Кино в порушенном храме.

10 декабря 2017 - Борис Аксюзов

   Большинство людей старшего поколения знает, какую роль сыграло в нашей жизни кино.
И этот свой рассказ я хотел начать так:
«На формирование моего кинематографического вкуса огромное влияние оказал фильм …»(имя рёк).
Но потом я вспомнил, как это случилось, и сказал себе: «Какой же занудой ты стал, однако, на склоне своих лет».
А случилось это так.
В 1945-ом году, вскоре после Дня Победы, я оказался пациентом детского костно-туберкулезного санатория в городе Нальчике.
Закованные в тяжелые гипсовые корсеты, мы, мальчишки и девчонки в возрасте от пяти до шестнадцати лет, были вынуждены неподвижно лежать в палатах, развлекая друг друга лишь рассказами о нашей прежней счастливой жизни, чтением книг, когда это позволяло освещение, и созерцанием мух на потолке.     Когда же темы разговоров были исчерпаны, все книги из скудной санаторной библиотеки прочитаны, а мухи становились назойливыми, наступали тяжелые дни уныния и ненависти к окружающему нас миру.
И только один раз в месяц у нас был праздник: к нам привозили кино.
   Об этом нам с утра сообщали нянечки, приходившие делать уборку. Они тоже радовались вместе с нами этому празднику, хотя для них это был очень тяжелый день: им надо было перевезти почти сотню кроватей из палат на обширную веранду, где проходили киносеансы. А зимой они перетаскивали туда еще и целую гору одеял, так как это помещение не отапливалось.
Я помню, что в тот день за окном падал тихий снег, в палате было сумрачно и холодно, когда вошла толстая нянечка - кабардинка   и неторопливо принялась за уборку.
- Сегодня сказку вам будут показывать, - сказала она, несносно стуча шваброй по ножкам кроватей. – «Золушка» называется.
Мы переглянулись и загрустили. Нам всем больше нравились фильмы про войну. Мы уже   смотрели такие картины, как «Адмирал Нахимов» , «Мы из Кронштадта», «Небесный тихоход», и все они вызывали у нас бурю восторга и гордости. Обсуждение их обычно продолжалось у нас обычно за полночь…
А тут какая-то «Золушка»…
   Но произошло настоящее чудо. Лишь только пошли первые кадры, и на башне появился королевский герольд с длинной трубой в руке, закричавший: «Жители сказочного королевства, а, жители сказочного королевства!», как у меня возникло ощущение, что он обращается именно к нам, ставшим участниками этого волшебного действа.
А когда фильм закончился, мне показалось, что я расстался с родными мне людьми, с которыми все эти два часа я вместе страдал, радовался и дивился волшебству, в которое стал верить.
С этой верой я прожил много лет.
Кино стало для меня второй жизнью, настолько близким и сокровенным искусством, что я не замечал, или не хотел замечать всех его недостатков.
Я с одинаковым восторгом смотрел «Тарзана» и «Падение Берлина», «Ивана Грозного» и «Донецких шахтеров», «Серенаду Солнечной Долины» и «Подвиг разведчика».
Но потом произошло еще одно чудо, когда я по-настоящему полюбил настоящее кино.

В деревню на родину деда меня провожали всей семьей.
Мама аккуратно уложила в старенький чемодан мои вещи и подарки для родни, бабушка напекла пирожков, а дед торжественно вручил мне огромный список своих родственников с напутствием обойти их всех и обязательно сфотографировать.
Мне было всего семнадцать лет, я впервые отправлялся в такое длинное путешествие, и дед долго и подробно вразумлял меня о маршруте моего путешествия и пересадках с одного вида транспорта на другой.
- Запомни, - говорил он мне в сотый раз, - поездом тебе ехать до Воробьёвки . Но станция там называется « Лещаная».
Он почему-то думал, что я обязательно проеду ее, ожидая, что   проводник объявит Воробьёвку.
Но я благополучно добрался до места назначения моего поезда, пересел там на замызганный автобус, который за пятнадцать минут доставил меня в Березовку, где первый же прохожий сопроводил меня к дому Катерины Гусаковой, приходившейся деду внучатой племянницей.
Первые дни в деревни были для меня настоящим откровением. Мне нравилось ходить вдоль пшеничных полей и по тенистым берегам речушки Толучиевки, знакомиться с «панской» усадьбой генерала Ширинкина и разговаривать о прошлом Березовки с простыми и радушными людьми.
Но потом, облазив все село и его окрестности, я стал скучать. Читать было нечего, так как сельская библиотека оказалась почему-то на замке, друзей я завести не успел связи с тем, что вся молодежь моего возраста работала на уборочной. Я уже подумывал о досрочном возвращении домой, когда однажды вечером Катя сказала мне:
- Завтра в клуб кино привезут. Сходи обязательно, а то, я вижу, ты у нас совсем захандрил.
Оказывается, в Березовке был клуб, размещавшийся в бывшем храме, о чем я вообще и не подозревал. Иногда я заходил в церковь, но там было идеально пусто и пыльно, а по моему представлению в клубе должны быть обязательно стулья и сцена.
Сельчане рассказывали, как после революции этот храм пытались разрушить, но это сделать не удалось, так как он был построен старыми мастерами по их особым секретам. Удалось взорвать лишь часть колокольни с куполом, и теперь, зайдя в здание и подняв голову, можно было видеть кусочек неба.
На следующий день Катя погладила мне белую рубашку и брюки, критически оглядела меня в зеркале и, когда я удивился этому, сказала:
   - В клуб у нас в чем попадя не ходят. Потом разговоров не оберешься, что мы в нищете живем.
Но еще больше я был удивлен, когда она предложила мне взять с собой табуретку.
   - В клубе стульев совсем немного. Их только для стариков ставят. А все остальные несут свои или стоят весь сеанс.
Первый раз в жизни я шел в кино, неся   с собой предмет мебели, предназначенный для сиденья.
Хотя клуб был недалеко от дома, мне было неловко тащить этот табурет, но вскоре я увидел, что почти все люди, шедшие смотреть кино, делают то же самое, и успокоился.
Места в бывшей церкви было предостаточно, и каждый ставил стул там, где ему больше нравилось. Только пространство под разрушенной колокольней оставалось свободным. Как я понял позже, люди не занимали его на случай возможного дождя.
Я долго искал в этом клубе экран, но его там не было вообще. И лишь внимательно осмотрев все четыре стены, заметил ,что одна из них побелена более тщательно, чем другие. На этих трех стенах еще были заметны лики святых, в которых я тогда совсем не разбирался.
     Так как я страдал близорукостью, а очков не носил из-за по-юношески предвзятого отношения к ним, я поставил свою табуретку вблизи этого импровизированного экрана и приготовился смотреть фильм, названия которого я так и не удосужился узнать.
Но, когда за спиной зрителей заурчала передвижная киноустановка, и на экране пошли титры, я понял, что мне очень повезло.
Фильм назывался «Солдаты» и был снят по роману Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», который я недавно прочел.
Я думаю, нынешнее поколение зрителей не знает этой кинокартины, а потому напомню, что в ней    снимались такие замечательные актеры, как Всеволод Сафонов, Леонид Кмит, актриса Тамара Логинова. Здесь сыграл свою первую роль в кино мой любимый артист Иннокентий Смоктуновский.
Этот фильм поразил меня, прежде всего, тем, что он был совсем   непохож на все фильмы о войне, которые я видел до этого. В нем не было явных героев, поднимающихся в яростные атаки и бьющих ненавистных фрицев прикладами автоматов и могучими кулаками. Нет, это были просто солдаты, которые спасали свою Родину от самой страшной чумы на планете Земля, от фашизма. А персонаж Смоктуновского, новоиспеченный лейтенант с еврейской фамилией Фарбер, вообще не был похож на военного человека. Он кротко смотрит на все окружающее его пекло сквозь разбитые очки, и на вопрос командира: «Вы и в атаку в этой шинели пойдете?», отвечает : «Пожалуйста». Мол, могу и снять ее.
И вот в один из самых драматичных эпизодов этого фильма и произошло чудо, которое я не забуду до конца своей жизни.
Под дождем, в грязном окопе, на руках комбата Керженцева умирает его раненный друг. И в это время я увидел, как на экране появилось лицо Иисуса. Оно было скорбным, но светлым, и глаза Его смотрели на умирающего с поддержкой и надеждой, что тот не умрет и будет жить даже в этой жизни.
  То, что Сын Божий не был персонажем фильма меня убеждал один лишь факт: фильм был черно-белым, а лик Христа – цветным. Да и мои атеистические убеждения не позволяли мне допустить, что наши советские кинематографисты могли снять такое в фильме о войне.
  Я сразу же понял, что на том месте, где был экран, прежде находилась фреска с изображением Иисуса, и в какой-то момент она проступила на стене под воздействием света.
  Вот и все… Все очень просто.
Но в моей душе что-то произошло.
Случилось нечто большое и не уходящее.

Регистрационный номер №0404080

от 10 декабря 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0404080 выдан для произведения:    Большинство людей старшего поколения знает, какую роль сыграло в нашей жизни кино.
И этот свой рассказ я хотел начать так:
«На формирование моего кинематографического вкуса огромное влияние оказал фильм …»(имя рёк).
Но потом я вспомнил, как это случилось, и сказал себе: «Какой же занудой ты стал, однако, на склоне своих лет».
А случилось это так.
В 1945-ом году, вскоре после Дня Победы, я оказался пациентом детского костно-туберкулезного санатория в городе Нальчике.
Закованные в тяжелые гипсовые корсеты, мы, мальчишки и девчонки в возрасте от пяти до шестнадцати лет, были вынуждены неподвижно лежать в палатах, развлекая друг друга лишь рассказами о нашей прежней счастливой жизни, чтением книг, когда это позволяло освещение, и созерцанием мух на потолке.     Когда же темы разговоров были исчерпаны, все книги из скудной санаторной библиотеки прочитаны, а мухи становились назойливыми, наступали тяжелые дни уныния и ненависти к окружающему нас миру.
И только один раз в месяц у нас был праздник: к нам привозили кино.
   Об этом нам с утра сообщали нянечки, приходившие делать уборку. Они тоже радовались вместе с нами этому празднику, хотя для них это был очень тяжелый день: им надо было перевезти почти сотню кроватей из палат на обширную веранду, где проходили киносеансы. А зимой они перетаскивали туда еще и целую гору одеял, так как это помещение не отапливалось.
Я помню, что в тот день за окном падал тихий снег, в палате было сумрачно и холодно, когда вошла толстая нянечка - кабардинка   и неторопливо принялась за уборку.
- Сегодня сказку вам будут показывать, - сказала она, несносно стуча шваброй по ножкам кроватей. – «Золушка» называется.
Мы переглянулись и загрустили. Нам всем больше нравились фильмы про войну. Мы уже   смотрели такие картины, как «Адмирал Нахимов» , «Мы из Кронштадта», «Небесный тихоход», и все они вызывали у нас бурю восторга и гордости. Обсуждение их обычно продолжалось у нас обычно за полночь…
А тут какая-то «Золушка»…
   Но произошло настоящее чудо. Лишь только пошли первые кадры, и на башне появился королевский герольд с длинной трубой в руке, закричавший: «Жители сказочного королевства, а, жители сказочного королевства!», как у меня возникло ощущение, что он обращается именно к нам, ставшим участниками этого волшебного действа.
А когда фильм закончился, мне показалось, что я расстался с родными мне людьми, с которыми все эти два часа я вместе страдал, радовался и дивился волшебству, в которое стал верить.
С этой верой я прожил много лет.
Кино стало для меня второй жизнью, настолько близким и сокровенным искусством, что я не замечал, или не хотел замечать всех его недостатков.
Я с одинаковым восторгом смотрел «Тарзана» и «Падение Берлина», «Ивана Грозного» и «Донецких шахтеров», «Серенаду Солнечной Долины» и «Подвиг разведчика».
Но потом произошло еще одно чудо, когда я по-настоящему полюбил настоящее кино.

В деревню на родину деда меня провожали всей семьей.
Мама аккуратно уложила в старенький чемодан мои вещи и подарки для родни, бабушка напекла пирожков, а дед торжественно вручил мне огромный список своих родственников с напутствием обойти их всех и обязательно сфотографировать.
Мне было всего семнадцать лет, я впервые отправлялся в такое длинное путешествие, и дед долго и подробно вразумлял меня о маршруте моего путешествия и пересадках с одного вида транспорта на другой.
- Запомни, - говорил он мне в сотый раз, - поездом тебе ехать до Воробьёвки . Но станция там называется « Лещаная».
Он почему-то думал, что я обязательно проеду ее, ожидая, что   проводник объявит Воробьёвку.
Но я благополучно добрался до места назначения моего поезда, пересел там на замызганный автобус, который за пятнадцать минут доставил меня в Березовку, где первый же прохожий сопроводил меня к дому Катерины Гусаковой, приходившейся деду внучатой племянницей.
Первые дни в деревни были для меня настоящим откровением. Мне нравилось ходить вдоль пшеничных полей и по тенистым берегам речушки Толучиевки, знакомиться с «панской» усадьбой генерала Ширинкина и разговаривать о прошлом Березовки с простыми и радушными людьми.
Но потом, облазив все село и его окрестности, я стал скучать. Читать было нечего, так как сельская библиотека оказалась почему-то на замке, друзей я завести не успел связи с тем, что вся молодежь моего возраста работала на уборочной. Я уже подумывал о досрочном возвращении домой, когда однажды вечером Катя сказала мне:
- Завтра в клуб кино привезут. Сходи обязательно, а то, я вижу, ты у нас совсем захандрил.
Оказывается, в Березовке был клуб, размещавшийся в бывшем храме, о чем я вообще и не подозревал. Иногда я заходил в церковь, но там было идеально пусто и пыльно, а по моему представлению в клубе должны быть обязательно стулья и сцена.
Сельчане рассказывали, как после революции этот храм пытались разрушить, но это сделать не удалось, так как он был построен старыми мастерами по их особым секретам. Удалось взорвать лишь часть колокольни с куполом, и теперь, зайдя в здание и подняв голову, можно было видеть кусочек неба.
На следующий день Катя погладила мне белую рубашку и брюки, критически оглядела меня в зеркале и, когда я удивился этому, сказала:
   - В клуб у нас в чем попадя не ходят. Потом разговоров не оберешься, что мы в нищете живем.
Но еще больше я был удивлен, когда она предложила мне взять с собой табуретку.
   - В клубе стульев совсем немного. Их только для стариков ставят. А все остальные несут свои или стоят весь сеанс.
Первый раз в жизни я шел в кино, неся   с собой предмет мебели, предназначенный для сиденья.
Хотя клуб был недалеко от дома, мне было неловко тащить этот табурет, но вскоре я увидел, что почти все люди, шедшие смотреть кино, делают то же самое, и успокоился.
Места в бывшей церкви было предостаточно, и каждый ставил стул там, где ему больше нравилось. Только пространство под разрушенной колокольней оставалось свободным. Как я понял позже, люди не занимали его на случай возможного дождя.
Я долго искал в этом клубе экран, но его там не было вообще. И лишь внимательно осмотрев все четыре стены, заметил ,что одна из них побелена более тщательно, чем другие. На этих трех стенах еще были заметны лики святых, в которых я тогда совсем не разбирался.
     Так как я страдал близорукостью, а очков не носил из-за по-юношески предвзятого отношения к ним, я поставил свою табуретку вблизи этого импровизированного экрана и приготовился смотреть фильм, названия которого я так и не удосужился узнать.
Но, когда за спиной зрителей заурчала передвижная киноустановка, и на экране пошли титры, я понял, что мне очень повезло.
Фильм назывался «Солдаты» и был снят по роману Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», который я недавно прочел.
Я думаю, нынешнее поколение зрителей не знает этой кинокартины, а потому напомню, что в ней    снимались такие замечательные актеры, как Всеволод Сафонов, Леонид Кмит, актриса Тамара Логинова. Здесь сыграл свою первую роль в кино мой любимый артист Иннокентий Смоктуновский.
Этот фильм поразил меня, прежде всего, тем, что он был совсем   непохож на все фильмы о войне, которые я видел до этого. В нем не было явных героев, поднимающихся в яростные атаки и бьющих ненавистных фрицев прикладами автоматов и могучими кулаками. Нет, это были просто солдаты, которые спасали свою Родину от самой страшной чумы на планете Земля, от фашизма. А персонаж Смоктуновского, новоиспеченный лейтенант с еврейской фамилией Фарбер, вообще не был похож на военного человека. Он кротко смотрит на все окружающее его пекло сквозь разбитые очки, и на вопрос командира: «Вы и в атаку в этой шинели пойдете?», отвечает : «Пожалуйста». Мол, могу и снять ее.
И вот в один из самых драматичных эпизодов этого фильма и произошло чудо, которое я не забуду до конца своей жизни.
Под дождем, в грязном окопе, на руках комбата Керженцева умирает его раненный друг. И в это время я увидел, как на экране появилось лицо Иисуса. Оно было скорбным, но светлым, и глаза Его смотрели на умирающего с поддержкой и надеждой, что тот не умрет и будет жить даже в этой жизни.
  То, что Сын Божий не был персонажем фильма меня убеждал один лишь факт: фильм был черно-белым, а лик Христа – цветным. Да и мои атеистические убеждения не позволяли мне допустить, что наши советские кинематографисты могли снять такое в фильме о войне.
  Я сразу же понял, что на том месте, где был экран, прежде находилась фреска с изображением Иисуса, и в какой-то момент она проступила на стене под воздействием света.
  Вот и все… Все очень просто.
Но в моей душе что-то произошло.
Случилось нечто большое и не уходящее.

Снежная прелюдия разлуки

Эссе о радости обманутых.

Рейтинг: +2 285 просмотров

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (2)

Тая Кузмина # 12 декабря 2017 в 23:39 0

Замечательно автор пишет. Так явственно, зримо и жизненно. Удачи автору в Конкурсе!!!

live3

Михаил Заскалько # 14 декабря 2017 в 10:21 0

В целом миниатюра понравилась. Да,это миниатюра, рассказ-воспоминание,но,увы,не эссе.Впрочем автор в самом начале объявляет, что это рассказ...
Два ключевых момента: фильм "Золушка" и финальный эпизод могли бы стать темами эссе,но не стали. Я ожидал, что автора именно финальный эпизод натолкнёт на размышления и минька станет наконец полноценным эссе, но автор отделался общей фразой "Но в моей душе что-то произошло". Что? Как раз это-то и самое интересное...а все предыдущее можно было одним абзацем подать...Жаль.

RSS-лента комментариев