Я люблю читать положительные, комплементарные рецензии, мне от них уютно и тепло, и я не люблю читать отрицательные, критические отзывы, мне с ними как-то зябко. Я что, один такой? Кто-то, может, скажет, что критика заставляет держать себя в струне, в узде, отточить мысль, исправить слог… К черту все! И мысль - какая есть и другой не будет, и слог - какой бог дал и иного не перенять. Критика никого не делает лучше. Злее – возможно, лучше – никогда. Человек всегда есть то, что он уже есть, чем уже сделался. Принимай или отрицай его, но только не переделывай. А еще есть хорошая английская пословица: не сломано – не чини.
И чего чинить-то? Все механизмы давно уж и совсем не нами устроены, свинчены, прикручены, притерты. Поди вон, дай ремонт, исправь Путина, Меркель, Трампа почини. Сучий мир этот почини. Он, они такие как есть, как даны нам. Они, можно сказать, явились и живут. Я тоже явился и живу. Я не просил – просто однажды обнаружил такой очевидный прецедент, что уже явился на свет этот и уже как-то существую в нем. Я и писать-то себя никак не заставлял, усилием никакой воли. Само взяло и привязалось. Мне нравится теперь это делать.
Когда-то взяло, каким-то странным поздним вечером, в позднюю же пору жизни, вдруг взяло, да и понравилось. Нет ничего греховного в письме. Это ж не музыка, которую не вырвешь из ушей, если уж она звучит за стеной у соседа. Письмо можно и не читать, когда если не нравится. Тут я все-таки процитирую реакцию не вспомню на что моё и не стану называть кого и с чего меня взвело: «глюпая писанина позорной личности о гениальных стихах неизвестного поэта, о мыслителях лючше вообще и не заикаться . Больше ничего читать не буду». Как вам? Я не про издевательскую, видимо (так и не понял к чему) букву «ю», а, вообще, как вам? А каково мне? Это вот… «позорная личность». Это ж не критика? Это ж вроде и плевка? Нет? Вы так не думаете?
А я думаю, прям чую теплую, липкую слюну на спине. По правде, не хотел бы думать, а, вишь ты, думаю же… Я тоже, разумеется, больше читать не стану. Мы оба больше читать не будем, но писать-то мы будем? Я буду. Мне нравится писать. Я неплохо умею рисовать, но ни акварель, ни масло меня больше не зовут. Я сносно умею играть на пианино и гитаре, но эти два божественные инструмента меня больше не влекут. Я как-то, сколько-то умею писать… Да. Я умею писать. Никогда не говорил себе этого, пока кто-то вдруг, непонятно с чего, не назвал меня, хм…, позорной личностью. Я умею писать. Не хочу сравнивать себя ни с великими, ни с низкими – просто умею. Смею надеяться – недурно. Ну а ежели и дурно, - так ведь и проще нет, чем не читать.
Завтра, само собою, я это удалю (или, черт бы с ним, оставлю себе злым напоминанием). Но пока…, плевок этот…, прям горит на спине, жжет, сука (простите мне вечное это мое, но очень любимое мною слово, скорее, яркое междометье – оно ни к кому – только себе).
[Скрыть]Регистрационный номер 0369272 выдан для произведения:
Я люблю читать положительные, комплементарные рецензии, мне от них уютно и тепло, и я не люблю читать отрицательные, критические отзывы, мне с ними как-то зябко. Я что, один такой? Кто-то, может, скажет, что критика заставляет держать себя в струне, в узде, отточить мысль, исправить слог… К черту все! И мысль - какая есть и другой не будет, и слог - какой бог дал и иного не перенять. Критика никого не делает лучше. Злее – возможно, лучше – никогда. Человек всегда есть то, что он уже есть, чем уже сделался. Принимай или отрицай его, но только не переделывай. А еще есть хорошая английская пословица: не сломано – не чини.
И чего чинить-то? Все механизмы давно уж и совсем не нами устроены, свинчены, прикручены, притерты. Поди вон, дай ремонт, исправь Путина, Меркель, Трампа почини. Сучий мир этот почини. Он, они такие как есть, как даны нам. Они, можно сказать, явились и живут. Я тоже явился и живу. Я не просил – просто однажды обнаружил такой очевидный прецедент, что уже явился на свет этот и уже как-то существую в нем. Я и писать-то себя никак не заставлял, усилием никакой воли. Само взяло и привязалось. Мне нравится теперь это делать.
Когда-то взяло, каким-то странным поздним вечером, в позднюю же пору жизни, вдруг взяло, да и понравилось. Нет ничего греховного в письме. Это ж не музыка, которую не вырвешь из ушей, если уж она звучит за стеной у соседа. Письмо можно и не читать, когда если не нравится. Тут я все-таки процитирую реакцию не вспомню на что моё и не стану называть кого и с чего меня взвело: «глюпая писанина позорной личности о гениальных стихах неизвестного поэта, о мыслителях лючше вообще и не заикаться . Больше ничего читать не буду». Как вам? Я не про издевательскую, видимо (так и не понял к чему) букву «ю», а, вообще, как вам? А каково мне? Это вот… «позорная личность». Это ж не критика? Это ж вроде и плевка? Нет? Вы так не думаете?
А я думаю, прям чую теплую, липкую слюну на спине. По правде, не хотел бы думать, а, вишь ты, думаю же… Я тоже, разумеется, больше читать не стану. Мы оба больше читать не будем, но писать-то мы будем? Я буду. Мне нравится писать. Я неплохо умею рисовать, но ни акварель, ни масло меня больше не зовут. Я сносно умею играть на пианино и гитаре, но эти два божественные инструмента меня больше не влекут. Я как-то, сколько-то умею писать… Да. Я умею писать. Никогда не говорил себе этого, пока кто-то вдруг, непонятно с чего, не назвал меня, хм…, позорной личностью. Я умею писать. Не хочу сравнивать себя ни с великими, ни с низкими – просто умею. Смею надеяться – недурно. Ну а ежели и дурно, - так ведь и проще нет, чем не читать.
Завтра, само собою, я это удалю (или, черт бы с ним, оставлю себе злым напоминанием). Но пока…, плевок этот…, прям горит на спине, жжет, сука (простите мне вечное это мое, но очень любимое мною слово, скорее, яркое междометье – оно ни к кому – только себе).