За двумя зайцами

ЗА ДВУМЯ ЗАЙЦАМИ

Петрович хандрил. За окном оглушительно гавкали собаки, соревнуясь в своей старательности. Лаяли неизвестно на кого. Кругом ни души. На ежа, наверное.

Не спалось. Он снова взял книгу. Поправил под головой горячую подушку. Лампа пекла затылок, но хорошо освещала текст.

«Вот седьмой взгляд – очень веселый. Работайте для моциона и наслаждайтесь, покуда живете. Ищите счастья, но не ищите его далеко, - оно у вас под руками. Какой вам жизни еще нужно? Все делается к лучшему. Зло – это одна фантасмагория для вашего же развлечения, тень, чтобы вы лучше могли наслаждаться светом. Пользуйтесь настоящим и живите себе припеваючи».

Лучше не скажешь. Умный человек был Пирогов.

Ни ветерка. Душно. Издалека вновь раздался остервенелый лай. Его дружно подхватили все псины дачного поселка.

Собачников вызвать, что ли – тоскливо подумал Петрович и сразу же отмахнул эту мысль. Что за злодейские идеи? Все-таки жалко. Божьи твари. И, ведь, брешут–то в сущности, для тебя; показывают, что дескать мы всегда начеку. Сторожа мои незваные.

Он встал с дивана, потянулся. Открыл окно, проводив глазами наивно прячущегося в угол паучка. С улицы в дом проникал удушающий жар летней ночи. Тишина необыкновенная. Не слышно даже комаров. За окном никаких проявлений жизни, если не считать мотыльков, заколдованно кружащихся вокруг фонаря. Освещенные кроны деревьев кажутся театральными декорациями. Ни один листочек не шелохнется. Опять забрехали собаки. Кто там лает – не видно. Это, наверное, Сынок.

Полгода назад, в лютые морозы он был величиной с рукавичку. Кроме нас никто не приезжал на дачу в этом тупике. При температуре минус тридцать пять градусов, Машка самоотверженно боролась за жизнь. За свою и единственного своего Сынка. Бежала по снегу на трех ногах, поочередно поднимая то одну, то другую замерзшую лапу. Прикармливали, конечно, из жалости. Жили собачки где-то во дворе строящегося коттеджа. Там всегда кто-то из работников был. Тоже, наверное, кормили.

Благополучно перезимовав, Машка со своим щенком бродяжничала и побиралась на нашей улице, придерживаясь своей территории. Собака она умная, деликатная, понятливая, ласковая. Но зачем она нам? Летом мы её и подросшего отпрыска старались не баловать, и вообще не приваживать; но у ворот, на улице почти всегда оставляли остатки еды. Так же поступали и другие дачники.

И вдруг, в один прекрасный день, Машка нас осчастливила. Пробралась, каким-то образом, на нашу дачу и, устроившись в укромном месте, ощенилась. Принесла шесть кутят. И началась у нас веселая жизнь. Забавные слепые собачата пищали и повизгивали, каждый раз напоминая о себе и о навязчивой проблеме: что с ними делать и куда их девать. Такое вот доверие нам псина оказала. Психолог, тоже мне.

Поразмышляв в таком духе, он лег в свою постель и снова принялся за чтение.

«Человеку не суждено и не дано столько нравственной силы, чтобы сосредоточивать все свое внимание и всю волю в одно и то же время на занятиях, требующих напряжения совершенно различных свойств духа. Погнавшись за двумя зайцами, ни одного не поймаешь».

Тоже верно подмечено. Педагог он был не менее талантливый, нежели врач.

Мысли снова приобрели кинологическую направленность. Машку мы, конечно, опять стали кормить; куда тут денешься? Ну, пожалеем, пока кутята маленькие. А дальше-то что? Участок наш постепенно стал походить на проходной собачий двор. В заборах то тут, то там образуются новые дыры, лазы и подкопы. Грядки потоптаны, в клубнике нагажено. В самых неожиданных местах нарыты норы, разбросаны кучи земли. То ли она от жары пряталась, то ли мышковала. Не понятно. Но от этого не легче. Натуралист и покровитель животных стали постепенно во мне вытесняться огородником и собственником. Какого черта такие неудобства. За что чего? - как говорит теща. Да и на работу надо. Отпуск кончился. Не буду же я ради этих засранцев каждый день тридцать километров в один конец ездить. Нашли, тоже мне, добродетеля. Знаю я примеры подобной благотворительности, когда милосердных любителей собак и кошек выселяли с милицией и санэпидстанцией из собственного загаженного жилья, превращая их в БОМЖей - альтруистов. Мне подобные крайности ни к чему.

…

Через месяц, после тяжелых раздумий, погрузил Петрович щенков с мамашей в картонный короб и отвез в багажнике автомобиля все семейство к паромной переправе.

Вечером, наслаждаясь долгожданной тишиной, он взял ту же книгу.

«Отделяйте теорию от практики. Принимайте какую вам угодно теорию для вашего развлечения, но на практике узнавайте, главное, какую роль вам выгоднее играть: узнав, выдержите её до конца. Счастье – искусство. Достигнув его трудом и талантом, не забывайтесь: сделав промах, не пеняйте и не унывайте. Против течения не плывите».

Вечная история. Рассуждения одни, а поступки совсем другие. Вот тебе и теория с практикой. Петрович поправил изголовье и снова принялся за чтение.

«Все готовящиеся быть полезными гражданами должны сначала научиться быть людьми».

Книга упала на слипающиеся глаза. Петрович снял очки, выключил свет, повернулся на бок и сладко засопел.