Мой бег

Я бегу. Точнее убегаю от неё, от лени. Что-то в последнее время она всё сильнее меня одолевает. В поисках ответа на собственный вопрос: «Бежать сегодня или нет?» чаще склоняюсь к подозрительному «А, может, лучше в следующий раз?». Это настораживает и пугает. Сегодня я снова победил и заставил себя выйти на тропу. Но с годами победа даётся всё труднее. Раньше за собой такого не замечал. Значит, старею.

Прохожие останавливаются, оборачиваются, недоумённо смотрят вслед. Ещё бы: все люди, как люди, отдыхают, расслабляются в тихий воскресный вечер, а этот мужик бежит по микрорайону, словно ужаленный. Чудак! Зачем такие муки?! 

Бежать действительно трудно. Днём палило солнце, а недавно прошёл дождь. Мокрый асфальт парит, словно нагретая сковорода. Пот струится ручьями по спине, лицу, щиплет солью в глазах. Неподъёмная свинцовая тяжесть во всём теле. Врёт – не возьмёт! Только не останавливаться, а бежать.

 С каждым покорённым метром чувствую, как лень медленно отступает, нехотя покидая вялое тело, а вместе с ней и боль в коленях, спине, плечах. За неделю сидячей работы она, словно инфекция, проникает во все члены, закрепощая, цементируя, скручивая. Бежать немедленно! Только бежать! До тех пор, пока появится другая боль. От физической усталости, от нагрузки. Такое чувство гораздо приятнее, его трудно описать словами, его нужно ощущать, будто помолодел, скинув десяток лет.

Кто-то когда-то доказал, что человек, могущий бежать без перерыва целый час, является абсолютно здоровым. А, возвращаясь мысленно в молодые годы и подольше там оставаясь, человек, переживая вновь и вновь те ощущения, замедляет старость. У меня видимо тот самый случай. Пока бегу, мозги отдыхают от работы, и память, крутя киноплёнку моей жизни, возвращает на несколько десятков лет назад. Под ногами мелькает асфальт, а в голове воспоминания….

В школе я бегать не любил. Может, потому что не был в числе первых, но и задних не пас. Подводило дыхание. Старался и все нормативы сдавал на «хорошо» и «отлично». В десятом меня будто прорвало. Но то другая причина. Как говорят французы, «шерше ля фам» – «ищите женщину». Что только с людьми не делает любовь! Я непременно хотел быть среди первых, чтобы понравиться ей. И вот моё имя в числе лучших, и не только по бегу. Но бег – это что-то!

Тридцать кругов вокруг школы под палящим солнцем. Норматив в шесть километров выдержали немногие, выполнили единицы, я пришёл первым. Увы, она, конечно же, любила другого. Но и за этот «рывок» в моем беге по жизни ей огромное спасибо.

Странное дело – меня что-то заставляло и подталкивало, какой-то внутренний голос настойчиво шептал, почти требовал: «Бегай! Бегай! Не прекращай! Тебе пригодится». Я не бросил. Чуть позже увлёкся большими дистанциями. Стало интересно: смогу ли выдержать больше, чем школьный «потолок» в шесть километров?

На втором курсе института стал добавлять. Повезло с соседом по комнате. Он – профессиональный спортсмен-бегун. Подхлестнул, увлёк, подсказал отдельные хитрости. Бегали вместе, удаляясь всё дальше и дальше от общежития. После первых двенадцати километров всю неделю страшно болели ноги. Сокурсники удивлялись: «Оно тебе нужно?!  Ещё за свою жизнь набегаешься! Лучше пивка для рывка».

Но я не останавливался. Не только и не столько для покорения, а скорее для самоутверждения. Кто я тогда был? Стеснительный юнец, не по годам серьёзный. Вечерами, когда залитая огнями общага окуналась в клубы табачного дыма, ароматы жареной картошки и запахи алкоголя, я надевал кеды и вперёд по хорошо освещённой уличными фонарями центральной улице города. И откуда только брались силы? Сам не пойму. Вот что значит молодость. Если сейчас столько пробежать, сразу сдохну, а тогда.… Э-хе-хе! На железнодорожный вокзал и обратно – десять километров. В аэропорт и назад – четырнадцать. До выезда из города и назад – восемнадцать. И так каждую неделю.

9-е мая 1984 г. встретил достойно. В память обо всех погибших на войне решил устроить забег на местном стадионе «Локомотив». Благо в те времена спортивные объекты были бесплатны и доступны всем. Вечером взял старт и, не останавливаясь, пошёл наматывать круги. Две подружки сидели на трибуне, ели мороженое, наблюдали за мной, крутили головами. Вначале им было весело, спустя некоторое время погрустнели, а затем и вовсе ушли – картина однообразная и не интересная. Закончил уже ночью, сделав 50 кругов, а длина одного, как известно, 400 м.

Самую большую дистанцию в своей жизни пробежал в том же году перед самой армией. Побежал в другой город и обратно, не останавливаясь. Видимо оказалось многовато, так как первые три дня лежал пластом. Даже сердце побаливало. Но потом восстановился. А чуть позже проехали эту дистанцию с отцом на мотоцикле. На спидометре вышло 36 км. Неплохо для меня, любителя. И всё же не зря я себя мучил, как чувствовал.

Поезд уносит вагоны с призывниками куда-то в ночь на северо-запад. Вот уже палящее солнце над бритыми на лысо головами, зелёная форма, кирзовые сапоги и крик сержанта:

– Левой, левой! Раз, два, три! В ногу бежать, я сказал в ногу, уроды!

Учебка Остёр (пгт Десна) – образцово показательная дивизия сухопутных войск в СССР, наводящая страх и ужас на призывников, засевшая где-то в дремучих болотистых лесах Черниговщины, обросшая легендами и домыслами. Тут готовят военных специалистов, а  через полгода кого куда. «Кто был в Остре, тот знает ад, тому не страшен Бухенвальд», «Лучше жопой сесть в костёр, чем пойти служить в Остёр». Но выбирать не приходилось.

Все команды выполняются строем или бегом. Бегаем много и только в сапогах. Другой обуви у солдата нет, по крайней мере, на ближайшие полгода. Первый день в армии запомнился на всю жизнь. По команде «Отбой!» свалился на второй ярус кровати и от усталости моментально забылся мёртвецким сном, так и не успев укрыться одеялом. Но это ещё цветочки. Ягодки были позже.

Я среди лучших. Сержант это отмечает. Хороший солдат всегда в цене. Пока что нас учат одному – умело, быстро и безоговорочно выполнять любые команды. И терпеть, терпеть, терпеть. Мне не привыкать. Многие, попав сюда с «гражданки», такого просто не ожидали.

В один из дней, когда наша рота занималась физ. подготовкой, на спортгородке появился сержант по фамилии Бычков из соседней казармы. Одет он был с иголочки, вёл себя уверенно и даже немного нагло. В руках блокнот и ручка. Наш сержант то ли в шутку, то ли всерьез пытался его отогнать. Но тот продолжал прохаживаться между турниками и брусьями, внимательно наблюдая за солдатами и делая у себя какие-то пометки, не внимая окрикам нашего командира. Нам он повторял одну и ту же фразу: «Не обращаем внимания, продолжаем заниматься!». Перед этим он уже побывал на занятиях в соседних ротах. Странно, но и там ему тоже не были рады.

Наш сержант тихонько, чтобы не привлекать внимания Бычкова, советует особого усердия не показывать, иначе заберёт к себе.

– Ты сколько раз сможешь на турнике подтянуться? – шепчет он мне.

– Раз двадцать это точно. Я в школе 29 делал, товарищ сержант. Сейчас немного ослабел.

– Так вот, сейчас сделай пару раз и всё, спрыгивай на землю. Изобрази перед Бычком увальня. Иначе ты пропал, – советует он.

– А куда он людей записывает, товарищ сержант?

– Я тебе потом скажу.

Бычков заметил наши перешептывания и, хитро улыбаясь, выдал, что набирает крепких людей в спортроту. При таких словах в голове замаячили картины регулярных тренировок, полноценного питания, поездок на соревнования и прочие элементы полугражданского, полувоенного существования. Однако наш сержант, упорно настаивал перед ним себя не показывать. Было видно, что с одной стороны он что-то знает, но не имеет права рассказывать, а с другой – у Бычкова особая привилегия в подборе личного состава, и никто не должен ему в этом мешать.

Для меня, конечно, подтянуться пару раз на турнике после моих двадцати девяти было личным унижением и ущемлением самолюбия. Я в нашей роте уже числился среди хорошо физически подготовленных. Не смог на виду у всех изобразить «соплю». Легко подтянулся всего 10 раз и спрыгнул. Но и этого было достаточно, чтобы моя фамилия попала в блокнот Бычкова. Буквально сразу же после занятий, меня и ещё пару крепких ребят, повели в другую казарму. По дороге, мы всё допытывались, а, правда, что нас в спортроту забирают? На что сопровождающий Бычков многозначительно ответил: «Отставить вопросы! Сами всё увидите».

На втором этаже новой казармы всё то же: центральный проход с турником, двухъярусные кровати, идеально застеленные синими солдатскими одеялами с тремя белыми полосками, умывальник, туалет. Только всё сияет чистотой и вылизано, как нигде.

Сержант Бычков построил нас в расположении взвода, распределил койки, тумбочки и, чтобы развеять все домыслы и сомнения по поводу спортроты, пояснил, что служить теперь мы будем в необычной учебной роте и в особом, так называемом спецвзводе, на который возложена важная миссия. Спорта, всяких занятий и тренировок будет столько, что нас просто стошнить в ближайшие полгода, т.к. всё будет проходить в усиленном, интенсивном режиме. Здесь нас научат всему, но самое главное – терпеть и выживать. После учебки перебросят на Кушку – южную точку Советского Союза. Там пару месяцев адаптации в экстремальных условиях жаркого климата, а потом – привет, Афганистан! «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!».

И началось. С утра до вечера, от подъёма до отбоя ни присесть, ни прилечь, ни даже прислониться. Всё на ногах, на ногах, на ногах. Всё по команде, бегом и в строю. С самого подъема бег на 12 километров по танковой дороге, петляющей среди сосен и болот с голым торсом. Бежать нужно строем в четыре колонны и не отставать. Задыхаемся от пыли, так как под ногами песок. К мокрым от пота телам вместе с пылью прилипают стаи комаров, вылетевшие поживиться из болотистых сумраков леса. В животе резь, но из строя выходить нельзя, так и бегу с полным мочевым пузырём. Какой-то армянчик согнулся от боли, завопил на своём языке, пытается отстать и выпасть из строя. Не тут то было. Сзади бежит сержант и, со словами «Что маму вспомнил? А ну, сопли подбери! Это тебе не на гражданке баб трахать», пинает его сапогом, приказывая занять место в строю. Да, сурово тут у них.

В той роте, где я начинал свою службу, просто рай по сравнению с этим. Бежим уже, наверное, больше часа. Темп задаёт старший сержант. Он привыкший к нагрузкам. Только этим всю службу и занимается. Бежит, как страус. Отставать нельзя, иначе рискуешь попасть в разряд неблагонадёжных, называемых тут ЧМО (человек, мешающий обществу), что означает стать вечным претендентом в наряд по казарме, где придётся «пахать» сутками без сна.  

После обеда норматив на километр. Кто не уложится, будет бегать до посинения, пока не сдаст. А если и такого не случится – готовься получить наряд вне очереди. Вечером три километра на время. Условия те же. А ещё в наказание весь взвод ползёт строем или перемещается на корточках целый километр. Думаете легко? А вы попробуйте пройти на корточках хотя бы с десяток метров. Слабаки здесь изгои, им тут не место.

Ноги от усталости отваливаются, а стопы просто стираются до крови. Сбитые в сапогах портянки разрешается поправить только по команде старшего. Они вечно мокрые, потому что не успевают за ночь высохнуть. Форма от пота тоже влажная. На спине выступили белые пятна соли. Стирать бесполезно, потому что каждый день даётся с потом.

Ротный смотрит в наши почерневшие на солнце и осунувшиеся от каждодневных тренировок лица:

– Что, сынки, тяжело? Это вам не водку пить на гражданке. Там, куда вас готовят, ещё не раз вспомните с благодарностью, увернувшись от пули. «Тяжело в учении – легко в бою». Запомните на всю жизнь эти слова Суворова. Текущая Афганская кампания показала, что наши воины ещё недостаточно подготовлены. Это видно по числу погибших. Поэтому принято решение усилить вашу подготовку. Вопросы есть?

Вопросов нет. Хотя есть один: интересно, сколько её – жизни – у нас ещё осталось?

Шепчу другу, стоящему рядом в строю:

– Слыш, Володька? Это что же, из нас «пушечное мясо» готовят?

– А то! Не на бал-маскарад. Я слышал, как сержанты меж собою нас смертничками называли.

Даже мне, много бегавшему до армии, тяжело. Страшно болят ноги. Мозоли лопнули и кровоточат. Многие просто умирают, скрежеща зубами, почти воют. Но поблажек нет никому. Потому что из нас готовят волков, а волка, как известно, ноги кормят.

Танкодром, где мы учимся водить танки, расположен за шесть километров от части. До него только бегом и опять же по песку. Но это уже слишком просто. Задача усложняется. На форму надеваем чёрные танковые комбинезоны, через плечо противогазы. По команде: «Внимание! Газы!» облачаем головы прямо на ходу в проклятую резину и, не сбрасывая темпа, продолжаем бег под палящими лучами солнца. Через пару километров пот буквально заливает глаза. На пути к танкодрому очистные сооружения. Добежав до них, разрешается снять противогазы. Срываем маски, выливая из них по стакану пота, жадно хватаем воздух. Отстойники невыносимо воняют, но мы должны терпеть и дышать, потому что так надо – учиться терпеть здесь, чтобы выжить «там». Нас учат не только терпеть, но и управлять техникой, обслуживать её, не спать сутками, переносить голод, воевать, стрелять, убивать. «Там» без этого не выжить. Или ты, или тебя. И между этими занятиями бег. Медленный, быстрый, с ускорением, на короткие дистанции, на длинные, с полосой препятствий, по жаре, дождю, холоду, морозу. От которого действительно уже тошнит, но без которого ты превращаешься в живую мишень на поле боя.

Очередное испытание – марш бросок на 20 км по пересечённой местности в полной экипировке. Каска, автомат, противогаз, сапёрная лопатка, шинель в скатку через плечо, на поясе боеприпасы, за спиной вещмешок с пайком на трое суток. Всего – 32 кг. Мы были обязаны это сделать. А другого и не могло быть, так как просто нет выбора. Умри, но сделай и бегом.

Да…. Ноги, мои ноги. От ежедневных многократных нагрузок они огрубели, покрывшись толстым слоем мозолей, а на икрах сеткой разошлись синие лопнувшие сосуды. Они ещё не раз меня выручали на службе. То ли на учениях, то ли по тревоге, то ли при сдаче нормативов по солдатскому многоборью. Да и каждое утро начиналось с обычной пробежки в обычных солдатских сапогах, невзирая на погоду. По песку, по снегу, по бетону, по асфальту. Звучит команда:

– Батальон! Бегом марш!

Забыть о болях, убрать эмоции. Есть цель и слово «НАДО». И только равномерный удар сапог, и единое дыхание, и стук сердец, и спина впереди бегущего в одном строю. Бег все два года изо дня в день.

Последняя весна кружит голову. Скоро домой. Тучи по небу плывут на юго-восток, туда, где дом, где родина. Но Родина даёт новый приказ. Подняли ночью по тревоге. Опять бежим в полной экипировке к танкам. Садимся, заводим, полная боевая готовность. Ничего не знаем, но готовы выполнить любой приказ. Первым в неизвестность ушёл батальон хим. защиты. Нам – отбой тревоги! Повезло. Позже объявили, что рванул Чернобыль. Нужно быть готовым в любую секунду выступить в обозначенный район, чтобы закапывать всё, что там осталось.

За несколько дней до дембеля новая тревога. И опять бегом к танкам. Думали на ЧАЭС, а это «заворушка» в Сирии. Слушаем приказ. Мы, как Южная группа войск, обязаны выступить в юго-западном направлении через Балканы на Ближний Восток, чтобы протянуть руку помощи дружественной стране. Знакомо, уже было. Дембель в опасности. Как уже достали этими тревогами. Да готовы, готовы, чёрт возьми! Сколько же можно дёргать?! Надоело быть в подвешенном состоянии. Давайте уже куда-нибудь, хоть в самое пекло. В последний момент звучит отбой тревоги. Повезло? Может быть….

Прошло почти тридцать лет с той поры, а я всё бегу. Не так часто, не так много, не так долго, но всё же бегу. Этот бег, по сравнению с тем, так – мелочь. Но без того не было бы и этого. Он въелся в сознание, вошёл в привычку, впитался в кровь. Это – как желание пить, необходимость есть, как привычка чистить зубы. Это стало частью моей жизни. Хотя та жизнь по сравнению с этой была проще и понятнее: вот мы, вон враг, ставилась задача, звучал приказ, и ещё было слово «НАДО», не имеющее другого смысла. А тут на «гражданке» всё гораздо сложнее и запутаннее. Не поймёшь, где друг, а где враг, и откуда ожидать удар. Сам себе ставлю цели, отдаю приказы.

Я бегу, превозмогая боль, лень, усталость, тяжесть. Знаю, что через километра два колющая боль в боку пройдёт, откроется второе дыхание. Нужно только потерпеть. И с каждым разом немного прибавлять: по кругу, половинке, четвертушке. Иначе – застой, подобный смерти. «Система жива, пока движется».

 Зачем мне это? Подразумеваю не только банальное «ради здоровья». Тут всё гораздо сложнее и символичнее. Это своего рода ритуал, дань памяти о предках, сложивших головы на полях сражений, о тех, кто был рядом со мной, ушёл «туда» и не вернулся. Чтобы помнил о той жизни, научившей терпеть боль, уважать кусок чёрного хлеба и любить Родину. Помнить о смерти, чтобы ценить жизнь. И никогда не забывать слово «НАДО».

 В голове, как тогда, звучит приказ: «Батальон, к бою! Бегом марш!», и я бегу.

10 июня 2011 г.