Хранитель воложки.

Просыпаюсь от криков фазанов.

 

Иду на берег.

Камышовки довольно верещат со всех сторон. Перепархивая между стеблей тростника, покрытых утренней росой, они исполняют гимн в честь наступающего дня.

 Наблюдая воздушные игры пары стремительных зимородков, умываюсь прохладной речной водой.

Как жалко, что я человек. Стыд-то какой! А куда денешься? Судьба.

Сижу неподвижно и думаю. Думаю и смотрю.

Вот чапура молча слетела с сухой верхушки столетней ветлы и плавно опустилась на мелководье.

Туда, где под монистом нимфейника снует рыбья мелочь. На рыбалку, значит, собралась.

Вдоль кромки чакана деловита проплыла грациозная норка.

Гибкое тело легко и быстро рассекает тугие водяные струи. На поверхности видны лишь голова с аккуратными ушками и сильный круп. Вслед  за зверьком на речной глади остается ровный треугольник.

В зарослях чилима водяной уж гипнотизирует нарядно сверкающую изумрудом царевну-лягушку.    

Теплые лучи утреннего солнца пробились сквозь зеленую крону шелковицы. Стало слегка припекать.

Приятно нырнуть в речную  свежесть. Лень и ночная дремота вмиг отлетают прочь. Мышцы бодро преодолевают силу  речного потока. Доплыв до середины, перестаю грести. Переворачиваюсь на спину и расслабляюсь.

Дыхание глубокое и спокойное. Отдаюсь воле течения. Зажмуриваю глаза. Тишина и умиротворение. Уши под водой. Река нема. Я – глух и счастлив.

На розовую пелену век ложится мрачная тень. Надо мной склонились густые ивовые ветви, зеленым дождем ниспадающие к самой воде. Ухватившись за корявый сук полузатопенной карши, смотрю на небосвод.

Высоко в синеве длинным изломанным клином летит огромная партия бакланов. Бесконечные цепочки их угловатых черных силуэтов, резко вырисовывающихся на светлом фоне, постоянно извиваются, то и дело резко меняя строй. 

У берега, низко над водой, на самом кончике тонкой веточки, молодая семья ремезов сооружает из ивового пуха гнездо-рукавичку.

Возле суводи то и дело бьет жерех. В эпицентр жерехового «котла» пронзительно крича, пикируют одна за другой черноголовые крачки. И взлетают ввысь каждая с рыбешкой в клюве.   

В ежевичнике гудят шершни.

Выхожу из реки, сопровождаемый мелодичными переливами иволгиной «флейты» и радужным сиянием трепещущих крыльев синих стрекоз.

Одна мысль не оставляет меня.

Как сохранить?