Если бы да кабы ...

[Скрыть] Регистрационный номер 0387289 выдан для произведения: - Никогда и ничего не говорите в сослагательном наклонении! - поучал своих детей Савелий Венедиктович, когда они после просмотра мультиков начинали вслух мечтать о приключениях и лазурных берегах, по которым бродят жирафы и бегемотики.
  Дети, а их у Савелия было пятеро,  не знали, что такое сослагательное наклонение и потому смотрели на него удивленно и задумчиво.
  - Савелий, - укоризненно обращалась к нему его жена Роза, ждавшая шестого ребенка, - ты забываешь, что перед тобой не твои студенты, а несмышленые малыши, которые говорят то, что им интересно.
  Но именно она приучила этих несмышленышей употреблять в речи конструкцию, которую русский народ окрестил кратко и едко: «если бы да кабы», а она сама пользовалась ею при всяком удобном и неудобном случае.
  Например, она могла, проснувшись среди ночи, разбудить  мужа и сказать ему:
 - Знаешь, если бы мы купили новую квартиру, я бы обставила ее финской мебелью. Говорят, что она экологически чистая и не слишком дорогая.
  Это раздражало Савелия до нервного тика, но он был так называемым подкаблучником и призвать жену к порядку не решался. А потому все свои претензии по поводу такой манеры речи адресовал детям.
  Савелий Венедиктович был профессором и преподавал в университете дисциплину с очень сложным названием "Коммуникационный менеджмент". Студенты боялись этого предмета, как черт ладана, а профессора уважали за то, что он смог разобраться в том, что, по их понятиям, было лишено здравого смысла.
  Он чувствовал это уважение и гордился тем, что к другим преподавателям студенты такой почтительности не проявляли, и это позволяло его  коллегам считать профессора заносчивым и самодовольным типом.
  Но Савелий себя таким не считал. Более того, проблемы бытия в двухкомнатной квартире  на пятом этаже разрушающейся «хрущевки» заставляли его думать о себе как о неудачнике и растяпе.
  Они с женой экономили на всем,  чтобы накопить деньги на  новое жилье, но вскоре поняли несбыточность этих планов и стали ходить всей семьей  в театр и снимать летом дачу  за пределами Московской области.
  И тут вдруг стало известно, что их университету мэрия выделила  квартиру из какого-то немыслимого в наше новое время фонда, а кому отдать эту квартиру, должен был решить ректор. Сам, единолично, без всяких там профсоюзов и  заседаний ученого совета.
  Как ни странно, первой об этом узнала Роза и за ужином сказала ему фразу, начинавшуюся с ненавистного ему «если бы»:
  - Если бы ты думал о наших детях, то дневал и ночевал в  приемной ректора, чтобы получить эту квартиру.
  Савелий, не успевший еще отрезать кусочек полуфабрикатного бифштекса,  положил обратно вилку и нож на стол, как им положено там лежать, встал и направился в гостиную, в которой  дети играли в какую-то шумную игру, где надо было обязательно догонять друг друга. Поэтому Савелий был вынужден остановиться у двери и ответить Розе:
  - Ректор должен знать, в каких условиях живет его ведущий специалист,  имеющий ученую  степень  доктора экономических наук и звание профессора. А, коли не знает, я напомню ему об этом своим уходом из университета. А тебя, Роза, я попрошу не давать мне глупых советов в сослагательном наклонении, потому что я могу уйти и из семьи.
 
    Но по дороге на работу, когда в метро у него было достаточно времени, чтобы обдумать  предложение Розы, он решил последовать ее  совету, и тем же днем после лекций он направился в кабинет ректора.
   Тот принял его без проволочек, так как очень ценил вдумчивого и спокойного профессора, взявшегося разработать программу нового предмета на голом месте.
  - Здравствуйте, дорогой Савелий Венедиктович! – радостно зарокотал он, поднимаясь ему навстречу.- Рад видеть вас у себя! Давно хотел увидеть вас и поблагодарить за вашу плодотворную работу, но, знаете, вечно не хватает времени.
  На самом деле, ректор страшно не любил общаться ни с преподавательским составом, ни со студентами. Он словно прирос к своему огромному креслу и в       свои сорок с лишком лет был чрезмерно тучен и неповоротлив.
  - Так что же привело вас ко мне, уважаемый профессор? – радушно спросил он и направился к бару, чтобы угостить гостя отменным коньяком, но вынужден был остановиться, не дойдя до него, так как услышал нечто, его уму непостижимое:
  - Я хочу, Виталий Андреевич, получить квартиру, выделенную нам мэрией, так как моя семья из семи человек ютится в двухкомнатной секции на пятом этаже очень старого дома, где капитальный ремонт не проводился с  восемьдесят пятого года прошлого века. К тому же,  вскоре наша семья прибавится еще на одного человека.
  Подобных подробностей о семье уважаемого профессора ректор не знал, потому что не хотел о них знать. Это просто не входило в круг его обязанностей,
  Что касается квартиры, то он давно решил отдать ее отдать доценту Бурыгину, который сделал предложение его дочери Диане. Свадьба откладывалась по той причине, что дурнушка Диана почему то считала себя красавицей и непременно хотела стать топ – моделью. Она пыталась стать ею уже несколько лет, и лишь совсем недавно отцу удалось, наконец, отучить ее от этой дурной мысли и пристроить  секретаршей к своему другу в мэрию, который и постарался выбить эту квартиру для университета.
  Придя в себя после наглого, как он считал, заявления  Савелия Венедиктовича, ректор постарался ответить ему столь же решительно. Он занял свое место в кресле, где  всегда выглядел беспрекословным вершителем судеб, и отчеканил:
  - А я хочу, чтобы вы, любезный Савелий Венедиктович, поняли, в какое время мы живем. Квартиры сейчас не получают, а зарабатывают. Я сочувствую вам и вашей большой семье, но эта квартира выделена нам в порядке исключения с уже оговоренными условиями, кому она достанется. Так уж извините. И еще я прошу вас впредь воздержаться от заявлений, начинающихся с «я хочу».
    Казалось, что все слова, сказанные ректором в тоне, разительно отличавшемся от мелодики встречи, не дошли до сознания Савелия. Он встал, выпрямил спину и, гордо вздернув подбородок, произнес:
  - В таком случае, я не уйду из этого кабинета, пока вы не решите мои жилищные проблемы, которые серьезно мешают мне заниматься плодотворной преподавательской деятельностью. А моя жена приведет сюда еще наших детей.
   Тут ректор рассмеялся, и смех его был отнюдь не наигранным:
   - Профессор, вы в юности изрядно насмотрелись, по всей видимости, советских фильмов и слегка задержались в развитии. Охрана вынесет вас из моего кабинета, как пушинку, да еще может кое-что вам повредить. Это не считая того, что вы штраф заплатите за хулиганство в стенах образовательного учреждения.
  - И пусть! – упрямо сказал Савелий. – Зато все узнают, что вы распределяете квартиры согласно  каким-то оговоренным условиям, спущенным сверху. А я, прямо из вашего кабинета, позвоню в прокуратуру, и вам придется  давать показания о своей незаконной деятельности.
 Небрежным движением руки ректор подвинул поближе к Савелию блестящий телефон и улыбнулся еще веселее:
  - Давайте, профессор, звоните!  Я знаю, что люди, с головой ушедшие в науку, мало интересуются уголовным кодексом, а потому считаю своим долгом  напомнить вам о существовании в нем статьи о клевете. И мне жаль ваших деток, которые узнают, что их папа сидит в тюрьме именно по этой статье. Пошел к дяде просить квартиру для них, а очутился за решеткой.
    Эта мысль показалась ректору очень веселой, и он вновь захихикал, довольно потирая пухлые ладошки.
  Савелий действительно ничего не знал ни об уголовном кодексе, ни об упомянутой статье, а потому, после такой радостной атаки на него, потупился и безвольно опустился на стул.
  - Неужели ничего нельзя сделать? – робко спросил он.
    Такой профессор больше  понравился ректору, которому не были нужны лишние неприятности, и он  изобразил задумчивую озабоченность.
  - Я думаю, что у вас имеются кое-какие возможности, - произнес он спустя некоторое время и при этом выразительно потер один палец другим. – В этом случае я смог бы обратиться к моим хорошим знакомым в мэрии и – чем черт не шутит! – может, они  пойдут нам навстречу…
   И он скромно потупил взгляд, точно так, как это делал застенчивый воришка Альхен из 2-го дома Старсобеса.
  Савелий сразу же понял, что речь   идет о самой обыкновенной взятке. Но почему-то  это не вызвало у него никакого возмущения.
  Ему вдруг припомнился случай, когда скромный и удивительно способный студент Пушков положил ему  на стол зачетку с пятитысячной купюрой внутри, а он так же спокойно, без всякого негодования, коротко сказал ему: «Вон!».
   Пушков очень удивился этому и, дойдя до двери, обернулся и сказал со слезами в голосе: «У нас даже Виталий Андреевич деньги за экзамен берет… Вот я и думал…».
  Образ этого чудаковатого и наивного парня вернул Савелию Венедиктовичу его собственное самообладание и спокойствие, и он заговорил четко и размеренно, словно читая студентам лекцию о коммуникационном менеджменте:
  - У меня были бы возможности, о которых вы говорите, если бы я брал взятки со студентов и преподавателей, как это делаете вы, премногоуважаемый Виталий Андреевич.  А если бы у меня были такие деньги, будем говорить прямо, я пришел не к вам, а к риэлтору и без всяких оскорблений с его стороны, спокойно купил  нужную квартиру. Но я пришел не в агентство по продаже недвижимости, а к своему ректору. А если бы я был  ректором университета, то заботился  прежде всего  о его чести, преподавателях и студентах, а не о том, как выудить у первокурсника Пушкова пять тысяч за экзамен.
  Дерзкая речь лилась у него свободной рекой, и он даже не заметил, что она полностью построена на нелюбимой им манере высказываний его жены Розы.
  Не дожидаясь реакции ректора на эту обличительную браваду, Савелий встал и, гордо подняв голову, вышел из кабинета … 
 
    - Ну, как? – закричала Роза, едва он ступил на порог. – Мне позвонили, что ты был на приеме у ректора. Что он сказал?
  Савелий ответил не сразу, так как привык щадить здоровье своей жены, но спустя минуту решился сказать ей то, что казалось ему самым вероятным результатом его визита к ректору:
  - Боюсь, что мне придется искать другое место работы.
  Роза поняла все и, отправив детей в их комнату, принялась накрывать на стол.
 Стремясь отвлечь мужа от тяжелых последствий его подвига, на который она сама его и толкнула, Роза достала из шкафчика заветную бутылочку шотландского виски, но не успел  Савелий поднести рюмку ко рту, как раздался телефонный звонок.
  - Савелий Венедиктович? – услышал он в трубке незнакомый вежливый голос. – Зайдите, пожалуйста, завтра перед лекциями в ректорат для получения ордера на квартиру.
  Затем сразу раздались короткие гудки, и Савелий растерянно застыл с трубкой в руке
  - Что, уже уволили?  - потерянно спросила Роза, испуганная его оторопью.
   Он снова ответил ей не сразу, опасаясь ее обморока от  неожиданной радости:
  - Нет, нам дают квартиру, выделенную для университета.
  Жена начала оседать на пол, и Савелий был вынужден опрокинуть ей в рот виски, налитое для него. И в это время телефон зазвонил снова. 
    - Профессор Ложкин? – спросил его уже другой голос. – С вами говорят из министерства образования Российской Федерации. Завтра, в пятнадцать ноль-ноль у нас будет обсуждаться ваша кандидатура на пост ректора университета, где вы работаете. Просим вас прибыть в кабинет министра в указанное время.
   - Что, уже передумали? – с ужасом выдохнула Роза.
  - Нет, это уже  по другому поводу, - ответил Савелий. – Похоже, меня хотят назначить ректором…
    Прошло три года.
   Савелий с семьей, состоящей уже из восьми человек, живет в прекрасной квартире на проспекте Вернадского и возглавляет свой родной университет. Коллеги и студенты уважают его, начальство ценит за принципиальность в научных и административных  вопросах.  
    Он перестал делать замечания детям по поводу чрезмерного употребления в их речи сослагательного наклонения и уже не нервничает, когда жена будит его по ночам своими безумными фантазиями.
  Например, на днях она сказала ему сквозь сон:
  - Если бы тебя назначили министром и пригласили на прием в Кремль, я бы сшила себе платье сама… По своим девчоночьим эскизам… Диор бы стоял в сторонке и плакал …
   Савелий молчал, вспоминая сказку о рыбаке и рыбке …