Жмот

       – Как жаль, что вы не любите зелёный чай! – сказал мне пятидесятивосьмилетний электромонтёр Олег Полозов и с какой-то особой нежностью стал наполнять дымящимся кипятком фаянсовую кружку. Он всегда пил только зелёный чай и ко всем независимо от возраста и должности обращался на вы. Даже кошке, иногда забредавшей то ли по ошибке, то ли по любознательности своей к нам в мастерскую, говорил: «Вы, кажется, ошиблись дверью» и выпроваживал ту прочь – на кошек у Полозова была аллергия.

       Утром перед началом рабочего дня, мы, работники электроцеха, усаживались за столом и, прихлёбывая чай, вели незатейливые беседы на всевозможные темы. На этот раз речь зашла о службе в армии. Полозов, внимательно выслушав несколько историй, задумчиво погонял ложечкой в кружке чайный пакетик и неторопливо начал свой рассказ:

        «А я в армию уходил поздно, переростком, после того, как отучился пять лет в Лесотехническом институте. Все мои сверстники давно уже отслужили, вернулись домой, кое-кто даже умудрился обзавестись семейством, а мне лишь на днях принесли повестку из военкомата. И стал я тогда собираться в дорогу.

       К тому времени отца моего уже не было в живых, и мы с матерью жили вдвоём в собственном домике на окраине Воронежа. Проводов, как таковых – с выпивкой, танцами, гуляньем до утра – не устраивали. Друзей школьных я уже успел растерять, институтские же, большей частью, поразъехались, а уличной шпаны я сторонился. Мать зазвала на посиделки несколько своих старых подруг да соседей. Женщины, как полагается в таких случаях, поохали, повздыхали да попричитали – мол, как же ты, Петровна, теперь одна-то будешь? – выпили по несколько чашек чая, дали мне стандартные для такого случая напутствия и разошлись по домам.

        Спать лёг я пораньше, не засиживаясь до полуночи – не хотелось завтра на сборном пункте клевать носом, да и голова от бессонной ночи могла разболеться. Но несмотря на то, что особо я не переживал в связи с предстоящими переменами в моей жизни, ночью всё же спал неспокойно – то и дело просыпался, глядел на часы, переворачивался с бока на бок. Мельком я успевал заметить, что мать так и не ложилась спать до самого утра, всё сидела на кухоньке, низко склонившись над столом, и при свете настольной лампы что-то писала, утирая слёзы.

       На следующий день, когда ворота сборного пункта распахнулись, и нас, новобранцев, в сопровождении нескольких офицеров и сержантов нестройной колонной повели на железнодорожный вокзал, мать подбежала ко мне и сунула что-то в рюкзак.

        – Вот головасадовая! Чуть не забыла – это конверты тебе. Адрес я уже надписала, только и остаётся, что черкнуть пару строк, мол, жив и здоров. Не забывай, раз в неделю обязательно пиши! Я буду ждать, сынок!

      Через сутки с небольшим мы прибыли в часть. Первые три дня прошли в заботах и хлопотах: обустраивались на новом месте, приспосабливались к незнакомой и пока ещё непривычной для нас армейской среде…

       Сесть за письмо я нашёл время лишь на четвёртый день. Обстоятельно описал дорогу, новых друзей, поделился первыми армейскими впечатлениями. Несколько раз перечитал написанное и остался, в целом, доволен. Полез в тумбочку за конвертом, вытащил один и ахнул: через весь конверт по диагонали пролегла грязно-фиолетовая надпись «ЖМОТ!» с жирным, немного сбитым на бок восклицательным знаком! Достал другой – та же картина! Пролистал всю пачку – так и есть, какой-то поддонок не оставил мне ни одного неиспорченного конверта…

      Чистый конверт попросил у одного из своих новых товарищей, письмо отправил, но несколько дней кряду мне не давала покоя мысль о том, кто и, главное, почему это сделал?

      Лишь через некоторое время выяснилось, как это произошло: один из старослужащих, будучи дневальным, воспользовавшись отсутствием роты в казарме, рыскал по тумбочкам в поисках конверта. Перерыл с десяток тумбочек – пусто! И вдруг – о, счастье! – целая пачка! Но, к великому его разочарованию, все они оказались подписанными. И тогда из-за досады этот подлец не поленился (благо, ночью свободного времени хватало) вырезать из резины штамп со словом «ЖМОТ!» и на следующий день проштемпелевать все пятьдесят штук моих конвертов. Подумал, чудак, что конверты подписали нарочно для того, чтобы ни с кем не делиться.

       А я после этого случая, долгое время ещё, лёжа на койке после отбоя, не мог уснуть, с щемящей болью в сердце вспоминая свою мать, которая, сидя на кухоньке за столом, старательно выводила на конвертах адрес, то и дело вытирая передником упрямо набегающие на глаза слёзы…

       Умерла она через месяц после моего возвращения домой».

       Полозов замолчал.

        Я взглянул на него: в увлажнившихся глазах его, отражалось окно, за ним голубая небесная высь со стайкой безмятежно плывущих куда-то белоснежных облаков.

       Он глубоко вздохнул и добавил, обращаясь ко мне:

       – А всё же напрасно вы не любите зелёный чай…