженную школу, почти самолично, так как мужиков в деревне было всего двое: он и безногий Родя Кулиш, бывший саперный лейтенант. Правда, бабы тоже по домам не отсиживались, помогали, как могли, но поднял их на это твой отец…
За этим разговором мы пересекли наискосок улицу, и очутились у красивого дома с резными наличниками.
- Вот здесь я и живу, - сказал Михалыч. – Совсем один. Жена умерла три года тому назад, а дети уже свои семьи и дома имеют.
Потом он усадил меня за стол и угостил ужином: холодным квасом с медом, блинами и домашним творогом.
Он предложил отметить мой возвращение и наше знакомство чем-либо более существенным, но я отказался:
- Извини, Михалыч, не переношу спиртного даже на дух. Видно, так меня родители воспитали.
- И правильно сделали, - поддержал меня хозяин. – Я тоже не пью, а держу эту отраву только для тех, кто без нее уже не может. Есть у нас в деревне такие. И скажу тебе, немало их. Они завтра точно на круг придут. Не столько помочь, как выпить.
После ужина мы прошли в горницу. И тут я понял, кем был мой новый знакомый: над кроватью висел большой портрет летчика в боевом обмундировании.
- Да, ты видишь здесь твоего покорного слугу более тридцати лет тому назад, - сказал Михалыч, уловив мое внимание к снимку. – Это я уже после Афгана, командир авиаполка. Потом – пике на «СУшке», год госпиталей и … отставка. Ты какого года рождения?
- Сорок пятого.
- И я тоже. Давая нам тогда жизнь, наши родители думали так: «Вот и закончилась эта страшная война, и других быть не должно. Весь мир теперь научен не убивать друг друга, а потому дети наши будут жить спокойно и счастливо». Но вышло не так ... Самому пришлось воевать, а теперь за детей и внуков своих боюсь.
- А они боятся?
Михалыч грустно улыбнулся:
- Не знаю, хорошо это или плохо, но они об этом не думают. То ли не хотят думать, то ли не успевают в своей суетной жизни …
Михалыч постелил мне в маленькой спаленке, из которой я еще долго слышал, как он обзванивает своих знакомых и приглашает их придти к нему на следующий день.
Через две недели после приезда в Сосновку я обосновался в родительском доме. Местные умельцы обустроили его отменно. Мебели особой мне было не надобно, только кровать да стол, и все против этого не возражали, сосредоточившись на одном: как бы в эту зиму я не замерз. А потому переложили старую русскую печь, а уж после того, как она запылала весёлым огнем, устроили мне новоселье.
Для него даже двор мой оказался тесным, и накрыли сельчане столы прямо на высоком берегу реки Светы.
Но праздники новоселья прошли как-то быстро, а потом пришли будни, которые оказались для меня очень трудными, потому что я уже давно позабыл, какая она, сельская жизнь, прожив столько лет в столице нашей Родины Москве.
Бытовые сложности особо не досаждали мне, так как я быстро научился готовить пищу из полуфабрикатов, которые покупал в неплохом сельском магазинчике, вопрос со стиркой белья и личной гигиены тоже решился просто с помощью моего нового друга, имевшего стиральную машину и прекрасную баньку в огороде.
Донимало меня, в основном, безделье.
Сначала Михалыч пытался вовлечь меня в сельхозработы по выращиванию овощей и разведению домашней птицы, но убедившись очень скоро, что я начисто утратил крестьянские навыки, оставил эту благую затею.
Но однажды он пришел ко мне торжественный и важный, впервые за все время нашего знакомства одетый в военную форму.
- Собирайся, - приказал он мне без всяких объяснений. – Хватит закисать в теплой хате на сытных харчах.
Следуя его примеру и ни о чем его не спрашивая, я тоже оделся во все лучшее, что у меня было, мы вышли на улицу и пошли по недавно выпавшему снегу по направлению к центру.
- Может, зайдем сюда? – спросил я Михалыча у магазина, предполагая, что нас пригласили на какое-то семейное торжество.
- Не надо, - коротко бросил он и свернул в узкую улочку, взбегавшую в горку.
И тогда я понял, что мы идем в школу. Она стояла на самой высоком месте села и, хотя не отличалась ни своими размерами, ни архитектурой, бросалась в глаза с любой его точки.
На её крыльце, обметая обувь от снега, я подумал, что Михалыч, наконец, скажет, зачем мы пришли сюда, но он по-прежнему был молчалив и сосредоточен.
В узком коридоре нас встретила директор школы, пожилая невысокая женщина в накинутом на плечи пуховом платке. Мы уже были знакомы с нею, так как она присутствовала на моем новоселье и я знал, что ее зовут Нина Павловна.
- Заходите, раздевайтесь у меня, - пригласила она нас в свой кабинет. – Ребята уже собрались, ждут вас в актовом зале.
Когда мы зашли в в обычную классную комнату, которую директор назвала почему-то актовым залом, я понял отчего в школе было так тихо. За столами сидело не более двадцати учеников, вставших при нашем появлении.
- Это весь наш контингент, - объяснила Нина Павловна, заметив мое удивление. – Мы теперь считаемся малокомплектной школой, работаем последний год. Потом все наши дети будут ездить за знаниями в районный центр, за десять километров отсюда.
- Ну, это мы еще посмотрим, - отозвался Михалыч. – В сорок пятом в школу пришло всего десять учеников, но никто не подумал ее закрывать.
Нина Павловна взглянула на него с недоверчивой улыбкой и обратилась к школьникам:
- Ребята! Сегодня мы открываем музей нашей школы и пригласили сделать это сына ее первого директора. Его зовут Сергей Петрович Соснов, он когда-то тоже учился здесь, а сейчас вернулся в родные места из Москвы, где работал учителем.
Она прошла к стене, зашторенной розовым материалом, который поддерживала красная лента, и протянула мне ножницы:
- Сергей Петрович, разрежьте, пожалуйста, эту ленточку,
Я щелкнул ножницами, розовое покрывало упало на пол, и первое, что бросилось мне в глаза, был большой портрет моего отца, с широкой улыбкой смотревшего на всех нас …
После экскурсии по музею, которую с блеском провел Александр Михайлович, рассказав всю историю школы, мы вновь прошли в кабинет директора.
- Ну вот, Петрович, - обратился ко мне мой друг. – Теперь тебе не придется скучать. По инициативе сельской общественности, приказом директора школы, ты назначаешься заведующим школьным музеем. Правда, пока на общественных началах, но когда слух о нем пройдет по всей нашей области, а потом, я уверен, и по всей Руси великой, ты будешь получать за свою работу соответствующее вознаграждение. А сейчас перед тобой стоит задача пополнить наш музей новыми экспонатами. Я думаю, что в твоем богатом семейном архиве есть, что показать народу…
Я вернулся домой взволнованным и растерянным.
То, что сегодня произошло со мной, казалось, перевернуло всю мою устоявшуюся жизнь и заставило меня глубоко задуматься о прожитых годах и о времени, что еще предстояло прожить.
Осматривая в музее фотографии на стене, я увидел на одной из них маленького мальчика с удивленными, широко открытыми глазами, которого вел по улице человек без одной руки…
Этим мальчиком был я …
На следующий же день я выехал в Москву.
Я был намерен забрать весь наш семейный архив, который действительно был очень богатым, и, вернувшись в деревню, немедленно приступить к работе в музее.
Я не стал предупреждать молодых о своем визите и даже хотел сделать им сюрприз, открыв дверь квартиры своим ключом, но поднявшись к ней, обнаружил, что не только замок, но и сама дверь были заменены.
Я позвонил, и голос Лизы недовольно спросил;
- Кто там?
Не зная, что ей сказать, я промедлил с ответом, и Лиза, вероятно, посмотрела в глазок. Дверь неожиданно широко распахнулась, и моя дочь бросилась мне на шею, радостно закричав:
- Папка, ты откуда?
Она затащила меня в прихожую и расцеловала.
И тут я ощутил, будто я нахожусь в совершенно чужой квартире.
Раньше, по обеим стенам прихожей до потолка стояли книжные шкафы, забитые книгами, так как в единственной нашей комнате они уже не помещались. Теперь же стены были оклеены красивыми обоями, а у входа помещался современный шкаф для одежды с огромным зеркалом.
Войдя в комнату, я увидел там то же самое: в ней не была даже намека на мою огромную библиотеку.
Я хотел уже задать Лизе вполне естественный вопрос о том, куда же делись книги, но тут с балкона вышел Игорь.
Он тоже радушно обнял меня, впервые обратившись ко мне как к родному человеку:
- Отец, вы почему не позвонили нам о своем приезде? Я бы встретил вас на вокзале.
Он придвинул мне роскошное кожаное кресло и сказал:
- Лиз, принеси нам чаю и что-нибудь вкусненького. Отец, вероятно, ничего не ел с дороги.
Мой вопрос, волновавший меня с момента появления в этой квартире, прозвучал, наверное, весьма неуместно на фоне такого радушного приема:
- А где же библиотека?
Лиза, совсем не смутившись, присела рядом со мной и обняла за плечи:
- Па, ты понимаешь, мы отвезли книги на дачу к друзьям. Мы ими совсем не пользуемся, ведь сейчас можно получить любую информацию по Интернету, а места они занимают столько, что о самых необходимых удобствах и подумать нельзя.
Я уже собирался спросить, где же находится дача этих друзей, но тут раздался голос Игоря, четкий и сухой:
- Лиз, не надо обманывать отца… Мы пытались подарить ваши книги библиотеке и даже составили по их просьбе полный её каталог, но нам сказали, что в такой литературе они большее не нуждаются. Поэтому мы были вынуждены сдать книги в макулатуру. Вы должны понять нас: через пять месяцев у нас ожидается прибавление семейства, и нам надо создать условия для того, чтобы ребенок рос и воспитывался в нормальных условиях.
Игорь всегда говорил аргументировано и четко, и у меня даже язык не повернулся, чтобы возразить ему. Я лишь сумел спросить:
- А наш семейный архив? Вы сохранили его?
- Конечно! – закричала Лиза.
Она открыла дверцу роскошного серванта, занимавшего всю стену, и достала оттуда толстый фотоальбом с бархатной обложкой.
- И это всё? – потерянно спросил я.
- Да, это все, - тихо ответила Лиза. – И еще одна дедушкина медаль. Их, я помню, было много, но почему-то осталась одна…
Я вернулся к себе на следующий день.
Падал снег, мела поземка…
Автобус из райцентра отменили, и я отправился в деревню пешком.
Уже темнело, когда я, уставший от трудной дороги и тяжелых мыслей, увидел издалека редкие огни моей деревни, и в душе моей шевельнулось что-то теплое и даже радостное…
Поравнявшись с сельским кладбищем, я свернул туда и пошел по глубокому снегу вглубь него, где за невысокой оградкой стояли две одинаковые пирамидки с красными звёздами наверху.
Я остановился, снял шапку и и поднял глаза к небу. И где-то там, высоко – высоко, я увидел Их.
Отца, протянувшего мне свою единственную руку, и маму, бегущую к нам по летнему лугу…
Они были совсем рядом со мной, живыми и веселыми, и я сказал им, как живым, задыхаясь от счастья и горя:
- Здравствуй, отец …
- … Здравствуй, мама …
- ... Простите нас …
Спасибо автору за это произведение. К сожалению ценности у поколений разные. Прогресс однако. Ценность Инета тоже уйдёт,будет что-то новое. Как правы некоторые народы, что впитывают имена родственников до 15колена чтобы не потерять идентичность.
И-э-эх-х-х-х-х как правдиво и жёстко рассказано о разности интересов поколений, о не совпадающих приоритетах и ценностях! Драма? Да, наверное, драма. Драма для главного героя, для Михалыча. Он-то человек умный, всё понимающий. А для его дочери? Нет, не драма. Возможно, драма наступит для неё потом, когда она вот так же ощутит, что её время уходит безвозвратно, и оно не пощадит никого...Тогда она почувствует боль отца и поймёт его.......
Рассказ необычайно трогательный, но очень тёплый, чувственный.
Прочла Ваш рассказ, Борис, на одном дыхании. С первых строк эпиграфа я поняла, что главной темой будет память человеческая, она же его сокровище или память, не помнящего родства… Нет ничего лишнего, всё на своем месте. Даже начало сразу определяет позицию главного героя: и радость, и грусть от замужества дочери. То есть, автор дает четкое представление чертам характера ЛГ: не закомплексованность, любовь к дочери, но не до абсурда. «Преступно рожать детей, не сотворив Пространства Любви», писал Владимир Мегре.Так вот это «пространство любви» было в этой семье, где отец был и за себя, и за мать, погибшую во время катастрофы авиалайнера ТУ 154. С первых строк рассказа я прониклась уважением и к отцу, и к его дочери Лизе, к их чистым отношениям друг к другу. И сразу автор сумел лично меня настроить на негативное отношение к жениху Игорю. «Лиз, мы опаздываем на электричку. Гринберг не будет ждать нас на своем катере еще два часа», -громко, даже слишком громко произнес Игорь. «На своем катере», «громко», «слишком громко» - эти слова стали мерилом настороженности читателя по отношению к Игорю, заставляют обратить более пристальное внимание к нему. И это на фоне любви отца к дочери и дочери к отцу. « О том, как изменится привычный уклад моей жизни, меня не волнует. Лишь бы моя дочь была счастлива, и так же внимательна к людям, как и раньше. Это ведь огромная радость , когда ты любишь окружающий тебя мир и людей, которые живут в нем» - вот он, стержень, этой семьи. Интересно было мне, как читателю, узнать, как же Лизин избранник относился к людям. И снова ненавязчиво автор подводит читателя к этому. Во-первых, отношение к наряду невесты и жениха уже говорит само за себя: этот человек умеет любить только себя. «Лиза выглядела в нем, как школьница, идущая на свой выпускной бал. Игорь выглядел более респектабельно в своем черном смокинге и ослепительно белой рубашке с галстуком-«бабочкой» Ваш заголовок точно определил тему рассказа: «Свадебный подарок». Только родители Игоря не отдали последнее, как бывший учитель словесности Соснов отдал то, что было дорого ему – свою библиотеку. Но современное общество не ценит это: «…выкрик был слегка насмешлив, а для меня он вообще прозвучал издевательски, и у меня тут же созрело еще одно смелое решение. - А вдобавок к библиотеке я дарю вам, дорогие молодожены, свою квартиру. Живите в ней счастливо и произрастайте детьми!» И опять характеристика современного общества, его неискренности: «Раздались аплодисменты, но и они показались мне не совсем искренними…» И далее ком недружелюбия читателя к новоиспеченному зятю нарастает от его бессердечия: имея свою машину, он мог довезти тестя, которому не пришлось бы «добирался до своей деревни более трех часов, с двумя пересадками». Ненавязчиво, но так искренне автор из воспоминаний первого встретившегося ему на родной земле Михалыча повествует нам о родителях Соснова, о самом Михалыче, пилоте, а после Афгана командире авиаполка, о местных умельцах, обустроивших родительский дом. Узнаем и о новоселье, для которого «даже двор мой оказался тесным, и накрыли сельчане столы прямо на высоком берегу реки Светы». В Вашем рассказе, уважаемый автор, параллельно прослеживается еще одна линия повествования. Это жизнь современного общества и отношение государства к школе. Да, закрытие малокомплектных школ наносит урон нашему обществу. Ведь с закрытием школ, затихает жизнь на селе. И те, кто хотя бы каким-то образом пытается донести до нового поколения прошлое, заслуживает уважения. Очень жаль, что так поменялись ценности у поколений. Казалось бы, Лиза должна была как-то сохранить то, что было свято для отца, оповестить его о своих планах… Но, увы… Меня восхищает Ваше умение так донести до читателя внутреннее состояние героев. В конце рассказа мы вновь встречаемся с Лизой, но это уже совершенно другой человек: «Я позвонил, и голос Лизы недовольно спросил: «Кто там?» Скорее всего, в их доме не всегда рады гостям… Глубоко и значимо завершение рассказа словами к родителям у их могил Сергея Петровича Соснова: «Простите нас…»
Спасибо Вам большое за такой отклик! Как это здорово, когда человек разделяет твои чувства и взгляды! И не жалеет своего времени, чтобы сказать об этом. С поклоном, Борис Аксюзов.