Бог - есть любовь? Или напротив?

                  Бог – есть любовь? Или напротив?

Судьба людская – флёр каприза астральной неги колдовской?

Иль гениальная реприза, незримой сущности Святой?

Если смиренная – от Бога, ну а с гордыней – от чертей…

Две крайности одной дороги, всё б так…, не будь на ней страстей…,

Что славят взлёты и паденья рождённой Евою стези,

Как и греховное томленье, любовью сотканной зари.

Что прежде, в музе бренных терний, дорог земного бытия?

Судьба, с петлёю искупленья? Иль призрачной любви стезя?

Чем обусловлено сознанье на тверди древних берегов?

Хранящих в дебрях мирозданья, трагизм пророческих стихов,

От праведных библейских истин теологических морщин,

Объятых суетной корыстью, догматом вскормленных личин.

Что ожидает вечный странник, от данности земных оков?

Назвав острог свой – мирозданьем, пред оком призрачных богов.

Иль каплей разума средь бездны, вне догм начала и конца,

Шедевром – страсти и возмездья сакраментального Творца?

А может песнею абсурда, духовности, пленённой мглой?

Вдохнувшей ветреного чуда, астральной неги колдовской,

Что на земле зовут любовью и мир людей, и сонм богов,

Одною связанных судьбою, в поэме чувственных грехов.

Что нас спасёт, любовь иль догма? От удушающей петли,

Священной лжи слепого Бога, и слёз поруганной любви?

Достанет ли, разумной мысли в фаворе чувственных основ,

От россыпи священных истин – чертей пророков и богов?

Слова, лишь пафос утвержденья душою пестуемых грёз,

И коль черно её томленье, знать нет в ней, ни любви, ни слёз.

И даже под златой парчою приоров Сущего Творца,

Гнетущих лицемерной мглою благую суть Его венца.

Презревших истину рассветов, в угоду низменным страстям,

Восторги чувственных сонетов, вложив в уста срамным чертям,

Назвав, искусом Люцифера – страсть всеобъемлющей любви,

Распятой, властною химерой, пророчеств божьего слуги.

А что до светлой ипостаси душевной музыки земной?

Её мелодия прекрасна, в суконной тоге, и златой…

Её величье недоступно, ни панегирику фанфар,

Ни фанатичному абсурду – вериг, и адовых литавр.

Меч крестоносца, святость Рима, и пламень аутодафе,

Все парадигмы истин мира, подвластны лишь одной строфе,

Божественного провиденья, бессмертной чувственной зари,

С грешной поэтикой рожденья, и смерти, на брегах земли.

Не отказаться нам от музы, что воспевает жизни свет,

Без слов, в душе рождая чувства, которым чужд – азарт побед,

И горечь бренных поражений, присущих алчной суете,

Законов, догм, предубеждений, противных чувственной стезе.

И вечный свет животворящий астрологических чудес,

Пребудет, над смертельной жаждой, бездушью преданных повес.

Все краски гениальной пьесы – любовью лишь освящены,

И даже мрак смертельной бездны, лишь часть – божественной игры,

Непреходящего величья богини царственных ветров,

Парящей, над священной мыслью, земных пророков и богов.

                                                                                           Леонид Раин