Две звезды (Чжугэ Лян и Сыма И)

Примечания: Чжугэ Лян (Кунмин; Дремлющий Дракон), Сыма И (Дикий Тигр) - китайские стратеги эпохи Троецарствия, служившие враждующим повелителям.

Гуань Юй и Чжан Фэй - военачальники эпохи Троецарствия, служившие, как и Чжугэ Лян, Лю Бэю. После смерти Гуань Юй был обожествлен.

Чжугэ Лян и Дух Семи Звезд

Если не знал позора, то волосы будут длинны. Ни одного поражения, но победа так и не пришла в руки птицей. Духи любят, когда волосы освобождены от оков убора. Тогда сила человека струится по ним, как воля неба стремится к земле. Духи любят слабых, потому что те обращаются к ним чаще, и Чжугэ Лян часто гадает, ведь считает себя слишком слабым. Годы идут, а победы все не видать. Годы идут, а собираемое им рушится легче, чем накапливается. Чтобы увидеть причину, он гадает, но духи не хотят говорить с ним об этом, поворачивая вспять бумажную лодочку в море чаши. Тогда Кунмин решает схитрить, и просит рассказать ему о Лю Бэе. Просит - и раскаивается в этом, потому что у вопрошающего дважды в сердце поселится смятение. Он видит смерть господина. Черные лезвия копий, что пробьют его навылет. Черную кровь на светлой земле. Черный туман в ясных глазах. Грядущая битва не принесет радости в дом Хань. Последующая сметет династию, что так и не расцвела.
Мрачнее тучи лицо Чжугэ Ляна, когда он выходит из черного шатра, украшенного Семи Звездами. Он мало говорит и через силу заставляет себя есть. Он просит у лекаря порошки для лучшего сна, пишет много писем, но не отсылает ни одного. Лишь просит доставить их на три стороны света надежным людям, если его вдруг не станет. И, когда силы вновь возвращаются к нему, Кунмин вновь велит поставить на семь дней шатер. Как его ни отговаривают, его воля тверда. 
Трудно даются первые дни, невыносим шестой, но на седьмой всегда легче, ведь дух очищается и выходит из тела на свидание с божеством. Давным-давно даос стал посредником между ним и Владыкой Созвездия. Думал ли Спящий Дракон, что будет у него еще один господин? Свечи гаснут, но в темноте хорошо видеть то, что обычно скрыто для глаз. Загорается неземным белым пламенем светильник на алтаре, и темнота ткет из его света белую фигуру.
- Господин... - произносит Чжугэ Лян, и из глаз его начинают беспрерывно течь слезы. То отчаянье перед смертью Лю Бэя, что скрывал он, становится явным в присутствии божества. - Сохрани ему жизнь!
- Всем отмерен свой срок жизни. 
- Но в его смерти я вижу злую волю, что уже вмешалась в записи Свитка Судеб! Разве не противостоять злым помыслам ты меня учил?
- Да, против его основы сплетена паутина магии, но так суждено. Напрасно ты вызвал меня...
- Я готов отдать жизнь ради его жизни!
- Ты сказал слова, наделенные силой, в месте, где правит сила, в час, когда царит сила. Твое желание и впрямь так велико? Не пожалеешь?
- Я поклялся ему служить и поднять его царство. О чем я могу жалеть?
- Без тебя он все равно погибнет скоро. Ты назначен ему хранителем, и погибнешь ты - не удержится под волей Неба и он. Ты хочешь заплатить жизнью даже за несколько лет жизни Лю Бэя?
- Да. Даже за несколько лет можно сделать неисчислимо много. 
Сияющая фигура задрожала, будто от порыва ветра.
- Ты дал вторую клятву верности человеку, разрушив свой великий удел. Но, даже уменьшившись, он остался великим. Ты человек, в крови которого не одна жизнь, а три, потому что ты сплетен из надежности Земли, прозорливости Неба и любви к Людям. Первую жизнь ты отринул, когда ушел с новым господином. Врата горы Куньлунь в тот час закрылись для тебя. Я отниму твою вторую жизнь, и ты не узнаешь здоровья и долголетия. Ты сделаешь гораздо меньше, чем хочешь, потому что у тебя не хватит сил. Ты больше не увидишь меня, как ни будешь звать, потому что станешь просто человеком, не ничтожным, но и не небесным. 
- Я согласен на это.
Дух лишь кивнул, и воздел над ним руки, будто призывая Небо в свидетели. Потом прозрачные ладони вошли в грудь Чжугэ Ляна и вытянули из нее светящийся шар души. Холодно стало человеку. Задрожали ноги, накатилась грузом смертельная усталость.
- Запомни, - произнес напоследок дух, - я приберегу ту жизнь, которую ты посвятил мне. Если не растеряешь чистоты последней жизни, после смерти мы еще сможем увидеться.

Сыма И и дух Чжугэ Ляна

Небо ниспосылает дождь, а каждая молния бьет ударом по земле - и по вискам стратега. Он не молод, и слишком часто недуг подступает к нему, пытаясь помешать его планам. Страдал ли так же Чжоу Юй от раны, что обращала его молодость в ничто? Страдал ли так же Го Цзя, когда темная война болезни раздирала его внутренности? Страдал ли Чжугэ Лян, его враг из врагов, когда понял, что так и не доживет до часа могущества Хань? Хочешь сделать, но не сделаешь. Замахнешься на гору мечом, а меч рассыпется перьями, предвещая только неотвратимое угасание. 
Подносит чашу горьковатого чая к губам. Он остыл, так скоро проходит время за невеселыми размышлениями. Лишь на чуть-чуть отвлекся Сыма И от дел, и снова завращались расчеты в его поседевшей голове, закрутились небесными дворцами замыслы на много лет вперед. Охватить происходящее, не забыть о примерах прошлого, угадать течение будущего...
- Семь звезд расскажут лучше... - послышался тихий голос. Сыма И подумал, что слишком устал и потому мерещится небывалое.
И снова он возвращается к делу, и вновь слышит те же слова. Оглядывается, но в сумерках никого, и никого с таким голосом не знает он в своем доме. По кругу проходит комнату, заглядывает за двери - и снова нет ни человека. Вдруг в чае, поверхность которого успела успокоиться и стать гладью, он будто бы различает человека в белых одеждах. Опасливо подходит регент к столу, начиная верить в призраков, и верит в них еще более, когда перед ним возникает все явственней умерший.
- Чжугэ Лян! - выдавливает Сыма И и хватается за меч на поясе.
- Гору не рассечь, - отвечает Волун с загадочной улыбкой, будто слышал все тайные мысли Сыма И, и меч сам заходит в ножны вновь.
Бежит Сыма И от призрака. Звон монет обозначает его дорогу страха, ведь щедро платит он тем, кому не верил никогда - колдунам и монахам. Они берут деньги и продолжают их звон колокольцами от злых духов. Вьется дым благовоний, бормочут старческие губы, обещают изгнать призрака и отвернуть зло от дома Сыма И. Но вновь и вновь возвращается Проснувшийся Дракон, нарушая границы мира живых и мира мертвых, и возвращается золото обратно к Сыма И, не радуя его и не избавляя от напасти. Много домов сменил регент, но все безуспешно, и однажды он просто устал убегать.
Когда вновь слышит он поступь за спиной, даже не поворачивает головы.
- Зачем же ты явился?
- Я пришел излечить тебя, - внезапно отвечает призрак, и прозрачные пальцы касаются висков Сыма И, словно втирая в них какую-то мазь. Приятное благоухание разносится по комнате, и тяжесть перестает сжимать тисками голову наместника.
- Только за этим? - хмуро спрашивает излечившийся.
- При жизни мы были только врагами, сейчас мы могли бы стать друзьями.
- Зачем живому дружба с мертвым? Уходи и не возвращайся.
- Есть мертвые, что потеряли голову и человечность, есть мертвые, что ушли на небеса, приумножив знания и человеколюбие. Из всех оставшихся в живых ты сильнее всех помнишь меня. Потому Небо послало меня помогать тебе, ведь связь меж нами крепче прочих. 
- Мне не нужна ничья помощь.
- Ты стареешь, а твой род молодеет. Старость многое может сделать с человеком, если не сопротивляться ее скрюченным пальцам. Ведь ты же уже думал, что же ждет тебя после жизни? Ты многих убивал - своими руками, чужими руками. Ты многих предавал, хоть и ради своей семьи. Уже сейчас голоса прошлого давят на твою голову. Это не тучи, это не болезнь, это все прошлое, и тень, которая затаилась в нем. Но Небо любит достойных и легких сердцем, потому я стал его посланцем.
- Мы враждовали при жизни, почему я должен верить тебе и после смерти?
- Мой господин теперь - Небо. Кто может быть выше и величественнее его? Я не помню старой вражды, я не помню старого господина и за что мы воевали. 
- И чего ты пришел добиваться? Чтобы я забросил политику и свою семью и подался в даосы?
- Ты поймешь. Образ жизни не важен...
Покачал головой Сыма И. Дожился, говорит с призраками. Настороженность не покинула Дикого Тигра, и сердце его не приняло гостя... но и не оттолкнуло.

Шли дни, и визиты призрачного гостя стали обыденными. Чаще всего Сыма И не начинал с ним бесед, потому что призрак как будто имел право говорить только в ответ. Но редкие речи того были мудры и нравились регенту, и он все чаще поддавался этому искушению. Сначала он избегал говорить о делах, но призрак был настолько миролюбив и прозорлив, что Сыма И перешел и эту границу, и ни разу не пожалел о своей открытости.

Земная жизнь бурлила, как вода горного водопада, скользила по опасной грани стать хаосом, пыталась закрепить новый порядок. Сыма И отошел от многих дел, предоставив их своим сыновьям, и жизнь его была легка. Когда же отсчитал он за семьдесят весен, удивительным покоем и ясностью лучились его глаза. Даже в последние свои дни он вел себя так, будто Небо наделило его благодатью, только вот запирался в своей комнате и говорил будто сам с собой. Закрылись его глаза, и никто из близких не знал, что проводило в последний путь главу семейства на одного человека больше. Но он ушел, а вместе с ним и светлая душа Сыма И, легкая, как перо аиста, сильная, как у тигра. 

- Куда же мы пойдем теперь?
- В Нефритовый Дворец. Земные войны заканчиваются, небесные продолжаются. Император Неба забирает к себе лучших воинов и лучшие умы. 
- Так неужели век войн никогда не заканчивается?
- Никогда. Но после смерти не приходится думать, за кого сражаться. С нами Небо, и нет никого справедливее его. Те же, что приходят из Великой Тьмы, после первой же встречи не оставляют сомнений, что их нельзя пропускать сюда, в этот мир. 
- Демоны?
- Можно сказать и так. 
- Скажи, а Гуань Юй и Чжан Фэй тоже здесь?
- Гуань Юй - здесь, и борода его стала длиннее еще на два пальца. Чжан Фэй же не оседлал облака. Он не смог достичь чистоты сердца, и в час гибели разум Чжан Фэя был полон смуты.