Первая, но поздняя любовь ...

27 апреля 2017 - Борис Аксюзов
article383587.jpg
          Эльвира Антоновна Затонская, некогда блиставшая в театре и кино, в свои шестьдесят пять лет не потеряла интереса к жизни и по-прежнему была красива и энергична. Уже будучи на пенсии, она дважды выходила замуж, играла в  престижном московском театре далеко не второстепенные роли и снималась в сериалах. На данный момент  у нее был сожитель, которого она называла «мой знаменитый и талантливый бой-френд Майкл», хотя все его звали Мишкой  Вайнштейном, и он служил в захудалом театре на задворках столицы, играя там, в основном, роли вторых любовников и немецких офицеров.
  Но главным ее увлечением стала работа в театральном училище, где ей доверили вести класс очень одаренных студентов, зачисленных, как говорят, «по признаку родственных связей с театром». То есть, это,  в основном, были дети и внуки тех актеров, имена которых в свое время гремели по всей стране.
  Работать с ними было трудно, так как они считали, что переняли у своих родных и родственников все навыки актерского мастерства, но и интересно, ибо они могли не только играть, но и думать.
   Больше всего Эльвира Антоновна боялась, что не сможет на протяжение всего курса обучения поддерживать их интерес к учебе, и старалась разнообразить задачи, которые ставила перед ними, как только могла.  Главным ее советчиком в этом вопросе был старый актер Марк Наумович Левин, которого недавно отстранили от преподавания, потому он начал на занятиях слишком  часто сморкаться в огромный фуляровый платок и рассказывать студентам истории о своих связях с молоденькими актрисочками.
  Именно он подсказал Эльвире Антоновне тему ее очередного занятия.

   Она вошла в аудиторию своей бесподобной энергичной походкой, ослепительно улыбнулась всем и каждому в отдельности и объявила:
  - Сегодня я ставлю перед вами сверхзадачу…
  Она привычно выдержала паузу, чтобы  у  студентов вскипел интерес к предстоящей работе, и продолжила:
  - Представьте, что вам признается в любви человек намного старше вас…   Он или она робко подходит к вам и говорит: «Я люблю вас…». Нарисуйте в своем воображении образ этого человека, не стесняясь в деталях. Может быть, у него нет зубов, он неряшливо одет, вы видите его дрожащие руки.   А потом ответьте ему.  Как хотите …  Принимая его любовь или отвергая  ее … Говорите кратко, ничего не объясняя. Просто ответьте. Только так, чтобы я поверила вашему чувству. Будь это сострадание, презрение или, чем черт не шутит, сама любовь…  На подготовку даю десять минут. Совещания исключаются…
  Не успела она присесть, как с места раздался голос:
   - А вопрос можно?
  - Да, пожалуйста, - благосклонно, но с некоторым раздражением разрешила Эльвира Антоновна, считая, что она объяснила поставленную задачу исчерпывающе полно.
  В среднем ряду встала студентка, которая ей очень нравилась, потому что она напоминала ей себя в далекие годы молодости. Девушку звали Люся, она была внучкой знаменитой актрисы, уже ушедшей в мир иной.
 - Я хотела бы знать, а что за человек признается мне в любви, - сказала она, улыбаясь и зная, что сейчас этой ее улыбкой любуются все юноши группы.
 - Но я же объяснила! - почти что возмущенно ответила Эльвира Антоновна. – Пожилой человек, образ которого вы должны дорисовать сами. В вашем случае это будет мужчина, а Венечке Крылову объяснится в любви пожилая женщина, предположим, нынешняя Софи Лорен.  Это уж как у него фантазия взыграет.
  В аудитории раздался дружный смех, но Люся не обратила на него никакого внимания, произнеся с каменным выражением лица:
  - Я хотела бы знать его социальный статус. Мой ответ ему будет зависеть от того места, какое он занимает в обществе.
  - Ну, так и определите ему сама это место, - ответила ей Эльвира Антоновна, радуясь тому, что раздражение ее прошло после всеобщего смеха. – У вас очень широкий выбор: от главы государства до бомжа.
  Снова пронеслась волна смеха, правда, уже не такого дружного.  
  Эльвира Антоновна тоже рассмеялась, понимая, что иначе она будет выглядеть глупо.
 - Спасибо, - ответила Люся с нехорошей улыбкой. – Вы просто развязали мне руки. Теперь я блестяще  сыграю поставленную вами сверхзадачу, так как считаю, что в наше время не только для женщин, но и для мужчин   основное значение имеет именно это…
  - Но я все же думаю, - остановила ее Эльвира Антоновна, - что мы имеем дело не с меркантильными расчетами человека, а с его чувствами, с его первичным ощущением сказанных ему слов. Впрочем, я могу и ошибаться… Поэтому прошу встать всех, кто считает так же, как Люся.
  Встали все.   За исключением  Кирилла Климова.
  Он был одним из самых талантливых студентов ее группы, который мог сыграть любую роль, не ожидая ее установок. Но у  него был один серьезный недостаток, из-за которого его дважды собирались отчислить из училища: он не любил учить роли.
  На курсовой спектакль, в котором он играл главного героя, Кирилл пришел полностью не готовым, и нес на сцене такую отсебятину, что его  партнеры терялись, не зная, как отвечать ему в диалогах, а театральные мэтры, знавшие эту роль до запятой, были до глубины души возмущены такой вольностью в ее трактовке.
  С большим трудом ей удалось тогда отстоять его, но он не заметил ее стараний и продолжал вести себя по-прежнему: выходить на сцену, не заглядывая в текст пьесы, и играть то, что казалось ему достоверным, согласно жизненным восприятиям автора и его собственным.  
   Увидев перед собой стену поднявшихся с мест студентов, чего она никак не ожидала, Эльвира Антоновна растерялась и решила искать спасение именно в этой одинокой фигуре сидящего Кирилла Климова.
  - А вы, Климов, как считаете? – спросила она с некоторой дрожью в голосе.
  Он встал и, чувствуя себя неудобно среди полностью стоящей группы, скомандовал вместо нее:
  - Садитесь.
  Все рассмеялись, и он, довольный этим, почесал нос и изобразил мыслителя с воздетой к потолку рукой.
  - Я считаю, - задумчиво начал он, глядя поверх своих пальцев, - что ни один пожилой человек никогда не будет объясняться в любви ни одному из нас. И доказательством тому является совершенно оправданное выступление нашей лучшей студентки Люси, которая в будущем обязательно сыграет роль Джульетты в непревзойденном шедевре Вильяма Шекспира. И все зрители будут дружно рыдать, не зная, что перед тем, как признаться  Ромео в любви, она взвесила все материальные и социальные достоинства родов Монтекки и Капулетти и решила: «А чем черт не шутит!». Но я в душе – актер… И готов играть предложенный вами этюд без всяких предварительных условий. Мне не важно, кто признается мне в любви: доярка из Хацапетовки, вышедшая на пенсию, или графиня де Монсоро, уцелевшая после всех французских революций. Для меня важно одно: я должен ее услышать …
  Эльвира Антоновна задумалась лишь на мгновение,  ответив ему с  улыбкой, которую сама считала самой обаятельной в мире театрального искусства для актрис ее возраста:
  - Но, к сожалению, у нас в группе нет женщин пожилого возраста.
  Он тоже улыбнулся ей, заученно и мило, и неожиданно сказал:
  - А вы?   
   В аудитории вдруг воцарилась мертвая тишина, в которой можно было услышать, как за окном приглушенно шумит первый в этом году негромкий весенний дождик.
 - А ты, Климов, однако, хам! – раздался вдруг возмущенный Люсин голос и, словно повинуясь ему, все студенты вновь вскочили со своих мест.
  - Садитесь, - на сей раз скомандовала сама Эльвира Антоновна, потому что ей захотелось видеть этого нахального мальчишку одиноко стоящим посреди этой огромной аудитории. – Будущий великий актер Кирилл Климов совершенно справедливо считает, что для того, чтобы сыграть этот этюд, ему требуются определенные условия. И я ему не вправе отказать …
 Она достала из сумочки свои очки в золотой оправе, которые стеснялась носить постоянно, и надевала лишь в тех случаях, когда ей было надо отчетливо видеть лицо своего собеседника, протерла их шелковым платочком и изящным, заученным движением водрузила на свой прекрасный нос. Затем она встала из-за стола, что было подобно легкому взлету бабочки с цветущего куста, и пошла, а, скорее, полетела навстречу приключению, которое придумала сама.
  Подойдя к Климову, она сначала взглянула в его растерянное лицо любящим и робким взглядом, затем опустила глаз долу и сказала взволнованно, но тихо:
  - Я люблю вас …
Ей показалось, что Климов слишком долго выходит из своего ступора, случившегося с ним сразу после того, как она пошла к нему по  проходу меж онемевших и одеревеневших студентов, и уже была готова повернуться и уйти на  свое место, как вдруг он взял ее руку, поцеловал ее долгим и нежным поцелуем и сказал:
  - Спасибо… Но я вас недостоин …
  За этими словами и за тем, как они были сказаны, крылась целая человеческая судьба, и на какой-то миг ей стало по-настоящему стыдно, что она заставила человека изображать это страдание, но потом в ней возобладал опыт профессиональной актрисы, и ей захотелось играть этот этюд дальше.
  Эльвира Антоновна легким движением погладила его  шелковистые волосы и сказала:
  - Глупый вы мой… Я бы поверила вам, если бы прожитые годы не  научили меня быть недоверчивой к словам… Как проще было  вам  сказать: «Но я  вас не люблю…»
  Климов еще  держал в своей руке  ее внезапно похолодевшую ладонь, и вдруг вновь поднес ее к своим губам, потом к щеке,  и она увидела на его глазах слезы.
  Неизвестно, чем бы это могло закончиться, если бы аудитория вдруг не разразилась бурными аплодисментами….
 
  … Она возвращалась домой, как обычно,  пешком.
  «А каков этот мальчишка! – думала она, не обращая внимания на надоедливый мелкий дождичек и лужи под ногами. – У него врожденный талант актера, талант сопереживания.  Он даже заплакать готов, если его партнер искренен. А, в общем, это занятие было лучшим во всей моей педагогической практике. Завтра  обязательно надо поблагодарить Марка за его идею».
  Перед спектаклем она зашла в  гримерку, которую администрация никак не решалась отобрать у Левина, потому  что на ее двери после его фамилии было указано слишком много  почетных званий.
  Марк сидел на диванчике и пил пиво, так как сегодня гримироваться ему было не нужно: он играл «голос за сценой».
   Она не успела и рта раскрыть, чтобы рассказать об успехе его идеи, как он заворчал :
  - Слышал, слышал… Весь театр шумит по поводу твоего эксперимента. И чувствую, что добром это не кончится.  Так что, ты особо не распространяйся насчет моего соавторства. Пришьют мне еще какую-нибудь пакость, похлеще пьянства и  романчиков с инженю.
  - Марк! – возмущенно повысила голос Эльвира. – Ты это о чем?! Я впервые увидела в своем ученике рождение настоящего, большого артиста, а ты…
 Закончить эту гневную тираду она не смогла: на глаза  ее накатились слезы, голос предательски задрожал и прервался.
  - Ну, будет, будет…, - виновато забормотал Левин. – Тебе Раневскую нынче играть, а ты на меня свои эмоции тратишь… Пива выпьешь? Мой давний поклонник, который никак не может забыть меня в образе Гамлета, подарил мне сегодня целый ящик чудесного датского пива.
  Поняв, что Марк не в состоянии понять ее высокие чувства, переживаемые ею после удавшегося урока, она убежала в свою гримерную вне себя. Но, сев перед зеркалом, и взглянув на свое лицо, которое всегда становилось особенно прекрасным в гневе, Эльвира Антоновна  сразу же успокоилась и принялась гримироваться.
  На следующий день у нее были занятия в училище, но она шла на них неохотно. Во-первых, потому, что устала после трудного спектакля, а, во-вторых, ей казалось, что ее студенты могут воспринять их общий успех на предыдущем уроке так же холодно и опасливо, как это сделал Марк.
   Каково же было  удивление Эльвиры Антоновны, когда группа встретила ее бурными аплодисментами! Она застеснялась, замахала руками: «Садитесь!», но они  продолжали стоять и хлопать ей.
  Закрыв глаза руками, она тяжело опустилась на стул и тут вдруг заметила, что одновременно с нею на свое место сел лишь один студент. Это был Кирилл Климов.
Это как-то неприятно кольнуло  Эльвиру Антоновну, но тут аплодисменты стихли, все заняли свои места, и надо было начинать урок. Но сначала ей захотелось выяснить причину такого восторженного приема ее особы.
  Понятно, что она была прекрасной актрисой и не хотела, чтобы группа обнаружила в ее вопросе этот жгучий интерес, а потому, когда все стихли и расселись, не спеша разложила на столе свои конспекты, нацепила очки и спросила равнодушным голосом:
  - А в честь чего такое торжество?
  Как всегда с места сорвалась вездесущая Люся и закричала в экстазе:
  - В честь Вашей вчерашней Раневской и нашего прошлого занятия! Мы гордимся тем, что Вы преподаете у нас!
  Услышать такое Эльвире Антоновне было очень приятно, но что-то мешало ей расчувствоваться и пустить слезу. И этим «что-то» вновь оказался Климов. Почему-то она сразу после радостного Люсиного выкрика взглянула на него и увидела совершенно спокойное, даже скучное лицо, на котором застыла снисходительная улыбка человека, не верящего громким похвалам. 
  - А что было такого особенного в моей вчерашней Раневской? - изогнув брови,  невозмутимо спросила она.
  Почти все студенты закричали разом что-то восторженное, из чего она поняла только то, что такой Раневской они у никого из актрис еще не видели.  
  Когда шум стих, Эльвира Антоновна неожиданно для себя сказала слишком скупые и даже равнодушные для такого торжественного момента слова:
   - Спасибо,  конечно. Но мне все же хочется, чтобы кто-либо из вас, например, ... студент Климов связно объяснил мне, что поразило вас в моей  вчерашней игре.
  Все головы разом повернулись к Кириллу, а он неохотно встал и вновь принял позу мыслителя.
  - Я согласен с тем, что такой Раневской в нашем театре еще не было, - менторским тоном произнес он, ни на секунду не задумавшись. – И она была прекрасна, заслужив те аплодисменты, которыми вы были встречены сейчас. Но, извините, … это была не чеховская Раневская. И, думаю, что вряд ли   режиссер спектакля, наш милейший Вячеслав Львович, мог благословить вас на такую трактовку этого образа. Но это все детали. Зритель забыл про Чехова, но… полюбил вас.
  Такого Эльвира Антоновна не ожидала: оказывается, она  совершила революцию в театральном искусстве и сыграла Раневскую совсем не такой, какой ее задумал великий Чехов!    
  - Так объясните мне, наконец, какая же она, эта новая Раневская? – взволнованно спросила она, обращаясь ко всей группе.
  Но ответил ей все тот же Климов, коротко и твердо:
  - Влюбленная…
  И, как ни странно, этот ответ вернул равновесие  расстроенным чувствам Эльвиры Антоновны, более того, он  рассмешил ее до слез. 
  - И в кого же она влюблена? – спросила она сквозь смех, доставая из-под манжеты носовой платочек.
  - Не знаю, - хмуро ответил Кирилл, полагая, что она смеется именно над ним. – Но уверен, что это не купец Лопахин…
  - И не помещик Симеонов - Пищик! – выкрикнула с места Люся, привыкшая всегда высказывать свое мнение.
  - И не конторщик Епиходов! – громко добавил Венечка Крылов.
  -Ну, конечно же, и не лакей Фирс, - подвела итог сама Эльвира Антоновна, но шутка ее почему-то смеха не вызвала.
  Наступило молчание, которое спустя минуту было прервано робким девичьим голосом с заднего ряда:
  - А, может, это студент Петечка Трофимов?
  Раздался общий хохот, который благополучно завершил этот трудный для Эльвиры Антоновны разговор…  
      …Этим  вечером должен был придти ее бой-френд Майкл, то бишь, Мишка Вайнштейн, но почему-то не пришел, нарушив расписание,  составленное для него лично ею с щадящим уклоном,    так как она знала, что у бой-френда есть жена Маша и еще одна любовница из департамента культуры, не будь которой, он бы уже давно вылетел из театра.
  Эльвира Антоновна расстроилась, потому что не терпела пренебрежительного отношения к своей особе, выпила стакан французского вина и, уютно устроившись на диване, включила телевизор.
  Показывали старый сериал, в котором она сыграла  героиню, так как главным режиссером фильма был ее тогдашний муж Акоп Оганесян. По его замыслу она должна была изобразить страстную и самоотверженную любовь, и роль у нее не пошла сразу, потому что ничего подобного в ее  жизни не было. 
  И тут, забыв про сериал, она начала вспоминать всех своих мужей и любовников, пытаясь уяснить для себя, а любила ли она кого-либо из них вообще. И без всякой досады она вдруг обнаружила, что она только послушно отвечала на их любовь, порой очень глубокую и пылкую, а сама не страдала ни разу. Разве что всего лишь один раз, в далеком и счастливом детстве испытала подобие любовной муки, когда ее сосед по парте Гоша перестал провожать ее после школы, плененный первой красавицей в классе Лорой Беридзе.
  «Боже мой! - подумала она с грустной усмешкой. - Как это мои студенты смогли увидеть во мне влюбленную Раневскую?»
  И вдруг она почувствовала в себе  какое-то щемящее, непонятное чувство, похожее на сладкую боль.  Ничего подобного она в своей жизни еще не испытывала, и даже не поняла, почему у нее что-то болит, а ей приятно.  
   «Неужто, это оттого, что Мишка не пришел?» – подумала она, но тут же отмела эту мысль с каким-то брезгливым чувством. 
  И тут, помимо ее воле, перед ней возник этот мальчик в аудитории,  Кирилл Климов. Она   даже ощутила, как он целует ее руку, услышав прекрасно сыгранное ею признание в любви.
«Господи! – пронеслась у нее в уме безумная мысль, заставившая замереть ее сердце и похолодеть кончики пальцев. – Похоже, я влюбилась!»
  Она встала с дивана и сразу увидела себя в большом зеркале, перед которым часто разучивала роли. Что-то поразило ее в облике пожилой и неряшливо одетой женщины, увиденной ею там, но ей не хотелось признаться в правоте мысли, только что мелькнувшей у нее в голове, и она попыталась успокоить себя ироничной и снисходительной улыбкой.
Но она у нее не вышла. Это была улыбка внезапно помолодевшей, растерянной женщины не знающей, что  ей делать дальше.
  Но она не сдавалась. Закурила, подошла ближе к зеркалу и пустила струю дыма себе в лицо.
  «Дуреха! – мысленно сказала она себе. – Вот заявится Мишка, обнимет, поцелует, и все это пройдет. Ты же любишь его, да? А мальчишке надо просто получить «пятерку», вот он и старается».
  Она тут же поняла, что  думает  ерунду, потому что перед нею сразу возникло его лицо со слезами на глазах.
  Эльвира выключила телевизор, потом свет и подошла к окну.

   Шел дождь, грустные фонари отражались в мокрой мостовой, а на другой стороне улицы под зонтом целовалась влюбленная парочка.
  И тогда она окончательно поняла, что влюбилась.
  В первый раз в своей жизни…
  По-настоящему…
  Но слишком поздно…

© Copyright: Борис Аксюзов, 2017

Регистрационный номер №0383587

от 27 апреля 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0383587 выдан для произведения:           Эльвира Антоновна Затонская, некогда блиставшая в театре и кино, в свои шестьдесят пять лет не потеряла интереса к жизни и по-прежнему была красива и энергична. Уже будучи на пенсии, она дважды выходила замуж, играла в  престижном московском театре далеко не второстепенные роли и снималась в сериалах. На данный момент  у нее был сожитель, которого она называла «мой знаменитый и талантливый бой-френд Майкл», хотя все его звали Мишкой  Вайнштейном, и он служил в захудалом театре на задворках столицы, играя там, в основном, роли вторых любовников и немецких офицеров.
  Но главным ее увлечением стала работа в театральном училище, где ей доверили вести класс очень одаренных студентов, зачисленных, как говорят, «по признаку родственных связей с театром». То есть, это,  в основном, были дети и внуки тех актеров, имена которых в свое время гремели по всей стране.
  Работать с ними было трудно, так как они считали, что переняли у своих родных и родственников все навыки актерского мастерства, но и интересно, ибо они могли не только играть, но и думать.
   Больше всего Эльвира Антоновна боялась, что не сможет на протяжение всего курса обучения поддерживать их интерес к учебе, и старалась разнообразить задачи, которые ставила перед ними, как только могла.  Главным ее советчиком в этом вопросе был старый актер Марк Наумович Левин, которого недавно отстранили от преподавания, потому он начал на занятиях слишком  часто сморкаться в огромный фуляровый платок и рассказывать студентам истории о своих связях с молоденькими актрисочками.
  Именно он подсказал Эльвире Антоновне тему ее очередного занятия.
   Она вошла в аудиторию своей бесподобной энергичной походкой, ослепительно улыбнулась всем и каждому в отдельности и объявила:
  - Сегодня я ставлю перед вами сверхзадачу…
  Она привычно выдержала паузу, чтобы  у  студентов вскипел интерес к предстоящей работе, и продолжила:
  - Представьте, что вам признается в любви человек намного старше вас…   Он или она робко подходит к вам и говорит: «Я люблю вас…». Нарисуйте в своем воображении образ этого человека, не стесняясь в деталях. Может быть, у него нет зубов, он неряшливо одет, вы видите его дрожащие руки.   А потом ответьте ему.  Как хотите …  Принимая его любовь или отвергая  ее … Говорите кратко, ничего не объясняя. Просто ответьте. Только так, чтобы я поверила вашему чувству. Будь это сострадание, презрение или, чем черт не шутит, сама любовь…  На подготовку даю десять минут. Совещания исключаются…
  Не успела она присесть, как с места раздался голос:
   - А вопрос можно?
  - Да, пожалуйста, - благосклонно, но с некоторым раздражением разрешила Эльвира Антоновна, считая, что она объяснила поставленную задачу исчерпывающе полно.
  В среднем ряду встала студентка, которая ей очень нравилась, потому что она напоминала ей себя в далекие годы молодости. Девушку звали Люся, она была внучкой знаменитой актрисы, уже ушедшей в мир иной.
 - Я хотела бы знать, а что за человек признается мне в любви, - сказала она, улыбаясь и зная, что сейчас этой ее улыбкой любуются все юноши группы.
 - Но я же объяснила! - почти что возмущенно ответила Эльвира Антоновна. – Пожилой человек, образ которого вы должны дорисовать сами. В вашем случае это будет мужчина, а Венечке Крылову объяснится в любви пожилая женщина, предположим, нынешняя Софи Лорен.  Это уж как у него фантазия взыграет.
  В аудитории раздался дружный смех, но Люся не обратила на него никакого внимания, произнеся с каменным выражением лица:
  - Я хотела бы знать его социальный статус. Мой ответ ему будет зависеть от того места, какое он занимает в обществе.
  - Ну, так и определите ему сама это место, - ответила ей Эльвира Антоновна, радуясь тому, что раздражение ее прошло после всеобщего смеха. – У вас очень широкий выбор: от главы государства до бомжа.
  Снова пронеслась волна смеха, правда, уже не такого дружного.  
  Эльвира Антоновна тоже рассмеялась, понимая, что иначе она будет выглядеть глупо.
 - Спасибо, - ответила Люся с нехорошей улыбкой. – Вы просто развязали мне руки. Теперь я блестяще  сыграю поставленную вами сверхзадачу, так как считаю, что в наше время не только для женщин, но и для мужчин   основное значение имеет именно это…
  - Но я все же думаю, - остановила ее Эльвира Антоновна, - что мы имеем дело не с меркантильными расчетами человека, а с его чувствами, с его первичным ощущением сказанных ему слов. Впрочем, я могу и ошибаться… Поэтому прошу встать всех, кто считает так же, как Люся.
  Встали все.   За исключением  Кирилла Климова.
  Он был одним из самых талантливых студентов ее группы, который мог сыграть любую роль, не ожидая ее установок. Но у  него был один серьезный недостаток, из-за которого его дважды собирались отчислить из училища: он не любил учить роли.
  На курсовой спектакль, в котором он играл главного героя, Кирилл пришел полностью не готовым, и нес на сцене такую отсебятину, что его  партнеры терялись, не зная, как отвечать ему в диалогах, а театральные мэтры, знавшие эту роль до запятой, были до глубины души возмущены такой вольностью в ее трактовке.
  С большим трудом ей удалось тогда отстоять его, но он не заметил ее стараний и продолжал вести себя по-прежнему: выходить на сцену, не заглядывая в текст пьесы, и играть то, что казалось ему достоверным, согласно жизненным восприятиям автора и его собственным.  
   Увидев перед собой стену поднявшихся с мест студентов, чего она никак не ожидала, Эльвира Антоновна растерялась и решила искать спасение именно в этой одинокой фигуре сидящего Кирилла Климова.
  - А вы, Климов, как считаете? – спросила она с некоторой дрожью в голосе.
  Он встал и, чувствуя себя неудобно среди полностью стоящей группы, скомандовал вместо нее:
  - Садитесь.
  Все рассмеялись, и он, довольный этим, почесал нос и изобразил мыслителя с воздетой к потолку рукой.
  - Я считаю, - задумчиво начал он, глядя поверх своих пальцев, - что ни один пожилой человек никогда не будет объясняться в любви ни одному из нас. И доказательством тому является совершенно оправданное выступление нашей лучшей студентки Люси, которая в будущем обязательно сыграет роль Джульетты в непревзойденном шедевре Вильяма Шекспира. И все зрители будут дружно рыдать, не зная, что перед тем, как признаться  Ромео в любви, она взвесила все материальные и социальные достоинства родов Монтекки и Капулетти и решила: «А чем черт не шутит!». Но я в душе – актер… И готов играть предложенный вами этюд без всяких предварительных условий. Мне не важно, кто признается мне в любви: доярка из Хацапетовки, вышедшая на пенсию, или графиня де Монсоро, уцелевшая после всех французских революций. Для меня важно одно: я должен ее услышать …
  Эльвира Антоновна задумалась лишь на мгновение,  ответив ему с  улыбкой, которую сама считала самой обаятельной в мире театрального искусства для актрис ее возраста:
  - Но, к сожалению, у нас в группе нет женщин пожилого возраста.
  Он тоже улыбнулся ей, заученно и мило, и неожиданно сказал:
  - А вы?   
   В аудитории вдруг воцарилась мертвая тишина, в которой можно было услышать, как за окном приглушенно шумит первый в этом году негромкий весенний дождик.
 - А ты, Климов, однако, хам! – раздался вдруг возмущенный Люсин голос и, словно повинуясь ему, все студенты вновь вскочили со своих мест.
  - Садитесь, - на сей раз скомандовала сама Эльвира Антоновна, потому что ей захотелось видеть этого нахального мальчишку одиноко стоящим посреди этой огромной аудитории. – Будущий великий актер Кирилл Климов совершенно справедливо считает, что для того, чтобы сыграть этот этюд, ему требуются определенные условия. И я ему не вправе отказать …
 Она достала из сумочки свои очки в золотой оправе, которые стеснялась носить постоянно, и надевала лишь в тех случаях, когда ей было надо отчетливо видеть лицо своего собеседника, протерла их шелковым платочком и изящным, заученным движением водрузила на свой прекрасный нос. Затем она встала из-за стола, что было подобно легкому взлету бабочки с цветущего куста, и пошла, а, скорее, полетела навстречу приключению, которое придумала сама.
  Подойдя к Климову, она сначала взглянула в его растерянное лицо любящим и робким взглядом, затем опустила глаз долу и сказала взволнованно, но тихо:
  - Я люблю вас …
Ей показалось, что Климов слишком долго выходит из своего ступора, случившегося с ним сразу после того, как она пошла к нему по  проходу меж онемевших и одеревеневших студентов, и уже была готова повернуться и уйти на  свое место, как вдруг он взял ее руку, поцеловал ее долгим и нежным поцелуем и сказал:
  - Спасибо… Но я вас недостоин …
  За этими словами и за тем, как они были сказаны, крылась целая человеческая судьба, и на какой-то миг ей стало по-настоящему стыдно, что она заставила человека изображать это страдание, но потом в ней возобладал опыт профессиональной актрисы, и ей захотелось играть этот этюд дальше.
  Эльвира Антоновна легким движением погладила его  шелковистые волосы и сказала:
  - Глупый вы мой… Я бы поверила вам, если бы прожитые годы не  научили меня быть недоверчивой к словам… Как проще было бы вам  сказать: «Но я  вас не люблю…»
  Климов еще  держал в своей руке  ее внезапно похолодевшую ладонь, и вдруг вновь поднес ее к своим губам, потом к щеке,  и она увидела на его глазах слезы.
  Неизвестно, чем бы это могло закончиться, если бы аудитория вдруг не разразилась бурными аплодисментами….
 
  … Она возвращалась домой, как обычно,  пешком.
  «А каков это мальчишка! – думала она, не обращая внимания на надоедливый мелкий дождичек и лужи под ногами. – У него врожденный талант актера, талант сопереживания.  Он даже заплакать готов, если его партнер искренен. А, в общем, это занятие было лучшим во всей моей педагогической практике. Завтра  обязательно надо поблагодарить Марка за его идею».
  Перед спектаклем она зашла в  гримерку, которую администрация никак не решалась отобрать у Левина, потому  что на ее двери после его фамилии было указано слишком много  почетных званий.
  Марк сидел на диванчике и пил пиво, так как сегодня гримироваться ему было не нужно: он играл «голос за сценой».
   Она не успела и рта раскрыть, чтобы рассказать об успехе его идеи, как он заворчал :
  - Слышал, слышал… Весь театр шумит по поводу твоего эксперимента. И чувствую, что добром это не кончится.  Так что, ты особо не распространяйся насчет моего авторства. Пришьют мне еще какую-нибудь пакость, похлеще пьянства и  романчиков с инженю.
  - Марк! – возмущенно повысила голос Эльвира. – Ты это о чем?! Я впервые увидела в своем ученике рождение настоящего, большого артиста, а ты…
 Закончить эту гневную тираду она не смогла: на глаза  ее накатились слезы, голос предательски задрожал и прервался.
  - Ну, будет, будет…, - виновато забормотал Левин. – Тебе Раневскую нынче играть, а ты на меня свои эмоции тратишь… Пива выпьешь? Мой давний поклонник, который никак не может забыть меня в образе Гамлета, подарил мне сегодня целый ящик чудесного датского пива.
  Поняв, что Марк не в состоянии понять ее высокие чувства, переживаемые ею после удавшегося урока, она убежала в свою гримерную вне себя. Но, сев перед зеркалом, и взглянув на свое лицо, которое всегда становилось особенно прекрасным в гневе, Эльвира Антоновна  сразу же успокоилась и принялась гримироваться.
  На следующий день у нее были занятия в училище, но она шла на них неохотно. Во-первых, потому, что устала после трудного спектакля, а, во-вторых, ей казалось, что ее студенты могут воспринять их общий успех на предыдущем уроке так же холодно и опасливо, как это сделал Марк.
   Каково же было  удивление Эльвиры Антоновны, когда группа встретила ее бурными аплодисментами! Она застеснялась, замахала руками: «Садитесь!», но они  продолжали стоять и хлопать ей.
  Закрыв глаза руками, она тяжело опустилась на стул и тут вдруг заметила, что одновременно с нею на свое место сел лишь один студент. Это был Кирилл Климов.
Это как-то неприятно кольнуло  Эльвиру Антоновну, но тут аплодисменты стихли, все заняли свои места, и надо было начинать урок. Но сначала ей захотелось выяснить причину такого восторженного приема ее особы.
  Понятно, что она была прекрасной актрисой и не хотела, чтобы группа обнаружила в ее вопросе этот жгучий интерес, а потому, когда все стихли и расселись, не спеша разложила на столе свои конспекты, нацепила очки и спросила равнодушным голосом:
  - А в честь чего такое торжество?
  Как всегда с места сорвалась вездесущая Люся и закричала в экстазе:
  - В честь Вашей вчерашней Раневской и нашего прошлого занятия! Мы гордимся тем, что Вы преподаете у нас!
  Услышать такое Эльвире Антоновне было очень приятно, но что-то мешало ей расчувствоваться и пустить слезу. И этим «что-то» вновь оказался Климов. Почему-то она сразу после радостного Люсиного выкрика взглянула на него и увидела совершенно спокойное, даже скучное лицо, на котором застыла снисходительная улыбка человека, не верящего громким похвалам. 
  - А что было такого особенного в моей вчерашней Раневской? - изогнув брови,  невозмутимо спросила она.
  Почти все студенты закричали разом что-то восторженное, из чего она поняла только то, что такой Раневской они у никого из актрис еще не видели.  
  Когда шум стих, Эльвира Антоновна неожиданно для себя сказала слишком скупые и даже равнодушные для такого торжественного момента слова:
   - Спасибо,  конечно. Но мне все же хочется, чтобы кто-либо из вас, например, ... студент Климов связно объяснил мне, что поразило вас в моей  вчерашней игре.
  Все головы разом повернулись к Кириллу, а он неохотно встал и вновь принял позу мыслителя.
  - Я согласен с тем, что такой Раневской в нашем театре еще не было, - менторским тоном произнес он, ни на секунду не задумавшись. – И она была прекрасна, заслужив те аплодисменты, которыми вы были встречены сейчас. Но, извините, … это была не чеховская Раневская. И, думаю, что вряд ли   режиссер спектакля, наш милейший Вячеслав Львович, мог благословить вас на такую трактовку этого образа. Но это все детали. Зритель забыл про Чехова, но… полюбил вас.
  Такого Эльвира Антоновна не ожидала: оказывается, она  совершила революцию в театральном искусстве и сыграла Раневскую совсем не такой, какой ее задумал великий Чехов!    
  - Так объясните мне, наконец, какая же она, эта новая Раневская? – взволнованно спросила она, обращаясь ко всей группе.
  Но ответил ей все тот же Климов, коротко и твердо:
  - Влюбленная…
  И, как ни странно, этот ответ вернул равновесие  расстроенным чувствам Эльвиры Антоновны, более того, он  рассмешил ее до слез. 
  - И в кого же она влюблена? – спросила она сквозь смех, доставая из-под манжеты носовой платочек.
  - Не знаю, - хмуро ответил Кирилл, полагая, что она смеется именно над ним. – Но уверен, что это не купец Лопахин…
  - И не помещик Симеонов - Пищик! – выкрикнула с места Люся, привыкшая всегда высказывать свое мнение.
  - И не конторщик Епиходов! – громко добавил Венечка Крылов.
  -Ну, конечно же, и не лакей Фирс, - подвела итог сама Эльвира Антоновна, но шутка ее почему-то смеха не вызвала.
  Наступило молчание, которое спустя минуту было прервано робким девичьим голосом с заднего ряда:
  - А, может, это студент Петечка Трофимов?
  Раздался общий хохот, который благополучно завершил этот трудный для Эльвиры Антоновны разговор…  
      …Этим  вечером должен был придти ее бой-френд Майкл, то бишь, Мишка Вайнштейн, но почему-то не пришел, нарушив расписание,  составленное для него лично ею с щадящим уклоном,    так как она знала, что у бой-френда есть жена Маша и еще одна любовница из департамента культуры, не будь которой, он бы уже давно вылетел из театра.
  Эльвира Антоновна расстроилась, потому что не терпела пренебрежительного отношения к своей особе, выпила стакан французского вина и, уютно устроившись на диване, включила телевизор.
  Показывали старый сериал, в котором она сыграла  роль героини, так как главным режиссером фильма был ее тогдашний муж Акоп Оганесян. По его замыслу она должна была изобразить страстную и самоотверженную любовь, и роль у нее не пошла сразу, потому что ничего подобного в ее  жизни не было. 
  И тут, забыв про сериал, она начала вспоминать всех своих мужей и любовников, пытаясь уяснить для себя, а любила ли она кого-либо из них вообще. И без всякой досады она вдруг обнаружила, что она только послушно отвечала на их любовь, порой очень глубокую и пылкую, а сама не страдала ни разу. Разве что всего лишь один раз, в далеком и счастливом детстве испытала подобие любовной муки, когда ее сосед по парте Гоша перестал провожать ее после школы, плененный первой красавицей в классе Лорой Беридзе.
  «Боже мой! - подумала она с грустной усмешкой. - Как это мои студенты смогли увидеть во мне влюбленную Раневскую?»
  И вдруг она почувствовала в себе  какое-то щемящее, непонятное чувство, похожее на сладкую боль.  Ничего подобного она в своей жизни еще не испытывала, и даже не поняла, почему у нее что-то болит, а ей приятно.  
   «Неужто, это оттого, что Мишка не пришел?» – подумала она, но тут же отмела эту мысль с каким-то брезгливым чувством. 
  И тут, помимо ее воле, перед ней возник этот мальчик в аудитории,  Кирилл Климов. Она   даже ощутила, как он целует ее руку, услышав прекрасно сыгранное ею признание в любви.
«Господи! – пронеслась у нее в уме безумная мысль, заставившая замереть ее сердце и похолодеть кончики пальцев. – Похоже, я влюбилась!»
  Она встала с дивана и сразу увидела себя в большом зеркале, перед которым часто разучивала роли. Что-то поразило ее в облике пожилой и неряшливо одетой женщины, увиденной ею там, но ей не хотелось признаться в правоте мысли, только что мелькнувшей у нее в голове, и она попыталась успокоить себя ироничной и снисходительной улыбкой.
Но она у нее не вышла. Это была улыбка внезапно помолодевшей, растерянной женщины не знающей, что  ей делать дальше.
  Но она не сдавалась. Закурила, подошла ближе к зеркалу и пустила струю дыма себе в лицо.
  «Дуреха! – мысленно сказала она себе. – Вот заявится Мишка, обнимет, поцелует, и все это пройдет. Ты же любишь его, да? А мальчишке надо просто получить «пятерку», вот он и старается».
  Она тут же поняла, что  думает  ерунду, потому что перед нею сразу возникло его лицо со слезами на глазах.
  Эльвира выключила телевизор, потом свет и подошла к окну.
 Шел дождь, грустные фонари отражались в мокрой мостовой, а на другой стороне улицы под зонтом целовалась влюбленная парочка.
  И тогда она окончательно поняла, что влюбилась.
  В первый раз в своей жизни…
  По-настоящему…
  Но слишком поздно…
 
Рейтинг: +12 627 просмотров
Комментарии (4)
Наталья Золотых # 27 апреля 2017 в 18:25 +2
Интересный психологический этюд! Кто кого переиграет называется smile .
Влад Устимов # 1 мая 2017 в 13:48 +3
Очень понравился рассказ!
Любовь ли это - или любованье,
Пера причуда - иль первопричина,
Томленье ли по ангельскому чину -
Иль чуточку притворства - по призванью...
(Марина Цветаева. Ваш нежный рот – сплошное целованье… Декабрь 1918)
Успеха автору!
Людмила Комашко-Батурина # 25 мая 2017 в 21:21 +2
Чудесный рассказ! Прочитала с удовольствием. Даже на закате жизни ощутить это непередаваемое чувство впервые - это уже счастье! Не зря поётся: "Любви все возрасты покорны..." Удачи автору в конкурсе!
Татьяна Петухова # 26 мая 2017 в 13:08 +2
Великолепие!!! Браво!!! Давно не читала таких рассказов, всё изумительно, сюжет,стиль изложения, а самое главное, достоверность личностных характеристик ЛГ . чувствуется ,что автор не только знает отлично тему изнутри, но и не навязывая нам своего мнения ,ведёт за собой по спирали действа и уже в конце рассказа сочувствуешь героине, АКТРИСЕ ЖИЗНИ,что все вокруг неё были пустоцветы,которых ей не хотелось собрать в свой букет и вдруг юноша смог своей талантливой игрой всколыхнуть в ней лучшее чувство на земле НАСТОЯЩУЮ любовь в её стареющем сердце.Пожелание,чтобы как можно больше читателей прочли этот удивительный рассказ, автору трижды успеха!!!!!!