Антона Павловича искушала и звала Перспектива. Жил себе Антон Павлович – не тужил, потягивал пивко по вечерам, покрикивая на телевизор с футбольными картинками, увлекался дамочками, говорящими «пиано», и в ус не дул. И вдруг – на тебе! Как щелчок по носу – бумс и «… в царство свободы дорогу грудью проложим себе…». А после всего этого и она в полный рост – Перспектива!
Возникла в туманных помыслах манящим силуэтом - глаза с поволокой, в ладошках серебро, и босыми ножками по травам шелковистым – шлёп-шлёп… шлёп-шлёп… к сладостным горизонтам. И при этом головкой так призывно кивает, мол, поспешай за мной, Антон Павлович, - не пожалеешь!
Ну, Антон Павлович поскрёб по груди, которой ему было наказано дороги прокладывать, оправил резинку на трениках, что ремень на гимнастёрке … и пошёл. А кто бы не пошёл? Ну, может быть какой йог, у которого ни платежей, ни пенсионных накоплений, а одна печаль-забота, как бы почесать ту ногу вокруг которой он в узел заплёлся. А подумав о том, что и его, Антона Павловича, - мужчину не гибкого, сто двадцать кило весом, жизнь, нет-нет да в те же узлы завязывает, пережимая артерии, отчего в организме образуется избыток давлений и долгое отчаяние похмелья, он и кинулся во все тяжкие.
Тяжких же на пути было, что конопушек у рыжего, то есть без счёту, но ведь и Перспектива тоже была! Манила сквозь эти самые «конопушки» путевым указателем – «В Главари!» При этом ещё и нашёптывала,
- Да чем же ты хуже, Антон Павлович, какого другого вожака человечества? А?
На что Антон Павлович неизменно отвечал зычным,
- Да ничем!
- Правильно! Всё в тебе, как положено – две руки, две ноги, посередине гвоздик, да и на мозгах у тебя не меньше, чем у кого серого налёта, а уж извилин – если все разогнуть, то они и до Луны дотянутся.
- Ну… до Луны, не до Луны, - соглашался Антон Павлович, выпячивая наружу всю свою скромность, - но до международной станции думаю, что и достанет.
А убедив себя в том, что он и впрямь способен увлечь за собой скучающие кислые массы, Антон Павлович поднатужился и… шагнул в Главари! В Главарях было уютно, надёжно и даже как-то по-взрослому. Тут тебе и тучные числа с вереницей нулей, и кабинетные потолки – хрен доплюнешь, и ширь, - что на мировой карте, на стене, что из окна подчердачной конторы. И пьянящая сласть – решать и указывать.
Вот Антон Павлович и решал. Однако с указыванием у него была явная закавыка. Решения хоть и бодрили кислые массы, занимая их отвлекающей трудотерапией, но высоких целей не обозначали. Отчего массы принимались, нет-нет, да и роптать – мол, укажи нам Антон Павлович, тот сияющий светоч, мухами не засиженный... тот, что нас бы озарил, восхитил и продезинфицировал. А то ведь, не ровен час, мы тебе же головёнку-то и открутим в угаре глубокого разочарования.
Ну, понятно, что от такого тезиса Антон Павлович отмахнуться не мог. Собрал он волю в кулак, щёлкнул шальварной резинкой по пузу и задумался. А подумав, кинулся поначалу всё к той же Перспективе. Мол, выручай, путеводная, выноси по гиперболе к целям таинственным, а то ведь и впрямь – чик-чирик и карачун! Но та лишь серебришко на травку насыпала и пошла себе дальше, давая понять, что не её это дело всяким дуракам цели указывать.
Ну, Антон Павлович вздохнул и тут уж принялся сам голову ломать – он уж её и так, и эдак, и на болевой, и на удушающий, а всё одно без проку. Ну, не так, чтоб уж совсем пустота, нет... вертелись в ней, в голове, все эти чаянья разномастные, от воли-волюшки до гомосятины, а вот чего новенького – на-ка выкуси! Всё новенькое до него прошлые Главари растащили, увлекая тружеников то в недра земные, а то и в дали космические.
Когда Антон Павлович уж было начал отчаиваться, к нему и пришла в меру обнадёживающая мысль, говорящая о том, что во всех (Во Всех!) предшествующих устремлениях «кислых и скучающих» есть что-то общее, на первый взгляд неуловимая составляющая – общий ингредиент, примесь, а может статься, что и приправа. А наведя на потёртые идеалы свой мысленный микроскоп, Антон Павлович эту приправу и разглядел. А разглядев, охнул – везде во всех свежеиспеченных идолах ярко и весело поблёскивали кристаллики первозданной глупости.
Вот тут-то Антон Павлович и засуетился, - Ну, да… Ну, конечно… Вот же она, цель, – единственная и первостепенная. Кристаллики эти отовсюду повыковыривать, слепить их в одну лепёшку и узреть в ней основу неудач и разочарований. Это ли не цель целей, и это ли не путь путей?
Но поостыв от распалившихся эмоций, Антон Павлович вновь задумался и уж тут понял неизбежное – увлечь ропщущие массы походом за глупостью невозможно. За светлым будущим – это, пожалуйста, за справедливостью-равенством – это сколько угодно. А вот за глупостью – нет. Вроде как бы унизительно за ради неё подошвы трением дырявить. И выходило так, что хочешь ли ты, Антон Павлович, не хочешь ли, а с Главарей – слазь, покуда и впрямь какой секир-башки не приключилось. И Антон Павлович слез. Слез на свой диванчик к футбольным картинкам и к тихо щебечущим дамочкам.
Однако теперь окружающую его благодать он неизменно пробует «на зуб», и, как правило, сам себе же при этом удивляется. А вот за манящей Перспективой более не волочится, потому как твёрдо знает, что в ладонях у неё и не серебро вовсе, а серебристые кристаллики глупости…
вероятно у главного героя прорезался зуб мудрости и теперь прежде чем кидаться во все тяжкие и принимать скоропалительные решения он включает мозговые извилины с серыми клеточками... отличный рассказ...
Помочь сайту
Поздравления
