Эссе о радости обманутых.
10 декабря 2017 -
Борис Аксюзов
Вы наверняка помните эти строки Александра Сергеевича Пушкина и, вероятно, подумали, прочитав их: «Ну, и чудак был великий наш поэт!. Его, грубо говоря, дурят, а он с восторгом пишет: «Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад!»
И я вполне его понимаю, ибо и сам испытывал такое чувство, вселявшее в меня надежду в искренность любимых мной людей..
Но речь в моем эссе пойдет не о перипетиях любовных отношений, а гораздо шире: о вселенском обмане, которому мы порой тоже бываем несказанно рады.
Вы помните, как мы радовались, когда американцы, наконец, «полюбили» нас? Наш первый Президент даже станцевал на официальном приеме «рок-н-ролл». А их Президент лишь снисходительно улыбался, глядя на его «па»: «Танцуй, Боря, танцуй! А мы теперь плевать хотели на вашу великую державу!»….
Когда мне было восемь лет, я написал поэму …
Вы, конечно же, понимаете, что это была за «поэма» ..
Она называлась «Поэма о Сталине», потому что Сталин был главным человеком в нашей жизни и стране.
Начиналась она так:
«Мы били немцев в Сталинграде,
Мы били фрицев на Днепре…»
Потом там рассказывалось о том, где и как еще мы их били. и чем все это закончилось.
А закончилось это, как вы знаете, Парадом Победы, на котором наши солдаты бросали немецкие штандарты к подножью Мавзолея, а по Красной площади скакал на белом коне Маршал Жуков.
Единственным человеком, которому я прочел свою поэму, был инженер Безухов. Вообще-то, он работал старшим конюхом на лесозаводе, где директором был мой дед, но все почему-то называли его «инженером». В нашей семье я услышал, что он «из бывших», а пьяный сторож Федотыч назвал его однажды при мне «врагом народа».
Это уже позже, будучи студентом, я узнал, что он отсидел десять лет в сталинских лагерях, а тогда, в пору написания моей «поэмы», он был для меня просто дядей Петей, который брал меня с собой на конюшню, рассказывал о каждой лошадке так, как будто она была человеком, и разрешал мне расчесывать им гривы.
Его жена, Софья Платоновна, работала учительницей в заводской школе, где был всего один класс. Какой это был класс - трудно сказать, потому что в нем учились дети от семи до тринадцати лет. С четырнадцати они уже шли работать на завод.
Нас сблизила общая страсть к чтению. На лесозаводе не было библиотеки, и я сотни раз перечитывал тот десяток книг, которые были в нашей семье. И я возликовал, когда, придя однажды в гости к Безуховым, увидел этажерку, сплошь заставленную книгами.
Вот почему, завершив свою «поэму», я решил прочесть ее именно Безухову.
Он выслушал ее терпеливо и серьезно, а потом сказал:
- Хорошая поэма! Только вот ее название я поменял бы.
- Почему? – удивился я.
- А потому, что в ней ты ничего не пишешь о Сталине. Ты даже его имени ни разу не упомянул, разве что только в названии города Сталинграда.
- Но я же написал в конце: «Везде видна его рука!»
- Только рука? А где его ум, талант полководца, любовь к людям? Нет, я бы все же назвал ее «Поэма о советском народе».
Прошло много лет, прежде чем я понял его слова.
Проведя десять лет в лагерях, он видел, что я глубоко обманываюсь в отношении к личности Сталина, но разуверять меня не стал. Потому что знал, как рады мы порой обманываться, особенно в детстве…
Но оказалось, что не только в детстве …
К столетию Октябрьской революции мы, конечно же, ожидали мощной атаки на наше сознание, которое хранит еще в себе постулаты марксизма-ленинизма как единственно правильного и самое передового учения в мире, оплота справедливости и единства рабочего люда.
Но то, что нам преподнесло наше родное телевидение, превзошло все мои ожидания.
Сразу два фильма на двух главных каналах с участием лучших звезд нашего шоу-бизнеса показали нам, насколько мы обманывались в наших представлениях о великой революции и ее вождях.
Оказывается, Ленин не играл никакой роли в ее подготовке и свершении. Некто Парвус, о котором мы, бедные, ничего не знали, снабжал российских революционеров оружием и подрывной литературой, а Владимир Ильич в это время хлебал супчик в затрапезной швейцарской столовой, писал заумные труды, которые никто не читал, и флиртовал с Инессой Арманд.
Самим переворотом, которую свершила бригада балтийских морячков, руководил Лев Троцкий, а Ленин явился к шапочному разбору, когда Временное правительство было свергнуто, и власть перешла к Советам.
Я понимаю, что каждая общественная формация имеет свою философию и старается переписать историю. Коммунисты делали это тоже. Одни в силу своих убеждений, другие из-за страха быть репрессированными. Именно поэтому эти попытки не вызывали у народа особого неприятия и отвращения.
Потому что мы не видели в их трудах такого лакейства и угодничества, которым «блещут» авторы вышеупомянутых «шедевров».
Мой друг Степаныч по утрам любит выходить во двор и присаживаться к старушкам, лузгающим семечки на скамейке.
- Ну, что, девчата, жить лучше стало? – спрашивает он их.
Старушки вздыхают, но отвечают бодро:
- А почему не лучше? Ты посмотри, сколько машин стало. Считай, у каждого по машине. Даже Васька – бомж намедни во двор «Мерседес» пригнал. Живет теперича в нем.
Историю Васькиного «Мерседеса» знает каждый житель в округе. Богатый родич нашего бомжа гнал его сдавать на металлолом, но по пути увидел Ваську, мерзнувшего на автобусной остановке, и решил его облагодетельствовать.
- Так, - задумчиво произносит Степаныч. – Значит, жить стало лучше, жить стало веселей.
Его собеседницы снова вздыхают, но все дружно кивают головами. А Степаныч разуверить их не спешит, хотя знает, что сегодня эти старушки будут долго стоять в «Магните» у стеллажей с хлебом и выискивать на них буханочку за двадцать рублей, хотя таких уже давно нет. Просто он тоже знает истину об обмане, которому мы бываем рады .
И пусть в душе у старушек после ухода из супермаркета появятся какие-то смутные сомнения, но, придя домой, они включат телевизор и узнают, что в России собрали рекордный за всю историю урожай зерновых.
И они будут снова радоваться и на что-то надеяться …
А я не устану повторять: «Ай, да Пушкин! Ай, да …!»
[Скрыть]
Регистрационный номер 0404085 выдан для произведения:
Вам знакомо такое ощущение: «обманываться рад»?
Вы наверняка помните эти строки Александра Сергеевича Пушкина и, вероятно, подумали, прочитав их: «Ну, и чудак был великий наш поэт!. Его, грубо говоря, дурят, а он с восторгом пишет: «Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад!»
И я вполне его понимаю, ибо и сам испытывал такое чувство, вселявшее в меня надежду в искренность любимых мной людей..
Но речь в моем эссе пойдет не о перипетиях любовных отношений, а гораздо шире: о вселенском обмане, которому мы порой тоже бываем несказанно рады.
Вы помните, как мы радовались, когда американцы, наконец, «полюбили» нас? Наш первый Президент даже станцевал на официальном приеме «рок-н-ролл». А их Президент лишь снисходительно улыбался, глядя на его «па»: «Танцуй, Боря, танцуй! А мы теперь плевать хотели на вашу великую державу!»….
Когда мне было восемь лет, я написал поэму …
Вы, конечно же, понимаете, что это была за «поэма» ..
Она называлась «Поэма о Сталине», потому что Сталин был главным человеком в нашей жизни и стране.
Начиналась она так:
«Мы били немцев в Сталинграде,
Мы били фрицев на Днепре…»
Потом там рассказывалось о том, где и как еще мы их били. и чем все это закончилось.
А закончилось это, как вы знаете, Парадом Победы, на котором наши солдаты бросали немецкие штандарты к подножью Мавзолея, а по Красной площади скакал на белом коне Маршал Жуков.
Единственным человеком, которому я прочел свою поэму, был инженер Безухов. Вообще-то, он работал старшим конюхом на лесозаводе, где директором был мой дед, но все почему-то называли его «инженером». В нашей семье я услышал, что он «из бывших», а пьяный сторож Федотыч назвал его однажды при мне «врагом народа».
Это уже позже, будучи студентом, я узнал, что он отсидел десять лет в сталинских лагерях, а тогда, в пору написания моей «поэмы», он был для меня просто дядей Петей, который брал меня с собой на конюшню, рассказывал о каждой лошадке так, как будто она была человеком, и разрешал мне расчесывать им гривы.
Его жена, Софья Платоновна, работала учительницей в заводской школе, где был всего один класс. Какой это был класс - трудно сказать, потому что в нем учились дети от семи до тринадцати лет. С четырнадцати они уже шли работать на завод.
Нас сблизила общая страсть к чтению. На лесозаводе не было библиотеки, и я сотни раз перечитывал тот десяток книг, которые были в нашей семье. И я возликовал, когда, придя однажды в гости к Безуховым, увидел этажерку, сплошь заставленную книгами.
Вот почему, завершив свою «поэму», я решил прочесть ее именно Безухову.
Он выслушал ее терпеливо и серьезно, а потом сказал:
- Хорошая поэма! Только вот ее название я поменял бы.
- Почему? – удивился я.
- А потому, что в ней ты ничего не пишешь о Сталине. Ты даже его имени ни разу не упомянул, разве что только в названии города Сталинграда.
- Но я же написал в конце: «Везде видна его рука!»
- Только рука? А где его ум, талант полководца, любовь к людям? Нет, я бы все же назвал ее «Поэма о советском народе».
Прошло много лет, прежде чем я понял его слова.
Проведя десять лет в лагерях, он видел, что я глубоко обманываюсь в отношении к личности Сталина, но разуверять меня не стал. Потому что знал, как рады мы порой обманываться, особенно в детстве…
Но оказалось, что не только в детстве …
К столетию Октябрьской революции мы, конечно же, ожидали мощной атаки на наше сознание, которое хранит еще в себе постулаты марксизма-ленинизма как единственно правильного и самое передового учения в мире, оплота справедливости и единства рабочего люда.
Но то, что нам преподнесло наше родное телевидение, превзошло все мои ожидания.
Сразу два фильма на двух главных каналах с участием лучших звезд нашего шоу-бизнеса показали нам, насколько мы обманывались в наших представлениях о великой революции и ее вождях.
Оказывается, Ленин не играл никакой роли в ее подготовке и свершении. Некто Парвус, о котором мы, бедные, ничего не знали, снабжал российских революционеров оружием и подрывной литературой, а Владимир Ильич в это время хлебал супчик в затрапезной швейцарской столовой, писал заумные труды, которые никто не читал, и флиртовал с Инессой Арманд.
Самим переворотом, которую свершила бригада балтийских морячков, руководил Лев Троцкий, а Ленин явился к шапочному разбору, когда Временное правительство было свергнуто, и власть перешла к Советам.
Я понимаю, что каждая общественная формация имеет свою философию и старается переписать историю. Коммунисты делали это тоже. Одни в силу своих убеждений, другие из-за страха быть репрессированными. Именно поэтому эти попытки не вызывали у народа особого неприятия и отвращения.
Потому что мы не видели в их трудах такого лакейства и угодничества, которым «блещут» авторы вышеупомянутых «шедевров».
Мой друг Степаныч по утрам любит выходить во двор и присаживаться к старушкам, лузгающим семечки на скамейке.
- Ну, что, девчата, жить лучше стало? – спрашивает он их.
Старушки вздыхают, но отвечают бодро:
- А почему не лучше? Ты посмотри, сколько машин стало. Считай, у каждого по машине. Даже Васька – бомж намедни во двор «Мерседес» пригнал. Живет теперича в нем.
Историю Васькиного «Мерседеса» знает каждый житель в округе. Богатый родич нашего бомжа гнал его сдавать на металлолом, но по пути увидел Ваську, мерзнувшего на автобусной остановке, и решил его облагодетельствовать.
- Так, - задумчиво произносит Степаныч. – Значит, жить стало лучше, жить стало веселей.
Его собеседницы снова вздыхают, но все дружно кивают головами. А Степаныч разуверить их не спешит, хотя знает, что сегодня эти старушки будут долго стоять в «Магните» у стеллажей с хлебом и выискивать на них буханочку за двадцать рублей, хотя таких уже давно нет. Просто он тоже знает истину об обмане, которому мы бываем рады .
И пусть в душе у старушек после ухода из супермаркета появятся какие-то смутные сомнения, но, придя домой, они включат телевизор и узнают, что в России собрали рекордный за всю историю урожай зерновых.
И они будут снова радоваться и на что-то надеяться …
А я не устану повторять: «Ай, да Пушкин! Ай, да …!»
Вы наверняка помните эти строки Александра Сергеевича Пушкина и, вероятно, подумали, прочитав их: «Ну, и чудак был великий наш поэт!. Его, грубо говоря, дурят, а он с восторгом пишет: «Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад!»
И я вполне его понимаю, ибо и сам испытывал такое чувство, вселявшее в меня надежду в искренность любимых мной людей..
Но речь в моем эссе пойдет не о перипетиях любовных отношений, а гораздо шире: о вселенском обмане, которому мы порой тоже бываем несказанно рады.
Вы помните, как мы радовались, когда американцы, наконец, «полюбили» нас? Наш первый Президент даже станцевал на официальном приеме «рок-н-ролл». А их Президент лишь снисходительно улыбался, глядя на его «па»: «Танцуй, Боря, танцуй! А мы теперь плевать хотели на вашу великую державу!»….
Когда мне было восемь лет, я написал поэму …
Вы, конечно же, понимаете, что это была за «поэма» ..
Она называлась «Поэма о Сталине», потому что Сталин был главным человеком в нашей жизни и стране.
Начиналась она так:
«Мы били немцев в Сталинграде,
Мы били фрицев на Днепре…»
Потом там рассказывалось о том, где и как еще мы их били. и чем все это закончилось.
А закончилось это, как вы знаете, Парадом Победы, на котором наши солдаты бросали немецкие штандарты к подножью Мавзолея, а по Красной площади скакал на белом коне Маршал Жуков.
Единственным человеком, которому я прочел свою поэму, был инженер Безухов. Вообще-то, он работал старшим конюхом на лесозаводе, где директором был мой дед, но все почему-то называли его «инженером». В нашей семье я услышал, что он «из бывших», а пьяный сторож Федотыч назвал его однажды при мне «врагом народа».
Это уже позже, будучи студентом, я узнал, что он отсидел десять лет в сталинских лагерях, а тогда, в пору написания моей «поэмы», он был для меня просто дядей Петей, который брал меня с собой на конюшню, рассказывал о каждой лошадке так, как будто она была человеком, и разрешал мне расчесывать им гривы.
Его жена, Софья Платоновна, работала учительницей в заводской школе, где был всего один класс. Какой это был класс - трудно сказать, потому что в нем учились дети от семи до тринадцати лет. С четырнадцати они уже шли работать на завод.
Нас сблизила общая страсть к чтению. На лесозаводе не было библиотеки, и я сотни раз перечитывал тот десяток книг, которые были в нашей семье. И я возликовал, когда, придя однажды в гости к Безуховым, увидел этажерку, сплошь заставленную книгами.
Вот почему, завершив свою «поэму», я решил прочесть ее именно Безухову.
Он выслушал ее терпеливо и серьезно, а потом сказал:
- Хорошая поэма! Только вот ее название я поменял бы.
- Почему? – удивился я.
- А потому, что в ней ты ничего не пишешь о Сталине. Ты даже его имени ни разу не упомянул, разве что только в названии города Сталинграда.
- Но я же написал в конце: «Везде видна его рука!»
- Только рука? А где его ум, талант полководца, любовь к людям? Нет, я бы все же назвал ее «Поэма о советском народе».
Прошло много лет, прежде чем я понял его слова.
Проведя десять лет в лагерях, он видел, что я глубоко обманываюсь в отношении к личности Сталина, но разуверять меня не стал. Потому что знал, как рады мы порой обманываться, особенно в детстве…
Но оказалось, что не только в детстве …
К столетию Октябрьской революции мы, конечно же, ожидали мощной атаки на наше сознание, которое хранит еще в себе постулаты марксизма-ленинизма как единственно правильного и самое передового учения в мире, оплота справедливости и единства рабочего люда.
Но то, что нам преподнесло наше родное телевидение, превзошло все мои ожидания.
Сразу два фильма на двух главных каналах с участием лучших звезд нашего шоу-бизнеса показали нам, насколько мы обманывались в наших представлениях о великой революции и ее вождях.
Оказывается, Ленин не играл никакой роли в ее подготовке и свершении. Некто Парвус, о котором мы, бедные, ничего не знали, снабжал российских революционеров оружием и подрывной литературой, а Владимир Ильич в это время хлебал супчик в затрапезной швейцарской столовой, писал заумные труды, которые никто не читал, и флиртовал с Инессой Арманд.
Самим переворотом, которую свершила бригада балтийских морячков, руководил Лев Троцкий, а Ленин явился к шапочному разбору, когда Временное правительство было свергнуто, и власть перешла к Советам.
Я понимаю, что каждая общественная формация имеет свою философию и старается переписать историю. Коммунисты делали это тоже. Одни в силу своих убеждений, другие из-за страха быть репрессированными. Именно поэтому эти попытки не вызывали у народа особого неприятия и отвращения.
Потому что мы не видели в их трудах такого лакейства и угодничества, которым «блещут» авторы вышеупомянутых «шедевров».
Мой друг Степаныч по утрам любит выходить во двор и присаживаться к старушкам, лузгающим семечки на скамейке.
- Ну, что, девчата, жить лучше стало? – спрашивает он их.
Старушки вздыхают, но отвечают бодро:
- А почему не лучше? Ты посмотри, сколько машин стало. Считай, у каждого по машине. Даже Васька – бомж намедни во двор «Мерседес» пригнал. Живет теперича в нем.
Историю Васькиного «Мерседеса» знает каждый житель в округе. Богатый родич нашего бомжа гнал его сдавать на металлолом, но по пути увидел Ваську, мерзнувшего на автобусной остановке, и решил его облагодетельствовать.
- Так, - задумчиво произносит Степаныч. – Значит, жить стало лучше, жить стало веселей.
Его собеседницы снова вздыхают, но все дружно кивают головами. А Степаныч разуверить их не спешит, хотя знает, что сегодня эти старушки будут долго стоять в «Магните» у стеллажей с хлебом и выискивать на них буханочку за двадцать рублей, хотя таких уже давно нет. Просто он тоже знает истину об обмане, которому мы бываем рады .
И пусть в душе у старушек после ухода из супермаркета появятся какие-то смутные сомнения, но, придя домой, они включат телевизор и узнают, что в России собрали рекордный за всю историю урожай зерновых.
И они будут снова радоваться и на что-то надеяться …
А я не устану повторять: «Ай, да Пушкин! Ай, да …!»
Рейтинг: +3
364 просмотра
Комментарии (1)
Михаил Заскалько # 14 декабря 2017 в 10:47 0 |