[Скрыть]
Регистрационный номер 0419082 выдан для произведения:
Что-то совсем не идут
ноги. Наверное, к непогоде. Давление мерить не хотелось. Надоело постоянно
прислушиваться к сердцебиению тонометра.
Вот уже несколько
июньских дней стояла невыносимая жара. Прохладный ветерок смягчал её. Можно
посидеть в холодочке под разрумянившейся рябиной, полюбоваться на разноцветье
палисадника, упиваться запахами жасмина, гвоздики и пионов, смешанных в одном
флаконе дня и разливающихся волнами вокруг.
Оставляя все прелести природы, все дела, Михаил Николаевич спешил
с улицы войти в прохладу комнаты и прилечь хоть ненадолго. Сердце билось неровно,
и хромающий пульс не давал задремать. И он, закрыв глаза, отвлекал себя от неприятных ощущений воспоминаниями. Из сегодняшнего жаркого
июня он возвращался в далёкий июнь молодости, тот, что был много лет назад.
…Сдали сессию рано и уже с первого июня их курс истфака
отправили в стройотряд. Слово «стройотряд» окутано романтикой костров, добрых
студенческих песен под незатейливый перебор гитарных струн, бессонных ночей, приятных прогулок под
луной. Михаила, уже отслужившего в армии, серьёзного и надёжного, назначили
командиром.
Строить пришлось школу. Первый этаж уже выложен, а на долю
тридцати двум студентам достался второй.
Выкладывали его специалисты-каменщики, а девчонки и мальчишки из отряда месили
цемент, носили на носилках кирпичи. Девчата уставали, но никогда не ныли, не
оставались в общежитии по какой-то причине. Михаил работал со всеми наравне. Любое
дело давалось ему без труда. Коренастый, спортивного вида, сильный, он старался
найти предлог и оказаться рядом с хрупкой стеснительной Ниной Калининой.
Работать начинали ранним утром, пока не разгулялась
невыносимая жара. Казалось, что даже пыль придавлена прохладой и не лезла в
глаза и в нос. Распоряжение бригадира строителей студенты ждали на брёвнышках.
Михаил подходил, и все освобождали ему заветное место. Он опускался около Нины,
та отворачивалась смущённо, а он, вроде бы случайно, касался своим плечом её
тела. У него отчаянно билось сердце, ему хотелось обнять за талию, притянуть к
себе и услышать её прерывающийся голос: « Миша, ты что, все же смотрят!». А смущённый
взгляд её небесно-голубых глаз ему говорил бы о другом. Он давно понял, что
нравится этой тихой, скромной девушке, хоть она и старалась прятаться от него
за подружек. Сердце не обманешь. И он грезил о ней во время коротких июньских
ночей: вспоминал голос, глаза, её загорелую коричневую кожу(так любит солнце
её, прилипает быстро!).
И однажды он решился….
Михаил Николаевич
вспомнил, как он увёл наконец-то Нину от костра, и сердце обволокло теплом, оно
набрало обороты и забилось ритмично: «Спасибо, милая! Ты мне помогла… Ты
одарила меня любовью, чистой, нежной, незабываемой! И твой светлый юный образ
лечит моё старческое сердце».
… Заканчивали работу в пять часов вечера. Весёлой гурьбой
шли на речку: девчонки в своё заветное место, мальчишки на свой обжитой ими
берег. Прохладная живая вода смывала пыль, жару, что оставило солнце,
возвращало силу и хорошее настроение . После водных процедур шли в столовую.
И вот вечерний костёр. Радостное пламя, фейерверк искр,
благоухание сирени, дыхание поля – всё слилось с мелодией гитары и обещало
остаться символом счастья и чистой любви.
Все удобно
расположились на брёвнах, невесть откуда принесённые мальчишками ещё в первые
дни. Костёр горел неровным пламенем: огонь то вырывался и вместе с искрами
стремился улететь выше, то утихал. В свете огня видны только лица ребят, а там,
за спиной, стояли стеной тишина и темнота.
Миша часто бросал
взор на Нину, нередко встречаясь с её взглядом. Она сидела среди девчонок,
тесно прижавшись к Лиде, своёй советчице и любимой подружке. «Сейчас! Иди
сейчас! Она же ждёт!», -- назойливая мысль заставила подняться и пойти к ней.
Странно. Он знал её три года. Встречался с девушками с других
курсов. Все нравились ему, всем он говорил красивые слова. Но при взгляде на
Нину он ощущал какое-то беспокойство и волнение. Издалека замечал её стройную
фигурку, слышал оживлённый голос среди подруг; волновался за неё, когда она
отвечала на практических занятиях, переживал под дверью, когда сдавала экзамены.
Теперь пришло его
время, надо решиться…
--Нин, мне тебе надо что-то сказать. Пойдём? – он звал её, а
сам боялся её отказа. Она вопросительно посмотрела на Лиду, которая уже
наблюдала за ней.
-- Иди,-- одобрительно кивнула подружка.
Они гуляли до
рассвета по окрестным лугам, говорили о работе,
сессии, билетах на экзаменах. Нина
не спрашивала, что же он хотел сказать ей, понимала, что это просто предлог.
Иногда он брал её за
руку. Он чувствовал, как она
вздрагивала, но доверялась ему. Небо, притихшие луга, сияющие росы виделось
ему в новых красках. Казалось, что всё
это, вся природа, весь мир принадлежит им двоим; что всё будет хранить
втайне их голоса, их рассуждения о звёздах, о струящейся узенькой речке, о
замечательной погоде июня. Но через
несколько минут она убирала руку из его ладони, наклонялась, срывала травинку. А
в нём появлялось ожидание новых волнующих прикосновений. Только им улыбалась
зарождающаяся луна, только им подмигивали звёзды. Иногда из-под ног вылетала
вспугнутая птица-сплюшка. Идти рядом, слышать её голос, смех было для него
счастьем.
Вот затих и затух
костёр там, у их общежития, но они боялись сказать, что уже пора расходиться.
Только рассвет, холодный и неподкупный, всё так же рано
напоминал о себе, о том, что скоро наступит рабочий день.
Но счастье
продолжалось…
…«Нина, Нина, что же мы наделали? Ты ушла, оставив мне и
свою нежность, и свою любовь. А наше счастье осталось там, в том жарком июне
прошлого века», -- привычно подвёл итог своим размышлениям немолодой человек.
Михаил Николаевич незаметно погрузился в спокойный сон. Сон
и воспоминания так похожи!
21. 06. 18 г.