Придумывая
ему имя, его родители, вероятно, меньше
всего думали о житейских невзгодах,
которые выпадут ему на непростом и
чреватом неприятностями жизненном
пути... Мало того, что его фамилия была
Канцельсон, а отчество — Соломонович,
так они еще имя дали ему — Абрам!
Сказать ради
справедливости, это неудобоваримое
сочетание в их родном городе, которым
являлась Одесса, ничуть не беспокоило
слабого здоровьем мальчика, ибо
Канцельсонов в их дворе было аж три
семьи, в каждой из них было обязательно
по Абраму, из коих двое имели отчество
Соломонович... В школе же, где он учился
в третьем классе, половина его
одноклассников имели очень похожие
фамилии...
Но сразу после
войны папе Соломону очень захотелось
переехать в Москву, где жил двоюродный
брат его жены, Мойша, или по-русски,
Михаил, с фамилией Рискин, работавший
в парикмахерской в переулке совсем
рядом с Кремлем...
Именно это
обстоятельство подвигло папу Канцельсона
ехать в Москву, чтобы устроиться там
бухгалтером куда угодно, лишь бы избежать
рутинной и неблагодарной работы в
одесской артели «Промкооперация»,
изготовлявшей — что бы вы думали? -
меховые шапки из цигейки!
А Соломон Канцельсон
был в Одессе выдающимся бухгалтером,
потому что ни разу не сидел в тюрьме, а
баланс у него всегда сходился тютелька
в тютельку.
- Сёма, езжай, ради
Бога, в Москву! - говорил ему по-дружески
Рувим Аугенблик, скрипач, игравший в
похоронном оркестре. - Там через год ты
станешь наркомом финансов, ручаюсь за
каждое свое слово...
И они поехали в
Москву...
Место, где они
стали жить, называлось Москвой только
самими обитателями десятка бараков,
стоявших на самом отшибе Великого
Города, да еще в документах, определявших
его границы и право на прописку... В
остальном же оно было известно как
«Бараки Стройтреста». Номер какой-то
еще был у этого стройтреста, очень
длинный...
В этом тресте и
работал теперь Соломон Канцельсон,
заместителем главного бухгалтера... За
что имел имел приличный оклад и отдельную
комнату в бараке для ИТР, то есть
инженерно-технических работников.
А его сын, герой
нашего рассказа, пошел в школу,
располагавшуюся в двух километрах от
бараков в обшарпанном, но зато кирпичном
здании..
И вот здесь начались
его настоящие мучения, с которыми
пришлось бороться не на шутку всей его
семье...
Когда учительница
Екатерина Дмитриевна ввела его в класс
и сказала детям, что теперь теперь с
ними будет учиться Канцельсон Абрам,
все почему-то громко засмеялись, а с
задней парты раздался басистый голос
какого-то переростка — второгодника:
- Канцельсон, а
сколько у тебя кальсон?
Следом последовал
совсем уж угрожающий вопрос со стороны
хилого, но очень развязного мальца
хулиганской внешности:
- Абрам, хочешь в
рыло дам?
С таким отношением
к его личности он до сих пор не сталкивался,
и ему сразу захотелось совершить два
прямо противоположных поступка: убежать
или подраться. Но, как оказалось, оба
этих поступка были просто нереальны:
убежать он не мог, потому что его крепко
держала за руку Екатерина Дмитриевна,
а драться он не умел, так как был
примерным ребенком в семье и школе.
Учительница
посадила Абрама за одну парту с тем
самым громилой, который интересовался
его кальсонами. Судя по наколке на
руке, его звали Вова. Фамилию соседа он
узнал при перекличке — Шутов.
Едва учительница
повернулась к доске, чтобы записать
число, Вова Шутов достал из кармана
финку и воткнул ее в парту, сказав
грозным шепотом:
- Залезешь на мою
половину, получишь пенделя!
Что такое «пендель»,
Абрамчик не знал, но убрал локти с парты
совсем, так как пространство, отведенное
ему соседом, было чересчур крохотным.
На переменке стали
претворяться в жизнь и другие угрозы:
хулиганистый заморыш по прозвищу Шкет
отпустил ему две хорошие затрещины,
когда Абрамчик проходил мимо его парты
в коридор, где, как он надеялся, не знали,
кто он такой... Но надежды мальчика не
оправдались: там сразу обозвали его
«кальсоном» и и спели песенку про Абрама
и Моню, которые шли в Одессе «на шухер»...
Вечером за ужином
он сразу объявил, что в школу больше
не пойдет. В ответ на папино «Почему?»
он честно и подробно рассказал о своих
злоключениях, и тогда папа встал и сказал
гневно:
- Тогда туда пойду
я!
На что мама Роза
ответила ему увещевающе , но твердо:
- Перестань, Соломон,
не кипятись... Ходить туда совсем не
надо... Разве ты ходил до большого
начальства, когда тебя мадам Проценко
помоями облила аж с третьего этажа?
А Абрамчику она
сказала:
- Ты сходи туда
еще пару раз, сыночек... А потом мы
посмотрим... Не может быть, чтобы тебя
так не любили... И спрашивается: за что?
Утром мама Роза
сунула ему в портфель сверток с завтраком
и шепнула, чтобы не слышал папа:
- Ты мальчика,
который с тобой сидит, обязательно
угости... Да и других тоже, если подойдут...
Едва он вошел в
класс, как сразу понял, что навряд ли он
последует маминому совету сходить в
школу еще «пару раз». Внимание всех
присутствующих было обращено только к
нему, и оскорбления — как моральные,
так и физические - сыпались градом...
Но он стойко
дождался начала урока, а на перемене
достал из портфеля мамин сверток...
Сначала он удивился
сам, увидев, что завтрак был явно рассчитан
не на него одного: почти пол-буханки
черного хлеба, большой, тонко нарезанный
кусок розового с прожилками сала,
которое мама привезла еще с Одессы, и
целых десять штук конфет- помадок...
Потом он увидел,
что и его сосед Вова Шутов смотрит на
это богатство не то что удивленно, а
просто, как на какое-то чудо, оказавшееся
у них на парте по воле скатерти-самобранки,
и сказал:
- Угощайся... Мне
одному не съесть...
Здесь надо сразу
сказать, что Вова Шутов был из очень
бедной семьи, и подобное пиршество видел
в первый раз за всю свою сознательную
жизнь. Мама его работала в конторе
стройтреста уборщицей, а отец пропал
без вести на фронте, и пенсии за него
они не получали. К тому же шел тогда
голодный сорок седьмой год...
Но надо было знать
Вову Шутова, чтобы понять, почему он не
смог принять угощение от человека,
которого он только что обзывал «кальсоном»
и заставлял висеть на краешке парты. И,
сглотнув обильную слюну, он сказал
вдруг:
- Чего-то не хочется
… Давай лучше Шкета угостим. А то он
скоро коньки совсем откинет...
И Вова, чуть не
плача от собственного великодушия,
закричал на весь класс:
- Эй, Шкет, канай
сюда, новенький шмат сала притаранил,
угощает!
… На следующее
утро, не успел Абрамчик войти в класс,
как Вова Шутов вспрыгнул на парту и
провозгласил:
- Слушай, малявки!
Если кто из вас Канцеля тронет или
обзовет как, будет со мной дело иметь!
Усекли?
… И таким образом
наш герой навсегда был избавлен от
любых оскорблений его личности и получил
совершенно безобидное прозвище «Канцель»,
которое спустя много лет легко
трансформировалось в «Канцлер». Это
случилось, когда он он стал доктором
наук и возглавил институт, занимавшийся
исследованиями серьезных проблем, о
которых знать нам было не положено
...
Помочь сайту
Поздравления
