Морской Царь

Юная русалка кружит по залу вслепую – лента на пронзительно синих глазах плотна. Ее руки чувствуют движение воды, когда сестры плетут кружево танца гибкими телами, вьют путы песни похожими голосами. Эхо, достигающее ушей, помогает даже и без зрения схватить образ царского дворца. Ундина знает, как должна двигаться, она так часто это репетировала, она так хочет понравиться Царю… Но как можно понравиться, будучи лишь одной из многих? Еще три девы моря отказались от дара видеть ради этой ночи перед Владыкой. Когда пальцы русалок соприкасаются ради красоты, они подрагивают — от гнева соперничества.

Тритон с зычным и грубым голосом, поднимающим бури со дна океана до княжества воздуха, запретил девам моря вольности. Праздник Прилива должен пройти без крючка и задоринки. Однако русалка изначально пожелала нарушить наказ сына Царя. Да и что ей будет? Юность простительна, а Тритон труслив – не станет же он отлавливать ее из стаи ундин посреди калейдоскопа морского торжества, срывая все веселье? Он так не любит, когда над ним смеются, потому стерпит маленькую выходку зеленовласой красотки. А она должна, должна успеть выплыть вперед, через круг сестер, собраться с силами, покинуть волнение из живых тел, стать единственной - перед Владыкой. Она не знала, будет ли он гневен, будет ли ласков, все это — потом. Есть лишь одна правда: Морской Царь должен попасться в ее сети. Всё до последней чешуйки замирало в юной русалке перед видением мечты – сильной, как глубинные течения, жаркой, как тепло курильщиков, яркой, как коралловый риф. И вот она решилась. Кружение вокруг собственной оси, игривые жесты перстов с голубыми острыми коготками, срывание шали, чтобы он увидел ее целиком, срывание ленты, чтобы взгляд встретил взгляд… Но вместо прекрасных очей увидела дерзкая ундина выпадающие из век глаза и разбухшую в воде плоть утопленника.

Крик. Ее крик отчаянно рвется из груди, ломает рисунок танца, как камень, брошенный в стаю пугливых мальков. Грозный Тритон больше схож с громовержцами, чем с морскими обитателями – сверкают молниями его глаза, расходится по воде оглушающий русалок ток… Он обхватывает мускулистыми руками потерявшую сознание танцовщицу волн, подает спрутам знак вытащить прочих из зала, молча подплывает к окну и насвистывает мелодию, полную неизбывной печали. Песня его грустна, но она призывает жестокую спутницу Тритона, огромную древнюю акулу, носящую его за четыре океана не одну сотню лет. Она всегда голодна. Тритон испытывает в равной степени чувство жалости к глупой русалке, и чувство долга перед своим отцом. К счастью, ундина не приходит в себя, когда Тритон бросает ношу вперед. Не смотрит, как челюсти смыкаются, но слышит хруст костей и чувствует кровь в воде не хуже акулы.

В тронном зале стоит тишина, как внутри затонувшего корабля, ставшего склепом матросам. Издалека облик Морского Царя величественен, но вблизи может вызвать лишь приступ омерзения. Глубинные течения - морской ветер, - переменяют направление. Гнилая плоть отваливается от костей, а те рассыпаются в прах, а прах загорается внутренним огнем, как не бывает в воде, и распадается пеплом. Вместо правителя океанов остается пустота, но природа не любит такие вещи. Перед Тритоном кружится вода, и в ее стремительных изгибах рождается Сфера Жизни — душа Морского Царя. Боги не могут умереть. Сферу Тритон запрет в прозрачном ларце на три смены луны, а после снова извлечет на бледный подводный свет, чтобы возрожденный в облике человеческого младенца Отец Океана смог снова начать свой жизненный путь. А потом вновь повторится диалог.

- Пора выйти на берег, отец. Ингрид пятнадцать лет, и она прекрасна. На этот раз ее волосы подобны ночи, а океан возле ее дома теплый, как парное молоко.

- Тогда Ингрид была белокура, и я согревал ее на зимнем берегу…

- Она также поет лучше русалок, и рыбаки получают богатый улов после ее песен.

- Тогда Ингрид пела не для людей, а для меня…

- Тебе следовало бы поспешить завоевать ее сердце, а то Ингрид вновь встретится с ним. Одна лишь встреча — и она не сможет разлюбить его. Зачем ты вообще отпустил моряцкую душу на волю? По закону, сброшенные с кораблей командой никогда не должны возвращаться домой.

- Я разбил бы сердце Ингрид.

- Она разбивает твое! И вместе с тем губит наше царство.

- Мое сердце погибает и вновь возникает. Но ты прав, я должен спешить выйти на берег до того, как Ингрид выберет своего моряка.

- Если не успеешь на этот раз, мне вновь придется смотреть, как ты дряхлеешь и гниешь.

- Еще подожду. Я обещал, что не наврежу ее мужу больше. И что буду рождаться и умирать вместе с ней, чтобы доказать свою верность. Снова и снова...

- Если бы еще и моряк не был так верен.